Тарасов Олег Васильевич
Белый Мерседес

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ средней величины, об одном военном типчике, каковых я лично терпеть не мог - крохобор и стяжатель. Только стяжатель не славы и доблести воинской, а денежных знаков. Нет дыма без огня и эта история имеет в своем начале очень правдивые корни...
  Серый высокий автокран стрелой-хоботом тянул с насиженного места кусок железобетонной берлинской стены, а буйная, разгорячённая толпа от новоявленной бреши ликовала так, словно ей здесь и сейчас открывался выход из долгого казематного заточения. Светлые людские надежды имели право на существование - падение ненавистной преграды, разделявшей прежде единый немецкий народ, непременно должно было отозваться разительными переменами...
  
  Полковник Решетняк - командир N-ского полка, что дислоцировался неподалёку от Бранденбурга, тоже думал о переменах, но занимало его отнюдь не крушение социалистической Германии и не какая ещё глобальная проблема - подобной чепухой мозги он никогда не забивал. Всем своим вниманием полковник обратился к житейским слухам: поговаривали, будто марка братской ГДР скоро заменится валютой забугорной - полноценной, ликвидной. И если те настоящие "шевелюшки" заполучить - очень здорово своё материальное положеньице поправить можно! Если, конечно, с толком в голове! Однако, сколько твёрдой валюты за воинский долг платить будут? И каким курсом старые купюры менять? А то под кроватью сумочка лежит, с божьей помощью бумажками гэдээровскими набитая...
  
  Они тоже неплохи, но какой дурак не знает, что Мерседесы, всякие там "Грюндики-хрюндики", "Адидасы- барабасы" штампуют не верные последователи марксизма-ленинизма, а гнилой Запад? Как-то вот исторически сложилось, что у пособников империализма и рука вернее и товар качественнее. Ну, какая ГДР с настоящей "фирмОй" сравнится? Трабант и Мерседес, например? Это ж умора - пластмассовое корыто и король автомобильного царства!
  
  А Мерседес для Решетняка не просто давняя мечта - почти святыня, икона. Только с его складом характера не та икона, на которую люди утешно духом молятся, а та, которую он наметил к рукам прибрать. И получится у него прибрать, потому как способный он очень стяжатель - патологический и откровенный.
  
  За это стяжательство подчинённые Решетняка не любили, и большим числом даже презирали. И совершенно справедливо презирали, ибо ни одно доброе свойство души не посмеет себе явный плюсик заработать, пока единственное мерило каждому шагу - личная корысть. Для благородных позывов материальная страсть - как многотонный дорожный каток для цветка: разотрёт в пыль - и не почувствует, не дрогнет. Много чего на своём пути растирал в пыль Решетняк и с сомнениями назад никогда не оглядывался, офицерское осуждение - безмолвное ли, кулуарное ли, на личный счёт не принимал. Он больше в свою сумочку-шкатулочку посматривал, нажитыми финансами услаждался и через ноли с палочками видел счастье своё и земное назначение.
  
  Сквалыжность, гобсековская цепкость отразились у Решетняка и в наружности: невысокий; угловато-кривовато скроенный - от "монгольского" развала ног, между которых вершковое бревно без задоринки просвистит, до сбитого влево набухшего носа. А уж когда в комплекте выпученные, тревожно скачущие чёрные глаза, поддавленные изнутри жаждой всем владеть, да два передних косых зуба, хищно прикусывающих губу - зрелище не для тонкого взора!
  
  Характерное прозвище "Рублик" за офицером тянулось давним цепким хвостом: когда-то, ещё в капитанские года, после попойки, сослуживцы подсунули ему на дорогу бумажный рубль, привязанный к нитке, и из-за кустов, всей толпой наблюдали, как метался он за этим рублём, будто угорелая кенгуру, кланялся заманчивой бумажке вялым, неустойчивым телом и даже грёб вдогонку чуть не на четвереньках - пока не понял пьяной головой, что это розыгрыш...
  
  Пристрастие Решетняка к детищам чужого автопрома очень напористо подогревал прапорщик по фамилии Рякуха, состоявший при командире самым что ни есть доверенным лицом. Клеврет особого назначения, которого шеф вслед за собой вытянул в ГДР, был слеплен природой ловким классическим прихлебаем - обычный тип недалёкого, пребывающего себе на уме лентяя- приспособленца: вроде предан, а не дождёшься, чтоб и малую часть души своей за товарища или благодетеля положил; вроде и дурак непроходимый - по виду и рассуждению, а на глупости себе в убыток его не подловишь; иной раз покажется что и на благой ниве работать может не хуже всех - а он ни одному общественному делу ладу не даст!
  
  Годами Рякуха был помоложе своего благодетеля, зато ростом и плечами - выше, шире, осанистей. В лице ничего примечательного - крупные черты, большие, раскрытые глаза с самодовольной, бестолковой поволокой и вздёрнутый кверху нос - ядрёный, налитой, с маленькими круглыми ноздрями.
  Пронырливого порученца не жаловали что "братья" - прапорюги, что офицеры, а тот, в лицо, напролом, как ни в чём не бывало, рядился в своего парня: заискивал перед общей массой, с дешёвым театральным надрывом плакался на несносную жизнь. Стенания его, сослуживцы за редким исключением слушали молча, отстранённо, а вслед значительно ухмылялись - как же, перетрудился Рякуха! По нарядам, сволочь, не ходит - по личному распоряжению Рублика освобождён от такой чести! Построения тоже не для него - потому как всё по особым поручениям: разузнать где-чего, вынюхать, шепнуть-доложить, съездить куда укажут, щепетильное дельце провернуть - вот рякухинские труды и тяготы, в которых самое главное и себя не забыть!
  
  Комментарии же за чужие жизнь, службу и человеческие поступки у прапорщика заключались в одной, как ему казалось - глубокомысленной и меткой фразе: "нечего было с лошадиной дозой собственную мерку производить". Где там доза, к чему она была мерой произведена и отчего непременно лошадиная - оставалось загадкой даже для самого бойкого полкового ума. Пробовал кое-кто и философию в тех словах отыскать - ан, нет, поди, уцепи ниточку там, где ни единого намёка на свободный конец - всё сплошь "Мебиус"! Прозвали люди Рякуху Лошадиной Дозой на том и успокоились.
  
  А тот свои дела, видать, и впрямь удачливой лошадиной дозой отмерял, потому как к начальству приблизился чрезвычайно умело и тесное приближение обернул себе очень выгодно! Особенно после "ветра перемен", когда он будто агентом "Штази" заделался - всё где-то подальше от полка мотался, что-то тайное вынюхивал, к чему-то приценивался, что-то предлагал и вечерами один на один собственные сводки информбюро Рублику нашёптывал.
  
  Понимали в полку, что не зря Рякуха голодным лисом по округе изворачивается - куёт прапорщик деньгу для их родного командира! А что не ковать - само время велит с каждого пустяка монетой карман набивать, а если под боком бензин, запчасти, продсклад и немерянное полковое хозяйство? Тем более, что немцы, потянувшиеся в стан капитализма, скупать советское добро по умеренным ценам взялись очень охотно.
  Однако же, верный помощник не только продажами казённых припасов занимался, очень настойчиво он вопрос насчёт одной покупки вентилировал... И вот свершилось - белый Мерседес торжественно въехал через парадное полковое КПП и был поставлен на хранение в самый надёжный бокс. Большеротая Маша Распутина надрывалась песней про тётю Соню, что добыла буржуйскую машину непосильным трудом, а простой советский полковник Решетняк точно такой же предмет добыл себе абсолютно наяву. За бешеную цену чудо приобрёл - десять тысяч дойч марок. Тех самых - супостатских, империалистических, полновесных, ради которых всю старую заначку поменял.
  
  Полк исходил слюнями зависти и душеразрывающими стонами насчёт командирской "Жар-птицы". Пересуды, споры и даже тайные проклятия в адрес Рублика сыпались градом - да что толку? Красиво жить не запретишь! Не придумали ещё такого выключателя в человеческом организме - данные природой желания одним щелчком удалять! Оно - обуздание страстей человеческих, может и работало потихонечку, по капельке - при советской власти: когда владеть Жигулями за бескрайнее счастье виделось! А ты, пойди, пламенную горячность и преданность бескорыстным идеалам засвидетельствуй, когда на глазах такие чудеса мелькают, когда руки наяву такие шедевры ухватить могут!
  Тёмная эта тема, чрезвычайно тёмная, и никакой коммунистической эволюцией не прошибаемая! Сам дедушка Ленин напрочь обмишурился с прогнозом общественного перерождения - выжил нэпман-подлюка при всех персональных травлях и преследованиях; от облав обэ-хэ-эс-эсных да глухой сатирической удавки схоронился и хапуга-оборотень; отсиделся в подполье упырь-крохобор - и отлично, надо сказать, в латентной спячке сохранился! Под фраком какого артиста-музыкантишки вся эта мерзкая братия коммунистическое бдение перезимовала; в кресле даже какого министра очень ловко замаскировалась и гонения снесла; чином какого полковника или генерала от всех социалистических напастей надёжно прикрылась! Но проросло, дружно проросло расчётливое и меркантильное семя вот в таких решетняках!
  
  А полковник не скрывал счастливого приобретения - частенько наведывался в бокс к драгоценному железному коню. Рякуха подобострастно сопровождал величавого патрона, с молодцеватой торопливостью подскакивал к огромным железным воротам, отталкивал дежурного солдата - дескать, медлишь, собака!
  Заходили, минутку-две стояли молча, словно обмирали от дивного зрелища - из полутёмного нутра белым солнцем сиял Мерседес, лучился немалой ценой и дивным обликом. "Один покрас каков! - восклицал Решетняк, и в предчувствии наслаждения семенил кривыми ногами погладить глянцевый капот. - Лак, шик, блеск!" - "Неописуемо! Высший класс"! - подкреплял начальственный восторг прапорщик и тоже фонтанировал счастьем, будто Мерседес принадлежал персонально ему. Таков удел прихлебая - изображать, что барская радость стократ приятнее своей.
  
  Четыре длани - начальственная и холуйская, гладили, с умилением похлопывали фирменную никелированную решётку, роскошные кожаные сиденья, панели приборов. Сон, чёрт побери - дивный сон! Прапорщик, на "ура" освоивший пажеские манеры, с почтением отворял (без шума и скрипа!) водительскую дверь, и Решетняк важно садился в чёрное кресло. Откинувшись в блаженную позу, хозяин чудо-автомобиля ухватывал руль, таращил глаза на лампочки и кнопки, датчики и рычажки - всё, до последней стрелки приборов навевало в нём неслыханную радость и предчувствие сладости: ах, как высоко взлетел бывший деревенский паренёк - не артист, не писатель, не министр! И не Высоцкий, что когда-то на таком "точиле" по Москве куролесил, а поди ж ты, сидит в дорогом самоличном авто и вертит руль! Эх, мать родная - перестройка!
  
  ...Дни, однако, шли и радость полковника должна была бы нарастать, потому как истончался срок седлать любезного конягу в путь - к родным краям! Но... радость тихонько улетучивалась. Нет, в самом деле - какая может быть радость, когда западные немцы полными гадами, хищными акулами открылись?! Этому допотопному Мерину, оказывается, красная цена - семь тысяч марок! Нагрели его, несчастного, кровопийцы империалистические - развели, обули! Три штуки лишних высосали - состояние, столичную квартиру! И через кого, недочеловеки, сосать пристроились - через верного Рякуху! Кто бы подумал, кто бы предположил? Вот, Доза Лошадиная, гнусное отродье, подвёл так подвёл - не мог, сучонок, всё толком узнать, подбить - где правда, где блеф, присоветовать потерпеть! Нет - бегом-бегом покупать! Ну да - разве Рякуха, дурак - за чужие деньги страдать?! Как же теперь этой Дозе Лошадиной довериться?
  
  Крепкий, взаимовыгодный союз полковника и прапорщика дал трещину... Рякуха командирскую немилость ощутил до того, как она оформилась в приказание гонять его по нарядам не хуже сидоровой козы. А уж с этой команды всё быстро покатилось вниз - удалялся из полковничьего сердца некогда обожаемый Мерседес (ибо старые машины исключительно дешевели) - словно предмет былых мечтаний завёлся сам по себе, да поехал по широкой вольной трассе; удалялся некогда любимчик Рякуха, которому никак не прощалась злополучная подстава и которого всесильный покровитель теперь хотел как следует оттянуть по спине ломом.
  
  Завистливые разговоры полк с большим удовольствием сменил на тайный смех и издёвки. Некоторые усмешки зудили командира даже там, где ими и не пахло: едва Маша Распутина запевала про белый Мерседес и счастливую тётю Соню, как он кидался глушить радио или телевизор. Надо ли упоминать, что единственным союзником в страданиях Решетняку оставалась верная жена? По вечерам они на пару клокотали от досадной оплошности, надрывали себе потерей сердце и дружно причитали - такие деньжищи пропали, такие деньжищи! Перепадало их злобы коварным немцам - ловким торгашам, что за свою дойчмарку продадут кого хочешь, доставалось ругани на голову словоохотливого застрельщика перемен Горбачёва, который кинулся примерять на себя мантию почётного Берлинца. Одна лишь главная мерка окружающего мира застопорилась у командирской четы - сгинувшие по их глупости тысячи марок.
  
  - Продадим? Пока не поздно?! - свистела с надрывом плоскогрудая жена, приподнимаясь в постели на худом костлявом локте.
  - За десять взяли, за пять - продадим? - глаза Решетняка от гнева наливались кровью и выкатывались из глазниц ещё сильнее.
  
  Обрести успокоение в подлом тупике Решетняк мог только одним способом - наплевать как следует на потерю и скорее ковать новые деньги, благо высокая должность для этого всё предоставляла. Может, к такому разумному выходу полковник бы и подошёл, окажись душевных сил его побольше, а любви к деньгам - поменьше, но растущие с каждым месяцем убытки от той злополучной сделки будто полосовали его по незаживающей ране.
  Незадачливый хозяин Мерседеса и само слово "Мерседес" стал выслушивать с содроганием, а затянуть его в бокс - полюбоваться приобретением, уже не могла никакая сила. Решетняку хотелось одного: ухватить кувалду, да молотить ею до посинения - что по старому Мерсу: по фирменной покраске, стёклам, отполированной решётке; что по ненавистной разъевшейся морде Рякухи.
  
  Штука, всего мизерная штука - и не в смысле оригинальной проделки, хотя несомненно и таковой оттенок присутствовал, а всего лишь одна тысяча дойчмарок - вот последняя цена его сокровищу! Как на помойке повылезло этих старых Меринов - хоть пруд пруди! Всяк босяк в полку - даже последний солдат с жалованием семь марок, вдруг просветился в командирской арифметике, и позволил себе откровенный пересмех: "Наш Рублик за такие бабки сейчас бы десяток "лохматин" купил"!
  
  Давно всем известно - одна вовремя спасённая овца девяносто девяти целеньких стоит, и по потерянному Мерседесу страдал полковник в точно такой же пропорции. Однако же, найтись овце в прежней цене ничто не могло помочь. Отловили ту пропащую горемыку волки и давным-давно славно поужинали: освежевали, обглодали до костей - освободились, даже страшно сказать, и от помёта, этой овцой даденного. Не сыщется она уж никогда, не вернётся, не облегчит муку сердечную появлением... разве что будет образом своим загробным душу грызть...
  
  И точно - приснился Решетняку вскоре сон, будто сидит некогда преданная ему Лошадиная Доза с огромными напёрстками - золочёными, начищенными не хуже парадной оркестровой трубы, и с не с тремя, как повелось у жулья, а с целым десятком. Выстроил их, подлец носатый, на столе в ряд, ухмыляется, руки друг об дружку трёт словно в чесотке, и вопрошает с притаённой язвой, всё на старинный, манер, как препротивнейший щёголь-приказчик - "Угадайте-с, господин полковник, где тут ваш белый Мерседес"?
  "Какой Мерседес? - рычит несчастный и облапошенный хозяин белоснежного авто и от ярости пену не хуже брандспойта пускает. - Моих тут десять, собака паршивая! Десять - кровных, заработанных! Выстраданных!" - "Никак-с нет! Не может десять быть заработанных! - сияет подлая прапорщицкая рожа. - Так не бывает-с, да и не положено вам десять. От такого аппетиту обдрищетесь, вашество-с"! - "Тебе ли, сука гнусная, прапорыло безродное, судить, что мне положено?"
  
  А прапорыло наглющее вовсе не смущается хозяйским званием, душевно ликует, с важностью докладывает: - "Ноне каждому олуху в Германии известно - просрали-с полковник Решетняк девять Меринов под чистую! И последний профукаете, коли так задаваться будете! Три попытки у вас и лучше гадайте поскорее, а то и одного не достанется! Того и гляди, Запорожцем осчастливитесь, вашество-с! Такой металлолом вытянете, что в вашей задрипанной деревне Индюковке вас засмеют-с"!
  
  И стало страшно Решетняку от бесцеремонного пророчества - ёкнуло что-то внутри - не врёт аферист-Рякуха, правду выкладывает - ни одного Мерседеса у него не останется! Засмеют тогда его все - вдоль и поперёк, что он в глупую железку целое состояние спустил! Три квартиры столичных! И покинула от такого открытия Решетняка вся его крепкая воля и вся товарная хватка, что только полюбопытствовал он смиренно, аки падший раздавленный ангел: "Как же вышло... так, помощник мой верный"?...
  Оскалился вдруг дьяволом помощник верный, да как гаркнет напористо, зычно - со всей мочи: - "А нечего было с лошадиной дозой собственную мерку производить"!
  
  От позорного бессилия и унижения, которое во сне куда больнее и глубже явного бьёт, застонал полковник, заметался безудержно по кровати - жену до слёз напугал. По крикам поняла, бедная, что треклятая машина и ночью супругу покоя не дает - ухватилась успокаивать, на голову холодные компрессы ставить. Утром открылось, что не зря донимал его гнусный прапорщик - влип при дежурстве Рякуха в пустяковую историю, но полковник и за этот пустяк ухватился цепко, командирской властью постановил - задвинуть Рякуху в Союз! В три дня!
  
  С великой мрачностью и обидой собирался извергнутый клеврет в дорогу - кому понравится, что от твёрдой валюты отлучают?! Но против приказа не попрёшь, и крутился Рякуха волчком - скоро пакуя вещи, да торопясь прикупить себе германский автомобиль, без которого, как из Тулы без пряника, теперь в Союз не отправлялся ни один здравый служака.
  
  Видно, запас буржуйских бумажек пройдоха скопил приличный, потому как едва узрел полковник дорогую рякухинскую покупку, то замер в ошеломлённом параличе: Мерседес прапорщика - чёрный, сияющий новым лакированным башмаком, с залихватской наклонной "мордой", заслуживал куда более высоких похвал, а значит и цены, нежели его старинная лохань, украшенная музейной бочкой-решёткой! Поплыли зелёные круги в командирских очах - пульсирующие, неторопливые, до чрезвычайности издевательские... метнулся полковник к пожарному щиту, схватил огненный, секироподобный топор! "Я тебе покажу - один из десяти выбирать"!
  
  Смотреть, как Решетняк огуливает рякухинского "Мерина" железякой, сбежались все! Несчастный владелец авто метался тут же - в панике и растерянности, но под топор лезть боялся - уж больно грозен был в своём неистовстве полковник! А тот, словно кузнец Вакула - намахавшись налево и направо, утёр пот и подхватился с топором в автопарк, до своего несчастного коняги...
  
  Замкомполка, вмиг осознавший себя самым верным кандидатом на командирское место, тянуть с шансом не стал - закрылся наглухо в кабинете - и со всех сил трезвонить в высокие колокола! Начальству, весьма дивившемуся, что Решетняк и личный Мерседес своими руками разлохматил, бойко, как заведённый, талдычил одно - "Своими глазами видел"!
  
  Негожий, вопиющий фортиль высокое начальство восприняло не радостно - а ну как докатится ЧП до журналистского уха? Раструбят о советском дурачке-полковнике империалисты на весь мир - от позора тогда не спастись, при должностях не усидеть! Как оградиться от глупой напасти в верхах думали недолго, и уже через полчаса госпитальный Уазик с комплектом дюжих санитаров промчался в ворота N- ского полка...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"