Тегюль Мари : другие произведения.

Манускрипт египетского мага

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Помещаю полный текст "Манускрипта". Итак,1898 год, приключения начинаются в Тифлисе и продолжаются в Палестине, в Лондоне, в Венеции и на Малабарском побережьи Индии. Самые захватывающие эпизоды в Абастумани, где в это время живет наследник цесаревич великий князь Георгий Александрович...

  
  
  
  
  
  
   "Есть место на Земле, где сходятся дороги,
   Где Запад и Восток, поэту вопреки,
   Сливаются в любви, надежде и тревоге."
   Мари Тегюль
  
   "Если ты думаешь, что ты всматриваешься в бездну, знай, что это, может быть, бездна всматривается в тебя!"
   Восточная поговорка
  
  

Глава 1

  
   Балкон нависал вовсе не над Курой - дом лепился к скале там, где сливались два старых городских предместья - Сололаки и Майдан, европейская и азиатская части города. Дом с балконом был необычен.Он замыкал собой узкую крутую улицу, по обе стороны которой располагались двух- и трехэтажные доходные дома. Улица упиралась в скалу, а дом стоял поперек улицы, образуя каре с соседними домами. По другую сторону скалистой горы раскинулся в ущелье, прорезанном медленно текущей по каменистому ложу речкой, старый ботанический сад с буйной зеленью, водопадом и прохладой в томительную летнюю жару. Фасад дома выходил на мощенную булыжником мостовую. Время отполировали камни мостовой и по ночам в лунном свете мостовая казалась мокрой - это на камнях играли лунные блики.
   Первый этаж был почти глухим. На нем не было окон, был только подъезд. Узкие и высокие окна второго этажа делали дом зрячим и живым. И даже нарядным, когда искусно изготовленные деревянные ставни-жалюзи на окнах, выкрашенные свежей белой краской, закрывались по ночам или во время дневной жары.
   С улицы к подъезду вели несколько гранитных ступеней, выщербленных по краям, потемневших от времени и непогоды. Подъезд был истинным украшением дома. Дубовые двустворчатые двери с причудливой резьбой, чугунные литые узорчатые решетки, латунные петли, легким скрипом приветствовавшие посетителя и выложенное на мраморном полу "SALVE", все это со временем поблекло, потемнело, потускнело, перестало быть назойливо роскошным , но приобрело какие-то новые качества, как патина
   на старой бронзе говорит об ее истинной древности.
   Главной достопримечательностью дома был балкон. Обычно балконы домов выходили во внутренний двор, но у этого дома не было двора, его задняя стена прилегала к скале и весь дом тянулся ввысь.Такие узкие дома можно увидеть где-нибудь в Европе, в Брюсселе или Амстердаме, но никак не в Тифлисе.
   На третьем этаже дома и был этот замечательный балкон, висевший почти что над городом, весь ажурный от бесконечного деревянного кружевного плетения и в то же время прочный и массивный.
   Скала возле дома была увита плющом и диким виноградом, листья которого пылали осенью багровым огнем. А вдоль балкона тянулся причудливый волосатый ствол глицинии, его серые ветви обнимали столбы балкона, вились вдоль и поперек него. Поздней весной и ранним летом тяжелые лиловые гроздья цветов глицинии превращали балкон в садовую беседку. Ночью неумолкающий звон цикад доносился сюда из пышных зарослей ботанического сада, раскинувшегося по другую сторону скалы.
   Днем, как шум прибоя, слышался приглушенный городский гул и гортанные крики уличных продавцов.
   Но по ночам казалось, что у подъезда плещутся волны, тихо причаливает к дому челн и звучат глухие голоса и тихая музыка. Говорили, что дом выстроил сумасшедший венецианский архитектор Джакомо. Венецианец тосковал по своей родине и выстроил дом таким, будто он стоял возле какого-нибудь венецианского канала. Он долго искал подходящее место для дома и наконец нашел такое, куда в ночной тиши доносились звуки с Куры. И тогда под мерный рокот речной волны, закрыв глаза, можно было представить себе гондолы, плывущие по Гранд Канале, гондольеров, отталкивающихся плоским веслом от берега и услышать тихую музыку прекрасного города.
   Никто не помнил для кого где-то в первой трети XIX века строился этот дом. Кто-то говорил, что Джакомо выстроил его для себя, но потом не жил в нем, и дом многие годы стоял заброшенным. Другие вспоминали печального армянского нефтепромышленника, который будто-бы подарил его своей возлюбленной. Но что было на самом деле, не знал никто.
   На третьем этаже, комнаты которого выходили на балкон, жила одинокая дама. Почти каждый день она выходила из подъезда, очень стройная, в жемчужно-сером платье с воротником из валансьенского драгоценного кружева с приколотой к нему античной камеей, под летним зонтиком, обтянутым голубым шелком, поверх которого лежали серебристо-серые кружева. Все знали, что даме должно быть много лет, но каждый раз удивлялись ее видимой молодости. Она осторожно шла по тротуару, выложенному широкими плитами, между которыми прорывалась трава, стараясь не переступать на мостовую и медленно переходила улицу короткими шажками, чтобы не поскользнуться на блестевших округлых булыжниках.
   Тихим голосом дама, будто пришедшая из совсем других времен, здоровалась с обитателями улицы.
   -Здравствуйте, Гарегин, - ласково говорила она холодному сапожнику, а иначе, по-тифлисски, "пиначи", сидящему в подворотне соседнего дома. И Гарегин, быстро отложив в сторону шило и дратву, вскакивал со своего низенького сапожницкого табурета, и кланялся ей как испанский гранд, прижимая руку к сердцу.
   И потом долго смотрел вслед, от чего-то горестно вздыхая. Иногда она останавливалась и беседовала с Гарегином. Его жена с библейским именем Саломея, или просто Саломэ, как звали ее все близкие на кавказский лад, помогала даме по хозяйству, бегала по мелким поручениям и делала для нее покупки.
   Потом она здоровалась с Анетой, зимой и летом закутанной во множество шалей, из-под которых торчал маленький сизый носик и два круглых карих глаза, торговавшей семечками возле ворот своего дома и так подряд со всеми, кого встречала каждый день на улице - с дворником, тихим и вежливым курдом Гасаном, ожесточенно орудовавшим целый день метлой, духанщиком Гиго, время от времени выползающим из глубины своего духана, расположенного в подвальчике, на свежий воздух, коротконогим и кривоногим, подпоясанным кожаным с серебряными насечками поясом, над которым висел круглый и подвижный живот, с хлопотливой торговкой фруктами Маро.
   Даму звали Елизаветой Алексеевной или мадам Елизаветой. Ее немногочисленные приятельницы звали ее Элизой, кельнерша Гертруда из кафетерия "Берлин" на Головинском проспекте, которая раз в неделю приносила ей пакет с миндальными пирожными от хозяина заведения старого немца Карла, называла ее фрау Эльзой, а пан Руцкий, поляк из Кракова, давно перебравшийся в Тифлис, порывисто срывая с себя при встрече шляпу и низко наклоняясь к ее рукам, проникновенно говорил: "Целую ручки, ясновельможная пани Эльжбета".
  

Глава 2

  
   В один прекрасный день, а день и воистину был прекрасным, потому что на дворе была поздняя весна и стояла чудесная теплая погода, еще не перешедшая в летнюю жару, на улицах уже появились обросшие щетиной традиционные тифлисские "цветочницы" - крестьяне из близлежащих сел с охапками садовой сирени и букетиками лесных фиалок и цикламенов, ближе к вечеру, поскрипывая, к дому подъехали две подводы, на которых привезли вещи нового жильца и трое мушей, надев куртаны, и взгромождая на себя гору из картонок, ящиков, тюков, чемоданов и сундуков, быстро перетащили все в дом.
   И еще через несколько дней дорожный экипаж, скрипя рессорами, взбирался по мостовой к дому. Экипаж был сильно запылен и забрызган дорожной грязью. По его разбитому виду было видно, что путникам, приехавшим в нем, пришлось проделать долгий путь. Экипаж остановился возле подъезда и из него вышел молодой человек лет сорока, закутанный в дорожный плащ, ниспадавший мягкими складками. В руке он держал шляпу. Молодой человек остановился возле подъезда и стал разглядывать дом, запрокинув голову. Пока он созерцал этот немного странный дом, из экипажа вылез еще один мужчина, по всей видимости слуга, и стал с помощью кучера вынимать дорожные вещи и заносить их в дом. Звали молодого человека Николай Александрович де-Кефед-Ганзен, или просто Ник, как звали его домашние и близкие друзья, и в его подорожной было сказано, что приехал он из Петербурга временно служить в канцелярии тифлисского губернатора чиновником по особым поручениям. Кроме того, у него с собой были рекомендательные письма, из которых следовало, что Николай Александрович де-Кефед-Ганзен будет заниматься на Кавказе научными изысканиями в области этнографии.
   Ник вошел в подъезд. Обширный вестибюль, выложенный мрамором, лестница с дубовыми перилами, которая вела на второй и третий этажи, стеклянный фонарь вместо потолка над лестницей, все было гармонично и говорило об изысканном вкусе строившем дом архитектора. Ник взбежал по лестнице к себе на второй этаж. И тут все удовлетворяло самый взыскательный вкус. Ник прошелся по комнатам - гостиная, столовая, кабинет, небольшая спальня. Коридор с комнатой для прислуги. В коридоре стенные шкафы для хранения самых разнообразных вещей - от зимней одежды до медных тазов для варки варенья. Ванная комната с прекрасной чугунной английской ванной. И самое главное, что было оговорено при переписке, когда Ник подбирал себе квартиру, вода. Ник наклонился к ванне и покрутил медный, начищенный до солнечного сияния, кран. Из него упругой струей полилась вода. Ник удовлетворенно хмыкнул и подставил руку под кран. Вода была холодная, даже слишком. Он наклонился, набрал воды в ладонь и отпил. Она была необычайно вкусная и такая холодная, что тотчас же заныли зубы.
   Ник вернулся в комнаты. По всем комнатам были разбросаны вещи. Петрус, так звали слугу, который был на шесть лет старше Ника, разбирал коробки и пакеты. Приставленный к нему еще чуть ли не в младенческие времена, Петрус был в начале товарищем его детских игр, так что обоих связывали крепкие дружеские узы. Сейчас он возился с замысловатым замком самого большого, высотой в половину человеческого роста, окованного сундука. Огромный ключ из кованого железа никак не поворачивался в замочной скважине. Ник присел рядом с ним и в этот момент крышка сундука распахнулась с мелодичным звоном. В сундуке лежали любимые вещи, с которыми Ник не хотел расставаться во время своих длительных путешествий и жизни на случайных квартирах. Они несли в себе признаки домашнего тепла и уюта. Это был фламандский гобелен, на котором была изображена сценка сельской пирушки, и другой, с изображением пира Валтасара. Замысловатые бронзовые часы, мелодично отбивающие каждые четверть часа, белый с голубым голландский фарфоровый сервиз, несколько картин и скульптур. Все эти вещи были связаны с детством, домом и были дороги его сердцу.
   Остаток дня Ник и Петрус провели в разборке вещей, раскладывании их по шкафам, развешивании картин, гобеленов и ковров. Меблировка комнат тоже была оговорена заранее - вся мебель была добротной и изящной, орехового дерева. К вечеру комнаты приобрели уже жилой вид и наскоро поужинав привезенной с собой провизией, Ник и Петрус отправились спать. С наслаждением растянувшись на тонких голландских полотнянных простынях, Ник заснул сном праведника.
   Ранним утром его разбудили крики, доносившиеся с улицы. В этой симфонии выделились две основные партии - крики муэдзинов с минаретов двух мечетей, шиитской и суннитской, призывающие правоверных к утренней молитве и истошные вопли продавцов воды, "тулухчи", по утрам разносящих воду из Куры по домам. Водопровод в Тифлисе был редкостью и роскошью, и им могли наслаждаться только несколько домов в центре города, куда вода подавалась по гончарным трубам из той же Куры под действием водяного насоса. Но горожане к этому нововведению относились с поразительным недоверием - ссылаясь на местные медицинские авторитеты, они считали, что вода из водопровода плохая, невкусная, и вообще опасна для здоровья. Зато та вода, которую приносили "тулухчи" из Куры, набирая ее в свои меховые мешки неподалеку от армянского Ванкского собора, была выше всяких похвал - прохладная, вкусная и, главное, чистая, несмотря на то, что где-нибудь выше по течению могло купаться стадо буйволов. Зная из переписки с канцелярией губернатора об этих особенностях тифлисского водоснабжения, Ник и поручил подыскать себе квартиру с водопроводом. Но тот дом, который ему подыскали, был особенным. Архитектор Джакомо разыскал в скале над домом родник, устроил возле него небольшую пещерку с водосборником, откуда вода по гончарным трубам поступала в дом в любом количестве и была, поистине, неиссякаемой.
   Наскоро позавтракав остатками вчерашнего ужина, который хранился в холодильнике - тоже изобретении Джакомо, - шкафе на кухне с двойными металлическими стенками, между которыми непрерывно текла холодная родниковая вода, Ник вышел на улицу и стал подниматься к Эриванской площади. Было еще пустынно, только дворники-курды мели улицы и обрызгивали их водой из громадных леек, да крестьяне погоняли осликов, тяжело груженых хурджинами, ковровыми переметными сумами, с глиняными банками мацони - необыкновенно вкусным и полезным кислым молоком, которое по утрам покупали почти в каждом доме.
   По Эриванской площади, мимо караван-сарая, время от времени прогромыхивала конка. Воробьи, стайками слетая с лип, платанов и акаций, росших вдоль тротуаров, устраивали ожесточенные драки возле лошадиных яблок на пути конки. Кухарки с пустыми корзинками спешили к Солдатскому базару за провизией.
   Ник прошел мимо Дворцового сада, откуда веяло утренней свежестью, прохладой влажного мха и ароматом фиалок и цикламенов, мимо дворца наместника, громады Военного собора, гимназии и завернул на Чавчавадзевскую улицу, где находилась канцелярия губернатора.
   Там уже были извещены о его приезде. Секретарь провел Ника прямо в кабинет правителя канцелярии, высокого красивого мужчины с выразительными серыми глазами, безупречно одетого по последней европейской моде. Он, радушно улыбаясь, поднялся из-за обширного стола, заваленного папками с бумагами, вышел из-за него, пожал Нику руку и указал на большое кожаное кресло. Подождав, пока Ник сядет, он сел рядом с ним.
   - Ну, как вы устроились, любезный Николай Александрович, все ли в порядке, довольны ли квартирой? - спросил он приятным низким голосом. Ник поклонился.
   -Спасибо, Сергей Васильевич, все в отменном порядке, квартира удивляет своими удобствами.
   Сергей Васильевич улыбнулся:
   -Ну, с квартирой вам просто повезло. Это единственный такой дом в городе. Поверьте, таких удобств как там, нет ни у кого, даже у наместника. И ваша соседка, кстати, вы конечно , еще не успели ей представиться, Елизавета Алексеевна, необычайная женщина, ну да у вас будет еще время ближе познакомиться с ней, я беру это на себя. Ну , а теперь , любезный Николай Александрович, - и Сергей Васильевич сразу посерьезнел, по его лицу пробежала тень, - к тем делам, из-за которых вам пришлось проделать столь долгий путь. Дела эти сугубо конфиденциальные, о них с вами буду говорить только я, никто не должен знать, для чего вы приехали в Тифлис. А дело вот в чем. Вы, конечно, знаете или слышали, что последний год в Тифлисе происходят немного странные, мягко говоря, вещи. Петербург обеспокоен историей, которая приключилась с княжной Ниной Эрастовной Андреевской. Ее дед был личным доктором Михаила Семеновича Воронцова, переехал вместе с ним из Одессы в Тифлис на время его наместничества. Эраст Андреевский, женатый на княжне Тумановой, был породнен с известным грузинским дворянским родом Орбелиани. Он умер, оставив двух дочерей и сына. Андреевские очень состоятельны, владеют большой недвижимостью в Грузии, Бессарабии и на Урале. Сестра Нины, Елена Эрастовна, замужем за князем Георгием Шервашидзе, двоюродным братом обер-гофмейстера двора вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Нина Эрастовна с матерью приехали в Тифлис по личным делам - надлежало провести раздел имущества, оставшегося после смерти отца. Все происходило тихо и мирно, раздел производился полюбовно. И вот на утро Нины Эрастовны не оказалось в доме. Бросились искать, слуги будто-бы видели , что она вечером вышла из дому, на прогулку. И больше никто и ничего. Через некоторое время та же история повторяется с князем М., прекрасным мужем, отцом двоих детей - вечером вышел из дому - и пропал. Ну, и несколько других случаев. Грабеж исключается - и в том, и в другом случае на пропавших не было ничего такого, что представляло бы какую-нибудь ценность. Сейчас, когда наследник-цесаревич живет в Грузии и непрерывно в Тифлис наезжают первые лица империи, такие случаи особенно недопустимы. Министр двора обратился лично к губернатору, а тот поручил это мне. Князь Голицын, главноначальствующий на Кавказе, в курсе дела. Император осведомлен. Вот я и очертил круг лиц, которым известно, из-за чего вы покинули Петербург. Да, и конечно, о вас знает тифлисский полицмейстер, князь Вачнадзе. Для всех остальных вы - ученый, который занимается сбором географических и этнографических сведений о Кавказе. Вам предоставляются очень широкие полномочия, иногда, в самых крайних случаях вы можете действовать от имени императора.
   Сергей Васильевич помолчал. Чувствовалось, что он очень обеспокоен.
   - Слухи по городу ходят очень разные и, я бы сказал, весьма странные. Все материалы по этим случаям, доносы агентов, допросы свидетелей собраны полицией и будут вам присланы для ознакомления. Ну, что ж, очень рад был с вами познакомиться.
   И Сергей Васильевич встал, давая понять, что аудиенция окончена. Сердечно распрощавшись с этим любезным и воспитанным человеком, Ник вышел из канцелярии губернатора и огляделся.
   Мощеная булыжником крутая улица вела вверх, к подножью горы Святого Давида, на склоне которой, обращенном к городу, находился древний монастырь. Улица была застроена домами с балконами, на которые уже с утра прислуга под надзором хозяек вытаскивала для проветривания одеяла и подушки. Немного полюбовавшись на эту утреннюю суету и пеструю картину из резных балконов и разноцветных постельных принадлежностей, Ник снова вышел на Головинский проспект, который только начал оживать после ночи. Он немного постоял перед грандиозным собором, расположенным слева от дворца наместника, выстроенным в знак не такой уж давней победы над Шамилем, окруженный молодыми деревцами платанов. Дальше, за невысокими строениями виднелись густые кроны деревьев и купола церквей. Мимо Ника пронесся торговец фруктами с блюдом на голове, на котором были горкой расположены яблоки разных сортов - желтоватые, краснощекие, полосатые и огромные зимние груши. Пока Ник так праздно стоял, разглядывая картинки незнакомого города, в конце проспекта появилось весьма необычное для его глаз шествие - шел караван верблюдов, поднимая облако пыли вокруг себя, сопровождаемый мелодичным позвякиванием многочисленных бубенцов, привязанных к гордо задранным шеям животных. С караваном шли закутанные в черные бурки погонщики - чарвадары. Ник решил пропустить караван, чтобы не идти следом за ним и не вдыхать ароматы и пыль каравана. Он с любопытством стал разглядывать животных, огромные тюки с товарами на их спинах и боках, мрачные фигура чарвадаров. Но Ника удивило другое - сразу же за караваном, даже пытаясь обогнать его, ехала открытая коляска, которую плохо было видно из-за облака той пыли, которую поднимали верблюды. В коляске угадывался седок,
  
  
   укутанный в плащ с низко надвинутой на глаза шляпой. В облаке пыли невозможно было подробно разглядеть его, но Ник только заметил, что когда коляска проезжала мимо, путник резко повернул голову в его сторону. Он не придал никакого значения этой случайной встрече и тотчас же забыл о ней, наполненный впечатлениями нового для себя города.
  

Глава 3

  
   Побродив по городу и сделав кое-какие покупки, которые он велел доставить по своему тифлисскому адресу и сделав визит известному на Кавказе ученому-этнографу, профессору Ляйстеру, к которому у него были рекомендательные письма, Ник вернулся домой, когда уже сумерки легкой вуалью наплывали на город.
   Ник взбежал по лестнице, вошел к себе и окликнул Петруса, который трудился на кухне.
   Петрус, в обширном фартуке и с кухонным ножом в руках, выглянул на зов и проговорил скороговоркой:
   - Дама с третьего этажа прислала вам письмецо, - и указал подбородком на столик в передней, где на изящном серебряном подносе для визитных карточек лежал маленький розовый конверт. Зная пристрастие Петруса к изыскам на кухне, Ник не стал его задерживать, взял письмецо и прошел в гостиную. Усевшись в кресло, он распечатал конверт, благоухавший вербеной, вынул изящный листок тончайшей бумаги, на которой легким почерком было написано:
   "Милостивый государь Николай Александрович!
   Не соблаговолите ли Вы подняться ко мне сегодня часов в восемь на чашечку индийского чая. Уверяю Вас, чай очень хорош, это подарок британского консула, господина Стивенса, прислан с нарочным из Батума.
   Сергей Васильевич уверял меня, что Вы большой любитель этого напитка".
   И подпись: " Ваша Елизавета Алексеевна".
   Ник сразу все понял и оценил весьма дипломатичное приглашение дамы.Опустив письмецо на колени, он задумался и незаметно задремал. Из этого приятного состояния его вывел голос Петруса, торжественно объявивший: "Ужин подан!".
   После ужина, который Петрус обставлял так, будто он подавался царственной особе, а с этим Ник ничего не мог поделать, иначе бы он смертельно обидел преданного Петруса, Ник положил письмо с приглашением в карман и поднялся этажом выше. На его звонок дверь открыла Саломэ. Кланяясь и улыбаясь, она провела Ника на балкон, и тут же исчезла, торопясь, видимо, домой.
   Елизавета Алексеевна, сидевшая на венском стуле у перил, встала навстречу Нику и улыбаясь, протянула ему руку. Ник поцеловал ее, про себя удивляясь молодому голосу и нежной руке, никак не соответствовавшим возрасту дамы. Она указала Нику на второй венский стул, стоявший подле нее, и сказала:
   - Сергей Васильевич просил меня оказать вам на первых порах, скажем так, некоторое покровительство. Я уверена, что в покровительстве вы не нуждаетесь, но принять гостя из Петербурга мне очень приятно. Садитесь, давайте посмотрим на город. Он очень хорош в этих наступающих сумерках. Посмотрите, там вдали будто лежат облака. Но это - горы Большого Кавказа с белыми шапками вечных снегов. А там справа, течет Кура. А теперь прислушайтесь. Слышите шум волн, будто река течет возле нашего дома. Таков уж этот странный дом, - и она замерла, вслушиваясь в утихающий шум города и нарастаюший плеск воды.
   Ник прикрыл глаза и тоже вслушался. Странным образом шум реки сразу унес его к каким-то смутным воспоминаниям, в голове возникали и исчезали картины городов его детства, крики гребцов, тени лодок, скользящих по воде где-то в совсем других местах. Ник встряхнул головой, видения исчезли и он украдкой обвел взглядом балкон. Он сразу отметил его необычность. И не только для его европейского глаза, которому был непривычен вид такого открытого балкона, свойственный только южным городам. Стена дома, к которой примыкал балкон, была покрыта изящными глазурованными изразцами, почти совсем не помутневшими от времени. Вдоль стены стояли кадки с растениями, достигавшими своими стволами потолка, с огромными изрезанными листьями. Ник знал это растение. Это была монстера. Но таких огромных монстер и сразу так много он никогда не видел. Про себя он удивился такому пристрастию хозяйки. Обилие растений поражало. Весь балкон был увит глицинией и китайской розой. Особенно хороша была глициния, тяжелые лиловые гроздья которой свисали прямо перед глазами. В этом пышном обрамлении зеленых листьев, лиловой глицинии, темнокрасных с кожистыми цветоложами и нежными лепестками цветов китайской розы, ажурного плетения балкона, как в необычайной раме смотрелся город со множеством устремленных в небо церковных куполов, утопающих в зелени садов.
   Так прошло несколько минут. С наступлением сумерек все усиливался звон цикад, доносившийся из ботанического сада. Ник стряхнул с себя какое-то странное оцепенение, нашедшее на него. Он еще раз обвел взглядом балкон и вдруг увидел стоявшее у стены кресло-качалку с таким же плетеным сидением, как у венских стульев. На подлокотнике кресла лежала шелковая персидская шаль. Кресло качалось. Но на балконе никого не было, кроме хозяйки, когда он вошел сюда. А кресло не могло качаться так долго. Он перевел взгляд на Елизавету Алексеевну. Та все также безмятежно наслаждалась видом угасающего дня.
   Почувствовав на себе взгляд Ника, Елизавета Алексеевна повернулась к нему и с улыбкой сказала:
   -Правда, прекрасный город? Ну, вы еще почувствуете все его очарование. А теперь настал час индийского чая.
   И она жестом показала Нику на дверь, которая вела в гостиную. Там на небольшом столике был уже сервирован чай.
   -Саломэ, уходя, все приготовила, - говорила Елизавета Алексеевна, усаживая Ника.- Чайник она укутала, предварительно заварив чай, пирожные сегодня утром доставлены, Саломэ у меня молодец.
   Ник взял в руки чашку из тончайшего китайского фарфора, на котором тонкой кисточкой искусного мастера были выведены сосны, растущие по склонам гор, цветущие вишневые деревья и изящные пагоды. Он наслаждался великолепным чаем и изысканной сервировкой. Но взгляд его бродил по комнате.И неспроста. Это была необычная комната.
   Стены комнаты были обтянуты обоями, сделанными из свиной кожи густо-коричневого цвета, выделанной так тщательно, что они касались бархатными. Изначально по обоям бежал тонкий рисунок позолотой, но прошло время, позолота осыпалась, а свиная кожа осталась. На той стене комнаты, которая прилегала к скале, висело огромное, до пола, зеркало в темной полированной дубовой раме, под стать обоям.
   Напротив зеркала, в простенке между двумя стрельчатыми окнами, висела старинная картина. Это был портрет женщины с пепельно-русыми волосами, зачесанными назад и собранными в тугой узел на затылке, с мелкими чертами лица, серыми глазами. Светлую кожу оттеняло и делало еще светлее и прозрачнее платье глубокого синего цвета с воротником и манжетами венецианского гипюра. Художник с большим мастерством выписал тяжелые складки ткани и изящество кружева, словно иней осыпавшего платье. Женщина на картине стояла у раскрытого окна, в стеклянной створке которого отражался город с высокими шпилями готических соборов, горбатыми каменными мостиками, перекинутыми через каналы в которых медленно струилась вода, одинокими прохожими на улицах.
   В зеркале отражалась и другая картина, в обрамлении темной и узкой оконной рамы - город за окном с бесконечными крышами домов, улочками, сбегающими к реке, куполами церквей, минаретами, и плывущими среди облаков где-то у горизонта белоснежными громадами гор.
   Ник вначале любовался обеими картинами в зеркале, а затем повернулся к картине, висевшей между двумя окнами. И эти горбатые мосты, и дома были ему очень знакомы. Он повернулся к хозяйке, чтобы спросить ее о картине и только было хотел задать вопрос, как Елизавета Алексеевна , задумчиво глядя на него, сказала:
   -Правда, удивительная картина? Чем дольше смотришь на нее, тем больше хочется прогуляться по этой старинной фламандской улице, и кажется, что ты там уже был. Не так ли?
   Ник улыбнулся.
   -Вы предугадали мой вопрос. Я как раз хотел спросить вас о ней. Вы позволите рассмотреть ее повнимательней?
   -Да, конечно, будьте любезны. - И Елизавета Алексеевна откинулась на спинку стула.
   Ник встал и подошел к картине. Тщетно он искал имя художника - его не было. Но было очевидно, что картина руки известного мастера. Ник перебирал в голове имена фламандских мастеров.Напрасно. Хоть и казалось эта картина ему знакомой, но припомнить художника он не мог.При ближайшем рассмотрении Ника удивило, как тщательно были выписаны не только платье женщины, но и все предметы, находившиеся в комнате.За спиной женщины на высоком черном круглом небольшом столике с одной ножкой лежала раскрытая книга. Свет из окна падал пятнами на ее страницы. На них можно было рассмотреть каждую букву. Но прочесть, что там было написано, оказалось невозможным.
   Он повернул голову к Елизавете Алексеевне. Она смотрела на него с улыбкой.
   -Я могу устроить вам путешествие туда - и она кивнула головой в сторону картины. Ник вопросительно смотрел на Елизавету Алексеевну, не произнося ни слова. "Странная женщина",- пронеслось у него в голове. И , неожиданного для самого себя, он произнес:
   - С превеликим удовольствием. Надеюсь, меня представят этой очаровательной даме? - и он показал на портрет.
  -- Это и будет целью вашего путешествия. Вы не боитесь?
  -- Отнюдь. Приключения- моя страсть, несмотря на то, что я по натуре кабинетный человек. И по роду работы , и по складу характера я не склонен к светским развлечениям, милая Елизавета Алексеевна.Мне приходится много путешествовать, ибо я по специальности этнограф. Но мне доставляет особое удовольствие рыться в старых бумагах и пытаться воссоздать из бумажного хаоса реальную картину какого-нибудь происшествия. А такая страсть требует упорного труда. Но потом мне нужно встряхнуться и я мчусь куда-нибудь с особым безрассудством.
   -Хорошо, договорились. Но это произойдет через несколько дней. А пока готовьтесь к встрече с дамой, - посмеиваясь, сказала Елизавета Алексеевна.
   Ник провел еще около получаса у Елизаветы Алексеевны в приятной болтовне и откланявшись, удалился к себе. Уже засыпая, он снова и снова возвращался мыслями к картине и удивительный образ женщины на ней занимал его.
  

Глава 4

  
   Прошло несколько дней. Посыльный от полицмейстера сразу же на следующий день после визита Ника к Сергею Васильевичу принес ему кучу документов, в которые он погрузился с головой. Отдельные протоколы и свидетельства очевидцев были столь разрозненными, что составить цельной картины по ним никак не получалось. Создавалось впечатление, что все эти происшествия были случайными, не связанными друг с другом. Подозрения каждый раз падали то на слуг, то на каких-то случайных прохожих, но доказательств практически не было. Да и следы на теле жертв, если их находили, были тоже бездоказательными. В случае Нины Андреевской, тело которой нашли далеко внизу по течению Куры, можно было полагать, как и решили медицинские эксперты, что это несчастный случай. Женщина упала в воду, течением ее понесло вниз, а синяки на теле -это удары от коряг и камней в реке.Но опыт Ника говорил о том, что почти одновременно такое большое количество жертв без видимой причины преступления может быть действием маньяка или террориста с целью устрашения населения. Уже тот факт, что он был вызван в Тифлис свидетельствовал о том, что террор в какой-то мере удался. Ник так увлекся работой, что не выходил из дому, очень поздно, почти под утро, ложился спать и вся его связь с внешним миром осуществлялась через Петруса. Петрус же энергично осваивал неведомый ему до сих пор мир.
   Подавая десерт Нику, занятому после обеда чтением местных газет - "Кавказа", "Тифлисского листка" и петербургских газет, которые присылали ему с курьером из канцелярии губернатора, Петрус провозглашал:
   - Рахат -лукум. Из персидского магазина на Эриванской площади под гостиницей "Кавказ".
   Или :
   - "Девичьи губки". Турецкое лакомство. Из лавки Ахшарумова на Майдане.
   Также энергично Петрус осваивал и местные блюда. По утрам он спускался по улице до Хлебной площади за мацони и горячим чуреком, потом отправлялся на Метехский мост за свежей рыбой "цоцхали".Там он долго стоял, навалившись на перила моста, наблюдая, как рыбаки забрасывают с лодок сети. А потом мчался домой с небольшим ведерком, полным плещущейся в нем рыбой.Договаривался с крестьянами, которые на своих ишаках подвозили ему свежие фрукты, овощи, зелень, птицу. Уже по утрам раздавался с улицы крик, часто сопровождавшийся ослиным ревом :
   -Пэтрэ! Пэтрэ! Михо пришел, провизию принес!
   И Петрус вихрем скатывался по лестнице, чтобы встретить очередного поставщика.
   В этих непрерывных хлопотах у Петруса проходил целый день.Скоро все знали его на пространстве между Сололаками и Майданом, его появление ни у кого не вызывало удивления, его уже не считали чужаком. В Тифлисе всегда легко приживались люди из разных стран. Когда Петруса спрашивали о занятиях его господина, Петрус цокал языком и говорил со значением: " О, очень умный человек! Все книги, книги.Ученый!" . Собеседники качали головами и тоже цокали языками в знак понимания и уважения.
   Прошла неделя. В субботу вечером Елизавета Алексеевна прислала приглашение Нику на воскресный вечерний чай. "Я помню свое обещание, - писала она. -И если вы настроены также романтично, как и в прошлое наше свидание, я постараюсь доставить вам удовольствие".
   Поднявшись в воскресный вечер к Елизавете Алексеевне, Ник был сразу же проведен Саломэ в кабинет.Саломэ имела очень таинственный вид и, встретив Ника, начала хихикать, прикрывая рот ладошкой. В небольшой комнате, который служил и библиотекой, стены были сплошь заставлены книжными шкафами, битком набитыми книгами, стоял изящный письменный стол на гнутых ножках и несколько глубоких кресел.Елизавета Алексеевна встретила Ника у дверей и как только за Саломэ закрылась дверь, сказала:
   -Хочу вас представить даме.
   Ник оглянулся. Из кожаного кресла поднялась и вышла на середину комнаты молодая женщина. Если Елизавета Алексеевна хотела произвести впечатление, то она своего добилась. Женщина была необычна. Казалось, в ней собрались все краски востока. Смуглое лицо с крупными чертами было обрамлено черными как смоль волосами, которые вились крупными кольцами и ниспадали на шею и грудь.На голове была пунцовая шелковая шаль, завернутая в виде тюрбана. Женщина была одета в малиновый бархатный длинный жакет, тесно обтягивающий пышную грудь, которую украшали несколько рядов ожерелья из золотых монет.Из-под жакета ниспадали многоцветные яркие шелковые юбки в мелкую складочку, которые при каждом движении переливались всеми красками радуги. Удивительнее всего были глаза женщины. Они были серые, но с зеленоватым оттенком, свойственные скорее северянке, чем южанке.
   - Зинэ, это Ник,- сказала Елизавета Алексеевна, - я тебе о нем уже рассказывала. Он этнограф и интересуется востоком.
   Ник поклонился. Елизавета Алексеевна продолжала.
   -Ник, Зинэ, Зиночка, мой большой друг. И ее отец, Ала Хусем уд-Дин, курдский шейх, потомок Саладина, дружен со мной. Вернее, они принадлежат к той ветви курдов, которая сохранила свое древнее лицо, они йезиды. Они знают много удивительных вещей. Много таинственного в их верованиях. У шейха хранятся вещи, которые прошли века вместе с его народом. Шейх считает, что эти вещи оттуда. - и Елизавета Алексеевна показала рукой вверх. - Но самое главное, продолжала Елизавета Алексеевна,- что они умеют связываться с теми силами, которые управляют всем сущим.
   При этих словах Елизаветы Алексеевны Нику стало не по себе. Он был человеком рациональным и его не так легко было свести с ума, хотя бы даже на короткое время. Но тут он почувствовал себя не очень уверенно. С другой стороны, ему не хотелось упускать возможность изучить жизнь этого странного города и его, как теперь становилось все яснее, не менее странных обитателей.
   Он поклонился и сказал, что принимает с благодарностью предложение очаровательной Зинэ и любезной Елизаветы Алексеевны.
   После ставшего уже традиционным вечернего воскресного чая, теперь уже в обществе очаровательной йезидки, которая прекрасно владела не только русским, но и французским, на который время от времени переходили собеседники, Зинэ, укутавшись с головой в длинное покрывало, выскользнула из комнаты. Елизавета Алексеевна, прощаясь с Ником, шепнула ему:
   - Я не забыла свое обещание, и Зинэ - это путь к нему.
   Ник был изумлен. Какое отношение могла иметь йезидка к фламандской картине? Загадок становилось все больше.
  

Глава 5

   Утро следующего дня началось беспокойно. Петрус, еще только начало рассветать, отправился на Майдан, а Ник занимался разборкой бумаг. В это время снизу начали раздаваться отчаянные звонки. Кто-то дергал за дверной колокольчик три раза подряд, а потом с паузами продолжал дергать его, не ожидая, пока спустится кто-нибудь из дома. Ник, а к нему как раз и должны были звонить три раза подряд, сбежал по лестнице и открыл дверь подъезда. У дверей стоял запыхавшийся полицейский, придерживая на боку шашку одной рукой и протягивая Нику другой рукой сложенный в несколько раз лист бумаги.
   -Ваше превосходительство, срочная депеша! - отдуваясь, прошептал полицейский, оглядываясь по сторонам. Нику стало нехорошо от подобной конспирации.
   - Ладно, ладно, иди, иди, милейший, - быстро проговорил он, беря депешу и стараясь спровадить поскорее неуклюжего посланника. Полицейский кивнул, взял двумя пальцами под козырек и затрусил вниз по улице.
   Ник огляделся по сторонам. Улица было сонной и пустынной.Ник быстро захлопнул дверь подъезда и стал подниматься по лестнице, на ходу разворачивая депешу. Она была подписана полицмейстером Тифлиса, князем Вачнадзе.
   "Милостивый государь Николай Александрович!
   Зная со слов Правителя канцелярии тифлисского губернатора, Е.В.П. Сергея Васильевича Бычковского, о вашем интересе к необычным этнографическим событиям, спешу уведомить вас, что сегодня ночью произошел необычный случай в доме персидского генерального консула, Мудир-уль-Мулька Сордар-Хомаюна. Пропала его дочь,Фарханда, девушка пятнадцати лет, из закрытой комнаты на втором этаже.
   Не соблаговолите ли вы прибыть на место происшествия? Фаэтон будет ждать вас на Хлебной площади в целях конспирации".
   Ник тяжело вздохнул. Послание было замечательным. Исчезновение дочери персидского консула, конечно, этнографическое событие. Мало того, что этот болван прислал к нему с депешей полицейского, который мог перебудить весь квартал, теперь он предлагает ему и вовсе раскрыться. Но делать было нечего. В чем полицмейстер был прав, так это в том, что Ник сам должен был осмотреть место происшествия.
   Наскоро позавтракав, Ник накинул плащ и сбежал вниз по улице. За углом, на Хлебной площади стоял фаэтон с поднятым верхом. Кучер дремал. Ник разбудил его и ни слова не говоря, залез в фаэтон. Пока фаэтон выбирался на Эриванскую площадь, а потом поднимался вверх на Гудовича, где располагались апартаменты персидского консула, с седоком произошли некоторые изменения, сделавшие его почти неузнаваемым. Когда фаэтон остановился у парадных ворот, блиставших поистине персидской роскошью фриза, на котором среди голубых изразцов арабской вязью были выведены слова пожеланий благоденствия и покоя, из фаэтона вышел пожилой человек с седыми длинными волосами и седыми усами, в шляпе с высокой тульей и старомодном темносером плаще с пелериной. Кучер таращил глаза, но так как спросонья не разглядел толком седока, который получасом ранее садился в фаэтон, то на этом и успокоился. А Ник, разработавший уже давно себе такой маскарад, умещавшийся в специальном кармане его плаща, который мог выворачиваться наизнанку и становиться то модным, то старомодным, спокойно вошел в дом через парадное, расположенное рядом с воротами.
   Войдя, Ник огляделся. Вестибюль был подстать воротам. Через огромный купол из цветного стекла, заменявший потолок, лился солнечный свет. Его пестрые радужные пятна падали на расставленные вдоль стен низкие диваны, покрытые шелковыми персидскими коврами, со множеством шелковых, парчовых и ковровых подушек. Диваны были расставлены так, что не оставалось ни одного пустого простенка. Между диванами располагались три двери, которые вели во внутренние покои. В середине вестибюля был устроен мраморный фонтанчик. Ноги утопали в пышных шерстяных коврах. И весьма неуместно выглядела среди этой изысканной роскоши фигура тифлисского полицмейстера, затянутого в тесный мундир, с имперскими усами и бакенбардами а ля Александр II. Ничуть не удивившись странной фигуре, возникшей в вестибюле, полицмейстер кинулся к ней навстречу и картавя, начал скороговоркой говорить:
   - Любезный Николай Александрович! Какое счастье, что вы оказались в Тифлисе! На вас вся надежда!
   - Но, позвольте, князь...
   Ник пытался сопротивляться, но князь буквально поволок его наверх, приговаривая, что до приезда Ника он не велел никому не только осматривать, но и входить в комнаты дочери персидского консула.
   На втором этаже полицмейстер коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, открыл ее. На стук обернулся и пошел навстречу вошедшим человек, одетый в европейской платье, но в небольшом тюрбане на голове. Ник догадался, что это персидский консул, но в этот момент князь уже представлял его как знатока востока и талантливого сыщика.
   - Я очень надеюсь на вас, - проговорил консул на прекрасном французском языке, -для меня это большой удар. Девочка выросла без матери, которая рано покинула этот мир. Она очень скромна и застенчива. Ума не приложу, что могло произойти.
   -Нет ли у вас ее портрета? -спросил Ник.
   -Да, конечно, - консул вынул из нагрудного кармана и протянул Нику великолепную миниатюру. С портрета на Ника смотрело прелестное лицо, обрамленное красиво уложенными локонами, в которых мягко мерцала бриллиантовая диадема.
   Ник возвратил портрет.
   -Рассматривалась ли возможность ограбления?-спросил он в пространство, надеясь услышать ответ не только от князя Вачнадзе.
   -В комнате абсолютно все цело, все вещи на месте,- тихо произнес консул.- Никто не мог проникнуть сюда. Дом прекрасно охраняется.
   Ник подошел к единственному окну и выглянул. Окно выходило в чудесный сад. Великолепные деревья, стволы которых обвивали плющ и жимолость, вдоль стен рос виноград. Больше всего в саду было гранатовых и инжировых деревьев. По стенам дома вилась глициния, как и во многих домах в Сололаки. Выглядывая из окна, Ник внимательно осмотрел подоконник. Потом он высунулся из окна, как смог далеко, так что князь бросился к нему и придержал за талию.
   - Нельзя ли закрыть окно, всего лишь на несколько минут, - попросил Ник.- Какие духи употребляет ваша дочь?-спросил он затем у консула.
   - Никакие, - твердо сказал консул. -Только вода, настоенная на лепестках розы.
   - А скажите,- продолжал Ник,- нет ли среди ваших слуг выходцев из Индостана?
   - Из Индостана? - изумленно протянул консул. - Вообще все мои слуги персы.
   -Возможно, у кого-нибудь из них есть родственники или знакомые из Индостана. Нельзя ли узнать это как можно осторожнее, чтобы ни у кого не возникло подозрений. И еще, не появлялся ли в вашем доме кто-нибудь новый, или не приезжал ли к кому-нибудь родственник.
   Князь и консул изумленно слушали Ника.
   - Мне бы хотелось узнать также, - сказал он, пристально глядя на консула, - не было ли кого-нибудь в вашем доме из Британии или из колоний этой страны?
   - Да, как раз на днях я принимал дома негоцианта из Индостана, но он португалец из Гоа, его зовут дон Мигуэль де Сикейра, - сказал консул. -Человек почтенный, прекрасные рекомендации, и немолодой...
   -Я тоже выгляжу сейчас весьма пожилым, -тихо сказал Ник. - Возраст не аргумент для того, чтобы человек был вне подозрений.
   -Но он не похож на авантюриста, низкого роста, очень полный и страдает одышкой...
   Ник вздохнул.
   - Как давно вы знаете этого португальца?
   -Да уж много лет. У нас совместные дела. Он торговец тканями.
   - Не привез ли он какого-нибудь подарка вашей дочери?
   -Да, он всегда привозит чудесные подарки для Фарханды. На этот раз это была тончайшая шаль из индийского муслина, она уменьшалась в такой маленькой шкатулке, которую можно было положить в карман. Девочка была в восторге.
   -Эта шаль осталась или исчезла вместе с вашей дочерью? - продолжал Ник.
   Консул покачал головой.
   -Я смотрел, шали нигде нет. Видимо, она была в кармане ее платья.
   -Вы не заметили ничего необычного, например, как выглядела шкатулка?
   - Как будто нет, хотя, вот, Фарханда сама никак не могла открыть шкатулку, она очень туго открывалась.
   - А какого цвета была шаль?-продолжал Ник.
   - Пунцовая. Необычной окраски. Густой, приятный цвет.
   -Хорошо, -сказал Ник. Он вытащил карманные часы. - Сейчас почти 10 утра.Скажите, не знаете ли вы, где остановился этот негоциант?
   - Да, конечно, в гостинице "Лондон".
   - Это у Мадатовского острова, - услужливо подсказал князь Вачнадзе.- В коляске мы будем там через двадцать минут.
   _ Да, и еще один вопрос. Ваш португалец приехал один или его кто-то сопровождал?
   - Да, у него был помощник. Его давний слуга. -ответил консул.
   -Хорошо, благодарю вас. - И Ник повернулся к князю. Тот быстро сообразил, что Нику уже здесь ничего не надо и попрощался с консулом. Уже выходя, Ник слышал, что князь уверял консула, что все будет сделано в ближайшее время и дочь его непременно отыщется.
   Фаэтон полицмейстера стояла у ворот. Ник сел в него и тут же появился князь.Взобравшись в фаэтон, князь озабоченно спросил:
   -Что дальше?
   -Разузнайте в гостинице все относительно этого негоцианта. Все до мельчайших подробностей. И о том человеке, который приехал с ним. И вот что, князь. Наверное, у вас есть конспиративная квартира для встреч?
   - Да, конечно. Это домик в предместье, в Ортачалах, окруженный садом, в укромном месте. В Ортачалах расположены духаны, сады для гуляний, туда ездит много народу и всегда можно навестить этот дом незамеченным. Есть у меня и ловкий человек, прекрасный сыщик. Он будет у вас сегодня под видом кинто, это такой уличный продавец фруктов. Эти кинто, они разбитные малые. Он не вызовет подозрений.
   В фаэтоне Ник снял парик и накладные усы, взял плащ на руку, а шляпу превратил в плоский блин и сунул в карман плаща.
   -Возле Эриванской площади остановите, я там сойду. - попросил он князя.
   Не прошло и двадцати минут, как Ник был дома.
   Умывшись, он сел за стол, а Петрус стал подавать ему запоздалый завтрак. И делать обычный утренний доклад.
   -Пурщики на Майдане сказали, что ночью была какая-то суета в их убане.
   -Что, что?- переспросил, не поняв Ник.
   - Ну, так называется тут околоток. Убани. Так вот. Ночью промчался фаэтон к Орбелиановским голубым баням. Они подумали, что это ночные кутилы решили пойти в бани. Но время было какое-то не то. Обычно под утро после ночного кутежа идут в бани, а потом кушать хаши. И хашники ждали. Они там рядом около тонэ. - И Петрус выжидательно помотрел на Ника, употребив незнакомое слово. Но Ник его знал.
   - И что дальше?- спросил он, намазывая кусок чурека джемом.
   - А никто не появился. Это были не кутилы.А кто- никто не знает. Все молчат. Наверное, местные бандиты.А их боятся. Знакомый есть там у меня в Орбелиановских банях.- продолжал Петрус. - Хороший человек. Терщик. Потомственный. Сафаром зовут. Говорит, его отец кого только не мыл. И господина Пушкина, а тот его потом в книжке описал.И даже того француза, который тоже был известным писателем, пера Дюма, кажется. Непонятно только, каким ветром его занесло в Тифлис.
   -Ну, что ж, спасибо Петрус. Чурек просто восхитительный. А знакомства твои еще более восхитительные. Если понадобится, ты сможешь найти своего терщика?
   - А как же. Я его как-то вечером провожал до дома. Он живет неподалеку, там, где шиитская мечеть. А так он всегда в бане. Или в чайхане рядом.
   -Чтобы я без тебя, делал, Петрус,-вздохнул Ник.- И от смерти ты меня столько раз спасал.
   -Ну уж, от смерти спасал, - проворчал Петрус, но со слезой в голосе. - Кто кого спасал... А я ведь слово давал вашей матушке, клятвенное. Еще в детстве.
   Чтобы оборвать этот душещипательный разговор, Ник перевел его в другое русло.
   Сразу после завтрака, расставшись с Петрусом, Ник перешел в кабинет. Достав с полки огромный фолиант, он начал листать его. Наконец, Ник дошел до нужного места.
   - Да, да, я не ошибся, - проговорил он.- Этот удивительный запах, я узнаю его из тысячи. Но кто же тогда этот негоциант?
   В этот миг снизу раздался звонок. Ник не обратил на него внимания, обычно дверями и посетителями занимался Петрус. Но тут Петрус постучал в дверь и его недоуменная физиономия просунулась в приоткрытую дверь кабинета.
   -Там пришел какой-то кинто, принес фрукты, говорит, хозяин заказывал.
   -Да, да, Петрус, я его жду. Возьми у него фрукты и проводи ко мне в кабинет.
   Петрус понимающе кивнул головой и через несколько секунд провел в кабинет молодого человека, одетого в широченные шаровары, узкую рубашку, подпоясанную кожаным тонким ремешком с серебрянными украшениями, в шапке из бараньего меха, которую он теребил в руках.
   Как только дверь за Петрусом закрылась, кинто, который был молодым тифлисским сыщиком Апполинарием Кикодзе, как он представился Нику, из ведомства князя Вачнадзе, начал быстро рассказывать, присев на краешек стула, на который кивком головы указал ему Ник.
   - В гостинице "Лондон" остановился португальский негоциант из Гоа со своим молодым компаньоном, тоже оттуда. Этот второй, по виду нечистокровный европеец, метис, был очень встревожен.Сказал, что вчера вечером, возвратившись в гостиницу, не нашел своего хозяина. Прождал его всю ночь, но тот не возвратился. Он уже собирался идти заявить в полицию, когда подошли мы.
   -Он не сказал, где провел вчерашний день? Был ли по поручениям своего хозяина или по своим делам?- перебил рассказчика Ник.
   -Нет. Внятного ответа мы от него не добились Да, зовут его дон Педро Маскареньяш. Он производит впечатление растерянного человека. Но неприятен на вид. Глаза смотрят не на собеседника, а в сторону. Юлит. На вопрос, знаком ли он с кем-нибудь в Тифлисе, ответил отрицательно. В то же время прислуга в гостинице определенно утверждает, что вчера его кто-то спрашивал. Наш агент, который постоянно находится рядом с гостиницей...
   Ник недоуменно поднял брови. Сыщик немного смутился и тут же объяснил:
   -Это торговка семечками, ее зовут бабо Ануш. Полиция ее не трогает, не гоняет, а она весьма расторопная особа, снабжает нас необходимой информацией.
   -Ах, так, - задумчиво протянул Ник, - ну, ну, продолжайте.
   Не заметив и тени иронии в словах коллеги, молодой сыщик продолжал:
   -Так вот, по оперативной информации, вчера в гостиницу заходил плоховато одетый тип, хм-м, господин, в обтрепанной одежде, в плисовых штанах, заправленных в давно нечищенные и требующие починки сапоги. На вид ему было что-то около лет сорока. Он спрашивал господина из Гоа. Пробыл он у него в нумере минут десять и быстро вышел. По прошествии некоторого времени из гостиницы вышел приехавший господин, этот дон Педро и нарочито медленной, прогуливающейся походкой стал подниматься вверх, на Головинский проспект. Он был одет в европейский костюм темно синего цвета, который сидел на нем прекрасно, в мягкой шляпе, шейный платок был заколот бриллиантовой булавкой...
   -Это все информация от вашего агента? - изумленно спросил Ник.
   -Да, - гордо подтвердил молодой человек, - Это очень ценный агент. - Далее приезжий прошелся по Головинскому, останавливаясь и разглядывая дома, особенно витрины магазинов с зеркальными стеклами, было похоже, что он либо кого-то поджидает, либо хочет установить, нет ли за ним слежки...
   -Но позвольте, - еще более изумляясь, спросил Ник. - Во-первых, ваш агент сидит на одном и том же месте и продает семечки, а во-вторых, вчера еще ничего не было известно о происшедших ночью событиях, не так ли?
   - Сейчас отвечу, - заспешил сыщик, - наш агент , бабо Ануш стало быть, имеет внука, весьма смышленного мальчугана, весь в бабушку. Он продает папиросы с лотка, лоток у него висит на шее на ремне, он имеет официальное разрешение на торговлю от полиции и городовые время от времени строго его останавливают и требуют предъявить это разрешение. Публика, прогуливающаяся по Головинскому, весьма ему сочувствует в этих случаях. Зовут мальчишку Гаспар. Так вот, Гаспар шныряет по всему Головинскому, может заходить и на соседние улицы.Что же касается предварительной слежки за иностранными постояльцами гостиницы, так у нас на это есть особое разрешение полицмейстера. Мы такую слежку ведем постоянно, на то у нас и агентура.
   -Ну и ну, - поразился Ник.- Снимаю шляпу перед тифлисской полицией.Что же тогда у вас столько нераскрытых убийств?- ехидно спросил он.
   Молодцевато приосанившийся сыщик тут сник.
  -- Нам это оказалось не по зубам, - честно признался он.
   Ну, хорошо, - вздохнул Ник, - ну, а потом вы все же упустили этого португальца?
  -- Нет, ни в коем случае, - улыбнулся Кикнадзе.И продолжал объяснять.- Гаспар, или Гаспаронэ, как зовут его дружки, которых у него великое множество, организовал несколько отрядов таких же сорванцев, как и он. Для них это в какой-то степени игра, но относятся они к этому серьезно, к тому же получают небольшое вознаграждение в особо интересных случаях. Так вот, мальчишки довели этого дона Педро до улицы Петра Великого, где он, оглядевшись по сторонам, нырнул в подъезд одного из домов. Дом этот весьма респектабельный, в нем собирается почтенная публика по определенным дням для игры в бостон. Португалец пробыл там всего несколько минут, вышел и пошел вниз по улице, дошел до Головинского и фланировал по нему допоздна. Потом он пошел в гостиницу.
  -- Интересно, - протянул Ник. - А ваши агенты не наблюдали ли случайно за его патроном?
  -- Конечно. Но тот , выйдя из гостиницы, сел в фаэтон, который довез его до дома персидского консула.Кстати,и в предыдущий день он был , видимо с визитом после приезда там же, но очень коротко. Итак, этот человек вошел в дом и на сей раз долго не появлялся.
   -Скажите, - заинтересованно спросил Ник, - а вы сняли наблюдение за домом или продолжали?
   Кикодзе кивнул головой.
   - Наблюдение продолжалось. И тут произошло вот что. Из дома вышел человек, одетый как слуга, подошел к фаэтонщику, протянул ему что-то, видимо расплатился, фаэтонщик кивнул головой и отъехал. Не успел еще затихнуть стук колес этого фаэтона, как из-за угла выехал такой-же точно и остановился на том же самом месте.
   Ник насторожился.Рассказ стал становиться уже интересным.
   - У фаэтона верх был закрыт?
   - Да, закрыт, и непонятно было, есть ли там кто-нибудь. Но примерно в то же время произошло еще нечто странное. Это увидел один из мальчишек, который прильнул к решетке ворот. Он увидел как в окне второго этажа показалась маленькая фигурка, завернутая во что-то темное. Она почти не различалась на фоне темного окна. Фигурка стала идти по стене...
   -Как по стене?- изумленно спросил Ник. Сыщик пожал плечами.
   - Я вам рассказываю все, что мне пересказали агенты. У нас требование, рассказывать абсолютно все, выводы делаем мы сами. В данном случае выводов нет.
   -Ну, ну, рассказывайте дальше, - и Ник весь поддался вперед, стараясь не упустить ни одного слова.
   - Так вот, -продолжал сыщик, - фигурка прошла по стене на уровне второго этажа, перешла на крышу соседнего дома, который был несколько ниже, еще некоторое время она была видна на фоне неба, а потом спустилась на стену, огораживающую все строения, принадлежащие консулу, прошла по стене, как по улице и исчезла из вида.
   - Она двигалась в сторону улицы, где стоял фаэтон? - спросил Ник.
   -Нет, в противоположном направлении.
   - А что дальше с тем фаэтоном, который появился на месте нанятого португальцем?
   - Да, там произошло вот что. Пока один из мальчишек наблюдал за фигуркой в темном, другие увидели, что из дома спокойно вышел старый португалец, сел в фаэтон и тут же фаэтон рванул с места с такой скоростью, что понять, что произошло внутри , было нельзя. По рассказу мальчишек, садящийся в фаэтон португалец должен был просто упасть внутрь. Звуков никаких они не услышали, прицепиться к фаэтону они тоже не успели...
   - Как это, прицепиться?- спросил удивленно Ник.
   -Обычно они цепляются сзади к фаэтону, там есть такое местечко, пригибаются и могут следить за его передвижениями. Но это не только такая практика наших агентов. Все тифлисские мальчишки это проделывают, чтобы прокатиться даром. Да тут еще и лихачество. Фаэтонщики это знают, полиция им велит гнать мальчишек, но за ними не угонишься. Для отвода глаз фаэтонщики иногда орут на них, чтобы в случае чего отмазаться от полиции.
   -Понятно, - усмехнулся Ник.- Благодарю вас, мне надо поразмыслить над вашим рассказом. Как мне теперь связаться с вами в случае надобности? А то утром ко мне прислали полицейского, это слишком заметно.
   - А тут у вас на улице торговка Маро. Фруктами торгует. Ей помогает сынишка, Автандил. Или вы, или кто-то посланный вами пусть спросит у нее, нет ли инжира..
   - Так инжир бывает поздним летом,- изумился Ник.
   - Ну да, она и начнет направо и налево рассказывать, какую глупость у нее спросили и будет кудахтать полдня. Автандил, если в тот же момент не будет рядом, сразу же узнает о странном вопросе. А это и будет знак, что вы хотите меня видеть.
   - Ну, ну, - не нашелся, что сказать Ник. - Посмотрим, как работают ваши осведомители.
   Кикодзе откланялся и ушел, не забыв забрать у Петруса свое "табахи", блюдо, на котором кинто носят на голове фрукты.
  

Глава 6

  
   Ник велел Петрусу не беспокоить его и лег на диван, закрыв глаза. Он попытался связать воедино все те фрагменты событий, которые были у него в голове и получить мозаичную картину происшедшего.
   "Запах, запах... - думал он.- Это несомненно. Но девочка должна была заснуть.Зачем? Скорее всего, что-то хранилось у нее в комнате и надо было это украсть, пока она спит. Что же это могло быть? Явно, это не произошло, иначе отец сразу же обнаружил бы пропажу. Какая-то особенная драгоценность? Но из-за нее стоило ли предпринимать такие усилия?. Непонятно, непонятно... Но куда могла исчезнуть девочка?"
   Тут какая-то мысль пришла внезапно в голову Ника. Он вскочил с дивана, бросился к книжному шкафу, вытащил фолиант, который только что листал, и стал лихорадочно просматривать страницы.
   - Вот, вот, - шептал он, - как я не догадался раньше. И он прочел: " ...Если доза была недостаточной, то вместо глубокого сна человек впадает в сомнамбулизм".- Да, да, девочка легкая, следов на подоконнике она не оставила, по стене и под окном достаточно толстые стволы глицинии, они вьются так, что два-три ствола переплетены вместе, не составит большого труда пройти по ним вдоль стены. Известно, что сомнамбулы ходят и по карнизу. Мальчишки видели фигурку на стене, потом на крышах... Так, надо искать на крышах, там есть слуховые окна , она могла начать просыпаться, испугаться, залезть через слуховое окно на какой-нибудь чердак. Так, надо искать в квартале, где расположен дом консула. Кажется, там весь квартал можно обойти по крышам. Но спуститься и переходить дорогу она бы не смогла.
   Ник вскочил на ноги и быстро вышел на кухню.
   - Петрус, быстро иди к Маро и спроси у нее инжиру- решительно сказал он.
   Петрус поднял на него удивленные глаза, но увидев его напряженное лица, быстро скинул передник и бросился к дверям. Он тут же вернулся. Ник взволнованно ходил по комнате. Петрус доложил:
   - Маро не было, был ее сын Автандил. На мой вопрос он кивнул головой и начал кричать в глубину двора: -Дэда, дэда! Тут же прибежала Маро, он сказал ей несколько слов по-грузински, и та уселась к прилавку, а он еще раз кивнув мне, помчался по улице вниз. Маро мне улыбалась, я потоптался, тоже поулыбался и пошел домой.
   - Прекрасно, великолепно, ах, эти хитрецы грузины!- Ник довольно потирал руки. Настроение у него сразу улучшилось.
   Не прошло и получаса, как в нижнюю дверь позвонили. Петрус скатился кубарем по лестнице, распахнул дверь и увидел улыбающегося утреннего кинто.
   - Вот пришел, сушеный инжир принес - провозгласил он. Петрус вскинул брови, посторонился и пропустил в дом господина Кикодзе.Тот резво поднялся на второй этаж, где его у открытой двери кабинета уже ждал Ник. Ник быстро провел сыщика в кабинет, рассказал ему о своих предположениях и они наметили план поисков.
   - Так, - деловито сказал сыщик. - Поднимаем всех дворников, обыскиваем все чердаки. Будем делать это осторожно, по очереди. Возьмем с собой кого-нибудь из слуг консула, лучше няню или кого-нибудь из женщин...
   -Имейте в виду, что под подозрением слуги мужского пола, - заметил Ник. - История-то с исчезнувшим негоциантом пока совершенно не прояснилась. Ну, желаю вам успеха. Дайте мне знать о результатах поиска. Да, еще один вопрос. Есть ли в Тифлисе опытные аптекари?
   -А как же, - с гордостью сказал сыщик, - господин Гейне на Эриванской, господин Оттен в Сололаки.
   - Очень хорошо. В случае, если вы найдете девочку и она будет спать, дайте ей понюхать солей, рецепт я напишу, но готовить их должен опытный и скромный провизор, он догадается, для чего.Да, я полагаю, что подаренная португальцем шаль будет на ней. Сразу же снимите, положите в банку с притертой пробкой и сохраните как вещественное доказательство.
   - Будьте покойны, все будет сделано в наилучшем виде, - и возбужденный всем происходящим Кикодзе уже был готов выскочить из кабинета, как Ник еще раз напомнил ему, чтобы сразу дали знать, когда найдут девочку.
   -Я пришлю Гаспаронэ с запиской, - сказал Кикодзе и заторопился уйти. - Побегу, а то несчастный консул сойдет с ума.
   После ухода сыщика Ник опять улегся на диван в той же позе, из которой он был выведен его приходом. Теперь мысли Ника сосредоточились только на истории с негоциантом из Гоа. Он начал вспоминать все, что знал об этом уголке Индостана. Во время своего путешествия по Индостану он побывал во многих удивительных местах этой страны, жил какое-то время в ашраме и знал многое об этой стране. Но в Гоа, провинции, которая принадлежала Португалии, ему не привелось быть. В Гоа попасть было практически невозможно, там властвовало католическое духовенство, которое препятствовало посещению всех, кто не принадлежал к католической церкви. Но голландские купцы расположили свои фактории неподалеку, в Фингерле, в соседней провинции. Там Ник побывал, как и в других провинциях, которые были под англичанами. Ник вспомнил, как он стоял у причалов, наблюдая как на голландские парусники грузили огромные тюки с пряностями, с китайскими шелками, драгоценным деревом. Обливаясь потом, малабарские грузчики тащили как муравьи на борт кораблей бесконечным потоком грузы из благодатного Индостана. Казалось, это страна неисчерпаема. И другой товар шел отсюда в Амстердам и Антверпен. Там же, в Фингерле, голландский купец повел Ника в лавку его знакомого ювелира, еврея, который имел компаньона в Антверпене. Между двумя городами непрерывно шел обмен - из Индостана шли необработанные драгоценные камни, а гранильщики и шлифовальщики Антверпена гнули спины, превращая на вид невзрачный камень в сверкающий бриллиант, который затем отправлялся по самым дорогим ювелирным магазинам Европы. Ювелир показал ему свои сокровища - белые и розовые кораллы, кровавые рубины, замечательной красоты изумруды, дымчатые топазы, сапфиры. Вежливо слушал Ник рассказы о камнях ювелира, видимо, большого знатока своего дела. Но его нельзя было удивить этими сокровищами. Магараджа Раджастхана, потомок Великих Моголов, в знак благодарности за распутанное преступление, совершенное в его дворце, отвел Ника в свою сокровищницу. Нику там стало нехорошо от обилия драгоценностей, которые как в пещере Али-бабы были несметными - лежали в сундуках, корзинах, висели гроздьями в виде многочисленных ожерелий по стенам. Роскошное ожерелье из редких розовых жемчужин, подаренное раджей в качестве гонорара, обеспечило Нику возможность совершить несколько путешествий.Тут мысли Ника снова вернулись к тифлисским делам. " Да, - подумал он, - все же непонятна эта история с негоциантом. Может быть, она связана с драгоценными камнями? Надо идти другим путем, постараться найти пропавшего негоцианта, тогда, может быть, что-нибудь прояснится".
   И Ник отправился на кухню к Петрусу. Там они тихо обсудили между собой еще раз те сведения, которые раздобыл Петрус на Майдане и решили попозже вечером встретиться с терщиком Сафаром и порасспросить его о жителях этого местечка. А до того, по предложению Петруса, погулять по Майдану и посидеть в татарской чайхане, где по сведениям Петруса, сегодня должен был петь знаменитый ашуг.
   Ник занялся работой и проработал увлеченно несколько часов, когда снова раздался подъездный звонок.Тут же Петрус вошел в кабинет и протянул письмо со словами:
   -Мальчишка прибежал, сказал, зовут Гаспаронэ, от детектива Кикодзе. Сидит внизу, ждет ответа.
   - Ну те-ка, ну те-ка, - и Ник быстро вскрыл письмо. "Глубокоуважаемый Николай Александрович! - писал Кикодзе. - Все ваши предположения гениально оправдались!!! Мы планомерно обследовали чердаки и на седьмом, в доме Абезарова, обнаружили сжавшуюся в комок, спящую девочку. Мы тотчас же сняли с нее шаль, закутали в одеяло, которое предусмотрительно захватили с собой. Надо было видеть сцену, когда девочку вручили отцу!!! Был сейчас же приглашен доктор Умиков, который пользует эту семью. Он посмотрел вашу записку о нюхательных солях и его изумленное лицо говорило о том,что, видимо, он понял все, но не стал ничего говорить. Ваш рецепт солей подтвердил, сразу же послали к Оттену, его аптека ближе, с запиской, чтобы он самолично досмотрел за приготовлением. Так что девочка в безопасности и под присмотром опытного врача. Памятуя, что в доме может быть лицо, совершившее предательство, мы провели еще раз досмотр всех слуг. Но лица, даже отдаленно похожего на то, которое по описанию агентуры отпустило фаэтон и вернулось в дом, что вызвало наше предположение о слуге-двойнике, не оказалось. Это загадка.
   Ваш покорный слуга Аполлинарий Кикодзе ".
   Ник удовлетворенно хмыкнул.Он быстро набросал несколько слов о предполагаемом визите в чайхану и к терщику Сафару, чтобы Кикодзе в случае чего знал , где их искать и передал записку Петрусу. Подойдя к окну, он увидел как Гаспаронэ уже мчится как заяц вниз по улице.
  

Глава 7

  
   День начинал клониться к вечеру, на город ложились синие тени гор, когда Ник и Петрус, весьма просто одетые, так что нельзя было понять, кто они - хорошо зарабатывающие мастеровые, искатели приключений или просто приятели, которым хочется вдали от зорких глаз своего окружения немного расслабиться, отправились на Майдан. Таких было достаточно в Тифлисе и внимания они к себе не привлекали. Спустившись с Хлебной площади они оказались сразу же в пестрой толпе. Горожане делали свои поздние покупки. На Шайтан-базаре крутились те хозяйки, которые хотели купить продукты подешевле, когда торговцы уже скидывают цены. Нарядные коляски и фаэтоны ждали своих хозяев возле Серебряных рядов, где находились лавки и мастерские тифлисских ювелиров. Ник собирался купить там персидскую бирюзу, о которой знал, что она имеет магические свойства, но все было недосуг. Кроме того, он хотел сделать покупку, когда в Тифлис придет караван с персидскими купцами, чтобы купить бирюзу из первых рук, обязательно у персидского купца. А пока они беззаботно шли, оставив позади себя Сионский кафедральный собор, мимо синагоги, поднялись к ковровым лавкам возле армянской церкви Сурб-Геворк, откуда хорошо были видны купол и минарет мечети Шах-Аббаса и спустились к баням. Там и находилась большая чайхана, где сегодня должен был петь известный ашуг. Подходя к чайхане, Ник и Петрус увидели, что вокруг уже собираются люди, занимая места на улице, вокруг чайханы, в которой были открыты настежь окна и двери. Одни приносили с собой низкие табуреты, другие стулья из близлежащих домов. А в этих домах, на крышах, в окнах, на балконах, вывесив ковры, во-первых, чтобы чувствовалось праздничное настроение, а во-вторых, чтобы удобнее было опираться локтями на деревянные перила балкона, тоже собирались слушатели. Ник и Петрус прошли внуть чайханы, где Петрус заранее оставил за собой столик в удобном месте. Чайхана была уже полна людей. Все разговаривали между собой шепотом, или же молча пили чай. На столик, за который сели Ник и Петрус, молодцеватый усатый парень тут же принес два стакана непривычной формы, не прямых, а перетянутых посередине, в глубоких блюдцах, мелко колотый сахар, и два фарфоровых чайника - один с заваркой и другой с кипятком. Петрус шепотом заказал еще сладостей - рахат-лукум и засахаренный миндаль. Занявшись чаем, Ник потихоньку стал оглядывать собрание. Тут были в основном почтенные горожане, но кое-где сидели и чиновники из администрации губернатора, из окружения наместника, и какие-то непонятные личности, похоже, что иностранцы. Нику показалось, что в углу комнаты сидит английский географ Генри Линч, которого он немного знал, но не хотел, чтобы тот его увидел.Но Линч был увлечен разговором со своим собеседником, художником Фетванджаном. Еще оставались и свободные места за столиками, к которым были наклонены спинками стулья, что, по-видимому, означало, что места заняты. Постепенно и эти места заполнялись. У стены, напротив двери, был сооружен небольшой помост. Но вот слуги перестали разносить чайники, негромкий гул, стоявший в чайхане, смолк, на помост вынесли две скамейки и вывели под руки слепого ашуга, за которым шел его аккомпаниатор с кяманчей в руках. Пока ашуга усаживали, Ник разглядывал его. Внешность ашуга была необычайно выразительной. Незрячее лицо пересекал глубокий шрам, который нисколько его не портил, а придавал мужественность. Черты лица были правильны и красивы. Архалук, рубаха со стоячим воротником, не была застегнута на все пуговицы, видимо для того, чтобы удобнее было петь, открывал красивую и сильную шею. Накинутая на плечи шерстяная аба не скрывала широкого разворота плеч.Вьющиеся волосы свободно ниспадали на плечи. Ник подумал, что ашуг скорее похож на воина, привыкшего иметь дело с мечом, а не с кяманчей.
   И в этот момент он почувствовал своим развитым в ашрамах Индии чувством опасности, что его сзади кто-то пристально разглядывает. Продолжая делать вид, что он внимательно разглядывает ашуга, Ник осторожно вытащил правой рукой дорожное маленькое круглое зеркальце в кожаной оправе, которое всегда держал для подобных случаев за обшлагом своей куртки. Зажав зеркальце в руке, он начал поворачивать его так, чтобы было видно тех, кто сидел у него за спиной. В зеркальце были видны вполне добропорядочные носы и усы. Но чувство, что кто-то смотрит в упор на его затылок, усиливалось. И тут зеркальце поймало того, кто заставил Ника забеспокоиться. Ник на мгновение увидел в зеркальце бледное, слишком бледное для Кавказа лицо, безусое, с тонкими сжатыми губами и жестким взглядом темных глаз. Одного взгляда в зеркальце хватило Нику, чтобы запомнить это лицо. И в тот же миг чувство беспокойства оставило его - он уже был настороже. Но в тоже время память стала подсказывать ему - этот взгляд он уже видел, видел. Но где, когда? Ник решил отложить это до утра, когда отдохнувшие чувства сами подсказывали ему ответы на вопросы.Тем временем, уже все затихло, Евангул, так звали аккомпаниатора, ударил по струнам кяманчи и необыкновенный голос ашуга взмыл вверх, рассыпался под потолком чайханы и вырвался наружу. Слушатели замерли. Ашуг пел на фарси. Ник знал этот язык очень неплохо, как и грузинский и армянский. Поэтому он мог оценить не только и вправду совершенно необычайный голос певца, но и слова его песен. Вначале это была исключительно любовная лирика, причем певец переходил без всякого труда с одного языка на другой. Впрочем, для Тифлиса это было естественно.
  
   Нынче милую мою я видел в саду,
   След подковки золотой освятил гряду,
   Словно розу соловей я воспел звезду,
   Взор затмился мой слезой, разум был в бреду,
   Ах, пусть враг попадет, как и я, в беду!
  
   Но слушатели знали, что коронным номером певца была баллада о курдском шейхе и о его любви к персидской девушке. В чайхане все слушали молча, оценивая мастерство ашуга. Но публика на улице была более эмоциональна. Там глаза были полны слез и после какой-нибудь особенно трогательной строки у всех вырывалось дружное "Вах!". Было уже далеко за полночь, когда вдруг певец, взяв себе кяманчу и сам себе аккомпанируя, запел:
  
   На холмах Грузии лежит ночная мгла,
   Шумит Арагва предо мною...
  
   Публика в чайхане разразилась аплодисментами. Пушкин здесь считался своим, кавказским поэтом. О его пребывании на Кавказе, в Тифлисе рассказывали до сих пор. Ник был поражен. Ашуг пел на чистейшем русском языке. Более того, кяманча в его руках превратилась в гитару и умело взятые аккорды прекрасно соответствовали мелодии романса. Ашуг был поистине великим талантом! А как он пел! Ничего подобного ни до, ни после, Ник никогда не слышал! Растроганные и расслабленные зрители не замечали времени. Всем хотелось, чтобы этот божественный голос никогда не замолкал.
   Но вот, наконец, ашуг вышел из зала чайханы в соседнюю комнату. Все молчали и ждали. Когда он вошел снова, Ник заметил, что выражение его лица изменилось. Какое-то неуловимый оттенок боли появился на нем. Евангул пересел с помоста к зрителям . На помосте остался один ашуг с кяманчей на коленях. В чайхане и на улице наступила полная тишина. И ашуг запел. Это была дивная песнь любви.
  
  
   Забытый сон, в глицинии веранда,
   И стон любви: "Мой храбрый паладин!"
   О, как цвела в тот год персидская мимоза,
   Плыла по небу полная луна,
   В чуть бьющийся фонтан отцветшая уж роза
   Роняла лепестки...
  
   Ашуг пел время от времени хрипнущим голосом о любви, предательстве, о сражении с подосланными убийцами на узкой горной тропе, о старом дервише, вылечившим тяжело раненого воина, о смерти возлюбленной, не выдержавшей ложного известия о гибели любимого. Пение было столь проникновенным, что даже зрители в чайхане не выдержали, у них на глаза наворачивались слезы. А галерка, то есть улица, балконы, плоские крыши окрестных домов, на которых расположились слушатели, рыдала навзрыд. Только горестное:"Вах, вах!" разносилось над городом. Ник был тронут до глубины души. Вся атмосфера этого необыкновенного вечера и гениальное пение помимо его воли подействовали на него, ибо это было истинное мастерство. Он наблюдал за ашугом. И увидел, как с последними аккордами песни по мужественному лицу ашуга полились слезы. Песнь кончилась. Несколько секунд ашуг сидел, не двигаясь, устремив куда-то вверх незрячие глаза. И зрители молчали, как завороженные. Но вот ашуг встал и тогда шквал аплодисментов обрушился на него. С большим достоинством ашуг поклонился и удалился в заднюю комнату чайханы. Тогда постепенно народ стал подниматься и выходить, переговариваясь и делясь впечатлениями. Только в этот момент Ник счел, что может оглянуться и поискать глазами давешнего странного человека, который вызвал его беспокойство. Но он был уверен, что того уже не будет в чайхане. Так оно и оказалось.
  

Глава 8

  
   Улица выглядела необычно, вся в движущихся огоньках. Зрители расходились, держа в руках плошки, наполненные пшеном или лобио, в которые были воткнуты зажженные свечи. Они прикрывали их ладонями от ветра, и ладони казались светящимися.
   Но больше всего удивился Ник, увидев крутящегося здесь Гаспаронэ.Он подскакивал то к одному, то к другому посетителю, предлагал сбегать за фаэтоном, за коляской.
   С таким же предложением он подскочил к Нику, и, делая вид, что предлагает побежать за фаэтоном, быстрой скороговоркой произнес:
   - Кикодзе ждет у Мирзоевских бань. Просит поспешить.
   И тут же исчез.
   Ник был удивлен. "Какие же тут бани Мирзоевские?"- подумал он.
   Но тут ему на помощь, сам того не ведая, снова пришел Петрус. Неподалеку от чайханы их ждал Сафар, с которым о встрече, правда, с совсем другой целью, заранее договорился Петрусэ.Сафар тоже был со светящейся плошкой в руках. Пошептавшись с ним, Петрус и Ник двинулись вверх по довольно крутой улице, плохо вымощенной булыжником. Они шли медленно, но уже вскоре подошли к приземистому зданию с тусклым фонарем у входа. Это были Мирзоевские бани. Войдя в вестибюль, Ник огляделся. Всюду уже привычный ему мрамор, тусклый свет, льющийся из фонарей с цветными стеклами. Но тут он увидел темную фигуру в глубине вестибюля. Ник насторожился. Но эта фигура подошла к ним и оказалась детективом Кикодзе.
   - Что случилось?- шепотом спросил Ник.
   - У меня есть определенные оперативные данные. Возможно, португалец находится где-то здесь. Вы прислали мне записку с Гаспаронэ, что будете в чайхане, и я велел ему дождаться вас и передать, что буду ждать здесь,- тихо объяснил Кикодзе.
   В эти предутренние часы в бане никого не было. В воздухе чувствовался сильный запах серы, как в преисподней. Сафар, пошептавшись с Кикодзе, повел их в один из старых номеров, который сейчас бездействовал. Он открыл дверь в предбанник, раздевальню, а потом ввел их в большое помещение, где располагались утопленные в полу две громадные ванны, в которых можно было бы плавать, если бы они были наполнены водой. Из стены торчали медные краны. Тьму этого помещения освещали только плошки со свечами, которые держали в руках Сафар и детектив Кикодзе. Сафар провел их в глубину номера и стал там возиться, как оказалось, с маленькой дверью.
   - Там вход в подсобные помещения, из которых есть выход в подземелье, по дну которого течет серная вода, - шепотом давал объяснения Кикодзе. - Сафар знает тут все проходы, его еще отец научил. Время от времени приходится тут все чистить и он надзирает за рабочими.
   В подсобке Сафар раздал всем смоляные факелы, которые были там приготовлены на случай осмотра подземелий. Это было весьма кстати, потому что тьма была кромешной и две плошки со свечками уже ничего не освещали. Сафар что-то пробормотал и Кикодзе громким шепотом перевел его слова:
   - Он скажет, когда зажечь факелы. А пока держитесь стены.
   Экспедиция ощупью пробиралась вперед. Через несколько минут все остановились - Сафар возился впереди еще с одной дверью, слышалось лязганье цепи. Потом раздался скрип и дверь отворилась.На путников навалилась теплая волна тяжелого воздуха с сильным запахом серы. Сразу стало трудно дышать.
   От своей плошки со свечой Кикодзе зажег факел, и передал плошку шедшему впереди него Нику. То же самое проделала и первая пара и четыре смоляных факела осветили подземелье. Кирпичный свод немного выше человечесого роста давал возможность идти не наклоняясь. По краю шли бордюры, по которым можно было передвигаться только очень осторожно, а по середине подземелья текла серная река, от которой поднимался удушливый пар. Ничего живого тут не могло быть.
   - Мы сейчас находимся под улицей, - покашливая, сказал Кикодзе, - на которой находятся Мирзоевские бани. Видите, тут склон. Сафар говорит, что сейчас станет легче дышать, мы войдем в другое подземелье, куда впадает речка, которая течет мимо Орбелиановской бани. Там серная вода смешивается с водой речки и воздух чище.
   -Вы бывали здесь раньше, детектив?- спросил Ник.
   - По делам службы нет, а так, из любопытства.
   Дышать уже явно становилась легче и Ник продолжил разговор с детективом. Из разговора стало известным удивительное обстоятельство. Весь старый Тифлис, как и Париж, был пронизан подземными артериями. Когда-то все предместье, которое сейчас называлось Сололаки, было покрыто пышными садами, орошаемыми быстрыми горными речками, бравшими свое начало на горных хребтах, со всех сторон окружавших древний город. Речки прорезали сады, давая им прохладу и сбегали вниз, к Куре. Когда город начал застраиваться, речки стали прятать в подземелья, сооружая для них тоннели. Делалось это на века, добротно, тоннели облицовывались хорошо обожженным кирпичом, они были просторными, в человеческий рост, а то и выше, для того, чтобы по веснам, когда горные речки разбухали переполненные водой и неслись к Куре, они бы не разрушались. Так оказалось, что все Сололаки покоились на подземном городе из многочисленного переплетения подземных ходов. Под какими улицами они проходили, знали тифлисские извозчики. Шум от колес фаэтонов и экипажей и цоканье лошадиных копыт по булыжным мостовым были немного звонче в этих местах. Но это знали не все, а только старые и опытные. То же самое было и в районе Майдана и бань. Многие дома имели выходы из подвалов в подземные ходы. Большую часть города можно было обойти по крышам и чердакам, но еще дальше можно было пройти по подземным ходам, если иметь на руках их план.
   - Дом Елизаветы Алексеевны, - продолжал Кикодзе, - тоже имеет выход через подвал в узкий лаз, который ведет к довольно просторному тоннелю под Бебутовской улицей. А сам тоннель идет под Хлебной площадью и Сионским собором и выходит прямо к берегу Куры. Если посмотреть с другого берега, с Песков, и знать, куда смотреть, то там виден чернеющий вход в этот подземный ход. Когда Кура поднимается весной, то тоннель заливает. Но это бывает редко, он устроен выше довольно высокой отметки подъема воды.
   За этим разговором Ник и не заметил, как они вошли в другой тоннель, гораздо шире предыдущего. Кирпичный свод над их головами был выше и чадящие факелы уже не коптили его.
   Здесь уже было легче идти. Время от времени Сафар, высоко подняв факел, осматривал стены.
   - Он ищет на стене металлические скобы. Они сделаны в форме буквы "П", представляют собой лестницу, как делают в Тифлисе на домах на случай пожара, и ведут к верхней части стены. Там должно быть убежище, Сафар ведет нас туда, у меня есть какие-то подозрения, - пояснил Кикодзе.
   - Убежище? От чего? - спросил Ник.
   - Весной бывает сель в горах. И тогда сюда, как в воронку устремляются сумасшедшие потоки воды. Наверху, возле бани, есть чугунная решетка. Она сдерживает камни, крупные ветки, но вода и грязь прорываются сюда. И сегодня довольно опасно, весна, хотя и поздняя. Хорошо, что нет дождя. А то пришлось бы идти по пояс в воде.
   В это время Сафар остановился. Все четверо подошли друг к другу поближе и четыре факела осветили мокрую замшелую стену, покрытую склизкой грязью, из которой торчали неровно вбитые скобы. Сафар передал свой факел идущему вслед за ним Петрусу. Петрус поднял оба факела повыше, чтобы Сафар мог видеть скобы и тот, вытирая каждую скобу прихваченной им ветошью, стал осторожно подниматься вверх. Там виден был темный неровный квадрат - вход в убежище. Задрав головы, оставшиеся трое напряженно следили за худощавой и ловкой фигуркой Сафара. Добравшись до убежища, Сафар стал всматриваться, но в темноте он ничего не видел. Тогда Петрус передал Нику факелы, и полез вверх. Когда Петрус был на середине лестнице, и эта высота была уже досягаема для тех, кто стоял внизу, Ник отдал ему факел и поднял свои так высоко, чтобы стена была хоть как-то освещена. Сафар нагнулся, взял факел и поднес его к краю убежища.
   - Вай ме! - вырвалось у него. - Там кто-то есть.
   - О, Господи, что же это может быть? - вырвалось у Кикодзе.
   - Спускайся, Сафар,- сказал Ник, - полезу я. А вы, детектив, будьте на лестнице за мной. На всякий случай, оружие у вас есть?
   -Да, конечно, я ведь при исполнении, - быстро ответил Кикодзе.
   Сафар спустился с обезьяньей проворностью, а Ник полез наверх, правда, не так ловко, как это только что проделал Сафар. Когда Ник добрался до убежища, поднимавшийся за ним Кикодзе передал ему один из факелов, которые внизу уже держали Петрус и Сафар. Ник осветил вход в убежище. Это была выбитая в стене пещера, узкая, но довольно глубокая. И недалеко от входа лежало что-то, похожее на тюк. Ник влез в пещеру. Факел он передал Кикодзе, который светил внутрь. Ник полез на четвереньках вглубь пещеры. Свет факела едва освещал ее внутренность. Ник подполз к тому, что он принял за тюк и потрогал его. Тюк зашевелился. Это был человек. В ответ на прикосновение он замычал. Тогда Ник стал ощупывать его и наконец, наткнулся на лицо.Оно было завязано или залеплено так, что оставался на свободе только нос, чтобы человек мог дышать, но не мог кричать. Тогда Ник стал искать, где завязана повязка и через несколько секунд освободил лицо несчастного.
   - Кто вы?- спросил Ник
   Но в ответ услышал только нечленораздельное мычание. Ник ощупал его дальше, вынул из кармана перочинный нож и разрезал веревки, которые стягивали ему руки и ноги. Он стал энергично растирать пленнику ноги, чтобы в онемевших членах восстановилось кровообращение, и обратился к Кикодзе, который терпеливо стоял на последней ступеньке лестницы и светил факелом, ничего не спрашивая, чтобы не отвлекать Ника.
   -Надо как-то спустить его вниз. Предупредите Петруса и Сафара.
   - Сейчас, - сказал Кикодзе, и обратившись вниз, крикнул что сейчас Ник будет спускать найденного ими человека.
   -Вы сможете двигаться сами?-спросил он у пленника пещеры.
   Тот стал понемножку приходить в себя.
   -Кто вы?- наконец спросил он хриплым и прерывающимся голосом.
   -Детективы.-ответил Ник. -Ищем похищенного человека.
   -Меня похитили - услышал, наконец, Ник. - Я португалец.
   "Слава Богу" - подумал он.-"Живой". В это время португалец начал становиться на четвереньки. Ник пополз к выходу, а португалец, постанывая, пятился за ним. С большим трудом, придерживая несчастного, Нику удалось спустить его с неудобной и скользкой лестницы из скоб. Внизу протянутые руки Кикодзе, Петруса и Сафара приняли почти сползающего по стене обессиленного человека. Как только его поставили на ноги,он прохрипел:
   -Пить...
   Кикодзе вытащил из-за пазухи флягу с водой и подал ее португальцу. Несчастный стоял, прислонившись спиной к стене тоннеля, запрокинув голову и жадно глотал воду из фляги. Кадык его ходил вверх и вниз с каждым глотком. Наконец, он опустил флягу, в которой не осталось и капли воды и жалобно проговорил:
   - А какой-нибудь еды у вас нет?
   - Вай, вай, сацхали каци, бедный человек, - проговорил Сафар и достал из кармана кусок хлеба с сыром.
   Ник спросил:
   - Вы сможете идти? Мы будем помогать вам.
   -Я постараюсь, - ответил португалец.
   Все четверо, теперь уже со спасенным португальцем, стали выбираться из подземелья. Португалец опирался на Петруса и Кикодзе, впереди снова шел Сафар с двумя факелами, а позади шествие замыкал Ник. Им предстояло пройти тот же путь и сделать это как можно скорее, пока не рассвело.Ник опасался, что португалец не сможет идти, но тот, прихрамывая на обе ноги, довольно бодро двигался по узкому бордюру, придерживаемый своми спутниками. Обратная дорога была несколько затрудненной. Все уже устали. Наконец, вся пятерка выбралась из большого тоннеля и завернула в более узкий, который вел к Мирзоевским баням. Когда все уже выбрались в этот тоннель, позади раздался какой-то гул.
   - Что это?- спросил Ник у Сафара.
   Но тот замахал свободной рукой:
   -Скорее, скорее, не останавливайтесь.
   Все, пыхтя и задыхаясь, прибавили шагу. Гул за ними нарастал. Пройдя еще немного, Сафар остановился и высоко поднял факел. Ник обернулся. В неровном свете факелов они увидели, как по только что оставленному ими тоннелю, с грохотом мчащегося с огромной скоростью железнодорожного поезда, пронеслась водяная лавина. На мгновения она заполнила собой весь тоннель, шедший от Орбелиановской бани и захлестнула своим краем Мирзоевский тоннель. Все пятеро в ужасе прижались к мокрой и скользкой стене. Но опасности уже не было. Если бы они немного замешкались, то им грозила бы неминуемая гибель. Молча они продолжили свой путь и вскоре достигли уже Мирзоевской бани. По очереди они вылезли, наконец, в тот номер, который служил им пристанищем в начале пути. Там они уселись на каменные лежанки, которые есть в каждом номере серной бани, и стали понемногу приходить в себя.
   Португалец, отдышавшись, стал благодарить за свое спасение, но Ник махнул ему рукой.
   -Подождите, опасность еще не миновала. Нам надо выбраться отсюда так, чтобы нас никто не видел.
   Кикодзе, наклонившись к Нику, шепотом предложил ему свой план. Возле чайханы всю ночь дежурят два-три фаэтона. Он спускается к ним, нанимает фаэтон, поднимается к Мирзоевской бане, усаживает в него португальца и везет его в Ортачалы, на конспиративную квартиру. Это надежное место, там португалец будет в безопасности. Пусть он немного придет в себя, тогда можно будет его допросить. Ник согласился с Кикодзе. Тем более, как он полагал, миссия его в спасении португальца окончена, дальше пусть им занимается тифлисская полиция. Кикодзе выскочил из бани и не прошло и пятнадцати минут, как он возвратился с одноконным фаэтоном. Сафар и Петрус помогли посадить португальца в фаэтон, Кикодзе запрыгнул вслед за ним, и фаэтон, погромыхивая по булыжной мостовой, покатил в город.
  

Глава 8.

   Ником вдруг овладело какое-то бесшабашное настроение. Такое с ним бывало часто после удачно выполненного дела. Он повернулся к Петрусу, который о чем то говорил с Сафаром.
   - Что это вы шепчетесь?- весело спросил Ник.
   - Сафар предлагает пойти поесть хаши. Самое время, говорит. К тому же мы здорово проголодались.
   - Замечательно. Я всех приглашаю. - ответил Ник, у которого сразу же засосало под ложечкой. - Если не считать чая в чайхане, они со вчерашнего дня ничего не ели. - Да, но как мы выглядим! И какое от нас амбрэ!
   -Да-а-а, - протянул Петрус, принюхиваясь. - Но я думаю, это поправимо. - С этими словами он обратился к Сафару, который сразу же все понял.Сафар быстро закивал головой и все трое спустились от Мирзоевской бани к Бебутовской, которая была буквально в десяти шагах. Сафар растолкал спящего мальчишку-посыльного, сказал ему несколько слов и тот куда-то умчался. Ник, Петрус и Сафар вошли в небольшой дворик, усаженный акациями, где стояло несколько деревянных скамеек, прошли его и вновь вошли в низкое каменное здание. Это был вестибюль бани, круглый, со стеклянным обширным фонарем в потолке. Здесь уже все было выложено мрамором. Сафар показал рукой на одну из шести дверей, выходящих в вестибюль.
   - Сафар приглашает нас в самый роскошный нумер, "генеральский", - усмехнулся Петрус, который уже не раз посещал эти бани.
   - Ну, ну , посмотрим, как моют на Кавказе генералов, - засмеялся Ник. Это маленькое приключение очень забавляло его.Они зашли в просторный предбанник, по обеим сторонам которого были расположены каменные лежанки, устланные пышными коврами с разбросанными по ним тугими мутаками. Сафар проворно достал из шкафчика стопку белоснежных простыней.В этот момент в дверь постучались. Сафар бросился открывать и на пороге предбанника перед изумленными взорами Ника и Петруса возник древний старец, одетый в пестрый полосатый халат и маленькую туго скрученную чалму. Он воззрился на полураздетых мужчин, затем быстро скинул с себя халат и предстал перед ними в костюме Адама с небольшой набедренной повязкой на чреслах. Зрелище было фантастическое. Сморщенное оливково-смуглое тело старца резко контрастировало с его редкой окрашенной хной бороденкой, над которой свисал хищный плоский нос. Два черных глаза сверлили Ника и Петруса. Сафар, низко кланяясь, звенящим шепотом прошептал:
   - Это Сэрмол!
   Не успев сообразить, что за важное лицо очутилось в их обществе, Ник вдруг оказался в крепких жилистых руках старца. Он проворно накинул на него простыню и поволок за собой внутрь номера. Сафар только успел вдогонку сунуть Нику деревянные коши, без которых передвигаться по мокрому мраморному полу было невозможно. Ник и Сэрмол скрылись в густых облаках пара. Старец все приговаривал что-то, но Ник разобрал только "граф Воронцов" из чего сделал заключение, что старец сообщает ему, что он мыл графа и это составляет предмет его особой гордости. На мгновение оставив Ника, старец нырнул в облака пара, появился с шайкой горячей воды, которой обдал каменную лежанку и легонько подтолкнул к ней Ника. Нику было смешно, но он расслабился и предоставил себя в полное распоряжение старца. И тут на него обрушился водопад горячей воды, так что ему оставалось только ловить воздух ртом, как рыба, выброшенная из воды. Незамедлительно за этим старец бросился на него с горячей варежкой, кисой, и принялся легкими движениями тереть тело. И тут Ник с ужасом увидел, что с него, как со змеи, слезает кожа. Еще несколько легких движений - и старец снова обдал его горячей водой, приговаривая: "Якши, пранг, якши!". Где-то неподалеку, на соседнем каменном ложе, скрытый облаками пара, трудился Сафар над Петрусом. После того, как с Ника сошли грязь и отмершая кожа, Сэрмол обдал его горячем жидким мылом, из полотнянного огромного мешка, похожего на наволочку, и затем приступил к последним, заключительным аккордам - массажу. Все это происходило в таком бешеном темпе, что Ник не успевал промолвить ни слова. После этого старец знаком велел Нику подняться и препроводил его в бассейн с горячей водой. Через несколько минут там же оказался и Петрус. Отдышавшись, Ник и Петрус выбрались из бассейна. Сафар тут же накинул на них простыни и прошлепал в предбанник. Сэрмола уже нигде не было. Он, как великий артист, пропев свою партию, гордо удалился. Ник и Петрус поплелись за Сафаром и рухнули на лежанки, предварительно накрытые заботливыми руками Сафара простынями, приятно пахнущими свежестью и полевыми цветами.
   Отдышавшись, Ник почувствовал необычайный прилив энергии, как-будто не было такой тяжелой ночи, и волчий голод. Быстро одевшись в вычищенную чьими-то проворными руками одежду, Ник и Петрус выбрались из бани. Во дворе на скамеечке сидел улыбающийся Сафар. Тут вся компания отправилась на Майдан, в духан.
   Утро только начиналось. Воздух был напоен свежестью, улицы, умытые дворниками и утренней росой, сверкали, Метехский замок над Курой был розовым в лучах восходящего солнца. У Орбелиановской бани, там где протекала речка, крутился какой-то немногочисленный народ.
   - Убирают. - сказал Сафар.- Ночью, что грязь сверху принесло, это убирают.
   Ник понял, что это убирали последствия ночного селя, жертвой которого они могли стать и ему стало немного не по себе. Но через несколько минут они уже входили в духан, и острый запах душистого хаши с чесноком отбросил все дурные мысли.
   После духана, сердечно распрощавшись с Сафаром, Ник и Петрус медленно поплелись к себе домой. После таких трудных дней Ник мечтал только о диване, пледе и книге.
  
  

Глава 9

  
   Отдохнуть Нику удалось. Вначале, как всегда с ним бывало, он начал анализировать события прошедшего дня. Раз за разом он мысленно прокручивал в голове эпизод за эпизодом, а услужливая память подбрасывала информацию. Так он дошел до странного человека, пристальный взгляд которого в чайхане беспокоил его. " Где, где, где? Где я видел его? А точно, что видел. Слишком остро, значит недавно. Давай, давай , работай" - подбадривал себя Ник. -"Начнем с конца. Прокручиваем назад. Чайхана, Майдан, синагога, Сионский собор - нет, там нигде не было такого. Еще дальше, визит к Ляйстеру - нет. Визит к Бычковскому - туда пусто, обратно, прогулка по Головинскому, караван... Черт, точно, облако пыли, коляска, седок. Все, поймал. Это он, этот человек! Значит, он прибыл в Тифлис одновременно со мной. Так, так , так. Он здесь, очень хорошо. Я его раньше никогда не видел? Кажется, нет. Ну, ладно. Отложим на соответствующую полочку. Поиск окончен. Отдыхать, отдыхать" - Ник блаженно потянулся и через несколько минут тихая дрема овладела им.
   Из этого приятного состояния его вывел голос Петруса. Петрус стоял над головой Ника и тряс какой-то бумажкой. Ник живо вскочил.
   -Гаспаронэ принес. Ждет внизу.- сообщил Петрус.
   В записке, принесенной от Кикодзе было сказано: "Португалец отдыхает. Пока он ничего не говорит. Его напарник, дон Педро встречался вчера с незнакомцем в Ботаническом саду, неподалеку от Татарского кладбища. Наблюдение установлено за обоими. С глубоким почтением. Аполлинарий Кикодзе".
   Ник с восхищением откинулся на спинку дивана. "Ну, молодец! Блестящий сыщик!"
   Он тут же написал записку Кикодзе: " Сообщите приметы незнакомца, с которым встречался дон Педро. С уважением. Н.А. де-Кефед-Ганзен".
   - Отдай Гаспаронэ. И пусть незамедлительно ответ доставят.
   Почта сработала споро. Через полчаса Ник уже читал: "Незнакомец, встречавшийся с доном Мигелем, выглядит так - рост немного выше среднего, худощавого сложения, одет в темное, темносерое или черное. Лицо бледное, черты лица европейские, крупный нос, тонкие губы. Волосы производят впечатление бесцветных, но шатен. Странные глаза - как будто стального цвета, но временами производят впечатление очень темных, взгляд неприятный, пронзительный, как бы сверлящий того, на кого он смотрит. Приехал на днях. Остановился в частном доме на Петра Великого (Sic!!!), то ли в 30, то ли в 32 номере. ".
   "На Петра Великого",-подумал Ник, - "Ну да, конечно, было донесение, что этот дон Педро после прогулки по Головинскому заглядывал на короткое время в какой-то дом. Интересно, что это за дом. Пока я знаю что где-то там на Петра Великого собирается весьма приличное общество играть в бостон. Но этот ли дом? Надо прогуляться туда. Поближе к вечеру. В сумерки."
   Как бы отвечая пожеланию Ника, в комнату вошел Петрус, держа в руке конверт.
   - Посыльный от правителя канцелярии губернатора, - провозгласил он. - Ждет ответа.
   Ник проворно вскрыл ножичком из слоновой кости конверт.
   "Милостивый государь Николай Александрович,
   Не обессудьте, не могу уделить Вам должного внимания. Но вот сегодня вечером моя супруга, Мария Яковлевна, собирается в одно общество, которое может быть Вам полезным, где играют раз в месяц по вечерам в бостон. Это недалеко. На улице Петра Великого. Если Вы любите сию игру, то сделайте одолжение, сопроводите ее. В случае Вашего согласия фаэтон будет ждать Вас на Хлебной площади в 7 вечера.
   Ваше решение передайте на словах с посыльным.
   Ваш Сергей Васильевич".
   "Так,так, так, - думал Ник, - кто же там может быть такой, что Сергей Васильевич полагает, что мне нужно быть обязательно. Интересно."
   Петрус терпеливо стоял рядом. Ник поднял голову от письма и сказал:
   -Передай посыльному, что я с радостью буду сопровождать сегодня вечером супругу Сергея Васильевича. То есть скажи так. Граф де-Кефед-Ганзен будет счастлив сопровождать супругу правителя канцелярии тифлисского губернатора. И пусть он передаст слово в слово.
   И про себя подумал: "Кто еще должен узнать об этом? Хорошо бы и за этим посыльным установить слежку.Да за всем не уследишь".
   Где-то без десяти минут семь тщательно одетый, свежевыбритый и благоухающий Ник вышел из дома. На Хлебной площади стоял нарядный фаэтон, обитый изнутри лиловым шелком, с молодым фаэтонщиком, который важно поклонился Нику. Ник сел и фаэтон тронулся вверх по улице. Не прошло и десяти минут, как фаэтон остановился у дома под номером 12 на улице Паскевича. У ворот ждала служанка, которая завидев фаэтон, стремглав бросилась в дом. Через пару минут из дома появилась молодая дама. Ник вышел из фаэтона и поцеловал ей руку, сделав вид, что они уже знакомы. Нисколько не смущаясь, дама оперлась на его руку и сказала звонким голосом так, будто они только вчера еще встречались:
   - Как это мило с вашей стороны, любезный Николай Александрович, сопровождать меня сегодня. Сергей Васильевич так занят.
   При этом она сделала круглые глаза. Было очевидно, что молодой даме это маленькое приключение доставляет удовольствие.
   Ник поклонился и в свою очередь сказал:
   - Всегда к вашим услугам, дорогая Мария Яковлевна.
   Затем он усадил даму в фаэтон и они покатили на Петра Великого. Это было совсем близко, буквально в пяти минутах. Пока они ехали, Мария Яковлевна шепотом деловито, но немного сумбурно, рассказала о хозяевах дома, куда они направлялись:
   -Там будет пожилая дама, Катерина Акакиевна, она большая мастерица играть в бостон. Так вот, Сергей Васильевич велел передать вам, что вы должны ей обязательно проиграть.Но так, чтобы она ничего не заподозрила. Вам нужно привлечь к себе ее внимание. Она всюду вхожа и любит покровительствовать молодым людям. Дружба с ней облегчит вашу задачу. Сергей Васильевич велел передать вам золотые монеты, Катерина Акакиевна на ассигнации не играет. Все это вам оплачивает ведомство,- продолжала шептать Мария Яковлевна, уловив протестующий жест Ника и не давая ему вставить ни слова.- Да, дом-то, хозяйка его, баронесса Елизавета Дмитриевна...
   В этот момент фаэтон остановился и Нику, не дослушав, надо было вылезать и подавать руку Марии Яковлевне. Краем глаза он заметил, что у трехэтажного серого дома со стрельчатыми высокими окнами, где остановился фаэтон и куда они направлялись, крутится мальчуган с папиросным лотком на шее.
   Войдя в дом, они увидели направляющуюся к ним улыбающуюся пожилую даму.
   -Елизавета Дмитриевна,позвольте вам представить, граф Николай Александрович де- Кефед-Ганзен, ученый-этнограф из Петербурга, - защебетала Мария Яковлевна.
   -Очень приятно, люблю видеть у себя новые лица. А сегодня у меня еще один новый гость. Тоже ученый, лингвист. Он мой сосед, да только редко бывает в Тифлисе.Сейчас его привело в Тифлис печальное событие, не стало его матушки и моей сердечной приятельницы. Позвольте вас познакомить, - и Елизавета Дмитриевна подвела Ника к стоящему у окна господину.
   -Иван Александрович, - окликнула она.
   Человек у окна повернулся на зов и Ник увидел того, за которым охотился Кикодзе, которого он приметил в чайхане и полагал, что тот охотится за ним. Ник остолбенел. "Надо же, неспроста Гапаронэ тут крутился!"-подумал он.
   А Елизавета Дмитриевна продолжала:
   -Иван Александрович князь Аргутинский, так его зовут в России, а на самом-то деле он французский дворянин Бодуэн де Куртенэ, а родом-то они, род Куртэне, из Фландрии. Иван Александрович большой путешественник, много жил в Индостане, владеет санскритом, да чего ж все я говорю, вы уж сами, оставляю вас, пойдемте, Мария Яковлевна, в наш дамский салон. А мужчины могут уже направиться в "карточный" салон, там началась уже игра.
   И она указала веером на дверь, возле которой стоял лакей в ливрее. Иван Александрович вежливо пропустил вперед Ника и они прошли в салон, оклеенный красными французскими обоями, где мужчины, любители бостона, и пожилые дамы уже расположились за карточными столами. Там же теснились молодые люди,которые не играли в карты, а стремились всеми правдами и неправдами проникнуть во второй салон, где сидела баронесса с молодыми дамами, не игравшими в карты. Баронесса, очень любившая бостон, не хотела бросать гостей вначале вечера, зная, что увлекшись игрой уже не сможет уделить должного внимания не играющим гостям. А там, во втором салоне, делались многие дела - заводились нужные знакомства, обговаривались важные договоры, устраивались матримониальные партии.
   Войдя в "карточный салон", Ник с интересом огляделся по сторонам.В центре салона за столом уже шла игра. Внимание всех было приковано к весьма пожилой даме, маленькой, сухонькой, которая с азартом выбрасывала карты и торжествующе смотрела при этом на партнеров. Этой азартной старушкой была Катерина Акакиевна, урожденная княжна Орбелиани, вдова боевого генерала, почтенная, всеми уважаемая дама, во всех случаях кроме бостона ухитрявшаяся при своем маленьком росте и щуплом телосложении сохранять величественный вид. Заметив новых молодых людей, она не отрываясь от карт, провозгласила неожиданно густым басом:
   - А что же вы не садитесь, господа? Прошу, прошу.
   Как раз должна была начаться новая партия. Ник и де Куртэне сели за стол. Оба они, как оказалось, были неплохими игроками. Но сравниться с Катериной Акакиевной они не могли. Разведя руками, Иван Александрович достал бумажник и положил на стол проигранные им деньги в ассигнациях. Катерина Акакиевна поморщилась. И тут же расцвела и даже бросила кокетливый взгляд в сторону Ника, когда он выложил столбик золотых монет. Игра продолжалась. Судьба улыбнулась Куртэне, но Нику положительно не везло, и горка золота перекочевала в обширный ридикюль Катерины Акакиевны, полностью расположив ее к Нику. Ник счел, что эту операцию он провел безупречно. Но теперь этот Куртэне!Он так внезапно появился, как будто призрак обрел плоть. Ник полагал, что будет длинная и сложная охота и вот на тебе! Значит, тут что-то не то, они охотились, видимо, не за тем человеком. Хотя к этому Куртэне надо будет приглядеться.
   За карточными столами наступило временное затишье. Катерина Акакиевна подагрическим пальцем поманила к себе Ника.
   - Что, со многими ты тут знаком?- спросила она шепотом, на правах близкого друга перейдя на ты.
   - Да ни с кем, я ведь только приехал.
   Катерина Акакиевна удовлетворенно закивала головой.
   -Сейчас, сейчас, - начала приговаривать она, зорко оглядываясь по сторонам. Взгяд ее зацепил представительного моложавого мужчину.
   -Ага, - удовлетворенно сказала она, подняв к носу висевший на золотой цепочке черепаховый лорнет и стала пристально его разглядывать.Почувствовав на себе ее гипнотизирующий взгляд, мужчина издали поклонился и тут же стал пробираться к ней.
   -Что же вы, Шамиршах Луарсабович, совсем меня, старуху, забыли, - рокотала она над головой приложившегося к ручке седеющего великана.
   - Это невозможно, Катерина Акакиевна, таких друзей как вы не забывают!
   -А я вот хочу вам представить моего нового друга,-продолжала Катерина Акакиевна, - на днях пожаловал к нам из Петербурга. Прошу любить и жаловать.
   Ник и улыбающийся великан обменялись поклонами.
   -Как ваше артистическое общество?Когда чем-то новеньким побалуете?Не ждете кого на гастроль?- жадно выспрашивала она, обнаруживая свое пристрастие к театру.- Ну что же, жду, жду ваших приглашений. И моего друга не забудьте.
   Отпустив милостивым жестом великана, Катерина Акакиевна начала высматривать новую жертву. Так в течение получаса Ник обрел новых знакомых, среди которых оказались кроме уже представленного ему Шамиршаха Луарсабовича Мелик-Беглярова, князь Бебутов, Александр Иванович Хатисов, князь Александр Михайлович Багратион-Мухранский, камер-юнкер двора его императорского величества, ханша Зейнаб-Ханум Атабекова-Коблианская, персидский принц Хосров-Мирза Каджар, служивший в драгунском полку Короля Датского Христиана IX и два молодых поручика, живших, как оказалось по соседству, на той же Петра Великого - князь Давид Захарович Чавчавадзе и Сергей Андреевич Беренс, из Нижегородского драгунского полка, квартировавшего в Кахетии.
   Все это время Ник пытался, как мог, не выпускать из виду Куртэне. К его удивлению, тот и не старался как-то исчезнуть, наоборот, стоя почти все время у окна, он внимательно следил за Ником, и как только бурная деятельность Катерины Акакиевны немного поугасла, стал пробираться к нему.
   Ник пошел навстречу и они вместе отошли в дальний угол салона, где стоял небольшой низкий столик и два удобных кресла. На столике стояли вазы с шоколадом сюшар, кайе, гала-петер, до которых Ник не был охотником и коробка папирос хан-кефи. Ник и Куртэне расположились в креслах, как два старинных приятеля для приятной беседы. Решив взять инициативу в свои руки, Ник любезно осведомился:
   -Давно вы прибыли в Тифлис, Иван Александрович? - это был вполне нейтральный вопрос для нового знакомства.
   Иван Александрович взял папиросу, помял ее в тонких пальцах и снова положил на место. Ник удивился. Было очевидно, что его собеседник нервничает.
   - Да прибыл-то я в Тифлис всего неделю, вначале морем, в Батум, а потом дорожным дилижансом. Со мной приключилась неприятность - часть вещей пропала дорогой. Да еще я подхватил лихорадку в дороге - почти неделю отлеживался, вот только впервые выбрался к Елизавете Дмитриевне.
   И он поднял глаза на Ника. Ник чуть не поперхнулся. На него смотрели вполне невинные васильково-синие глаза немного утомленного интеллигентного человека.
   "Не он, не он, - пронеслось в голове у Ника. - Да и этот смугл, как-будто из Африки или из Индостана прибыл.Но какое фантастическое сходство!Все, кроме глаз!"
   Иван Александрович продолжал:
   -Сергей Андреевич вчера приехал из Кахетии, застал меня в страшной хандре и вытащил к Елизавете Дмитриевне, она была большой приятельницей моей покойной матушки.Я получил известие о ее кончине слишком поздно, оно застало меня в Бомбее. На мое счастье небольшое судно как раз направлялось из Бомбея в Стамбул.Потрепало нас изрядно в дороге. Ну, а из Стамбула в Тифлис уже рукой подать - да вот тут-то и свалила меня лихорадка. Вот после стольких неприятностей я и прихожу в себя.
   -Очень сочувствую вам, - сказал Ник. "Что-то много народу из Индостана собралось в Тифлисе в последнее время", подумал он. И продолжал.
   - Я знаю, что такое лихорадка. И с хинином не расстаюсь.
   Иван Александрович закивал головой.
   - И хинин уже не помогает.Ну да ничего, в Тифлисе сразу лучше стало.Люблю Тифлис.
   Он вздохнул, огляделся по сторонам как-то странно, будто чего-то опасался.
   - Николай Александрович, - вдруг жалобно, почти шепотом сказал он, - со мной приключилось что-то от этой лихорадки. Вижу я, вы человек нашего круга,не хочу, чтобы обо мне бог знает что говорили, но мне надо посоветоваться. Я рассчитываю на вашу порядочность и прошу вас никому об этом не рассказывать. Но мне нужен совет серьезного человека.
   Ник удивился такому предисловию,но не показал виду.
   -Вы можете рассчитывать на меня,- тихо сказал он и придвинулся к собеседнику.
   -Я сказал вам, что не выходил из дома все то время, что приехал в Тифлис.Но это не совсем так. Небольшие прогулки по улице для моциона я делал. Старался выходить по утрам, когда на улице было пустынно.И вот на второй или третий день после приезда я вышел на такую короткую прогулку и пошел по левой стороне улицы мимо канцелярии наместника и до жандармского управления.Вы знаете, улица эта весьма респектабельная, тут все присутствия да солидные дома.Не прошел я и пяти минут, почти дошел до угла, как навстречу мне вышел некто. Я не привык рассматривать праздно людей на улицах, но этот человек шел так мне навстречу, словно пытаясь столкнуться со мной. Я посторонился, поднял на него глаза и остолбенел. Это был я.Человек не глядя на меня прошел быстрым шагом мимо по направлению к Сололакской. Я в растерянности постоял немного и потом продолжил свою прогулку дальше, перейдя через дорогу. Эта странная встреча занимала меня и я думал о ней, когда почти дошел до следующего угла...
   Тут Иван Алексадрович запнулся и горестно взглянул ни Ника.
   -И что же?-тихо спросил Ник.
   - Из-за угла вышел тот же человек,то есть я, стремительно прошел мимо меня и стал спускаться к Головинскому. Тут мне стало плохо, закружилась голова и я чуть было не упал в обморок. Еле-еле я дошел до дому и свалился с еще более сильным приступом лихорадки. Когда я немного оправился, то понял, что у меня галлюцинации и что мне надо обратиться к соответствующему врачу. И вот я хочу посоветоваться с вами. Я видел, что вы пришли с Марией Яковлевной, а она знает хороших врачей, сама она для себя кончала какие-то медицинские курсы и всегда помогает всем. Но сам я не хочу ее просить, чтобы не вызывать лишних разговоров. Вот поэтому, расположившись к вам, я и рассказал вам мою странную историю и прошу вас о помощи.
   Во время этого монолога Ник не проронил ни слова. "Что же это такое делается, - думал он. - Кто же водит этот бесовский хоровод? Ну да ладно, играем дальше".
   - Не берите себе в голову Иван Александрович, - успокоительно сказал он.- Я поговорю с Марией Яковлевной. Думаю, что это состояние само собой пройдет, стоит вам только получше отдохнуть и акклиматизироваться.
   В этот момент он увидел, что его высматривает Мария Яковлевна. Увидев Ника, беседующего с Иваном Александровичем, она махнула ему кружевным платочком. Ник извинился, и лавируя между гостями, прошел к ней.
   -Голубчик Николай Александрович, -пропела Мария Яковлевна, - хоть и жаль покидать этот приятный дом, да уж время.
   Откланявшись, Мария Яковлевна и Николай Александрович вышли в прохладу южной весенней ночи. Ночь была густа и темна, томительно пахло цветущей белой акацией и персидской мимозой. Почему-то горел только один уличный фонарь, да и тот ближе к Сололакской. Ник осторожно вел Марию Яковлевну. Фаэтон, освещаемый маленьким фонариком, который фаэтонщик высоко поднял, освещая дорогу, ждал их у дома.
   -Отчего ж это фонари-то не горят?- спросила Мария Яковлевна. - Ведь давеча горели?
   - Не знаю, ваше превосходительство, - отвечал свесившись с козел фаэтонщик. - Горели и сегодня вечером, а потом враз погасли, как будто ветром сдуло. Я задремал, просыпаюсь - на улице темень.
   -Городской голова в доме гостит, а на улице света нет. Куда смотрит полиция-то?-патетически воскликнула Мария Яковлевна, усаживаясь в фаэтон. Ник молча помогал ей, предварительно нащупав в кармане сюртука спасительный смит-и-вессон, предусмотрительно захваченный им с собой.
   Доехав до Паскевича и проводив Марию Яковлевну, Ник отпустил фаэтон и решил вернуться обратно.
   Быстрым шагом он прошел всю улицу и вышел на Сололакскую. Всюду было тихо, все фонари исправно горели, на улицах никого не было. Почти бегом по крутому подъему он поднялся на Ртищевскую, обогнул квартал сверху и снова спустился вниз, на Петра Великого. Возле Жандармского управления все фонари горели. И вниз по улице тоже было освещено. Как ни странно, но они были погашены только у канцелярии наместника и у прилегающих к канцелярии домов. Но в доме Елизаветы Дмитриевны, где уже начинался разъезд гостей, эту странность заметили и слуги с фонарями на деревянных шестах стояли возле дома, освещая отъезжающим дорогу.Ник стал в подворотне соседнего дома, почти вжавшись в выступ стены так, что его не было видно, если только фонарь не был бы направлен прямо на него. Так, невидимым, он наблюдал за разъездом гостей.
   Куртэне вышел с поручиком Беренсом, очень молодым и веселым драгуном. Они, беседуя, перешли через улицу и вошли в подъезд дома напротив. Один из слуг шел рядом с ними, освещая дорогу фонарем. Фонарь качался и в его неровном свете Ник вдруг увидел, что на фасаде дома изображены странные существа. Он видел такое во время своих странствий, но в совсем другом месте и никак не ожидал увидеть это в Тифлисе. Тем временем Куртэне и поручик вошли в дом, слуга вернулся и дом снова оказался во тьме.
   Ник продолжал стоять в подворотне, раздумывая о том, что ему удалось увидеть и узнать сегодня. В доме Елизаветы Дмитриевны уже погасили огни, на улице было совсем темно, только огоньки фонарей у жандармского управления и одинокий фонарь на углу Сололакской делали тьму не столь кромешной. Ник уже решил, что ему надо покидать свой пост и отправляться домой, как вблизи дома послышались осторожные шаркающие шаги и бормотанье.Ничего не было видно, как Ник не напрягал глаза.Ему только показалось, что нечто огромное и бесформенное ввалилось в подъезд того дома, куда некоторое время тому назад вошли Куртэне и поручик.
  

Глава 10

  
   Утро следующего дня началось с визита Аполлинария Кикодзе в образе тифлисского кинто. Ник был рад ему. Накопилось много непонятного, и кое-что, возможно, мог прояснить Кикодзе. Больше всего Ника беспокоили вчерашние галлюцинации Куртэне. Кто мог его интриговать и зачем? Этот же человек, Ник дал про себя ему прозвище "Бледный призрак", появлялся там, где бывал Ник. Это случайность или же часть интриги? Какая связь между португальцем, его спутником доном Педро и этим двойником Куртэне? Имеет ли все это отношение к Индостану или, опять же, случайное стечение обстоятельств? Что искали в доме у персидского консула? Нашли или нет? Кто и зачем похищал португальца? И последнее - что была за странная фигура, которая ночью ввалилась в дом Куртэне? Пока сплошные загадки, запутанный клубок и не видно той ниточки, за которую можно потянуть, чтобы этот клубок распутать.
   Кикодзе кое-что знал.
   - То странное существо, которой вы, Николай Александрович, видели ночью - это граф Эразм Николаевич де Тулуз-Лотрек, из той ветви Тулуз-Лотреков, которая бежала в Россию в начале террора Робеспьера и иже с ним. Он был офицером гвардии в России, на Кавказе, потом внезапно ушел в отставку по болезни. Болезнь и вправду его страшно скрутила, в буквальном смысле слова. Он был громадного роста, с огромными руками и ногами. Теперь он сгорбился, вся фигура стала несуразной. И ударился в увлечение всеми на свете искусствами. На Петра Великого он снимает первый этаж, полуподвальное помещение, там у него студия. К нему собирается маленькое общество, встретить там можно кого угодно - от бродячих музыкантов и актеров до великих князей. А посему эта студия еще одна головная боль тифлисской полиции. Общество балуется кокаинчиком, ну, это сейчас повсеместно.
   - Что-то много французских дворян в одном тифлисском доме,- сказал Ник и рассказал Кикодзе о Куртэне.
   Кикодзе внимательно выслушал его.
   -Интересно,- протянул он. -Весьма, весьма. Что-то неуловимое общее во всем этом есть, но что?Португалец пока в состоянии шока, медленно приходит в себя, хотя уход за ним прекрасный.К сожалению, мы так и не смогли найти того человека, который заходил в гостиницу к его спутнику, этому дону Педро Маскареньяш.И абсолютно не улавливаю связи между всеми этими событиями и встречей дона Педро в ботаническом саду с этим... - и Кикодзе запнулся, не зная как назвать незнакомца.
   Ник усмехнулся.
   - Про себя я зову его теперь "Бледным призраком", - сказал он.
   - Прекрасно, - улыбнулся Кикодзе. - Призрак так призрак. Так вот, с господином "призраком" пока все неясно.
   -А что вчера вечером крутился Гаспаронэ вблизи дома баронессы?-вспомнил Ник.
   -Так задание на то было, присматривать, не появится ли там кто-нибудь из наших подопечных.
   У Ника из головы не выходил граф Тулуз-Лотрек и его студия. Он решил во что бы то ни стало проникнуть туда и посмотреть на публику, которая там собирается.
   -Послушайте, Аполлинарий, - сказал он, -Нет ли у вас способа как нибудь оказаться у графа на сборище?
   Кикодзе хохотнул.
   -У меня точно нет, слишком моя физиономия известна этим господам. А вот вы человек новый, загадочный и к тому же представленный знаменитой Катериной Акакиевной господину Шамиршаху Луарсабовичу Мелик-Беглярову, который является завсегдатаем этой милой кампании.
   -Уже и это знаете?- усмехнулся Ник.
   -А как же, работаем не покладая рук,-хихикнул Кикодзе.
   -Ну, и кто там у вас в осведомителях? Или секрет фирмы?- насмешливо спросил Ник.
   -Что вы, что вы, -замахал руками Кикодзе,- какие осведомители! Там на жалованьи состоят. Те, которых никто не замечает.Люди невидимки.
   -Конечно же, я понимаю, бесконечные бабо Ануш в виде лакеев, дворников и другой прислуги.
   -Да, да, золотой фонд полиции всех времен и народов, - вздохнув, сказал Кикодзе. -Благородная публика их не видит и не слышит. Зато они все видят, все слышат, все замечают, особенно, когда им за это платят. Тут ведь двойная выгода. С одной стороны им платят. С другой стороны те, кто их в упор не видит - предмет ненависти, зависти - почему он, а не я? Особенно, если это выскочки, а не по праву рождения. Ну, а наша задача умело поддерживать этот огонек, который освещает спальни, альковы, тайные встречи, адюльтеры и прочая, прочая, прочая.Подлая штука, эта служба в полиции, с одной стороны, но ведь и общество такое же, с другой стороны.
   - А вы философ, Аполлинарий, - заметил Ник.-Давайте вернемся на землю грешную, тифлисскую.Так что же вы мне посоветуете?
   - Напишите записочку Мелик-Беглярову, что хотели бы что-нибудь оригинальное увидеть в Тифлисе. Уверяю вас, он тотчас же устроит вам приглашение к Тулуз-Лотреку. Адресок его известен -Питоевский дом. Берусь так доставить ваше письмо, что никаких подозрений не вызовет.
   -Ладно, - и Ник сел за письменный стол. Через несколько минут было готово письмо, в котором Ник писал, что был рад вчерашнему приятному знакомству и непрочь его продолжить, так как не чужд муз и наслышан о приятных обществах в Тифлисе.
   - Сейчас доставим наилучшим образом, - приговаривал Кикодзе, забирая у Ника письмо, уже уложенное в конверт с гербом Кефед-Ганзенов.
   Он откланялся и, обещая держать Ника в курсе всех дел, тут же исчез.
   Озабоченный Петрус сунулся было в дверь, но Ник замахал рукой и Петрус, понимающе кивнув, тут же исчез.
   Ник улегся на диван и стал думать о том, какая должна быть линия поведения в случае, если он попадет вечером к графу. Во-первых, кокаин. Быть одурманенным ему вовсе не хотелось.Он знал, что в начале после вдыхания кокаина мысли как бы проясняются, приобретают необычайную ясность, свежесть, звучность. Весь мир наполняется необычайными красками, звуки становятся божественными.Такое состояние длится десять-пятнадцать минут. Потом наступает депрессия, где-то на полчаса, час.Человек теряет контроль над своими эмоциями, а вот этого ему как раз и не хотелось.Немного подумав, Ник решил приготовить себе сам порошок, похожий внешне на кокаин и с некоторыми его свойствами. Имитировать поведение кокаиниста он, конечно, мог.
   Ну, а дальше все зависело от Мелик-Беглярова. Как Ник мог определить по первому впечатлению, это был артист со всеми присущими этому типу людей стереотипами поведения - эмоциональный, увлекающийся, порывистый.
   Пока Ник раздумывал, посыльный уже принес ответное письмо от Мелик-Беглярова. Как Ник и предполагал, все было в нем - и восторги по поводу знакомства, и горячие приглашения на сегодняшний вечер в "одно приятное общество, напротив дома баронессы", "что-то вроде костюмированного бала для избранных", костюм Нику предлагалось выбрать перед вечером в театральном обществе самому, а потом в фаэтоне с соблюдением всех правил игры они отправятся на вечер. Ник передал посыльному записку с благодарностью и обещанием непременно быть.
   Ближе к вечеру Ник отправился на Головинский, предупредив Петруса, где он может быть и чтобы его не ждали ночью.Кроме того, он написал краткую записку для Кикодзе.
   Пройдя медленным прогулочным шагом по Головинскому, Ник подошел к роскошному зданию театрального общества. Спросив там Мелик-Беглярова, он был тут же препровожден к нему. Мелик-Бегляров находился в костюмерной, где в окружении двух театральных костюмерш был занят примеркой костюма на вечер. Приход Ника он встретил с восторгом.
   -Дорогой Николай Александрович, как я рад вашему приходу, а еще больше тому, что вы согласились принять участие в сегодняшнем вечере. Мы будем в венецианских масках, а так как вы человек новый, то никто и ни за что не догадается, кто это.Все-то участники давно друг друг знают!Вы будете изюминкой сегодняшнего вечера!Но какой костюм вы предпочтете?Давайте пройдемся мимо вешалок и посмотрим, что бы вам подошло.
   И Мелик-Бегляров озабоченно пошел мимо бесконечных рядов костюмов, бормоча про себя, что костюм должен подходить к типу лица.
   Искоса поглядывая на Ника, он шептал: " Примерно 12-13 век, что-то от крестоносцев, конечно, с мусульманскими мотивами.Основа- фламандская".
   -Что, что,- заинтересованно спросил Ник, - вы по какому принципу-то костюм мне подбираете?
   -Вы знаете, - смущенно сказал Мелик-Бегляров, - это у меня манера такая, я начинаю фантазировать, когда вижу нового человека, к какой эпохе он больше всего подходил бы. Ну, я что-то о вас уже знаю, фламандские корни, ведь верно?
   Ник засмеялся.
   -На конверте мой герб и это очевидно.
   Мелик-Бегляров обрадовался.
   -Вот видите, а дальше надо только дать волю фантазии и костюм готов.
   Ворча что-то себе под нос и зарываясь в ворох одежды, он вытаскивал откуда-то из глубины то один, то другой предмет туалета и Ник с интересом следил за ним. Наконец, это странное действо было окончено или, скорее, почти подошло к концу. Мелик-Бегляров позвал зычным голосом костюмерш и началось одевание "персонажа" ,как выразился он.Минут через десять раздалось довольное хмыканье и Мелик-Бегляров отойдя на несколько шагов издали оценивал плоды своих трудов.
   -Еще несколько штрихов! -воскликнул он и потащил Ника в гримерную. Гримом занимался он сам. Окончив его, он вытащил из груды маскарадных масок, лежавших тут же на столе одну, приладил ее и торжественно подвел Ника к высокому трюмо.Ник тихо ахнул. Перед ним стоял незнакомый ему средневековый рыцарь. Именно рыцарь, о чем говорила кольчуга, правда довольно короткая и с широким вырезом вокруг шеи, но кольчуга.Она была одета на длинную, ниже колен шелковую рубаху цвета бордо с каким-то еще более насыщенным темнокрасным оттенком. Ноги были обуты в короткие сапоги из кордовской кожи на невысоком широком каблуке.Сапоги под стать рубахе были тоже темнокрасные, но с коричневатым оттенком.На широком кожаном поясе, украшенном серебром, в серебряных ножнах висел дамасский короткий кинжал. На плечах, скрепленный на одном массивной серебряной застежкой, лежал красивыми складками густо-черный плащ. Голову украшал фламандский берет того оттенка бордо, который почти переходил в черный и, в качестве украшения, с берета почти до плеча свисало пышное черное страусовое перо, прикрепленное к берету драгоценной брошью с аметистом. Лицо было неузнаваемо. Верхняя часть лица была скрыта под маской, закрывающей переносицу, а короткая бородка скрывала форму подбородка. Ник повернулся к Мелик-Беглярову и сделал в его сторону глубокий поклон.
   -Вы - мастер с большой буквы!- почтительно сказал он. Мелик-Бегляров театрально гордо вскинул голову, демонстрируя высокий градус самомнения.
   -Айн момент!- сказал он, присел к гримерному зеркалу, что-то подклеил, что-то подмазал на лице и вот перед Ником уже стоял ломбардский купец в пышных одеждах с замшевым кошелем на поясе.
   -Надеюсь, там бренчит золото?-спросил Ник.
   -А как же! - бодро отозвался Мелик-Бегляров.-Я богат и чтим при дворе Филиппа Красивого. Меня лично знает и глубоко уважает сам великий магистр Жак де Моле. А вы, герцог Буйонский, разве вы не прибегаете частенько к моей помощи?
   -Конечно, мессир...- тут Ник сделал паузу и выжидательно посмотрел на Мелик-Беглярова.
   -Буанаротти, герцог, Буанаротти, - подсказал Мелик-Бегляров.
   Тут они оба расхохотались и стали выбираться из театра мимо восхищенных костюмерш, беззвучно аплодировавших им вслед.
   У театра уже стоял фаэтон. Быстро юркнув в его глубину, чтобы не вызывать недоуменных взглядов прохожих, Мелик-Бегляров еще и опустил шторку, прикрепленную к верху экипажа и поднял почти до середины груди кожаную полость с пола фаэтона. Таким образом перед ними была только широкая щель, через которую хорошо была видна дорога, но с улицы не было видно, седоков фаэтона. Фаэтон медленно тронулся в сторону Эриванской площади. Ник откинулся на подушки, прикрыл глаза и стал медленно входить в образ, припоминая все , что могло характеризовать его персонаж. Мелик-Бегляров тоже притих и даже задремал на этом коротком пути. Наконец, фаэтон остановился. Ник откинул кожаную полость и вылез их фаэтона, Мелик-Бегляров последовал за ним. Это опять было то же место, что и вчера, когда Ник прятался в подворотне, только теперь они должны были войти в дом напротив, который давеча в темноте Ник не разглядел. Теперь же то, что он увидел, поразило его. На вид это был обыкновенный тифлисский трехэтажный дом. С левой стороны дома второй этаж нависал над проездом во внутренний двор,но над проездом, над прекрасно отделанной глазурованным серовато-коричневым декоративным кирпичом стеной и окном, на фасаде дома,как бы наблюдая за всем творящимся внизу был изображен Люцифер. Опираясь подбородком на кисти обнаженных мощных рук, лежащих на трапециевидном замковом камне, он открыл рот и длинный лукавый язык поддразнивал окружающий его бренный мир. Два маленьких крутых рожка венчали высокий лоб, огромные дьявольские уши довершали этот удивительный образ. Ник был ошеломлен мастерством скульптора. Этот Люцифер был живым, безусловно, живым. Казалось, что он вот-вот перестанет дразниться, закроет рот и посмеется вместе со всеми. Но нет. Он продолжал свою издевку в одиночестве и бесконечности времени.Ник перевел взгляд на другие орнаменты и барельефы на фасаде дома. У него захватило дух. Он повернулся к Мелик-Беглярову, но тот, в превосходном настроении уже направлялся к двери, над которой горел диковинный фонарь, напевая что-то на ходу.
   -Пожалуйте на бал к Люциферу!- воскликнул он и громоподобно захохотал.
   Ник решил, что сейчас не время для расспросов и молча пошел за ним следом. Мелик-Бегляров постучал в дверь условным стуком , дверь приоткрылась, он прошептал какой-то пароль и приглашая за собой Ника, протиснулся всей своей громадной фигурой в узкую дверь.
   Какая-то невзрачная личность с лошадиным лицом, стоящая у дверей с длинным жезлом в руках прогнусавила:
   - Как прикажете доложить?
   Мелик-Бегляров повернулся к Нику.
   - Это Виктор, с ударением на втором слоге, здешний Цербер,хранитель дверей и печей, он же мажордом и церемониймейстер.Так вот, доложите, из дальних странствий по Палестине прибыл герцог Буйонский и ломбардский купец Буанаротти.
   Мажордом откинул парчовый занавес, за которым оказался огромный зал, стукнул жезлом об пол и объявил:
   - Герцог Буйонский и мессир Буанаротти!
   И Ник с Мелик-Бегляровым вошли в зал.
  
  

Глава 11

  
   Да, конечно, тут потрудились на славу, превращая полуподвал дома в роскошное помещение. Этот зал, иначе его назвать было нельзя, был огромен, казалось, что он бесконечен, он простирался в длину так далеко, что не было видно его конца.Он был разделен арками на несколько нефов. Стены каждого небольшого зала, образованного таким разделением, были задрапированы с необычайной, бесстыдной роскошью.На первый взгляд такое убранство должно было быть варварской безвкусицей, но когда глаз привыкал к этому буйству тканей, ковров, бронзы, то оно начинало казаться гармоничным. Бархат и шелк великолепных цветов, от нежно-розовых цветущей вишни до серебристо-жемчужных пасмурного рассвета в горах, спелого кизила и багровых листьев дикого винограда осенью, нежнолиловых как гроздья глицинии или бледнофиолетовых как фиалки на мшистой полянке в лесу контрастировали с богатой, расшитой серебряными и золотыми узорами парчой. С довольно низкого потолка, тоже задрапированного шелком, свисали фарфоровые и бронзовые люстры.Вдоль стен зала стояли низкие кушетки на европейский манер, покрытые гобеленами, а восточные тахты закрывались персидскими коврами со множеством шелковых подушек и вышитых тугих мутак с пышными кистями.
   Повсюду в хрустальных или фарфоровых вазах стояли свежесрезанные розы, еще с капельками вечерней росы на нежных лепестках и темнозеленых листьях. Роз было невероятно много, всех мыслимых цветов, от нежных чайных до пурпурных,почти черных. Недалеко от входа стояла кадильница, откуда тонкой струйкой лениво поднимался сизый дымок. Время от времени лошадиноликий Виктор подкидывал туда шарики из пахучих трав.
   -Откуда эта королевская роскошь?-тихо спросил Ник.
   Мелик-Бегляров хохотнул.
   - Ослеплены? Ошеломлены? Скажу по секрету - это часть коллекции российской шелковой мануфактуры "Братьев Алексеевых". Один из братьев, он довольно известный актер и театральный режиссер, отдал ее на хранение Тулуз-Лотреку. Там в России как-то не спокойно,они боятся, чтобы мануфактуру не сожгли. В Тифлисе же коллекция будет в сохранности. Только не говорите никому. Правда, это секрет Полишинеля. И в то же время Тулуз-Лотрека.
   И Мелик-Бегляров, довольный каламбуром, снова громоподобно захохотал и повел Ника вглубь зала. Гости уже почти собрались.Все были в маскарадных костюмах. Мелик-Бегляров непрерывно раскланивался, и представлял Ника как герцога Буйонского, вызывая восторженные восклицания у дам.Наконец, они прошли в самый конец зала,где находился хозяин сегодняшнего бала. Для него был устроен отдельный кабинет, в сугубо восточном духе,весь в роскошных коврах, что-то вроде пещеры Али-бабы на тифлисский лад.За спиной у графа на стене, на текинском ковре, было развешено холодное оружие из разных концов света - от малайского криса до кавказской гурды.
   Граф полулежал на фоне изысканных шелковых ковров на низкой тахте, обложенный со всех сторон подушками.Это был человек огромного роста, с очень толстой шеей, которую он с трудом поворачивал. Он был наголо обрит и его обтянутый кожей череп выглядел устрашающе.Тяжелое лицо с почти квадратной нижней челюстью, немного свернутый на сторону небольшой нос, глубоко посаженные темносиние глаза, две глубокие морщины, прорезавшие лицо как борозды пахаря старую пашню ,напоминало фотографии из книг Ломброзо. Увидев Мелик-Беглярова с гостем, граф поднял руку для приветствия и сморщился от боли.Ник понял, что именно его он видел вчера поздней ночью.
   Приступ боли прошел и граф приветствовал гостей хриплым голосом.
   - Le Grand Pacha Великого Востока счастлив видеть в своих покоях герцога Буйонского, знаменитого своими подвигами в Палестине и не менее известного в Европе и на Востоке мессира Буанаротти, - напыщенно произнес он.- Прошу садиться.
   И, снова поморщившись от боли, указал гостям на два ковровых пуфа возле тахты.
   -Прошу простить, но в качестве прелюдии хочу предложить гостям... - и он, снова кряхтя, достал откуда-то из-под груды подушек массивный серебряный портсигар, раскрыл его, и Ник увидел, что с одной стороны портсигара лежат пакетики с кокаином, а с другой тщательно отполированная тонкая пластинка из черного мрамора и серебряная трубочка для вдыхания порошка.
   -Благодарю вас, но привык к своему, - тут же отозвался Ник и достал свой портсигар.
   Граф высоко поднял брови в знак удивления и удовлетворения и обратился к Мелик-Беглярову:
   -Не будете так любезны, мессир, помочь мне.
   Мелик-Бегляров с готовностью придвинулся к графу, быстро приготовил ему белую дорожку, которая эффектно выглядела на черном мраморе,и осторожно поднес к носу графа. Тот закрыл глаза и медленно, с наслаждением, стал вдыхать порошок.Тем временем Мелик-Бегляров приготовил такую же себе. Ник достал свой портсигар, который был не столь обширен и великолепен, как у графа, и тоже сделал вид, что наслаждается.
   Гости тем временем стали подтягиваться к кабинету графа, который сегодня служил тронной залой. Возбужденные голоса и горящие глаза говорили о том, что все уже успели подзарядиться.
   Тем временем Виктор, видимо, уже заперший дверь в подвал, пробрался к графу и встал подле него, вытянув свою лошадиную морду, выражающую готовность выполнять приказы.
   -Прошу дам пропустить вперед!-объявил он.
   Эта церемония была хорошо всем известна - выбиралась королева бала.
   Несколько дам в средневековых костюмах были пропущены вперед. Виктор поднес графу корзину с чайными розами, среди которых лежала одна пунцовая, которая и должна была быть преподнесена королеве бала.
   - Принцесса Эшива Галилейская, - торжественно произнес Виктор,- владелица Тивериадского замка на Генисаретском озере. Вдова графа Триполи.
   Одна из дам вышла вперед и низко поклонилась.
   Граф де Тулуз-Лотрек передал ей чайную розу. Дама приняла ее и отошла назад.
   Следующей дамой была Люси де Ботрон. Она вышла и склонилась в низком поклоне перед графом.Виктор монотонным и скучным голосом сообщил, что эта дама была насильственно выдана замуж за богатого пизанца, некоего Пливена, который предложил за нее золото, равное весу девушки.Мадмуазель поместили на одну чашу весов, а золото на другую.Ее же суженый, странствующий рыцарь из фламандской семьи, Жерар де Ридфор, позже маршал Иерусалима, погиб под стенами Акры.
   Эта дама тоже получила чайную розу.
   Следующими были две дамы, одетые в странные полумужские наряды. Это были Азалия из Русильона, ставшая тамплиером, и англичанка Джейн, супруга сэра Ричарда Чалдфелда, которая также принесла свой обет сестры ордена Храма пред Азоном, архидиаконом Уилтшира.Все эти сведения о дамах торжественно сообщил Виктор.
   Обе дамы получили по чайной розе.
   Затем следовала дама по имени Резвиюда,прокаженная супруга рыцаря Ги Корнелли из Тиль-Шатель. Она тоже получила чайную розу. Одна за другой следовали дамы со звучными именами, чайные розы почти кончились и ни одна не получила пунцовой. Все стали шептаться и недоуменно переглядываться. Тулуз-Лотрек стал багроветь, казалось, ярость вырывается из его ноздрей и сейчас оттуда появятся языки пламени.Ник испугался, что его может хватить удар.
   Наконец он издал львиный рык и Виктор помчался по залам искать утраченную даму.
   Через несколько минут он появился перед заинтригованными зрителями, ведя за собой очень юную маленькую даму с копной вьющихся черных волос в длинной блузе из восточного шелка. Все расступились и пропустили их вперед. Дама неловко преклонила колено перед успокоившимся графом.
   Сцена была замечательной. Маленькая дама казалась мышонком перед огромной слоновьей тушей графа.
   Узкая маска не могла скрыть лица, да и так все ее знали. Это была Лили, дочь известного коньячного короля Таирова, большого поклонника муз.
   Граф протянул ей пунцовую розу и зал взорвался аплодисментами. Королева бала была выбрана, можно было начать веселиться.
   Но прежде граф вкрадчиво попросил Лили спеть ту французскую песенку, "которую вы так часто напеваете". Лили застеснялась, но все общество стало хлопать в ладоши и кричать: "Просим!Просим!"
   Тогда она попросила Виктора принести ей лютню, опустила тонкие пальчики на струны и запела. Ник прислушался и опешил. Первые же звуки песни напомнили ему детство. Эта песня, вернее баллада, напевалась еще во время крестовых походов. Она была арабского происхождения и героем песни был французский крестоносец по имени Мамброн. Эта песня звучала в королевских дворцах. Кормилица дофина в присутствии королевы Марии Антуанетты , баюкая дофина, пела ему эту песню. Она так понравилась Марии Антуанетте, что та исполнила ее на придворном концерте в Версале. Благодаря этому песенка стала модной, широко известной, ее многие годы напевали все, от Жан-Поль Марата до Наполеона, который, как гласит молва, любил напевать ее перед военными кампаниями.Наполеоновская армия принесла песенку в Россию. Немного переиначенная, песенка о том как "Мальбрук в поход собрался" и ее многочисленные варианты были широко известны. Часто ее напевали и в доме Ника. И, как видно, судьба забросила песенку и на Кавказ.
   А тоненький голос Лили выводил:
  
   Мадам на башню всходит,
   И вдаль она глядит,
   Но духов день проходит,
   А он все не спешит.
   Но вдруг оруженосца
   Увидела вдали,
   Померкли свет и солнце,
   О, бедная Лили.
   Из жаркой Палестины
   Уж рыцарь не спешит.
   Печальное известье
   В руке у ней дрожит.
  
   Ник был удивлен и растроган. Какие паутины связей раскинуты по всей земле! Ему захотелось узнать, откуда Лили знает эту песню. И после того, как Лили кончила петь и была награждена щедрыми аплодисментами, Ник стал пробираться к ней.Но это было не так просто. Королева бала должна была находиться возле Le Grand Pacha. К этому времени публика уже стала рассыпаться на кампании, которые устраивались поудобнее в разных углах. Появилось шампанское, раздавался веселый смех, шутки, кто-то сел к роялю и наигрывал, в общем вечер стал разворачиваться. Дама, которая была представлена Азалией из Русильона, появилась за спиной у Ника и прошептала:
   -Кто вы, прекрасный незнакомец, откройтесь мне и вы получите неземную награду!
   Ник повернулся, низко поклонился и сказал:
   -Герцог Буйонский к вашим услугам, сударыня!
   -Противный!- воскликнула дама, шлепнула Ника розой по руке и исчезла.
   Ник решил, что случай должен представиться сам.Так оно и получилось. Кто-то стал наигрывать вальс, Le Grand Pacha милостиво разрешил королеве бала потанцевать, и Ник подошел к Лили. Через минуту они закружились по залу. После вальса, усадив Лили на одну из роскошных кушеток, он нагнулся к ней, чтобы спросить о песне. Она подняла на него изумительные глаза, опушенные длинными ресницами и тихо прошептала:
   -Я ее с детства знаю. А меня зовут вовсе не Лили. Я -Лилит.
   -Лилит?-изумился Ник.- И кто вас так назвал?Ведь это древнее имя, иудейское, кабаллистическое?
   -Да, но папа так захотел.Моя фамилия Таирова.И у меня французские, фламандские, грузинские и армянские корни. Папа говорит, что с его стороны мы древнего армянского княжеского рода из Киликийской Армении. А со стороны мамы корни уходят в двенадцатый век, когда неподалеку от Тифлиса была знаменитая битва, в которой против сельджуков сражались в рядах грузинской армии 300 крестоносцев.И многие остались здесь и пустили корни. Да тут многие потомки крестоносцев, да не знают об этом. Наши предки участвовали в крестовых походах.А женщины выходили замуж за крестоносцев.Те охотно женились на армянках, сарацинках, сирийках.Вообще женщины Востока и Кавказа расселились по всему миру.А вы знаете, что король Филипп Красивый был внуком русской княжны Анны Ярославны? А первым мужем грузинской царицы Тамары был русский князь? В средние века мир был не та велик, как сегодня.
   Приятную беседу прервал Виктор, возникший вдруг перед ними. Он сказал, что Le Grand Pacha ищет Лили и уже начинает злиться. Лили испуганно вскочила и наскоро попрощавшись с Ником заторопилась в ковровый кабинет "паши", а Ник решил совершить прогулку по залу, в разных уголках которого звучала музыка, раздавался звон бокалов, женских смех.
   В это время мимо него рысью промчался к входу Виктор.И никто не обратил внимания на нового гостя, закутанного в плащ, в шляпе, низко надвинутой на глаза, которого Виктор сразу же провел в ковровый кабинет. Но издали увидев нового гостя, Ник сразу же отступил в темный угол и спрятался за портьерой. Это был "призрак". Что же ему было нужно здесь? Какие неотложные дела привели его сюда в столь поздний час?
   Ник стал судорожно думать, как пробраться в ковровый кабинет незамеченным.Маскарадный костюм и грим изменили его внешность, но все же опасность была велика.
   Тогда он решил, что надо устроить скандал.С бокалом шампанского в руке, изображая пьяного, он стал обходить зал, спрашивая у всех, где Лили.
   - Куда вы ее спрятали?- пьяным голосом, заикаясь, спрашивал он. - Где Лили?
   И постепенно продвигался к ковровому кабинету. У входа в кабинет висели две бархатные портьеры, убранные к стене толстыми витыми шнурами. Сейчас одна из портьер была опущена и падала складками на небольшую тахту.
   Заглянув в кабинет в поисках Лили, он увидел, что "призрак" что-то настойчиво говорит Тулуз-Лотреку, а тот сидит с недовольной миной и багровой физиономией. У его ног сидела Лили.
   Виктор торчал у входа и довольно грубо толкнул Ника, когда тот, в мнимых поисках Лили, заглянул в кабинет. Ник воспользовался случаем и рухнул ничком на тахту у портьеры, притворившись вдребезги пьяным и заснувшим.
   Напрягшись до предела, Ник пытался подслушать разговор в кабинете, время от времени от тихого переходивший на громкий.До него доходили только отдельные слова, но их было достаточно, чтобы насторожиться.
   "Призрак" говорил тихо, но Тулуз-Лотрек рычал, повторяя, видимо, некоторые слова, только что сказанные "призраком".
   До Ника доносилось: "вы до сих пор не нашли", "асассины", "кому нужна эта жемчужина? какой-то бред", "вы же знаете, перстень это всего лишь ключ, и ничего более", "вы мне не приказывайте".
   После этих последних слов, сказанных громко и раздражительно Тулуз-Лотреком, "призрак" быстрым шагом вышел из кабинета и не глядя по сторонам пошел к выходу. Виктор трусил за ним следом.
   Ник услышал:
   -Лилечка, деточка, спой мне что-нибудь ласковое и утешительное.
   И понял, что ему тоже пора удаляться. С полчаса он еще кружил по залам, отыскивая Мелик-Беглярова. Наконец, обнаружил его в центре живописной группы, декламирующего с большим пафосом под аккорды лютни стихи Кретьена де Труа. Увидев Ника, Мелик-Бегляров жестом указал ему на место подле себя и тут вдруг Ник решил остаться и проследить отсюда, что будет происходить дальше. Тем более, что он был уверен в наружной слежке, обеспеченной Кикодзе. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что так просто все не кончится. Ник стал присматриваться к гостям. "Не может быть, -думал он, - чтобы здесь не было запасного выхода". Вскоре он заметил, что то один, то другой гость ненадолго исчезают.
   "Конечно, конечно, туалетные комнаты, уборные, хоть какая-то кухня. Все это должно иметь выход во двор". И он с милой и смущенной улыбкой пошел вслед за одним из гостей, облаченным в аксамитовый плащ с меховой опушкой, небрежно волочившийся по полу, который, по его наблюдениям, нуждался в срочном визите в укромный уголок.
   Так оно и оказалось. Недалеко от входа была заветная дверь, за которой и исчез аксамитовый плащ.Подождав, пока он вынырнет оттуда, Ник устремился туда же и оказался в весьма прилично отделанном туалете с вешалками для костюмов, которые можно было здесь снять на время. Ник огляделся повнимательнее. В верхней части комнаты находилось окно. Ник придвинул табурет с бархатной обивкой, стоявший в углу, встал на него и уцепился за подоконник.Ему пришлось подтянуться на руках, чтобы выглянуть в окно.Во дворе, темном и неуютным в ночи, никого не было.
   В этот момент удар страшной силы обрушился на него сзади и Ник упал, потеряв сознание.
   Когда он пришел в себя, то первое, что он увидел, это было встревоженное личико Лили.
   - Он пришел в себя , -закричала она кому-то и Ник услышал через пелену внезапной глухоты, что его спрашивают,слышит ли он.
   Ник попробовал сесть. Это ему удалось. Он несколько раз встряхнул головой, как бы отмахиваясь от шума в голове и это ему тоже удалось. Почти придя в себя, он увидел что полулежит на тахте, на почтительном расстоянии толпится публика, вытягивая шеи, а вокруг него хлопочет несколько дам и первая среди них - Лили.
   - Что произошло?- спросил он.
   -Ничего никто не знает,- ответила Лили.- Вас нашли лежащим в туалете на полу, а складках вашего плаща на спине запутался кинжал. На вас была кольчуга, Мелик-Бегляров при его страсти к хорошим вещам надел на вас настоящую кольчугу, а не бутафорскую, и это, по-видимому, спасло вам жизнь.
   Мелик-Бегляров, бывший тут же, и видимо, рассказавший о том, как он подбирал костюм Нику, быстро-быстро закивал головой.
   - Я спас вам жизнь! - трагическим голосом сказал он.- Но кто это мог быть? Кто покушался на вас?
   -Понятия не имею, - растерянно отвечал Ник.- Ничего не понимаю.
   - Пойду, скажу графу, что опасность миновала, - сказала Лили и побежала в конец зала к ковровому кабинету.
   И вдруг оттуда раздался пронзительный женский крик.Все на мгновение остолбенели, а потом мужчины, а за ними дамы, подобрав подолы длинных платьев, бросились бежать к ковровому кабинету.
   Там, прижав кулачки к груди, пронзительно кричала Лили, в ужасе глядя на тахту, где среди подушек лежал лицом вниз Тулуз-Лотрек, а из спины у него торчала рукоятка кинжала.
  

Глава 12

  
   В это время уже кто-то ломился в дверь подвала.Это был, конечно, Кикодзе. Через несколько минут он уже рыскал внутри, осматривая помещение и разыскивая Ника. Нику удалось подобраться к нему поближе в этой сумятице и дать знать, что с ним все в порядке. Уже несколько успокоенный Кикодзе, сделав вид, что Ник ему незнаком, продолжал обыскивать помещение. Перепуганную публику он усадил на тахты и потребовал определить, все ли на месте из гостей. Гости, а среди них были как актеры, так и несколько человек, принадлежавших к сливкам тифлисского общества, объявили, пошептавшись, что никто не пропал. Версия налета с похищением кого-нибудь из знатных гостей отпала. Но тут кто-то из дам стал крутить головой и спрашивать, где Виктор. Стали искать, но тщетно. Виктора нигде не было. К этому времени уже прибыло подкрепление из ведомства князя Вачнадзе, а в скором времени появился и он. Сыщики, прибывшие с князем, стали делить гостей на группы и опрашивать. Кикодзе сделал вид, что опрашивает Ника, а Ник коротко рассказал ему о вечере.
   -Никто не заподозрил вас?- спросил Кикодзе.
   -Полагаю, что нет. Думаю, что так как моя фигура здесь привлекла внимание дам - новое лицо, возможные интрижки, то мною и воспользовались, для того чтобы на какое-то время отвлечь внимание от главного фигуранта. Наверное, что целью было это, а не убийство меня.
   -Похоже, - задумчиво сказал Кикодзе. - Но какую роль тогда сыграл "призрак"? Зачем ему понадобилось засвечиваться здесь, на виду у стольких людей? И куда пропал этот Виктор? Какие у него были связи с Тулуз-Лотреком? И какую роль играл во всем этом Тулуз-Лотрек?
   - Да, все непонятно, и эти обрывки фраз, которые мне удалось расслышать. Явно, что "призрак" пытался угрожать. И что это за "жемчужина", ради которой такая кутерьма? Возможно, что это не просто жемчужина, может быть, это какой-то символ. И не ее ли искали у дочери персидского консула? И еще разговор шел о каком-то перстне, который является ключом. Ключом в прямом смысле или переносном? Может, это тоже символ. Надо выяснить это, но крайне осторожно. Если нам до сих пор не сказали, значит боялись, чтобы эта информация не стала достоянием посторонних людей.
   Тут Кикодзе сделал вид, что он кончил допрос Ника, вежливо и громко поблагодарил его, выразил соболезнование по поводу нападения на него неизвестного злоумышленника и отвел туда, где в испуганную группу собирались те из гостей, которых уже опросили сыщики.Там уже был Мелик-Бегляров, изрядно поистративший свой пыл за вечер и выглядевший посеревшим и потускневшим. Он театральным жестом простер руку к приближавшемуся к нему Нику и со слезами в голосе произнес:
   -Какой кошмар! Какая потеря!Что же происходит?Ведь был такой приятный вечер!И какое счастье, дорогой Кефед-Ганзен, что вы тоже не пали жертвой какого-то маньяка!
   - А почему вы решили, что это маньяк?-недоуменно спросил Ник.- Какие признаки?
   -Как какие,- живо ответил Мелик-Бегляров. - А покушение на жизнь фламандского дворянина и убийство французского? Это маньяк, который охотится за аристократами, это отголоски французской революции.
   "Эка хватил!" - подумал Ник. И вслух произнес - Да, это мне в голову не пришло. Но он, по-видимому, остался на свободе .Значит, мне продолжает грозить опасность.
   -Я думаю, что нет, - быстро отозвался Мелик-Бегляров. - Он то думает, что вас он тоже убил. И теперь будет какое-то время опасаться слежки и прятаться. К тому же,- Мелик-Бегляров понизил голос до едва слышного шепота,- он будет думать что убил того, кто был в гриме и костюме, а ведь вы совсем другой без всего этого.
   "А он совсем не дурак" - решил Ник. И вслух сказал:- Надо распустить слух о гибели еще одного человека. Тут уж вы должны этому пособить.
   Мелик-Бегляров важно расправил плечи и произнес совсем уж другим голосом:
   -Уж будьте покойны, дорогой Николай Александрович.
   К этому времени к их компании присоединялись понемногу и остальные гости бедного Тулуз-Лотрека. И среди них дрожащая от пережитого ужаса маленькая Лили.Ник усадил ее в удобное кресло в дальнем углу, принес теплую кашемировую шаль, одну из тех, которыми были декорированы тахты и налил в бокал немного шампанского.
   - Успокойтесь, Лили, - тихо сказал он.- Никому уже ничего не грозит.
   Девушка закивала головой, но бокал с шампанским еще дрожал в ее тоненькой руке.
   -Бедный папа, - прошептала, почти прошелестела она. -Ведь граф был очень дружен с ним. Для него это будет большая потеря. Папа так любит весь этот театральный шум, эту артистическую неразбериху, он здесь отдыхал душой после всех своих дел. И этот мерзкий Куртэне, он так был груб с графом.
   -Куртэне? - удивился Ник.- Какой Куртэне?
   - Ну, как, вы разве не видели того человека, которого Виктор провел к графу в самый разгар нашего веселья? У него такое неприятное лицо. Он приехал некоторое время тому назад в Тифлис и все время что-то требовал от графа. А тот сопротивлялся.
   -Откуда вы знаете, как его зовут?-недоверчиво спросил Ник.
   -А граф при мне с ним разговаривал и называл его Куртэне.Странный человек, авантюрист. И одержимый! Он все время требовал от графа, чтобы тот нашел для него какую-то жемчужину, которая укажет путь к перстню и восклицал: "Вы же знаете, что это ключ! За ним охотился сам горный старец!". Граф фыркнул и сказал: "Когда это было! При царе Горохе!". А этот Куртэне так злобно ему ответил: "Вы очень заблуждаетесь, граф. И пожалеете об этом. Но будет поздно!". И добавил, что кое-кто уже нашел успокоение в Куре. Тогда граф как-то поежился, но продолжал говорить, что он бессилен ему помочь, а Куртэне все требовал и требовал. Тогда граф его выгнал. И тот ушел, бросив на прощанье, что граф за это поплатится.
   Ник слушал Лили со все нарастающим вниманием и тревогой. Неожиданно, непостижимо! Лили спокойно и доверчиво рассказывала о том, за чем он охотился все последнее время. Но тут ему пришла в голову неприятная мысль о том, что Лили была свидетельницей разговора графа с Куртэне. Самого графа нет в живых, а второй невольный свидетель, Виктор,исчез. Значит, возможно, и Лили грозит опасность.От одной мысли об этом ему стало страшно. Лили была такая незащищенная, такая хрупкая, совсем дитя! Тогда он, наклонившись к ее ушку, спрятанному среди темных кудрей, тихо и твердо сказал:
   - Лили, вы верите мне?
   Лили испуганно закивала головой.
   -Тогда поклянитесь, что никому и никогда вы не расскажете того, о чем при вас говорили эти люди. Это очень опасно. Я прошу вас, хорошо?
   Лили продолжала быстро-быстро кивать своей прелестной головкой. И тут Ник впервые в жизни почувствовал, что у него защемило сердце.
   -Не уходите без меня, -попросил он. -Я провожу вас домой.
   -Но мне и идти-то никуда не надо, я живу на втором этаже этого дома.
   -А кто же еще живет в нем?- вдруг заинтересованно спросила Ник.
   -На третьем этаже жила дама, княгиня Елена Ивановна, приятельница баронессы Елизаветы Дмитриевны, которая живет в доме напротив. Ее не стало недели три тому назад, царствие ей небесное,- и Лили перекрестилась, вздохнув, - очень милая дама была. Я проводила у нее много времени с самого раннего детства. Ее сын, Иван Александрович, не успел на похороны, заболел в дороге лихорадкой, я его еще не видела, он все болеет.Ну и меня не было в Тифлисе, я была на нашей даче, в Коджори. Во флигеле во дворе живет поручик Сережа Беренс, но он очень редко бывает в Тифлисе. Ну вот и все.
   -А как фамилия была вашей княгини Елены Ивановны?-осторожно спросил Ник.
   -Елена Ивановна? Аргутинская-Долгорукая.Это известная семья, -спокойно сказала Лили.
   "Тогда что же тот, другой Куртэне? - пронеслось в голове у Ника. - Где же тут обман?".
   Но Лили он уже не стал спрашивать, решив , что девушка уже и так переутомлена и взволнована.
   Ник заметил, что Кикодзе время от времени поглядывает в уголок, где устроились Ник с Лили, но не хочет их беспокоить. Тогда Ник решил, что он может сам подойти к Кикодзе под тем предлогом, что ему надо проводить Лили и спросить для этого разрешения у полиции. Он тихонько сказал Лили, что попросит сейчас, чтобы их отпустили.
   Ник подошел к Кикодзе и указывая на Лили, которой Кикодзе издали поклонился, спросил, не могут ли они уже считать себя свободными и отправиться домой после столь тяжелой ночи.
   -Да ,да, конечно,- немного торопливо, видимо, стесняясь, проговорил Кикодзе. - На улице стоят фаэтоны, господа могут ими воспользоваться. Мы можем также дать сопровождение.
   -Нет, ничего не надо, господин ...- и Ник сделал паузу, выжидательно взглянув на Кикодзе.
   -Моя фамилия Кикодзе, к вашим услугам,- сказал поклонившись Кикодзе.
   -А я Кефед-Ганзен, ученый из Санкт-Петербурга, а эта мадемуазель - Лили Таирова, дочь господина Таирова.
   - О, очень приятно,- улыбнулся Кикодзе, - ваш отец такая известная личность на Кавказе! Ну, кто не знает его знаменитых коньяков и его щедрой благотворительности!Кстати, если я не ошибаюсь, этот дом тоже принадлежит господину Таирову?
   -Да, но папа продал верхний этаж и оставил только второй, для меня, и нижний, который сдавался.
   -Будьте так любезны, господин Кикодзе, задержите один фаэтон, пока я провожу мадемуазель до ее квартиры, - сказал Ник, многозначительно глядя на Кикодзе.
   -Конечно, конечно, не беспокойтесь, - и Кикодзе галантно поклонился.
   Ник вывел Лили из трагического и роскошного подвала. На улице, чуть поодаль, стояло несколько экипажей и фаэтонов. Полицейские с качающимися фонарями в руках оцепили улицу с двух сторон. Их фигуры отбрасывали уродливые тени на стены дома.Ник и Лили пошли вдоль дома. Ник поднял голову и:
   - Что это? - вырвалось у него.
   Лили испуганно взглянула туда, куда смотрел Ник. Над каждым окном первого этажа дома сверху вниз смотрела морда зверя.Но что это была за морда!Это было чудовище, но такое притягательное, что от него невозможно было отвести взгляд!Крутые рога, тяжелые выпуклые надбровья, в глубине которых должны были прятаться невидимые глаза.То ли львиная, то ли козлиная пасть.Свет фонарей падал пятнами на фасад дома. Пятна качались и освещали то одну, то другую его часть.И везде, когда свет фонарей падал на окна первого этажа, над окнами были морды.Все это имело необычайный, зловещий вид. Ник вдруг вспомнил, что когда они с Мелик-Бегляровым подъехали к дому на фаэтоне, все эти странные скульптуры на фасаде дома только удивили его.Но сейчас, в темноте, в этих плящущих пятнах света все выглядело совсем иначе,да и гораздо зловещее после тех событий, которые призошли сегодня ночью.
   -Идемте, Лили, - глухо сказал Ник и взял Лили за руку. - Вот и подъезд.
   Они молча поднялись по мраморной лестнице. На звонок Лили дверь мгновенно открыла пожилая женщина. Видно, она не спала и ждала ее возвращения.
   -Это моя няня, - тихо сказала Лили.- Я уже дома. Благодарю вас, сегодня был самый ужасный вечер в моей жизни.
   -Лили, вы в безопасности здесь?- участливо спросил Ник.
   -Да, мои комнаты в глубине квартиры, а прислуги хватает. Просто моя няня не может заснуть, пока я не окажусь дома и сторожит дверь.Ведь она вырастила меня. Видите, здесь у дверей кресло с шалью, и она тут дремлет, поджидая меня.Спасибо, Николай Александрович, вы теперь будете меня навещать?-с надеждой в голосе спросила Лили.
   -Да,Лили, мы теперь друзья, - и Ник осторожно погладил головку с растрепанными темными кудряшками.
   Лили горестно вздохнула и исчезла за дверью.
   Ник спустился на улицу, где его поджидал Кикодзе.
  
  

Глава 13

  
   Так получилось, что Нику и Кикодзе удалось уехать вместе с улицы Петра Великого, не привлекая к себе внимания. Ник предложил Кикодзе поехать к нему и вместе подумать над тем, что случилось этой ночью.Кроме того, Нику не хотелось ехать одному в том костюме, в котором он был. Правда, Мелик-Бегляров его заверил, что одежду, которую он оставил в театре, отошлют с посыльным к нему домой и за ней не нужно будет заезжать. Но все равно, в странном костюме крестоносца Ник не хотел появляться на своей улице без прикрытия. Ник стянул с головы берет со страусовым пером, поплотнее укутался в плащ и они с Кикодзе, одетым в цивильное платье, быстро прошли в дом. Было очень поздно, темно, слабенький фонарь едва освещал подъезд дома и это было им наруку.Верный Петрус, ни слова не говоря, помог Нику переодеться и уже через полчаса Ник и Кикодзе могли спокойно обсуждать ночные приключения.
   Больше всего Ника интересовала сейчас личность Тулуз-Лотрека. Что это был за человек и какие пути привели его к столь плачевному концу.
   Сидя в удобных креслах возле небольшого низкого стола, который Петрус быстро сервировал для позднего ужина холодными закусками в виде жареного цыпленка, сыра, лаваша и розового вина, Кикодзе и Ник тихо беседовали. Конечно, такая яркая личность как Тулуз-Лотрек не могла существовать незамеченной тифлисской полицией. И в виде первого документа Кикодзе вытащил из внутреннего кармана сложенную вдоль бумагу и передал ее Нику. В ней содержались такие сведения:
   "Тулуз-Лотрек -- французско-русский графский род (происходит от владетельных графов тулузских), угасший в старших линиях в 1249 году. Родоначальником их был Болдуин Тулузский, младший сын графа Раймонда V, сторонника Симона Монфорского в войне альбигойцев, казненный своим братом Раймондом VI. Болдуин женился на наследнице виконства Лотрек. Граф Иосиф Петр Т.-Лотрек (1727--1797 гг.) выехал в Россию во время революции и был принят на русскую службу в чине генерал-майора. Его внук Валериан Александрович (1811--1881 гг.) был генерал-лейтенантом и начальником кавказской кавалерийской дивизии. Род графов Тулуз-Лотрек внесен в пятую часть родословной Ковенской губернии".
   -Так,- протянул Ник. - Чего не знал, того не знал. Французская революция подарила России немало выдающихся французов.Преклоняюсь перед дюком Ришелье, де Рибасом. Оказывается, и Тулуз-Лотреки послужили России. Но что же за история с этим, как его звали?
   - Эразм Николаевич,- отозвался Кикодзе.- Его знали в Тифлисе многие, он был вхож во все дома, куда желал бы быть вхожим. Правда, какие-то слухи о его авантюрных проделках доходили до нас, но этому не придавали никакого внимания, кто же не грешен из тех, кто наверху.Ну вот еще, очень смутно до нашего департамента доходили известия о его карамболях в Париже. Да, известно было также что он претендовал на болгарский престол. Все это было как-то несерьезно, нас и наших подопечных это не касалось.Видимо, мы что-то крупно проглядели.
   -Да,- задумчиво произнес Ник, думая о чем-то.-Давай-те ка восстановим всю канву событий этой недели.
   И он положил перед собой лист бумаги и тонко отточенный карандаш.
   - Во-первых, давайте по порядку о всех персонажах. Так. Персидский консул, его дочь Фарханда. Португалец и его компаньон. Некие посетители компаньона в гостинице. "Призрак" Куртэне и сам Куртэне.Пропавший Виктор, которого надо искать с утра.Во-вторых, потери. Пока граф. И чуть было не ставший жертвой тот же португалец. О котором "призрак" Куртэне думает, что тот утонул в Куре, если я правильно понял то, что сказала Лили.
   Кикодзе молча кивнул.
   -По этой фразе следует полагать, что "призрак" не только осведомлен о происходившем с португальцем, но и замешан в этой истории. Если сюда присовокупить и ваши сведения о том, что призрак встречался с компаньоном португальца, этим доном Педро, в Ботаническом саду, и что несомненно он каким-то образом участвовал в событиях в доме персидского консула, то тогда можно думать о том, что не жемчужину ли искали в доме персидского консула? И не скрыл ли консул это от нас? Но тогда, почему? Ведь его дочери грозила опасность. Значит, сведения о жемчужине были еще опаснее. Мне кажется, что вот тут надо искать какие-то нити, которые помогли бы нам прояснить эту тайну. Но не надо пренебрегать и второстепенными сведениями. Нужно мне будет сегодня встретиться с Марией Яковлевной, попросить ее рекомендовать врача для де Куртэне, а то он на грани нервного срыва, и поговорить с ним о его родственниках. Кто же этот "призрак", если он носит ту же фамилию? Родственник? Ведь сходство же разительное. Но пока, надо признать, мы смотрим в мутную воду и ничего не видим. Что-то надо подсыпать в нее, чтобы она стала прозрачной. Итак, план на завтра. Для вас - поиски Виктора и сведения о нем и его связях с Тулуз-Лотреком. Ну, а все остальное, что само будет идти в руки.
   Да, и еще. Вы могли бы навести справки об отце Лили, господине Таирове? И почему,по ее словам, ее вырастила няня? А ее мать? Почему Лили говорила об отце, няне и ни слова о матери?
   - Хорошо, Николай Александрович, все выясню. Что-то эта история становится все запутаннее.
   -В этом вся ее прелесть!
   И Ник откинулся в кресле и сладко потянулся. Чем запутнее была история, которую он брался разгадать, тем больше она ему нравилась.А эта тифлисская история пока была вся клубком загадок.
   Уже стало светать, когда ушел Кикодзе. А Ник лег на диван думать и искать пути разгадки этой истории,которая с каждым днем, как верно сказал Кикодзе, становилась все запутанней.
  
  

Глава 14

  
   Наутро, проспав всего лишь около пяти часов, Ник проснулся с твердой мыслью обязательно заняться делами Куртэне и исподволь выяснить, нет ли у того каких-либо сведений о его двойнике. Поэтому Ник с утра отправил с Петрусом письмо Марии Яковлевне с обязательным поручением сразу же принести ответ. Ответ не замедлил себя ждать - Мария Яковлевна просила Ника приехать к ней к трем часам дня. Она обещала, что к этому времени у нее будет известный тифлисский врач Серебряков, большой друг ее мужа, с которым можно будет обсудить состояние больного. Но, с другой стороны, Ник понимал, что лихорадочное состояние Ивана Александровича заставляет его воспринимать и реальности как галлюцинации. Поэтому он решил прежде, чем Иван Александрович встретится с врачом, навестить его и постараться узнать что-нибудь существенное.И , кроме того, он хотел как-нибудь предупредить Куртэне, что о галлюцинациях не стоит расссказывать посторонним, ибо сам был твердо уверен, что эти галлюцинации были реальностью. Поэтому он без предупреждения отправился на Петра Великого в тот дом, где накануне развернулась трагедия.
   Дойдя до угла Сололакской, Ник свернул направо и остановился, чтобы издали взглянуть на всю улицу. Тут же на углу стоял городовой, зорко оглядывающий прохожих. Сновали деловито чиновники, затянутые в мундиры, время от времени проезжали экипажи, няньки выгуливали детей - словом вполне мирная картина респектабельной улицы, на которой располагались государственные учреждения. И трудно было предположить, что еще ночью тут кипели такие страсти.Ник вздохнул и медленно пошел по Петра Великого к шестому номеру. На противоположной стороне он остановился еще раз, постоял, разглядывая странные барельефы, скульптуры и маскароны на фасаде дома и снова его охватило недоумение. Откуда, зачем? И тут Ник вспомнил, где он видел нечто подобное. Вернее, то что он видел здесь, в этом странном городе, было отзвуками того. Ник был ошеломлен, сделав для себя такое открытие. Это требовало осмысления. Мотнув головой, чтобы отогнать наваждение, Ник перешел на другую сторону и вошел в подъезд дома.
   Ник медленно поднялся на третий этаж. На лестничной площадке второго этажа он немного замедлил шаг, неожиданно для самого себя тая где-то в глубине души надежду, что сейчас он может увидеть Лили. Но тут же отругал себя мысленно за слабость и уверенно поднявшись на третий этаж, позвонил в дверь. Дверь тотчас же открылась и пожилой слуга с пышными бакенбардами и такой же пышной и ухоженной бородой лопатой провел Ника в переднюю.
   - Как прикажете доложить?- успел только спросить слуга, как из глубины комнаты раздался голос Ивана Александровича.
   -Кто там, Данила?
   -Это Кефед-Ганзен, - громко сказал Ник и увидел как стремительно открыв дверь навстречу к нему кинулся Иван Александрович.
   - Я счастлив, безмерно счастлив, пройдемте в гостиную.- и Иван Александрович провел его в небольшую гостиную, обитую зеленым штофом, обставленную изящной мебелью, но плотно зашторенную так, что солнечный свет едва проникал в нее.В комнате царила полутьма и чувствовался слабый запах лекарств. Иван Александрович хлопотал вокруг протестующего Ника, усаживал его поудобнее, сам располагался так, чтобы было удобно разговаривать, звал Данилу, приказывал ему принести легкое вино, печенье и шоколад, словом был рачительным и гостеприимным хозяином.
   Ник рассказал Ивану Александровичу очень осторожно, в общих чертах, о том, что произошло ночью в доме. Но тот отнесся к этому равнодушно.
   - Да я никого не знаю из артистического мира, - сказал он. - Так сложилось, что с самого раннего детства я жил в Европе, вначале в пансионах, потом учился в Сорбонне.Мое увлечение с детства лингвистикой сделало меня отчасти нелюдимым.И так продолжалось, пока я не уехал в Индостан.Из затворника я превратился почти что в искателя приключений.В Тифлис я наезжал редко и это меня мучило. Матушка была все время одна после смерти моего отчима.
   -Вашего отчима?- переспросил Ник.
   -Да, князь Аргутинский, усыновивший меня после гибели отца,а это произошло когда мне не было и пяти лет, скончался рано. Детей у него не было.Я единственный наследник.
   - Но вы носите другую фамилию, - осторожно заметил Ник.
   -Да, это имя моего настоящего отца, которого я не знал. Матушка и отчим считали, что в Европе мне будет так удобнее. Так и осталось. Но в Тифлисе меня знают по имени отчима. Здесь я князь Аргутинский.
   - А при каких обстоятельствах погиб ваш батюшка, - продолжал спрашивать Ник,- простите меня, если мой вопрос причиняет вам боль.
   - Это было так давно и я был так мал. Дома я мало бывал, разговоров об этом не велось.Я не знаю подробностей, но известно, что произошла катастрофа в Швейцарских Альпах, дорожный экипаж сорвался в пропасть.Отцу приходилось много ездить, он выполнял какую-то дипломатическую миссию.Вместе с отцом погиб и мой старший брат, -добавил он. - Он был всего лишь на год старше меня.Для матушки, видимо, это была ужасная трагедия. И только участие друга моего отца, впоследствие моего отчима, дало ей силы жить. Но в доме не сохранилось никаких дагерротипов, фотографий, хотя известно, что отец очень увлекался этими новшествами.Видимо, маме было тяжело смотреть на них.
   С этими словами Иван Александрович начал разливать в высокие бокалы баккара розовое вино. Ему явно не хотелось продолжать эту печальную и тяготившую его тему и он перевел разговор на впечатления Ника об Индостане. Тут он сразу оживился, повеселел. Ник заметил, что со вчерашнего дня здоровье Ивана Александровича явно пошло на поправку.В рассказе Ивана Александровича он заметил только один момент, настороживший его. Обычно люди стараются хранить все, что касается ушедших из жизни близких людей, да еще так трагически. Но, возможно, это был способ дать забыться несчастной женщине, трагически потерявшей мужа и сына. Больше он решил не касаться этой темы в разговоре с Иваном Александровичем, чтобы его настойчивость не насторожила того.
   Беседа об Индостане явно доставляла обоим собеседникам большое удовольствие.Иван Александрович, по его словам, провел много времени во владениях Раджи Багхотского, чьим гостеприимством пользовался и Ник.Оба они, но только в разное время, побывали и в ашрамах Мадраса. Посчастливилось им обоим побывать и в священном Золотом храме сикхов. Иван Александрович объяснил Нику, что название города Амритсар, где находится Золотой храм, происходит от санскритских слов: А - частица отрицания, мрит - смерть и сар - источник, в целом "источник бессмертия". Имя это дано сначала не городу, а талао, или озеру, посреди хрустальных вод которого, как бы вечно любуясь собственным отражением, возвышается Золотой Храм, выстроенный Рам-Дассом, четвертым гуру или царем-учителем сикхов в 1581 году. Начиная от Нанака, основателя сикхизма, таких царей-гуру (Раджа-гуру) у них было десять. Секта, основанная учителем при помощи полудюжины учеников-апостолов в XVI столетии, окрепла и разрослась. В XIX -ом веке она явилась англичанам разбросанною от Делльи до Пешавера и от песчаных пустынь Синда до Каракорумских гор.
   Ник все это знал, но он хотел дать собеседнику выговориться, чтобы понять, тот ли это человек, за которого он себя выдает. Пока он не мог придраться ни к чему, знание тонкостей жизни Индостана, санскрит, все соответствовало образу ученого. Но, с другой стороны, и Ник выдавая себя за ученого, занимался совсем другими делами. Раздумья Ника были прерваны словами Ивана Александровича.
   - Вы знаете, Николай Александрович, сегодня наступил перелом в моем самочувствии. Мне гораздо лучше, я возвращаюсь к жизни.
   - А галлюцинации? Они оставили вас?- спросил Ник, не уточняя о чем идет речь.
   -Абсолютно, - услышал он уверенный ответ.-Явно, мне полегчало.
   -Я, собственно, зашел к вам, чтобы сказать, что к 3 часам Мария Яковлевна ждет нас у себя. Она договорилась с доктором Серебряковым, что он вас осмотрит, - сказал Ник , внимательно следя за Иваном Александровичем.
   -Сколько я доставил всем хлопот, -сокрушенно сказал Иван Александрович. - Мне, право, так неудобно.Мария Яковлевна такая милая дама. Благодарю вас от всей души. Я, правда, не слышал о докторе Серебрякове, но полагаю, что Мария Яковлевна сделала наилучший выбор.
   Собеседники снова перешли к воспоминаниям об Индостане. Ник, глаза которого постепенно привыкли к полутьме, начал украдкой разглядывать гостиную. Стены гостиной украшали старинные портреты.В великолепных рамах, и видимо, кисти хороших мастеров.Судя по тому, что в полутьме их невозможно было разглядеть, настолько они потемнели от времени, это были очень старые картины.Иван Александрович перехватил взгляд Ника и торопливо сказал:
   - Простите, Николай Александрович, у меня от лихорадки болят глаза, поэтому я велел не открывать штор. Но если вы хотите посмотреть портреты, я велю Даниле принести свечи.
   -Не беспокойтесь, ради бога, -замахал руками Ник. - И простите меня за любопытство. Я просто неравнодушен к старинной живописи.
   -Да, это память об отце. Тут портреты начиная с пятнадцатого века.Два-три настоящие сокровища, остальные тоже кисти превосходных живописцев. Отец любил старинные портреты и по мере возможности собирал фламандских мастеров.Но ими давно никто не занимался, они требуют ухода и реставрации,- как-то нервно сказал Иван Александрович, видимо желая уйти от темы разговора. Ник удивился этому. Разговор в общем-то был ни к чему не обязывающий. И приписал это немного странное поведение нездоровью хозяина.
   Разговор перешел на другие темы и, наконец, подошло время визита к Марии Яковлевне.
   Ник и Иван Александрович вышли из дома. Ника удивило, что на сей раз Иван Александрович надел темные очки, но тут же вспомнил о его светобоязни. Вообще Иван Александрович оделся явно не по тифлисской погоде - в темных очках, просторном плаще и низко надвинутой шляпе он выглядел несколько забавно.
   Они медленно пошли по Петра Великого и перейдя на другую сторону вышли сразу на Паскевича, которая начиналась тут же. И тут из-за угла, чуть не сбив их с ног, стремительно вылетела Лили. Увидев Ника, она на мгновение остановилась и нежным голоском сказала:
   - Здравствуйте, Николай Александрович!
   - Здравствуйте, мадемуазель Лили!- ответил Ник, почувствовав, к своей досаде, как сильнее забилось сердце от этой неожиданной встречи. И вдруг, буквально на ходу, Лили, смотря прямо в глаза Нику сказала:
   -А журавли уже кружатся над нами. Они уже прилетели.
   Ник недоуменно поклонился, ничего не поняв, его спутник выжидательно стоял, никак не прореагировав на странные слова Лили. А Лили кивнула головой и понеслась дальше
   Через десять минут неспешного хода Ник и Иван Александрович уже дошли до дома под номером 12, где жила Мария Яковлевна.
   Пройдя под аркой, они миновали мощенный булыжником двор, прошли по выложенной глазурованной плиткой дорожке мимо великолепно ухоженного сада с благоухающими цветущими кустами и вековыми деревьями, и вошли в парадный подъезд, упрятанный в глубине портика, снаружи сплошь увитого плющом и глицинией. Дверь открыла востроносая служанка, уже знакомая Нику и провела по лестнице мимо стенных шкафов, за стеклами которых зазывно мерцали тисненные золотом кожаные корешки книг, на второй этаж.
   В гостиной, куда служанка препроводила гостей, их ждали Мария Яковлевна и доктор Серебряков. После взаимных представлений, Мария Яковлевна с любезным видом предоставила кабинет своего мужа для осмотра больного, а сама осталась с Ником в гостиной.
   -Вы меня извините, Николай Александрович,- вполголоса сказала она, - но у нашего подопечного очень странный вид.
   -Да, мне тоже так кажется,- задумчиво сказал Ник, - но это неудивительно. Рос вдали от дома, потом непрерывные странствия, жизнь в Индостане. Надо признать, что там европейцу нелегко. На что англичане железный народ, да еще и в доспехах долга и патриотизма, но и тем там весьма трудно.
   - Матушку его я знавала через Елизавету Дмитриевну, - продолжала Мария Яковлевна.- Очень милая дама, но со странностями. Первый ее супруг погиб, кажется, в Швейцарских Альпах.Вместе с ребенком. Попали под снежную лавину и потом даже следов их не нашли. Елена Ивановна ездила туда и на месте их гибели поставила каменный крест чудесной работы армянских мастеров.
   Ник внимательно слушал.
   - Вскоре после гибели мужа она вышла замуж за своего дальнего родственника, князя Аргутинского, - продолжала Мария Яковлевна.- Он был обеспеченным человеком, принимал большое участие в ее судьбе. А она оставалась с маленьким ребенком и очень незащищенная. Была большая домоседка, почти не выходила из дома, отношения поддерживала только с Елизаветой Дмитриевной, с которой была дружна еще с пансиона. Князь Аргутинский умер рано, оставив ее во второй раз вдовой. Но он позаботился обо всем, оставил ей неплохое состояние, обеспечив до конца дней. Мальчика, в котором принимал очень большое участие и считал сыном, отправил получать образование в Европу. Но его летом обязательно привозили в Тифлис, он отдыхал в Коджори, где у них хорошая дача, рядом с дачей Таировых. Князь заботился о нем, как о собственном ребенке. Кстати, у князя своих детей не было. Иван Александрович после смерти матушки должен получить изрядное состояние, - заметила она вскользь.
   В это время из кабинета вышли доктор и его пациент. Серебряков был хмур, он торопливо поцеловал ручку Марии Яковлевны со словами:
   - Простите Мария Яковлевна, тороплюсь, ждет пациент,- и с этими словами быстро ушел.
   Иван Александрович , казалось, был очень доволен. Он сказал что доктор нашел, что ему стало лучше. Только немного легкие не в порядке, но поездка на какой-нибудь курорт в горы поправит его здоровье.
   - Вот не знаю, что делать, - озабоченно сказал он.- Не хочется уезжать из Тифлиса надолго куда-нибудь в Швейцарию, пока все дела не приведены в порядок.
   - А зачем в Швейцарию, - пожала плечами Мария Яковлевна. - Первоклассный курорт здесь, в Грузии, в Абастумани. Слава богу, наследник здесь живет из-за своих легких который год. И никакие Швейцарии ему не помогали, а в Абастумани стало лучше. Да и воды там превосходные. Весь Тифлис туда ездит, да и не только Тифлис. Летом там можно сказать весь Петербург собирается. Да и из Европы наезжают. Там собирается блестящее общество.Вы можете снять дачу или нумер в гостинице "Решель" через агента в Тифлисе.
   - А Боржом? - спросил жалобным голосом Иван Александрович, - там не лучше? Да и к Тифлису поближе.
   - Так там только воды, а Абастумани для легких. Нет, конечно, Абастумани.
   Иван Александрович благодарил Марию Яковлевну, Ник молча ждал. Откланявшись, они вышли из дома и там разошлись. Иван Александрович отправился на Петра Великого, а Ник сослался на дела и спустился по Бебутовской вниз к себе.
   Петрус встретил его обильным обедом, после которого, когда Ник перешел в свой кабинет, передал ему пакет, присланный Кикодзе.
   Ник грозно поднял брови:
   -Петрус, что, пакет только что принесли?
   - Принесли перед вашим приходом, но, видимо неспешный, потому что ответа ждать не стали. А вам надо было поесть, вот пакет и подождал полчаса, ничего ему не сделалось. А ведь ваша матушка...
   -Ладно, ладно, - замахал рукой Ник.- Ты всегда прав.Я просмотрю пакет и немного подремлю. Если что будет срочное, немедленно буди.
   Петрус пожал плечами:
   - Небось не впервой. Я что, срочное от несрочного отличить не могу! Обижаете, шеф.
   Тут Ник уже бессловесно замотал головой, потянувшись к костяному разрезальному ножу на письменном столе, чтобы вскрыть конверт.
   Петрус с гордо поднятой головой удалился.
   Ник, уютно сидя в кресле, начал читать присланные Кикодзе сведения. Вот что сообщал тот:
   " Дорогой Николай Александрович! Мне удалось кое-что выяснить о Куртэне. Вам это будет интересно. Иван Александрович князь Аргутинский, он же Бодуэн де Куртэне и под этими именами известный в научных кругах Европы и России, является потомком старинного французского аристократического рода, берущего начало от короля Людовика XVI и предводителя крестоносцев Бодуэна Фландрского, впоследствии императора Константинопольского. Иван Александрович Бодуэн де Куртэне, наряду со швейцарским лингвистом Фердинандом де Соссюром считается основателем теоретического языкознания. В казанском университете служил по кафедре сравнительной грамматики и санскрита доцентом, а затем защитил диссертацию "Опыт фонетики резьянских говоров", заслужившую Уваровскую премию Императорской Академии наук. Тогда же получил звание профессора.До Казани Бодуэн де Куртэне получил блестящее образование в Европе,в Сорбонне.Затем в Праге изучал чешский язык, в Берлине санскрит. В Лейпциге получил звание доктора философии. Читал лекции в Петербургском университете по сравнительной грамматике индоевропейских языков. Провел несколько лет в лингвистических путешествиях по Индостану, где совершенствовался в санскрите в ашрамах.Сделал несколько гениальных предсказаний о связи лингвистики с другими науками - психологией, антропологией, социологией и биологией.
   Известно, что Бодуэн де Куртэне изучал различные жаргоны и тайные языки(sic!), народные поверья и предрассудки.
   Увлекался "цветным слухом".Известна его статья о синем цвете василька, который проходя через "неведомые людям разрывы" может превращаться в "звук кукования кукушки или плач ребенка", или же издавать "флейты звук лазорево-голубой".
   Встает образ человека не только широко образованного, но и выдающегося ученого, умеющего думать и анализировать. Но не чуждого посторонних увлечений. Путешествия, да еще в такой стране как Индостан, должны были выработать в нем умение приспосабливаться к обстоятельствам и способность постоять за себя.
   Пока больше не могу ничего добавить к портрету этого человека. О его родственных связях известно только то, что он приемный сын князя Аргутинского. Отец и брат ( в малолетстве) погибли в Швейцарских Альпах во время неожиданного схода лавины".
   Ник откинулся на спинку кресла. Сведения были, безусловно, ценными, но не содержали ключа к разгадке тифлисских событий. Кое-что о Куртэне Ник уже знал со слов Марии Яковлевны.
   Далее в письме Кикодзе сообщалось, что португалец физически чувствует себя удовлетворительно, но разум его несколько помутился. Пока подробно расспрашивать его невозможно, даже на невинные вопросы, но связанные с его деятельностью, он не отвечает, а только мычит и трясет головой. Но на бытовые вопросы отвечает, обсуждает с удовольствием меню обеда, хвалит какие-то блюда, так что говорить о полном безумии не следует. Есть надежда, что в скором времени он сам сможет что-нибудь рассказать.
   Его компаньон, дон Педро, сидит в гостинице тихо, как мышка в норке. Ему приносят готовые обеды из ресторана в нумер. По вечерам, в одно и тоже время он совершает променад по Головинскому, под пристальным внимание Гаспаронэ и его команды. Ни в чем предосудительном не замечен.
   Ник думал, откинувшись в кресле и закрыв глаза. Со стороны могло казаться, что он спит. Но такова была его манера обдумывать события, когда он как бы медитировал, позволяя мозгу работать помимо своей воли. И вот тут-то и наступал момент озарения. Из хаоса событий и разнообразных сведений начинала вырисовываться главная линия, краеугольный камень, от которого затем тянулись нити к другим событиям.
   Вот и сейчас мысли Ника уплыли куда-то далеко, ему казалось, что он парит в воздухе, бездумно и бесплотно. Какие-то лица лениво проплывали перед его мысленным взором и вдруг как вспышка молнии во время ночной грозы - он увидел маленькую смуглую женскую или детскую ручку со светлорозовой ладонью, на которой лежала жемчужина необычайных размеров, цвета и формы. Она была похожа на громадную розовую каплю и как бы светилась изнутри.Потом он увидел другие ладони, на которых лежала эта же жемчужина и понял, что она переходит из рук в руки. Ее удивительный нежный цвет тускнел, она становилась просто драгоценностью, за которую, по-видимому, платили немалые деньги. И вот нечто странное - жемчужина в золотой сеточке украшает замысловатый головной убор, какой-то тюрбан из тонкого белого муслина. Поверх тюрбана уложены две толстые косы, сплетенные из седых волос и связанные вместе на макушке тюрбана. Взгляд Ника скользит дальше и видит усы, бороду. Нависающие над темными глазами густые седые брови. Кто это - непонятно. Потом лицо расплывается и исчезает. Наплывают какие-то тени. И из этих теней начинает проступать лицо женщины необычайной красоты.Точеный нос, широкий ровный лоб, черные брови над блестящими темными глазами, волосы, свободно ниспадающие тугими кольцами и локонами по обе стороны лица -но лицо усталое, утомленное, испуганное. Вдруг вся картинка- женщина мечется по комнате что-то сжимая в руке, видимо ищет куда это спрятать. Потом кидается к колыбельке, где спит ребенок, осыпает ребенка поцелуями, торопливо обвязывает то, что она держит в руке в старую тряпицу, срывает с шеи цепочку, привязывает к ней то, что она сжимала в руке и одевает на шейку спящего ребенка. Потом переставляет колыбельку в дальний угол комнаты и бросает туда же ворох одежды. Сама становится у дверей и ждет. Распахивается дверь и вооруженные люди врываются в комнату. Один из них, свирепого вида, угрожающе идет к ней и протягивает руку. Она держится рукой за шею, отрицательно качает головой и пятится к окну. Насильник что-то говорит и и продолжает тянуть к ней руку. Женщина как-будто колеблется, на лице у насильника мелькает удовлетворенное выражение и в этот миг она поворачивается, вскакивает на подоконник и бросается вниз. Оцепеневшие на мгновение преследователи толкаясь, выбегают из комнаты.
   И снова все обволакивается каким-то туманом, еще секунду назад четкие изображения становятся зыбкими, и таят, как утренний туман под лучами солнца.
   И тихий голос, похожий на шелест шелка или шорох осенней листвы шепчет: "Жемчужина, жемчужина".
   Звук, вначале похожий на шелест, усилился. Ник вышел из оцепенения.Такого видения у него еще не было. Такой реальности и остроты восприятия. Это было что-то весьма странное. В этот миг он услышал, что кто-то тихо скребется в дверь и приглушенные голоса за ней.
  

Глава 15

   -Кто там? - спросил удивленно Ник. И услышал немного растерянный голос Петруса.
   - Барышня просит разрешения войти.
   "Барышня? Что за барышня в этот час ко мне?" - мелькнуло в голове у Ника. Он вскочил на ноги, бросился к двери и увидел растерянное лицо Петруса и позади него Лили.
   -Лили, что случилось? С вами все в порядке?- тревожно спросил он.
   - Вы сказали, что вы мой друг,- сбивчиво начала говорить Лили, - и вот я пришла. Я боюсь.
   - Садитесь, садитесь, Лили,- и Ник подвел девушку к креслу , сделав знак Петрусу, чтобы тот исчез. Высоко подняв брови, что служило у Петруса выражением целой гаммы душевного состояния, от недоумения до восторга, он удалился.
   Все внимание Ника было теперь занято Лили. Он видел, что девушка не на шутку испугана. Лили сидела на краешке кресла и ее огромные глаза и немного растрепанные волосы придавали ей вид галчонка, выпавшего из гнезда.
   - Это не он, - сказала Лили, глядя на Ника.
   -Кто? - недоуменно спросил Ник.
   - Да этот человек, который выдает себя за Ивана Александровича Аргутинского.
   Ник вздрогнул.
   -Что? Почему вы так решили? Расскажите мне подробнее, не волнуйтесь Лили, эдесь у меня вы в безопасности.
   - Так вот. - Лили достала кружевной носовой платочек и начала нервно теребить его в руках,пытаясь сосредоточиться.- Вы помните, я вам сказала, что Елена Ивановна была всегда очень добра ко мне. И наши дачи в Коджорах были рядом, я много времени проводила у нее. И конечно, когда приезжал ее сын, Иван Александрович, Ивик, я всегда бывала у них. Наверное, смешно, что взрослый человек, ученый, старше меня на целых 25 лет, играл со мной, совсем еще малышкой, на равных. Он придумывал и рассказывал мне удивительные истории. В общем мы были с ним большими друзьями. И вот однажды мы увидели, как на север летит журавлиная стая. Это было изумительное зрелище.И тогда Ивик рассказал мне историю о древнем греческом поэте Ивике, на которого напали разбойники. Они ограбили его и смертельно ранили. И умирающий Ивик увидел летевших журавлей и сказал, что журавли будут свидетелями его смерти.Когда поэта нашли мертвым, его убийц искали и не нашли. Прошло время. И вот однажды один из его убийц увидел журавлей. И насмешливо сказал: "Вот летят свидетели Ивика!". И этим выдал себя.
   - Да, - сказал Ник.- Верно. И все это описал Шиллер.Продолжайте, Лили.
   - И вот мы придумали игру. Нашим тайным паролем были журавли.Этого Ивик не мог забыть. Как не мог забыть и меня. Я выросла и изменилась, но в последний раз мы виделись пять лет тому назад.В этот его приезд мы еще не виделись, меня не было в городе, я была в Коджорах. Но не настолько же я изменилась, чтобы вовсе меня было не узнать -это невозможно.
   -И что дальше? - спросил Ник, он уже начал кое-что понимать.
   - Это не Ивик. Уж на журавлей-то он должен был откликнуться. А этому человеку, и это было видно, мои слова ничего не говорили,- твердо сказала Лили. - Это точно не Иван Александрович Аргутинский.
   -Лили, вы знаете, что настоящее имя Ивана Александровича Бодуэн де Куртэне?
   -Что? Нет, не знаю, но подождите, подождите. Этот Куртэне, что был у Тулуз-Лотрека... Такой неприятный человек, но что-то мне показалось в его лице знакомым, хотя я и не уловила это до конца... Что-то смутное...Я ничего не понимаю, но у меня чувство, что случилось что-то ужасное с Ивиком.
   И она в смятении вскочила с кресла.Ник усадил ее обратно, налил воды и подал Лили. Она немного успокоилась и потом вдруг неожиданно выпалила.
   - Что же я такое говорю! Как это я не знала! Я, конечно, знала историю Елены Ивановны и Ивика.Подождите, Николай Александрович...
   - Просто Ник,- сказал Ник, придвигаясь к Лили. - Попробуйте вспомнить все, что касается этой семьи. Все, все. Какие-то ваши детские впечатления от посещения ваших соседей. Какие у них были слуги... Вот вчера там был слуга, Данила...
   - Какой еще Данила, - удивилась Лили. - Никаких Данил там и в помине не было.
   Теперь пришла очередь недоумевать Ника.
   - Ну как же, среднего роста, коренастый, вид странноватый, руки длинные, длиннее чем у нормальных людей, морда лошадиная и борода лопатой...
   -Все, что вы говорите, напоминает мне образ кретина Виктора, только без бороды ,- резко сказала Лили.
   Ник вскочил пораженный.
   -Черт подери, Лили, а ведь и вправду... Неужели Виктор был сообщником? Похоже на то.Тогда понятна странная смерть Тулуз-Лотрека.Ведь никого, кроме Виктора там не было.
   -И покушение на вас,- добавила Лили.
   -Да, конечно, конечно, - задумчиво сказал Ник.-Ну постарайтесь, Лили,вспомнить все, что вы сможете, о доме Аргутинских.
   Лили задумалась.
   -Ну, вот, мои детские впечатления. Я всегда с удивлением и какой-то опаской разглядывала картины, висевшие в гостиной.Как я теперь понимаю, мастерство художников было таково, что я их воспринимала как живых людей. Это были великолепные портреты, мельком как-то при мне было сказано, что они собраны первым мужем Елены Ивановны. И еще у Елены Ивановны в комнате был заветный сундучок, где она хранила семейные альбомы в великолепных замшевых и кожаных переплетах, украшенных затейливыми металлическими накладками.Там же она хранила и какие-то девичьи письма, и другие вещицы, принадлежавшие лично ей.Она не любила, когда кто-нибудь был бы рядом с ней, когда она открывала сундучок и доставала из него дорогие ее сердцу вещицы. Исключение делала только для меня и при этом сажала меня на тахту, несколько поодаль и строго говорила: " Лилечка, сиди тихо, я седлаю коней моей памяти". И я сидела тихо и ждала, когда кони будут, наконец, оседланы. Они представлялись мне маленькими, игрушечными и в то же время живыми и пока я их ждала, а Елена Ивановна предавалась воспоминаниям, я засыпала на тахте. Вот только этот сундучок и представлялся мне таким таинственным. Больше ничего особенного я припомнить не могу, Елена Ивановна была обычной тифлисской дамой. Правда, немного замкнутой. Но это можно объяснить той трагедией, которую она пережила в молодости.
   И Лили замолчала, продолжая теребить платочек и испуганно глядя на Ника.
   Ник думал, что ему делать. С одной стороны, он ни за что не хотел отпускать Лили одну домой. Но, зная Кавказ, он не мог оставить ее у себя, под своей защитой. И тут спасительная мысль пришла ему в голову.
   -Скажите, Лили,- спросил он, - вы знакомы с Елизаветой Алексеевной?
   - Конечно, - немного удивленно сказала Лили, - конечно, и очень даже.Она бывает у нас и я, в свою очередь, часто навещаю ее. Я брала у нее уроки французского. Она хорошо знает папу.И знала маму. Елизавета Алексеевна часто гостила у нас в Коджорах.
   Ник облегченно вздохнул.
   -Тогда вот что. Вы не должны возвращаться домой. Я боюсь, что это опасно. Сейчас я напишу записочку Елизавете Алексеевне. Останьтесь сегодня у нее, я очень прошу вас.
   - Я рада, что вы мне поверили,- тихо сказала Лили, глядя на Ника своими огромными глазами. - Но там няня, там Маруся.
   -Няня и Маруся не представляют интереса для этих людей, но на всякий случай мы примем меры, у меня есть знакомые и они проследят , чтобы им не причинили зла. А я должен буду сейчас отлучиться и хочу знать, что вы в безопасности у Елизаветы Алексеевны. Да и Петрус остается в доме и будет охранять дам,- шутливо сказал Ник, стараясь поднять настроение.
   -Так этот дом как крепость, - сказала Лили. - Здесь все в безопасности.
   Ник сел к столу и написал записочку Елизавете Алексеевне, потом вышел и отправил ее с Петрусом наверх. Не прошло и пяти минут, как Елизавета Алексеевна спустилась к нему, как всегда подтянутая, моложавая, спокойная.
   - Лилечка, деточка,- воскликнула она при виде Лили, - как я рада тебя видеть! Пошли пить чай, он только что заварен. А потом мы ждем и вас, Николай Александрович!
   И, обняв Лили за талию, она повела ее к себе. Если бы Ник не знал, что это он только что попросил Елизавету Алексеевну приютить у себя Лили, то никогда бы этого не подумал. Все вышло так, будто Лили по дороге к Елизавете Алексеевне случайно заглянула к Нику и задержалась несколько дольше, чем позволяли приличия, и вот Елизавета Алексеевна и спустилась сама за ней. Чувство такта у этой тифлисской дамы было на самом высоком уровне.
  
  
  

Глава 16

  
   Быстро переодевшись в неприметный костюм мастерового, Ник был уже готов выйти из дома, как снизу раздался звонок и Петрус вошел к нему с запиской от Кикодзе, принесенной Гаспаронэ.
   "Дорогой Ник, - писал Кикодзе, - с некоторым запозданием сообщаю вам, что наши знакомые с Петра Великого отбыли в дорожной коляске в неизвестном направлении. Пока Гаспаронэ искал меня, прошло несколько часов. Печальное упущение.Мы принимаем меры, чтобы отследить их передвижение и направление следования.Кстати, если вы захотите вместе со мной осмотреть вчерашнее место происшествия, то у меня есть на то разрешение от полицмейстера и я буду ждать вас у аптеки Гейне под часами в 7 вечера. Ваш Апполинарий".
   На Эриванской площади Кикодзе уже ждал Ника и они решили, что спустятся на Петра Великого с верхних улиц, заодно осмотрят соседние улицы, нет ли там ничего подозрительного. У Кикодзе с собой был сверток из старой холщовой синей рабочей блузы, в какие мастеровые заворачивали свой рабочий инструмент. Со стороны можно было подумать, что двое мастеровых возвращаются вечером с работы к себе домой, куда-то на те узкие и крутые улочки Сололак, где в маленьких домиках с садами жил простой люд.Тихо беседуя, он поднялись по Сололакской, завернули на Паскевича и по Лермонтовской поднялись на Ртищевскую.Стоял тихий, в голубовато-синих тенях, почти летний вечер. Пахло цветущей акацией.Лениво поднимался вверх, на Вознесенскую, трамвайчик конки. Щеголевато одетые тифлисцы спускались вниз, на Головинский проспект, направляясь в Оперу или ресторан, или просто на променад.
   Кикодзе с Ником свернули направо и медленно пошли по Ртищевской. Ник с интересом осматривал нарядные фасады недавно выстроенных домов, отмечая про себя, что Тифлис выглядит в этой своей части как европейская столица, но с особенностями, присущими только этому городу.И вдруг он резко остановился. Ртищевская, 13 номер. Те же странные морды то ли человека с козлиными рогами, бородой, то ли какого-то фантастического животного. Это были те же маскароны, что и на фасаде шестого номера на Петра Великого. Кикодзе, вначале не понявший, что поразило Ника, теперь с любопытством осматривал фасад дома.
   -Обратите внимание, Николай Александрович, - почему-то шепотом сказал он.- На дверях те же маски.
   - Да, да, - живо отозвался Ник. - Непостижимо! Тут явно какая-то связь. Это абсолютно определенно. Пойдемте, Аполлинарий, а то на нас могут обратить внимание.
   Кикодзе кивнул и оба сыщика отправились дальше, зорко продолжая оглядывать дома, мимо которых они шли.
   Когда Ник и Кикодзе дошли до шестого номера на Петра Великого, то, не сговариваясь, вместо того, чтобы осматривать место происшествия, которое и так было осмотрено достаточно тщательно, а что не осмотрено, то уже затоптано, поднялись на второй этаж. Надо было предупредить няню Лили, что та остается ночевать у Елизаветы Алексеевны. Няня, дремавшая в кресле у дверей в ожидании Лили, немного испугалась, но Ник подробно объяснил ей, что Елизавета Алексеевна просила Лили остаться у нее и Лили послала их предупредить, чтобы домашние не беспокоились. Успокоенная старушка благодарила и благославляла Ника и Аполлинария, а те , пятясь, ретировались от нее в подъезд. И , переглянувшись, стали подниматься на третий этаж, в квартиру Ивана Александровича.
   У дверей Аполлинарий быстро вытащил из свертка набор отмычек и за считанные секунды открыл дверью
   -Однако!- сказал со значением Ник. - У вас, видно, большой опыт. Где практиковались, коллега?
   - У очень опытных людей, - усмехнулся Кикодзе. - Можно сказать, знаменитостей. За пределами империи.
   - Ну, ну,- сказал Ник с удивлением,- что ж, заходим? - и с этими словами, осторожно открыв дверь, сыщики проскользнули в квартиру.
   Она была пуста. Сыщики прошли во все комнаты, заглянули во все уголки, опасаясь, что Иван Александрович, настоящий, а не мнимый, мог стать жертвой авантюриста. Но нигде никого не было. Квартира была пуста и даже осторожные шаги гулким эхом отзывались в ней.
   В гостиной Ник еще раз взглянул на стены и вдруг заметил, что одной из картин, портрета, который висел в простенке между окнами, нет.
   Но Аполлинарий уже торопил и они, стараясь не шуметь, покинули квартиру. Аполлинарий поколдовал над замками и запер ее.
   -Интересно, - уже на улице озабоченно сказал Ник, - почему увезена или куда пропала картина?
   - Вы не помните, что было на ней?- спросил Аполлинарий.
   - Я не мог ее толком разглядеть, в комнате была полутьма. Но это был портрет, старинный. По-моему, там был изображен мужчина в костюме, примерно, двенадцатого века. Может быть Лили что-нибудь вспомнит. У этой девушки очень острое восприятие действительности и развитая интуиция. Кроме того, она очень поэтична, - задумчиво сказал Ник.
   Апполинарий искоса взглянул на него, но ничего не сказал, понимая, что если такой мужчина, как Ник, говорит о девушке в таких выражениях, то это неспроста.
   - Я пошлю завтра людей расспросить на заставах и в духанах на разных направлениях, чтобы выяснить, кто выезжал из города и куда.Я полагаю, что мы должны искать троих...
   -Минуточку, минуточку, - вдруг остановился Ник. - А в какой коляске или дормезе выехали из Тифлиса эти люди? Гаспаронэ ничего не сказал?
   - Сказал, - усмехнулся Аполлинарий. - Он не видел момента, когда дормез грузился. Это происходило во дворе дома. Со двора он выехал весьма неожиданно, на хорошей скорости, на козлах сидел человек с бородой лопатой...
   - Так, стало быть Виктор, - сказал Ник. - А кто был внутри, Гаспаронэ не заметил?
   - Заметить то заметил, он попытался на ходу сунуть туда нос, да получил кнутом по спине. Ему показалось что там сидят две...
   - Две?
   -Да, две дамы. Но в полутьме дормеза он мог и не понять.
   - Так. Или мы ошибаемся или...
   - Или это маскарад.
   - Но нужно узнать у Лили, какими костюмами они могли воспользоваться. Туалетами матери Ивана Александровича? Или тут замешана какая-то женщина? Мы что, окончательно запутались?
   С этими словами Ник повернулся к Аполлинарию.
   Но тот бодро ответил:
   - Ничего, распутаемся. Утро вечера мудренее. Пойдемте-ка по домам, а завтра будут уже сведения от агентов.
  
  

Глава 17

   С утра в субботу Ник передал с Петрусом записочку Елизавете Алексеевне о том, что дома у Лили все тихо и спокойно. Петрус передал на словах от Елизаветы Алексеевны, что Лили еще крепко спит, утомленная всем происшедшим накануне.
   И только Ник решил взяться за дела, как Петрус принес послание от Кикодзе.
   "Дорогой Николай Александрович! Две известные нам "дамы", которые вчера покинули так спешно Тифлис, проехав до темноты до духана "Не уезжай, голубчик мой" за Московской заставой, остановились там переночевать. Вообще никто не остается на ночевку в духане, но это как-то устроилось, видимо, было щедро оплачено. Мой человек смог переброситься с духанщиком несколькими словами ( духанщик много обязан тифлисской полиции). По его словам, они направляются в Ахалцих, по крайней мере их кучер уточнял дорогу и где в дороге можно остановиться на ночлег.Кроме того, как показалось духанщику, прозвучало слово "Абастуман". И самое интересное. Сегодня рано утром, когда они отправились в дорогу, духанщик показал моему человеку записку, которую одна из дам украдкой сунула ему вместе с ассигнацией со словами: "Если господин с такой фамилией будет спрашивать что-либо у вас, отдайте ему записку".Записка заклеена хлебным мякишем и на ней написано: "Господину Н.А.де-Кефед-Ганзену".Я полагаю, одна из "дам" является князем Аргутинским, который не сомневается, что вы отправитесь на его поиски. Но почему такой маскарад - это уже предстоит выяснить. Предлагаю отправиться к духану незамедлительно. Буду ждать вас на Хлебной площади".
   Буквально через несколько минут Ник вышел из дома и быстрым шагом спустился до Хлебной площади, где его уже ждал Кикодзе с наемной дорожной коляской. Они быстро покатили из города к знаменитому духану "Не уезжай, голубчик мой", который стоял на перепутье нескольких дорог. Был уже полдень, солнце припекало и открытая коляска не спасала путников ни от жары, ни от дорожной пыли. Поэтому оба они облегченно вздохнули, когда коляска остановилась возле духана. Духанщик, кривой Сико, своей тощей фигурой вовсе не походивший на духанщика, вышел взглянуть, кто подъехал к его заведению и почтительно стянул с головы черную кахетинскую шапочку, узнав в одном из посетителей Кикодзе.
   - Здравствуй, Сико!- приветствовал Кикодзе духанщика. - Вчера говорили в Тифлисе, что у тебя замечательная форель. Вот мы с приятелем из Петербурга и решили заглянуть к тебе и отведать форели. Знакомьтесь, граф, это знаменитый Сико, у него замечательный духан.
   Ник с улыбкой кивнул духанщику и представился, четко и ясно:
   - Кефед-Ганзен.
   Духанщик и глазом не моргнул, а почтительно кланяясь повел гостей к раскидистому каштану, под которым двое его слуг уже накрывали на стол. Проворная служанка принесла глиняный кувшин с водой, миску и полотенце, чтобы гости могли освежиться с дороги. И пока Ник и Аполлинарий рассаживались, на стол были уже поставлены кувшины с вином, горячий лаваш, масса разнообразной зелени, ореховая подливка к форели и, наконец, сам Сико торжественно принес блюдо с форелью, от которой поднимался пахучий пар. Отведав форель, Ник понял, что он никогда не ел такой роскошной рыбы. О чем и сообщил Сико, который время от времени появлялся перед ними, чтобы проверить зорким взглядом, все ли в порядке на столе. Прошло около часа, когда, поблагодарив хозяина, гости стали подниматься. Тут Сико предложил показать им садок, в котором плескалась форель. Кикодзе прошел немного вперед и в этот момент Сико сунул Нику запечатанный конверт со словами: "Дама просила передать". В следующую минуту он уже рассказывал Кикодзе как устроен его садок и откуда ему привозят рыбаки живую форель. Ник немного отстал и быстро распечатал конверт. В нем корявыми буквами, видимо, наспех было написано: "Я в безопасности. Он безумен. Абастуман. Арг.". И больше ничего. Ник сунул записку в карман и присоединился к Кикодзе.
   Через полчаса они уже возвращались в Тифлис.В коляске Ник протянул листок с письмом Кикодзе и тот , прочтя его, шепотом сказал:
   - Понятнее все происшествие не стало. Кто же этот "он"? И в чем выражается его безумие? Интересно, почему Аргутинский считает себя в безопасности. Полагаю, что конечной целью их путешествия является Абастуман. Что еще непонятнее. Абастуман довольно хорошо охраняется, там достаточно полиции и местной, и из Тифлиса. И агентуры там хватает. Я думаю, что если они доберутся туда, то там и вправду за жизнь Аргутинского можно не опасаться. Но и нам , видимо, следует торопиться туда. Я сегодня испрошу разрешение у князя Вачнадзе и завтра мы сможем уехать. Как вы полагаете?
   - Думаю, что это здравое суждение,- задумчиво сказал Ник.- Теперь уж очевидно, что с доктором Серебряковым встречался "призрак". А я опростоволосился. Хотя какие-то сомнения у меня уже были. Но не понимаю, что, этот человек, этот "призрак", послушался совета доктора Серебрякова? Что-то там было не так во время его встречи с Серебряковым. Мне показалось, что Серебряков чем-то раздражен. И это желание непременно ехать в Абастуман... Ловко было подстроено, чтобы рекомендацию ехать в Абастуман он получил бы от человека со стороны в моем присутствии. Но таким образом я уже мог знать, что он едет туда. Зачем же тогда этот маскарад с переодеванием? Аргутинский, видимо, является его заложником. А в Абастумани бывает практически весь двор и вся императорская семья. Нет, ехать надо непременно. Вся эта история мне все меньше и меньше нравится. Надо встретиться сегодня с Лили и спросить у нее, что же такого было на той картине, которая исчезла из дома Аргутинских. Да, и что этому "призраку" нужно было от меня? Почему он следил за мной? И какая же в конце концов связь с дочерью персидского консула и всей этой историей?
   Ответов на эти вопросы пока не было.
   Близился вечер, когда Ник снова оказался дома. Приведя себя в порядок после дороги, он решил подняться к Елизавете Алексеевне. Написав ей записку, он отослал ее с Петрусом, а сам сел в глубокое кресло и не заметил, как задремал.
  
   Его разбудил Петрус.
   -Уже шесть часов,- озабоченно зашептал он, - дама ждет.
   Ник быстро переоделся и поднялся к Елизавете Алексеевне. Она встретила его сама и на извинения замахала руками. Вид у нее был озабоченный.
   -Дорогой Ник, - зашептала она, - что-то странное происходит в городе. Неожиданная кончина графа де Тулуз-Лотрека, правда, он давно болел артритом и очень мучился болями. Говорят, что он покончил с собой из-за этих болей. Ему не помогал даже морфин. И неприятная история с малышкой Фархандой, дочерью милейшего человека, персидского консула. И эта история с Лили...
   - Да, а где она? - спросил Ник, оглядываясь по сторонам.
   -На балконе, она любит там сидеть, когда бывает у меня. Идите туда, а я пока займусь чаем.
   Ник вышел на балкон. Лили сидела в кресле-качалке, на плечах у нее была шелковая шаль. Она тихонько покачивалась, закрыв глаза, задумавшись и не замечая, что кто-то вышел на балкон. Полюбовавшись этой безмятежной картиной, Ник взял венский стул и сел рядом. Лили вздрогнула и открыла глаза.
   -О, это вы, Николай Александрович, - воскликнула она, зарумянившись от смущения, - а я была так далеко отсюда и не заметила, когда вы вышли на балкон.
   - Только сию секунду, - успокоил ее Ник.
   - Вы знаете,- задумчиво сказала Лили,- я очень люблю этот балкон. Он мне кажется волшебным. Я часто представляю себя на нем, в этом кресле, и у меня бывает ощущение,что я и вправду здесь.Елизавета Алексеевна смеется надо мной и говорит, что иногда кресло-качалка начинает качаться само по себе и тогда она знает, что я мысленно на этом балконе.
   - Да, - удивленно сказал Ник, - я, кажется, был свидетелем такого случая. Лили, вы очень сложный человек.
   -Ой, нет, - испугалась Лили, - я просто фантазерка.
   -Лили, - сказал тихо Ник, наклоняясь к девушке, - вы не помните, что за портрет висел в гостиной у Аргутинского в гостиной, в простенке между окнами?
   - Да, конечно, я знаю его прекрасно. Это замечательный портрет. Я могу рассматривать его часами. И каждый раз нахожу детали, которых не видела раньше.Но почему вы говорите о нем в прошедшем времени?
   Ник замялся, но устремленный на него взгляд ясных глаз Лили не позволил ему уклониться от ответа.
   - Лили, вчера, когда я был в вашем доме, так получилось, но не спрашивайте как, я очутился в квартире Аргутинского.
   Глаза Лили стали круглыми.
   - И, - тихо продолжал Ник, - оказалось, что портрета, висевшего в простенке между окнами в гостиной, нет. Но еще накануне он был там, когда я заходил к Аргутинскому, чтобы отвести его к Марии Яковлевне. Мне не удалось рассмотреть портрет, в комнате была полутьма. Лили, - еще тише сказал Ник, - а вы могли бы подробно описать его?
   Лили закрыла глаза.
   -Ну, во-первых, это портрет герцога Бодуэна Буйонского, фламандского рыцаря-крестоносца, родного брата знаменитого Готфрида Буйонского. Они оба были участниками первого крестового похода и стояли во главе армий Северной Франции и Лотарингии под крепостными стенами Константинополя. Потом византийский император пропустил их через Константинополь, они пересекли Малую Азию, осадили Антиохию и в 1099 приступом взяли Иерусалим. Готфрид Буйонский отказался от королевской короны, приняв скромный титул "Защитника Гроба Господня". Но после смерти Готфрида в 1100 г. брат Бодуэн наследовал ему как король Иерусалимский и как сказано в древних хрониках, "управлял делами королевства с великим мужеством и умом"...
   И тут она осеклась и с испугом посмотрела на Ника.
   - Что случилось, Лили?- тревожно спросил Ник.
   - Но вы, вы разве не знаете?
   - Чего я не знаю, ну, Лили, в чем дело?
   - Вы же как две капли воды похожи на этот портрет. И тогда, у Тулуз-Лотрека, вы были в его костюме и, кажется, представились как герцог Бодуэн Буйонский!Я, правда, немножко нанюхалась кокаинчику в тот вечер, но, ей Богу, я все вспомнила!
   Ника прошиб холодный пот.
   _ Но Лили, это была просто случайность! Я не сам выбрал себе костюм! Это Мелик-Бегляров выбрал его!
   - Мелик-Бегляров? Он человек безобидный, не злой. Видимо, им руководила чья-то воля!
   - О, Лили, ведь это могло быть простое совпадение, случайность!
   - Нет, нет, таких совпадений быть не может! Ваша внешность, вот отчего я все думала, где же я могла вас видеть раньше. Так вот, на этом портрете!
   - Лили, мои далекие предки были тоже родом из Фландрии и принадлежали к известному роду...
   - Ну, вот видите, они могли быть в родстве, пусть и далеком, с герцогом Буйонским. Но подождите, и тогда вы... вы родственник Бодуэна де Куртэне!
   Ник остолбенел. Лили вдруг вывела его на одну из загадок этой истории. Если это так, тогда понятен "интерес", который питает этот мнимый Бодуэн де Куртэне к его персоне. Но тогда настоящий Бодуэн де Куртэне, Иван Александрович Аргутинский, выходит, в каком-то родстве с ним, с Ником?
   Ник взмолился:
   -Лили, умоляю вас, подождите, а то у меня голова пошла кругом.
   - Нет, нет, пойдемте дальше! - глаза у Лили сверкали, кудряшки растрепались от того, что она все время встряхивала головой.- Я расскажу вам еще что-то. Этот портрет, который висит в доме Аргутинских, он ведь парный.
   -Парный? Что вы имеете в виду?
   -Пойдемте!
   Лили вскочила с качалки и взяв Ника за руку, повела его в гостиную, ту самую, отделанную кожей, с высоким венецианским зеркалом и портретом одинокой дамы.
   Встав перед портретом, она сказала:
   - Прислушайтесь, вам в глубине души этот портрет что-нибудь говорит?
   -Я спрашивал у Елизаветы Алексеевны и она обещала в будущем познакомить меня с этой дамой,-отшутился было Ник.
   Но Лили была серьезна.
   - Это Беатрис, дама сердца Бодуэна Буйонского. Портреты написаны одним и тем же художником. Видите, она стоит немного повернувшись, как будто смотрит на кого-то. Так вот, смотрит она на портрет герцога Бодуэна Буйонского. А тот, если бы висел рядом, смотрел бы на Беатрис.
   - Но теперь еще вопросы, Лили. Елизавета Алексеевна, она так странно говорила об этом портрете и о том, что она может устроить мне встречу с этой дамой? Это что, была шутка?
   - Не думаю, - Лили покачала головой. - Елизавета Алексеевна, конечно, знает о парном портрете, может быть она уловила сходство? Я не знаю, - грустно сказала она. - А что, вам бы хотелось с ней познакомиться?
   - Теперь уж нет, Лили, - поспешил сказать Ник.- А почему портреты принадлежат разным людям? Есть ли какая-то связь между семьей Аргутинских и Елизаветой Алексеевной?
   - Елизавета Алексеевна ... она, она очень не простой человек. Я думаю, что она сама вам расскажет о себе.Она запросто вхожа к императрице-матери, Марие Федоровне, и в то же время у нее очень интересные знакомства с самыми удивительными людьми, с такими, что страшно даже подумать.Но она старается, чтобы поменьше людей знало об этом. У нее такой сложный внутренний мир, ей необходимо душевное спокойствие. Она вам расскажет и об истории с портретами.
   В это время в дверях показалась Елизавета Алексеевна.
   -Чай готов! - провозгласила она .- Прошу к столу.
   Ник подал Лили руку и они прошли в столовую, где, как всегда с изяществом , был сервирован стол.
   Елизавете Алексеевна продолжила разговор, начатый во время прихода Ника.
   - Что-то непонятное происходит все же в городе.Я уже говорила вам, что на днях в доме персидского консула был какой-то переполох. Мой друг, отец Зинэ, вы, конечно, помните Зинэ, дорогой Николай Александрович, так вот, он находится в родстве с персидским консулом. Супруга консула, мать Фарханды, была наполовину йезидкой. В общем, какие-то слухи циркулируют по городу. А вы, Николай Александрович, ничего не знаете?
   Ник насторожился. О его тайной миссии Елизавета Алексеевна не знала и не должна была знать. Но ее волнение, кажется, говорило о том, что она и не подозревает, кто Ник на самом деле.
   Елизавета Алексеевна продолжала:
   -Отец Зинэ просит вас прийти к нему. Он хочет рассказать вам кое-что.
   -Да, конечно, если я буду в силах помочь чем -нибудь, - сказал Ник, разводя руками. - Ведь я ученый, а не сыщик.
   - Так там как раз и нужен человек с вашим складом ума. Ведь каждый ученый - он и сыщик в своей области. Но мыслит и глубже, и шире. Тем более вы. Европеец и знаток востока одновременно. Как раз вы и поймете то, о чем будет говорить шейх. Полиция-то его допрашивала, но понять не смогла.
   Ник заинтересовался. Он не знал, что полиция допрашивала шейха. Видимо, он еще не все бумаги успел просмотреть, а на словах полицмейстер не сказал ему, сочтя допрос шейха несущественным моментом расследования.
   -Хорошо, хорошо, дорогая Елизавета Алексеевна, когда же шейх хочет меня видеть?
   -Вы можете отправиться к нему прямо сейчас?
   -Сейчас?- удивился Ник. -Да ведь уже ночь на дворе.
   -Если вы согласны...- начала говорить Елизавета Алексеевна, заглядывая Нику в глаза.
   -Да, конечно, я согласен, но...
   -Тогда минут через десять здесь будет ваш провожатый, а пока давайте пить чай.
   Ник про себя отметил, что Елизавета Алексеевна не сомневалась в его согласии.
   В скором времени раздался звонок. Елизавета Алексеевна вышла и через минуту вернулась с молодым человеком, на вид еще совсем мальчиком. Взглянув на него, Ник не смог скрыть удивления.Он был очень красив, этот юноша.Красив красотою европейца - правильные черты лица, светлая кожа, серые глаза. Принадлежность к восточному племени выдавали только его буйные волосы, такие же темные и вьющиеся, как у Зинэ. Ник вопросительно взглянул на Елизавету Алексеевну.
   - Это брат Зинэ, Джафар. Мать-то у них была полька. Оттуда и глаза Зинэ, и внешность Джафара. Она была моей близкой приятельницей. Мы учились вместе в пансионе. В Петербурге.Джафар и отведет вас к шейху.Это недалеко отсюда, на Петхаине.
   - На Петхаине?- переспросил Ник, удивившись незнакомому слову.
   - Да, тут Вифлеемская церковь, от нее это место и называется Петхаин.
   - Бетлехем?- догадался Ник.- Библейские места?
   - Да, да, конечно, это так звучит. Там и люди живут библейские. Ну, Джафар, доверяю тебе нашего гостя, - бодро сказала Елизавета Алексеевна.
   Юноша кивнул и улыбнулся.
   Когда Ник с юношей вышли из дома, на улице было уже совсем темно. У Джафара был с собой керосиновый фонарь, видимо, ему часто приходилось совершать ночные прогулки.Спустившись до угла, они пошли вверх и затем снова свернули налево. Узкая улица круто поднималась в гору и упиралась в каменную лестницу с широкими ступенями. По обе стороны лестницы шли каменные перила. Ступеньки были кое-где обломлены и идти приходилось медленно. Джафар старался светить Нику под ноги и фонарь плясал у него в руке, освещая неровности лестницы.
   - Тут поворот, - предупредил Джафар, - и нам налево. Надо идти очень осторожно, дорога здесь скалистая, скользская. А справа, вот эта темная громадина, это Вифлеемская церковь.
   - Еще далеко? - спросил Ник, думая про себя, что его смит-и-вессон был бы сейчас очень кстати для хорошего самочувствия.
   - Нет, мы уже почти дошли.Это здесь.
   Свет фонаря вырвал из тьмы темную деревянную дверь в каменной стене дома. Джафар поднял высоко фонарь и прикрывая его рукой, посигналил несколько раз в окна второго этажа. Ник успел увидеть сплошь застекленную стену, где вместо деревянных рам были ажурные переплетения в виде решеток, розеток, шестиугольников. На сигналы Джафара медленно отворилась дверь и изнутри кто-то осветил внутреннюю лестницу.
   Ник увидел странного человека, почти квадратного, ростом с ребенка, который, видимо, отворил дверь изнутри. Ник отметил про себя его светлые, соломенные волосы, прядями спадавшие на плечи и лицо, и несуразно длинные, как у гориллы, мощные руки.Этот человек, не произнося ни единого слова, с некоторой натугой стал закрывать дверь и Ник увидел, что она была тяжелой не только от того, что сделана из мореного дуба, а от того, что с внутренней стороны обита железом.
   "Ого, - подумал он, - прямо средневековая крепость".
   Джафар жестом пригласил его идти за ним.
   "Какое-то царство безмолвия" - пронеслось в голове у Ника.Джафар провел его через внутренние комнаты, где не было ни души, потом по узкой лестнице они поднялись куда-то наверх и, наконец, оказались перед узкой дверью, в которую Джафар негромко постучал условным стуком. Дверь открыла Зинэ, в том же ярком костюме, в котором она была у Елизаветы Алексеевны. Увидев Ника, она приложила палец к губам и Ник, собиравшийся поздороваться, понял, что это сейчас неуместно. Зинэ жестом пригласила его идти за собой и, проведя в комнату, указала на низкую тахту с разноцветными ковровыми, шелковыми и бархатными подушками. Ник молча поклонился и сел на предложенное ему место. В комнате царил полумрак. В первый момент Нику показалось, что в комнате никого нет, кроме Зинэ и Джафара. Постепенно глаза его стали привыкать и тогда он увидел, что в глубине комнаты стоит глубокое кресло с высокой спинкой и подлокотниками. И в этом кресле сидит человек, закрыв лицо руками.
   Так прошло какое-то время. Ник чувствовал себя неуютно и недоумевал, отчего его так торопили. И в тот момент, когда ему казалось, что его терпение иссякает, человек, сидевший в кресле, оторвал руки от лица и трижды хлопнул в ладоши. И в тот же миг растворились двери, в комнату вошли двое слуг, несших подсвечники, в которых горели восковые свечи. Они же внесли и небольшие чаши, в которых, как по запаху догадался Ник, тлела кедровая смола. Потом слуги внесли подносы, на которых горкой лежали фрукты и восточные сладости.
   -Отец, это профессор из Петербурга. Ты хотел его видеть, - тихо сказала Зинэ, подойдя ближе к креслу и немного наклонившись, так, будто тот, кто сидел в кресле, плохо слышал.
   Человек в кресле вздрогнул, казалось, он немного не в себе. Но в следующий миг он протянул руку к Нику и красивым звучным голосом на чистейшем русском языке произнес:
   - Простите, профессор, вы пришли в тот миг, когда я был призван туда. - И он немного необычным жестом правой руки, от сердца вверх, указал на потолок, сделанный в виде купола. Ник невольно проследил глазами за движением руки и увидел, что в потолке зияет широкое отверстие, через которое было видно черное небо и мерцающие звезды.- Я благодарю вас, что вы оторвались от дел и приняли мою просьбу.
   Ник поклонился.
   -Если вы готовы пожертвовать вашим временем,-продолжал отец Зинэ, - я познакомлю вас немного с моим народом, йезидами, шейхом которого провидение сделало меня, Ала Хусем уд-Дина, потомка великого Салах-ад-Дина.
   Ник еще раз поклонился.
   -Сочту за честь выслушать вас, уважаемый шейх.
   Шейх удовлетворенно кивнул и начал свой рассказ:
   - Мы, йезиды, древний народ. Наш путь не прост. Но нам покровительствуют космические силы. И дом, в котором вы сейчас находитесь, и то место, где он находится, тоже связаны с ними. Здесь тысячелетия назад находилось древнее капище "атеш кяде" - "храм огня". Огонь, всеочищающий, вечный, божественный. Скажите, вы готовы отправиться в прошлое, чтобы познать то, что вами не познано, но сидит глубоко в вашей атавистической памяти?
   - Да, я согласен, - Ник про себя решил, что раз он уже пришел сюда, то должен пройти через это странное испытание.
   Шейх испытующе смотрел на него. Он протянул руку и Джафар внес в комнату треножник и жаровню с раскаленными углями и установил на середине так, чтобы они находились точно под отверстием в потолке.
   - Мы все трое будем здесь, с вами, - торжественно произнес шейх. - А вы будете блуждать во вселенной.
   И с этими словами он стал сыпать на раскаленные угли какие-то травы и семена. Легкий дымок поднялся над жаровней и постепенно тонкие струйки стали подниматься к потолку, сгущаться в виде облака и растекаться по углам комнаты. Постепенно дымком заволокло всю комнату. "Странно, - подумал Ник, следивший как зачарованнный за движением струек дыма, - почему дым не уходит в отверстие в потолке?" Но постепенно мысли его мешались, он почувствовал, как тело его становится все легче и легче и вот он сам как будто поднялся в воздух и медленно полетел к дыре в потолке, навстречу звездам. Но шейх и его дети увидели, что Ник откинулся на предусмотрительно подложенные ему на тахте подушки и мутаки. Наступила тишина. Началось "скитание по звездам" - так называлось это действие, эта мистерия. Шейх молча подкидывал на угли сухие травки. Ароматы кедровой смолы и трав заполнили всю комнату.
  

Глава 11

  
   Неприятное ощущение не покидало Ника.Он провел рукой по телу - под широким шерстяным плащом была выдержавшая не один бой мавританская кольчуга. Короткий дамасский меч надежно скрывался в складках темнокрасной, длинной, ниже колен, фланелевой рубахи. Суконный фламандский берет с одиноким страусовым пером он низко надвинул на лоб. Ник подошел к окну и выглянул во двор. Там все было как всегда - возня челяди, беготня от одной постройки замка к другой. Оруженосец еле сдерживал серого в яблоках жеребца. Над зубчатыми крепостными стенами нависало серое небо, покрытое свинцовыми осенними облаками. И только дальше, где высились Арденны, радовало глаз тяжелое осеннее золото лесов. Ник отвернулся от окна, подошел к венецианскому зеркалу и еще раз всмотрелся в свое отражение. Оно не очень радовало его. Да, в каштановых кудрях еще не серебрились нити старости. Да, взгляд был ясен и тверд. Но внутреннее ощущение какой-то неправильности и нелепости не покидало его.Тяжело вздохнув, Ник широким шагом пошел к двери, которая услужливо распахнулось перед ним - слуги были вышколены. Ник вышел во двор.
   Слуги застыли в низком поклоне каждый, где стоял. Ник мрачно ждал, пока оруженосец подводил к нему любимого арабского жеребца. Похлопав его ласково по крутой шее, Ник вскочил в седло. Слуги уже открывали ворота замка. Дробный стук от копыт хорошо подкованных лошадей по подъемному мосту и вот уже два всадника неслись по дороге.
   Мелкий косой осенний дождь бил всадникам в спину и стекал тонкими ручейками по плотным плащам на спины коням. От мчавшихся лошадей во все стороны разлетались комья мокрой земли. Клочья тумана ползли по обеим сторонам дороги и редкому лиственному лесу. Наконец, впереди показались постройки - лачуги крестьян, обнесенные оградами из дикого камня. Всадники пронеслись сквозь них как молния к старому замку - крепостная стена, покосившиеся ворота, всегда опущенный подъемный мост на скрипучих старых заржавленных цепях. Вихрем кони ворвались во двор замка. Там было безлюдно. Спешившись, Ник бросил поводья подоспевшему оруженосцу и, широко ступая, вошел внутрь. Миновав передние комнаты, обширный зал с огромным очагом в стене, где можно было зажарить целиком быка, что и делалось в былые времена, когда замок был только отстроен и кипел жизнью, Ник поднялся по узкой скрипучей лестнице на второй этаж замка. Войдя в комнату, он увидел привычную картину, от которой у него заныло сердце. В небольшом камине тлели поленья. Можжевеловый смолистый запах заполнял всю комнату, успокаивая и вызывая ощущение уюта.Стены комнаты были завешены гобеленами, а пол устлан прекрасным восточным ковром.Узкие окна в дождливую погоду пропускали мало света и в комнате царил полумрак. Ник оглянулся.
   - Беатрис!- тихо позвал он.
   Из глубины комнаты, где находился альков, послышались быстрые шаги и в полосе света, падавшего от узкого окна, появилась женщина с пепельно-русыми волосами, зачесанными назад и собранными в тугой узел на затылке, с мелкими чертами лица, серыми глазами. Светлую кожу оттеняло и делало еще светлее и прозрачнее платье глубокого синего цвета с воротником и манжетами венецианского гипюра.
   -О, это ты, - воскликнула она.- Мне никто не доложил о твоем приезде.
   - Беатрис, я не встретил ни одного человека. Во дворе не было никого, кто принял бы лошадей. Что происходит? Где твой батюшка?
   - Батюшка отправился по делам в Гент, его уже нет почти неделю. А слуги, ты же знаешь, они всегда отлынивают. Я не справляюсь.-тихо сказала она.- Можно предложить тебе бокал кипрского вина? Твоего любимого?
   Ник кивнул. Беатрис снова исчезла в глубине комнаты и появилась с высоким бокалом, в котором искрилось напоенное солнцем востока красное вино.
   Ник сел в кресло и тяжело вздохнул. Беатрис села напротив него.
   - Восток проник в тебя так глубоко, что здесь тебе становится трудно.
   Ник покачал бокалом. Вино вновь заискрилось. Задумчиво глядя на него, Ник тихо сказал:
   -Глубже, чем ты думаешь. Глубже, чем мне бы хотелось. Восток открыл наши незрячие глаза и промыл заплывшие жиром мозги. Я расскажу тебе то, о чем никогда никому не рассказывал. Пока нам никто не может помешать и батюшка твой достаточно далеко. Он не только не одобряет наших бесед, но и не выносит моих визитов. Почти не выносит. Деваться ему некуда, рано или поздно ты все равно станешь моей женой.
   Беатрис улыбнулась, протянула руку и положила ее на руку Ника. Ник нагнулся и поцеловал тонкие пальцы.
   -Расскажи, что тебя гнетет, - попросила она. - Может быть, я всего и не пойму, но сердце мне подскажет, как успокоить твою боль. Пока ты был в Палестине, я всегда чувствовала, что с тобой. И когда ты попал в плен к Саладину, мне снились чудные сны. Я знала, что с тобой все будет хорошо.
   -Да, моя дорогая, вот тогда, когда я был в плену у Саладина, со мной там произошли странные вещи. Но давай по порядку. Уже не секрет, что не все что происходило на Святой земле, было пронизано светом Его. - И Ник поднял руку к небесам. - Увы, страсти кипели отнюдь не возвышенные.Отъявленный мерзавец Рейнольд Шатильонский объявился в Палестине с громкими обещаниями и черным сердцем. На Ближнем Востоке в это время был хрупкий мир, который соблюдали все, ибо должны были двигаться караваны, входить в гавани торговые суда, возделываться поля. Но такого бандита, как Рейнольд, это не интересовало. Своими налетами он так извел всех, что когда он попал в засаду к мусульманам и его взяли в плен, все, и христиане, и мусульмане вздохнули с облегчением. Но когда ему удалось выйти из мусульманской темницы, озлобленному против всех и вся, сладу с ним уже не было. И вот однажды, в черную ночь, когда только звезды освещали землю, его бандиты высмотрели богатый караван, который таясь, шел по пустыне вдалеке от торговых путей, к Дамаску. Караван шел из Египта. Кроме огромного множества товаров, с ним ехала мать Саладина. Райнольд взял богатую добычу и почетную пленницу. Саладин написал гневное письмо Балдуину, несчастному прокаженному королю Иерусалима. Но пока письмо шло, король умер. И новым королем Иерусалима стал ничтожный Гвидо Лузиньян. Несмотря на свою слабость, Гвидо был неглуп и понимал, что Саладин прав, но наказать благородного христианского рыцаря в угоду государя нехристей, исчадия ада Саладина, он, конечно, не мог. Гвидо юлил, уклонялся от ответа, но Саладина, которому тоже не хотелось нарушать мир, толкали к войне собственные ястребы.
   Саладин объявил джихад - "священную войну". И вот наступил тот страшный день. С одной стороны - мы, тамплиеры, потом госпитальеры. С нами был наш великий магистр. В это время в тивериадской цитадели томилась в плену у сарацин семья Раймунда Триполийского. Но он считал, что начинать битву против сарацин не следует, условия были не в нашу пользу. С точки зрения военной науки так оно и было. Но наш великий магистр, Жерар де Ридфор, вызвал к себе в шатер меня ночью и сказал, что Раймунд хочет захватить Иерусалимский трон и поэтому уклоняется от битвы. Я был удивлен и попробовал отговорить великого магистра, но тот и слушать не хотел. В день битвы Гвидо вышел из своего шатра в плаще тамплиеров - белый плащ с красным крестом на стороне сердца лежал у него на плечах. Нам ничего не оставалось делать, как последовать за ним.
   Ник помолчал, устремив взор в окно, где дождь шел не переставая.
   - Трудно представить себе здесь ту адскую жару, которая преследовала нас в Палестине. И мелкую сухую пыль, которая висела все время над землей. Мы продвигались медленно, нас все время беспокоили летучие отряды сарацин. Однажды, когда мы остановились на ночлег, стражники поймали бродившую вокруг лагеря нищую безумную старуху. Решили, что это мусульманская колдунья, которая хочет навести порчу на крестоносцев. Но, видимо, порчу уже давно кто-то навел, - грустно пошутил Ник. - Развели огромный костер и сожгли старуху заживо. Ее дикие крики разносились далеко вокруг. Но это нам не помогло.
   На следующий день, а это было 4 июля 1187 года, армии крестоносцев и сарацин сошлись у палестинской деревни Лубил. Жара стояла немилосердная. Пехота отстала, мы гнали лучников вперед, но прорвать ряды сарацин нам не удалось. Битва была жестокая и сарацины одолевали. Мы стали отступать, сарацины преследовали нас. Последнее, что я помню, это сарацин с обнаженной саблей, неожиданно возникший передо мной на огненном арабском жеребце. Я бился с ним насмерть и поверг его наземь, и не моя была вина, что он остался жив. Как мне сказали потом, нас нашли едва живыми, лежащими друг подле друга.
   Очнулся я через несколько дней в сарацинском шатре. Я лежал в удобной постели, мои раны были перевязаны и чья-то рука подавала мне освежающее питье. Это был пожилой сарацин, как оказалось, лекарь Саладина.
   -Где я? - спросил я, как только сознание вернулось ко мне.
   -Ты почетный пленник султана Салах-ад-Дина, да продлит аллах его светлые дни, - был немедленно дан ответ.
   Мурашки побежали у меня по коже. Я знал, что Саладин считал рыцарей тамплиеров и госпитальеров злейшими врагами сарацин и велел их убивать и не брать в плен.
   - Почему я здесь? - был мой второй вопрос.
   -Ты храбро бился с братом султана, Малек-Аделем, и Малек-Адель просил султана о милости - оставить тебя живым. Он тоже лежит в соседнем шатре и тоже пошел на поправку.
   Ник замолчал. Картины этого, теперь уже достаточно далекого прошлого проносились в его памяти. Последствием тех тяжелых ран было то, что иногда, восстанавливая в памяти прошлое, он как бы уходил из сегодняшнего мира. И теперь его взгляд остановился. Беатрис знала об этом. Она погладила его руку. Но Ник не возвращался. Он был там, в Палестине, в шатре курдского султана. И воспоминания не отпускали его.
   Я попробовал привстать, но силы мои были еще так слабы, что голова закружилась и я вновь откинулся на атласные подушки.
   -Це, це, це, нельзя так делать, - засуетился лекарь. - Раны снова откроются и начнется кровотечение. Слава Аллаху, мне удалось спасти тебя, рыцарь, я с таким трудом остановил кровь.
   - А что мой соперник,- спросил я, - в каком он состоянии?
   - Почти в таком же. Вот я и хожу из одного шатра в другой.
   -Он пришел в себя?
   -Пришел, пришел. Про тебя спрашивает. Вы так славно убивали друг друга, что теперь стали как кровные братья, - с ехидством сказал лекарь.
   Прошло еще несколько дней. Крепкий молодой организм брал свое. Я уже не только самостоятельно садился на постели, но и вставал и, опираясь на плечи немого чернокожего слуги по имени Мевлуд, которого теперь приставил ко мне лекарь для ухода, делал несколько шагов по шатру. Но пока это давалось мне нелегко.
   После таких "прогулок" я валился на постель и долго приходил в себя. Лекарь приходил, произносил свое "це, це, це", поил меня какими-то настоями, жгучими и горькими, и оставлял инструкции по уходу чернокожему Мевлуду. Каждое утро мне приносили большую чашу крепкого бульона с требухой. Эта еда, по мнению лекаря, должна была способствовать быстрейшему укреплению костей.
   И вот, спустя три недели, проснувшись утром, я вновь почувствовал себя сильным, крепким, как и раньше. Выздоровление произошло как-то скачком, как будто все внутренние силы одновременно воспряли и пробудились к активной жизни.
   Я не встал, а вскочил с постылой постели, быстрыми шагами прошел по шатру и намеревался уже выйти из шатра, когда Мевлуд, с ужасом смотревший как нарушаются все инструкции, с мычанием отчаяния бросился ко мне и жестикуляцией объяснил, что сейчас позовет лекаря, а там пусть больной делает то, что предпишет тот.
   Я согласно кивнул головой и Мевлуд пулей вылетел из шатра. Через несколько минут он вернулся с лекарем. Лекарь, с кислой миной на лице, велел мне лечь и начал свои ощупывания. Выражение лица его менялось от скептического к удивленно- восторженному. Наконец он оставил меня в покое и, вытирая после осмотра руки о поданое ему Мевлудом полотенце, напыщенно сказал:
   - Да, пранг, тебе повезло что ты встретился с лучшим на Востоке лекарем. Я не могу сказать, что ты стал таким же, каким был до ранений. В голове у тебя что-то осталось не так, - и он повертел пальцем у виска.- Но я думаю, что и до этого там было все не так прекрасно. Иначе, что бы тебя понесло в пески Палестины. Так что живи теперь, убивай себе подобных, пока тебя тоже не убьют. Прощай, пранг, в моей помощи ты больше не нуждается. Мевлуд будет продолжать ухаживать за тобой. Я дарю его тебе.
   И с этими словами лекарь так быстро вышел из шатра, что я не успел даже поблагодарить его.
   Не прошло и получаса, как откинув полог шатра, туда вошли двое слуг. Они несли ворох роскошной одежды, рыцарские доспехи, оружие. Разложив это все на постели передо мною, пребывавшем в изумлении, они, сложив руки на груди, сказали, что все это посылает прангскому рыцарю их господин, светоч Востока, брат великого султана Салах-ад-Дина, Малек-Адель. И попросили меня выглянуть из шатра. Продолжая удивляться, я выполнил их просьбу. В двух шагах от себя я увидел еще слугу, который держал под узды великолепного арабского жеребца с крутой шеей и тонкими ногами. Жеребец вскидывал голову, косил глазом и нетерпеливо ржал. Я выскочил из шатра, взял поводья из рук слуги, похлопал жеребца и вдруг неожиданно для самого себя вскочил в седло. Жеребец в первый момент взвился на дыбы, но через несколько мгновений, почувствовав твердую хозяйскую руку, стал смирно.
   Все трое слуг стояли около шатра. Старший из них поклонился и сказал:
   - Наш господин передал нас в услужение тебе. Теперь мы твои слуги.
   Я внимательно посмотрел на него. И ничего не сказал, только кивнул головой.Я и раньше много слышал о благородстве самого Саладина и его ближайшего окружения. Теперь испытал это на себе. И почему-то вдруг вспомнил ту несчастную мусульманскую старуху, которую благородные рыцари сожгли перед битвой. Эта жертва не принесла нам победы.
   Я вернулся в шатер. Мевлуд помог мне облачиться в новые восточные одежды. Потом подвел к большому кованому сундуку в углу шатра и откинул крышку. В крышку сундука было вделано полированное металлическое зеркало. На меня смотрел из зеркала незнакомый восточный рыцарь, бледный, с длинными волосами, раскиданными небрежно по плечам. Я не узнавал себя. Изменился мой внешний вид. Но я чувствовал, что и внутри меня что-то изменилось. Но что, пока я не мог этого понять.
  

Глава 18

  
   На следующий день Ник уже довольно легко вскочил в седло. Он решил проехаться по лагерю. Нику было неизвестно, что ему можно, как пленнику Саладина, а что запрещено. Но он понимал, как рыцарь, что он почетный пленник и мысль о побеге не приходила ему в голову. Да и все то время, пока он лежал израненный в шатре, ни разу он не вспомнил о своих собратьях по оружию. Наоборот, этот внезапно открывшийся перед ним мир другой стороны интересовал и волновал его. Ник проехал почти весь лагерь. Никто не остановил его. Он выехал за линию шатров и увидел, что там находится ристалище. Какой-то одинокий воин верхом скакал по полю и проделывал упражнения с мечом. Его посадка на коне, конь странной рыжей масти показались Нику знакомыми. Издалека увидев Ника, всадник повернул коня и поскакал к Нику. Ник остановил коня и стал ждать. Всадник подъехал к Нику почти вплотную. Это был молодой человек с правильными и привлекательными чертами лица, смуглый, красивый в своих необычайных восточных одеждах. Впрочем, Ник был тоже в таких. Всадник улыбался.
   - Здравствуй, христианин. Как это ты не узнал меня? Я Малек-Адель. Мы с тобой чуть-чуть не убили друг друга. Я во славу своего бога, а ты своего.Скажи мне как тебя зовут?
   - Я рыцарь Бодуэн, из Фландрии. И еще я принадлежу к ордену тамплиеров . - Ник решил сказать все сразу, чтобы избежать в дальнейшем недоразумений.
   - Я знаю, где Фландрия. У вас там мокро и холодно. Я приношу тебе соболезнования - все твои собратья по оружию, твои тамплиеры, погибли в том бою. Спасся только рыцарь Раймунд Триполийский. Он заблаговременно договорился с моим братом и его вместе с его рыцарями выпустили из котла.
   Ник был неприятно удивлен. Он знал, что Раймунд с самого начала считал авантюрой это последнее предприятие, знал, что Раймунд поумнее, чем все остальные предводители рыцарства на Востоке, вместе взятые, понимал, что Раймунд принял единственно правильное решение и все же ему было неприятно.
   Малек-Адель крутился на коне вокруг Ника.
   -Тебе неприятно это известие, рыцарь. Я тоже был немного шокирован. Я считал, что рыцарь должен умереть за веру. Но мой брат, он и вправду очень мудрый, так объяснил мне все, что я понял - иногда больше мужества нужно, чтобы так уйти, чем умереть. Приходи сегодня вечером ко мне в шатер, христианин. У меня гостят странствующие певцы. Я пришлю за тобой слугу.
   И Малек-Адель умчался, продолжая проделывать упражнения с мечом.
   Ник немного погонял коня по ристалищу и тоже вернулся к себе в шатер.
   Весь день прошел в обычных делах. Мевлуд делал массаж, потом поил отварами трав, потом чередовал еду с какими-то приемами порошков. Развешивал по углам шатра пучки трав и кореньев. Вот это было совсем непонятно Нику и он, боясь какого-нибудь восточного кодовства, настойчиво стал расспрашивать Мевлуда, зачем он это делает. Мевлуд покорно выслушал претензии рыцаря, потом взял в руки пучок травы, растер ее пальцами и дал понюхать Нику. Приятный аромат растекался под его смуглыми тонкими пальцами. Потом Мевлуд изобразил, как ароматы растекаются от пучков травы и кореньев по всему шатру, как дурной воздух освежается ароматов трав, как человек вдыхает эти ароматы и становится здоровее. Все было очень понятно. Безъязыкий Мевлуд был прекрасным актером-мимом. Нику стало стыдно и он горячо поблагодарил Мевлуда за все его заботы о себе. Он не знал, как бы еще отблагодарить его, у него ничего не было своего, все было подарками султана и его брата.
   Ближе к вечеру Ник сказал Мевлуду, что он приглашен на вечер к Малек-Аделю. Мевлуд кивнул и показал знаками, что слуги должны приготовить Нику парадное платье. Тогда Ник обратился к старшему из подаренных ему Малек-Аделем слуг, которого звали Али. Мевлуд еще раз осмотрел почти зажившие раны Ника, освежил на них повязки и дал жестами указания Али, какое подобрать платье, чтобы оно не мешало движениям и в то же время не натерло и не навредило заживающим ранам. Туалет Ника уже подходил к концу, когда возле шатра появился посыльный Малек-Аделя. Ник посмотрелся еще напоследок в зеркало в крышке сундука и остался доволен своим видом. Уже не было лихорадочного блеска в глазах, впавшие было щеки округлились, но все же это был еще не совсем он.
   Он вышел из шатра и пошел вслед за слугой. Идти было недалеко, шатер курдского принца был в шагах тридцати от шатра Ника. Слуга откинул полог и Ник вошел в шатер. Приложив правую руку к сердцу по восточному обычаю, он пожелал дому, порог которого он переступил впервые, мира и благоденствия.
   Малек-Адель, весь светившийся доброжелательностью, шел навстречу гостю. Ник огляделся. Убранство шатра было роскошным. Все было застлано коврами и шелковыми тканями. На низкой тахте, на которую Малек-Адель усадил рядом с собой Ника, покрытой таким количеством пышных ковров, что сидеть или полулежать на ней было мягко и уютно, были раскиданы многочисленные подушки. Перед тахтой стоял низкий стол, на котором в узких сосудах стояли разные шербеты, а в драгоценных фарфоровых чашах сладости, рахат-лукум и засахаренный миндаль.
   Малек-Адель начал расспрашивать Ника о его доме, о домочадцах. Спросил, женат ли он, а потом, вспомнив что у рыцарей всегда есть дама сердца, вежливо спросил о ней и поинтересовался ее здоровьем. Ник понимал, что это не только праздное любопытство, а что таковы правила гостеприимства на Востоке. Поэтому он вежливо отвечал, сказав, что он не женат, но у него есть дама сердца, что зовут ее Беатрис и она ждет его из похода.
   - Она красива, конечно? - спросил Малек-Адель.
   Ник тогда вынул висящий на шее медальон с миниатюрным портретом Беатрис. Малек-Адель внимательно посмотрел и вежливо вернул его.
   - Твоя дама сердца не только очень красива. Видно, что она умна и добродетельна, - сказал он. Ник был тронут.
   В это время слуга ввел в комнату певца, слепого. За ним шел его аккомпаниатор. Певца усадили в середине шатра, аккомпаниатор устроился у его ног, и полилась сладкая песня.
  
   Нынче милую мою я видел в саду,
   След подковки золотой освятил гряду,
   Словно розу соловей я воспел звезду,
   Взор затмился мой слезой, разум был в бреду,
   Ах, пусть враг попадет, как и я, в беду!
  
   Малек-Адель и Ник внимательно слушали. Было видно, как по лицу Малек-Аделя пробегают волны удовольствия, даже чувственного наслаждения. Заметивший это Ник был удивлен. До сих пор он и не думал о том, какая может быть у мусульманина душа. Ему, христианскому рыцарю, душа мусульманина представлялась черной, лишенной духовности. Саладин и Малек-Адель приоткрыли ему калитку к пониманию другого мира, разнообразного, богатого, временами великолепного. И тут рыцарь вдруг понял, что в сущности, все люди одинаковы. Умные и глупые, добрые и злые, благородные душой и негодяи - вот, собственно, в этом и состоит различие, а вовсе не в том, каким богам они поклоняются. Ник был потрясен. Какая-то пелена спала с его души. И он сам себе удивился, своему скудоумию. Как же он всего этого не видел, как он этого не понимал! Какой ужас - слепая вера! Кому он верил!
   Видимо, это откровение так потрясло его, что взглянувший на Ника после окончания очередной песни Малек-Адель, жестом дал знать аккомпаниатору сделать передышку, и участливо спросил Ника, не стало ли ему плохо.
   - О нет, - ответил Ник.- Мне очень хорошо. Так хорошо, как было только в детстве, когда я открыл для себя мир вокруг себя.
   -Я очень счастлив, - быстро ответил Малек-Адель.- Ты прикипел к моему сердцу. Ты теперь для меня как брат. И я буду счастлив, если ты хотя бы немного поймешь мир, в котором я живу. И откроешь мне свой мир. Я очень хочу понять вас, христиан, ваше учение. Я много этим интересовался. Это особенно важно здесь, в Палестине. Но это слишком важно, не сегодня говорить об этом. Мы еще не готовы к такому разговору. Мы должны вместе поездить здесь по разным местам и посмотрим, может откровение снизойдет на нас. А теперь послушаем дальше. У вас, я знаю, тоже есть такие бродячие певцы.
   -Да, менестрели, некоторые из них очень известны.- ответил Ник. - Но ваш певец тоже необычен и прекрасен. Я слушаю его с большим удовольствием.
   Улыбнувшись, Малек-Адель дал знак продолжать пение.
   Так повелось, что с этого времени все вечера Ник проводил в шатре Малек-Аделя. Пока лекарь считал, что Малек-Адель не должен принимать участие в походах. Дело в том, что после ранения его мучили головные боли и лекарь хотел полностью избавить рыцаря от них.
   Малек-Адель рассказывал Нику о происхождении своего народа, о том, что они, курды, родом из Месопотамии. И что у них есть древние предания и верования. Что часть курдов, правда небольшая, не приняла ислам и продолжает поклоняться своим богам.
   - У них вера совсем иная, - задумчиво сказал Малек- Адель. - Иногда я езжу к ним. Они хорошо меня принимают. Хочешь, мы поедем к ним вместе? - спросил он Ника.
   -Конечно, хочу. А то, что я другой веры? Это не будет помехой?
   - Нет, они очень доброжелательны.
   На том и порешили. И через несколько дней Ник и Малек-Адель в сопровождении нескольких слуг и неизменного Мевлуда отправились к странному курдскому племени.
  

Глава 19

  
   Путь до Мосула, где живут курды, небольшой отряд преодолел в три дня. На третий день, когда цель путешествия была уже близка, рано утром вблизи шатра, в котором ночевали Малек-Адель и Ник, показались двое всадников. Али, слуга Ника, шепотом сообщил об этом рыцарям. Они вышли из шатра и увидели, как два живописно одетых всадника, спешиваются возле шатра. Один из них низко поклонился вперед, как бы поднимая с земли горсть песка, посыпал этим воображаемым песком перед собой и прижал руку к груди. Этим жестом, свойственным лишь жителям Курдистана, Сафар Али-бек, курдский рыцарь, который всегда сопровождал Малек-Аделя, когда тот путешествовал по курдским землям, приветствовал гостей. Второй воин держал в своих руках очень странное копье, острие которого было сделано в виде полумесяца, а основание украшено кольцом из страусовых перьев.
   Сафар Али-бек обратился к Малек-Аделю на непонятном для Ника языке. Прежде, чем ответить ему, Малек-Адель повернулся к Нику и с присущей ему учтивостью сказал:
   -Прости, он говорит на своем языке. Это язык курманджи, язык йезидов.
   Ник склонил голову в знак согласия, а сам подумал, что он не слышал никогда ничего ни об этом языке, ни о странном названии племени йезидов.
   После короткого разговора Малек-Аделя с Сафаром, тот велел слугам оставаться возле шатра и ждать их возвращения. А сами они, Малек-Адель и Ник вместе со встретившими их всадниками отправились дальше. Куда - Ник этого не знал.
   Путь их пролегал по пустынной местности, скудно поросшей хилыми кустиками почти высохшей травы. И только к концу дороги показалось человеческое жилье.И местность вокруг них разительно изменилась. Показались сперва кустарники, потом и деревья, вначале чахлые и низкорослые, затем все пышнее и выше.
   Они проехали небольшое село под названием Баидри, утопавшее в зелени садов. Деревья были усыпаны уже спеющими плодами, яркожелтыми сливами, фиолетовыми фигами, кое-где на стенах, увитых ползучими плетями растений висели длинные, похожие на огурцы плоды. Через три часа, в течение которых всадники остановились только однажды, чтобы утолить жажду из чистого источника, бившего ключом из-под куста шиповника с уже почти спелыми темнокрасными плодами, они въезжали в узкую долину, зажатую между живописными скалами. Возле небольшого дома путники остановились и спешились. Малек-Адель повернулся к Нику со словами:
   - Дальше мы пойдем пешком. Это недалеко.
   Куда вел Малек-Адель Ника и что "это" было недалеко, пока было непонятно.
   Минут через пять неторопливой ходьбы среди буйной зелени и полевых цветов как-то неожиданно из-за поворота дороги вдруг перед взором путников предстал древний монастырь. Сложенный из светлого камня, он как-бы возносился к небу. Монастырь окружала каменная крепостная стена. Когда Ник и Малек-Адель проходили мимо крепостной стены, Ник увидел, что в стену вставлены камни с надписями на арабском и сирийском языках.
   - Здесь нельзя ходить с обнаженными ногами, нельзя убивать диких зверей, срывать растения и портить воду, - благоговейным шепотом сказал Малек-Адель.- Это храм шейха Ади.
   Двор храма был выложен каменными плитами. Кроме самого храма здесь находились еще постройки, которые сочетались по стилю с храмом. Ждесь жили служители храма.
   Они подошли ближе и Ник увидел, что портал храма украшен высеченными из камня различными символами. Это были лев, змей, топор, гребень, изображения человека. Особенно сильное впечатление производил змей. Его черное и блестящее изображение, высеченное из какого-то свинцово-черного камня всем своим видом напоминало о том, что здесь таится нечто странное. Увидев однажды, это изображение уже нельзя было забыть.
   Ник и Малек-Адель вступили внутрь храма. Гулкая тишина, мрак и прохлада царили под его стенами. Внутренность храма, слабо освещенная мерцающими огоньками лампад, представляла собой продолговатое помещение. Это был сводчатый зал, колонны которого образовывали два нефа. В углу южного нефа, справа от входа из скалы бил источник изумительно чистой воды.
   Малек-Адель вел Ника дальше. В глубине зала обнаружилась еще одна, слабо освещенная комната. Туда и вел Ника Малек-Адель.
   Когда они вошли внутрь, Малек-Адель остановился и благоговейно преклонил колени перед гробницей, покрытой покрывалом, на котором были искусно вышиты золотыми, серебряными и пурпурными нитями священные письмена и надписи:
   "Мелек Езид, милость господа над ним!"
   "Шейх Ади , милость господа над ним!"
   Ник последовал его примеру.
   - Это гробница шейха Ади, - тихо сказал Малек-Адель.- Закрой глаза и постарайся ни о чем не думать.
   Ник послушно закрыл глаза. Прошло несколько мгновений, пока память о звуках и впечатлениях сегодняшнего дня оставила его. Наступила тишина. В этой глубокой тишине вдруг откуда-то издалека начал нарастать тонкий пронзительный звук. Он рос, ширился, обрастал дополнительными звуками, выстраивался в мелодию и, наконец, зазвучал пленительной музыкой. Она уносила Ника куда вдаль. Ему казалось, что он оторвался от земли и плывет над ней. Это чувство становилось все увереннее и увереннее, пока он не почувствовал , что летит по воздуху, а легкий ветерок ласкает и обвевает его тело. Ник посмотрел вниз. Там простиралась пустыня. Где-то вдалеке двигался пестрой змейкой караван. Еще дальше, вблизи какой-то груды камней, видимо полуразрушенного замка, бились в туче пыли два отряда всадников. Ник повернул голову в сторону. Там ширилось море, по которому скользил парусник.
   Через несколько минут полета над морем Ник увидел под собой берег, богатые города, порты, полные кораблей, втекающую в море широкую и полноводную реку. Он полетел над ней. Еще дальше он увидел удивительные сооружения на берегу реки. Это были пирамиды. Он миновал их и полетел дальше, к громадному храму, раскинувшемуся вдоль берега. От храма поднималась вверх мощная воздушная струя. Он попал в нее, закрутился, и какие-то совершенно удивительные видения заплясали вокруг. Он уже не мог разобрать, что это. Потом воздушный поток увлек его еще выше. И он снова летел над морем, песками, пока внизу не раскинулись темнозеленые заросли тропического леса, среди которого то тут, то там высились причудливые храмы. И здесь над ними поднимались струи воздуха, с пляшущими в них странными фигурами. И дальше, дальше на Восток несло Ника. Пока громадные горы не встали на его пути. Дышать становилось труднее, полет уже проходил над высокими громадами безлюдных гор, где только время от времени проносились внизу странные монастыри с яркожелтыми пятнами двигающихся фигур.
   Потом Ник летел над пустыней, какими-то озерами и лесами. Не было никакого утомления. Бодрость и удивительное чувство вдохновения переполняли его.
   Наконец, он начал спускаться. Тихая музыка, которая сопровождала его в течение всего полета, снова стала нарастать. И наконец полилась таким мощным звучанием, что он очнулся и огляделся.
   Вокруг было тихо. Где-то вдалеке едва слышно журчал святой источник. Рядом с Ником стоял на коленях Малек-Адель. Зал был ярко освещен. Множество лампад, развешенных по стенам, расставленных на каменном полу вдоль стен и колонн, коленопреклоненные люди в ярких просторных одеждах, заполнившие храм, создавали удивительное зрелище.
   Вдруг гулкий и резкий звук, как удар гонга, прорезал тишину храма. Ник вздрогнул всем телом и пришел в себя.
  

Глава 19

  
   Он полулежал на тахте, обложенный подушками. В кресле напротив него сидел шейх, внимательно наблюдавший за ним. Увидев, что Ник пришел в себя, он дал знак Зинэ и та подала Нику чашу с прохладным питьем. Оно окончательно освежило Ника и придало ему бодрость.
   - Что это было? - спросил Ник, пристально вглядываясь в лицо шейха.
   - Ты посетил самого себя в прошлом, - тихо сказал шейх, перейдя на "ты", теперь уже как к члену некоего братства, как к брату, - для того, чтобы понять настоящее, надо заглянуть в прошлое. Ведь ты хотел этого?
   - Да, хотел, - твердо ответил Ник, решив ничему не удивляться и играть до конца в предложенную ему игру. - Но не думаю, что то, что я видел, помогло бы мне раскрыть секреты нынешних событий.
   - Не торопись. Я помогу тебе.Ответь мне на один вопрос, не было ли у тебя за последнее время каких-нибудь видений или странного сна, который ты не мог бы понять и который тебе показался явью? Это очень важно.
   Ник помолчал. Он прекрасно помнил, как на днях, когда он забылся после тяжелого дня, ему привиделась странная картина с женщиной и ее преследователями. Ему не очень хотелось говорить об этом, но шейх был так настойчив, как будто знал, что расскажет Ник.
   -Да, - вздохнув и глядя шейху прямо в глаза,сказал Ник, - я видел нечто странное, что показалось мне слишком четким видением. Я не могу объяснить, что я видел.
   И он стал рассказывать шейху свое видение, стараясь не упустить из него ничего, ни малейшей детали.
   Шейх жадно слушал его. Было видно, как напряглись жилы на его шее, как непроизвольно сжимались кисти его рук. Когда Ник кончил свой рассказ, шейх тяжело вздохнул. Его вздох напоминал скорее стон.
   - Я должен тебе сказать, что то, что ты видел, все это было. Но я этого не знал. Только догадывался. Женщина, которую ты видел - моя сводная сестра. А ее ребенок - это маленькая Фарханда.
   Ник удивленно воззрился на шейха.
   -Что,- вырвалось у него. - Да причем тут я? Почему именно мне должно было все это привидеться?
   -Потому что твой предок сердцем понял нашу религию. Нет, он не стал йезидом. Йезидом стать нельзя, им надо родиться. Но он оказал неоценимые услуги нам.
   -То есть тот рыцарь, который попал в плен к Саладину...
   -Да, это был твой далекий предок. Но не только твой...
   Ник задумался.Кое-что стало для него проясняться.
   -Объясни-ка мне шейх, что я видел во время моего краткого забытья, что это за история с твоей сестрой? Что хотели от нее убийцы? Кто они были? Что прятала она на младенце? Ты можешь мне это рассказать?
   - Да, - твердо ответил шейх, поглаживая руками свое платье на коленях. Ник перевел свой взгляд на его руки и увидел, что они дрожат. Видимо, все это давалось шейху не легко.- Да, теперь я знаю, кто ты. Ты дружественнен нам. Ты можешь помочь.
  

Глава 20

  
   Разговор с шейхом был тягостным. Не все доходило до сознания Ника, его рациональный ум многого просто не принимал, что-то шейх не мог рассказать ему до конца. Но все-таки Ник понял, что у йезидов есть святыня - жемчужина. Она, по их верованиям, олицетворяет собой весь мир.
   Монотонным голосом, немного нараспев, шейх рассказывал: "У йезидов есть священная "Черная Книга" - "Масхаф Реш". В ней рассказывается история Всего. О том, как вначале бог сотворил Белую Жемчужину из своей драгоценной сущности, как он создал в первый день творения ангела Азазила, он же зовется Мелек-Таус, глава всего.Потом он создал еще шесть ангелов, всего семь, по числу дней недели. И поставил бог Мелек-Тауса правителем над всеми. Потом бог создал семь небес, Землю, Солнце и Луну, человека и животных, птиц и зверей. А из Жемчужины бог сотворил воду и она стала океаном.Потом бог отправился в путешествие и нашел себе пристанище на горе Лалиш. Потом из Жемчужины бог сотворил небо и звезды. И потом бог сотворил Адама и Еву.И из сущности Адама сотворил Шехар-бен-Джебра, от которого на Земле произошла отдельная община, почитающая Азазила, которая стала называться йезидами. И послал он на Землю шейха Ади. И тот пришел и поселился на горе Лалиш. И велел бог йезидам хранить Жемчужину как величайшую ценность на Земле, так как в ней заключена божественная сущность".
   Шейх немного помолчал, закрыв глаза и немного раскачиваясь так же, как он делал во время своего рассказа. Молчал и Ник, и, сидевшие поодаль, затаив дыхание, Джафар и Зинэ.
   - Йезиды жили в те времена на огромном пространстве, - продолжал шейх, - на невидимой полосе трехсоткилометровой ширины,от средиземноморского стыка Турции и Сирии до гор Кавказа. На всем протяжении этой полосы были возведены семь Башен, семь Зиаров, шесть в виде трапеций и одна, на горе Лалиш имела заостренную форму. Может быть ты слышал о Сигнальных горах? Они есть и здесь, в Грузии. Как во времена римской империи, когда существовал оптический телеграф и императору Тиберию на Капри передавались новости из Рима, так и на всем протяжении тех мест, где жили йезиды, новости передавались с помощью гелиографического отражателя с вершины горы Лалиш в другие места, туда, где были расположены Зиары. А оттуда уже новости гонцами разносились по тем местам, где жили йезиды.
   Йезиды верят в светлые силы, верят и в темные силы. Как верили их далекие предки.Они должны сохранять свою святую веру, ибо кроме них нет никого, кто бы донес эту веру до Судного дня. Йезиды, как потерянные племена Израиля, одни во вселенной. Они - это то звено, которое связывает Египет, Восточную Европу, Западную Европу и Тибет. Наш древний язык курманджи. Незадолго до того как Шейх Ади умер в 1163 году, он продиктовал "откровение" - Аль-Джильва. Это "откровение" содержит не только кредо йезидов, но и наши обряды. Йезиды входят в свои храмы через порталы, украшенные изображениями льва, змеи, обоюдоострого топора, человека, гребня, ножниц и зеркала. Лев олицетворяет силу и власть, змея - продолжение рода, топор - возможность творить как добро, так и несчастье, человек - бога, расческа же, вместе с ножницами и зеркалом - гордость. Однако, более значимым символом есть образ, принятый в йезидской литургии - фазан. Поскольку из-за боязни преследований имя Божества не произносилось, оно было заменено другим - Мелек Таус (Фазаний Царь). И его бронзовое изображение, санджак, находится в каждом храме йезидов, будь он и вправду храмом, или хижиной бедняка, или пещерой отшельника. Здесь, в Грузии, наши кланы носят название "сарадаров". Они есть и в Турции, и на Средиземном море, в Индии и в Тибете.В других странах, как, например, в Армении, их зовут "кочарами" и они, как бедуины, кочуют с места на место.
   Ник внимательно слушал шейха. Все, что он рассказывал, было очень интересно для него, как для ученого. Но пока не очень проясняло текущие события. А шейх, помолчав, продолжал свой неторопливый рассказ.
   - С древнейших времен, при царе Фарнаозе, в Грузию проникли идеи пророка Зароастры или Заратустры, как его имя произносится в Европе, принесшего свои проповеди в мир около 3000 лет тому назад.Он говорил, что высочайшая сущность, творец и зиждитель вселенной есть вечность, пребывающая в необъятности веков. Волей его существуют два начала - Ормузд, это благоденствие и гармония природы, и Ариман, это гибельные потрясения, бедствия. Идет извечная борьба этих двух божественных начал.
   С этих древних времен живут в Грузии последователи Заратустры. И на том месте, где ты сейчас находишься, был храм зороастрийцев. Был и еще один, напротив Ботанического сада.
   Наши верования отличаются от зороастрийцев, но близки к ним. Мы пронесли свою веру через века. Но у нас есть злейшие враги, которые готовы отнять у нас и уничтожить те священные реликвии, которые сохранил наш народ.Они полагают, что уничтожив наши реликвии они уничтожат и дух, и веру. Но это не так. Известно, и тебе, европейцу и потомку крестоносцев это тоже хорошо знакомо, что никакие преследования, костры и темницы не могут убить настоящую веру. Она только уходит в подполье и тогда, невидимая, становится страшной для своих преследователей.
   Ник молча слушал. Шейх искоса взглянул на него и продолжал:
   - Святые рыцари-тамплиеры увезли из Палестины обновленную веру, обогащенную древними традициями Востока. И несметные сокровища, которые должны были служить этой вере. Но случилось то, что случилось. И костер на Еврейском острове в Париже, и казни на Гревской площади. Но не все было уничтожено в те черные времена. Тамплиеры смогли свои несметные сокровища, свой драгоценный архив вывести из-под носа Филиппа Красивого, ибо деньги делают почти все, в Ла-Рошель, где стояли под парусами семнадцать великолепных кораблей, с прекрасными моряками. Корабли тамплиеров до этих времен совершали плавания и к берегам Америки, и в Африку, и в Индию. Где могли, сарацины помогали гонимым. Потом альбигойские войны, падение Монсегюра. И снова огонь и кровь, реки крови...
   У Ника немного закружилась голова. "Господи, - думал он, - уму непостижимо, я тут, в Тифлисе, и мне на голову валится история всей Европы и всей Азии. Но почему именно мне? Неспроста, неспроста все это".
   А шейх продолжал, как бы отвечая мыслям Ника:
   - Если обрубить все ветви старого дерева, то оно может засохнуть. Но если дерево, хоть и старо, но здорово и могуче, то, сколько бы не обрубать ветвей, оно всегда даст молодую поросль. Наша вера стара. Я бы сказал, даже дряхла.И она не представляет опасности для других религий. Но у нее есть и молодая поросль. Вот ее и надо сохранить. А для нее - реликвии веры. Мы никогда не предавали тех, кто доверялся нам. И они помогали нам в трудные дни. Но я не хочу, чтобы маленькая Фарханда подвергалась опасности.
   Ник насторожился. Кажется, шейх подошел уже ближе к тифлисским событиям.
   - Да, - продолжал шейх, - существует жемчужина, которую хранит мой народ. Как известно, жемчуг нельзя держать ни в каком тайнике - жемчуг умирает, если его не носить на теле. И лучше всего на женском. Поэтому хранительницей святой жемчужины всегда была женщина благородного рода. Когда ассасины охотились за моей сестрой...
   - Это были ассасины? - перебил Ник шейха- Ты, шейх, -имеешь в виду просто наемных убийц или последователей Горного старца?
   Шейх помолчал, а потом покачав головой сказал:
   - Какие же они теперь последователи... Просто наемные убийцы с затуманенными гашишем мозгами. Кто-то их ловко использует для своих целей, оставаясь в тени. А когда разговоры идут об асассинах, всех охватывает страх. Но на одних убийц могут натравить других, не менее опасных...Ты бывал в Индостане, но об этой страшной секте известно не только в Индостане, да и не столько в Индостане, ты, наверное, слышал о сообществе тугов...
   - Да, я знаю об этом, я слышал о них в Индостане и читал исследование о них графа де Варрена. Но какое отношение к тифлисским событиям и к вам, йезидам, могут иметь туги?
   - Не ко мне, дорогой граф, не ко мне, а к тебе.
   -Что? - Нику стало не по себе. - Почему ты так думаешь, шейх?
   - Потому что идет охота за тобой и охотится человек, живший в Индостане в сообществе тугов. Ты приходишься ему родственником и имеешь равные с ним права на часть того наследства, которое было вывезено тамплиерами из Ла Рошели...Кроме того он полагает, что существуют сокровища, к которым он также имеет какое-то смутное отношение, опять-таки через вашего общего далекого предка-тамплиера. Того самого, который был в близкой дружбе с Малек-Аделем и много помогал ему в развитии дипломатических отношений Востока и Европы, например, во время визитов Малек-Аделя к венецианским дожам.
   - Что-о?- Ник откинулся на подушки. Голова у него шла кругом. Из привычного для себя мира он вдруг попал в какой-то другой. Фантастический. И не просто попал, а стал главным действующим лицом.- Так, хорошо, давай разбираться, шейх. Ты имеешь в виду Ивана Александровича Аргутинского, то есть Бодуэна де Куртэне?
   - Нет, этот человек безобиден. Я говорю о его старшем брате.
   -О его старшем брате? Я слышал, что у него был брат, но, как мне рассказали, он погиб в раннем детстве вместе с отцом в Швейцарии, когда случился снежный обвал.
   Шейх покачал головой.
   - Он не погиб. Этого ребенка, замерзшего до полусмерти, спасли монахи, капуцины из Сен-Готтарда. Они забрали его к себе, отогрели, привели в чувство, но не знали, что дальше делать с ребенком. Перевал был закрыт из-за схода снежной лавины, той, которая погубила отца ребенка и его спутников. Спуститься было невозможно, да еще и с ребенком, только что перенесшим такую травму. К тому же ребенок после пережитого онемел. Капуцины молились за его жизнь и произошло чудо.
   Ник слушал шейха со все нараставшим чувством недоумения.Откуда шейх мог знать то, чего не знал никто в Тифлисе? Почему об этом не знала несчастная мать? Но он не хотел перебивать рассказчика и слушал, стараясь не упустить ни малейшей подробности.
   - Вы, конечно, знаете об этом месте в Швейцарии. Это там находится Чертов мост, по которому прошла армия Суворова. Там нет никого зимой, кроме монахов и их странноприимного дома. Места суровые. Но дело происходило весной. После того злосчастного дня наступила необычайная для этого времени погода, стало не только тепло, но и жарко. Благодаря этому дорогу удалось расчистить быстро и первым до монастыря добрался из Таверне, небольшого городка неподалеку от перевала, его житель по фамилии Лерюсс, который обычно доставлял монахам провизию. Капуцины отправили ребенка с ним и дали еще и сопроводительное письмо, где описывали все обстоятельства, при которых ребенок был найден. И только уехал этот человек, как в ту же ночь повалил снег, закрывший дорогу, заваливший монастырь. Монахи были счастливы, что ребенок находится в надежных руках. Когда, наконец, наступила уже настоящая весна и растаял снег, спасательная команда из Таверне отправилась на розыски погибших зимой. Они смогли найти нескольких погибших мужчин и из бумаг, которые были с ними, узнать их имена. Но так случилось, что среди путников, один из которых был графом де Куртэне, был еще мужчина с женой и ребенком. Они все погибли. Эти люди были как-то связаны с графом. Так вот, в спешке и суматохе решили, что этот погибший ребенок и есть сын Куртэне.
   - Да, но как же стала известна тебе, шейх, вся эта история? И, кто и как узнал правду о ребенке Куртэне? Что стало с этим ребенком? Ты сказал, что его увез какой-то человек с очень странной фамилией - Лерюсс. То есть "русский"?- Ник был заинтригован, вся эта история была необычайна и он терпеливо ждал, когда наступит развязка, которая прольет свет на события сегодняшних дней.
   - Да, да. Этот человек потомок суворовского солдата, который тяжко заболел перед переходом фельдмаршала через Чертов мост и его пришлось оставить в Таверне. Но в Россию он больше не вернулся. Он женился в Швейцарии и завел потомство. Его потомки стали носить фамилию по прозвищу, которое он получил в Таверне - Лерюсс. Вот в эту семью и попал мальчик.Он прожил там около двух лет. Лерюссы полюбили его, но он остался немым - было очевидно, что он слышит, но не может произнести ни слова, только мычит. И тогда Лерюсс, по совету капуцинов, которые, естественно, продолжали интересоваться судьбой спасенного ими мальчика, решил отвезти его в один из монастырей Италии, в Венецию, где, как ему сказали капуцины, мальчика могут вылечить. У него были письма от капуцинов, они же помогли ему и деньгами, и Лерюсс повез мальчика в Италию, опять же через перевал Сен-Готард. Ночь Лерюсс с мальчиком, которого назвали Жаном, провел в странноприимном доме при монастыре. И вот наутро, когда лошадь была уже оседлана и они были готовы двинуться в путь, один из капуцинов подошел к Лерюссу и сказал, что не так давно он бродил по тем местам, по которым прошла снежная лавина. И вот что он нашел там - капуцин вытащил из-под своей суровой рясы небольшой медальон и передал его Лерюссу. Лерюсс нажал на замочек, медальон раскрылся и он увидел чудесный эмалевый портрет, изображавший двух мальчиков, один из которых несомненно был Жаном. Больше ничего, на первый взгляд, в медальоне не было. Этот медальон он повесил мальчику на шею и сказал, что он должен хранить его, потому что это единственная вещица, которая связывает его с потерянным прошлым.
   Лерюсс отвез мальчика в Венецию, на небольшой островок Сен-Лаззаро, расположенный неподалеку от острова Лидо. Здесь, на этом некогда пустынном островке, где находился во времена средневековья лазарет для прокаженных, теперь был расположен удивительный монастырь.Этот монастырь был основан скитальцем Мхитаром, армянином-католиком, приверженцы которого выше всего на свете ставили знание и трудолюбие. Венецианский дож Коронаро своим актом от 16 августа 1716 года закрепил остров Сан-Лаззаро за братством Мхитара. Братья создали на крошечном островке процветающую общину, собрали богатейшую библиотеку, не гнушались и врачеванием. Вот сюда и привез Жана Лерюсс и оставил его братьям.
   Тридцать лет тому назад, - продолжал шейх, - я приехал в Венецию к братьям-мхитаристам. В течение трех месяцев я должен был работать над редкими рукописями в их уникальном собрании.Это было незабываемое время.Тишина, покой, лазурь небес и моря, ливанские кедры и стройные кипарисы, прогулки и задушевные беседы с братьями в те редкие часы, когда они были свободны от занятий или молитв. И вот там произошло нечто очень странное. Среди нескольких послушников я заметил юношу, с которым много занимался один из монахов, брат Габриэл. Можно было видеть, как юноша и этот убеленный сединами брат, часами бродили по берегу моря и о чем-то говорили. Брат, ведавший библиотекой, рассказал мне историю юноши, ты, конечно, понял, что это был Жан. Брат Габриэл, прекрасный врач, вылечил его от немоты, которая произошла от сильного испуга. Я очень заинтересовался этой историей и хотел как-нибудь поближе сойтись с братом Габриэлом. И случай представился. Брат Габриэл, оказалось, интересовался историей моего народа. И вот начались замечательные беседы с умным, проницательным и образованным человеком, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. Иногда при этих беседах присутствовал и юноша Жан, всегда сдержанный и молчаливый. Однажды, когда я сидел в маленьком садике отца Габриэла и мы мирно беседовали, разговор зашел о капуцинах и тогда отец Габриэл рассказал об обители на Сен-Готтарде и заодно об истории Жана. Подойдя в этой истории к месту, когда Жан с Лерюссом отправлялись в Венецию, брат Габриэл попросил юношу показать свой медальон. Юноша послушно снял медальон и протянул его мне.Я открыл его и залюбовался великолепной работой художника-миниатюриста. Мне хотелось рассмотреть эмаль получше и я вытащил из кармана лупу, которую всегда носил с собой. Рассматривая эмаль, я вдруг обратил внимание на то, что ободок медальона двойной. Совершенно случайно, как будто я был руководим каким-то предчувствием, я повернул этот ободок и -о, чудо! - медальон раскрылся еще раз! Там лежали две прядки тонких волос, видимо детских, а на внутренней стороне эмали было выгравировано: Граф Годфруа и граф Бодуэн де Куртэне! Можете представить себе потрясение, которое произошло с юношей, которой не знал своего имени, не знал, кто он и вдруг такое открытие!
   Брат Габриэл, тоже потрясенный, чуть не плакал. Видимо, он любил этого юношу как сына. Оба они начали сбивчиво говорить что-то друг другу, отец Габриэл рвался тут же начать поиск упоминаний о его предках среди рукописей и инкунабул библиотеки, ибо имя графов де Куртэне было достаточно звучным. Я увидел, что мое присутствие тут совершенно излишне и тихо удалился.
   Прошло много лет, моя жизнь была полна приключений, исканий и страданий, я, конечно, и думать забыл об этом случае, когда совершенно случайно, на днях, Элиза не рассказала мне услышанную ею новость о происшедшем в Сололаках и не произнесла имени Куртэне.
   Ник был весь внимание. Эта сложная история теперь была не только его служебным делом, но напрямую относилась к нему. И совсем уж было непонятно, почему же так получилось, что именно он был послан в Тифлис.
   - Послушай, шейх, - вовсе не ожидая исчерпывающего ответа, скорее отвечая своим мыслям, сказал Ник. - Почему же тогда достаточно высокие лица в Петербурге отрядили именно меня в Тифлис? И тогда, какое отношение имеют к этому странному делу те убийства, которые произошли до моего приезда сюда?Я не настаиваю на ответе, это все слишком сложно...
   -Отчего же, - спокойно сказал шейх. - По моему мнению, эти убийства были совершены для того, чтобы создать впечатление, что в Тифлисе начался террор. А вот кто руководил теми высокими лицами, кто внушил им, что поехать в Тифлис должен именно ты, а это безусловно так, вот это уже тайна. Но все это было подстроено, как я думаю, и твой приезд в Тифлис не случайность. А вот дальше - цепь и случайностей, и целенаправленных действий. Ту все непросто. Действуют жестокие, безжалостные люди. Они уничтожат всех, кто встанет на их пути. Но какова их конечная цель? Тут я ничего не могу сказать, вернее, пока не имею права сказать. Я буду думать и обращаться к высшим силам, чтобы на меня снизошло откровение.
   Шейх был так расстроен всем происходящим, что Нику стало его отчаянно жаль. Но что он мог сказать, когда и ему самому все было совершенно непонятно.
   Взглянув вверх, Ник увидел, что уже исчезли звезды и небо начало светлеть. Кончилась эта странная ночь и наступал день. Шейх встал и поднял руку в жесте прощания. Ник тоже поднялся. У него немного кружилась голова. Безмолвные Джафар и Зинэ встали по знаку шейха и все трое вышли из комнаты, оставив его наедине со своими раздумьями. Странный слуга уже ждал их за дверью, чтобы осветить им еще полутемную дорогу.
   Они молча спустились по деревянной лестнице, держась за перила.Тяжелая дверь на улицу со скрипом растворилась и свежий воздух хлынул в дом, чуть не задув фонарь.Выйдя из дома Ник огляделся. Они находились под самой стеной древней крепости, сложенной из тесанного камня. Такая крепость и сегодня могла выдержать многодневную осаду. Основанием стены служила скала. Улица, вернее, широкая тропа, частью вымощенная булыжником, а частью состоящая из скалы, ведшая к дому, переходила в каменную лестницу с разбитыми от времени каменными же ступеньками. Где-то далеко внизу начинал просыпаться город.
   Зинэ простилась с Ником и вернулась в дом. Дверь за ней закрылась. Ник с Джафаром начали спускаться по старинной лестнице-улице, мимо еще спящих домов. Откуда-то издалека донесся до них крик муэдзина. И в это же время зазвучал колокол Вифлеемской церкви. Как бы отзываясь на него зазвучали и другие колокола, каждый своим неповторимым голосом. Эта странная симфония после ночной мистерии навсегда запомнилась Нику.
   Когда Ник и Джафар почти дошли до дома Елизаветы Алексеевны, Джафар остановился. Ник вопросительно посмотрел на него, не понимая, в чем дело. До дома оставалось всего несколько метров. Джафар выглядел как-то странно торжественно. Он вытащил из-за пазухи коробочку из сафьяна и сказал:
   - Отец передает вам магический перстень. Он не знает как, но уверен, что перстень поможет вам в трудную минуту. - Джафар улыбнулся со вздохом облегчения, как человек, скинувший тяжелую ношу.
   "Боже мой, - подумал Ник, - я просто в сказке из "Тысячи и одной ночи". Священная жемчужина, магический перстень, таинственные убийцы. Наверное, я скоро спячу в Тифлисе".
   Сердечно поблагодарив юношу и распрощавшись с ним, Ник, наконец, попал домой.

Глава 21

   Петрус, как верный оруженосец, спал не раздеваясь, в ожидании Ника. Как только Ник вошел в квартиру, Петрус молча тут же кинулся его кормить. Удивительно, но после бессонной ночи, еще и наполненной такими странными приключениями, Ник вовсе не чувствовал себя ни уставшим, ни даже утомленным. В ожидании раннего завтрака он прилег на диван и, видимо, немного вздремнул, когда Петрус разбудил его своим торжественным: "Завтрак подан!"
   За завтраком Ник велел Петрусу собрать дорожный саквояж с самыми необходимыми вещами на неделю и отдал ему распоряжения на время своего отсутствия. Кроме того, он хотел узнать, находится Лили у Елизаветы Алексеевны или нет. Вчера вечером, когда он уходил с Джафаром, Лили оставалась наверху. И Ник, под предлогом прощания с Елизаветой Алексеевной, решил подняться к ней. На его осторожный стук дверь открыла Саломэ, вооруженная веником и тряпками.
   - Вай ме, - спокойно сказала она, - сейчас скажу, что это вы.
   И прошествовала в гостиную. Через несколько секунд появилась Елизавета Алексеевна, на ходу приветливо кивая головой и приглашая Ника к утреннему чаю.Ник с благодарностью принял приглашение и был вознагражден счастливой улыбкой Лили.
   - Как прошел ваш визит к шейху?- осведомилась Елизавета Алексеевна, наливая чай Нику в изящную чашечку, на этот раз саксонского фарфора, видимо, китайские чашечки были предназначены для вечерних чаепитий.- Вы не пожалели, что потеряли время?
   - О нет, нисколько, то, что рассказал мне шейх о своем народе бесценно для меня, как для этнографа.
   Елизавета Алексеевна удовлетворенно кивнула.
   - Шейх человек с удивительной биографией. Он объездил почти весь мир, долго жил в Европе и вот теперь почти не выходит из дому, занимаясь философскими раздумьями.
   Ник помолчал, раздумывая, сказать или нет о подарке шейха. Но потом все же решился.
   - Шейх сделал мне подарок, - сказал он, вынимая из кармана сафьяновую коробочку.- Джафар, передавая его мне, сказал, что это магический перстень.- С этими словами он положил коробочку на стол.
   - Интересно,- протянула Елизавета Алексеевна. - Давайте, посмотрим на него?
   Лили смотрела то на коробочку, которую уже крутила в руках Елизавета Алексеевна, то на Ника. Казалось, она что-то пытается вспомнить.
   - На коже коробочки вытеснены арабские письмена, - задумчиво сказала Елизавета Алексеевна и с этими словами открыла коробочку. Там лежал довольно массивный перстень, скорее всего сделанный из серебра. Сам перстень был гладкий. Странно выглядел камень перстня. Он был черный, этот непонятный камень.Черный и отполированный до зеркального блеска. Но это был не металлический блеск.Скорее, камень был похож на какое-то странное стекло.
   - Мне кажется, что я что-то начинаю понимать, - и с этими словами Елизавета Алексеевна взяла перстень в руки. - Вы слышали что-нибудь о пустыне Вабар?
   - Это что-то почти библейское, город, наказанный высшими силами за его богатство и гордыню, и уничтоженный небесным огнем?- спросил Ник, удивляясь тому, что Елизавета Алексеевна спрашивает его об этом. Но тут вдруг он понял.
   - Вы думаете, что это метеорит?- недоверчиво спросил он.
   - И не просто метеорит, а часть самого знаменитого в мире метеорита. Я слышала разговоры об этом. В окружении шейха. В коране существует рассказ о царе по имени Аад, который насмехался над пророком Аллаха. За нечестивость город Убар и все его жители были уничтожены черным облаком, принесшим на крыльях ураган. Возможно, это была космическая катастрофа. Кочевники-бедуины называли это место аль-Хадида, "железные предметы". Его еще называют Дахна - Красно-коричневая пустыня, или Пустой Квартал. Рассказывают, что там находят и похожие на камень перстня осколки. Камень Мекки имеет то же происхождение.Что-то смутное я вспоминаю и в связи с царем Соломоном и принадлежавшим ему метеоритом или, как называли в старину, аэролитом.
   И с этими словами Елизавета Алексеевна положила перстень в коробочку.
   - Все это очень интересно, - Ник покрутил коробочку в руках, - но почему шейх сделал мне такой ценный подарок?
   Ник вопросительно посмотрел на дам. И тут его поразил вид Лили. Она опять сидела с видом галчонка, попавшего в бурю, плотно кутаясь в шелковую шаль. "Лили что-то хочет сказать мне наедине," -сообразил Ник. Как раз в этот момент в гостиную заглянула Саломэ и Елизавета Алексеевна, извинившись, вышла к ней.
   Лили быстрым шепотом сказала:
   - Вспомните, Тулуз-Лотрек, мнимый Куртэне - они говорили о перстне, что это ключ...
   - О, господи, как я мог забыть. Да, да, я вспомнил, "ключ и ничего более". Неужели разговор шел именно об этом перстне? А за жемчужиной охотились, чтобы потом шантажировать шейха и завладеть перстнем? Или тут скрыто что-то более значимое? Может быть, жемчужина и перстень ключи к чему-то другому?
   В этот момент Елизавета Алексеевна вернулась к столу. Ник встал, поблагодарил за чудесный чай и сказал, что уезжает на неделю по делам. Если что-нибудь будет нужно ему передать, Петрус будет знать, как это сделать. Сердечно попрощавшись с дамами, Ник сбежал по лестнице к себе.
   Почти готовый раскрытый саквояж уже стоял на середине комнаты, а Петрус возился на кухне, собирая дорожную корзинку с провиантом.
   - По-моему, не стоит особенно нагружаться, - крикнул Ник, - там, верно, по дороге на каждом шагу будут духаны.
   Петрус появился из кухни, держа в руках корзинку.
   - Будут-то будут, а запас всегда с собой иметь надо. Небось, не пешком идете. А в экипаже для корзинки всегда место найдется.
   В этот момент снизу раздался звонок. Петрус подхватил саквояж, корзинку и пошел выяснять, кто звонит. Вернулся он уже без вещей и провозгласил с порога, что экипаж ждет на старом месте, то есть на Хлебной площади, и что он уже отправил вещи вперед с посыльным. Нику осталось только вздохнуть и развести руками. Напоследок он еще раз сказал Петрусу, чтобы тот был внимателен и что новости о его местопребывании Петрусу будут сообщать.
   - Если же что будет спешное, я пришлю депешу, - сказал Ник уже у подъезда. Пройдя несколько шагов, он обернулся и увидел, что на балконе стоит Лили, завернувшись в шелковую шаль, в обрамлении листьев дикого винограда, цветов глицинии и китайской розы, как дивный портрет в роскошной и фантастической раме.

Глава 22

   На Хлебной площади стоял дорожный экипаж, возле которого нервной походкой прохаживался одетый в цивильное платье Кикодзе. Его вид немного удивил Ника, привыкшего видеть Аполлинария всегда уверенным и уравновешенным. Увидев Ника, Кикодзе замахал ему рукой. Пока Ник усаживался в экипаж, Аполлинарий скороговоркой тихо бросил:
   -Есть новости. Расскажу дорогой. - и велел кучеру трогать.
   Ник был заинтригован. "Что могло измениться за ночь", -подумал Ник, но тут же, вспомнив, как он сам провел ночь, приготовился слушать рассказ Кикодзе.
   Кикодзе откинулся на кожаную подушку сиденья и сказал:
   - Португалец пришел в себя и заговорил. - Потом сделал паузу, выразительно посмотрев на Ник, желая увидеть, какое впечатление он произвел своими словами. Ник поднял брови и изобразил живейший интерес. Собственно, и изображать то не нужно было. Ник и вправду был весь внимание. Кикодзе продолжал: - Всю ночь я провел в Ортачалах, на конспиративной квартире, слушая его рассказ.
   " Так, - подумал Ник, - Аполлинарий и я всю ночь действовали в унисон, как будто договорились. Странная история".
   - Принимая во внимание его нервозное состояние, -продолжал Кикодзе,- и то, что он все время повторялся, путал имена и названия, я попросил его диктовать мне. Поэтому наш разговор и занял всю ночь. Но зато теперь я имею удивительный документ за его подписью.
   И Кикодзе вытащил несколько листов бумаги.
   - Ну что ж, давайте Аполлинарий, - и Ник постарался устроиться поудобнее на довольно жестких подушках. - Я сгораю от нетерпения. Неужто мы начинаем что-то понимать в этой весьма и весьма запутанной и странной истории?
   - Ну так вот. Вначале тут небольшой экскурс в историю, затем в биографию автора,
   При этих словах Ник неопределенно хмыкнул.
   - Что ж делать, - стал оправдываться Аполлинарий,- я боялся его прерывать, но ей богу, все это довольно занятно.
   - Нет, нет, - поспешно сказал Ник, - я вовсе не к тому, чтобы укорачивать эту историю. Путь только начинается и времени у нас предостаточно.
   Аполлинарий приступил к чтению, прерываемому теперь только репликами слушателя и толчками на многочисленных ухабах на дороге, которые начали встречаться, как только экипаж миновал Московскую заставу и покатил мимо последних духанов в предместьях Тифлиса.
   "Меня зовут дон Мигуэль де Сикейра и кажется, я попал в весьма скверную историю. Я принадлежу к старинному дворянскому португальскому роду, увы, не только сильно обедневшему, но и обнищавшему до такой степени, что в 1510 году мой прапрапрадед, ну, здесь уже не хватает "пра", потому что все это происходило почти четыреста лет тому назад, нанялся матросом на военный португальский корабль. Семейное предание гласит, что он был тогда совсем безусым юнцом, но весьма крепкого сложения. Португальская эскадра под командованием Альфонсо де Альбукерка уходила из родных портов для завоевания новых земель для португальской короны.
   В тихую ночь того же 1510 года к западному побережью полуострова Индостан, к Малабарскому берегу, подходили корабли португальской эскадры. Матросы высыпали на палубу и с жадностью смотрели на открывающийся их взглядам берег, освещаемый полной луной и мириадами звезд на темном тропическом небе. И только с рассветом они увидели этот берег, покрытый густой тропической растительностью. Им казалось, что это рай на земле. Но этот рай надо было осваивать и для этого части матросов предложили остаться но этой новой земле. Удивительно, но туземцы весьма радушно приняли незнакомцев, которые высадились на берег и в скором времени занялись строительством зданий, устройством плантаций перца разных сортов, который тогда в Европе ценился на вес золота, и обращением туземцев в католичество, для чего десятки монахов были привезены из Португалии в Гоа. Мой предок оказался предприимчивым человеком. Не обращая внимания на трудности, он быстро обзавелся небольшой плантацией перца и вскоре стал не последним помещиком на земле Гоа.Это были годы, когда Гоа получила название "золотая Гоа". Шло строительство роскошных зданий, в первую очередь соборов, для чего из Португалии приехали искусные мастера, архитекторы и строители. Благославляемая святым Франциском Ксавьером, чьи мощи хранятся теперь в Базилике Святого Франциска в серебряном гробу, богатела и расцветала Гоа. Роскошные дома в таком милом для португальцев стиле их далекой родины, с крышами из розовой черепицы над белоснежными стенами, сады со множеством великолепных растений, уютные площади с фонтанами, великолепные соборы - таким стало теперь это место.
   На доходы от нескольких перечных плантаций и небольшого оловянного рудника моя семья жила безбедно под благословленным небом Гоа.Это благополучие, заложенное моим авантюрным предком, продлилось многие годы. Весь уклад жизни моей семьи был таков же, как и на родине, в Португалии.За исключением того, что слуги в семье были малабарцами и моя няня, которую я очень любил и которая прожила всю свою жизнь в нашей семье и вырастила несколько поколений де Сикейров, тоже была малабаркой. Несмотря на то, что все жившие в Гоа португальцы были добрыми католиками и, конечно, слуги их тоже были обращены в католичество, время от времени у какой-нибудь служанки появлялись дети. Этих полукровок безмолвно, как должное, принимали и растили в семьях, как приемных детей. И, надо сказать, из них выходили, в основном, очень преданные слуги, управители плантаций, рудников. Они ладили с местным населением, и, в то же время, были близки к высшей касте, к португальцам. Еще бы, все они были наполовину португальцами. Так вот, когда мне исполнилось пятнадцать лет, моя взволнованная старая нянюшка принесла показать мне маленький орущий сверток.
   - Его зовут Педро, - сказала моя добрая Хнани, - и он будет твоим слугой.
   Потом меня отправили учиться в университет в Лиссабоне. И вернувшись домой уже взрослым человеком, обучившимся всей премудрости негоции и начавшим трудиться у самых известных португальских купцов в качестве стажера, я обнаружил дома пятнадцатилетнего юношу. Это и был Педро.Образование он получил домашнее, но потом дальше учился у святых отцов. И с самого раннего детства ему внушали почтение к моей отсутствующей особе. Поэтому возвратившись я нашел в нем не только покорного слугу, но и преданного и дельного помощника."
   Тут Аполлинарий оторвался от чтения и заметил:
   - Это все относится к этому дону Педро, который сидит в гостинице "Лондон", гуляет по Головинскому и исподтишка выполняет какие-то старые поручения своего хозяина.
   И Аполлинарий вновь вернулся к запискам дона Мигуэля.
   "Педро был очень набожным. Но весьма наивным человеком. Если нашей Хнани не разрешалось потчевать белых детей сказками и россказнями Индостана, то она отыгралась на Педро. Так как он был полукровкой, то она сочла, что может пичкать его всей этой пышной белибердой. В результате такого двойного воздействия Педро обрел вкус к восточной мистике, но в рамках католицизма.
   Я все рассказываю вам о моем помощнике для того, чтобы вам стали объяснимы дальнейшие события.
   Мои торговые дела повернулись таким образом, что большая доля моей торговли переключилась на ткани. Интерес европейцев к восточным тканям и необходимость везти в Индостан европейские ткани заставили меня искать места, где я мог бы основать перевалочные пункты. Я нашел себе такое место в Персии и вместе со своим персидским напарником, родственником персидского консула в Тифлисе, организовал в Тебризе склад товаров и открыл магазин тканей. Небольшое отделение было у меня и в Тифлисе.
   Педро был хорошим помощником. В основном он находился в Гоа, где ведал скупкой индийских тканей по всему полуострову. В делах я доверял ему как самому себе. И не обращал внимания на то, что он почти каждый вечер отправляется на мессу, - святое дело, - но задерживается много дольше, чем длится месса. Но вот как-то однажды, совершенно случайно, возвращаясь поздно домой, я увидел Педро, который торопливо шел в сторону кафедрального собора. Надо сказать, что в католической Гоа были и капуцины, и монахи-паулисты, и отцы доминиканцы. А также иезуиты. Так вот, раньше, во времена Святой инквизиции в кафедральном соборе находилось "святое присутствие", то есть там проходили заседания святой инквизиции. Я удивился, увидев Педро, потому что время мессы уже прошло, а что же ему понадобилось в таком месте после мессы? Я уже говорил, что доверял Педро как самому себе и был неприятно удивлен, увидев его в такое время здесь. Значит, у него были от меня секреты.
   Я решил проследить за ним. И пошел следом. Педро шел довольно быстро, удаляясь от собора в узкие кривые улочки, где за каменными стенами таились дома с их секретами и тайнами, недоступные чужим взглядам. Наконец, в сгущающихся сумерках я увидел, что Педро замедлил шаг и пройдя мимо парадных ворот какой-то усадьбы, исчез в узкой двери в стене, полуприкрытой вьющимися растениями. Я стал искать способ тоже проникнуть внутрь, несмотря на безрассудство этого желания. Я всегда старался просчитывать свои поступки, чтобы не попасть впросак. Но тут мною овладело просто бешенство из-за того, что как мне казалось, Педро меня предал и водит за нос. Но не увидев способа, как проникнуть внутрь, я закутался в плащ и спрятался за деревом.
   И тут страшный удар обрушился мне на голову. В первый миг мне показалось, что голова раскололась надвое, а в следующие секунды я уже ничего не мог думать. Я потерял сознание. Не знаю, долго ли я находился в таком состоянии. Какие-то проблески сознания появились вместе с ощущением тяжелой головы и ноющего тела. Я захотел пошевеливать рукой или ногой, но не смог. Приоткрыв один глаз, я увидел, что связан по рукам и ногам. Место, где я лежал, было не под открытым небом. Но лежал я на камнях. Было темно, но это была не кромешная тьма. Какой-то слабый свет разрывал эту темноту. Я осмелел и открыв оба глаза начал рассматривать помещение, где я находился.Колонны с барельефами, странные фигуры из камня. Все заросло лианами, их стволы вились вдоль стен, а извивающиеся ветви, казалось, проникали во все щели.Сквозь обвалившийся потолок светилось небо со звездами. И тут я понял, что нахожусь в древнем индуистском храме, которых так много было в лесных дебрях Гоа. Я сразу же подумал, что меня похитили и бросили здесь, чтобы я умер от голода или стал жертвой кобр, которых тут водилось несметное количество. Проклиная Педро, из-за которого я попал в такую историю, я начал думать как бы мне выпутаться, но ничего мне не приходило в голову. Да и что я мог сделать, крепко связанный и брошенный в этом храме. И только я начал смиряться со своей горькой участью, как услышал среди ночной тишины, нарушаемой только падением капель дождя, человеческие голоса. Я узнал голос Педро.Он объяснял что-то, упоминая мое имя. Потом раздались шаги и я увидел склоненные над собой две головы - какого-то незнакомца и моего Педро. Лицо Педро было расстроенным. Он склонился надо мной и стал развязывать веревки, стягивающие мне руки и ноги.
   - Не беспокойтесь, дон Мигуэль, - шептал мне Педро, развязывая веревки, - это просто недоразумение.
   Но я был безумно зол на Педро, хотя, как выяснилось потом, во всем был виноват я сам - не надо было мне выслеживать своего сводного брата. Но на сей раз благоразумие взяло верх и я не стал ничего говорить Педро, тем более упрекать его. Педро растер мне затекшие ноги и руки, помог встать.Все это время человек, с которым встретился Педро, безмолвно стоял рядом. Разглядеть мне его не удалось, он был закутан в плащ с низко опущенным на лицо капюшоном.
   Дождавшись, чтобы я смог идти, незнакомец кивнул, и Педро, поддерживая под руку, почти повлек меня за собой. Так мы двигались какое-то время, спотыкаясь о неровные плиты, которыми был вымощен пол храма, и выбивающиеся из него там и сям лианы. Наконец, мы достигли стены, казалось, глухой. Незнакомец пошарил по ней рукой, нажал на камень, с некоторым усилием толкнул его и, натужно заскрипев, камень сдвинулся вбок, открыв перед нами вход в узкий коридор. Буквально через несколько шагов коридор уткнулся в деревянную дверь, за которой оказалась освещенная комната, обставленная просто, без лишней роскоши. Мы остановились на середине комнаты и тут я увидел что в ее углу на нешироком помосте, застланном ковром, сидят, поджав под себя ноги по восточному обычаю, двое. Один из них был в глубокой тени, одет в нечто темное и незапоминающееся, и казался безформенным кулем. Другой же, на которого падало пятно света от лампы, был так необычен, что я остолбенел. Человек, на которого я смотрел, был одет по индийскому обычаю в узкий темнозеленый парчовый халат и такого же цвета шелковые шальвары. На глове у него была белоснежная чалма. Единственным украшением его одежды была необыкновенно крупная жемчужина в форме капли на золотой цепочке. По меркам Индостана это было просто аскетическое одеяние. Но его лицо! Оно было сплошь заросшим волосами! Не было видно ни лба, ни щек. Только из-под густых, сросшихся на переносице бровей, вернее, на том месте, где у людей находятся брови, в упор смотрели на меня необычайно яркие глаза, но не темные, как следовало бы ожидать у восточного человека с такой внешностью, а ярко-синие! И несмотря на такую странную внешность, человек был красивым! Тут я вспомнил какие-то смутные рассказы о жившем в наших краях индуистском божестве, Ханумане, предводителе обширного племени обезьян.
   Человек, в упор смотревший на меня, вдруг засмеялся.
   - О нет, - сказал он, как бы прочтя мои сумбурные мысли, - я не бог, я человек. И я не Хануман, нет, ни в коем случае. Но потомок Великих магараджей.
   И он показал мне место подле себя на помосте.Я обратил внимание на его руки. При всей его повышенной волосатости кисти рук были безволосыми, мало того, они были удивительно красивы - тонкие пальцы, округлые ногти.
   Педро помог мне усесться, а сам остался почтительно стоять рядом. Я метнул на него строгий взгляд.
   - О, не сердитесь на нашего друга, - сказал улыбаясь, магараджа. - Он ни в чем не виновен. Вас приняли за другого. Я расскажу вам, в чем дело. Но , - и тут его взляд стал просто ледяным,- теперь вы стали нашим другом, правда, может быть против вашей воли, но таков рок. Значит, вам была предназначена именно эта стезя. Вы вступили на нее и теперь должны ей следовать.
   После такого странного вступления мне ничего не оставалось делать, как уповать на добрые силы, которые помогут мне выпутаться из этой странной истории.
   А магараджа продолжал:
   - Педро служит нам вот уже лет десять. И мы много знаем о вас от него. Знаем о вашей добропорядочности, образованности, умении вести дела. Мы не хотели вовлекать вас в наши дела, нам было достаточно помощи Педро, но, как видите, провидение распорядилось иначе. Вы не должны беспокоиться, уверяю вас, это добрые дела. - Магараджа сделал особое ударение на последних двух словах.- Правда, понятия добра и зла относительны. К тому же, если бы не было зла, как можно было бы говорить о добре? Поэтому в мире и существуют добро и зло, и они существуют параллельно друг другу. И если мы творим добрые дела, то те, кто мешает нам их творить, делают зло. Разве не так? Но добрым делам часто мешают злые люди. Поэтому добрые дела должны объединять вокруг себя добрых людей. - Магараджа наклонился ко мне, глядя мне прямо в глаза. Мне стало не по себе. - И тогда у добрых людей все дела будут идти прекрасно, и удача будет сопутствовать им во всем. Как она была всегда рядом с вами, эта капризная женщина, удача. Ведь так, дон Мигуэль? И уверяю вас, что этому немало способствовал ваш сводный брат, и наш брат, дон Педро.
   После этой тирады, во время которой я чувствовал себя как кролик перед открывающим пасть удавом, мне ничего не оставалось делать, как низко поклониться в знак согласия этому странному и, видимо, страшному и могущественному человеку.
   Тот удовлетворенно кивнул головой и в этот миг случилось нечто странное.Фигура, сидевшая чуть позади магарджи, издала какой-то нечленораздельный звук и в следующее мгновение она вдруг стала расти и из нее вырвались два огромных крыла. Первая мысль, промелькнувшая в моей голове была, что это дьявол. Я упал на землю и в ужасе закрыл голову руками. Видимо, я потерял сознание. Когда сознание вернулось ко мне, я увидел хлопочущего вокруг меня Педро. Внутренне содрогаясь я перевел взгляд на то ужасное существо, которое так напугало меня и увидел, что возле магараджи сидит на помосте это странное существо.Я вгляделся и понял, что это не человек, а громадная птица, гриф, священная птица парсов."
   -Интересно, - прервал чтение записок португальца Ник, внимательно слушавший Кикодзе. - Очень интересно. Парсы это зороастрийцы. Они появились в Индии где-то в IХ веке. Бежали из Персии от преследований магометан. Они, собственно, огнепоклонники. Неужели магараджа был как-то связан с парсами? И этим объясняется его отшельничество? Продолжайте, продолжайте, Аполлинарий. Я кое-что объясню вам по окончании чтения записок португальца. Надо сказать, захватывающая история.
   Кикодзе кивнул и продолжил чтение: "То, что происходило дальше, внушило мне глубокое отвращение, которое я изо всех сил пытался подавить, чтобы не выдать себя магарадже. По знаку магараджи слуга принес небольшой серебряный тазик, полный кусков окровавленного мяса. И магараджа, засучив рукава и обнажив свои невероятно волосатые руки, принялся кормить этого грифа. Гриф, вытянув красную шею без перьев, выхватывал на лету куски мяса, а магараджа так был поглощен кормлением своего, вероятно, любимца, что перестал обращать на нас внимание и по его нетерпеливому жесту тот человек, который привел нас к нему, начал торопливо подталкивать нас к дверям,и вскоре вывел снова в древний храм. Там он оставил нас одних. Педро знал дорогу и через некоторое время, немного проблуждав, мы наконец, выбрались к крепостным стенам Гоа. Я чувствовал себя совершенно потерянным, игрушкой в чужих руках, управляемым чужой волей.Я ненавидел в этот момент Педро всей душой. Потом только я понял, что Педро попал под гипнотическое влияние этого человека и его поступки были продиктованы желанием оградить меня от неприятностей. Но я сам все испортил, начав выслеживать Педро. Дальше все пошло так, как будто я действовал во сне. У меня появились видения, и я перестал различать, что было со мной на самом деле, а что мне привиделось. Здоровье мое становилось все хуже и хуже, а события в Тифлисе совсем меня доканали.Я думаю, что мой конец уже близок и я жду его с нетерпением, как избавления от тех невыносимых душевных страданий, которым я теперь подвержен".
   - Ну вот, - сказал Кикодзе, - странная и печальная история. Надо сказать, что наш португалец, хоть и пришел в себя и благодарен нам, как его спасителям, но выглядит вовсе не браво.Его пользует прекрасный врач, специалист по душевным болезням. Может все и обойдется. Но надо сказать, что он влип и вправду в странную историю.Уезжая, я оставил слежку за его доном Педро, но тот ведет себя смирно и почти не выходит из гостиницы. Ему даже еду доставляют в нумер. Мы договорились с князем Вачнадзе, что при попытке к исчезновению или еще к каким-нибудь непредвиденным действиям, он будет арестован до нашего возвращения.
   - Мне тоже нужно вам кое-что рассказать, - сказал Ник, задумчиво глядя, как их экипаж уже въезжает в ущелье, где на берегу Куры в живописных лесах на склонах гор лежал знаменитый своими лечебными водами Боржоми.- И я думаю, что мой рассказ где-то перекликается с тем, что вы сейчас прочли мне.

Глава 23

   Пока экипаж ехал через Боржом, минуя роскошный парк, в глубине которого находился романтический дворец великого князя, путники молчали. Ник обдумывал то, что сообщил ему Кикодзе. Тот же не решался нарушить молчание, понимая, что его старшему спутнику предстоит принимать какие-то решения. Наконец, когда экипаж миновал очередное живописное селение, Ник задумчиво сказал, обращаясь к Аполлинарию:
   - У меня складывается впечатление, что мы имеем дело с какими-то безумцами, играющими в опасные игры. Помните записку, которую оставил мне Иван Александрович в духане? Обыкновенные подходы в этом деле невозможны.Теперь случайте внимательно, я расскажу вам, что произошло со мной минувшей ночью.
   И Ник рассказал Аполлинарию о своем ночном визите к шейху.Теперь наступила очередь Кикодзе глубоко задуматься.
   - Ну, что вы думаете обо всей этой истории?- тихо спросил Ник. - Впервые я совершенно не вижу путеводной нити. Как будто вдруг мелькнет искорка просветления и тут же гаснет. Мозаика не складывается в картинку.
   Кикодзе задумчиво качал головой, пытаясь что-то припомнить.
   -Этот перстень, - сказал он, - и камень в перстне. Где-то я что-то слышал о полированном черном камне, полированном до зеркального блеска. Я попытаюсь припомнить.
   - Елизавета Алексеевна мне напомнила о камне Каабы и о пустыне Вабар... - начал было Ник. Но тут Аполлинарий довольно невежливо перебил его возгласом:
   - Все , вспомнил!
   Ник удивленно смотрел на него. Аполлинарий, всегда такой воспитанный и сдержанный, весь горел от возбуждения.
   - Потрясающе!Я вспомнил!Это было в Британском музее! Дело в том, что я был послан для прохождения практики в Скотланд Ярд, ну, а также и в Интеллидженс Сервис и провел там два месяца. Мне очень повезло, нам читался курс исторической криминалистики с практическими занятиями в Британском музее. После рассказов о временах королевы Елизаветы и о ее замечательном окружении нас троих, а нас, слушателей было всего трое, глубокой ночью отвезли в Британский музей и главный хранитель музея в обстановке чрезвычайной секретности показал нам некие сокровища, хранящиеся в музее, в том числе и "черное зеркало". Оно связано с именем Джона Ди, знаменитого астролога и алхимика королевы Елизаветы. Джон Ди подарил это зеркало королеве и утверждал, что сам он получил его в подарок от ангелов. Так вот, считалось, что это идеально отполированный кусок каменного угля. Ну, и это не удивительно, ведь то что, камни могут падать с неба и что это аэролиты или метеориты наука признала не так давно. Странный блеск "черного зеркала" и его связь с небесами - подарок от ангелов - приводят к мысли, что это метеорит и что Джон Ди это знал, да боялся, что за такие объяснения его ждет костер. Возможно, что ваш перстень, "черное зеркало" и камень Каабы имеют одно происхождение. Да, там же в Британском музее хранятся рукописи Джона Ди, записи его бесед с ангелами. Он смотрелся в "черное зеркало", видел там другие миры, с обитателями которых он общался при помощи того же зеркала. А что ж ему оставалось делать, не говорить же, что это его мысли.
   Ник напряженно слушал.
   - Кажется, нам здорово повезло, что вы, Аполлинарий, так образованы, - задумчиво сказал он.- Мне кажется, что тут мелькнула какая-то искорка.Сейчас в Абастумани при наследнике-цесаревиче находится Василий Осипович Ключевский, историк, он читает курс истории наследнику. Василий Осипович разносторонне образованный человек, интересуется очень многим и, насколько я знаю его, связан с некими тайными обществами, корни которых восходят к тамплиерам. Не грозит ли ему опасность? Не к нему ли в Абастуман направился наш "бледный призрак"? Я думаю, что завтра мы будем в Абастумани и сможем сразу же получить от него исчерпывающую информацию.
   Миновав Боржомское ущелье когда уже начало смеркаться, путники подъехали к постоялому двору, расположенному на тракте. Там им предстояло заночевать, чтобы ранним утром отправиться дальше. Они рассчитывали к вечеру следующего дня уже добраться до Абастумани.
   В меру грязный, содержавшийся радушным хозяином-имеретином постоялый двор, предоставил им сомнительной чистоты постель. Но ужин был роскошным. Приготовленное лично хозяином заведения седло барашка с пахучими травами и свежей подливкой из слив ткемали, сопровождаемое легким белым вином и только что испеченный во дворе, во врытой в землю глиняной печи, лаваш, были выше всех похвал.
   - Да я тут у вас стал просто гурманом, - смеялся Ник, поглощая все эти вкусности.- Если бы время от времени обстоятельства не заставляли меня поститься, я превратился бы в тифлисского духанщика.
   За ночь они превосходно выспались и рано утром, когда только что рассвело, отправились дальше.
   Места, мимо которых они теперь проезжали, были не столь живописны, как Боржомское ущелье. Временами это были голые скалы, или же каменистые поля со скудной растительностью.Экипаж изрядно трясло и путники время от времени подскакивали на своих сиденьях. Где-то к полудню они добрались до селения Ацкури, расположенного в неглубоком ущелье. На другой стороне Куры, на скале возвышались руины Ацкурской крепости.Аполлинарий рассказывал Нику о событиях, которые в не таком уж далеком прошлом происходили здесь, на таких кажущихся безмятежными, местах .Это был хороший отдых для мозгов. Ибо и Ник, и Аполлинарий в подсознании продолжали работать, пытаясь разумно связать все ниточки проводившегося ими, ставшего уже необычайно странным, расследования.
   Дорога становилась все унылей. Только вдали были видны невысокие горы, а вдоль дороги тянулись пустынные поля, невозделанные пашни, брошенные сады.Наконец, вдали, в клубах дорожной пыли им удалось рассмотреть крепость, которая выглядела все более грозной и неприступной по мере того, как экипаж приближался к ней. Это был Ахалцихе.
   - Вы не будете против, Ник, если мы немного отклонимся от нашего пути и примерно час потратим на посещение одного моего старинного приятеля?- вдруг спросил Аполлинарий.
   Уже зная, что Аполлинарий ничего не предпринимает просто так, Ник согласно кивнул.
   - Тогда мы заедем в Рабат. Замечу, что Ахалцих до взятия его Паскевичем, был разбойничьим притоном для все этой стороны. И хоть и был под султаном, да не очень то ему и подчинялся.Когда султан ополчился на янычар, то часть из них нашла приют в Ахалцихе, в Рабате.Собственно Рабат - это та часть древнего Ахалциха, которая находится внутри, за крепостными стенами. А весь Ахалцих уже разросся, особенно по правому берегу Поцхов-чая. Экипаж нам придется оставить почти у ворот Рабата, внутри крепостной стены. Улицы в Рабате чрезвычайно узки, собственно это тропинки между домами.
   Наказав кучеру ждать их в указанном месте и никуда от лошалей не отлучаться, да еще и присматривать за вещами, ибо народ в Рабате лихой, Аполлинарий повел Ника вдоль крепостной стены. Вскоре им пришлось взбираться на какие-то плоские кровли, которые служили дворами соседних домов.
   Ник уже потерял представление о том, куда и в каком направлении они двигаются, но Аполлинарий уверенно вел его вглубь Рабата. Наконец, они оказались перед небольшим домом, сложенным из тесаного камня в отличие от других, обмазанных глиной деревянных срубов. Перед домом играли мальчишки, подкидывая одной ногой тряпичный мешочек, набитый то ли фасолью, то ли горохом. Аполлинарий спросил их что-то и один из мальчишек сорвался и побежал в дом. Тут же оттуда вышел молодой человек и жестом пригласил Аполлинария и Ника войти в внутрь.
   Из-за нагромождения построек Нику в первый момент показалось, что они входят в дом. Но это оказалась всего лишь стена, окружавшая небольшое поместье, включавшее в себя несколько тесно прижатых друг к другу флигелей, некоторые из которых громоздились друг на друга, создавая замысловатые террасы. Ник обратил внимание, что это ахалцихское поместье так искусно построено, что отдаленно напоминает средневековый рыцарский замок, который мог выдержать длительную осаду извне. Расположение его было таково, что оно возвышалось над всеми зданиями вокруг и, кроме того, оттуда открывался вид на собственно крепость и ее бастионы, на католический собор, присутствие которого здесь очень удивило Ника.Там же неподалеку высилась ажурная ахалцихская мечеть, превращенная в православный собор. Остальные строения не были видны, но чувствовалось, что внутри крепости скрыто еще много неизвестного. Собственно, здесь было несколько линий обороны и все фортификационные сооружения были настолько основательны, что Ник в душе подивился, как эта крепость могла пасть.
   Тем временем, поднявшись по ступеням каменной лестницы, они уже входили в центральную часть поместья, дом с такими толстыми стенами, что он один мог выдержать длительную осаду. Они вошли в комнату, убранную на восточный манер коврами, низкими кушетками - тахтами, с разбросанными по ним множеством подушек разного размера и вида. Зеленые, желтые, синие, четырехугольные и продолговатые подушки были ковровыми и шелковыми, густо расшитыми замысловатыми узорами. Алели туго набитые шерстью круглые валики-мутаки. Небольшие низенькие столы, полированные или инкрустированные перламутром дополняли этот сугубо восточный интерьер. В комнате царили полутьма и приятная прохлада. Не успели Ник и Аполлинарий осмотреться, как раздвинулся занавес в стене, служивший, видимо, вместо двери, и в комнату вошел, как в первый момент показалось Нику, стройный мужчина средних лет.Аполлинарий низко поклонился ему, а тот рукой указал на низкие кресла без подлокотников, приглашая их сесть.
   -Я польщен, - тихо сказал этот человек, и Ник удивился его тихому и дребезжащему голосу, какой бывает только у очень старых людей. - Ваш визит мне чрезвычайно приятен. Дорогой Аполлинарий, ваш друг, кажется, из России? Чем обязан такой приятной встрече?
   Тут Ник обратил внимание, что человек говорит на прекрасном русском языке.И что его обращение к гостям не напоминает долгие и сладкие приветствия, которыми всегда обмениваются на Востоке, а похоже на деловую встречу чрезвычайно занятых европейцев.
   Кикодзе поспешил ответить:
   - Дорогой ага, мне в свою очередь приятно видеть вас в добром здравии. Мой друг, ученый из Петербурга, занимается государственными делами большой важности, связанными с безопасностью высоких особ. Мы направляемся в Абастумани, рассчитываем к вечеру туда попасть. Зная, что в этих края не очень спокойно, я решил узнать у вас, какая ситуация сейчас в этом районе. И, конечно, как всегда, я искренне рад повидать вас.
   Старец, а Ник, разглядев хозяина дома вблизи, по его рукам, покрытым коричневыми старческими пятнами и желтоватой, пергаментной коже лица с сеткой тонких морщин, понял, что он очень стар, библейски стар.
   - Ну что ж, - ответил старец, сверкнув в сторону молчавшего Ника удивительно молодыми глазами, - сейчас, в последние дни никаких происшествий не было. Были визитеры в наших местах, проследовавшие в Абастумани, как раз накануне вашего приезда. Весьма безобидный тифлисский купец, которого с предосторожностями везли в Абастумани на ванны, он жестоко страдает люмбаго, да вот вчера, накануне вашего приезда, туда же проследовали двое довольно молодых мужчин, по виду братьев, настолько они похожи друг на друга. Это очень странная пара, насколько я могу судить по тем весьма скудным сведениям, которые дошли до меня. Я рад, что перед тем, как продолжить свой путь, вы навестили меня. Аполлинарий, я должен вас предостеречь. Вы не удивитесь, если я скажу вам, что знаю о встрече вашего друга с йезидским шейхом?
   У Ника глаза полезли на лоб от удивления. Но Аполлинарий, наклонив голову, ответил:
   - Нет, нисколько.
   - Тогда выслушайте меня внимательно. Я знаю, что в Тифлисе находятся посланцы магараджи. Я знаю, что они охотятся за жемчужиной йезидов. И еще за некоторыми вещами, тайна которых скрыта в этих краях. Тайна может быть открыта только обладателю перстня и я вижу такой перстень на пальце вашего друга, Аполлинарий. Значит, шейх удостоверился, что ему можно доверять, во-первых, и, во-вторых, что по праву рождения ему могуть быть открыты некоторые секреты. Магараджа тоже имеет равные права с вашим другом, Аполлинарий. Магараджа не враг. Но он недоверчив, ибо на нем лежит слишком большая ответственность. Но кто-то еще, кто считает, что обладает также какими-то правами, свое право хочет обратить во зло. Идет охота, в которой обязательно будут жертвы. Ваше преимущество в том, что у вас есть перстень. Будьте осторожны. Крайне осмотрительны. Со своей стороны я приму все меры, чтобы помочь вам. И прошу вас по возвращении из Абастумана вновь заехать ко мне.
   С этими словами он легко встал со своего кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Именно аудиенция, отметил про себя Ник, так как старец вел себя как царственная особа. Так же молча, не проронив за все время визита ни одного слова, Ник встал, поклонился и через несколько секунд они с Аполлинарием быстрым шагом спускались к крепостной стене, к своему экипажу.Удостоверившись, что все в экипаже в порядке и дремавший кучер не стал жертвой местных воришек, Аполлинарий велел ехать дальше. Как только они отъехали на значительное расстояние от Рабата, Аполлинарий очень тихо сказал Нику:
   - Мы с вами сейчас посещали одного из самых могущественных людей на Востоке, может быть даже самого могущественного. Ибо он имеет неограниченную тайную власть. А тайная власть, как вы сами понимаете, всегда могущественнее явной. Могут падать троны, цареубийцы убивать властителей, случаться войны и революции, а эти люди всегда будут сохранять свою власть.Они будут годами, десятилетиями жить в подполье, но их люди всегда наготове. Они и являются настоящими властителями на земле. Им не нужна повседневная показная роскошь, они аскеты.
   Ник молча слушал Аполлинария. Ему приходилось сталкиваться с подобными силами. И он хорошо знал их могущество.
   После Ахалциха дорога стала еще хуже. Рытвины и ухабы заставляли их ехать медленно и было опасение, что в Абастуман они попадут уже затемно.
   Изрядно пропылившись на этой неудобной дороге, они увидели неподалеку от так называемой "полпочты", места, куда обычно довозили почту, чтобы потом местные почтальоны развозили ее по окрестным местечкам, крестьянина, продающего мацони - кислое молоко, которое прекрасно утоляет жажду. Аполлинарий крикнул, чтобы кучер остановился. К остановившемуся экипажу подбежал крестьянин и протянул два небольших глинянных горшка и деревянные обструганные ложки с длинными черенками, чтобы удобнее было выбирать мацони из суживающегося кверху горлышка горшка. Посмеиваясь над такой странной сервировкой, Ник и Аполлинарий принялись за мацони.Не прошло и десяти минут, как они оба крепко спали, а наполовину съеденные горшки мацони, разлившись по одежде, валялись на полу экипажа.
   А через несколько минут на дорогу из оврага, по которому текла небольшая речушка, из низких придорожных кустов вдруг выскочила разбойничья ватага с повязанными башлыками головами так, что были видны только глаза.
   Когда Ник пришел в себя, то его первое чувство было чувством ужаса - он ослеп. Вокруг него царила непроглядная тьма. Подле него кто-то застонал.
   - Аполлинарий, это вы?- тихо спросил он.
   Ответом ему был стон.Потом Аполлинарий что-то забормотал.
   - Господи, куда же это мы влипли, - был ответ. - У меня что-то с глазами, Ник. Кажется, я ослеп.
   - И у меня то же самое. Либо мы оба ослепли, либо находимся в каком-то подземелье.
   - Странно, здесь сухо, не пахнет подземельем. У меня такое чувство, что тут не так давно горел очаг, запах угля еще чувствуется, и даже слабый аромат свежеиспеченного хлеба.
   - Да, - отозвался через несколько секунд Кикодзе, - мне теперь тоже так кажется.
   Тут в тишине подземелья послышалось какое-то шуршание и в помещение осветилось слабым светом свечи, которую в высоко поднятой руке держала появившаяся в четырехугольном отверстии в стене высокая женщина.Ник пригляделся.В другой руке женщина держала плоское деревянное блюдо, на котором были разложены куски лаваша и сыра.
   - Мииртвит, батонебо, (Угощайтесь, господа)- сказала она, протягивая свое приношение так, как будто Ник и Аполлинарий не сидели пленниками в этом подземелье, а были приглашены радушными хозяевами передохнуть после трудной дороги.
   Аполлинарий живо вскочил на ноги.
   - Диди мадлоба, калбатоно, (большое спасибо, госпожа) - вежливо ответил он, решив подыграть этой особе. Дальше беседа продолжалась в таком же куртуазном стиле. Аполлинарий осторожно взял деревянное блюдо и воскликнул преувеличенно восторженно по-грузински:
   - Как замечательно пахнет ваш хлеб! Неужели вы сами испекли его?
   - Да, - гордо и немного кокетливо сказала женщина. - У меня тут пекарня. И есть хороший запас муки. И сыр я сама делаю. Вы попробуйте. И сама слежу за коровами. И хлев тоже здесь неподалеку. Мой муж сказал, что вы наши гости. Только не должны выходить отсюда. А я могу показать вам наш дом.
   Ник сообразил, что женщина думает, что они почетно захваченные пленники, за которых дадут выкуп. Их нужно прилично содержать и кормить, чтобы товар не испортился. И решил, что необходимо воспользоваться сложившейся ситуацией и выяснить, где же они находятся. Видимо, ход мыслей Аполлинария был таков же, так как он выразил бурный восторг по поводу предстоящей экскурсии.
   - А ваш муж не рассердится? - на всякий случай вежливо спросил он.
   - Нет, он сам меня послал. Он и его братья тут рядом.Ему тоже интересно, он хочет узнать, сколько у вас магазинов в Тифлисе, они решили попробовать, может у них, как у других абрагов, тоже получится, - простодушно выбалтывала женщина. Ник сообразил, что их приняли за тифлисских купцов. И вспомнил, что ахалцихский ага говорил о каком-то тифлисском купце, больном люмбаго, которого везли в Абастумани на воды. По-видимому, запоздалые сведения о купце дошли до этих доморощенных разбойников и они решили, что и им пора завести своей бизнес. Ник и Аполлинарий переглянулись. Надо было быть осторожными. Если они выяснят, что им в руки попали вовсе не те, то неизвестно, что они предпримут. Разбойники-то они были неопытные по всей видимости.
   Женщина торжественно повела их за собой.Это было удивительное подземное поместье. В одном просторном помещении находился деревянный амбар - огромный, в человеческий рост ящик на ножках из толстых добротных досок. К нему вели несколько деревянных ступенек. Женщина поднялась по ступенькам и открыла дверь в амбар.
   - Вот тут у меня мешки с мукой, - гордо сказала она, - а там с кукурузой. А тут устроена печь.- И она указала на угол комнаты, в которой находился амбар. И вправду, в стене была устроена настоящая печь огромных размеров, в которой не только хлеб, а барана можно было изжарить. - Я могу и хлеб русский печь, и лаваш, вот здесь тонэ, - и она указала на прикрытый глиняной крышкой врытый в землю огромный кувшин.
   - А марани у вас тоже есть?- вежливо спросил Ник.
   - Вах, зачем нам марани, у нас нет винограда, - искренне удивилась вопросу крестьянка. - Мы только чачу делаем из яблок. Вот яблок и груш у нас сколько хотите. Немного дальше отсюда комната, где мы их храним. А вот там мои коровы и овцы.
   Через подземный же коридор она провела их в вычищенный хлев, где стояли, меланхолично жуя сено, ухоженные животные.
   - От чего же они живут под землей? - тихо спросил Ник у Аполлинария.
   - Да уж привыкли. С древних времен. Так безопаснее. Места то тут беспокойные, разбойничьи.
   Женщина повела их дальше и они вошли в парадную комнату.Тут было светло, свет падал с потолка, а потолок в подземной комнате был сложен из деревянных балок сужающимся венцом к отверстию в его середине. Комната была опрятна, по стенам стояли тахты, застланные ситцевыми покрывалами. А в середине комнаты был устроен очаг, над которым на цепях был подвешен вычищенный до блеска медный котел внушительных размеров.
   На тахте сидел заросший щетиной мрачный мужчина в башлыке.
   Женщина так же кокетливо представила его Нику и Аполиинарию.
   - А это мой муж. Чего сидишь, встань, видишь, гости.
   Мужчина встал, продолжая мрачно смотреть в пол. И тут Нику пришла в голову мысль, что возможно, вдохновителем организации похищения была эта говорливая подземная дама. Что-то ее увалень муж не походил на резвого разбойника. А женщина предложила им присесть, в то время как муж продолжал молча стоять и тупо смотреть в пол, и начала светскую беседу на ту же, видимо, живо ее интересовавшую тему о купеческих делах пленников.
   Аполлинарий подтвердил что да, у него есть магазин колониальных товаров недалеко от Муштаида, но только один магазин, да и дела не очень хороши в последнее время. Женщина немного сникла.
   - А у него, - она указала подбородком на Ника, - тоже есть магазин?
   - Нет, это мой приказчик, - быстро ответил Аполлинарий, - я плачу ему жалованье, да вот задолжал в последнее время, он ждет уже второй месяц жалованья.
   Женщина совсем скисла.А мужчина, все также мрачно смотревший в пол, проворчал себе под нос что-то вроде: "Джандаба шен тавши" - "черт бы тебя побрал" в вольном переводе на русский. Этим он окончательно утвердил Ника в мысли, что тут главный черт в юбке.
   Аполлинарий живо перешел на разговор о подземном доме, восхваляя его удобства, чистоту, домовитость хозяйки. Та расцветала на глазах. А муж становился все мрачнее.
   - Ночью нас он либо прирежет, либо выпустит отсюда,- сказал Ник, улыбнувшись хозяйке, по-французски.
   - Надеюсь на второе, - быстро ответил Аполлинарий.
   - Что он сказал? - забеспокоилась крестьянка. - На каком языке?
   - Его родной язык французский, он из Европы, - продолжал вдохновенно врать Аполлинарий, - он сказал, что восхищен вашим домом.
   - Вай ме, - засуетилась она. - Он , случайно, не католик?
   - Католик, католик, конечно, католик!
   Тут мужчина поднял голову и выразительно посмотрел на жену, а она растерянно запричитала.Картина совершенно изменилась. Ник не понял в чем дело.
   Муж начал что-то резко говорить жене, та вдруг совершенно изменившись, покорно ему отвечала. На губах Аполлинария появилась и исчезла улыбка, а Ник уже отказывался что-нибудь понимать.
   Наконец, женщина заискивающе обратилась к Аполлинарию:
   - Мой муж сейчас проведет вас на дорогу.
   Аполлинарий, внутренне торжествуя, запротестовал:
   - Это куда же мы пойдем на ночь глядя? И где наш экипаж и кучер?
   - Братья моего мужа и он сам проводят вас до Абастумана, экипаж в порядке.
   С этими словами она исчезла из комнаты и вернулась с факелом в руках.Муж также молча взял резким движением факел у нее из рук и сделал Нику и Аполлинарию знак следовать за ним.
   Пригнувшись, Ник и Аполлинарий шли за своим проводником по каким-то бесконечным подземным переходам. Трудно было определить, сколько прошло времени, когда они вылезли из подземелья на берегу речки, возле мостика. На той стороне стоял их экипаж. Видно было, что возле него крутятся какие-то люди, скорее всего давешние разбойники.
   Молча они дошли до экипажа. Внутри, на сиденье, они обнаружили своего кучера, мертвецки пьяного, от которого несло яблочной сивухой.
   Примостившись с трудом по обе стороны от него, они увидели, что один из тех, кто крутился возле экипажа, залез на козлы и экипаж тронулся. Муж подземной амазонки устроился на подножке.
   Аполлинарий безмятежно спросил его:
   - Эхла сада варт? (Где сейчас мы находимся?)
   Тот буркнул в ответ:
   - Аралши. ( В Арали), - и осекся. Видимо, вспомнил инструкцию своей амазонки, не открывать, где они находились.
   Ник тихо спросил Аполлинария:
   - Вы можете объяснить мне, чем мы обязаны своим чудесным спасением?
   Аполлинарий фыркнул, едва удерживаясь от смеха.
   - Вам, Ник, исключительно вам, вашему так во время заданному мне вопросу на французском. Видите ли, часть местного населения свежеиспеченные католики. Вы же обратили внимание на католический собор в ахалцихской крепости. Здесь неподалеку, в селении Удэ, тоже прекрасный католический собор. Неутомимые миссионеры, капуцины, прибирают местное население к рукам.Наши новые друзья оказались католиками, и, как видите, добрые католики всегда помогут друг другу, - и Аполлинарий начал снова давиться от смеха.
   - Подождите, подождите, Аполлинарий. Вспомните рассказ шейха и его слова о том, что Куртенэ спасли монахи-капуцины. И ваш рассказ со слов португальца - Гоа католическое владение. Вам не кажется все это странным?
   Аполлинарий сразу посерьезнел.
   - Да, кажется, тут есть над чем задуматься.
   - Кроме того, - тихо продолжал Ник, - вспомните мой рассказ о йезидских сигнальных горах. По всем приметам, одна из таких магических точек находится в окрестностях Абастумани.Не кажется ли вам, что какие-то странные нити ведут в Абастумани? К тому же в последние годы здесь находится постоянная резиденция наследника-цесаревича. Весной и осенью тут временами бывает вся императорская семья. Об этом многие знают, это широко известно. С ними приезжает множество народа. Всякого.Потом ведь здесь же курортное место, воздух, ванны. То, что именно здесь, а не на каких-нибудь швейцарских курортах лечится наследник-цесаревич тоже общеизвестно. И ограничить приезд жаждущих исцеления невозможно.
   К этому времени их экипаж, проезжавший мимо селений, утопавших в садах, стал подъезжать ко въезду в ущелье.Стало прохладно. Это начинался Абастумани.Дорога шла вдоль речки, по ее правому берегу.Сразу от дороги тянулись вверх скалы. Их невысокие вершины покрывали еловые и сосновые леса.Вдоль левого берега речки располагались многочисленные дачи, построенные для летнего пребывания в Абастумани, с открытыми балконами, украшенными деревянной резьбой. Экипаж, по указанию Аполлинария, переехал по небольшому мостику через речку, к гостинице "Решель". Там сопровождавшие экипаж отставные разбойники стали сердечно прощаться со своими бывшими пленниками. Мрачный небритый муж, наклонившись к Аполлинарию, тихо сказал по-грузински:
   - Если что-нибудь понадобится, пошлите в Арали к Анзору. Анзор это я.
   И соскочил с подножки.
   Через несколько минут Ник и Аполлинарий уже устраивались в удобном номере гостиницы, предвкушая отдых после всех приключений. Кстати, отправленная с ними Петрусом корзинка очень им пригодилась как раз сейчас.
   Наконец, Ник смог по настоящему выспаться. Всю ночь ему снилась Лили такой, какой она была перед его отъездом в Абастумани - в персидской шелковой шали, в обрамлении листьев и цветов глицинии и гибискуса.
  

Глава 24

   Рано утром Ник проснулся в удивительной тишине. Тишина была такой, что казалось она звенит. Такого давно уже не было в его жизни.Всегда его сопровождали тысячи звуков больших городов, европейских и азиатских, утренний звон колоколов или крики муэдзинов, шум базаров, грохот колес, выкрики торговцев. Здесь же стояла абсолютная тишина, не возмущаемая даже дуновеньем ветерка.
   Немного понежившись в постели, Ник встал и открыл окно. И сделал новое открытие - воздух в Абастумани был тоже необыкновенным. Запахи трав, аромат цветов, смол елей и сосен создавали необычайный букет, от которого как-то радостно становилось на душе.
   Кто-то поскребся в дверь. Ник распахнул ее и увидел, конечно, улыбающегося Аполлинария.
   - Слава богу, хоть одна ночь прошла спокойно, - сообщил он новость Нику.
   Ник фыркнул. Только что то же самое он хотел сообщить Аполлинарию.
   Но тут сразу же они оба поскучнели. Первая задача, которую они должны были решить - это узнать о приезде в Абастуман братьев Куртэне и об их настоящем местопребывании. Это можно было выяснить с помощью местного полицейского пристава. У самого въезда в Абастуман находился шлагбаум и полицейский пост, который должен был регистрировать всех, въезжавших в Абастумани. Правда, вчера они как-то проскочили мимо него - шлагбаум был поднят и никто их не задержал и не проверял.Возможно, что и приезд братьев Куртэне остался незамеченным.Но Абастуман такое маленькое местечко, что все вновь прибывающие были заметны если не местным властям, то обывателям. Поэтому приезд Куртэне не мог остаться незамеченным, если он был в Абастумани. Вот этим делом и должен был заняться Аполлинарий, в то время как Ник собирался отправиться к профессору Ключевскому. Его он знал хорошо и очень на него рассчитывал. Профессор был энциклопедически образован и знал досконально свой предмет.
   Позавтракав вместе остатками петрусовой кулинарии, Ник и Аполлинарий разошлись в разные стороны. Аполлинарий пошел искать местное полицейское управление, которое находилось в нижней части Абастумана, а Ник , мимо строившейся церкви Александра Невского, покровителя рода Романовых, направился ко дворцу наследника-цесаревича, чтобы узнать, где находится профессор Ключевский.
   Было чудесное утро поздней весны. В это время в Абастумани по утрам было очень прохладно. Все ущелье, вдоль которого был расположен Абастуман, находилось в тени гор, а их вершины уже золотило утреннее солнце. Кухарки торопились на базар в нижний Абастуман,а в центре уже были открыты лавки, которые образовывали небольшой пассаж. Оттуда же распространялись ароматы свежеиспеченного хлеба, ванили, корицы, кардамона - в Абастумани, как потом узнал Ник, был замечательный кондитер.Мимо Ника, в том же направлении, куда он шел, пронесся всадник. Это был фельдъегерь - каждый день из Абастумани императорская почта отправлялась в Санкт-Петербург и обратно. Это маленькое местечко в таком отдаленном от столицы крае было центром внимания императрицы Марии Федоровны, да и всей императорской семьи.
   Ник дошел до развилки. Налево, через мост, шла узкая проселочная дорога. Она, как потом узнал Ник, вела к башне, откуда профессор фон Глазенап, тоже читавший лекции наследнику по астрономии и геодезии, вел свои астрономические наблюдения.Эта миниатюрная обсерватория была выстроена на средства наследника и носила название Георгиевской обсерватории. Ник прошел еще немного и увидел на другом берегу речки Оцхе, вдоль которой и был выстроен весь Абастуман, два строения. Это были летний и зимний дворцы наследника.В полосатой будке навытяжку стоял постовой, а неподалеку разгуливал некто в штатском, который внимательно следил за тем, как Ник переходит через небольшой мостик и приближается к воротам.
   Ник подошел к будке и остановился. Разгуливающий тип подошел ближе и скрипучим голосом осведомился, кто такой Ник и с каким делом находится здесь. Ник представился, протянул свою визитную карточку и заранее приготовленное письмо для профессора.
   - Извольте обождать здесь, - проскрипел тип, - я мигом. - И затрусил ко дворцу, благо он был буквально в двадцати-тридцати шагах. Не прошло и десяти минут, как из дворца навстречу Нику вылетел профессор Ключевский, широко раскинув руки. Через минуту он уже сжимал Ника в объятиях.
   - Николай Александрович, как я рад, какими судьбами? Пока тут не открылся летний сезон, гости из столицы редкие птицы.Ну, пойдемте, пойдемте, - и он повлек Ника за собой во дворец.
   Тип, почтительно подобрав брюшко, с некоторым страхом смотрел как тайный советник, кавалер ордена святого Станислава первой степени, недавно щедро обласканный императором, тискает по-простецки своего приятеля.
   - Пойдемте-ка, Николай Александрович, есть у меня сейчас около часа свободного времени, пока Георгий Александрович на процедурах, да потом отдыхает после них. Так жаль его, такой талантливый молодой человек! Бог даст, может и выздоровеет, ведь тут такой воздух целебный!
   И Ключевский повел Ника во дворец. Конечно, дворцом назвать это строение в полном смысле назвать было нельзя. Но это была изящная вилла, с башенкой, просторными комнатами, в которых были устроены красивые изразцовые стенные печи, простой, но со вкусом подобранной обстановкой. Весь дворец был построен из дерева и кирпича, внутренняя часть его была отделана дорогими породами дерева. Затейливые внутренние лестницы связывали этажи между собой. Парадный зал с великолепным мраморным камином, широкой лестницей и стеклянным фонарем в потолке был особенно красив.Через зал на цыпочках время от времени пробегали служанки, косясь на нового человека. Видимо от скуки, а зимой ее было предостаточно, новости тут быстро распространялись. Ключевский повел Ника через зал наверх по лестнице.
   - Там у Георгия Александровича заветная комната, устроена как рубка на корабле. Там спокойно и побеседуем, - пояснил он.
   Комната, которая и вправду представляла собой точную копию корабельной рубки, вся была уставлена навигационными приборами, завешана картами. В ней был устроен настоящий штурвал, видимо, снятый с какого-то военного корабля. Вся его прелесть именно в этом и состояла. Опустив руки на штурвал и закрыв глаза, можно было представить себе морские баталии, бригантины, идущие под всеми парусами, брызги пены, несущиеся в лицо капитана.
   - Александр Михайлович, супруг великой княгини Ксении, адмирал, все обустроил здесь и проводит с Георгием Александровичем много времени в этой рубке. Георгий Александрович ведь имеет чин мичмана. Вообще вся императорская семья очень внимательна к цесаревичу. А императрица-мать, она так глубоко переживает болезнь своего сына! Средств не жалеют. Но зимой здесь трудно, бывает, весь Абастуман засыпан снегом, не проехать, не пройти. Поэтому и члены императорской семьи, и публика начинают съезжаться сюда поздней весной. Ну, тогда здесь бывает и шумно, и весело. Зиму коротаем сейчас с цесаревичем мы, я и Сергей Павлович фон Глазенап. Но ему приходится время от времени ездить в Петербург. Императорская семья осыпает своими милостями всех, кто близок к цесаревичу. Вот и я, ваш покорный слуга, получил тайного советника, чего не получал в свое время даже Карамзин, будучи придворным историком. Цесаревич очень романтический юноша. Этому способствует и вся обстановка в Абастумани. Сейчас он переживает пылкий роман с красавицей княжной Лизой Нижарадзе, чем очень недоволен его брат, но на что благосклонно смотрит императрица-мать. Ведь Георгий Александрович ее любимец, а по ней лишь бы ему было хорошо.Сам Георгий Александрович - золотое сердце. Вот недавно крестил маленькую дочурку абастуманского почтмейстера Каламкарова. Это как раз на Пасху было. Малышка была крещена Екатериною и получила от цесаревича пасхальное яичко с изображением своей святой. Вот так и живем, милейший Николай Александрович, маленькими провинциальными радостями. А вас, простите, какими ветрами занесло в наши края? Вы ведь все по экзотическим странам путешествуете?
   - Да вот, занесло, Василий Осипович. И по делам службы, и по своей надобности. И к вам мне приходится обращаться не только как к старинному приятелю, а и как к историку.
   - Интересно, интересно, - загорелся Василий Осипович, - я вот историей Грузии сейчас особенно интересуюсь.
   - Да вот, не только история Грузии меня интересует, вернее, не столько. А интересуют меня связи здешних мест с рыцарями-тамплиерами.
   - Эко, куда вас занесло, - задумчиво сказал Василий Осипович, откидываясь на спинку кресла.- А ведь связи такие есть. И глубокие.Я ведь, батенька, специалист по русской истории, а как ее понять, если не знать, что творилось в мире. А мир во времена рыцарей-тамплиеров был не столь велик, как теперь. Были здесь эти рыцари, были в этих краях.
   - А как с дорогами, как они попасть сюда могли по бездорожью? Сквозь заросли, через горы?- с интересом спросил Ник.
   - А кто вам сказал, что здесь не было дорог? Они вот теперь поросли кустарниками, бурьянами и мхами, и их не стало. Да здесь, батенька, Александр Македонский или, как его на Востоке зовут, Искандер Двурогий разгуливал. И воины его ванны принимали в абастуманских источниках. Ну, а во времена римского владычества тут такие страсти разгорались. На мостик- то, каменный, небось не обратили внимания, неподалеку от въезда в абастуманское ущелье? Ну, ничего, еще полюбуетесь на него. До сих пор стоит и пользу приносит. Римских рук дело. В самых неожиданных местах вдруг обнаруживаются римские дороги, великолепные, мощенные каменными плитами. Есть у меня мысль одна, непроверенная пока, что сын императора Тиберия, ну тот, от гречанки с острова Родос, Марк, любимец отца, о котором мало что известно, бывал в этих местах. С него-то все и началось. Будто хотел он тут основать маленькую империю. Но успел организовать что-то вроде тайного ордена. Но это античные времена. А расцвет тут был во времена Средневековья, в двенадцатом веке.Тогда христианство и ислам противостояли друг другу особенно яростно.Самой восточной точкой границы между мусульманским и христианским мирами было Закавказье. Грузия с большим трудом сопротивлялась сельджукам. Немного западнее противостояла натиску ислама Киликийская Армения - там был центр армянской государственности в Средневековье. Символами противостояния ислама и христианства на Ближнем Востоке были султан Салах-ад-Дин, "защитник веры", самый знаменитый сарацин, или Саладин, как его называли в европейских хрониках, и рыцари-крестоносцы. Ну, история крестовых походов вам известна.
   - Да уж, - со вздохом сказал Ник, вспоминая свои видения в доме у шейха.
   - Что так? - удивленно сказал Ключевский.
   - Да вот, мои предки,...
   - А, да, ну конечно, Фландрия, фламандские рыцари, вы ведь их потомок, не так ли? Оттуда у вас и личный интерес к этим историям? Но позвольте, батенька, на дворе как- никак девятнадцатый век к концу катится, человечество становится все просвещеннее и просвещеннее, - с некоторой насмешкой заметил Ключевский.- Ну, поехали дальше. Ну вот, в те времена и зародился орден Храма, храмовников , как их называли, то есть тамплиеров, как сами понимаете от слова "тампль", храм по-французски.Это был военный орден. Кстати, хочу заметить, что тамплиеры свой первый храм построили точно на месте разрушенного иерусалимского храма - sic! Очень непростой орден! Ну, дальше-то историю ордена вы знаете. И про казни во Франции, и про гибель на костре Еврейского острова магистра ордена Жака де Молэ и его проклятия, и про французского короля Филиппа Красивого, одного из тех, кто был проклят Великим магистром, кстати, его бабушка, Анна Ярославна, была дочерью русского князя Ярослава Мудрого, про остров Родос, которым они владели много лет, и про Мальту и мальтийских рыцарей. Во времена Наполеона орден даже переселился в Россию и его гроссмейстером стал император Павел, и про графа де Литта вы тоже слышали.
   А теперь о Грузии. Грузия, так же как и Армения, издревле христианское государство. В Грузии чтят равноапостольную святую Нину, которая обратила грузинский народ в христианство в четвертом веке. Русь пришла к этому в десятом.
   Конечно, все присутствующие это знали, но для повествования профессора, видимо, было необходимо связать прошлое с настоящим, поэтому Ник и Аполлинарий вежливо кивали головами.
   - Ну так вот, мы приближаемся к нашим местам. Был такой царь в Грузии, Георгий, мудрый царь, дочь которого, Тамар, стала правительницей Грузии после его смерти. А сестра царя, Русудан, была просватана за великого князя киевского Изяслава Мстиславовича. Соперником его, отравлявшим существование, был его дядя - Юрий Долгорукий. Русудан отправилась в долгий путь в Россию, вышла замуж, но брак ее продлился несколько месяцев - князь Изяслав скончался. Русудан вернулась в Тифлис и растила свою племянницу, Тамар.Ну вот, еще немного терпения. В 1184 году Георгий умер и на троне оказалась его двадцатилетняя дочь. Заметьте, незамужняя. Тут на сцене появляется князь Юрий Боголюбский, сын князя Андрея Боголюбского и в некоторой степени родственник тетки Тамар, Русудан - его отец приходится двоюродным братом покойному супругу Русудан. Тамар была влюблена в своего родственника, Давида Сослана, осетинского царевича из рода Багратидов, кстати, потомков израильского царя Давида. Но государственный совет решает иначе и за князем Юрием отправляется посольство. После этого, во всех отношениях неудачного брака, начинаются мятежи и неурядицы. Вот вы говорите, дороги. А посмотрите, сколько здесь развалин замков, сейчас труднодоступных, а в средневековье тут жизнь кипела. И дорог хватало. На гребне горы Канобили, неподалеку отсюда, есть еще один замок, тут его называют "замком Тамары", относительно хорошо сохранился. Даже "бутылка" для пленников в порядке, хоть сейчас туда врагов отправляй. А от "замка Тамары" вниз, к началу ущелья, к тому месту, где речка, которую зовут Курцханкой, сливается с Абастуманкой, то есть с Оцхе, тянется подземный ход - осажденные туда ходили за водой. А осажденными в ту пору были сторонники Юрия Боголюбского. Тут был центр восстания после того, как Тамар удалось добиться развода с ним. Видите, какие страсти кипели. Ну, вот вам буквально в двух словах ответ на ваш вопрос. Конечно, множество нюансов, ведь повседневная жизнь была такой бурной.
   - Вы, Василий Осипович, свели меня с ума совершенно,- вздохнул Ник. - Ведь человек устроен так, что он не думает о связи времен. Как-то трудно укладывается в голове, что Саладин, Ричард Львиное Сердце, царица Тамар - все современники.
   - Да и не только современники. Они еще находились в сложных отношениях, в переписках, посылали гонцов друг к другу, заключали тайные соглашения. И Тамар тут подолгу бывала, и кипела здесь придворная жизнь. Да Бог знает, чего тут только не было. Вы ведь знаете, что тут не очень далеко, полдня дороги от Ахалциха, вырубленный в скале замечательный средневековый город, Вардзия.И крепости, крепости.
   - А вот, Василий Осипович, в этих местах об йезидах ничего не слышно было?- осторожно спросил Ник.
   - Об йезидах? Дай Бог памяти... Чрезвычайно интересный народ. Не ударились в ислам. Сохранили свое зороастрийство.С крестоносцами водились и очень тесно. Те нахватались у них знаний, что, собственно, и породило обвинение их в ереси. Да честно говоря, знаю я мало. Есть у них священные книги, которые они хранят в тайне, поклоняются они князю света и князю тьмы, что, прости меня, Господи, с моей точки зрения не лишено логики. У них есть священные изображения фазана или павлина - это совсем непонятно, потом змеи и так далее. Святыня - жемчужина. Есть у них так называемые сигнальные горы - это совсем мистика. Одна, так называемая "трапеция", неподалеку отсюда. Но нигде о том, что тут бывали йезиды, я не слышал.А что это вдруг вас йезиды заинтересовали, если это не какая - нибудь тайна?
   - Да я, Василий Осипович, в Тифлисе познакомился с йезидским шейхом...
   - В Тифлисе я знаю одного йезидского шейха, Ала Хусем уд-Дина, потомка великого Салах-ад-Дина. Не о нем ли вы говорите?
   - Да, о нем, - нисколько уже не удивившись, сказал Ник.
   - Ну, это удивительный человек. Он образован необычайно. Масса знаний из различных областей. Но о нем самом я знаю мало.
   Тут Ник вспомнил еще об одном человеке, удивившем его. То был ахалцихский ага.
   - А часом, не знаете ли вы, Василий Осипович, чего нибудь об ахалцихском аге?
   - Ну, вы многое успели, Николай Александрович, вы познакомились с такими людьми! Ага это личность. Ему больше девяноста лет, он принимал участие в обороне Ахалциха, он и муфтий просили Паскевича о пощаде для жителей Ахалциха. Говорят, что Паскевич имел с ним отдельный долгий разговор, сам лично проводил его, после чего гражданское население Ахалциха было спасено. И еще история с библиотекой Ахалциха. Там ведь была самая знаменитая на Востоке библиотека. В числе рукописей, хранившихся в библиотеке были такие, которые оберегались с особой тщательностью, в тайне, и их напрасно разыскивали в Персии и Ардебиле. Так вот, эта часть библиотеки пропала. Удивительно, в самый разгар штурма, когда все вокруг было объято пожаром, кто-то спасал рукописи, как какие-нибудь сокровища. А вы обратили внимание на церковь в крепости? В церковь превратили бывшую мечеть Ахмед-паши. Она выстроена наподобие Айя-Софии в Стамбуле. Стены сложены из тесаного камня. Толстые столбы, поддерживающие купол, скреплены широкими медными обручами. На весьма высоком куполе, покрытом снаружи свинцовыми листами, были золотые полумесяцы. Внутри мечеть освещалась множеством люстр и паникадил. Говорят, что Ахмед-паша сделал для себя в мечети небольшое возвышение, за какую дерзость и был прислан ему шелковый шнурок из Стамбула. Благочестивый паша принял с благоговением присланный ему священный шнур и сам лишил себя жизни. А наш ага в те времена был агой янычар.
   - А, значит, и в то время ага был непростой фигурой, - заметил Ник.
   - Ну, конечно. Янычары-то были фирманом султана османского приговорены к смерти и бежали из Порты. Нашли себе пристанище в Ахалцихе. Сам ага сын знатного мамлюка, казненного в Каире Мухамедом-Али, тогдашним правителем Египта. Кстати, сам мамлюк был родом из этих мест, мальчиком похищен разбойниками и продан на стамбульском базаре. А вот мать аги была знатного рода, из Франции и что-то там было связано с тамплиерами, я как-то слышал, но поручиться за достоверность не могу. Ну, это обычная история в те времена. Вот вам и связи. Говорят, что ага очень могущественнен. Сидя в Рабате, правит тайным орденом, сеть которого раскинута по всему миру. Не знаю. Возможно, и это все домыслы. Заметили у него на руке серебрянный браслет?
   - Да нет, как-то не удалось.
   - Это один из знаков его власти. Говорят, сделан во времена Тиберия. Оттуда, от Марка, любимого сына Тиберия, тянутся нити. Но все это домыслы, домыслы. А ведь занятно!
   - Ох , Василий Осипович, сказки о драконах хороши, пока сам дракон не вызывает тебя на бой!
   - Скажите, - удивился Василий Осипович,- что, так уж плохо у вас обстоят дела? А ну-ка выкладывайте, что это еще за страсти такие!
   И Ник рассказал Василию Осиповичу, попросив о сохранении тайны, о тифлисских событиях и братьях Куртенэ. Не успел он кончить своего рассказа, как в воротах появилась коляска.Это возвращался с процедур цесаревич.
   - Простите меня, Николай Александрович, но долг призывает. Вы меня заинтриговали донельзя. Давай-те ка встретимся вечерком и докончим нашу беседу. Вы где остановились?
   - В гостинице "Решель".
   - Я пришлю туда за вами коляску или заеду сам. Ну, история ваша меня полностью заинтриговала! Кстати, о Бодуэне де Куртенэ, современном, а не средневековом, я слышал. Он где-то кажется, в Казани, приват-доцентом был. Ну да ладно, до вечера, до вечера!
   И Ключевский проводил Ника до будки.
  

Глава 25

   Когда Ник, идя медленным шагом и разглядывая очаровательные дачки, раскинутые по обеим берегам Оцхе или Абастуманки, подошел, наконец, к гостинице, то увидел идущего навстречу ему из нижнего Абастумана Аполлинария. Они вместе вошли в гостиницу, приятно пахнущую только что наведенной чистотой и навощенными полами. В глубине коридора, у их номеров, еще возилась женщина, удивившая своим средневековым нарядом, которые носили в те времена на Руси. Увидев постояльцев, она засмущалась и, подхватив свои длинные юбки, опрометью бросилась бежать вниз по лестнице.
   - Что за чудо? - с изумлением спросил Ник.
   - Эта женщина из духоборов, они живут анклавом, несколько деревень. - объяснил Аполлинарий. - Преследуемые властями, добрались до самых границ и там осели. Оказали неоценимые услуги империи во время последней русско-турецкой кампании. Красивые, трудолюбивые и гордые люди. В поисках работы добрались и сюда. Здесь, в Абастумани, есть и молокане, живут в самом нижнем конце, почти у выезда из ущелья.
   - Власти не преследуют?- спросил Ник.
   - Нет, что вы! Сейчас это опора властей против турецкого населения. Вернее, отуреченного. Тут ведь турки как-никак двести пятьдесят лет сидели, Ахалцихский пашалык! Здесь, в Абастумани, это не так сказывается, а вокруг еще как!
   Беседуя, они вошли в комнату Ника. Тут они перешли на шепот. Беседа их в коридоре вполне соответствовала декларированным этнографическим интересам Ника, также как и его встреча с Ключевским.
   - Ну, что Аполлинарий?- спросил Ник усаживаясь в кресло. Кикодзе сел рядом с ним в другое кресло так, что мог говорить прямо ему в ухо.
   - Ну, так вот. Полицейский пристав клянется, что в Абастуман никто не въезжал за последнюю пару дней, ни двое мужчин, ни две женщины. Значит, пропали на отрезке пути от Ахалциха до Абастумани. Ага-то знал, что проехали двое мужчин, по всем приметам похожие на братьев Куртэне. Но так как мы тоже проехали незамеченными, то приставу я особенно не доверяю. Не нравится мне, что тут такая безалаберность. Должен буду сообщить князю Вачнадзе. Дальше. Прошелся по базару, сегодня как раз базарный день. Познакомился со здешними торговками и торговцами. Пока не сезон, покупателей мало, они рады поболтать с новым человеком. Да, вот они мне и рассказали, что с раннего утра был еще один новый покупатель. По описанию - вылитый ВиктСр. Купил продукты, сложил в заплечный мешок и быстрым шагом ушел в нижнюю часть Абастумана. Мне понадобилось только чуть-чуть направлять ход мыслей разговорчивых и любопытных торговок и торговцев, в основном неопределенным мычанием и сообщением о себе каких-то сведений. Выслушал критику в адрес пристава. Они очень были оживлены и старались поделиться друг с другом своими наблюдениями. Так, они пытались ревниво определить, у кого остановился этот Виктор - это ведь дополнительный заработок вне сезона. Выспрашивая друг друга, они выложили ворох полезных для нас сведений. В общем, выяснилось, что ни у кого он не остановился, что маленький пастушонок, пасущий одинокую корову одной из торговок, и прибежавший к матери на базар, после того как он эту корову привязал к пню на лужайке неподалеку от устья Курцханки, тут я опускаю все сведения об общем надое, и в частности надое в это утро, качестве молока этой коровы, а также мастерстве его хозяйки, которая готовит превосходный сыр, вот , кстати, я могу его попровать и так далее в том же духе, и перехожу к главной части. ВиктСр со своим заплечным мешком, набитым сыром, лавашем и так далее - все, что он купил, как купил и за сколько было сообщено, также обсуждалась подробнейшим образом внешность и происхождение - он говорит на грузинском с имеретинским произношением, внезапно исчез неподалеку от скалы, нависающей над правой частью речки Абастуманки, то есть Оцхе, неподалеку от ее слияния с Курцханкой. Вот эта часть расказа осталась непонятой и породила нехорошие предположения, основанные на внешности ВиктСра и его странном исчезновении. Мне это тоже непонятно, не сквозь землю же он там провалился.
   - Да, опять все это очень странно, - задумчиво сказал Ник.- Что этой компании здесь нужно? Где они прячутся? И что с Иваном Александровичем? Совершенно запутанная история. Хотя, хотя, одну минуточку, что-то там Василий Осипович мне рассказывал средневековые истории с замками и подземными ходами. Ну да, он рассказал мне, что на гребне горы Канобили есть древняя крепость и от нее ведет подземный ход вниз, в Абастумани. Что осажденные пользовались этим ходом, чтобы снабжать крепость водой. Надо же, аж пот прошиб, неужто ли они воспользовались этим ходом и поднялись в крепость?- и Ник уставился на Аполлинария, а тот в свою очередь застыл с совершенно недоуменным видом.
   Красноречивое молчание продолжалось несколько минут, пока каждый с бешеной скоростью проворачивал в голове полученную информацию.
   - Так, нужны лошади, и надо искать тропинку, по которой можно подняться к крепости. Не подземным же ходом нам пользоваться!- воскликнул Ник после некоторого раздумья. - Где же достать лошадей?
   - Как где, у нашего друга Анзора, - несколько ворчливо сказал Аполлинарий, вспомнив супругу Анзора. - Вот пусть честным трудом заработает то, что хотел получить разбоем.
   - Ладно, подождем до вечера. Вечером Ключевский или зайдет к нам, или пришлет коляску, в зависимости от состояния его дел. Посоветуемся с ним.
   - Ну, до вечера осталось всего ничего, хозяйка велела нам спускаться пообедать.
   - Ну, вот и прекрасно,- потирая руки, сказал Ник, - я кстати, весьма проголодался.
   После весьма основательного обеда, Ник и Аполлинарий вышли прогуляться. Размеренный образ жизни в Абастумани был весьма далек от того привычного ритма, к которому они оба привыкли. По единственной улице, засаженной тополями, медленной походкой прогуливались, раскланиваясь, редкие, пока еще, отдыхающие,- в маленьком местечке все друг друга знали. Неподалеку от гостиницы заканчивалось строительство храма, точной копии древнего монастыря Зарзма, расположенного в нескольких верстах от Абастумана. Аполлинарий принимал участие в организации безопасности поездки великого князя Георгия Михайловича и наследника-цесаревича в Зарзму и рассказал Нику, как все это происходило.
   Вернувшись в гостиницу, они увидели хозяйку, которая очень нервничала. Оказалось, что в их отсутствие из Тифлиса прибыл срочный пакет на имя Кикодзе. Пакет был из канцелярии губернатора.
   - Наверное, князь Вачнадзе переслал какие-то бумаги по следствию, - увидев пакет, сказал Аполлинарий.- Посмотрим. - И стал на ходу разворачивать его. Ник шел следом. Внезапно Аполлинарий остановился.
   - Ник, это вам, - сказал он немного смущенно, протягивая пакет Нику.
   Ник взял пакет, и увидел, что внутри канцелярского пакета лежит другой, адресованный ему. Он осторожно вскрыл его и увидел письмо и сложенные пополам рисунки. Письмо было от Елизаветы Алексеевны и Лили.
   " Дорогой Николай Александрович, - писала Елизавета Алексеевна, - сразу после вашего отъезда Лили решила написать по памяти тот портрет, который висел дома у Елены Ивановны и исчез таким странным образом. Лили постаралась воспроизвести все детали этого портрета, как она их помнила. Она писала его акварелью, конечно, не того размера, как был настоящий портрет. Это был какой-то вихрь вдохновения - буквально часа за два ей удалось это сделать. А как-то раньше она копировала тот портрет, который висит у меня в гостиной. Когда оба портрета оказались рядом, мы решили, что вы должны непременно их увидеть. Любезный Сергей Васильевич, к которому мы обратились, тотчас же с фельдъегерем, который вез императорскую почту, отправил эти рисунки к вам в Абастумани." И затем следовала маленькая записочка от Лили: "Я пыталась до мельчайших подробностей вспомнить украденный портрет. И я вспомнила то, что меня всегда удивляло - казалось, на открытых страницах некоторые буквы вырезаны. Я попыталась вспомнить, как это было, но мне это не очень удалось. Может быть, это несущественная деталь. Пока больше ничего вспомнить не могу. Ник, будьте осторожны, безумцы очень опасны!!!"
   Уже у себя в комнате, расположившись поудобнее, Ник и Аполлинарий стали рассматривать оба портрета. Первый, сделанный с того, что висел в гостиной у Елизаветы Алексеевны, был выполнен тщательно, гуашью, все элементы портрета были вырисованы с особой точностью. Видно было, что он делался довольно долго. Другой, сделанный наспех, грешил небрежностью, но был отмечен и каким-то вдохновением. Теперь стало очевидным сходство мужчины на портрете с Ником. Но тут уж было трудно сказать, что больше руководило рукой Лили - воспоминание о портрете или живой образ Ника.
   Расположенные рядом портреты производили совсем другое впечатление. Во-первых, поза каждого было как бы зеркальным отражением другого, вплоть до мелочей. Женщина, стоявшая у окна, в правой руке держала цветок шиповника. Мужчина в левой руке держал цветок василька. Позади женщины стоял черный круглый столик на одной ножке и на нем лежала раскрытая книга. Ник помнил раскрытую книгу на этой картине, она его удивила тем, что буквы как будто были очень четко выписаны, и в то же время ничего нельзя было понять. Видно было, что книга переплетена очень тщательно, в дорогую тисненную кожу. На раскрытых страницах лежала шелковая закладка, сплошь расшитая восточными орнаментами.
   Но самым поразительным было то, что на втором портрете, за мужчиной, тоже стоял такой же столик, на котором лежала подобная книга, но значительно тоньше. Книга также была раскрыта, и в ней тоже лежала закладка, но страницы книги были немного странными. Текст прочитать, конечно, было невозможно, и художественное исполнение этому не способствовало. Но на нескольких буквах были очерчены как-будто окошечки, казалось, что это прорези, через которые видны буквы предыдущей или последующей страниц. Конечно, что нибудь сказать по такой слабой копии было трудно, но все же это был какой-то намек.
   Пока Ник и Аполлинарий рассматривали и обсуждали рисунки, наступил вечер. В назначенный час к гостинице подъехала коляска и Ник с Аполлинарием отправились во дворец наследника. Там Ключевский уже ждал их и провел в свой флигель, неподалеку от дворца. Ник рассказал ему коротко о портретах и полученных сегодня их копиях.
   Весьма скептически настроенный Ключевский, перед которым Ник положил оба рисунка, вглянувшись повнимательнее, вдруг схватил первый из них, сдвинул очки на лоб, и стал напряженно его рассматривать. Потом он вскочил так резко, что едва не опрокинул стол, на котором лежали рисунки, бросился к своему письменному столу, достал большую лупу и принялся вновь рассматривать рисунок, что-то бормоча едва слышно. Потом он растерянно поднял глаза на притихших Ника и Аполлинария.
   - Наверное, вы слышали о знаменитом Джоне Ди, придворном алхимике королеве Елизаветы? - немного охрипшим от волнения голосе спросил он.
   Ник и Аполлинарий согласно кивнули головой.
   - Так вот, перед вами, на этой картине, лежит знаменитый манускрипт, принадлежавший Джону Ди. За самим этим древним манускриптом, неизвестно каким путем попавшим в руки Джона Ди, велась отчаянная охота, но он берег его как зеницу ока. Собственно говоря, Джон Ди сделал его перевод на современную ему латынь и зашифровал изобретенным им самим шифром. Так что наряду с древним манускриптом существовал еще один, созданный Джоном Ди. Видимо, на рисунке изображена как раз копия. Известно, что он и только он смог расшифровать древний манускрипт, а ключ к этому манускрипту спрятан был в тайнике его библиотеки. В 1597 году какие-то люди распалили толпу и натравили на дом Джона Ди. Библиотека, а в основном кто-то старался добраться до библиотеки, была разграблена. Пропали четыре тысячи редких книг и пять тысяч рукописей, видимо, хватали все подряд, чтобы разбираться потом. Пропал и древний манускрипт. Но ключ к нему, спрятанный в тайнике, остался. Потом Джон Ди куда-то переправил его. С тех пор древний манускрипт, то есть оригинал, бесследно пропал. А копия, созданная и зашифрованная Джоном Ди, время от времени всплывает то тут, то там. Самые известные криптологи бьются над ней, но тщетно. Да, так вот, озлобленные тем, что манускрипт оказался бесполезным, недруги или какие-то неизвестные, стали интриговать против Джона Ди. Началась травля, против которой даже покровительство английской королевы оказалось бессильным. Считается, что против Джона Ди действовало какое-то тайное общество, так называемые "Люди в черном".
   Джон Ди был в высшей степени одаренным человеком, в некотором смысле Леонардо да Винчи Англии. Ну, тут существует история с "черным зеркалом", ангелами и так далее.
   - Василий Осипович, простите, что я перебиваю вас, я хотел бы показать вам нечто, - осторожно сказал Ник, боясь обидеть знаменитого историка, который был в таком нервном состоянии, что казалось, может взорваться, если его перебьют.
   Ключевский грозно нахмурил брови, но в этот миг Ник достал из кармана коробочку, вынул из нее перстень и протянул его Ключевскому.
   - Что, что это? - с недоумением и дрожью в голосе спросил тот. Ник пожал плечами.
   - Есть догадки, но только догадки, что природа камня в перстне та же, что и природа "Черного зеркала".
   - Откуда тогда у вас, Ник, этот перстень?
   - Подарок йезидского шейха, того самого.
   - Так, подождите, я должен придти в себя.
   С этими словами Ключевский полез в шкаф, достал бутылку ямайского рома и со словами: " Подарок адмирала, великого князя Александра Михайловича, считается, что очень помогает в трудные минуты жизни!" - принял значительную дозу. Тряхнув бутылкой, он выразительно посмотрел на Ника и Аполлинария, но те дружно отрицательно замотали головами. Спрятав живительный напиток снова в шкаф, Ключевский вернулся к разговору.
   - Я, конечно, слышал об этом "Черном зеркале",- тут пришлось Нику снова перебить его.
   - Вот Аполлинарий Шалвович видел его в Британском музее.
   Ключевский воззрился на Аполлинария так, как будто перед ним возник сам Джон Ди.
   - Ну и что?- немного охрипшим от волнения голосом спросил он.
   - Ничего, - пожал плечами Аполлинарий. - Мне сказали, что официально это кусок полированного каменного угля. Ходят же слухи, что это кусок метеорита. Но не доказано, так как администрация Британского музея ни за что не дает никому его исследовать.
   - В общем-то правильно делает, - задумчиво сказал Ключевский.- Знания не всегда попадают в достойные руки.Так, давайте, посмотрим другой рисунок.
   - Он исполнен довольно слабо... - начал было оправдываться Ник, но Ключевский нетерпеливо махнул на него рукой, призывая к молчанию.Несколько минут в комнате стояла тишина, только было слышно сопенье профессора. Его лицо краснело и Ник испугался даже за его здоровье.
   Неожиданно профессор бросил рисунок на стол и обхватил голову руками.Так прошло еще какое-то время.
   Наконец профессор поднял голову, обвел всех сияющими глазами и сказал:
   - Кажется, я догадался. На картине с дамой - знаменитый манускрипт, вернее, копия на латыни, созданная Джоном Ди. А ключ к нему на картине с рыцарем. Манускрипт считается запрещенной книгой и объявлен недоступным. Но в мире нет ничего недоступного. Кстати, на картине изображен фламандский рыцарь. Это неспроста и вытекает из биографии Джона Ди. Изгнанный из Кембриджа за занятия колдовством, он в 1547 году отправился в Лёвен, во Фландрию.
   Ник и Аполлинарий переглянулись. Нити опять ведут во Фландрию. Туда, где зародилась идея крестовых походов, туда, откуда отправлялся в поход Готфрид Буйонский.
   Ключевский продолжал свой рассказ:
   - Там он и сошёлся с Меркатором, знаменитым фламандским картографом. Он сделался астрологом и зарабатывал на жизнь составлением гороскопов, затем его арестовали за магическое покушение на жизнь королевы Марии Тюдор. Позже Елизавета освободила его из тюрьмы и дала ему некое таинственное поручение на континенте. Возможно, именно в то время, когда он был в Лёвене, и были созданы эти портреты. История не сохранила имен тех, с кем он имел отношения во Фландрии, кроме Меркатора, но видимо, ему покровительствовали очень знатные особы. И они были замешаны в эту историю с манускриптом.
   Гонения на Джона Ди не прекращались до самой его смерти. Умер он в должности ректора Колледжа Христа в Манчестере, должности, которую он занимал с 1595 по 1605 год и, которая, похоже, не приносила ему удовлетворения.
   Василий Осипович откинулся в изнеможении на спинку стула.
   - Да, есть еще какие-то сведения о манускрипте, да и о других бумагах Джона Ди. Большая их часть пропала, как я уже говорил. До наших дней дошло всего лишь несколько фрагментов.Там содержатся чрезвычайно любопытные сведения. Ди, в частности, утверждает, что проекция Меркатора -- лишь первое грубое приближение. По его мнению, Земля на самом деле не совсем круглая, она состоит из множества наложенных одна на другую сфер, выстроенных вдоль другого измерения.Между этими сферами есть точки или, вернее, поверхности соприкосновения, и, таким образом, Гренландия в других мирах простирается до бесконечности. Вот почему Джон Ди и подаёт королеве Елизавете многочисленные прошения, в которых убеждает её, что Англия должна завладеть Гренландией, чтобы получить в своё распоряжение дверь в иные миры.
   Аполлинарий засмеялся.
   - Ох, не надо, не надо, Аполлинарий Шалвович,- тяжело вздохнув, заметил Василий Осипович. - Не надо так высокомерно относиться к любым безумным идеям. Безумцев всегда предостаточно. И никто не знает, каких безумцев в будущем может взлелеять та или иная идея. Ну так вот, следуем дальше в наших рассуждениях.
   Существует система, с помощью которой можно зашифровать или расшифровать текст. Ну, это ключ. По-видимому, для манускрипта был создан такой шифр и способ его расшифровки с помощью другой рукописи. Что мы, возможно, и видим на другом рисунке. Для сохранения тайны засекречен был именно ключ. Манускрипт широко известен, а вот прочесть его без ключа нельзя. Вот потому-то, видимо, и такие страсти вокруг ключа. А для того, чтобы добраться до ключа, были созданы и другие ключи. Хотя они могут быть ключами и к другим секретам. Вот как тот перстень, который вам передал шейх. Как потомку того рыцаря, который изображен на рисунке с портрета.
   И Василий Осипович обвел взглядом своих, внимательно слушавших его, собеседников.
   - Василий Осипович, а не связан ли ключ с решеткой Кардано?- спросил осторожно Ник. - Я что-то слышал об этом. Используется специальный трафарет с отверстиями.Он накладывается на текст и тогда в окошечках можно прочесть послание.
   - О, да, как это мне не пришло в голову! - воскликнул Аполлинарий. - Нам же читали это в Лондоне!
   Он вскочил и забегал по комнате, задевая то книжную полку, то шкаф.
   - Аполлинарий, вы сейчас устроите тут кораблекрушение, - заметил Ник, - лучше сядьте и давайте рассуждать дальше. Время не терпит. Что там делают Куртэне, жив ли Иван Александрович? Зачем им понадобилось приезжать именно в Абастуман и в этот средневековый замок? В общем, завтра с раннего утра мы отправляемся на поиски Куртэне.
   - В шесть утра здесь будет Анзор с лошадьми, - сообщил Аполлинарий.
   - Когда это вы успели?- удивился Ник.
   - Как бы мне хотелось отправиться с вами, - вздохнул Василий Осипович.- Да не могу. Завтра приедут "кавказцы", великие князья Александр Михайлович и Георгий Михайлович, или, по-домашнему, как их называл отец, Сандро и Гиго. Оба родились в Тифлисе, в бытность их батюшки наместником на Кавказе. Как вы считаете, можем ли мы посвятить их в эту историю? Да и от Георгия Александровича тогда уж неудобно таиться.
   - Думаю, что да, - подумав немного, сказал Ник.- Император знает о моей поездке сюда. Георгий Михайлович историк, он может быть нам полезен. Да и Александр Михайлович, как военный, может оказаться нужным. Василий Осипович, вы оказали нам неоценимую услугу.
   - Как бы мне хотелось, друзья мои, отправиться завтра с вами, - вздохнул Василий Осипович.
   - Василий Осипович, нам нужна будет поддержка отсюда, - сказал Ник. - Видите, пристав-то болван, на него нельзя положиться.
   - Анзор, проводник наш, завтра прибудет не один, с ним будут двое его сыновей, мальчишек,- сообщил Аполлинарий.- Думаю, они шустрые и мы будем их использовать как лазутчиков и для связи с вами. Давай-те условимся, какой знак будет паролем.
   - Паролем? -задумался Василий Осипович.
   Он встал и достал из ящика письменного стола два серебрянных квадратика, на каждом из которых были изображены два скрещенных якоря. - Вот, держите. Все знают тут, что это личный знак цесаревича. Человек, принесший такой квадратик, будет незамедлительно доставлен к цесаревичу или ко мне. А цесаревича я предупрежу, раз уж Николай Александрович дал согласие.
   На том и расстались.Василий Осипович проводил своих гостей до будки, где их ждала коляска.

Глава 26

   Наутро, едва только забрезжил рассвет, Ник и Аполлинарий, соответствующим образом экипированные, вышли из гостиницы. Было весьма прохладно, как всегда по утрам в Абастумани. Возле гостиницы их уже ждал Анзор с сыновьями и лошадьми. Без лишних разговоров Ник и Аполлинарий сели на коней и небольшая кавалькада отправилась вверх по дороге, свернула неподалеку от дворца наследника налево, на гору Агобили, куда шла довольно хорошо утоптанная тропа. Они проехали мимо астрономической башни, так называемой Георгиевской обсерватории, названной так в честь наследника-цесаревича. Георгий Александрович, на чьи средства и была построена обсерватория, как несколько человек императорской фамилии, был почетным членом Российского астрономического общества.
   По дороге они помахали профессору Глазенапу, спускающемуся после ночных наблюдений в сопровождении ассистента и местного крестьянина. Дорога дальше шла через густой орешник, кусты бузины и заросли рододендрона. Вскоре они перевалили через небольшую лощину и стали подниматься уже по склону горы Канобили. На одном из поворотов они увидели замечательную картину - строители тропы оставили нетронутой небольшую скалу, всю сплошь состоящую как будто из каменных роз - это были вулканические бомбы с многослойными оболочками, частично рассыпавшимися и поэтому походившими на розы.
   Когда они достигли гребня горы, солнце уже поднялось довольно высоко. Дальше дорога уже шла не в гору, а почти все время по гребню, поросшему сосновым и еловым лесом. Тут и там попадались живописные полянки, сплошь покрытые бледноголубыми незабудками или белыми, розовыми и лиловыми гиацинтами. Иногда встречались и опушки леса с небольшими семейками ландышей. Дорога немного спускалась вниз по склону и хвойные деревья сменили лиственные - граб, ясень, попадались редкие дубы. Иногда шли пролысины и тогда была видна удивительная синь неба и поднимающиеся из ущелья над Курцханкой голубые дымки. В одном месте от дороги, которая была и вовсе не дорогой, а широкой тропой среди густых зарослей рододендрона, вилась наверх узкая каменистая тропка.
   - Куда она ведет? - спросил у Анзора Аполлинарий, указывая на тропу.
   - Наверх, там скала такая, называется Лысая гора, - ответил тот.
   Не придав значения этому разговору, они проехали дальше, к замку. Приближение к нему можно было обнаружить по расширившейся тропе, которая выходила на полянку на подступах к крепости. Седоки тут спешились, привязали лошадей. Анзор велел сыновьям сторожить их, а сами они стали подниматься наверх, огибая крепость. С правой стороны крепость почти нависала над ущельем. Там ничего не росло, кроме травы и кустов чертополоха, а с левой стороны был довольно редкий лесок на крутом склоне горы. Там и был вход в крепость, через часть обвалившейся крепостной стены. Все трое были крайне осторожны, они шли, стараясь не наступать на сухие ветки, валяющиеся вокруг, не поскользнуться на сухой еловой хвое и прошлогодних листьях. Они двигались почти бесшумно, все время прислушиваясь, не донесутся ли из крепости голоса. Но стояла абсолютная тишина и был даже слышен шум Курцханки из ущелья. Тогда Ник сделал знак Анзору, чтобы тот шел первым. Анзор был местным крестьянином, можно было подумать, что он появился здесь случайно, а Ник и Аполлинарий могли его подстраховать в случае чего. Анзор исчез в крепости. Прижавшись к крепостной стене, Ник и Аполлинарий напряженно вслушивались. И тут сверху раздался крик Анзора:
   - Тут никого нет, идите сюда, я что-то нашел!
   Ник и Аполлинарий кинулись в крепость.
   - Где ты, Анзор?-крикнул Аполлинарий
   -Здесь я, здесь!
   Обернувшись на звук его голоса, Ник и Аполлинарий увидели Анзора, стоявшего возле входа в одну из полуразрушенных комнат замка. Они подбежали к нему. Анзор указывал внутрь комнаты. Это была скорее не комната, а келья, сложенная из плоского кирпича. Внутри нее были каменные лежанки и ниша, по-видимому совсем недавно разобранная. Угли от разведенного здесь костра были еще чуть теплыми. Но главное это то, что внутри ниши и вокруг валялись листы плотной бумаги и пергамента, обгоревшие и разорванные в клочья.Среди всего этого лежал и кусок старинного полотна со съежившимися на нем остатками краски. Ник понял, что тут жгли, видимо с остервенением, портрет фламандского рыцаря. Ник поднял один из обрывков бумаги, но по нему ничего нельзя было определить. По крайней мере то, что валялось здесь, не походило на книгу с рисунка Лили.
   - Что можно думать, Ник? - спросил Аполлинарий.
   - Так. Полагаю, что книги были замурованы в этой нише, но там была не одна книга. Наиболее ценное оттуда было вынуто, остальное разорвано в клочья, то ли для маскировки, то ли не знаю еще для чего. Иван Александрович, да и Куртэне толк в этом знали, самое ценное отсюда исчезло. Они еще не так давно были здесь. Куда же они могли исчезнуть? Спуститься без тропинки отсюда невозможно, слишком крутые склоны, мимо нас прошмыгнуть они не могли...
   - Могли, - удрученно сказал Аполлинарий.
   - Как? - удивился Ник.
   - Если они вышли раньше нас, а так оно видимо и было, они, или кто-то из них один, поднялся на Лысую гору. Оттуда хорошо можно было осмотреть местность, увидели нас, затаились на то время, пока мы проходили мимо, и пошли дальше.
   - Да, но мы на лошадях и мы можем их догнать. Скорее, вперед!
   И не разбирая дороги Ник и Аполлинарий опрометью бросились из замка.
   Но на том месте, где они оставили лошадей и сыновей Анзора, никого не было. Перепуганный Анзор начал истошным голосом звать своих мальчишек и они тут же появились, не менее испуганные.
   - Куда вы дели лошадей? - стал кричать Анзор.
   Они стали рассказывать ему, тоже крича и размахивая руками, что как только они остались одни, из леса появился страшный человек, он размахивал большим кинжалом и за поясом у него был пистолет. От страха они разбежались в разные стороны, а человек увел лошадей.
   - Что же вы не побежали следом за ним!- продолжал кричать Анзор.
   - А кто бы вам тогда все рассказал, - весьма резонно ответил старший,- да и как мы могли за ним угнаться, он же теперь был верхом.
   Расстроенный Анзор, чуть не плача, воззрился на Ника.
   - Успокойся, Анзор, - сказал Ник, кусая губу и досадуя на свою оплошность. - Лошадей мы или найдем, или оплатим тебе их стоимость. Теперь нам все равно надо идти по их следу. Пойдем, сколько сможем. Куда же их могло понести? В Абастуман они спуститься побоятся.
   - Для того, чтобы уйти от преследования с этой стороны хребта, они должны будут перейти Зекарский перевал, а для этого необходимо спуститься в Абастумани,- отозвался Аполлинарий. - Надо послать кого-нибудь из мальчиков к Ключевскому с запиской, чтобы расставили там кордоны. Возможно, они пойдут дальше, оттуда дорога ведет на альпийские луга. Но туда, как я слышал, верхом они не пройдут. Там еще по дороге есть одно место, я слышал о нем, оттуда тоже прекрасный обзор, называется по-простому - Скалы. И неподалеку от этих Скал находится глубокая пещера. Вот, может, нам надо ориентироваться как раз на эти места?
   -Ну что ж, - бодро ответил Ник, - тогда вперед.
   И вся пятерка зашагала по тропе туда, откуда они недавно приехали верхом.
   Они уже прошли бодрым шагом довольно большую часть пути, почти все, что они проехали на лошадях, когда Анзор заметил какую-то тряпицу на кусте рододендрона. Она показалась ему подозрительно свежей. Он полез за ней, вытащил ее из кустов и передал Нику. Это был мужской батистовый платок с инициалами Ивана Александровича.
   - Ну что ж, - сказал Ник, - это хороший знак. Иван Александрович понял, что мы идем по их следу. Будем внимательны, может быть, будут еще знаки. Я думаю, что мы идем правильно.
   От того места, где из лощины они поднялись на гребень Канобили, дорога разветвлялась. Хорошая тропа шла к крепости, а почти незаметная тропинка направо. Но было очевидно, что только что по ней прошли лошади. Тропинка была плохой, заросшей травой, вся в выбоинах, и пешему здесь было трудно пройти, а лошади видимо, здесь двигались очень медленно.
   - Я думаю, что мы их скоро догоним, - сказал Аполлинарий.- Надо идти теперь крайне осмотрительно. Эти люди не шутят.
   Ник был с ним совершенно согласен.
   Через некоторое время они дошли еще до одной развилки. Одна тропка уходила влево, а другая вела направо. Пока они топтались на месте, мальчишки, пробежавшие вперед, вернулись с радостным сообщением, что все лошади привязаны тут неподалеку на полянке.
   Ник и Аполлинарий переглянулись. Было очевидно, что преследуемые должны были куда-то карабкаться, для этого лошади им были не нужны. А карабкаться здесь можно было только в одном направлении, по еле заметной каменистой тропе, ведущей, как им объяснил Анзор, на Скалы.
   Призвав всех еще раз к осторожности, Ник и Аполлинарий впереди, а за ними Анзор с сыновьями стали лезть по тропе наверх. Им приходилось хвататься за шершавые и неудобные стволы сосен, старая хвоя скользила под ногами. Время от времени кто-то падал на тропу и немного соскальзывал вниз. Наконец, они добрались до двух огромных камней, которые изначально, видимо, были одним камнем, а затем непонятно какими силами природа расщепила их надвое так, что теперь уже между двумя камнями была узкая расщелина, по которой мог протиснуться только один человек.
   Анзор шепотом предупредил, что за этим камнем уже будет голая вершина, где спрятаться некуда.
   -Давайте, я пока пойду один, - очень тихо сказал Ник и начал протискиваться вдоль этой щели.
   Проделывая почти акробатические трюки, Ник добрался до конца расщелины и осторожно выглянул. Его взору предстала следующая картина. Неподалеку от того места, где находился он, рядом с кустами можжевельника, лежал Иван Александрович со связанными ногами.
   На краю же обрыва стояли двое, Куртэне и ВиктСр и ожесточенно спорили. По отдельным словам, доносившимся до Ника, можно было понять, что эти двое уже не нуждаются в услугах Ивана Александровича и ВиктСр требует, чтобы его сбросили со скал. А Куртэне упирается. И тут до Ника как-то сразу дошло, что главным во всей этой истории является не Куртэне, а ВиктСр.
   - Это мой брат, - кричал Куртэне, - ты понимаешь, брат!
   - Я требую, чтобы вы подчинялись! Либо вы подчиняетесь, либо вы мертвы! - спокойно и немного брезгливо, как сверхчеловек, которому непонятны эти мелкие страсти, отвечал ему ВиктСр.
   А тем временем, цепляясь за траву, Иван Александрович на руках, подтягивая за собой связанные ноги, медленно полз к краю скалы, где стояли эти двое. В пылу спора Куртэне не видел, как ВиктСр понемногу оттесняет его к обрыву. Но это видел ползущий со связанными ногами Иван Александрович. Ник видел, как напряжены его мышцы, как пот стекает с его лба, но боялся выскочить из-за камня, чтобы не отвлечь Куртэне, который не замечал, что его правая нога уже скользит по камню.
   И тут вдруг ВиктСр изо всех сил крикнул: "Нет!!!" и толкнул Куртэне. В этот же миг уже подползший Иван Александрович невероятным усилием в каком-то нелепом прыжке изо всех сил ударил головой в ноги Виктора. В следующее мгновение Ник выскочил из-за камня и бросился к краю скалы. Иван Александрович, хватая ртом воздух, беспомощно висел на краю скалы, болтая связанными ногами и цепляясь за траву и тонкие ветки кустарника. Ник одним прыжком достиг его и двумя руками ухватил за руки. В следующие момент уже руки Аполлинария и Анзора помогали ему. Какие-то секунды и Иван Александрович уже лежал на достаточном расстоянии от края скалы, а Анзор развязывал ему ноги.
   Ник осторожно взглянул вниз. Там, на огромных каменных плитах лежали, распластавшись, два человеческих тела. Они не шевелились. Очевидно было, что они расшиблись насмерть.
   Ник вернулся к Ивану Александровичу, который находился в состоянии каталепсии.Судорога свела ему руки и ноги, глаза закатились. Нужно было как можно скорее привести его в чувство.Трое мужчин хлопотали подле Ивана Александровича, а насмерть перепуганные мальчишки стояли поодаль. Анзор, с присущей крестьянам практичностью, крикнул им, чтобы они побегали вокруг и поискали, нет ли чего в окрестностях. Те убежали и в скором времени вернулись, неся с собой заплечные мешки. К этому времени судорога ослабла и Иван Александрович стал приходить понемногу в себя. Теперь нужно было как-то осторожно спустить его вниз до того места, где были оставлены лошади. Но перед этим Ник написал записку для Василия Осиповича, дал одному из мальчишек серебряный квадратик и велел им как можно скорее добраться до дворца и передать записку в собственные руки профессору Ключевскому. Мальчишки умчались. Ник попросил Аполлинария быстро осмотреть содержимое заплечных мешков. Тот вытряхнул их и увидел, что кроме еды, взятой на дорогу, в одном из них были завернутые в какую-то дерюгу книги, всего две или три, хорошо сохранившиеся. И обрывки пергамента и листов бумаги, с обгоревшими краями. Рассматривать они их не стали, Аполлинарий быстро закинул заплечный мешок с книгами себе на спину и они втроем взялись за бедного Ивана Александровича. С грехом пополам, стараясь не оступиться и не уронить, они довели его до лошадей, усадили, вернее, почти уложили на седло, и, придерживая с двух сторон отправились в обратную дорогу. Анзор вел позади лошадей. Спуск с горы все же был не так труден и вскоре они уже приближались к Абастуману.
   Они почти уже добрались, когда увидели, что их встречают - профессор Ключевский мобилизовал врачей, организовал место в военном лазарете и повозку для больного. С большими предосторожностями Ивана Александровича сняли с лошади, завернули в одеяло и отправили в госпиталь.
   Обменявшись несколькими фразами с Ключевским, Ник передал ему заплечный мешок с книгами, сочтя, что у него, в хорошо охраняемом дворце, они будут в большей безопасности.

Глава 27

   Вернувшись в гостиницу, Ник и Аполлинарий долго сидели в комнате, не зажигая света, в полном молчании. Они считали, что какая-то часть расследования закончилась, хоть и трагически. Совершенно непонятной была роль ВиктСра. Ник тихо стал рассказывать Аполлинарию все, что он мог знать об этой странной личности. Но сведений было не так уж много. Ник старался восстановить в памяти все, что происходило на ночном балу у Тулуз-Лотрека, всех, с кем разговаривал ВиктСр, как он вел себя, на кого обращал внимание. Ничего особенного он не мог припомнить. Злобное выражение лица, когда он задергивал портьеру, чтобы никто не мог видеть, что происходит в ковровом кабинете Тулуз-Лотрека - но это могло быть и выражением преданности у старого слуги. С другой стороны почему именно он привел тогда Куртэне к Тулуз-Лотреку, а не кто-нибудь другой, но это и тогда насторожило Ника.
   Со своей стороны Аполлинарий ничего не мог припомнить, что бы насторожило в отношении ВиктСра тифлисскую полицию. Да, за Тулуз-Лотреком присматривали, слишком странный был круг, среди которого он вращался, но ВиктСр не обращал на себя внимания.
   - По-видимому, он очень опытный человек, - задумчиво сказал Ник. - Значит, он был главным кукловодом, по крайней мере в той части действия, которое было связано с Кавказом. Но теперь очень странным выглядят его сведения о том, где находился ключ, или же назовем его "Второй манускрипт". Если он находился в старом замке со времен средневековья и представлял такой интерес для какого-то тайного общества или для какого-то могущественного человека, то почему занялись так настойчиво его поиском именно сейчас? Или это стало известным недавно? Кто тогда владел этой тайной? Почему именно в Тифлис вели все нити? И какая роль во всем этом йезидского шейха, жемчужины? Кто пытался тогда проникнуть в дом к консулу? Ведь мы так и не нашли этого человека. Это ловкий исполнитель или кто-то, кто знал больше чем другие? Боюсь, Аполлинарий, что мы еще далеки до окончания расследования.
   - Да, у меня тоже имеются на этот счет определенные сомнения. Ник, я полагаю, вы должны быть все же осторожнее. Помните, по дороге вы, пересказывая мне рассказ шейха, сказали, что он почему то считал, что вам дСлжно опасаться убийц из Индостана. Пока вы столкнулись с выходцами из Индостана только в лице нашего португальца из Гоа и его Педро, за которыми стоит магараджа из Гоа. Но шейх сказал, что они не представляют опасности.
   - Да, - задумчиво сказал Ник.- Постараемся, пока мы здесь, с помощью профессора Ключевского и Ивана Александровича, которому, надеюсь, станет получше, побольше узнать о этих странных событиях в их историческом прошлом. Мне кажется, нам не хватает знаний. Кстати, Аполлинарий, как ваш приятель Анзор? Он же отправился к себе домой? Надо сказать, он показал себя молодцом и искупил свои грехи. И мальчишки его оказались на высоте.
   - Ну, во-первых, я предупредил его, чтобы держал язык за зубами. Но вряд ли это поможет. Его женушка, конечно, вышибет из него рассказ о том, что он тут делал. Во-вторых, он получил щедрое вознаграждение. Я сделал это нарочно, чтобы он и его дражайшая половина поняли, что разбой это не то дело, можно и на каторгу загреметь. Да тут, правда, разбой дело привычное. Я знаю, что в охране самой вдовствующей императрицы ее любимец, красавец Омар, раньше занимался разбоем на большой дороге. Эти сведения ей предоставили, но она сказала , что уже знает об этом и что сам Омар ей и рассказал. Кроме того, Ключевский сказал, что расскажет об Анзоре великим князьям и постарается как-то его отметить его подвиги.

Глава 28

   На следующий день рано утром из госпиталя прислали солдата с сообщением, что Ивану Александровичу стало значительно лучше и он просит навестить его. Госпиталь находился в нижнем Абастумане и Ник вместе с Аполлинарием отправились туда пешком. По дороге они решили, что Ник зайдет в палату к Ивану Александровичу один, как старый знакомый, которому безусловно доверяют, а Аполлинарий останется снаружи - на всякий случай вести наблюдение.
   Госпиталь был расположен на правом берегу Абастуманки. Здание было добротно сложено из тесаного камня, толстые стены в редкие жаркие дни абастуманского лета сохраняли приятную прохладу, а зимой тепло от хорошо протопленных печей. Все в этой части Абастумана было прекрасно продумано - ванное здание со многими процедурными, так как Абастуман славился не только прекрасным воздухом, но и тремя замечательными природными источниками минеральной воды, что привлекало сюда больных, бассейн в закрытом помещение и вот этот госпиталь.
   Они перешли через Абастуманку по красивому мостику, нависающему над небольшим водопадом под скалой и пошли по дорожкам, посыпанным красным песком мимо ухоженных газонов и молодых лип и платанов к госпиталю.
   Аполлинарий зашел вместе в Ником внутрь. Там их встретил молодцеватый молодой доктор с веселыми глазами. Аполлинарий остался в коридоре, вылизанном так, что страшно было наступать на эти блиставшие чистотой полы. Никого больше в коридоре не было.Доктор провел Ника в палату, где на удобной постели с грудой подушек уже полусидел Иван Александрович.
   - Ну вот, Иван Александрович, - воскликнул радостно доктор, - вот и посетители уже ходят, скоро и дамы появятся с визитами, скучать вам у нас не придется! Ну, для первого визита получаса, наверное, будет достаточно, - и он выразительно посмотрел на Ника.
   Ник согласно кивнул, пододвинул стул поближе к постели больного и сел. Доктор тут же исчез, оставив их наедине.
   - Николай Александрович, вы спасли меня, - тихо, со слезами на глазах, сказал Иван Александрович. - Я должен вам рассказать, что со мной приключилось. Только, боюсь, рассказ мой будет нескладен.
   - Ничего, Иван Александрович, ведь это только наша первая встреча, - успокоил его Ник. _ Постепенно вы все вспомните.
   - Да, да. Я плохо помню, как у меня в квартире появился мой брат.Я только помню, что мы с ним уже сидели на диване, после моего первого испуга и шока, вызванного его появлением. Он снял с шеи и показал мне медальон. Я знал о существовании такого медальона со слов маменьки и не только со слов.Второй точно такой же медальон она хранила у себя в шкатулке. Показала его мне она впервые в мой последний приезд и предложила забрать. Правда и то, что я не придал этому никакого значения и тут же забыл о нем, посчитав, что маменьке приятны эти воспоминания, пусть медальон будет у нее. Но как только брат показал мне медальон, я тут же его вспомнил. Он очень коротко рассказал о своей предыдущей жизни, сказал, что он назначен выполнять какую-то миссию и я, только я, могу ему помочь. Я был, естественно, очень взволнован встречей с братом, мне хотелось каких-то рассказов, бесед, но он был очень сух и, надо сказать, требователен. Мне это сразу же показалось странным. Я спросил, чем же я могу быть ему полезен. Тогда он спросил меня, знаю ли я тайные языки, он наводил справки и узнал, что я, который оказался его братом, лингвист и знаток тайных языков. Ну, я объяснил ему, что кое-чем интересовался, но это такое море знаний, что ни в чем нельзя быть уверенным.
   В этот момент нашего разговора как будто холодом дохнуло из дверей, я обернулся и увидел этого страшного человека. Он источал огромную энергию. Я очень чувствителен к таким вещам и мне стало страшно. Мне показалось, что мой брат тоже как-то внутренне сжался при его появлении.
   Этот человек, не обращая на меня никакого внимания, как будто я был неодушевленным предметом, знаком подозвал к себе моего брата. Я увидел, что он как то сразу изменился в лице. Так вот, этот человек, которого звали Виктором, полностью подавил волю моего брата. Страшный человек! Он велел нам немедленно собираться, переодеться в дамское платье и тихонько выходить через черный ход к экипажу. Сам он живо стал собирать вещи в большой саквояж, потом снял картину со стены, ту, на которой был изображен фламандский рыцарь, грубо вырвал ее из рамы, свернул в трубку и сунул в саквояж. Я уж не перечил, не стал говорить, по какому праву он распоряжается в моем доме.
   Ник внимательно слушал, не перебивая и не задавая вопросов. А Иван Александрович продолжал свой рассказ, постепенно успокаиваясь. Видимо, пережитое давило на него и рассказывая свои злоключения, он как бы перекладывал их на другого человека. Очевидно было, что он был очень чувствительной натурой.
   - Мы выехали из города и вскоре остановились у одного из духанов, чтобы взять провизию на дорогу. Мне удалось незаметно сунуть хозяину духана записку для вас, я был абсолютно уверен, что вы станете разыскивать меня. Потом мы долго тряслись в экипаже, пока , наконец, не добрались до Ахалциха. Там мы оставили экипаж и пересели в повозку, которая принадлежала какому-то мрачному типу, знакомому Виктора. Да, только после Ахалциха Виктор разрешил нам переодеться в мужское платье. Всю дорогу мы молчали. Как только я пытался начать разговор с братом, следовал окрик Виктора.Он, видимо, хотел контролировать все, о чем мы будем говорить. Это было ужасно. Наконец, вконец измученные дорогой, мы добрались до Абастумана.Это теперь я знаю, что это был Абастуман. А тогда, совершенной разбитый, в темноте, я и понятия не имел, куда, наконец, мы приехали. Хотя знал, что конечным пунктом нашего назначения был Абастуман.
   Повозка довезла нас до окраины и Виктор отпустил ее. Потом мы пошли пешком к какой-то скале. В темноте было плохо видно, но Виктор вел нас не зажигая света. Видимо, он хорошо знал эти места. Мы по очереди протиснулись в узкую расщелину под скалой, предварительно продравшись сквозь кусты бузины. И оказались в сухой пещере, где были приготовлены свечи со странными фонарями, куда эти свечи крепились, и веревки.Оказалось, что нам надо идти подземным ходом. Правда, этот поход был отложен на следующий день, ночь мы должны были провести в пещере. Наутро Виктор, пока мы, утомленные дорогой еще спали, сбегал на местный базар за провиантом. Вернувшись, он растолкал нас и велел собираться в дорогу. В душе я взвыл от ужаса, мне казалось, что у меня уже нет сил. Идти нам предстояло подземным ходом. Но этот подземный ход, представлявший собой наклонные галереи, кстати, подобные тем, которые устроены в египетских гробницах, был удивительно удобен. От усталости мне показалось, что мы очень долго взбираемся по нему. Это было и еще, видимо, от того, что я не знал конечной цели нашего путешествия. Наконец, мы вылезли наружу, и оказались у подножья небольшой крепости.
   Как оказалось, мы шли по подземному ходу довольно долго. Солнце уже перевалило за полдень, когда мы оказались на месте. Виктор дал нам немного передохнуть и затем, не теряя ни минуты, повел нас внутрь крепости. Уже темнело. Снова Виктору пришлось зажечь фонарь. В крепости, высоко поднимая фонарь со свечой внутри, он достал из-за пазухи какой-то лоскут, как впоследствии я убедился, довольно грубого пергамента. Это была карта внутренней части крепости. Виктор повел нас за собой и, наконец, мы добрались до одного из полуразрушенных помещений замка. Там, быстро собрав валявшиеся повсюду ветки, он разжег костер, достал небольшой лом, который тоже был припрятан у начала подземного хода в пещере и, сверившись с картой, начал долбить стену. Эту карту я потом тайком подобрал, он выбросил ее, когда добрался до ниши в стене, в которой лежал какой-то сверток. Лихорадочно он развернул сверток. В неровном свете фонаря он начал разглядывать его содержимое, а это были пергаменты, бумаги и книги, отбрасывал ненужное в сторону так, что часть попадала прямо в костер или ему под ноги, и беспощадно растаптывал. Туда же, в костер, он бросил и тот портрет средневекового рыцаря, который висел у нас дома. И жег, и топтал его так, как будто это был его личный враг. И наконец, он издал такой звериный вопль, что я отшатнулся.Мурашки побежали у меня по телу от ужаса.
   - Вот, - вскричал он, - наконец!
   Я ничего не понимал. Мой брат, видимо, понимал. Он выглядел, как раненый зверь, у которого более сильный соперник вырвал добычу. До меня, казалось, им обоим не было дела. Я недоумевал, зачем они тащили меня с собой. И тут, Виктор, весьма бесцеремонно, мягко говоря, потащил меня к костру, усадил и дал в руки книгу в переплете из телячьей кожи, от которой немного попахивало затхлостью.
   - Ну-ка посмотрите, что это за книга, - сказал Виктор, - только смотрите внимательно.
   Я начал разглядывать манускрипт. Это был приблизительно 15 -16 век, состоял он из фраз на какой-то странной латыни, из которой я не мог понять ни слова. Некоторые страницы были прорезаны таким образом, что буквы, а иногда и несколько букв сразу были вырезаны, образуя несколько окошек на странице. Сперва я было подумал, что кто-то в более поздние времена из ненужной рукописи вырезал отдельные буквы, чтобы наклеить их куда-нибудь. Но приглядевшись я понял, что это не так. Прорези были сделаны аккуратнейшим образом, края были обработаны так, чтобы они не рвались. Я недоумевал.
   - Ну, что?- нетерпеливо спросил Виктор.
   Я пожал плечами и в этот миг меня осенило. Я понял, что держу в руках ключ к какой-то другой рукописи, я вспомнил что читал статью английского профессора о так называемой решетке Кардано -- карточке с несколькими вырезанными окнами, названную по имени изобретателя этого шифра, итальянского математика Джироламо Кардано. Когда карточка накладывается на зашифрованный текст, в ее окнах появляется скрытое сообщение. Таким образом, зашифровать и прочитать исходный текст можно, имея одну и ту же карточку. И тогда я понял, что манускрипт, который я держал в руках, был ключом к другому.
   Виктор внимательно следил за моим выражением лица. Он понял, видимо, что меня осенила какая-то догадка. Но я боялся высказать ее вслух. "А вдруг он убьет меня тотчас же, как я скажу ему о моих догадках", - подумал я.
   - Ну, я думаю, - начал говорить я, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно убедительнее, - что это ключ, но не совсем понятно, как нужно с ним обращаться. Надо внимательно изучить рукопись...
   - У нас нет для этого времени, - грубо прервал Виктор,- мы должны уходить.
   И он вознамерился бросить в костер еще две рукописи, скорее всего на арабском языке, но тут уж я воспротивился и сказал , что не объясню ему ни слова из манускрипта, если он будет уничтожать рукописи.
   -К тому же, - добавил я, - неспроста они спрятаны были вместе. Возможно, там есть дополнительные сведения.Да и все, что вы сейчас сожгли и уничтожили, тоже могло иметь ценность.
   - Вы знаете арабский?- спросил Виктор, не обращая внимания на мои сентенции.
   Я ответил утвердительно.
   - Ну, тогда и понесете эти рукописи.
   И он снова завернул три рукописи в ветошь, сунул все это в заплечный мешок и водрузил мне на плечи.Я, правда, не понял, какая связь существует между знанием арабского и тем, что я должен был тащить на себе эти фолианты. Но я был согласен.
   Ночь уже подходила к концу, мы были безмерно утомлены, но Виктор был беспощаден.
   - Нам надо идти, - безапелляционно заявил он. - И как можно скорее.
   Мне все же удалось вытащить несколько обгоревших клочков пергамента из костра и из-под ног и сунуть их в тот же мешок.Туда же попала и брошенная Виктором карта на обрывке бумаги.
   И мы отправились в путь. Впереди уверенно шел Виктор, посередине я и замыкающим мой брат.
   По дороге он велел моему брату подняться на скалу, мимо которой мы проходили и на вершину которой вела еле заметная тропинка, и осмотреть окрестности. Тот сказал, спустившись, что видит небольшую верховую группу, которая направляется к замку. Тогда Виктор велел нам лечь и затаиться в кустах рододендрона. Он лежал рядом со мной, его смрадное дыхание отравляло меня. И он держал нож у моего горла, ничего не говоря, но выразительно смотря на меня, а вы в это время прошли буквально у нас над головами.
   Ну вот, а дальше вы все знаете. Мне удалось исхитриться и оставить свой носовой платок на дороге. И это была моя единственная надежда.
   В это время кто-то осторожно постучал в дверь палаты, дверь открылась и на пороге показался веселый доктор в сопровождении сестры милосердия, которая несла на небольшом медицинском подносе, закрытом белой салфеткой, лекарства. Доктор укоризненно посмотрел на Ника и Ник понял, что он сидел у Ивана Александровича значительно больше получаса.
   Сердечно попрощавшись с Иваном Александровичем, Ник вышел из палаты и увидел Аполлинария, беседующего с миловидной сестрой милосердия. Увидев Ника, Аполлинарий распрощался со своей новой знакомой и они пошли назад той же назад той же дорогой. По дороге Ник пересказывал то, что ему поведал бедный Иван Александрович.
  

Глава 29

   В гостинице их ждало письмо от профессора Ключевского. Он сообщал, что великие князья уже приехали, он рассказал им о давешних событиях и они жаждут познакомиться с Ником и Аполлинарием, тем более, что Георгий Михайлович помнит Аполлинария по их совместной поездке в Зарзму. "В Абастумани все по простому, - писал Василий Осипович, - этикетов тут не соблюдают.Мы будем ждать вас в шесть вечера, только разойтись надо не позже девяти. И инициатива должна исходить от вас, от гостей. Георгий Александрович должен соблюдать строгий режим, но не хочется, чтобы он все время чувствовал себя больным и чувствовал, что из-за этого приходиться как-то менять планы. Все должно происходить непринужденно. Охрана будет предупреждена и вас проводят".
   Ровно в половине шестого коляска из дворца стояла у гостиницы. И меньше, чем через полчаса, Ник и Аполлинарий подъезжали ко дворцу.
   Василий Осипович встретил их у подъезда и повел на второй этаж, где в просторной гостиной была еще днем хорошо протоплена печь, затем комната проветрена, поэтому там было достаточно тепло и в то же время не было душно. Все эти предостережения были продиктованы болезнью наследника.
   На середине комнаты стоял низкий стол, покрытый холщевой скатертью, а на нем лежали завернутые тоже в кусок свежего холста те книги, которые были спасены в крепости. Вокруг стола стояли удобные кресла.
   Не успели все трое войти в комнату, как дверь снова открылась и вошли трое, переговариваясь между собой. Это были братья, Александр Михайлович и Георгий Михайлович, Сандро и Гиго, как их звали в императорской семье и молодой человек, выглядевший почти юношей, наследник-цесаревич Георгий Александрович.
   Все трое были колоритными фигурами. Ник знал о них многое и нескольких секунд ему хватило, чтобы память услужливо подсказала о них все, что знал Ник в то время, как он по привычке составлял словесные портреты.
   Старшим среди них был Георгий Михайлович. У него и вправду был кавказский вид. Наголо обритая голова, усы. Красавцем его назвать было нельзя, в отличие от его младшего брата, который слыл одним из красивейших мужчин империи.Но и он был очень привлекательным. Родился он в Тифлисе, как и его младший брат, но тремя годами раньше.В ту пору их батюшка, великий князь Михаил Николаевич, сын императора Николая I, был наместником на Кавказе.
   Александр Михайлович был четвертым сыном Михаила Николаевича. При его рождении, а родился он 1 апреля 1866 года, произошел анекдотический случай. Адъютант наместника примчался к коменданту Тифлиса с повелением произвести пушечные выстрелы в честь новорожденного. Но старый и ворчливый комендант, которого любила разыгрывать молодежь из окружения наместника, наотрез отказался это делать, подозревая, что это первоапрельская шутка. Александр Михайлович с юных лет избрал себе флотскую карьеру.Уже в 19 лет он был зачислен в Гвардейский экипаж, потом совершил кругосветное путешествие на корвете "Рында", а через год плавание в Индию на собственной яхте "Тамара", которая была названа им так в честь грузинской царицы. Потом он женился на великой княгине Ксении, чему предшествовали бурные переговоры - этому браку не особенно была рада императрица Мария Федоровна. Но брат Ксении, император Николай, вполне был добросклонен, а сама Ксения была так категорична в своем решении, что противостоять ей было просто невозможно. Свадьба была чрезвычайно пышная. Ник помнил, сколько разговоров было в высшем свете Петербурга по этому поводу. Александра Михайловича и Ксению связывала и дружба с великим князем Георгием Александровичем, которая началась в раннем детстве, когда братьев "кавказцев" впервые привезли в Ливадию, где тогда отдыхала семья императора Александра Третьего. Общие игры с Георгием и Николаем , которых дома звали Жоржем и Никки, с маленькой Ксенией, выросли потом в крепкую дружбу и любовь. Знал Ник и то, что Александр Михайлович всегда старался вырваться в отпуск и уехать в Абастуман, к Жоржу, которого жалел и болел за него всем сердцем. Много позже, в Париже, Александр Михайлович дал Нику читать свой дневник, ту его часть, которая касалась его многочисленных пребываний в Абастумани. Он писал: "Я выпросил у Государя должность в Черноморском флоте, и был назначен вахтенным начальником на броненосец "Синоп". В течение двух лет я очень много работал там, и только раз взял в феврале 1892 года отпуск, на две недели, чтобы навестить Георгия Александровича в Абастумани. Он жил там в полном одиночестве, и единственным его развлечением являлось сметание снега с крыши домов. Доктора полагали, что холодный горный воздух подействует на его больные легкие благотворно. Мы спали в комнате при открытых окнах при температуре в 9 градусов ниже нуля, под грудой теплых одеял. Георгий Александрович знал о моей любви к его сестре Ксении и это, в соединении с нашей старой дружбой и общим интересом к военному флоту, сблизило нас, как братьев. Мы без устали беседовали, то вспоминая наше детство, то стараясь разгадать будущее России и обсуждая характер Никки. Мы надеялись, что Император Александр III будет царствовать еще долгие годы, и оба опасались, что полная неподготовленность Никки к обязанностям Венценосца явится большим препятствием к его вступлению на престол в ближайшем будущем... В начале мая Ксения и я сопровождали Императрицу в Абастуман. Предстоящая свадьба дочери обостряла еще более ее тоску по поводу болезни ее любимого сына Георгия. Он был очень рад нас видеть, но его бледное, болезненное лицо говорило об ухудшении его роковой болезни. Мы провели четыре недели вместе, катаясь в горах, устраивая пикники, смеясь шуткам молодости и танцуя. Мы делали все, что было в наших силах, чтобы подбодрить Жоржа. Он же слабел с каждым днем, и у него было предчувствие, что он никогда уже больше не увидит Петербурга. Наше веселое настроение не могло его обмануть. Вид двух здоровых, счастливых людей, вероятно, доставлял ему лишь страдания, хоть внешне он оставался все тем же благородным, добрым и преданным мне Жоржем. Я считал неуместным строить планы на будущее в его присутствии, прислушиваясь к его тяжелому, неровному дыханию. Мы занимали смежные комнаты, и когда я ложился в постель, то не мог заснуть и задыхался от горечи и сознания своего бессилия. В чем был смысл нашей жизни, если ничто в мире не было в состоянии спасти Жоржа?"
   Вот такими были эти люди, которые сейчас рассаживались по креслам, вежливо улыбались, знакомясь с Ником и Аполлинарием, которых представлял Василий Осипович. Оказалось, что Георгий Михайлович и Александр Михайлович знали Ника по общим знакомым в Петербурге и много о нем слышали, Аполлинарий был знаком с Георгием Михайловичем и Геогием Александровичем, так что через несколько минут все чувствовали себя непринужденно и были готовы к беседе.
   - Один историк это хорошо, а два - просто замечательно,- потирая ладони, сказал Василий Осипович.- Мы начнем свой рассказ, дополняя сведения друг друга и ожидая также поддержки присутствующих. Я думаю, что Николай Александрович вкратце обрисует нам события.
   Ник кивнул головой и помня, что Василий Осипович уже многое рассказал великим князьям, очень коротко представил состояние расследования на сегодняшний день. Его слушали очень внимательно.
   Когда Ник кончил свой рассказ, Георгий Михайлович, слушавший весьма внимательно, весь поддавшись навстречу рассказчику, откинулся в кресле и задумчиво сказал:
   - Полагаю, что тут все не так просто. И тут замешана императорская семья, мне так кажется. Но может быть, это только первое впечатление. Давайте-те ка я расскажу вам, что я знаю о манускриптах, связанных с тайнами.
   Я думаю, что корни нынешних событий уходят в далекое прошлое.
   Как известно, по крайней мере обсуждается учеными египтологами, есть какие-то предположения, что египетская цивилизация возникла внезапно и ее происхождение пока не выяснено. Есть предположение, что древние египтяне были чернокожими и тайну происхождения египетской цивилизации надо искать в сердце Африки. Смутные сведения, дошедшие до нас из тьмы веков говорят о том, что существовал древний папирус, известный под названием "Книга Тота".Тот -- мифологический персонаж, скорее божество, чем человек, и по всем египетским документам, какими мы располагаем, доегипетского происхождения. В момент зарождения египетской цивилизации жрецы и фараоны, должно быть, уже обладали "Книгой Тота" -- вероятнее всего, она представляла собой свиток папируса или пачку отдельных листков, содержавших в себе тайны различных миров. Те, в чьи руки попадала эта книга, приобретали огромную власть.
   "Книга Тота", видимо, представляла собой древний, много раз тайно переписывавшийся папирус, возраст которого не менее десяти тысяч лет, а может быть, и все двадцать тысяч. Правда, есть сведения, что "Книга Тота" была записана на золотых пластинах.
   Но, увы, все что материально, все может быть уничтожено. Огонь, вода, стихийные бедствия, войны - вот все, что грозит таким хрупким вещам как рукописи и книги. Но, говорят, что рукописи не горят. И это верно.Остается хотя бы память о том, что они существовали.
   Первый намёк на эту книгу встречается в "папирусе Туриса", расшифрованном и опубликованном в Париже в 1868 году. В этом папирусе описывается заговор против фараона, целью которого было уничтожить при помощи магии фараона и его главных советников посредством изображавших их восковых фигурок.Да, этот способ широко был известен и применялся и в средние века. Вспомните интриги, которые велись при дворе Екатерины Медичи. Ну, в египетские времена с заговорщиками жестоко расправились. Сорок офицеров и шесть знатных дам были приговорены к смерти и казнены. Прочие покончили жизнь самоубийством.
   Книга вновь фигурирует в надписях на стеле, которую Мохамед Али Паша подарил Меттерниху и которая вошла в историю под его именем. Стелу обнаружили в 1828 году, а датируется она 360 годом до н. э. Стало быть, в масштабах египетской истории это современный документ. На этой стеле изображены более трёхсот богов, а между ними -- планеты, вращающиеся вокруг других звёзд.
   Существует предположение, что "Книга Тота" вместе с другими древними манускриптами, попала в знаменитую Александрийскую библиотеку.
   В III веке до нашей эры по повелению фараона Птолемея II, основателя величайшей в мире библиотеки, в Александрию было свезено со всех концов Египта до семисот тысяч старинных манускриптов. Часть их погибла во время пожара при осаде города Юлием Цезарем в 47 году до нашей эры. Но известно также, что Юлий Цезарь, осматривая Александрийскую библиотеку, отобрал для себя те книги, которые ему показались интересными. При всем моем уважении к Юлию Цезарю, он все же не был таким мудрецом, чтобы среди множества книг выбрать именно то, что представляло самую большую ценность. Но молва гласила, что при нем в это время состоял некий еврейский рабби, который и сделал это.
   Марк Антоний пополнил эту потерю, подарив Клеопатре библиотеку Пергамского царства, насчитывавшую двести тысяч манускриптов, вторую по величине после Александрийской.
   - Простите, что я перебиваю вас, - застенчиво сказал Аполлинарий, - я вдруг вспомнил нечто о манускрипте, который назывется "Некрономикон", но это греческое название древнего арабского манускрипта, который носит название Аль Азиф, что переводится как "Вой ночных демонов". Он связан с именем безумного арабского поэта, Абдул Альхазреда и пустыней в Южной Аравии, которая назывется Пустой Квартал.
   - Так, - в свою очередь перебил его Ник, - об этом мне говорила Елизавета Алексеевна, но в связи с моим перстнем.
   И он коротко пересказал сведения, полученные от Елизаветы Алексеевны.
   - Может быть, поэтому так рьяно были сожжены обе знаменитые библиотеки Египта? - растерянно сказал Георгий Михайлович. - Известно, что в 642 году нашей эры религиозный фанатик халиф Омар, завоевавший Египет, сжег обе сокровищницы. Две недели на улицах Александрии пылали костры,сложенные из рукописных свитков, ими топили бани. И арабы знали, что делали. Они уже уничтожили и в самой исламской империи, и в Персии множество тайных трудов по магии, алхимии и астрологии.
   Завоеватели действовали согласно своему девизу: "Не нужны другие книги, кроме Книги", то есть Корана. Так что акция 646 года нашей эры была направлена не столько против проклятых книг, сколько против книг вообще. Так что вполне естественно, что именно он завершил дело, начатое Юлием Цезарем и продолженное Диоклетианом и прочими. Если после этих аутодафе какие-то документы и уцелели, после 646 года их тщательно скрывали, и они больше никогда не всплывали на поверхность. И если некие тайные организации сегодня располагают рукописями александрийского происхождения, они также старательно их прячут. Так вот, возвращаясь снова к Юлию Цезарю и его еврейскому рабби, скажу, что существует мнение - книги в том виде, в котором они дошли до нас, были по легенде обнаружены в Иерусалиме другим еврейским рабби и переведены им с халдейского и арамейского на греческий, с него - на латынь. Потом все скрыто вуалью времени. И снова какие-то сведения о таинственном манускрипте всплывают во времена Елизаветы Английской. И тут можно уверенно говорить о Джоне Ди, знаменитом алхимике королевы.
   - Да, да, - подтвердил Василий Осипович, внимательно слушавший великого князя,- мы тоже считаем, что манускрипт связан с Джоном Ди. Я полагаю, что он перевел его на современную ему латынь, составил ключ, и снова зашифровал манускрипт. И что именно в таком виде он существует с того времени. Но вот, теперь, Георгий Михайлович, нам бы хотелось, чтобы вы рассказали о связях российского императорского дома с тамплиерами. Мы с вами много об этом говорили, но из ваших уст рассказ был бы более интересен.
   - Да, - сказал Георгий Михайлович, вздохнув,- это удивительные страницы истории. Конечно, Василий Осипович знает поболее меня о тамплиерах. Но я буду рассказывать о страницах российского императорского дома. И, простите, иногда я буду пользоваться своими записками. Ну, у тамплиеров, воевавших на Востоке, бывших в самом Иерусалиме, в тех библейских местах, где творилась христианская религия, образовалась своеобразное отношение к христианству. Все же у Филиппа Красивого были веские основания для сожжения их на костре. Ну, тут присутствуют кощунственные идеи храмовников. Они не веровали в Иисуса Христа как в бого-человека и спасителя мира. Они отрицали поклонение кресту, считая его древом греха и позора. Крест на рыцарской мантии был для них только орденским знаком. Следуя духу времени, они поклонялись идолу, магическому или каббалистическому талисману, главе, не имеющей имени, известной как Баффомет; прикосновением к нему освящали пояса, которые члены ордена носили под платьем. Своим покровителем они считали Иоанна Крестителя. "Державный орден св. Иоанна Иерусалимского" возник на острове Родос после того, как изгнанные из Иерусалима рыцари переселились туда, правда, перед этим пытаясь закрепиться на Кипре. Собственно говоря, орден тамплиеров или его остатки влились или скорее слились с орденом госпитальеров. Ведь орден тамплиеров и зародился как военный отряд при ордене иоаннитов, для охраны паломников, которые отправлялись на Иордан, окунуться в его воды, как это было во времена Иоанна Предтечи. Маленький отряд рыцарей, в чьи обязанности входило поначалу только высматривать сарацин на этом пути и не давать им нападать на паломников. Уже потом они получили место для строительства храма на том месте, где были руины храма Соломона. Потом были многочисленные битвы с сарацинами, позже с османами. Потерпев поражение от османского султана, они переселились сперва на Кипр, потом на Родос и в конце концов оказались на Мальте. Несколько столетий орден пользовался правами независимого государства: вел дипломатические сношения с разными государствами, содержал флот для борьбы с пиратами, вел войны с врагами христианства. Рыцарство везде уже отжило свое время, и только мальтийские рыцари, озаренные блеском военной доблести и героических подвигов, совершенных их предками, остались могущественным средством в борьбе консервативных и религиозных сил против тех, кто получил свою власть от революции.Первые шаги по установлению контактов с мальтийским рыцарством были предприняты еще во времена Петра Великого, это в конце семнадцатого века.Была послана дипломатическая миссия во главе с боярином Шереметевым в Краков, Вену, Венецию, Рим и на Мальту. Петр искал союзников для борьбы с Турцией. Великий Магистр Гостеприимного Иерусалимского дома Раймонд де Перейрос де Рокафюль на посланную Петром грамоту ответил любезным посланием. Екатериной Второй были продолжены усилия Петра по наведению мостов с мальтийским рыцарством.
   - Мне всегда казалось, что с Павла началось увлечение России мальтийскими рыцарями, - подал голос Александр Михайлович, - ан нет! Вот ведь какая запутанная история.
   - Да, наши предки смотрели далеко!- ответил Георгий Михайлович. - И ведь смотрите, все начинается с Петра. Ну, продолжим, про матушку Екатерину и ее связях с Мальтой.
   Ей удалось держать на Мальте своего постоянного представителя. Когда Екатерина предприняла путешествие в Крым, туда ей от великого магистра был прислан букет из искусственных цветов, сделанных из серебра, золота и драгоценных камней с натуральной пальмовой ветвью в середине, как символом ее нетленных побед и золотая табакерка с портретом великого магистра. В качестве ответного подарка Екатерина послала на Мальту свой парадный портрет в полный рост работы Левицкого, который до сих пор украшает дворец Великого Магистра. Тогда же на службу в Россию был приглашен граф Джулио Литта.Таким образом к временам Павла уже существовало много нитей, связующих мальтийское рыцарство и российский престол. Во времена Екатерины начались брожения во Франции, потом французская революция и казнь Людовика Шестнадцатого и Марии-Антуанетты, что потрясло Екатерину до глубины души. Началось бегство французской аристократии из Франции, в том числе и в Россию. Екатерина во всем помогала Ордену в трудные для него эти времена, ибо Орден потерял многое из того, чем владел во Франции, в частности помогла решить проблему Волынского приорства.Все вопросы в отношении Ордена после смерти Екатерины перешли к Павлу. В течение ряда лет император Павел лелеял мысль сгруппировать вокруг Мальтийского ордена все духовные и военные силы Европы, без различия национальности и вероисповедания, чтобы подавить движение, которое угрожало не только "престолам и алтарям", но также всему существующему порядку в мире.
   Когда постановление конвента лишило Орден его владений во Франции, мальтийские кавалеры в числе французских дворян стали прибывать в Россию. В 1797 году император Павел I принял на себя обязанности протектора Мальтийского ордена. Это звание налагало на него известные обязанности по отношению Ордена, особенно когда в июне следующего года молодой французский генерал Бонапарт захватил Мальту. Французы выслали русского посланника и объявили жителям острова, что всякий русский корабль, появившийся у их берегов, будет немедленно потоплен. Император Павел был глубоко возмущен подобным поступком французов. Не прошло и двух месяцев после захвата Мальты генералом Бонапартом, как русская эскадра адмирала Ушакова совместно с турецким флотом приняла участие в действиях против Франции в Средиземном море. Захватив Ионические острова, русские готовились уже овладеть Мальтой, но англичане предупредили их. Нежелание Великобритании вернуть остров Ордену, не дало возможности дальнейшим событиям завершиться в благоприятном для него направлении.Осенью этого же года совершилось важное событие, окончательно привязавшее императора Павла к Ордену: сановники и кавалеры Российского Приорства, собравшись в Санкт-Петербурге, торжественным актом от 15 августа 1798 года признали великого магистра Ордена фон-Гомпеша виновным в сдаче острова Мальты французам, объявили его низложенным и просили Царя-Протектора принять Мальтийский орден в свое державство. 29 ноября того же года, в торжественной обстановке, император Павел возложил на себя знаки нового сана: белый мальтийский крест, рыцарскую мантию, корону и меч, осуществив таким образом, личную унию ордена с Российской империей. К императорскому титулу повелено было прибавишь слова: -- "Великого Магистра Ордена св. Иоанна Иерусалимского", а в государственном гербе на грудь орла возложен был мальтийский крест, существовавший здесь в течение двух с половиной лет. Сохранилось несколько портретов Павла I, где он представлен на фоне символов крестоносцев. На одном из этих портретов изображены всевидящее око в шестиугольной звезде, молоток, кирка, статуя богини Астреи, на шее у Павла - золотой треугольник на голубой ленте. Мальтийцы, ведущие свой род от иоаннитов и храмовников, -- рыцарей-монахов, ставили своей целью дела помощи ближним, но вместе с тем и с оружием в руках защищали христианский мир от неверных. Преемник Павла I, император Александр I, лично отклонил от себя управление Орденом, тем не менее не отказал ему в дальнейшей защите. Он принял на себя обязанности протектора Ордена. Связь России с Мальтийским орденом не прекратилась. Русские Императоры и члены Императорского Дома продолжали быть кавалерами большого креста Ордена. Связь эта утверждалась также тем, что в России остались величайшие святыни Ордена, на сохранении которых, при сдаче острова Мальты единственно настаивал великий магистр фон-Гомпеш. Святыни эти: частица Животворящего Креста Господня, десница св. Иоанна Крестителя и чудотворный образ Божьей Матери Филермской. Эти реликвии были перевезены в Россию, где первоначально хранились в церкви мальтийского капитула в здании, превращенном впоследствии в Пажеский корпус, а затем в церкви Зимнего дворца, в Санкт-Петербурге. В дни памяти св. Иоанна Крестителя эти святыни выносились в торжественной церковной процессии на поклонение верующим. Я полагаю, что я ничего не перепутал в своем рассказе, но так как Василий Осипович кивает головой, стало быть все верно.
   Все, напряженно слушавшие Георгия Михайловича, перевели дух. История оказалась и вправду захватывающая. Кое-что было известно, но последовательный рассказ со всеми подробностями произвел странное впечатление. Особенно здесь, этом маленьком местечке, в горах, можно сказать вдали от цивилизации. В это трудно было поверить, но многое уже подтверждалось.И главным доказательством тому служил сверток в холсте на столе перед ними.
   Как-то не сговариваясь после рассказа Георгия Михайловича все стали смотреть на стол, на холщевый сверток, как бы ожидая, что продолжение рассказа уже заключено в нем.Василий Осипович посмотрел на Ника:
   - Николай Александрович, вам принадлежит право развернуть его.
   Ник пододвинул кресло поближе, надел нитяные перчатки и стал осторожно разворачивать холст, внутри которого оказался другой сверток, из грязной ветоши. Ник принялся за него, движения его рук стали медленными и осторожными. Ник помнил со слов Ивана Александровича, что кроме книг там могут быть еще и обрывки бумаг и пергамента. Так оно и оказалось. Первой на глаза Нику попался кусок плотной бумаги, видимо ее Иван Александрович счел пергаментом, плохо выделанной, на вид довольно старой. На бумаге был план крепости с отмеченной на нем нишей, где хранились книги.
   Вставший за его спиной Георгий Михайлович задумчиво сказал:
   - По виду бумаги можно предположить, что эта карта не так уж стара. Скорее всего, начало 19 века.
   Ключевский, внимательно разглядывавший карту, которую Ник держал в руках ,достал из кармана лупу. Покачав головой, он произнес:
   - Несомненно, карта не старая. У меня есть версия.
   - Пожалуйте, Василий Осипович, - живо отозвался Георгий Михайлович.
   - Я полагаю, что эта карта была сделана на обрывке бумаги тогда, когда шел штурм Ахалцихской крепости Паскевичем. Известно, что из крепости вышли несколько человек и что-то унесли. Скорее всего это и были наиболее ценные рукописи из Ахалцихской библиотеки. Кстати, Паскевич охотился за древними манускриптами очень рьяно, он вывез древние рукописи из Ардебиля и из Эривани. Возвращаясь к нашим местам, полагаю, что когда манускрипты прятали в замке Тамары, тогда наспех и сделали карту этого места. Представляю, какая за ней шла охота!
   Тут до сих пор молчавший Александр Михайлович оживился:
   - Ну, просто тайны Монсегюра. До сих пор все гадают, что за сокровища были вынесены катарами из Монсегюра. Может, тоже книги? Известно, что много-то унести "совершенные" с собой не могли.
   - А вот еще обрывок какого-то листа, он почти весь обгорел. Ну, это скорее всего старофранцузский, но лист так испорчен, что вряд ли можно что-нибудь разобрать.Но попробовать можно, - сказал Ключевский, пытаясь через лупу разобрать написанное. - Но тут что-то совсем непонятное. Почему-то речь идет об Индостане, боге Шиве и...вот тебе на... жемчужине? Я, видимо, плохо понимаю, странный набор слов, а остальное ничего не понять.
   Ключевский был задумчив.Ник взглянул на него и вдруг понял, что Василий Осипович пытается сообразить, нет ли тут связи. Он даже внутренне похолодел. "Не может быть!"- промелькнуло у него в голове. Он переглянулся с Аполлинарием. У того тоже был ошарашенный вид. Видимо, эта картина, когда перед самым началом окончательного штурма Ахалциха тайно несколько человек, рискуя своей жизнью, вынесли что-то из крепости, очень была похожа на то, как при осаде Монсегюра четверо "совершенных" тайно покинули крепость и унесли из Монсегюра сверток, в котором, как признался под пыткой комендант крепости Монсегюр Арно-Роже де Мирпуа, были унесены все сокровища катаров.А что катары считали сокровищами, вот в чем загадка, над который уже несколько веков бьются многие светлые головы. И что было в обгоревшем листе? Индостан, бог Шива, жемчужина... И больше нельзя разобрать ни одного слова.
   И тут все услышали голос до сих пор молчавшего Георгия Александровича.
   - Давайте смотреть дальше, что в свертке, - с горящими от нетерпения глазами сказал он. - Вдруг разгадка уже близка.
   Ник кивнул головой. Все уже были так увлечены, что забыли, кто из них кто. Уже потом Ник вспомнил, что он весьма невежливо кивнул тогда, вместо того, чтобы ответить не просто великому князю, но наследнику-цесаревичу.
   Он продолжил исследование свертка. Нетерпение всех было столь велико, что из трех рукописей, находившихся в свертке, он сразу достал ту, которая была переплетена в телячью кожу. По-видимому Иван Александрович забыл предупредить его. Из телячьей кожи был сделан только футляр. А в нем лежал переплетенный в превосходный сафьян сам манускрипт. Ник с величайшей осторожностью раскрыл его. Все сгрудились над столом, уже забыв обо всем на свете.
   Ник осторожно перевернул обложку. Внутри были несколько очень плотных листов бумаги, как потом сказал Георгий Михайлович, несомненно 16 век. Они были вплетены в книгу на кожаных шнурках таким образом, что осторожно потянув за шнурки, можно было вытащить из корешка все листы на несколько сантиметров.
   - Очевидно, - сказал Георгий Михайлович,- что это и есть и шифр, и дешифратор.
   Теперь были видны и прорези в страницах. И странный текст по написанию букв похожий на латынь позднего Средневековья. Это был тот самый, знаменитый "Второй Манускрипт". Все были ошеломлены. Чувство было такое, что в комнате присутствует дух египетских фараонов и рыцарей-тамплиеров.
   - Бесценная вещь, - сказал прерывающимся от волнения голосом Василий Осипович.- Ее нельзя оставлять здесь. Она должна быть немедленно отправлена в Петербург.
   Георгий Александрович с блестящими от восторга глазами сказал, что сегодня же распорядится о создании специального отряда, который доставит "Второй Манускрипт" в Петербург.
   -А сегодня,- прибавил он, - мы усилим охрану дворца, а манускрипт поручим Сандро и Гоге.
   Те дружно закивали головами.
   - Ну что ж, - сказал Ключевский, - ключ у нас в руках. Теперь дело за тем, к чему этот ключ, что за тайны связаны с ним?
   - Возможно, мы сможем что-то выяснить в Тифлисе, - сказал Ник, - у йезидского шейха. Может быть, что-то прояснит ахалцыхский ага. Ведь недаром за этой рукописьью, за ключом, шла такая бешеная охота. Но ведь остается еще загадка, связанная с обрывком, на котором слова "Индостан, Шива, жемчужина". Интуиция мне подсказывает, что здесь должна быть взаимосвязь.
   В этой комнате все забыли о времени. Но в этот момент настенные часы стали звонко бить девять.Ник вспомнил о просьбе Ключевского не засиживаться позднее девяти.
   Он стал подниматься с кресла, за ним Аполлинарий и все остальные. Прощание немного затянулось, все крепко жали друг другу руки. На лужайку перед дворцом провожать Ника и Аполлинария вышли все. Коляска уже ждала и помахав на прощание, Ник и Аполлинарий отправились в свою гостиницу.
   По дороге Аполлинарий тихо сказал Нику, что погибшие на Скалах Куртэне и Виктор похоронены на гребне горы Канобили неподалеку от развилки дороги.
   - Если вы, Ник, обратили внимание, - говорил на ухо Нику Аполлинарий, - там такая круглая полянка, откуда уходит дорога к замку Тамары, там еще цвели гиацинты и незабудки. Там их и похоронили. На сей раз пристав действовал быстро и толково. Жаль мне Ивана Александровича, да что ж делать. Странная судьба у его брата.
   - Да, - задумчиво ответил Ник, - если подумать, два брата, все благополучно и вдруг такие крутые зигзаги судьбы. Рок? Предопределение? Добро и зло в человеке заложено от рождения или приобретается на жизненном пути?Тут есть над чем поразмыслить. Я бывал во многих переделках в разных местах, но такую странную историю мне пришлось распутывать впервые. Слава богу, Аполлинарий, что он послал мне вас. Во всех смыслах я благодарен, и в профессиональном, и человеческом. Вы оказались не только коллегой, но и другом.
   - Спасибо, Ник, - ответил тронутый словами Ника Аполлинарий. - Со своей стороны могу сказать, что я счастлив был встретить такого человека, как вы, польщен тем, что вы считаете меня другом и благодарен за такую честь.
   - Да, я все хотел вас спросить Аполлинарий, о вашем имени,- сказал Ник, - делаю это теперь на правах друга.
   Аполлинарий засмеялся.
   - Ценю вашу деликатность, Ник. Обычно меня об этом спрашивают в первые же минуты знакомства. Так вот, мой батюшка увлекался историей христианства. И в день моего рождения он как раз разыскал сведения о деяниях христианского епископа Аполлинария времен Марка Аврелия.
   - А, вот как, замечательно!- воскликнул Ник. - Ну, а я назван более распространенным именем. Родился я в Брюсселе, вернее под Брюсселем, в чудесном местечке под названием Уккле, в день Святого Николая - Сент-Николя. Видите, как нас судьба свела. Я полагаю, что неспроста считают, что имена вовсе не случайно даются, тут есть божий промысел.
   - А как вы попали в Россию? - спросил Аполлинарий.
   - Ну, это все просто. Как и часть Европы, бежавшая вначале от французской революции, а затем от нашествия Наполеона. Мои предки бежали от Наполеона, ибо были потомками тамплиеров и мальтийскими рыцарями. Кто-то вернулся, оставив след в истории России, как например, дюк Ришелье, без которого не было бы новороссийского края, ну, а многие остались. В том числе и некоторые наши новые знакомые последнего времени.
   Тут они доехали до гостиницы и снова вернулись к своим обычным делам, ибо у хозяйки, степенно попивая чай, их ждал пристав, чтобы узнать, ничего ли не надо на завтрашний день. Так как все дела были окончены, они решили, что завтра с утра могут возвращаться в Тифлис и велели приставу обеспечить им экипаж.
   Предвкушая спокойный сон, Ник сел в кресло, чтобы немного переосмыслить все недавно происшедшее. Машинально он вынул из кармана коробочку с кольцом, покрутил его и надел на палец. Черный камень, тускло светившийся отраженным светом, привлекал взгляд и завораживал. Ник засмотрелся на него и не заметил, как уснул в кресле. И, то ли под действием действием камня, то ли от пережитого за день, но Нику приснился удивительный сон. Дело происходило в Англии, в XVI веке...

Глава 30

   В конце весны 1582 года над Европой повисла комета.Она хорошо была видна в Лондоне и обеспокоенная королева Елизавета послала за своим придворным астрологом Джоном Ди.Королевский посыльный долго стучал молотком в дубовую дверь дома придворного астролога, пока за дверью не раздались шаркающие шаги и старая ведьма, экономка астролога, в чепце, из-под которого свисали седые космы, в накинутой на ночную кофту шали грозно не высунула нос в дверное оконце.
   - Чего надо?- хрипло спросила она.
   Звонким голосом посыльный передал приказ королевы и умчался в ночь.Джон Ди все слышал. Он не ложился в эту ночь, а лихорадочно работал, оканчивая дело, которое он считал делом всей своей жизни. Он оканчивал работу над сложным шифром, которым зашифровал древний манускрипт и панически боялся, что кто-нибудь увидит его за этой работой прежде, чем он ее окончит.
   - Пошлите за Эдвардом Келли, - крикнул он,- я пока переоденусь.
   Ворча экономка пошла будить слугу. Джон Ди быстро переоделся в костюм, который считал придворным.Он посмотрелся в высокое венецианское зеркало, которым очень гордился. Высокий , костлявый, в плаще с широкими рукавами и разрезами, он все же не был лишен мужской притягательности в свои пятьдесят шесть лет. Осторожно он вынул из потайного ящика в стене свой магический кристал, "черное зеркало", которое приобрел у древнего венецианского еврея. Еврей утверждал, что этому "зеркалу" нет цены, что он сам купил его у семьи старого арабского колдуна где-то недалеко от пустыни Вабар. "Черное зеркало" и вправду было прекрасным.Отполированное до зеркального блеска, оно делала всех, глядевшихся в него, таинственными, загадочными. Джон Ди еще раз взглянув на зеркало и подивился древнему мастерству.
   - И чему же я удивляюсь, - бормотал он, укладывая зеркало в специальную кожаную сумку, которую носил под камзолом.- Чему? Они были гениальны, да, а я разве не гений?То, что делаю я, здесь, в этом доме, в глубокой тайне, может потрясти устои мира, свергать владык с их тронов, опустошать земли. О, я гений! Я тайный гений и это еще страшнее!
   Но гению надо было торопиться, ибо земные владыки не дают себе труда разбираться в гениальности или безумии своих подданных.И Джон Ди торопливо спустился по лестнице. Ежась от ночной сырости, на улице уже ждал его мрачный Эдвард Келли, кутаясь в плащ, с надвинутой глубоко черной шапочке, которую он носил так, что никогда не были видны его уши. О нем ходили слухи, что уши ему отрезали за какие-то его прегрешения в далекой молодости на пиратском корабле. Ну, такие вещи не возбранялись, пиратство было в моде во времена королевы-девственницы. На самом деле все обстояло значительно хуже, у Келли ушей не было от рождения, только слуховые отверстия, обросшие мерзкими черными волосами. Такому типу была прямая дорога на костер.Поэтому Келли и держал свои псевдо-уши под глубоко надвинутой черной шапочкой. Еще одной странностью Келли была его любовь к собственным портретам, которые он заказывал один за другим, как только у него заводились деньги. Но от художника он требовал, чтобы тот изображал его с ушами. Уж как бедняги ухищрялись, изображая ниспадающие локоны, которые должны были прикрывать несуществующие уши. Джон Ди, искоса поглядывая на вышагивающего рядом с ним Келли, искренне удивлялся самому себе и своему такому странному выбору соратника. " Не иначе, сам дьявол подсунул мне Келли," - думал он.- "Ну и пусть, но я должен терпеть. Этот Келли все время что-то мудрит, пусть мудрит. Другого мне не найти, этого я уже раскусил.Только пусть не лезет ко мне, когда я вожусь с манускриптом. Еще неделя и я кончу.И тогда дам пинка под зад этому проходимцу, а пока он мне нужен, ох , как нужен.Не нравится мне, что он липнет к Джейн. И все твердит, что мне нужен наследник духа. А вот в этом он прав. Ну, что ж делать, если Джейн моложе меня на тридцать лет.А наследник нужен. Проклятый шпион!Все же получит кукиш!Пусть думает, что угодно. Пусть докладывает обо мне все, что хочет. А вожу его за нос я. Хоть он и спит с моей Джейн, да и я хоть и стар, а его благоверная визжит в моей постели как завзятая шлюха".
   В этих раздумьях Джон Ди со своим мрачным спутником дошел до королевского замка. У ворот, приплясывая от нетерпения, его ждал почему-то не кто иной, как капитан Уолтер Рэли, о котором ходили упорные слухи, что он был фаворитом королевы-девственницы. Бросив на обоих пришедших подозрительный взгляд, так как будто это не он, а они были знаменитыми пиратами, капитан повел их в покои королевы.
   Королева давала аудиенцию своему астрологу стоя у окна и тревожно всматриваясь в клочья тумана, среди которых время от времени выныривала комета с огромным и кривым, как лезвие ятагана, хвостом.На ней было платье из золотой парчи с воздушным плоеным воротником и в ее волосах поблескивали жемчужные нити.Она велела жестом капитану оставаться поодаль, а сама стала шептаться со своим астрологом, который уже достал свой магический кристалл, "черное зеркало", и что-то внушал королеве. Судя по ее довольному выражению лица, прорицания астролога ее вполне устраивали, а брошенный ею благосклонный взгляд в сторону капитана Уолтера Рэли говорил о том, что они устроят и капитана.
   Так же торжественно, как и прибыли, Джон Ди и Эдвард Келли удалились из дворца.
   На обратном пути Джон Ди снова был занят мыслями о том, как бы избавиться от своего спутника до утра. Но Келли как будто почувствовал, что происходит нечто, куда ему необходимо сунуть нос и мрачно сообщил Джону Ди, что рассвет уже приближается и ему можно не возвращаясь домой, а остаться у Джона Ди.
   - Надеюсь, у вас найдется лишняя чашка чаю с ромом, - так же мрачно заключил он.
   Джон Ди тоскливо подумал, что ему уже не избавиться от Келли, что пропала целая ночь, ну не совсем пропала, потому что благосклонность королевы и особенно капитана Уолтера Рэли стоят не так уж дешево, но его собственные дела задерживаются. Но он, как всегда в присутствии Келли попадая под его влияние, как-то даже суетливо успокоил его, сообщив что и чай, и кекс , наверное, уже будут их ждать. Они оба не заметили, что почти от королевского дворца за ними следует какая-то тень, человек, одетый во все черное, с надвинутой низко на лоб шляпой, так что лица его почти не было видно. Джон Ди постучал молотком в дверь, пропустил вперед Келли, и немного задержался у дверей. Человек, шедший за ними, проскользнул ближе и, нервно оглянувшись по стороном, Джон Ди шепнул ему: "Ровно через неделю и ни днем позже". Человек растворился в утреннем тумане, а Джон Ди, торжественно задрав голову, стал подниматься по лестнице, внутренне торжествуя, что снова смог обойти своего партнера.
   Ровно через неделю, дождливой и туманной ночью, в полночь, Джон Ди осторожно, стараясь никого не разбудить в доме, спускался по лестнице. В одной руке он держал свечу, а другой придерживал полу фланелевой рубахи, под которой был спрятан манускрипт и ключ к нему. Глухо били часы, когда он открыл дверь на улицу. Тут же к нему метнулась тень.Продолжая прижимать к себе манускрипт, задув свечу и опустив ее на перила лестницы, где была маленькая площадка специально для того, что оставлять на ней подсвечник или фонарь, Джон Ди протянул закутанному в плащ человеку с почти невидимым лицом левую руку. Тот в свою очередь протянул свою. Джон Ди осторожно ощупал его пальцы и особенного средний палец. Обнаружив на нем перстень, такой же , какой был у него самого на том же пальце левой руки, который он надел, вынув его из потайного ящика рабочего стола в последний момент, Джон Ди успокоился. В свою очередь и незнакомец проделал то же самое. Потом они сжали друг другу руки таким образом, что перстни обоих на секунду как будто соприкоснулись друг с другом. На какие-то доли мгновения Джону Ди почудилось, что между камнями перстней пробежал легкий голубой огонек, что-то вроде слабой молнии.
   - Слово кольца, - прошептал Джон Ди.
   Незнакомец пробормотал какие-то странные слова. Услышав ответ, Джон Ди кивнул головой, вытащил сверток из-под рубахи и отдал его. Человек исчез также, как и появился. Джон Ди, довольный и даже счастливый, вернулся к себе, потоптался немного возле стола, за которым было проведено столько бессонных ночей, почему-то взмахнул руками и направился в спальню к жене.
   Приоткрыв дверь, он почувствовал привычный запах вербены. Он стал осторожно пристраиваться на край постели.
   - Джон, - услышал он тихий голос жены, - нам удалось, у нас будет ребенок. Теперь гони его в шею.
   Джон Ди, переполненный счастьем, был в эту ночь осторожен как никогда. Теперь он мог думать о приглашении императора Рудольфа, о всех тайных зеркалах на свете, о всех говорящих ангелах. Он это сделал, у него получилось.
   Всю ночь сквозь непогоду мчалась черная карета по направлению к Ла-Маншу. В ней стиснув зубы сидел мужчина, державший на коленях сумку из крокодиловой кожи с манускриптами. Двое вооруженных до зубов молодых мужчин напряженно сидели по обе стороны от него. В порту их ждал небольшой парусник. Все трое, закутанные в плащи, перебрались из кареты на парусник, который немедленно отчалил.Только в открытом море, поняв, что погони нет, человек, сжимавший сумку, смог немного расслабиться. Он знал, что на другом берегу Ла-Манша его ждут с нетерпением.
   Ник вздрогнул и проснулся. Рассветало. Небо уже немного посветлело, хотя еще горели яркие звезды. Начинался еще один день из череды странных дней.

Глава 31

   Экипаж стоял у гостиницы. Чтобы как можно быстрее добраться до Тифлиса, Ник и Аполлинарий выехали, как только забрезжил рассвет.Они велели кучеру нигде не останавливаться, но у моста возле Арали на их пути стояла какая-то кучка людей.
   -Это еще что такое!- воскликнул Ник, помня их приключение по дороге в Абастуман.
   - Те же действующие лица, но в другом амплуа!- бодро отозвался Аполлинарий. Экипаж остановился. Ник увидел Анзора с сыновьями, что ему было приятно, и жену Анзора, смущенно прятавшую лицо под платком.
   Анзор деловито втащил в экипаж корзинку, полную какой-то снеди.
   - Это она всю ночь делала, - сказал он, кивнув подбородком на свою половину. Та засмущалась еще больше и стала прятаться за спиной мужа. "Надо же, какая перемена, - подумал Ник,- просто укрощение строптивой". Поблагодарив анзоровское семейство, Ник и Аполлинарий двинулись дальше. А семейство еще долго стояло на дороге, глядя вслед уезжающему экипажу.
   - Профессор Ключевский устроил Анзора в отряд к Омару, в личную охрану императрицы. А мальчиков отправляют учиться в Тифлис на казенный кошт в коммерческое училище. В награду за их участие в нашем предприятии. Вот так то. А то в разбойники! А все женщины, женщины... - проворчал Аполлинарий. Глядя на его недовольное лицо, Ник рассмеялся.
   Тем временем экипаж добрался до Ахалциха. И снова, как и по дороге в Абастумани, они отправились с визитом к аге.
   - А я вас ждал, - приветствовал их ага, и добавил, - и ждал с нетерпением. Садитесь и рассказывайте.
   Роль рассказчика, как старого знакомого аги, была предоставлена Аполлинарию. Он постарался связно вкратце изложить все события, сделав упор на то, что было найдено в "замкеТамары".
   Ага слушал очень внимательно, подперев голову рукой и вот только теперь, предупрежденный Аполлинарием, Ник увидел у него на руке замысловатый серебряный браслет.
   - Все же в этой истории многое остается непонятным, - сказал Аполлинарий, кончая свой рассказ.
   - Отчего же, как раз, мне кажется, многое прояснилось, - ответил ага, вызвав удивление Ника и Аполлинария.
   - Мне придется открыть вам некоторые тайны, - помолчав, сказал ага. - Без этого для вас ничего не прояснится. Во-первых, придется ехать в Индостан для того, чтобы, наконец, поставить точку в этой истории. Там, в Индостане, в Гоа, находится "укрытие", а Хранителем при нем - магараджа. Случилось так, что Индостан сотрясали войны. Для того, чтобы "укрытие" было сохранено, был вывезен ключ к "укрытию". Вернее, существуют два ключа. Один - это жемчужина, которая хранится у йезидов. Другой -это браслет, который вы видите на моей руке.
   С этими словами ага поднял вверх руку, обнажив запястье, на которое был плотно надет серебряный браслет.
   - Но это половина браслета. Вторая половина браслета находится в Индостане у магараджи, Хранителя. Вместе они составляют второй ключ. Именно там, в "укрытии", хранятся некоторые тайны тамплиеров. Теперь я должен вам сказать, что одним из Хранителей был я, и часть того, что было вывезено из Франции при Филиппе Красивом, попала сюда, в Ахалцихе. До меня, конечно, были другие Хранители. Мне не удалось сохранить все, что было доверено. Часть была вывезена Паскевичем, о чем я договорился с ним, как с мальтийским рыцарем, и доставлена в другое "укрытие". Но кое-что было спрятано до поры в Абастумани, но мы не знали точно, где. Карта, наспех составленная в день падения Ахалциха, была похищена. Мы тщетно искали утраченный манускрипт. Это было сложно, потому что мы боялись вывести на него другие силы. Но теперь, с вашей помощью, он попал в надежные руки. Теперь я расскажу вам, как это произошло во времена разгрома Ордена.
   Известно, что груженные подводы тайно выехали из Парижа в Ла-Рошель в ночь перед арестами тамплиеров. В те времена тамплиеры владели флотом из семнадцати кораблей, стоявших в укрепленной гавани Ла-Рошели. Никто не знал, куда ушли корабли тамплиеров с архивами и сокровищами, а они ушли в порты и в природные гавани разных стран света. Мне известно, что кроме Ахалцихе, это были Индостан и Мексика.
   Хранитель из Индостана посылал к нам "гонцов", ища ключи от "укрытия". Кстати, одним из таких "гонцов" был французский писатель, Александр Дюма. Он даже использовал личность одного из Хранителей, аббата Фариа, в своем романе "Граф Монте-Кристо". Настоящий аббат Фариа родился в Гоа, его отец был брамином и Хранителем. Потом он наследовал отцу. Возвращаясь к нашим делам, хочу сказать, что "укрытие" посещалось теми, кто наследовал тамплиерам. Крайне редко, только тогда, когда речь шла о том, что туда должны были быть отправлены какие-то секретные материалы или что-то изъято. Но это все происходило под покровом глубочайшей тайны. Найденный вами ключ к манускрипту, тому самому, составленному последний раз Джоном Ди, меняет ситуацию. Сейчас необходимо отправиться в Индию и отвезти в "укрытие" второй манускрипт, который представляет собой шифр и дешифратор. Для этого нужна и жемчужина, и браслет.
   - Но о какой жемчужине идет речь? - осторожно спросил Ник.
   - О той самой, которую носит на груди Фарханда и которую охраняют йезиды, - спокойно ответил ага.
   - А разве они отдадут жемчужину?
   - Не надо отдавать. Вы не беспокойтесь, с шейхом все обговорено. А вот браслет, браслет я сейчас передам одному из вас.
   С этими словами шейх легко снял с руки браслет, который превратился в пластинку с причудливо обработанной одной стороной.
   - Вторая часть браслета должна составить одно целое с этой, - объяснил ага, - а Хранитель знает, что делать дальше. Позвольте, я одену браслет вам на руку, - обратился он к Нику. Ник безмолвно протянул руку. - Ну, вот и все, мое служение приходит к концу. Дальше вам все объяснят в Тифлисе. Кстати, как это не покажется вам парадоксальным, между Португалией, Гоа и Грузией существует связь. В XVI веке Грузия непрестанно подвергалась разорению со стороны персидского шаха Аббаса I. Царица Кахетии, Кетеван, была захвачена им, брошена в темницу, и за отказ принять ислам подверглась жестокой казни. Ее останки были собраны португальскими отцами-миссионерами, августинцами, и затем отправлены для захоронения в Гоа, в церковь святого Августина. И это было сделано неспроста. Вы узнаете о причине позже.Тесен, тесен был мир в средние века.
   С этими словами ага встал и стал провожать их к дверям. Видно было, что он очень утомлен.
   Молча Ник и Аполлинарий вернулись в свой экипаж. В Ликани, возле Боржома, их уже поджидали, и не смотря на сопротивление, ночь они провели во дворце наместника, насладившись как видами чудесного парка, так и дивным дворцом.
   И только к середине следующего дня экипаж подъезжал к предместьям Тифлиса.
   Аполлинарию надо было явиться с докладом к своему начальству, так что его подвезли к полицейскому управлению, а Ник отправился домой.
   Экипаж остановился у подъезда.Ник только собрался позвонить, как дверь распахнулась и у него на шее повисла Лили.
   - Боже мой, как мы волновались! Какое счастье что вы живы и невредимы!
   Ник был тронут до глубины души и смущен таким порывом. "Сколько в Лили женской непосредственности!" - подумал он, осторожно обнимая девушку. Но тут послышалось почтительное покашливание и за спиной у Лили появился Петрус с высоко поднятыми бровями. Лили застеснялась.
   - Мы с Елизаветой Алексеевной будем ждать вас, - прошептала она, повернулась и побежала вверх по лестнице.
   Петрус уже доставал вещи Ника из экипажа. В том числе и корзину из Арали.
   Ник наскоро принял ванну, переоделся и просто чувствуя с каким нетерпением его ждут на третьем этаже, с юношеским пылом помчался наверх. Правда, по дороге его задержал Петрус, торжественно уложивший на блюдо дары Месхетии - деревенский душистый хлеб, замысловато испеченные хачапури и еще какие-то неведомые доселе Нику печения.
   И вот Ник уже осторожно постучал в двери квартиры Елизаветы Алексеевна. Но и стучать не надо было. Лили прислушивалась к шагам на лестнице и сразу же распахнула дверь. Увидев ее сияющие глаза, Ник почувствовал совершенно щенячий восторг, так как если бы он был безусым гимназистом. А навстречу уже спешила Елизавета Алексеевна.
   Дамы принялись усаживать Ника поудобнее.Ник обвел глазами гостиную, теперь уже по другому воспринимая все, что в ней находилось. Гармония, царившая в этой комнате, отсутствие мелких многочисленных предметов концентриовало все внимание вокруг двух наиболее притягательных центров - картины дамы на стене и огромном зеркале, в котором отражалась картина и все, находившиеся в комнате. Нику на мгновение показалось, что отражение дамы в зеркале как-будто оживает. Он тряхнул головой, чтобы отвести это наваждение. Лили, краснея и смущаясь, спросила:
   - Ник, помогли вам те рисунки, которые мы с Елизаветой Алексеевной послали вам в Абастуман?
   - Не только помогли, а они оказались решающим звеном в нашем расследовании. Но давай-те я расскажу вам о наших приключениях. И начнем с дороги в Абастуман.
   И Ник, стараясь все-таки не утомить, а развлечь дам, стал рассказывать, делая купюры в своем рассказе. Но дамы слушали так серьезно, так во время и к месту задавали вопросы, что постепенно Ник перешел к подробному и детальному рассказу.
   Когда Ник кончил свой рассказ, Елизавета Алексеевна встала, прошлась по комнате, как бы успокаиваясь. Потом она встала перед картиной так, будто спрашивала совета у дамы на портрете. Ник и Лили с удивлением следили за ней. Вдруг Елизавета Алексеевна резко повернулась.
   - Я хорошо знаю обоих Михайловичей, великих князей, - тихо начала она.- Но Георгий Михайлович, рассказывая вам о связях мальтийских рыцарей с российским императорским домом, как историк и как представитель этого дома, опустил много мелких деталей, иначе он и не мог. Как мужчина и как Романов.Но во всем этом очень большую роль сыграли женщины, которые вели закулисные интриги, влюбляли в себя и бросали мужчин и тем влияли на ход истории. И самое интересное то, что многие истории вращаются вокруг Тифлиса, Грузии, Кавказа. Давайте начнем с нас. Все мы трое связаны с крестоносцами. Ну, о себе вы все знаете или не все, но многое. Теперь я расскажу вам мою историю.Вы знакомы с Сергеем Васильевичем Бычковским, правителем канцелярии тифлисского губернатора. И Сергей Васильевич, и я, и мать Зинэ и Джафара - мы все родом из Острога, который был приоратством мальтийских рыцарей. Может быть мой рассказ покажется вам перенасыщенным скупыми сведениями, но иначе понять сегодняшние события будет трудно.
   - Ради Бога, Елизавета Алексеевна, все так непросто понять! Мы слушаем вас со вниманием!- воскликнул Ник.
   - Тогда первое отступление и обращение к графу Джулио де Литта. Граф де Литта, молодой, красивый, огромного роста, появился при дворе Екатерины, вызвав некоторое смятение в рядах петербургских красавиц.Нравы были в то время свободные и никого не смутило, что Литта дал как рыцарь мальтийского ордена обет безбрачия. Джулио Литта принадлежал к очень знатной итальянской семье. Его мать была из древнего рода Висконти, связанного родством с герцогами Сфорца. А его прапрабабушка позировала для картины Леонардо да Винчи "Мадонна с младенцем" и этой картиной в роду Литта очень дорожили. В 17 лет Литта вступил в орден Леванта и Пелопоннеса.И тут уже началась его дипломатическая и военная карьера.. В эти бурные и напряженные времена послом России в Неаполитанском королевстве был Павел Скавронский, внук императрицы Екатерины Первой, да, да, ибо та была в девичестве, как вы помните, Мартой Скавронской. Та самая Марта, которой пленился "Шереметьев благородный", а последним в очереди оказался "счастья баловень безродный, полудержавный властелин", то есть всесильный петровский фаворит Меншиков. Ну, а потом все они померкли перед личностью Петра.
   Теперь немного в сторону,и эта тропа приведет нас снова к Литта. У знаменитого фаворита Екатерины Второй, Григория Александровича Потемкина, была сестра, Елена Александровна, замужем за Василием Андреевичем Энгельгардтом. От этого брака у нее были четыре дочери, две из которых, Александра и Екатерина,были особо любимы своим дядюшкой.Он постарался их хорошо выдать замуж - одну, Александру, выдали за коронного гетмана Франциска Ксаверия Браницкого, владельца богатейших земель, претендовавшего на польскую корону, которой ему никак невозможно было раздобыть без мощной протекции со стороны Потемкина. Браницкий сорок пять лет, то есть всю свою жизнь мечтал сделаться польским королем. К 1781 году для этого стал нужен Потемкин.
   Вторую племянницу, Екатерину, Потемкин выдал за Павла Скавронского, ему были даны чины и ордена, и был он отправлен послом в Неаполитанское королевство. Бедняга Скавронский умер в 1793 году, молодая вдова вернулась в Петербург и тут впервые в жизни безумно влюбилась. В кого - увидите дальше.
   Так вот, вернемся в воды Неаполитанского залива. Там, лениво и бездумно проводила свои дни прекрасная супруга российского посла, полеживая на оттоманке, наблюдая за полетами птиц над водами залива, кутаясь дождливыми днями неаполитанской зимы в соболью шубу, которая служила ей одеялом. Иногда граф, преодолевая леность жены, вывозил ее на Капри, где она немного оживлялась, слушая рассказы о временах императора Тиберия, о его храмах на Капри, о тайнах "голубого грота". Прибыв с дипломатическим визитом к графу Скавронскому, Литта впервые увидел там Екатерину Васильевну. Графу Литта тогда было 25 лет, а ей 32. Русский ангел поразил бедного Литта в самое сердце. А она его просто не увидела, потому что ей было лень. После смерти Скавронского, Екатерина Васильевна вернулась в Петербург с двумя дочками - Екатериной и Марией.
   Там, в Петербурге она снова встретилась с графом Литта и тут уже у них случился пылкий роман. По личной просбе Павла папа Пий снял с графа обет безбрачия, который Литта давал при вступлении в орден.И граф Литта смог жениться на "прекрасном ангеле". У них не было детей и граф опекал девочек, Марию и Екатерину Скавронских, детей от первого брака Екатерины Васильевны.
   А у Екатерины Скавронский случился роман с сыном графа Палена, Павлом, блестящим офицером. Батюшка его, Петр Алексеевич Пален, как вы знаете, будучи приближенным к Павлу, участвовал затем в его убийстве. Император Павел не церемонился со своими подданными, как известно, он мог прилюдно ударить заслуженного генерала, как это случилось с Яшвилем, или отправить боевого офицера под шпицрутены, и по капризному решению императора Екатерина Павловна Скавронская была выдана за князя Петра Ивановича Багратиона, будущего героя 12-го года, внука грузинского царевича Александра Багратиона. Князь долго не женился, а придворные сплетники донесли императору, что его герой и любимец безнадежно влюблен в 18-летнюю графиню Екатерину Скавронскую. Павел любил устраивать свадьбы придворных и охотно посвящал этому делу полчаса после обеда или перед ужином. Екатерина Павловна была замечательно хороша собой, характер и красоту она унаследовала от своей матушки, Екатерины Васильевны Энгельгардт, которая приходилась племянницей и одновременно была возлюбленной светлейшего князя Потемкина.Как и ее старшая сестрица, Александра Васильевна. Да, веселые были времена! Так вот, император послал за матушкой и в 1800 году в Гатчине была сыграна свадьба.
   - Кажется, у брата Петра Багратиона дом где-то возле дворца наместника?- спросила Лили.
   - Да, совершенно верно,- подтвердила Елизавета Алексеевна. - Ну, слушайте дальше. Разбитое сердце молодого графа Палена было утешено сестрой Екатерины, Марией Павловной, на которой вскоре он тайно женился. Брак этот был недолговечен.
   Екатерина Павловна, маленькая близорукая красавица, сводила с ума мужчин. Большую часть своей жизни она провела в путешествиях и напрасно муж молил ее о возвращении в Россию. В Дрездене ею увлекся Людвиг Баварский.Позже она осела в Вене.Она влюбила в себя австрийского канцлера Меттерниха, стала его любовницей и родила ему ребенка. Екатерина Павловна Багратион ненавидела императора Наполеона.И именно она уговорила Меттерниха согласиться на вступление Австрии в антинаполеоновскую коалицию.
   Ну вот, во время Бородинской битвы Багратион был смертельно ранен и умер через 16 дней. Тут вдруг всплыла еще одна тайна. В Багратиона, от которого жена бегала по всей Европе, была влюблена дочь императора Павла, тоже Екатерина Павловна, редкая красавица, родная сестра императора Александра Первого, победителя Наполеона. К ней в свое время сватался Наполеон, и император был не проив этого союза, но Екатерина Павловна, поддерживаемая своей матушкой, категорически отвергла этот брак. В бумагах Багратиона после его смерти были найдены пылкие письма великой княжны. А сама княгиня Багратион была интимным другом императора.
   - Надо же, как все спутано!- воскликнула Лили.
   -Но вернемся к Александре Васильевне, - продолжала Елизавета Алексеевна. -Она была выдана своим всесильным дядюшкой на следующий день после свадьбы сестры за коронного польского гетмана генерала-аншефа графа Франциска Ксаверия или Ксаверия Петровича, на российский лад, Браницкого.Вы помните девичью фамилию супруги графа Михаила Семеновича Воронцова, Елизаветы Ксаверьевны? Так вот, Елизавета Ксаверьевна была пятым ребенком и третьей дочерью супругов Браницких.
   Вы не запутались во всех этих хитросплетениях? Ну что ж, такова была жизнь.Теперь же начинается самое главное. Когда граф Воронцов был назначен наместником на Кавказе, а это случилось в 1844 году после того, как он показал себя блестящим Бессарабским и Новороссийским наместником, и стал переезжать из Одессы в Тифлис, за ним и Елизаветой Ксаверьевной потянулись бесконечные вереницы аристократов и простолюдинов, его родственников,ее родственников, близких ему людей, чиновников, которых он забрал с собой, инженеров, архитекторов, актеров. Все те, о которых я вам рассказывала, или близкие им, на долгое или короткое время оказывались в Тифлисе. В том числе и мои родители, связанные родством с Браницкими, Радзивиллами и Любомирскими. Так и мои родители оказались в Тифлисе.
   В 15 лет я была выдана замуж. Но так говорить было бы неверно.Все было по моей и только по моей воле. Как-то однажды в Остроге к нам в дом приехал друг детства моего отца, старый польский рыцарь, как будто бы сошедший со страниц романов Генриха Сенкевича. Это был польский граф Вацлав Оссолинський, тайный советник Российской империи, кавалер ордена св. Владимира первой степени, рыцарь Мальтийского ордена. Он был среднего роста, с красивой коротко подстриженной бородой каштанового цвета, в которой сильно серебрилась седина, коротко подстрижен, не по обычаю того времени и c совершенно седой головой. Его серые глаза могли становиться стальными, но обычно взгляд его был мягок. Граф был настолько необыкновенным человеком, что я влюбилась в него со всем пылом молодости. До того, как я встретила графа, я была совсем ребенком и не интересовалась мужчинами. Не буду рассказывать, какие пришлось мне преодолеть препятствия, но я вышла замуж за графа. А главным препятствием было то, что он был старше меня на пятьдесят лет. И он понимал то, чего не могла понять я по молодости. Горячо любившие меня родители не смогли отговорить меня, да и не хотели обидеть самолюбивого графа. Граф накануне свадьбы сказал мне, что он связан обязательствами по отношению к Ордену. Я по молодости лет не могла представить себе, какие обязанности выполняет граф, а он потребовал от меня полного вхождения в его дела. Я дала ему клятву хранить его тайны и помогать ему во всем. Тогда, в юности все это мне казалось просто игрой. Но когда спустя три года граф пустил себе в висок серебряную пулю, которую сам отлил из серебряной рюмки, я оказалась связанной своими клятвами и мне пришлось выполнять его обязанности по отношению к ордену. Вы же понимаете, что серебряная пуля была неспроста, так делали, когда хотели убить в себе дьявола. Почему он так поступил - это осталось тайной. Я не замечала никаких его связей с потусторонними силами. Мой отец, тоже рыцарь мальтийского ордена, помогал мне во всем. Заботы Ордена заставили меня переехать в Тифлис. Я помню Тифлис во время его бурного строительства и расцвета времен наместников Воронцова и Барятинского.
   - Замечательные, наверное, были времена, - мечтательно сказала Лили. - Ой, Елизавета Алексеевна, простите, я снова перебила вас.
   - Ничего, я немного передохну, - сказала Елизавета Алексеевна. - Ну, продолжим. Надо сказать, что я подолгу жила вне Тифлиса. И много ездила как по Европе, так и по Востоку. 20 лет тому назад опять же по делам Ордена я отправилась в Индию, в Бомбей, где повстречала теперь такую известную Елену Петровну Блаватскую, которая была мне знакома по Тифлису. По отцу она происходила от владетельных Мекленбургских князей Ган фон Роттенштейн-Ган. Со стороны матери - прабабушка Елены Петровны была урожденная Бандре-дю-Плесси - внучка эмигранта-гугенота, вынужденного покинуть Францию вследствие религиозных гонений. Она, большой знаток Востока, рассказала мне о йезидах и о влиянии их религиозного учения на Европу.Потом мы вместе с ней съездили на Малабарское побережье,где она познакомила меня с удивительным человеком, как по внешности, так и по внутреннему содержанию.
   Это настолько удивительная история, что я должна вам ее рассказать. Некий фламандец из знатной семьи был по делам службы в Индостане.Вы знаете, там, на Малабарском побережьи, где находится португальская Гоа, есть и голландские поселения. Там дела свели его с магараджей, у которого была красавица дочь. Надо сказать, что фламандцы очень романтичны. Он без памяти влюбился в дочь магараджи, весьма капризную и своенравную, которая ничего на свете не боялась, охотилась на тигров со слонов, предпринимала поездки по всему Индостану. Она ответила полной взаимностью пылкому влюбленному и потребовала от своего отца разрешения на этот брак. Магараджа, обожавший свою дочь и знавший, что ей нельзя перечить, согласился. Шли приготовления к свадьбе, но влюбленные не желали ждать.Никто не знал, что она уже ждала ребенка от своего возлюбленного. Так как свадьба была близка, то они решили это скрыть. Накануне свадьбы была устроена пышная охота на тигров, и точь в точь так, как это бывало и в Европе, нежелательный жених трагически погиб на этой охоте.Убитая горем девушка открылась отцу и тот тайно отправил ее в один из индуистских храмов, где она находилась под хорошим присмотром. Когда родился ребенок, брамины были потрясены. Был отправлен гонец к магарадже с известием о том, что его дочь родила бога. Младенец родился необычайно волосатым, все его тело, за исключением кистей рук и ступней ног, было покрыто длинными волосами. Было сочтено, что младенец является воплощением бога Ханумана.
   Дочь магараджи оказалась просто бешеной матерью. Всю свою жизнь, каждую минуту она посвятила своему ребенку. Несметные сокровища магараджи, воспитание, которое было дано этому, правда, необыкновенно одаренному, сделали из него удивительного человека. Слава об индийском принце необычайной внешности и острого ума разошлась по всему Индостану. Кто только не приезжал к нему во дворец, можно сказать, что там перебывали все представители самых знатных фамилий Европы и Востока. Побывали у него и рыцари с острова Мальты.
   О чем они беседовали с ним, какие секреты его происхождения были ему открыты, это тайна, но прожили они у него довольно долго. После того, как мальтийские рыцари отбыли, принц удалился от мира, перестал принимать кого бы то ни было и только редкие избранные лица могли получить у него аудиенцию. Его теперь почти нельзя было встретить в его многочисленных дворцах. Встречи с ним происходили под покровом тайны и в самых необычайных местах.
   Ник вскочил и стал быстро ходить по комнате. Рассказ Елизаветы Алексеевны вдруг стал не просто интересным. Кажется, он может кое-что прояснить.
   Лили и Елизавета Алексеевна с удивлением смотрели, как Ник метнулся по комнате. Но тут он взял себя в руки, сел в кресло и попросил:
   - Пожалуйста, продолжайте, Елизавета Алексеевна.
   - Да, конечно, - кивнула она и продолжила:
   - К принцу мы добирались не просто. Вначале это была поездка в паланкинах, потом верхом, а последнюю часть пути нам пришлось идти пешком, с проводниками, каждый из которых вел нас только свою часть пути. Наконец, мы добрались до развалин индуистского храма. Внутрь нас повел еще один проводник, видимо, брамин.
   И где-то в недрах этого храма было устроено потайное жилище принца, очень простое, но со всем, что нужно для жизни цивилизованному человеку. И там нас встретил принц.
   Я была поражена его внешностью. Белые одежды, в которые он был одет, нет, надо сказать облачен, подчеркивали его необычайную волосатость. Но его глаза! Никогда в жизни я не видела таких красивых и выразительных глаз. В них светилось такое благородство, такой ум! Принц пригласил нас сесть. Елена Петровна и принц, видимо, были знакомы давно. Они начали разговор, который был построен таким образом, чтобы дать мне вначале освоиться, потом вникнуть в разговор, а потом и самой принять в нем участие.
   Они беседовали об особенностях той или другой религии, о зороастризме, о верованиях йезидов, потом перешли на современные религии Европы и Востока и тогда я впервые услышала о "черном легионе". Да, я рассказывала о том впечатлении, которое произвел на меня принц. И сейчас, сию секунду, я вспомнила еще об одной детали, Ник, слушайте, я вспомнила, что у него на безымянном пальце левой руки был перстень, такой же, какой подарил вам шейх!
   - Елизавета Алексеевна, все, что вы рассказываете, очень важно! Я весь внимание! - Ник вскочил на ноги и снова сел в кресло. Лили, вытянувшись как струна, старалась не пропустить ни слова из этого рассказа.
   Принц рассказал о "Черном легионе", людях, стоящих вне закона, которые охотятся за тайнами и сокровищами тамплиеров. Идет охота. Перед убийствами не останавливаются, количество жертв не имеет значения.
   - Так, - задумчиво сказал Ник, - вот мы и возвращаемся к началу. Ведь моему приезду в Тифлис и предшествовали странные убийства, так и не раскрытые. Кому-то понадобились эти убийства, из-за которых я приехал в Тифлис. Полагаю, что по следам манускрипта шли сразу несколько групп, в том числе и люди в черном. Виктор, Куртэне...Что же за могущественные знания могли быть зашифрованы в манускрипте?
   И тут взгляд Ника упал на Лили. Она опять выглядела упавшим из гнезда галчонком.
   - В чем дело, Лили? - встревоженно спросил Ник, - вас что-то беспокоит?
   Лили тряхнула головой.
   - Надо было уничтожить манускрипт, - глухо сказала она. - Напрасно его увозят в Петербург. Если за него борются такие могущественные силы, то они не остановятся ни перед чем.Власть над миром, мировое господство - это страшные слова, за ними реки крови.
   - Да, Лили, ты абсолютно права, - вздохнула Елизавета Алексеевна, - но тут и рок, и предопределенность. Наверное, можно посоветовать поступить с манускриптом так. Через две недели в Тифлис приезжает императрица-мать Мария Федоровна, постараюсь я как-то изменить события и повлиять на нее. Но она не очень ладит со двором своего сына. Но может умно повести разговор. Посмотрим, что можно будет сделать. Но я должна сказать, Ник, что вы с Аполлинарием Шалвовичем вели себя по-геройски. Мы очень беспокоились за вас.
   - Я много думал по дороге из Абастумани, - начал Ник,- и вот хочу сейчас, в вашем присутствии, Елизавета Алексеевна, просить Лили стать моей женой, если Лили согласна.
   Лили вспыхнула. Ник с удовольствием смотрел, как пылают ее щеки, как сверкают огнем глаза.
   - Что же ты молчишь, Лили, - озабоченно спросила Елизавета Алексеевна. Но тут Лили без слов бросилась на шею Нику.
   Расстроганные, они вышли на балкон. Невидимый, на западе догорал закат. Его последние лучи золотили снежные шапки Кавказских гор. А тут, поближе, затихал перед сном прекрасный город.

Глава 32

   Яхта "Тамара" великого князя Александра Михайловича, который любезно предоставил ее для путешествия в Индию, под всеми парусами приближалась к Малабарскому побережью. На палубе собрались все, кто участвовал в этом плавании. Это были великий князь Георгий Михайлович, Ник с Лили, для которых оно стало свадебным путешествием, Аполлинарий, Джафар, сын йезидского шейха, в сопровождении телохранителя, которого звали Манфредом. Это был тот странный человек, который служил привратником в доме шейха и удивил Ника своим видом. Манфред, выходец из Скандинавии, был немногословен, обладал поразительной физической силой и удивительной быстротой реакции. И такой телохранитель был с Джафаром неспроста. На шее у Джафара, в специальном медальоне, была та самая жемчужина, которую шейх после долгих раздумий и консультаций доверил своему сыну. После истории с попыткой похищения жемчужины из дома персидского консула, шейх забрал ее к себе для хранения. И, наконец, Педро, возвращавшийся на родину, очень счастливый, с чувством выполненной возложенной на него миссии. Дон Мигуэль еще не пришел окончательно в такое состояние, чтобы совершить столь длительное путешествие и остался в Тифлисе.
   Войдя в залив Дона Паула или Святого Павла, яхта скользила мимо мыса Васко-де-Гамы к причалам столицы Гоа, Панаджи, в устье реки Мандови. Только начало светать и стоявшие у поручней на палубе путешественники, жадно вглядывающиеся в новые для себя места, увидели странную группу людей, которая стояла на берегу, простирая руки к небу.
   - Эта парсы, огнепоклонники, - сказал Педро, - они возносят свои молитвы первым лучам солнца.
   Вся картина залитого утренним солнцем берега с буйной растительностью была столь великолепна, что каждый в этот момент почувствовал себя немного язычником. Белоснежные дома португальцев и ярко расписанные бунгало малабарцев-индусов утопали в зелени деревьев - индийских смоковниц, баньяна, множества кокосовых пальм.
   На пристани их уже ждали сотрудники дона Мигуэля, чтобы отвезти в удобные коттеджи, откуда они должны были отправиться вглубь Гоа. А Георгия Михайловича, как члена российской императорской семьи, встречал сам губернатор Гоа. Все разместились в колясках и, минуя Церковную площадь, сердце Панаджи, покатили мимо белоснежной Церкви непорочного зачатия, скрывающейся среди стройных пальм с пышными кронами, к старому Гоа. По дороге Педро, оказавшийся довольно простым и недалеким, но добрым малым, обратил внимание всех на памятник аббату Фариа, который был изображен простирающим руки над лежащей женщиной, и объяснил, что тот был известным врачом-гипнотизером и очень почитается в Гоа. Конечно, Ник и Аполлинарий не обмолвились и словом о том, что знают и другой род деятельности аббата Фариа.
   Через два дня они уже отправлялись дальше. Так как экспедиция должна была выглядеть как путешествие европейцев с развлекательной целью, то багаж у них с собой был минимальный. Выехав на легких колясках за пределы города, они увидели группу слонов с погонщиками. И никто не ожидал, что эти слоны и будут их дальнейшим средством передвижения. Педро, который очень суетился и волновался, особенно из-за того, что среди членов экспедиции был великий князь, объяснил, что дальше нет дороги и пройти могут только слоны.
   Слоны выглядели очень торжественно. Их хоботы были искусно раскрашены, а на лбах изображены многоцветные растения. На спине каждого слона было что-то вроде корзины, обшитой тканью, с подушками. Маленькие и юркие погонщики с помощью криков и небольших жезлов велели слонам опуститься на колени, приставили к ним короткие лестницы и через несколько минут все оказались на спинах слонов. Впереди, на самом могучем слоне были великий князь и Педро, потом Ник с Лили и Аполлинарием, а на последнем устроились Джафар с Манфредом, который не отходил от него ни на шаг.. Только Ник и Аполлинарий знали, что у Джафара была определенная миссия. Как и у Ника, на руке которого был серебряный браслет аги янычар.
   Слоны медленно углублялись в дебри джунглей. Педро, видимо, хорошо ориентировался и знал дорогу. Время от времени он наклонялся и что-то говорил погонщику.
   - А ружья у нас с собой есть?- вдруг спросила Лили.
   - Ну, Лили, что за вопрос, конечно, есть и ружья, и пистолеты. Но сейчас в них нет никакой надобности, - сказал Ник.
   - Как знать, - ответила Лили, внимательно оглядываясь по сторонам.
   - А что, ты думаешь, что-то не так? - спросил Ник.
   - Приглядись внимательно, -тихо сказала Лили, - тебе не кажется, что за нами кто-то следит?
   Ник насторожился. Тревога Лили передалась и ему. Задремавший было Аполлинарий стал вглядываться в зеленые и коричневые переплетения деревьев и лиан. Они заметили какое-то легкое шевеление, как-будто кто-то перескакивал с ветки на ветку. Ник осторожно стал вытаскивать ружье из-под сидения. В этот миг раздался какой-то вскрик. Они резко обернулись и увидели прямо перед собой повисшую на одной руке обезьяну.
   Сжимавший в руке ружье, Ник рассмеялся.
   -Лили, вот наши преследователи!- воскликнул он.
   На шум обернулись великий князь и Педро.
   - Тут обезьяны!- крикнула Лили.
   - Они вас не тронут!- ответил Педро. - Их спугнула наша охрана!
   Ник и Аполлинарий переглянулись. Никакой охраны они не заметили. Слоны продолжали свой путь через джунгли, которые были наполнены шумом птиц, сновавших между деревьями и вспархивающих с земли. Ветки лиан с пунцовыми, синими, желтыми цветами свисали вдоль дороги. Иногда встречались дикие орхидеи. На пути стали попадаться необычайные цветы, лежавшие на корнях деревьев - огромные, мясистые, ярко-красные. Теперь уже было видно, что обезьяны сновали среди лиан, перепрыгивая с одного дерева на другое и следуя за слонами.
   К концу дня джунгли поредели и слоны стали выходить к подножью горы, где раскинулось небольшое селение.
   - Здесь находится знаменитый храм бога Шивы, - пояснил Педро. - Люди, которые живут в этом селении, заняты обслуживанием этого храма и многочисленных паломников, которые собираются сюда в дни праздников со всего Индостана. Нам надо будет заночевать здесь в бунгало, а перед рассветом, примерно часа за два до восхода солнца, мы отправимся в храм.
   -Отчего так рано, ночью?- спросил Ник.
   - Мне так велено, - кратко ответил Педро.
   На ночь путешественников расположили в нескольких бунгало.
   - А вы знаете, - спросил великий князь, - о происхождении европейцев в индусской трактовке?
   - Нет, а что, существует такая версия?
   - Конечно, - засмеялся Георгий Михайлович.- По этой версии, нашим прародителем был Хануман. Вот послушайте. Герою "Рамаяны", полубогу Раме, большую помощь оказал Хануман со своей обезьяньей армией. И он даровал в супружество каждому из холостяков этой армии дочерей великанов с отрова Цейлон. И назначил этим барышням в приданое все западные части света. После пышной свадьбы обезьяны-воины, соорудив с помощью рук, ног и хвостов висячий мост, перекинули его с Цейлона в Европу и, благополучно перебравшись с супругами на другой берег, зажили счастливо и наплодили кучу детей. Эти дети- мы, европейцы. Так что Дарвину было на что опереться в своей теории, - заключил он.
   Посмеявшись, все разошлись по своим бунгало, чтобы завтра встать как можно раньше.
   Всех разбудил ночью Педро. Позевывая, участники экспедиции, сопровождаемые полуголыми слугами с факелами в руках, отправились к горе, на которой находился храм.
   - Мы должны пройти по пещерным галереям, - объяснил он, - там темно и днем, и ночью. Они выведут нас в главный зал, где находится огромная каменная статуя бога Шивы, Владыки невинных.Там нас ждут. У нас очень мало времени. Мы должны быстро идти и не спрашивать ни о чем.
   Путешественники повиновались. Педро повел их по бесконечным галереям, вырубленным в скале так, что с одной стороны они были открыты наружу, а с другой в них стояли бесконечные каменные изваяния индуистских богов. Пламя факелов освещало то одни, то другие группы этих божеств, нагоняя на всех какой-то мистический страх. Наконец, они вышли в какое-то большое помещение, которое было слабо освещено факелами, укрепленными по стенам. Там стояла огромная статуя Шивы, но рассмотреть ее не удалось, потому что неожиданно на середину этого пещерного зала вышел человек в белых одеждах. Педро склонился перед ним в глубоком поклоне. Ник похолодел - по всем описаниям это и был магараджа.
   - Я приветствую всех и благодарю за то, что вы проделали такой длинный и утомительный путь.- выразительным и каким-то обволакивающим голосом сказал он. - У нас очень мало времени. Прошу всех следовать за мной.
   Он повернулся и зашел за спину статуи. Там оказалась узкая дверь, которая вела в следующую пещеру, значительно меньшую по размерам. Слуги с факелами шли рядом, освещая дорогу.
   Привыкая к полутьме, Ник, как и все, оглядывался по сторонам, но ничего не было видно. Вдруг магараджа отдал какой-то приказ слугам. Они побежали к нему со всех сторон, зажигая по дороге дополнительные факелы. И все ахнули.
   У стены в глубине пещеры стояло изображение бога Шивы. Но какое же это было великолепие! Это был шедевр! Мерцающее в полутьме золотистое тело бога казалось живым от множества пробегающих по нему отблесков огня. Восемь рук Шивы, указывающих на его всемогущество, как будто двигались в замысловатом танце, который повторяли ноги, одна из которых была закинута за другую. Были видны его лица, одно из которых смотрело вперед, а три других, повернутые в разные стороны света, говорили, что он везде и всюду. Два глаза Шивы неотступно следили за всем. Все стояли как завороженные. Но магараджа привел их в чувство.
   -Скорее, - услышали они его голос, - кто Хранитель жемчужины? Быстрее ко мне!
   Ник подтолкнул Джафара. Тот подошел к магарадже, снял с шеи медальон и подал его магарадже. Но тот покачал головой.
   - Только руками Хранителя жемчужины!- бросил он. - Взгляните вверх!
   По его знаку слуги высоко подняли факелы к лицу Шивы так, что два его глаза блеснули как живые.
   - Третий глаз!- воскликнул магараджа. - Жемчужина это пылающий третий глаз Шивы! Быстрее, надо вставить жемчужину в глазницу третьего глаза!
   Джафар оглянулся. Манфред подошел и своими могучими руками поднял юношу так, что он смог дотянуться до третьего глаза, на месте которого было темное углубление.Он опустил в него жемчужину и она точно села на место.
   И тут началось нечто странное. Из третьего глаза вдруг стал выползать молочной змеей туман, расширяться, клубиться и расползаться по пещере.Вскоре все стояли в облаках этого странного тумана.
   Манфред осторожно поставил юношу на землю. Зрелище было необычайное . Три глаза Шивы взирали на мир. Но магараджа не успокаивался.
   -Кто Хранитель ключа? - спросил он.
   - Наверное, я, - ответил Ник.
   -Покажите руку, - потребовал магараджа.
   Ник обнажил руку и протянул ее магарадже. Магараджа быстрым движением снял с него браслет, снял браслет со своей руки и соединил обе половинки. Чуть щелкнув, они встали на свои места и в руках у магараджи уже была квадратная пластинка.
   - Теперь идите за мной,- бросил он.
   В полной тишине все прошли за магараджей к стене, расположенной напротив Шивы. Прошли несколько томительных минут, во время которых никто ничего не понимал. И вдруг луч поднимающегося солнца через какое-то невидимое отверстие в потолке заскользил по пещере. Под лучом солнца туман стал собираться у противоположной стены. Еще мгновение и он сконцентрировался в небольшое облачко. И в этот миг солнечный луч лица Шивы. Яркими лучами вспыхнули глаза Шивы, осветив клубящееся туманное облачко.
   - Вот оно!- вскрикнул магараджа и быстрым движение сунул серебряный квадрат в тонкую щель на стене, которую высветили глаза Шивы.
   - Вы сейчас увидите то, что несколько столетий было почти недоступно человеческому взору. - торжественно сказал он. - Только несколько человек имели право войти сюда. И вы тоже заслужили такое право.
   С этими словами магараджа надавил рукой на стену. И она стала отъезжать в сторону, обнаруживая узкий проход в глубину пещеры.
   Взяв в руки факел одного из слуг, магараджа боком прошел в дверь, а за ним потянулись и все остальные, охваченные предчувствием чего-то совершенно необычайного. Слуги остались снаружи, а часть факелов забрали Ник, Аполлинарий и Педро.
   Когда все вошли в пещеру, магараджа высоко поднял над головой факел. Державшие в руках факелы повторили его жест. Перед их глазами предстала странная картина. Пещера была уставлена сундуками самого разного вида и размера. Некоторые были огромными, а другие совсем маленькими, в виде ларцов. Все стояли в порядке, очевидно, что не было никакой спешки, когда их помещали сюда. Это были деревянные сундуки, из мореного дуба, время которым не угрожало.Некоторые из них были сплошь окованы железными полосами. Другие выглядели более изящно, дерево было отполировано, а уголки отделаны бронзовыми коваными накладками. Были и кованые, сплошь железные, но они были неглубокими. Несколько сундуков выглядели особенно нарядно, их передние панели покрывали геральдические резные барельефы, изображения зверей и сцены рыцарской охоты.
   Магараджа повернулся к Нику.
   - Вы можете открывать любые сундуки и рассматривать их содержимое. У меня специальная задача, я должен найти некоторые документы. Тут хранятся архивы, вывезенные тамплиерами из Парижа через Ла-Рошель. Два корабля дошли до Индостана и вошли в устье реки Мандови. При разгрузке кое-что пропало, но главное сохранилось.Мы можем находиться здесь как угодно долго.
   Ник кивнул. Магараджа продолжал:
   - С правой стороны, как я знаю, а я тут так же как и вы, впервые, хранятся драгоценности. Даме будет это интересно. Мне же надо искать документы, они в железных плоских ящиках.
   - Если вы позволите, я помогу вам, - сказал Ник. - Я думаю, что и мои попутчики будут вам полезны.
   -Хорошо. Тогда открывайте по очереди сундуки, вот те, с левой стороны. Я скажу вам, что надо искать. Подойдите.
   И он прошептал Нику несколько слов на ухо.У Ника от изумления глаза полезли на лоб. Он кивнул, засучил рукава и вместе с великим князем и Аполлинарием они стали вытаскивать под свет факела, который держал Педро, один за другим железные сундуки.
   Великий князь устроился перед сундуками на коленях. Перебирая скрученные в трубки старинные грамоты, увешанные печатями, с продернутыми насквозь через пергамент шелковыми шнурами и запечатанные знаменитыми гербами, великий князь, будучи историком, не мог удержаться от восклицаний:
   - О, господи, вот ведь как это на самом деле было! Ну, а это может вызвать революцию! Ах, он-то оказывается бастард! Господи, вся мировая история может быть перевернута! Неужели все надо забыть?- почти простонал он. - Ведь теперь я понимаю, что известная нам история Европы ничего не имеет общего с истиной!
   - Таково условие, - вздохнул магараджа.
   Георгий Михайлович кивнул и снова бросился смотреть документы.
   Лили с Джафаром нашли сундук, в котором хранился жемчуг в несметном количестве. Знаменитые ожерелья и жемчужины, известные в Европе, тускнели перед тем, что лежало в нем. Черные жемчужины величиной с перепелиные яйца, розовый жемчуг нескольких оттенков, нанизанный вперемежку, белый жемчуг, и все это длинными нитями, которыми можно было опоясаться несколько раз.
   Драгоценные камни были разложены по разным сундукам. В небольшом ларце хранились россыпью огромные алмазы разной воды и цвета, от редчайшего желтого до кроваво-красного. Особенно поразил Лили огромный камень бледно-фиолетового цвета с очень сложной огранкой. Она достала его из сундука и крутила в руках, любуясь игрой света на его многочисленных гранях.
   Взглянувший в ее сторону магараджа небрежно бросил:
   - Это знаменитый алмаз Великого магистра де Молэ, Филипп Красивый специально искал его, да не нашел, - и снова углубился в документы.
   Лили в ужасе осторожно положила камень обратно.
   В другом сундуке Лили и Джафар нашли фламандские шитые гобелены, тоже украшенные драгоценными камнями. Искусные изделия из слоновой кости и из кожи. Ювелирные украшения, диадемы, тиары...
   - Больше не хочу, - тихо сказала Лили и села на землю.
   Тем временем Ник и магараджа продвигались вглубь пещеры. Все остальные участники экспедиции, ошеломленные увиденным, не обратили на это внимания. Маграджа подвел Ника к стене, в которой была сделана ниша. Там, в ее глубине, виднелась небольшая серебряная дверца. На дверце висели несколько печатей, а в середине, видимо скрывая замочную скважину, находилась большая золотая пластинка с выдавленным на ней гербом. Магараджа молча указал на нее Нику. Ник пригляделся.
   - Жак де Молэ? Личная печать Великого магистра?
   - Да, он был последним Хранителем Святого Грааля в Европе.
   -Так это...- Ник охватило оцепенение, по всему телу побежали мурашки. Его охватил восторг. Несколько секунд он не мог овладеть собой. Наконец, он произнес:
   -Значит, Святой Грааль тамплиеры спрятали не в Гладстонберри?
   -Нет. В Европе хранить это сокровище было небезопасно.
   -И кто знал об этом?
   -Только несколько посвященных. Один из них - король Португалии Мануэль, тот, который и посылал Васко де Гама в Индию. Васко де Гама достиг Малабарского побережья, но смог только высадить на берег трех потомков тамплиеров, которые организовали этот тайник, это хранилище. С помощью браминов. Один из потомков этих браминов был отцом аббата Фариа. Потом сюда же королем был отправлен адмирал Альбукерке. Это святые места как для индусов, так и для европейцев. Здесь, на Малабарском побережья хранятся мощи святых подвижников. В том числе и грузинской царицы Кетеван.
   - Я потрясен, - тихо сказал Ник. - Что я должен сделать?
   - Ничего. Рассказать все, что вы видели, аге янычар. Он знает, кому передать эти сведения. И вы должны забрать с собой несколько документов.Они также должны попасть в его руки. Мир ждут большие потрясения. Что ж, теперь пора в обратный путь.
   Великий князь вместе с Аполлинарием были заняты поисками указанных магараджей документов. Они уже отобрали несколько свитков. Магараджа просмотрел их, кивнул головой и уложил найденные документы в ларец. Потом, оглянувшись по сторонам, он высыпал из ближайшего сундука в небольшой узел из китайского шитого шелка несколько ожерелий и какие-то безделушки. И попросил Лили взять этот узел. Лили молча кивнула, полагая, что это поручение магараджи и попросила Манфреда помочь ей.
   - Ну, вот, нам пора обратно, - сказал магараджа, переводя взгляд с одного на другого своего временного спутника.- Педро сейчас закроет все сундуки.
   Ник и Аполлинарий вдвоем взялись нести ларец, немного тяжеловатый для одного. Проверив, все ли в порядке, магараджа дал знак выходить из пещеры.Снова повторив процедуру с серебряной пластинкой, он закрыл вход. Теперь перед ним снова было стена, в которой самый зоркий глаз не усмотрел бы щели.
   - Ну, - сказал магараджа, - благодарю вас, друзья мои. Перед обратной дорогой надо немного подкрепиться.
   Двое слуг поднесли каждому небольшие плоские тарелки, на которых лежали завернутые в тонкие лепешки кусочки мяса и фарфоровые чашки с каким-то приятно пахнущим напитком. Почему-то на тарелке Ника были только лепешки и не было напитка. Он взглянул на магараджу и тот сделал ему едва уловимый жест. Ник понял, что это неспроста. После того как все было съедено и выпито, появились еще несколько полуголых слуг, которые взялись нести ларец к яхте.
   При выходе из пещеры магараджа остановился.Сложив вместе ладони, как это принято в Индостане, он низко поклонился.
   - Здесь я должен попрощаться с вами. Я был счастлив, что мог провести время со столь благородными людьми. Я счастлив, что познакомился с дамой с такими высокими моральными устоями. Мало есть на свете женщин, которых не свели бы с ума драгоценности, хранящиеся в пещере. Жаль, что наше знакомство так коротко. Но я не властен в своей судьбе.
   Магараджа остался там же, где он встречал экспедицию. А они шли назад, по тем же галереям, мимо множества каменных изваяний, освещаемых неровным светом факелов. Когда галереи кончились, все облегченно вздохнули. Здесь, у подножья горы, в которой находился этот странный храм бога Шивы, кипела жизнь. Толпился народ - женщины, мужчины, дети, старики. По случаю праздника все были разодеты в праздничные наряды, сверкавшие чистотой красок - красное, желтое, синее, лиловое, фиолетовое сливалось в один яркий рисунок. Сверкая золотыми украшениями на ногах и руках, браслетами, унизывавшими руки до локтей, раскрашенные красной, белой и желтой краской, в сари и тюрбанах, в длинных рубахах и почти голые, люди тянулись длинной вереницей к знаменитому храму.
   Лили увлеченно разглядывала эти лица, многие из которых поражали своей красотой.
   - Посмотри, Ник, - обратила она внимание на молодого мужчину с греческими чертами лица, с бородой, аккуратно разделенной надвое и концами заложенной за уши, - посмотри на это лицо! Ведь это вылитый Джафар!
   Ник внимательно посмотрел на мужчину, а потом перевел взгляд на Лили. Она увлеченно разглядывала толпу.
   - Замечательно, что мы приехали сюда, на этот праздник!- воскликнула она. Ник понял, что напиток, которым магараджа угостил их в храмовой пещере, уже возымел свое действие. Лили ничего не помнила. И, как постепенно понял Ник, из памяти всех остальных тоже было стерто воспоминание о посещении пещеры.
   Еще две недели они провели в Индостане, без устали наслаждаясь необыкновенной красотой этой страны. Многие двери были открыты для них благодаря великому князю и незримой протекции магараджи.
   Путешествие домой тоже прошло благополучно. И вот они уже снова были в Тифлисе, на балконе Елизаветы Алексеевне, которой Лили увлеченно рассказывала об Индостане.
   Внизу раздался звонок. И через некоторое время на балконе появилась Зинэ в сопровождении Манфреда, который нес в руках какой-то пакет.
   - Манфред утверждает, что это ваше, Лили, - сказала Зинэ.- Но больше ничего не может сказать. Джафар сразу же после возвращения уехал, тоже ничего не объяснив.
   Лили стала внимательно разглядывать пакет, развернула его и увидела узел из шитого шелка.
   -Какая прелесть! - воскликнула она. - А что в нем? Давайте посмотрим. Раз уж говорят, что это мое...
   Дамы вошли в гостиную и стали на столе развязывать узел. Из него посыпались удивительные вещи - резные античные камеи, веера, безделушки из слоной кости, эмали, пряжки, все изящной работы. И несколько удивительной красоты жемчужных ожерелий. Зинэ и Елизавета Алексеевна стали разглядывать эти чудные вещи, а Лили, наморщив лоб, пыталась вспомнить, кто же и при каких обстоятельствах сделал ей такой подарок. Вошедший в комнату Ник, увидев эту картину, все понял и пришел на помощь жене.
   - Да, -подтвердил он, - это подарок магараджи.
   - Странно, что я ничего не помню, - задумчиво сказала Лили, - и у меня какое-то чувство неприятия этих вещей. Особенно жемчуга. Можно я подарю их, Ник?
   - Делай, душечка, что хочешь. Это побрякушки твои, - засмеялся Ник.
   - Тогда я хочу подарить ожерелья Зинэ и Фарханде.А с остальным мы разберемся попозже,- твердо сказала Лили.

Эпилог

   Октябрь в Тифлисе всегда был великолепным. Пылали багрянцем листья дикого винограда, который вился ниспадающими ветвями по скалистой стене Цициановского подъема.По всему городу клены начали ронять медные листья на дорожки и тротуары. Величественные платаны лениво расставались со своей бронзовеющей листвой. Цвело множество роз, всех цветов и оттенков. Небо, как всегда в октябре, было необычайно синим, а воздух таким прозрачным, что горы Кавказа, казалось, висели в воздухе.
   Лили и Ник сидели на балконе у Елизаветы Алексеевны. Отец Лили сделал им царский подарок, подарив дом в Брюсселе, расстрогав тем самым Ника.Они не знали, что Таиров долго советовался с Елизаветой Алексеевной, и та, словно предчувствуя грядущие события, рекомендовала ему купить дом на бывшей родине Ника.
   Аполлинарий, который был шафером на свадьбе Ника и Лили, после "дела о манускрипте", стал очень известен в профессиональных кругах и был приглашен в Скотланд Ярд. Рекомендации он получил от российского императорского дома и британской королевы, сестры вдовствующей российской императрицы. Он много путешествовал по Англии и подробно писал Нику и Лили о своих путешествиях И однажды они получили от него письмо, все испещренное восклицательными знаками. Аполлинарий писал: " Моя страсть к путешествиям занесла меня в Шотландию. Мои коллеги очень рекомендовали мне осмотреть часовню Рослин, неподалеку от Эдинбурга. Говорят, что она построена на месте древнего храма Митры. Это меня заинтересовало. В Париже мне сказали, что Нотр-Дам тоже построен на месте, где раньше был храм Изиды. Все это отзвуки римских завоеваний и их пристрастий к чужим богам.
   Часовня располагается точно на меридиане, тянущемся с севера на юг через Гладстонберри. Эта линия Розы традиционно отмечала остров короля Артура Авалон и считалась точкой отсчета в британской геометрии, связанной со священными символами. Именно от этой линии Розы, в оригинале "Рослин - Roslin", и произошло название самой часовни.
   Но дело не в этом. Часовня Рослин была построена тамплиерами в 1446 году. Когда я вошел в нее, то ахнул. Вся она покрыта каменной резьбой. Я стал внимательно ее осматривать и, что бы вы думали!! Там есть все, что было на фасаде дома на Петра Великого, и потом то, что мы видели на других домах в Сололаках!!!
   Я бродил внутри часовни, в полутьме и прохладе, разглядывая бесконечные каменные фантазии ее строителей. И вдруг я остановился как вкопанный - я увидел бафометов, точь в точь таких, как в Тифлисе!!!
   Я вспомнил потом, что и на Михайловском есть такие маскароны, если вы их еще не нашли, то это где -то в той части, которая идет от кирхи к вокзалу. Удивительно!!!"
   Ник с улыбкой читал письмо своего восторженного друга. Тогда, когда он впервые увидел впервые в Тифлисе эти удивительные маскароны, он сразу же вспомнил, где он видел их раньше.Но это было настолько странно, так удивительно, что он никому об этом тогда не сказал.
   Дом на Петра Великого, 6, был продан Таировым и Иваном Александровичем Аргутинским Юзбашеву, который устроил там Артистическое общество.
   Наследник-цесаревич Георгий Александрович умер от туберкулеза в Абастумани в 1899 году. На месте его гибели была выстроена часовня из каррарского мрамора. Когда часовню закладывали, то в ее фундамент были брошены золотые монеты. После крушения империи часовня была взорвана в поисках этих злосчастных монет. Куски мрамора были растащены по всему Абастуману.В 1918 году турки вошли в этот район и разграблению тогда подверглась церковь Александра Невского и дворцы. Дворец великой княгини Ксении был сожжен, а оба дворца Георгия Александровича и церковь сохранились до наших дней.
   Георгий Михайлович был расстрелян большевиками у стен Петропавловской крепости. Судьба Александра Михайловича сложилась счастливее. Вместе с императрицей-матерью, великими княгинями, Ксенией, его женой, и Ольгой, и их детьми ему удалось бежать из Крыма на английском крейсере "Мальборо". Маленькая дочка Александра Михайловича и Ксении, Ирина, единственная их дочь, все остальные дети были мальчиками, вышла замуж перед самой революцией семнадцатого года за Феликса Юсупова, убийцу Распутина, и бежала вместе с ним во Францию.
   Елизавета Алексеевна не захотела уезжать из Тифлиса и осталась в нем, дожив до 107 лет и пережив удивительные события.
   Но все это было в будущем и сидевшие на балконе и наслаждавшиеся видом заката над Тифлисом, были счастливы и не думали ни о чем.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
         
  
    
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   40
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"