Краткое содержание: у людей есть много красивых легенд...
Дисклеймер: Pet Shop of Horrors и все его герои принадлежат Matsuri Akino. Мои только чувства.
Предупреждения: яой. Если это кого-то ранит, не читайте. Также содержит спойлеры последних томов манги. Если вы очень чувствительны, тоже не читайте. Не знаю, как у меня получился такой грустный фик, но, перечитывая его после написания, сама чуть не плакала. Поэтому переделала конец и теперь фик заканчивается более-менее хорошо...
Примечание: Входит в серию "Легенды" (если кто еще не читал, то она включает в себя "Говорят" и "Рассказывают").
Примечание N2: автор первой танка - Цираюки, второй - Отомо Якамоти.
Примечание N3: Упоминание в моем фике и в танка тумана не случайно - по старинному народному японскому (и китайскому) поверью, вздохи тоскующих возлюбленных превращаются в туман, который встает на пути любимого человека, как знак того, что о нем тоскуют.
Не звезда ли сегодня со звездой расстается?
Над Небесной рекой встал туман, и повсюду
Все туманом закрылось...
Чей призыв раздается?
Чайка в голос рыдает!
Леон сидел на крыльце и смотрел в небо. Здесь, в Китае, оно было как-то по-особенному красиво. Деревенька, в которой он находился, располагалась далеко от столицы, и огни и смок большого города не приглушали сияние звезд. Черт, если бы год назад ему кто-нибудь сказал, что он будет любоваться на ночной небосклон, он бы долго смеялся над этим человеком, а потом бы на всякий случай заехал ему в челюсть. Профилактически, так сказать, чтобы дурацкие идеи не лезли в голову.
Но сегодня ему вспоминалась та ночь, когда они с Крисом и Ди праздновали начало осени и смотрели на луну, а граф, по своему обыкновению, рассказывал какую-ту очередную невероятную сказку. Кажется, о лунном кролике, которого убили американские космонавты. Чушь, конечно. Но... там была еще и история о расе бессмертных и прекрасной принцессе, способной своей красотой лишить человека разума. И этот рассказ очень сильно напоминал Леону другую легенду... или не легенду, о роде ками, которую он услышал в тот роковой день, когда его привычный мир разлетелся на кусочки. И детектив гадал, не хотел ли Ди еще тогда ему этим что-нибудь сказать ... А он, как дурак, убежал на очередное задание вместо того, чтобы остаться со своей... семьей и провести эту праздничную для Ди ночь вместе.
Леон устало вздохнул и спрятал лицо в руках. Господи, знал бы он тогда... Он бы не отходил от Ди ни на секунду, наслаждаясь каждым проведенным вместе мгновением. А теперь... Теперь ему остался только его бесконечный, и по всей вероятности, бессмысленный поиск, и воспоминания о двух счастливых годах, проведенных рядом с таинственным графом. Больше ничего не имело значения: ни его, когда-то любимая, работа, ни друзья, ни родственники, ни даже Крис, который по-прежнему был дорог Леону, но... Но он не мог справиться с тоской, которая поселилась в его сердце со дня исчезновения Ди, и эта тоска гнала его все дальше и дальше, не давая остановиться ни на секунду, заставляя следовать за призрачной надеждой еще хоть раз увидеть знакомые черты и заглянуть в такие, как теперь оказалось, дорогие ему разноцветные глаза...
В зарослях, начинавшихся недалеко от дома, в котором его согласилась приютить на ночь добросердечная хозяйка, раздалась какая-то трескотня. Леон поднял глаза и посмотрел в ту сторону. На ветке ближайшего дерева сидела, наклонив голову, сорока, явно его разглядывая. Она посмотрела на него одним глазом, другим, потом снова что-то затрещала и, взмахнув крыльями, улетела куда-то вглубь леса. Леон невольно улыбнулся, эта птичка напомнила ему зверей в магазинчике Ди, они тоже постоянно его рассматривали, как будто оценивая, годится он или нет. Вот только на что годится... У Оркота было нехорошее подозрение, что на завтрак или на обед... Особенно если вспомнить этого проклятого барана...
Леон еще раз вздохнул, и приготовился встать и пойти, наконец-то, спать, когда заметил, что вокруг него происходит нечто странное. От земли начал подниматься туман. В принципе, в этом явлении не было бы ничего такого, но... Во-первых, он поднимался слишком быстро, как будто вырастая из земли. Во-вторых, поднимался он только в радиусе десятка метров вокруг опешившего детектива, дальше, насколько он мог судить, воздух был абсолютно чист. В-третьих... в-третьих, он был слишком густым, и в белом, как молоко, мареве, Леону постоянно чудились какие-то фигуры, растения, животные, которые, казалось, танцуют непонятный, колдовской танец.
Над головой детектива снова затрещала сорока, он резко вскочил на ноги, собираясь броситься в дом, но тут туман накрыл его с головой, и он как будто оказался в непроницаемом коконе, в котором невозможно было разглядеть даже собственные руки. Леон начал вертеться, пытаясь найти стену, или хотя бы ступеньки, на которых он только что сидел, но напрасно. Дом как будто растворился в тумане. Оркот сделал еще пару неуверенных шагов, споткнулся, и уже было полетел носом в землю, как вдруг его за локоть подхватила сильная рука, и знакомый голос произнес, "Осторожней, детектив, не надо делать резких движений, когда вы не видите, куда идете".
Леон застыл, потом медленно обернулся в ту сторону, откуда раздался голос, и свободной рукой крепко ухватил тонкую ладонь, все еще лежавшую у него на локте. Туман слегка рассеялся, и сквозь белую дымку он различил знакомую тонкую фигуру, такую же зыбкую и призрачную, как и другие окружающие его невероятные силуэты. Но ладошка, которую он сжимал, была вполне реальной, и тогда он резко дернул ее на себя, вызвав этим тихий изумленный вскрик. К его телу прижалось другое, хрупкое и изящное, и буквально в двух сантиметрах от лица Леона оказались разноцветные глаза, широко распахнутые от неожиданности. Пару секунд детектив просто смотрел в них, позволяя себе утонуть в их мягком сиянии, а потом наклонил голову и уткнулся носом в мягкие, пахнущие знакомыми благовоньями волосы Ди.
Это вызвало еще один вскрик, но потом граф расслабился и в свою очередь крепко прижался к Леону, оплетя его своими руками, как лианами. Так они и стояли, обнявшись, а туман вокруг них тихо кружился, постепенно рассеиваясь и открывая взгляду всю ту же картину. Дом прочно стоял на месте, и было непонятно, как Оркоту вообще удалось на него не наткнуться.
Вновь раздалась трескотня, и на крышу дома опустились уже две сороки, которые начали разглядывать стоящую внизу пару, не переставая одновременно что-то друг другу говорить.
Ди медленно поднял голову с плеча Леона, как будто пробуждаясь ото сна, и потом начал мягко высвобождаться из его объятий. "Детектив, отпустите меня, пожалуйста. Нам надо поговорить, а у нас мало времени".
"Мало времени?" хрипло переспросил Леон, выпуская Ди, но продолжая держать его за руку, как будто боясь, что он вдруг исчезнет. "Что ты имеешь ввиду?"
Ди отвел глаза, и в зыбком звездном свете Леон внезапно заметил, что граф выглядит гораздо хуже, чем в последний раз, когда он его видел. Нет-нет, Ди по-прежнему был прекрасен и совершенен, но... Под его глазами залегли едва заметные тени, кожа как будто стала еще более бледной, живой блеск из раньше таких ярких глаз исчез... И вообще, пропало исходившее от Ди сияние, сияние молодости, невинности и беззаботности. Теперь он стал еще более похожим на своего отца, таким, каким Леон видел его в тот первый и единственный раз... Слава Богу, хотя бы не появилось того фанатично-отчаянного взгляда...
"Присядем, детектив," сказал Ди и потянул его к крыльцу. Там он устроился на последней ступеньке, даже не потрудившись отряхнуть ее перед тем, как на нее опустится. Леон примостился рядом, все еще держа Ди за руку, как ребенок, потерявшийся в лесу, держит нашедшего его человека. Некоторое время они сидели молча, вслушиваясь в трескотню сорок. Юный ками не смотрел на детектива, он устремил свой взгляд в небо, и, казалось, полностью углубился в созерцание звезд. Затем он тихо вздохнул, и заговорил едва слышным, прерывающимся голосом.
"Знаете, детектив, в Китае и Японии есть красивая легенда о любви двух звезд - Волопаса и Ткачихи (у вас в Америке их называют Альтаиром и Вегой), разлученных Небесной рекой - Млечным Путем. Они могли встречаться друг с другом только раз в году - в седьмой день седьмого месяца. Влюбленным помогали сороки, которые сцеплялись крыльями и образовывали мост через Небесную реку".
Голос Ди вновь затих, и он перевел взгляд на напряженно смотрящего в его лицо Леона. Слабо улыбнувшись, он протянул свободную руку и прикоснулся к щеке детектива. Несколько секунд они так и просидели, потом граф вновь вздохнул и, убрав руку, провел ей по собственным волосам. Его взгляд устремился обратно к звездам, и Леону показалось, что он едва сдерживает слезы, как тогда на корабле.
"Простите меня, детектив, я не знал, что все так обернется. Я... не хотел. Не хотел поступать с вами так, как мой отец с Веской, не хотел, чтобы вы ко мне настолько привязались. Не хотел причинять боли ни вам, ни Крису. Я... просто устал от одиночества, от того, что мне нужно было ненавидеть тех, кому я часто симпатизировал. Слишком часто... И вы... вы так отличались от других... Вы ничего от меня не хотели для себя лично, вы не домогались меня, как большинство мужчин и женщин, возжелавших мое тело..." При этих словах Леона передернуло, руки непроизвольно сжались в кулаки, и он закусил губу, чтобы не начать выпытывать имена тех подонков, которые посмели так относится к графу. Ди заметил это и успокаивающе положил вторую руку на колено детектива. На его губах снова заиграла печальная улыбка. "Не беспокойтесь, мой дорогой защитник, я вполне могу позаботиться о себе сам... А для особенно назойливых поклонников у меня теперь есть тотетсу..." Услышав про барана, Леон непроизвольно фыркнул, и заранее посочувствовал всем незадачливым ухажерам Ди.
Улыбка Ди на секунду стала действительно веселой, но потом сразу же вернулась к своему изначальному варианту. Он немного помолчал, а затем продолжил. "Я и сам попал в собственную ловушку. Знаете, детектив, я ведь тоже никогда раньше такого не испытывал. Не потому, что это было мне запрещено, нет, просто я никогда не встречал никого достойного. Все люди, попадавшиеся на моем пути, не исключая даже совсем еще маленьких детей, почти всегда были уже испорчены или корыстью, или жаждой власти, или сластолюбием... А вы...Не смотря на вашу грубость, невежество, невоспитанность, не знания элементарных норм поведения, упрямство и фанатичную убежденность в том, что я преступник... Вы всегда приходили мне на помощь, когда вам казалось, что я в ней нуждался, и не просили ничего взамен... Покупали мне дорогие сладости несмотря на то, что вашей зарплаты едва хватало на оплату квартиры и простую еду себе... И не надо на меня так возмущенно смотреть, я узнал у вашего шефа выдаваемую вам сумму и сделал правильные выводы. Я ведь ни разу с тех пор, как мы повстречались, не видел у вас ни одной новой вещи... Даже отпуск вам оплачивало управление..."
Леон возмущенно хмыкнул и, наконец-то отпустив руку Ди, отвернулся в другую сторону. Ну и что с того, что он не покупал новых вещей? Все необходимое у него было - пара джинсов, с десяток маек, кроссовки, куртка. Что еще человеку надо? Это привилегия Ди носить каждый день новое платье, ох, простите, чеонгсам...На этом ход его мыслей прервался, потому что он почувствовал, как на его плечи легли тонкие руки, а через секунду к его спине прижалось теплое тело, волосы около уха зашевелились от легкого дыхания, и тихий голос зашептал, "Ну же детектив, простите меня. Я не хотел вас обидеть. Наоборот, восхищался вашим благородством и щедростью. Я очень признателен вам за вашу заботу и те потрясающие сладости, которые вы мне приносили..." А потом горячий язычок скользнул вдоль его уха, и через секунду Ди легко прикусили его мочку.
На пару мгновений Леон застыл, затем, резко вырвавшись, вскочил на ноги, вспугнув неожиданным движением мирно трещавших сорок, и, обернувшись, попятился на несколько шагов. Он в шоке глядел на растерянного Ди, который, казалось, сейчас точно готов был расплакаться. Пару минут они так и пялились друг на друга, потом в глазах юного графа что-то дрогнуло, он быстро отвернулся, а когда вновь посмотрел на детектива, на его лице была привычная маска холодного безразличия.
"Еще раз извините меня, детектив. По-видимому, я неверно истолковал ваши действия. Это целиком и полностью моя вина. Не хочу повторяться и еще раз просить у вас прощения, так что покину вас и не буду больше докучать своим присутствием".
С этими словами Ди поднялся, и, легко проскользнув мимо Леона, направился к лесу, в глубине которого уже начал подниматься знакомый туман.
Леон пару секунд тупо смотрел в удаляющуюся спину графа, потом резко дернулся и двумя скачками покрыл разделившее их расстояние. Он схватил Ди за руку, развернул к себе и, крепко обняв, запечатал рот яростным поцелуем.
Первые две-три секунды разум Леона еще пытался протестовать, крича, что он целует мужчину, но потом заткнулся, и детектив просто растворился в ощущениях. У губ Ди был свежий вкус травы, чуть горьковатый и терпкий, как если жуешь зеленый стебелек ярким солнечным днем. А еще он, по-видимому, совершенно не умел целоваться. Это открытие, как ни странно, очень обрадовало Леона, так как означало, что граф не врал, и у него действительно никого раньше не было. Никто еще не исследовал этого нежного рта, никто еще не прижимал это гибкое тело к себе, никто не зарывался рукой в шелковые волосы, углубляя поцелуй. При этой мысли детектив глухо застонал и оторвался от губ Ди, чтобы вдохнуть воздуха.
Ди тоже хватал ртом воздух, второй раз за ночь изумленно глядя на детектива. Леон попытался улыбнуться, и, подавив желание опять впиться поцелуем в эти заалевшие губы, вместо этого зарылся лицом в темную копну волос. Потом, не меняя положения, он глухо заговорил. "Это ты меня прости, Ди. Это... это все просто было слишком неожиданно. Ты вдруг появился из неоткуда, когда я уже отчаялся найти тебя... И... я знал, почему тебя ищу, но никогда не задумывался о... физических аспектах, так скажем. Черт," он тихо засмеялся, "кто бы мог представить, что придет день, когда я буду задумываться о сексе лишь во вторую очередь..."
Граф тихо фыркнул в ответ на эти слова, а потом проговорил, "Что, больше никаких голых девушек по стенам комнаты? И порно журналов под подушкой?"
"Ну-у," протянул Леон, притворно задумавшись. "Теперь, наверное, стоит их заменить на постеры культуристов, и, интересно, выпускают ли порно журналы для гейев?"
Он тут же охнул, получив кулачком под ребра, а затем рассмеялся, глядя на возмущенное лицо Ди. Тот пару мгновений наблюдал за веселящимся детективом, потом его губы дрогнули, и через секунду к хохоту Леона присоединился звонкий, как серебряный колокольчик, смех графа.
Когда они успокоились, то вернулись на крыльцо, где сели, крепко прижавшись друг к другу, а Леон еще и обнял графа за хрупкие плечи, одновременно и чтобы уберечь от прохладного ночного (точнее, уже утреннего) воздуха, и чтобы насладиться еще большей близостью. Так они просидели некоторое время, а потом детектив, вспомнив что-то, спросил, "А что ты все-таки имел ввиду, когда говорил, что у нас мало времени?"
Ди резко вздрогнул, а потом с выражением ужаса на лице посмотрел на уже светлеющее небо. Леон тут же напрягся, и окликнул его с тревогой, "Ди? Ди! Что случилось?"
Тот наклонил голову так, что его волосы занавесом упали на лицо, а когда все-таки поднял глаза, то в них стояли слезы.
"Помнишь," его голос дрогнул и прервался, но потом граф взял себя в руки и продолжил, "Помнишь, в начале ночи я рассказывал легенду о двух звездах?" Леон с недоумением кивнул, и Ди продолжил. "Я рассказал ее не просто так. Я... Мне вообще вначале было запрещено встречаться с тобой. Но... я сумел умолить дедушку, и он дал согласие на то, чтобы... чтобы мы с тобой смогли быть вместе. Но... только один раз в году, ночью, когда на небе встречаются эти две звезды..." Ди затих окончательно, и теперь, в предрассветных сумерках, Леон ясно видел, насколько утомленным и бледным он выглядел. Как будто не спал много ночей... Или долго плакал...
Леон несколько секунд осмысливал полученную информацию, а потом в ярости ударил кулаком по ступеньке. "Какого черта? Какое твоему дедушке вообще до этого дело? Он не имеет права распоряжаться твоей жизнью!"
Ди перехватил руку Леона и заставил его посмотреть на себя. "Имеет. К сожалению, имеет. Я не могу тебе объяснить всего сейчас, у нас почти не осталось времени. Просто... просто смирись с этим. Это ведь лучше, чем ничего, не так ли?"
"Но это несправедливо, черт побери!"
Граф горько усмехнулся и, проведя ладонью по волосам Леона, тихо прошептал, "А когда жизнь вообще была справедливой, детектив? Кому, как ни вам, лучше всего знать это?"
Леон упрямо мотнул головой и сказал, "Я все равно буду продолжать искать тебя! Тебя и твоего деда! А когда найду, тогда он еще пожалеет, что ставил какие-то условия..."
Ди только грустно улыбнулся в ответ. Потом он осторожно выскользну из-под руки Леона и поднялся. "Рассвет почти уже наступил. Мне пора, детектив... Леон".
Леон пару секунд смотрел на него снизу вверх, потом потянулся и, усадив слабо сопротивляющегося графа себе на колени, отчаянно поцеловал. И не разорвал поцелуя даже тогда, когда их стал окутывать туман, наверху отчаянно затрещали сороки, а воздуха в легких совсем не осталось. Потом какая-то сила вырвала Ди из объятий Леона, и он остался один в рассеивающемся дымке. Он так и просидел там до тех пор, пока хозяйка не вышла из дома и чуть не споткнулась о застывшего парня.
Номер, в котором находился Леон, стоил ему двухмесячной зарплаты. Это был президентский люкс в одном из самых дорогих отелей Амстердама, и теперь детектив нетерпеливо мерил его шагами, периодически смотря на медленно (слишком медленно!) темнеющее небо за окном. Прошел ровно год с той неожиданной встречи с Ди в Китае, год, за который Леон успел объездить еще полсотни стран, все время оказываясь на один шаг позади графа. Оркот не понимал, почему он так упорно убегает, если сам хочет, чтобы его нашли. Эта загадка мучила его каждый раз, когда он оказывался перед дверьми магазинчика, в котором Ди был еще вчера, и ему оставалось только сыпать проклятьями, пугая прохожих. Ничего, сегодня Леон задаст все интересующий его вопросы, и будь он проклят, если не получит на них ответы.
Правда теперь, по истечению названного Ди срока, Леон с каждой минутой все сильнее и сильнее нервничал. А что, если он не придет? Если ему опять запретили, или он сам не захотел, или...
На этом последнем "или" детектив вдруг услышал знакомую трескотню, и, взглянув в открытую балконную дверь, увидел сидящую на парапете сороку. Она весело скакала туда-сюда, с любопытством осматривая необычную для нее обстановку. Потом, как будто повинуясь невидимому сигналу, в чистом воздухе из неоткуда стал возникать туман, клубясь и завиваясь в кольца. Через некоторое время, заполнив все пространство на балконе, он начал проникать и в комнату, наполняя ее виденьями неизвестных человеку зверей и птиц. Леон в этот раз не дергался, а спокойно стоял и с любопытством наблюдал за происходившем. Когда он уже ничего не мог видеть за белой пеленой, то просто закрыл глаза и стал ждать.
Спустя пару минут, когда его нервы уже были на пределе, он почувствовал легкое прикосновение к щеке, и, широко распахнув глаза, увидел стоящего перед ним Ди. Пару мгновений он просто впитывал взглядом знакомые черты, а потом резко притянул ойкнувшего ками в объятия и накрыл его рот сокрушительным поцелуем.
Когда накал первых минут спал, Леон наконец отпустил слегка задыхающегося и заметно разрумянившегося графа. Тот некоторое время стоял, явно пытаясь прийти в себя, а потом, улыбнувшись, сказал, "Я тоже очень рад вас видеть, детектив Оркот",
Леон выгнул бровь и подозрительно спросил, "Вы? Детектив Оркот? По-моему, при нашей последней встрече мы окончательно перешли на "ты", и ты даже смог в кой то веки назвать меня моим именем".
Граф опять улыбнулся и мягко поправился, "Извини... Леон. Старые привычки не так просто изжить".
Потом последовало неловкое молчание: прошло слишком много времени с тех пор, когда они в последний раз виделись, и близость, возникшая между ними тогда, не желала возвращаться. А сразу налетать на Ди с вопросами или... еще с чем-то Леону не хотелось. Ну, на этот случай он кое-что предусмотрел...
"Ты как раз к чаю", сказал он, повторяя любимую фразу Ди, и кивнул в сторону маленького столика у балкона, который буквально ломился от всевозможных сладостей. Ками посмотрел в ту сторону, и его глаза округлились. Несколько секунд он просто стоял, лицезрея открывшуюся перед ним перспективу, а потом медленно, как загипнотизированный, направился к ожидавшим его десертам, и, в конце концов остановившись перед ними, издал звук, бывший чем-то средним между стоном и всхлипом.
"Ох, пирожные со взбитыми сливками. Тирамису. Мятные эклеры. Шоколадные трюфели. Боже". Теперь граф застонал еще явственнее, и по спине Леона побежали мурашки. Черт, это определенно стоило еще одной зарплаты и целого дня мотаний по городу в поисках редких лакомств, так любимых Ди.
Через полчаса сладостей на подносе стало в два раза меньше, граф сидел, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза от наслаждения, а Леон чувствовал себя так, как будто только что посмотрел качественное немецкое порно. За исключением того, что удовлетворения он не получил, а только возбудился. Сейчас он пытался отвлечь свои мысли от Ди, лениво слизывавшего последние следы крема с губ, размышляя о чертовых плотоядных кроликах, бывшем шефе в нижнем белье и других подобных вещах. Не то чтобы это очень помогало...
Граф наконец-то начал приходить в себя и обращать внимание на окружающую его действительность. Действительность была красивого красного цвета, пыхтела, сопела и ерзала на стуле. Ди не смог сдержать улыбку, и, все еще посмеиваясь про себя, елейным голосом спросил, "Что с вами, детектив...Леон? Вы себя плохо чувствуете?"
Так ничего и не уяснив из невнятного бурчания Леона, продолжавшего вертеться на месте, он решительно встал и, обойдя столик, положил прохладную ладонь на лоб детектива. Тот дернулся от этого прикосновения, а Ди тихо ахнул. "Детектив, да вы весь горите! У вас температура?"
Но Леон не ответил, а только очень пристально посмотрел в глаза графу. Так они простояли почти минуту, глядя друг на друга, ладонь Ди на лбу Леона, тот сидит неподвижно. Потом детектив резко встал, решительно подхватил ками на руки, вызвав этим невнятный возглас протеста, и понес его в спальню. В которой находилась огромная, королевского размера кровать, ради которой, собственно, Леон и заказал этот дорогущий номер.
Гораздо ближе к рассвету, чем им обоим хотелось бы, Леон и Ди устало лежали на кровати, медленно приходя в себя. Детектив лениво перебирал волосы графа, который, положив голову ему на грудь, находился в блаженной полудреме. Некоторое время они так и провели, молча наслаждаясь этой новоприобретенной близостью. Потом Ди что-то пришло в голову и он, повернувшись так, чтобы видеть лицо своего теперь уже любовника, спросил, "Детектив, я могу задать один вопрос..."
В ответ на это Леон закатил глаза и с деланным возмущением осведомился, "Господи, Ди, неужели ты и после нескольких часов самого потрясающего секса в моей жизни собираешься называть меня "детективом" и обращаться на вы?!"
Граф покраснел и пребольно его ущипнул. Леон ахнул и, столкнув с себя Ди, резко сел, потирая пострадавшее место. Потом он обиженно посмотрел на надувшегося ками и обвиняющим тоном поинтересовался, "Ни и зачем ты это сделал? На мне и так живого места нет от твоих когтей, такое впечатление, что на меня напала взбесившаяся кошка..."
Ди ничего не сказал, только возмущенно сверкнул глазами и сделал попытку вылезти из кровати. Попытка не удалась, потому что Леон ухватил его за талию и повалил обратно, попутно покрывая все попавшиеся части тела ками поцелуями. Некоторое время граф сопротивлялся, но, в конце концов, сдался и, расслабившись, улегся обратно, прижавшись к Леону.
Потом детектив все-таки вернулся к прерванному разговору, "Так что ты там хотел спросить?"
Не услышав ответа, он удивленно покосился на Ди. К полному восторгу Леона, он опять залился краской и стал с внезапным интересом изучать лепнину потолка. "Ди? Ди, ты что, онемел? Поверь мне, на потолке нет ничего интересного, обычная отельная безвкусица. Ди?"
То недовольно поморщился, покраснел еще сильнее, но все-таки решился и смущенно заговорил, "Дет...Леон, в.. ты ведь... ты ведь говорил, что до встречи со мной... э... обращал внимание только на девушек, так?"
Леон недоуменно кивнул, подтверждая этот, казалось бы, очевидный факт. Граф вздохнул и продолжил, "Тогда, если у тебя никогда... ничего не было с представителями твоего пола, откуда ты... ты так много... знаешь о... э... технике?" На последнем слове Ди окончательно сравнялся цветом с помидором и опять вернулся к увлеченному изучению потолка.
Леон пару секунд недоуменно моргал, пытаясь понять что, собственно, граф имел ввиду, а когда до него дошло, то разразился оглушительным хохотом. На этот раз Ди проявил большую изобретательность, и, схватив подушку, начал душить ей Леона. Тот вяло отбивался, периодически давясь от смеха. Минут через пять, когда отчаянно извивающийся Ди оказался плотно завернутым в простыню, а Оркот лег, нежно обнимая этот сверток, он наконец-то смог ответить. "Ну, ты конечно, можешь недооценивать мой интеллект, но читать я все-таки умею. А в современных магазинах можно найти литературу на любой вкус..." Из свертка послышалось фырканье, и приглушенный голос сказал, "Да уж, по-видимому, секс - единственная причина, способная заставить вас, детектив, взять книгу в руки..."
Небо было уже не непроницаемо-черным, а сапфирово-синим, вот-вот готовым посветлеть и окраситься по краям бледными лучами восходящего солнца. На балконе стояли двое, и хотя они даже не касались друг друга, но, если бы их увидел кто-нибудь, кроме веселых сорок, собиравших крошки с теперь уже совершенно пустого столика, то он бы непременно подумал, что они примечательная пара. Именно пара, потому что от них исходило какое-то невыразимое словами ощущение единства, согласия и гармонии. Потом один из них пошевелился и, разрушая магию мгновения, заговорил.
"Мы снова сможем увидеться только через год?"
Вторая фигура наклонила голову и, тяжело вздохнув, ответила, "Да, детектив. Через год".
"Я не понимаю, почему ты от меня бегаешь. Если бы ты хотел, я бы давно тебя нашел..."
"Я хочу, ты даже представить не можешь, насколько хочу, Леон. Но... дедушка пообещал тебя убить, если ты вновь покажешься в моем магазине. А он всегда держит свои обещания..."
"Да плевать я на него хотел!" взорвался детектив. "Я сам могу кого хочешь..."
Ди прервал Леона, накрыв его рот ладонью. "Детектив, не надо, мы это все уже обсуждали. Ни я, ни ты не можем ничего изменить. Я не могу ослушаться дедушку, потому тогда он тебя убьет, а ты, в свою очередь, не сумеешь его даже ранить".
Леон упрямо мотнул головой, стряхивая руку Ди, и воскликнул, "Но я убил тогда того..." На этом он осекся и смущенно посмотрел на Ди.
Тот отвел глаза и вернулся к созерцанию спящего города. "Леон, ты смог тогда убить моего отца только потому, что он сам этого хотел. И, на самом деле, ты его даже не убил, потому что он снова переродился. Человеком, но это почти ничего не меняет..."
Они снова погрузились в молчание, на этот раз тяжелое и мрачное. Притихли даже сороки, усевшиеся на парапет и как будто с сочувствием разглядывавшие людей. Небо на востоке окончательно порозовело, и вдруг, прорезая небосклон, из-за горизонта сверкнул первый луч солнца. В ту же секунду от пола начал подниматься туман, а Ди, до этого неподвижно стоявший у края балкона, вдруг судорожно всхлипнул и, повернувшись, бросился на шею Леону. Тот прижал его к себе, шепча что-то успокаивающее в шелковые волосы, одновременно с ненавистью следя глазами за густеющим молочным маревом. Вот оно поднялось им до колен, вот достигло плеч, вот накрыло с головой. Как только он перестал что-либо различать в липкой мгле, то почувствовал уже знакомый рывок, и Ди исчез. Через пару минут детектив уже невидяще смотрел на потрясающе красивый рассвет, окрашивающий горизонт в алый цвет крови.
Лето 2045 года выдалось необычайно жарким и душным. Люди в Нью-Йорке буквально изнывали под палящим солнцем, которое, казалось, занимало полнеба. Но дело было даже не в раскаленном воздухе, и не в том, что дождей не было уже как два месяца, а в какой-то гнетущей, давящей атмосфере. Природа как будто затихла в ожидании беды, катастрофы, готовой вот-вот разразиться, и все живые существа чувствовали ее приближение.
Так что медперсонал в городской больнице N3 все равно испытал облегчение, когда солнце наконец-то зашло, хотя это и не принесло какой-либо ощутимой прохлады. Вообще-то, врачи не любят ночь - большинство смертей всегда приходится на это время суток, но сегодня, казалось, это уже не имело ни для кого значения. Все палаты были переполнены - пожилые люди плохо переносят жару - и сбившимся с ног медикам даже малейшее понижение температуры давало повод для радости.
Доктор Хелен Нойл стояла у окна второго этажа и задумчиво курила. Сегодня у нее выдался сумасшедший денек, а если такая погода продержится еще немного, то можно вообще удавиться. Хелен действительно любила свою работу, и ей было искренне жаль своих пациентов, особенно несчастных одиноких стариков, свозимых сюда со всего города. И она ненавидела смотреть, как они умирают, осознавая, что ничем не может им помочь. Лекарства против старости еще не изобрели, и сколько бы доктор Нойл не билась, ей все равно оставалось только наблюдать их предсмертные страдания. Сегодня все это было особенно тяжело, потому что днем к ним привезли нового больного, стар...нет, у нее язык не поворачивался назвать его стариком. Пожилого мужчину, все еще красивого, с правильными чертами лица, белыми, как снег, волосами, стянутыми в хвост, и необычайно подтянутой для его возраста фигурой. У него был рак мозга на последней стадии, удивительно, как он вообще столько прожил. Хотя... не было тут ничего удивительного, если брать в расчет его характер. Черт, Хелен никогда не видела, чтобы кто-то так яростно сражался со смертью. И это-то ее так и бесило: видеть, как человек так борется, и быть неспособной облегчить ему даже боль...
Размышления доктора прервал странный звук за окном. Подняв голову, она с изумлением увидела сороку, прыгающую по ветке разлапистого дерева, росшего перед зданием. Пару секунд она гадала, откуда могла взяться эта птица в центре Нью-Йорка, а потом ее внимание привлек еще более невероятный факт. Вокруг нее, прямо от пола, стал подниматься туман, завиваясь в причудливые узоры. Буквально за пару секунд он заволок весь коридор, и Хелен оставалось только неподвижно стоять и слепо пялиться в непроглядную мглу.
Это напомнило ей недавно увиденный фильм ужасов, и по ее спине поползли мурашки. А когда перед ней внезапно возникла тонкая фигура, то она не смогла сдержать испуганного вскрика. Но потом туман вдруг рассеялся так же неожиданно, как и появился, и доктор с облегчением увидела перед собой не какого-то страшного монстра, а вполне таки даже симпатичную девушку в экзотическом, но потрясающе красивом платье. Единственное, что в ней настораживало, так это почти смертельная бледность и лихорадочный блеск разноцветных (разноцветных?!) глаз.
Но, при ее работе, Хелен была очень хорошо знакома с таким отчаянным взглядом: он всегда появлялся у родственников пациентов, которых уже нельзя было спасти. Так что она с сочувствием посмотрела на стоявшую перед ней японку (или китаянку?) и мягко спросила, "Чем я могу вам помочь, мисс?"
Та перевела на нее свои горящие глаза, потом как будто взяла себя в руки и даже постаралась улыбнуться, "Я не мисс. Я мужчина" А когда доктор Нойл стала было извиняться, то только нетерпеливо махнула, черт, махнул рукой и ответил, "Ничего страшного, многие путают. Скажите, пожалуйста, где я могу найти детектива Оркота?"
Хелен на секунду нахмурилась, но потом вспомнила, что эту фамилию носил пациент с раком мозга. Она прикусила губу, но затем ответила, "В двадцать седьмой палате. Но..." Девушка опять замялась, она ненавидела сообщать людям, что уже нет никакой надежды...
"Не волнуйтесь, я знаю, что он..." голос молодого человека прервался, но потом он упрямо тряхнул головой и продолжил, "Я знаю, что он умирает. Скажите только, сколько ему... сколько ему осталось?"
"День, два... может несколько часов, а может неделю... Это вообще фантастика, что он продержался так долго, по всем расчетам он должен был бы умереть еще пол года назад, а он ходил, как ни в чем не бывало... Его ведь привезли только сегодня утром... так что я затрудняюсь ответить... У него такая воля к жизни..."
"Да, детектив всегда был таким упрямым..." тут парень уже не выдержал, его плечи затряслись, и он, закрыв ладонями лицо, издал приглушенный всхлип. Хелен чуть было не последовала его примеру, но потом собралась, и, положив руку ему на хрупкое плечо, ласково сказала, "Успокойтесь, он расстроится, если увидит, что вы плакали. Он очень сильный, и вам надо быть таким же. Ну же, перестаньте... Мистер Оркот прожил долгую и наверняка интересную жизнь... Всем нам суждено рано или поздно умереть, так что..."
Молодой человек глубоко вздохнул, выпрямился и, быстрым движением стерев слезы, вновь посмотрел на Хелен. Ее поразила бесконечная тоска и такая же бесконечная решимость в его глазах. Он снова сделал попытку улыбнуться и произнес, "Спасибо. Спасибо, вы абсолютно правы, я должен быть сильным. Могу я его увидеть?"
Хелен кивнула и ответила, "Вообще-то это не принято, и сейчас не приемные часы... Но, ввиду тяжелого состояния мистера Оркота, я думаю, что можно сделать исключение...Пойдемте, я вас провожу". С этими словами она развернулась и пошла по коридору.
Остановившись перед нужной дверью, она вновь взглянула на японца (китайца?). Он совсем сравнялся цветом с зеленой стеной коридора, его губы дрожали, а глаза, один золотой, а другой аметистовый (такого не бывает! это генетически невозможно!), уставились на вход в палату так, как будто ничего другого в этой Вселенной просто не существовало. Чувствуя все возрастающее напряжение, Хелен кашлянула, привлекая к себе внимание, и сказала, "Ну, я думаю, вам лучше зайти одному. Если что, то я в координаторской в конце коридора". Молодой человек рассеянно кивнул, но больше никакой реакции на произнесенные слова не последовало. Он продолжал смотреть на дверь, комкая в руках пояс своего... платья.
Доктор Нойл еще раз смущенно вздохнула, а потом направилась в указанную комнату. Когда в конце коридора она обернулась, то он уже был пуст. Ну и ладно, ей еще надо поразмышлять о тех таинственных прошествиях, которые с ней сегодня случились... И о том, не связанны ли они с этим необычным посетителем мистера Оркота....
Ди стоял, тяжело привалившись к стене, и с трудом боролся с подступающими к горлу рыданиями. Вид человека, лежащего в постели, заставил его потерять последние капли самообладания и спокойствия, и теперь единственное, чего ему хотелось - закричать в голос от бессилия и отчаяния, завыть, как плакальщицы на человеческих похоронах, расцарапывая себе лицо и вырывая волосы. Но даже на это у него не было права, потому что, чтобы ни случилось, он не должен был испортить эту последнюю, во всяком случае, в мире живых, встречу с Леоном.
Детектив Оркот, которого Ди всегда, даже в последние годы, когда старость уже начала оставлять следы на его теле и лице, видел только бодрым, пышущим здоровьем и оптимизмом, несмотря на все, что ему пришлось перенести, теперь больше походил на мертвеца. Нет, даже болезнь не смогла испортить его красоту, ставшую со временем чуть более утонченной, но... Господи, неужели один год может так переменить человека?! Серовато-бледная кожа, контрастирующая со снежной белизной его волос, угольно-черные круги под глазами, тонкие, прозрачные руки, лежащие поверх казенного одеяла... Ди судорожно втянул воздух, пытаясь справиться с собой, чтобы не наделать каких-нибудь глупостей.
По-видимому, этот звук получился слишком громким, потому что ресницы лежащего затрепетали, и он медленно, с трудом открыл все такие же яркие голубые глаза.
Слабая улыбка тут ж затрепетала на его губах, и он, казалось, с облегчением вздохнул. "Господи, спасибо тебе, я все-таки дождался..."
Он попытался сесть, но сумел только слегка приподняться с постели, а потом обессилено упал обратно. Ди тут же бросился к нему и судорожно зашептал, "Лежи, лежи, тебя нельзя перенапрягаться..."
Леон только едва слышно фыркнул и сказал, "Мне теперь все можно, потом уже поздно будет..."
В ответ на это Ди сначала тихо всхлипнул, а потом, не выдержав, затрясся в горьких рыданиях, прижавшись лбом к бессильно лежащей на кровати холодной руке.
"Ди, Ди, ну перестань... ну не надо... ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты плачешь... Мне и так Криса хватило, он тут буквально пол больницы слезами залил, когда навещал меня сегодня вечером ... Ты же не такой, ты сильный. Ну, хватит плакать," с этими словами мужчина сумел таки поднять свободную руку, медленно провел ей по шелковым волосам, по-видимому, наслаждаясь этим ощущением, а потом взял ками за подбородок и заставил поднять заплаканное лицо.
Несколько минут они смотрели друг другу в глаза, потом Леон поднял вторую руку и нежно стер все еще катящиеся по алебастровым щекам ками слезы.
"Все будет хорошо, вот увидишь. Все образуется". Увидев, что это не действует, он, подвинувшись, потянул графа на себя, заставив прилечь рядом. Потом обнял его, прижав к себе настолько крепко, насколько хватило сил, а Ди, в свою очередь, судорожно, до боли вцепился в его руку и зарылся лицом в основание шеи Леона.
Так они и пролежал какое-то время, детектив успокаивающе гладя Ди по спине, а ками тихо всхлипывая ему плечо. Потом Леон снова заговорил.
"Не надо плакать, Ди, ну пожалуйста. Видишь, я наконец-то научился быть вежливым," на это Ди издал особенно громкий всхлип. "Господи, Ди, ну успокойся же. На что я тебе такой сдался? Сам же говорил, что я грубый, неотесанный варвар, который единственное, что умеет, так это хорошо трахаться". Ди возмущенно засопел и приподняв голову, возразил, "Я такого никогда не говорил... Ну, во всяком случае, последнюю часть". Леон усмехнулся и ответил, "Говорил-говорил, помнишь, когда ты заподозрил меня в интрижке с моей напарницей? Ты еще умудрился тогда разбить в квартире все, что только можно, причем большую часть - об меня..." Граф засопел теперь уже смущенно и прошептал, "Извини..."
"Да ладно, проехали, к тому же за этим последовал самый потрясающий секс в моей жизни..."
Ди фыркнул и уже чуть более спокойным голосом сказал, "Ты все время это говоришь..."
"Что говорю?"
"Что это был самый потрясающий секс в твоей жизни... Причем каждый раз..."
"Ну, это потому что каждый раз с тобой - самый потрясающий..."
"Хм," неопределенно буркнул в ответ Ди. Несколько минут они лежали молча, а потом Леон начал трястись от сдерживаемого смеха. Граф опять поднял голову и спросил, "Что такое?"
Детектив только мотнул головой по подушке и еще некоторое время тихо смеялся. Потом, отдышавшись, он озвучил так развеселившую его мысль. "Кто бы сомневался в том, что даже в последние минуты моей жизни я буду говорить о сексе..."
Пару секунд Ди потрясенно смотрел на своего любовника, а потом зашелся в новом приступе рыданий.
Леон слабо застонал и закатил глаза, "Боже мой, ну что это за наказание?! Ди-и-и! Ну давай, я тоже начну плакать, и будем мы тут вместе лежать и рыдать... Веселенькая перспективка..." Потом он тяжело вздохнул, тряхнул головой, чтобы отогнать застилающую глаза муть, и, решительно подняв одной рукой голову Ди, накрыл его рот поцелуем. Тот еще пару раз всхлипнул, а потом все-таки ответил, стараясь раствориться в ощущении знакомых губ и забыть обо всем на свете.
Когда они, в конце концов, оторвались друг от друга, Леон на секунду устало прикрыл глаза, но потом, собравшись с силами, открыл их вновь и серьезно посмотрел на испуганно глядящего на него Ди.
"Не надо плакать, я люблю тебя. Люблю, и поэтому не хочу, чтобы ты так убивался. У тебя впереди долгая жизнь, и ты должен прожить ее так, чтобы потом не сожалеть об утраченных мгновениях. Я никогда не прощу себе того, каким дураком я был в Лос-Анджелесе, и того времени, которое я тогда потерял. Так что не повторяй моих ошибок, постарайся забыть все это как можно быстрее и не теряй на сожаления обо мне драгоценных минут своей жизни. Мне все равно это уже не поможет, а ты..."
"Нет, не говори так!" вскинулся Ди. "Я никогда, никогда тебя не забуду! Ты навсегда останешься в моем сердце, в моих воспоминаниях, и пока я жив, ты всегда будешь со мной! Всегда!" Последние слова он буквально прокричал, давясь слезами.
Леон тяжело вздохнул, и слабо улыбнувшись, сказал, "Хорошо, хорошо, только успокойся. Поступай, как знаешь, если ты считаешь, что для тебя так лучше, то пусть так и будет. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив".
Ди кивнул и положил голову обратно на грудь детективу. Тот еще раз провел уже дрожащей рукой по его волосам, а потом, зевнув, прошептал, "Я что-то устал. Наверное, мне все-таки лучше поспать. Спокойной ночи, Ди".