Аннотация: Несмотря на древность рассказа, выложил его недавно, критика приветствуется.
О некоторых последствиях нарушения техники безопасности.
По ровной каменистой пустыне бежал человек. Его бег был усталым и ритмичным. В нём с определённой долей фантазии можно было угадать спортсмена или солдата.
Ярко-оранжевый комбинезон запылился. Из карманов сбитых сапог выглядывали фляжка и нож. На груди и за плечами, в обычно пустующих вкладышах топорщились аккумуляторные батареи, баллончики с кислородом и водой для дыхания. На лице маска и экран для глаз. Ни защитного панцирного скафандра, ни мощного пистолета на портупее, так свойственного людям с такими же нашивками флага одного из режимов Земли. Вроде бы выбежал парень на утреннюю пробежку для поддержания спортивной формы. Только до ближайшего жилища человека ни одна сотня километров.
Ледяной и совершенно сухой ветер с гор обдувал его. Ему холодно и одиноко. Но он не признается в этом даже себе.
Три гага — вдох...
Три шага — выдох...
Это медленно, но там можно бежать час за часом и всегда быть готовым ко всем неожиданностям, что сулит эта холодная, безжизненная пустыня.
Три гага — вдох...
Три шага — выдох...
Я научился этому за годы армии. Но всё-равно никогда бы не подумал, что смогу бежать так долго.
Три гага — вдох...
Три шага — выдох...
Уже три года, как я работаю на базе «Союз» по контракту. Вобщем-то это не типичная колония. Разведка и разработка необходимых месторождений для будущего города. И ещё, по моему мнению, эта база — очередной блеф политиков. Они выкинули нас сюда и заявили, что планета принадлежит Союзу. Но через год сюда заявились китайцы, а ещё через год и два месяца — американцы. По-моему это хорошо. Всё-таки три базы лучше чем одна. Это наверно единственная польза от того, что у этих парней в правительствах не хватает мозгов, чтобы договориться.
Три гага — вдох...
Три шага — выдох...
Эта пакость не водится в пустыне. Тут нет пещер. Впрочем это лишь моё предположение. Но только поэтому я не пошёл вдоль Долины, а спустился на Равнину, накинув себе сутки пути.
Когда же Это началось?..
Я уже отошёл ко сну. Я спал и мне снилось, будто я дома, в отпуске. Родная коробка квартала, деревца, кустики, детский гомон... Вдруг гул, треск... Поднимаю голову и вижу, как на фоне ясного, почти безоблачного неба разыгрывается воздушное сражение. Маленькие серебристые самолётики выстреливают тонкими иголочками. То и дело в небе расцветают яркие шарики взрывов. За считанные секунды воздушного боя небо темнеет. Двор пустеет. Я начинаю суетиться, искать сборный пункт... вдруг как заревёт!..
Затявкал сигнал сбора. Я вскочил с топчана в дежурке и бросился к аварийному модулю со скафандрами.
Скоро выяснилось, что Сёма, из рабочей смены, обрушил свод в одной из пещер нижнего яруса. И потом все три спелеологические группы раскапывали его окровавленный труп.
Может тогда?
Кроме Сёмы там нашли колонии грибов и плесени. Они успели замёрзнуть и обрасти инеем, но это была жизнь! Смерть Семёна, маленького весёлого «гнома» была освящена открытием. Солдаты из стройбата тут-же замуровали обрыв, оставив шлюз для работ. Наши исследования приняли новое направление.
Скорее нет.
Всё началось с девушки, молодой програмистки из Центра. Её звали Инна. Я её почти не знал, хотя часто видел в столовой и в жилом комплексе. Тонкая длинноносая блондинка. Она всегда улыбалась. Больше я о ней ничего не помню. Инесс ездила на китайскую станцию к жениху и разбилась в горах. «Чёрный ящик» рассказал, что она свернула с тропы на перевале и, выключив автопилот, подвела машину к недавнишнему разлому, гигантской трещине в скале. Вездеход стоял тут восемь часов, пока хозяйка где-то бродила. А потом она, вместо того, чтобы вернуться, покатила вдоль обрыва. Через одиннадцать километров её путь оборвался. Не выдержал и обвалился край пропасти.
И снова тявкали динамики. Поднятые по тревоге мы обшаривали тропу, камень за камнем, скала за скалой. Китайцы шли с другой стороны. Просто чудом зонд на газовом пузыре засёк аварийный буй в щели глубиной два с половиной километра.
Тогда не обратили внимания на мельчайшие проколы сапог и сероватый налёт на коже её ног, ведь комбинезон был так исковеркан!
Потом китаец отыскал пещеру, где она провела эти восемь часов. В ней он нашёл нож, покрытый изморозью. Парень попросил вскрытия.
Доктор Акрамов, солидный узбек с квадратным лицом и сильными руками взялся за это непривычное занятие. Зрелище было ужасно. Местный грибок тончайшей паутиной опутывал тело прямо на глазах. Его серая грибница пронизала все внутренности девушки и тихо пожирала тело. Почти ничего установить не удалось. Даже за час она превратилась бы в вязкую желеобразную массу. Узнав, база была потрясена.
Вырубленный в скале склеп принял ещё один гроб.
С этого момента вал событий будто с цепи сорвался.
Через неделю связь с китайцами оборвалась. Наши со штатовцами нашли на месте станции лишь полуразрушенный остов бункера с выгоревшими помещениями. Со слов одного американца, я понял, что на китайцы в последнее время вплотную занимались местным грибком. Теперь-то я понимаю, что у них произошло: парень выкрал тело невесты из склепа и увёз к себе. Идиот... Они даже помощи не успели попросить.
После вскрытия Инесс доктор Акрамов стал будто сам не свой. Увиденное наложило глубокую печать на его лицо. А после гибели китайской станции Иномжон Рахимжанович дважды спускался с нами в нижние пещеры, брал на анализ частички тела Сёмы и надолго запирался в лаборатории. В последний раз, чтобы никогда не выйти оттуда.
В тот чёрный день наша связка в очередной раз проникла за бетонную перемычку. Тяжёлые скафандры мешали работать, но техника безопасности превыше всего! После трагедии с Сёмой начальство разрешало работать только в тяжёлой панцирной броне. Шёл третий час кропотливой работы.
Неожиданно оператор, державший нас на связи продублировал сообщение доктора Акрамова. Джонни просил, чтобы мы ни в коем случае не проникали дальше во внутренние пещеры планеты. Что там опасность. Что склеп и лаборатория заражены. И ещё, что когда грибница перестаёт расти, не получая питания, то её споры, даже при легчайшем дуновении ветерка выстреливают с невероятной силой. Именно они прострелили сапоги Инны. Затем Джон прервал связь и выключил систему жизнеобеспечения.
Оператор удивлялся, говорил, что узбек сошёл с ума, что у него истерика от напряжённой работы и что он должен отдохнуть. По-моему у оператора в тот момент у самого были не все дома.
Добравшись, наконец, до жиденьких прожилков серовато-красной плесени мы были слишком заняты, чтобы придавать болтовне оператора большое значение. В наших пузатых костюмах можно было ничего не опасаться.
Через час с карьера прикатил командир. Он ещё ничего толком не знал. Полковник Котлов формально считался начальником базы, однако предпочитал не вмешиваться в дела учёных. Теперь же решение зависело только от него.
Уже через два часа, следуя письменному приказу командира, два солдата из рабочей команды с карьера с помощью автогена проделали отверстие в двери лаборатории и поставили шлюзовую присоску. Затем попрощались и укатили на грузовике в часть. А по всему бункеру распространился какой-то резкий, неприятный запах. Ацетилен-не-ацетилен.
Это было началом конца.
Несмотря на старания вентиляции от резкого запаха избавиться никак не удавалось:
- Ну и вонища же тут! - пожаловался оператор. Это его последнее восклицание определённо достало всех.
Всей тройкой мы решили подниматься раньше срока и с неполным грузом образцов и наблюдений. Первым шёл Захар, вторым Ванюшка, я замыкал.
С Захаром мы работали уже давно. Жилистый блондин с узким лицом, большим горбатым носом и глазами навыкат, как у лягушки. Он мало говорил но много делал. У Ванюшки, молодого, круглолицего практиканта спуски под землю перевалили лишь за десяток.
Всего полкилометра знакомой тропы отделяло нашу группу от бетонной перемычки, но только через полтора часа мы выбрались из люка шлюзовой камеры.
Никто нас не дожидался. Оператор прервал связь с нами час назад. А за полчаса до того он поочерёдно надевал фильтр, маску, гермомаску, сообщая о всепроникающем запахе. И появившемся на коже красновато-сером налёте. Потом в эфир понеслись кашляющие звуки, а вскоре его голос умолк.
Бункер был совсем близко и мы, не снимая защиты первым делом поехали туда.
Внутри был ад и слизь. Чем дальше мы углублялись в это царство науки, тем яснее становилось, что в нём совершён переворот. Здесь господствовал грибок. Целые заросли красновато-серого грибка с вросшими в него разноцветными костюмами и сапогами. Спасать определённо было некого.
Наши шаги гулко отдавались в длинном коридоре. Никто и никогда не топал тут подошвами, подобными нашим. До лифта было ещё метров восемьдесят, когда Ванюшка комично вскинув руки, грохнулся на пол. Тут-же спереди на него стал наползать целый пласт мохнатого изверга. От толчков грибной лапы Ванюшку начало переваливать на другой бок. Это было завораживающе.
Будто очнувшись от оцепенения Захар вынул нож и несколько раз рубанул по вязкой лапе. Потом поддев сапогом откинул её подальше. Однако другой такой-же вырост, больше похожий на язык, уже тянулся к ванюшке, который никак не мог оторваться от пола. Я схвати его за плечи и потянул. Будто жижа из болота, вязкая плесень чмокнула и отпустила пленника, оставив в складках бархатистые ошмётки.
Только теперь до нас дошло, что под ногами у нас целая река из шахты лифта. Гриб определённо пытался закупорить нас в коридоре.
Сломя голову мы бросились к выходу. У шлюза уже образовалась пробка метра полтора-два глубиной. Гриб будто знал, где выход. В ход пошли ножи. Но всё было напрасно. Вырубленные куски заполнялись новой грибницей, а через несколько минут сражения до меня дошло что мы... отступили на полметра. Захар и Ванюшка, стоя в по колено в вязкой массе всё рубили и рубили с неистовством обречнных. Я вспомнил о армейских химических факела в ранце скафандра...
Соединённая атака увенчалась успехом. Красновато-серая пробка отступая, шипя и пенясь, мгновенно образовала проход, усеянный хрустящими осколками коры, покрывший гриб от соприкосновения с огненными шашками.
Выбравшись из бункера мы влезли в вездеход и покатили к карьеру.
Через полчаса, уже на подъезде к казармам стройбата ощутился сильный подземный толчок. Землетрясений за время моего контракта не было. Загадку разрешило чёрно-бурое, с ярко-оранжевыми всполохами маслянистое облако, поднявшееся в районе топливных складов. А у казарм послышались выстрелы. На волне селектора гудел глушитель, потому мы переключились на другую.
Захар, прихватив с собой студента, направились к постройкам. Из-за своего ярко-оранжевого скафандра я вынужден был остаться.
За забором с традиционной колючкой была паника. Там все будто с ума посходили. Солдаты в лёгких рабочих комбинезонах бегали по территории части, спасаясь от завладевшей оружием группы сержантов и прапорщиков. С КПП бил пулемёт, никого не выпуская с территории. Приказ проросшего грибком полковника выполнялся с поражающей методичностью.
Но это были предсмертные судороги обречённых. В казарме обе отдыхающих смены и часть наряда пеостепенно превращались в большое красно-серое болото. А только-что прибывшая с работ, но уже успевшая понюхать воздух казармы смена, громко справляла свою смерить.
Будто во сне раздались далёкие крики мегафона: «Вот они! Вот эти учёные головы!» - это заметили Захара и Ванюшку. В эфир понеслись тукающие о броню удары пуль. В эфире был слышен шум борьбы и мотора машины. А я всё матерился в эфир, потому что застывший мотор только глох и чихал, но не хотел тянуть двухтонную машину.
Из ангара выкатили большой дробитель с тяжёлым карьерным копром...
Когда, наконец, мотор вездехода мерно зарокотал на первой я понял, что ничем не смогу им помочь. Но всё-равно погнал машину к части. Выбив ворота и подмяв под гусеницы несколько фигур в серых комбинезонах , я внезапно остановился, увидев страшную картину казни.
Броня двух панцирей оказалась настолько прочна, что только со второго удара фигуры лежащих стали схожи с ровными плитами дороги. А молот всё бил и бил. Толпа жаждала крови. Но для этого костюмы были слишком герметичны. Толпа разочарованно гудела.
Из шока меня вывели несколько серых, облепивших вездеход. Двое из них с усилием тянули на себя двери машины. Я рванул с места. Вездеход закачало и понесло. Серые повалились с него как жуки с ветки.
Делать тут было уже нечего.
Через те-же ворота я вывел вездеход на дорогу и направился обратно. Из парка выкатили три больших грузовика и, вероятно попытались прорваться вслед за мной. Однако первый-же показавшийся из-за поворота к КПП задымил от точных выстрелов пулемёта. Почему они не стреляли по мне?
Внезапно кто-то схватил меня за плечи и попытался повалить. Я вытащил из сапога нож и неглядя ударил нападавшего. Захват ослабел. Оказавшийся сержантом, парень, стал оползать на пол. Я ударил ещё и ещё. Он проник через люк машинного отделения. Я совсем забыл про этот лаз.
... А я всё гнал и гнал машину по серым плитам дороги. Через полчаса я прибыл к бункеру. Я остался один.
Выбравшись из вездехода, подальше от лопнувшего комбинезона сержанта, я, как учили когда-то в армии, снял заражённый костюм. В комбинезоне мне теперь почти ничего не грозит. Однако он хрупок, как обычная одежда.
Я пошёл к ангару и стал обдумывать план дальнейших действий, но мозги отказывались подчинятся. Я действовал почти автоматически. Ясно одно: надо сообщить американцам. Только там может быть спасение.
Я забрался в «чистый» вездеход. Наполнил баки и запасные канистры. Ввёл условие задачи в автопилот и повалился на пристёгнутый к потолку гамак. Намаявшись за последние часы я тотчас-же уснул.
Спустя трое суток мотор заглох окончательно. После четырёх дозаправок, заполнившего всё свободное пространство топлива, в кабине стало уж слишком просторно. А до цели была ещё не одна сотня километров. Можно было тащиться в гермаке, неся на себе гору продуктов. Это было бы на сто процентов безопасным, однако время... Я выбрал иной способ. Годы армии научили меня длительным марш-броскам. Я не оставил себе ничего лишнего...
По пустыне бежал человек.
Три шага вдох...
Три шага выдох...
Его подгоняет ледяной ветер в спину.
Три шага вдох...
Три шага выдох...
Он ещё не знает, что штатовцы, после того как оборвалась связь с русской базой экстренно законсервировали станцию и стартовали на орбиту в ожидании помощи с земли.