Песчинки, ветром освящённы,
Бежали в жёлтых красках дня,
И сидя муж заворожённый
Ждал приближения огня.

В незримом пламени мелодий
Игры замысловатых форм,
Внутри мифических рапсодий
Он жаждал вызвать бурный шторм.

В пустыне странник одинокий,
Души скитания приняв,
Забыв на время мир жестокий,
Свой нрав покоем обуяв.

Он погрузился в пыль мечтаний
И, строя связи на песке,
Ловил поток людских страданий,
Летящих молча налегке.

Метаний алые зигзаги,
В глазах рисуя чёткий след,
В безлюдие спустили знаки -
Соблазны солнечных планет.

Пустыни златые барханы,
Вобрав в себя всю соль земли,
Ныряли в тишину нирваны
И посылали корабли.

Как храмы, плыли они молча,
Пространство жадно искривив.
И взгляд их был зловеще-волчий,
Игрив немного и фальшив.

На первом корабле пустыни
Сам искуситель восседал,
В одеждах явственной гордыни
Он указанья рассылал.

Увидев странника от неба,
Змей усмехнулся и сказал:
"Создай из камня булку хлеба,
Чтоб боле ты не голодал.

Ты можешь, раб печалей люда,
Одной лишь мыслью сотворить
Роскошные по вкусу блюда
И полон стол из яств накрыть".

Песков скиталец приподнялся,
В лазурный свод забросив взгляд,
Он возразить не побоялся
Тому, кто бесов вёл отряд:

"Не хлебом человек единым
Жить будет дале на Земле,
А словом - Божьим исполином,
Сверкая им в туманной мгле".

Но капитан был хитроумный,
Он град в пустыне вдруг воздвиг:
"Тебе дарю его, разумный,
Царём пребудешь в один миг.

Возвысившись над бренным миром,
Ты будешь им повелевать,
И, став в глазах людей кумиром,
Возьмёшь от тьмы мою печать.

Ты должен только поклониться,
Признав, что Бог я и судья
И мироздание кружиться
Лишь будет впредь вокруг меня".

Но оборванец повернулся
Спиной к дарам от Сатаны,
Украдкой мило улыбнулся:
"Твои щедроты не нужны.

Ведь там, куда прибудет каждый,
В златых цепях не будет прок.
Он сможет сам создать однажды
В небесных далях городок.

Воздвигнуть храмы и дороги,
Придумать мыслью чудный сад,
И, радостью стерев тревоги,
Вдохнуть счастливый аромат.

Во все благие начинанья,
Что вечный сон устроить смог,
Познав Всевышнего дыханье,
Разрушив плотского острог".

И понял змей, что искушенье,
Разбившись о святую твердь,
Лишилось духа в изумленье,
Поняв, что смерть теперь - не смерть.

И тут же корабли-чертята
Исчезли в странника глазах,
И взвились ангелы-орлята
В песочных искренних мечтах...

А сорок дней как не бывало,
Вернулся путник в города.
В нём вера в Бога клокотала,
Как Вифлеемская Звезда.