ПЕРСИДСКАЯ МИМОЗА

***


ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

В глубоком ящике старинного комода
Хранится карт заветная колода,
И тут же роз засушенных букет,
И на концерт Шаляпина билет,
И с царским вензелем батистовый платок,
И в медальоне белокурый завиток.

А в синих сумерках, при тающих свечах,
С персидской легкой шалью на плечах,
Хозяйка старая дрожащею рукой
Раскладывает карты пред собой.
А со стены глядит ее портрет -
Прелестной дамы ровно в двадцать лет.

И те же кольца на изысканных руках, 
И та же шаль на узеньких плечах.
В глубоком кресле дремлет старый кот,
Давно уставший от житейских всех невзгод,
Вздыхает дама, что-то не везет
И прячет карты в старенький комод.


       ТРИПТИХ

	I

Легкой тенью в час ночной,
Я лечу к нему домой,
Ног не чуя под собой.
Соскользнула наземь шаль,
Шелк персидский очень жаль.
Сердце бьется все сильней,
Вот коснулась я дверей.
Нетерпенья полон он
И объятия как стон.
Ночь проходит словно миг,
Словно страсти быстрый вскрик.
Вот алеет уж восток,
Но пьянит любви глоток.
Аромат духов "Коти",
Шелест губ: "Не уходи".

Вспомню я на склоне лет
Терпкий запах сигарет
И магнолии букет,
И туманный Альбион,
Где давно теперь уж он,
Греет руки у огня
И тоскует без меня.

1999 год

                                                                                II

Так знаком мне этот смех,
На плечах лежащий мех,
Тонкий запах сигарет,
Бриллиантов мягкий свет,
Носик в пудре от "Коти",
И шепчу я в забытьи
"Mon amour, mon amour,
 mon amour..."

Сколько прелести в глазах,
Сколько нежности в словах,
И кокетливый поклон,
И надменный разговор,
Быстрый взгляд из-под ресниц
Так мне голову кружит...
"Mon amour, mon amour,
 mon amour..."

Пена кружев на ковре,
Оплывает в серебре
Позабытая свеча.
И в альковной тишине
Тихим вздохом шепчет мне
И дрожа, и трепеща
"Mon amour, mon amour,
 mon amour..."

1999 год.


III

Ай, как плачет над Тифлисом зурна!


Третий месяц как всходит луна, 
Я крадусь по кварталу одна.
Вся закутана я в тонкий шелк,
Как волшебный восточный цветок.
Проскользну в приоткрытую дверь
Ис любимым я встречусь теперь.

На роскошном персидском ковре,
Так любил он меня в тишине,
Так ласкал, целовал, обнимал,
Нежной ланью меня называл.

Благовоний струился дымок,
Он шептал мне: "Граната цветок
Не сравнится с красою твоей,
Ты как ветер с цветущих полей".

Но в Стамбул был уж послан донос
И устроен жестокий допрос.
Не успев попрощаться со мной,
Рн отправлен был тотчас домой.

Я стучалась в закрытую дверь,
Я стонала как раненый зверь.
Но безмолвен и мрачен был дом,
Лишь раздалось шипенье: "О нем
Не узнаешь теперь никогда 
И забудь ты о нем навсегда!"

Вай, как печально поет над Тифлисом зурна!
 
1999 год



Баллада о курдском шейхе


Мне старый курд рассказывал в Тифлисе,
Что в Сололаках есть старинный дом,
С арабской вязью на лазурном фризе,
Персидский консул жил когда-то в нем.

Он говорил, что где-то на Майдане,
За старой церковью живет слепой ашуг.
В серебряную чашу подаянье
Приносят все, живущие вокруг.

Его лицо темнее древней бронзы
И щеку пересек глубокий шрам,
Но и теперь и мускулист, и строен
Его могучий и прекрасный стан.

Разящая рука, которая сжимала
И сабельный эфес, и звонкой стали меч,
Ласкала жеребца и рукоять кинжала,
На струны кяманчи теперь готова лечь.


Песнь ашуга

Дочь консула, прелестная Фарханда
И шахский офицер, Ала Хусем уд-Дин...
Забытый сон, в глицинии веранда, 
И стон любви: "Мой храбрый паладин!"
О,  как цвела в тот год персидская мимоза,
Плыла по небу полная луна,
В чуть бьющийся фонтан отцветшая уж роза
Роняла лепестки... 

Из Персии в Тифлис глухой безлунной ночью,
Прильнув к коню, как горный волк один,
С фирманом шаха, тайным, очень срочным,
Спешил гонец, Ала Хусем уд-Дин.
Туда, в Тифлис, где нежная Фарханда,
Услада глаз, журчанье ручейка,
Где аромат цветущего граната
Торопит жеребца горячая рука.

В ущелье этой темной страшной ночью
Ждал всадника предателей отряд.
Путь прегражден, убийцы стали в ряд,
Но понял жеребец, чего хозяин хочет.

Он взвился на дыбы и рухнул в пустоту,
Лишь крик пронесся над ночной тропою.
И стихло все. Ущелья темноту
Нарушил лишь рассвет и зверь,
                                     идущий к водопою.

Но шейх был жив. В то утро старый дервищ
Нашел в ущелье бедного Ала.
"Несчастный, муки ада терпишь!" -
Воскликнул он, подумав: "Машалла!".

Но понеслась уж горестная весть
По чайханам, базарам и духанам,
Что шейх Ала Хусем увидел смерть
Между Тифлисом и коварным Тегераном.

Удара не снесла прерасная Фарханда,
Увял цветок граната над Курой,
И бледных роз печальная гирлянда
Легла на землютраурной волной.

Прошло полгода. Снова стройный воин
На жеребце гнедом спешит в Тифлис.
Но нет уж той, чей стан был свеж и строен,
Но нет ее. И есть ли в жизни смысл?

Ходили слухи в городах Востока,
Что смерть везде искал отважный курд,
Что потерял в боях он оба ока,
И вновь исчез. Окончен жизни труд.

И пел ашуг. И женщины рыдали,
Бросали подаянье...Машалла!
Во все века влюбленные страдали,
Аллах с тобой, несчастный шейх Ала!
1999 г.