Тарасенко Алексей Алексеевич : другие произведения.

Рохля

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    авг 2003


   Часть 1.
   01.Мы называем их "терминаторами"- обычные боевые машины- бронетранспортеры или танки, но управляемые людьми не непосредственно сидящими внутри, а дистанционно- из бункеров. Сидит себе такой парнишка за компьютером- кнопочками стрелок указывает, куда машине ехать- вперед- назад, влево- вправо, а пробелом открывает огонь.
   Для него это как игра, а для нас- смерть, самая настоящая. Говорят даже, что есть моолодцы, которые одновременно умудряются сразу двумя машинами управлять. Во как!
   Так вот, атакуют нас штук восемь таких терминаторов- три танка и пять БТР-ов, за ними- уже не терминаторы, а живые люди- идет пехота, мы объявляем всеобщую тревогу, а тем временем вся эта бронетехника разносит почти в упор все наши земляные укрепления первой линии обороны.
   Нам и противопоставить нечего. Одно стрелковое оружие, да гранатометы. Одно облегчение- в таких машинах , не смотря на обилие видеокамер, навешанных на броне- обзор плохой, хоть и всеобщий. Получая черно- белое плохого качество видео на свой дисплей сразу с нескольких точек- даже с брюха машины , оператор все же не может уследить за всем и сразу, и, особенно увлекшись поливанием огнем противника, часто не замечает того, как его машина отрезается от пехоты, а после пусть и примитивными средствами- но уничтожается.
   02. Но сегодня они решили пойти в прорыв. Не знаю, зачем, но им обязательно нужно захватить эту деревню, хоть и толку от нее- никакого. Просто деревушка о пятнадцати домов, нанизанная- на карте, как одинокая бусинка на асфальтовую дорогу. Дорога- полоса туда, полоса- сюда.
   И все!
   Звучит тревога, и наши ребята вскакивают из своих гробов, зачастую чтобы потом тут же получить пулю, осколок, или быть погребенным под слоем земли.
   Гроб- это специальный звуконепроницаемый ящик с вентиляцией, в котором человек может спокойно спать, даже если снаружи рядом будет пушка стрелять- и ничего не услышит.
   Хотя, как сказать- самое страшное, что может случится, как мне кажется- это не то, что вас убьют при том, как вы не вполне еще проснувшись будете вылазить из гроба, а то, что вас завалит землей вашего бункера- пока вы будете еще в гробу.
   Я это испытал- и после без "ящика" спал, наверное, полгода! Вы спите, не обращаете внимание на яркий свет тревоги и звонок в вашем гробу- а тем временем, на вашем бункере пляшет танк- и вас заваливает землей.
   О том же, что что-то произошло не так, вы узнаете лишь тогда, когда воздух подходит к концу, и вы начинаете задыхаться кондиционер, может быть , еще работает, и вот вы- внутри холодного, безвоздушного ящика.
   Сначала соображаете, что делать, затем жмете на сигнал тревога. Но если снаружи бой- кто побежит вас раскапывать?
   А еще может быть- бой уже закончился, и вас раскопать просто некому.
   03. Два танка обходят наши позиции справа, и с ними еще 3 БТР-а. Один танк- слева, при поддержке 2 БТР-ов. За ними- человек 150 пехоты.
   Вся бронетехника интенсивно стреляет, а сверху эту атаку поддерживает огнем из крупнокалиберного пулемета, наверное, такой же "терминатор"- вертолет- наводчик- командир.
   На танк легко навесить какую-нибудь взрывающуюся штучку- но для этого нужно, чтобы за ним не шла пехота...
   Да что там?
   Мы на этой войне как сможем, при всем том, что техники у нас почти на нуле- нанести вред врагу? Сколько бы мы не сожгли дистанционных танков- они наклепают новые, но вот людей...
   По этому, не смотря ни на что, в бреши между стройными рядами танков и бронемашин посылаем мощный огонь наших станковых пулеметов.
   Класть пехоту- вот наша задача, как можно больше пехоты!
   На мой ДЗОТ взобрался тяжелый танк- и стал вращаться, через 4 секунды исчезли бойницы- но на этот случай- они думают, что мы лаптем щи хлебаем- но это далеко не так- у нас все продумано.
   Мы перебираемся на другое место, перенеся с собой свой пулемет, прячемся в специальном месте- и взрываем свой родной и любимый ДЗОТ вместе с танком.
   Ничего, нам бы лишь атаку отбить, ДЗОТ- то мы построим снова.
   Один БТР, видимо ,повредившись от взрыва, уничтожившего танк- останавливается на бруствере нашего окопа, примыкающего к ДЗОТ-у.
   Второй же БТР пытается уничтожить один из наших гранатометчиков, но чувак, управляющий БТР-ом так же не лыком шит- и уничтожает нашего парня огнем из крупнокалиберного пулемета, обреченно так, его уже заряженный гранатомет подбирает другой гранатометчик, и приготавливается так же принять пулю, как БТР начинает полыхать оттого, что его облил напалмом огнеметчик из второго левофлангового ДЗОТ-а.
   Полыхающий БТР делает задний ход, обращая в паническое бегство нескольких вражеских пехотинцев.
   Ну вот!
   Мы все скопом высовываемся из окопов и начинаем поливать пехоту. Пули летят с плотностью капель воды в первые секунды грозы. Они дрогнули, и с левого фланга атака прекратилась, но все равно ,мы продолжаем уничтожать пехоту- даже стреляя в спину убегающим, а так же добивая их стонущих на земле раненых.
   Наша главная задача- как можно больше уничтожить пехоты.
   04. Хуже дела обстоят с правым флангом- ведь там атакуют сразу два танка. Вражеские пехотинцы уже врываются на том фланге в окопы- и начинают там "шустрить". Тот фланг смят, и, почему-то видно, что наши там не могут никак противостать врагу. Поддерживаем наших товарищей плотным огнем из всех видов оружия в ту сторону, но все равно, это малоэффективно- но лишь приводит к тому, что враг "заинтересовался" и нами.
   Тем временем один из наших ребят достает ПЗРК- и стреляет в вертолет. Стреляет он плохо, и не попадает, но все наши стрелки, специально обученные для стрельбы из ПЗРК- погибли.
   Тем не менее, управляющий вертолетом видимо пугается за машину- и вертолет улетает, а на месте пуска ракеты - несколько мощных взрывов.
   Один из БТР-ов рвется на противотанковой мине- очень, кстати, хорошо рвется- уничтожена ходовая часть, но от этого нам не легче.
   Два танка впереди, два БТР-а по бокам- начинают движение к нашим позициям, по правому флангу, видимо, всех уничтожив. В центре у нас лишь один ДЗОТ, еще две пулеметные позиции- и все.
   Они хотят нас взять нахрапом, а мы, даже если вызовем подмогу- ничего не сможем изменить, подмога даже не сможет поглазеть на наши трупы- как будет уничтожена.
   Видимо учтя печальный опыт своего металлического собрата - танки не решаются въехать на ДЗОТ в центре наших позиций, и возникает достаточно интересная ситуация, когда бронетехника врага встает на наших окопах, ДЗОТ еще не уничтожен и поливает огнем вражескую пехоту, идущую за танками, а что- либо сделать с ДЗОТ-ом танки не могут по причине того, что находятся слишком близко. Тогда один из БТР-ов сдает назад, и, подъехав близко к "работающему " ДЗОТ-у- в упор расстреливает его защитников.
   05. Все. Больше между нами никого. Наша позиция, на которой полыхает один танк и два БТР-а- и перед нами враг, желающий отомстить нам за наш только что произошедший успех.
   Мы, увешанные одноразовыми гранатометами, просто гранатами, противотанковыми гранатами, бутылками с бензином, противопехотными и противотанковыми минами- расползаемся равномерно по тому ,что осталось от наших позиций для того, чтобы гордо, сражаясь, принять смерть- как солдаты.
   Мне говорили, что это почетно, но сейчас мне просто страшно.
   Немного постояв- погазовав, пообстреляв нас фугасами и просто из пулеметов- танки ринулись вперед.
   А я вспоминаю, что в центре наших позиций- наш госпиталь, и я видел, как туда спускались вражеские пехотинцы.
   06. Они ворвались на наши окопы- и стали вращаться- но потом, столкнувшись боками, эти два монстра останавливаются.
   Я даже представляю себе, как один парень у себя в бункере жмет налево- а танк не вращается, другой жмет направо- и его танк то же встал.
   У них возникла заминка в несколько секунд . но нам только этого надо! - о, да нас еще с много тут- со всех сторон в танки летят гранаты, бутылки- и в пару секунд это все начинает полыхать.
   Аллилуйя!
   Теперь же эти два жалких БТР-а для наших ребят- гранатометчиков- не помеха! Мы открываем мощный огонь по пехоте- и она, состоящая в основном из сопливых, 18-19 летних парней- бросается на утек, не смотря ни на какие вопли своих командиров- тут, выделяя их из общей массы- начинают "офицерский" отстрел наши снайпера.
   07. Я же по пятам за врагом бегу смотреть, что с нашим госпиталем. И то, что предстает перед моими глазами - ужасно. Враги убили всех наших раненых гранатой- шесть человек, а того парня, который пытался выползти из госпиталя на руках - будучи еще живым- искололи штыками.
   Еще я услышал крик нашей девушки- санитарки, которую тащили с собой солдат- рядовой и офицер. Когда же я бросился за ними, уже почти было их настиг, снял пехотинца- рядового, офицер, видя, к чему идет дело, так нагло ухмыльнувшись, прострелил девушке голову из пистолета.
   Я стрелял, но офицера загородили пехотинцы, убегавшие с поля боя- и сняв их нескольких -так и не смог попасть в него.
   А они садились в машины и улепетывали.
   Там за первым краем позиций понимаю, как мало эффективен огонь по отступающему противнику, находящемуся далеко.
   Меня успокаивают, что я сделал все, что мог, и что для нее смерть лучше, чем если бы они ее взяли с собой и...
   Сам знаешь, что.
   А я думаю о том, что же будет, если враг снова нас атакует так, как атаковал сегодня.
   Кроме меня, все командиры взводов погибли, и я остался, получается, за главного. Рация разбита, и я приказываю всем приготовится уходить в горы. Иначе отряду не жить.
   Тела товарищей зарываем в окопах. Просто заваливая окопы, сделав несколько залпов в небо над ними.
   Вечная вам слава.
   Спите спокойно, мы за вас отомстим.
   У меня в глазах сцена, как эти подонки тащат к себе нашу санитарку, уже на ходу начиная ее щупать и раздевать.
   -Она нам была как сестра! - говорю я и старому и молодому у ее могилы- мы должны обязательно за нее отомстить.
   Мы три раза вопим что
   Клянемся!!!
   Утрамбовываем сапогами место ее захоронения- а ее похоронили не в окопах, а отдельно- вырыли специально для нее место "последнего покоя"- вешаем на деревьях несколько трупов федеральных солдат- для устрашения и уходим.
   Даже в горах есть места, где есть вода.
   08. Жалкие Остатки 1-ого, 2-ого, 3-ого, 4-ого, 5-ого взводов- 45 человек, включая меня. Но слава Богу- без сброда, без случайных людей, без дезертиров, аморалов, маргиналов и сумасшедших -все прошли с боями долгий и славный путь, закалены войной и спаяны воедино.
   И вот теперь- вместе гибнем под неумолимым натиском врага.
   Их слишком много. Слишком.
   И у них слишком много техники. А у нас потери и потери. Две недели назад убили нашего славного командира Проханова. Потом погибли- в том числе и в последнем бою, все командиры взводов.
   Остался я один, но я всего два месяца, как командую взводом, да и то, не чувствую, что имею на это право- так, меня назначили, потому что было уже некого.
   09. Еще у нас есть старик Черехов- единственный человек, которого я бы не хотел видеть в отряде по причине его дряхлости, немощи и постоянного нытия. Единственное, почему я его не прогоняю- это то, что его, конечно, тут же возьмут федералы - и шлепнут. То есть выгнать его- это было бы то же, как если бы я его застрелил собственноручно.
   Он ноет, ах, как же так все с Настенькой произошло. Ах , как же так случилось все с Прохановым!
   Я все чаще и чаще вызываю его в сторонку- поговорить, и мне кажется, что может это и жестоко- но нам все- таки придется со стариком расстаться.
   А еще, а еще он говорит, что ох, как это я, такой молодой буду руководить таким количеством людей!
   Делает вид, что мне сочувствует.
   А я обдумываю план нападения на базу, откуда федералы атаковали нашу деревню. И еще я хочу казнить того офицера. Нет, не убить в бою- но казнить, позорно казнить- не по-солдатски - расстрел, а повесить- или как-нибудь еще.
   10. Нас посещает Сергей Штракин- с небольшой охраной, хотя сейчас для него как раз тот момент, когда ему совершенно небезопасно передвигаться по горам- там постоянно летает вражеская авиация, и колобродят карательные экспедиции.
   Удивительно, но меня он воспринимает, как командира отряда, в отличие от многих остальных. Особенно молодых ребят в отряде.
   Сергей говорит мне, что говорил Проханову, что пора уходить в горы- но Проханов все хотел- прежде всего себе- видимо, доказать, что есть еще куски территории, не принадлежащие федералам- как в начале, когда за нами оставались целые области.
   Но смерть снимает вопрос правости или неправости командира Проханова. Теперь же для всех нас он просто герой сопротивления товарищ Проханов.
   Штракин- лидер нашего сопротивления, и становой его хребет. Он единственный из главных, первых отцов- основателей- лидеров революции, кто еще помнит. Откуда есть все пошло. Тот, кто лично общался со всеми зачинателями движения, которые уже все погибли.
   Штракин это отрицает, но не станет его- не станет и нашего сопротивления. Просто он- дух нашей борьбы во плоти. Где бы он не появился- у людей появляется воодушевление к борьбе, слабые становятся сильными, малодушные- храбрыми, а отчаявшиеся- имеющими надежду.
   Лишь одними только словами он может "зарядить" отряды в сотни человек на полгода, а то и больше- борьбы.
   Штракин осматривает наш отряд, ставит перед нами конкретные задачи- держать в напряжении врага, засевшего в крепости, приказывает нам, чтобы мы держались- передает новую рацию, воодушевляет ребят- и уходит дальше, к другим отрядам.
   -Вернусь через месяц!
   На какое-то время у ребят снова загораются глаза и снова появляется вера.
   Он их зажег.
   Лишь у этого Черехова- никаких изменений.
   11. Тем временем мы ищем в горах базу- постыдно прячась от федеальных патрулей- в которых обычно всего три человека- отряд в 45 человек пробирается в горы. Найдем брошенную деревню- окопаемся. Главное- чтобы недалеко от замка- а там все будет тип- топ.
   Найдя же такую деревню, начинаем в ней окапываться, и я начинаю по утрам- один ходить на вершину горы, которая от деревни очень недалеко- смотреть в мощный цифровой бинокль, что происходит в замке.
   Там же я каждый день вижу то, что меня отвлекает от всего остального так, что все остальное мое внимание уже не может на себе привлечь.
   Каждое утро солдаты караула выводят из дома, где живет офицер- командующий гарнизоном крепости- девушку, и потом запирают ее в амбар. Одно утро- одну девушку, потом другую, а затем третью.
   Ясно, что он там делает с девушками по ночам. А еще видно, что они с ним это делают не по физическому, а по моральному принуждению. Они крайне запуганы.
   Целую неделю у него было три девушки- посменно, одна- на одну ночь. Затем, через неделю, прибавилось еще две.
   Я чувствую, как от ненависти покрываюсь горячим потом. Одним утром я даже взял с собой снайперскую винтовку, в надежде, что сниму этого гада- но после передумал, потому как тем самым я мог подставить под удар весь отряд.
   А в отряде тем временем жизнь шла своим чередом, патрули к деревне подходить побаивались, и нам удавалось на своих химических плитках разогревать еду так, что при готовке почти никаких паров или дымов не было. Заметить нас было трудно. Раз в трое суток в определенное время над нами пролетал разведывательный вертолет- и мы все таились, у нас даже стал на этот счет вырабатываться рефлекс- без часов- в такое-то время, раз в трое суток- заляг, замри, слейся с землей. Меры предосторожности.
   Все пылая огнем праведного гнева- приказываю провести операцию по нападению на машины, идущие из замка с утра.
   12. Три грузовика, спереди- один БТР, сзади- БМП. На броне БМП- семеро пехотинцев.
   Ребята- гранатометчики лихо поджигают передний БТР, затем из пулеметов, стреляя разрывными и зажигательными пулями- начинаем жечь грузовики. Для БМП же у нас приготовлена мина, но она почему-то задерживается, и взрыв происходит с опозданием. Машину несколько подбрасывает вверх- пехота с нее прыгает- и залегает. Затем наши ребята уничтожают колеса БМП- и тот останавливается. Мы со всех ног бежим вниз- нам необходимо уничтожить как можно больше живой силы и- стыдно сказать, но забрать у них все съестное, что есть.
   Пехота начинает беспорядочно разбегаться, но один паренек, хиленький- плечи узенькие, в толстых очках - остается лежать в траве, прижав к себе свой автомат.
   Не обращая на него внимания- подбегаю к БМП- и открываю заднюю его дверь. Там два солдата, а с ними девушка- одна из тех девушек, которых использовал офицер из крепости- один из парней- на ходу застегивая ширинку- с обезумевшими от страха глазами- вылезает из БМП- и получает от меня пулю в пах. Второй- начинает умолять меня оставить его в живых- плачет, - я его выволакиваю из машины, пускает слюни.
   -А девушку насиловать у тебя храбрость была?
   -Это не я, это он- продолжает этот подонок- кивая на своего товарища, корчащегося и держащегося за пах.- я ее всего лишь держал.
   Ладно, я тебя не убью- говорю я и стреляю подонку в живот. Всего лишь раню- смертельно.
   Девушке же одна из наших пуль, попавших в БМП и прошивших насквозь борт- попала в район сонной артерии- некоторое время смотрю на ее обвисшую голую грудь, облитую ее кровью.
   -Суки!
   Солдаты, спрыгнувшие с БМП- некоторые ушли.
   13. Вдруг, откуда ни возьмись- на нашу голову из- за леса, по дороге выворачивает еще один БТР- и сходу из пулеметов кладет несколько наших.
   Очкарик бежит к машине- та, видимо, его разглядев- останавливается- вскакивает на броню, но, когда машина с места резко трогается- падает с машины. БТР "дает ходу", очкарик же пустился наутек. Приказываю ребятам в него не стрелять, а сам с пистолетом бегу за ним, парень, пытаясь убежать от меня один раз оборачивается, наставляет на меня ствол своего автомата- но потом, почему-то отбрасывает автомат в сторону- и продолжает бежать, тут уж я совсем почувствовал себя обязанным ему оставить жизнь- просто потому, что он мог бы сейчас меня и шлепнуть- но не сделал этого.
   Затем с него падают штаны- что-то происходит с ремнем, да и вообще- в армейских сапожищах бегать очень трудно. На мне же кроссовки. Догоняю его, сваливаю с ног, но потом тут же отхожу несколько назад. Фу! Парень, видимо со страху, обоссался.
   Хватаю его за шиворот - и волочу.
   -Что? Куда? Дяденька, не надо! Простите! Пощадите! Пожалуйста, ой, мамочка!
   Ребята кричат мне, что мы пленных не берем.
   Это мне известно, я даже знаю, почему- они не берут пленных. Мы- в отместку.
   Но я говорю, что это не солдат, и, стало быть ,пленным считаться не может.
   -А кто же он?
   Мешок с говном.
   Говорю ему, что если будет идти медленно, я его пристрелю.
   Он плачет и канючит- но идет. А мы возвращаемся в лагерь.
   Где-то над местом нашей засады барражирует вертолет - но до нас уже очень далеко.
   Итак, мы начали тревожить этот улей. И улей не хилый- десять танков, пятнадцать БТР-в, восемь БМП и триста человек пехоты. Сколько у них минометов и станковых пулеметов- одному Богу известно. Плюс постоянная возможность вызвать поддержку авиации и артиллерии.
   А у нас? Лишь ненависть к ним, и моя персональная ненависть к их офицеру.
   Блин, где-то я уже видел этого парнишку в очках - но вот где? Пока не узнаю - не убью.
   Еще через какое-то время из патрулирования возвращаются Ира и Андрей- сладкая парочка- они говорят, что федералы повесили мертвые тела наших товарищей на деревьях вокруг места нашей засады- уходя мы давно уже не подбираем не то, что мертвых- ранены. Раненый должен дождаться прихода федералов- и героически умереть- открыв по ним огонь.
   То есть раненый, который без помощи сам не может двигаться. А если он не только двигаться- стрелять не может, ему- как товарищу- пуля в висок, как избавление от мук и боли.
   Вы отдали жизнь за правое дело. Спите спокойно. Мы за вас отомстим. - строки стихов нашего поэта, погибшего в том бою- в деревне.
   14. Так в отряде остается всего сорок человек. Плюс один пленный.
   Тогда начинается! У нас есть где-то четыре парочки- парень и девушка. Ведут они себя- как будто бы уже поженились- живут вместе, в одном доме, постоянно просят меня ходить на боевые задания вместе.
   В определенный момент, особенно после очередного завывания этого Черехова, что ему
   Жалко ребят- эвон, какое время им досталось- не ровен час, убьют- а жить хочется, природа свое берет-
   Расформировываю это все на фиг. Запрещаю совместную жизнь вплоть
   До победы нашей революции
   Ребята протестуют, а эти особо влюбленные- Андрей и Ира- так вообще с катушек съезжают. Андрей- ему 18, начинает плакать и сопли лить, говорить мне что
   -Ты сам-то- что? Тебе уже 23- а у тебя никогда девушки не было, онанируешь в кустах- , нам завидуешь- так хоть дай другим нормально пожить, у тебя никогда никого не было, и никогда не будет- но я-то здесь при чем? Сдохнешь ведь, так ни с кем и не потрахавшись...
   Делаю вид, что не обижаюсь- знаю его, он хочет лишь того, чтобы я повел себя не как командир- и при всех бы ему расквасил морду- тогда бы они все тут имели бы моральное право пойти на неповиновение- и меня сместить.
   Конечно, Андрей говорит сущую правду обо всем, но я
   Говорю этим парочкам, что никого здесь не держу.
   -Хотите- уходите. Вас там быстро федералы поймают, а ваших баб потом долго- долго будут у вас на глазах пялить, а вас- заставлять смотреть. Идите! Повеселите своими девушками эту солдатню! Но здесь- слушайте сюда- я не допущу того, чтобы весели пеленки- и варилась кашка, а здоровенные лошади- бабищи- которые уже по полгода кладут из пулеметов федералов пачками наравне с мужиками- вместо войны думали о сантиментах. Нет. Кто хочет- пусть идет. Я- никого не держу. И лишь Черехов тяжко вздыхает.
   Ох, молодо- зелено, молодежь- молодежь!
   Мне даже почему-то показалось, что это он не о них, а обо мне...
   15. Тем временем я начинаю заниматься этим пленным. Для начала придумываю работу, какую бы он мог делать. Мы заставляем его дрова рубить. К тому времени мы уже настолько обнаглели, что даже позволяем себе разводить костры. Несколько раз нападаем на патрули, проходящие недалеко от нашей деревни- так они знаете. Что делают в ответ?
   Карательная экспедиция? Зачистка? Ничего подобного- они просто перестают ходить рядом с нашей деревней. А однажды даже вертолет над нами пролетал, когда от нас валом дым валил - и ничего не произошло.
   Нашего пленного, наверное, разыскивают...
   То есть не могу точно сказать.
   16. Еще одним утром отправляюсь осматривать крепость - по пути натыкаюсь на Андрея и Ирину- они в траве делают...это. Завидев меня они переполошились и глядя на меня молчат, я то же молча прохожу мимо, покраснев оттого, что видел обнаженную грудь Иры.
   Потом наблюдаю за тем, как от офицера уводят новую - еще мною не виданную девушку.
   Это, конечно, гадость, но я как-то даже начинаю этому офицеру завидовать. Хоть так, подло, конечно, но у него кто-то есть ночью под боком.
   17. Вернувшись в лагерь, застаю нескольких наших ребят за тем, что они бьют пленного. Оттаскиваю, даже делаю несколько выстрелов вверх. Ребят понять можно, у многих из них погибли родственники, у всех поголовно- друзья по отряду, федералы в плен никого не берут, а тут командир- вот что допускает!
   Они меня спрашивают, зачем я так поступаю, я же, не желая говорить об истинных причинах, несу им всякую чушь о том, что
   Нужно быть все-таки людьми, а то чем мы их лучше...
   Ну, и так далее...
   С расквашенной мордой, потрясая из стороны в сторону кровавыми соплями очкарик благодарит меня, на что я отвечаю ему, что плевать хотел на его благодарности.
   А вечером ко мне приходит Андрей и извиняется за "истерику накануне". Говорит, что я прав. Я же ему говорю, чтобы передал остальным парочкам, что все можно, но так, чтобы никто ничего не видел. Он, несколько обрадованный, уходит.
   А я думаю об очередном нападении на какую-нибудь автоколонну, и еще думаю, что всех этих влюбленных нужно отправить на какое-нибудь опасное задание, чтобы им не до амуров было. Чтобы больше о войне думали.
   18. А война дело творческое. Сжигаем очередной БТР сопровождения, и, напав на джип, мочим в нем всех. Затем я вытаскиваю из машины чудом живую гражданскую- и за руку увожу ее в лагерь.
   Мы смываемся. Вечером на лагерь слабый артналет. Видимо, они знают, что мы здесь, но, по какой-то причине нас здесь терпят.
   А этот Черехов, тем временем, придумал себе новую песенку-
   Что-то мне не нравится этот твой пленный, что-то мне не нравится этот твой пленный!
   Чует его сердце- беда будет!
   Ну да, будет. Подловато будет, если в момент, как я отлучусь- они его линчуют. Вот что.
   19. Гражданская- девушка 19 лет, ее зовут Надежда. Говорит, что ее отца и брата увезли в город полицейские по подозрению в сотрудничестве с партизанами- а с утра, вот, за ней приехали какие-то военные. Зачем я им нужна?
   Я говорю ей, что отведу как-нибудь посмотреть, зачем.
   Она, тем временем, активно пытается вжиться в новый коллектив - проявляет во всем активность- и на следующее утро
   Будит меня.
   -Ну, мы пойдем? Ты же мне обещал!
   -Пойдем, но сразу предупреждаю, это не для слабонервных. Тебе точно не понравится.
   -Да лааааадно!!- а это мне уже не нравится. Говорю ей, что "да ладно" - это ее слова, но уже из прошлого, хорошо?
   Немного смутившись, и даже, по- моему, обидевшись, она отвечает:
   -Хорошо- ну мы идем?
   Пока идем на вершину- встречаем сразу две наших парочки. Надежда краснеет, смущается и смеется.
   -А у тебя девушка есть?
   Война идет, Наденька, и нам сейчас не до этого.
   -А этим- до этого?
   Я замолкаю.
   А то, что она увидела- побудило ее просится в бойцы.
   -Я хочу сражаться. И они так меня хотели использовать?
   -Они всех на свете так хотят использовать, Надя, но мы им этого не позволим.
   Сегодня мы видели, что солдаты, отведя девушку в амбар, после долго оттуда не выходили. То есть теперь им это позволяет офицер. Или девушка чем-то его рассердила?
   То есть молодец, сопротивляется, но вот платить ей за это приходится- очень уж дорогой ценой.
   Я закусываю губы до крови, и у меня непроизвольно сжимаются кулаки.
   20. Постепенно все ближе узнаю нашего пленного. Так как он постоянно попадает- на глазах у всех впросак, постоянно все делает не так, да еще и постоянно этой своей неуклюжестью всех смешит, то за ним как-то сразу закрепляется прозвище:
   Рохля. И все его только так и называют. Даже я ничего не могу с этим поделать, ив все мои внушения о том, что это- человек, у него имя и фамилия есть- как об стенку горох.
   Ко мне подходит Надежда, и говорит, что эта война уже все расстроила у нас в стране. Что для того, чтобы сейчас девушку не изнасиловали и оставили в покое - нужно просто уходить в лес, к партизанам. Мне начинает казаться, что она как-то ищет защиты, человека, на которого можно было бы положиться. По-этому и стрелять так яростно учится- чтобы чувствовать себя больше защищенной.
   Для рохли же придумываем еще новую работу- дров он нарубил уже на год вперед, - носить воду. Хоть этот городской интеллигентный парень и настолько нерасторопен- но мне кажется, что работая с таким усердием, как с дровами и с водой- он нас скоро всех просто утопит!
   Обращаю внимание на большую сумку Нади - спрашиваю, что там, она смущается, и говорит, что ее очень личные вещи. В основном. Можно я не буду показывать?
   Как будто я очень настаивал.
   Черехов же мне опять выговаривает- командиру- рядовой -во дожили, а? - что зря я с дровами пленному колун доверил.
   А чем ему колоть-то, дурья башка?
   -Да хоть хреном- нельзя ему было давать колун- и все! Вдруг че!
   Не знаю. а мне этот парень все более становится симпатичен. Начинаю как-то постепенно ему давать нашу революционную литературу.
   Научив же Надю каким-то азам- берем ее на задание.
   21. Вдали- вдали, но мы уже в полуприседа - ползком начинаем приближаться- идет патруль федералов. Усиленный, пять человек. Нас- семеро, но сегодня мы лишь их попугать хотим.
   Ребята располагаются по флангам, а я с надеждой в центре. Говорю ей, чтобы взяла на мушку этот патруль и выпустила бы в них весь пулеметный рожок, вставленный в ее автомат- 72 патрона. Тогда она начинает стрелять- но после первых нескольких патронов , автомат начинает сильно задирать вверх - и она ни в кого не попадает. Патруль в этот раз- видимо, там командует молодой офицер- контр атакует. Вот на этот- то случай у нас и прикрыты фланги. Начинается перестрелка, мы, огрызаясь, уходим. Не знаю как- убитыми, или ранеными - но кладем двух федералов.
   У нас же потерь нет.
   22. На следующее утро- уже без остальных , беру Надежду пять - обстреливать патруль. Но теперь уже не с автоматом- а со снайперской винтовкой. Она целится- я же наблюдаю в бинокль. Жмет на курок- и глядишь ты! Попала! У нас на винтовке глушитель и пламегаситель, так что патрульные не понимают, откуда огонь, они залегают, их становится плохо видно, но Надя все- таки как-то изловчилась- и попала в лицо еще одному.
   Молодец.
   Но, когда мы возвращались, у самого лагеря, она что- то захандрила, села на поваленное бревно. Она стала говорить о том, как плохо ей осле этого убийства.
  
   -Это не убийство- говорю я ей на это- это подвиг во имя Родины.
   Да, только что она как опытный охотник - в копеечку со ста метров- и вот те на. Но мне почему-то кажется- наверное, я очерствел за последнее время- что эти ее слова какие-то неискренние.
   Делаю вид, что пытаюсь ее успокоить.
   Тогда же она делает что-то...
   Я так давно этого хотел... она кладет мне руку на плечо.
   И опять, если бы я чувствовал, что она это делает искренне- наверное, у нас бы что-то было... ну... не как у этой молодежи, конечно, а по серьезней, но было бы.
   Я же просто снимаю ее руку со своего плеча и говорю. Что нам надо идти. С тем ее первые активные деньки как-то кончились, увяли. С тем пор она все стремилась быть со мной рядом, ходила вокруг- да около, тяжело вздыхая.
   А я, все укоряя себя за то, что вот, наконец, и ко мне это пришло- а я все никак- все таки соблюдал дистанцию, потому что мне это все немного казалось каким-то наигранным, театральным... с ее стороны.
   23. Военнопленный же наш меня все радовал- как то вечером он попросился войти ко мне в хижину- палатку... он принес с собой мои брошюры, которые я ему дал, я видел, как во многих местах они были подчеркнуты, на полях стояли знак вопроса, и по всему было видно, что парень заинтересовался нашей революцией.
   -Я даже и не знал, что это такое! Нам всю жизнь совершенно иное вдалбливали о вас! А вы... оказывается...
   И я был рад- как в некогда добрые, мирные, старые времена "проповедовать" часами перед "сомневающимися" и "новообращенными" о Революции.
   24. А тем временем мы пытаемся наладить пропагандистскую работу в нашем районе. Мы наладили худо- бедно работу нашего переносного компьютера- производство и печать листовок.
   Посменно, по три- четыре человека- ребята ходят на задания- клеить и разбрасывать листовки в ближайших - еще не опустевших населенных пунктах. По пути обстреливают патрули- да и вообще все федеральное, что только встречается на пути и что еще можно обстрелять, а не нужно от этого прятаться.
   Несколько наших человек во время этих рейдов гибнет- но я считаю, что это не зря. После таких акций как у местного населения, так и у врага складывается впечатление, что в районе много партизан и власть, фактически, за ними.
   25. Одновременно с этим еще организуем рейды по уничтожению различных людей, сотрудничающих с федералами- и постепенно "предательская" активность начинает сходить до минимума.
   Те же люди, которые продолжают свое сотрудничество- живут в страхе ,в постоянной готовности к у дару из- за угла, к террористическому акту.
   Самым шиком, конечно было такого "супчика" как-нибудь вывести из его места- куда-нибудь к дороге, вдоль которой ездят все- и, повесив ему на шею табличку с указанием его вины- повесить на близко стоящем к дороге дереве.
   А еще - заминировать подходы к этому дереву.
   После - эти труперы висят по несколько недель! И все остальные страх имеют.
   А я смотрю, как уже несколько раз в такие рейды ходила Надежда- и возвращалась, а все те, с кем она была в этих рейдах - говорили о ней исключительно хорошо.
   26. Пока мы разворачиваем такую "широкую" деятельность в нашем районе- федералы решают создать вдоль своей дороги от города- к замку сеть блок- постов и КПП- для облегчения прохода автоколонн по дороге.
   Эти же блок- посты для нас - просто наилучшая мишень. Ребята- снайпера ради тренировки своей смены- водят их к этим постам- снимать- по одному- два пехотинца.
   И довольно успешно- ведь снайпер работает как- снял одного- и уходит. А ты его теперь ищи- свищи!
   Он сделал один выстрел- а на блок- посту потом пехота еще час- полтора вжимается в землю, боясь, что это повторится.
  
   Часть 2.
   01. Рохля нам помогает во всем. Он- а сами бы мы до этого не в жизнь не догадались- каким-то почти чудом провел воду от ближайшего горного источника- по трубам- прямо в деревню. Когда тебе нужна вода- ты просто подходишь к мотору- включаешь -и через несколько секунд она начинает течь из трубы.
   Так же он нам постоянно помогает с компьютером, а так же с генератором.
   Но потом- старик Черехов- показывает мне пальцем , я вижу, как Надя подходит к нашему пленному и разговаривает с ним.
   Черехов дудит все в свою старую дуду- что, дескать, Рохля ему не нравится. Я же, увидев такое активное общение- улыбочки- и так далее ,Надежды и Рохли- не знаю, почему, подхожу к ним близко, а когда они меня замечают- делаю вид, что шел мимо.
   Надя смущается и уходит. А я укоряю себя за эгоизм- и сам не беру- и другим не даю. Рохля ведь у нас быстро стал уже и не военнопленным, а- как свой.
   Иногда меня захлестывают эмоции- мне очень хочется, чтобы Надежда прошла мимо, снова села рядом и стала на меня просто смотреть.
   Я становлюсь от этого просто зависим. И это нехорошо.
   Потом постепенно Рохлю все перестают именовать Рохлей- а начинают называть более уважительно- Рохлин. Но все равно- это ведь прозвище.
   02. Однажды Надежда просит меня "отойти с нею в сторонку" потому как "разговор есть". Она говорит, что у нас может быть что-то?
   Я же отвечаю, что мне нужно время подумать.
   Я нахожусь достаточно в трудном положении, потому, что с одной стороны- на мне отряд и я, как командир не имею права на слабости- или а то, чтобы их показывать, с другой стороны мне все время кажется, что надежда говорит и поступает со мной, почему-то неискренне, а в третьих, я уже "подсел" на нее, и мне уже кажется, что без ее присутствия, с ее что-то значащими взглядами, вздохами- я уже не обойдусь. Меня разрывает на части.
   Вечером же группа ребят- и с ними надежда- уходят на задание. После, вернувшись, командир группы мне жалуется- что сегодня Надежда подставлялась под пули, и вообще вела себя очень неразумно. ее чуть не убили. И ему кажется, что у нее очень испорчено чем-то настроение.
   Тогда я вызываю ее к себе и выговариваю ей, что она . если будет так себя вести и в дальнейшем, может крупно подвести нас всех. Она же говорит, что я черствяк.
   Нет, мне хочется, чтобы она была рядом. Но иногда мне кажется, что она слишком торопит события. И еще мне кажется, что если бы я не был бы на месте командира...
   03. Мы захватываем одного пленного после налета на один блок- пост, затем его допрашиваем, и от него я с удивлением узнаю, что Рохлина он не знает и не видел его в замке не в жизнь. Никогда. Я очень удивлен, мне-то Рохлин говорил, что он был в замке уже несколько недель.
   Думаю, что просто пойманный нами пехотинец был просто новобранцем и совсем недавно прибыл в замок. Только я хочу вернуться к этому разговору с ним и поговорить на эту тему- мы слышим выстрел. Когда я и ребята прибегаем на место, откуда слышали звук выстрела- видим нашего- последнего пленного с дырой в груди и рядом стоящую Надежду-
   -Убежать хотел! - говорит она запыхавшись- еле догнала!
   Но никто ничего не видел и даже не слышал перед выстрелом. А еще прямо при всех, мне в глаза она говорит что мы пленных, по идее брать не должны. Что это за расслабление?
   Что за нюни? Ребята- я это вижу- ее поддерживают.
   Какие пленные?
   Тогда спрашиваю, кто пойдет и принесет мне голову Рохлина? Все молчат, смущенно опустив головы.
   Но... де же я его видел раньше. Мне кажется- когда я вспомню- меня ожидает сюрприз.
   04. А к нам скоро прибудет Штракин снова. Радостная новость для всех. Рохлин и Надя выказывают искренний интерес к тому, чтобы его увидеть, его послушать и, если получится- даже поговорить, познакомится.
   Даже больше того- по ряду причин Сергей пробудет у нас несколько дней. У всех- я вижу поднимается настроение. Нас снова вдохновят на несколько месяцев вперед. И таких, как мы у Сергея- множество. И когда только он успевает со всеми общаться?
   05. А тем временем не на нашем- а на моем, персональном командирском компьютере- пишу несколько статей. Когда приедет Сергей Штракин- покажу ему, пусть прочтет- и скажет мне, все ли там правильно, и правильно ли я понимаю линию нашей партии в обстановке нашей вооруженной борьбы. Конечно, я понимаю, что мои статьи наверное, не только политически - но и пунктуационно, но и орфографически безграмотны- но зато они от сердца, от самой моей сути исходят.
   Товарищ! Вставай! В тот момент, когда враг уничтожает твою землю, в тот момент, когда твои сестры и братья до крови сражаются в врагом, отдавая на дело революции свои жизни- вступай в наше общенациональное партизанское движение!
   По вечерам, чтобы взбодрится, часто у костра поем старую песню: Вставай партизан, вставай!
   Немного взбадриваемся- и по койкам.
   Я же ночами пишу. В одну из таких ночей ко мне заявилась Надя- и сказав, что сейчас она будет командиром- ладно? - начинает... ну, сами понимаете, чего. Но я морально совершенно не готов, я стесняюсь, в общем, провозившись со мною несколько часов- сказав, что так уже не может, она уходит, а с самого утра, я к своему сожалению начинаю ежедневно наблюдать, как она все более и более сходится с Рохлиным.
   Но я стараюсь не быть эгоистом. Нельзя же- не себе, не людям.
   Так у меня в очередной раз сорвалось- и я с головой- чтобы забыться, ухожу в руководство отрядом, печатанье листовок, и разработку наших вылазок.
   Но главное, что я хочу- это все то же- нападение на замок, уничтожение гарнизона и казнь этого отвратительного извращенца- офицера.
   06. Еще как-то вечером Черехов приносит- и бросает мне под ноги- несколько противопехотных мин.
   -Что это?
   -А вот мы тут живем- да и не знаем, что склон- вот он, рядом с нами- плотно заминирован.
   Благодарю его, и вечером, на собрании- при всех выношу официально благодарность- и дарю- от отряда подарок- банку тушенки. Вот. Пожалуйста.
   Старик оказывается не тем, что я о нем думал- и за нашим скудным ужином делит эту свою тушенку- по крохе- на равно на всех. От своей "крохи" я отказываюсь- в пользу Черехова. Черехов отказывается- в мою пользу. Долго спорим.
   А конец спора все тот же- он мне говорит, что подозрительный этот наш Рохлин- уже и "товарищ Рохлин стал"! и еще говорит, что и этой вашей Наденьке- я то же не доверяю, больно она лживая- как в театре играет- я там один раз в жизни был в нашу деревню приезжала еще в мирное время самодеятельность от шефов- завода.
   Я отвечаю, что Надежда- не моя, и что во- вторых Черехов просто завидует Рохлину. А он даже не обижается- привык уже к тому, что я на него кричу и ему выговариваю.
   07. Враги же из замка на господствующих высотах устанавливают наблюдательные пункты с пулеметами. НП получаются с круговой обороной. Подойти невозможно. Но только не таким бравым ребятам, как мы!
   Мы уничтожаем несколько таких гнезд- забираем провиант, пулеметы, патроны...
   но один раз происходит вот что... гибнет наш горячо любимый товарищ Гена Лунгу- замешкавшись, я не успевая уничтожить последний пулемет в наблюдательному пункте- и пулеметчик начинает по нам в упор стрелять- тогда Гена, видя такое дело- в доли секунды поняв, что меня сейчас нафаршируют свинцом- прикрывает меня собою.
   Пули пробивают насквозь его тело, его бронежилет - и, ослабнув, не могут пробить мой. Ребята кидают гранаты, медик начинает тут же пытаться помочь еще живому Гене- но тот быстро, нас подбадривая, даже из своей смерти
   -Повезло же мне! Умираю за наше общее справедливое дело великой революции!
   Догорает.
   Его пламенное сердце перестает стучать, и мы из его похорон делаем торжественное заседание вечером. Все девушки плачут. А я чувствую свою вину.
   После того, как отгремели залпы над могилой Гены- ребята- впрочем, правильно, начинают говорить о том, что когда приедет Сергей Штракин- они поставят вопрос о том, чтобы мне больше не командовать отрядом.
   За эти недели моего командования, наш отряд сократился до 32 человек. Героически, но ребята гибнут. К сожалению.
   08. Потом я думаю, что потерпев столько неудач на личном фронте, потерпев поражение как командир, я должен- так велит мне моя совесть- искать благородной смерти в бою за наше дело.
   Когда мы ворошили очередной вражеский НП на высоте- я, встав на колено- длинной очередью- снял сразу двух пулеметчиков, находящихся там, а потом- бросил противотанковую гранату- и полностью уничтожил эту огневую- наблюдательную точку.
   Ребята со мной кричали на меня и укоряли:
   -Ты что? Смерти ищешь? Нас хочешь оставить без командира? Кто будет вместо тебя- самому старшему- 19?
   Так я понимаю, что среди наших раскол- кто за то, чтобы мне командовать, кто против.
   Тогда отвечаю, что пусть все решит Штракин. Не допущу, чтобы в отряде была демократия- так еще до выборов дойдет- кого избрать в командиры!
   -А смерти я не ищу, но и кланяться перед этими сволочами не собираюсь! Лучше гордо умереть в бою, чем жить, стоя на коленях.
   И если уж мне суждено до того, как приедет товарищ Сергей погибнуть- то что ж, за дело нашей революции я и погибнуть могу!
   Вот так- хотелось ребят воодушевить на большую самоотдачу делу борьбы, но... я вижу, я вижу в их глазах- желание жить. Они готовы страдать, воевать, умирать- но, и это очень явственно видно- почти никто из них не хочет сам себя- по своей воле обречь на смерть ради того, чтобы наша победа хоть на чуть- чуть приблизилась.
   А еще кто-то подошел ко мне и сказал, что я стал похож на фантика.
   А еще подошел Андрей и сказал, что мне давно пора заиметь подружку. А я ему ответил, что
   -А у тебя только это на уме!
   На что он самоуверенно, радостно- но добродушно и без вызова ухмыльнулся. Точно, командир. Так есть!
   Я же говорю, что для себя решил о девушках не думать, до тех пор, как победит наше дело.
   Ребята почему-то рассмеялись. А я покраснел, и мне стало неудобно. Особенно перед присутствовавшей Надей.
   А она так нежно смотрит на Рохлина.
   А я смотрю в землю. Нам пора возвращаться на базу. Черехов заждался!
   Шутка разряжает обстановку- и все улыбаясь - бодро зашагали по склону вниз- 8 км и мы дома. Успешная вылазка.
   08. А еще как-то раз я захотел поговорить с товарищем Рохлиным. Я попросил его отойти в сторону для разговора- под серьезным и немного, как мне показалось, злобным взглядом Надежды.
   Ее взгляд говорил мне, что я здесь третий лишний, но я давно хотел спросить Рохлина кое о чем, и это было для меня очень важно.
   -Почему тогда- ну, когда я гнался за тобой, ты имел возможность выстрелить в меня- но этого не сделал?
   Он ответил, что для себя решил, что не будет никогда ни в кого стрелять. Это позиция его совести.
   А если бой? Тебя что- Надежда будет защищать?
   На все воля Божья.
   Ну вот, а я-то думал, что у нас новый штык.
   Эх!
   09. Потом на нашем совете ставлю вопрос о том, чтобы у Рохлина больше не было статуса военнопленного, но чтобы он, если захочет, стал бойцом нашего отряда.
   Рохлина нет- одни командиры звеньев, все единогласно соглашаются.
   Миссию торжественно предложить Рохлину, а так же Наде стать членами нашего боевого подразделения- берет на себя Ира- подружка Андрея.
   Снова все единогласно "за".
   Ну, и расходимся спать. А я- писать продолжение статьи.
   Пока возвращаюсь в свою хижину, вижу, как крадучись Надя пробирается по деревне в направлении к дому, где располагается Рохлин.
   Ну, вот. В руках ее какой-то большой сверток.
   Ну, и ладно, ну, и пусть!
   10. На очередном заседании звеньевых - Ира нам сообщает радостную новость-
   они согласны!
   Рохлин и Надежда готовы вступить в наш отряд на равных со всеми правами. Почему-то удивляюсь тому, что согласился Рохлин. Торжественно же и при всех объявить их нашими бойцами решаем тогда, когда приедет Штракин. Он, к стати, это и сделает. Вот будет радость. Не многим была дана такая привилегия- стать членом партизанского отряда- в присутствии главного идеолога нашей борьбы.
   10. Может, это все и не просто так- может я завидую, или злюсь- но через какое-то время- решаю отправить все эти парочки- а их у нас теперь целых пять- в недавно нами взятый бункер на высоте. Из этого бункера- поставив там всего один станковый пулемет- можно было контролировать дорогу, ведущую к замку. Высотка располагалась как раз посередине дороги от города к замку.
   Ну, мы нагружаем наших "женихов" и "невест"- нам что? - не жалко- не одним- а сразу двумя станковыми пулеметами и тяжелой рацией- пусть пострадают. Кроме того, щедро одариваем эту группу боеприпасами.
   Фу! Больше здесь при всех никто целоваться, облизываться и обниматься- а не при всех сами понимаете- что - не будет! С глаз долой, из сердца- ...
   Как будто бы чище стало. А Черехов все ворчит, что ему не нравится Рохлин, ему не нравится Надежда, ему не нравится, что они вместе... и так далее.
   -Ты обратил внимание, как они общаются- делают, дескать, вид, что у них "отношения"- но на самом деле- скажу тебе- нет у них ничего такого. Как будто бы работают вместе.
   -Черехов! Еще одно слово- отправлю их догонять! Будете там один среди этих влюбленных. Смотреть, как они там плодятся и размножаются!
   А мне что! Я уже старый! Я свое уже... сами понимаете, что.
   С "бункера влюбленных" передают, что прибыли на место и все у них хорошо. По дороге пока никто из военных не проезжал.
   Они дополнительно оборудуют снайперское гнездо недалеко от бункера- и вырывают несколько ходов сообщения к расположенному рядом лесу- для того, чтобы в случае чего эвакуироваться.
   11. Тем временем у нас ничего интересного не происходит, все идет по графику, своим чередом, мы спим, едим, пьем, проводим политзанятия и стрельбы. Черехов все канючит про свои подозрения, а я, наконец написав свои статьи- и окончательно умственно измотавшись и выложившись- загораю на солнышке, на крыше своего домика.
   А "бункер влюбленных" начинает работать. Они обстреливают несколько колонн и даже поджигают несколько машин. Некоторые из них взрываются в клочья. Враги несколько раз- цепью и группами- бегом, при поддержке танков и без них - пытаются взять бункер. Но это им не удается. Потому, как из этого бункера, с этой высоты вся окружающая местность- как на ладони.
   Несколько раз организуются ночные атаки на бункер- так ж все отбиты. Несколько артналетов- во время которых, при только начале пристрелки- ребята уходят в лес, а потом, переждав налет в лесу- возвращаются в бункер снова, и, если надо- ремонтируют его.
   12. Но потом случается непредвиденное- то есть такую возможность я должен был бы предусмотреть, как командир, но не сделал этого. Над пространством- от бункера до леса- зависает вражеский вертолет с десантом- и высаживает человек двенадцать спецназовцев. Те атакуют бункер с тыла- хоть тот и рассчитан на круговую оборону, но оба наших станковых пулемета в этот момент направлены в сторону дороги. Повернуть быстро пулеметы на сто восемьдесят градусов нашим ребятам не удается- и завязывается чуть ли не рукопашная схватка в бункере, прилегающих к нему окопах, землянках и т.п.- все это соединено воедино ходами сообщения.
   Вражеские десантники теряют шесть человек, но и ребята несут потери. Рассеянный и опрокинутый- главным образом за счет снайперского огня со специальной позиции враг отступает, но продолжать нести "боевую вахту" в бункере наши уже не могут. Они передают по рации о случившемся- и по моему приказу отходят к основному нашему лагерю.
   По собственной инициативе к ним на встречу с еще тремя нашими выходит Черехов. Я не возражаю.
   Взмыленные и обессиленные более чем полуторачасовым ближним боем в окопах ребята валятся с ног. Вслед за ними приходит группа Черехова, неся на себе один уцелевший станковый пулемет.
   Запыхавшись, Андрей докладывает о потерях. Четверо.
   Еще Андрей говорит, что видит в неуспехе этой миссии мою вину. А мне уже вроде как и все равно.
   Может, это и не очень хорошо, но мне как-то внутренне приятно, что все эти "возлюбленные" наконец-то - просто на глазах, повзрослели. Идет война. И это серьезно. И это вам не цветочки- лепесточки.
   Черехов же опять мне на ушко говорит о том, чтобы я снова обратил внимание на Рохлина и Надежду.
   -Почему я должен все это делать? Да отстаньте вы от меня!
   И добавил:
   Все.
   13. -Потому, что ты командир- Черехов упрекает меня- и должен все предвидеть и предусматривать.
   Я же ему говорю, что если бы тут кто-то не об амурах размышлял- а о том, как правильно сорганизовать военные действия- наши бы потери были значительно меньше!
   Тем более, что у группы был свой командир и он, в принципе за все нес ответственность.
   Вот только погиб он. Командир-то.
   Затем нас слегка пощекотала минами вражеская артиллерия.
   Хорошо хоть то, что погибшие четверо- две парочки. Он- она. Он- она. А то если бы погиб кто-то один- скажем, "он"- тогда "она" стала бы на меня злиться. То же самое, если бы погибла какая-нибудь "она".
   Удачно так
   Все получилось.
   Я смотрю в их напуганные лица, и мне- ни холодно, ни горячо. Наверное, я плохой командир.
   В тоже время мне как-то надоело по утрам ходить с биноклем на гору- рассматривать, что там происходит в замке. Поручаю это Наде. Пусть ей будет неприятно!
   14. Но привычка есть привычка- я снова проснулся рано утром, встал. Потом решил посмотреть, как Надежда исполняет мой приказ. Но погода испортилась, земля окутана туманом.
   К моему удивлению обнаруживаю, что она все-таки на нужном месте в нужное время. И не смотря на то, что она уже боец с опытом, вижу сзади, как она как-то нелепо и долго что-то возится с персональным фонариком.
   Не дав о себе ей знать - возвращаюсь к себе "домой" - досматривать свои тревожные сны
   О войне.
   15. Вечером на совете звеньевых решаем обстрелять на следующую ночь замок всем, чем можем- пусть им там жизнь сахаром не покажется. Тем самым- как раз очень хорошо "поприветствуем" товарища Штракина, который должен к нам уже вот- вот приехать.
   Но вот незадача- как только мы, всем, что осталось от отряда- груженые донельзя боеприпасами- отправляемся в путь из лагеря к заранее определенным местам, откуда потом, по команде собираемся обстреливать замок- происходит артналет. Такой мощный- которого мы еще не видели. Рушатся дома, гибнет человек шесть наших ребят. Вы вынуждены укрыться в недавно вырытых убежищах- но некоторые- от прямого попадания снаряда- гибнут и там.
   Я расстроен. Праздничного "фейерверка" в честь приезда товарища Штракина у нас не получилось. Но все равно - мы полны сил и ненависти ко врагу. Еще покажем вам!- говорим мы и огрызаемся - попляшите еще.
   16. Мой дом разрушен, компьютер уничтожен. Хорошо, хоть вся важная информация еще есть и на бумаге, а недавно написанные статьи для нашей партизанской газеты я успел распечатать к приезду Сергея Штракина.
   Окапываемся, хороним товарищей и устраиваемся снова. Чтобы ни случилось, а жизнь продолжается.
   Говорю Черехову, чтобы выдал Надежде новый фонарик.
   А Андрей с Ирой, не смотря ни на что- пошли, пришли на место, откуда раньше- до артналета должны были обстрелять замок- и, хоть "акцию" и решено было отменить- выполнили свою часть задания так, как будто бы ничего не случилось.
   Потом еле унесли ноги от огня артиллерии врага на прямой наводке.
   Но ничего, остались живы и вернулись. Запыхавшиеся, красные и потные- но довольные. Андрей даже шутить способен- говорит, что у меня до сих пор нет подруги потому, что я по Черехову сохну.
   Все смеются. Я же в ответ говорю ,чтобы смотрел лучше за Ирой- не равен час- уведу невесту!
   Все смеются, а Андрей надулся- он не ожидал совершенно, что я могу, да еще так отшутиться.
   Я же его "добиваю":
   -Ира! Андрюху убьют- пойдешь за меня замуж?
   Ну, это уж совсем черный юмор. Зато больше до.бываться не будут.
   Ира что-то говорит, но так тихо, что я не слышу. Никто не слышит.
   17. Вечером все собираемся у костра. Теперь это уж не так и сложно. Нас всего 22 человека. А раньше было- пять взводов по тридцать человек!
   О чем- то говорим, судачим, всех интересует- когда приедет Штракин. Я даже знаю, почему. Некоторым очень хочется. Чтобы меня сняли с должности командира. А мне и все равно! Я уже определили для себя- что при подходящей "красивой" и героической возможности- погибну за наше правое дело.
   18. Наступила ночь, все разошлись- а я задремал у костра. А разбудил меня лишь холод стали боевого ножа на горле:
   -А что это у вас тут? Потеряли бдительность? Почему боевое охранение не выставлено? Совсем расслабились?
   Фу! Это Штракин - он так шутит, одновременно проверяет своих подчиненных.
   Наконец-то он с нами.
   19. Я быстро- и так, чтобы других не разбудить- сопровождаю Сергея и его пятерых телохранителей в "гостевой" дом- а потом возвращаюсь к себе- уже не в дом, а землянку. По дороге сталкиваюсь с Череховым, с которым что-то стряслось- он как-то - в темноте не очень видно- "прилип" к ограде из прутьев- дергается, и, кажется, никак от нее не может оторваться.
   Подхожу ближе- вижу, что он живой, но один из прутьев ограды- пронзил его одежду- и Черехов, испугавшись, все никак не мог избавится от этого прута. Ломаю прут, вынимаю "из Черехова"- и отвожу его к медсестре. Она, слава Богу- без приятеля.
   Когда у медсестры осматриваем Черехова, выясняем, что его одежда- с верхней- до майки- прорвана прутом, и к тому же еще кожа сильно процарапана.
   Я хорошо знаю то место, где Черехов "налетел" на ограду- и по этому не удивляюсь- в темноте, именно там, на перепадах высоты дороги -он мог вполне не увидеть и упасть на полметра- и нарваться на ограду.
   Прут, к моему удивлению, был очень остро заточен. Наверное- это единственный заточенный в ограде прут во всех заборах во всей этой деревне.
   Немного же оклемавшись, Черехов говорит, что его толкнули. Не знаю, что там, но говорит он достаточно уверенно.
   Думаю, врет.
   -Не нравится мне все это, командир! Не нравится. Если бы я погиб, можно было бы подумать- что от несчастного случая.
   -Ты Наде новый фонарик выдал?
   20. И началась у нас совсем другая жизнь! На время своего здесь пребывания Штракин командование отрядом берет на себя.
   Мы с утра до вечера, то и делаем, что слушаем лекции и речи Сергея и его сподвижников- телохранителей. Телохранители нам преподают теорию - а после с ними мы на на практике применяем полученные знания- партизанской войны. Теория не очень-то иногда и нова, многое мы уже и знаем и давно используем, но встречаются иногда и интересные моменты, которые было бы хорошо изучить и применить.
   Я отдаю Серею свои статьи, а он обещает почитать.
   21. А одним из вечеров происходит торжественное посвящение в бойцы отряда- товарища Рохлина и товарища Надежды. Все улыбаются, жмут им руки- при аплодисментах Штракин вручает им документы. Звучат залпы в воздух.
   Рохлин несколько смущен, а Надя сияет. Тут- опять невпопад появляется Черехов- который уже несколько дней не казал носа из своего домика- бывшего курятника. Он боялся, что на него покушались- а теперь хотят "добить".
   Черехов, низко наклонившись ко мне, опять в самое ухо говорит, что
   -Гляди ты! Они же играют- тебе не кажется, что их поведение несколько искусственно- наиграно?
   Раньше бы я на него наорал бы. А теперь не могу. Он в точку попал. Мне кажется то же самое.
   Но вот остальным... остальные же смотрят на Штракина- а тот очень счастлив, как будто бы уже век не видел в отрядах новых людей.
   22. А еще в один из таких счастливых и вдохновенных- пылающем огнем революционной борьбы и веры вечеров- слышу, когда брожу в центре деревни у нашего лагерного кострища- как где-то рядом произносят несколько раз подряд мою фамилию. Там явно мня обсуждают. Захожу в такой небольшой ангарчик- там сидит Штракин- а вокруг него сгруппировались человек пять наших ребят - в том числе и Андрей- жених Иры.
   Штракин, меня увидев- не смущается но прямо так в лоб и говорит:
   -Вот. Сидим. Тебя обсуждаем.
   Я же ему говорю, что прошу с меня снять полномочия командира отряда- я не достоин.
   Тогда Штракин- в своем духе разряжается речью на двадцать минут о том, - так то же достоин? Он нам уже раз... не помню, говорит о ранних годах своей юности- как он начинал революционную деятельность, он нам говорил о том, как в их отрядах погибали все командиры- и тогда груз ответственности ложился на ребят 15- 16 лет...
   -Допущу ли я плюрализм и демократическую демагогию в наше революционное движение? - спрашивает Штракин ребят, пришедших на меня жаловаться- нет!
   После чего говорит, что мне вполне доверяет (лично меня он знает- дня полтора), даже по душам никогда не говорили- для этого, отчасти, может быть я и написал свои статьи в газету.
   И что не видит резона меня менять на кого бы то ни было другого.
   Еще. Всех выслав вон, он говорит мне наедине, что я правильно понимаю курс партии в своих статьях, и что я на верном пути.
   -Не смущайся- он кладет мне руку на плечо- со временем люди к тебе привыкнут и станут более послушны.
  
   А мне кажется, что он просто не хочет допускать того, чтобы кто-то где-то в партии- на любом уровне обсуждал руководство. Так ведь. Гладишь, и до него добраться смогут!
  
   23. Но вся эта лафа длится долго, конечно не может. и в один из вечеров, сидя со всеми своими помощниками у нашего общего костра Сергей Штракин нам сообщает, что через день- утром отбудет из нашего лагеря, и что если у кого есть к нему дело- пусть обращается.
   Ребята сидят, смотрят ему в рот, ловят каждое его слово, восхищаются. И лишь один этот Черехов, который всегда рядом, говорит мне, опять брызгая своей немощной и необильной- ну, хоть так- слава Богу- слюной:
   -Хорошо говорит! Вот только б это все было правдой, а? А то видел я таких - говорят много, а толку от них- шиш. И вообще, чем больше человек говорит- тем меньше от него толку. Пустозвонство одно.
   Раньше бы я пистолет вынул на такие слова. А теперь мне не всегда кажется, что Черехов неправ.
   24. Штракин уходит обычно не прощаясь. Рано- рано утром, пока все спят. Я зашел в их гостевой домик- но товарища Сергея с его командой уже нет.
   Первое же, что мне бросилось в глаза- это мусорное ведро, а наверху- на мусоре лежит моя папка с моими статьями нераспечатанная- я, чтобы листы из не вылетали- заклеил папку ярко- кислотно-оранжевым кусочком бумаги. Не оторвав его- папку было невозможно бы открыть.
   То есть товарищ Штракин мои статьи не читал, и не мог судить о том, насколько я близок к курсу партии.
   Чуть ли не брызнули слезы.
   Я выхожу во двор в туман, и вдруг слышу разговоры впереди. Судя по голосам- это Штракин и его телохранители. Я быстро их догоняю, но, памятуя мусорное ведро- не желаю, чтобы они меня заметили, а иду за ними на удалении.
   Они уходят, не густой туман немного прикрывает их идущие силуэты. Вижу, как телохранители Штракина часто вращают головами по сторонам.
   25.Один из телохранителей задерживается на какое-то время, отделяется. Остается позади всех на 6-8 метров- смотря куда-то. Остальные продолжают идти.
   А этот задержавшийся- падает. Но все не видят этого и продолжают идти. Затем я слышу впереди звук- как бы кто рассекает воздух. И вскрик. Потом еще один.
   Пистолетные выстрелы. Один. Второй. Третий.
   Я выхватываю свой револьвер и бегу туда.
   Но там- лишь тишина.
   Я прохожу нескольких окровавленных тел охранников Штракина. А после- еще пройдя несколько метров в тумане- я вижу уже и его бездыханное тело. Кто- то несколько раз пырнул его ножом в живот, потом- распорол живот, а после- сделал выстрел в голову. Товарищ Штракин лежит мертвый в луже собственной крови. Его стеклянные глаза смотрят в небо, еле различимое сквозь туман. На мертвом лице удивление. Оно как бы спрашивает небо- что же со мною случилось?
   По всему видно, для Штракина смерть сейчас и здесь- полная неожиданность.
   26. А после мне становится страшно за себя, и я хочу вернуться в лагерь. Необходимо позвать на помощь. Поднять людей. Может быть даже- скоро на лагерь нападут враги. Но кричать сейчас- бесполезно, все спят, да еще к тому же я далеко от лагеря. Может, выстрелить?
   Нет. Вряд ли услышат.
   Вместе с тем понимаю, что в тумане заблудился. То есть ясно- я в знакомых местах, мне известных, но вот понять- куда идти, чтобы вернуться- мне почти невозможно. Везде только туман. Не густой, но достаточный для того, чтобы купаясь в нем заблудится.
   Может, сесть?
   27. И тут я чувствую приближение смерти. То есть я и раньше видел ее многократно, видел, как она приближалась ко мне, был на грани. Но тогда она приближалась вместе с каким-нибудь конкретным солдатом, танком, вместе с вертолетом, который утюжил огнем наши горы. Но сейчас?
   Сейчас смерть моим горячим липким потом облегала меня вместе с этим молоком тумана.
   28. Он рукой поднял мое лицо к себе.
   -Ну, что, командир. Страшно тебе? Что сидишь тут? Кого ждешь?- он улыбается.
   Даже сейчас пытаюсь юморить и стебаться- так, чтобы другим ко мне при.бываться неповадно было.
   -А! Это ты, рохля! Поздравляю тебя с зачислением в наш отряд!
   Потом- поворачиваюсь по сторонам как бы головой- не желая делать резких движений- показывая вокруг, на лежащие рядом трупы, еле видные из тумана. Говорю:
   -Решил для себя, что никого никогда не убьешь? Принципиальный пацифист- да?
   Но туман слабеет...
   Рохлин смеется.
   -Рохлей меня, суки, называли, а? А ведь вы меня чуть ли не убили несколько раз! Борцы, говеные, за справедливость!
   И тут я вспоминаю, где же я его видел раньше- в замке, он однажды - я видел в бинокль, как он отдавая честь- подходил к тому самому офицеру, беседовал с ним. Они улыбались, а после разговора- он, Рохля, куда-то побежал.
   И я все понял.
   29. Сначала он бьет меня наотмашь - как бы пощечину дает. У меня изо рта течет кровь. Потом- стиснув зубы- видимо, с большим удовольствием- бьет ногой в голову. Чуть ли не теряю сознание- поднимаю пистолет- но он выбивает револьвер из моих рук. Потом он, с небольшого разбега- прыгает на меня, зажимает ногами и применяет удушающий прием.
   Уже прощаюсь с жизнью, но он, видимо решив, что еще не наигрался- отпускает меня. Никогда еще в жизни не думал, что воздух может показаться настолько желанным - и даже сладким.
   А потом - даже с неким звоном- Рохля вынимает нож. Из ножен на поясе.
   -Что же мне, сука, с тобой такого сделать, а? Чтобы побольнее только, командир- посоветуй!
   Я продолжаю над ним смеяться, и спрашиваю, а как же его вера в революцию.
   Он мой юмор оценил- разозлился- и стал снова меня бить- на сей раз рукоятью ножа по голове.
   Боже! Как больно!
   Но потом мне удается встать на ноги- и, хоть и немного- но отбежать. А туман все рассеивается- и мне уже видно. Где наш лагерь. Только зачем это мне теперь?
   Он снова наваливается на меня сзади- кладет меня на спину- вскакивает мне на грудь- ногами блокирует руки-
   -Может, тебе выколоть глаза, а? А потом я еще поиграюсь с тобой, пока ты тут будешь ползать- обещаю, ты будешь молить меня о быстрой смерти.
   Господи...
   -Но ты ее не получишь.
   С тем он подносит -медленно, но грозно верно- сильно- свой нож к моему левому глазу...
   -А! Сука!
   Его лаза горят- этих дебильных очков на нем нет, желтая бандана, лицо, на котором нанесена защита.
   -Знаешь а тебе без очков идет! - пусть утрется, пусть я и умру, но я не покажу, что я сломан или напуган.
   Хотя я- напуган.
   -Ну все! - Рохля несколько отводит нож назад- как перед нанесением удара-
  
  
   и я вижу, как в его груди- быстро- одна за другой, появляются три дырки.
   Глухо выдохнув, так: гхык!!!- очень утробно- Рохлин падает на меня. Кое- как сбросив его с себя- благо Рохля не очень тяжел- оборачиваюсь назад.
  
   Часть 3.
      -- Там стоит Черехов. А с ним несколько наших ребят:
   -А я всегда говорил- этот Рохля странный какой-то!
   Бросаюсь ему на шею:
   -Черехов! Родной! Спаситель!
   Я все объясняю ребятам- хотя видно, что они все понимают и без того-
   Рохлин- засланный. От федералов. Чтобы грохнуть Штракина. И ему это удалось.
   Теперь же мне точно командиром не бывать.
   А ну и хрен!
   Только больше искать смерти в бою я не буду! После всего, что случилось, знаете, что?
   Я жить хочу!!!
   Но сначала...
   02. Поднимаю с земли свой револьвер- и, подойдя к трупу Рохли- устраиваю ему дыру в голове. Прощай, наш неверный друг.
   -Кода мы взяли в плен Рохлю- на нем была обычная форма рядового пехотинца- сапоги и каска- а автомат свой он выбросил. Так откуда у него теперь вся эта амуниция?
   Ребята внимательно рассматривают тело Рохли- на нем капитальная "сбруя" федерального спецназовца.
   Кто ему это принес?
   Ребята в недоумении. Может, где-то здесь это было заранее спрятано? Вряд ли. Может- кто-то подходил к лагерю, пока за Рохлей не наблюдали?
   А когда это он был "обделен вниманием"?
   Всеобщее замешательство прерываю я:
   -Я знаю, кто.
   03. Я и еще пятеро- включая Черехова- возвращаемся в лагерь.
   Ее в лагере, конечно, уже нет. Но мы ее перехватываем на одной из троп- по тревоге на ноги поднят уже весь наш отряд. Все сильно огорчены смертью Штракина, но... удивительно- никто не сильно.
   Надежда и не пытается сопротивляться. Хотя, если бы она захотела- могла бы положить нескольких- ну, прежде, чем умереть самой.
   -Я все вспомнил . Эта твоя сумка- с очень личными вещами. Там была сбруя для Рохли.
   А она даже и не пытается отпираться. Просто говорит, что для нее не существует правых, левых, для нее нет идей. Ей важны только деньги.
   -Как ты могла работать на таких сволочей?
   Но не бойся. Тебе не будет больно. Я обещаю.
   И на последок- кто по настоящему был Рохля?
   Федеральный разведчик высокого класса- кто же еще?
   Я приглашаю двух наших парней выйти вперед- у одного федералы уничтожили семью, а другой долго в нашем отряде сражался со своей женой. Однажды, поле одного боя- она пропала без вести. Когда ее нашли... лучше б мы ее не находили!
   Тут она ломается, и начинает просить о жизни. Но делает это недолго. Ребята не дают.
   Две долгие пулеметные очереди в утреннем, исчезающем на глазах тумане.
   04. По рации я сообщаю на главную базу, что Штракин мертв. Что это моя вина, и что прошу с меня снять ответственность командира отряда.
   Но с "того конца провода" мне говорят, что напротив, предлагают мне возглавить все партизанские отряды в районе.
   Я не верю тому, что мне говорят, но мне сообщают, что командовать несколькими отрядами при их сегодняшней численности- наверное, будет не трудно. Штракин, как оказалось, видимо, желая поддержать боевой дух в своих "подопечных" "слегка" преувеличивал численность отрядов в районе - приходя в почти начисто разметеленный отряд он говорил ничего не знающим, не сведущим людям - что соседи- к примеру, намного их многочисленнее. А зачем говорить правду? Это ведь всех только огорчит.
   Штракин был мечтатель, зачастую фантазер, но, зачастую столкнувшись с жесткостью противника- не мог ей противопоставить твердую волю.
   -А нам нужен- продолжал женский голос с основной базы- реальный человек.
   и, судя по вашим отчетам- вы таким и являетесь.
   А еще... а еще просто больше уже никого и нет на это место. Не назначать же семидесятилетнего Черехова, или шестнадцатилетнего Максиова Андрея?
   Тогда- коли уж так все здоров. По рации я приказываю всем районам отряда собраться у нас на базе.
   Есть дело.
   05. В крепости федералы думают, что приехал армейский автобус с тридцатью федеральными солдатами. В крепости думают, что вместе с ними приехал офицер- разведчик и девушка- то же из разведки.
   Солдаты выходят из автобуса, вместе м сними- офицер и девушка.
   Ранее утро, почти все еще спят. И только парень, стоящий на вышке с пулеметом вдруг замечает, что у высадившихся солдат- у каждого- красная повязка на правой руке.
   -Эй! Это вам зачем?
   Он был первый. Мы начинаем стрелять- и класть всякого- кто попадется на пути. За нами следует смерть. Самый удачный момент для удара по крепости- в ней всего 150 человек. Затем несколько наших ребят открывают ворота крепости- и снаружи сюда врывается сто партизан- толпой- как в фильмах о татаро- монгольском нашествии.
   Все наши знают, куда двигаться и что делать. Еще несколько наших ребят вбегают в "танковый" бункер- туда, где находится дорогостоящее оборудование по дистанционному управлению танками и бронемашинами. Звучат мощные взрывы.
   Они вбегают в казармы и уничтожают только что вскочивших, еще не до конца проснувшихся солдат.
   И те опадают, как с осенних деревьев листва.
   Я же со всех ног несусь к дому того офицера- коменданта крепости.
   Сука, сейчас ты мне ответишь за все мои "бинокольные" утра. Сейчас.
   06. Он еще не усевает проснуться в этой постели с двумя девушками. Они-... на них страшно смотреть, две скрюченные фигурки по краям постели- и он- в центре- руки- ноги в стороны- пуп земли.
   Я его привожу в окончательное чувство- ну, чтобы он окончательно проснулся. Ребята выводят за руки девушек- и туту я даю себе волю- рукояткой пистолета, ногами, головой в каске- бью этого парня- быстро доводя его до того состояния, когда он мне ответит на любой вопрос, который я ему задам, до того состояния, когда он сделает все, что я ему прикажу.
   Из его лица хлещет кровь, голова разбита. Потом ногой- и не раз, я бью его в пах.
   А это- за тех девушек, гнида. Он, плача, падает, схватившись за свой .уй.
   -Разведчик- убийца Штракина- твоя идея?
   -Да...
   Андрей вскидывает автомат, но я его останавливаю.
   Что это за девушка была- Надя?
   -Из нашего ГРУ. Специалист.
   -Хочешь жить?
   Вызовешь артналет на замок. Скажешь, что неожиданное нападение и партизаны пересекли периметр.
   Для убедительности наношу еще несколько ударов по голове.
   Сука!
   Я наслаждался. Как сладко это- иметь возможность своими руками- покарать жестоко жестокость. Как он- так и с ним. Это по- настоящему здорово.
   07. Но одна из казарм "огрызнулась"- солдаты начали отстреливаться, и, пока подползали огнеметчики - разрывная пуля из пулемета попала Андрею в голову. Каска раскололась надвое. Верхнюю часть черепной коробки снесло.
   Ира нагнулась над ним в немом горе. Она настолько морально обессилела за все эти месяцы войны, что даже не может плакать.
   Она гладит Андрея по лицу- и я приказываю двум нашим- чтобы проследили, чтобы чрез некоторое время ее забрали- и она здесь не оставалась.
   08. Мы врываемся в барак- куда отводили девушек "после офицера".
   Нет.
   Не зря мы не щадим никого. Пятнадцать мужиков. Солдатня. И три девушки.
   Солдаты даже не пытаются оправдываться или просить пощады. Никто, как обычно в таких случаях бывает не плачет даже.
   Все послушно- угрюмо становятся к стенке.
   09. Офицер- регулярно получая по голове рукояткой моего пистолета вызывает арт-поддержку- прямо по замку. Там немного мнутся, но после понимают и говорят: хорошо. Постарайтесь спрятаться в укрытия.
   Я же обращаюсь к тому самому мне давно знакомому, но видящему меня в первый раз офицеру говорю:
   -Я тебе жить обещал. Забудь. Я соврал.
   И меня даже на чуть- чуть не мучает совесть.
   Я стреляю ему в пах. Потом в одно колено, потом в другое, потом- в живот.
   Это тебе за первую, за вторую, за третью, за четвертую...
   А за пятую мучайся теперь.
   Моли, чтобы свои снаряды тебя убили. Иначе дохнуть тебе долго.
   Затем хватаю рацию:
   Всем
   Уходить!
   Когда последний наш человек покидает ворота замка- мы слышим свист снарядов, аккуратно ложащихся "в периметр". Сначала рушатся дома, потом начинают полыхать пожары...
   По моему- это конец базы федералов.
   10. Я стою на высоте- и с удовольствие наблюдаю, как внизу уже второй день дымится замок.
   Я представляю себе мучения насильника- коменданта- и мне это доставляет удовольствие.
   Сзади ко мне походит улыбающаяся Ира- и сходу кладет мне руку на талию. Она улыбается. Я то же. Я впервые в жизни доволен- и собой, с своей судьбой и своей жизнью. Я как бы- хоть на немного- но... реализовался. Пусть и в войне, пусть и в разрушении.
   А она меня спрашивает, серьезно ли я был тогда насчет "замуж"? я отвечаю, что нет. Но она не смущается, и говорит, что тогда мне ответила, что давно этого хочет, но только вот я "все никак".
   -Что?
   -Не обращаешь на меня внимания.
   Но я знаю, - мне медсестра все рассказала, что Ира беременна от Андрея- и, видимо, срочно ищет "папочку" своему будущему чаду.
   Говорю, что мне нужна подруга. А еще говорю .что не своему ребенку отцом быть не хочу. И прибавляю:
   -Будешь клеиться по этому поводу к другим нашим парням- я всем буду рассказывать, что ты ждешь ребенка от своего бывшего приятеля.
  
   И она - больно, наотмашь, дает мне пощечину.
  
   У меня с девушками всегда не ладилось.
  
   Москва. Август 2003.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   24
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"