Аннотация: Три рассказа, объединённых одним местом действия, армейским специальным ж/д составом. Первые два - фэнтези/фантастика. Третий - мистика какая-то. Несмотря на древность рассказа, выложил его недавно, критика приветствуется.
Состав.
В начале июля нас вытащили в «короткую командировку» - так обещали. Но через три дня мы совершили суточный марш почти без остановок на восток. Там к нам прицепили три платформы с БТР-ами и два жилых вагона с рестораном для роты охраны. Стало ясно, что командировка надолго.
Мы мчались в неизвестном направлении. Менялись тепловозы, окружающий пейзаж и настроение. Как не пытался я найти за бортом хоть какой-нибудь знак, указывающий на район пребывания, всё было напрасно. И спросить не у кого.
За окнами сначала простиралась степь с частыми посёлками, потом скалистые горы с лесом. Наконец, скалы стали ниже, а хвойный лес всё выше. Иногда за окнами вдалеке я замечал посёлки, окружённые наблюдательными вышками.
Наконец, на седьмой день командировки состав остановился.
Где мы? Это интересовало всех. Даже командир части по-моему был в затруднении ответить на этот вопрос. Мы шли по графику паролей ж/д связи. В эфире слышно только Московское Радио на разных языках и мощные шумы, будто глушители. Это тоже знали все. И ничего больше.
И вот полдень седьмого дня с начала командировки. Локомотив остановил состав на малюсенькой станции. Слева — пути и лес, справа — бетонная платформа и лес. Здорово так! Цветы между шпалами растут. Томный медовый и хвойный запах буквально сквозь стены проникал в вагоны.
Солдаты роты охраны повыскакивали из своих вагонов и стали натягивать капроновую маскировочную сеть с пластиковыми листьями надо всем составом. Через двадцать минут, закончив своё дело, они скатили БТР-ы, забились в них и разъехались в разные стороны. Спустя полчаса после их отбытия зашевелился наш состав. Выкатилась тарелка космической связи. Радики и релейщики закопошились на пригорке, устанавливая мачты антенн.
Так, в заботах прошёл весь день. К вечеру компклекс связи заработал на полную мощность. Дизеля своим надсадным гулом резали чистый лик тишины. В их рокот добавилось и внесло своеобразную мощь, гудение электроники. Биллионы маленьких частиц заработало вместе с нами.
Пошла размеренная, осёдлая работа.
Если в пути связисты уставали ото сна, то теперь приходили в спальные вагоны издёрганные напряжённой работой. Каналы связи работали постоянно. Сверхсрочные «монолиты» следовали один за другим, оглашая радио всего состава резким карканьем.
Ночью, спустя двое-с-половиной суток после остановки состава ветер усилился и за ночь в небе нанесло туч. Мрак поглотил лес и пути. Три слабых фонаря лениво сопротивлялись всепроникающей черноте, но заморосивший к утру дождь с туманом поглотил и их. С восходом солнца темнота рассеялась, но томный, влажный полумрак остался.
Запищал мой будильник и я, свесившись с верхней полки в служебке, включил вентиляцию. Я служу проводником и это моя работа. Потом выключил будильник и отвернулся к стенке, чтобы досмотреть заключительную серию сна «про индейцев». Не успел я устроиться поудобнее «согласно очередной директиве», как зашипело внутреннее радио. А потом заиграло: уить-уить-уить...
Когда я уже натянул на себя спортивные штаны, впрыгнул в сапоги и, на ходу застёгивая рубашку и ремень, ринулся к оружейке из динамиков голосом зампотеха сказало: «Внимание! Тревога! Сбор напротив 1шестнадцатого и пятнадцатого агрегатов!..»
Всё это было совершенно неожиданно и определённо разозлило меня. Однако, увидев несколько растерянные лица спецов и командиров, я понял, что тут что-то нечисто. Впрочем, времени на долгие раздумывания не было.
Путаясь в маскировочной сетке и кабелях отдыхающая смена выстроилась перед вагонами. Несколько спокойных минут, орошаемые дождиком, мы ждали командиров. Надо всеми зависла тайна.
Проводников и официантов, обслуживающих состав, вывели из строя. Ополовинили БД. Набрали человек 20-30. Взвод. Во главе с комроты мы получили полный кмпклект снаряжения взвода, с рацией и отправились по мокрой тропе в неизвестном направлении. Я успел разглядеть — все мои братья, третий период. Почти половина — сержантский состав.
Бегом, подгоняемые резкими выкриками ротного, мы мчались по скользкой, поросшей кореньями дороге. Окружавшее нас молоко тумана поглощало всё: звуки, тени, свет... Был виден лишь мешок впереди бегущего, да слышен топот его ног. И больше ничего.
Минут через тридцать, одолев километров пять лесной тропы наш сборный взвод вышел из леса и остановился. Ротный поставил нас полукругом и стал объяснять ситуацию:
- В трёх километрах отсюда есть старый лагерь. Там расположен наблюдательный пункт охранения. В пять часов с него последний раз доложили. В шесть он на связь не вышел. Не исключено нападение. Возможно придётся пострелять...
- В кого? - прорвался несдержанный вопрос.
Командир нахмурился, но ответил:
- Не знаю.
Тихий, но чёткий ответ поразил всех своей неопределённостью и растерянностью, которую рота ни разу не чувствовала в голосе своего командира. Будто молоко тумана вдруг скислось и зазвенело от столь неожиданного «не знаю».
Теперь мы шли осторожно. На ощупь. Под ногами захлюпало болото. Со дна поднимался булькающий газ. Вязкая от тины болотная жижа уже добралась до пояса, когда откуда-то слева донёсся пронизывающий, вселяющий в души страх, вой. Он был негромкий, но настолько чёткий, что, будто по команде, все остановились и посмотрели в сторону звука. Вой, протяжный и далёкий, повторился ещё и ещё. С перекошенных болотом и прогнивших стволов деревьев, сорвались маленькие крылатые существа, не похожие на птиц, и с пронзительным писком стали метаться над нашими головами.
Напряжение росло. В замершей непроглядной дымке послышались тяжёлые, булькающие звуки. Внезапно вой раздался совсем близко. В конце он необычно перешёл на рык.
В моей груди всё задрожало то-ли от страха, то-ли от резонанса звука, то-ли от остановки в холодном болоте. Тяжёлой ледяной волной прокатился по телу озноб. Панически затряслись руки и поплыло в глазах. Пальцы инстинктивно щёлкнули предохранителем. Я услышал щелчки вокруг. Это меня успокоило.
Краем глаза я уловил движение справа. Повернувшись, я различил, как шедший спереди меня Малой, закатив глаза, стал заваливаться на бок. Его мешок уже наполовину погрузился в чёрную жижу, когда я, с трудом переставляя внезапно отяжелевшие ноги, добрался до него и сунул под самый нос пузырёк с нашатырём. Рядом грохнула короткая очередь.
- Не стрелять! - почти истерический крик ротного потонул в частой стрельбе.
Немного разрядив нервы, взвод перестал бестолку жать на курки. Невдалеке продолжало тяжело булькать. Всё громче и громче. Всё ближе и ближе. Будто кто-то плыл прямо на нас. Летучие мыши уже не пищали над болотом. Их будто сдуло куда-то в сторону. И метание этих уродливых существ больше не отвлекало нас.
- Внимание, газы! - капитан выполнял свои обязанности.
Только теперь я почувствовал тошнотворный запах гнили, нахлынувший едкой волной откуда-то слева. Там-же, совсем рядом, в каких-то 20-30 метрах от меня болото плеснуло и закачало волнами.
- Ого! - вырвалось у меня. И тут-же, будто только этого и ожидая, из чёрной грязи болота с воем и рыком, с резким шумом падающей воды вырос огромный, исполинский зверь. Совершенно чёрный в этом тумане, он будто светил вокруг себя большими, красными, огненными глазами. Короткий, толстый хобот поднялся, обнажив острые, саблеподобно загнутые клыки. Голова будто вросла в плечи монстра — грязная рыжая грива скрывала шею и часть груди. Чудовище подняло сильные, мускулистые лапы, украшенные кинжалоподобными когтями и рыжей шерстью, выбивающейся из-под костяшек чешуи, которой обросли лапы ниже локтей.
Зверь обвёл нас холодным, ненавидящим взглядом, но медлил, будто растерялся. Этого было достаточно, чтобы я вскинул автомат и прицелился. Хозяин болота попятился, предчувствуя угрозу.
- Целься! Огонь! - услышал я приглушённый крик ротного.
Чудовище злобно сверкнуло глазами и с мощным, атакующим рыком бросилось на нас. Я, внезапно, задрожав, спустил курок. Вокруг тоже забахали выстрелы, слившиеся в нестройный залп. Зверь, в порыве атаки будто натолкнулся на невидимую стену. Закачался, остановленный ударами невидимых ос. Схватился за окровавленную грудь и с душещемящим, страдальческим воем рухнул в болото, взметнув тяжёлую волну.
Из оцепенения меня вывели крики ротного:
- Марш! Марш! Резче поворачивайся!
Уже не помню, как мы добрались до края болота. Полминуты вылить грязь из сапог, и дальше! Через полчаса мы вышли на пригорок, где утренний ветер успел разметать туман. Невдалеке маячили невысокие вышки и столбы. Лагерь.
В центре стоит БТР и обжитый барак.
Вскоре мы уже сушились у буржуйки в бараке и напряжённо молчали. У каждого в глазах застыл холодный, дрожащий страх. Днём за нами прислали вертолёт.
(08.02.1991)
Состав II.
Наш состав откочевал далеко на юг. С-неделю пути. За окнами лес. Горы. Холмы. Степь. Бескрайняя, долгая, дикая степь. Редкие станции для заправки. Почти безлюдные посёлки и опять степь. Изредка пересекаем почти высохшие речные русла. А ведь несколько недель назад здесь под длиннющими мостами несли свои воды широкие, полноводные реки.
На небе ни облачка! Жара. Степь разогрета. Воздух дрожит от нестерпимого зноя. Звенит в ушах. Вентиляция не выключается и воет постоянно. Кондиционер уже стал показывать свой характер. Только ранним утром я выключаю его, чтобы дать отдохнуть.
Уже в середине недели пути степь всё больше стала походить на пустыню. Выжженная трава сменилась редкими островками дёрна, между которыми твёрдая, как камень, лежала красновато-серая глина. А под конец недели я наблюдал в окно лишь твёрдые дюны кое-где заваленные песком. А жара стояла такая, что на остановках позволила бы наверно готовить пищу прямо на песке. Наружу можно выйти только в зимней шапке и бушлате.
Жесточайшая экономия воды делала даже чистку зубов непозволительной роскошью. Ведь на маленьких станциях частенько не оказывалось даже мутной воды для охлаждения дизелей.
Наконец мы прибыли на запрятанную в песок базу. Два ряда колючки опоясывали бетонные коробки, засыпанные песком. Состав загнали в длинный бетонный бункер, в котором стояла прохлада даже в полдень.
Подземная база с радостью приняла постояльцев. Расположившись в почти комфортных условиях, мы получили сутки отдыха и трое суток интенсивного ремонта с покраской агрегатов в жёлто-коричневый цвет.
Спустя четверо суток дизель вытащил вагоны из бункера и снова поволок нас по безжалостной суши. Ночью нас долго продержали на запасном пути какого-то полустанка: d обратный путь по одноколейной трассе шли пустые платформы. А по-утру мы въехали в подземный коридор.
Вполне объяснимое ожидание близкого выхода из тоннеля затягивалось. Солнечные лучи, погаснув у входа не собирались возвращаться. Мы ехали почти без единой остановки. Лишь время от времени серые рёбра тоннеля отступали, открывая ярко освещённую платформу и рельсы запасных путей. Мы пропускали встречный и отправлялись дальше.
Раз поезд остановился. Я, два проводника, повар и разводящий из наших и пара дневальных из охраны принялись заправлять вагоны водой. Между нами и «пехотой» курили два прапорщика и о чём-то оживлённо беседовали. Видать анекдоты.
Пока вода шумно бежала по шлангам в баки вагонов я успел рассмотреть небогатый «пейзаж» станции. Бетонная платформа. Небольшой барак с теплицей. Рядом служебная будка управления. С другой стороны кирпичные стены ещё какого-то здания. Под фонарями аккуратно разбито что-то вроде клумбочек, а в них сочная, удивительной на этом бетоне свежести, зелёная трава. Сверху выбеленный, однако посеревший от тепловозного выхлопа, потолок. Хозяев нигде не видно. Я с Сёмой, проводником офицерского вагона, припахав ещё одного дизелиста из бобров уже сматывали шланги, когда задняя стрелка зашипела пневмопереводом и сдвинулась. Через некоторое время послышался стукающий шум и из незамеченного мной в полутьме тоннеля выскочил маленький, трескучий транспортёр с двумя десятками тяжело гружёный породой вагонетками, проследовав в сторону, откуда нас вятнул сюда тепловоз. Тоннель жил своей жизнью.
Время, когда грандиозное сооружение выпустило нас нико зафиксировать не успел. Мы выехали в чёрную, южную ночь.
Горы отступили далеко назад. Когда я выглянул в окошко, то обнаружил пустыню. Однако-же не ту. Слишком ясное небо и чистые звёзды. Будто дома, в России, в трескучий мороз.
По утру состав остановился под широченной камышовой крышей. Она как будто была заранее построена под его длину. Рядом насосная станция и бетонка из ровных прямоугольных плит.
Охранение снялось и укатило в разных направлениях, а связисты бросились разворачивать антенны. Утро наступило быстро. Будто кто свет включил. А с солнцем возвращалась жара.
И опять зашумела работа на Боевом.
Загудели кондиционеры, включилась аппаратура. Однако, не успели полететь в эфир первые телеграммы, как в расплавленном от жары воздухе появился высотный самолёт. Я увидел его, когда после остановки выскочил проверить заземление вагона. Точнее увидел не его, а его гибель.
К серебристой точке, оставляющей в небе белый шлейф стартовали сразу три зенитных ракеты. Серия взрывов — и самолёт исчез в красно-серых шариках. Однако кто-то нас уже засёк. Я понял, что это была война. Хотя нам о ней и не объявили.
В четыре часа дня, когда я готовился к уборке, небо над пустыней разорвало рёвом рукотворных хищников. Тут-же по всему составу вырубилось питание. Самолёты, чуть не сдув крышу, пронеслись над нами. Рёв стих так-же внезапно, как и появился.
Промахнулись...
В наступившей тишине отчётливо был слышен надсадный рокот всех дизелей. Я удивился: куда девалась энергия?! Для работы всего состава было достаточно одного движка, а гудели все одиннадцать! Секрет я узнал спустя неделю, когда на одной из заправок не поленился посчитать вагоны. Оказалось, что за крайним «багажным» с космической тарелкой внутри, скромно прилепился точно такой-же. Видимо в нём и была причина того, что авиация врагов не доставила нам существенных неприятностей. Но это было потом. А пока... воздух задрожал. Душа сорвалась в пятки, а нервы зазвенели от ужаса. Теперь-то они уже не промажут!..
Засвистели бомбы. Широким ковром в стороне легли взрывы. Совсем рядом. Но даже крышу не закачало. А один из остроносых призраков, подрезав высокий холм из песка и глины, кувырнулся и запылил невдалеке зарываясь в песок.
Ещё несколько раз на следующий день враги возвращались. Но всё повторялось снова. Ни одна бомба или ракета, которыми они обильно посыпали вокруг, не достигла цели.
Потеряв ещё четыре машины неведомый противник оставил попытки уничтожить наш поезд.
Ещё с-месяц мы катались по пустыне и везде повторялось одно и то-же. Налёт. Море взрывов и огня. Ослепший, будто потерявший чувство пространства самолёт. «ПВО» действовало безотказно.
За это время я часто наблюдал за бортом жизнь неведомой страны. Гружёные ящиками верблюды, ведомые бородатыми мусульманами сменялись грузовиками, пылившими недалеко от состава. Военные неизвестной, но дружественной нам армии. Но видел я это только в пути. На остановках от Востока нас отделяло охранение
Возвращались мы черз тот-же тоннель. Это была последняя дорога домой. Боже мой! К-510 мы стали называть домом! Этот дурдом!
(24.02.1991)
Состав III.
(внимание, ненормативная лексика!)
С неба, затянутого чёрными грозовыми тучами, сорвалась тяжёлая водяная капля и понеслась к земле. По пути на неё налипали песчинки окисей серы и азота и поэтому на подлёте к земле капля уже была серьёзно вооружена кислотным осадком...
Поздравив себя с облегчением я вышел из палатки походного туалета, в просторечии с «очек», и неожиданно почувствовал себя как-то неуютно. Усилившийся к вечеру ветер вот-вот должен принести дождь. А это значит, что бардак в салоне агрегата обеспечен. Придётся мыть полы после каждой смены, да ещё с мыльцом... Раз уж начал на отпуск рвать, так надо рвать до конца, а не останавливаться на середине. Так или нет?
Холодная волна влажного ветра вновь тяжело облизала меня, да будто до сердца достала: «Бр-р-р...»
Не долго думая? Прыжками я побежал ко входу в вагон. Ухватившись за поручни, подтянулся и бросил своё тело в проход. Однако на полпути к тёмному зеву, мне на лоб плюхнулась тяжёлая дождевая капля. Разбившись, она сотнями мельчайших брызг на мгновение ослепила меня. И в тот же момент небо расколола мощная вспышка. Зажмурившись, я нырнул в тамбур. Позади оглушительно бабахнул гром.
Обретя, наконец, равновесие я обернулся. Пахнуло озоном и горелой проводкой. В чёрном кругу выгоревшей травы бело-сине-красным светом догорала полуразрушенная антенна телеграфа.
«Подумать только!» - моё лицо скривилось в гнилой усмешке. Я даже сам удивился неуместному сарказму.
Складки кривой улыбки разгладились и я решил позвонить об увиденном на ПУС (пост управления связью). И только тут до меня дошло, что я «поехал». Это состояние похоже на то, когда выпитое некоторое количество «шнапса» «бьёт по шарам». Желания, мною «высказанные», будто кто другой выполняет, а я, спокойно так наблюдаю со стороны за его действиями.
Слегка покачиваясь, я вошёл в салон агрегата. Свет выключен. Тишина. Спят все, что ли? Рановато, вроде... И свет в коридоре вырубили... Я заученно шагнул в служебку. Однако пульт не проявил признаков жизни. Без толку пощёлкав тумблерами я поднял шторку окна и, при слабом свете, пробивавшемся снаружи, нащупал телефон. Тут меня ждала новая неожиданность. Телефон молчал!
Я выругался и направился вдоль вагона, намереваясь узнать о случившемся.
- Товарищ капитан! - постучался я в приоткрытое купе начальника СД (службы движения). Ответа не последовало. Купе пустовало. В следующем купе тоже чисто!..
За окнами по железу застучали частые капли дождя. Ветер прекратился. Отдельное удары капель слились в спокойный гипнотический шум. Это успокаивало и тянуло в сон...
В последнее купе я ввалился наверняка зная о том, что в нём никого нет. Однако, как и прежде туповато похлопал по полкам ладонью руки. Никого. Вошёл в вагон-ресторан — никого. В следующем жилом, офицерском — никого...
Это уже было похоже на игру. Я заходил в вагоны, а там меня встречали только темнота и тишина. Свихнуться просто можно!..
Засовские (засекреченная связь) отсеки, как по инструкции, закрыты изнутри. Однако тут тоже — а-а-у-у! — глухо...
В Салоне Министра Обороны, последнем вагоне состава, тоже оказалось ни души. Впрочем это меня ничуть не удивило и обратно я шёл даже в каком-то приподнятом настроении удачливого охотника.
Дождь за окном не переставал и не усиливался. Меня потянуло выйти подышать озончиком, будто заядлого курильщика покурить. Ноги сами понесли меня к выходу. Я не стал сопротивляться.
Тот, кто управлял мною, радостно улыбнулся и захохотал. А я, будто со стороны увидел себя, истерически хохочущего. Вот я соскользнул со ступенек тамбура. Скатился с насыпи. Подвернул ногу. Попытавшись встать, упал в холодную, вязкую от размытой глины лужу...
От нестерпимого хохота закололо в боку. Живот стали крючить судороги. Сведённый в хохоте рот продолжал издавать кашляющие звуки жутковатого смеха. Судороги перекинулась на руки, ноги, спину. Мышцы выкручивало, выворачивало наизнанку. Будто поддетые невидимыми ремнями, они рвались наружу. Я корчился и хохотал как сумасшедший.
Тут холодная ледяная игла впилась в сердце и стала протыкать его насквозь. Смех мой затух, глаза полезли из орбит...
Но несмотря на жуткие боли и состояние шока, я, будто наблюдая их со стороны, оставался удивительно спокоен: «Это не я. Я не я.»
Последние дождевые капли ткнулись в землю. Закружил влажный, ледяной ветер. Небо треснуло. Из трещины вывалилась молния и испепелило конвульсирующее в луже тело.
«Мн-да,» - подумал я и отвернулся.
Прямо перед моим агрегатом появился чётко очерченный круг дымящегося пепла. Искорки догоравшего пламени как-то жутковато смотрелись в опускающихся сумерках.
- Состав пуст. Кроме меня тут нет ни души. Это чертовски подозрительно! Надо же, как повымирали все. Так и трупов нету! А только одна пустота... И дизеля повыключали... твою мать! Один! Совсем один!..- я вошёл в служебку, чисто механически поднял светомаскировочную шторку, послушал телефонную трубу — тишина!.. Пощёлкал тумблерами пульта — безтолку. И всё это время мой язык безумолку возмущался по поводу того, что меня оставили одного в этих железных коробках...
За бортом завывал холодный ветер. Его яростные порывы растащили облака и на небеса явились звёзды. А ветер всё рвал и метал... Рвал и метал...
Я подумал: «Тут что-то нечисто, чего это я болтаю безумолку?..» - и тут-же язык выдал:
- Ё..ый в рот, что это я п..жу без толку. Е..ся что ли?..
От этого я хохотнул. Мне стало весело от того, что я опять не контролирую себя. И всё повторилось. Хотя немного быстрее:
- Ха-ха-ха-ха-ха!.. Хмык.. Это же надо! Ха-ха-ха-ха-ха!..
Ухватившись рукой за поручень я буквально вывалился из тамбура. Кубарем скатился с насыпи... и всё так-же неудержимо истерически хохоча стал подыматься с колен.
Небо осветилось. Меня бесцеремонно подкинуло и безжалостно шмякнуло о землю...
Через мгновение в небе, за моей спиной, что-то раскатисто лопнуло, да так, что задрожали стенки вагона... Обернувшись, я увидел, что круг выгоревшей травы стал восьмёркой, один глаз которой внимательно вглядывался в небо алыми угольками зрачка.
Мне опять стало смешно. Но я тут-же, на корню, подавил в себе желание расхохотаться. «Восьмёрка», своим наглядным примером, сдержала мои эмоции.
И тут случилось то, что случилось.
Я захотел спать и желание это было настолько сильно, что я чуть не уснул прямо на поручнях у входа в тамбур вагона. Склонив голову и еле передвигая ноги, я добрался до служебки и рухнул на топчан.
Много ли, мало ли я проспал, но отменно выспался. Встал, потянулся. И тут заметил необычное. Свет дали что-ли? Или луна?.. Нет. Я, словно кошка видел в темноте! И тут я вспомнил всё, весь свой сон. Он, будто выплыл из коры головного мозга. Этот удивительный, сказочный, страшный сон....
(10.03.1991)