Тартынская Ольга : другие произведения.

Те же и граф

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    31 декабря, метель, Москва. Попытка поймать такси оборачивается для одинокой учительницы Маши Колосовой знакомством с Игорем Орловым. Случайная встреча, симпатия, флирт, возникновение духовной близости. А дальше будто сон: новогодняя ночь, ощущение чуда, прогулки, рестораны, поездка в Суздаль на фестиваль. Каникулы превращаются в настоящую сказку. Но Игорь внезапно исчезает... Книга рассказывает о том, как непредсказуемо и сложно переплетены человеческие судьбы. Жизнь полна сюрпризов, не стоит отчаиваться, если что-то пошло не по плану. Она больше и богаче наших планов, в ней всегда есть место чуду, удивлению и любви.
  
  Те же и граф
  
  
  Часть 1
  
  Глава 1
  Знаменательная встреча
  
  Обед в бухгалтерии начинался в два, часы показывали без четверти час. Маша могла опоздать, надо было брать машину. Достав из копилки заначку, припрятанную на черный день, Колосова решила, что этот день настал. Наспех одевшись, понеслась на проспект ловить машину. Начиналась метель. Водители капризничали, запрашивали явно больше, чем следовало. Маша не располагала такими суммами. Наконец, остановилась какая-то черная машина гладких очертаний (Колосова мало что понимала в иномарках). Водитель распахнул дверь, приглашая внутрь. Он не спросил, куда и сколько. Маша на всякий случай сказала:
  - У меня только двести рублей.
  На самом деле было триста, но совсем без денег не хотелось оставаться. Водитель торопливо кивнул:
  - Садитесь.
  Машина ловко тронулась с места и полетела, мягко шурша шинами. Объяснив дорогу, пассажирка погрузилась в размышления. Хорошо, шампанское будет, салатик какой-нибудь сообразить несложно, конфеты будут. Что еще надо, чтобы спокойно встретить Новый год? Елку, конечно. Но можно нарядить ветку, возле елочного базара их полно. Если Толя не придет, вот тогда будет грустно. Мама приглашала за город, но так не хочется ехать на электричке, сидеть там в страшной скуке, выслушивая воспоминания Ильи Петровича о том, как хорошо жилось ему при советской власти, а потом, обожравшись, как удав, ехать назад. Ночевать в их доме Маша не могла: отопительная система жарила безбожно, а она привыкла спать с открытой форточкой. Нет уж, если суждено провести новогоднюю ночь у телевизора, то хотя бы с комфортом, как она его понимает.
  - Ну, ты же едешь на быстрой машине! Ну, двигай! Давай! - занервничал вдруг водитель. - Подохли...
  Маша с любопытством взглянула на него. Худощавое лицо с мужественным профилем и светлые волосы с мальчишеским вихром на макушке. Почувствовав взгляд, он слегка покосился и вдруг заорал так, что его спутница вздрогнула:
  - Ну, ты уже разгоняйся! Ну, давай, рожденный ползать!
  Тут зазвонил телефон. Нашарив трубку, водитель пригасил радио и, не сбавляя скорости, снова стал орать:
  - Да! Да! Скоро! Ну да! Точно!
  И чего так нервничать? Если торопится, то зачем тогда тормозил? Маша почувствовала себя виноватой. Она всегда и во всем чувствовала себя виноватой. Что вовремя замуж не вышла, что подруги все уже превратились в усталых, озабоченных матерей семейств, а она нет. В том, что у всех давно взрослые дети, и маленькие бедки сменились большими бедами, а она сама себе хозяйка. Нельзя сказать, что беззаботная, но, во всяком случае, только за себя и отвечает. Слава Богу, мама пристроена и обеспечена. Виновата и в том, что сохранила женскую привлекательность, юношескую легкость. Однако никого к себе близко не подпускает. Без любви она, видите ли, не может! А любви кругом - море, только приглядись. Это хобби у нее такое - влюбляться только в тех, кто недосягаем, недоступен. Однажды, на безрыбье, в артиста влюбилась. Теперь вот Толя. Впрочем, разве она влюблена? Не похоже.
  Вот раньше, когда влюблялась, вся цвела и пахла. Хорошела невероятно, легкой становилась, слегка шальной. Мужчины покорялись ее чувству, но всегда между влюбленными было какое-нибудь непреодолимое препятствие, которое решало все. Может, Маша Колосова и не способна влюбиться, если нет препятствий? Если человек вполне обыкновенный, доступный?
  - Где здесь? - прервал ее размышления водитель.
  Он явно спешил и психовал. Зарулили на площадку перед школой. Пока пассажирка рылась в кармане в поисках денег, мужчина прочел табличку, висевшую у входа, и странно посмотрел на Машу. Когда же она, наконец, достала мятые купюры и протянула водителю, тот хмыкнул:
  - Ладно, уберите.
  - Как это? - изумилась Колосова, впервые столкнувшись с подобной щедростью. - Нет, возьмите.
  Она выбралась наружу, а водитель потянул дверцу, чтобы поскорее ее захлопнуть.
  - Пустяки. Все нормально. Я спешу, - сердито бросил он.
  Однако Маша иногда бывала решительной:
  - Я не могу так.
  Водитель уже закипал. Он снова потянул дверцу, но упрямица ее не отпускала:
  - Возьмите деньги, - попросила она. - Я спать не смогу.
  Мужчина посмотрел на нее как-то брезгливо, как показалось Маше, и, взяв бумажки, изо всех сил хлопнул дверью перед ее носом. Машина, как застоявшийся конь, взметнула облачко снега, развернулась и резво понеслась в неизвестном направлении. Остался осадок на дне души, но Колосова встряхнула головой, чтобы отогнать неприятное чувство, и поспешила в проходную.
  При интернате был довольно большой сад. В последнее время его облагообразили почти до английского шика. Здесь были ухоженные дорожки, клумбы, сад камней. Довольно старые деревья и кусты прорежены и пострижены, появились красивые скамейки. И корпуса интерната отремонтированы в последнее время на славу. Хотя это ненадолго, если учесть, что основной контингент в школе - мальчишки пятнадцати-шестнадцати лет ...
  Маша торопливо шагала к кассе. В коридоре было пустынно: школьники, сдав сессию, уже разъехались по домам. Еще издали Колосова увидела, что желанное окошечко закрыто, а сверху прикреплена бумажка. С падающим сердцем бедняга прочла: "31 декабря касса работает с 11 до 13 ч.". Ну надо же! Опоздала. На всякий случай постучала в окошечко и, не получив ответа, тяжко вздохнула. Хорошо еще сто рублей не отдала, будет на что доехать до дома. Тут вдруг до Маши дошло, что в руках ничего нет. Какая-то непривычная пустота. Она еще не поняла, что случилось, но уже застонала:
  - О, нет!
  Метнулась к проходной, прошла весь путь до кассы заново и устало прислонилась к стене. Сумки не было, а значит и ста рублей, и паспорта, и мобильника, и пропуска, и ключей от дома. Скорее всего, все это забыто в машине. Что-то там еще было, в сумке. Кажется, карточка медицинского страхования, которую Маша забыла вынуть после поликлиники и таскала за собой уже два месяца. Оформляла медицинскую книжку в очередной раз...
  Это было "последней каплей горя", и бедняжка не справилась с набежавшими слезами.
  
  Глава 2.
   Начало этого дня
  
  Бывают же дни, когда неприятности валятся одна за другой, только голову подставляй! С Машей Колосовой это случалось чаще, чем с обыкновенным, среднестатистическим человеком. Вот и сегодня уже с утра началось. Даром, что тридцать первое декабря и завтра Новый год. Проснувшись утром, Маша раздвинула нежные бежевые занавески и увидела через стекло, что балконный коврик покрыт девственно-белым снегом, а на нем - две аккуратные темные кучки. Это проделки соседской кошки. Балконы разделены узенькой стенкой, а железные перила общие для двух квартир, так что этой злодейке ничего не стоит перебраться к соседям, то есть, к Маше.
  Открывать балконную дверь - потом не закроешь. К тому же занудная старая дева проклеила все щели специальной бумажной полоской, для тепла. Теперь придется ждать до весны и жить с чувством, что за окном ... Не успела она это осознать, как в дверь позвонили. Не ожидая от этого звонка ничего хорошего (с утра и так бесцеремонно!), Маша открыла дверь. Конечно, соседка снизу. Прямо с порога она выдала тираду:
  - Я сделала ремонт, что же вы, издеваетесь? Потолок в ванной, угол на кухне, весь потолок в прихожей! Можете пойти и посмотреть!
  - Зачем? - искренне удивилась хозяйка.
  - Нет уж, идите и посмотрите, если не верите!
  - Я верю, только не понимаю, о чем вы?
  Соседка на миг замолчала, потом продолжила еще более странно:
  - Я - директор школы, депутат от Хамовников. Могу показать удостоверение. Прошу спуститься ко мне.
  Наконец, Маша взмолилась:
  - Объясните, что вы хотите от меня!
  Соседка воззрилась на нее, как на юродивую.
  - Деньги, конечно. Или ремонт.
  Этот диалог двух глухих мог продолжаться бесконечно, но Колосова, прибегнув к наводящим вопросам, выяснила все же, что привело к ней эту даму. Протечка в потолке, дело житейское. Прекрасно зная, что не заливала соседей, она тем не менее вынесла даме все содержимое кошелька - полученную перед каникулами зарплату. Прощайте новые колготки к празднику и яблоко на ночь. Дама как-то испуганно посмотрела на Машу, потом на деньги и пробормотала:
  - Спасибо, что пошли мне навстречу. Что поняли...
  Она стала спускаться, озадаченно поглядывая на закрывающуюся дверь. Маша прошла в комнату и села на диван. Та-ак, ничего не говорить маме, иначе на целый год разговоров не оберешься. О том, как бестолкова ее дочь, как беззащитна перед жизнью. И когда же, наконец, найдется тот, кто защитит и поможет справиться с бытом? Никогда. Иначе давно бы уже нашелся. Ее дочери ведь не двадцать и даже не тридцать. Ископаемое чудовище.
  А ведь и впрямь идиотка! Колосова переехала в этот дом недавно и залить точно никого не успела. Скорее всего, это дело рук предыдущих жильцов или кого-то сверху. Зачем же было отдавать жалованье, которого и так хватает, если с большой экономией, лишь на неделю? Но гнилая интеллигенция пугалась и органически не переносила всяких дрязг, а еще ей удавалось чудесным образом входить в положение страждущих и жалеть их. Ей-то что: детей нет, мать обеспечена. А у людей семьи, заботы, ремонты.... Стоит ли вступать в конфликт из-за каких-то жалких рублей?
  Однако теперь не с чем будет встретить Новый год. Ей не привыкать, а вдруг кто-то придет? Толя, например. Хорошо еще она успела купить ему подарок: А. А. Блок в серии "Золотой том". Пустячок, а на целых пятьсот с лишним рублей книжечка потянула. Но Толя давно облизывался на этот том.
  Да, придется звонить Милке и просить у нее взаймы. Не хочется, конечно, но не сидеть же в праздник за пустым столом. И без того все эти праздники - одна тоска... Обычно Маша в Новый год бежит из дома. Еще в день рождения и Восьмого марта. Под настроение припомнила, как в прошлом году ездила в санаторий накануне Нового года. В кои-то веки решила цивилизованно отдохнуть.
  Подруга Милка, чтобы Маша не передумала, заказала путевку в подмосковный санаторий на три дня за полную стоимость. Всего-то нужно было три дня посидеть в тишине, вдали от города. Милка объяснила, как добраться до этой "Березовой рощи": Курский вокзал, электричка до Серпухова, потом автобус до Тарусы. Маша еще подумала: "Говорили, что близко, а тут езды не меньше чем на три часа!" Однако двинулась помолясь. Ехала чуть не целый день. Когда же дотащилась до места наконец (по лесу пришлось идти пешком, потому что опоздала на санаторный автобус), уже стемнело. Еще, как назло, был мороз градусов двадцать, а на незадачливой путешественнице демисезонное пальтишко с башлыком, рассчитанное на вечные городские оттепели.
  И вот, задубевшая от холода, как в дебрях сибирской тайги, и наглотавшаяся свежего морозного воздуха, Маша ввалилась, наконец, в стеклянные двери административного корпуса санатория. Ей показалось, что она вернулась в восьмидесятые годы: исключительный советский дизайн присутственного места навеял ностальгические настроения. Однако администраторша за деревянной стойкой, женщина средних лет, быстро ее вернула к действительности. Подивясь на путевку и повертев ее в руках, Валя (так звали администратора) все же выдала ключи от номера. У Маши был вожделенный одноместный, но когда она поднялась на третий этаж и попыталась открыть комнату, дверь открылась сама. И это был не одноместный номер, к тому же уже обжитый какой-то грузной дамой с недовольным выражением лица. Пылая негодованием, Маша спустилась опять в фойе. Ее попросили подождать кого-то из начальства.
  - Дело в том, - сказала Валя, - что в нашем санатории нет одноместных номеров. Не знаю, что эта ваша туристическая фирма придумала. К нам вообще-то приезжают по врачебным направлениям, это первый случай.
  Прождала Маша часа два в креслах у телевизора, наблюдая за отдыхающими, которые больше походили на обитателей дома престарелых. "Что я здесь буду делать среди подобного контингента?" - недоумевала потенциальная отдыхающая. Ей обещали отдельный номер, тридцать три удовольствия, включая бассейн и бильярд. Маша целый год откладывала деньги на это приключение. И вот...
  Ее окликнула Валя, которая долго совещалась с кем-то из коллег. Она протянула Маше каталог, открытый на странице, где фигурировало два санатория "Березовая роща".
  - Понимаете, ваша фирма все перепутала. В Мытищах есть еще одна "Березовая роща", это то, что вам было нужно. Там как раз услуги для отдыхающих. А мы лечим тех, кого от профсоюза к нам направляют.
  Маша тоскливо посмотрела за окно, где стояла темная морозная ночь.
  - Что же мне делать теперь?
  Валя энергично предложила:
  - Не расстраивайтесь! Переночуйте у нас, а завтра отправляйтесь в Мытищи.
  - Да у меня путевка-то всего на три дня. Один уже пропал. Пока доберусь, пропадет еще один. Нет, я уж домой. А сейчас нельзя никак уехать?
  Валя сочувственно посмотрела на пострадавшую и стала накручивать диск допотопного телефона. Она долго обзванивала знакомых, но никто не ехал в город на ночь глядя, ни за какие деньги. Впрочем, у Маши и не было денег, все рассчитано до рубля. Только на автобус и электричку.
  - Оставайтесь до завтра, - уговаривала Валя. - Поспите, утром в шесть я вас подниму, а наш шофер до Тарусы подбросит. А пока я вас отведу в столовую поужинать.
  Видя замешательство Колосовой, она улыбнулась:
  - Это бесплатно. Я уже заказала на вас ужин, так что прошу.
  И эта замечательная Валя сначала покормила бедолагу в столовой, потом устроила на ночь в двухместном номере, а утром разбудила и посадила в машину, не взяв с нее ни копейки. Еще и адрес оставила:
  - Приезжайте летом отдыхать, у меня спокойно, в квартире только я живу, да и то весь день на работе пропадаю.
  Вот и говорите после этого, что хорошие люди перевелись! Сердечно поблагодарив администраторшу, Маша отбыла в Москву, так и не вкусив вожделенного цивилизованного отдыха. Это была ее первая попытка съездить в санаторий. И последняя по сей день.
  И тогда, отчаянно замерзая в автобусе, который три часа трясся до Москвы, она размышляла о превратностях судьбы. Вот почему ей все время так не везет? Почему судьбе было угодно забросить ее в Тарусу? Вспоминая рассказы старожилки той комнаты, в которой провела ночь, Маша вздыхала. Там рядом Ока, заснеженные берега, лес, лед... Счастье было так возможно... "Ну, ничего, - встряхнула она головой, - зато познакомилась с Валей. И даже если никогда больше ее не увижу, все равно приятно". Колосова давно научилась из любой, самой гадостной ситуации вылавливать что-нибудь положительное.
  А потом еще ей вернули деньги, извинившись за ошибку. Так что осталось только воспоминание о морозной ночи и немыслимо свежем, пьянящем воздухе. Подумаешь, не осуществился отдых! От чего отдыхать-то?
  Вся жизнь ее была в работе. Перефразируя Бунина, она иронично называла себя интеллектуальной труженицей, для которой личная жизнь не имеет значения. Колосова трудилась на ниве просвещения. Она преподавала литературу в хорошей, специализированной школе-интернате для одаренных детей, физиков и математиков. Школа была государственная, и этим все сказано. Зарплату, которую получали преподаватели и воспитатели интерната, даже жалованьем не назовешь, еще жальче. По вузовской системе они получали твердый оклад, а не почасовую оплату, как в обычных школах. Конечно, с такой зарплатой выжить было нельзя: все репетиторствовали, писали пособия, работали где-нибудь еще и шутили, что в эту школу ходят не за деньги, а для души. И Маша тоже каждый год брала два-три ученика обязательно, иначе не прожить.
  Возвращаясь к действительности, Колосова уже взялась за трубку городского телефона, чтобы звонить Милке и клянчить деньги, когда телефон в ее руках взорвался звонком. Маша вздрогнула и чуть не выронила трубку. Явно звонил кто-то недоброжелательный, так нагло и требовательно. Вздохнув, Маша сказала в трубку:
  - Да?
  Монотонный металлический голос без пауз сообщил ей, что на этом абонентном номере обнаружено незарегистрированное телефонное устройство. Если его не зарегистрировать, то телефон непременно будет отключен. Выслушав до конца и ни слова не поняв, Маша положила трубку и пожала плечами. Оглядев комнату в поисках того самого устройства, ничего не обнаружила. Привычная незамысловатая мебель, стеллажи с книгами, занимающие основное пространство, компьютер на специальном столике. Еще фарфоровые куклы, которые Маша собирала чуть ли не с детства, пялились отовсюду широко распахнутыми глазами. Была еще одна комната, будуар, как ее называла хозяйка. Там гнездилась девическая кушетка с тумбочкой да платяной шкаф. Для зеркала места не оставалось. Пришлось его на дверь повесить, а вторую тумбочку вытащить в прихожую, которая своими размерами напоминала кочку посреди болота.
  Месяц назад Колосова еще жила в родной квартире в уютном переулке близ Остоженки. С детства знакомый двор, зеленый, закрытый, с бельем на веревках и столиком для домино, все как полагалось в старом московском дворике. Рядом шумная набережная и вид на чудовище под названием Петр Первый, а у них во дворике - будто девятнадцатый век, обожаемый Машей. Теперь ни камня не осталось от этих старых домов. Машин был последний, его уничтожили буквально на днях. Им с мамой еще крупно повезло: попали на Комсомольский проспект. В площади основательно проигрывали, про потолки можно и не говорить. Однако Маша так не хотела уезжать из родного района, что этот вариант сочла самым подходящим. Маме-то что: она давно уже живет за городом. У мамы муж, дача в Подмосковье. Вернее, вполне себе жилой дом, оставшийся от семьи отца, профессионального военного в седьмом колене.
  Телефон зазвонил снова, но на этот раз как-то интеллигентно, ненавязчиво.
  - Маш, - услышала Колосова голос Ирины Николаевны, коллеги, - нам дают премию новогоднюю, ты еще не получила?
  - Да ты что? - возрадовалась Маша такому подарку судьбы. Значит, не все еще потеряно, и можно Милке пока не звонить!
  - Но ты поспеши, - предупредила Ирина Николаевна, - они сегодня последний день выдают и то только до обеда. Да, там еще конфеты и шампанское возьми на кафедре. Вчера на банкете раздавали.
  - Ой, Ир, какое тебе спасибо! Ведь не позвони ты, осталась бы я без денег на Новый год. И никто не предупреждает же...
  Оказалось, что премия какая-то шальная, никто об этом не знал. Объявление повесили уже после того, как занятия прекратились. Обычно деньги на карточку переводят, но тут директор сменился, подпись никак не утвердят, вот и приходится мотаться в кассу.
  - Маш, ты прямо сейчас поезжай, а то они могут раньше на обед уйти и тогда все, - еще раз предостерегла Ирина.
  - Да-да, сейчас вылетаю! - крикнула в трубку Маша и заметалась по комнате в сборах.
  Глава 3.
  Прекрасный незнакомец
  
   И вот, всхлипывая и утирая глаза, она поднялась на кафедру (по счастливой случайности там было открыто), нашла в шкафу подарок: шампанское и конфеты. Села к телефону, раздумывая и всхлипывая по инерции. Надо что-то делать, как-то добираться до дома. Догадалась вывернуть карманы. По рассеянности она часто совала туда мелочь, иногда и десятки, если деньги были. Еще одна счастливая случайность! Обыскав себя, Маша обнаружила ключи от квартиры и те злосчастные сто рублей, которые машинально сунула в карман, когда расплачивалась с водителем! Нет, рано она отчаялась, вполне еще можно жить. "До дома доберусь, дверь открою! А еще и подарки! Не так уж напрасно съездила". Утешив себя таким образом, она отправилась в обратный путь. Садясь в метро, подумала: "Где же все-таки моя сумка? В машине осталась?" Решила пока не думать на тему паспорта и пропуска, как-нибудь потом. Сумку жалко: итальянская кожа. Копила на нее полгода. Ну да ладно!
  Дома она окончательно успокоилась. Подобрав возле елочного базара несколько приличных веток, соорудила новогоднюю икебану при помощи стеклянных шаров и мишуры. И вазочку для всего этого великолепия подобрала подходящую: под малахит, глубокого зеленого цвета. Рядом посадила свою любимицу - фарфоровую Аглаю в роскошном вечернем туалете. Подумав, присоединила к ней фарфорового мужичка в крылатке и цилиндре, с тоненькими усиками и бакенбардами.
  В квартире было чисто и уютно, но Колосова придирчиво осмотрелась вокруг и взялась за уборку. Занавески были выстираны и выглажены еще вчера, скатерть, хрустящая, ослепительная, ждала своего часа. Книжные полки можно было пылесосить бесконечно: окна на проспект, пыль и грязь. Да, еще надо придумать, в чем встречать Новый год. Нового наряда у нее не было, да и перед кем красоваться? Толя может не прийти, а перед телевизором сидеть сойдет даже домашнее.
  Потом Маша перекинулась на кухню, снова мыла все, терла. Осмотрев содержимое холодильника, достала овощи, поставила варить их для оливье. Стала готовить праздничный стол с жалкой закуской и единственной бутылкой шампанского. Для себя, если Толя не придет. Постояла у окна. Красота! Весь проспект сияет огнями, Дворец молодежи весь в лампочках, и деревья украшены гирляндами.
  Уже стемнело, и снег летел, заметая грязь и лужи. Маша довольно долго стояла у окна, наблюдая за снежинками. Как пишут в сочинениях ее школьники: "Наташа любовалась ароматом ночи". Мария Кирилловна грешила тем, что выписывала для себя на память школярские "шедевры". Иногда зачитывала их в классе под гомерический хохот и любила про себя цитировать что-нибудь, подходящее к случаю, чтобы не впадать в излишнюю патетику. За пятнадцать лет преподавательской практики этой "мудрости" накопилось предостаточно.
  Внизу под метелью люди спешили домой, к праздничным столам, к уюту елочных огней. Много людей, среди них много мужчин. И ни одного близкого, родного. Маша безнадежно вздохнула. С чего это люди решили, что именно в этой жизни им суждено обрести свою половинку? Из каких это легенд? Вполне вероятно, что можно и не совпасть. Например, один родился, а другой уже умер. Или один уже в возрасте, прожил большую часть жизни, а другой только начинает. Все равно разминулись и встретятся только там, в вечности...
   Почему же Толя не звонит?
  Тут в тишине квартиры прозвучал властный, но не наглый звонок в дверь. Колосова вздрогнула. Толя не так звонит, это явно не он. Маша осторожно посмотрела в глазок, но на площадке было темно, и она не смогла понять, кто за дверью. Нисколько не пугаясь, хотя то, что незнакомый человек прошел в подъезд, не позвонив в домофон, было весьма подозрительно, она распахнула дверь. С порога донеслось раздраженное:
  - Мне что, делать нечего, кроме как таскаться по городу и искать чужие квартиры?!
  Перед Машей стоял высокий худощавый человек со смутно-знакомыми чертами. Колосова узнала голос. Тут у гостя в кармане зазвонил телефон, и он заорал в трубку:
  - Да, да! Скоро уже, не психуй! Да скоро же!
  Из соседней квартиры выглянула недовольная старушечья физиономия. Маша втянула гостя в прихожую и закрыла за ним дверь. Он продолжал кричать в трубку и одновременно протягивал хозяйке ее сумку, забытую в машине. Та прижала руку к сердцу в знак благодарности. Мужчина отключил мобильник и наконец взглянул на Машу относительно спокойно и даже с некоторым любопытством.
  - Часто теряете вещи? - докторским тоном спросил он.
  - Да нет, что вы, не часто, - стала оправдываться Колосова, безосновательно и сразу почувствовав желание подчиниться мужской харизме нежданного пришельца.
  - Одна живете? - оглядываясь вокруг, спросил тем же тоном странный гость.
  - Одна, - покорно ответила Маша.
  Не разуваясь и не спрашивая разрешения, он вошел в комнату, критически оглядел украшенную ветку, кукол, жалкий стол.
  - Забавные у вас дед Мороз со Снегурочкой.
  Затем, будто поставив диагноз, многозначительно произнес:
  - Ясно.
  И больше ни слова не говоря, не слушая благодарного бормотанья хозяйки и не прощаясь, направился к выходу, а, уходя, громко хлопнул дверью. Колосова ошалело стояла посреди комнаты и прижимала к себе злосчастную сумку. Потом очнулась и стала рыться в ней, проверяя, все ли на месте. Неожиданно обнаружила двести рублей. Водитель все-таки не взял с нее денег, вот упрямец!
  Проходя мимо зеркала, Колосова нечаянно увидела себя. Ну и зрелище! Волосы выбились из-под косынки, поверх домашнего индийского платья повязан фартук не первой свежести. Да, видок незамысловат, гость, должно быть, совсем разжалобился от такого убожества. Наверное, поэтому и вылетел пулей из ее дома. Ну и скатертью дорога, подумаешь.
  Однако надо привести себя в порядок. Полночь подкрадется незаметно, а Колосова так и останется Золушкой-перестарком. Лучше, конечно, принцессой-перестарком, хмыкнула она про себя. Для кого быть принцессой-то? Или королевой? Вот если бы для какого-нибудь, как этот стремительный мужчина, короля... Маша обнаружила в себе подозрительный интерес к недавнему гостю. Это что-то! Ничего, утешила она себя. Если поближе с ним познакомиться, то окажется, что он женат и на стороне имеет как минимум две тяжких, обременительных связи. А к тому же еще пьет и страдает от отвращения к жене и всему домашнему. Уйти не может, потому что порядочный. Такие, как он, не уходят из семьи. Под этим "такие" Колосова подразумевала свой любимый тип мужчины.
   Выходит, что подсознательно она уже отнесла этого быстрого к любимому типу! Вот почему сразу захотелось подчиниться, и что-то внутри, в душе, завибрировало, когда он появился на пороге ее квартиры. Самое противное, что неважно, каков интеллектуальный уровень у подобного типа. Он может быть бывшим пэтэушником и технарем до мозга костей, ничего не смыслящим в искусстве и литературе. Ему все прощается за ясные серые глаза, вытянутое лицо, внушительный нос и низкий голос. Да, еще рост! Рост обязательно высокий, а телосложение совсем не атлетическое. Вот и говорите после о родстве душ!
   Однако Маша давно заметила, что мужчины любимого типа оказываются и по духу очень родными, а главное - отвечают взаимностью. Правда, ко времени встречи с Колосовой они обычно уже несвободны, и это все решает.
  Глава 4
  Толя
  Однажды, лет десять назад, а, может, и больше, Маша увидела по телевизору какой-то современный фильм об Отечественной войне. Молодой актер, играющий в фильме интеллигентного мальчика-курсанта, поразил ее воображение своей органичностью, полным отсутствием даже намека на игру. Было ли это достоинством или просто непрофессионализмом, ее не волновало. Мальчик идеально воплощал ее любимый тип. В нем тонко сочеталась трогательность чистоты с яркой мужественностью. Жесты, мимика, бархатистый тембр голоса - все так узнаваемо! Может, когда-то в другой жизни они были вместе? Маша тогда как с ума сошла. Имя актера ей ничего не говорило, это был начинающий артист. Потом выяснилось, что в фильме снялся еще студентом. Порывшись в афишках, узнала, в каком театре он играет. Сходила на модный тогда, нашумевший спектакль с его участием.
  Ошеломление не исчезло. Добавилось еще восхищение: актер обнаружил незаурядное дарование. Хотя никак не укладывалось в голове: как человек с такими данными может быть актером? Что-то там юный Пушкин писал о шампанском и актрисах? "То пьется, а те ... - аминь, аминь, так и должно". Не то чтобы Колосова не любила лицедейство в театре и кино, но считала его занятием не для настоящих мужчин. Все-таки есть что-то кощунственное в том, что превосходный человеческий экземпляр, созданный по образу и подобию Божию, превращается в руках режиссера в игрушку, в пластилин, материал. Конечно, бывают исключения: Высоцкий, например. Везде и всюду он выражал собственную исключительную личность, лишь примеряя условные маски. Может, Движинский - тот же случай?
  Увлечение актером приобрело подозрительные формы. Маша узнала его телефон, но не решалась звонить. Что сказать ему? Что она влюбилась, увидев его на экране? Пошлее некуда. Однако время шло, а увлечение не проходило. Пылкая поклонница следила за каждым творческим шагом Движинского, смотрела все фильмы с его участием. Надо сказать, за редким исключением они были очень низкого качества. Движинскому не везло в кино. И везде он был собой, своим исключительно мужским обаянием одушевлял пустые роли. В театре, конечно, было что играть, но его человеческий потенциал всегда был выше предлагаемых образов. Он возмужал, и творческая натура алкала серьезной, глубокой работы, а ему все подсовывали роли хилых интеллигентиков или идеальных принцев. Движинский стал соглашаться на роли негодяев, все интересней. Наверное, он был слишком человек для такой профессии, рассуждала Маша. В его жизни было много всего другого, кроме театра и кино, а искусство этого не прощает. Движинский хотел жить ярко, насыщенно, полноценной человеческой жизнью. У него была семья: любимая жена и ребенок, он много ездил, любил фотографию, музыку, компьютерные игры, свою собаку, машину...
  Маша знала о Движинском почти все, и однажды, случайно (в самом деле случайно!) встретив его у театра, заговорила с ним в каком-то шальном вдохновении. Так началась их странная связь. Нет, о любовной интриге не могло быть и речи! Маша сразу запретила себе думать об этом, а Движинский не настаивал. Интерес друг к другу был безусловный, но отношения приобрели характер легкой, необременительной дружбы. Колосова звонила ему, когда накатывала грусть и очень хотелось его видеть, Движинский приглашал на спектакль. Они встречались, перебрасывались немногими фразами и снова расходились без обязательств и обещаний. Бывало, подолгу не виделись, но стоило Маше набрать его номер, он тут же откликался и был готов ко всему.
  Влюбленная Колосова старалась не анализировать происходящее, чтобы ничего не испортить, а когда актер приезжал к ней домой, принимала его не в интимной обстановке комнаты, а на кухне. Они пили чай, разговаривали о пустяках. Сидя на разных концах стола, они старательно не касались, даже случайно, друг друга. Глаза договаривали то, что не произносилось вслух. Он уезжал, а Колосова позорно прятала в свой дневник фантик от конфеты, которую он съел.
  А потом он погиб. Автомобильная катастрофа, мгновенная смерть...
  После него долго все мужчины казались скучными, неинтересными. Бесполыми. И надо же, вот этот странный тип, водитель с мобильником, чем-то напомнил Движинского, и душа завибрировала.
  Маша потрясла головой, вытряхивая из нее печальные воспоминания и неуместные ассоциации. В конце концов, пора причесаться. Что если Толя сию минуту позвонит, а она в таком виде! Сняв косынку, она вспушила свои пепельные, до плеч волосы. Удивительно, что с годами волосы не поредели и не утратили блеск. Это потому, считала Колосова, что она не мучает себя диетами и ест все, что хочется. Фигура, конечно, оставляет желать лучшего, но кому это интересно, в конце концов? Лишь бы самой противно не было, а если и противно, тоже можно пережить.
  Новый звонок застал ее в ванной после душа. Теперь это определенно Толя. Маша набросила халат на голое тело и кинулась к двери. Открыла, не глядя в глазок. На пороге стоял высокий темноволосый юноша, одетый в длинное черное пальто. Он протянул хозяйке цветы, бутылку шампанского, нарядную подарочную сумочку с книгой. Неловко сгребая все это, Колосова уронила цветы, бросилась их поднимать, упустила халат. Толя деликатно отвернулся, вешая пальто на плечики и закрывая его в стенной шкафчик.
  - Я не готова. Ты проходи, я сейчас, - смущенно пробормотала Маша, пропуская юношу в комнату и старательно запахивая коротенький халат.
  Как нехорошо получилось, думала она, закрывшись в будуаре и натягивая на себя нарядное платье. Целый день только и делала, что готовилась, и все же опоздала. До Нового года час, а ей еще подкраситься надо. Хотела ведь маску на лицо наложить (Милка подарила), да какая теперь маска, если в соседней комнате сидит Толя и ждет.
  Толя был сыном соседки по Бутикам, которая однажды попросила Машу подготовить мальчика к экзамену в институт. Мария Кирилловна долго не соглашалась. Брать деньги с соседки не хотела, и времени свободного в обрез: приходилось тащить несколько учеников, чтобы подзаработать. Таня настаивала, однако на благотворительность приятельницы все же не соглашалась. Сошлись на том, что сумма будет небольшая, относительно комфортная для обеих.
  Целый год Маша самоотверженно трудилась, совершенствуя Толины познания в литературе и языке, обучая его искусству писать сочинения. Почва оказалось благодатной, заниматься с Толей было сплошным удовольствием, что случается крайне редко. Кому приходится репетиторствовать, те хорошо это знают. Толя благополучно сдал экзамены и поступил в культурологический институт и более того - начал писать вполне приличные стихи. Ему в восемнадцать лет было простительно. Само собой, занятия прекратились, а привычка встречаться по субботам осталась.
  С тех пор каждый субботний вечер они вместе ужинают и, как правило, вечер перетекает в ночь, которая пролетает незаметно в чтении стихов любимых поэтов. Эти встречи и ночные посиделки стали традицией, которая продержалась уже два года. Кому сказать, со смеху попадают. Но Колосова никому об этом не рассказывала, почему-то соблюдая строгую конспирацию, как подпольщица-революционерка. Скрывала от всех как что-то постыдное или, наоборот, заветное. И то! Взрослая дама, стремительно приближающаяся к сорокалетию, и - двадцатилетний мальчик. Что может быть общего у них? Ничего, разве что неуемная любовь к стихам. Это так старомодно.
  Колосова старалась не анализировать происходящее между ними. Толя заметно рос во всех смыслах. Стихи лились бурным, волнующим потоком и были предельно чувственны. Некоторые из них он превращал в романсы и песни, которые сам исполнял под гитару. У Толи за спиной была еще и музыкальная школа. А Мария Кирилловна так искренне радовалась его успехам и так нетерпеливо ждала нового, что обмануть ее ожидания было невозможно. Маленькое тайное общество процветало и приносило обильные плоды. Сама Колосова заметно помолодела и похорошела в последнее время. Так говорили коллеги, а это чего-то стоит!
  И Толя возмужал, из замкнутого, странного подростка превратился в красивого, вполне поэтического вида юношу. Конечно, основная жизнь его оставалась за рамками "тайного общества", но Маше казалось, что главное происходит здесь, в ее небольшой, но уютной квартирке. Толя теперь приходил не только по субботам, но всякий раз, когда Маша была свободна. А она все чаще бывала свободна для него. И неудивительно, что Новый год он встречал не в семье, а с ней.
  Колосова спешно набросала косметику на лицо, еще раз вспушила волосы щеткой и вошла в гостиную, прижимая к груди огромный том стихов Блока. Толя одобрительно оглядел ее и улыбнулся, чуть прищурив глаза. Он всегда немногословен и загадочен. Подарку обрадовался так, что руки задрожали, а неожиданно синие глаза засверкали в свете люстры, как драгоценные камни. Маша даже смутилась слегка, однако тут же засуетилась, чтобы скрыть это. Она усадила Толю поудобнее, зажгла свечи в старинном канделябре, у которого не хватало одного рожка. Еще в студенческие годы убухала на этот подсвечник всю стипендию, так он ей понравился. Девятнадцатый век, бронза. Тогда еще можно было такие вещицы купить относительно дешево.
  До Нового года оставалось всего полчаса. Толя уверенной рукой откупорил шампанское, слегка усмехаясь в адрес Маши, которая пряталась за книжкой от выстрела пробки. Они выпили по бокалу за старый год.
  - Это был самый счастливый год в моей жизни, - многозначительно произнес юноша и замолчал.
  - Почему? - наивно спросила учительница.
  - Мне кажется, я нашел себя.
  Маша ожидала услышать нечто другое, но все же порадовалась его признанию. К тому, что мальчик ощутил в себе творческие силы, несомненно, причастна она. И может, даже к чему-то большему. Чтобы слегка охладиться, Колосова припомнила еще одну цитату из сочинения: "Поэзия для него - это средство выписать душу на бумагу". Однако цитата не помешала ей нежно и благодарно посмотреть Толе в глаза. Они сидели супротив друг друга и сливались взглядами в единое целое...
   Идиллию нарушил беспардонный звонок.
  
  Глава 5
  Волшебный танец
  
   Маша вздрогнула.
  - Кто бы это мог быть? - недоуменно пробормотала она и пошла открывать.
  В крохотную прихожую ввалилась благоухающая свежестью елка, а за ней показалось уже примелькавшееся за день лицо. И все же хозяйка не сразу сообразила, кто это. Нежданный гость властно приказал:
  - Покажите, куда можно поставить, - и сразу стало ясно, что в доме появился мужчина.
  От неожиданности Маша застыла как в столбняке. Самозваный дед Мороз стремительно вошел в гостиную и слегка притормозил, очевидно, не ожидая увидеть здесь еще кого-либо. Он прислонил елку к стене, протянул Толе руку:
  - Игорь.
  Толя неохотно ответил на рукопожатие:
  - Анатолий.
  - Сын? - вопросительно взглянул на Машу незваный гость.
  - Нет, - возмущенно ответила та и залилась краской.
  Игорь внимательно осмотрел обоих и уже не так решительно продолжил руководить установкой елки. Маша включила верхний свет. Оставалось десять минут, не больше, до боя курантов. Колосова никак не могла прийти в себя. Она растерянно искала подставку для елки, полезла на антресоли, уронила какой-то пыльный хлам, зачихала. Игорь оттеснил ее в сторону, окончательно утвердившись в руководящей роли.
  - Помоги, - коротко бросил он в сторону Толи, и тот нехотя поднялся, чтобы поддержать елку за ствол, пока Игорь укрепляет ее в подставке.
  Взглянув на часы, Маша бросилась к телевизору:
  - Президент уже речь говорит!
  Гость краем глаза зыркнул в обеззвученный телевизор и, потуже закрутив зажимы, провозгласил:
  - Готово. Наряжать будем в следующем году.
  Маша забегала, ставя на стол еще один прибор. Игорь внес в комнату пакет, разгрузил его на глазах у изумленной публики. Несколько экзотических бутылок с незнакомыми названиями украсили стол, а еще фрукты и коробка с дорогими пирожными, какие-то богатые закуски в пластиковых коробочках. У Маши глаза полезли на лоб от такой роскоши.
  - Двенадцать, - тихо напомнил Толя.
  Игорь ловко наполнил бокалы и провозгласил:
  - С Новым годом. Ура!
  - Ура, - робко поддержала его Маша.
  Зазвонил телефон. Это у Милки обычай такой: едва пробьет двенадцать, сразу набирать номер подруги.
  - Ну что, одна бедуешь? Говорила тебе, приезжай к нам. Владька ушел к одноклассникам, мы с Геннадием тут.
  - С Новым годом, Мил, - ответила Колосова. - Я не одна, не беспокойся.
  - Не одна? - зазвенело в трубке. - С мамой и ее старпером? Брось их, приезжай к нам.
  - Нет, - сказала Маша.
  - Что "нет"? - зазвенело с новой силой. Милка ничего не поняла. - Не приедешь?
  - Я не с мамой, - Маше неудобно было говорить: Игорь в упор разглядывал ее. - Я тебе перезвоню потом, ладно?
  Она положила трубку, не слушая Милкиных воплей. Надо отдать должное Поповой, она не стала надоедать звонками, как это делала обычно. Видно, что-то почуяла.
  Тихий ангел пролетел. Самозванец прервал неловкое молчание, задав Маше неожиданный вопрос:
  - Как вас зовут?
  Колосова увидела, как Толины брови поползли вверх от изумления. Ответила строго:
  - Мария Кирилловна.
  Так звали ее школьники и коллеги, а Толя называл просто Машей. Гость хмыкнул:
  - Троекурова?
  Но тотчас насмешливо представился:
  - Игорь Владимирович, - и церемонно раскланялся.
  Юный поэт с интересом наблюдал за ними. Чтобы скрыть смущение, Маша стала угощать гостей, раскладывая по тарелкам салаты. Она выложила в красивую плетенку нарядные пирожные, а фрукты живописно разместила на специальной фруктовой вазе.
  - А что ваше имя означает? - спросила она по-светски.
  - А хрен его знает, - вовсе не по-светски ответил Игорь.
  Маша опять отметила, что Толино лицо искривилось в недовольной гримасе. Юноша был настоящим эстетом и не только в поэзии. Колосова с некоторых пор стала стыдиться многих своих привычек: как, например, лежания с пультом перед телевизором в выходные дни или своего всегда прекрасного аппетита. Толя ел мало, без интереса, будто по крайней необходимости. Часто отказывался и от традиционного ужина. Тогда Маше ничего не оставалось, как клюнуть чуть-чуть и убрать подальше старательно приготовленное блюдо. Еще он никогда не ругался, взвешивал каждое слово и произносил все так тихо, что приходилось напрягаться, чтобы услышать. Маша как-то приспособилась и угадывала сказанное по губам, будто глухонемая.
  - Ну и где же игрушки? - громко спросил гость.
  - Какие игрушки? - не сразу поняла Колосова.
  Игорь кивнул на елку.
  - Или так и будет стоять?
  И Маша опять полезла на антресоли, чтобы достать заветную коробку, вывезенную из разворошенного семейного гнезда. Мама хотела выбросить старые игрушки и купить новые, но Маша не дала. Каждая стеклянная фигурка или флажок - как воспоминание о детстве. Стеклянные бусы, каких теперь не делают, бумажные флажки, опоясывающие елку, с изображением мишек, клоунов, пионеров... Хрустальная рождественская звезда и фонарики, в которые вставлялись маленькие свечи, сохранились еще от прабабушек.
  - Дайте, я сам, - снова оттеснил хозяйку напористый гость.
  Он снял с антресолей пыльную коробку, открыл ее и с видимым удовольствием стал копаться в новогодних сокровищах. Колосова даже взревновала. Она попыталась отпихнуть Игоря от коробки:
  - Спасибо, я сама.
  Не тут-то было.
  - Спасибо, я сам, - передразнил он и продолжил занятие.
  Они, как дети, возились у коробки, выхватывая друг у друга из рук то шишку, то шарик, то еще что-нибудь. Наконец, Игорь, отвоевав звезду, водрузил ее на верхушку елки, и процесс пошел. Маша доставала из коробки фигурку, нанизывала ее на нитку и подавала гостю. Тот, с прищуром оглядев поле деятельности, помещал игрушку на нужной ветке. Толя отрешенно наблюдал за ними, тихонько потягивая вино.
  - А электрическая гирлянда? - вдруг вспомнила Маша.
  Игорь возмутился:
  - Ее в первую очередь надо было повесить! Где она? Давайте сюда.
  Колосова виновато протянула мужчине коробку с гирляндой. Пришлось Игорю лезть на стул, осторожно закреплять гирлянду на верхушке и распределять ее между сверкающих украшений.
  - Одной мало. Есть еще?
  Нашлось еще две гирлянды, так что через некоторое время, когда верхний свет был выключен, елка ярко и нарядно полыхала перемигивающимися цветными огоньками. Стало еще уютнее. Игорь развалился на диване, озирая содеянное:
  - Хорошо!
  Однако и теперь он не угомонился.
  - А музыка есть?
  Маша принесла из спальни магнитофон и выжидающе посмотрела на главнокомандующего. Игорь покрутил настройку радио и, поймав приятную мелодию, изобразил Маше поклон. Колосова нерешительно оглянулась на Толю. Тот смотрел в сторону, абсолютно не причастный ко всему происходящему между этими двумя. Маша почему-то вдруг вспомнила сцену прихода Ипполита из новогоднего фильма всех времен и народов.
  Танцевать, однако, пошла. Это было непросто. В танце нарушается некая дистанция, разрушается личное поле, в которое Колосова давно уже никого не пускала. А тут нос к носу с симпатичным, насмешливым мужчиной, совершенно чужим, однако притягательным! От него пахло приятным одеколоном, под тканью пиджака угадывалось сухое, тренированное тело. Казалось, ему не больше тридцати пяти. Маша рискнула спросить:
  - Сколько вам лет?
  - Сколько есть, все мои, - ответствовал тот.
  Однако, прочитав недоумение в лице партнерши, снизошел:
  - Тридцать семь. Много или мало?
  - Для чего?
  - Ну, вы зачем-то спрашиваете...
  Колосова небрежно передернула плечами: мол, мне-то что за дело. Однако внутренне ликовала: ровесники! Взгляды их встретились, Маша затрепетала, как восьмиклассница. Слишком близко, недопустимо близко эти огромные ясные глаза, эти тонкие, чувственно изогнутые губы, светлые пряди, падающие на лоб. Неожиданно для себя Маша коснулась мальчишеского вихра на голове Игоря. Так осторожненько, легко коснулась, но мужчина среагировал по-своему: он крепче прижал к себе партнершу, пристально глядя ей в глаза. В затуманенной Машиной голове возникло откуда-то: "Они любили друг друга так долго и упорно...". Ах, это из школьных сочинений! Однако отрезвление не приходило. "Не так уж много и шампанского было выпито, что же это я?" - думала Колосова, медленно тая в крепких объятьях и не пытаясь освободиться.
  В прихожей негромко щелкнул замок, и одновременно стихла музыка. Толи за столом не было.
  
  Глава 6
  Конец идиллии
  
  - Кажется, мы спугнули твоего пажа, - несколько смущенно произнес Игорь.
  - Как же так? - растерянно бормотала Маша. - Почему он ушел?
  - Еще можно догнать. - Игорь с готовностью ждал сигнала.
  - Не нужно, - Маша устало махнула рукой. - Все равно все испорчено. И надо было вам... Зачем вы пришли? Ни с того ни с сего...
  - У тебя были такие одинокие глаза, вот я и подумал...
  - Ну и думали бы про себя! Тоже мне, психоаналитик нашелся! - Маша вконец расстроилась. - Благодетель! Елку принес! И что я теперь скажу Толе? Он такой чуткий, такой ранимый!
  Господи, надо же было столь позорно растаять на глазах у мальчика! Колосова даже застонала от сознания собственной мягкотелости и порочности. "Толя мне этого не простит!"
  Игорь уже пришел в себя и с насмешкой наблюдал за душевными метаниями Колосовой.
  - Я что-то не понял, он тебе кто? Ты так переживаешь, можно подумать, что вы любовники.
  Маша раскрыла рот и задохнулась, не находя слов от такой дерзости.
  - Какая чушь! И почему я должна вам что-то объяснять? Вы мне кто?
  - Пока никто, но что-то мне подсказывает, что это ненадолго.
  - Однако вы наглый, самонадеянный тип! Что вам от меня нужно? Оставьте меня в покое в конце концов!
  Игорь хладнокровно уселся за стол и начал есть с завидным аппетитом.
  - И почему вы мне тыкаете? - продолжала горячиться Колосова. - Кажется, я не давала вам никакого повода!
  Все это снова напомнило тот новогодний фильм, а пошлости - в смысле бездарного повторения уже известного - Маша не терпела. По сценарию следовало возмущаться и гнать наглого гостя в шею. Вот этого-то Колосова не стала делать. Она села напротив Игоря и тоже закусила, уже не стесняясь, с аппетитом. Ну что ж, ушел так ушел, завтра объяснюсь, решила она. Любопытно, что дальше будет. Как этот наглый субъект извернется? Маша стала рассматривать его в упор и почувствовала, как он напрягся.
  - Расскажите, чем вы занимаетесь, - светски произнесла Колосова.
  - Ем, - невозмутимо ответил гость.
  - Я не о сиюминутном спрашиваю, а вообще. Ну, чем вы занимаетесь в жизни?
  - Охраной, - коротко и непонятно ответил мужчина и снова налил себе вина.
  "Кажется, он надирается сознательно", - подумала Колосова с некоторым беспокойством. Теперь ситуация показалась ей не столь романтичной. Ведь она впустила совершенно незнакомого человека в дом, осталась с ним наедине, не имея понятия, что у того за душой. Все страхи, которые ей внушала мама постоянными поучениями, вдруг ожили в ее воображении.
  - Вы же спешили тогда, наверное, с кем-то собирались встретиться? - припомнила вдруг Колосова и испугалась еще больше.
  Прежняя беспечность улетучилась совершенно. "Что ему надо от меня?"
  - Да, спешил. Больше не спешу, - и он усмехнулся как-то невесело. - Хотите выгнать? Я уйду скоро. Только вот машину оставлю у вас во дворе, завтра заберу.
  Маше стало стыдно.
  - Да я не гоню вас. Не совсем понятно, правда, что привело вас сюда.
  Будто они и не танцевали вовсе, и не было между ними некоторого трепета и легкой вибрации, заставившей их забыть на миг об окружающем и о Толе, в том числе.
  - У вас можно курить? - вежливо поинтересовался гость.
  Колосова болезненно воспринимала курение в своем доме. Однако Толе разрешалось курить на кухне. Он не смолил сигареты, как большинство курильщиков, а пользовался трубкой и ароматическим табаком. Игорь, видимо, прочел ответ на ее лице.
  - Понял. Выйти на улицу?
  Колосова фальшиво засуетилась:
  - Да что вы, курите здесь! Я сейчас принесу пепельницу. А хотите, можно на кухне? - жалобно добавила она.
  Игорь усмехнулся и отправился в прихожую. Маша решила, что за сигаретами, которые он оставил в куртке. Однако через минуту гость заглянул в комнату уже одетый и протянул Маше какую-то карточку.
  - На всякий случай. Мало ли чего.
  Колосова не успела опомниться, как дверь закрылась, щелкнул замок. Маша автоматически взглянула на карточку. Это была визитка, в которой значилось "Орлов Игорь Владимирович" и телефоны. Еще какой-то фирменный знак, логотип, что ли. "Орлов", - с нежностью подумала Маша.
  Ну вот, встретила Новый год Золушкой. С двумя принцами. Колосова прыснула. Бежать пришлось не ей, как положено по сказке, а принцы разбежались в разные стороны. Остается только спрашивать:
  - Что это было?
  Маша не чувствовала никакого сожаления от того, что осталась одна. Усталость и глубокая ночь давали о себе знать. Хотелось завалиться на диван к телевизору и уютно дремать под его бормотанье. Шампанское действовало усыпляюще. А ведь были времена, когда от шампанского тянуло на кокетство и шалости, оно будоражило и расслабляло. Господи, что же это делается? Спать, только спать хочется и больше ничего.
  Маша стянула неудобную, сковывающую одежду, облачилась в халатик, выключила елку. "Стол уберу потом", - разрешила себе, сворачиваясь клубком на диване и укрываясь мягким пледом. "Толя, наверное, обиделся. Завтра, если сам не придет, надо будет позвонить"...
  
  Глава 7
  Те же и граф
  
  Утром она проснулась раньше, чем могла бы. Что-то внутри мешало жить, как всегда. Вчерашняя Золушка улыбнулась, вспомнив прошедшую ночь. Какое забавное приключение. И как же похож этот Игорь на незабываемого Движинского. Но рождественская сказка закончилась, а жизнь продолжается. Надо приводить в порядок квартиру после празднества, позвонить маме, Милке все рассказать. Она, наверное, всю ночь умирала от любопытства.
  Быстро стемнело. Маша включила елочные огоньки для уюта, и вдруг остро почувствовала невыносимую грусть. Грусть лежала где-то глубоко, и пока старая дева мыла посуду, подметала пол, она этого так не ощущала. А когда загорелась елка, припомнилась томная мелодия, твердые плечи под тканью костюма, насмешливые глаза...
  Собачку завести, что ли? Как все старые девы. А то и слова некому молвить. Собака, конечно, никакой собеседник, но зато с ней можно разговаривать вслух, не рискуя прослыть сумасшедшей. Колосова не любила каникулы именно по той причине, что она оставалась непоправимо и безнадежно одна на протяжении всех каникулярных дней. Если, конечно, не гостила у мамы на даче или у Милки. Как будто подслушав ее мысли, позвонила мама. Поздравила дочь, повторила вчерашнее приглашение.
  - Не знаю, мам. Может, приеду. Сейчас вот закончу уборку...
  Милка, видно, спала еще. Она будет долго спать. У Толи телефон не отвечал. Странно. Маша позвонила по городскому, результат тот же. Впрочем, Толя говорил, что мама (Таня, то есть) уехала на дачу. Ну что ж. Не сидеть же в тоске у нарядной елки, когда все кругом радуются жизни. "Поеду к маме", - решила она. Потом не спеша приводила себя в порядок, обдумывала, что надеть. Да не все ли равно! Петровича соблазнять, что ли?
  Когда она уже совсем была собрана и носилась по комнатам в поисках ключей, которые, как всегда, забросила неизвестно куда, позвонили в дверь. Звонок осторожный, Толин. И действительно, за дверью стоял он. Смотрел вопросительно и выжидающе.
  - Проходи, - сказала Колосова и отступила вглубь прихожей.
  - Я не вовремя? - спросил деликатный юноша.
  - Нет-нет, что ты. Очень даже вовремя! - ответила Колосова, а про себя подумала: "И не придется ехать к маме!"
  - Есть хочешь? - спросила и вспомнила, что ничего не ела с утра.
  Толя, как всегда, отказался. Ну вот, теперь голодать неизвестно сколько. При юноше она стеснялась есть. Однако это пустяки. Зато вечер пройдет не зря, она не одна. Чтобы скрыть неприличную радость, Колосова закружила по кухне, ставя чайник и доставая чашки. Толя привычно устроился на стуле у окна, достал трубку. Все, как всегда. Будто и не было прошлой ночи и непрошеного гостя. К чему нам эти варианты? Нас и так все устраивает. А если что кому не нравится, так пусть не лезут в чужую жизнь. Маша налила чай, поставила перед юношей плетенку с давешними пирожными, зная, что все равно он ни к чему не притронется. Толя следил за каждым ее движением, щурился и пускал колечки дыма. Идиллия.
  У "тайного общества" была идея: издать - пусть махонький, пусть крохотным тиражом! - сборник Толиных стихов. Колосова долго думала, прежде чем поделилась этим замыслом с юным поэтом. Не рано ли, не будет ли потом жалеть? Она посоветовала Толе проконсультироваться с профессионалами. Ну, или хотя бы с людьми, которые что-то смыслят в поэзии.
  - Я не могу судить объективно, ты же понимаешь... - она краснела при этом, а Толя многозначительно улыбался. - Я обожаю твои стихи, и это ты знаешь.
  Идея увлекла юного поэта. Какой же творческий человек откажется от такой возможности - обратиться к широкому читателю? Теперь предстояла большая работа: отобрать лучшие стихи, отпечатать, найти подходящее издательство, которое возьмется публиковать сборник. А потом самое трудное - деньги. Где взять деньги? Таня растила сына одна, лишнего не было никогда. У Маши тоже. Можно было, конечно, занять, попросить что-то у мамы, у Милки. Только как потом отдавать?
  Но пока еще идея была на самой сладостной стадии - отбора стихов. Маша доставала тетрадки, куда юный поэт переписывал с клочков и листочков все имеющееся у него наследие. Процесс отбора заключался в последовательном чтении одного за другим стихотворений и окончательного решения: публиковать или нет. Маша читала, Толя решал, не забывая при этом спросить:
  - А вы бы напечатали?
  И тогда их души окончательно сливались в блаженном единстве.
  Вот этому занятию они и предались в первый новогодний день. Колосова бесстыдно тонула в очаровании чувственных и пряных юношеских стихов. Они волновали, будоражили, затрагивали самые тонкие струнки души и, чего греха таить, тела, кажется, тоже. Все так непонятно, путано... Глаза Толи зажглись хрустальным лучами, и эти лучи, казалось, прожигали ее насквозь. Маша хлопала глазами, чтобы согнать набегающие от преизбытка чувств слезы. И все-таки, даже в такой трогательный момент, откуда-то из подсознания вынырнула ехидная цитатка из школьного сочинения: "Талант его сила и орудие".
  Дело медленно, но верно двигалось к финалу, когда в дверь позвонили. Колосова сразу поняла, кто это. Как быстро она научилась различать его звонок! Орлов собственной персоной.
  - Привет, - бросил он с порога, и вид у него был уже не такой победительный, как вчера.
  - Что с вами? - невольно спросила сердобольная хозяйка. - Вы неважно выглядите.
  - Спал в машине. Вот, зашел поблагодарить за праздник. Чаю дадите?
  - Да, конечно, конечно, - засуетилась Маша. - Вы есть хотите?
  - Не откажусь.
  Она двинулась на кухню, а Игорь следом за ней. Увидев Толю, который сосредоточенно раскуривал трубку, гость хмыкнул:
  - Те же и граф.
  Юноша сдержанно кивнул в знак приветствия, а на реплику не ответил. Пока Маша хлопотала у плиты, соображая яичницу, мужчины строго молчали. Тягостную тишину нарушил телефонный звонок. Маша успела накрыть на стол, поставить перед Игорем остатки вчерашних деликатесов и тарелку с дымящейся яичницей. Последним жестом предложила гостю белоснежную салфетку и схватила трубку:
  - Да?
  Конечно, это Милка проснулась и тут же стала названивать по телефону.
  - С Новым годом! Ну, давай рассказывай! - скомандовала подруга, явно настроенная на долгую беседу. Колосова зримо представила ее нежащейся в горячей ванне: в одной руке телефонная трубка, в другой - дымящаяся сигарета.
  - Привет, Мил. Я тебе потом позвоню, хорошо?
  - Ты что, не одна? - Маша представила, как Милка подпрыгнула в ванне.
  - Да. Ну пока, - не дав подруге разразиться гневной тирадой, Колосова поспешно положила трубку.
  Тарелка гостя была уже пуста. Ничего себе проголодался! Впрочем, она сама слюнки глотала: при Толе не очень-то разъешься. Маша безнадежно заглянула в холодильник в поисках чего-нибудь съестного, и в памяти не к месту всплыла очередная цитата из школьного сочинения: "Плюшкин уходил, звеня ключами, на поиски пищи для своей кучи".
  Очевидно все еще голодный, Орлов вдруг, ни слова не говоря, поднялся и направился к входной двери. Не успела хозяйка и рта раскрыть, как дверь за ним захлопнулась. Колосова растерянно взглянула на Толю, который делал вид, что ничему не удивляется. Ну что ж... Странный гость странно поступает. Бывает. Только вот вернуться в прежнее состояние творческой эйфории уже не было никакой возможности. Толя напряженно молчал, а Колосова мысленно металась в поисках нужных слов. Ничего не придумывалось.
  Чтобы как-то сгладить неловкость молчания, Маша взялась мыть посуду. Она сильно вздрогнула и чуть было не уронила чашку, когда хлопнула входная дверь, не запертая на замок. На кухне вновь нарисовался Орлов. Он свалил на стол пакеты, груженые всякой снедью. Маша ахнула:
  - Что это?
  - Еда, - коротко ответствовал мужчина и помог Маше разложить продукты в холодильнике и на полках кухонного шкафчика. Оттеснив Колосову от плиты, он взялся жарить мясо. Через плечо бросил в сторону Толи:
  - Картошку чистить умеешь?
  Толя, видно, обомлел от такой наглости, но ответил:
  - Могу попробовать.
  Маша с ужасом представила, как юный поэт в чистейшем черном свитере встанет к мойке под грязные брызги и возопила:
  - Я сама!
  Однако Орлов настроен был серьезно.
  - Сидеть! - рявкнул он, и Маша шлепнулась на табурет.
  - Ему полезно поучиться: в армии пригодится, - пояснил Орлов, всунув в руку поэта картофелечистку.
  - А вы служили в армии? - удивилась почему-то Маша. Она опять подчинялась гостю, как под гипнозом.
  - А как же, служил. Это теперь щенки бегают от армии, а мы свое оттрубили...
  На удивление, Толя тоже подчинился Орлову и принялся неумело снимать кожуру с картошки.
  Маша не могла на себя надивиться. Почему она до сих пор терпит этого нахала? Расхозяйничался. Покрикивает, ей слова не дает сказать. Однако она сидела и с восторгом наблюдала, как ловко он обращается со сковородкой, трепетно колдует над мясом, посыпая его солью и перцем. Просто поэма! Что странно, и Толя не протестует, покоряется!
  Колосова вздыхала и млела, а надо бы насторожиться, наконец. Что нужно здесь этому красавцу? И куда он спешил, лаясь громко в трубку телефона? Теперь не спешит. "Может, я ему понравилась?" - с боязливой надеждой подумала старая дева. И тотчас отмахнулась от этой мысли, как от наваждения. Где там!
  Однако идиллия продолжалась. Мясо пожарено, картошка уютно булькает в кастрюльке. Оглядев кухню взглядом полководца, Орлов закурил. Маша невольно дохнула дыма и закашлялась. Наглый гость посмотрел на нее с досадой и, схватив пепельницу, вышел из квартиры. Маша открыла было рот, чтобы его остановить, но так ничего и не произнесла. На кухне повисло напряженное молчание.
  Толя опять взялся за трубку и вдруг спросил:
  - Я могу покурить?
  - Ну конечно, - Маша даже рассердилась: зачем спрашивать?
  Юноша церемонно кивнул и раскурил табак. По кухне пополз запах вяленой вишни. Маша достала из шкафчика тарелки, расставила на столе. Орлов вернулся, принюхался, с подозрением оглядел компанию, но ничего не сказал. Затем сунул нос в кастрюлю с картошкой и заключил:
  - Готова!
  Слить воду он доверил Толе, а Маша с тревогой следила за каждым движением юноши и ерзала на стуле, боясь, что тот обожжется. Поэт двигался медленно, как во сне, однако с задачей справился.
  Наконец-то можно было поесть! Колосова вновь умилилась аппетиту незваного гостя: даже смотреть, как он ест, было вкусно. Толя же едва притронулся к еде и почти сразу отставил тарелку. Он взялся было за трубку и тут же, моргнув, положил ее на место.
  - Мясо восхитительно! - пробормотала Маша, ничуть не кривя душой.
  - Ну так! - отозвался Игорь и весело подмигнул.
  Колосова отчего-то безобразно покраснела и пугливо покосилась на Толю. Юный поэт задумчиво смотрел в окно.
  Они молча пили чай с тирольским пирогом, и Маше казалось, что ничего вкуснее она не едала.
  - Ну, как-то так! - произнес сытый Орлов. Он допивал чай и поднялся из-за стола.
  - Спасибо, - вежливо сказал Толя и тоже встал.
  - Покурим? - кивнул Орлов в сторону входной двери, но Толя не принял предложение. Он вопросительно глянул на Машу.
  - Да курите уж здесь! - махнула она рукой и взялась складывать тарелки в мойку.
  Однако Игорь не стал курить, а лишь насмешливо поглядывал на юного поэта, который набивал трубку ароматическим табаком. Толе явно было неуютно под этим взглядом, но он крепился. По долгу хозяйской чести Маша решила взять ситуацию под контроль.
  - Толя, может, ты прочтешь что-нибудь из последнего?
  Юный поэт сверкнул хрустальными глазами и произнес:
  - Если это будет интересно присутствующим...
  - Кто ж знает? Но мы послушаем, - снисходительно согласился Орлов.
  Маша была готова броситься на защиту ученика, но Толя, кажется, не обиделся. Он достал из кармана свернутые листочки, прокашлялся, глотнул чая и начал читать несколько монотонно, в "авторской" манере.
  Маша слушала, с упоением погружаясь в стихию поэтических страстей. На миг она даже забыла об Игоре, который с интересом наблюдал за ней. Толя внезапно умолк. Маша очнулась и вздрогнула, наткнувшись на пристальный взгляд Орлова. Его, видно, нимало не тронули изысканные рифмы и чудная мелодия стиха. Игорь молчал, на лице его рисовалась неприкрытая насмешка.
  - Хорошо! - сказала Маша, обращаясь к поэту и силясь не раздражаться от дурацкой ухмылки недалекого типа. - Может, еще?
  В голосе ее не было уверенности, и тонко чувствующий все ее настроения Толя сказал:
  - А больше ничего нового нет.
  Опять повисло неловкое молчание. Игорь, борясь с желанием курить, вертел в руках зажигалку и мрачно глядел на поэта. Толя решительно поднялся и, сославшись на какие-то дела, стал прощаться. Маша не удерживала его, лишь виновато пролепетала:
  - Можно было бы и старое почитать...
  - Человек торопится, у него дела, - встрял Орлов и услужливо подал юноше пальто.
  Толя спокойно принял его, оделся и ушел, сказав на прощание:
  - До свидания, Маша.
  Игорю лишь сдержанно кивнул.
  Они вернулись на кухню. Орлов повеселел.
  - Так кто он тебе?
  - Кто? - глупо спросила Маша.
  - Да этот вот юноша бледный со взором горящим.
  - Ишь, ты! - съязвила Колосова. - Мы знаем Брюсова?
  - Брюсов? Что за кекс? - парировал Орлов.
  Маша невольно рассмеялась.
  - Поэт Серебряного века.
  Игорь пожал плечами:
  - Откуда ж нам, посконным, знать его? Мы в университетах не обучались... - И добавил: - Училка на уроках литературы обзывалась.
  - А где обучались? - пропустив мимо ушей "училку", тотчас полюбопытствовала радушная хозяйка, подливая чай в чашку гостя.
  Гость благодарно кивнул и не ответил. В этот момент зазвонил его телефон, который на диво долго молчал.
  - Говори! - по обыкновению рявкнул в трубку Орлов. Маша опять вздрогнула.
  Игорь некоторое время внимательно слушал, лицо его оставалось непроницаемым. Маша занялась посудой, давая понять, что ее ничуть не интересует частная жизнь малознакомого мужчины. Орлов сказал еще только одно слово:
  - Понял! - и убрал телефон в карман.
  Некоторое время он смотрел на хлопочущую хозяйку, затем проговорил:
  - Ладно, пора и честь знать...
  Однако не спешил подниматься. Колосова застыла в ожидании.
  Она поймала себя на том, что ей вовсе не хочется отпускать нахального гостя. Это открытие развеселило и огорчило Машу. Вот не было печали! Да пусть идет! Что он Гекубе, что ему Гекуба?
  Игорь задумчиво вертел в руках чайную ложку.
  - Надо идти! - еще раз пробормотал он.
  Очевидно было, что идти ему не хочется. Только вот Маша ли тому причиной? Нет, скорее то, что он услышал в телефоне. Тут ожил городской телефон. Конечно, это Милка не выдержала, бедолага.
  - Ты чего не звонишь? - с места в карьер заорала она. - Я тут жду, жду!
  - Ну, подожди еще немного, - мирно попросила Маша.
  - Ты что, все еще не одна? А кто там у тебя? - в голосе явственно проступало непомерное любопытство. - Нет, Колосова, ты как хочешь, но я должна это видеть! Сейчас приеду к тебе. Накормлю своего охломона и поеду. Представляешь, что он сегодня вытворил?..
  - Мил, подожди...
  Однако Милка не слушала. Она что-то быстро говорила в трубку.
  Игорь медленно поднялся и сделал знак рукой, что уходит, не желая мешать. Маша отрицательно потрясла головой, но Орлов все же двинулся к двери. Похлопав по карманам, он проверил, все ли на месте. Колосовой никак не удавалось вклиниться в речь подруги, а бросить трубку не пришло в голову. Она с сожалением следила за гостем, который открыл дверь, постоял немного на пороге, не оборачиваясь, затем кивнул и вышел.
  Маша горестно вздохнула и сказала в трубку:
  - Все, Мил, можешь не спешить. Я одна, как всегда.
  Милка притихла.
  - А кто был?
  - Вот приедешь и расскажу.
  
  Глава 8
  "Месчане"
  
  Милка Попова обладала ярко выраженной азиатской внешностью. Еще в студенческие годы она рассказывала что-то про отца японца, про самурайские корни. Какая-то удивительная романтическая история, в которой фигурировал японский дипломат или шпион, влюбившийся в красивую русскую женщину по фамилии Попова. Кажется, даже фотографии показывала, но, может быть, Маша сама уже домыслила их. Позже Милка не любила возвращаться к этой истории и никогда ее не пересказывала. Она, конечно, была ужасной выдумщицей, могла и приврать, но полностью придумать - вряд ли. Тем более что Маша видела у Милки дома портрет мужчины, похожего на японца. А мама ее жила не в Москве, где-то в глубинке.
  У мамы первые годы жил и сынок Милки Владик. Попова в институт пришла уже с ребенком. Учились они с Машей на вечернем отделении. Кто отец ребенка, так и осталось для всех тайной, Милка никогда не говорила о нем. Она не вышла замуж и пробавлялась случайными связями или более менее долгим сожительством. Замуж принципиально не хотела.
  - Зачем это мне? - говорила она. - Грязные носки стирать?
  Сейчас у нее был какой-то Геннадий, гастарбайтер из Молдавии или с Украины. Попова отличалась волюнтаризмом в отношениях со всеми, кроме близких мужчин. Маша диву давалась, какую власть над ней забрал этот Геннадий. И куда всякий раз девалась та сорви-голова, спорщица, редкостная упрямица с трудным характером, когда она представала пред мужские очи?..
  Милка появилась через час. Она прихватила с собой новогодних закусок и салатиков, бутылку шампанского. Войдя в комнату, внимательно осмотрела все вокруг и даже принюхалась.
  - Запах одеколона, вишневый табак - это что?
  - Не знаю, какой запах? - пожала плечами Колосова. - Толя, ученик, курил табак, это да. А вот запах одеколона может быть и не его...
  Она красноречиво вздохнула, и Милка заторопилась:
  - Здесь или на кухне? - спросила, подняв бутылку с шампанским.
  - Давай на кухне, - Маша поспешила увезти гостью из убранной и сияющей первозданной чистотой комнаты. - Там и уютнее будет.
  Они быстренько накрыли кухонный стол, Маша принесла из шкафа хрустальные бокалы, разлили шампанского и выпили за Новый год. Милка все озиралась по сторонам, словно пыталась обнаружить следы ночной оргии. Не найдя ничего криминального, вздохнула и скомандовала:
  - Рассказывай!
  Маша была рада возможности поговорить о странном незнакомце, который теперь уже казался ей совсем родным. Она подробно изложила всю историю знакомства с Игорем, со смехом рассказала о его появления в новогоднюю ночь, о реакции на Толю.
  - Как, ты говоришь, его зовут? - переспросила Милка?
  - Игорь. Да, сейчас!
  Маша бросилась искать визитку, которую Орлов отдал ей после новогодней ночи. Она совершенно не помнила, куда положила ее. Перерыв многострадальную сумку, она искала на столе в комнате, на всех полках и стеллажах.
  - Да что ты ищешь? - недоумевала Милка.
  - Его визитку. Представляешь, ее нигде нет.
  Маша уселась на стул в расстроенных чувствах.
  - Как же я теперь его найду? Я же его фактически выставила, он может больше и не позвонить...
  - Делов-то! - махнула рукой Милка. - А на что социальные сети? Наверняка где-нибудь засветился твой князь Игорь. Давай посмотрим!
  У Колосовой не было ноутбука, а служебный она держала на кафедре. Пришлось идти в комнату, включать стационарный компьютер. На запрос выскочило огромное количество Орловых Игорей. Но среди них не было того, вихрастого. Милка не унывала.
  - Сейчас на другом сайте поищем, не паникуй.
  На другом сайте та же картина. Маша заволновалась по-настоящему. Милка неутомимо искала и поминутно спрашивала:
  - Не этот? Вроде Москва.
  Не этот. И не этот. Когда Маша поняла, что может вообще не найти Орлова, она испугалась по-настоящему.
  Ни с чем они вернулись на кухню. Милка предложила тост, но Маше уже ничего не хотелось.
  - Да брось ты, найдется твой романтический герой! - пыталась взбодрить ее Попова. - Подожди, я тут принесла новые перлы для твоей копилки.
  Зная о том, что Маша записывает смешные выражения из школьных сочинений, Попова периодически поставляла их подруге. Порывшись в сумке, она достала толстый еженедельник в обложке из натуральной кожи, привезенный из Флоренции, предмет зависти Маши Колосовой. Та обожала всевозможные записные книжки, толстые тетради, всякую канцелярскую чепуху. Часто говорила, что теряет голову, когда заходит в отдел, где продаются еженедельники и записные книжки. Ее спасало, что цены на все это богатство были неимоверные, а с ее-то зарплатой...
  - Записывать будешь? - подстегнула Машу подруга, такая же училка, как и сама Маша. - Тут так, по мелочи.
  Колосова принесла довольно потрепанную тетрадь в твердой картонной обложке и приготовилась писать.
  - Пиши. "Наташа помогает раненым, отдавая им поводья".
  - Они что, не знают, что такое подводы? - подивилась Колосова.
  - Да откуда им знать? Но дело не в этом. Просто они списывали, незнакомое слово попалось, вот и переврали. Пиши дальше: "На преступление он пошел по нужде".
  - Бедный! - фыркнула Маша, строча в книге.
  - Фамилия купца из "Войны и мира", - диктовала дальше Милка, - ну, того, что свою лавку в Смоленске поджег: Ферамонтов.
  - Ну да, слово "феромоны" им сейчас понятнее, чем имя Ферапонт.
  - "Сначала Ростов даже струсил в первой встрече с французами, а в конце уже женился и стал главой своего имения".
  - Логично, - снова фыркнула Маша.
  - Вот еще. "К сожалению, в Андрея Болконского снаряд всегда попадал в начале боя".
  -Ну не везло же парню...- улыбаясь, прокомментировала Маша.
  - И совсем блошки: "месчане", "цыганин", "горчиха" Бэла.
  - В смысле "горянка"? - автоматически поинтересовалась Маша.
  - Ну, наверно.
  Милка порылась в своем кондуите:
  - А вот это коронное! Из старого. - И она прочла интимно: - "Чтобы сводить концы с концами, Родион иногда посещал старуху-процентщицу".
  - Ах, он шалун! - невольно засмеялась Маша. Полистав страницы своей потрепанной книжки, она предложила: - А вот угадай, кто это? "Ледяная статуя, не живущая, но когда-нибудь умирающая и бесследно исчезающая, не оставив даже мокрого места"?
  Милка не задумываясь ответила:
  - Элен Курагина, что ли? Да, метафоры им особенно удаются. Твои гении, оказывается, тоже не промах.
  - Мил, они гении в физике и математике, ты же знаешь.
  Милка действительно все знала про учеников Колосовой. Они исключительно талантливые ребята, прекрасно поют, пишут стихи и удачные стилизации, шпарят наизусть целые поэмы Маяковского и Есенина. А еще обладают актерскими способностями и разыгрывают целые спектакли на уроках литературы, инсценируя стихи или драматургические отрывки.
  Однако время меняется, меняются и ученики. Маша жаловалась, что с каждым годом поступающие в школу ребята все менее подготовлены, менее активны, менее заинтересованы. Читательский багаж невелик, программу не осваивают. Прагматичны и расчетливы. Запрет на ноутбуки и планшеты во время уроков воспринимают как драму, с которой не могут смириться до конца учебного года. Литературу считают лишним предметом, необязательным. Колосова осознавала, что с годами и она сама меняется, и все больше между ней и учениками поколенческий разрыв и меньше понимания. Это неизбежно.
  - Как только окончательно перестану их понимать, я уйду из школы, - говорила она каждый год, но все не уходила. Все еще казалось, что понимает этих умных, независимых, но таких еще маленьких детей.
  Оправдывала себя:
  - Если не я, то кто же?
  - Давай выпьем за то, чтобы литературу не исключили из программы средней школы, а то все идет к тому! - произнесла тост Милка, и они с чувством выпили.
  Нет, не за себя боялись училки. У каждой был путь к отступлению, если что. Боялись другого. Холодных равнодушных глаз, расчетливого зла, невежественной амбициозности, торжествующего хамства. Общество, воспитывающее потребителей, не считающихся ни с чем, кроме своего блага, обречено. Откуда нынешним юным черпать иные истины? Тут еще эта, прости Господи, реформа образовательная. Система ЕГЭ приучает школьников к мысли, что где-то есть готовые ответы, поэтому думать вовсе не обязательно. Вот и не думают, списывают все повально из интернета.
  Разумеется, рано или поздно человек тянется к классике за духовной пищей. Прочтут и они, нынешние юные, что-то. Однако прочтут ли, если не сформировать вкус с юных лет? Если не приучить к духовной работе?
  - Да когда же им читать-то потом? - возражала Милка. - Загруженным работой, семейными проблемами? И что они своим детям смогут дать в таком случае?
  - Любовь, прежде всего, - отвечала Маша. - Без любви ничто не поможет: ни начитанность, ни ум, ни материальное благополучие.
  - Любить тоже можно по-разному, - проворчала Милка. - Вон у меня в классе есть такой Дима Малышев. Уж так его мама любит, шагу свободно ступить не дает. Звонит мне каждый день, требует полного отчета. Димка стесняется, молчит, но вижу, что переживает. Задушит она его своей материнской любовью. Тоже одинокая...
  Колосова приуныла. Милка напомнила ей об одной ретивой родительнице, которая терроризировала Машу с начала учебного года. Тоже единственный сын и свет в окне. Сначала беспокоилась, что ее чадо не натаскивают на ЕГЭ по русскому языку, но это не только по Машиной части. Ведь Маша ведет литературу, а есть еще и русисты. Потом мама Коли Бородина стала отслеживать программу, беспокоясь, все ли ее дитя успеет освоить до получения аттестата. И, конечно же, ее беспокоили оценки сына, не всегда высокие.
  Ходят слухи, что аттестат скоро снова будет учитываться при поступлении. У нее возникали вопросы и по программе, которую давала Колосова. Надо ли детям так подробно изучать серебряный век, и почему так мало советских авторов? И так бесконечно. Причем, встречаться с Машей она почему-то не хотела, а действовала преимущественно через завкафедрой или директора.
  Только однажды позвонила. Никакого хамства или брани, конечно, она не допустила, была безупречно вежлива и даже оговорилась:
  - Дети от вас без ума!
  Однако под внешней доброжелательностью скрывалась какая-то необъяснимая неприязнь. Маша никак не могла понять суть недовольства Колиной мамы. Из-за нее жила как на вулкане. Начальство должно было реагировать, поэтому пришлось предъявлять авторскую программу, по которой Маша работала, объясняться с завкафедрой. Тот, конечно, больше для проформы, попросил Колосову что-то учесть из требований дотошной родительницы.
  Естественно, многое из программы не успевали проходить. Во-первых, потому что школьники упорно не хотели читать Бунина или Андреева. Приходилось читать вслух в классе, иначе, о чем с ними беседовать? Во-вторых, много часов пропадало из-за праздников, диспансеризации, олимпиад и прочих мероприятий, не имеющих отношения к учебному процессу. В-третьих, сократили количество часов литературы, а программа осталась прежней. Маша и так уже сжала весь материал до предела, жалко же. Словом, придраться всегда есть к чему.
  - Надо отдать должное Коле, - рассказывала она Милке, - он ведет себя достойно. Занимается с большим интересом, ребенок думающий, но знает себе цену. Первое время пришлось с ним пободаться. Зато сейчас у нас, кажется, взаимопонимание.
  - А мамашка что же, ревнует? - спросила Милка.
  Маше не приходило это в голову. Сейчас она припомнила претензии Колиной мамы и интонации, с которыми та их проговаривала. Да, что-то в этом есть!
  - Кто знает. Может, и ревнует. Она с таким недовольством сказала: "Нет, конечно, дети вас обожают!" А дальше шло продолжение, вроде как не за что обожать. Понимаешь?
  - А она кто?
  - Бородина? Не знаю, надо посмотреть в журнале. А что?
  - Может, она тоже педагог со стажем? - предположила Милка. - Тогда тут ревность двойная. Ты поинтересуйся. Она очень даже может напакостить тебе!
  - Зачем? - искренне изумилась Колосова. - Ладно бы Коля плохо учился или я его как-то обижала. Нет же.
  - Я всегда говорила, что ты ни черта не смыслишь в людях! - сделала вывод Милка, а Маша задумалась над сказанным.
  - Нет, отчего же? - наконец отозвалась она. - Может, я просто не могу сформулировать какие-то вещи, но чувствовать-то чувствую. Бородина неприятна тем, что мягко стелет, но жестко спать. И я ей почему-то мешаю жить.
  - Да уж, - непонятно хмыкнула Милка, но продолжать не стала.
  Они выпили чаю с давешними пирожными, поболтали о пустяках, и Милка засобиралась домой.
  - Ты хвалила Прилепина, - вспомнила она. - Дай почитать, а то я не нашла его трудов в электронном виде.
  Маша теперь редко покупала книги, уж больно не по карману, но если все же покупала, то потом расставалась с ними с трудом. Она стоически взяла с полки томик и подала его Милке.
  - Только ты верни ее мне, Мил! Я сама могу забыть, ты знаешь...
  - О чем речь, конечно! - легкомысленно ответила Попова. - Ну ладно, поздно уже. Гена и так не хотел меня отпускать...
  Она сказала это со скрытой гордостью, а Маше стало грустно. У Милки был сын, ее ждал Гена, пусть не муж, но человек, который был ей близок. А Маша оставалась опять в одиночестве. Где же Орлов?.. И Толя? Закрыв за подругой дверь, одинокая дева направилась в комнату и еще раз тщательно прошарила все места, куда могла завалиться визитка Игоря. Ее нигде не было.
  
  Глава 9
  У постели больного
  
  Два дня Колосова провела на диване. Идти куда-то без денег не было смысла, просто так гулять не хотелось. Мама больше не звала к себе, она принимала гостей, друзей молодости. Толя не заходил, и Маша испугалась, что больше не придет. Она еще дважды предпринимала попытки найти визитку Орлова и не нашла. Сам он как в воду канул. Пересмотрев неимоверное количество новогодних комедий и мелодрам, подъев все праздничные остатки, Колосова решилась выйти за хлебом. Она открыла копилку в поисках десяток, и тут зазвонил мобильный телефон.
  Он редко звонил, поэтому Колосова с тайной надеждой и страхом взглянула на дисплей. Высветилось "Толя". Маша удивилась: они почти никогда не говорили по телефону. Эх, надо было самой позвонить, опередить его, извиниться!
  - Да,- ответила Маша самым нежным голосом, какой только был в ее арсенале.
  - Маша, вы извините, я в субботу не приду,- сказали в трубке.
  - Да, понимаю, - привяла Колосова. - Ты обиделся, да?
  - Нет, я не обиделся, - глубоким медленным голосом ответил Толя. - Я в больнице.
  Маша тотчас всполошилась.
  - А что с тобой? Что-то серьезное? Почему так срочно?
  - Не совсем срочно. Ничего особенного, - как всегда, обтекаемо ответил Толя.
  - Где ты находишься?
  Толя сказал.
  - Я приеду к тебе, - сообщила Маша. - В какие часы прием?
  - С пяти до семи. Если вам не сложно, привезите что-нибудь почитать, я не взял книг.
  - Привезу!
  И только когда положила трубку, Колосова вспомнила, что денег нет. Как же явиться в больницу без фруктов, без вкусного? Ну, на дорогу, положим, из копилки еще можно натрясти, а на фрукты где взять?
  Может, попросить у Милки? Маша старалась не занимать у подруги, чтобы не осложнять отношения.
  - Что будем делать? - спросила она у Аглаи, невинно таращившей глаза из-под елочной игрушки. Аглая деликатно промолчала. - Стало быть, у Милки?
  Попова зарабатывала не в пример больше Маши.. Оно и понятно, в московских щколах можно заработать, если пашешь день и ночь на нечеловеческой нагрузке. Милка так и пахала, к тому же она метила в директора, вела огромную общественную работу. Вузовская система Машиной школы исключала возможность заработать - преподаватели сидели на твердых окладах. Мизерных, меньше прожиточного минимума. Спонсорские деньги и премии куда-то утекали мимо педсостава. Однако, когда Милка предлагала уйти и звала Машу к себе в школу, та отвечала:
  - Нет, я так не смогу, как ты. Во-первых, привыкла к нашим гениальным детям, ради них, можно сказать, и тружусь. А во-вторых, грех жаловаться: я хожу на службу два раза в неделю. Работа не надоедает.
  Колосова не кривила душой, она обожала свою работу. Конечно, было много всякой ненужной ерунды, все стонали от администрации и чиновничьего произвола, ну а где на Руси не стонут от этого? Кажется, вся страна в полоне и нет спасения. Как говаривал когда-то однокурсник Маши:
  - Что ты удивляешься? Вон Иван Иванович с Иваном Никифоровичем до сих пор судятся!
  Колосова знала одно: делай что надо, и будет что будет. Надо честно делать свое дело или уж не браться за него.
  Однако где взять деньги, чтобы поехать к Толе в больницу? Скрепя сердце Колосова набрала Милкин номер. На диво, Милка легко согласилась дать взаймы, но вот подъехать не могла, договорились встретиться в метро.
  Пока ехала на встречу с подругой, потом покупала фрукты на рынке у метро и снова ехала, уже до больницы, Маша все думала о том, почему она одинока. Вот наступили каникулы, радуйся жизни, отдыхай с удовольствием! Так нет же, из дома не высовывается, с дивана не слезает, от телевизора и компьютера уже одурела. Ну, допустим, нет денег. Но ведь и без денег в Москве можно прекрасно отдыхать: в конце концов, есть бесплатные музеи, разные лектории, концерты, выставки, куда открыт свободный доступ. В интернете постоянно вывешивают приглашения на всякие культурные мероприятия, не требующие денег.
  Наверное, дело все-таки не в деньгах, а в том, что одной не хочется никуда идти.... Где же все, кто сопутствовал по жизни Колосовой? Из одноклассников почти ни с кем не осталось связи. Все разъехались по разным отдаленным районам, когда центр стали тотально перестраивать. У Маши не было даже родной школы, куда можно было прийти на встречу выпускников, повидаться с учителями, восстановить отношения с подзабытыми одноклассниками. Ее школу снесли, потому что она находилась на территории монастыря. Монастырь вернули церкви, населили монашками. Решили восстановить разрушенный в советское время собор, вот школу расформировали и снесли.
  А ведь какая хорошая была школа! Директор ее, Гелия Ивановна, столько мальчишек спасла в конце 80-х-начале 90-х., столько судеб не дала искалечить! Да, это была советская школа, в которой хранили память о погибших в войну выпускниках, много времени уделяли спорту, устраивали линейки, воспитывали нерадивых. Учителя работали еще по старинке, детей строжили, но любили. Никакой демократии, которая буйствовала вокруг. Гелия Ивановна сделала возможное и невозможное, сохраняя традиции вверенного ей учебного заведения. Но пришли иные времена.
  Когда решили выселять школу, обещали выделить под нее новое здание, которое строилось неподалеку. Однако, как потом узнала Колосова, в этом здании открыли гимназию, а Машину школу окончательно расформировали, рассовав детей и учителей по разным учебным заведениям. Гелия Ивановна умерла через несколько месяцев после этого...
  Словом, школы у Маши не осталось, одноклассники все разъехались из района. Конечно, когда появились социальные сети, многие нашлись, переписывались, но до встреч дело как-то не доходило.
  Что касается университета, то тут тоже незадача. Колосова училась на вечернем отделении, а вечерники изначально люди занятые, многие обременены семьями. Не сложилось близких отношений, не было крепкой связи. Вот только Милка и осталась от университета. И то не сразу. Маша встретилась с ней после долгой разлуки случайно. На очередной олимпиаде, куда она сопровождала своих подопечных. Милка тоже привезла ребят, и они сидели вместе три часа в ожидании, говорили о школе, рассказывали о себе, вспоминали однокурсников. Мало кто пошел трудиться по специальности: они торговали, занимались бизнесом, сидели в офисах.
  Маша тогда удивилась: Милка с ее энергией и пробивной силой и - в школе! Потом поняла почему. Попова растила сына одна. Забрала его у матери, отправила в школу и сама пошла туда. На лето уезжали к матери в провинцию или на Азовское море, а потом стали и за границу выбираться. К школе Милка прикипела душой и уже не захотела уходить. Появились возможности и перспективы, теперь уж сам Бог велел работать.
  Вот так они и сошлись. Обе были одиноки, то есть не замужем. И обе были училками.
  Маша доехала до больницы, нашла нужное отделение, натянула бахилы и поднялась на третий этаж. С опаской открыла дверь нужной палаты. Толя сидел в кровати и что-то читал. Заметив Машу, встрепенулся ей навстречу. Палата была двухместная, сосед Толи деликатно вышел за дверь. Юный поэт был бледен и слаб. У Маши не осталось сомнений, что он страдает.
  Колосова деловито выложила на тумбочку фрукты и принесенные книги.
  - Спасибо! - Толя алчно блеснул глазами и взялся за книги.
  Маша стала мыть фрукты под краном в чистой раковине.
  - О, Бродский! Спасибо. И за Булгакова тоже. "Белую гвардию" я не читал... - радовался больной.
  Маша присела возле его кровати, готовая к услужению.
  - Так что же с тобой? - спросила она.
  Толя потупился.
  - Да так... Приступ был, думали, будут оперировать, но врач сказал, что пока нет необходимости...
  Маша так и не поняла, что с ним. Что-то с лимфосистемой. Не хочет говорить о своей болезни, что ж. Мужчинам стыдно болеть, это он правильно понимает.
  - Толя, пока ты лежишь, я наберу на компьютере твои тексты, которые мы отобрали для сборника. Мне все равно сейчас делать нечего. Ты выйдешь, и отнесешь сборник в издательство.
  Толя приложил тонкую руку к сердцу:
  - Я буду вам очень благодарен!
  Они заранее выбрали небольшое издательство, которое бралось печатать стихи. За деньги заказчика, естественно. Машу прельстило то, что редакторы все же старались отбирать наиболее талантливых авторов, не хватались за абы что. А Толе нравилось название: "Скорпион". Как в Серебряном веке у Брюсова! А деньги... Толя готов попросить у отца, с которым не поддерживал отношения из принципа.
  Глаза юного поэта лучились, он щурился, будто стеснялся их хрустального сверкания, однако Маша знала, что это означает. Юноша доволен. О стихах, своих и чужих, он мог говорить бесконечно. И читать, вернее, слушать, как читает Маша, тоже не уставал.
  Вернулся сосед, и Колосова сменила тон на официально-участливый.
  - Когда тебя выпишут? Что говорят врачи?
  - Думаю, дней через десять, не раньше. Если не будут делать операцию, - по обыкновению тихо ответил Толя.
  Маша подумала, что до конца каникул не сможет насладиться его... стихами, и невольно вздохнула.
  - Ладно, поправляйся скорее!
  Она убрала в сумку пакет из-под книг и фруктов, поднялась со стула.
  - Спасибо вам, Маша, - проникновенно произнес юный поэт и сверкнул глазами.
  Колосова дрогнула от этой проникновенности, как старая дева от непривычной ласки. Впрочем, почему "как", думала Маша, выходя из больницы. Старая дева и есть. Ну хорошо, пусть не дева. Это ведь просто устойчивый оборот: "старая дева". А дев-то в буквальном смысле поди поищи.
  Была и у Колосовой любовная тайна. Давняя история. В юности, будучи студенткой, как всегда, влюбилась в недоступного, но прекрасного. Он был женат. Аспирант, ведущий их немецкую группу в университете. И как ей хватило тогда наглости признаться ему в любви? Написала текст, якобы из немецкого источника. Он, конечно, все понял: ошибки выдали. Попросил Колосову задержаться после занятий. Разбирали текст, а потом он провожал ее до дома: поздно, время тревожное. И надо было тогда маме уехать! Сначала они гуляли по Остоженке, по набережной, а потом вдруг выяснилось, что "метро закрыто, в такси не содют".
  Впрочем, хоть и сложные были времена в середине девяностых, но такси все же ездили по московским улицам. Да и частников всегда прорва. Однако Колосовой это было невдомек - она не пользовалась их услугами. Аспирант изящно намекнул, что придется идти пешком через весь город, и Маша тотчас пригласила его к себе.
  Она вовсе не собиралась пускаться в адюльтер. Влюбилась, как всегда, платонически, с заведомым препятствием. Однако аспирант, видно, не разбирался в таких тонкостях. Раз девушка признается в любви, да еще домой пригласила, то понятно, что ей нужно.
  Впрочем, Колосова не очень-то сопротивлялась. Ей вдруг помнИлось, что их страсть сметет все препятствия, что ее любовь оправдывает его измену. Еще ей, насквозь книжной девице, пригрезилось, что теперь все изменится, должно измениться! Аркадий уйдет от жены, они будут вместе. А как иначе?
  И ей ничего не сказало его удивление, когда обнаружилось, что он первый у Маши. И не смутило утреннее отчуждение, почти презрение с его стороны. Добрая душа Колосова списала все на муки совести, на чувство вины перед женой. Он звонил жене несколько раз и что-то торопливо объяснял. Оправдывался. Маша старалась не слушать, уходила в другую комнату, а когда возвращалась, вопросительно взирала на Аркадия. Ждала какого-то мгновенного решения. Он ушел, не сказав ничего теплого, обнадеживающего.
  И каково же было изумление влюбленной студентки, когда на следующем занятии Аркадий вел себя так, словно между ними ничего не произошло. Она осталась бы после занятия, чтобы объясниться с ним, но немецкий стоял первой парой, после которой аспирант сразу ушел. На следующей неделе то же самое. Он делал вид, будто они едва знакомы. Взгляд, скользивший по лицу Маши, ничего не выражал. Колосова не решилась напомнить о себе. Она страдала на занятиях, отвечала плохо, стала получать тройки, хотя языки всегда давались ей легко. Муки переживала нечеловеческие.
  Положение усугубилось, когда она поняла, что беременна. Полностью завися от мамы, Маша вынуждена была ей открыться. Решение мамы было непреложно:
  - Надо делать аборт!
  До сих пор болью в сердце отзывается эта фраза.
  - А что такого? - удивлялась мама. - Я в своей жизни сделала восемь абортов и ничего, как видишь, жива.
  Маша представила на миг, что у нее могло быть семь сестер и братьев, таких родных и любимых! Сейчас она не была бы так одинока, имея столько близких людей!
  - Господи, зачем я тогда послушала маму? - беззвучно прошептала Маша под стук колес поезда метро.
  Впрочем, она не могла иначе. Днем работа на кафедре университета, вечером учеба. Ну не могла она родить тогда! Мама все устроила. Хорошо еще, зимние каникулы начались, никто ничего не узнал. Ничего не узнал и Аркадий, конечно.
  Маша долго не могла оправиться после аборта. Жизнь застыла. Все вызывало отвращение. Физические муки, перенесенные ею, не шли ни в какое сравнение с тем, что Маша пережила потом. Надругательство над сокровенным, над женственностью и материнством, убийство младенца во чреве, казалось, навсегда лишали ее будущего. Мужчины вызывали чувство гадливости, омерзения. Она не могла простить себя за содеянное. Много думая, Маша поняла, что все эти муки - расплата за грех. Она ведь пожелала чужого мужа...
  Аркадий скоро уехал в Германию и перестал напоминать Колосовой о пережитой трагедии. Время, конечно, все лечит. По крайней мере, сглаживает, смягчает. Однако Маша всегда помнила о неродившемся младенце, которого сейчас ей так не хватало. Был бы сынок... Или дочка, не важно. Вон Милка одна растила Владика и ничего, справилась. Летом уже в институт будет поступать.
  Так что Колосова старая дева весьма относительная. И не дева, но и не баба в полном смысле, что-то неопределенное. Все еще девушка вроде бы. Сейчас это понятие размыто и свидетельствует не о невинности или социальном статусе, а о внешней форме женщины, ее образе жизни. Вот по образу жизни Колосова и есть девушка. До сих пор играет в куклы.
  Вернувшись домой, Маша снова остро вспомнила томительную музыку, объятья, согласные движения в танце, ощущение мускулистого тела сквозь ткань одежды. Орлов... Игорь. Владимирович. Где же визитка?
  Колосова не знала, для чего она так упорно ищет визитку малознакомого и, вероятно, женатого мужчины. Почему никак не успокоится? Ведь будь она ему сколько-нибудь интересна, неужели бы Игорь не приехал к ней? Почему же он не дает о себе знать? И куда, в конце концов, делась эта дурацкая визитка?!
  Чтобы не думать о грустном, Маша взялась за уборку, снова переставила кукол, полюбовавшись каждой из них и чмокнув в носик холодную Аглаю. А потом весь вечер сидела за компьютером, набирала стихи Толи, редактируя их и исправляя ошибки.
  - В конце концов, это моя жизнь! - произнесла она вслух, когда уже не было сил печатать, а спина окончательно затекла. - Как хочу, так и живу. Кого хочу, того и люблю.
  Аглая не моргая слушала ее.
  
  Глава 10
  Сборы
  
  К завершению каникул сборник Толиных стихов был набран, вычитан и даже распечатан на принтере. У Колосовой имелся старенький струйный принтер, который давно пора было выбросить. Однако со скрипом, медленно он все же печатал. Маше нравилось наблюдать, как из ничего, из каких-то рукописных тетрадных страниц рождается печатный текст. Совсем такой, как в книгах! Колосова любила книги не только за их содержимое. Она обожала их запах, любила их трогать, пальцами осязая поверхность, листая страницы.
  Маша перебирала отпечатанные листы, просматривала стихи снова и снова в поисках пропущенных ошибок. Она ждала этого сборника едва ли не с большим нетерпением, чем сам поэт. Увидеть вживую, подержать в руках книжечку, отпечатанную по-настоящему в типографии! Это ли не предел счастья?
  Колосова гадала, какой будет обложка, захочет ли Толя поместить свою фотографию? Он так красив, его одухотворенный облик обязательно привлек бы внимание. В особенности девушек. Однако Маша знала, что юный поэт, скорее всего, откажется от своего изображения на книге. Эх.
  После долгих каникул, перед первым рабочим днем Колосова обычно нервничала. И неважно, что за плечами уже солидный педагогический стаж: как никак, пятнадцать лет. А в Америке, кажется, считают, что четырнадцать лет - это предельный срок, после которого преподаватель уже вырабатывает свой ресурс. То есть, костенеет. Глаз замыливается, привычка убивает энтузиазм и живость восприятия. В принципе, старший преподаватель Колосова согласна с этим. Нужны свежесть взгляда, дерзание, душевный подъем, которые после пятнадцати лет работы на одном и том же месте могут испариться. Вроде как рутина, однообразие.
  Но вот не чувствовала Маша ни усталости, ни скуки. Она любила свою работу и считала, что с годами только приобретает, а не теряет. Приобретает уверенность в себе, профессионализм, опыт в конце концов, который никто не отменял. И какая может быть скука или однообразие, когда каждые два года приходят в классы новые ребята? Умные, неординарные, иногда даже чудаковатые, если не сказать больше. Юные гении, физики и математики. У них абсолютно нестандартное мышление, неожиданный взгляд на привычные вещи. Разве это может надоесть? В школе, где работала Маша, были только десятые и одиннадцатые классы. Ребята учились два года, а потом в большинстве своем продолжали обучение в университете.
  Подготовка к первой лекции заняла меньше времени, чем приготовление одежды и работа над внешним обликом старшего преподавателя Колосовой. Просидев каникулы дома и лишь дважды выбравшись из своего уютного гнездышка (вылазки в соседний магазин не в счет), Маша выглядела не лучшим образом. Вялое лицо с ослабленными мышцами, запущенные брови, ногти.
  Необходимо было выбрать подходящую под настроение одежду, а под нее уже придумать макияж. Помыть голову и высушить волосы, иначе с утра на голове будет взрыв на макаронной фабрике. Колосова закалывала волосы на затылке, стараясь не оставлять всяких там завлекалочек и небрежных прядей. Ничто не должно мешать ей во время работы.
  При убогости гардероба Маша все же старалась не повторяться в одежде. Для этого ей приходилось проявлять изобретательность. В ее арсенале имелся огромный выбор шарфиков и шейных платочков. Благодаря этому, казалось бы, незначительному аксессуару она разнообразила свой внешний вид. Впрочем, в нынешние времена можно одеваться совсем недорого, если знать, скажем, хорошие секонд-хэнды или распродажи. Конечно, на это нужно время, а Колосовой жалко было тратить его на поиски шмоток.
  Шарфики она любила нежно и бескорыстно. Покупала за копейки где-нибудь в переходах или на рынке. В ее коллекции были и привезенные из Италии или Франции, это подарки. И каких только не было! Шарфики из натурального шелка, изо льна, с мережкой, с кистями, прямые и собранные, а уж каких тонов и оттенков, не перечесть. Маша завязывала их на шее, набрасывала на плечи, подвешивала на одно плечо или сворачивала в жгут. Приемов тоже было множество самых разнообразных.
  Туфли, единственная приличная пара, жили на ее полке в шкафу на кафедре как сменка. Маша всегда переобувалась в школе. На занятия ходила только в юбках и на каблуках. И не важно, что за время урока она не присядет ни разу, отстоит на каблучищах весь рабочий день! Главное, потом добраться до дома, а там - ноги в тазик с холодной водой, и все пройдет.
  Брюк она не признавала. Милка никак не могла этого понять.
  - Ты только попробуй! - уговаривала она. - Ты же даже не знаешь, как это будет! Может, брюки - это твой стиль? Что за ослиное упрямство? Тебе что, трудно хотя бы примерить?
  - Мне нечего мерить, - стояла Маша на своем. - У меня нет брюк.
  - Мои померь, - ради такого дела Милка готова была раздеться.
  Однако Маша была непреклонна.
  - Нет, с моей фигурой только позориться!
  Милка бесилась от ее упрямства, но заставить подругу надеть брюки так и не смогла.
  Маша распахнула платяной шкаф, осмотрела вешалки и полки. Вещей было много, они служили по многу лет. Колосова редко выбрасывала одежду, только если уж совсем что-то износилось или вышло из моды. Были юбки и блузки, которые она надевала раз в году только для разнообразия, а были и любимые вещи, в которых Маша чувствовала себя особенно комфортно. Она старалась покупать, если уж до этого доходило, вещи в классическом стиле, чтобы можно было использовать их несколько лет. Ей нравилось после каникул приходить на работу в чем-нибудь новеньком, не примелькавшемся. Это добавляло торжественности моменту.
  На сей раз Мария Кирилловна выбрала бордовый мягкий джемпер с круглым вырезом и темно-коричневую вельветовую юбку до щиколоток. Строгих костюмов она не носила. Не принципиально, просто они ей не шли. Никак. И казались непрактичными. Ну, сколько раз один и тот же костюм можно надеть за семестр? Один раз. А блузки-юбки можно бесконечно комбинировать.
  Когда Маша училась в школе, у них была математичка, невзрачная, неопределенного возраста женщина. Школьники за глаза называли ее "Зимой и летом одним цветом". Математичка всегда ходила в одном и том же костюме, только изредка меняла блузки под пиджаком. Вот уж на кого не хотелось походить! Колосова изо всех сил старалась разнообразить свой гардероб, чего бы это ни стоило. И если ей удавалось отходить четверть, ни разу не повторившись, она была довольна. А еще лучше, целый семестр.
  Изюминкой наряда служили украшения. Тут Маша не ограничивала свою фантазию. Конечно, дорогие безделушки ей были не по карману, но украшения из бисера, дерева, пластика и кожи она вполне могла себе позволить. Как правило, они были исполнены в этнических мотивах, а этнический стиль Маша уважала. Ну и благородное серебро, конечно. Однако хорошее серебро сложно найти, и стоит оно прилично, почти как золото. У Маши подобрались две пары приличных сережек, которые она носила постоянно, были и другие, в комплекте с ожерельями и браслетами.
  Почему-то накануне занятий всегда не хватает времени все подготовить и лечь пораньше. Волосы долго сохли, лак на ногтях тоже. Словом, улеглась Мария Кирилловна глубокой ночью, чтобы уже через четыре часа подняться и нестись на работу.
  
  Глава 11.
  В школе
  С волнением она входила в класс, где сидел 11 "А". Не поверила своим ушам и глазам. Ребята встретили ее аплодисментами и радостными улыбками.
  - Что это такое? - с напускной строгостью спросила Мария Кирилловна. - Здравствуйте, садитесь.
  Так они выражали одобрение и удовольствие от встречи с ней, Машей. Других поводов вроде бы не было. Колосова не допускала фамильярности в общении с подопечными. По крайней мере, пока они учились. Потом уже, когда они приходили в школу повидаться, разрешались более теплые и доверительные отношения. Некоторые ученики удостаивались приглашения домой.
  - Сегодня будем знакомиться еще с одной группой поэтов серебряного века. Запишите: "Акмеизм".
  - Как? - тут же раздалось с разных мест.
  Маша вывела на доске это слово и продолжила:
  - По данной теме тоже будет устный зачет, поэтому старайтесь максимально записывать.
  Послышались тяжкие вздохи, ребята полезли за тетрадками и ручками. И, конечно, Паша Овсеенко, дотошный во всем, не преминул спросить:
  - А из чего будет состоять зачет?
  - Как всегда по поэзии, - терпеливо разъяснила Маша. - Стихотворение наизусть, анализ, вопрос по теории. И, как всегда, возможны альтернативные формы зачета: инсценировки стихов или драматургических отрывков, исполнение песен на стихи изучаемых поэтов. В общем, что вам подскажет фантазия. Главное, текст стихотворения должен звучать наизусть.
  - И тогда не надо будет анализировать его и отвечать на вопрос? - уточнил Паша.
  - Да. И не забудьте: стихи не должны повторяться!
  Протяжные вздохи сделались громче.
  Маша смотрела на ребят и понимала, как соскучилась по ним. Они расценили ее долгий взгляд как обычный приказ в начале урока: закрыть ноутбуки, убрать со стола все планшеты и телефоны. Завозившись, они нехотя исполнили ритуал, подчинившись негласному приказу. По крайней мере, пока учитель не увлечется рассказом. Потом можно будет под шумок снова достать что-нибудь, воткнуть наушники в уши.
  - Вам это не мешает? - обычно спрашивала Мария Кирилловна, указывая на наушники.
  - Нет, - нагло отвечал какой-нибудь оболтус, глядя ей прямо в глаза. - Знаете, так хорошо сочетается с вашим голосом!
  - А что вы слушаете? - интересовалась Мария Кирилловна.
  - Музыку из "Властелина колец", - уже немного смущаясь, отвечал нарушитель порядка.
  Класс посмеивался, и Маша улыбалась, не находя в себе достаточно твердости, чтобы осадить наглеца.
  Ее единственное оружие - спокойствие и легкая ирония. Укротить табунок шестнадцатилетних интеллектуалов можно было только шуткой, обращенной лично к нарушителю, тогда класс смеется не над бессилием преподавателя, а над незадачливым товарищем.
  С каждым годом все труднее держать внимание и сохранять порядок в классе. Воспитанием дети не блещут. Они уже из дома приезжают такие, а здесь некогда и некому им объяснять азы приличного поведения. Нынешняя воспитательная система переживает кризис. Заниматься на уроках литературы разъяснением недостойного поведения Маша не желала: жаль было времени. Да и не ее это дело: целый штат воспитателей подвизался в интернате.
  В этом учебном году она впервые услышала вопрос, от которого уже устали все ее коллеги с кафедры гуманитарных дисциплин:
  - Зачем нам литература? Мы же математики. Зачем делать из нас филологов?
  В прошлом году, когда эти ребята только приступали к учебе в интернате, Колосова давала им ознакомительную анкету. И среди прочих в ней был вопрос: "Нужно ли, на ваш взгляд, изучать литературу и зачем?" Нашелся только один оригинал, который написал: "Нет, мне это не нужно". Остальные так мудро рассуждали о значении литературной классики и называли ряд причин, по которым образованному человеку необходимо знать родную литературу! И что мы видим теперь?
  Однако лекция шла своим чередом. Маша увлеклась любимым материалом и с недовольством вынуждена была остановиться, когда по классу пробежался смешок. Искать причину веселья пришлось недолго. Артем Жуков, сидевший на первой парте у окна, развлекал товарищей, натянув на один глаз пиратскую повязку. Вид его и без того был весьма колоритен: огромные светлые глаза под черными сросшимися бровями, внушительный нос, яркие губы и лохматая голова.
  Мошенники, они знают, что Мария Кирилловна не может на них сердиться!
  - Да, впечатляет! - сказала она, сдерживая смех.
  Немного помолчав, дожидаясь, когда шум стихнет, продолжила лекцию. Первая пара далась с трудом. Когда Маша вернулась на кафедру, Ирина Николаевна, как всегда, модно и со вкусом одетая, сообщила:
  - Маша, тебя искала Вера Сергеевна. Сказала, срочно.
  Колосова, мечтающая дать отдых ногам, вынуждена была плестись к заведующей учебной частью. Вера Сергеевна была, как всегда, занята разговором по телефону, но сделала знак ждать. Маша потопталась на своих каблуках, но стоять уже не было сил, и она уселась без приглашения на один из стульев. "Сейчас перемена закончится", - с тоской подумала она.
  - Мария Кирилловна, - Вера Сергеевна наконец-то положила трубку и обратилась к ней. - Мне опять звонила мама Коли Бородина из 11 "Б". Вы уж как-нибудь разберитесь с ней, она не успокоится, вы же понимаете.
  - Почему она не встретится со мной? - тотчас завелась Колосова и вскочила со стула. - Я бы, может, поняла суть ее претензий. А так ничего не понимаю.
  Вера Сергеевна помолчала, роясь на столе, достала какой-то листочек, посмотрела в него.
  - Так. Бородина уверяет, что вы не укладываетесь в программу, что дети многого не понимают на ваших уроках. Еще недовольна дисциплиной в классе и вашими отношениями с учениками.
  - Какими это? - округлила Маша глаза.
  - Вам лучше знать, - недовольно ответила завуч.
  - Но я не понимаю, - пробормотала Колосова, - почему она не хочет приехать поговорить со мной?
  - Не знаю. В школе она бывает постоянно.
  Коля Бородин москвич, а это особая статья. В советские времена москвичей в интернат не принимали, справедливо полагая, что у них и без того масса возможностей элитного образования. Теперь правила изменились, брали много блатных, которые мучились, не тянули программу, но с горем пополам оканчивали школу и шли в университет мучиться дальше.
  Москвичи, как правило, были слабее иногородних, но амбициозней. К тому же постоянно ощущали поддержку родителей, которые близко, а не за тридевять земель, как у ребят, скажем, откуда-нибудь из Уфы.
  Коля же прекрасно справлялся с программой первого курса университета по физике и математике, был эрудирован и начитан, умел высказывать свое мнение, а оно у него было. Колю Бородина интересно было слушать, интересно с ним спорить. Сочинения Коля писал сам, в отличие от большинства ребят, которые без зазрения совести сдирали все подряд из интернета. В конце концов, он был прекрасно воспитан и в этом выгодно отличался от других учеников. "Вышколен маменькой!", - одобрительно думала Колосова. И одевался Коля строго, приходил на уроки непременно в пиджаке и галстуке, в отличие от общежитских ребят, которым не зазорно было появиться в классе в футболке и чуть ли не в спортивных штанах и тапочках.
  А что, формы нет, в чем хотят, в том и ходят. Эх, нужна, нужна форма! В этом Маша не сомневалась. Провинциальные ребята, кто и когда привьет им хороший вкус и манеры? Девочки по большей части одеваются вызывающе. Не потому что они распущены или невежественны. Просто так привыкли, и все так делают. Коротенькие юбчонки, глубокие декольте, прозрачные кофточки, высоченные каблуки. Возможно, им никто не сказал, что такая одежда неуместна и нелепа в учебном заведении, моветон. Возможно, у них другой одежды и нет. А была бы форма обязательной, вопрос отпал бы сам собой.
  - Вы меня поняли, Мария Кирилловна? - вывела ее из задумчивости Вера Сергеевна. - Я на вас надеюсь. Избавьте меня от новых звонков Бородиной.
  Маша покивала согласно, хотя не слышала последних фраз завуча, и отправилась восвояси.
  - Да, и не забывайте вовремя заполнять электронный журнал! - неслось ей вдогонку.
  На кафедре собрались преподаватели, которые работают по вторникам. Почти все филологи. Шум, как всегда, невообразимый. Педагоги народ крикливый, громогласный. И говорливый не в меру.
  Обсуждали премьеру в театре, авангардную постановку "Евгения Онегина". Маша теперь редко бывала в театрах, просто не могла себе позволить билеты по нынешним ценам. Бывало, кто-нибудь из коллег приглашал или Милка раздобывала контрамарки, тогда Колосова и приобщалась к театральному искусству. Другое дело, что редко попадалось что-нибудь стоящее. Даже классику нынче ставили следующим образом: актеры виртуозно попрыгали, поскакали, что-то пропели, легко, ненавязчиво - и все. Вышел из театра, и тут же все выветрилось, будто и не было. А как же катарсис, по Аристотелю?
  - Мне понравилось, - говорила Ирина Николаевна. - Так свежо, неожиданно. И текст хорошо звучит. Я просто послушала с удовольствием пушкинские стихи.
  - Ну, если текст звучит, это уже кое-что, - согласилась Елена Александровна, самый опытный и самый старший преподаватель.
  За исключением завкафедрой, который почти не появлялся в школе, двух историков и двух русистов, гуманитарную кафедру представлял женский состав. Впрочем, как и везде. Филологический факультет испокон века называют факультетом невест.
   Прозвенел звонок, и Маша, не успев глотнуть чая, схватила тетрадки, рванула на урок. Терпеть не могла опаздывать. В 11 "Б" ее встретили более сдержанно, но ребята бодро подскочили, когда Мария Кирилловна вошла в класс. Смотрели на нее и улыбались, ждали команды сесть. Маша пробежала взглядом по лицам, обращенным к ней, отвечая на их улыбки. Коля Бородин был серьезен, как всегда, но вполне доброжелателен.
  - Здравствуйте, садитесь, - разрешила Мария Кирилловна.
  Снова акмеизм, предупреждение о зачете и лекция. Удивительно, какие разные бывают классы! И вообще, мистика буквы существует. Вот "А", например. Исполнительные, все сдают вовремя, меньше списывают, но не хватает в них творческой искры, фантазии, авантюризма. "Б" - разгильдяи, конечно, но с ними интересно обсуждать произведения. Они с охотой выполняют творческие задания: пишут стилизации, поют песни на стихи заданных поэтов. И так каждые два года. Будто специально подбирают ребят: для "А" - таких вот старательных, педантичных, для "Б" - творческих, артистичных.
  И по-разному им преподносится один и тот же материал. В одном классе можно пошутить, рассказать анекдот или пикантные подробности из жизни писателей, в другом - нет, не поймут. В одном можно поговорить о политике, о событиях сегодняшнего дня и увидеть заинтересованность, а в другом ребята останутся равнодушными к политике, но с удовольствием побеседуют о фэнтези и фантастике, о жанре антиутопии - любимой литературе обитателей интерната.
  В общем, Маша постоянно корректировала материал и поэтому не совсем уж повторялась. И все-таки трудно было трижды за день произносить одно и то же, даже варьируя и разнообразя лекцию в зависимости от класса.
  - Уберите, пожалуйста, компьютер, - прервала себя Колосова и подождала, пока Ваня Котов неохотно, очень медленно закроет крышку ноутбука и пристроит его на подоконнике. Маша продолжила: - Итак, правоверных акмеистов было шестеро. Запомните их имена...
  В "Б" классе часто приходится так вот прерываться. Дети зависят от компьютера и не знают покоя, пока не увидят перед собой светящийся экран. Маша раз и навсегда наложила запрет на ноутбуки и прочие девайсы, если они не нужны для работы в данный момент. Всякий раз при знакомстве с новым классом она объясняла, почему прибегает к этой мере.
  - С компьютером вы совершенно лишаетесь возможности фантазировать. Получается, что вы обделены. Преподнося все в готовом визуализированном виде, вас лишают внутреннего мира. Фильмы, игры, ролики... Вам нет необходимости воображать, представлять что-то, даже просто шевелить мозгами, запоминать. Все разжевано, подано в наилучшем виде, вы только кушайте!
  Тут Маша приводила в пример рассказанный кем-то из коллег эпизод. Маленькая девочка, лет двух, не играет в игрушки, которых у нее, как у любого современного ребенка, в избытке. Они надоедают в первый же день и валяются забытые. Но вот на даче кто-то пошутил: поднес ей сорванный с грядки кабачок с нарисованной рожицей. И девочка стала его пеленать, укладывать спать, разговаривала с ним, баюкала, носила на руках, и ей не надоедала эта игра.
  Ученики слушали, может, и соглашались, но уже ничего не могли с собой поделать: компьютер или его производные стали частью их самих. Из-за этого Маша стала впадать в крайность: исключила всякий иллюстративный материал и видео, чтобы в головах учеников рождались самостоятельные образы. Она понимала, что это не поможет, а только обеднит ее рассказ, но пока не могла преодолеть внутренний протест. А ведь разорилась, специально купила флэшку, чтобы готовить видеопрезентации.
  Слава Богу, в интернате не бывает проверок на уроках! Никто не отслеживает, как и что дают учителя. За это отвечает завкафедрой, который знает своих преподавателей и доверяет им. Колосова работает по авторской программе, и, наверное, не потерпела бы вмешательства в свои отношения с учениками и в рабочий процесс. Ох, избаловалась! У Милки вон в школе все по-другому, не расслабишься. Одна отчетность чего стоит...
  В класс вошел преподаватель математики и попросил разрешения сделать объявление об олимпиаде. Ну вот, началось! В одиннадцатых классах второй семестр можно сразу списывать со счетов. Ну не учатся ребята во втором семестре. Для них олимпиада - прямая дорога в университет. Все это понимают и мирятся с положением дел.
  Марии Кирилловне понадобилось еще несколько минут, чтобы утихомирить растревоженный класс, однако скоро прозвенел звонок на перемену, и ребята понеслись на завтрак, сметая все на своем пути.
  Эта перемена была большая, и Маша успела выпить чаю и пообщаться с коллегами. На этот раз обсуждался злободневный вопрос: зарплата и премия. Пока преподаватели не поставили это дело на контроль, их безбожно обкрадывали. Поднималась же рука на такие мизерные зарплаты! Маша вспомнила, что не получила премию, и побежала в бухгалтерию. Просматривая ведомость, очередной раз поразилась разнице: кому-то выписали семь тысяч, а кто-то удостоился и двухсот. И этот кто-то, конечно, не из преподавательского состава. Как такое возможно?
  Все надеялись на нового директора: вот он сейчас разберется со всеми безобразиями! Не зря же приходил к ним на кафедру, знакомился, выслушивал жалобы, претензии и пожелания. Посмотрим, посмотрим, думала Колосова.
  Последнюю пару она еле дотянула с непривычки. Хорошо еще, "окон" не было: отработала и домой. В прошлом семестре расписание было неудачным: Маша приезжала к первому уроку, а уезжала после восьмого. После четвертого урока два часа сидела, была пустая пара. С одной стороны, отдыхала, переводила дух, а с другой - расслаблялась и потом с трудом собиралась, чтобы отвести последние уроки. Отдых выбивал из колеи, из рабочего состояния. Однако и шесть часов подряд - тяжеловато, особенно после каникул.
  Уходила Маша после большой обеденной перемены. Посидела, послушала разговоры коллег. Нужно было передохнуть. Удивительно! Она столько сил отдавала работе, столько энергии уходило из нее с каждым уроком, что иной раз не было мочи встать со стула. Однако при этом всякий раз после занятий Маша переживала сильный душевный подъем, лучше выглядела, была в хорошем тонусе. Выходит, она тоже подпитывалась от ребят юной энергией? Получалось взаимообразное общение: отдавая, она тоже получала. Что это, пресловутый вампиризм, о котором сейчас не пишет только ленивый? Но ведь сама Маша отдает свою энергию, не щадя себя...
  Шальная премия поднимала настроение. Маша решила отдать часть долга Милке и купить что-нибудь вкусного на обед. А может, разориться и заказать по интернету фарфоровую куколку? Или зайти в книжный магазин, выбрать что-нибудь из того, о чем давно уже мечтала: книгу Д. Быкова о Пастернаке или "Онегинскую энциклопедию"? Впрочем, энциклопедии давно нет в продаже, если только в интернете поискать.
  Уже на первом этаже у входа она столкнулась с Колей Бородиным. Тот остановился, намереваясь что-то сказать, но, видно, не решился. Только произнес:
  - До свидания.
  - До свидания, Коля, - улыбнулась Маша и покинула школу.
  В самом радужном настроении она прошлась по двору, миновала проходную и направилась к автобусной остановке.
  
  Глава 12
  В Царицыно
  
  - Марья Кирилловна! - вдруг услышала она за спиной и вздрогнула, сразу узнав голос.
  Не веря себе, Маша обернулась и увидела на площадке перед проходной черную иномарку, а возле нее светловолосого вихрастого мужчину, который улыбался неотразимой улыбкой и распахивал перед ней дверцу машины.
  - Прошу вас!
  - Зачем? - глупо спросила Колосова, чувствуя, как сердце бухает куда-то вниз.
  - Подброшу до дома! - Игорь потянул ее за руку и усадил в машину рядом с водительским местом.
  Пока он устраивался за рулем, Маша подумала: "Как хорошо, что я после работы: одета более-менее и выгляжу неплохо!" Игорь протянул руку, достал с заднего сиденья букет каких-то очаровательных белых цветов из семейства лилейных и положил ей на колени. Автомобиль тронулся с места.
  - Что это? - ошеломленно уставилась на букет Колосова.
  - Цветы, кажется, - усмехнулся Орлов знакомой усмешкой, от которой в душе Марии Кирилловны все переворачивалось. - Не знаю, как называются.
  Маша сунула нос в букет, чтобы скрыть смущение. Цветы пахли одурманивающе.
  - Куда мы едем? - спросила она, посмотрев в окно.
  - Куда скажешь. Ты после работы, заедем куда-нибудь поесть.
  Его бесцеремонность задела Колосову.
  - Еще чего! Никуда я с тобой не поеду. Не появлялся сто лет, а теперь вдруг вспомнил. Что-то случилось?
  Игорь покосился на нее и снова усмехнулся. "Нет-нет! - пригрозила себе Колосова. - Не хватало еще растаять!"
  - Я был за границей, а телефона твоего у меня нет. Ждало от тебя звонка, но...- он опять покосился на Машу, - не дождался.
  - Я визитку потеряла, - виновато пролепетала Мария Кирилловна. Однако боевого духа не утратила: - И что же тебе нужно от меня?
  Маша не помнила, когда они перешли на ты, но так было легче ругаться. Была в этом "ты" определенная доверительность.
  - Ничего, - ответил Игорь без усмешки. - Есть хочешь?
  - Хочу, - честно призналась Колосова. После работы она всегда испытывала волчий голод.
  - Понятно, - коротко отреагировал Орлов. - Я тоже.
  Они помолчали. Игорь включил радио, там пели Пугачева и Галкин.
  - Как твой паж поживает? - насмешливо поинтересовался Орлов.
  - Лежал в больнице, сейчас дома уже, - автоматически ответила Маша, думая о том, что будет дальше, после обеда.
  - А что с ним? Подрался на дуэли?
  - Какая дуэль? - опомнилась Колосова. - Я не знаю.
  - Как это не знаешь? - деланно удивился ее собеседник. - Разве ты его не навещаешь? Ай, ай, как нехорошо.
  - Навещала, когда он лежал в больнице, - мстительно ответила Маша. - Просто мне неловко было его расспрашивать, а сам Толя не сказал.
  - Ну конечно, надо же поинтриговать, так интереснее, - ядовито ухмыльнулся Орлов.
  - И ничего он не интригует, что ты выдумываешь? - возмутилась Мария Кирилловна. - Ну, болеет человек, что-то с лимфатической системой.
  "Неужели он такой дурак?" - с сомнением посмотрела Колосова на водителя. Однако тот был так хорош, так неприлично желанен, что Маша, кажется, прощала ему все.
  О нет, только не это! "Влюбилась, что ли?" - заподозрила она, все еще надеясь, что ничего серьезного не происходит. " Я же его совсем не знаю!"
  - Можно здесь, - произнес Игорь и пристроил машину на свободный кусочек платной парковки возле небольшого ресторанчика. - Здесь итальянская кухня.
  Он помог даме выбраться из авто и предложил руку. Маша послушно пошла рядом с Орловым, опершись на его руку. Их проводили до столика у окна, принесли меню.
  - Заказывай сам, я в этом ничего не понимаю, - сказала Маша и захлопнула пластиковую книжечку, чтобы не видеть чудовищных, на ее взгляд, цен.
  Игорь подозвал официанта, попросил его принести блюда с незнакомыми названиями.
  - Пить что будешь? - спросил он у Маши.
  -Чай. Если можно, зеленый.
  Когда официант ушел, Колосова вспомнила:
  - А как ты меня нашел?
  - По навигатору, - серьезно ответил Игорь.
  - Как это? - не поняла Маша.
  - Ну как. Сделал запрос: "Мария Кирилловна" и оказался возле твоей школы.
  Но Маша уже вспомнила детали их знакомства и переиначила вопрос:
  - Ты что, меня караулил у школы?
  - Нет, любовался хорошенькими ученицами.
  "Все-таки дурак!" - удрученно подумала Маша и ничего не произнесла.
  - А как я еще мог тебя найти? - вскинулся Игорь. - Дважды приезжал и не заставал тебя дома. Вот, решил выследить.
  Действительно, Маша два дня перед работой провела у мамы. Надо было навестить, а то когда бы еще собралась.
  - Ты приезжал? Когда?
  - Позавчера, сразу как прилетел из Анталии.
  Им принесли заказ, и диалог прервался. Колосова осторожно пробовала незнакомое ей блюдо, а Игорь набросился на еду так, словно не ел с Нового года.
  - Не нравится? - удивленно спросил он, глядя на Машины манипуляции с вилкой.
  - Почему, нравится, - неуверенно ответила она. - Непривычно, но вкусно.
  Еда действительно была вкусной. Вкусно было ее есть и смотреть, как вкусно ест Орлов. Вспомнился Толя, который почти ничего не ел в ее присутствии, и как трудно было при нем. "А и нечего объедаться, - мысленно возразила себе Колосова. - Все правильно!" Однако съела все, что было на тарелке. Она никогда не завтракала перед работой и ничего не перехватывала между парами. Ей просто необходимо было восполнить силы, растраченные на занятиях.
  С Орловым хорошо, комфортно, будто они знают друг друга сто лет. Как здорово, что можно быть собой и не стесняться своего аппетита.
  Маша непроизвольно, не успев подумать, спросила:
  - Скажи, ты женат?
  - Нет, - через секундную паузу ответил Орлов.
  Паузу можно было списать на то, что он жевал в этот момент, но Маша встревожилась. Они умолкли, не рискуя продолжать тему. Мария Кирилловна ковырялась в десерте, а Игорь пил безалкогольный коктейль.
  - Едем к тебе? - спросил Орлов, не глядя на визави.
  - Может, погуляем? Съездим куда-нибудь? - с фальшивым энтузиазмом отозвалась она.
  Игорь кивнул и подозвал официанта. Вложив деньги в принесенный счет, он поднялся и направился к машине. Маша засеменила следом. "Что-то изменилось в его настроении, - думала она, пока усаживалась в машину и ждала отправления. - С того момента, как я спросила, женат ли он". Конечно, это наводило на размышления. Хотелось расспросить Орлова о его жизни подробнее, но он явно не был расположен к откровенности.
  Когда приехали и вышли из машины, Маша узнала Царицыно. Конечно, она бывала здесь, но только не зимой.
  - Ух ты, как красиво! - восхитилась Маша, когда они шли по расчищенным дорожкам к дворцу. И размечталась: - Представь, мы приехали на бал к екатерининскому вельможе. Сейчас нас встретят лакеи в напудренных париках, примут наши шубы и проводят к парадной лестнице, на которой радушный хозяин с супругой приветствует гостей.
  Маша замолчала под прищуренным взглядом Орлова, но продолжила воображать, как она танцует с ним, скользя по навощенному паркету и стараясь не цепляться за шпоры кавалера широкой робой с фижмами из китового уса.
  - И фамилия у тебя подходящая для этих декораций! - пробормотала она, отгоняя от себя видение: кавалер (Орлов) шепчет ей на ухо дерзости и сжимает ее ручку в своей горячей руке.
  - Чем же она так подходит? - спросил Игорь, очевидно зная ответ.
  - Ну как же, - поймалась Маша, - Екатерина, Григорий Орлов... Его брат...
  Игорь смотрел на нее странно.
  - Что? - спросила Колосова.
  Вместо ответа он неожиданно привлек ее к себе и страстно поцеловал в губы.
  - Вообразил себя любовником Екатерины? - пробормотала Маша, безбожно краснея.
  - Тебе идет румянец, - будто оправдываясь, ответил Игорь.
  - Какой румянец? - По инерции возмущалась Мария Кирилловна.
  - От мороза, - улыбнулся Игорь ласково и убрал выбившуюся прядь ее волос под шапочку. Маша враз ослабела, сделалась беззащитной.
  Они шли молча мимо сказочных строений, прошли под мостом-аркой, возвращаясь к машине. Казалось, оба думали об одном, хотели одного... Уже стемнело, зажглись фонари. Неведомо, чем бы этот вечер закончился, если бы телефон Игоря не зазвонил резко и неожиданно.
  - Да! - рявкнул Орлов в трубку. - Говори.
  Послушав некоторое время, он что-то буркнул и нажал на кнопку отбоя. Маша не стала ни о чем спрашивать. Когда они сели в машину, она почему-то знала, что он сейчас скажет.
  - Мне нужно ехать. Я завезу тебя домой.
  - Я могу на метро! - засуетилась Колосова. - Ты останови где-нибудь у ближайшей станции!
  Орлов ничего не ответил, продолжая рулить. Помолчав, он спросил:
  - Тебе когда в следующий раз на работу?
  - Завтра. А потом пять дней отдыхаю, - похвасталась Колосова.
  - Послезавтра заеду утром. Поедем в Суздаль. Будь готова к девяти.
  - В Суздаль? - удивилась Маша. - Зачем?
  - Увидишь. Зима там классная.
  - А как одеваться? По-походному? - озадаченно поинтересовалась она.
  - Да нет, обыкновенно, как сейчас.
  Колосова удовлетворенно заключила, что для Игоря не осталось незамеченным, как она была одета. Все-таки дома это одно дело, а на людях - другое. Такой вот Орлов ее увидел впервые: с прической и макияжем, одетой к лицу. Он все замечает, как выяснилось, все слышит, запоминает. Это было приятно.
  Незаметно они добрались до ее дома, несмотря на вечерние пробки. Игорь пристроил автомобиль на обочине проспекта, включил аварийку.
  - Скажи мне номер твоего мобильника, - велел он, доставая свой телефон.
  Маша продиктовала, Игорь записал и тотчас набрал его. Колосова смешно всполошилась, когда в ее сумочке зазвонил телефон, не сразу сообразив, что это Орлов.
  - Теперь у тебя есть мой номер в мобильном. Если что, звони.
  Орлов смотрел на нее с улыбкой.
  - Спасибо за прогулку, - смущаясь от его взгляда, пробормотала Маша и полезла из машины наружу.
  
  Глава 12
  Начало зимней сказки
  
  Весь следующий день прошел на подъеме. Коллеги говорили комплименты, уроки пролетели незаметно. Ребята всегда чутко ловят состояние преподавателя и в зависимости от него невольно выбирают тактику поведения.
  Маша много шутила, рассказывала о становлении Гумилева-поэта с интересными юмористическими подробностями. В результате даже самые равнодушные к литературе ученики поднимали головы и начинали слушать.
  Колосова вспомнила, как несколько лет назад ребята для зачета поставили гумилевского "Дон Жуана в Египте". Конечно, они порезвились вволю. Американку играл мальчишка, и это было действительно смешно. Ребята точно прочувствовали все комические моменты пьески, прекрасно проникли в замысел поэта, сделали нужные акценты. И играли весело, легко. Немного перепутали реплики, посмеялись над этим вместе с классом. Было более чем современное музыкальное оформление и некоторые вольности в жестах, что Маша, впрочем, им легко простила. И в завершении всего действа Дон Жуан и соблазненная им юная американка возвращаются на сцену взъерошенные и опьяневшие от любви, а с неба раздается глас:
  - "У тебя СПИД, значит, мы умрем!"
  Они хватаются за голову и в отчаянии убегают. Класс взрывается смехом и аплодисментами.
  - Этого у Гумилева не было! - смеялась Мария Кирилловна, хлопая со всеми вместе.
  У Колосовой давно зрела идея поставить силами учеников спектакль, объединяющий пушкинского "Каменного гостя" и "Дон Жуана в Египте", ведь последний написан как продолжение "Каменного гостя". Однако при близком сопоставлении гумилевская маленькая комедия заметно проигрывала пушкинской маленькой трагедии. Да и жанры разные...
  После уроков Колосова выпила чаю с коллегами, поучаствовала в обсуждении нового директора и поехала домой в превосходном настроении. По дороге купила готовых куриных котлет и овощей, чтобы не заморачиваться с ужином. Вечер провела тихо и умиротворенно, с книгой и конфетами, периодически замирая при мысли о том, что ждет ее завтра. Конечно, позвонила Милка. Она всегда чувствует, когда в Машиной жизни что-то происходит.
  - Как тебе работалось после долгих каникул? - спросила она.
  - Ну, поначалу с трудом, потом вроде бы втянулась, - ответила Маша, разворачивая очередную конфету и засовывая ее в рот. - Завтра еду в Суздаль.
  - С кем? - тотчас отреагировала Милка.
  - С Игорем, - произнесла Колосова, и тотчас на нее обрушился град вопросов и восклицаний.
  - "Возьми себя в руки, дочь самурая!" - смеясь, произнесла Маша любимое присловье.
  Подруга немного стихла.
  - Ну, ты расскажи же, - попросила она.
  Делать нечего, пришлось рассказывать. Когда закончила, почувствовала на какой-то момент опустошение. Будто было что-то теплое, нежное, что ютилось внутри и грело, а тут - пш-ш-ш - все выветрилось. И уже не казалось чудесной завтрашняя поездка. Даже как-то досадно было, что завтра рано вставать, а Маша и так два дня не высыпалась.
  - А он точно не женат? - поинтересовалась прагматичная Милка.
  - Сказал, нет, а у меня нет оснований ему не верить. Да и какая разница? Мы просто едем погулять по красивому городу!
  - Странно, - задумчиво произнесла подруга.
  - Что странно? - начала сердиться Колосова.
  Однако Милка не стала продолжать, и Маша почувствовала глухое раздражение. Та секундная пауза после вопроса "Ты женат?" не давала ей покоя.
  - Ты порасспрашивай его в Суздале. Такой мужик и не женат, что-то здесь не так! - рассуждала Милка.
  - Да что тут удивительного? - опять возбудилась Маша. - Сейчас очень многие не женятся, живут без регистрации, даже рожают детей!
  "Я бы тоже родила, пусть и без брака, и без регистрации!" - тоскливо подумала она.
  - Вот именно, - значительно добавила Милка.
  Больше они не говорили об Игоре, но настроение Маши было безнадежно испорчено. А ведь все так ясно и просто было! Зимняя сказка только начиналась...
  - Милка! Вечно ты мне все портишь, - жалобно произнесла Колосова. - Ладно, иди спать, тебе завтра на работу.
  - Ну, прости. Я не собиралась тебя расстраивать. Просто не хочу, чтобы ты слишком обнадеживалась. Я ведь тебя знаю...
  Попрощались они вполне мирно. Маша решила тоже пораньше лечь, но так разволновалась в итоге, что долго не могла уснуть. "Вот идиотка! - думала она. - Завтра же буду ужасно выглядеть!"
  Однако выглядела она с утра вполне сносно. Поднимая тонус, приняла холодный душ, приоделась, подкрасилась и - хоть сейчас замуж! Тьфу, навязчивая идея.
  Орлов позвонил ровно в девять. Он ждал ее в машине у подъезда. Взглянув на Машу, оценил яркий павловский платок, который Колосова накинула на старую дубленку, помог ей сесть на переднее сиденье. Сам он был в черной кожаной куртке, под ней - толстовка с капюшоном, который он снял с головы, когда забрался в машину.
  - Ну что, с Богом! - выдохнул Игорь и повернул ключ зажигания.
  Колосова любила путешествия, долгую езду на машине и предвкушала полноценное удовольствие, зная, что ехать до Суздаля не менее трех часов. Впрочем, только из Москвы они выбирались больше часа, зато потом!.. Игорь, казалось, не слишком гнал, все-таки снег и лед на дороге, но скорость была приличной. В комфортной машине это совсем не ощущалось. Маша засмотрелась на заснеженные деревья, придорожный пейзаж, представила, будто летит на тройке под звон бубенцов, а рядом светловолосый гусар в меховом ментике, с лихо закрученными усами. У-ух! Она тихонько рассмеялась.
  - Чему смеешься? - спросил Орлов, не отрывая глаз от дороги. Впереди тянулась фура, которую он пытался обойти.
  - Так, настроение хорошее! - ответила Маша.
  "И не буду ни о чем его расспрашивать! - решила она. - Если надо, все скажет сам". Игорь поставил диск, и из колонок полилась незнакомая музыка. Кто-то пел по-английски волнующе, страстно. Они молчали. Орлов, очевидно, относился к категории людей, которые по утрам мрачны и неразговорчивы. Ничего, Маша тоже любила в дороге помолчать, поглазеть по сторонам, что она и делала. Остановились только один раз на заправке, Орлов предложил перекусить, но Маша отказалась. Он купил горячий бутерброд и воду, жевал уже за рулем, во время езды. Попросил спутницу открыть бутылку, запил еду водой.
  - Все проспал, не успел позавтракать, - будто оправдываясь, сказал он и запихнул обертку от бутерброда в пепельницу.
  "Как он живет, с кем?- подумала Колосова, но спрашивать ни о чем не стала. В конце концов, это не ее дело. - Я просто весело провожу время с интересным человеком, без всяких корыстных видов на него. Целовались? Ну так что ж? Это бессознательный порыв, бывает. Румянец ему понравился..."
  Дорога умиротворяла настолько, что Колосова начала клевать носом. Сказался недосып последних дней. Поначалу она боролась с дремой, встряхивалась и активно крутила головой, озираясь по сторонам, но потом сдалась и окунулась в блаженство полузабытья. Пришла в себя, когда они уже въехали в город.
  
  Глава 13
  Кино и бани
  
  Деревянные дома с резными наличниками, белые церкви, монастыри на заснеженных холмах - как в прошлое попала! Маша теперь не отлипала от окна, неумеренно восторгаясь открывшимися панорамами.
  - Зимняя сказка! - восклицала она.
  Игорь с улыбкой поглядывал на восторженную спутницу. Остановились возле современного здания, похожего на кинотеатр. Вышли из машины и направились внутрь. У входа Маша заметила небольшую афишу, но не успела прочесть.
  - А что здесь? - полюбопытствовала она.
  - Показ анимационных фильмов, отборочный тур, - ответил Игорь, придерживая для нее дверь.
  - Мультики?
  - Ну, почти.
  Они разделись в гардеробе, направились к лестнице, ведущей наверх. Там их встретила женщина с бейджиком "Алла" и фотоаппаратом, висевшим на шее.
  - Проходите, пожалуйста, сюда, - она указала на одну из дверей. - Показ уже начался, поэтому потихонечку войдите и садитесь с краю.
  Они вошли в небольшой зрительный зал, немного привыкли к темноте, нашли свободные места и сели. На экране шел странный фильм. Он совсем не походил на то, что Маша называла мультфильмами.
  В ее представлении мультики - это непременно что-то детское, волшебное: сказки, истории про школу или про животных. Но на экране происходило что-то страшное. Ехал поезд, кто-то за кем-то гнался, нагнеталось психологическое напряжение. История была нарисована и вроде бы не на компьютере, а по старинке. Впрочем, сейчас уже, наверное, никто не рисует вручную огромное количество кадров, чтобы создать фильм. Все сделано было мастерски, с фантазией и неожиданными находками, но когда экран погас и в зале включили свет, Маша почувствовала себя обманутой.
  Нет, конечно, анимационные ролики в изобилии водились в интернете. Колосова прекрасно знала и о существовании японских анимэ. Какие-то даже смотрела, "Ходячий замок", например. Она не уставала удивляться ни на что не похожему миру, который изображался в японских мультиках. Сюжеты тоже были интересными, захватывающими. Но чужими. И теперь Маше непонятно было, зачем подражать японцам, если у нас прекрасная мультипликационная школа, свои шедевры? "Наверное, я отстала от жизни", - подумала Маша.
  На сцену вышли создатели фильма. Они что-то рассказывали о себе, о съемках, а дальше объявили следующий ролик. Он был сделан совсем в другой технике: как известный мультфильм Петрова "Моя любовь". Нечто импрессионистическое, живописное. Это был настоящий мультфильм, хотя, конечно, сделан на компьютере, скорее всего. Сюжета как такового в фильме не было, но он отличался своим эстетизмом и хорошим вкусом. Несмотря на условность, с которой были изображены герои, они обладали характерами и воспринимались как живые. Даже вызывали сочувствие. И история была трогательная, человечная.
  Когда фильм закончился, Маша отбила ладони, хлопая автору, здоровому бородачу лет сорока, выбирающемуся из зала на сцену.
  - Это Ваня Ломов, - шепнул Орлов. - Мой друг.
  - Молодец, - кивнула Маша.
  Когда был показан последний ролик, выяснилось, что участников отборочного тура ожидает фуршет. Орлов окликнул приятеля в холле, и Вася обрадовано притормозил:
  - О. приехал!- он скользнул несколько удивленным взглядом по Маше. - Ну, хорошо, что приехал.
  - Мне понравился ваш фильм! - вставилась Колосова, куда ее не просили.
  - Это Маша, - запоздало представил ее Орлов.
  - Иван, - галантно раскланялся бородач и склонился к Машиной ручке. - Ну что, пойдем, отметим это дело? Там что-то намечается.
  - Да нет, - замялась было Колосова, но Игорь поддержал приятеля, и они спустились в банкетный зал, где уже шумели и суетились художники-аниматоры. Народ носился с тарелками в поисках удобного местечка, где можно присесть. Официантов не было, всякий сам себя обслуживал.
  Орлов усадил Машу на стул возле окна с широким подоконником. Сам раздобыл тарелки, щедро наполнил их, в одноразовые стаканчики налил водку. Прихватил и бутылку с минералкой.
  - Подожди, - всполошилась Колосова, - а мы разве не едем сегодня домой?
  - Так завтра же еще просмотр - ответил за Игоря Ломов. - Конечно, не едем.
  Игорь подтвердил:
  - Завтра отчалим, после сеанса.
  К ним подобралась фотограф Алла и щелкнула их.
  - Алла, выпей с нами! - предложил Ваня Ломов.
  Алла не стала церемониться. Кто-то еще присоединился к тосту за процветание города Суздаля. Было шумно, вполне сытно и пьяно. Колосова давно не пила и не ела так вкусно. Пока мужчины курили в сторонке, она разговорилась с Аллой, которая была москвичкой, но жила постоянно в Суздале.
  - Знаешь, мне так понравился город, - рассказывала она. - Я купила здесь квартиру, отремонтировала ее и живу постоянно.
  - А московская квартира? - поинтересовалась Маша. - Сдаешь?
  Они быстро перешли на ты, несмотря на очевидную разницу в возрасте. Алле было хорошо за сорок, если не все пятьдесят, но выглядела она прекрасно: темноволосая, скуластая, с раскосыми глазами, с хорошо сохранившейся фигурой.
  - В Москве живет мой сын, - ответила Алла. - А здесь я еще одну квартиру купила очень удачно, ее как раз сдаю.
  Колосова выяснила, что Алла архитектор по образованию. Часто бывает за границей, подолгу живет в Америке, где у нее тоже есть квартира, оставшаяся от покойного мужа-американца. Суздаль уже знает, как свои пять пальцев, активно участвует в его культурной жизни. Когда здесь снимали исторический фильм про Ивана Грозного, Алла устроилась в группу фотографом. С тех пор фотоаппарат сделался ее постоянным спутником.
  - Сейчас едем в бани! - провозгласил Ваня Ломов.
  Орлов с энтузиазмом подхватил эту идею, но Маша была от нее не в восторге. Алла объяснила:
  - Здесь такие замечательные бани! Люди специально приезжают в Суздаль, чтобы попариться в них. Но если ты не хочешь, мы можем просто погулять, пока мужчины будут париться.
  Впрочем, в бани отправились не только мужчины. Довольно большая компания, прихватив бутылки и съестное, двинулась к машинам.
  - Там не только парные, - продолжала объяснять Алла, видя недоумение на лице Колосовой, - есть и столы и лавки в отдельном помещении, там можно посидеть после парилки, выпить, поесть.
  Ломов уже звонил в бани и заказывал несколько номеров, чтобы их не успели перехватить. Компания загрузилась в три машины и уехала. Орлов был навеселе, но не пьян.
  - Едем, едем! - скомандовал он решительно и открыл перед Машей дверцу машины.
  - Я не поеду в баню, мы с Аллой погуляем лучше, - отбрыкивалась Колосова.
  - Нет, так не пойдет, - Игорь был недоволен.
  Тут Алла вступилась за Машу.
  - Мы погуляем и придем к вам, вы только сообщите номер вашего домика.
  Только тогда Орлов неохотно выпустил жертву из своих рук. Однако Маша видела, как он хмурился, когда садился за руль. Расстроился явно.
  Новая подруга повела Машу по своим любимым местам, по храмам, которых здесь было не счесть. Они долго шли вдоль стен Спасо-Ефимиева монастыря по-над речкой и любовались сверху зимней панорамой города. В конечном итоге пришли на окраину, где и располагались искомые бани. Территория их была огорожена деревянным забором, но Алла спокойно вошла в калитку. Маша плелась за ней. Она уже изрядно промерзла на морозе, пусть и небольшом. Игорь позвонил им сразу, как узнал номер домика, где они парились, и теперь нужно было только найти этот номер.
  Алла вела спутницу мимо ряда одинаковых деревянных теремков. Из некоторых неслась музыка, доносился хохот. Кто-то выскакивал из домика в чем мать родила и с первобытными воплями бросался в снег.
  Нужный им номер нашелся в другом ряду. Из теремка вышел служитель и побежал куда-то. Маша с сомнением шагнула на высокое крыльцо, огражденное перилами.
  - Идем! - подбодрила ее Алла. Она крикнула: - Есть кто живой? - и они вошли внутрь домика.
  Слава Богу, никто голый здесь не бродил. Из парилки все выходили обвязанные полотенцами. В комнатке со столом и лавками звучали песни под гитару, веселье продолжалось. Маша с наслаждением сняла дубленку и присела на лавку, быстро согреваясь во влажной жаре.
  Из парилки вынырнул разгоряченный Орлов, тоже обвязанный полотенцем. На удивление, у него обнаружилась отличная мускулатура пусть худощавого, но тренированного тела. Не гипертрофированная, как у качков, а вполне естественного вида. Маша отчего-то смутилась и отвела взгляд от Игоря. За ним следом вышла девица в весьма условном купальнике.
  - Ой, как же меня отхлестали веничком! - томно протянула она, интимно улыбаясь Орлову.
  - А то! - игриво, как показалось Маше, ответил тот. - Веди себя хорошо!
  Колосовой сразу же захотелось уйти. У них тут свой междусобойчик образовался, зачем встревать? Диссонировать, так сказать. Будто почувствовав ее настроение, Игорь налил Маше водки, придвинул бутерброд.
  - Замерзла? - спросил заботливо.
  - Есть немного.
  - Пей, - он сунул ей в руку пластиковый стаканчик с водкой.
  - А ты?
  - Я пас. Я же за рулем.
  "Странно, - подумала Колосова, - а я решила, что он тут вовсю напивается". Ей неловко было смотреть на голого Игоря, все время казалось, что она не туда смотрит. Девица в купальнике не отставала от Орлова. Ей понравилось, как он отстегал ее веником, и, видимо, хотелось повторить. Ваня Ломов вышел из парилки, огромный, красный.
  - Ох. Вот это да! Дайте испить! - Он присосался к пластиковой бутылке с водой.
  Незнакомый мужчина, наигрывающий на гитаре, вдруг прервался:
  - Наше время заканчивается, пора собираться.
  Девица допила водку, вскочила:
  - Куда теперь?
  - А давайте поедем ко мне! - предложила вдруг Алла. - Приготовим ужин, посидим, попоем. Можно и переночевать: места у меня всем хватит.
  Ее предложение было подхвачено с энтузиазмом. Маша и Алла вышли, чтобы дать всем одеться, подождали снаружи. Домик Љ 10 опустел. Не стали дожидаться тех, кто парился в других номерах, поехали к Алле. Олега, мужчину с гитарой, посадили в багажник, так как больше было некуда.
  
  Глава 14
  Зимняя сказка продолжается
  
  Уже стемнело, когда машина остановилась на Красной площади. Игорь высадил всех кроме Вани, с ним они поехали в магазин за продуктами и спиртным подкреплением.
  Когда вошли в квартиру, Маша подумала, что попала в музей. Впрочем, здесь было вполне обжито и уютно. Небольшой предбанничек, где они разулись и оставили верхнюю одежду, вел в просторную кухню-столовую с удобным большим столом, старинным буфетом, диванчиком в углу возле стола. Но вместо кафеля над мойкой и плитой стена была выложена ручными изразцами с синими узорами и надписями. В красном углу образа, а по стенкам - картины духовного содержания. Во всем чувствовались вкус и умение украшать пространство своими руками.
  Алла размещала гостей и попутно рассказывала, что вся мебель в ее квартире была найдена на помойках, отреставрирована ею, возрождена. Была еще небольшая гостиная, обставленная той самой старинной мебелью, и две спальни с окнами во двор. Из одной комнаты был выход прямо на огород, как в деревенском доме. Это особенно восхитило Машу. Квартира, конечно, на первом этаже, но это обычная городская квартира в двухэтажном доме со всеми удобствами. Однако там, где, кажется, должна быть дверь на балкон, как раз выход на улицу, то есть на огороженный участок с огородом. Алла похвастала, что выращивает на своем участке огромные тыквы.
  Колосова была в восторге от всего увиденного. В довершение Алла достала из шкафа коробку с большими цветными фотографиями.
  - Я хочу сделать альбом. Все ведь исчезает, каждый день что-то меняется.
  На снимках были запечатлены окна суздальских домов с резными наличниками. Каких только узоров здесь не было! Цветочки, завитушки, кружки, треугольники и квадраты. Белое кружево тончайшей работы. Кое-где мелькали человечки, крестики, дракончики. И ни один узор не повторился, что удивительно.
  - Сейчас этого уже нет, - Алла указала на фотографию с синими наличниками, - поставили стеклопакеты, наличники содрали. Этих тоже нет. Я недавно прошла, посмотрела...
  Да, уходящая натура... Маша была переполнена впечатлениями.
  - А это фотографии с исторического фильма. - Алла достала из коробки альбом. - Когда он вышел, я устроила фотовыставку.
  Игорь с Ваней вернулись из магазина, и женщины взялись готовить ужин. Мужчина с гитарой, Олег, устроившись в уголке на диванчике, потихоньку наигрывал и пел. Игорь чистил картошку, девица, Карина, заваривала чай, а Маша с Аллой возились с мясом и накрывали стол в гостиной. Орлов опять натащил кучу всякой снеди, закусок, фруктов и выпивки.
  Когда все было готово, народ перебрался в гостиную за стол. Алла достала старинные подсвечники со свечами Их зажгли, а верхний свет погасили, стало и вовсе необыкновенно уютно и хорошо. И неважно, что тесно. Маша все бегала, хлопотала, носила тарелки, вилки, резала хлеб, а когда освободилась, ей сесть уже было некуда.
  Все это время Орлов следил за ней. Он позвал:
  - Маша, иди сюда, садись.
  К вящему разочарованию Карины, приютившейся на диване возле него, Игорь отодвинулся и освободил место для Маши. Сам забрался в угол, далеко от стола. Маша с энтузиазмом взялась ухаживать за ним: накладывала на тарелку салаты, картошку с мясом, бутерброды с ветчиной и семгой. Все было сытно и вкусно. Машин бок грело бедро Игоря, который забрался с ногами на диван. За столом говорили о кино, о современных мультиках, обсудили увиденное на показе. Олег пел, потом Ваня взял в руки гитару и спел несколько походных песен из советских времен.
  Алла приготовила нужное количество спальных мест, однако никто не спешил укладываться. Еще оставались водка и мартини. Пили за новые встречи, новые фестивали. На этот раз Игорь приложился неплохо. Маша чувствовала, что он становился все беспокойнее, ему не сиделось в углу. Да и Машу накрывала волна хмеля, из которой она периодически выныривала, и в какой-то момент она обнаружила себя практически лежащей в объятьях Орлова. Она встрепенулась, будто невзначай переместилась ближе к столу.
  Карина постепенно переключилась на Олега. Она подливала ему водки, подкладывала еду, заказывала, что петь. Олег меланхолически бренчал на гитаре, отрываясь, чтобы выпить стопку. Ваня Ломов о чем-то увлеченно спорил с Аллой. Свечи, звон гитары, теплые объятья красивого мужчины - было от чего потерять голову, но Колосова боец закаленный. Хоть и кружилась голова от всего этого, она прекрасно понимала, что нельзя делать глупостей по пьяни. Слава Богу, Игорь уснул прямо на диване. Алла отвела Ваню на его лежбище, а Карина позаботилась об Олеге.
  Хозяйка убирала со стола, и Маша конечно, взялась ей помогать. Они перенесли всю посуду на кухню, убрали остатки еды в холодильник.
  - Ты иди ложись, я сама помою, - отправила ее Алла.
  Маша и впрямь валилась с ног от усталости. Она заботливо укрыла пледом спящего Игоря, подсунула ему под голову подушку. В этот момент он что-то пробормотал и попытался поймать ее руку. Колосова устроилась на полу, где была постелена полноценная постель с матрасом, простыней, одеялом и подушкой. В комнате кроме них никого не было, но Маша разделась с опаской и быстро нырнула под одеяло.
  Они проспали до полудня и едва не опоздали на заключительный просмотр. Ваня трубил подъем, Алла уже сварила кофе. Маша так и не поняла, спала их хозяйка или так и провозилась всю ночь. Орлова на месте не было, и Маша не знала что думать. Не мог же он бросить ее здесь одну.
  - После показа возвращаемся ко мне! - сообщила Алла, когда сонные гости, умывшись и убрав постели, расселись за столом на кухне, чтобы выпить кофе. - Тут столько еще всего осталось! Надо доесть.
  Однако с утра, конечно, никто не хотел есть, отложили на вечер. Маша удивилась, когда увидела Орлова, свеженького, веселого, вернувшимся с улицы.
  - Где ты был? - спросила она.
  - А я уже немного погулял по городу, пока вы тут дрыхли.
  - Почему не разбудил? - расстроилась Маша.
  - Пытался, - усмехнулся Игорь. - Не получилось.
  Он единственный не ограничился кофе, позавтракал с аппетитом. Пока все собирались, успел покурить, выйдя в коридор.
  Когда они приехали на показ, там уже сообщали некоторые результаты. Ванин фильм прошел отборочный тур и попал в основную программу будущего фестиваля. Отобранные картины показывали еще раз, и все снова убедились в таланте Вани Ломова. Вся компания отбила руки, когда хлопали ему и его фильму. Орлов сиял, будто получил Нобелевскую премию. Он с чувством стукнул вернувшегося со сцены друга по плечу:
  - Молодец!
  Маша тоже поздравила Ломова от души. Ей казалось, что она знает Ваню целую вечность. И вообще, все здесь в Суздале нравилось Колосовой, нисколько не походило на ее существование в Москве. И совсем не хотелось уезжать...
  А после показа все засобирались в Москву. Посовещались.
  - Может, еще погуляем немножко по городу? - жалобно спросила Маша Орлова. Он не успел ответить, как Алла все решила за них:
  - Оставайтесь! Поедете позже.
  - Да, надо попозже ехать, а то попадем в самые пробки, - добавил Ваня.
  Выяснилось, что его машина припаркована возле кинотеатра. Перегнав машины к дому Аллы, компания отправилась гулять.
  На этот раз посетили исторический музей, прошлись вдоль Гостиного двора, по торговым рядам. Алла сняла группу на фоне зимней панорамы города. Пока все покупали знаменитую медовуху и суздальские сувениры, Маша зашла в Рождественский собор.
  Волна какого-то неизведанного чувства нахлынула вдруг и заставила Машу глубоко вздохнуть, чтобы перевести дух. Она шла по пустынному храму, разглядывая иконы и росписи, и кожей чувствовала касание веков и молитв. Она так погрузилась в созерцание и в переживание новых ощущений, что не сразу увидела Орлова, вошедшего следом за ней.
  Правда, он смотрел больше на Машу, чем вокруг, но и по сторонам тоже. Собор был филиалом музея, и службы здесь, очевидно, не проводились. Однако для Колосовой было несомненно, что здесь живет Дух. Ей даже чудились чей-то шепот, вздохи, ангельское пение. Вышла из храма и долго не могла вернуться в реальность. Игорь с интересом наблюдал за ней.
  Воссоединившись с компанией, они тоже прошлись по торговым рядам. Игорь примерил песцовую шапку с хвостом. Ему необыкновенно шла эта шапка.
  - Ну, вылитый Зверобой! - восхитилась Маша.
  - Покупай! - подначивала Карина.
  Игорь посмеялся:
  - Да куда мне ее в Москве? - и повесил малахай на место.
  Один из лотков торговал сувенирами в пользу детского дома. Маша выбрала пару крохотных валеночек, настоящих, еще и вышитых. Достала кошелек, но Игорь опередил ее, заплатив немалую, надо сказать, сумму за кусочек войлока. "Ну, раз в пользу детского дома..." - мысленно оправдалась Маша.
  - А давайте покатаемся с горки! - предложила вдруг Алла.
  Детвора и молодежь, вопя и визжа пронзительно, скатывались в обрыв на санях и ледянках. Колосова посмотрела вниз, и дух захватило.
  - Страшновато, - пробормотала она.
  - А давай! - вдохновились мужчины.
  Алла тотчас раздобыла где-то несколько ледянок, и веселье началось!
  - Как мы выбираться-то оттуда будем? - сомневалась Маша, но ее никто не слышал. Игорь уже подкатывал длинные сани. Он поставил их у края обрыва, оседлав.
  - Маша, садись сюда! - Указал место перед собой.
  Ваня Ломов летел с ревом вниз. Алла пристраивалась на одну из ледянок, а Карина с Олегом пытались умоститься вдвоем на пластиковом языке. У них получилось, когда Карина села на Олега лицом к нему. Однако они недалеко уехали. Снизу послышались вопли и хохот: перевернулись и кубарем катились в овраг.
  Маше было страшно до колик, но она опять безропотно подчинилась Орлову.
  - Ноги приподымай! - успел сказать Игорь перед тем, как толкнуть сани в пропасть.
  У Колосовой дух захватило от скорости, ветра и снега, летевшего в лицо. Орлов кричал что-то веселое, а Маша, зажмурившись от страха, вцепилась в руки, крепко обхватившие ее. На колдобине сани подскочили, и оба пассажира вывалились из них и покатились куда-то вбок. Снег забил рот, нос, невозможно было дышать еще от хохота и тряски. Наконец они остановились. Игорь не отпускал Машу ни на секунду, стараясь смягчать удары своим телом, а теперь мгновенно переменил положение, подмяв ее под себя. Маша хохотала и не могла остановиться. Тогда он закрыл ее смеющийся рот поцелуем. Этот поцелуй показался Маше вполне естественным, непроизвольным, и она наслаждалась им, забыв обо всем на свете. Руки ее невольно обвивали мужчину.
  - Ну вы даете! - услышала Маша голос Карины и вернулась в реальность. - Тут же дети.
  Орлов оторвался от Машиных губ и внимательно посмотрел ей в глаза. Она тонула в его серых ясных очах, и не было сил оторваться от них.
  - Вперед, братцы! Штурмуем эту гору! - крикнул Ваня. - Догоняйте!
  Подъем был непростой. Маша все скользила в своих сапожках и падала хохоча, а Орлов подхватывал ее и волок дальше. Когда они оказались наверху, оба совершенно выбились из сил.
  - А теперь все ко мне! - скомандовала Алла.
  Компания явно устала и проголодалась. Вечерело, быстро наступали сумерки. Когда они дошли до Красной площади, и вовсе стемнело.
  Ужин затянулся до ночи. Они опять ели, пили, пели, много говорили о городе, о своих впечатлениях. Игорь не пил, решив непременно уехать.
  Маша это связывала с телефонным звонком, который раздался, как только они вошли в квартиру Аллы. Орлов не стал говорить при всех, вышел на улицу. Маша посмотрела в окно. Игорь закурил и забыл про сигарету. Размахивая руками, он что-то громко говорил. Потом в сердцах отключил телефон и еще некоторое время курил, успокаиваясь. Маша опять почувствовала беспокойство, эфирная радость ее покинула. Надо было возвращаться к реальной действительности.
  Она помогла Алле накрыть стол, потом убирала, мыла освободившуюся посуду, чтобы хозяйке меньше осталось. Ваня держался-держался, но все же выпил водки.
  - Посплю, с вашего позволения, пару часов и буду как огурчик!
  
  Глава 15
  Конец зимней сказки
  
  Таким образом, Игорь с Машей уезжали раньше, Они ехали в ночь, чтобы утром уже быть в Москве. Алла прилегла и уснула, предоставив гостям самим разбираться, когда и кто едет.
  - Свари мне кофе! - попросил Орлов.
  Маша обнаружила какую-то чудную кофеварку, насыпала в нее кофе, залила воды и поставила варить. Кофе никак не закипал, и непонятно было, варится ли он. Игорь сидел и ждал, думая о чем-то своем. Маша не решалась его отвлекать, мыла посуду.
  - Ну что? - спросил он через четверть часа.
  - Не знаю, - краснея, ответила Колосова. - Что-то не варится...
  - Давай растворимого! - махнул рукой Орлов.
  Он сам заварил себе кофе в нужных пропорциях, не спеша выпил его и дал Маше команду:
  - Все, едем! Собирайся.
  Они выехали в два часа ночи. Алла спала, и Маша расстроилась, что не может от души поблагодарить гостеприимную хозяйку.
  - Кто-нибудь знает телефон Аллы? - спросила она у сидящих за столом.
  - У меня записан, - Ваня полез в карман за мобильником. - Пиши. Городской и мобильный...
  Они тепло попрощались с компанией, скрасившей их маленький отпуск в Суздале.
  - Увидимся! - сказал Орлов Ване, пожимая ему руку.
  - Что вас связывает с Ваней Ломовым? - спросила Маша, когда они сели в машину и двинулись в путь.
  - Многое, - коротко ответил Орлов. Он явно был не в духе.
  - Это что, секрет? - рассердилась Колосова. - Государственная тайна?
  Игорь молчал. Маша вспомнила вдруг, как давеча у Аллы нечаянно подслушала кусочек разговора Игоря с Ваней. Они курили в коридоре, дверь была неплотно прикрыта. Маше понадобилась упаковка носовых платков, и она шарила по карманам дубленки, висевшей в предбанничке.
  - Я, честно говоря, тебя не понимаю, - говорил Ваня. - Дело, конечно, твое...
  - Вот именно. Это мое дело! - отрезал Орлов.
  - Смотри... - небрежно кинул Ваня.
  И они замолчали. Маша достала платки и вернулась в комнату.
  "Господи, да я же ничего не знаю о нем! - Колосова покосилась на мрачного Орлова и тут же мысленно возразила себе: - А зачем знать? Кто он мне? Таинственный незнакомец..."
  Она решила подремать и попросила Игоря остановиться, чтобы пересесть назад.
  - А если я начну засыпать за рулем? - не согласился Орлов. - Нет уж, давай рассказывай что-нибудь.
  Колосова хотела возмутиться, вспылить. Что он себе позволяет? Однако перспектива ехать с клюющим носом водителем ей вовсе не улыбалась. Маша вздохнула и подчинилась.
  - Да я не знаю, что тебе рассказать...
  - Ну, хотя бы, откуда взялся этот твой юный поэт... - усмехнулся Игорь.
  - Вот неймется! - воскликнула Маша, и Орлов обидно расхохотался.
  Да пусть себе смеется, а то уж совсем невозможно какой мрачный, подумала Колосова.
  - Ладно, у меня нет государственных секретов.
  Она рассказала. Игорь то ли слушал внимательно, то ли думал о своем, неважно. Главное, не спал. Однако что-то в ее рассказе основательно задело Орлова. Может, та нежность и участие, с какими Маша говорила о Толе, может, те надежды, которые она возлагала на его стихи. Может, энтузиазм, с которым она занималась его сборником.
  - Ну а почему не замужем? - дослушав ее, огорошил вопросом Орлов.
  - Ну, извиняйте! - съязвила Колосова.
  - Не извиняю, - опять усмехнулся Игорь.
  - Почему обязательно надо выходить замуж? - возмущалась Маша.
  - А что, одиночество разве лучше? - ответил Игорь вопросом на вопрос.
  - У меня есть работа, я свободна. Чем плохо?
  Орлов не ответил, а его растревоженная спутница рвалась в бой.
  - А ты сам не одинок? - спросила и поняла, что задала фатальный вопрос.
  - Ну, мужик - это другое дело, - вывернулся Орлов.
  Маша помолчала, ожидая продолжения, но его не последовало.
  - Расскажи ты что-нибудь, - попросила она. - То, что не является государственной тайной.
  - Фильм или книгу? - усмехнулся Орлов.
  - Ты что, издеваешься? - снова взвинтилась Маша.
  - Ну ладно, прости... - Он помолчал. - Да не умею я так!
  - Как?
  - По заказу.
  - А я, значит, могу?
  Маша пожала плечами и не стала больше приставать к водителю. Постепенно она погружалась в сладкую дрему.
  - Я понял! - услышала она сквозь сон, вздрогнула и проснулась.
  - Что?
   - Я понял, ты ждешь своего идеального принца.
  Маша не сразу поняла, о чем он.
  - Может быть, - ответила осторожно.
  - Ну да, ты же из этих, из небожителей. Тебе юных поэтов подавай.
  Колосова мгновенно вскипела:
  - Уж лучше, чем пошлые идиоты или женатые вруны!
  - Ну и дура! - зло проговорил Орлов. - Тебе рожать надо, а ты - стишки! Ты зачем в мир пришла? Зачем женщиной родилась?
  - А женщина ни для чего больше не годится? - опешила Мария Кирилловна.
  - А для чего еще? - дурашливо удивился Орлов.
  - Вот поэтому я и не замужем! - припечатала она. - Не хочется переубеждать таких вот придурков.
  Игорь дернулся было ответить, но сдержался. Зависла тяжелая пауза.
  - Но ты ведь уже не девочка, - мирно заговорил он опять.
  - Спасибо, что напомнил. Не дал забыться. - Маша все еще кипела.
  - Ну, может, хватит мечтать? Пора посмотреть на жизнь трезво.
  - Почему тебя-то это заботит? - нервно поинтересовалась Колосова.
  - Да вот у меня уже где эти небожители! - он ударил ребром ладони по шее. - Только болтать и умеют. Мечтатели!
  Маша обиделась вконец.
  - Я, к твоему сведению, еще работаю! Сею разумное, доброе, вечное! - Она почти кричала.
  - Вот-вот, еще и школьникам своим лапшу на уши вешаешь. А потом выходят из школы такие вот убогие, непригодные ни к чему болтуны. Ни за себя постоять, ни полезное что сделать.
  - Ну, за нынешних детей ты можешь не беспокоиться. По части приспособляемости они нас с тобой переплюнут. Не те времена. - Невольное сожаление проскользнуло в ее голосе. - Далеко не идеалистические... Мечтатели вымирают, как мамонты. Теперь время, да, для таких вот зубастых, ухватистых...
  - Как я? - подсказал Игорь.
  - Ну, я тебя почти не знаю. Так, в целом говорю. Хватать, хватать, потреблять - вот нынешний идеал. Тебе уютно в этом мире? - Колосова уже немного успокоилась и села на любимого конька.
  - А я в другом мире живу! - задиристо ответил Орлов, но продолжать не стал.
  - Значит, ты тоже мечтатель, - съязвила Маша и была удивлена, что он не возразил.
  Они помолчали. Игорь закурил и приоткрыл окно возле себя.
  - А ты не хочешь найти себе другую работу? - спросил он.
  - Зачем? - удивилась Маша.
  - Вам же копейки платят, на это жить нельзя.
  - Да, копейки. Пока. Да еще норовят обмануть. Но дети-то тут причем?
  - Так и будешь до старости сидеть там? - не унимался Орлов.
  - А мое дело, по-твоему, не нужное? - тихо проговорила Маша.
  - Ну, кому сейчас нужна твоя литература? - небрежно ответил Игорь.
  - В таком случае, мне больше не о чем с тобой говорить, - заключила Колосова и отвернулась к окну.
  Ей хотелось плакать от обиды. Игорь почувствовал это и сделал попытку оправдаться:
  - Да я думал найти тебе работу с хорошим окладом. Чтобы можно было нормально жить.
  Маша не стала спрашивать, какую работу он собирается ей подыскать, однако обижаться перестала. Они молчали до конца пути. Колосова не выдержала и уснула, запрокинув голову на подголовник. Периодически встряхивалась, смотрела на Орлова, не засыпает ли. Он слушал бодрую музыку, что-то из 70-х, кажется. Подпевал без слов.
  - Спи, спи, - говорил ей совершенно мирно.
  И было хорошо и спокойно.
  К дому подъехали уже утром, в шестом часу. Маша мечтала о душе и своей кровати, однако в глубине души ждала, что произойдет что-нибудь менее обыденное. Орлов вышел из машины, чтобы попрощаться с ней. Оба чувствовали себя неловко.
  - Спасибо тебе за чудесный вояж, - заторопилась Маша. - Я побежала!
  Она чмокнула Игоря в щеку и направилась к подъезду. "Если уйду и он ничего не скажет, значит, все!" Что "все", она не до конца понимала.
  - Подожди! - услышала она за спиной, и сердце ее замерло.
  Орлов нагнал Машу, развернул к себе и нежно поцеловал в губы.
  - Ты не обижайся на меня. Ну, я бываю иногда придурком...
  - Я не обижаюсь, - ответила расчувствовавшаяся Маша, ожидая продолжения, однако Орлов отстранил ее, развернулся и быстро пошагал к открытой машине.
  Колосова вошла в подъезд.
  
  Глава 16
  Жизнь после
  
  Нужно было подготовиться к урокам, а Маша никак не могла найти свою рабочую тетрадь с планами и конспектами и учительскую книжечку с оценками. Текущие оценки она выставляла сначала к себе, а потом переносила их в электронный журнал.
  - Ничего не понимаю! - бормотала Колосова, лихорадочно роясь на своем письменном столе.
  Подозрительно было и то, что она нигде не находила также книжку с литературными манифестами, которой пользовалась в последний раз на уроках и захватила домой за ненадобностью. Маше стало не по себе. Записи в учительском журнальчике не восстановить: Колосова редко заполняла журналы, за что ей постоянно влетало от завуча. Оценки сохранились только у нее. Она вспомнила, что за прошедшую после каникул неделю она не успела ничего поставить, но тем не менее...
  - Господи, что же делать? Где я могла их потерять?
  Получалось, что она не донесла до дома пакет с общей тетрадью, и двумя книгами. Может, оставила в школе? Если так, то уже лучше.
  Вдруг, осененная ускользающей мыслью, Колосова рванула в прихожую и стала шарить по карманам пальто. Нащупала и вынула из кармана ключ с номерком от ячейки круглосуточного продуктового магазина, что по соседству.
  - Боже мой! - только и воскликнула.
  Она тотчас собралась и выскочила из дома. Войдя в магазин, Маша кинулась к ячейкам хранения, открыла нужный номер и вздохнула с величайшим облегчением. Ее пропавшие вещички лежали целые и невредимые. "Господи, какая дура! - думала Маша, возвращаясь домой. - Только со мной могло такое случиться! Неделю вещи пролежали в магазине! А если бы их выбросили? Нет, прав Игорь: не приспособленная к жизни мечтательница!"
  Вспомнив об Орлове, расстроилась окончательно. Он не звонил с того момента, как они расстались у подъезда.
  - Ничего не понимаю, - бормотала Колосова, вернувшись домой и снимая пальто и обувь. - Ну, живешь ты своей таинственной жизнью, зачем тебе я?
  Звонить самой она посчитала ниже собственного достоинства. Впрочем, чего греха таить, не находила достаточно убедительного повода. Ну, позвонит, скажет: "Привет!" А дальше что? "Я по тебе соскучилась"? Вот еще, много чести. К тому же, если он женат или живет не один, надо ли напоминать о себе?
  Однако она была близка к тому, чтобы именно так и сделать. "Что я ему, девочка? Когда хочет, появляется, когда не нужна, и не вспоминает..." Эти мысли мешали Маше сосредоточиться, а ведь надо было подготовиться к урокам, время уже позднее...
  Наверное, Милка опять права: Орлов несвободен. Маша, конечно, рассказала подруге о путешествии, о разговорах и спорах с Игорем. Правда, пока только по телефону.
  - Нет, пусть он и говорит, что не женат, кто-то у него есть, - диагностировала Милка.
  - А мне-то что? - талантливо разыграла Маша удивление. - Ну и пусть. Мы неплохо провели время. Когда бы я еще выбралась в Суздаль? Я ему очень благодарна, за то, что выдернул меня.
  - Ну да, ну да, - хитро поддакивала Попова, однако Маше слышалась в ее голосе издевка.
  А вчера, как всегда, без звонка явился Толя. Он выписался из больницы и вот нанес первый визит. Колосова обрадовалась ему, не знала, куда посадить, чем накормить. Толя занял любимое место за столом, важно достал трубку, плавно и медленно разжег ее и посмотрел на Машу сквозь прищуренные ресницы.
  - Как вы поживаете? - спросил он.
  Маша пожала плечами:
  - Как всегда. Вот в Суздаль съездила на каникулах.
  Она выложила на стол зефир в шоколаде, халву - свои любимые лакомства. Налила Толе крепкого чаю с сахаром и подала ему.
  - Спасибо, - поблагодарил юный поэт. - И как вам показался Суздаль?
  - Великолепный город! Знаешь, я будто там уже была когда-то, таким родным показался.
  Толя, как всегда, отказался от еды, к угощению не притронулся. Только чай и табак.
  - Я недавно был в книжном магазине, видел замечательный сборник стихов Бродского. Маша, вы бы не хотели Бродского почитать?
  - С удовольствием.
  Она принесла томик стихов.
  - Да, - вспомнила попутно, - готовый сборник я отослала тебе по электронной почте. Ты получил?
  - Спасибо, Маша, получил. И уже отправил в издательство "Скорпион".
  Название издательства он произнес с видимым удовольствием.
  - Там в редакции сидят две сестры, вот, собственно, и весь "Скорпион". Милые дамы, весьма образованные. Мы приятно пообщались. Обещают не задерживать с выпуском книжки.
  Маша радовалась за него, как за себя. Она полистала томик стихов Бродского, начала читать. Бродский не относился к числу ее любимых поэтов, но Колосова умела ценить талант и восхищаться оригинальностью. Она читала, Толя слушал. Иногда они обменивались замечаниями о прочитанном. И казалось, что все как раньше, до этого невыносимого Орлова! "Вот и славно! - думала Колосова с ехидством. - Все у меня прекрасно, и совсем не нужны всякие грубые мужланы".
  Они сидели долго: Толя ушел далеко за полночь. Оставшись одна, Маша набросилась на еду: успела за вечер страшно проголодаться. Ну вот. Опять наелась на ночь! Вытряхивая пепел от Толиной трубки и моя его чашку, Колосова припомнила слова Игоря: "Пора посмотреть на жизнь трезво". Неужели он все-таки прав, и она ни на что не годится в этой жизни?
  И еще одно новое открытие неприятно поразило Марию. Посиделки с Толей уже не давали той наполненности, духовного восторга, как было раньше. Это, конечно, из-за Орлова. После Суздаля, когда Маша пережила столько всяких эмоций, она чувствовала себя опустошенной. И Толя уже не мог заполнить собой эту брешь... И вообще выяснилось, что именно Игорь способен сделать ее счастливой. Пусть ненадолго, на миг, на вечер...
  После Толиного визита Колосова металась по квартире, как потерянная. Взялась среди ночи наводить чистоту, все перемыла, стерла пыль с каждой вещицы, с каждой куколки. Только что не пылесосила, боялась соседей разбудить. Потом от тоски и сердечной маеты забралась в ванну с книжкой. Однако даже любимый Шмелев не увлекал на сей раз и не лечил душу. "Ничего, - думала Маша, - это пройдет. Вот пойду на работу, займусь делом, и все как рукой снимет". Она утешала себя и даже не чувствовала, что слезы струятся по щекам и перемешиваются с ароматной белой пеной. Нет, надо что-то менять. "Хочу, чтобы было по-другому, как-то иначе"...
  
  
  Глава 17
  Школьные будни
  
  В школе действительно все переживания отошли на второй план. Маша читала стихи, рассказывала о Гумилеве. Она любила и умела читать стихи. Начинала неожиданно, будто беседовала с кем-то близким. Ребята поднимали головы с удивлением и любопытством. Поняв, что это стихи, они обычно решали подремать, но Мария Кирилловна не давала им расслабиться. И вот уже они слушают поневоле, заражаясь энергией и магией ритма и образов. Сильнее всего обычно воздействует "Жираф".
  На сей раз слушали хуже. После того как последние звуки растаяли в воздухе, с задней парты послышался голос Жени Малютина:
  - А на озере Чад жирафы не водятся!
  - Разве? - усомнилась Мария Кирилловна и взяла на заметку: посмотреть, действительно ли это так. - Ну, даже если и не водятся? Будем считать этот образ поэтическим допущением. Поэт создал свой мир, где изысканные жирафы бродят на озере Чад.
  - Это же неправда! - возразил Женя.
  - Нет, не неправда, а воображение, - вступила в спор Даша Тихомирова, умница и отличница.
  - Ну-у, так все можно оправдать! - не согласился упрямый Женя.
  Мальчишки любили провоцировать учителя на спор и пользовались любой возможностью, чтобы увести ход урока в сторону, поболтать, посмеяться. Очевидно, им не хватало общения такого вот, неформального, внеклассного. Да и развлечься, побузить кто откажется?
  Колосова не поощряла такие виляния в сторону, потому что уходило бесценное время, но иногда вступала в диалог, если он казался ей интересным.
  - Мы много уже говорили и еще поговорим о художественном мире поэта. Ведь вы, когда читаете фэнтези, принимаете ту реальность, которую вам предлагает писатель. Не кричите: "Такого не может быть! Это неправда!"
  - Но это фэнтези! - опять возразил начитанный и умненький Женя. - А тут вы говорите, Гумилев был в Африке.
  - Когда писал о жирафе, еще не был, только мечтал, - поправила Мария Кирилловна. - Но дело не в этом...
  В классе закипал шум и хаос, и Колосова свернула дискуссию.
  Во время перемены на кафедре пили чай с тортом по поводу дня рождения Ирины Николаевны. Она сама озаботилась, принесла угощение. "Как нехорошо, не поздравили!" - подумала Маша. Правда, более осведомленные коллеги преподнесли виновнице торжества какие-то символические пустяки. Колосова расстроилась еще больше: "Ну почему не скинулись на общий, серьезный подарок?" В ее кошельке, конечно, вошь на аркане, но наскребла бы...
  - Я сейчас Достоевского даю и знаете что выяснила? - перекрыла общий гомон своим ораторским голосом Ирина Николаевна. - Имена святых покровителей актеров - оказывается, и у них есть святые покровители! - Порфирий и Родион!
  - Интересно, знал ли об этом Достоевский? - сказала Маша.
  - Думаю, что знал! - заговорила доцент Лариса Алексеевна. - Слишком уж очевидное совпадение. Да и человек был религиозный, в святцах разбирался.
  - Согласитесь, это добавляет некоторые нюансы, - продолжила Ирина Николаевна. - Игра, актеры, - все их встречи, диалоги, их "дуэль" - это спектакль.
  - А люди в нем актеры, - уныло добавила Колосова, доедая кусок торта. "Или пешки, игрушки, - закончила про себя. - Я игрушка в его руках. Хочет, играет, надоело - бросил".
  Прозвенел звонок на урок и освободил ее от мрачных мыслей, по крайней мере еще на пару часов.
  После уроков Маша сидела уставшая, обессиленная, опустошенная. На кафедре кроме нее и лаборантки оставалась Анна Викторовна, преподаватель обществоведения. Она беседовала с безнадежным прогульщиком из 11 "Г", не аттестованным за первый семестр. Юноша пришел сдавать зачет.
  - Итак, Мещеряков Александр. Я вас что-то не припоминаю. Верно, не видела вас ни разу за семестр. Где вы изволили пребывать? - поинтересовалась Анна Викторовна.
  - Я ездил на международный конгресс физиков.
  Маша невольно прислушалась к их беседе. Анна Викторовна продолжала беседу:
  - А где он проводился?
  - В Атлантик-Сити, США, - ничуть не смущаясь, рассказывал прогульщик.
  - И с чем вы туда поехали?
  - У меня был стендовый доклад.
  - Удачно выступили?
  - Ну, места никакого не занял. У них там другая физика, - сообщил юный ученый.
  - Что это значит? - не поняла Анна Викторовна.
  Саша объяснил, что в Америке иные критерии оценки достижений. И нужна практическая, сиюминутная польза от любого открытия, а у нас привыкли работать на вечность.
  - А чем вы занимаетесь? - спросила учительница обществоведения.
  - Сжатием.
  - Это разве не то же, что плотность?
  - Нет.
  Ученик стал рассказывать, что такое сжатие, но Маша мало поняла из его сложных объяснений. Анну Викторовну заинтересовали условия, в которых ребята жили в Америке. Как выяснилось, из школы ездило несколько человек.
  - Надеюсь, вы путешествовали не за свой счет?
  - Нет, поездку нам оплатили, но забыли предупредить, что в отеле все услуги платные и что кормить нас не будут. Вот мы попали! - рассказывал Саша Мещеряков. - Все накупили себе электроники разной, остались совсем без денег, а тут счет предъявляют!
  - Ну и?.. - ужаснулась Анна Викторовна.
  - Да организаторы как-то решили этот вопрос.
  - А кто же занял первое место в итоге?
  - Американская девочка. Она провела опыт на глазах у комиссии.
  "Надо идти домой" - подумала Колосова и стала нехотя собирать книжки и конспекты. И тут раздался телефонный звонок, и она услышала в трубке:
  - Ты долго еще? Я жду тебя у проходной.
  Сердце подпрыгнуло, будто хотело выскочить.
  - Зачем? - глупо спросила Маша, силясь унять волнение.
  - Выходи поскорее, - велел Орлов и отключился.
  "Я не буду плясать под его дудку! Сейчас выйду и скажу ему все, что о нем думаю!" Колосова покосилась на Анну Викторовну. Та была увлечена беседой и не обратила на коллегу никакого внимания. Но Маше казалось, что она видит, как старший преподаватель Колосова краснеет подобно девице на выданье.
  - Сейчас спущусь, - сдержанно ответила она в трубку.
  
  Часть 2
  
  Глава 1
  Проспали
  
  Катя гнала машину, боясь опоздать на работу. Надо было еще заскочить к маме на проспект Вернадского и завезти к ней Петьку. В садик не пошли, показалось с утра, что у него горло красное. А если совсем честно, проспали. Теперь он сидел сзади в детском кресле и лукаво улыбался, довольный таким оборотом дела.
  - Скажешь бабушке, что не завтракал, хорошо? - попросила Катя, глядя на ребенка в зеркало заднего вида. - Только обязательно поешь кашу, не вредничай!
  - А какую кашу? - поинтересовался сын.
  - Ну, не знаю. Какую бабушка сварит.
  - Я хочу манную.
  - Петь, ты же знаешь, что в манной каше ничего нет. Надо есть овсянку или гречку.
  - Я манную люблю, - упрямо повторил мальчик.
  - Ты забыл, что тебе папа рассказывал про гречку? В городе надо есть именно ее, она радиацию выводит и всякие вредные вещества. Очень полезная каша.
  Петька помолчал, придавленный аргументом, потом просветлел:
  - А папа тоже любит манную кашу! Он мне говорил.
  - Это да... - сдалась Катя.
  Любить и есть - разные вещи, хотела она добавить, но не стала портить сыну настроение. Надо же, проспали сегодня! Такого с Катей Воронцовой еще не случалось. Ее день всегда четко спланирован, дела все расписаны по пунктам, которые ни при какой погоде не нарушаются. Катя умела организовать свой день, умела рассчитывать все свои доходы-расходы. Ничего лишнего, никаких шараханий в сторону. Так ей спокойнее, будущее яснее. А вчера?
  Решила устроить романтический вечер. Незапланированный, естественно. Еще раз убедилась, что нельзя отступать от привычного плана, иначе не избежать разочарования и бестолковой суеты. Но нужно было поговорить с Гариком, а он как-то ускользал, убегал все время. Катя знала, как он не любит выяснения отношений, и всегда старательно избегала их. Однако дальше тянуть уже нельзя, иначе летний отдых сорвется, как почти сорвались зимние каникулы...
  Катя купила хорошего вина и фруктов в "Азбуке вкуса", заморочилась с ужином, приготовив мясо в духовке. Придумала изысканный салат, красиво разложила фрукты. Задумалась, надо ли зажигать свечи. Как-то уж совсем... пошло? Но все же сняла с полки два одинаковых металлических подсвечника и поставила их на стол. Достала из комода ароматическую палочку-благовоние и подожгла ее.
  Гарик должен был приехать в девять вечера. Катя уложила Петьку, почитала ему перед сном "Питера Пэна".
  - У них нет мамы? - спросил сын, имея в виду "потерянных мальчишек".
  - Нет.
  - И папы нет?
  - И папы.
  Огромные серые глаза мальчика смотрели вопрошающе и постепенно наполнялись страданием.
  - А кто у них есть?
  - Питер Пэн. Он их командир.
  Петьке нужно было осмыслить это. Он помолчал, не требуя продолжения.
  - Ну все, давай спать! - Катя убрала книжку на подоконник и поправила одеяло.
  - Давай еще чуть-чуть почитаем! - попросил сын. - Я уже закрыл глазки.
  Катя согласилась. Она снова прилегла возле ребенка и стала читать. Когда Петька уснул, она встала, посмотрела на часы. Девять двадцать, а Гарика все нет. Стол накрыт, все давно готово. Катя включила телевизор, чтобы отвлечься от ожидания, и занялась ногтями.
  Хотелось есть, она даже не перекусила после работы. Да и днем только кофе пила. Однако решила дождаться Гарика. Просмотрела три серии "Секса в большом городе", а его все не было. Телефон почему-то был вне зоны действия.
  Часы показывали половину первого, когда Катя разогрела в микроволновке кусочек мяса, положила в тарелку салата и, забравшись в кресло с ногами, взялась есть и смотреть следующую часть любимого сериала.
  И только в два ночи, когда Катя помыла посуду, переоделась и готовилась идти в душ перед сном, пришла эсэмэска от Гарика: "Не жди, сегодня не приду". Катя положила телефон на туалетный столик и пошла в душ. Не сразу уснула после всего, вот и проспала.
  Катя подъехала к дому, не нашла места для парковки и оставила машину прямо на дорожке. Она набрала мамин номер телефона.
  - Мам, выйди, забери Петьку, а то мне негде здесь встать.
  Людмила Алексеевна выскочила в домашнем платье, только платок сверху накинула. Катя уже вызволила сына из автомобильного кресла, достала его рюкзачок.
  - Пойдем, дружочек, - поманила Людмила Алексеевна.
  Петька замешкался, надевая рюкзак. Отвечая ни Катин поцелуй, он сказал:
  - А папа обещал отвезти меня в Океанариум.
  - Что ж, если обещал, значит отвезет. Ну все, маленький, беги. - И открывая дверцу машины, крикнула матери: - Мам, он не завтракал!
  Катя проследила, как они вошли в подъезд, и нажала на педаль газа. Пока ехала до офиса студии, думала, как ей жить дальше.
  Гарик всегда изменял, Катя это знала. Она и не требовала ничего, такой уговор был. Когда шесть лет назад она встретилась с бывшим однокурсником случайно на вечеринке, что-то произошло. То ли много выпили оба, то ли в этот момент оба переживали кризис одиночества, но вдруг оказались в одной постели.
  Впрочем, еще в университете у них что-то намечалось, но Катя жила дома, а Гарик в общежитии. Там всегда находились девицы, которые для него были готовы на все. Они учились на биофаке. Гарик вечно что-то пересдавал, таскал у друзей конспекты. Поговаривали, что он лезет в политику, участвует в каких-то демонстрациях, но Кате тогда все это было абсолютно неинтересно, и она не запомнила ничего конкретного.
  Окончив университет, все как-то потерялись. Катя поддерживала отношения только с Юлькой, они и теперь вместе работали в анимационной студии, создавая программу для телевидения. Катя училась в художественной школе, в тяжелые времена разрисовывала матрешки, деревянные доски, пасхальные яйца. Платили копейки, но и они были нужны. В НИИ, куда попала она после университета, почти ничего не платили, потом пришлось и вовсе оттуда уйти.
  У Юли были выходы на телевидение, к тому же она освоила 3D-моделирование и другие компьютерные программы. Они устроились в анимационную студию, которая только начинала свое существование. Нашли деньги, придумали формат передачи и стали создавать в 3D анимационный сериал о гламурных фигурах и звездах шоу-бизнеса. В свое время были "Куклы", но это политическая сатира, а их программа подшучивала над медийными лицами.
  О Гарике долго ничего не было слышно. Говорили, он стал участником гринпис, стоял в оцеплениях, дрался. Потом прошел слух, что он в Чечне. Слухи оставались слухами, доподлинно ничего не было известно. Катя узнала, что после Чечни Гарик служил в ОМОНе, потом охранником в частной структуре и, в конце концов, сам открыл охранное агентство, собрав своих бывших товарищей по Чечне и по ОМОНу.
  Подробности стали известны Кате после их новой встречи. Увидев Гарика на вечеринке, устроенной их однокурсником Славкой Коршиковым, Катя его не сразу узнала. Она помнила худощавого парнишку с красивыми руками и длинными, как у пианиста, пальцами. Теперь перед ней стоял почти викинг: широкие плечи, мускулистая грудь, сильные руки.
  - Ты ли это, Гарик? - пошутила тогда Катя.
  Он только подмигнул в ответ.
  Теперь он, конечно, не так брутален. Нет необходимости часами тягать железо в спортзале, работа относительно спокойная, передвигается он преимущественно на машине. Гарик не растолстел, так как продолжал заниматься собой, но мышечной массы заметно поубавилось.
  Так вот тогда при встрече их почему-то бросило друг к другу. Катя давно жила одна, на свидания времени не было. Они с Юлькой много возились со студией, все только начиналось. Что было у Гарика, знал только он, но женат не был. Тоже все времени не было о семье подумать, да и жил слишком рискованно.
  - Рисковать легче, когда за тобой никто не стоит, - говорил он тогда Кате, объясняя, почему до сих пор не женился.
  Кате и раньше нравился Гарик, а теперь, возмужавший, уверенный в себе, много повидавший и переживший, он показался намного интереснее. Вот она и не стала особо сопротивляться, когда однокурсник без всякой куртуазности, недвусмысленно намекнул ей о своих ожиданиях. Конечно, к тому моменту он основательно набрался. А Катя подумала тогда, что хорошо бы родить от него ребенка. Когда еще представится такая возможность. А ее часы безжалостно тикают, и вот ей уже за тридцать, а перспектив никаких. Чего ждать?
  На той вечеринке все разбились на группы, общались, пили, танцевали. Встречались на даче у Славки, почти все остались ночевать. Катя танцевала с Гариком, и в какой-то момент он потащил ее по лестнице наверх. Катя не сопротивлялась, смеясь и спотыкаясь, она шла за ним. Кто-то многозначительно присвистнул им вслед.
  Потом они встречались еще пару раз в его холостяцкой берлоге. Оба раза Катя сама напрашивалась к нему в гости.
  - Гарик, - говорила она по телефону, - у меня арбуз, давай съедим его вместе.
  Хорошо, если Гарик оказывался дома. А в следующий раз, когда Катя проезжала мимо его дома на Спортивной, она увидела горящие окна и опять позвонила:
  - Я тут проезжала мимо... Ты один?
  - Да, один, - отвечал Гарик.
  А ей необходимо было именно в эту ночь оказаться у него. Катя прихватила бутылку красного вина на всякий случай, но Гарик отказался пить. Ему наутро нужна была ясная голова. Однако он все же не гнал Катю и сам предложил ей остаться. Это было кстати. И ночь получилась даже нежной и долгой...
  Катя забеременела. Она больше не напрашивалась на встречу с Гариком, а он не звонил. Когда тест подтвердил ее положение, Катя отправилась в Центр материнства и встала на учет.
  
  Глава 2
  Отец и сын
  
  Она долго думала, говорить ли Гарику, что ждет от него ребенка. С одной стороны, так хотелось его участия, заботы, присутствия... Все-таки было страшно: возраст не юный, мало ли что. Мама уже старовата, чтобы взять на себя все заботы. Страшно было остаться одной с ребенком без всякой поддержки. С другой стороны, ставить человека перед фактом, о котором он даже не подозревал, тоже как-то не комильфо.
  Однажды Катя не выдержала и позвонила ему. Он не сразу сообразил, кто она. Когда понял, бурной радости не выразил.
  - Кать, я сейчас не могу говорить, совещание у меня. Позвони вечерком, лады? - сказал он чужим голосом.
  - Хорошо, - согласилась Катя.
  Получилась отсрочка, можно было еще подумать, стоит ли посвящать Гарика в ее секрет. К вечеру стало ясно: не по силам Кате одной справиться с тем, что на нее обрушится в скором времени. Она перезвонила в девять вечера.
  - Гарик, это я опять, Катя.
  - Я понял. Привет, Катя. Как жизнь?
  - Мне надо поговорить с тобой. - Она старалась говорить спокойно и уверенно.
  - Говори.
  - По телефону не очень удобно. Давай встретимся.
  - Ну, давай. Завтра вечером? Приедешь ко мне? - предложил он.
  - Нет, - не согласилась Катя. - Где-нибудь в городе.
  На следующий день они встретились в азиатском ресторанчике. Заказали суши и салаты. Пока ждали, Катя вглядывалась в своего визави и пыталась угадать, какой будет его реакция на известие, что он скоро станет отцом.
  - У меня будет ребенок, - не оттягивая надолго объяснение, сообщила Катя.
  Гарик внимательно посмотрел на нее.
  - Мой?
  - Да.
  Гарик потянулся к сигаретам, но вспомнил, что здесь не разрешается курить:
  - Хочешь оставить? - глухо спросил он.
  - Хочу. Ты понимаешь, не тот возраст, чтобы отказываться от подарка судьбы.
  Ему совсем не обязательно знать, что подарок судьбы был вполне спланирован. Гарик молчал, и Катя начала нервничать.
  - Ну да, - наконец согласился он. - Рожай. Помогу по возможности.
  Катя не чувствовала облегчения. Ковыряясь вилкой в салате, она усиленно моргала. А чего, собственно, ожидала? Что он сразу предложит руку и сердце? Надо быть круглой дурой, чтобы надеяться на это. Таких, как она, Катя, у него легион. Не стал уговаривать делать аборт, и на том спасибо. Не стал отбрыкиваться от авторства и навешивать на нее всех собак -отдельное спасибо.
  Гарик почувствовал ее настроение.
  - Кать, ты пойми, я не могу жениться сейчас, да и вообще... Мне нельзя жениться, ты же знаешь.
  Катя кивнула, но ответить не смогла: горло перехватил смазм. "Где же мой хваленый цинизм?" - тоскливо подумала она. Между тем Гарик продолжал:
  - За ребенка не волнуйся, я тебе помогу. Материально, само собой, сделаю все что нужно, усыновлю.
  Они ели в молчании. Очевидно, для Гарика тоже все было непросто. Он не выносил ситуаций, которые не решались на раз-два. Тут было о чем подумать. Катя взяла себя в руки.
  - Я не волнуюсь, - сказала она как можно тверже. - Сама вполне могу справиться, но я подумала, что ты должен знать...
  - Ты все правильно сделала, - согласился мужчина. - У ребенка должен быть отец, и он будет.
  Они расстались довольно холодно, но виновата в этом Катя. Она преодолела последние намеки на слабость и сделалась прежней: уверенной в себе, прагматичной.
  Когда в июне родился Петька, Гарика не было в Москве. Катя написала ему эсэмэску, он сдержанно поздравил и обещал появиться. Все месяцы беременности Катя не переставала работать, да и после родов предполагала сразу выйти на работу. Их передача на телевидении получила довольно высокий рейтинг, и был запущен новый сезон. Ну, никак не могла она бросить все на одну Юльку, поэтому по мере сил участвовала в рабочем процессе. При этом кормила Петьку до семи месяцев, так повезло, молока много было.
  Подруга Юлька никак не могла взять в толк, зачем Кате рожать сейчас, без мужа. Сама она жила с дочкой, будучи давно в разводе. Словом, не одобряла такой безответственности.
  Гарик появился, когда малышу было две недели. Вручил Кате охапку цветов, бросил в прихожей кучу пакетов, прошел в комнату. Он не решился взять ребенка на руки, только смотрел с таким выражением лица, будто ему самому не больше трех. Здесь было и безмерное удивление, и трепет перед чудом рождения нового человека, и страх за такого маленького, хрупкого, и желание потрогать его.
  Гарик притащил с собой гору подгузников, каких-то баночек, бутылочек, игрушек, рубашечек, бодиков.
  - Мне подсказали в магазине, что нужно для грудничка, вот я и купил, - будто оправдывался он. - Может, пригодится.
  Катя поблагодарила.
  - Как назвала? - спросил новоявленный отец.
  - Петром, - ответила Катя. - В честь моего папы.
  - Хорошо, - оценил он. - Классный пацан, только очень маленький.
  Катя даже не предложила ему чаю, Гарик сам спросил:
  - У тебя есть что-нибудь холодненькое, попить? Жарко очень.
  - Минералка есть в холодильнике.
  Они вышли на кухню, оставив ребенка спать. Гарик недолго сидел, он еще раз заглянул в комнату, посмотрел на малыша и собрался уходить. Открывая дверь, сказал:
  - Звони, если что нужно.
  Вдруг вспомнив, достал из кармана деньги и положил их на подзеркальнике.
  До года он почти не появлялся, что вполне устраивало Катю. Это пока была беременной, ей не хватало рядом заботы и внимания мужчины, отца ребенка. Да, бывало тоскливо и одиноко, еще как. Когда появился Петька, все внимание Кати сосредоточилось на нем да на работе. Мама помогала, ребенок не был капризен, не болел, ночами спал сам и давал выспаться Кате. Будто понимал, как ей тяжело одной. В общем, они вполне справлялись.
  В то время Катя жила с мамой, потом, когда Петька пошел в сад, мама перебралась в квартиру, оставшуюся от бабушки. Мама рассчитывала, что так Кате легче будет устроить свою жизнь. Она еще надеялась, что дочка выйдет замуж, как нормальные люди.
  Петька рос, и у Гарика появлялся к нему интерес. Он стал брать мальчика на прогулки, катал на машине, заставлял подтягиваться на турнике во дворе. С каждым годом делалось очевиднее, что ребенок - вылитый отец. Если раньше, возможно, и возникали сомнения, то теперь стало все ясно как день. Отец и сын души друг в друге не чаяли. А в последние годы Гарик приезжал едва ли не каждый день, и возникала иллюзия нормальной семьи. Гарик, конечно, усыновил ребенка, Петька носил его фамилию.
  Катя старалась не обольщаться, хотя так хотелось закрыть на все глаза и стать слабой, беззащитной женщиной. Однако нельзя было этого делать: она одна кормила семью из трех человек (мамина пенсия не в счет). Конечно, Гарик помогал, но все его деньги Катя тратила на Петьку. Одевала, обувала в лучших магазинах, покупала игрушки, а всякие велосипеды Гарик дарил сыну на праздники и дни рождения.
  И вот теперь появилась необходимость все упорядочить, систематизировать. Она хотела прояснить статус Гарика, очередной раз договориться с ним о его обязанностях. Вот и пригласила на романтический ужин. А он не пришел...
  Конечно, они не раз уже говорили о своем положении. Катя просила, чтобы Гарик хотя бы делал вид, что живет в их семье. Для Петьки. К тому же не раз бывало, что он оставался ночевать, когда особых дел у него не предвиделось, и тогда они вместе спали. Как будто так и должно быть. И в отпуск старались вместе выезжать, чтобы Петька больше общался с отцом.
  Катя не была глупой курицей, она прекрасно понимала, что никакой любви со стороны Гарика нет и не было никогда, что Гарик просто выполнял определенные условия. У него своя жизнь, в которую он не посвящал ее, не считал нужным. И женщины были, этого он даже не скрывал. У Кати же ничего, кроме работы и Петьки, не было. Она чувствовала, как постепенно привязывается к Гарику, как скучает по нему и не находит себе места, когда он долго не появляется. Гарик просил не искать его и не названивать, если вдруг он исчезнет на некоторое время.
  - У меня работа, понимаешь? Друзья, которым надо уделять время, а не свободные минутки.
  Вот это Кате трудно было понять, хотя она честно старалась. Друзья в его жизни всегда были на первом месте, а их у Гарика несметное количество. Школьные приятели, соседи, однокурсники, армейские сослуживцы, ребята, с которыми он воевал в Чечне, омоновцы, охранники, а теперь еще и сотрудники его охранного агентства. Вечно он кого-то встречал на вокзале, провожал, угощал, устраивал на ночлег, на работу, в больницу. Хлопотал, летел среди ночи куда-то, подвозил, перевозил, мирил поссорившихся, даже помогал разбираться в семейных делах. И когда только он все успевал? Ведь еще надо было руководить агентством, работать...
  Однажды только Катя заикнулась:
  -Ты ради них готов разбиться в лепешку, а они?
  Гарик тотчас одернул ее довольно жестко:
  - Запомни раз и навсегда: друзья - это святое.
  И как ни обидно было, Катя терпела его исчезновения, непомерную преданность бесчисленным друзьям и очевидные любовные похождения. А что ей оставалось делать? Совсем не звонить и не искать она не могла: все-таки, если обещал ребенку повести его в зоопарк, слово надо держать. Она напоминала Гарику об его посулах.
  Не однажды Катя решала упорядочить отношения, определить Гарика хоть в какие-то рамки, навесить на него конкретные обязанности. Например, забирать Петьку из садика. Гарик отказывался, ссылаясь на то, что его жизнь непредсказуема.
  - Нет, я ничего не могу гарантировать, меня в любой момент могут вызвать.
  Катя обижалась, конечно.
  - Я ни в чем не могу на тебя положиться! - возмущалась она. - Появляешься, когда хочешь, когда тебе удобно, исчезаешь, когда ты нужен. Ребенок для тебя игрушка.
  - Это не так, ты же знаешь! - качал головой в свою очередь обиженный мужчина.
  Катя сама понимала, что несправедлива к нему, но скопившееся недовольство требовало выхода.
  - Ты все делаешь только так, как удобно тебе! О нас ты и не думаешь. Я постоянно в ожидании, в подвешенном состоянии. Это изматывает, знаешь ли, очень изматывает.
  - Может, мне не мучить тебя так и совсем исчезнуть? - взвинчивался Гарик.
  - А Петька? - коварно напоминала Катя. Она понимала, что это удар ниже пояса. - Он так к тебе привязан...
  Гарик молчал, а желваки на его лице ходили ходуном. Он и хотел бы сказать что-то резкое, уничтожающее, но сдерживался. На этом разговор обычно заканчивался.
  Катя чувствовала себя униженной. Мог бы и предложение сделать, хотя бы из соображений элементарной порядочности. Она бы еще подумала, выходить ли за него. Однако это подвешенное состояние нервировало, казалось оскорбительным. Да, конечно, Гарик ничего не обещал. Более того, сразу сказал, что не женится на ней. Однако ей казалось, что они неплохо ладят. И они так похожи на настоящую семью.
  Частенько возникало желание наговорить гадостей и порвать с Гариком окончательно, но стоило Кате понаблюдать, как он играет с сыном в войнушку, как таскает его на загривке, катает на велосипеде, как они оба замирают за шахматами в совершенно одинаковых позах, сердце ее смягчалось. Да, ребенку нужен отец, тем более мальчику.
  
  Глава 3
  Подруги
  
  Катя доехала до офиса студии на Полянке, прошла через проходную, предъявив пропуск, направилась в свой кабинет, включила компьютер. Команда студии состояла, в основном, из молодых программистов и аниматоров, и атмосфера, соответственно, была несколько студенческой, безалаберной, на первый взгляд. Однако вкалывали все - будь здоров.
  Юлька уже бегала со своими бумажками, потом отправилась на проходную встречать человека, с которого будут писать движения и мимику для нового персонажа. Катя села за свой стол, стала просматривать почту, документы.
  - Ты не в настроении? - спросила Юлька, вернувшись с проходной.
  - Да так, - неопределенно ответила Катя.
  - Петька здоров? Почему ты его к маме повезла?
  - Здоров. В сад было поздно везти.
  Пойдем на кухню, на минутку, - предложила подруга.
  Они направились в конец коридора, где была офисная кухня со всем необходимым для кормежки коллектива. Обеды им готовила повариха Эля, вкусные, домашние обеды. Здесь они мгновенно поглощались всегда голодными программистами.
  Юля включила чайник, достала из шкафчика две чашки.
  - Кофе будешь?
  - Буду.
  Юлька насыпала в чашки кофе и сахару.
  - Почему поздно? - вернулась она к вопросу.
  - Проспала.
  - Ты?! - Юля собралась наливать кипяток из электрического чайника и застыла.
  - Ну да. Что тут особенного? - рассердилась Катя. - Просидела вчера до трех часов.
  Подруга подала ей кофе.
  - А молока нет? - спросила Катя.
  - Посмотри в холодильнике.
  Юлька продолжала допрос:
  - Воронцова, брось темнить! Почему проспала-то? Кино смотрела?
  - Да так...
  Кате не хотелось пока говорить о Гарике, она все еще была зла на него. Юлька достала мобильник, стала звонить продюсеру и махнула подруге рукой: погоди, мол.
  Они были похожи, как сестры. Может, потому что одевались в одном стиле, пострижены обе были коротко, с косой челкой. На обеих белые офисные блузки, только Катя в прямой серой юбке до колен, а Юлька в серых брюках-галифе. Обе они выглядели значительно моложе своего возраста, было в них что-то мальчишеское, студенческое. При кажущейся агрессивности их внешнего облика в чертах обеих женщины проглядывала беззащитная женственность, которую обе старательно прятали. Им было по тридцать семь, а выглядели, как подростки. Обе легкого сложения, следящие за своей формой. Диеты, здоровое питание, массаж, бассейн, фитнес.
  Они дружили с детских лет, и Юля Лисицына всегда была лидером в их отношениях. Мама Кати не приветствовала эту дружбу. Ей казалось, что Катя поддается влиянию непоседливой выдумщицы Юльки, рисковой и раскованной. Они обе поступили в университет после подготовительного отделения, учились, ездили на практику на Белое море. Должны были в одно время выйти замуж, но вышла только Юлька.
  Катя скрывала свою влюбленность в Гарика. Она полгода встречалась с однокурсником Женей Ромашиным. А Юлькиным парнем был Женин друг Саша Поляков. Это все одна компания. По выходным они вместе ездили на дачу то к одному, то к другому приятелю из компании. И на практике тоже были неразлучны. У Юльки в итоге родилась Сонька, теперь ей уже шестнадцать. А Катя долго была одна.
  Юлька в браке не задержалась, что, собственно, не удивило никого. Кто бы долго вынес Лисицыну с ее замашками Кутузова и Наполеона в одном флаконе? Сама она мужественно держалась два года в замужней жизни, на большее ее не хватило. И хоть иногда Юлька и жаловалась на одиночество, жизнью была вполне довольна. Каталась с Сонькой по заграницам, на лето отправляла дочь в лагерь куда-нибудь в Испанию. В работу погружалась с головой, и тут дружеские отношения побоку. Она брала на работу своих только в редких случаях и уж, если брала, никаких скидок не делала. Дружба дружбой, а бизнес бизнесом. Даже Кате спуску не давала. Впрочем, Катя Воронцова всегда была надежным партнером и профессионалом высокого класса.
  Катя погрузилась в работу. Надо было отставить в сторону все лишние мысли, а они, как назло, лезли в голову не спросясь. "Если расставаться с Гариком, надо готовить себя к одиночеству до старости лет. Кому я буду нужна с маленьким ребенком? Однако если трезво смотреть на вещи: хочу ли я замуж? Нет ведь, не хочу. Отец у Петьки есть, сын не будет чувствовать себя ущербным. А я? Может, попробовать познакомиться с кем-нибудь через сайт знакомств?"
  На работе Катю и Юлю окружали, в основном, мальчишки - программисты, ботаники, студенты и вчерашние выпускники институтов. Толку от них никакого. Да и не нравился никто. Нет, пока рядом Гарик, ни на кого и не хочется смотреть! Катя понимала, сколь иллюзорна была их семья. И чем скорее они окончательно расстанутся с Гариком, тем лучше будет для всех. Петька уже большой, ему теперь можно объяснить, почему папа не живет с ними.
  - Кать, ты еще не проснулась, что ли? - окликнула ее Юлька. - Посмотри, что у нас получилось вот тут.
  Она подсела к компьютеру, постучала по клавиатуре, открывая отчет за прошлую неделю.
  - Почему здесь такая цифра, а здесь уже другая? Ты ошиблась или кто-то раньше?
  Они просмотрели отчет, полазили по документам, нашли ошибку.
  - Юль, а что ты думаешь о сайтах знакомств? - спросила вдруг Катя.
  - В смысле? - не поняла подруга. - Ты хочешь создать сайт знакомств?
  - Да нет, - улыбнулась Катя. - Ты никогда не оставляла свою анкету на подобном сайте?
  - Нет, - удивилась подруга. - И в голову не приходило. И не верю я в такой способ знакомства. Ну, сама подумай, кто сейчас устраивает свою жизнь через интернет?
  - И никто из твоих знакомых не оставлял анкету? - продолжала задумчиво Катя. - Мне просто интересно, как это действует.
  - Ты что, хочешь попробовать? - округлила Юлька глаза, однако призадумалась. - Подожди, кто-то был, знакомился через сайт... Вспомню, скажу.
  Юлька ушла к себе работать. Однако Катя через несколько минут была уже возле нее.
  - А ты думаешь, это бредовая затея?
  - Что? - не поняла подруга, погруженная в изучение документов.
  - Интернет-знакомство. Зачем же тогда столько сайтов существует? - гнула свое Катя. - Значит, люди знакомятся. Ни у кого сейчас нет времени и возможности долго искать и ухаживать. К тому же культура кибер-панк диктует свои условия. Люди сейчас все делают в компьютере, это логично! И молодежь, кстати, считает, что вполне нормально знакомиться по интернету.
  Юля нехотя оторвалась от своих бумажек и телефона.
  - А ты не боишься маньяков, ненормальных? Мне кажется, интернет просто кишит ими.
  Катя пожала плечами:
  - Не меньше и не больше, чем в реальной жизни. Ты не хочешь попробовать? Давай вместе?
  Юля подумала немного, потом неуверенно ответила:
  - Ну, давай... Только заполни за меня анкету, мне некогда. И не сейчас, Кать! Надо работать.
  - Хорошо, - согласилась Катя и пошла к себе мониторить отделы.
  В шесть часов она заехала к маме за Петькой, вместе они зашли на рыночек возле метро, купили овощей и сухофруктов. Еще заглянули в ларек, торгующий свежей выпечкой и пирожными. Там продавали потрясающие творожные колечки, которые Катя и Петька обожали.
  Дома было пустынно без Гарика, и Петька без конца спрашивал, когда папа приедет. Катя натыкалась на мужские вещи, и сердце болезненно отзывалось. "Пора с этим покончить", - думала она. Но при взгляде на сына, до невозможности похожего на отца, понимала, что выкинуть из жизни и забыть Гарика вряд ли получится. Вот оно, постоянное напоминание!
  Пока Петька играл на планшете в своих любимых смурфиков, Катя сварганила салатик, сварила гречку, и они поужинали. Потом пили чай с колечками. Ребенок ел мало, но сладости обожал. Дождавшись очередной серии тех же "Смурфиков", Петька замер перед телевизором.
  Катя заложила вещи в стиральную машину, помыла посуду. Зашла на кухню и, прикрыв плотно дверь, закурила, хотя давно уже бросила. Набрала номер Гарика на телефоне. Замерев, подождала, пока он возьмет трубку.
  - Говори! - как обычно, произнес он. Ни приветствия тебе, ни имени, будто шифруется.
  - Привет. Петька спрашивает, когда ты приедешь, - спокойно произнесла Катя.
  - А дай ему трубку, - попросил Гарик.
  - Он в комнате смотрит телевизор, смурфов своих.
  - Ну, скажи, что завтра обязательно появлюсь.
  "Завтра..."
  - Ты не забыл, что обещал свозить его в Океанариум? - столь же хладнокровно спросила Катя.
  - Да, помню. В выходные поедем, скажи ему.
  Они помолчали. А о чем, собственно, говорить: ведь его не интересует Катя сама по себе. Чем она живет, что чувствует.
  - Ладно, пока, - первым прервал молчание Гарик. - Или ты еще что-то хотела сказать?
  - Я ждала тебя вчера, ужин приготовила... - помимо воли вырвалось у нее.
  - Ну не мог я, ей-богу! Ты же знаешь, у меня не получается ничего планировать заранее. Я ведь не обещал.
  - Да, знаю. На тебя ни в чем нельзя положиться. Это я хорошо усвоила. Ладно, прости, что побеспокоила.
  Отключилась, а сердце ходило ходуном. Так подмывало высказаться, но толку-то? Катя затянулась запретной сигаретой, смахнула непрошеную слезинку со щеки.
  Гарик так и не переехал к ним. У него оставалась его берлога про запас. В любой момент он мог уехать к себе и там залечь. А мог и еще где-то залечь. Где? Катя об этом никогда не узнает. Удобно. Ему все удобно. Удобно держать Катю про запас и не давать ей жить. Удобно видеть сына только тогда, когда хочется и есть время. Нет, пора с этим что-то делать! "Пора часов!" - как говорил крохотный Петька. Катя иногда записывала его детские выражения и смешные случаи в специальную книжечку.
  Она уложила ребенка в постель, почитала ему "Питера Пэна". Когда мальчик уснул, Катя села за компьютер и стала изучать сайты знакомств. Она зарегистрировалась и заполнила опросные листы за себя и за Юлю на двух бесплатных сайтах и одном платном. "Что ж, посмотрим. Кто знает, может, что-то и выйдет из этого всего..."
  
  Глава 4
  В подводном царстве
  
  В воскресенье Катя должна была отправить Петьку с отцом в Океанариум, а сама намеревалась насладиться свободой и покоем. Однако Петька захотел, чтобы они поехали вместе. Он так уговаривал, что Катя не смогла устоять. Она посмотрела вопросительно на Гарика, тот кивнул приглашая. Катя быстро собралась, и они двинулись.
  Ехали долго. Хоть и выходной, но почему-то всюду были пробки. С неба что-то сыпалось, было серо, из-под колес летела грязная жижа и залепляла лобовое стекло. Гарик вел машину молча, Петька дремал в своем кресле, ему надоело спрашивать, когда же они приедут.
  - Я не люблю долго ехать, - пробормотал ребенок засыпая.
  Катя тоже молчала. Погода давила, тоже хотелось спать. Рядом сидел красивый, мужественный человек, мужчина мечты, но безнадежно чужой. И никакие усилия не могли сделать его ближе... Рядом с ним Катя чувствовала одиночество и тоску по уходящей жизни. Именно с ним. В обычной размеренной жизни, занятая работой и сыном, отсчитывая дни, как пункты плана, она не замечала никакого одиночества. И могла ведь так долго жить.
  Затея с сайтами, наверное, глупая. Но зато есть иллюзия выхода из этого дурацкого ложного положения.
  - Тебе удобно так? - Катя сама не ожидала, что заговорит вслух.
  - Что? - не понял Гарик.
  - Своим девушкам ты говоришь, наверное, что у тебя семья, ребенок, чтобы они не очень надеялись, а на самом деле семьи у тебя нет, ты свободен и делаешь, что хочешь. Удобно.
  Гарик молчал, но Катя видела, как опять желваки его заходили ходуном. Она ждала ответа с непонятной надеждой. Он молчал, и ей захотелось наговорить ему всяких злых вещей, чтобы разбить это молчаливое спокойствие, заставить его орать, ругаться, оправдываться, обвинять. Гарик не отвечал, чувствуя, видимо, что Катя готова на скандал.
  Она постаралась отвлечься, думать о будущих свиданиях с неизвестными мужчинами. Конечно, рассчитывать, что встретишь нового мужчину мечты - это нонсенс. Но, возможно, ее судьба сделает вираж, если почувствует готовность Кати что-то менять. Жизнь штука непредсказуемая. Мы никогда не знаем, что нас ждет завтра, и в этом заключается самый великий секрет оптимизма. Надежда есть всегда.
  Океанариум занимал цокольный этаж огромного торгового центра. Они поставили машину на подземной стоянке, выбрались наверх. Петька попросился в туалет, пришлось его искать. Потом по указателю пришли к кассам океанариума, купили билеты и нырнули в волшебный подводный мир. Гарик взял за руку сына, поднимал его, когда нужно было поближе рассмотреть разных рыб, морских обитателей, которые плавали за стеклом.
  Катя следовала за ними и с интересом разглядывала морских звезд, электрических скатов, пингвинов и всякую другую живность. Народ толкался в узких переходах, но все двигались по таинственному лабиринту, не обращая внимания на духоту. Кате хотелось видеть реакцию Петьки, но она не успевала за ними. Петька перебегал от одной витрины к другой, возвращался к Гарику, брал его за руку и тащил за собой.
  Катя почувствовала себя ненужной им. Если сначала сын оглядывался в поисках мамы, то теперь он весь был под впечатлением увиденного вокруг и слушал только Гарика. "А ведь он может просто взять и отнять у меня ребенка!" - пришла откуда-то шальная страшная мысль. Нет, это больная фантазия, остановила себя Катя, однако страх все-таки осел где-то в глубинах сознания.
  Они перешли мостик, под которым плавали огромные плоские скаты, арку, где создавалась полная иллюзия подводного мира. Над головой плавно и величественно проплывали белые акулы. Так это было интересно, что Катя погрузилась в созерцание и упустила из виду ребенка.
  Когда она вышла из лабиринта, Гарик и Петька уже покупали воздушные шарики в виде рыб, какие-то игрушки, сладкую вату. Катя взглянула на часы и удивилась: без малого два часа они бродили по подводному царству! Петька, конечно, проголодался. Что он утром съел: бутерброд с сыром! Категорически отказался от овсянки, боялся опоздать.
  - Надо бы его покормить сначала, - сказала Катя, глядя, как ребенок с жадностью поглощает сладкую вату. - Сладкоежка!
  - Можно здесь зайти в кафе, - предложил Гарик. - Или на обратном пути заедем куда-нибудь.
  - Лучше поедем.
  Кате больше не хотелось оставаться в этом торговом центре на МКАДе, хотелось оказаться уже ближе к дому. Они выбрались из подземной стоянки и понеслись назад, в Москву.
  - У меня дома есть суп, - сказала Катя. - Можно вернуться и пообедать.
  Надо было завершить воскресный день по-семейному. Она взглянула на Гарика. Тот помолчал, посмотрел на Петьку в зеркало заднего вида.
  - Я хочу в "Шоколадницу"! - заявил тот.
  - Тебе надо нормально поесть! - возразила Катя.
  - Так в "Шоколаднице", наверное, тоже можно что-нибудь выбрать съедобное, - предположил Гарик.
  Катя пожала плечами.
  - Там есть блинчики, - мечтательно сказал Петька, - а еще ягодный десерт.
  - Ну, как хотите, - сдалась Катя.
  Они выбрали "Шоколадницу" недалеко от дома. Катя поняла, что в планы Гарика не входили семейные посиделки в кафе. Он извинился и вышел на улицу, чтобы поговорить по телефону. Катя наблюдала за ним через стекло и видела улыбку, которая уязвила ее в самое сердце. Улыбка была предназначена не ей, а тому, с кем он говорил по телефону. Ей он так никогда не улыбался.
  - А папа поедет с нами домой? - спросил Петька, орудуя ложкой для десерта. С блинчиками он расправился в момент.
  - Не знаю, - ответила она сыну.
  Катя пила эспрессо и ничего не ела. Гарик тоже не стал ничего себе заказывать. Когда он вернулся, Петька спросил:
  - Пап, а ты поедешь к нам домой?
  - Провожу вас, - уклончиво ответил папа. - Ты ешь, ешь.
  Он расплатился по счету, когда ребенок еще доедал десерт. Впрочем, Петька так и не доел его: насытился.
  - Все, - сказал он, отодвигая вазочку с остатками взбитых сливок. - Я больше не хочу.
  - Поехали! - тут же вскочил Гарик и полез в карман за ключами от машины.
  Они доехали за пять минут. Гарик помог Кате вызволить Петьку из машины, отстегнул детское кресло и занес его в дом.
  - Ну ладно, давай пять! - протянул он ладонь, и Петька ударил по ней своей ладошкой.
  Попрощавшись, Гарик чмокнул Катю в щеку и ушел. Конечно, ни слова не было сказано, когда он появится вновь.
  Вечер они провели в подготовке к завтрашнему трудовому дню. Катя готовила ужин, мыла Петьку в ванне, читала ему перед сном. Потом приготовила его рюкзачок в садик и одежку. Перед тем как самой лечь спать, она зашла в интернет, проверила почту. Пришло несколько писем с неизвестных адресов. Катя открыла их и прочитала. Писали мужчины, которые хотели познакомиться с ней. С сайта знакомств.
  
  Глава 5
  Краткие свидания
  
  Первое свидание Катя назначила на будний день. Договорились встретиться в кафе после работы. Обсудили, как узнают друг друга. В этот день Катя дополнила дресс-код украшениями, строгими, серебряными. Еще заколола челку, отчего ее лицо сделалось девически-нежным. Ахматовская горбинка носа добавляла пикантности ее облику. Губы тонкие, но яркие, и зеленоватые глаза.
  Она разглядывала себя в зеркале отстраненно, как товар. Конечно, не юная отроковица, но еще вполне себе. Старухой никак не назовешь. Тридцать семь - разве это возраст в нынешнее время?
  Катя поняла, что волнуется, когда подходила к кафе, бросив машину на платной стоянке. На ходу она позвонила маме, чтобы удостовериться, что та забрала Петьку из сада и все у них в порядке. Мама стала подробно рассказывать, что у Петьки было сегодня за день, Катя ее оборвала:
  - Мама, ты мне все расскажешь, когда я приду! Я не могу сейчас говорить. - Она отключилась, не дожидаясь ответа, потому что уже входила в кафе.
  Мужчина под условным именем Никита встретил ее у барной стойки и повел к столику. Катя поняла, что не может выдавить из себя ни слова, когда они оказались лицом к лицу. Впала в ступор и все тут.
  - Что вам заказать? - спросил Никита, усадив ее.
  - Двойной эспрессо, пожалуйста, - с деланной небрежностью кинула Катя.
  От смущения она наглела. К тому же, подготовленная Юлькой, она собиралась тестировать незнакомца "на кофе". Никита секунду помялся, но кивнул и направился к стойке. Там нужно было сразу платить за напитки и пирожное. Этой заминки Кате хватило, чтобы насторожиться. Мужчина вернулся к столику, поставил перед Катей чашку дымящегося кофе.
  - Вы писали, что сидите в офисе, но, глядя на вас, этого не скажешь, - начал Никита светский разговор.
  Ему было лет сорок-сорок пять. Катя знала про него только то, что он разведен, живет один, что-то преподает. У нее возникло подозрение, что Никита крепко попивает. По крайней мере, выглядел он довольно потрепанным, хотя одет был в новые джинсы и красивый легкий джемпер.
  - Да, сижу в офисе и роюсь в бумажках, - ответила Катя.
  Она никак не могла нащупать тему для разговора, однако выяснилось, что Никита тоже по образованию биолог, и тема возникла сама собой. Они вспоминали, кто где проходил практику, забавные случаи из студенческой жизни. Никита, как и Катя, давно уже не работал по специальности.
  Сидели недолго. Выпив кофе, Катя засобиралась. Она достала кошелек, отсчитала стоимость напитка и положила перед Никитой.
  - Это за кофе.
  Мужчина колебался, но деньги взял. Для Кати это значило, что тест "на кофе" он не прошел. Никита проводил ее до метро, на том они и расстались.
  - Созвонимся! - небрежно сказала Катя, зная наверняка, что больше не позвонит. Да и Никита, очевидно, не чувствовал в этом потребности.
  Усаживаясь в машину, Катя думала: "Какая-то безнадега... Не верю я в эту затею, вот и не получается у меня ничего". Она не спешила ехать домой. Там мама кормила Петьку ужином, а укладывать спать его еще было рано. Катя остановила машину на обочине дороги, где можно было парковаться. Позвонила Юльке, рассказала о результатах тестирования.
  - Ерунда, - рассудила подруга. - Это еще ничего не значит. Конечно, если ты себя изначально настраиваешь на неудачу, то ничего и не выйдет.
  - Я не настраиваю, - возразила Катя, доставая сигарету из заначки, сделанной на такой именно случай.
  - Настраиваешь, настраиваешь! Не хватай немытыми руками!
  - Что? - опешила Катя.
  - Да я это Соньке, не тебе! Спешит куда-то, нормально поесть не может. - Юлька еще раз отвлеклась на дочь, потом Катя услышала в трубке хлопок двери. - Все, ушла. Ну так вот. Ты не думай, что сразу встретишь мужчину своей мечты. Найди пока просто собеседника, приятеля, с которым можно потрепаться, сходить на джаз или в кино.
  - Времени жалко, - пробормотала Катя.
  - Не жалко! - отрезала подруга. - А какой пример ты мне подаешь? Я тоже договорилась о встрече с одним мэном. Если так себя настраивать, то лучше вообще не затевать ничего. Жди своего Гарика, как с моря погоды.
  Она задела за живое. "Сколько должно пройти времени, чтобы я начала безразлично относится к нему? - думала Катя. - И есть у меня это время?"
  - Я не жду, - Катя прикурила наконец сигарету.
  - Ты опять куришь? - почувствовала Юлька. - Договорились же! Мы что, зря вместе бросали? Я не курю, между прочим!
  Катя не ответила, и Юлька вздохнула и тоже замолчала.
  - Я не курю, - говорить почему-то было трудно. - Это так, разрядка.
  Подруга не стала занудничать, вернулась к теме разговора.
  - Раз ты затеяла все это, то все-таки сходи хотя бы еще разок на встречу, познакомься. Если уж на этот раз ничего не выйдет...
  - Да, я схожу, - пообещала Катя.
  Попрощавшись с Юлькой, она закурила еще одну сигарету. Вспомнила, как на юге бросали с подругой курить по книге Аллана Карра. И получалось! Они валялись на пляже и читали книгу, растолковывая друг другу непонятные места. Катя после этого не курила несколько лет. Сначала с Петькой: пока носила и кормила. Потом вроде бы и желания не возникало. И вот теперь... Однако сам Аллан Карр умер от рака легких, в таком случае, есть ли смысл бросать курение, спрашивала себя Катя.
  Второе свидание назначили на Арбате, в небольшой забегаловке. Была оттепель, плюсовая температура и каша под ногами. Катя оставила машину в переулках и вышла на Старый Арбат. Там мостовая была чистая и сухая. Воздух казался весенним, народ бойко торговал, как всегда, толпы ходили туда-сюда, художники рисовали портреты, выставляли свои картины, поэты читали стихи, кто-то причудливо танцевал в кругу зевак, кто-то пел под электрические инструменты. Словом, Арбат жил привычной жизнью.
  Катя, бывало, заглядывала сюда, чтобы порыться в книжных развалах. Она покупала сборники любимых поэтов, романы западных постмодернистов и фантастов. Однажды купила за копейки замечательное издание любимой книги Р. Бредбери "Вино из одуванчиков". С тех пор часто наведывалась сюда в поисках чего-нибудь интересного.
  Катя машинально остановилась возле стенда с картинами. Ее внимание привлек холст, написанный смелой кистью абстракциониста. Завораживающие сочетания цветов, радостная, мажорная гамма, полнокровные краски, необыкновенные силуэты воздействовали на нее возбуждающе, будоражили воображение. Катя стала разглядывать другие картины. Они были не похожи на то, что обычно продается на Арбате. Какая-то радостная симфония жизни, бурление, восторг! От этой картины исходил мощный поток живительной энергии.
  - Да это так, фигня, - сказал кто-то за спиной. - Надо смотреть в мастерской, там есть несколько приличных.
  Катя обернулась.
  - Вы автор?
  - Ну да.
  Перед ней стоял среднего роста мужчина лет сорока, в короткой дубленке и голубой бандане вместо шапки, с темной трехдневной щетиной на щеках и непереносимо яркими голубыми глазами.
  - Это так, на продажу, - махнул он рукой. - Хотите посмотреть другие?
  - Да нет, спасибо, - заторопилась смущенная Катя.
  - А хотите, я ваш портрет нарисую? - не отставал художник.
  - Нет, не надо, - покачала она головой и пошла дальше. Она затылком чувствовала, что художник смотрит ей вслед.
  Катя вошла в кафе и огляделась по сторонам. После улицы здесь было темновато и нужно было привыкнуть, чтобы разглядеть что-либо.
  - Вы Наташа? - услышала она рядом.
  Наташа - это ее кодовое имя. Катя повернулась в сторону голоса.
  - Да, - ответила она высокому худощавому мужчине.
  Он отодвинул стул, предлагая ей сесть за занятый им столик. Катя подчинилась.
  - Что вам заказать?
  - Двойной эспрессо.
  И все пошло по отработанному сценарию. Мужчина под кодовым именем Сергей принес напитки. Они поговорили о кафе, Сергей объяснил его преимущества и недостатки, разницу в ценах с другими подобными заведениями. Потом как-то перешли на компьютеры, и выяснилось, что Сергей прямо таки фанат компьютерных игр.
  Катя уже определила его как бухгалтера, а теперь терялась в догадках. На что он живет, если все время его посвящено компьютерным играм? Вспомнила, что в переписке на этот вопрос он ответил неопределенно. Его деятельность связана с интернетом, так он писал.
  - Расскажите о своей работе, - попросила она.
  Сергей замешкался с ответом.
  - Это совсем неинтересно, - сказал он неохотно. - Вы ничего не поймете.
  - И все-таки. Это программирование? Или создание сайтов? Или копирайтинг?
  - Скорее, создание сайтов, да.
  Он не хотел распространяться дальше и умолк. "Понятно, - подумала Катя. - Перебивается случайными заработками в интернете". Допив кофе, Катя выложила деньги на стол.
  - За кофе.
  Сергей посмотрел на деньги и отодвинул их от себя.
  - Не стоит.
  Катя спокойно убрала их в сумку, однако успела заметить взгляд, которым Сергей проводил уплывающие купюры. Этого вполне хватило, чтобы принять решение: тест он не прошел.
  - Вы позвоните еще? - без особой надежды спросил Сергей, когда они рассчитались.
  Катя пожала плечами.
  - Лучше вы, если хотите.
  Они вышли из кафе вместе, но на Арбате разошлись в разные стороны. Сергей пошел к Смоленской, а Катя - в направлении Арбатской. Невеселые мысли одолевали ее. После Гарика ей неинтересны обычные мужчины, и это уже беда. А ему она не нужна. Даже ребенок, чудесный Петька, не породнил их. Что же делать? Как избавиться от одиночества и от Гарика? Кто бы помог ей в этом?
  
  Глава 5
  В мастерской
  
  - Да иди ты! Понял я, понял! Время-то дай, я же не могу так сразу! Мне собрать все надо.
  Катя шла мимо стендов с картинами и оказалась нечаянной свидетельницей скандала. Полиция прогоняла с Арбата того самого художника, чьи картины произвели на нее впечатление. На глазах автора скидывались со стендов эти удивительные полотна и только что не топтались. Художник пытался наброситься на представителей власти, но его крепко держал сосед по Арбату.
  - Юра, не нарывайся, - увещевал он, - хуже будет. Давай все соберем. Надо машину найти.
  Полицейские пошли дальше по Арбату. Художник справился с собой, и товарищ его отпустил. Катя остановилась, хотя терпеть не могла уличных скандалов. Ей стало жаль этих праздничных, веселых картин и их автора. Она сама от себя не ожидала, что в следующую минуту подойдет к расстроенному Юре и скажет:
  - У меня тут рядом машина, в переулке. Давайте я помогу вам отвезти картины.
  Юра даже не удивился. Его товарищ обрадовался:
  - Вот-вот! А я помогу тебе все перетащить в машину. Вот девушка готова тебя подвезти.
  Художник поднял одну из картин и попытался поправить сломанную рамку. В результате доломал окончательно, расстроился вконец и выругался:
  - Твою мать! Откуда они взялись?
  - Так вы едете? - напомнила о себе Катя.
  - Он едет! - ответил за Юру приятель. - Где ваша машина?
  Он подхватил несколько полотен.
  - Юра, побудь пока здесь, я сейчас вернусь за остальным!
  Катя проводила его до своей машины, открыла багажник и осталась ждать, когда погрузка закончится. Наконец, изгой попрощался с товарищем и сел рядом с Катей, на переднее сиденье. Катя завела машину.
  - Куда едем? - спросила она.
  - На Сретенку, - коротко ответил художник.
  - Постоим в пробках, наверное.
  Юра безнадежно махнул рукой: все равно.
  - За что они вас так? - спросила Катя, чтобы не молчать.
  - Козлы! - пробормотал художник. - Да не заплатил я за место, у них тут все под контролем.
  - А вы разве не постоянно тут сидите?
  - Нет, сегодня так получилось. - Юра тяжко вздохнул. - Раз в жизни решил продаться... Это мне наука. Пошел на компромисс с самим собой. Деньги нужны позарез! - Он встрепенулся. - Вообще-то я член Союза и все такое, понимаешь, но вот сегодня так нужны были деньги!
  Пока ехали на Сретенку и периодически стояли в пробках, несмотря на то, что был выходной день, Катя повыспросила у Юры все, что ее интересовало. Его товарищ Вовка, который помогал перетаскивать картины, постоянный обитатель Арбата. Это он предложил Юре подзаработать: рисовать портреты прохожих.
  - А я, дурак, решил и картины прихватить: чем черт не шутит? И вот нарвался...
  Они говорили всю дорогу. Обычно вовсе не любопытная, Катя расспрашивала художника, а он отвечал откровенно, без стеснения и ложной скромности. Юра жил один в своей мастерской, квартиру сдавал после того, как умерла мама, единственно близкий человек. Ему уже за сорок, а ни семьи, ни детей.
  - Как же так? - удивилась Катя. - Ни разу не были женаты?
  - Нет. Была у меня большая любовь, но сукой оказалась.
  Катя поморщилась и спросила:
  - Давно?
  - Лет двадцать уже назад, - сердито ответил он.
  - Не можете простить?
  - Не могу и не прощу никогда! - агрессивно ответил Юра.
  Катя почувствовала скуку. "Сейчас отвезу и скорее домой! - подумала она. - Куча комплексов не красят мужчину, это факт. Все мы, конечно, люди, в меру слабые и грешные, но невозможно представить, например, что Гарик так жалуется первой встречной женщине... - Она тотчас оборвала себя: - Я опять сравниваю! Так ведь никогда ни с кем не смогу общаться".
  Они приехали в район Сретенки, в один из горбатых переулков. Мастерская Юры занимала подвал симпатичного особнячка девятнадцатого века. Выйдя из машины, художник отпер дверь мастерской и взялся перетаскивать картины внутрь. Катя решилась помочь ему, схватила две картины и понесла следом. Войдя в мастерскую, она внутренне ахнула. За неприглядным фасадом старого подвала скрывался удивительно комфортабельный и красивый мирок. Со стен и постаментов на нее обрушилось разноцветье и многообразие линий, затейливые сюжеты и кроссворды символической живописи, мастерски написанные, волнующие.
  Когда все картины были внесены и составлены в углу, Катя поинтересовалась:
  - Можно посмотреть ваши работы?
  - Конечно, смотри, а я сейчас кофе наколдую.
  Катя с интересом поглощала загадочные видения и сны, воплощенные в красках и глине. Ее взгляд наткнулся на книжную полку, уставленную одинаковыми книгами. Взяв одну из них, Катя прочла на обложке: "Юрий Татаринцев. Зона риска". На оборотной стороне была помещена фотография автора. Это был Юра, правда, несколько помоложе, просто роковой красавец с дымящейся сигаретой в руках. На черно-белом фото еще не видно было, какие яркие и голубые у него глаза.
  - А, это я три года назад написал! - небрежно заметил вернувшийся из небольшой кухоньки художник. - У меня еще одна есть, вот.
  Он снял с другой полки небольшую книжку в мягкой обложке.
  - А последний роман никто не хочет печатать. Говорят, ненормативная лексика зашкаливает, богохульство и вообще...
  - Когда это кого смущало? - усмехнулась Катя.
  Юра, сняв тулупчик, остался в голубой водолазке и джинсах. Стройный, ладный, и впрямь роковой красавец, хоть и слегка помятый.
  - Ты пальто снимай,- предложил хозяин. - Сейчас кофе пить будем.
  - А почитать можно? - спросила Катя, листая книгу.
  - Да забери совсем. Если хочешь, подпишу их тебе.
  - Хочу.
  Они устроились возле старинного инкрустированного столика, на котором дымился ароматный кофе. Юра порылся на полках в поисках ручки, нашел фломастер, спросил:
  - Да, а как тебя зовут? Надо бы раньше спросить, но я что-то распсиховался...
  Катя назвалась. Пока Юра подписывал книги, она пригубила кофе и удивилась еще раз: кофе был сварен так, как она любила. С добавлением корицы и соли.
  - Хорошо бы пожрать, - вздохнул Юра, - да у меня ничего нет, и деньги кончились, ты уж извини.
  И опять Катя не ожидала от себя следующего предложения:
  - Я могу вам дать денег, у меня с собой есть немного. Пять тысяч вас устроит?
  - Устроит. Я отдам, ты не думай. Мне должны сейчас перечислить со службы.
  - А вы еще где-то служите? - удивилась Катя.
  - Да временно подвизаюсь в одном художественном журнале, друзья позвали. Гонорары там, конечно, копеечные, но зато капает постоянно. Ну, и еще квартира... Одному хватает. Только вот сейчас ситуация сложилась такая...
  - Какая? - вопреки своим правилам спросила Катя. Ей действительно было интересно.
  - Да! - махнул Юра рукой, однако продолжил. - Похороны были, задолжал, потом выставку надо было проплатить. Так и набежало.
  - Может, сходить в магазин, купить продуктов?
  Катя не узнавала себя. Ни к кому никогда она не испытывала такого участия. Ни с того ни с сего.
  - Да понимаешь, - замялся Юра, - я и не готовлю ничего. Так, бутербродов наделаю и все. Сама-то голодная?
  Катя пожала плечами, хотя от кофе ее уже слегка подташнивало. С утра не удалось поесть ни разу.
  - Да нет. Я поеду, пора.
  Она достала из сумочки пятитысячную купюру, положила на столик возле чашек.
  - Номер свой продиктуй, - Юра записал и набрал его на телефоне. Из Катиной сумочки отозвался ее мобильник.
  Катя взяла подаренные книжки, поднялась, чтобы уйти.
  - Слушай. У меня скоро на Кузнецком выставка, я тебе позвоню, придешь? - спросил Татаринцев.
  - Приду, - кивнула Катя.
  - И деньги тогда отдам.
  
  Глава 6
  
  Что такое семья?
  
  Катя ехала домой и пыталась себя понять. Что же произошло? Почему она перестала быть собой привычной, что в ней проснулось? Что изменилось в ее судьбе и почему? Видимо, она стронула какие-то механизмы, когда разрешила себе знакомство по интернету, преодолела собственные стереотипы и вот... Что-то с ней произошло, если она пожалела, ну, пусть не бомжа, не бродягу, а симпатичного художника, но все равно человека не ее круга.
  Катя никогда не сочувствовала людям, которые жили как Бог на душу положит. Вечно их проблемы решают все вокруг. А какое они имеют право вынуждать окружающих это делать? И, главное, они считают, что все так и должно быть! Да, надо отдать им должное, такого сорта люди и сами готовы отдать последнюю рубашку. Вопрос в том, есть ли у них эта рубашка. Чаще всего им нечего дать, кроме совета или хорошего разговора под водочку.
  Конечно, Юра не совсем то, что эти люди. Он явно не бедствует и знает, чего хочет. Одинок? А кто не одинок в этом городе? Да, в Юре было что-то трогательное, если она, Катя, человек далеко не сентиментальный, бросилась помогать ему без всякой на то причины. Наверное, это неправильно. Мужчина должен вызывать совсем другие чувства. Однако Кате было приятно обнаружить себя другую.
  Дома ее ждали мама и Петька. По случаю выходных они ходили в театр на детский спектакль и уже вернулись. Катя была в прекрасном расположении духа и предложила маме вместе поужинать. Она быстро почистила несколько картошин, поставила варить, потушила овощное рагу и порезала свежий салат. Петька играл с бабушкой в шахматы. Он вообще с самых ранних лет удивлял своими логическими способностями. В два года собирал пазлы на раз. Катя с трудом разбиралась, куда что, а он уже готов. Потом он перерос и пазлы.
  К шахматам у Петьки давний интерес. Теперь еще компьютерные игры добавились, те, что требуют соображения и игры ума. С Петькой было удобно: посади его за айпад, включи игру и все. Он мог бесконечно играть и смотреть мультики.
  Можно сказать, с младенчества у него был любимый старый мультфильм "Шкатулка". Своеобразная детская рок-опера, смелое дерзание мультипликаторов в непростые советские времена. Петьку завораживало путешествие мальчика внутри старинной музыкальной шкатулки. Все песенки из мультика он знал наизусть. А Катю смущало, что там действующие лица отец и сын. Мальчик спрашивает, папа объясняет. Действие сказки В. Одоевского перенесено в наши дни, вернее, в семидесятые годы прошлого века. Герои ведут беседу о старинных временах, когда была сделана эта шкатулка. "А какой тогда был папа?" - спрашивал мальчик. "Папа был вот такой!" - отвечал молодой отец, и на экране возникал человек в парике и кафтане восемнадцатого столетия. Это единство отца и сына, спаянных общим интересом, больно напоминало о том, что Петька фактически рос без отца, в неполной семье.
  Конечно, сейчас обычное дело - неполная семья. Дети рождаются безотносительно от брака мужчины и женщины. Их представления формируются на примере взрослого мира, где почти не осталось места традиционной семье. Как же они, когда вырастут, будут создавать свои семьи? Известно ведь, что дети повторяют своих родителей. И каковы бы ни были установки общества, дети копируют модель отношений своих отцов и матерей. Если для них нормально, что рядом с ребенком только мама или прислуга, а отец пребывает где-то в абстракции, значит, нечего ждать от отпрыска, что он создаст идеальную семью.
  Многие считают, что это жизнь диктует свои условия: видимо, семья отжила свое. Вот и однополые браки уже признали законными. А что? Какая разница, одна мама или две и ни одного папы, один папа или два и ни одной мамы? Откуда нынешним детям черпать представления о нормальной, здоровой семье? Эта мысль не давала Кате покоя. Ей очень хотелось, чтобы малыш вырос счастливым человеком, морально здоровым и защищенным своей семьей. Сама Катя росла практически без отца. Он рано ушел от них с мамой, создав новую семью. Может, поэтому ей так трудно с мужчинами?
  Катя говорила себе, что в войну и после войны женщины в одиночку растили детей и ничего. Ну ладно девочки. А как вырастить без отца мальчика, чтобы он стал полноценным мужчиной? Риторические вопросы. Катя никому не признавалась, что ее беспокоят эти вопросы, даже бравировала подчас своим одиночеством.
  - Обойдемся без мужчин! - говорили они с Юлькой в компании. - Чем со скандалами да вечными придирками, чем с примером вечного неудачника перед глазами, так уж лучше без него вообще! Сами воспитаем детей как надо.
  Но "как надо" все равно не получалось, и Катя это понимала. У нее много времени уходило на работу, на свою жизнь. Петькой занимались воспитатели в детском саду, мама, ну и сама Катя в свободное время. Одни женщины. И Петька рос спокойным, добрым, послушным, тихим... Общения с отцом было недостаточно, чтобы перевесить женское влияние. Пока ребенок маленький, еще ничего. Но по мере взросления ему необходим будет именно мужской пример, мужское воспитание.
  Катю растила мама, они расстались с папой, когда Кате было всего пять лет. Никакой трагедии, но нехватка отцовской любви и внимания ощущалась всегда. Конечно, "воскресный" папа у нее был. Катя частенько, чего греха таить, пользовалась его чувством вины и выпрашивала то ролики, то велосипед, а потом и компьютер. И деньги на карманные расходы, конечно, регулярно получала. Она привыкла, что где-то есть отец, если что, можно выпросить у него денег на что-нибудь нужное. Наверное, поэтому ждала от Гарика, что он будет чем-то вроде "воскресного папы". Впрочем, он таким и стал для Петьки. Катя невольно вкладывала в голову сына, что всякие удовольствия - это по части папы, проси у него. Разве это дело? Хотя на Катину зарплату и мамину пенсию особо не разгуляешься.
  Традиционная семья не вчера была придумана, значит, это самая оптимальная форма супружества. Почему же сейчас так сложно стало сохранить ее? Наверное, потому что люди не готовы отдавать, идти на уступки, делать шаги навстречу, искать общий язык? Это ведь труд - терпеть рядом не идеального человека, да не просто терпеть, а любить его и стараться прощать, понимать, принимать его ошибки. Кате казалось, что она совсем не приспособлена для этого...
  Людмила Алексеевна собралась домой. На прощанье она потрепала по голове Петьку, замершего перед телевизором. Малыш был поглощен передачей "Спокойной ночи, малыши".
  - Катя, ему нужно больше двигаться. Надо отдать его в спорт какой-нибудь, - сказала мама, одеваясь в прихожей.
  Катя давно об этом задумалась, да и Гарик неоднократно напоминал: "Парню без спорта никуда!"
  - Ты будешь возить его на занятия? - спросила она маму. Получилось грубовато.
  Людмила Алексеевна погрустнела:
  - Ты знаешь, мне уже тяжело. Роди ты его хотя бы лет десять назад...
  Катя знала, что маме не справиться с Петькиными спортивными проблемами.
  - Ну вот видишь. Пойдет в школу, что-нибудь придумаем, - примирительно сказала она. - На худой конец, найдем ему гувернера.
  - А что, разве сейчас бывают гувернеры? - удивилась Людмила Алексеевна.
  - Сейчас все есть.
  - Я не слышала об этом.
  - Если нет, значит, будет, - заключила Катя.
  Петя подбежал поцеловать бабушку и вернулся поскорее к телевизору.
  - Приедешь, позвони, - привычно напутствовала Катя маму.
  - Да, да, конечно!
  Когда дверь за Людмилой Алексеевной закрылась, Катя опять подумала, что пора снова съезжаться с мамой. Ей плохо одной, она скучает по Петьке, по дочери. Однако не желает и слушать о переезде к ним.
  - Тебе надо устроить свою судьбу, - твердила мама. - А с таким приданым, как престарелая теща, может и не получиться.
  Еще она утверждала, что ей нужен покой, а какой с ними покой? Людмила Алексеевна еще не была стара, ей всего-то шестьдесят три года. К тому же жить с ней вместе Катя боялась: они часто ссорились, были недовольны друг другом, требовательны сверх меры. Маме казалось, что дочь неправильно живет, неправильно воспитывает сына. Она постоянно говорила о том, что Кате надо выйти замуж. Будто это единственный смысл жизни и формула счастья! Катя так давно живет одна, что и не представляет, как по-другому бывает.
  Она часто воображала, как бы было, живи они с Гариком одной семьей. Складывалась вполне удобоваримая картина. И что ж получается: Гарик - единственный, с кем она могла бы жить в браке? Не хотелось в это верить...
  Перед сном Катя открыла книгу Татаринцева, легко погрузилась в чтение. Это был роман-исповедь с едва различимым сюжетом. Даже не исповедь, а выворачивание наизнанку всех внутренностей автора, посвящение читателя во все его физиологические и, в первую очередь, сексуальные проблемы. После лимоновских откровений такие романы уже не в новинку. В последнее время они расплодились в изобилии. Мат, эпатаж, балансирование на грани, за которой возникает омерзение и отторжение. В Юриной книге были все эти признаки современного постмодернизма.
  Катя много читала и скучной реалистической литературе предпочитала литературу постмодернизма с ее неукротимой фантазией и сильным эмоциональным воздействием на читателя. Современные авторы блистали оригинальностью и будто соревновались, кто выдумает наиболее яркий, не похожий ни на что сюжет, сильнее шокирует натуралистическими или сюрреалистическими подробностями.
  Юра тоже стремился поразить, болезненно задеть читателя, расковырять гноящиеся душевные раны и выставить их напоказ. Юлька называла эту литературу "блевотиной", но тоже читала с интересом. Неожиданные идеи, удивительные находки, ни на что не похожие персонажи, чаще даже не человеческого происхождения, например, клоны, детища Франкенштейнов всякого рода, будоражили ее фантазию. Конечно, у Юры в романе еще задавались вечные русские вопросы: есть ли Бог, в чем смысл жизни, что есть истина. Его герой, пьяница и распутник, проходил свои круги ада в поисках ответа на эти вопросы. Ответа, естественно, не находил.
  Кажется, Сомерсет Моэм писал, что человек открывается в своих трудах. Какую бы маску он не придумал себе и как бы не свыкся с ней, в своей книге или в своей картине человек наг и беззащитен. Юра открывался в книгах как человек тонкий, сложный, с кучей давних, еще детских комплексов. Но что просто било в глаза - это какое-то космическое одиночество героя, а значит, его самого. Конечно, герой биографичен, по-другому в такой литературе не бывает. Он циник, отчаявшийся холостяк, умный и злой. Однако за гусарской бравадой героя, его нарочитым самообнажением, за блеском интеллектуального стиля и виртуозным матом скрывался потерянный мальчишка, как из "Питера Пэна". И это трогало Катю необыкновенно.
  Зачитавшись, она опять поздно легла. Хорошо, что назавтра был выходной. Засыпая, Катя вспомнила, что Гарик обещал Петьке катанье с горки на санях. Но это только после обеда...
  
  Глава 7
  Саша
  
  Однако где-то в полдень Гарик позвонил и сообщил, что не сможет приехать. А Петька с утра уже говорил только о папе, который приедет и поведет его в парк кататься с горки. Это мука - разочаровывать ребенка, не оправдать его ожиданий. Видеть, как гаснет радость на его лице, как наполняются слезами его огромные глаза. Ребенок ведь не поймет, если объяснять ему про слово "надо".
  - Ты сам ему скажи об этом! - сказала Катя и, не слушая протестующие возгласы Гарика, дала телефон Петьке.
  Сама ушла на кухню, чтобы ничего не видеть и не слышать. Через минуту мальчик пришел, чтобы вернуть мобильник. Он не плакал, крепился. Видно, Гарик взял с него слово, что не будет плакать. Однако подбородок Петьки дрожал, когда он проговорил:
  - Папа очень занят. Мы не поедем кататься с горки.
  Катя отвернулась к окну, чтобы самой не расплакаться.
  - Ничего, - бодро произнесла она, справившись с минутной слабостью. - А мы пойдем сейчас без него кататься. Пойдем?
  - Пойдем, - согласился Петька без энтузиазма.
  Конечно, ему хотелось увидеть папу, с папой пошалить, побеситься, как они это делают обычно.
  Катя не выспалась из-за раннего подъема сына. У нее были планы на этот день, с ними пришлось распроститься. Она злилась на Гарика, но Петька тут ни при чем. "Надо поставить все точки над i в наших отношениях", - очередной раз подумала Катя. Сколько раз она уже намеревалась это сделать: порвать с ним раз и навсегда и не питать иллюзию, что у них семья
  И, в конце концов, это положение унизительно для самой Кати. Но поставить точку и потерять Гарика навсегда Катя не могла решиться. Еще всякий раз все упиралось в Петьку. Лишить его общения с отцом, пусть не постоянного, но общения, было выше ее сил. Катя надеялась, что интернет-знакомство поможет: послужит клином, которым вышибают клин. Но пока что-то не получалось выбить. Бессилие, отчаяние периодически душили Катю, неясность положения мешала ей жить.
  Снова зазвонил мобильник, она взяла трубку во взвинченном состоянии. Звонила Юлька.
  - Кать, мне звонила Сомова, просит найти вписку Сашке Федорову. Ты помнишь его?
  - Да, конечно. Все-таки староста группы, - ответила Катя.
  - Ну вот, он сейчас в Москве. Позвонил Коршикову, тот Сомовой, а она - мне. Ты сама понимаешь, в моем бардаке разве можно поселить нормального человека?
  Юлька жила с дочкой, мамой и братьями.
  - Вот я и решила спросить у тебя.
  - А надолго ему надо? - поинтересовалась Катя.
  Она редко принимала гостей, почти никогда, если честно. Гарик своих друзей предпочитал принимать в холостяцкой "берлоге".
  - На пару дней, кажется. Недолго. Так что? Сможешь пустить к себе?
  Катя подумала, что Гарик захочет прийти, если у нее остановится Федоров. Он всегда относился к нему с интересом и уважением. Да и самой Кате захотелось повидаться с Сашей, она столько интересного слышала о нем. Спортсмен, владеет боевыми искусствами, как и Гарик. Недолго, но воевал в Чечне.
  - Хорошо, скажи ему, пусть приезжает. Или дай мне его номер, я позвоню.
  - Я не знаю его мобильного и не уверена, что он им пользуется, - ответила подруга.
  - Как это? - удивилась Катя. - Кто в наше время не пользуется мобильным телефоном?
  - Видишь, всякое бывает! - Юлька явно торопилась поскорее решить проблему. - Хорошо, Кать. Я сообщу Сомовой, а уж она по цепочке дальше передаст.
  - Только мы сейчас с Петькой уйдем ненадолго, - предупредила Катя. - Пусть к вечеру подъезжает.
  Попрощавшись с Юлькой, Катя подумала и набрала номер Гарика.
  - Слушай, без предисловия начала она, - у меня сегодня будет ночевать Саша Федоров.
  - Сашка? - радостно откликнулся Гарик. - А почему у тебя?
  - Я пригласила, - ответила Катя, не вдаваясь в подробности. - Ты приедешь?
  - Да, обязательно. Но не раньше десяти.
  "Значит, Петька его не увидит", - грустно подумала Катя.
  - Петь, ты собрался? - встряхнувшись, крикнула она сыну. - Давай поторапливайся, а то мало времени останется на прогулку. Завтра же в садик, надо будет приготовиться, помыться.
  Петька играл в солдатиков, ожидая маму, и тут он поспешил одеваться.
  Они катались в парке, пока совсем не стемнело, а Кате еще нужно было купить продуктов на ужин. Когда они, зайдя в магазин, возвращались домой и подходили к подъезду, от детской площадки к ним двинулась темная фигура.
  - Катя! - окликнул ее мужской голос.
  Катя остановилась у двери и обернулась, почему-то крепко стиснув ладошку Петьки. Высокий широкоплечий мужчина в длинном темном пальто и необычной черной шапке подошел к ним.
  - Здравствуй, Катя.
  С большим трудом она узнала в этом бородатом богатыре Сашу Федорова.
  - Саша?
  - Да.
  - Ты уже приехал, - смутилась Катя. - Я думала, позже будешь...
  - Мне Слава Коршиков объяснил, как тебя найти. У него одного, кажется, не изменился номер телефона.
  Они вошли в подъезд.
  - И давно ждешь? - открывая дверь ключом, спросила Катя.
  - Нет, замерзнуть не успел. - Он улыбнулся какой-то необыкновенной улыбкой.
  Катя посмотрела на него, пытаясь понять, что так поразило ее. Выражение лица, глаза. Включив свет в прихожей, она еще раз посмотрела на Сашу. Он всегда был красив удивительной, одухотворенной красотой. И сейчас его не портили ни годы, ни густая черная борода. Однако теперь его глаза лучились необыкновенным светом. Катя просто была ослеплена. Она еще больше смутилась, буркнула:
  - Раздевайся, проходи, - и взялась помогать Петьке снимать непромокаемый комбинезон.
  Когда она подняла глаза на гостя, от неожиданности на миг остолбенела. Саша снял пальто и остался в ...черной рясе. Под шапочкой оказались длинные вьющиеся волосы, собранные простой черной резинкой в хвост.
  - Ты священник? - спросила Катя, справившись с оторопью.
  - Иеромонах, - мягко поправил Федоров. - Отец Родион.
  - А что такое иеромонах?
  - Монах, который может служить в церкви как священник.
  Катя не могла понять, почему чувствовала раздражение и разочарование.
  - Проходи. Сейчас я приготовлю ужин, поедим.
  Саша, или отец Родион, стал знакомиться с Петькой, который насупился и был неразговорчив, как всегда при встрече с незнакомыми мужчинами. Однако Федоров не смутился, он пошел вслед за ним в детскую комнату.
  Пока Катя готовила ужин, Саша принял душ и окончательно подружился с Петькой. Катя решила определить его на ночевку в Петькиной комнате. Закатили туда кресло, которое раскладывалось в кровать. Они поужинали, Катя искупала Петьку и уложила его спать. Отец Родион вызвался сам почитать ему сказку на ночь.
  Они толком и не поговорили, не получилось, а у Кати возникло столько вопросов к нему. Саша тоже с неподдельным интересом приглядывался к ее жизни, к ней самой. После душа, с мокрыми волосами по плечам он был потрясающе красив. Прямой благородный нос, решительно сжатые губы четких очертаний, а глаза... Катя даже боялась смотреть в них. Он мало говорил, но смотрел пытливо, внимательно, будто прямо в душу заглядывал. Саша был атлетического сложения, но при этом худой и гибкий.
  Катя поначалу с недовольством подумала: "Наверное, он постится, мяса не ест, того-сего. Что готовить?" А вот Гарик не мыслил еды без мяса, поэтому Катя оказалась в затруднении. Она все же приготовила тушеную говядину, сварила картошку, цветную капусту, обжарила ее в сухарях, порезала салат из свежих овощей.
  Саша определенно был голоден, но ел без жадности. Катя не знала, спрашивать ли его о мясе и, махнув рукой, положила ему на тарелку всего понемногу. Федоров съел все и поблагодарил. Он, конечно, перед едой замер, мысленно помолившись, но Катю не стал принуждать к тому же. И не искал нарочито в углу образов, просто замер на несколько секунд и приступил к трапезе. Это Кате понравилось. Она подсознательно уже была готова воспротивиться назидательному давлению. Со спокойной душой она позволила Саше побыть с Петькой перед сном.
  Гарик явился в половине одиннадцатого. Как всегда, он приволок кучу пакетов со всякими деликатесами, сунул Кате бутылку коньяка. Отец Родион вышел гостю навстречу, они обнялись. Гарик с интересом рассматривал Федорова, даже потрогал его рясу.
  - Ну, ты даешь! - восхищался он. - Уважаю.
  Потом заторопился:
  - Кать, ты давай на стол покидай чего-нибудь! Жрать хочется, мочи нет!
  Он нырнул в ванную, потом заглянул к Петьке, посмотрел на него спящего, поцеловал. Саша помогал Кате снова накрывать стол на кухне, она разогрела ужин, чтобы покормить Гарика нормальной едой. Наконец, мужчины уселись возле стола на уютной Катиной кухне.
  - Тебе можно? - поинтересовался Гарик, отвинчивая коньячную пробку.
  Саша улыбнулся:
  - Наливай.
  Гарик разлил коньяк по рюмкам.
  - Кать, садись, - скомандовал он. - Выпьем за встречу. Бывает же такое! Как в старые добрые времена! Студенческие.
  - Ну, такой коньяк мы не пили, - с улыбкой возразил отец Родион.
  - Где там! - поддержал Гарик.
  - Игорь, мне рассказали, что ты участвовал в чеченской войне? - спросил неожиданно Саша, когда они выпили по рюмке и Гарик набросился на еду, будто не еле неделю.
  - Да какая война, Сань! - ответил он, снова разливая коньяк по рюмкам, и произнес раздельно: - Это была контртеррористическая операция. Если б война!..
  Игорь не договорил, но выражение его лица красноречиво дополнило фразу.
  - А ты? Где был? Как жил?
  - Я тоже успел побывать в Чечне, - коротко ответил Саша.
  - Это после нее ты?.. - Гарик кивнул на рясу.
  - Нет, чуть раньше. А в Чечню возил гуманитарную помощь выжившим там православным.
  Игорь нахмурился, лицо его снова приобрело жестокое выражение.
  - Гарик, - напомнила о себе Катя, - мы же договорились, что ты больше не вспоминаешь...
  - Слушай, не называй меня этой дурацкой кличкой! - вдруг рявкнул он. - Я давно уже не студент сопливый, если ты не заметила.
  - Хорошо, прости, - голос Кати зазвенел металлом. - Ты больше не Гарик, ты Орлов. Игорь.
  - Ладно, не сердись. Не знаю, чего я... - спохватился Орлов.
  Саша сочувственно наблюдал за ними
  - Расскажите мне о ребятах, - переменил он тему. - Кто где сейчас? Чем занимаются?
  - Мы с Юлькой работаем вместе в анимационной студии, - начала Катя.
  - Что-то снимаете? - спросил Саша.
  - Ну да, для телекана N-ТV делаем в 3D выпуски передачи о звездах шоу-бизнеса.
  Катя сказала и подумала, как это, должно быть, далеко от Федорова и непонятно ему. Однако он слушал внимательно, не морщился и не кривился осуждающе.
  - А кто-нибудь подвизается как биолог, по специальности?
  - Из нашей группы никто, - ответил Игорь. - А где работать? НИИ все позакрывались или на ладан дышат. В школу идти биологию преподавать?
  - А если в школу? - подзадорил отец Родион. - Разве не достойное применение своих сил?
  - Кому как, - пробормотал Игорь. - Очень это благородно - натаскивать школьников на ЕГЭ. Больше, по-моему, в школе ничем уже не занимаются.
  - Это зависит от учителя, - возразил Саша. - Сейчас ведь нет никаких идеологических установок: учите на здоровье всему, чему сами научились.
  Игорь задумался. Катя почувствовала, что пьянеет. Ей захотелось поговорить с о. Родионом, этим красивым, спокойным человеком, уверенным, что знает, как надо жить.
  - Знаешь, я как-то забрела на фотовыставку, очень давно, еще девчонкой была. Там выставлялись фотографии Соловецкого монастыря. Монахи все молодые, здоровые, красивые. Я тогда подумала со злостью: вот они где скрываются! Душу свою спасают, а тут, в миру, женщины бьются одни, растят в одиночку детей, выживают, как могут! Время тогда было не очень спокойное, дефолт, то-се. Получается такое вот дезертирство! Что же нам-то делать, в миру?
  Саша смотрел на нее с легкой улыбкой и молчал. Игорь допил из рюмки коньяк, ответил за него:
  - Вот вы, женщины, всегда так! Дальше своего носа не видите. Есть же вещи важнее, чем ваша житейская хлопотня!
  - Даже важнее, чем дети? - агрессивно удивилась Катя.
  - Выше всего, - сурово ответил Игорь. - Причем тут дети? Женщина должна вить гнездо, хранить очаг и заниматься детьми. А у мужчины - война, духовный труд, молитва. За вас, за детей.
  - Высоко! - иронично ответила Катя. - Значит, мы ползаем по земле, а вы в духовных высях подвизаетесь? Нас спасаете? А за кого нам замуж идти? С кем детей растить?
  Игорь рассерженно умолк, не зная, чем возразить. Он вопросительно смотрел на Сашу, однако тот не спешил ввязываться в их спор.
  - Ты не был женат? - спросила тогда Катя, обращаясь к Саше.
  - Нет. Собирался, но Господь не благословил.
  Катя помнила, что в университете в Федорова перевлюблялись все девчонки с курса, но у него были долгие, постоянные отношения с девушкой младшего курса.
  - И после первой неудачи - сразу в монахи? - усмехнулась пьяная Катя.
  Игорь неистово посмотрел на нее, но промолчал. А Саша не обиделся, он доброжелательно ответил:
  - Нет, не сразу. Это не связано. Я случайно оказался в Псково-Печерской обители и обрел свой путь.
  - Ты понимаешь, на свете столько всякого дерьма! - вдруг вскипел опять Игорь. - Кто-то ведь должен этому противостоять? Кто напомнит зажравшимся, оборзевшим, что есть еще что-то кроме их корыта? Кроме их шкурных интересов?
  - Какое еще дерьмо? - устало поинтересовалась Катя. - Ты опять про Чечню? Ну, так это война, там все понятно.
  - А что, в мирное время нет подонков? Мы как-то, лет восемь назад, стояли в оцеплении вокруг завода, не давали вывести радиоактивные отходы. Встали в круг, приковались друг к другу наручниками, ключи выбросили. Ну, памперсы поднадели, понятно, Так вот менты напоили местных отморозков, дали им денег и натравили на нас. Мы ведь не могли ответить, не могли даже в морду дать: руки скованы... Да что, мало что ли, примеров в наше время, когда торжествует хамская сволочь? Так вот, должен им кто-то сказать, что они подонки.
  Саша улыбнулся этой прочувствованной тираде, похлопал Игоря по плечу.
  - Помните у Достоевского: "Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей"? В каждом из нас эта борьба происходит.
  Катя устала, глаза слипались, она попрощалась с гостем, ушла спать. Наутро нужно было Петьку в сад отвести и ехать на работу. Часа в три она встала в туалет, вышла, набросив халатик, на кухню. Игорь и Саша все еще сидели и оживленно беседовали.
  - Разбудили? - виновато спросил Саша. - Мы, наверное, шумим?
  - Нет, я сама... - сонно ответила Катя, наливая в стакан воды из фильтра.
  - Кать, мы сейчас уйдем, не будем шуметь, - заявил пьяный Орлов.
  - Куда это вы уйдете ночью? - удивилась Катя.
  Игорь махнул беззаботно рукой и чуть не уронил на пол пепельницу. Он прокурил всю кухню за эти несколько часов, и как только о. Родион стерпел.
  - Возьмем такси, я отвезу Сашку к себе, - сообщил Орлов. - Машину потом заберу. Прощайтесь.
  Катя пожала плечами:
  - Что ж, всего доброго, Саша. Всегда рада тебя видеть, приезжай еще.
  Саша неожиданно встал во весь свой гигантский рост, перекрестил Катю, благословляя, и поцеловал в лоб, как ребенка. Если б она не была такой сонной, то, наверное, безмерно смутилась бы.
  Наутро, когда она с трудом разодрала глаза под назойливые трели будильника и вышла на кухню поставить чайник, там никого уже не было. Со стола все убрано, посуда аккуратно составлена в мойку. "Саша", - ласково подумала Катя. Игорю бы и в голову не пришло убрать за собой.
  
  Глава 8
  На выставке
  
  Дня через три позвонил Юра Татаринцев и пригласил на выставку.
  - Кать, ты приходи восьмого на Кузнецкий, где ЦДХ, знаешь?
  - Да, найду, - с готовностью отозвалась Катя. - А время?
  - В семь открытие. Ну, фуршет там, выпивка.
  - А ты там будешь? - поинтересовалась Катя, не заметив, что впервые назвала его на ты.
  - Конечно. Увидимся.
  Катя успела забыть о нем, так поглощена была впечатлением от появления Саши Федорова. Игорь увез его, и больше Катя не видела и не слышала ни того ни другого. Работа закрутила, голова была занята делами. Только полчаса обеденного перерыва, когда можно было немного поболтать с Юлькой, обменяться новостями.
   Юлька тоже дважды съездила на свидания, познакомившись на сайте знакомств, и оба раза осталась довольна. Однако продолжения эти едва наметившиеся отношения не получили. Никто ей не позвонил больше и не предложил встретиться. Чем-то они отпугивали мужчин. Возможно, излишней самостоятельностью, независимостью, самостью. Что делать, в тридцать семь лет уже не переделаться...
  - Нет, Кать, надо с этим что-то делать, - говорила Юлька, попивая кофе на кухне офиса.
  - Ты можешь себя изменить так, чтобы забыть о своем деле, опыте, социальном статусе? - усмехнулась Катя. - Им нужны няньки, сиделки, мамочки...
  Она вздохнула, мысленно добавив: "Только не Гарику и не Саше Федорову. Но и мы им тоже не нужны..."
  - Не скажи, - возразила Юлька. - Я же не собираюсь выходить замуж. Мне нужен партнер, приятель, для досуга и постели, естественно. На флирт без обязательств готовы очень многие, надо только им дать понять. А у меня не получается, они все такие пугливые.
  - Может, одеваться по-другому? - размышляла Катя. - Женственнее, что ли.
  Она, конечно, сразу рассказала Юльке о Саше Федорове. Та, мало сказать удивлена, потрясена была:
  - Федоров - монах?! Это все равно что я - институтка.
  Что касается Гарика, Юлька всегда говорила одно и то же:
  - Дохлый номер. Бросай его, пока еще не совсем поздно. Ты же понимаешь, что вы люди с разных планет.
  Что-то такое она знала про него, чего не знала Катя. И наоборот.
  Катя едва не забыла о выставке. Хорошо, Юра догадался все же напомнить ей в день открытия. Она успела договориться с мамой, что та заберет Петьку из сада и побудет с ним, покормит ужином, уложит спать, если Катя задержится. Она решила позвать с собой Юльку, и сразу после работы они, оставив машины у офиса, отправились на Кузнецкий.
  Приехали почти вовремя. Народ уже толпился в залах с картинами, попивая из бокалов шампанское. Катя и Юля взяли с накрытых столов по бокалу и двинулись осматривать картины. Какой-то юркий фотограф подскочил к ним:
  - Девушки, постойте вот здесь!
  Они обернулись, чувствуя себя неловко, но фотограф крутился возле них, ища нужный ракурс, и щелкал фотоаппаратом со вспышкой. Почему-то, где бы они ни появлялись, их начинали снимать. Однажды шли вдвоем по улице: с одинаковыми короткими прическами, в белых блузках и черных штанах-галифе, к ним подошел молодой мужчина с камерой.
  - Позвольте вас сфотографировать! Я снимаю для сайта об уличной моде.
  Они засмеялись и позволили щелкнуть несколько кадров. Фотограф благодарил:
   - Потом вы сможете посмотреть свои фото на сайте, вот по этому адресу. - Он подал Кате визитку.
  И действительно, они потом нашли в интернете свои фотографии среди прочих в альбоме об уличной моде.
  Подруги недолго искали виновника торжества. Он стоял в центре самого большого зала возле микрофона. На голове все та же бандана, а на плече сидел пестрый попугай. Юра читал стихи.
  - Вот он, Юрий Татаринцев, - сказала Катя подруге.
  - А он ничего! - оценила Юлька. - Симпатичный.
  Кате хотелось подойти поздороваться, но Юра продолжал свой перформанс с попугаем.
  - Ну, давай хоть посмотрим картины, потом подойдем к нему, - предложила она. - Мне они, кажется, нравятся.
  Они отправились бродить по залам в созерцании. Кате творчество Татаринцева нравилось все больше. Ей было уютно среди его полотен, картины были ей понятны, хотя многие из них не имели сюжета и выглядели как нагромождение цветовых пятен. Юлька пожимала плечами, разглядывая их. Очевидно было, что она ничего не понимает, картины ее не трогают. Это удивительно, ведь они с Катей всегда читали одни и те же книги, любили одни и те же фильмы, одевались в одном стиле.
  - Давай поедим, что ли, - шепнула Юлька, уже утомленная пестротой, обступавшей их со всех сторон.
  Катя не возражала. Когда они вернулись к столам, там почти ничего не осталось. Успели схватить по бутерброду с семгой, взяли еще по бокалу шампанского. В центре зала у микрофона сменялись художники, искусствоведы, критики. Они говорили комплименты фигуранту, заводили умные рассуждения об искусстве, но в основном беззастенчиво льстили, как показалось Кате. Впрочем, она с легкостью соглашалась с выступающими, признавая талант и оригинальность художника.
  Наконец появилась возможность подойти к Юре. Вокруг него толпился народ. Он выпивал с кем-то, кивал в разные стороны, указывал на отдельный стенд, где были выставлены на продажу его книги. Посетители выставки покупали его романы, а потом шли к Татаринцеву за подписью. Юра, придерживая попугая, который недовольно покрикивал, склонялся над книгой и ставил автограф.
  - Купи себе книгу, подойдем к нему, - предложила Катя.
  Юлька пожала плечами, но книгу купила. Они улучили момент, когда Юра освободился на секунду, и подошли.
  - Юра, привет! - сказала Катя. - Я пришла с подругой. Это Юля.
  Юра галантно поцеловал Юльке руку:
  - Очень приятно.
  Поцеловал и Катину руку, чего она не ожидала.
  - Ну как? - спросил Юра неопределенно, подписывая книгу.
  - Мне очень нравится! - опережая Юльку, ответила Катя.
  Его опять окликнули, и Татаринцев отошел, бросив подругам:
  - Девчонки, вы не уходите пока. Все разойдутся, посидим, выпьем!
  Юлька решительно сунула книгу в сумку, спросила:
  - Ты хочешь остаться?
  Катя пожала плечами.
  - Если хочешь, уйдем.
  Они еще немного походили по выставке. Юра занимал гостей, острил, дурачился, дразнил попугая, на что тот недовольно ворчал. Юльке наскучило бродить по залам среди непонятных ей картин и незнакомых людей.
  - Может, пойдем? - спросила она Катю.
  - Ну, пойдем, - неуверенно ответила та.
  Подруги направились к выходу, однако Юра окликнул их у дверей.
  - Девчонки, вы куда?
  - Вы извините, нам пора, - заявила Юлька.
  Татаринцев взглянул вопросительно на Катю:
  - Ты тоже спешишь? Я думал...
  Катя вдруг решилась:
  - Нет, я еще побуду здесь. Ничего?
  Юлька неопределенно подняла брови.
  - Тут, кажется, надолго, - сказала она, указывая на гостей, которые пили и общались, никуда не торопясь.
  Юру уже тащили приятели, требуя разделить с ними тост.
  - Остаешься? - еще раз спросила Юлька. - Я ничего, прекрасно сама доеду, а ты-то как? Наверное, все поздно закончится.
  - Ничего, доберусь. Такси вызову.
  Юлька пожала плечами и направилась к гардеробу.
  - Завтра не опаздывай, мать! - напомнила она подруге.
  Катя кивнула ее спине. Проводив Юльку взглядом, она вернулась в зал и стала разглядывать картины снова. Она не любила с кем-то ходить на выставки, потому что невольно смотрела через призму восприятия сопутствующего ей человека. Так получалось, непонятно почему. Может быть, потому, что она сама не очень устойчивая в своих суждениях и мнениях? На нее влияет то, как реагируют люди на фильм, книгу или картину. А сама Катя не всегда решается свои впечатления обнародовать. И не только потому, что бывает зависима во мнениях. Просто чужой взгляд, чужие эмоции ей мешают.
  Присутствие Юльки, не понимающей живописи Татаринцева, не давало Кате погрузиться в этот причудливый, фантастический мир его картин. Теперь Катя, отрешившись от всего происходящего вокруг, стала снова бродить по залам с совершенно новым чувством.
  Образ героя из книг Юры дополнял его живопись. В его разомкнутом, разъединенном мире было много чувства, страсти, муки, терзания. И много детского, обиженного, одинокого. "Он совсем юный, "потерянный мальчишка"", - думала Катя. Его живопись будоражила, потрясала чуткую Катю, появилось желание самой написать что-нибудь.
  Она давно забросила свои живописные опыты. Еще тогда, когда занималась кустарщиной в виде матрешек и расписных досок. И Кате не хватало этого выплеска цвета, не хватало средства высказать какие-то образы, мучающие ее в снах, в мечтах... Катя забыла о времени, думая о том, что она могла бы сама написать эти картины, только Юра опередил ее. А ведь она сумела убедить себя, что живопись - не ее призвание, и даже не пыталась вспомнить о холстах и красках! Только изредка, когда попадала на художественную выставку, что-то просыпалось в ее душе, потом ныло так противно, нудно. Постепенно ноющее чувство проходило, снова все забывалось до нового напоминания.
  Деятельность Кати была далека от творчества, хоть и касалась процесса создания анимации. По сути, Катя была офисным работником, возилась с бумажками, составляла отчеты на компьютере, осуществляла администрирование. Однако сказать, что она была недовольна работой, нельзя. Ей комфортно с Юлькой. Всегда можно договориться об отпуске, Юлька поймет, если возникнут трудности с Петькой. Ну и причастность к созданию анимационных фильмов тоже как-то грела. Пусть чужое творчество, но и ее труд, Кати, сюда вложен.
  И вот Юра напомнил ей о ней самой, забытой, загнанной куда-то вглубь и придавленной бытовым, каждодневным...
  - О, хорошо, что ты не ушла! - услышала она за спиной.
  Очнувшись от глубокой задумчивости, Катя оглянулась вокруг и увидела, что залы опустели. Только возле столов еще топтались несколько человек в неутолимой жажде. Сам Татаринцев, без попугая, кажется, уже изрядно набрался, но вполне владел собой.
  - А ты на машине? - бесцеремонно спросил он Катю. - Что-то я устал, забегался сегодня. Встал ни свет ни заря... Знаешь, сколько всяких хлопот связано с выставкой?
  - Не знаю. К сожалению, - ответила Катя. - Я не на машине, но можно вызвать такси.
  - Да, пожалуй, - кивнул Юра. Он с тоской посмотрел на столы. - Надо еще здесь все убрать, нельзя оставлять до завтра.
  - Ну, давай уберем, - предложила Катя. - Есть мешки для мусора?
  - Где-то были, - оживился Юра.
  Катя видела, что он действительно устал и держался только на допинге. Она нашла на подоконнике рулон синих пакетов для мусора, размотала один и стала сбрасывать в него одноразовые тарелки, вилки, стаканчики, пустые бутылки. Дело шло споро.
  Одна из посетительниц выставки, задержавшихся дольше других, взялась ей помогать, время от времени поглядывая на Юру. Катя отметила, что взгляды дамы были весьма заинтересованными. Женщине где-то лет сорок, выглядела ухоженной, успешной, с легким богемным налетом. Красивые волосы уложены на затылке в тяжелый узел, в ушах цыганские серьги-кольца, широкая юбка в этническом стиле, большие цветные бусы из неизвестного материала, похожего на пластилин. Все ей было к лицу и гармонировало с ее крупной фигурой.
  - Юрчик, солнышко, - обратилась дама к художнику. - Что с книжками-то делать? Ты их заберешь с собой?
  Татаринцев посмотрел с тоской на стопки непроданных книг, задумчиво ответил:
  - Да, куда же еще? В мастерскую повезу. Тань, а ты на машине?
  - Я бы не пила, Юр, если б на машине-то, - ответила дама. - За мной муж заедет. Хочешь, отвезем тебя?
  - Я такси вызвала, - вмешалась Катя, хотя еще не звонила.
  - Ну вот видишь, все как-то устраивается.
  Катя посмотрела на Юру и поняла, что он быстро раскисает. Заторопилась. Они собрали мусор со столов, Катя поискала туалет. Нашла на другом этаже. Закрывшись в кабинке, набрала телефон службы такси, оформила вызов. Вернувшись в зал, она увидела, что почти все разошлись, а Юра слушал Татьяну, которая его в чем-то убеждала, доверительно держа за руку. Они поцеловались, и дама ушла.
  Кате показалось, что Юра обрадовался ее возвращению. И тут же раздался звонок ее мобильного: явилось такси. Юра отправил охранника выносить мусорные пакеты, и они поспешили на улицу, где их ждала машина. За ними увязались припоздавшие гости, с которыми Юра не успел пообщаться. Они помогли донести стопки книг и оставшиеся бутылки до такси. Интересная супружеская пара, приехавшая из Питера, художники. Учились когда-то в Строгановке. Он график, она работает по стеклу. Ребята были ровесниками Юры, а то и постарше.
  Все это выяснилось в мастерской Татаринцева, куда они скоро прибыли.
  
  Глава 9
  После веселой ночи
  
  Катя прекрасно видела, что у Юры уже нет сил принимать гостей.
  - Я поеду? - улучив момент, когда занесли книги, спросила она.
  Юра огляделся растерянно и ответил:
  - Я думал, ты поможешь мне тут немного: принять ребят, покормить.
  Первой реакцией Кати было возмущение: уже одиннадцатый час, ей только доехать до дома и лечь спать, завтра рабочий день. Однако она почему-то ответила:
  - Хорошо, скажи, что делать.
  Наташа, гостья, оказалась подвижной и вполне компанейской особой. Она моментально включилась в хлопоты, сгоняла Юру с мужем в круглосуточный магазин за продуктами, накрыла столик. Легко ориентируясь в чужой мастерской, Наташа отыскала нужную посуду, быстро сварганила вкусное мясное блюдо в духовке. Что-то среднее между пиццей и пирогом. Когда все уселись за столик, чуть языки не проглотили, так бесподобны были эти сочные, ароматные кусочки теста с начинкой из мясного фарша, грибов, колбасы, соленых огурцов, зелени и еще чего-то. Катя ничего похожего не ела и не готовила.
  Самой Кате досталась роль ассистента при шеф-поваре, однако это ее не смутило. Готовить она не рвалась: не любила и не очень умела. Раньше все делала мама, потом, когда они разъехались, чаще готовил Гарик. Сама Катя худо-бедно варила Петьке кашу, могла котлеты из готового фарша поджарить, макароны отварить или картофельное пюре приготовить, мясо потушить. Это максимум. У нее не хватало фантазии придумывать какие-то блюда, не интересовали сложные рецепты. Жалко было тратить время на еду, которую готовишь час, а то и два, а съедаешь за две минуты.
  Они еще выпили. Катя с беспокойством смотрела на Юру, однако тот, кажется, оживился. То ли горячая еда прибавила ему сил, то ли открылось второе дыхание. Глаза его блестели, он весело шутил и удачно острил с серьезным выражением лица. Володя, муж Наташи, тоже оказался изрядным остряком, и за столом не смолкал хохот. Будто и не ночь уже. Володя привез с собой гитару и пел приятным низким голосом.
  Катя чувствовала внутренний уют в их компании. Шутки были остроумны и действительно смешны. В обществе умных людей Катя всегда испытывала наслаждение от беседы. А так редко удавалось попасть в такую компанию! И лишней с ними Катя себя не чувствовала.
  Незаметно они просидели до четырех часов утра. Надо было ехать домой, хоть чуть-чуть поспать перед работой. Наташа и Володя днем уезжали в Питер на своей машине, им тоже нужно было выспаться перед дорогой. Не говоря уж о хозяине, который был вторые сутки на ногах. Катя снова вызвала такси. Посидела еще пять минут, слушая песни Володи. Он пел что-то из студенческой юности, из репертуара "Наутилуса", бардовские песни, "Любэ", Трофимова. Голос у него был замечательный. "Надо же, вот на эстраде же нет таких голосов, - подумала Катя, - а тут, вроде бы и не нужно, но какой талант! Талантливый человек талантлив во всем". Это ведь и к Юре относилось. Художник и писатель, пожалуйста...
  Все вышли ее провожать, и ей, малокомпанейскому человеку, это было приятно. Прощались, как старые задушевные друзья, перецеловались, наобещали друг другу с три короба. Юра махнул рукой. Когда она уже сидела в машине:
  - Я позвоню тебе, спасибо!
  Наташа крикнула:
  - Ждем тебя в Питере!
  Катя ехала домой и думала, что со студенческих времен не испытывала такого удовольствия от посиделок с гитарой и спиртным. Вот что значит хорошая компания. Ясно, что завтра очарование пройдет, но сейчас так приятно. И не хотелось вспоминать, что долг Юра так и не отдал...
  Мама, конечно, устроила ей выволочку, почему так поздно приехала.
  - Мама, мне почти тридцать восемь лет! - привычно огрызалась Катя, собирая Петьку в сад.
  - Но у тебя ребенок, ты о чем думаешь? Я пожилой человек, мне нельзя так волноваться!
  - Я же позвонила! - машинально отвечала Катя, у которой и без того трещала голова от недосыпа и выпитого накануне.
  - Ты хоть скажешь, где была? - не отставала Людмила Алексеевна.
  - У знакомого на выставке, а потом в мастерской.
  - Ночью? - возмутилась мама.
  Катя зверем посмотрела на нее:
  - И что? Мы с компанией поехали в мастерскую, там посидели, заболтались. И что?
  Петька не любил, когда они ссорились.
  - Ба-а, - отвлек он бабушку, - а ты с нами поедешь?
  - Нет, деточка, - переключилась Людмила Алексеевна. - Вы с мамой и так опаздываете. Я на метро доеду или на троллейбусе.
  - Поезжай на метро, пробки сейчас по всему Вернадского, - буркнула Катя, выдвигая Петьку из квартиры. - Дверь захлопнешь.
  Работать было тяжело. Голова плохо соображала, без конца приходилось переделывать документы. Катя пила много кофе, чтобы не уснуть, и к вечеру ей стало совсем плохо. "Нет, с моим образом жизни не совместимы ночные мероприятия. Как еще вечер прожить?" Конечно, Юлька могла отпустить, но Катя не решилась оставить ее одну. Ведь Юльке придется работать и за нее, за Катю. Нехорошо. Решила отсидеть до конца. Жаль, отдохнуть не удастся, пока Петька не уснет.
  И тут вдруг позвонил Гарик. Игорь.
  - Что-нибудь случилось? - спросила после приветствия Катя.
  - Сашку сегодня проводил, - с грустью сообщил Орлов.
  - Как, только сегодня? - удивилась Катя. - Он же на один день приезжал.
  - Задержался, - как всегда, не объясняя ничего, ответил он.
  Помолчали. Катю вдруг осенило:
  - Может, ты сегодня Петьку заберешь, побудешь с ним? Мне надо немного поспать.
  На удивление, Гарик согласился.
  - Конечно. Я поеду за ним прямо сейчас.
  С Игорем явно было что-то не так, Катя это чувствовала.
  - Так что же случилось? - спросила она.
  - Ничего не случилось, - ответил Орлов. - Не выдумывай. Пока. До вечера.
  - Только приведи его не позже девяти! - напутствовала Катя, зная, что это бесполезно.
  Каково же было ее изумление, когда вечером Игорь привез Петьку ровно в девять, да еще остался на ночь. Он давно не оставался, поэтому Катя так удивилась. Орлов был печален и просветлен. Они вполне по-семейному искупали Петьку и положили спать. Игорь почитал ему перед сном.
  Катя успела подремать пару часиков после работы, поэтому была в состоянии высидеть вечер. Она заварила чай, налила себе в любимую чашку и сидела на кухне, раздумывая, что же все-таки случилось с Орловым. Когда ребенок уснул, Игорь пришел к ней.
  - Чай будешь? - спросила Катя.
  - Давай.
  - Может, ты есть хочешь? - спохватилась она.
  - Нет, мы с Петькой поужинали в кафе.
  - То-то он отказался от гречневой каши.
  Они посидели молча. Катя не знала, о чем говорить, с чего начать. Она так давно воспитывала себя в отказе от всяких надежд, связанных с Орловым, что теперь терялась. Игорь был необычайно тих, задумчив.
  - Что же все-таки с тобой произошло? - наконец спросила она.
  - Ты о чем? - не понял Игорь.
  - Я просто тебя не узнаю.
  Он пожал плечами и отвернулся. Чужой человек, с которым уже не о чем говорить.
  Катя никогда не смотрела телевизор, но теперь включила. Если бы не Игорь, она бы занялась хозяйственными делами или почитала книжку. Давно ее дожидается роман К. Исигуро. Однако Орлов так давно не оставался у нее, что это драгоценное время с ним жалко было тратить на что-то другое.
  Катя стала рассказывать о Петьке, показала его последние рисунки. "Неужели нас совсем ничто не связывает, кроме ребенка?" - думала она, глядя на мужчину. Впрочем, этот вопрос Катя задавала себе всякий раз при встречах с Игорем.
  - Ты остаешься? - спросила она на всякий случай.
  - Остаюсь, - кивнул Орлов. Сказано это было как-то значительно.
  - Где тебе постелить? - Катя постаралась произнести вопрос как можно безразличней.
  - Где хочешь, - дернул он плечом.
  "Что ж, если где хочу, то будешь спать в гостиной на диване".
  У Кати от родителей досталась трехкомнатная квартира на Ленинском проспекте. Неплохая квартира в "сталинке": все добротное, основательное. Кухня довольно просторная, раздельный санузел, высокие потолки. Когда мама съехала, Катя залезла в долги и сделала хороший ремонт. Обновила всю сантехнику, поставила фильтры для воды, водные счетчики. Комнаты оформила по своему вкусу. Полностью заменила всю мебель, текстиль, и теперь жилье ей нравилось, стало своим. Они с Петькой занимали по комнате, а просторная современная гостиная предназначалась для гостей. Если мама оставалась ночевать или Юлька. Вот и Игорь, в конце концов. Диван был удобный, угловой, знаменитой итальянской фирмы.
  Орлов помог ей его разобрать.
  - Тебе завтра на работу? - спросила Катя.
  - Да, как всегда, - ответил Игорь.
  Это значило, что сейчас он пойдет в душ, потом ляжет спать, немного посмотрев новости по телевизору. Вид Гарика был измученный, особенно ближе к ночи.
  Все пошло по плану. Он вышел из душа завернутым в полотенце. Заглянул в комнату Кати, попросил:
  - Развесь, когда достираются, мои шмотки, ладно?
  У Кати дома почти не осталось его вещей. Он уже успел сунуть в машину всю одежду, чтобы освежить назавтра. Спать же Игорь предпочитал совершенно голым.
  - Хорошо, - ответила Катя, оторвавшись от романа Исигуро.
  Игорь давно затих на диване, когда она захлопнула книгу и вышла из комнаты. Развесив его вещи на сушилке, Катя заглянула в гостиную. Орлов спал, не выключив телевизора и торшера. Катя потянулась к выключателю и вдруг присела возле спящего мужчины. Она рассматривала до мелочей изученное, непривычно спокойное лицо и прислушивалась к себе. Он по-прежнему был притягателен и красив. Это смущало. Глубоко вздохнув, Катя поднялась с дивана.
  Вернувшись в свою комнату, она выключила там свет и вернулась в гостиную. Щелкнув пультом и кнопкой торшера, она скинула халатик, оставшись в тонкой ночной рубашке, нырнула к Игорю под одеяло. Игорь во сне подвинулся, давая ей место, но не проснулся. Он даже не обнял ее, как раньше бывало. Может, он вовсе не спал? Полежав возле Гарика без движения, Катя поняла, что ей не уснуть. Она осторожно встала и ушла в свою комнату.
  "Не понимаю, зачем он пришел? - думала бессонная Катя. - И зачем остался? Ну, пообщался с сыном, да и хватит. Почему он остался?" Ответа у нее не было.
  
  Глава 10
  Небесная девушка
  
  Утром Игорь был бодр и деловит, как обычно. Но, к немалому Катиному удивлению, он вызвался отвезти Петьку в сад. Покормив их яичницей с помидорами, Катя оставалась спокойно собираться на работу. Но когда Игорь перед уходом предложил еще и забрать ребенка из сада, как вчера, она не обрадовалась, а встревожилась. Вновь ожил страх, что Игорь может отнять у нее сына.
  - Что ты задумал? - в лоб спросила у него Катя.
  С утра откуда-то взялись обида и раздражение. Обида за ночь, хотя, если принять версию, что Игорь не проснулся, когда она прилегла к нему, то на что тут обижаться?
  Орлов избегал смотреть ей в глаза, усугубляя зарождающиеся подозрения. Он не ответил на вопрос, занятый одеванием Петьки в комбинезон.
  - Нам нужно поговорить, Гар... Игорь, ты не находишь?
  Он поморщился:
  - Опять! - Однако тотчас переменился. - Хорошо, вечером поговорим.
  Они ушли, а Катя стояла некоторое время в прихожей, раздумывая. Потом спохватилась и заторопилась на работу.
  Когда она рассказала Юльке о странностях Орлова, та сделала вывод:
  - Ему что-то от тебя нужно. Ох уж этот Гарик! Я была бы спокойнее, если б вы уж совсем расстались.
  - Да что ему может быть от меня нужно? - возразила Катя. - Я почему-то за Петьку боюсь.
  Они сидели на кухне, и Катя задумчиво отщипывала кусочки от булки.
  - Есть повод? - насторожилась Юлька.
  - Понимаешь, мне кажется, Гарик на что-то решился, и это касается именно Петьки. Петька и так к нему привязан больше чем надо.
  Она встрепенулась.
  - Слушай, он не может у меня сына отнять? Есть какие-нибудь законы касательно отцовства?
  Юлька рассмеялась:
  -Да ты что? Зачем ему это?
  - Не надо было мне заставлять его усыновлять Петьку, - сокрушалась Катя. - Теперь он имеет на него такие же права, как и я. Лучше бы осталась матерью-одиночкой.
  - Кать, ты в своем уме? - удивлялась Юлька. - С чего ты взяла, что он задумал отнять Петьку?
  - Может, запретить ему видеться с ребенком? - не слушая ее, говорила Катя. - Совсем запретить? Как ты думаешь, Гарик будет судиться?
  - Не сходи с ума! - рассердилась подруга. - Ты же сама жаловалась, что он мало времени проводит с сыном!
  Катя вновь разволновалась:
  - Ну вот, я же говорю: он подозрительно себя ведет. То его не допросишься забрать ребенка из сада или сводить куда-нибудь на выходных, а тут...
  Они помолчали. Юлька не выдержала:
  - Мне все-таки кажется, что ему от тебя что-то надо. Может, он решил за границу умотать? Натворил что-нибудь и бежит?
  - А я тут причем?
  - Или к тебе решил перебраться окончательно? Такое тоже можно от него ожидать, - продолжала фантазировать подруга.
  - Нет, Юль, не думаю, - ответила Катя.
  Она даже этой мысли не допускала, давно привыкнув, что они чужие друг другу и с рождением Петьки не стали ближе.
  - Ну все, пора работать! - поднялась Юлька.
  И они вернулись на свои рабочие места.
  Катя сидела за очередным отчетом до вечера. За час до конца рабочего дня зазвонил мобильный. Пока доставала его из сумки, Катя успела подумать: "Это Гарик звонит предупредить, что не сможет забрать Петьку". Однако на дисплее высветилось "Юра".
  - Кать, выручай еще раз, а? - сразу приступил тот к делу.
  - Что я должна сделать? - с готовностью ответила Катя.
  - Ко мне гости иностранные приезжают, надо принять, стол накрыть, пообщаться с ними.
  - Но почему я? - оторопела Катя.
  - Не знаю, - ответил непредсказуемый художник. - Мне больше некого попросить. Понимаешь, в хороший ресторан вести денег нет, да еще мыслишка такая проклюнулась: вдруг купят что-нибудь. Посмотрят, выпьют... Ну важно мне это, понимаешь, а сам я не умею как-то... Кстати, ты по-английски говоришь?
  - Да.
  - Тем более! - оживился Татаринцев. - Я-то так, через пень-колоду. Ну так что, Кать? Выручишь, а?
  Прекрасно понимая, что на Гарика плохая надежда, он может не забрать Петьку и не остаться с ним, Катя почему-то согласилась.
  - Хорошо. Когда мне приехать?
  - Давай часам к семи, сможешь? Они будут не раньше девяти.
  - Приеду, - ответила Катя.
  Ей пришлось позвонить Игорю, хотя очень не хотелось.
  - Так ты заберешь Петьку?
  - Я же сказал, что заберу, - ответил Орлов, впрочем, без раздражения.
  - А посидишь с ним до его сна?
  - Посижу.
  Его покладистость опять насторожила Катю, но теперь ее мысли были заняты предстоящей миссией. Катя, конечно, не понимала, почему именно она понадобилась Татаринцеву, но ей было интересно. И почему-то даже приятно.
  После работы она поехала прямиком на Сретенку, в Юрину мастерскую. По дороге вспомнила, что собиралась вечером поговорить с Орловым. "Ничего, поговорю, когда вернусь!" - успокоила себя.
  Когда она позвонила в дверь, Юра спал.
  - Сколько там на часах? - сонно спросил он, открывая ей.
  - Уже семь, - ответила Катя, входя в мастерскую. - Что мне нужно делать?
  Юра сполоснул лицо над раковиной в кухне, налил что-то в рюмку.
  - Будешь? - предложил Кате. - Коньяк.
  - Нет, - отказалась она.
  - Вот, смотри. Я тут купил кое-что, тебе надо только порезать да разложить.
  Татаринцев открыл холодильник, показал, где что лежит. Были готовые блюда, что значительно облегчало Кате задачу. Самой готовить ей не хотелось. Катя обозрела поле деятельности. Порезать семгу, форель, разложить салаты в красивые салатницы, выложить икру в небольшие розетки. Разогреть перед приходом гостей горячее блюдо: мясо порционными кусками. Накрыть стол.
  - Мог бы, кстати, официанта нанять, - сказала Катя. - Я же не профессионал.
  Юра преданно смотрел на нее:
  - Да ведь профессионализм и не требуется. Просто нужно, чтобы не по-холостяцки было, понимаешь?
  - А как ты меня представишь? - вдруг поинтересовалась Катя, повязывая полотенце в качестве фартука.
  - Скажу: "Знакомьтесь, Катя". А как еще? - лукаво улыбнулся Юра.
  Катя пожала плечами и взялась за дело.
  - Где у тебя красивые тарелки? Я помню, были такие.
  Юра показал ей свое кухонное хозяйство. Катя удивилась тому, какая у него эстетская посуда, красивые салфетки, куча всяких хорошеньких мелочей. Украшать стол было одно удовольствие с такой-то посудой. Очевидно, кто-то здесь раньше хозяйничал, с любовью покупал все это, подбирал по цвету, по фактуре. Да не где попало, а в галереях, художественных салонах или у авторов. Посуда явно была штучная, изготовленная художником вручную.
  Катя не решалась спросить у Юры, кто же обустраивал его быт. Он сам, видя с каким интересом Катя разглядывает посуду, сказал:
  - Это все подарки любимой когда-то женщины...
  - Красиво, - скупо оценила Катя. - И где теперь эта женщина?
  - В Канаде. Давно уже. Мы расстались лет десять назад.
  Он произнес это без всякой грусти или ностальгии.
  - Она тоже была художницей?
  - По керамике работала, - кивнул Татаринцев.
  Катя смотрела на него нельзя прилежней, но никаких сильных чувств в его лице не обнаружила.
  - Ты говори, чем помочь, я в подмастерьях буду, - предложил он, а сам ушел в мастерскую выбирать и расставлять картины, которые хотел показать своим иностранным гостям.
  К девяти часам стол был накрыт, сиял свет, картины в нужном ракурсе и освещении размещены по всей огромной комнате мастерской. Гости прибыли. Это была семейная пара из Сан-Франциско, Майкл и Джейн Стоппарды. Оба занимались современным искусством, владели картинной галереей. Юра познакомился с ними давно, в начале девяностых, когда в развалившийся Союз хлынули охотники до дармовщинки. Он тогда продал Стоппардам половину своего запаса. Картины хорошо разошлись, и Стоппарды "наварили" на этой сделке немыслимые деньги. Однако скоро рынок наводнился произведениями искусства, которое переживало кризис, и картины уже не пользовались спросом. К тому же в новой России художники скоро узнали мировые цены, обмануть их теперь было непросто.
  Юра и не рассчитывал на многое. Хоть что-нибудь продать... Рассказывая все это Кате перед приходом гостей, он добавил:
  - Долг тебе отдам.
  Катя подумала: не с этим ли связано предложение похозяйничать на приеме. Чтобы лишний раз не встречаться, заодно и долг отдаст.
  Впрочем, супруги о картинах не заговаривали, с аппетитом поглощали деликатесы, со вкусом пили смирновку и коньяк. Рассказывали о значительных событиях в художественной жизни Сан-Франциско, о выставках и сенсациях. Самым ярким событием оказалась инсталляция, заключающаяся в показе человека на унитазе. Он сидел весь день, пока не закрылась выставка для посетителей. Возле человека на унитазе постоянно клубилась толпа. Они говорили о спущенных штанах, о задумчиво-напряженном выражении лица человека. А в печати потом мелькнула статья известного критика, где он говорил об абсолютной обнаженности искусства, о философской символике знаменитой инсталляции.
  Кате не пришлось переводить. Речь Джейн была уснащена таким количеством жестов и мимических подсказок, что Юре все было понятно и так. Услышав о художественной сенсации, он вполголоса сказал Кате, озираясь на картины:
  - Я пытаюсь им впарить живопись, а у них мужик на унитазе...
  - Это еще ничего не значит, - одними губами ответила Катя.
  - У вас есть дети? - вежливо поинтересовалась она у Стоппардов.
  Выяснилось, что нет. Им некогда, не до детей. Галерея, бесконечные путешествия, поиски эксклюзива, сенсации. Они не очень охотно говорили о своей личной жизни.
  И только когда уже все было съедено и выпито, время за полночь, супруги поднялись из-за стола и Катя заказывала им такси до гостиницы, Джейн как бы между прочим огляделась по сторонам и спросила:
  - Есть что-нибудь новое? Я только посмотрю...
  Юра небрежно махнул рукой:
  - Да, кое-что вроде есть. Смотрите.
  Катя заметила, как изменилось лицо Джейн, когда она, силясь скрыть хищнический интерес, впилась глазами в Юрины работы. Уже позвонил таксист, ожидающий их в переулке, Стоппарды все еще ходили возле картин, тихонько переговариваясь.
  - Великолепно, как всегда, - заключила Джейн, улыбаясь во весь рот. - Но, увы, сейчас, к сожалению, живопись почти не продается.
  Татаринцев пожал плечами: что ж. Однако американцы не спешили уходить. Джейн прилипла к картине, которая больше всех понравилась Кате. Женский силуэт, прозрачный, небесный, уходил во тьму, уже поглотившую другие силуэты, не только людей, но и животных, птиц, красивые здания... От картины исходила магия чуда, прелести и нежности и неизбывной печали, чего-то вечного, вневременного.
  - Можно было бы подумать об этой картине, - небрежно бросила Джейн. - Но не знаю...
  Кате хотелось закрыть от нее полотно с девушкой, будто взгляд американки мог проесть в холсте дырку или обесцветить краски. Она, видимо, невольно сделала выдавшее ее движение, потому что Юра улыбнулся и сказал:
  - Нет, она не продается.
  Стоппарды были разочарованы. Майкл ткнул в другую картину:
  - А эта?
  Юра пожал плечами и взглянул на Катю. Та глазами показала: соглашайся.
  - Можно, - ответил он. - Если договоримся.
  Майкл вынул из кармана пиджака записную книжку и написал на листочке сумму. Катя, конечно, не могла ее увидеть, но была уверена, что цена занижена раз в десять. Юра взял ручку у Майкла, зачеркнул цифры и написал другие. Джейн сунула нос в бумажку и разочарованно скривилась. Однако тотчас навесила улыбку на лицо. Пока они торговались, Катя наблюдала за участниками сцены.
  В итоге американцы выбрали четыре картины. Обещали завтра заехать за ними и расплатиться. Наконец, они уехали. Юра ликовал, хотя благоразумная Катя пыталась его отрезвить:
  - Рано радоваться. Когда получишь деньги, тогда и радуйся.
  Она убрала со стола и перемыла посуду. Юра пытался помогать и только бестолково мешался под ногами.
  - Сядь уж, - не выдержала Катя. - Я справлюсь.
  Она прекрасно запомнила, где что лежало. С невольным сожалением Катя прятала прелестную посуду-произведение искусства в подвесные шкафчики. Когда все было убрано, она придирчиво огляделась и вымыла руки.
  - Ну, все, - сказала, войдя к Юре в мастерскую. - Я поеду.
  - Да ведь поздно, - удивился Татаринцев, глянув на часы, висевшие на стене.
  - Я на машине и не пила ничего, если ты не заметил, - ответила Катя, снимая с вешалки пальто.
  - Подожди, - остановил ее Юра.
  Он подошел к картине с небесной девушкой, которую не продал Стоппардам, взял ее, обдул от пыли. Поискав глазами, достал из кучи всякого хлама на стеллажах бумагу, обернул в нее картину, перевязал бечевкой. Протянул картину Кате:
  - Это тебе.
  Катя неуверенно приняла ее.
  - В счет долга? - спросила она.
  - Да нет. Просто подарок. Долг я отдам, когда америкосы расплатятся.
  - Спасибо. Не ожидала.
   Юра не одеваясь вышел проводить ее к машине. Катя бережно устроила картину на заднем сиденье своей бээмвэшки. Она села за руль, махнула мерзнувшему художнику рукой:
  - Пока!
  - Катя, - позвал он. - Спасибо.
  Она ничего не ответила и повернула ключ зажигания. В боковое зеркало увидела, как Юра, ежась, вошел в подъезд дома.
  Катя не ожидала такого дорогого подарка. У нее и в мыслях не было попросить полюбившуюся картину. Она догадывалась, сколько мог получить за нее Татаринцев. В любом случае не пять несчастных тысяч. Что его сподвигло подарить эту чудесную картину ей, Кате? Она ведь не претендовала на благодарность, даже на возвращение долга не претендует особо. Катя не понимала порыва художника, но подарок грел ей душу.
  Она уже думала, где повесить картину, думала, как будет видеть ее всякое утро и радоваться. И только подъезжая к дому, вспомнила, что ее ждет Игорь. И не просто ждет. Катя сама назначила ему этот вечер для объяснения.
  
  Глава 11
  Неожиданно
  
  Как-то так получилось, что она ни разу за вечер не позвонила ему. Не предупредила, что опаздывает, не поинтересовалась, как там Петька. Катя достала из сумки телефон. Никаких пропущенных вызовов, никаких эсэмэсок... Что бы это значило? Теперь звонить не имело смысла, она была почти у дома.
  Войдя в квартиру, Катя поставила картину к стене в прихожей, разделась, сняла сапоги и прошла. В доме царила тишина. Первым делом она заглянула в детскую. Петьки в кровати не было. Катя испугалась. Силясь не поддаваться панике, она метнулась в гостиную. На неразложенном диване в неудобной позе спал Орлов, а у него под мышкой свернулся в клубок Петька. Игорь согревал его своим телом, но мальчик явно замерз без одеяла.
  Катя постояла над ними, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Потом собрала с пола рассыпанные шахматы, сунула их на полку. Осторожно высвободила Петьку из объятий отца, понесла в детскую. Раздела, сводила в туалет и уложила в постель. Ребенок так и не проснулся. Катя посмотрела на него, уютно сопящего под одеялом, и вернулась в гостиную.
  Игорь продолжал спать сном праведника, и Катя не стала его будить. Поздно уже выяснять отношения. В смысле времени. Она достала из шкафа шерстяной плед и накрыла спящего мужчину.
  Перед сном, как всегда, Катя принимала душ, а когда вышла из ванной в халатике и с влажными волосами, прошла на кухню, чтобы налить себе стакан воды на ночь, вздрогнула от испуга. На кухне сидел заспанный Орлов. Он шарил по карманам в поисках сигарет.
  - Кать, ты хотела о чем-то поговорить... - пробормотал он, вытаскивая сигарету из пачки. - Я заснул нечаянно...
  Он, видимо, даже не понял, как поздно вернулась Катя.
  - Стоит ли? - усомнилась она. - Кажется, уже спать пора.
  - Не, я в норме, - прокашлялся Игорь. - Давай, я слушаю.
  Катя смотрела на него в изумлении. Гарик терпеть не мог выяснять отношения, тем более никогда не был их инициатором. Чтобы он проснулся среди ночи и предложил поговорить...
  Катя снова подумала, что с ним явно что-то произошло.
  - Я тебя не узнаю в последнее время, - сказала она усмехнувшись. - Ну что ж...
  Она включила чайник, достала чашки. Приготовила пакетики для заварки. Игорь следил за ней, задумчиво пуская колечки дыма.
  - Скажи, что ты задумал, - попросила Катя, налив чай и усевшись напротив.
  - Проясни, пожалуйста, - не понял Орлов.
  Он взял в руки чашку и с наслаждением хлебнул.
  - Слушай, ты же понимаешь о чем я. Ты задумал отнять у меня Петьку? Только честно! - Катя не заметила, что волнуется и начала говорить на повышенных тонах.
  - Бред, - ответил Игорь вполне мирно. - Что ты придумала?
  - Но ты изображаешь из себя образцового папашу.
  Игорь слегка дернулся, но сдержался, еще раз глотнул чая и ответил:
  - Ты ошибаешься, Катя. Ничего такого мне и в голову не приходило.
  Катя внимательно смотрела на него, ловя каждое движение мускула на лице.
  - Я не верю тебе, такому вот...- сказала она.
  - Какому? - спокойно спросила Орлов.
  - Да вот такому благостному. Вроде бы и не ты. Я поэтому спрашиваю: что с тобой случилось?
  Игорь криво усмехнулся:
  - А ты не допускаешь возможности совершенствования? Ты не веришь в работу над собой?
  - Нет.
  - Но ты же видела Сашку! - не выдержав роли, взволновался Орлов.
  Катя усмехнулась:
  - У Саши Федорова все органично, естественно, а у тебя ... Нет, не верю.
  Игорь слегка побледнел, схватил пачку сигарет и смял ее. Потом допил чай и чужим голосом произнес:
  - Кать, я ждал тебя сегодня, чтобы сказать... Я хочу сделать тебе предложение.
  - Какое? - подняла брови Катя.
  Игорь слегка кашлянул и, подняв на нее ясные глаза, с усилием проговорил:
  - Выходи за меня замуж.
  
  Часть 3
  
  Глава 1
  Капля в океане
  
  Весенние каникулы Маша просидела дома, мечтая о Суздале и вспоминая зимнюю сказку. Алла, с которой она иногда созванивалась, звала в гости, в любое время, любым составом. Одной ехать не хотелось. Ну что ж, ей и с книжками недурственно. Вон сколько скопилось непрочитанных, но нужных и для работы и для души.
  На тумбочке возле девичьей Машиной кроватки всегда лежали книги, ожидавшие своей очереди. С появлением интернета даже она, Маша Колосова, стала меньше читать. А что уж говорить о школьниках! И вот в каникулы она отвела душу. Глотала книги одну за другой. Поглощала их с непомерной скоростью, не успевая осмыслить и посмаковать. Будто боялась освободить голову, иначе ее тотчас наполнят ненужные размышления о незадачливой судьбе, об одиночестве и надвигающейся старости...
  Почему-то в эти дни думалось именно о старости, хотя Маша всегда считала, что у нее все впереди. Вот уже тридцать восемь на носу, а она все девочкой прикидывается. Известно, что учителя - особая категория людей. Инфантилизм - это профессиональное. Пора бы посмотреть правде в глаза и признать, что Маша Колосова - полный банкрот во всех смыслах. К тридцати восьми годам не завела семьи, не родила ребенка и по-прежнему одинока, как и в юности. "Помру, и некому будет стакан воды подать и всплакнуть на могилке",- трагически думала она.
  Конечно, она "идейная труженица", но ведь и в профессии ничего не достигла. Так старшим преподавателем и помрет. Дети приходят и уходят, а Маша не знает, остается ли в них хоть что-нибудь от ее уроков. Конечно, бывают среди учеников звездочки, которые впитывают все и хотят впитывать, а по окончании школы некоторое время звонят, даже появляются в альма-матер, но их так мало... Далеко не в каждом выпуске.
  - Таким образом, что остается? - бормотала вслух старший преподаватель Колосова. - Старость не за горами, а я ноль, ноль... Не хочу так...
  Очень хотелось плакать, но Маша сдерживалась из последних сил. Обычно она хваталась за книги, чтобы не утонуть в слезах. Какая жестокая судьба. Ведь как-то сжилась со своей участью, жила и даже бывала счастлива. А что теперь? Ворвался в ее жизнь он, потряс все основы, обманул надеждой, приручил к себе и вот...
  - Стоп! Тихо, никаких истерик! Вот любимый Шмелев. Он всегда врачует душу...
  И так все десять дней каникул. Она надеялась, что все забудет и станет жить, как раньше. Да, собственно, что забывать-то? Ну, появился нахал, не нравилось ему, как живет Маша. Попытался что-то изменить, хотя бы ее взгляд на саму себя. Не получилось, видимо, и он исчез. И все! Есть ли тут о чем страдать? Ведь ничего не было. Ни-че-го!
  В их последнюю встречу Маше не могло и в голову прийти, что она последняя. Игорь ждал ее после работы. Завез в кафе пообедать. Маша как-то легко забыла свое серьезное намерение сказать все, что думает о нем. Она смотрела на мужчину и блаженствовала. Бог с ним, пусть появляется. Когда хочет, только пусть появляется! Она так исстрадалась за те несколько дней, пока его не было, что готова была простить ему все. Орлов на этот раз был хмур, неразговорчив.
  - Что-нибудь случилось? - поинтересовалась Маша.
  - Да нет, ничего! - буркнул Игорь.
  - Но господин не в духе, - продолжила она.
  Орлов досадливо поморщился. Он озирался по сторонам в поисках официанта. Тот подскочил и принял заказ. Маша даже и не пыталась вставиться со своими пожеланиями. Игорь, как обычно, заказал все по своему усмотрению.
  - У меня к тебе предложение, - начал он, и сердце Маши дрогнуло. Однако Игорь тотчас поправился: - Вернее, информация. Ты подумай, сразу ничего не говори.
  Он достал из визитницы какую-то карточку и подал ее Маше.
  - Надо будет позвонить вот по этому телефону.
  - Зачем? - удивилась Колосова.
  Она прочитала: "Генеральный продюсер телеканала "Арт-ТV" Веденеев Константин Михайлович".
  - Кто это?
  - Костя Веденеев работает на телевидении. Я попросил его подыскать тебе что-нибудь в смысле работы, - сообщил Игорь.
  - Зачем? - глупо повторила Маша.
  Орлов рассердился:
  - Тебе что, трудно позвонить и поговорить с человеком?
  - Не трудно. Только зачем?
  Игорь вскипел, но взял себя в руки.
  - Поначалу, конечно, ничего интересного тебе не предложат. Ассистента режиссера, скорее всего. Потом редактора, это лучше всего с твоим образованием.
  Им принесли мясо в горшочках, и Орлов набросился на еду. Маша пожала плечами и спрятала визитку в сумочку.
  Теперь, вспоминая тот день, она думала: "Какая я дура была! Не поблагодарила его, спасибо не сказала! Еще и обиделась: ведь это предложение подтвердило, что он ни в грош не ставит мою профессию!" Теперь же ей подумалось: а не позвонить ли, действительно, по этому номеру? Вот где, наверное, некогда тосковать и думать о своей неудавшейся судьбе.
  - Скажешь, от меня, - продолжил Игорь, доедая мясо.
  Маша едва притронулась к еде, так он ее озадачил.
  - Ты ешь, ешь, - подсказал Орлов. - Вкусно. Здесь по-домашнему готовят, мне нравится.
  Маша ела через силу, хотя была голодная. Она чувствовала необъяснимую тревогу. У Игоря зазвонил телефон.
  - Говори. Да. Сашка?- Лицо его просветлело. - А почему у тебя?
  Помолчал, слушая ответ. Пообещал кому-то явиться не раньше десяти. Маша не решилась спрашивать, почему не раньше. Когда они доели вкусную еду, Орлов расплатился по счету и они вышли к машине, Колосова собралась ехать домой.
  - Ты меня подвезешь или торопишься? - поинтересовалась она с деланным безразличием.
  - Нет, - коротко ответил Орлов, подсаживая ее на переднее сиденье.
  Когда он сел за руль, Маша спросила:
  - Что нет? Не подвезешь или не торопишься?
  Ох уж этот Джеймс Бонд! Все у него непросто, с вывертом.
  - Ты не едешь сейчас домой. Я купил билеты в кино, будем смотреть "Облачный атлас". Говорят, хороший фильм.
  - Давно купил? - удивилась Маша.
  - Что?
  - Билеты.
  - Перед тем как ехать за тобой.
  - И где будем кино смотреть?
  - В "Октябре".
  Больше они не переговаривались до самого кинотеатра. Когда они входили в холл "Октября", до сеанса оставалось несколько минут. Только и успели, что найти малый зал и занять свои места.
  Маша давно не была в кино, даже забыла то особое ощущение, когда замираешь перед большим экраном, оставаясь наедине с героями. Когда-то, в далеком детстве, кино было праздником. Они ходили втроем: папа, мама и маленькая Маша. В холле кинотеатра "Художественный" играл живой оркестр и пела певица в синем бархатном платье.
  Фильм длился три часа, но Колосова даже не заметила, как они пролетели, так увлеклась происходящим на экране. И почему-то было особенно приятно чувствовать рядом Игоря, касаться его плеча своим плечом, коситься на его запоминающийся профиль. Когда сеанс окончился, Маша словно очнулась от долгого сна.
  Они оделись и вышли. Игорь был под впечатлением, Маша видела это.
  - Видишь, - будто продолжал он начатый разговор, - как сказано там было в конце: из капель состоит океан...
  Каплей в океане герой назвал добро, которое может внести в жизнь один человек. Фильм, собственно, об этом.
  - А ведь есть, кажется, книга? - предположила Маша. - Я бы почитала...
  - Да, книга есть, - ответил Игорь.
  Они двинулись по новому Арбату к машине.
  - Давай немного пройдемся, - предложил Орлов, посмотрев на часы.
  На Новом Арбате всегда гуляет пронизывающий ветер, как по трубе, а зимой совсем это неприятно. Однако Маша на этот раз не ощутила дискомфорта: она опиралась на руку красивого, сильного мужчины.
  - Зайдем, - Игорь затащил ее в Дом книги.
  Когда они вошли в отдел современной прозы, Маша поняла его маневр. Орлов нашел солидный том Д. Митчелла, оплатил его и поднес даме:
  - Читай.
  Дама оторопела.
  - Спасибо, но... - Она взглянула на цену и ахнула.
  Конечно, она вряд ли купила бы себе эту книгу, а в электронном виде ничего не читала, только в самом крайнем случае, если что-то было нужно для работы и в бумажном виде нельзя было найти.
  Игорь снова взглянул на часы.
  - Все, мне пора. Я завезу тебя домой.
  Они поспешили к машине. Маше не терпелось полистать книгу, а может, скрыть некоторое разочарование оттого, что Игорь так торопится. Полистать не удалось: в машине было темно.
  Прощаясь у подъезда, Колосова не стала спрашивать, когда они снова встретятся. Игорь смотрел на нее, хмурясь и играя желваками, будто был чем-то очень недоволен. Не понимая его недовольства, Маша нервничала и заглядывала ему в глаза, как побитая собака. По крайней мере, ей так казалось.
  - Ты не хочешь выпить чая? - спросила она, сердясь на себя.
  - Хочу, но не могу, - ответил Игорь, но все не уходил, будто пытался вспомнить что-то.
  - Ну что ж, - пробормотала Маша, вновь переживая разочарование. - Я пошла.
  Орлов грубо дернул ее на себя и поцеловал отчаянно и зло. Потом оттолкнул от себя и направился к машине. Ничего не понимая, ослепшая собака побрела домой.
  Вот, собственно, и все. Больше они не виделись. Только однажды Орлов позвонил и попросил принять у себя приятеля и однокурсника Сашу Федорова.
  
  Глава 2
  Попытка
  
  Предложение Гарика ошеломило Катю, но не обмануло. Конечно, в первый момент она была готова даже поверить ему. Какая-то безумная надежда на давно потерянное счастье пробудилась ото сна. Однако она не утратила рассудка и не купилась на неожиданный выверт судьбы. Естественно, не отказала: все-таки Петьке нужен отец, но дала Орлову испытательный срок два месяца.
  Не очень-то верила Катя в серьезность предложения. Ведь Игорь категорически не желал менять свой образ жизни: по-прежнему оставлял свою квартиру как запасной аэродром. Принимал там друзей, а может и подруг. Катя ни в чем не была уверена. Вот и наступила весна, а ничего не менялось.
  Конечно, Игорь теперь уделял сыну много больше времени, но это не радовало, а тревожило Катю. Ребенок уже и дня не мыслил без папы. По воскресеньям они вдвоем ездили в планетарий, гуляли там по Лунариуму, сидели на сеансах, смотрели в телескоп на звезды. Возвращались полные впечатлений, и неизвестно, кто больше был в восторге, сын или папа.
  Катя понимала, что и Орлов все больше привязывается к Петьке. Он сам каждый вечер укладывал ребенка спать, читал ему перед сном "Остров сокровищ", а потом долго сидел у кроватки, с нежностью глядя на него спящего. Катя входила и разрушала все очарование. Она видела, как тотчас менялось выражение лица Игоря, и это довольно болезненно отзывалось в ее сердце.
  "Он не любит меня и никогда не полюбит, - с грустью думала Катя. - О каком замужестве может идти речь? Что же делать?" Оказалось, что и ей, Кате, нужен был испытательный срок. Разобраться во всем, прежде всего в своих чувствах.
  Петька связал ее с Игорем прочной связью, которую непросто разорвать. Как же у других людей получается цивилизованно расставаться? Они спокойно делят детей или превращаются в "воскресных" родителей. Это норма сегодняшней жизни, когда и само понятие семьи размыто до крайности.
  Катя часто возвращалась мыслями к тому странному ночному объяснению, когда Орлов сделал ей предложение. Понять его логику она долго не могла. Не случайно тогда ее мучили тревога и подозрения. Все объяснилось тогда же. Катя не могла упрекнуть Игоря в неискренности: это решение далось ему непросто, она видела это. Он осунулся, утратил на время свой победно-решительный вид. Определенно, трудная работа происходила в нем.
  - Выходи за меня замуж, - огорошил он Катю.
  Она ожидала что угодно, но не такое.
  - А что случилось, может, ты все-таки объяснишь? - спросила она, не теряя головы.
  - Да ничего, - уводя взгляд, ответил Игорь. - Мне кажется, пора определиться: Петьке нужна нормальная семья.
  - А ты думаешь, мы способны создать нормальную семью? - язвительно заметила Катя.
  - Почему нет?
  - А как же любовь? - ответила она вопросом на вопрос.
  - Причем тут любовь? - искренне удивился Орлов.
  Катя усмехнулась. Что-то в этом роде она и ожидала. О любви речи не идет. Она пытливо посмотрела на Игоря. И, хотя Орлов избегал смотреть ей в глаза, уставившись на кончик сигареты с преувеличенным вниманием, Катя поняла, что он напряженно ждет ответа.
  - То есть, ты считаешь, что любовь в браке не нужна? - не спрашивала, а утверждала Катя.
  - Да нет, я так не считаю. Хорошо, конечно, если мужчина и женщина влюблены друг в друга, но это не главное.
  - А что же главное? - полюбопытствовала Катя.
  - Думаю, доверие, единомыслие. Разве нет? - только теперь он поднял глаза на собеседницу.
  - Вот видишь, - заключила Катя не без грусти, - ни того, ни другого у нас нет.
  - Да, но этого можно добиться при желании! - возбудился Орлов.
  "Если уж нельзя заставить себя любить...." - мысленно добавила Катя, но вслух не произнесла. Они помолчали.
  - Но для начала, чтобы немного приблизиться к твоему идеалу брака, ты мне расскажешь, что же с тобой случилось и почему ты решил сделать мне предложение, - сказала Катя.
  Игорь снова налил себе чая и немного еще помолчал, собираясь с мыслями. Потом закурил очередную сигарету и заговорил:
  - Мы много говорили с Сашкой Федоровым, две ночи проговорили. Он много что сказал обо мне, о том, чем я занимаюсь. Критиковал... Я не буду сейчас пересказывать. Ну, а по поводу нашей с тобой ситуации высказался однозначно: надо жениться ради Петьки.
  - А, понятно! - насмешливо произнесла Катя. - Вот в ком дело, в отце Родионе!
  Игорь тотчас вскинулся:
  - Только не делай из меня послушного придурка! Сашка просто вовремя появился. Я должен был решить сам, он помог и все.
  - Вот уж не подозревала в тебе такой внушаемости, - добавила Катя, впрочем, без ехидства.
  - Причем тут внушаемость? - горячился Орлов. - Сашка ответил на мои вопросы, ответил честно, как действительно думает.
  - Спросил бы меня, я бы тебе то же самое сказала, - не удержалась, чтобы не кольнуть. - Чем же Саша лучше?
  Она провоцировала. Игорь это понимал и все равно поддавался.
  - Да ведь он особенный. Он посвятил себя Богу, его ум - это прозорливость, мудрость. Это не из головы.
  Катя видела, что Орлов потрясен: отец Родион произвел переворот в его душе и, видимо, действительно помог нащупать верный путь.
  -А чем ему твоя деятельность не понравилась? - спросила она, чувствуя к своему немалому удивлению, что ревнует Игоря к другу.
  - Он напомнил мне выражение: "Если ты в двадцать лет не революционер, у тебя нет сердца, а если ты и в сорок революционер, то у тебя нет мозгов". Что-то в этом роде. Говорит, что пора взрослеть.
  - А ты не боишься? - поддела его Катя.
  - Сашка сказал одну вещь, которая меня как-то основательно успокоила. Он сказал: "Господь не любит боязливых".
  - Я думала, Господь всех любит, - удивилась Катя.
  - Нет, ты только вдумайся, какая богатая мысль! Сашка сказал, что это не его, а какого-то отца Рафаила высказывание. Понимаешь, все преступления совершаются от трусости, это еще Булгаков сформулировал в "Мастере и Маргарите", а трусость, боязливость от чего происходит? - Глаза Игоря блестели воодушевлением.
  - От чего? - с улыбкой спросила Катя.
  - От безверия или маловерия! Боязливый человек сомневается в Промысле Божьем, выгадывает себе что-то, торгуется с Богом.
  Катя с интересом смотрела на него.
  - Никак не могла бы предположить в тебе религиозность...
  - Да где мне! - усмехнулся Игорь и стал прежним. - Сашка - это да... Я воочию увидел, какая это сила - вера...
  Он задумался глубоко и серьезно.
  - Верующий человек может все, - произнес он, наконец. - Почему мы все так живем?..
  Это был риторический вопрос. Задавая его, Игорь был так похож на Петьку, что сердце Кати дрогнуло. Ей почему-то стало его жалко. Однако жалость - плохой советчик, это Катя давно усвоила.
  - А ты не подумал, что твое предложение может быть оскорбительно для меня? - спокойно спросила она.
  - Почему? - удивился Орлов.
  Катя растолковала:
  - Ты ведь решаешь какие-то свои внутренние проблемы, а я тут причем? Получается, я всего лишь средство для твоего самосовершенствования?
  Игорь не сразу ответил, сначала обдумал услышанное.
  - Я не смотрел с этой стороны, но мне кажется, ты не права. Во-первых, я и раньше много думал о тебе и о Петьке, думал, что нам надо жить вместе. Во-вторых...
  Он умолк, а Катя смотрела на него во все глаза, ожидая услышать признание. Даже если оно не до конца искреннее. Но Игорь молчал. Тогда она взяла инициативу в свои руки:
  - Давай так решим. Попробуем вместе пожить, чем черт не шутит. Насчет Петьки ты прав, он не заслужил сиротства. Два месяца, я думаю, нам хватит, чтобы все понять.
  И вот эти два месяца уже почти на исходе, а ничего по сути не изменилось. Или все же изменилось? Да, Петьке Орлов уделяет много внимания, но все попытки Кати сблизиться с ним как с мужем потерпели крах. Для чистоты эксперимента требовалось, чтобы Игорь переехал к ней совсем и отказался от своих многочисленных друзей, которых Катя не разрешала приводить в свою квартиру . Боялась оказаться втянутой во что-то противозаконное, опасное. После отъезда Саши Федорова у Игоря круг знакомств еще больше расширился. Он постоянно кого-то устраивал на ночлег у себя, искал кому-то работу, принимал в свое охранное агентство, задействовал связи. Ей, Кате, в его жизни места почти не оставалось. Что же касается постели...
  Все как-то не до того было. То ли Орлов, то ли она сама так устраивали, что дело никак не доходило до постели. А без нее какой смысл говорить о браке? Однако Игорь не отступался. Он считал, видимо, что можно и так. Без любви же можно. Или надеялся, что все как-то само образуется? А Катя все больше сомневалась в разумности его затеи. И, положа руку на сердце, она сама прежде всего не была готова вот так очертя голову забыть о себе и броситься в замужество. Ну, сделай он предложение тогда, лет пять назад, когда родился Петька или чуть раньше, когда она придумывала поводы, чтобы остаться с ним!.. Почему, почему все приходит несвоевременно? Кате вспомнилась вычитанная в интернете реплика циничной Фаины Раневской: "Все сбудется, стоит только расхотеть".
  
  Глава 3
  Опять!
  
  Сразу после весенних каникул школьники сдавали зачет по творчеству Маяковского. Маша Колосова любила рассказывать о нем, а упор делала на дореволюционную лирику. Ребята с интересом слушали тюремную эпопею юного революционера, их ровесника. Маша заметила, что мода на Маяковского не проходит, а популярность его творчества только растет в последние годы. Мальчишки с удовольствием писали остроумные стилизации: Маяковский узнаваем, имитировать его стиль легко. Однако не все способны написать смешно да еще на злобу дня. Старший преподаватель Колосова приветствовала стилизации на тему жизни в школе-интернате. Это было особенно весело и интересно всем.
  Женя Малютин, как всегда, блеснул. Вышел к доске, встал в позу поэта-трибуна и объявил громовым голосом:
  - "Гимн учащимся престижных школ!"
  Маша приготовилась к вольностям и сарказмам.
  Женя начал читать в манере Маяковского:
  - Вы,
   собравшиеся
   со всей России
   и жаждущие
   стать студентами,
  На кого вы смотрите,
   как на Мессию,
  Ожидая,
   что поделится знаний
   объедками?
  Не знаете вы,
   что чем школа
   понтовей,
  Тем меньше там
   преподам
   дела до вас.
  По классу пробежался смешок. Многие с любопытством посмотрели на учителя. М. К. Колосова слушала невозмутимо.
  - Страдать вы
   там будете
   хуже коровы,
  которую слепень
   ужалил в глаз!
  Смех сделался очевидней. Женя продолжал читать, не меняя ораторской позы.
  Маша спокойно дослушала крик души учащегося престижной школы и не ответила на его неблагодарные выпады против учителей. Когда Малютин закончил свой "гимн" и умолкли бурные аплодисменты, она сказала:
  - Хорошо, похоже, - и поставила в журнал пятерку.
  Музыкальных номеров на этот раз не было. Маяковского мало поют, а если поют, то очень сложно. Не для гитары. Аня Сорокина поразила весь класс: она прочла наизусть поэму "Облако в штанах". Всю. Конечно, это заняло уйму времени и было совершенно нерационально, но в ходе чтения у многих возник азарт: "Неужели до конца дочитает?" Постепенно в классе рос гул удивления, потом возмущения:
  - Сколько же можно?
  Однако Колосова позволила Ане дочитать поэму до конца. Ребята снова аплодировали, и Маша уже не стала, конечно, спрашивать анализ текста и никаких вопросов не задала.
  В другом классе Володя Коршунов прочел целиком поэму "Люблю". "Интересно, - подумала Колосова, - что это за мода у них появилась? Или хотели таким образом всех поразить?"
  Обычно ученики не баловали объемами выученного стихотворения. Всегда спрашивали:
  - А какой минимальный объем? Можно выучить одно четверостишие?
  - Пожалуйста! - легко соглашалась Колосова. - Только что о нем говорить будете? Ведь чем больше стихотворение, тем легче его анализировать.
  Однако что им до анализа. Если бы не запрет повторяться, все бы выучили у Маяковского "А вы могли бы?" или "Гейнеобразное". И так, несмотря на запрет, пришлось не один раз выслушать эти стихи.
  На перемене на кафедру заглянула ученица и попросила Колосову зайти к Валентине Сергеевне, завучу.
  - Что-то за тебя взялись, - сказала Ирина Николаевна. - На прошлой перемене мадам Брошкина тебя уже искала.
  Маша со вздохом поднялась из-за стола и направилась в учебную часть.
  - Мария Кирилловна, зайдите к директору, - оторвавшись на миг от телефонной трубки, велела Вера Сергеевна.
  - Зачем? - удивилась Маша.
  Завуч тотчас осердилась:
  - Ну, вы же понимаете, не на блины!
  Маша пожала плечами.
  - Хорошо. А зачем я ему понадобилась?
  - Он вам все скажет, - ответствовала Вера Сергеевна и вернулась к телефонной трубке.
  Колосова еще раз вздохнула и отправилась на первый этаж в кабинет директора. От перемены оставалось пять минут, ей было жаль их. Секретарша директора Лариса славилась своей надменностью и неприступностью. Еще чрезвычайной занятостью. Она не сразу ответила на простейший вопрос:
  - Директор у себя?
  А секунды тикали. Наконец, Лариса соизволила поднять глаза от компьютера и недовольно процедила:
  - Подождите, у него посетитель.
  - Я не могу ждать, у меня сейчас урок начнется.
  Лариса нехотя встала из-за стола и заглянула в кабинет:
  - Александр Михайлович, к вам Колосова.
  Затем она обернулась к Маше:
  - Заходите.
  Маша вошла, чувствуя себя виноватой, хотя в чем она была виновата? Видимо, это свойство всех начальнических кабинетов - внушать посетителям чувство вины и осознание собственной ничтожности.
  Однако сам Александр Михайлович Воропаев был молод и демократичен. Когда-то он учился в этой школе, знал ее специфику, теперь преподавал здесь математику. К учителям относился с пониманием. Однако его не спешили назначать директором, пока что он только исполнял обязанности. По традиции положено, чтобы директор был доктором математических наук, а Александр Михайлович дорос лишь до кандидатства.
  - Присаживайтесь, Мария Кирилловна, - предложил директор, ответив на приветствие.
  Маша села на краешек стула возле огромного стола для заседаний. Воропаев был не один и с посетителем явно накоротке. Выходит, объясняться будут в его присутствии. "Что же ему нужно?" - недоумевала она, но все поняла с первой фразы:
  - Мне звонила мама вашего ученика Бородина Коли, - он глянул в памятную записку, - из одиннадцатого "Б".
  Колосова невольно воскликнула:
  - Опять!
  - Вот именно, опять. Вы понимаете, я должен как-то реагировать на ее претензии. - Воропаев повертел в руках ручку. - Поверьте, я полностью доверяю вашему профессионализму. И все-таки, приготовьте для меня ваш календарно-тематический план на год.
  - Но ведь он есть в учебной части! - недоумевала Колосова.
  - Вера Сергеевна не нашла. Вы лично для меня составьте и занесите, хорошо?
  - Хорошо, - пожала плечами Мария Кирилловна и проворчала: - Стоило ради этого беспокоить директора!
  - Вы прекрасно знаете, какие бывают родители, Мария Кирилловна... - мягко возразил Воропаев.
  - Все, я могу идти? - поднялась Маша и объяснила: - Уже звонок, кажется, прозвенел, мне на урок пора.
  - Идите, - отпустил директор. - Извините, что побеспокоил.
  Перемена и впрямь уже закончилась. Маша спешила в класс, как раз тот, где учился Коля Бородин. Хотелось спросить у него: "Что твоей матушке нужно от меня? Почему она не дает мне покоя?" Так ведь дело может дойти до проверки на профпригодность...
  Конечно же, Мария Кирилловна ни слова не сказала Коле. В чем он виноват? Маше даже казалось, что Коля сам все понимает и переживает из-за хлопотливой маменьки-доносчицы, но ведь родителей не выбирают. Он ведет себя достойно. Вот и сегодня блестяще сдал зачет. Причем в традиционной форме, а это порядком сложнее, чем петь песни и сочинять стилизации. По всем трем пунктам (чтение наизусть, анализ и вопрос по теории) ответил компетентно, с пониманием дела. Добавил, правда, в постскриптум:
  - Лично мне Маяковский не нравится.
  - Почему, Коля? - перекрывая смешок учеников, спросила Мария Кирилловна.
  Бородин пожал плечами:
  - Грубый, крикливый. Разве это поэзия?
  - Ну вот, - расстроилась Маша. - Я столько вам читала, да и вы сами сегодня прочли много чудесных лирических стихов Маяковского, а вы говорите...
  И ребята заспорили, вступились за поэта. Коля спокойно выслушал возмущенные реплики, дождался, пока они стихнут, и ответил:
  - О настоящих чувствах не кричат. Это еще Лермонтов сказал.
  Короткая перепалка грозила перерасти в долгую дискуссию, а Маша, к сожалению, не могла этого допустить. Зачет и без того занимал непозволительно много времени.
  - Я вам рассказывала, что литература развивается по двум линиям: романтической и классической. Помните, у Ницше: дионисийское и аполлонийское? А у Мережковского - языческое и христианское? Так вот Жирмунский это определил как романтическое и классическое начала. Кому-то ближе поэзия Маяковского и Цветаевой, кому-то - Гумилева, Ахматовой. Вам, юным, сейчас должна быть ближе романтическая линия.
  Сработало. Дети утихли, заскучали. Коля хотел возразить, но передумал. Ах, как мало времени на общение, на какие-то индивидуальные контакты! Маша чувствовала, что ребята тянутся к ней, хотят слышать от нее ответы на вопросы, которые их занимают. Но у Марии Кирилловны каждая минута на счету. Только по делу. Только по существу. Все частное, пожалуйста, на перемене. Может, зря она так? Дева по знаку гороскопа, что поделаешь.
  В 11 "Б" на этот раз не блеснули ничем оригинальным, однако читали неплохо и выбор стихов порадовал преподавателя. Пока слушала, Маша успокоилась и забыла о преследовании Бородиной.
  Коля опять задержался после звонка, явно хотел что-то сказать, но не решался начать. Колосова решила помочь ему.
  - Коля, вы хотите мне что-то сказать?
  - Да, пожалуй. Я о Маяковском... Никогда не думал, что ругань и всякая нецензурщина может быть поэзией.
  Маша улыбнулась.
  - А вы не читаете современную литературу?
  - Так это современная. К тому же можно поспорить, поэзия ли это вообще.
  - А каких поэтов вы любите? Есть любимые?
  Коля на миг задумался.
  - Лермонтов, пожалуй.
  Мария Кирилловна удивилась:
  - А как же вы не видите связи с Маяковским? Он ведь тоже романтик до мозга костей. Их с Лермонтовым определенно объединяет, по выражению самого Маяковского, "общей лирики лента". Разве нет?
  Коля задумался. Маше нужно было добраться до кафедры, глотнуть чаю, а то горло немилосердно саднило от сухого воздуха, нагретого пылающими не по сезону батареями. После того как во всей школе на окна поставили стеклопакеты, в классах стало совсем нечем дышать. Да и на кафедре. А окна откроешь, дует.
  - И все-таки Лермонтов - это настоящая поэзия, а Маяковский... Он будто придуманный, все преувеличено... - размышлял Коля, никуда не торопясь.
  - Коля, если хотите, напишите об этом, вот все ваши размышления. Мне будет интересно. Я тогда, возможно, смогу вам более предметно что-то объяснить.
  Коля пожал плечами:
  - Я попробую.
  - Идите же на второй завтрак, вон ребята уже возвращаются из столовой.
  Бородин почему-то вздохнул и вышел вместе с Машей из класса. У нее еще один урок у них, поэтому не прощались.
  - Маша, у тебя телефон звонил! - сообщила Ирина Николаевна, когда Колосова пришла на кафедру.
  Маша бросилась к сумке, достала мобильник и не сдержала удивленного возгласа. На телефоне обозначился пропущенный звонок от... Орлова. Хорошо, на кафедре, как всегда, стоял гомон. Преподаватели, разгоряченные уроками, и на перемене продолжали говорить громко и много. Никто не обратил внимания на возглас Марии Кирилловны. Маша подумала, перезвонить или нет. Однако скоро начнется новый урок, надо хотя бы хлебнуть воды. К тому же и поговорить-то негде. В коридоре шумно, на кафедре шумно и много свидетелей. "Нет, потом уж, когда освобожусь", - решила Колосова.
  Однако до конца уроков Маше не давал покоя этот пропущенный вызов.
  
  Глава 4
  Автопортрет
  
  Юра вернул долг и, кажется, больше не было повода для встречи. В последний раз Катя была у него в мастерской в середине марта. Как раз тогда он позвонил и предложил забрать деньги.
  - Американцы наконец расплатились, - сообщил он. - Не любят они расставаться с деньгами.
  - Как, впрочем, и все, - иронично добавила Катя.
  - Ну да, - застыдился художник. - Ты прости, я задержал...
  - Да я не имела в виду тебя. Так, вообще, сказала, - поправилась Катя.
  - Кать, так что, приедешь? - спросил он.
  - Заеду после работы.
  Ей давно хотелось увидеться с Юрой, поговорить о его книгах. И просто увидеть его... Катя не думала о нем постоянно, но, бывало, что вспоминала с непонятным чувством. Ей не хотелось - это она осознавала - чтобы оборвалось их короткое знакомство, а как поддержать его естественным путем, она не знала. Катя дважды звонила Юре сама. Просто так, узнать, нет ли выставок интересных, узнать о его жизни, а Татаринцев воспринимал эти звонки как напоминание о долге. Да, долг был единственной ниточкой, связующей их до сей поры. Почему у Юры не получалось отдать эти небольшие деньги, непонятно, да и неважно.
  Она приехала после работы в мастерскую, оставив машину у офиса и захватив с собой бутылку хорошего вина, сыра, фруктов. Татаринцев был не один.
  - Это Лиля, натурщица, - представил он Кате девицу лет двадцати пяти, с ярким макияжем и длинными до пояса распущенными волосами.
  Она была немного вульгарна, на Катин взгляд, но лицо ее останавливало внимание. Было в нем что-то цыганское или испанское: крупные рот с пухлыми губами, яркие черные глаза, тонкий длинный нос, летучие брови. На Лиле был наброшенный легкий халатик, под которым, кажется, ничего больше.
  Катя достала бутылку и снедь, выложила все на столик.
  - О, вино! Говорила тебе, дай вина! - капризно изрекла богемная девица и забралась с ногами на диванчик. - Наливайте!
  Юра хмыкнул и полез в шкафчик за своими изумительными бокалами. Катя порезала сыр, вымыла фрукты, выложила их на прекрасное блюдо тонкой работы. Юра разлил вино. Лиля растянулась на диванчике, игриво положив ноги на колени художнику.
  - За знакомство! - провозгласила она и поднесла бокал к губам.
  Катя тоже выпила. Вино было терпким и вяжущим. Юра взял свой бокал, но не пил. Он взял с тарелки кусочек сыра.
  - Юра, ты же пишешь портреты? - спросила Катя. - Ну не те, что на Арбате, а живописные?
  - Да вот Лильку сейчас пишу.
  Лиля рассмеялась:
  - Этот портрет обнаженной натурой называется. Нос на боку, глаза в углу, а все пикантное - в центре!
  Татаринцев обиделся.
  - Это ты меня с Пикассо перепутала. Кать, ты ее не слушай. Вон, посмотри мой автопортрет, - он указал на картину, стоявшую у стены.
  - Ну, себя любимого ты, конечно, красавчиком изобразил, - потешалась натурщица.
  Катя нашла нужный ракурс, чтобы получше рассмотреть картину, и раньше привлекавшую ее внимание. Конечно, это не был портрет в классическом понимании. На холсте помимо изображения художника было еще много всего. Возможно, это символические образы, связанные с его внутренним миром, сны, миражи, сиюсекундные порождения. Они все были выражением центрального, автобиографического образа. Катю поразила опять цветовая гамма. Именно в этих цветах, красном, лазурном и серебристо-сером, она видела Юру. И лицо на портрете, не прописанное тщательно, а составленное из фрагментов, поражало сходством. Особенно удались голубые глаза. Они были совершенно живые, зрячие и смотрели прямо в душу.
  Катя вернулась на свое место и подумала: "Да, это надо хорошо знать натуру, чтобы так написать!" Юра ревниво наблюдал за нею, все так же сжимая в руке нетронутый бокал.
  - Ты почему не пьешь? - капризно протянула Лиля, снимая хорошенькие ножки с его колен.
  - Нельзя мне, завтра важная встреча, - оправдывался художник. - Ты же знаешь, если начну сейчас, то не остановлюсь.
  "Вот тебе на! - подумала Катя. - Он еще и запойный. Впрочем, чему удивляться? Это понятно было сразу".
  - Ладно, не наговаривай на себя! - возразила натурщица. - Еще ни разу не видела тебя пьяным. Ты же умеешь пить, чего ты!
  - Что, выпить? - спросил он почему-то у Кати.
  - Зачем, если не хочется? - возразила она.
  Сама она потягивала вино с удовольствием и уже слегка захмелела. Кате нравилось это состояние. По крайней мере, не мучила мысль о предстоящем замужестве. С Юрой было хорошо и просто, никто никому ничего не должен. Однако у него эта странная Лиля, кажется, обосновалась прочно. Что интересно, это обстоятельство ничего не меняло в Катином отношении к Юре. Может, потому что от него она ничего не ждала?
  Они неплохо тогда посидели и расстались довольные друг другом. Юра отдал деньги. Катя вернулась домой, а Игорь даже не спросил, где она была. Ему вполне хватило ее предупреждения, что задержится после работы.
  И вот теперь Катя, без пяти минут жена, сидела в офисе за компьютером и придумывала повод для встречи с Юрой. Юлька принесла билет на любимый "Billy"s Band". "Может, пригласить его на концерт? Забрать второй билет у Юльки?" Однако, любит ли Юра джаз? Если нет, будет глупо. Она вспомнила автопортрет Юры, и тут ее осенила блестящая идея.
  Катя набрала номер Татаринцева.
  - Привет, Кать,- буднично ответил он, будто они болтали каждый день.
  - Юра, я хочу заказать тебе портрет.
  -Какой портрет? - удивился художник.
  - Свой портрет.
  Повисла небольшая пауза.
  - Ну, ты же знаешь, какой из меня портретист, - пробормотал Юра.
  - Мне именно такой и нужен! - подбодрила его Катя.
  - Да на заказ я не пишу... Если хочешь, просто так могу попробовать. Может, получится.
  - Договорились! Когда приступим?
  Юра помялся.
  - Ну, давай завтра. Завтра суббота? Ну так, вечером, часиков в семь.
  - Хорошо, я приеду.
  Юлька, проходившая мимо, подслушала конец разговора.
  - Это что, интернет-знакомство очередное? - полюбопытствовала она.
  Катя так ничего и не рассказала подруге про Юру. После выставки они обменялись парой фраз. Юлька спросила, долго ли еще Катя была на выставке, та ответила, что до закрытия. И все. Да, собственно, и рассказывать-то нечего. Разве что-нибудь происходит? Какое-то вялое, ни к чему не обязывающее знакомство. Катя сама не понимала, зачем ей это нужно, зачем она ищет встреч с Татаринцевым. Однако чувствовала, что нужно...
  - Пойдем покурим! - предложила Юлька.
  Обычно это означало выйти поговорить, выпить кофе без свидетелей.
  - Пойдем.
  Они прошли на пустую кухню, и Катя действительно закурила под неодобрительным взглядом подруги.
  - Что-то ты совсем распустилась, - проворчала Юлька.
  Не обратив никакого внимания на ее слова, Катя вернулась к теме:
  - Хочу, чтобы Юра написал мой портрет.
  - Какой Юра? - заинтересовалась подруга. - Тот, с выставки?
  - Ну да.
  Юлька внимательно посмотрела на собеседницу.
  - Ой. А я про книжку его совсем забыла! И что, напишет тебя?
  - Попробует.
  Юлька присела рядом.
  - А ты что, поддерживаешь с ним отношения? - полюбопытствовала она.
  Катя улыбнулась:
  - Да так, поверхностно. С чего ты всполошилась?
  - Ты замуж выходишь или нет? - ответила вопросом подруга.
  С лица Кати тотчас исчезла улыбка.
  - Выхожу, - мрачно ответила она.
  - Тогда зачем тебе этот художник?
  - Не понимаю, какая связь? - фальшиво изумилась Катя. - Если выходить замуж, значит, уже никаких контактов с противоположным полом?
  Юлька лукаво улыбнулась:
  - Ой, Катька, не хитри! Рассказывай, что у вас там.
  - Нечего рассказывать, - честно призналась Катя.
  Ей расхотелось говорить о Юре.
  - Ладно, мать, расскажешь, когда будешь в настроении, - поняла ее Юлька. - Идем работать, в обед поболтаем.
  Юлька вышла, а Катя еще постояла у раскрытого окна, вдыхая весенний запах города и докуривая сигарету. Улица шумела своей обычной жизнью, сновали прохожие, гудели машины в бесконечных заторах. И вдруг, все перекрывая, зазвонили колокола на соседней церкви.
  Звук рос, ширился, распирал грудь каким-то необыкновенным чувством счастья, весны, небывалого восторга... Заполнял собой все пространство. И будто давал энергию. Может, так действовала весна, а не колокольный звон вовсе. Катя закрыла окно с мыслью, что все еще возможно. Даже выпутаться из создавшегося положения без особых потерь.
  А положение смело можно было назвать ложным. Она в который уже раз убедилась в этом накануне ночью. Гарик по-прежнему спал на диване в гостиной. Перед сном Катя решила посмотреть фильм по телевизору и нечаянно задремала на диване. Проснулась от того, что Игорь накрывает ее пледом. Непонятно, что произошло, Катя вдруг потянулась к нему, сонная. Гарик недолго упирался. Наверное, не хотел обидеть, расценил свое сопротивление как оскорбление в адрес женщины. Впрочем, так и было бы. А он не хотел обижать свою невесту.
  Когда Катя окончательно пришла в себя, она удивилась. Зачем нужно было совращать мужчину, которого она уже почти не любит? Или все-таки любит, но хочет себя убедить, что не любит? Как все запуталось...
  Возвращаясь на рабочее место, Катя подумала: "Как странно! В сегодняшний двадцать первый век, когда свобода отношений немыслимая и давно сняты все запреты, человек так же, как пятьдесят и сто лет назад, путается, мучается условностями, страдает и не может развязать узел, потому что боится одиночества или боится ранить близкого человека. Ничего не меняется в общечеловеческом плане. Даже труднее становится от свободы, а не легче. Вроде бы взрослые люди...".
  
  Глава 4
  Человек не одинок
  
  Всю дорогу домой Колосова боролась с искушением набрать номер телефона Игоря. Однако ей хотелось поговорить с ним в комфортных условиях, когда слышишь малейшую модуляцию голоса, не говоря уж о словах. Маша решила позвонить из дома, если Орлов не опередит ее. Ждала и боялась, что позвонит: в метро ведь ничего не слышно, да и на улице тоже машины шумят. Игорь не позвонил.
  Маша вошла в квартиру, сняла пальто и ботинки. Почувствовала зверский голод, как всегда. Даже усталость не перебила его. Быстро переодевшись в домашнее платье, Колосова поспешила на кухню. Разогрела суп, налила в тарелку, сделал бутерброд с маслом и сыром, поднесла ко рту и услышала звонок мобильного телефона, лежавшего на подоконнике.
  Вздрогнув от неожиданности, Маша уронила бутерброд в тарелку с супом. Вылавливая его из горячей жидкости, еще и обожглась. Вытерев пальцы о полотенце, она схватила трезвонивший телефон.
  - Ты почему не отвечаешь? - вместо привета проорал Игорь.
  - Я была на уроке, - виновато промямлила Колосова.
  - Сейчас? У тебя же давно все закончилось. Ты где? - наседал Орлов.
  - Дома, - пролепетала Маша.
   - Одна?
  - Конечно, одна, - пришла в себя Колосова. - С кем же еще?
  - Ну, мало ли, - хмыкнул Орлов. - Может, у тебя там пригрелся какой-нибудь гений доморощенный или еще кто.
  - Если и пригрелся, так и что? - возмутилась Маша. - Ты меня вспомнил вдруг, по какому поводу?
  Игорь не сразу ответил.
  - Скажи, ты звонила Косте Веденееву? - спросил он совсем другим тоном.
  - А кто это такой? - удивилась Маша.
  - Понятно, не звонила. Я тебе зачем его телефон давал? - рассвирепел Орлов.
  - А! - вспомнила Маша. - Это продюсер с телевидения? Нет, не звонила. Зачем? Мы с Сашей Федоровым, отцом Родионом, поговорили. Он сказал, что я свое место занимаю, а от добра добра не ищут.
  - Да, он говорил мне, что был у тебя в школе... - совсем уже смиренно сказал Игорь, и Маше это не понравилось.
  - Если так дальше пойдет, может, и позвоню еще, - сказала она примиряюще.
  - Как "так"? - тотчас спросил Орлов.
  Колосова сама не знала, что имела в виду.
  - Ну, в моей жизни... - невнятно пробормотала она. - Надо что-то менять, в конце концов. Я же не могу до старости так...
  Она поняла, что больше ни слова не произнесет, расплачется.
  - У тебя что-то случилось? - встревожился Игорь.
  - Почему ты не приезжаешь больше? - едва выговорила Маша и невольно всхлипнула.
  - Я не могу, прости, - ответил Орлов таким тоном, что Маша испугалась. Она не сразу поняла, что его уже нет в трубке, отключился.
  Вот и поговорили. Маша смотрела на остывающий суп и не могла проглотить ни ложки...
  Не случайно она вспомнила Сашу Федорова. Он вошел в ее жизнь как нечто непреложное, дорогое, светлое. Знать, что он есть, было радостно и важно. Само существование этого человека давало надежду и, конечно, его молитва - Колосова была уверена в этом - необходима миру и лично ей, Маше. Почему это так, она не пыталась понять, так было, и все. Саша познакомил ее с песнями иеромонаха Романа и "светлого отрока" Максима Трошина, и теперь она часто слушала их. Серебряный, волшебный голос юного певца и высокий напев отца Романа наполняли сердце светом и радостью, уносили ввысь, к Богу.
  Саша приехал тогда по звонку Орлова. Маша была несколько разочарована: она ведь ждала самого Игоря и к приему незнакомых гостей совсем не была готова. Однако Саша оказался на диво комфортным и ненавязчивым гостем. Более того, потом у Маши возникло чувство, что она должна поблагодарить Игоря за это знакомство. Пока отец Родион был в ее доме, Колосова не вспоминала о своем одиночестве, об обманутых надеждах, не тосковала по Орлову.
  Как так получилось, она не могла понять. Было чувство теплоты, исходящей от красивого, сильного мужчины, не предназначенного для мирской жизни. За вечер, который они проговорили на кухне, сидя за чаем после скромного ужина, Маша, кажется, рассказала о себе все. Она не заметила, как совершенно незнакомый доселе человек сделался необыкновенно близким. Ему можно было довериться, как самой себе.
  Участие Саши было не показным, не формальным, такие вещи Колосова нутром чуяла. Саша слушал заинтересованно, задавал вопросы между делом, отпускал замечания, и незаметно для себя Маша раскрыла перед ним всю жизнь как на ладони. Про Игоря только говорила осторожно. Был, конечно, соблазн расспросить о нем о. Родиона, все-таки они друзья, однокурсники. Однако Саша как-то хитро увел беседу в сторону, и вопросы сами собой отпали.
  И что еще ее поразило: после долгого разговора, когда болтала, в основном, она, не осталось чувства досады и опустошенности, как это обычно бывает после откровенных разговоров.
  Маше, конечно же, захотелось поделиться этим чудесным приобретением, и она упросила Федорова выступить перед ее ребятами в школе. И даже неважно было, с чем он выступит, о чем будет говорить.
  - Просто побеседуйте с ними, расскажите о себе, как вы пришли к Богу. Это всегда интересно, а им, как пример. Почему вы избрали такой путь, что за люди вас окружали и окружают.
  - Да, о людях я расскажу, - согласно кивнул о. Родион. - Людей мне Бог послал по большей части духовных, боговдохновенных.
  Только потом Маша узнала, что из-за выступления о. Родион пропустил свой поезд до Пскова, и ему пришлось взять новый билет.
  На другой день они поехали в школу вместе. На кафедре о. Родиона встретили приветливо, напоили чаем, попросили выступить и в других классах. Саша не отказался, он безропотно отработал полноценный рабочий день, а это даже для профессионала непросто.
  Маша, конечно, присутствовала в своих классах на его выступлении. Ей самой было интересно послушать, посмотреть на реакцию ребят, может, и поучиться чему-нибудь. Она при всякой возможности училась. Машу обрадовало чувство юмора Саши в общении с детьми, мягкая ирония по отношению к самому себе. Люди духовного звания всегда казались ей суровыми, сосредоточенными, неулыбчивыми. Будто им не по чину смеяться и шутить. Отец Родион понимал, что перед ним дети, рассказывал много забавного из своей жизни, но и поучительного тоже.
  Он родился в вологодском селе в семье учительницы и плотника. Поступил на биофак Московского университета, прекрасно учился. В студенческие годы познакомился с трудами своего земляка святителя Игнатия Брянчанинова. Его "Аскетические опыты" произвели сильное действие на юного искателя. А "Плач инока о брате его, впадшем в искушение греховное", написанное почти мальчиком, просто пронзил до основ.
  Уже в студенческие годы определилась судьба будущего иеромонаха Родиона. Девяностые годы ломали человека на свой лад, разрушая прежние духовные основы и лишая каких-либо зацепок. В эти годы многие молодые люди избирали путь ухода от мирской жизни в разных формах. Уезжали в деревни, создавали общины. Тогда же случился разгул всяких мистических учений, чуждых духовных практик, сектантства, лжепророков: Аум-синрикё, пасторы в русских деревнях и селах, пророк Виссарион, объявивший себя новым воплощением Христа и много других. Виссарион заманил людей в Минусинск и основал там общину. Люди бросили родных детей, семьи, продали квартиры и уехали в никуда.
  Новоявленные пророки и мессии пользовались растерянностью бывших советских людей, стоявших над бездной, завлекали их в смертельные ловушки. К концу девяностых источник иссяк, православная церковь пыталась противостоять потоку лжи и обмана. Однако силы ее были подорваны многолетними гонениями и истреблением священства на протяжении всего двадцатого века. Уходили в скиты, рукополагались в священство новые, молодые силы, населяли открывающиеся монастыри и пустыни. Для Саши Федорова это был естественный путь, ему всегда казалось, что он предназначен для монашества.
  Он рассказывал интересно, с забавными подробностями. Маша навострила уши, когда о. Родион заговорил о литературе, о творчестве. Он говорил, что русская классическая литература несет духовный свет, обращена к высокому в человеке, пробуждает его нравственные силы и голос совести.
  Конечно, искусство может и низвергать во мрак, если оно не осенено Божьей благодатью. Писатель сам должен понимать, что ответит за каждое слово. А им, читающим, насыщающимся из литературного источника, тоже не худо бы разбираться, кто диктует эти строки, и не поддаваться соблазну искусства.
  Ребята слушали с явным интересом, в их внимании чувствовалось уважение к человеку, имеющему твердые убеждения, несущему свою истину. Они рискнули заговорить об относительности нравственных понятий. Это любимая тема нынешних подростков. О. Родион спокойно и вполне компетентно разбивал все их доводы. Маше показалось, что даже самый отъявленный скептик, рыжий Егор Бахтин из 11 "Б", крепко задумался.
  Когда Саша Федоров уехал, Колосова почувствовала пустоту и одиночество вдвое болезненнее. Она вспоминала его слова:
  - Человек никогда не бывает одинок. Даже тогда, когда ему невыносимо одиноко. Отец наш небесный всегда рядом, надо только обратиться к нему.
  Маша пробовала молиться, но у нее не получалось. Слишком долго жила в одиночестве, не пуская никого в свой мир. Понимала, что нужно довериться Богу слепо, как дитя, но не могла. Слишком много вопросов рождалось в ее разумной голове. А Саша говорил, что нужно принять по-детски, впустить в себя веру...
  - Вот и сиди на кухне, хлебай свой остывший суп и не мечтай о мужчинах, которые не хотят тебя видеть и вспоминать о тебе, - зло проговорила Маша вслух и не выдержала, расплакалась.
  
  Глава 5
  Уже завтра
  
  - Я не хочу есть! - хныкал Петька, отказываясь от овсянки. А нужно было принимать лекарства, перед этим обязательно поесть.
  Петька заболел, да еще с такой высокой температурой! Катя не пошла на работу, пообещав Юльке все возможное сделать дома. Юлька нервничала, работы, как назло, навалилось много, но что делать. Игорь тоже не мог сейчас бросить на произвол судьбы свое агентство.
  - Ангина, - сказал врач, явившийся по вызову. - С гнойными нарывами.
  Петька плакал, не давал смотреть горло. Ему было больно глотать.
  - Больше кислого пить сейчас, - рекомендовал доктор. - Я выпишу вам антибиотики на всякий случай, но пока не давайте, понаблюдайте. Если через три дня температура не спадет, начинайте давать.
  Температура не спадала, и Катя сходила с ума. И понятно, что она забыла про день регистрации брака. Да и до того ли. Вечером, когда, измученная страхом за ребенка, измотанная его капризами и попытками заставить его пить клюквенный морс, Катя вышла на кухню и случайно бросила взгляд на календарь, висевший над столом. Дата регистрации была обведена красным кружочком.
  - Завтра? - похолодела Катя. - Уже завтра?
  Она бросилась звонить Игорю, который все еще не вернулся с работы.
  - Игорь, ты помнишь, что у нас завтра? - спросила она с ходу.
  - Как Петька? - не слушая ее, перебил Орлов.
  - Температура 39. Только что дала жаропонижающее, он лежит, надеюсь, уснет.
  - Может, пора давать антибиотик? - тревожился Игорь. - Ты что-нибудь делаешь?
  - Делаю, - со вздохом отвечала Катя. - Пшикаю горло люголевым спреем, очищаю от гноя. Подождем еще. Антибиотики только в крайнем случае, врач сказал.
  - А температура под сорок - это не крайний случай? - нервничал Игорь.
  - Три дня ждем, а потом, если ничего не изменится, антибиотики, - терпеливо разъясняла Катя.
  Она уже сомневалась, надо ли напоминать Игорю о завтрашнем событии. Он был расстроен болезнью ребенка, да и на работе какие-то проблемы. Во время разговора его несколько раз отвлекали.
  - Как это нет лицензии? - слушала Катя в трубке его ругань. - Пусть не морочит мне голову, несет лицензию. Добудет, это его проблема.
  Катя сказала:
  - Ладно, все, пока.
  Понятно, он не помнит. Да и надо ли удивляться, если она сама благополучно забыла об этой важной дате.
  Вспомнила тот день, когда подавали заявление в ЗАГС. Молча, сосредоточенно заполняли свою анкету. По соседству молодая пара веселилась, трудясь над бумажками. Они толкались, хихикали, задавали друг другу нелепые вопросы. Катя с завистью смотрела на них. Она спросила только:
  - Фамилию твою брать?
  Игорь пожал плечами:
  - Как хочешь. Но, пожалуй, лучше, когда у всех в семье одна фамилия.
  И она написала в анкете, что возьмет после брака фамилию мужа.
  Катя решила не напоминать ему о регистрации. Все равно ничего не выйдет: вряд ли до завтра Петька выздоровеет, с таким-то горлом. Не судьба. В конце концов, можно перенести на другой день.
  - Мама! - услышала она хриплый Петькин голос и побежала на зов.
  Попыталась влить в ребенка хоть немного морса, но Петька кашлял, ревел и не желал глотать. Ему было совсем плохо, и Катя ощутила знакомый холодок почти животного страха за сына. Она, конечно, умела справляться с ним, но сейчас, когда сама была в полном раздрыге, по сути, без моральной поддержки, это далось ей нелегко. Сердце колотилось, холодный пот выступил на лбу, но Катя спокойно сказала:
  - Ничего, малыш, скоро все пройдет. Давай-ка попей. Это нужно.
  Она совершенно выбилась из сил, когда вернулся Игорь. Бросил ей:
  - Привет!
  Разделся в прихожей, вымыл руки и сразу прошел к уснувшему наконец Петьке. Катя сидела на кухне с горячим кофе и не могла пошевелиться. Надо было разогреть Игорю ужин, покормить его, заварить свежий чай, но она сидела, как каменное изваяние, символизирующее безысходность. Орлов вошел на кухню с предсказуемым вопросом:
  - Как он?
  - Уснул.
  - Да, я видел. Ты температуру мерила перед сном?
  - Мерила. Тридцать восемь и шесть, и это после жаропонижающего.
  "Его волнует только Петька, а я - постольку поскольку. И зачем тогда вся эта комедия с регистрацией? - думала с горечью Катя. - Я не чувствую его плеча, рядом со мной только оболочка. Пустая оболочка. Даже глаза какие-то мертвые, когда он смотрит на меня. Да он и не смотрит. Что ему до меня?"
  - Ты есть будешь? - спросила она, не двигаясь с места.
  - Нет, не хочу. Я поел в офисе.
  "Вот, даже не ест дома. Зачем я ему? Зачем тогда вся эта показуха?" Она силилась отогнать дурные мысли, все-таки ребенок болеет, о нем надо думать, но обида не давала покоя. Напомнить или не надо?
  Катя посмотрела на Игоря, который сам поставил чайник, чтобы заварить чай, и сел на табурет. Вид у него был измученный.
  - Игорь, - тихо окликнула его Катя.
  - Что? - отозвался он, думая о своем и глядя на шумевший чайник.
  - Ты помнишь, что у нас завтра?
  - А что у нас завтра? - машинально переспросил Орлов.
  Тут у Кати зазвонил телефон. Она вздрогнула, когда увидела в светящемся окошечке "Юра". Поколебавшись, взяла трубку.
  - Ало?
  - Кать, ты чего не приехала-то? - спросил Татаринцев. - Я тут винишко припас, из Италии прямиком.
  - У меня ребенок заболел, - ответила Катя, поглядывая на Игоря, который поднялся и вышел, чтобы не мешать. - Прости, я не позвонила, так все навалилось. Температура все время очень высокая, я просто распсиховалась, все забыла...
  - Да ничего, не парься. Я сам поздно пришел, мотался по городу. Давай созвонимся тогда, что ли. Когда выздоровеет ребенок.
  - Хорошо, - согласилась Катя, - но не раньше, чем через неделю, я думаю.
  Они попрощались, и Катя положила телефон на стол. "Это хорошо, что я не успела сказать про регистрацию, - машинально подумала она и тотчас испугалась: - Выходит, я сознательно оттягиваю момент, когда все будет решено? Нет, это неправильно, нехорошо! Надо сказать..."
  Катя уже было направилась в гостиную, где Игорь включил телевизор, но тут из детской послышался кашель и хныканье Петьки. Он проснулся, надо было дать ему питье, закапать в нос капли, смазать горло. Катя прошла мимо гостиной, где шумел телевизор. Мимоходом заглянув туда, она увидела Игоря, сидевшего без движения и смотревшего в одну точку.
  Повозившись с Петькой, дождавшись, когда он снова утихнет, Катя пошла на кухню, чтобы отнести пустой стакан и лекарства. Игорь курил у раскрытого окна.
  - Ничего? - разгоняя дым рукой, спросил он запоздало разрешенья.
  - Ничего, - ответила Катя.
  Она устала, хотела спать, и уже не было сил напоминать Игорю о завтрашнем событии, которое так и так придется отменить.
  - Спокойной ночи, - сказала она и повернулась, чтобы выйти.
  - Кать, - позвал Орлов, - так что ты хотела сказать?
  Катя вздохнула и нехотя произнесла:
  - Завтра пятнадцатое, мы должны были расписываться.
  Игорь взглянул на календарь.
  - И что, почему "должны были"? Ты передумала?
  Катя рассердилась.
  - Ну, ты же понимаешь, я не брошу Петьку в таком состоянии дома, даже с мамой! Вот выздоровеет, тогда...
  - Конечно, - покладисто ответил Орлов. - Я позвоню завтра в ЗАГС и попрошу перенести на другой день.
  Катя кивнула и направилась к себе. Тоска сжала ее сердце. Помимо тревоги за сына ее мучило чувство, что все делается не так как надо. А как надо, она пока не знала.
  Глава 6
  Бой с барсом
  
  Она пришла наконец.
  Вернее, "все-таки", а не "наконец". Не очень-то Колосова ее ждала. Однако было ощущение, что нарыв прорвался. Мама Коли Бородина караулила Машу возле кафедры.
  - Вы Мария Кирилловна? - спросила она, хотя было очевидно, что прекрасно знает, кто перед ней.
  - Да. А вы?..
  - Я мама Коли Бородина, - ответила та
   Это прозвучало почти как "Я - мама Стифлера". "Господи, какой мусор у меня в голове!" - еще подумала Маша и пригласила даму войти на кафедру. По счастливой случайности там никого не оказалось. Наверное, все уже разошлись по домам.
  - Присаживайтесь, - предложила Мария Кирилловна и сама села за стол напротив. - Я вас слушаю.
  Дама выдержала многозначительную паузу, разглядывая жертву, чтобы и Маша тоже имела возможность ее рассмотреть. Ну, что сказать. Выглядела она великолепно, мама Коли Бородина. Ухоженная, безупречный макияж, стильная одежда. Только вот что ей, такой красивой и властной, явно не бедной, нужно от нищего старшего преподавателя Колосовой?
  - Я ознакомилась с вашим тематическим планом, - начала она не спеша...
  Закончился восьмой урок. Маша устала и мечтала об ужине, даже не об обеде. Она никогда не ходила обедать в школьную столовую, считая это неудобным. Просто не могла есть под прицелом ученических глаз. Под ложечкой сосало, а от выпитого чая бурлило в животе. Однако на нее смотрели далеко не дружественный глаза и что-то выпытывали.
  - Так, и что? - любезно спросила Колосова.
  - И еще изучила журнал 11 "Б".
  Она снова выдержала паузу. Эта многозначительность стала надоедать Маше.
  - Так, - кивнула она, чувствуя, что раздражается.
  "Ну уж нет, я тебе не дам повода для торжества!" - подумала она и постаралась взять себя в руки.
  - Сопоставив то и другое, я увидела несоответствие. Не понимаю, почему ваше руководство не придает этому значение!
  - Чему? Несоответствию? - невинно спросила Маша.
  - Да. Ведь по плану у вас одно количество часов, а по факту - совсем другое. И я поняла, почему это происходит.
  "Надо же! - подумала Колосова. - Какой сыщицкий талант пропадает!"
  - Интересно, - с улыбкой произнесла она.
  - В плане у вас указано, что один час в неделю обязательная подготовка к ЕГЭ по русскому языку. А на самом деле вы тратите этот час на литературу! - она торжествовала все-таки. - И дети не получают должной подготовки к ЕГЭ.
  - Вы не волнуйтесь, - как можно мягче сказала Маша, - все они получают. Во втором семестре я все же отдала этот час на подготовку. Тренировочные ЕГЭ мы регулярно проводим в масштабе всей школы. Хоть и жалко тратить время в выпускном классе на переливание из пустого в порожнее.
  - Как это "жалко"? - не выдержала роли мама Коли, и в голосе ее появились истерические нотки. - Дети должны быть хорошо подготовлены, иначе они не наберут нужных баллов!
  Маша понимала, что нет смысла объяснять ей что-либо, но попробовала:
  - Ну, вы же не готовитесь специально, когда идете сдавать кровь или проходите собеседование при поступлении на работу. Тест - это всего лишь тест, проверка общих знаний, которые, увы, не появятся, если мы на уроках будем готовиться к ЕГЭ, а не получать эти знания.
  - Дети должны сдать ЕГЭ на высокие баллы! - отчеканила Бородина. - Если они не доберут баллов, в этом будете виноваты вы.
  - А не они, что плохо учились в школе? - усмехнулась Маша.
  - И в этом тоже виноваты вы. Не сумели заинтересовать своим предметом, плохо объясняете.
  - Возможно, - смиренно согласилась Мария Кирилловна. - Но вашему Коле провал не грозит. Он прекрасно справляется с материалом, активно работает на уроках, блестяще пишет сочинения и всегда вовремя сдает зачеты. И вообще, умный мальчик, начитанный, думающий. В этом, конечно, ваша заслуга. Полагаю, он прекрасно справится с ЕГЭ и с выпускным сочинением.
  Бородина умолкла. Она смотрела на сидевшую перед ней с доброжелательной улыбкой Машу и явно переживала внутреннюю борьбу.
  - Вы рекомендовали для прочтения школьникам рассказ Бунина "Легкое дыхание". Но ведь, простите, это что за пример для детей? Мой сын совершенно справедливо называет героиню девицей легкого поведения.
  Маша невольно хмыкнула, чем, кажется, разъярила собеседницу.
  - Вам это смешно? - зловеще, как показалось Маше, проговорила дама. - А рассказывать на уроках о живописи, когда надо готовиться к ЕГЭ, или пропагандировать философию Ницше?
  Мария Кирилловна посерьезнела.
  - Я, конечно, могу не отвечать на это, но все же скажу. Мы изучаем Серебряный век, а говорить о поэзии символистов вне философии Ницше невозможно.
  - Но зачем это детям? Они ведь математики и физики, они не собираются поступать на филологический или философский факультеты. А живопись?
  - Визуальный ряд помогает понять явление модернизма и в литературе, - терпеливо объяснила Маша.
  Они помолчали, скрестив взгляды, и Маше почему-то вдруг стало жалко маму Коли Бородина. Кажется, у нее все есть, но счастливой она не выглядит. Что мучает эту красивую женщину? Неужели действительно боится за сына, что тот не сдаст ЕГЭ?
  Когда Машу не любили или неизвестно за что немотивированно начинали преследовать, злились на нее, она обычно терялась, сама становилась несчастной и беззащитной. Однако если затрагивались профессиональные вопросы, тут Колосова не пасовала. Она знала и любила свою работу, выполняла в меру своих сил, добросовестно, профессионально, с душой. Конечно, не все получалось, бывали и плохие дни, когда все валилось из рук. Тогда Маша ела себя поедом, долго переживала промах или неудачу, анализировала, исправляла задним числом.
  Никто не мог судить ее строже, чем она сама. Маша готова была учиться и критику воспринимала вполне здраво. Если та была по делу. Но превращать учебный процесс в натаскивание на ЕГЭ по русскому языку она не станет. Даже в выпускном классе.
  - Вы не боитесь, что я пожалуюсь в вышестоящие инстанции? - вкрадчиво спросила Бородина.
  - Нет, не боюсь, - честно ответила Мария Кирилловна. - Это будет, наверное, неприятно, меня станут больше контролировать, проверять, но бояться мне нечего.
  - Посмотрим, - это не звучало угрозой.
  Кажется, Бородина выдохлась.
  - Вы знаете, - весело сказала Маша, - впервые разговариваю с родителем, который боится, что ребенок получит слишком много знаний!
  Бородина решительно поднялась.
  - Ну, по крайней мере, я поняла, почему ученики к вам так относятся.
  - Как? - полюбопытствовала Маша.
  - Они, кажется, любят вас, - сухо ответила дама, и Маша не поняла по ее тону, хорошо это или плохо.
  Однако Бородина не оставила сомнений, добавив:
  - Вы умеете зарабатывать дешевый авторитет. До свидания, - многозначительно заключила она и вышла.
  - До свидания, - ответила Колосова закрывшейся двери.
  Она чувствовала себя, как Мцыри после битвы с барсом. Согрев чайник, выпила чаю с печеньицем, чтобы обмануть голодный желудок. Еще надо было доехать до дома, а сил не осталось ни на что.
  Заперев кафедру, Колосова направилась к выходу. Чувство униженности, беззащитности перед враждебным миром никак не покидало ее. Выйдя из школы, она ощутила страстное желание увидеть на площадке перед проходной черную машину гладких очертаний и стоящего возле нее Игоря Орлова. Но его, конечно же, там не было. Маша почувствовала такую боль и такую ненужность всего, что едва не разрыдалась на глазах у изумленной охраны.
  
  Глава 7
  Set The World On Fire
  
  После болезни сына Кате хотелось праздника, легкого безумного веселья. Она решила купить вина и поехать после работы к Юре. Позвонила маме выяснить, сможет ли она забрать Петьку из сада. Игорь уже несколько дней не приходил к ним, ночевал у себя дома. По крайней мере, так говорил. Катя не собиралась его проверять. Мама с радостью согласилась провести вечер с Петькой. Осталось дело за малым: позвонить Татаринцеву и выяснить его планы.
  Сотрудники уже все разошлись, Юлька прихорашивалась перед зеркалом. В последнее время она уходила, не дождавшись Кати. Давненько они не сидели в любимой кафешке и не болтали о том о сем. Катя подумала, что со своими проблемами она совсем отдалилась от любимой подруги.
  - Когда мы ходили с тобой куда-нибудь вместе? - спросила она задумчиво.
  - Я уж и не помню, - легкомысленно ответила Юлька.
  - И куда же ты сейчас собралась?
  Юлька загадочно улыбнулась:
  - В одно интересное место.
  Катя подняла брови:
  - И что, не скажешь мне? Вот дожили!
  Юлька подошла к ней, чмокнула в щечку.
  - В следующий раз все расскажу, ей-богу! Сейчас просто спешу, пробки начинаются, надо успеть прошмыгнуть.
  Она в последний раз заглянула в зеркало, схватила сумку и помчалась по своим таинственным делам. Катя с сожалением подумала, что не может открыто поговорить с подругой, посоветоваться, поделиться сомнениями. Юлька ведь считает, что у Кати все в шоколаде. Игорь сделал предложение, они скоро поженятся. Все ясно, все достигнуто. И как сказать Юльке, что совсем не ясно все и не просто? Юлька не поймет. Вернее, не захочет понять. Скажет, что подруга свихнулась. С жиру бесится.
  Катя набрала на телефоне номер Юры Татаринцева. Он не сразу взял трубку, и голос у него был озабоченный.
  - О, Кать, хорошо, что позвонила! У тебя время есть? Можешь приехать? - опережая ее, спросил Юра.
   - На сеанс? - почему-то спросила Катя.
  - Какой сеанс? - не понял художник.
  - Позировать тебе?
  - Позировать? А! Ну, можно и на сеанс.
  - Хорошо, - ответила Катя. - Сейчас приеду, если не застряну в пробках.
  - Давай!
  "Только бы он был один!" - невольно подумалось Кате, когда она зашла в магазин, чтобы купить вина. Еще хорошо бы фруктов, поесть что-нибудь. Легкий ужин не повредит. Катя купила пару готовых салатиков, кусок сыру, буженины и огурцов. Из фруктов - виноград и апельсины. Взяв бутылку красного вина, подумала и добавила белого сухого. Загрузила пакеты в машину и двинулась на Сретенку.
  Проскочить, конечно, не удалось. Постояла минут двадцать в пробке. И как раз зазвонил телефон. Катя первым делом подумала, что звонит заждавшийся Юра, но это был Гарик.
  - Кать, я чего... - сказал он хрипловатым голосом и умолк.
  - Чего? - спросила Катя.
  - Как там Петька?
  В трубке слышен был непонятный шум. Катя вдруг испугалась. "Он опять вляпался во что-то!" - подумала она
  - Петька хорошо, - осторожно ответила она. - А ты где? Хочешь приехать?
  - Я приеду обязательно, только не сейчас. Если что, скажи Петьке, что я его люблю.
  - Если что? - сердито переспросила Катя. - Что ты собираешься делать?
  - Все, Кать, береги его.
  И он отключился. Катя сразу же набрала вызов, но Игорь уже не ответил. Пока стояла в пробке, она несколько раз пыталась связаться с ним, но телефон был недоступным. Окончательно разозлившись, Катя решила больше не думать о Гарике. "Пусть делает, что хочет! Уже взрослый мальчик". На всякий случай позвонила маме узнать, не проявлялся ли Орлов.
  - Нет, - удивившись вопросу, сказала Людмила Алексеевна. - Что-нибудь случилось?
  - Да нет, мам, с чего ты взяла? - сердито ответила Катя. - На всякий случай спросила. Имей в виду: если он появится, Петьку с ним не отпускай!
  - Разумеется, - с недоумением сказал мама.
  "Не выдержал! - подумала Катя. - Ненадолго хватило его благолепия. Опять во что-то ввязался". Впрочем, оно и понятно. Добродетельный Гарик - это нонсенс. И больше Катя не думала о нем до конца дня. И звонков от него больше не было.
  Подъезжая к Юриной мастерской, Катя почувствовала легкое волнение. И тотчас увидела художника возле его двери. Юра ждал ее.
  - Представляешь, - едва поздоровавшись, стал рассказывать он, - купил себе, наконец, машину, а ездить еще не умею. Ну, оставил ее под окнами на улице. А сегодня ночью эвакуатор ее уволок. Теперь надо ехать, выручать. Поможешь?
  - Конечно! - с готовностью отозвалась Катя. - Садись!
  И вечер ушел на то, чтобы вызволить Юрину машину и пригнать ее домой. Потом Катя, взяв такси, вернулась за своим авто. И, собственно, было уже поздно. Хотелось есть и спать, и повода возвращаться к Юре особого не было. Однако он позвонил, будто почувствовал ее сомнения.
  - Кать, ты давай скорее возвращайся.
  - Зачем? - спросила она.
  - Ну как? А сеанс?
  "Ну ладно, не высплюсь, не беда!" - решила Катя и свернула на бульварное кольцо.
  Когда она с пакетами вошла в мастерскую, там уже был готов стол, на котором горели свечи. Верхний свет выключен, играла приятная ненавязчивая музыка. Катя отчего-то волновалась. Юра в красной бандане, повязанной по-пиратски, хлопотал на кухне. Он доставал из духовки умопомрачительно пахнувший кусок свинины.
  В другое время Катя ни за что не стала бы есть на ночь жирное мясо, но теперь она была просто зверски голодна. Проворно разобрав пакеты, Катя порезала сыр и буженину, помыла и выложила на блюдо фрукты, а открывать бутылки предоставила хозяину. Когда они наконец уселись за роскошный стол, Катя невольно рассмеялась:
  - Будто праздник, так все красиво, свечи!
  - Ну да, праздник, - ответил Татаринцев, улыбаясь. - У меня день рождения.
  - Шутишь? - не поверила Катя.
  - Точно.
  - Как же так? - растерялась она. - Почему ты ничего не сказал? У меня и подарка нет.
  Юра разлил красное вино по бокалам.
  - Подарок - это все формальности. Главное, ты здесь, - сказал он, вручив Кате бокал и лукаво глядя на нее своими неотразимыми глазами.
  - Ну, тогда за тебя, - пробормотала Катя, смущаясь от его взгляда. - Творческих успехов, вдохновения...
  - Спасибо.
  Они выпили, не отрывая взгляда друг от друга.
  - Ну, давай есть, а то остывает! - первой опомнилась Катя и схватилась за нож, как утопающий за соломинку.
  Мясо и на вкус было изумительно. Легко резалось и жевалось, сочное, пропитанное чесноком, обвалянное в пряностях.
  - Восторг! - выразила Катя свои эмоции набитым ртом.
  - Получилось, однако, - ответил довольный художник. - Второй раз в жизни готовлю мясо в духовке.
  - Не верю! - "по-станиславски" возразила раскрасневшаяся Катя.
  Они выпили еще и еще. Когда приступили к чаю, выяснилось, что у Юры и торт припасен. Легкий, ягодный, с натуральными сливками. Катя не одолела свой кусок, отодвинула блюдце:
  - Все, больше не могу!
  - Тогда сеанс? - Он так спросил, словно подразумевал под словом "сеанс" вовсе не живопись.
  Катя чувствовала, что ему не очень хочется сейчас писать портрет, вернее, совсем другого хочется. Она вскочила из-за стола:
  - Сначала надо подвигаться! Боюсь, усну сразу, как только ты начнешь рисовать.
  - И что ты предлагаешь? - спросил Татаринцев, прищурившись и оглядывая ее с ног до головы.
  - Предлагаю поставить что-нибудь энергичное и попрыгать под музыку.
  Юра пожал плечами, но все же поднялся, чтобы выбрать диск. Порывшись, достал один и вставил в проигрыватель. Мощные колонки завибрировали под барабанами, шквал электрической музыки в стиле "техно" подзабытой шведской группы "E-Type" обрушился на Катю. Именно это и нужно было ей, чтобы встряхнуться, подвигаться в бешеном ритме. Под эту сумасшедшую песню "Set The World On Fire" в свое время они так отплясывали на студенческих вечеринках и в клубах! Она ушла в музыку, отдавшись этому ритму, будто хотела выплеснуть всю скрытую страсть и скопившуюся энергию.
  Юра сидел в кресле, с ошарашенной улыбкой наблюдал за самозабвенно танцующей женщиной, но не хотел присоединяться. Да и незачем было: Катя исполняла танец одиночки. Она не могла видеть себя со стороны и не знала, сколь чувственны движения ее бедер и рук, как обольстительно изгибается талия. Татаринцев перестал улыбаться, только неотрывно и жадно смотрел на нее, будто боялся упустить хоть одно движение.
  Музыка оборвалась, и Катя застыла посреди комнаты с видом только что проснувшегося человека. Она тяжело дышала и смятенно смотрела на Юру. Юра встал, взял со стола два бокала с вином, один протянул Кате. Та жадно выпила все вино.
  - За тебя, - сказал художник и тоже выпил.
  Казалось, он ошеломлен, оглушен и пытается понять себя. Из музыкального центра на этот раз лилась томительная плавная мелодия, и Юра, поставив свой бокал на полку, обнял Катю за талию и повел ее в танце. Они были почти одного роста, Юра чуть выше, и Кате это нравилось. На хмельную голову ей казалось, что так они во всем совпадают, так ближе друг к другу: даже не надо тянуться, вытягивать шею, чтобы... заглянуть в глаза.
  Кате было легко, как давно не бывало, будто она скинула лет десять, а то и все пятнадцать. Рядом с Юрой можно было быть собой! Это открытие пьянило Катю сильнее вина, ей казалось, что они знают друг друга много лет, ей нечего скрывать от Юры, его внимательного, любующегося взгляда. Что бы она ни выкинула сейчас, он все примет как надо, все поймет.
  Катя знала, что рискует, но она приникла к партнеру всем телом, чтобы чувствовать его в танце, преобразовать музыкальные ритмы в ритмы своего сердца и услышать ответ его сердца. Юра мягко обнимал ее, а пульс его зашкаливал. Волны уносили их в мир чувственности, они качались на этих волнах и объятья их становились все жарче.
  Сжатая пружина внутри Кати с легкостью распрямилась, когда ее губы нечаянно коснулись Юриных губ. Ей казалось, что с поцелуем она отдает так мало ей свойственные и трепетную нежность, и скрытый огонь, и жар нетерпения. В Юре же обнаружилась невероятная чуткость. Он не торопил события, хотя был взволнован не меньше. Катя сама увлекла его за собой к дивану. Он только успел шепнуть:
  - Не пожалеешь?
  Она не ответила, потому что не хотела вдумываться в суть вопроса. Впрочем, ответа и не требовалось, все понятно было без слов...
  И только возвращаясь утром домой, Катя вспомнила о странном разговоре с Игорем. Она набрала его номер, но тот оказался заблокированным. Это тревожило не на шутку, однако Катя, сидя за рулем машины и выруливая на Садовое кольцо, сказала себе вслух:
  - Не в первый же раз он исчезает. Может, это и к лучшему.
  Ей не хотелось сейчас видеть Орлова, выяснять с ним отношения, бояться его. Пока в душе и теле держалась память о прошедшей ночи... И плевать, что мама сейчас будет выговаривать ей за легкомыслие и безответственность. Катя имеет право быть счастливой хотя бы несколько часов.
  
  Глава 8
  Экстрим
  
  Писали контрольную, и когда Маша вошла в класс, возле ее стола зияла пустота: хитроумные школяры переместились на дальние парты.
  - Что это? - подняла она брови и указала на пустующую середину.
  Ребята захихикали. Понятно. Запаслись гаджетами для списывания и попрятались за широкими спинами умненьких товарищей.
  - Как после ядерного взрыва, - тяжеловесно пошутила Мария Кирилловна. - Как от зачумленной...
  - Понимаете, - высунулся записной остряк Малютин, - у вас такая сильная ментальность...
  Класс одобрительно посмеялся, однако Мария Кирилловна не оценила юмора:
  - Все, работаем! Записывайте вопросы.
  Когда все отшумели, отвозились, отспрашивали, что и как, и наступила наконец сосредоточенная тишина, Маша перевела дух. Надо было заполнить журнал, проставить последние оценки, а потом можно и почитать, пока ученики трудятся в поте лица.
  Что-то грохнуло: это у Вани Котова выпал телефон. Все рассмеялись и с интересом посмотрели на учителя: что скажет. Колосова проигнорировала инцидент, и шум постепенно стих. Пусть списывают, это им не поможет. Маша наизусть знает все источники из интернета. Работы обычно проверяет с компьютером. Конечно, все давно сказано ученикам: если полностью списано, то двойка обеспечена, если скомпилировано - трояк. Ради четверки надо попотеть самому, а написать на пятерку способны только единицы. Они, конечно, были, но действительно единицы: в лучшем случае один-два человека на класс.
  Колосова быстренько заполнила журналы и достала книгу о Лермонтове. Почему-то в последнее время, как в юности, когда Маша буквально болела поэтом и девятнадцатым веком, снова возникла в ее жизни лермонтовская тема. Маша знала, что случайных вещей в судьбе не бывает: раз идет к ней определенная информация, ее надо принимать и считывать подтекст. А уж зачем это нужно, станет ясно потом.
  В последние годы к биографической литературе Маша относилась с некоторым предубеждением. Слишком много вымысла ради занимательности и увлекательности сюжета. А поскольку совести у авторов нет, они готовы выдать плод собственного воображения за действительность. Найти научную биографию, которой можно доверять, для Колосовой большая удача, целое событие. А если еще ее можно читать, не спотыкаясь на каждом слове и не ломая язык и мозг, то и вовсе праздник.
  У Колосовой были на примете всего два автора, которым она верила, но эта книга принадлежала незнакомому писателю. Полистав ее в магазине, Маша долго металась: купить или не купить. Однако по Лермонтову не так много материалов, уговаривала она себя, и вроде бы приличный текст, без особого вранья, насколько она успела понять. Перевесила книжная алчность, и Маша отдала безумные, по ее представлениям, деньги за книгу о любимом поэте.
  В сладком предвкушении она открыла первую страницу, и тут в тишине класса раздались телефонные трели. Затем последовали смешки, кто-то лихорадочно тыкал в кнопки, чтобы унять несвоевременно заоравший телефон. Мария Кирилловна гневно воззрилась на класс, и снова воцарилась тишина. Не сразу, но воцарилась. И учительница погрузилась в чтение.
  На перемене она продолжала читать, давая понять ученикам, что работа продолжается. Два часа за книгой пролетели незаметно. Обычно самое томительное в работе преподавателя - сидеть в классе без дела, когда школьники пишут сочинения или контрольные работы. А если еще не выспаться накануне, так и вовсе беда: иззеваешься.
  На кафедре преподаватели обсуждали очередную повинность. Кому-то надо было сопровождать учеников на олимпиаду. Это чистая формальность, которую мог выполнить любой, кто работает в школе. Конечно, намек был, в первую очередь, на воспитателей.
  - А что, они ни хрена не делают, сидят вяжут, а дети на головах ходят! - как всегда, не стеснялась в выражениях Елена Александровна.
  Маша догадывалась, кому в конечном итоге выпадет честь везти ребят на олипиаду. У всех семьи, дети, репетиторство, все расписано по часам, а она - свободная женщина, тем более что заканчивает занятия раньше всех, так по расписанию. Ей и ехать. А как не хотелось! Мечтала, вернувшись домой, завалиться с начатой книжкой на постель или порыться в интернете: набралась куча вопросов по Лермонтову, надо было уточнить.
  Естественно, Маша не удивилась и почти не огорчилась, когда после долгих препирательств ученые дамы поставили ее перед фактом:
  - Маш, ну съезди, а? - с надеждой воззвала к ней Ирина Николаевна. - Видишь, никто больше не может.
  Ехать нужно было сразу после занятий. В списке всего три человека, это уже легче. Олимпиада по литературе, какой безумец решился на это? Выпускники прагматичны, у них все рассчитано, на ерунду не будут тратить ни силы, ни время. Оказалось, это десятиклассники по привычке, сложившейся в прежней школе, пытаются использовать по сути ненужный им шанс.
  Маша попила чаю, стащив из общего запаса печенье. До вечера ведь теперь голодать. Взяла у секретаря приказ и список, спустилась в холл. Там отыскала ребят, двух девочек и мальчика, собравшихся на олимпиаду.
  В приказе был указан адрес школы, где проводилось мероприятие. Школа находилась в пешеходной доступности, что весьма облегчало задачу. Детей ведь еще надо было вернуть в альма-матер в целости и сохранности.
  Отправились помолясь. Не спешили: времени вполне хватало на регистрацию и все остальное. Благополучно добрались до школы, протолкались сквозь толпы гомонящих подростков к нужным столам регистрации, отметились, и школьники разошлись по аудиториям. Маша заняла удобную позицию, чтобы три часа терпеливо ждать их возвращения, коротая время за книгой. Она уже нашла нужную страницу и начала погружаться в любимую эпоху, когда вдруг ее подопечные вернулись, растерянные и недоумевающие.
  - Что случилось? - подскочила Колосова.
  Произошла путаница, ребятам уже в аудитории сообщили, что надо ехать в другую школу.
  - В какую? - обалдела Мария Кирилловна.
  Этого ребята не знали. Они смотрели на учителя с надеждой и детской уверенностью, что взрослый все может. Колосова бросилась к дежурным выяснять, что же случилось. Ей дали адрес нужной школы в районе Мосфильма. Объяснили, как туда добраться.
  - Мы же не успеем! - воскликнула Маша. - Ехать будем не меньше часа.
  Однако медлить было нельзя. И Колосова дала команду быстренько одеваться. Они выскочили на улицу, добежали до автобусной остановки. До начала олимпиады оставалось пятнадцать минут. Маша лихорадочно соображала, сколько у нее в кошельке денег. Порывшись в сумке, обнаружила забытую тысячу, которую хотела отдать с зарплаты Милке. Обрадовалась, бросилась к обочине дороги ловить такси. Тотчас рядом затормозила старая "Волга".
  - Ребята, садимся! - позвала она топчущихся на остановке учеников.
  На Мосфильмовской пришлось покататься по окрестностям в поисках школы, а потом еще искали вход: подъехали не с той стороны. В школу ввалились запыхавшиеся, красные. По крайности, Мария Кирилловна.
  Они, конечно, опоздали, но не смертельно, минут на десять-пятнадцать. Дежурные преподаватели быстренько зарегистрировали ребят и увели на второй этаж.
  Маша наконец выдохнула. Ее пригласили в помещение, где сопровождающие ждали своих учеников. Это был класс детского творчества или труда. Все стены увешаны вышивками, макраме, лоскутными коллажами. Все сделано руками ребят из младших классов. Стояли швейные машины, коробки с клубками нитей, лоскутами, фурнитурой.
  Но самое приятное из всего был стол, накрытый для чая. Дежурная дама наполнила электрочайник водой, здесь же под краном, и поставила его кипятиться.
  - Пожалуйста, коллеги, угощайтесь! - пригласила она.
  Преподаватели охотно потянулись к чайному столу. Маша тоже взяла чашку, сунула в нее пакетик с черным чаем, залила кипятком. Есть хотелось невообразимо, в животе неприятно клокотало. Бедняга решила отбросить ложную скромность и налегла на вафли, печенье, пастилу.
  А потом в более-менее сытом умиротворении забилась в уголок с книжкой, которая снова ее спасала. Предстояло просидеть еще три часа и постараться не уснуть.
  Она не уснула, но притомилась изрядно. К концу положенного срока сидеть уже не могла, приходилось периодически разминать ноги и все остальное, то есть прохаживаться. Поскольку ее подопечные опоздали, им дали возможность писать подольше. Они, конечно, сидели до победного и теперь опаздывали в интернат на ужин.
  Опять они торопились. Разыскали автобусную остановку, потоптались в ожидании.
  - Нам не оставят поесть, вы не знаете? - жалобно спрашивали девочки.
  Колосова не знала. Она мысленно махнула рукой и снова пошла к обочине ловить машину.
  Каким-то чудом прошмыгнули мимо пробок, огородами, и довольно быстро доехали до школы. Ребята подоспели к завершению ужина. Сдав их на руки дежурному воспитателю и велев покормить, Маша побрела на остановку своего автобуса.
  "Как бы кстати сейчас был бы кто-нибудь с машиной, - привычно подумала она, оглядывая площадку перед школой. - Сил совершенно нет..." Однако никто с машиной не подвернулся, увы, и бедолага толкалась в автобусе, потом в метро, попав в самый час-пик.
  Вошла в квартиру, сбросила ботинки и свалилась на диван. Нет, ноги не устали, скорее, другое место, ведь ей столько сидеть пришлось в этот день! Но усталость была общая, и моральная, в частности. Ничего не хотелось, не было сил пальцем пошевельнуть. Может, погода менялась к дождю, а Маша была чересчур метеозависима.
  Кажется, она задремала, потому что сильно вздрогнула и сердце бешено застучало, когда вдруг раздался звонок в дверь. Маша подскочила как ужаленная. Бросилась к дверному глазку. Разглядеть ничего не смогла: как всегда, на площадке было темно. Она открыла с замиранием сердца.
  За дверью стоял Толя.
  - Здравствуйте, Маша, - вежливо произнес нежданный гость.
  - Да, привет, - пробормотала Колосова, убирая волосы, выбившиеся
  прически. - Проходи.
  Она пропустила юношу в прихожую, посмотрела на себя в зеркало. Глаза чуть-чуть припухли, а остальное в порядке. Толя снял пальто, ботинки. Не трогая руками, всунулся в пластиковые тапочки, любезно поданные ему хозяйкой, замедленным движением достал из кармана трубку и табак, только тогда прошел на кухню, где Маша уже ставила чайник.
  - Есть будешь? - привычно спросила она и получила ожидаемый ответ.
  - Если можно, выпью чаю, - выразил желание Толя и ушел мыть руки.
  Когда он вернулся, Маша виновато произнесла:
  - Только у меня к чаю ничего нет.
  - Ничего страшного, - ответил гость.
  Не евшая весь день ничего существенного, Колосова скисла. "А, плевать!" - подумала она и достала из морозилки пачку пельменей. Больше ничего и не было, а пельмени Маша любила.
  - Я не буду есть, - напомнил Толя.
  - Да я...- смутилась Маша, - я недавно с работы пришла, голодная.
  Юный поэт милосердно изрек:
  - Конечно, Маша, вам надо поесть.
  "Как все просто, оказывается! - мелькнуло у нее в голове. - И чего я всегда стеснялась так в его присутствии?"
  Она заварила крепкого черного чая, налила Толе и ждала, когда закипит вода для пельменей. Юный поэт курил и загадочно молчал, пуская кольца ароматного дыма. Маша почувствовала вдруг раздражение. "Ну почему он всегда ждет, что я буду его развлекать? Имею я право помолчать после трудового дня, отдохнуть?"
  Однако молчание неприлично затягивалось и становилось тягостным. Маша беспрестанно совала нос в кастрюльку с водой и лихорадочно искала тему для разговора. Такого с ней еще никогда не было!
  - Как мама? - вдруг брякнула она.
  - Хорошо, - вежливо ответил Толя.
  Тема исчерпалась. Вода закипела, и Маша занялась делом. Однако когда пельмени приготовились и уже лежали на тарелке, Колосова с ужасом поняла, что не сможет проглотить ни одного пельмешка под прицелом этих сверкающих прищуренных глаз. Попросить его почитать или спеть? Но тогда тем более нельзя будет есть.
  - Ты руки помыл? - вспомнила вдруг Маша.
  - Да, конечно, - ответил Толя.
  Он всегда долго и тщательно мыл руки, когда с улицы входил в дом. В этом было что-то нервическое. "Надо же, мыл. А я уже не помню", - думала Мария Кирилловна, доставая остатки масла из холодильника и выковыривая их из масленки.
  - Надо еще помыть, - брякнула она ни с того ни с сего.
  Толя удивленно посмотрел на Машу, на свои руки и послушно отправился в ванную. Тем временем Колосова запихнула в рот горячий пельмень, обожглась вылившимся из него соком, поперхнулась, поскорее запила из Толиной чашки. Она знала, что юноша болезненно брезглив, поэтому поспешно стерла салфеткой следы губной помады с чашки. Успела схватить еще один пельмень, на этот раз осторожно откусила от него, дав соку вылиться на тарелку.
  Этим она только раздразнила аппетит, и, когда Толя вернулся, Колосова, уже не стесняясь, уминала пельмени, пока не прикончила все до одного из лежащих на тарелке. Гость слегка косился на ее манипуляции, и Маша могла поклясться, что он очень хочет съесть хотя бы пару пельмешков, но какие-то странные правила вынуждают его отказываться от удовольствия. Маша прекрасно знала, что Толя не притронется к еде, даже если она поставит перед ним тарелку с аппетитно дымящимся блюдом. Не раз уже проходили.
  С сытостью пришло и благодушие. Колосова принялась за чай, пожалев, что нет ничего сладкого. Хоть бы сухарик какой завалялся.
  - Что с твоей книжкой? Когда обещают выпустить? - спросила Маша, которой надоело молчание.
  - К лету, уже скоро, - будто очнувшись от сна, ответил юный поэт. - Они просили посмотреть корректуру, я отказался.
  - Почему? Зря. Я ведь не вижу своих ошибок, когда сама печатаю. Могла что-то пропустить. Да и вообще...
  Толя снова зажег трубку и пыхнул несколько раз, давая табаку разгореться.
  - Там есть корректор, я думаю, он внимательно прочитал сборник.
  Они помечтали о том, как будет приятно взять в руки маленькую книжицу стихов, настоящую, печатную!
  - Я видел обложку, - вдруг сообщил поэт.
  - И молчишь?! - возмутилась Маша. Она вошла в азарт.
  Толя сдержанно улыбнулся.
  - Я выбрал ее из предложенных вариантов. Мне хотелось предельно простое оформление: только имя и название на темном фоне. Но меня убедили, что обложка может быть и другой. Я выбрал фон из осенних листьев, желтых, бурых. Внизу небольшой черный прямоугольник, в который вписаны мое имя и название сборника разными шрифтами.
  - Интересно... - мечтательно произнесла Колосова.
  Все, что касалось книг, ей казалось необыкновенным, магическим, волшебным. Даже теперь, когда печатные издания во многом обесценились, перестали соответствовать своему назначению. Теперь они часто обманывают читателя своей твердой, глянцевой, яркой обложкой, под которой только пустота, если не хуже. Даже запах у них стал другой.
  Толя предложил что-нибудь почитать, и они остановились на Блоке. Всегда, когда не было определенных планов или специального интереса, Толя предлагал почитать Блока, которого мог слушать бесконечно. Маша поддалась очарованию стихов и магии хрустальных глаз, забылась, как раньше, до появления Орлова.
  Когда она проводила юного поэта, часы показывали третий час ночи. Непростой выдался день. Колосова засыпала на ходу, однако убралась на кухне, как всегда, тщательно. Выбросила из пепельницы трубочный пепел, перемыла чашки, стряхнула со стола крошки. Даже пол протерла влажной тряпкой. Она любила просыпаться и пить кофе в идеально чистой кухне.
  Войдя в спальню, Маша увидела на туалетном столике мобильный телефон, который случайно бросила здесь и забыла. Они сидели с Толей на кухне, прикрыв дверь, чтобы табачный дым не шел в комнату. Телефон мог звонить сколько угодно, они все равно бы его не услышали. "Хотя, кому звонить-то! - горестно подумала Маша. - Разве что маме". Она взглянула на осветившийся экранчик и вскрикнула. Телефон показал три пропущенных вызова ... от Игоря.
  
  Глава 9
  Каждому свое
  
  Катя решила позвать Юльку посидеть в кафе. Они давно уже никуда не выбирались вместе, да и вообще как-то отдалились друг от друга. Юлька по-прежнему загадочно отмалчивалась, когда подруга приставала к ней с расспросами. Кате хотелось вернуть себе доверенного человека, с которым можно поговорить о своем о женском, посоветоваться. Сколько можно секретничать? Пора было обеим раскрыть карты. Может, Юлька что-нибудь умное скажет, а Катя, в свою очередь, Юльке.
  Они уходили из офиса позже всех. Мальчишки, как они называли сотрудников-программистов, давно разбежались, оставив после себя страшный бардак и спертый дух. Вот-вот должна была прийти уборщица. Юлька проверила сейф с документацией, забрала ключи, выключила везде свет, компьютеры, осмотрелась:
  - Ну, теперь, кажется, все. Пошли.
  Катя подхватила давно собранную сумку, и они покинули родную контору. Решили далеко не уходить, чтобы не переставлять машины. С этими платными парковками в центре такая морока! И с каждым днем все сложнее становится.
  Подруги знали неподалеку уютное местечко с хорошей вегетарианской кухней и не очень дорогое. Ресторанчик занимал подвал большого доходника в тихом переулке. Здесь никогда не было столпотворения, потому что мало кто о нем знал. Спокойная музыка, приглушенный свет, удобные диванчики, - все располагало к интимной и задушевной беседе. Обслуживали быстро, официанты внимательно следили за посетителями и предвосхищали их желания.
  Подруги заказали сухого вина, легких салатов и легких десертов, налегая на овощи и фрукты. Когда пригубили вина, Катя приступила к расспросам.
  - Расскажешь, что у тебя происходит в жизни в последнее время? Почему ближайшую подругу забросила совсем?
  Юлька загадочно улыбнулась, но мучить людей не в ее правилах. Она отхлебнула вина и начала:
  - Ну, в общем, у меня, кажется, появился мужчина.
  - У тебя? - неприлично удивилась Катя и тотчас поправилась: - Когда ты успела? Кто он?
  - Да не так давно. Понимаешь, мне так надоели эти встречи вслепую, даже денег жалко, которые я на кофе извела.
  Катя знала за подругой грех: Юлька была не то чтобы прижимиста, но бережлива, расчетлива. Она могла для ребенка забабахать праздник на много тысяч, а могла плешь проесть за копейку, потраченную впустую. Сама не бросала денег на ветер и приучила к этому Катю. Все считать! Да и не было бы никакой студии, если бы не Юлькин талант экономии.
  - Ну вот. Я решила действовать наверняка.
  Юлька рассказала, что зарегистрировалась на самом раскрученном платном сайте. А там система отлично продумана. Регистрация бесплатная, люди списываются, знакомятся, прощупывают друг друга. Когда же возникает интерес и желание познакомиться поближе: узнать телефон, встретиться, в конце концов, то есть, человек уже на крючке, вот тут-то и - стоп! Плати деньги, если хочешь узнать координаты привлекшего тебя человека. И дальше - больше.
  - Ну, им надо же как-то зарабатывать, - объясняла Юлька. - Они, возможно, как-то просеивают желающих, делают отбор, гарантируют, что на сайте более-менее приличные люди. И за это взимают плату. Словом, хочешь знакомиться без риска - плати.
  Но для Юльки это была голая авантюра. Что как ей никто так и не понравится в итоге, а она заплатила уже приличную сумму? Нет, покупать кота в мешке подруга не собиралась.
  Ее заинтересовал сорокалетний Владимир, у них завязалась интересная беседа, и Юлька почувствовала что-то родное. Но платить пока еще опасалась. Пару раз перечитав его анкету на сайте, она удивилась некоторым несуразностям в ответах Владимира. Например, он писал: "Я люблю семь раз чистить зубы перед сном" или "Мне нравится, когда у меня в доме пять домашних животных".
  - Я поняла, что это какой-то шифр! - Подруга даже отложила в сторону вилку, которой ловко орудовала, по ходу рассказа поедая салат.- И тут меня осенило: в его анкете зашифрован номер телефона!
  - Да ты что! - Катю увлекла эта детективная история. - И что? Телефон?
  - Я выписала все цифры в той последовательности, как они были перечислены в анкете. - Рассказчица не спешила выдавать суть. - Посчитала - точно! Количество цифр совпадает.
  Юлька решилась набрать этот номер, она ведь ничем не рисковала. В конце концов, можно сказать, что ошиблась, с кем не бывает? Ответил мужчина.
  - Это Владимир? - осторожно спросила она.
  - Да, слушаю вас.
  Потом он скажет, что Юлька - единственная, кто догадался о шифре в его анкете.
  - Больше никто? - слегка кокетничая, удивлялась находчивая дамочка.
  - Никто. Это судьба, - сделал он вывод.
  Конечно, они встретились. Володечка (Юлька очень скоро стала так называть Владимира) с легкостью прошел тест на кофе.
  - Как это было? - памятуя о своем неудачном опыте, спросила заинтересованная Катя.
  - Да как... - Юлька подлила подруге вина. - Он сразу все взял в свои руки. Сам все заказал и сам оплатил. Не позволил мне даже кошелек раскрыть. Ну, а я не настаивала.
  Катя взгрустнула, слушая подругу. Никуда не денешься от напоминаний об Орлове. Это его манера всегда все за всех решать.
  - И что же ты такое в секрете держала так долго? - с упреком спросила она.
  - Катя, я не секретничала! - оправдывалась Юлька, впрочем, без всякого раскаяния. - Только мне казалось, к тебе не подступишься. Разве нет?
  Катя задумалась.
  - Наверное, ты права. Я была занята собой. Ну и что у вас на сегодняшний день?
  Юлька собралась ответить, но зазвонил ее мобильник, лежавший рядом с тарелкой на столе.
  - Извини, - сказала она подруге и ответила на звонок:
  - Да, Володечка?
  Пока Юлька щебетала по телефону, Катя с удивлением смотрела на нее. Непривычно было видеть всегда насмешливую, решительную, властную подругу в роли влюбленной женщины. Они договорились о встрече у Юльки дома. Нажав кнопку отбоя, подруга все еще улыбалась нежной, тонкой улыбкой.
  - Ты скажи, у него есть семья, дети, квартира, в конце концов? - попыталась Катя спустить ее с небес на землю.
  - Давно разведен, в паспорте отметка есть, если ты про это. Есть дочь, взрослая уже, студентка. - И виновато добавила: - Ну, а насчет квартиры, конечно, не очень. Я его к себе позвала, хотя у нас, сама знаешь... Но комната своя есть и ладно. А то он скитается по углам.
  - Поня-ятно, - протянула Катя насмешливо.
  - И ничего не понятно! - возмутилась Юлька. - Это тебе не гастарбайтер, который ради жилья готов на все! Володечка прекрасно зарабатывает, он инструктор по лыжам в туристической фирме, часто уезжает в командировки, в Альпы. Когда нужны деньги, отправляется на несколько месяцев на нефтяную платформу на север и зарабатывает. Думаю, в скором времени мы купим квартиру.
  Видя сомнение в глазах Кати, она добавила:
  - Я сама его позвала, Володечка не напрашивался. Просто мне так удобнее. У него была своя квартира, но ее пришлось продать. У дочери что-то случилось, долг какой-то колоссальный, темная история. Он спас ее, продав свою квартиру.
  - Ладно, поживем увидим, - заключила Катя.
  Тут позвонила Людмила Алексеевна. Она забрала Петьку из сада, но теперь хотела уехать домой, потому что неважно себя чувствовала.
  - Катя, приезжай поскорее, - попросила она.
  - Да, хорошо, - встревоженно ответила дочь.
  Она так пугалась всегда, когда маме было плохо. Страх потерять ее иногда вызывал жуткие сны, после которых долго не проходило чувство тоски и тревоги. Мама для Кати была некоторым оплотом стабильности, что ли, защита, основа. Отец всегда был чужим человеком, а мама - самый родной и близкий. Катя не представляла жизни без мамы, и дело тут не только в том, что Людмила Алексеевна помогала с Петькой...
  - Что там? - участливо спросила Юлька. - Что-то случилось?
  - Да нет, - встряхнулась Катя, - но мне надо ехать. Мама плохо себя чувствует.
  - По радио говорили, что сегодня магнитные бури, - сказала Юлька и жестом подозвала официанта.
  - О себе так ничего и не рассказала, - посетовала она, пока ждали расчета.
  - В следующий раз, - улыбнулась Катя. - Да ничего особенного не происходит, я хотела с тобой посоветоваться, но можно и потом.
  Получив счет, подруги сложились, разделив сумму пополам.
  - Кажется, сейчас встанем в пробках, - предположила Юлька, когда они вернулись к своим машинам.
  - Да, похоже на то, - нахмурилась Катя.
  Спеши не спеши, но через себя не перепрыгнешь. Расцеловавшись с подругой, Катя села за руль и попыталась выбраться из тесных переулков.
  Когда она через полтора часа, едва вырвавшись из пробок, добралась наконец до дома, Людмила Алексеевна уже укладывала Петьку спать.
  - Знаешь, это, наверное, падало давление к вечеру, - оправдывалась мама, встретив Катю на пороге. - У меня в это время всегда болит голова...
  Катя с облегчением поцеловала ее.
  - Я лекарство выпила, - продолжала мама, - мне и легче стало. Мы уже поужинали, умылись, почистили зубы.
  - Вот и хорошо, - сказала Катя. - Ты ложись, полежи, а я почитаю Петьке перед сном. Потом отвезу тебя домой.
  Людмила Алексеевна замахала руками:
  - Нет-нет, я сама доеду. Сейчас соберусь и поеду.
  Катя смотрела на нее с ноющим сердцем. Опять этот неконтролируемый страх за маму и еще щемящая жалость. Она так постарела... И почему родные люди стареют и умирают?
  - Может, ты наконец переедешь к нам, а твою квартиру сдадим? - неожиданно для себя предложила Катя.
  Людмила Алексеевна удивленно взглянула на дочь, просовывая руку в рукав плаща.
  - Ну, я еще не так плоха, могу справляться и сама, - проворчала она. - А тебе надо устраивать свою жизнь, не девочка уже!
  - Устрою, устрою, - засмеялась Катя.
  - Игорь-то опять исчез? - спросила Людмила Алексеевна и тотчас махнула рукой: - Ладно, не спрашиваю!
  Она снова ворчала, значит, все в порядке.
  - Мама! - Петька в пижаме и босиком пришлепал в прихожую.
  Мама и бабушка хором набросились на него:
  - Куда ты с чистыми ногами! По холодному полу!
  Катя схватила его на руки и расцеловала.
  - И бабушку поцелуй на прощание, - Людмила Алексеевна чмокнула внука в щеку, а потом и дочь. - Все, я поехала.
  - Ты позвони из дома, чтобы я не волновалась, - привычно попросила Катя.
  Проводив маму, она отнесла Петьку в постель, помыла руки, переоделась и вернулась к нему.
  - Мы с бабушкой читали вот эту книжку, - мальчик достал из-под подушки повесть Тургенева "Му-му".
  - Эту? - удивилась Катя. - Ну, давай почитаем...
  Она с сомнением полистала книгу.
  - Мам, а нелюдимы в лесу живут? - спросил вдруг Петька. - Они кусаются?
  - Кто? - не поняла Катя.
  - Ну, эти... как вот он! - мальчик показал на картинке Герасима. Тот был изображен дремучим, бородатым, страшным. - Они похожи на людей, а сами звери?
  - Подожди, я никак не пойму, о ком ты говоришь, - остановила его Катя.
  - Бабушка мне читала, что он, - Петька опять ткнул в книжку, - был нелюдим. Он не человек, да?
  - "Но говорят, вы нелюдим"... - засмеялась Катя. - Да нет, Петь, нелюдим - это человек, который не любит бывать, где много людей, старается быть один. Необщительный, неразговорчивый.
  Мальчик слушал внимательно.
  - Ты понял? - спросила Катя.
  - Понял, - ответил задумчиво сын.
  - Тогда давай читать. На чем вы остановились?..
  Когда Петька уснул, она села посмотреть телевизор. Мама прислала эсэмэску, сообщив, что доехала благополучно. Катя лениво лежала на диване, щелкая пультом по каналам, и думала о том, что зря она позволила Гарику усыновить Петьку. С ним ведь как на вулкане. Сейчас бы ничего не боялась, завязывая роман с Юрой. Теперь же неизвестно, как расценит появление в ее доме мужчины Орлов. Что ему взбредет в голову? Он так привязан к сыну...
  Взгляд ее наткнулся на портрет, написанный Юрой Татаринцевым, висевший рядом с небесной девушкой. Картина была закончена буквально на днях. Тогда возникла неловкая ситуация. Катя заказывала портрет, собираясь заплатить за него приличную сумму. Однако, завершив полотно, Юра отказался брать деньги. Наверное, она огорчилась бы, возьми он плату, но и так тоже не дело. Договаривались же...
  Конечно, Кате было безумно интересно, что получится. Не терпелось узнать, какой видит ее художник. Юра категорически не хотел показывать картину в процессе создания. И вот теперь Катя готова была не узнать себя или увидеть нечто авангардное, маловразумительное, но яркое по цвету и эмоциональному выплеску.
  То, что она увидела, превзошло все ее ожидания. На портрете было изображено хрупкое, похожее на мальчика создание, но при этом просто изучающее женственность и нежность. Угловатость очертаний сочеталась с плавными линиями овалов. Фотографической похожести не было, но художник уловил что-то важное, даже скрытое. А краски были ярки и чисты... Портрет очень понравился Кате. Понравилось даже то, что холст не был огромным, для него на стене легко нашлось место.
  Катя перестала щелкать пультом, остановившись на новостном канале, полежала, задумчиво изучая портрет. "Все-таки он талантище! - еще раз мысленно восхитилась она. - И как он хорош, когда работает! И не только когда работает". Воспоминания ожгли ее ожившими в воображении ощущениями. Катя вздрогнула, как от реального прикосновения тонких и чутких пальцев Юры, почувствовала почти физически вкус поцелуя его мягких, настойчивых губ... Катя закрыла глаза.
  Она вынырнула из грезы, когда до ее слуха донеслось
  - Сегодня утром были арестованы активисты организации "Гринпис России", заблокировавшие нефтяную платформу...
  Катя встрепенулась и с нехорошим предчувствием прибавила звук телевизора. Сердце ее мгновенно упало: на экране мелькнуло знакомое лицо. Может, показалось? Однако оператор, как по заказу, взял крупный план, и Катя узнала Орлова. Его держали с обеих сторон два дюжих омоновца, лицо Игоря выражало при этом спокойствие и чувство исполненного долга.
  - Нарушителям грозит заключение...
  Катя ахнула. Она схватилась за мобильный телефон и снова набрала номер Орлова. Номер заблокирован, ответил ей механический голос. "Что же делать? Как помочь?" - билось в ее голове. И подспудно возникали злые мысли: опять влез в историю, не может без этого! Взрослый человек и не может жить, как нормальные люди. Это ведь трусость, бегство от реальной жизни, от ответственности, в конце концов. Свалил свое агентство опять целиком на партнера, их с Петькой бросил... И совсем где-то на донышке проскользнуло чувство облегчения. Будто судьба вмешалась и дала передышку, отсрочку от ответа на все вопросы, которые мучили Катю, требуя разрешения.
  Пока Орлов под арестом, все как-нибудь встанет на свои места. Установятся отношения с Юрой, сделается хоть что-то понятно. Да и себя неплохо бы было понять. Надо, конечно, с Юлькой поговорить, посоветоваться. Она, кстати, и юристов хороших может порекомендовать.
  Катины мысли и настроения сменялись с быстротой музыкального клипа. Но надо же что-то делать с Орловым, спасать его, будь он неладен! Катя полистала записную книжку в телефоне и решила для начала позвонить Федорову Саше.
  
  Глава 10
  Потрясения
  
  Колосова торопилась на уроки, неслась к метро, потом из метро к автобусу. Пути она даже не заметила, погруженная в свои мысли. Обычно по дороге на работу Маша обдумывала предстоящую лекцию, прокручивала в голове ход урока, перебирала в уме варианты. И всегда план был накануне набросан в толстой тетради, подобран нужный материал, лекция составлена и распечатана. Теперь же предполагался последний устный зачет по поэзии Сергея Есенина. Пусть у школьников болит голова, как его сдавать. И Маша предавалась своим горьким размышлениям.
  Она ничего не понимала. Прошло две недели с тех пор, как она увидела на своем телефоне пропущенные вызовы от Игоря. Несколько дней подряд Колосова непрерывно набирала его номер, но по-прежнему слышала одно и то же: номер заблокирован. Узнать, что с ним случилось, было не у кого. Да может ничего и не случилось, просто он вычеркнул ее из списков, решив выбросить из жизни. "Если б уже знать наверняка, что это не так, - думала Маша, - можно бы бить набат. Хороша же я буду, если в итоге выяснится, что Орлов просто не хочет меня видеть".
  Она в тысячный раз перебирала в памяти подробности их последней встречи, в который уже раз убеждаясь: Игорь прощался с ней. Ведь он сказал ей по телефону, что не может приехать к ней. Значит, все же женат? Тогда для чего снова звонил сам? Причем, не один раз, а несколько. Если бы один раз, можно было предположить, что ошибся. А три вызова... Маша не могла себя простить за то, что оставила телефон в другой комнате и не услышала, когда Игорь звонил. Должна была бы почувствовать, но не почувствовала. Потому что растекалась в блаженной истоме, читая декадентские стихи и млея от близости юного поэта. Тьфу!
  В таком настроении она прибыла в школу, но все оставила за пределами интерната, когда вошла в класс. Опытная в этом деле учительница предусмотрительно подстраховалась на случай, если класс не будет готов к зачету. Прихватила обзорную лекцию по юмору и сатире 20-30-х годов. Всякое бывало в ее практике и бойкоты тоже, когда кучка лентяев-"активистов" убеждала класс не отвечать, даже если кто-то подготовился. Они уговаривали Марию Кирилловну перенести зачет на другой день, и тогда учителю приходилось выкручиваться, заполняя распланированное время. Маша не любила терять бесценные часы, поэтому была всегда во всеоружии.
  Как в воду глядела. Стоило только войти в 11 "А" и взглянуть на плутоватые физиономии, как все сразу стало ясно. Не готовы. ОднакоМария Кирилловна, уже начиная раздражаться, все же сделала попытку:
  - Кто готов? Начинаем с желающих, как всегда.
  Желающих, естественно, нет
  - Понятно, - вздохнула она и раскрыла журнал. - Антонов Олег.
  - Не готов, - буркнул с первой парты дюжий молодец, уткнувшийся лицом в скрещенные на парте руки.
  - Будницкий Саша.
  - Не готов.
  Мария Кирилловна строго обозрела притихших школяров.
  - В чем дело?
  Они тотчас заныли, что на неделе у них было три олимпиады, когда же готовиться. Кто-то только что вернулся с международных олимпиад, почти вся четверть пропущена.
  - Давайте в следующий раз проведем зачет! - просили девочки, которым сложнее всего было отказать. Девочки, а их в классе всего четыре, всегда старательны, исполнительны, умницы.
  - Что ж, - грозно сдалась Колосова, - но имейте в виду, никаких больше отсрочек! Кто не ответит, получит двойку.
  Она приступила к рассказу о Хармсе, Зощенко, Ильфе и Петрове, а ребята, сразу успокоившись, тотчас попытались пристроить незаметно за спинами товарищей планшеты, ноутбуки, телефоны. Пришлось прерваться и снова убедительно попросить:
  - Уберите все лишнее с парт.
  Однажды, когда ребята не хотели подчиняться, она просто ушла из класса и просидела на кафедре с книжкой. А смысл что-то говорить в аудитории, где тебя никто не слышит? После этого некоторое время проблем с подчинением не было.
  Итак, по классу пронесся тяжкий стон, однако не сразу, но просьба была исполнена. А когда Маша взялась читать рассказы Зощенко, "Случаи" Хармса, ребята стали слушать, посмеиваться и даже сами вызвались почитать.
  Когда Колосова пришла на кафедру, оказалось, что она не одинока в своих страданиях с классом. Елена Александровна жаловалась:
  - Не понимаю, что нужно сделать, чтобы их заинтересовать? Они изначально, сознательно решили, что литература им не нужна, и делают все, чтобы не слышать, не запоминать, не дай Бог не усвоить что-нибудь! Нет, если не вернут сочинение как вступительный экзамен, мы их окончательно потеряем.
  - Вернут, вернут! - ободрила ее Маша. - В самое ближайшее время вернут, потому что уже стыдно даже нашему правительству за такую тотальную безграмотность и тьму египетскую.
  - Маш, тебя тут от директора спрашивали, - сообщила Ирина Николаевна. - Спустись в приемную.
  С нехорошим предчувствием Маша входила к директору. И не зря. За столом в его кабинете сидела Бородина.
  - Мария Кирилловна, - обратился к ней директор. - Вот мама вашего ученика просится на урок. Позволите ей поприсутствовать?
  Воропаев смотрел с сочувствием, но в голосе его явственно читались императивные нотки. Отказываться, видимо, нельзя, однако Маша, обратившись к Бородиной, все же предупредила:
  - У нас сейчас зачет, ребята отвечать будут. Вряд ли вам это интересно.
  На что она надеялась?
  - Мне все интересно, - безапелляционно ответила родительница.
  - Ну, хорошо, - пожала плечами сговорчивая учительница, - подходите после звонка в двадцать шестую аудиторию.
  Она вышла в сквернейшем расположении духа. Что ей уготовано на сей раз? Мадам никак не успокоится, а причем тут затравленная училка? Мало того, что дети сопротивляются гуманитарному образованию изо всех сил, лентяйничают, хамят, так еще и родители добивают! Надо уходить из школы...
  Перемена была большая, второй завтрак. Маша успела выпить чаю, послушать коллег и немного успокоиться. "Сейчас приду на урок, а 11 "Б" тоже не готов, Она ведь скажет, что я не справляюсь с классом, не могу поддержать дисциплину. И это правда..."
  Бородина вошла в класс после того, как Мария Кирилловна поздоровалась с ребятами и разрешила им сесть. Незваную гостью встретили недоумевающими взглядами, а Коля Бородин покраснел и опустил низко голову. Класс понемногу успокоился, однако впереди Машу ждали испытания.
  - Итак, кто первый пойдет отвечать?
  Она заметила у ребят на последней парте гитару. Значит, кто-то все же приготовился к зачету, будет петь.
  - Кто готов? - повторила она, видя перед собой преимущественно опущенные головы.
  - Мы попробуем.
  К доске вышла группа оболтусов с последних парт. Кроме гитары они несли еще скрипку и синтезатор.
  - Ого! - улыбнулась Маша.
  В сопровождении оркестра Горяинов Андрей, внешностью напоминавший Гарри Поттера, исполнил песню "Хороша была Танюша". Мало того что у него обнаружился изумительно густой, церковный бас, еще и песня получилась готической страшилкой. Если не знать, что это стихи Есенина, можно было бы принять ее за произведение из репертуара лучших лет "Короля и шута".
  Ребята исполнили еще "Сыпь, гармоника" в той же манере. Колосова получала удовольствие от импровизированного концерта.
  - Чья музыка? - спросила она.
  - Моя, - серьезно ответил Андрей.
  - Да-а, - восхищенно протянула Маша. - Здорово получилось. Свежо.
  Она даже забыла о гостье, а та внимательно следила за всем, что происходит в классе. И непарламентские выражения в стихах Есенина не прошли мимо ее уха.
  С чистой совестью поставив Андрею пятерку, Колосова уже другими глазами посмотрела на класс.
  - Кто следующий?
   Тут-то все и кончилось. Никто больше не вызвался в добровольцы.
  - В чем дело? - не выдержала Мария Кирилловна.
  В ответ хлынули жалобы и возмущение, все то же: олимпиады, контрольная по физике, помилосердствуйте, времени совсем нет. Маша задумчиво обозревала класс, затем взялась за журнал. Ей очень не хотелось рассказывать о юморе в присутствии Бородиной
  - Алекбаров Азат.
  - Не готов.
  Маша поставила точку.
  - Алексеев Сергей.
  - Не готов.
  Ей показалось, что на лице Бородиной мелькнула злорадная усмешка.
  - Бородин Коля.
  - Не готов.
  В классе повисла тишина.
  - Как не готов? - не выдержала Колина мама. - Ты же вчера учил стихотворение "Русь"! В чем дело, Николай?
  - Коля? - спросила Колосова негромко сидевшего перед ней несчастного ученика.
  - Не готов, - ответил он, не поднимая глаз. - Не было времени. Давайте перенесем зачет на следующий раз.
  Класс одобрительно загудел, поддерживая Колину инициативу. И Маша сдалась.
  - Что ж, в таком случае, пятерок больше не будет!
  - Согласны! - отозвались одиннадцатиклассники.
  И пришлось рассказывать опять о юморе и сатире, в то время как мама Коли Бородина переживала потрясение. Маша видела, что она совсем не слушает, бросая выразительные взгляды в сторону сына. Однако тот ни разу не обернулся, сидел напряженный, сосредоточенный.
  Маша с облегчением вздохнула, когда раздался звонок.
  Бородина, ни слова не сказав, вышла из класса. Мария Кирилловна подумала было, что она ждет ее возле кафедры, так нет. И там не было Колиной мамы. Маша пожала плечами и зашла на кафедру.
  На этот раз преподаватели коротали перемену разговорами о том, что все в свое время пришли в интернат только на время. Обычно говорили:
  - Поработаю немного, а потом найду что-нибудь более серьезное.
  Вроде бы и денег не платят, и дети стали другие, и много чего еще, однако годы шли, но никто не уходил из школы. Скоро уже пятнадцать лет, как Маша работает здесь, а другие гуманитарии и того больше, но никто еще добровольно не покинул свой пост. Так, видно, до пенсии и просидят здесь.
  Маша все думала о случившемся на уроке. Бородина готовит какую-то пакость, это очевидно. Ну и ладно, пусть увольняют, ей же, Маше, легче. Не придется делать резких движений, все решится само собой. Пойдет на телевидение.
  Колосова собралась с силами, сходила вымыть чашку в туалет, убрала со стола на полку нужные книжки, собралась и вышла на улицу. В саду вокруг школы на деревьях вовсю зеленела листва, источающая свежий неповторимый весенний аромат, птицы щебетали громко, радостно. Скоро запоют соловьи, они всегда здесь поют в конце мая, как сумасшедшие. Весна вошла в заключительную стадию. И Маша не могла не чувствовать на себе ее власть.
  "Господи, сто лет исполнится, а все равно по весне буду вздыхать, как девочка, томиться и ждать любви" - сердилась она на себя. Домой идти не хотелось, Маша решила прогуляться. Пешком дошла до метро, доехав до пересадки в центре, неожиданно для себя вышла на Библиотеке имени Ленина, мимо Манежа пошла к Александровскому саду.
  Недавно она перечитывала Булгакова к урокам, сцену знакомства Маргариты с Азазелло здесь, в Александровском саду. Конечно, от сада уже мало что осталось, но все же места те, исторические. Было время, когда она водила экскурсию по булгаковским местам, ребятам нравилось. Это было давно.
  Маша спустилась по ступенькам ближе к кремлевской стене, прошла немного по дорожке, поглядывая вокруг. И вдруг сердце на миг остановилось, а потом заколотилось с такой силой, что сделалось больно. Маша резко остановилась, глядя вперед.
  Возле помпезного позолоченного фонтана стоял Игорь с тремя стаканчиками мороженого в руках. Он оглядывался вокруг, словно искал кого-то.
  Маша в страхе, что он сейчас ее увидит, инстинктивно кинулась за хлипкое деревце, одно из немногих оставшихся в саду. Она с трудом перевела дыхание, чувствуя, что вся дрожит. Орлов продолжал озираться по сторонам. Немного успокоившись, Колосова решила подойти к нему. Глупо ведь, столько не виделись, а тут судьба сама свела. Она достала из сумочки зеркальце, посмотрела на себя. Все вроде бы в порядке. Сердце замирало от волнения и страха, когда она вышла из-за дерева. Маша уже сделала шаг в сторону Игоря, но тотчас опять остановилась как вкопанная.
  Она увидела, как к Игорю подбегает мальчик лет пяти-шести. Он о чем-то весело рассказывал, жестикулируя, а Орлов смотрел на ребенка с такой любовью, что сердце Маши перевернулось опять. Мальчик был очень похож на Орлова: такой же светловолосый вихор торчит, огромные светлые глаза в пол-лица, удивленные брови... Сын, сын... Маша пошатнулась и снова прилепилась к дереву.
  Игорь отдал мальчику мороженое, взял его за руку. Ребенок все тянул его куда-то, однако Игорь не спешил подчиняться. Он ждал. "Надо уйти", - подумала Маша, не замечая, что до белых костяшек сжимает сумку в руке, но все не уходила. Зачем ждать, зачем умножать боль?
  И она увидела то, чего так боялась. К Орлову с малышом подошла симпатичная, модно одетая женщина в облегающих брючках с модной стрижкой. Молодая. Или выглядит хорошо. Лет тридцати, не больше. Маша мучительно вглядывалась в лицо его жены (а то что это жена Орлова, она нисколько не сомневалась) и не находила изъянов. Эта женщина нравилась ей, казалось, она вполне подходит Орлову. Такая красивая, молодая, уверенная в себе женщина и победительный мужчина, мужчина-мечта. Современная пара. И чудесный малыш...
  - Вам плохо? - участливо спросила Машу какая-то девушка.
  - Нет-нет, спасибо, - пробормотала Колосова, не отрывая взгляда от Орлова.
  И он почувствовал. Медленно повернулся в ее сторону и встретился взглядом с ее глазами, полными слез. Маша бросилась бежать из сада, не разбирая дороги.
  
  Глава 11
  Под гнетом
  
  - Кто это? - спросила Катя.
  - Где? - не сразу отозвался он.
  - Ну та, на кого ты смотрел. Знакомая? Или бывшая пассия?
  Ее все бесило и раздражало. "И зачем я согласилась пойти с ними?" - досадовала Катя.
  - Ешь мороженое, - сказал Гарик, - а то совсем растаяло.
  Катя знала, если он не захочет отвечать, бесполезно спрашивать. Все равно ничего не скажет. Она взялась за мороженое. Петька все канючил и куда-то тянул. Игорь заботливо стирал влажной салфеткой с его лица сладкую жижицу. Катя тоже достала салфетку из его пачки и вытерла руки.
  - Ну что, теперь домой?- спросил Игорь, однако вопрос больше походил на команду.
  - Пап, ты же обещал в "Баскин Робинс"! - Петька хотел получить все удовольствия сразу.
  - Считай, уже сходили. Возле дома заскочим в "Шоколадницу", как, устраивает?
  - Ура! - завопил Петька и запрыгал на одном месте.
  - Идем в машину! - Орлов подхватил его и усадил на плечи.
  Петька был на седьмом небе от счастья. Катю пугала эта эйфория ребенка, когда он был с отцом. Мальчик смотрел на Игоря с восторгом, ловил каждое его движение, в глазах его читались собачья преданность и терпеливое ожидание, а у Кати щемило в груди от всего этого. "Что ж делать? Что делать?" - привычно крутилось в голове, пока они шли к машине. Домой ехали в молчании. Орлов погрузился в свои размышления. Скорее всего, невеселые, судя по выражению его лица. Петька устал за день, уже вечерело, оживление его угасло. Он клевал носом, сидя в автомобильном кресле.
  "Что делать?" - вновь задала себе Катя надоевший вопрос.
  Игоря продержали под арестом неделю. Затем в дело вмешались адвокаты. У кого-то из арестованных с ним активистов гринписа случился сердечный приступ, и их отпустили под залог. Потом выяснилось, что никаких законов гринписовцы не нарушили, и суд скорее всего признает их невиновными.
  Орлов вернулся после двухнедельного "отпуска" злой и решительный. Пока он отсутствовал, прошел еще один назначенный для регистрации срок. Катя с облегчением думала, что все решилось само собой, и ей не надо объясняться с Орловым, отказывать ему. Однако Игорь ничего не забыл, он еще раз перенес дату регистрации, договорившись с работниками ЗАГСа.
  - Представляешь, - рассказывал он в их первую встречу после счастливого избавления, - Сашка Федоров привез адвоката, и тот быстро все разрулил. И как он узнал?
  - Я позвонила, - сказала Катя, чувствуя неловкость от его присутствия.
  "Вот это да, - удивлялась она самой себе. - Раньше бы за счастье почла... Ну как, две недели не виделись, он был под арестом, в кутузке сидел, вернулся. Надо бы на шею бросаться, плакать от радости, а я? Нет, неправильно все..."
  Орлов не сразу приехал к ней, однако сразу позвонил, спросил про Петьку.
  Именно так:
  - Привет. Я в Москве. Как там Петька? Не болеет?
  - Нет.
  - Зайду на днях.
  И все. А то, что у Кати за это время могла в корне поменяться жизнь, его мало волновало. А ведь так и было. Две недели покоя и счастья, как бы жестоко по отношению к Орлову это ни звучало. Вечная тревога, страх, что Гарик заявит свои права на сына, подтачивали ее силы в последние месяцы. Пока он находился под арестом, можно было спокойно спать. Не думать, что будет, когда Орлов узнает о существовании Юры. А он узнает, конечно. Петька расскажет или сама она проговорится. Да элементарно, спросит про портрет, откуда, кто написал, почему.
  Татаринцев бывал теперь у нее, познакомился с Петькой. Не вечно же бегать на свидания, бросая сына на маму. Кате так было удобнее. Возвращалась с работы, забирала сына из садика, и Юра тут как тут. Они вместе мирно ужинали. Готовили по настроению то Катя, то Татаринцев. И Юра учил Петьку рисовать.
  - Катя, - говорил он, показывая на рисунки ребенка, - в этом что-то есть. Надо бы поработать с ним.
  - Работай, - соглашалась счастливая Катя.
  Петьке нравилось учиться, да и сама она взялась вспоминать все забытое, рисовала, рисовала... Татаринцев одобрительно отнесся к ее упражнениям. Он внимательно изучил первые попытки написать его портрет, подсказал, как работать с цветом. Скоро гостиная их дома превратилась в мастерскую. Кате уже казалось, что у нее начинает получаться выражение небесных глаз Юры. Особенно ей нравилась складочка у губ, придающая детскости его лицу, но она пока никак не давалась.
  Когда же Катя укладывала Петьку спать, сын неизменно спрашивал:
  - А папа приедет?
  На душе Кати делалось смутно. Она уверяла ребенка:
  - Конечно, приедет. Только сейчас он далеко, уехал по работе.
  - Я хочу ему позвонить, - вздыхал Петька.
  - Не получится, - отвечала мама. - У него нет телефона с собой. Но ничего, подожди немного, он обязательно приедет.
  - И привезет мне смурфика... - мечтательно бормотал Петька засыпая.
  И пришло время поговорить с Юрой, объяснить ему ситуацию. Ведь рано или поздно Игорь вернется, и их безмятежной жизни придет конец.
  Она выбрала момент, когда ребенок уснул, а они собрались выпить вина и посмотреть какой-нибудь фильм перед сном. Было уютно, спокойно, и так не хотелось разрушать это состояние.
  Однако Катя не терпела неясных моментов, и она храбро взялась за дело. Когда вино было разлито и Юра удобно устроился на диване, Катя начала:
  - Юра, скоро я тебя попрошу какое-то время не приезжать к нам.
  - Почему?
  Он даже не переменил положения.
  - Вернется Игорь, отец Петьки.
  - И что? - не понял Татаринцев. - Откуда он вернется?
  - Не важно.
   Катя не смогла произнести "из тюрьмы". Это звучало бы совсем иначе, чем было на самом деле. Она добавила:
   - Возможно, он будет недоволен твоим присутствием здесь.
  - А разве вы женаты? - Юра заглянул ей в лицо.
  - Нет, но он очень любит сына.
  - И что?
  Катя пожала плечами:
  - Он человек неожиданный. В свое время воевал в Чечне, мало ли что.
  - И я должен испугаться? - улыбнулся Юра.
  - Да нет, просто мне надо разобраться с ним самой, понимаешь. Я за Петьку боюсь. Вернее, боюсь, что он отнимет ребенка.
  Юра спустил ноги на пол, поставил бокал с вином на столик.
  - Каким образом, если вы не женаты?
  - Да я, дура, когда Петька родился, попросила Гарика усыновить ребенка! Теперь он имеет на него те же права, что и я.
  Юра все еще не понимал ее страхов.
  - Ну и зачем ему отнимать у тебя ребенка?
  Катя вздохнула и тоже поставила бокал на стол.
  - Ты его не знаешь. Мне кажется, он на все способен...
  - Он что, угрожал тебе? Условия ставил? - озадачился Юра.
  Катя подумала, наконец, ответила:
  - Нет, но он настойчиво зовет меня замуж. Мотивируя тем, что Петьке нужна нормальная семья.
  - Вообще-то он прав, ты не считаешь? - сказал Юра. - Парню нужен отец.
  Катя с недоумением посмотрела на него.
  - То есть, ты предлагаешь мне выйти за него, чтобы у Петьки был отец?
  Юра взял бокал и допил вино, только тогда ответил:
  - Почему же за него? За меня.
  Катя в ошеломлении смотрела на него, не готовая к такому повороту событий. Пауза затянулась.
  - Не парься, - успокоил ее Юра. - Если хочешь, считай, что это шутка. Но я вообще-то не шучу.
  Они еще выпили, и Катя смогла наконец говорить:
  - Знаешь, мне на самом деле не до шуток. От Орлова можно ожидать что угодно.
  Юра сделал вид, что ничего не произошло. Он спросил тоном психотерапевта:
  - А ты говорила с ним о Петьке? Он знает обо мне? Вообще, хотя бы о том, что ты не собираешься за него замуж, дала ему знать?
  - Нет, - растерянно ответила Катя.
  - Почему? - удивился Юра.
  - Я боюсь... Просто не знаю...
  - Он что, полный неадекват? С ним нельзя поговорить по-человечески?
  - Ну да, надо поговорить с ним, когда появится, - неуверенно произнесла Катя.
  Однако, когда Игорь наконец появился в ее доме, чтобы пообщаться с Петькой, она не смогла даже заикнуться о Юре. Орлов с порога огорошил ее сообщением о новой дате регистрации. Он был возбужден, весь наполнен пережитым. Вопреки собственным принципам не заваливать ребенка игрушками притащил Петьке кучу подарков, включая смурфов с домами, мотоциклами и всякой другой чепухой. Петька был счастлив. Он так радовался, что Кате опять стало не по себе. И как было разрушить их идиллию?
  Орлов не обратил внимания ни на портрет Кати, появившийся на стене, ни на краски, холсты, альбомы, карандаши, валяющиеся всюду. Катя поспешила сама объяснить:
  - Я решила вспомнить свои занятия живописью, вот, тренируюсь. И Петька учится рисовать.
  Она знала, что рано или поздно ребенок расскажет о Юре, это естественно. Не приучать же его врать. Они ушли гулять, сын и отец, а Катя в бессилии опустилась на диван. Вот они вернутся, и сам собой возникнет разговор. "Кто такой Юра?" - спросит Орлов. И что? Так все и рассказать? Она понимала, что лучше это сделать сейчас, но никак не могла собраться с мыслями. Такого еще никогда с ней не было, чтобы она боялась просто поговорить с человеком. Действительно, разве Игорь монстр? Близкий человек, отец ее ребенка. Жених.
  Когда они вернулись с прогулки, сытые и довольные, Катя была на грани нервного срыва, однако искусно скрывала это. Игорь ни о чем не спросил. Так и уехал. Пока укладывали Петьку, не до бесед было, а потом он сразу убежал. Жених!..
  И вот теперь опять приближался момент решительного объяснения. После "Шоколадницы" Катя рассчитывала поговорить с Орловым непременно, кровь из носа. Жить под давлением угрозы становилось невыносимо. Да и гармония жизни была нарушена. Теперь Юра не приезжал к ней, опять приходилось вырывать время для свиданий. Татаринцев не возвращался больше к разговору о женитьбе и не спрашивал, удалось ли ей объясниться с Игорем.
  - Так кто та женщина, которую мы видели в саду? - спросила она у Орлова, когда тот вышел из Петькиной комнаты, оставив его собирать только что купленные пазлы 3D "Волчье царство". Это была зацепка, чтобы хоть как-то начать разговор.
  Игорь опять как ни в чем не бывало пропустил вопрос мимо ушей. Он увидел вдруг на мольберте неоконченный портрет Татаринцева. Тряпка, прикрывающая его, слетела от сквозняка.
  - Это кто? - спросил он, рассматривая картину.
  - Знакомый художник, - ответила Катя, ожидая, что теперь-то он все поймет.
  Однако Игорь ничего больше не спросил. В гостиной работал телевизор: Катя смотрела его, пока Орлов возился с сыном. Она взялась за пульт, чтобы выключить телевизор, но Игорь шикнул:
  - Подожди!
  В новостях рассказывали о стычке разных молодежных группировок в Москве.
  - Этого знаю. Зря они... - бормотал Игорь, с интересом наблюдая за происходящим на экране. - Придурки, разве так надо?
  В его лице промелькнуло выражение холодной жестокости и железной решимости. Катя с тайным страхом следила за ним. "Нет, горбатого могила исправит! - думала она, не решаясь снова заговорить. - Что же с ним происходит? Куда его несет? Будто отчаяние гонит, подталкивает к подростковым выходкам. Взрослый же мужик, скоро сорок, а все играет в бунтаря-одиночку".
  Однако о личном разговоре уже не могло быть и речи. От Орлова на километр исходила агрессия. Он просмотрел до конца новостной сюжет, потом ушел с телефоном на кухне, прикрыв за собой дверь. "Что в его голове творится? Когда он наконец найдет себя? Как еще его агентство не развалилось, уму непостижимо. Помощники хорошие, не дают пропасть", - думала Катя.
  Вернувшись из кухни, Орлов сообщил:
  - Я должен ехать. Не забудь: десятого июня в ЗАГС. Будь готова.
  Он заглянул к Петьке, чтобы попрощаться, и вот уже хлопнул входной дверью, исчез.
  - Что же делать? - держась за голову, вслух произнесла Катя.
  
  Глава 12
  Не уходи
  
  Почему он ничего не сказал? Почему дал ей надежду? Или все же не давал? Колосова безвылазно сидела дома, решая этот вопрос. И ела шоколадку за шоколадкой.
  Позвонила Милка, просто поболтать.
  - Мил, может, ты приедешь? - жалобно попросила Маша. - Я что-то тут закисла.
  Голос ее сорвался, и подруга, у которой едва не слетел с языка отказ по уважительной причине, тотчас ответила:
  - Хорошо, приеду. Только ближе к вечеру.
  "Почему же не проходит боль?" - спрашивала себя Колосова. С неизменной услужливостью память подсовывала ей картинки: маленький мальчик, похожий на Игоря, с мороженым в руках, красивая стройная женщина подходит к ним... Они семья, это же очевидно. Почему же Орлов на ее вопрос, женат ли он, ответил отрицательно? Пусть с небольшой заминкой, но все же отрицательно. Что это значит? Неужели классический пошлый обман?
  Маша так измучила себя риторическими вопросами, обращенными уже не к Аглае, а во вселенную, что ей просто необходим был трезвый слушатель. Может быть, Милка плохой советчик, она все же устроена в личном плане. Однако больше не к кому обратиться. "Как же я живу? - удивлялась Колосова. - Мне не с кем поговорить о своих проблемах. Как-то раньше это не ощущалось".
  Если бы она была загружена работой! Так ведь нет, все, считай, летние каникулы начались. Может быть, даже на ЕГЭ не надо будет везти ребят, не ее очередь. Считай, все, до конца августа свободна! И к чему эта свобода? Что с ней делать?
  С Милкой давно не виделись, поэтому, когда та приехала с бутылкой шампанского и коробкой конфет, подруги обнялись и расцеловались. Милка не очень-то сентиментальная всегда, а тут расчувствовалась. Маша спросила:
  - Картошку будешь?
  - Нет, жарко, - отмахнулась подруга. - Давай просто выпьем шампанского.
  Они уютно устроились на кухне. Подруга открыла бутылку и разлила вино. Только они поднесли бокалы к губам, раздался звонок домофона.
  - Кто это? - с упреком спросила Милка. - Ты еще позвала кого-то?
  Сердце Маши запрыгало.
  - Нет, никого не звала...
  Она бросилась открывать. Не стала спрашивать, кто пришел, сразу нажала на кнопку. Пока гость поднимался, Маша стояла в прихожей, как жена Лота. Милка высунулась из кухни с любопытством:
  - Дверь-то открыла?
  Колосова опомнилась и, повернув замок, приоткрыла дверь. В квартиру вошел Толя. Маше пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться и приветливо поздороваться с гостем. Она представила его подруге. Юный поэт оценил ситуацию и тактично сказал:
  - Я зашел на минутку.
  Он достал из кармана небольшую книжечку с тонкой обложкой теплых осенних тонов и протянул ее Маше.
  - Это вам.
  Колосова не сразу поняла, что это за книжечка, а когда поняла, неожиданно для себя очень обрадовалась.
  - Боже мой, это же сборник! - слезы умиления застлали ее глаза. - Поздравляю! Какое счастье!
   Она с благоговением полистала книжечку, прочла дарственную надпись "Маше с благодарностью от автора" и совсем растрогалась:
  - Спасибо!
  Изданный тиражом двести штук, сборник имел номерные экземпляры. На Машином Толя поставил "Љ 1".
  - Спасибо тебе! - еще раз пробормотала Колосова, стесняясь своих слез.
  - Покажи, - Милка отняла книжечку и с любопытством взялась листать.
  Юный поэт стал прощаться.
  - Я еще зайду, если вы никуда не уедете.
  - Да, заходи, - ответила Маша. - Еще раз поздравляю! До встречи.
  Закрыв за ним дверь, Колосова проговорила с тихим изумлением:
  - Надо же, вот и книга готова. Чудо какое-то...
  В другое время она, наверное, пела бы от счастья. Обязательно отметила бы это событие с Толей долгим чтением стихов. Теперь же ни на что не было сил, только все время хотелось плакать.
  - Есть повод все-таки выпить, - заключила Милка. - А то на тебе лица нет.
  - "На бледном лице виднелись светящиеся глаза", - уныло процитировала Маша, следуя за ней на кухню.
  - Ну, рассказывай! - выдохнула Милка, выпив залпом шампанское.
  И Маша путано, со слезами выложила все, чем мучилась последние дни.
  - Да-а... - протянула подруга после некоторого молчания. Она вновь наполнила бокалы шампанским. - Что тут скажешь? Выпьем.
  - Все к одному сейчас! - плакала Маша. - С работы надо, наверное, уходить. Вот предлагал же мне Игорь идти на телевидение.
  Она суетливо рылась в соломенной шкатулке, стоящей на подоконнике, пока не нашла визитку.
  - Не потеряла!
  - Подожди, подожди, - остановила ее Милка. - Какая здесь связь? Ну, гад твой Орлов, не сказал, что женат. А какая связь со школой? Зачем нужно менять работу?
  - Я ни на что не гожусь, понимаешь? Игорь ведь ничего мне не обещал, ни разу! Я сама настроила воздушных замков. Придумала и поверила в свою выдумку. Он ведь исчез в последнее время, чтобы не давать мне ложных надежд. Я теперь только это поняла!
  - Ну, а школа-то тут причем? - не понимала подруга.
  Маша шумно глотнула из бокала.
  - Я никакой не педагог. Говоришь им о чести, благородстве, совести, порядочности и что? Помнишь маму Коли Бородина, которая меня преследовала?
  - Да, конечно, - ответила Милка.
  Колосова рассказала ей об обиде, которую пережила в конце учебного года. Бородина раскопала какой-то закон, где говорится, что оценки в аттестат выставляются с учетом оценок за десятый класс.
  - И все бездельники, которые практически не учились второй семестр и едва вышли на тройки, получат в аттестат "отлично". Понимаешь? - горячилась Маша. - Они мне просто в лицо смеются! Причем Бородина не поленилась прийти к директору и помахать перед его лицом этим законом. И мне персонально об этом доложили и намекнули, что будут следить за исполнением закона.
  - Ну и ладно, поставь им пятерки, - предложила Милка. - Зачем аттестат им портить?
  - Так нечестно же! - по-детски возразила Маша. - Я спрашиваю одного бездельника: "Но ведь это не ваша оценка. Вы это понимаете?" - "Понимаю, - говорит. - Но если есть такой закон, почему бы им не воспользоваться?" Вот и все.
  Она громко всхлипнула.
  - Понимаешь, им не важно, какой ценой получена эта хорошая оценка. Не заслужили? Не важно. И чему я их научила в итоге? Получается, ничему.
  - Слушай, если мы будем на такие мелочи обращать внимание, то тогда точно надо уходить из школы! - возмутилась Милка. - Время сейчас такое, понимаешь? И это не только в школе, повсюду двойная мораль, приспособленчество, эгоизм! А мы им об идеалах самоотверженности, о самопожертвовании во имя любви... Кому это сейчас нужно? Они живут в реальном, а не выдуманном мире.
  Маша молча шмыгала носом. В ее голове все смешалось, сердце горело горечью разочарования во всем сразу.
  - Зато вон у тебя какой поэт вырос! - потрясла Милка сборником Толи. - Было же ради чего возиться с ним. Вот книжку тебе принес. И красавец такой.
  - Красавец, - согласилась Колосова, думая о своем.
  - Надо уходить из школы! - решила она вдруг через минуту. - Позвоню этому продюсеру...
  Она повертела в руках визитку. Однако мысль, что придется ссылаться на Орлова, почему-то была невыносима.
  - Ты думаешь, на телевидении лучше? - возразила Милка. - Да там, наверное, на каждом пробы негде ставить, ты что?
  - Но там, может быть, это не так важно? Там другие цели, не связанные с воспитанием детей...
  - С оболваниванием народа связаны, - проворчала Милка. - Вот Бородина-то порадуется! Выжила-таки тебя из школы, добилась своего!
  - И что я ей сделала, Мил? - недоумевала Колосова. - Ее сын получит заслуженную пятерку, тут я не пойду против совести. Из чего она хлопочет?
  - Тебе подгадить хочет, а уж каким способом, ей, наверное, тоже все равно.
  Маша сунула в рот очередную шоколадную конфету, не замечая, что уже схомячила полкоробки.
  - Все равно не понимаю, зачем тебе уходить из школы, - продолжила Милка.
  - Хочется все поменять! - выплеснулась Колосова. - Забыть все. Я не знаю, как мне дальше жить! И не знаю, куда девать целое лето! Что с собой сделать, чтобы выкинуть из памяти Орлова и все с ним связанное!..
  Милка сочувственно смотрела на подругу, понимая, что та права. Самое трудное сейчас в ее состоянии - это вынужденное безделье. Только активная работа, которая забирает человека целиком, может помочь Маше.
  - Может, в летний лагерь поедешь? Хочешь, я тебя устрою? - предложила она.
  - С детьми? Нет, не гожусь я в воспитатели, - категорически отказалась Колосова. Она опьянела изрядно. - Тогда уж лучше телевидение.
  - Только ты не пори горячку, - советовала Милка. - Не пиши пока заявление, все равно впереди отпуск. Попробуй, осмотрись...
  - Это я могу тебе обещать! - пьяно кивнула Маша.
  В заключение они попили чаю, рассуждая о предстоящем отпуске, который Милка намеревалась провести на Азовском море. Однако были у нее мысли на недельку выбраться за границу.
  Было поздно, Милка вызвала такси. Перед уходом она посмотрела на подругу сочувственно.
  - Ты держись, Маш. Попробуешь с телевидением, позвони мне, расскажи.
  Та готовно кивнула. Оставшись одна, Маша вымыла посуду, убрала бутылку в мусорное ведро, начисто протерла стол. Внутри продолжала ныть зияющая пустота. Шампанское только усугубило тоску, обострив все чувства. Что теперь? Встреча с подругой взбодрила, согрела, но не спасла от главного - от одиночества. Милка, исполнив долг дружбы, летела в объятья к любимому мужчине, к сыну. А Колосова осталась одна.
  Она свернулась клубочком на диване, убаюкивая боль. "Зря я виню Игоря, ни в чем он не виноват передо мной! Я должна быть ему благодарна за то, что он был. Что подарил мне Суздаль, свое тепло и, мне даже казалось, любовь..."
  Чем больше она размышляла, тем яснее ей становилось, что она ошиблась. Любви не было, была обычная привычка Орлова вмешиваться в чужую жизнь, помогать в меру своих представлений. На тот момент, должно быть, не подвернулось что-либо подходящее для его кипучей натуры, сообразное его масштабу, а попалась случайно она, неустроенная, одинокая... Как мужчина и как человек участливый, он попытался скрасить ее жизнь, а когда понял, что Маша влюбилась в него по уши, отстранился, исчез...
  - Да-да! Все так! - плакала Маша, не утирая слез. - Какая же я глупая! Напридумывала себе. А он женат, не хотел меня разочаровывать... Он просто неравнодушный человек...
  И тут в тишине квартиры раздался оглушительный звонок домофона. Колосова подскочила от неожиданности, машинально взглянула на часы. Первый час ночи, кто бы это мог быть? Снова Толя? Разве что он. Маша нажала кнопку домофона, повернула замок и посмотрела на себя в зеркало. Да, страшна как атомная война. Глаза заплыли, нос и губы распухли. Краше в гроб кладут.
  Дверь открылась, и на пороге возник Орлов собственной персоной. Он тотчас закрыл за собой дверь. Маша ахнула. Бровь у Игоря была рассечена и сочилась кровью, глаз распух. При этом Игорь держался за предплечье, и пальцы его тоже были испачканы кровью.
  - Боже, что с тобой? - только и смогла выговорить Колосова.
  - Так, пустяки, ножевой порез.
  И добавил, видя, как Маша бледнеет на глазах и едва не теряет сознание.
  - Эй, эй! Ничего серьезного! Маш, ты сможешь перевязку сделать?
  Колосова только кивнула (голос почему-то пропал) и помчалась в ванную доставать аптечку.
  - Надо промыть! - когда Маша занялась делом, к ней вернулось самообладание. - Снимай футболку!
  Орлов осторожно стянул с себя черную майку и направился вслед за хозяйкой на кухню, где она устроила полевой госпиталь. Колосова промыла все раны перекисью водорода, обработала антисептиками. На предплечье Орлова действительно был порез, довольно глубокий, но не задевший ничего важного.
  - Может, в травмпункт? - спросила испуганная Маша.
  - Да зачем? - усмехнулся пострадавший. - Заживет как на собаке.
  Маша сделала тугую повязку, чтобы бинт не слетел сразу: место уж больно неудобное. Орлов слегка морщился, а Маша чувствовала его боль так остро, что опять едва не теряла сознание.
  - Спасибо! - сказал Игорь, когда перевязка была окончена и Маша помогла ему натянуть черную майку. Он подошел к окну и внимательно посмотрел вниз, прячась за шторой.
  - Я посижу у тебя немного? - спросил он.
  - Конечно, - тотчас ответила спасительница. - Есть хочешь?
  Спросила и вспомнила, что кроме картошки у нее ничего нет.
  - Нет, - он потрогал нижнюю челюсть, - просто не смогу сейчас ничего есть. Чаю бы выпил. Не очень горячего.
  И Маша схватилась за чайник. Столько вопросов к Орлову толпилось в ее голове, но стоило взглянуть на него, все тотчас и выветрилось. Налив чаю и поставив чашку перед раненым, Колосова спросила о том, что было на поверхности:
  - Кто тебя так? Подрался, что ли?
  - Да, выяснили кое-что. Некоторые считают себя хозяевами и хамят не по-детски, - лицо его приобрело жесткое выражение.
  - А прячешься от кого?
  - От полиции. Да я не прячусь, мне нельзя сейчас попадаться, а то посадят уже основательно.
  Маша неодобрительно покачала головой:
  - Все воюешь? В твоем-то возрасте... Не мальчик уже.
  - А если нет желания смотреть, как наглеют эти... скажем так, инородцы?! Вот мы с ребятами их слегка поучили вежливости. Слегка! - угрожающе повторил он.
  Маша разволновалась.
  -- Какие инородцы, Игорь? Наглеют и хамят не только они. Это сегодняшняя норма, таково состояние нашего общества. И смысл воевать? Ладно, мальчишки-дураки, но ты-то взрослый человек! Ты же родился в Советском Союзе! Надо искать общий язык, надо людей снова объединять, нам с ними жить, как раньше жили. Это же все равно, что в семье драться из-за того, что один блондин, а другой брюнет!
  Орлов с любопытством смотрел на нее. Он лукаво подначивал Машу:
  - Бывает и такое, когда отцы разные.
  Было видно, что он уже успокоился, теперь Колосова встала на дыбы.
  - И чего вы добились? Надеюсь, обошлось без жертв? Или... нет?
  - Да какие жертвы? - усмехнулся Орлов. - Помахались всего ничего, и они разбежались.
  - Ну, так и этого вполне достаточно! - указала она на повязку. - Ну, глупые, глупые! Вы мужчины - как дети! Вечно придумываете себе проблемы, не живется вам мирно...
  - Да как спокойно смотреть на то, что вокруг происходит? - опять возбудился Орлов. - Что, все глотать, как вечно ноющая интеллигенция и всякие либерасты? Насилие, беспредел черных, грабеж и разворовывание страны?
  - Ты будто никогда не слышал пушкинские слова о русском бунте... - с грустью ответила Колосова.
  - Ну да, часто вспоминают сейчас: "русский бунт бессмысленный и беспощадный".
  - А знаешь, какое продолжение этой известной фразы было в пропущенной главе "Капитанской дочки"? "Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка".
  - Да знаю я все это! А что делать? - Орлов понял, что снова заводится, и постарался взять себя в руки.
  - Надо жить, надо любить, надо верить! - как заклинание проговорила Маша.
  - Опять цитата? - улыбнулся Игорь.
  - Ну да, "Война и мир". И потом, - вдохновилась Колосова, - ты же можешь собирать этих мальчишек, которым некуда девать энергию, заниматься их воспитанием. Спорт, история Отечества, войны. Вырастить из них патриотов, сильных людей, воинов...
  Орлов вдруг засмеялся.
  - Так результат будет тот же! Ты вспомни девяностые, эти подвальные спортклубы. Из них вышли качки, любера, бандиты. Ну и нацболы тоже...
  - Ерунда! Если дать им правильное направление, вырастить из них настоящих мужчин... - Маша расстраивалась, что не может убедить Орлова и сердилась. - Ты же можешь, у тебя есть дар убеждения, сила. А ты дерешься, как отморозок, вместо того чтобы созидать, воспитывать. Зачем этот бессмысленный риск? У тебя же сын растет!
  Маша осеклась, понимая, что перешла запретную черту. Орлов посуровел:
  - Да, сын растет...
  Они замолчали. Маша наклонилась над чашкой, изо всех сил удерживая вдруг подступившие слезы. Игорь первый нарушил молчание.
  - Прости, я не должен был приходить...
  Маша с трудом выговорила:
  - Почему ты не сказал, что у тебя семья? Я ведь спрашивала.
  - Ты спрашивала, женат я или нет. Я не женат.
  Не дожидаясь разрешения, он закурил, Колосова машинально поставила перед ним керамическую пепельницу, живущую на подоконнике.
  - Ну, так получилось, понимаешь? - Орлов волновался. - Катя родила сына, я его, естественно, усыновил. Мы не женаты и не собирались жениться.
  Маша внимала, напряженно вслушиваясь в каждое слово. Зыбкая надежда, еще не оформившаяся в чувство, чуть забрезжила в подсознании, пока Игорь не продолжил:
  - Но Петька должен расти в нормальной семье, понимаешь?
  И Маша согласно кивнула, хотя совсем не понимала, о чем он говорит. Орлов развил мысль:
  - Если действительно мужики переводятся, как говорят, то в этом виноваты неполные семьи. Женщины воспитывают пацанов и делают из них кисейных барышень. Конечно, многое зависит от генетики и прочее, но все патологии - и это факт - по большей части идут из неполных семей.
  Маша хотела бы возразить, но что она понимала в семьях, одинокая старая дева? Игорь затянулся сигаретой так крепко, что закашлялся. Откашлявшись, продолжил с горячностью:
  - Да и вообще! Какое, на хрен, государство можно построить без традиционной семьи? Семья - главная опора государства, его основа, а там, где пропагандируют и узаконивают однополые браки, что можно построить? Кунсткамеру для уродов и дегенератов.
  И теперь Колосова не возразила. Сама твердит ученикам о семейных ценностях. Только вот сама... Наверное, тоже из этого паноптикума. А Орлов будто себя убеждал:
  - Мы много говорили с Сашкой Федоровым. Ну, с отцом Родионом. Вот он все правильно понимает. Говорит, если враг хочет разрушить чужое государство, то начинает с уничтожения сакрального, святого. В частности, семьи.
  Едва родившись, надежда окончательно умирала в сердце Маши.
  - В общем, я решил жениться на Кате и растить Петьку нормальным человеком, - глухо договорил Орлов.
  - Ты решил... - прошептала Маша.
  У нее не было сил поднять руку и поднести ко рту чашку с чаем, хотя горло вмиг пересохло.
  - Ну да, решил! - Игорь, кажется, сердился. - Иначе все слова! Я всегда за действия, и они не должны расходиться со словами.
  Он говорил громко, будто Маша с ним спорила, а она не спорила. Она опустила голову, чтобы Игорь не видел ее бессильных слез. Орлов вскочил, подошел к окну и выглянул на улицу. Он снова закурил, обжегшись и чертыхаясь. Опять повисло молчание, напряженное, в высоком градусе. Маша глотала слезы пересохшим горлом и силилась хоть что-то выговорить. Наконец она выдавила из себя:
  - А Катя что говорит?
  Орлов удивленно посмотрел на нее:
  - Что говорит? - в голосе его послышалось сомнение. - Она не против, кажется. Да какая разница?
  Маша не выдержала и воскликнула (как только голос прорезался?):
  - Тебе все равно? И на меня тоже наплевать? Как ты мог?! - Горло снова перехватило спазмом, и Маша умолкла, изо всех сил сдерживая рыдания.
  Игорь вдруг сел напротив нее.
  - Нет, мне не наплевать, - голос его обрел неожиданно мягкость и звучал взволнованно. - Я решил (раньше!), что больше не увижусь с тобой. Это было правильнее. Да и легче... Так казалось.
  Он помолчал, глядя перед собой, а Маша слушала с замиранием сердца, боясь даже вздохнуть.
  - Но видишь, не удержался... Не по-мужски как-то.
  Он грустно усмехнулся и только теперь решился посмотреть ей в глаза. И в них Маша прочла боль, тоску и ... Начиная трепетать от его волнующего взгляда, она пробормотала:
  - А драка?
  - Драка была, - кивнул Орлов, не отводя от нее глаз. - Но я мог ведь сесть в машину и уехать.
  Они не могли оторваться друг от друга, и чем больше их взгляды сливались в общем чувстве, тем страшнее было оторваться. Орлов внезапно вскочил:
  - Все, мне надо уходить! - и кинулся к двери.
  - Не уходи! - крикнула вслед ему Маша, и Орлов замер в прихожей.
  Она добавила уже тише:
  - Не уходи так...
  Она поднялась из-за стола и протянула руки. Игорь медленно, как сомнамбула, вернулся к ней и, забыв о ранах, крепко стиснул ее в объятьях так, что Маша вскрикнула. Он как слепой искал ее губ, страстно целуя шею, подбородок, щеки. Испуганно приоткрытые губы Маши ждали его губ как дыхания, как глотка жизненной силы, и она невольно простонала, когда получила их.
  Они целовались долго и исступленно, пока силы не оставили Машу и она не обмякла в руках Орлова. Он тотчас подхватил ее как пушинку и понес вглубь квартиры.
  
  Глава 13
  Свершилось!
  
  Накануне регистрации Катя чувствовала, что теряет самообладание. Она до сих пор не решилась поговорить с Орловым. Да он и не звонил, пропал куда-то. В отчаянии Катя опять обратилась к Саше Федорову. Саша внимательно выслушал ее, попросил перезвонить через час. И вот теперь, сидя за рабочим столом в офисе, Катя Воронцова не могла сосредоточиться на еженедельном отчете. Все возвращалась мыслями к запутанной ситуации, в которой она оказалась. "И чем мне поможет о. Родион? На что я надеюсь? Что уговорит Орлова отказаться от Петьки?"
  - Пойдем покурим! - предложила Юлька, неслышно подойдя к ее столу.
  Катя вздрогнула и как из космоса вернулась. Она не была готова в данный момент слушать счастливое воркование Юльки и делиться тем, что мучило ее саму. Катя ждала вестей от о. Родиона. Однако Юлька и не собиралась ворковать, хотя выглядела вполне счастливой. Она внимательно всматривалась в подругу, пока пила кофе, потом спросила:
  - Кать, ты на себя не похожа. Что у тебя стряслось?
  - Завтра расписываемся с Игорем, - с деланным спокойствием ответила Катя.
  - С ума сошла? - удивилась подруга. - Зачем? А как же этот художник?
  Катя пожала плечами и ответила обреченно:
  - Я боюсь Орлова. Боюсь, что он отберет у меня Петьку.
  - Ты опять за свое? Это какая-то мания! Кто ему позволит?
  - Он никого не будет спрашивать, что ты, его не знаешь? Увезет куда-нибудь, и ищи потом.
  Юлька помолчала, взвешивая услышанное, потом спросила с сомнением:
  - Ну, скажи, зачем ему настаивать на браке? Неужели любовь?
  Катя грустно усмехнулась и опять пожала плечами:
  - Не знаю.... Вряд ли любовь.
  Она вспомнила женщину в Александровском саду, прячущуюся за деревом. Катя плохо рассмотрела ее, но когда та спешно уходила, от ее женственной фигуры веяло таким страданием, что нельзя было не понять этого. Кто она? Игорь так ничего и не сказал, но Катя почувствовала, что эта женщина не чужая ему. "Я ничего не знаю о его жизни вне моей квартиры. Сколько у него было женщин, кроме той, из сада?"
  Катя с удивлением отметила, что эта мысль сейчас ее совсем не взволновала. Если раньше она гадала, кто эти женщины, мучилась от предположений, то теперь ей, оказывается, уже все равно...
  - Поговори с ним, неужели он не поймет? Вроде всегда был понятливым. - Юлька озадаченно смотрела на подругу. - Хочешь, я поговорю с ним?
  - Нет, не надо, - покачала Катя головой. - Я еще попробую, сама. Звонила Саше Федорову, думала, может, он как-то повлияет на Орлова.
  Юлька поставила чашку на стол. Пора было завершать "перекур".
  - Слушай, а Гарик хотя бы догадывается, что ты не хочешь за него замуж?
  Катя немного подумала и ответила:
  - Нет, наверное. Он меня не спрашивал, и я ничего не говорила, боялась его реакции.
  - Ну, странные люди! - воскликнула Юлька. - Ты готова пойти замуж, не объяснившись, не высказав своего отношения? Я тебя совсем не узнаю, чесслово.
  Катя вздохнула:
  - Если бы мне самой было все ясно! Понимаешь, я запуталась. Юра предложение сделал...
  Юлька снова плюхнулась на стул:
  - Вот это да! Однако на тебя просто бешеный спрос!
  Катя усмехнулась:
  - Мне на эту тему даже шутить не хочется. Лучше скажи, что делать, чтобы завтра не идти с Игорем в ЗАГС?
  - Да рассказать ему все!
  - И о Юре?
  - Конечно! Ты с ума сошла, что так затянула с объяснением? Ну, совсем на тебя не похоже.
  Катя понимала, чему так дивится подруга. Она сама себя не узнавала. Появление в ее жизни Юры Татаринцева сделало ее уязвимой, слабой, зависимой. В ней что-то менялось. Природа брала свое, и это правильно. Она родилась женщиной, следовательно, должна подчиниться природным законам.
  В последнее время она много думала об этом. Саша Федоров только подтвердил ее мысли о назначении женщины. Хорошо, что не поздно она осознала, как важно оставаться прежде всего женщиной. Юра напомнил об этом, а не Игорь. Почему? С Игорем она всегда старалась быть сильной, воевала внутренне, чтобы не подчиниться ему, не попасть под его власть, в зависимость от его любви...А вот с Юрой было легко, и не надо было воевать.
  - Так ты считаешь, что надо все сказать? - спросила Катя, доставая телефон.
  - Конечно. И поскорее. Не завтра, когда в ЗАГС явитесь, а сейчас! - Юлька была неумолима.
  - Но по телефону это как-то нехорошо...
  - Ничего, переживет! А иначе ты не решишься,- отрезала подруга и поднялась с подоконника, где она сидела. - Звони, я пошла работать.
  Оставшись одна, Катя задумалась. Надо ли беспокоить Игоря или сначала все-таки поговорить с о. Родионом? И будто в ответ ее мыслям в руках завибрировал телефон. Орлов!
  Похолодев, Катя нажала на кнопку:
  - Да?
  Она говорила спокойно, но какой ценой ей далось это спокойствие!
  - Привет, - бодро начал Игорь. - Не помешал?
  - Нет, - коротко ответила Катя.
  - Как Петька? В саду?
  - Да, - Катя поежилась, ожидая, что сейчас он напомнит о завтрашнем мероприятии.
  Однако Игорь сообщил вдруг:
  - Я сегодня приеду вечером, где-нибудь около восьми. Вы дома будете?
  - Да, - монотонно ответила Катя.
  - Ну, все, пока! - И он отключился.
  И опять ни слова о завтрашнем событии! Наверное, все давно решено им и незачем напоминать. Приедет, чтобы обговорить детали регистрации.
  - Ну как? - спросила Юлька, когда Катя возвращалась на рабочее место. - Поговорила?
  - Вечером приедет, поговорим, - ответила она, и подруга больше не спрашивала ни о чем, поглощенная работой.
  Настроенная на вечерний решительный разговор, Катя не перезвонила о. Родиону. Сам он тоже не проявился. До конца рабочего дня она прокручивала в голове разные варианты разговора с Орловым. Придумывала, что скажет ему, как признается, что у нее другой мужчина. "Я не люблю тебя, у меня есть Юра". Так, что ли? Или: "Я давно хочу сказать тебе, что не собираюсь за тебя замуж!" Все не то, не то. А Петька?
  Катя вконец измучила себя, наделала ошибок в отчете, все пришлось переделывать. Юра прислал SMS: "Когда увидимся? Скучаю". Теплом повеяло от этой записки, сердце размягчилось. "Что ж я делаю?- вдруг подумалось Кате. - Все ведь ясно и понятно, давно уже. Где мои хваленые решимость и трезвый ум?" Она быстренько набрала ответ: "Тоже скучаю".
  Решила больше не звонить Саше Федорову. Как-нибудь разберется сама! В конце концов, пора поставить все точки над i. Ей вдруг сделалось страшновато и очень захотелось увидеть Юру, заглянуть в его небесно-голубые глаза и увидеть в них спокойствие.
  - Кать, ты что, не идешь? - прервала ее размышления Юлька.
  Рабочий день был короткий, пятница.
  - Иду, только соберусь.
  - Ладно, я побегу, а то меня ждут! - подруга лукаво улыбнулась и помахала рукой. - Пока.
  - Пока, - ответила Катя, отчаянно завидуя Юлькиной беспечности.
  Быстро собравшись и выйдя из офиса, она увидела, как Юлька с букетом цветов направляется к машине, держа под руку невысокого, энергичного на вид мужчину.
  Катя вздохнула, вынула из сумки ключи от машины и нажала на кнопку сигнализации. "Поеду к Юре!" - вдруг решила она и поспешно достала телефон, чтобы позвонить маме. Мама забирала Петьку из сада. Надо было ее предупредить, что задержится. Уже трогаясь с места, подумала, что Юры может и не быть в мастерской, одна не стала ему звонить, выяснять. Она ведь совсем ненадолго, если не застанет, не страшно. Кате нужно было немножко укрепиться в решении, почувствовать поддержку.
  И только, когда она уже стояла у его двери, вдруг мелькнула мысль: "А что как он не один? Застану его врасплох?" Секунду помедлив, Катя вслух решительно произнесла:
  - А вот и посмотрим! - и нажала кнопку домофона.
  Впрочем, с такой системой открывания двери застать кого-либо врасплох совершенно невозможно. Юра ответил не сразу, И Катя успела встревожиться.
  - Кто? - раздалось наконец в домофоне.
  - Это я, - коротко отрекомендовалась она.
  Юра ничего не сказал на это, но дверь запищала. Пройдя по темному коридору, Катя вошла в открытую дверь мастерской. Прислушалась. Вроде бы тихо. Ну, уже хорошо, что дома. Прошла мимо кухни, вошла в мастерскую и увидела художника возле мольберта с кистью. Юра задумчиво работал, сосредоточенно наносил мазки на холст. Катя посмотрела в направлении его взгляда. Там на кушетке вольно раскинулась обнаженная "Даная", все та же натурщица Лиля.
  - Может, перерыв? - спросила та не шевелясь.
  - Подожди, свет уходит, - задумчиво произнес Татаринцев и продолжил работу.
   Сделав еще несколько мазков, он отложил кисть:
  - Вот теперь все. На сегодня.
  Лиля набросила халатик и, не обращая на Катю ни малейшего внимания, прошла к холодильнику за бутылкой минералки.
  - А может, у тебя есть что покрепче? - спросила она громко.
  Юра поцеловал Катю в щеку:
  - Привет.
  - Я на секунду заскочила, тебя повидать, - будто оправдываясь, сказала Катя и рассердилась на себя: не в чем ей оправдываться. - Маму надо сменить.
  - Так будем пить или нет? - перебила их Лиля.
  - Ты будешь? - спросил Юра, доставая из мини-бара бутылку вина.
  - Нет, я за рулем.
  Все получилось не так, как представлялось, принесла же нелегкая эту Лилю! Впрочем, Катя понимала, что работа - это серьезно. И ревности никакой не было. Ну, не вовремя она приехала, что поделаешь. Юра разлил вино, они выпили с Лилей. Надо было уходить, в восемь придет Игорь, но Катя медлила. Она еще не взглянула в его глаза, а без этого, ей казалось, не сможет сейчас сделать решительный шаг.
  - Юра...- начала было она и замолчала.
  Татаринцев в ожидании смотрел на нее. В мастерской еще не было темно, однако свет падал причудливо, низко. Нет, не увидеть ей синеву этих глаз! Катя махнула рукой:
  - Ладно, я тебе позвоню! Пока!
  Юра не успел ответить, а она уже выскочила из мастерской и запрыгнула в машину. Пока ехала домой, мысленно сочиняла речь, которую произнесет перед Орловым. И ничего не получалось. Стоило только подумать о сыне, которого могла потерять, горло перехватывало и сердце заходилось в безотчетном испуге. "Это болезнь, - стиснув зубы, думала Катя. - Я же справлюсь".
  Дома ее встретила мама с ужином. И когда успела приготовить? Петька сидел за столом. Катя поцеловала сына, который успевал жевать, рассказывать о произошедшем в саду и еще рисовать в блокноте. Он всегда теперь рисовал, и у него неплохо получалось. Это все Юра...
  - Садись, поешь, - сказала Людмила Алексеевна. - Только руки помой сначала.
  Катя ела салат и ловила себя на том, что напряженно ждет звонка в дверь. На вопросы мамы отвечала односложно, та даже вздумала обижаться и засобиралась домой.
  - Мама, перестань! - вынырнула из задумчивости Катя. - Я просто устала, ей-богу! Еще Игорь должен приехать.
  - Ах, вон что, - сказала мама и поджала губы. Она недолюбливала Орлова по вполне понятным причинам. - Ну, тем более, я уезжаю.
  Она сняла фартук и стала собираться. Перед уходом, правда, поцеловала дочь и примиряюще сказала:
  - Тебе надо больше отдыхать, бывать на воздухе. Приезжайте ко мне, погуляем в нашем парке.
  Когда она ушла, Катя переоделась в домашние спортивные штаны и футболку, поставила Петьке мультик на айпаде. Сама занялась посудой, стиркой. Петька мог часами смотреть мультики, но Катя строго дозировала просмотр. Один мультик за вечер, если он полнометражный, или два маленьких. Сейчас ребенок осваивал фильмы из серии "Гора самоцветов", народные сказки. Хватило на двадцать минут, а потом Катя отправила сына в комнату собирать лего. Это еще одно увлечение Петьки, доставлявшее ему удовольствие. И как ему хватало терпения так долго собирать детальки в извилисто-сложное громадное сооружении?
  Сама Катя устроилась перед телевизором. Весь рабочий день проводя за компьютером, дома она уже не касалась ноутбука, если этого не требовала необходимость. Игорь все не приходил, доводя ее до исступления. Пришло время мыть и укладывать сына. Катя не закрывала двери ванной, чтобы не пропустить звонка. Можно было, конечно, набрать номер Орлова и спросить, когда он соизволит появиться, но Катя этого не делала. Не могла почему-то, хотя чего бы проще.
  Она уже задремала на диване перед включенным телевизором, когда пикнул домофон. Со сна сердце болезненно ворохнулось, Катя встрепенулась и пошла открывать дверь, хотя у Игоря еще оставался ключ. Попутно взглянула на часы: без четверти одиннадцать.
  Орлов вошел в квартиру, и Катя тотчас почувствовала что-то не то.
  - Привет, - сказал он устало. - Прости, не мог раньше приехать: на работе просто завал.
  - Ничего. Только Петька уже спит, а он о тебе спрашивал.
  - Скажи ему, что дел много у папки.
  Катя внимательно посмотрела на него. Игорь коротко остригся, и его светлый хохол уже не торчал победно.
  - Ты устал? - спросила она.
  - Да, - кивнул Орлов.
  - Зачем тогда ехал? - удивилась Катя. - Чай будешь?
  Орлов опять кивнул. Они прошли на кухню. Катя поставила чайник, достала мармелад и печенье, хотя Игорь не жаловал сладкое. Глядя на него, она удивлялась все больше. Орлов выглядел растерянным, нерешительным, Такого она его никогда не видела.
  - Мне тут Сашка Федоров звонил, - начал все же Орлов.
  Катя похолодела: вот, началось.
  - И что? - спросила она с деланным спокойствием.
  Игорь достал сигарету из пачки и закурил, скрывая смущение.
  - Он сказал, что я на чужом горбу хочу в рай въехать...
  Он опять замолчал, а Катя не своим голосом проговорила:
  - И что это значит?
  Игорь пожал плечами, но тотчас ответил:
  - Ну, то что я хочу жениться, не спросив тебя, хочешь ли ты этого. Вроде бы как по обязательству...
  Только теперь он посмотрел на Катю, которая сидела с бесстрастным лицом.
  - Ты прости, мне даже в голову не пришло... - пробормотал еще Орлов, и Катя вновь подивилась, какой же он необычный сегодня, но ничего не сказала.
  - Так что? - спросил он без всякого энтузиазма.
  Катя поняла, что момент истины настал. Как в омут головой - она решилась:
  - Игорь, я люблю другого человека.
  Хотелось зажмурить глаза и вжать голову в плечи, но Катя смело смотрела на Игоря в упор. Она могла поклясться, что в глубине его глаз за первым удивлением пряталась искорка радости. "Нет, я не могла обмануться, - мысленно сказала она себе. - Он рад, вот это да!"
  Незадачливый жених, кажется, ожил.
  - И кто он? - ни тени ревности, негодования, обиды.
  - Хороший человек, художник один, - сдержанно ответила Катя.
  Она с ужасом ждала, что сейчас он вспомнит про Петьку.
  - Художник - это интересно, - с непонятным выражением произнес Орлов, и у Кати снова сердце сжалось от страха. - И когда ты собиралась мне об этом сказать? Завтра в ЗАГСе?
  Катя растерялась. Она дрожала внутренней дрожью и не знала, что отвечать.
  - Ну, ты даешь... - задумчиво проговорил Игорь.
  Катя налила ему чай и внезапно почувствовала прилив вдохновения. Она решила идти ва-банк:
  - Игорь, я не хотела тебе ничего говорить, потому что боялась.
  - Чего? - поднял брови Орлов.
  - Боялась, что Петьку у меня отнимешь! Да и он тебя очень любит... - сказала и тотчас пожалела о сказанном: она давала ему в руки оружие.
  Однако Игорь слушал спокойно, доброжелательно.
  - Да, все не просто, - произнес он, и опять Катя не поняла его настроя.
  Они помолчали.
  - Не забирай Петьку у меня! - не выдержав напряжения, воскликнула Катя.
  Орлов с удивлением воззрился на нее. Даже поставил чашку с чаем, не успев глотнуть.
  - Ты что, Кать? Кто у тебя сына отнимает, опомнись. Ты только не мешай нам общаться, и все будет в порядке. Я думаю, можно обо всем договориться.
  Он удивлялся, говорил ободряющие вещи, но каким-то чутьем Катя почувствовала, что боялась она не без причины.
  - Да, конечно, - поспешно сказала она. - Будете видеться, когда захочешь, когда у тебя будет время.
  Игорь кивнул. Он старательно гасил сигарету в какой-то жестяной крышечке, найденной возле раковины.
  - Значит, ты не в обиде, если мы завтра не пойдем регистрироваться?
  - Нет, конечно, - усмехнулась Катя.
  - Да, вас, женщин, сложно понять... - задумчиво проговорил Орлов и добавил: - Неправильно все это.
  - Почему неправильно? - испугалась Катя, но виду не подала.
  - Неправильно передоверять детей чужим людям. Неправильно не жениться, если появились дети.
  - Но ведь всякое бывает, - с надеждой смотрела на него Катя. - Ты вспомни, как получилось, что родился Петька. Ведь мы даже не любили друг друга. И отец Родион тебе сказал, что не надо идти к цели через насилие над собой и другими.
  Орлов слушал молча, о чем-то сосредоточенно думая. Наконец, решился сказать:
  - Вообще-то у меня тоже все как-то... Есть одна женщина...
  - Та, которую мы видели в парке? - догадалась Катя.
  - Ну да, - он снова замолчал.
  - Ну вот, - опять вдохновилась Катя, - сам же видишь, жениться нам не нужно.
  Игорь неопределенно дернул плечом.
  - Да, все бестолково, не по-моему. Надо иначе. Ладно, Кать. Ты не сердись. Наверное, так, действительно будет лучше. Как мы решили. Попробуем...
  Орлов встал из-за стола:
  - Я посмотрю на Петьку? Да и поеду домой...
  - Конечно, - ответила Катя.
  Кажется, она готова была согласиться с чем угодно, только бы не идти завтра с Игорем в ЗАГС.
  Орлов прошел в комнату сына, постоял над ним, любуясь сонным ребенком, тихонько поцеловал его в лоб и вышел. Сердце Кати сжало непрошенное чувство сожаления или жалости.
  - Ничего не меняется, Игорь, - сказала она тихо. - Ты будешь приезжать, когда сможешь. Потом он подрастет и сам уже будет ездить к тебе.
  Орлов кивнул.
  - Ладно, я пошел. Ты звони, не забывай.
  Катя закрыла за ним дверь и без сил прислонилась к косяку. Неужели все? Конец страхам и да здравствует новая жизнь? Почему-то не было облегчения и чувства освобождения. Может, подавленный вид всегда бодрого Орлова на нее так подействовал? Все же хорошо!
  Ей захотелось услышать Юрин голос. Катя прошла в гостиную, забралась на диван, набрала номер телефона Татаринцева. Когда он отозвался, спросила:
  - Ты можешь сейчас ко мне приехать?
  - Прямо сейчас? - удивился Юра.
  - Да.
  - Приеду, - просто сказал он.
  Вот теперь она почувствовала, как огромный камень свалился с сердца и в душе воцарился покой.
  Глава 14
  На телевидении
  
  Маша Колосова спешила навстречу с редактором телеканала Арт-ТВ Оксаной Миллер, с которой договорились на одиннадцать утра. Офис канала находился в центре, на Китай-городе. Выйдя из метро, Маша немного поплутала, но скоро наткнулась на нужное здание. Таблички у подъезда гласили, что здесь базируется телеканал Арт-ТВ, а также еще несколько фирм и кампаний. Поднявшись в лифте на третий этаж, Колосова оказалась в просторном холле. Это была приемная телеканала. За стойкой сидела миловидная девушка-секретарь, к ней и обратилась искательница фортуны.
  - Где я могу найти Оксану Миллер?
  Девушка тотчас позвонила по внутреннему телефону:
  - Оксана, к вам пришли.
  Положив трубку, она приветливо обратилась к посетительнице:
  - Присядьте, пожалуйста, Оксана сейчас выйдет к вам.
  Маша покорно села и принялась ждать. А ей никак нельзя было оставаться в бездействии. Как бы она не запрещала себе думать об Орлове, потому что воспоминание о нем причиняло чудовищную боль, все равно опять и опять мысленно возвращалась к той удивительной, фантастической, пронзительной, незабываемой ночи. Это все что у нее было во всей ее довольно уже долгой жизни...
  А ведь он тогда почти ушел, вернее, убежал. Если бы не этот взгляд, брошенный от дверей, и Машина фраза: "Не уходи так!" вряд ли что-нибудь произошло. Игорь не выдержал. Потом он скажет:
  - У тебя были такие перевернутые глаза!
  Он не смог уйти так.
  Раздирая еще не затянувшуюся кровоточащую душевную рану, Маша вспоминала, как он медленно шел к ней от двери, как они самозабвенно целовались, а потом он схватил ее как волк овцу (где-то это сравнение уже было), забыв о синяках и ранах, и потащил в глубь квартиры, на кровать. Маша была безвольна, не имея сил сопротивляться, хотя знала, что нельзя, нельзя было поддаваться соблазну! Он женится, у него невеста... Кажется, она плакала.
  Однако все дальнейшее вытеснило сомнения. Волна нежности накрыла Машу, хотя рядом с ней закипал вулкан. Она не сопротивлялась, когда Игорь сдирал с нее одежду, не помогала ему снимать снова футболку и джинсы, да и чем вообще могла помочь она, давно забывшая, когда ее в последний раз касалась мужская рука?
  Однако обжигающее прикосновение его гладкой кожи, упругого сухого тела пробудило ее. О. неразгаданная человеческая душа! Сколько любви, страсти, неизведанной чувственности таят в себе одинокие женщины! Если бы эта любовь могла осуществиться сполна, то на мир хлынул бы поток животворящей энергии, созидающей добро, несомненно, добро... Всепобеждающая любовь спасет мир, любовь...
  Конечно, потом, потом так думала Маша Колосова, а в тот миг она растворилась в любимом без остатка. Вся, вся открытая ему, отдавшаяся ему, доверившая ему все тайники и заветные местечки души и тела...
  Он ушел утром, когда Маша спала. Ушел, ничего не сказав, не обещав. Да и что мог он обещать? Все правильно. Губы Маши распухли от поцелуев и запеклись от неутолимой жажды. Тело тосковало по родному теплу, по обжигающему осязанию. Глаза остались без отрады, сердце ныло, как от смертельной утраты...
  А тут еще это вынужденное безделье, каникулы... Томные лунные ночи, цветущая сирень под окнами, неповторимый запах начала лета, свежей листвы и пыли. Надо было как-то выживать. И тогда Колосова позвонила продюсеру телеканала Арт-ТВ Веденееву. Он перенаправил Машу к редактору Оксане.
  И теперь она здесь. "Зачем? - вдруг задалась Маша вопросом и ответила сама себе: "Затем, что не хочу больше работать в школе, быть вечной неудачницей. Хочу делать карьеру на телевидении, стану звездой и деловой женщиной, и - гори все синим племенем! И Орлов тоже". Она нечаянно всхлипнула. Девушка за стойкой встрепенулась и подозрительно глянула на нее. Пришлось сделать вид, что сморкается. Бумажный платочек в руке пригодился.
  Неизвестно, что бы последовало за этим, но тут одна из снующих мимо женщин вдруг обратилась к Маше:
  - Вы на кастинг? На судебное шоу?
  - Нет, - поспешно ответила Колосова. "Еще чего!" - добавила про себя.
  Женщина убежала.
  Наконец-то появилась Оксана и пригласила Машу к себе в кабинет. От Колосовой не ускользнуло некоторое удивление редактора после беглого неуловимого осмотра всей персоны Маши Колосовой. "Ну да, что вы хотите от училки-неудачницы?" - мазохистски иронизировала в мыслях персона, следуя за Оксаной и усаживаясь в офисное кресло перед ее столом.
  - Вам надо будет кое-что заполнить, - разъясняла редактор, заняв свое место. - Пока в штат мы вас не можем взять, поработаете по договору. Может, вам еще и не понравится у нас.
  Оксана была молода, хороша собой (или прекрасно ухожена). Одета строго, но очевидно дорого. За ее заученной улыбкой Маша читала принуждение и равнодушие.
  - Прочтите договор внимательно, - сказала Оксана. - Не торопитесь.
   Она вызвала девушку с ресепшн.
  - Вам чаю, кофе? - спросила у Маши.
  Колосова смутилась. Она не привыкла к подобным церемониям.
  - Чаю.
  - Черный, зеленый? - скороговоркой поинтересовалась секретарша.
  - Зеленый.
  - Вы пока читайте, пейте чай, а я отлучусь на минутку, хорошо? - сказала Оксана, когда секретарша, принеся чай, вышла за дверь.
  Колосова кивнула, делая вид, что погружена в чтение договора. Фразы, составленные на тарабарском языке, никак ей не давались. Маша изо всех сил пыталась сосредоточиться, но в голову лезли посторонние мысли.
  "Конечно, если бы не эти клятые каникулы, вряд ли бы я попала сюда". Маша вспомнила своих ребят, которые выпускались этим летом. Ведь были, были среди них умнички. Восприимчивые, оригинально мыслящие, забавные, разные. Припомнился Миша Егоров, выпускник позапрошлого года. Когда он выходил к доске читать стихи, то прихватывал с собой бумажку. В первый раз Мария Кирилловна решила, что это текст стихотворения, она попросила отдать шпаргалку. Однако то, что было изображено на листке, ее озадачило.
  - Что это? - спросила смутившегося ученика.
  - Это подсказки, - пробормотал он и покраснел.
  Маша вертела в руках бумажку и ничего не понимала в загадочных иероглифах: какие-то картинки, рисуночки, символы. Оказалось, по этим ассоциативным картинкам Миша восстанавливал в памяти строки стихотворения. Чудеса! Колосова рассмеялась тогда и вернула шпаргалку ученику. С таким она еще не сталкивалась. А как они поют! Какие иногда интересные стилизации пишут ...
  Колосова обвела взглядом кабинет Оксаны с современнейшей оргтехникой и офисной мебелью. Все новенькое, вызывающе богатое, но... чужое, неживое. Вспомнилось давно не ремонтируемое помещение кафедры, насиженное, заваленное книгами, тетрадями. Коллеги, с которыми прошли полжизни рука об руку, теплые посиделки за чаем, легкая болтовня и серьезные разговоры...
  - Ты просто боишься жизни! - сказала себе вслух сердитая Маша. - Вот и сиди дома среди кукол, в одиночестве, в нищете...
  Она с новой силой взялась преодолевать договор и с трудом разобралась в некоторых его пунктах. Оксана задерживалась. Маша допила чай и успела несколько раз пробежать глазами документ. Подписать, что ли? Или сначала они должны подписать? Договор не сулил ей ничего кроме хлопот и беспокойной жизни. Ее обязанности ассистента режиссера годились для начинающей юной дебютантки, а не для пожившей дамы под сорок. Но что делать?
  "Как что? - услышала она свой внутренний голос. - Вернуться к себе, к своим ученикам".
  Маша осторожно положила договор на стол, встала, походила по кабинету. Надо уходить, но как? Невежливо уйти, не объяснившись и не попрощавшись. Колосова выглянула из кабинета. Никого. Она прошла к ресепшн. Секретарши тоже не оказалось на месте. Маша решила написать записку, объясняющую ее уход. Обогнув круглую стойку, она подошла к столу секретарши, взяла из подставки стикер. Взгляд ее упал на экраны, спрятанные внутри стойки. Три из них были погашены, а на светящемся экране Маша увидела кабинет Оксаны, стол, на котором лежал брошенный ею договор.
  Машу будто обожгли кипятком. За ней следили! Оксана ушла, а секретарша смотрела за посетительницей, как бы чего не стянула. Или?.. Или они специально это делают? Своего рода тест, как поведет себя без присмотра новая сотрудница? Проверка на вшивость, так сказать. А может, они экспериментируют, а результаты используют потом как-то неблаговидно в своих передачах? Скрытая камера, то-се...
  Колосовой сделалось неуютно. Более того, противно. Она не стала писать никаких записок, просто взяла и ушла, хлопнув дверью, хотя в конце коридора показались Оксана с секретаршей. Они спешили, но не успели. И Бог с ними.
  Однако вернувшись домой, в стерильную тишину одиночества, Маша стала себя ругать.
  - Дура, испугалась! И что теперь? Что теперь?
  Аглая не моргая смотрела на нее и не отвечала на вопросы. А впереди целое лето, от которого неизвестно как спасаться. Да не от лета, конечно, от себя. Была бы возможность, Маша уехала бы куда-нибудь.
  - Куда? - вопрошала она, глядя на Аглаю. - От себя не уедешь. Можно смягчить боль, немного развеяться, но забыть ту ночь, забыть Игоря...
  И Колосова зарыдала неистово и сладострастно. Аглая в изумлении наблюдала за ней, бросившейся на диван и зарывшейся в подушки. Не менее изумилась лупоглазая кукла, когда ее хозяйка затихла в подушках.
  Маша молилась мысленно: "Господи, если ты меня слышишь, помоги мне! Я не знаю, как мне дальше жить. Укажи мне путь, Господи! Я знаю, помню, что я страшная грешница, но и грешникам надо как-то жить... Помоги мне, Господи, помоги, пожалуйста ... Услышь меня..." А потом она уснула. Рыдания ли подействовали на организм Маши, как освежающая гроза, разрядка, или ее успокоила молитва, но она спала мертво, глубоко, без сновидений.
  Проснулась от звонка телефона. Лениво потянулась к столику, на котором бросила мобильник, посмотрела на дисплей. Толя. Надо же, он ведь никогда не звонит, удивилась Колосова.
  - Да, - нехотя ответила она.
  - Маша, я не приду в субботу, как обещал вам, - говорил Толя низким голосом, и Маше непривычно было слышать этот голос по телефону. - Я уезжаю в Испанию.
  - Да? И что там будешь делать?
  - Еду просто посмотреть страну. Если понравится, то, может, останусь на какое-то время.
  В его институте сессию сдавали в мае, и лето целиком было свободно.
  Маша не помнила, чтобы Толя обещал прийти в субботу. Она дивилась себе: сообщение об его отъезде приняла более чем спокойно. "Вот еще один меня бросает", - подумала меланхолично.
  - Ну что ж, замечательно! Удачи тебе, - пожелала она вполне искренне, - Пиши стихи, не бросай. У тебя хорошо получается! Это будет преступление, если забросишь поэзию. Тем более в Испании.
  - Хорошо, - серьезно ответил юный поэт. - Спасибо вам.
  Они попрощались по-доброму. Конечно, Толя мог бы и зайти перед отъездом, ну да ладно. Проснувшись, Маша почувствовала, что жизнь возвращается к ней. Визит на телевидение, ее рыдания - все это было давным-давно. Появилось ощущение, что можно жить как прежде, вернуться к себе доорловской.
  В конце концов, есть книги, есть подруга Милка, мама, коллеги на работе. Толя вот уезжает, но будут еще ученики. Каждые два года приходят новые ребята, разные, интересные, непредсказуемые. И еще столько всего можно увидеть, прочитать, съесть, понюхать, потрогать...
  - Кстати, насчет поесть!
  Маша поднялась с дивана, подгоняемая голодом. Кроме чашки чая, выпитой в Арт-ТВ, во рту с утра маковой росинки не было. Посмотрела на часы: ого, уже вечер почти. Сколько же она проспала! Она на скорую руку приготовила поесть, заварила чай, села за стол.
  Уплетая омлет с помидорами, Колосова думала о том, что надо дождаться отпускных и поехать куда-нибудь. Плевать, что до конца лета не на что будет жить и нечем платить за квартиру. Во-первых, может, еще премию подкинут. Во-вторых, ей не вредно поголодать. Надо поехать на юг, или, наоборот, на север, в Калининград, к морю. С Милкой на Азовское махнуть? Но ведь она, наверное, поедет с Геной. Да и зачем с Милкой? Надо ехать одной.
  Конечно, нет приличного купальника, нет подходящей летней одежды. Тоже можно купить, пошарить по сэкондам, делать все равно нечего. Так уж сложилось, что летом Маша не озадачивалась легкой красивой одеждой, проводя время в квартире или на даче у мамы. Валяться с книжкой у телевизора можно в домашнем затрапезе. А вот если ехать куда-то, надо прибарахлиться.
  Да, а билеты? Их же может не быть, когда она дождется отпускных! В разгар сезона всегда проблема. Надо поскорее купить, а деньги пока взять у мамы. И потом, если билеты будут на руках, она уже не передумает.
  Помыв посуду и тщательно стерев крошки со стола, Колосова направилась к компьютеру, чтобы посмотреть наличие билетов. По дороге заглянула в кошелек. А не пойти ли прямо сейчас, пока еще есть немного времени до закрытия, в знакомый секондхэнд, неподалеку? Авось, какую-нибудь кофтенку или юбчонку выудит из залежей тряпья.
  Не дойдя до компьютера, Маша свернула к зеркалу. Вытерла размазанную тушь, подкрасила помадой губы, освежила прическу. Сойдет! Прихватив сумку, она выскочила из дома.
  Рассчитывая за полчаса-час обернуться, Маша проторчала в подвальном помещении магазинчика в одном из дворов у проспекта до закрытия. В магазин только что завезли новый товар, было из чего выбирать. Колосова перемерила огромный ворох одежды и остановилась на длинной до пят юбке из вискозы свекольного цвета и хорошенькой светлой кофточке с небольшим хомутком спереди и короткими рукавами, тоже из вискозы. Покупки обошлись ей в такую мизерную цену, что даже колосовский тощий кошелек их выдержал без проблем. Она возвращалась домой в приподнятом настроении.
  Однако дома, в преддверии одинокой ночи опять затосковала. Перспектива ехать одной на море уже не манила так безоговорочно. Маша автоматически готовила нехитрый ужин из гречки с маслом, раздумывала. Сейчас поест, найдет какую-нибудь хорошую мелодраму и будет смотреть. Заснуть скоро, видимо, не удастся: днем выспалась. А сможет ли смотреть мелодраму теперь?.. Ну и ладно. Книги-то на что?
  Так и вышло. Маша поела без аппетита, побродила в интернете в поисках фильма, нашла новую американскую мелодраму и устроилась перед монитором с чашкой чая и шоколадкой, купленной по дороге домой. Никто не мешает, не отвлекает, не требует полноценного ужина, ухода, стирки, внимания. Сколько женщин мечтает о таком счастье? О покое, о возможности принадлежать себе. Та же Милка. Она постоянно жалуется на нехватку времени. Ей некогда даже ногти привести в порядок, фильм посмотреть, книжку почитать. Ложится и сразу засыпает.
  Колосова увлеклась мелодрамой, но затосковала еще больше. Чужие страсти опять разбередили рану. Она малодушно подумала: не согласиться ли на предложение Милки поработать в летнем лагере для школьников? Однако там уж никак не устроить личную жизнь...
  И вот на экране герой за столом в ресторане подает героине бархатную коробочку с кольцом. Радуясь воссоединению любящих сердец, Маша даже всплакнула. Как хорошо! Люди любят, люди будут вместе. Дети родятся. Счастье...
  Она долго еще сидела перед компьютером, не видя ничего перед собой. Из забытья ее вывел неожиданный поздний звонок. Сердце Маши подскочило, когда она увидела, кто ей звонит.
  - Да? - спросила еле слышно.
  - Привет, - как всегда энергично начал Орлов. - Завтра с утра, в десять тридцать, я заеду к тебе, будь готова.
  -Зачем? - даже не удивилась Маша.
  Игорь, не отвечая на ее вопрос, продолжил:
  - Оденься понаряднее. Все.
  И он отключился. Можно было, конечно, перезвонить, накричать на него, потребовать, чтобы оставил ее в покое. Нельзя же быть таким живодером! Но рука не поднялась набрать номер, и сил не было что-то говорить, обличать. Маша не знала, как поступит завтра. Надо ли опять подчиняться, снова попадая в зависимость? Или, дождавшись утра, устроить ему головомойку? Только не сейчас...
  Колосова с трудом заставила себя подняться с кресла, почистить зубы, раздеться и лечь в постель. Она все же поставила свой громкий механический будильник на восемь утра. Заснуть, конечно, долго не могла. Книга не помогала. Поздний звонок Игоря совершенно выбил ее из колеи.
  
  Глава 15
  Рай есть
  
  А в восемь подскочила, за минуту до звонка будильника. Никаких вопросов уже не было. Скоро приедет он, и неважно зачем, для чего, чем грозит ей его новое появление. Увидеть, посмотреть в его ясные глаза, прикоснуться, удостовериться, что он есть, он - не вымысел, не книжный и не киношный герой!
  Маша не завтракала, просто не смогла бы есть. Приняв холодный душ, она занялась собой. Про одежду решила еще перед сном: конечно, в обновки оденется. По-хорошему, надо бы их постирать после магазина-то, как она всегда делала, но времени уже нет. Ничего, разок надеть можно.
  За полчаса до назначенного срока Колосова уже сидела в полной готовности и замирала от каждого звука. Нервы были на пределе. Еще и еще раз она смотрелась в зеркало, проверяла, все ли в порядке: макияж, прическа. Вспомнила про обувь в последнюю минуту, полезла в тумбочку под вешалкой в прихожей. Там лежали светлые босоножки на каблуке.
  Когда зазвенел звонок в дверь, Колосова вздрогнула так, что руки ее, застегивающие босоножки, подпрыгнули. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, застегнула обувь и пошла открывать дверь.
  Перед ней стоял Орлов в необычном для него виде. На нем красовался замечательный светлый льняной пиджак, под которым сияла белизной тонкая футболка. Маша никогда не видела Игоря в светлой одежде. Ему шло необыкновенно, и весь он будто просветлел, был хорош как никогда.
  Орлов, в свою очередь, оглядел Машу с одобрительной улыбкой:
  - Ни фига себе!
  - Проходи, - смутилась она и отступила от двери.
  - Нет, мы уезжаем. Захвати паспорт.
  Колосова, как загипнотизированная, двинулась за сумочкой, пошарила в ней в поисках паспорта, достала и предъявила его мужчине в светлом. Он кивнул:
  - Идем.
  Машина Игоря стояла у подъезда. Они сели и поехали неизвестно куда. Маша почему-то ни о чем не спрашивала, она молчала в потрясении. Игорь косился на нее с загадочной улыбкой. Ехали недолго, пробок не было по случаю субботы. Игорь припарковал автомобиль возле современного высотного здания, на парковочной площадке. Они вышли и направились к подъезду, возле которого толпились какие-то нарядные люди. У входа висела табличка, которую Маша не успела прочесть.
  Они поднялись на второй этаж, подошли к какой-то двери.
  - Подпиши! - вспомнил Орлов и достал откуда-то из-за пазухи заполненный бланк.
  - Подожди немного, - попросил он и вошел в кабинет, откуда тотчас донеслись возмущенные восклицания.
  За дверью спорили, затем показался Орлов:
  - Паспорт дай.
  Маша послушно отдала ему документ. Игорь вернулся в кабинет и снова вышел:
  - Подождем немного.
  Они молчали, смотрели в окно. Маша не смела спрашивать, что происходит. Она смутно догадывалась, но интуитивно чувствовала, что не нужно это говорить сейчас. Все потом разъяснится.
  Их пригласили в кабинет. Молодая женщина, сидевшая за столом, раскрыла амбарную книгу, развернула к ним:
  - Распишитесь.
  Орлов расписался первым, потом Маша.
  - Поздравляю вас, - женщина с улыбкой вернула Игорю паспорта и подала еще какой-то документ, с любопытством разглядывая Машу.
  - Спасибо, - автоматически ответила Колосова.
  - Вы меня спасли! - Орлов галантно поцеловал ручку чиновной даме.
  Они вышли на улицу, Игорь залихватски открыл багажник машины и достал роскошный букет цветов.
  - Это не тебе пока, - разочаровал он Машу. - Садись, я сейчас вернусь.
  Маша спрятала в сумку паспорт, и стала разглядывать новенький документ, который Орлов успел сунуть ей в руки. Документ свидетельствовал о том, что только что был заключен брак между нею и Игорем. Орлова Мария - это она теперь. "Мне, наверное, это снится", - подумала Колосова, то есть Орлова, и ущипнула себя. Она никак не могла осознать происходящее.
  Маша смотрела на бегущего к машине новоявленного супруга и понимала, что теперь она не одна. Вот он, ее половинка. Человек, которого она любит, без которого нет смысла ни в чем... Как же это случилось?
  - Господи, спасибо тебе! - прошептала Маша, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами счастья.
  - А теперь едем праздновать! - сообщил Орлов, садясь в машину.
  По дороге в ресторанчик они дважды останавливались, и дважды на Машу обрушивались цветы. Пока доехали, она успела пропитаться их запахами - изумительными природными духами. Ресторан был пуст, кое-где только обедали господа в пиджаках и галстуках, обсуждая деловые вопросы.
  Игорь провел Машу в отдельный кабинет, куда им принесли меню и вазы для цветов. Когда на столе появилось шампанское, а официант разлил его по хрустальным бокалам и вышел, Игорь достал из кармана пиджака две бархатные коробочки. Он открыл их. Два обручальных кольца из платины сверкнули в солнечном луче, пробравшемся через окно в их уютный кабинетик. Орлов вынул колечко поменьше и бережно надел его на безымянный палец правой Машиной руки. Кольцо подошло идеально.
  - Теперь ты, - предложил он и положил ладонь на стол.
  Маша осторожно взяла из коробочки тончайшее изящное кольцо и надела его на палец супругу.
  - Скажи что-нибудь, - пробормотал растроганный мужчина.
  - Я люблю тебя! - глухо и страстно произнесла она, уже не сдерживая себя. - Как я люблю тебя!
  Орлов сжал ее руки и стал их нежно целовать.
  - Но ты не ответил мне! - возмутилась Маша, отнимая руки.
  - Разве? И что я должен сказать? - дурачился Орлов.
  - Ну, Игорь!
  - Я... - он смущенно рассмеялся. - Это трудно оказывается! Сейчас.
  Игорь вытянул Машу из-за стола, прижал к себе и долго смотрел ей в глаза. Пытливо, с надеждой.
  - Вместе? - прошептал он.
  - Да, - так же шепотом ответила она.
  - В беде и радости?
  - Да.
  - Я люблю тебя, - и он стал целовать жену, стесняясь избытка чувств, переполнявших его сердце.
  - Ты расскажешь мне все? - потребовала Маша, отрываясь от мужа.
  - А надо?
  - Обязательно!
  - Расскажу.
  - Я боюсь... - сникла Маша.
  Орлов поцеловал ее в лоб и усадил на стул.
  - Господь не любит боязливых.
  - Но у тебя сын... - жалобно пробормотала Маша.
  - Сын, да. Теперь дочку бы еще, - он подмигнул совсем по-мальчишески, задорно, весело, и Маша успокоилась.
  С ним ничего не страшно и все возможно. И так необыкновенно хорошо, будто кончились скитания души, и она обрела наконец рай.
  
  Эпилог
  
  Они не успели переехать до Нового года и встречали его на старой, Машиной квартире среди хаоса коробок и сборов. Маша сначала нервничала, и Орлов ее успокаивал:
  - Да здорово! Тесновато, конечно, но ничего, все поместимся.
  Они назвали гостей, его и Машиных друзей, рассчитывая на новую квартиру. А тут... Маша только руками разводила:
  - Ну как мы тут поместимся? Двадцать человек я уже насчитала.
  - Как двадцать? Откуда? - шутливо удивлялся Орлов. - На венчанье меньше было.
  - Ваня Ломов с семьей будет, Алла из Суздаля приезжает. Кстати, они опять приглашают нас на фестиваль анимационных фильмов!
  - Можно съездить, - отвечал Орлов, - только не на каникулах.
  На каникулах он собирался везти своих подопечных из кадетского корпуса в Петербург. Игорь с сентября вел в кадетском корпусе военно-патриотический кружок. Чем только они не занимались в кружке: и боевыми искусствами, и историей русской армии, и стрельбой по мишеням. Читали биографии славных русских полководцев, узнавали о подвигах русских людей в разные времена. На занятия кружка, проходившие вечером, Игорь неизменно брал с собой Петьку. Ребенок уставал, конечно, но ему было интересно.
  Маша складывала в коробку фарфоровых кукол и размышляла, надо ли везти их в новый дом.
  - Может, выбросить? - спросила она Игоря. - Или отдать в детский дом?
  Орлов раздвигал старый семейный стол, который обычно стоял у стены в сложенном состоянии.
  - Зачем же? Сохрани. Особенно этого в цилиндре. Под елку опять посадим.
  Он указал на мужичка в крылатке и с бакенбардами, похожего на Пушкина. Это он служил Дедом Морозом год назад, когда Маша познакомилась с Орловым. С Аглаей расстаться тоже не было сил. Они столько вместе пережили. Однако пора было перестать играть в куклы.
  - Разве что дочке оставить? - задумчиво проговорила Маша.
  - Ну да, - одобрил Игорь.
  Стол был готов, и Маша достала праздничную скатерть, которая не вынималась с тех давних пор. Неожиданно зазвонил домофон, и супруги переглянулись.
  - Отцу Родиону, кажется, еще рано,- сказал Игорь и пошел открывать двери.
  Для всех гостей еще было рано, поэтому они так удивились. Когда дверь открылась, удивились еще больше. Это была Катя, державшая за руку Петьку. Вид у нее был виноватый.
  - Ребята, вы извините, если мы нарушили ваши планы... - начала она, но Орлов, не дослушал, перебив:
  - Вы раздевайтесь и проходите сначала, - и взялся расстегивать Петькину куртку.
  - Нет, Гарик, я спешу. Понимаешь, у нас с Юрой через три часа самолет в Париж, а у мамы неожиданно образовалась личная жизнь... Мне никак не успеть оформить Петьку на вылет...
  - Вот и отлично, - обрадовался Игорь. - Оставляй, будем вместе встречать Новый Год!
  - А ты что скажешь? Тебе не трудно будет? - Катя перевела взгляд на Машу.
  - Да я ужасно рада, - искренне ответила Маша.
  - Это ненадолго, мы через два дня уже в Москве, - оправдывалась без надобности Катя.
  Она была одета необычно: в изящном пальтишке в талию, замотана ярким шарфом, а на голове вязаная шапочка с помпончиками. Орлов отметил, что в ее облике появилось что-то артистическое.
  - Не переживай, мы рады. И не торопитесь, - напутствовал он.
  Катя крепко обняла и поцеловала сына, который ответил ей тем же, потом сказала:
  - С наступающим Новым Годом! За нами сувениры!
  Когда она ушла, Игорь быстро разоблачил Петьку и подбросил его к потолку.
  - Петруха, живем!
  Петька, кажется, был рад не меньше. Тем более что знал: под новогодней елкой его будет ждать подарок.
  Позвонила Милка сказать, что оливье она настрогала на целый полк, привезет с собой. Пора было наряжать елку, а то можно и не управиться до прихода гостей. Петька вдохновенно рылся в игрушках. Игорь еще вчера установил елку в углу гостиной, и она всю ночь расточала запах свежей хвои.
  За этим занятием не заметили, как пролетело время, но елка получилась на славу: множество цветных огоньков, старинные игрушки, шары и стеклянные бусы, серебряный дождик и мишура. Петьке хотелось, чтобы было красиво, он тащил и тащил украшения, а взрослые с удовольствием вешали их на ветки.
  - Помнишь, как в прошлом году? - шепнула Маша Орлову, и тот чмокнул ее в нос.
  Вдруг опять забренчал домофон. До одиннадцати, когда гости должны явиться, оставался час. И супруги опять переглянулись в недоумении. Когда открыли дверь, на пороге стоял Толя. Маша знала, что он учится в Испании и приехал в Москву на каникулы.
  - Те же и граф, - произнес Игорь, и все неожиданно рассмеялись.
  "Господи, спасибо!" - мысленно произнесла Маша.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"