Краткое содержание: Смерть всегда такая, какой мы ее представляем.
Дисклеймер: Pet Shop of Horrors и все его герои принадлежат Matsuri Akino. Мои только чувства.
Примечание: мини
ПримечаниеN2: Ну, все уже знают, что большинство моих фиков опасно читать для душевного здоровья, да? Но если нет, я вас предупреждала...
ПримечаниеN3: песня - Blackmore's night: "Just Call My Name (I'll Be There)"
So many nights I sat here waiting
There were times I couldn't go on
Still my heart was anticipating
It made me be strong
Made me go on...
There were some calling me crazy
I've been accused of being naОve
But I don't need no one to save me
Cause I got you, you make me believe
I'll Be There in the night when you need me
Just call my name
I'll be there, close your eyes and you'll see me
Just Call My Name
Джил с трудом поднимается по лестнице. Да, когда ей было двадцать, она и подумать не могла, что такое простое действие может отнять столько сил... Но сейчас, когда прожитые годы давят на плечи, мускулы не желают напрягаться, а кости того и гляди не выдержат, преодолеть несколько ступенек - почти что подвиг. И все же ей нужно это сделать. Там, наверху, в чистой и светлой спальне с окнами, выходящими на цветущий сад; где легкий ветерок играет с белоснежными занавесками, с разгону пролетая сквозь них и, брезгливо наморщившись, унося с собой обратно на волю запах старости и лекарств; так вот, там ее в последний раз поджидает ее старый и верный друг. И бывшая полицейская знает, что больше свидеться на этом свете им не удастся.
Старая женщина наконец-то оказывается на втором этаже, пару минут стоит, переводя дыхание, а потом медленно идет к распахнутой настиж двери. Ждущий ее там никогда не любил любого вида неволю, а все те годы, которые он провел в странствиях по всему миру, в конец усугубили эту его нетерпимость. Возможно, потому что на самом деле его душа не была свободна уже очень и очень давно...
Она осторожно переступает через невысокий порожек и по возможности тихо входит в комнату. Человек в кровати спит: его по-прежнему широкая грудь равномерно опускается и поднимается. Белые пряди длинных, когда-то золотистых волос рассыпались по подушке такого же цвета, так что не понятно, где кончаются они, а где начинается ткань. Резким контрастом с ними выступает почти бронзовая от загара кожа: солнце далеких стран настолько опалило ее, что даже многомесячное прибывание в постели не смогло стереть этот стойкий цвет. Когда Джил подходит почти вплотную к кровати, глаза лежащего открываются. Они все так же сияют чистым, ясным цветом голубого октябрьского неба. Как будто пара родников с живой водой бьют в бронзовом великолепии пустыни.
Их взгляды встречаются, и потрескавшиеся губы мужчины изгибаются в попытке улыбнуться. Его глаза тоже улыбаются, искрясь, как струящиеся и играющие в лучах солнца ручьи. Женщина не может не ответить ему тем же. Пару минут они так и смотрят друг на друга. Им не нужны слова: они уже слишком давно знакомы, слишком много между ними уже было сказано, чтобы простые звуки что-либо значили. Потом Джил наклонятся и нежно целует его в лоб.
В саду слышны веселые крики детей: кто бы мог подумать, что у спокойного и уравновешенного Криса вырастут такие пострелята? Они гораздо больше похожи на своего дядю, чем на отца, и уже твердо решили, что когда вырастут, то обязательно пойдут работать в полицию. Бог им в помощь: у них с Леоном будет достойная смена...
Пожилая женщина отводит взгляд от окна и смотрит на лежащего перед ней человека. Его глаза уже закрыты.Пару секунд ей кажется, что он просто заснул, но... Звук легкого дыхания больше не нарушает тишину комнаты, слышны только шелест листьев за окном и шорох трепещущих на ветру занавесок, которые лишь подчеркивают внезапно наступившее безмолвие. Все это так странно: после того, как он много лет гонялся за преступниками, а потом объездил весь белый свет, все его самые отдаленные и опасные районы, бывший детектив Леон Оркот мирно умирает в своей постели...
Не то чтобы Леон Оркот когда-либо стремился к смерти... Но... в последнее время он так устал... И смерть стала казаться ему избавлением: избавлением от бесконечной тоски и тупой боли, которые не оставляли его вот уже на протяжении многих десятков лет. Так что когда тьма начала сужать его границы его зрения, когда из виду пропала задумчиво смотрящая в окно Джил, он не испугался. Только в последний раз глубоко вдохнул пахнущий приближающейся грозой и летней зеленью воздух и позволил этой тьме поглотить его.
Смерть всегда такая, какой мы ее представляем. Так что никаких светящихся туннелей из второсортных американских фильмов у него не было. Леон просто оказался стоящим на верхней площадке того самого пентхауза, который давным-давно превратился лишь в пепел и воспоминания. На этот раз он был один, но зато перед ним плыла воздушная лестница, почти невидимая и ощущаемая только шестым чувством. И... Его тело. Оно больше не было телом семидясителетнего, потрепанного жизнью старика. На занявшую почти что все небо луну смотрел молодой человек, чьи волосы цвета песка, раскаленного солнцем, трепал лукавый бриз, пытаясь вытащить как можно больше прядей из небрежно стянутого резинкой хвоста. Его голубые глаза улыбались, и весь он буквально дрожал от наполнившей его кипучей энергии, ждущей, когда ее выпустят наружу. Нет, все-таки хорошо быть двадцатилетним...
Он уверенно сделал шаг, другой и, хотя рядом с ним сейчас никого не было, и никто не поддерживал его под руку, ступеньки не исчезли и не испарились. Лестница из воздуха и фантазий твердо держала этого нового гостя своего волшебного хозяина. Ну, летать он таки не научился, но чем плохи и эти ступеньки? Во всяком случае, если они приведут его к желаемой цели...
Упругие мускулы легко двигались, сильные ноги несли Леона все выше и выше, и вот уже земля стала такой, какой ее можно увидеть только из космоса: голубым шаром, испещренным рисунками, смысл которых не понять никому из смертных. Но бывшего детектива они и не волновали: он так и ни разу не оглянулся. Его взгляд был устремлен к начинающему вырисовываться на фоне луны (на которой, конечно же, живет лунный кролик и прекрасная принцесса) изящный силуэт летающего корабля. Он застыл в пене облаков, покачиваясь на них, как на волнах, и к его боку вместо трапа шли невесомые, призрачные ступени. А на носу застыла тонкая фигурка, кажущаяся такой же неподвижной, как и принадлежащее ей судно. Только черные волосы развивались на ветру и трепетали легкие одежды...
И Леон знал, что когда он преодолеет разделяющее их расстояние и окажется на борту, то тот, другой, больше не оттолкнет его. Потому что Оркот заплатил сполна за право находится на борту сказочного корабля. И теперь он тоже действительно свободен, а границы, очерченные людьми, и для него потеряли свое значение... Потому что только смерть дарует истинную свободу и стирает все границы... И она всегда такая, какой мы ее представляем: недаром говорится, что все мы получим по вере своей... А Леон Оркот всегда, всегда верил именно в...