Тэйми Линн : другие произведения.

Не болит голова у навки

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Никогда не заговаривайте с неизвестными. На ночной улице можно встретить кого угодно.

  Ты, пастух, играй в трубу,
  Ты найди свою судьбу.
  В сизых травах у ручья
  Я лежу - и я ничья.
  (А.Н. Толстой, "Мавка")
  
  
  - Теть Лен, а мы сегодня ужинать будем? - снова заканючил мальчик, дергая "тетьлену" за рукав красного кашемирового пальто, и, выразительно шмыгнув носом, добавил: - Жрать хочется...
  - Андрей, не "жрать", а "кушать", - поправила молодая женщина, поймав его холодную ладошку и крепко сжав ее. - Ведешь себя, как беспризорник, откуда только таких слов нахватался?
  - Кушать очень хочется, - насупившись, повторил Андрейка. - А, теть Лен? Скоро будем?
  - Так-то лучше, - улыбнулась она. - Скоро, скоро. Еще немного погуляем, и будем.
  Женщина и мальчик медленно шли по пустынной ночной улице. В этом переулке, хотя он и находился в двух шагах от главной улицы города, не горели фонари, а окна первых этажей домов были забиты фанерой и досками. Что поделать, старый фонд ветшал прямо на глазах, а реставрировать здания, помнящие еще Великую Октябрьскую революцию, никто не собирался. Лена тихо вздохнула, взглянув на очередной полуразвалившийся памятник архитектуры, который, как гласила табличка, охранялся государством. Видимо, вся охрана заключалась в том, чтоб не присылать бульдозеры прямо сейчас, а подождать, пока памятник сам развалится, и уже тогда возвести на его месте уродливую бетонную коробку.
  - Посмотри, Андрюш, - она показала мальчику на облезлый фасад, украшенный затейливой лепниной. - Это дом купца Бирюкова. Построен в конце девятнадцатого века.
  - Это давно? - тут же спросил мальчик, снова шмыгнув носом. - И че, не развалился еще?
  - Не "че", а "что", Андрей, - Лена укоризненно покачала головой. - Если продолжишь коверкать язык, я перестану брать тебя не прогулки. И будешь всегда есть ужин холодным. Понимаешь?
  - Ну я больше не буду, теть Лен, - Андрей показательно зашаркал сандалиями, наклонив голову и всем своим видом изображая раскаяние. - А че...что за купец был? Что он делал?
  - Покупал подешевле, а продавал подороже, - пожала плечами Лена. - Но знаешь что? Есть легенда, что купец спрятал все свои богатства в доме, но никто за все это время так и не смог их найти. Говорят, что он спутался с нечистой силой, которая с тех пор и стережет его клады.
  - Теть Лен, а мы можем найти этот клад? - глаза мальчика распахнулись на пол-лица, и он крепко-крепко вцепился в руку Лены. - Давай залезем, поищем, а?
  - Нехорошо залезать в чужой дом, Андрюш, - она нахмурилась. - Там хозяева есть, им это не понравится.
  - Они, наверное, все нашли уже, - расстроенно протянул он, пиная попавшуюся под ноги смятую пивную банку. - Обидно. И жра....кушать хочется. Уже сколько тут ходим...
  - Андрей, кто из нас мужчина и защитник Отечества? - Лена выразительно цокнула каблуком. - Разве мужчины так ноют?
  - Ну я мужчина, - еле слышно пробурчал Андрейка, - ну не ноют...
  - Вот и молодец, таким и будь всегда, - она потрепала мальчишку по светлым волосам, которые топорщились мокрым ежиком, аккуратно, двумя пальцами, вытащила запутавшуюся в них веточку зеленой водоросли, донесла ее до ближайшей урны и так же аккуратно выбросила. Лена терпеть не могла людей, которые швыряют мусор прямо на асфальт.
  Они вышли на центральную улицу и так же неспешно пошли мимо витрин, сверкающих разноцветными огнями, мимо дверей, из-за которых доносилась бессмысленная музыка, мимо расфуфыренных девиц и их шкафообразных кавалеров, вывалившихся из жары и духоты подышать свежим воздухом.
  "Покурить то есть, - фыркнула про себя Лена. - Вот же гадость..."
  Сама она не курила никогда, и даже мужа в свое время от этого успешно отучила. Ученики, тайком курящие за школой, больше всего боялись попасться именно русичке, а не завучу или директору. Лена знала, что за это дети ее недолюбливают, но не волновалась на эту тему - в любом случае она делала все только для их блага. Вырастут здоровыми - спасибо скажут.
  Она не знала, сказали или нет. Она, в общем-то, мало что знала - но надеялась, что к фотографии в черной рамке, висящей в школьном холле, дети приносили гвоздики, алые, как ее любимый шарф. Наверное, к памятнику, который поставили над телом, опознанным как Золотова Елена Владимировна 1947 года рождения, тоже несли цветы, но этим она уже не интересовалась.
  
  Лена просто очень торопилась домой в тот злополучный осенний вечер. Муж позвонил со службы и сказал, что задержится на совещании, и она, отпустив учеников с продленки пораньше, побежала забирать маленького Павлика из детского сада. Времени оставалось немного, и, поколебавшись, она решила срезать дорогу через старый парк. На улице еще было совсем светло, и при быстрой ходьбе можно было пройти по полузаросшей тропинке минут за десять.
  Задумавшись, она не сразу услышала чужие шаги за спиной и даже не успела обернуться. И закричать не успела тоже.
  
  Лена потрясла головой, пытаясь отогнать неприятные воспоминания, но они упорно возвращались к ней.
  Очнувшись той холодной сентябрьской ночью, она сидела на дне глубокого оврага, ощупывала онемевшими пальцами перерезанное горло, удивляясь, отчего не течет кровь, и заматывала шею своим любимым шарфиком, жалея, что нечем зашить безобразную дыру на нем. Ей хотелось плакать, но слез не было, а из раскромсанного горла вырывались только скрежещущие хрипы. Она ощупывала свое отяжелевшее, неповоротливое тело и, проведя ладонью по спине, почти не удивилась, когда ее пальцы погрузились во что-то склизкое и мягкое.
  - Нав-ка, - выдавила она, и в ее горле заклокотал мерзкий ржавый смех. - Нав-ка...
  На первом курсе студентов филфака отправляли на фольклорно-этнографическую практику по селам области, и Лена записывала со слов деревенских бабулек байки о "нявках бесспинных". Впрочем, будучи абсолютным атеистом и материалистом, тогда она рассматривала это исключительно с точки зрения пользы для будущей диссертации.
  Навка просидела на куче опавшей листвы до утра, а с рассветом тяжело поднялась и побрела куда глаза глядят. Парк постепенно переходил в небольшой лес над речным обрывом, и она нашла себе убежище между узловатыми корнями старого дуба. Днем она спала, зарывшись поглубже в сухие листья, к вечеру просыпалась и шла бродить по округе, не рискуя заходить туда, где ей могли встретиться гуляющие по парку люди. Тело постепенно становилось более послушным, а лицо, насколько она могла судить по отражению в речной воде, стало даже намного красивее, чем было при жизни.
  Навка часто спускалась к реке, долго сидела там, глядя, как ходят ходуном темные осенние волны, как на другом берегу ездят по шоссе машины, как последние лучи заходящего солнца дробятся в оконных стеклах многоквартирных домов. Она опускала белые ступни в ледяную воду и, хрипловато смеясь, перебирала пальцами.
  Когда с неба полетел легкий белый снег, навка свернулась между корнями дуба, укрылась одеялом из сухой листвы и крепко-крепко уснула, не видя снов.
  Ее разбудил голод. Хотелось есть. Хотелось горячего, жирного, сладкого. Она с трудом разлепила глаза, скуля от пустой голодной боли, от которой тело скручивало тугим узлом, заскребла пальцами по мертвым листьям. Навка раскидала, разбросала свое зимнее лежбище, выбралась наружу и сощурилась, вертя взлохмаченной головой, разглядывая черные голые деревья и сероватый талый снег.
  Свою первую еду навка даже толком не запомнила. Увидела, заманила, бросилась, а потом, сидя на красно-сером снегу, жадно жрала, отрывая руками куски мяса, давясь ими, разбрызгивая кровь, высасывая глаза и обгладывая кости. Набив живот до отказа, она повалилась навзничь и долго лежала рядом с остывающими останками еды, бездумно глядя в темнеющее небо. Ей было тепло, даже жарко, она чувствовала, как наливаются силой руки и ноги, как она становится ярче, звонче, горячее. Это было хорошо.
  Навка оставила место пиршества только под утро, снова ушла к реке и села там у самой кромки берега, где лед уже подтаял, обнажив черную стылую воду. Она смыла кровь с лица и рук, поплескала немного на свои полуистлевшие лохмотья и подумала, что в следующий раз надо будет снять с еды какую-никакую одежду. Ее плащик, кофта и юбка уже никуда не годились, а туфли она потеряла еще осенью, в том овраге. Навка помнила, что ходить без одежды - плохо. Неправильно. Неприлично.
  Потом она вспомнила и все остальное. Мужчину, который когда-то был ей мужем. Ребенка, который был ей сыном. Других детей, которых было много, - это называлось "школа". Свое имя - Е-ле-на. Ле-на. Запах безумия, которым несло от человека, перерезавшего ей горло. Она собирала память по кусочкам и тихонько выла от этих воспоминаний, свернувшись меж надежных дубовых корней.
  Как-то вечером навка пробралась почти вплотную к людским домам и, забившись в колючие кусты, наблюдала, как высокий мужчина с седыми висками играет в мяч с русым мальчиком лет пяти. Они смеялись, перекидывая мяч друг другу, и она смотрела на них во все глаза, забыв о вечно мучающем ее голоде. Ребенок тоже изредка косился на кусты, а потом подбежал к отцу и что-то залепетал, тыча ладошкой в ее сторону. Она замерла, не шевелясь. Мужчина нахмурился, поднял мяч, взял расплакавшегося мальчика за руку и повел прочь. И в отчаянном плаче навке слышалось: "Мама! Мама! Там мама!" Она взвыла раненым зверем и бросилась прочь, через парк, в лес, к обрыву.
  Долгое время она не подходила к людскому жилью так близко. На зиму засыпала в своем убежище, под листьями и снегом, по весне вылезала, находила еду и пряталась снова. Летними ночами она плескалась в реке, ныряла, смеялась в лицо желтому месяцу. Приходили новые зимы и новые весны, расцветали цветы, опадали листья, река покрывалась панцирем льда. Что происходило у людей, навка не знала и не хотела знать. Ей было достаточно того, что еда изредка забредала за границы ее владений. Много ли ей было нужно?
  Навке ни разу не приходило в голову поискать таких же, как она. Ей хватало реки, леса, глупых уток и лупоглазого месяца. Иногда по ночам до нее долетал серебряный смех и всплески с верховьев реки, она видела блуждающие огоньки, пляшущие на другом берегу, где буйно цвели желтые кувшинки. Она слушала и смотрела, но ни разу не переплывала реку, не поднималась вверх по течению, чтоб взглянуть на своих теперешних сестер и братьев. И не видела вблизи никого из них, пока однажды ночью к ее убежищу не вышел, неуклюже переваливаясь на слабых ножках, маленький мальчик в мокрой белой рубашке, сжимающий в ладошке крохотный зеленоватый огонек.
  - Ты кто? Ты потерялся? - спросила навка. Ребенок молча подошел к ней, пристально, не по-детски глянул запавшими бесцветными глазами, улыбнулся, показав острые мелкие зубы, сел рядом с ней на узловатый корень дуба, нагретый лунными лучами, и протянул огонек на раскрытой ладони. Навка взяла его в руку, и тот заплясал между ее пальцами, чуть обжигая и выстреливая мелкими искорками.
  - Красивая у тебя... - она замялась, подбирая слово, - красивая штука. Мне нравится. Как тебя зовут?
  Мальчик не ответил, просто подвинулся поближе к навке и ткнулся мокрой головой в ее локоть. Огонек вернулся к хозяину и устроился на плече, посверкивая в лунном свете. По ту сторону реки плясали такие же огоньки. Навка и мальчик смотрели на них и молчали.
  Она не стала его прогонять, и днем он теперь спал с ней рядом, сворачиваясь клубком и крепко зажимая в кулаке огонек, а в сумерках выходил бродить по округе. Разговаривать ребенок не умел, зато мог плавать и нырять, ловко ловить за шеи зазевавшихся уток и сворачивать им головы, а потом поедать тушки вместе с костями. Когда навка в первый раз увидела, что он делает, она спрыгнула с обрыва в воду, добралась до ребенка, брезгливо отгоняя от себя плывущие по воде окровавленные перья, и отобрала у него недоеденную утку.
  - Нельзя так делать, - строго сказала она, прямо глядя в глаза мальчишки, уже готовые налиться злыми детскими слезами. - Нельзя. И клацать так зубами тоже нельзя. Понимаешь?
  Безымянный мальчик не понимал. Он обиженно ткнул пальцем на ту сторону реки, и навка все поняла. Это означало: "Они-то так делают!" "Все дети, как ни крути, одинаковы, даже мертвые", - подумала она.
  - Мне все равно, что там делают другие дети, - она отпустила несчастную утку по течению и взяла ребенка за руку, стараясь говорить с ним мягко, но непреклонно. - Если все будут прыгать с крыши, ты тоже прыгнешь?
  Хотя вряд ли ее маленький мертвый мальчик знал, что такое крыша и как с нее прыгают.
  Уложив все еще обиженную детку спать, навка уселась на краю обрыва, чтоб посмотреть на летний рассвет, который уже окрашивал алым небо над темными коробками многоэтажек, мельком глянула на свои голые белые колени и вдруг с ужасом подумала о том, что позволяет себе при маленьком ребенке ходить полуголой. Стало противно и стыдно. Да и ребенка не помешало бы одеть получше. Она припомнила, что, кажется, люди развешивают выстиранные вещи сушиться во дворах и можно следующей ночью позаимствовать кое-что. Наверное, это лучше, чем выбирать еду с подходящей фигурой, хотя...
  Но найти хотя бы какое-то белье на веревках оказалось делом непростым. Навка впервые за долго время выбралась в город и теперь не узнавала места, знакомые ей по прежней жизни. В серых бетонных дворах почти не было зелени, цветные детские площадки торчали посреди голых асфальтовых пятачков, на месте бывших газонов кучковались блестящие машины. Несколько старых пятиэтажек жались между новыми высотными домами, и, покружив около них, навка нашла то, что искала. Она воровато сдернула с веревки какие-то детские вещи и линялое женское платье в дурацких аляповатых маках. Пусть. На первое время сойдет.
  - Ле-на. Скажи Ле-на, - говорила навка мальчику, натягивая на его мокрые ноги цветные шорты. - Ну, скажи. Ле-на. Я Ле-на, а ты...а ты...
  Она покрутила в руках белую маечку с каким-то желтым зверьком на животе и увидела внутри добротно пришитую бирку. На ней шариковой ручкой было аккуратно выведено "Андрей".
  - Андрей, - задумчиво проговорила она, - Андрей...Вот и хорошо. Я Ле-на, а ты Анд-рей. Ну-ка, повтори?..
  
  - ...теть Лен, теть Лен, - Андрейка снова настойчиво подергал Лену за рукав пальто. - Смотри, вон идет...
  Она подняла глаза. К ним приближался, чуть пошатываясь, молодой мужчина, улыбающийся настолько радостно и бессмысленно, что Лена машинально принюхалась - она не любила пьяных, потом от такой еды во рту оставался неприятный привкус, а уж ребенку и подавно такое было бы вредно. Но этот человек был всего лишь слегка нетрезв, как раз до такой степени, при которой уже можно спокойно знакомиться на улице с привлекательными одинокими женщинами и полагать, что они не откажут.
  - Девушка, и не страшно вам тут одной с ребеночком гулять? - поинтересовался он, поравнявшись с Леной и Андрейкой. - Может, проводить вас? Времена сейчас опасные, без сильного мужчины никак...
  - Да, спасибо! - улыбнулась Лена, и Андрей энергично закивал головой. - Так получилось...пришлось идти одним, и так страшно...Тут недалеко, мы будем очень благодарны.
  - Вот и отлично, - мужчина галантно подхватил ее под локоть. Лена чуть поморщилась, но не подала виду. - Меня зовут Данила, а вас?
  - Лена, - она поправила шарфик у горла и вежливо улыбнулась. - Очень приятно.
  - И мне, - подхватил он. - Вы знаете, Лена...
  Она рассеянно слушала, кивая в нужных местах, подавая ничего не значащие реплики и одновременно пытаясь унять разгоравшийся тянущий голод. Андрейка притих, держась за ее руку, и с преувеличенным вниманием смотрел себе под ноги, не поднимая головы. Это было хорошо - Лена никак не могла отучить его от привычки облизываться при взгляде на еду. "Ну кто так делает? Просто щенок, а не ребенок", - отчитывала она его, но Андрейка, каждый раз клятвенно обещавший следить за своими манерами, все равно продолжал в том же духе.
  Они свернули в темный переулок, в конце которого горел одинокий фонарь. И без того неяркий свет то и дело гас, будто подмигивал кому-то невидимому. Живот Лены резко свело от голода, она даже оступилась, но новый знакомый поддержал ее за руку.
  - С вами все в порядке? - спросил Данила, по-хозяйски приобнимая ее за талию.
  - Да-да, просто тут так темно, - виновато улыбнулась Лена и аккуратно высвободилась из настойчивых объятий. - Вот мы и пришли, спасибо вам большое. Дальше мы сами, правда, Андрейка?
  Мальчик кивнул и широко разинул зубастый рот. Далекий фонарь дрогнул и потух окончательно. Человеческий крик потонул в густой темноте переулка.
  "Насколько же стало проще с едой, не то что раньше, - думала Лена, неспешно обгладывая косточки пальцев своего незадачливого кавалера и вполглаза следя, чтоб Андрей не ставил локти прямо на еду и не облизывал руки. - Кричи-не кричи, никто не обратит внимания. На улицах столько всего происходит, аж за ребенка страшно. Хорошо, что мы живем далеко от центра".
  - Андрей, не вытирай рот рукой, - одернула она мальчика. - И жуй нормально, что ты торопишься, будто больше не дадут? Понял?
  Тот молча закивал, видимо, вспомнив, что разговаривать с набитым ртом неприлично. Лена довольно улыбнулась, вытирая губы заранее заготовленной салфеткой. Ужинать, сидя прямо на асфальте, и отрывать мясо руками было, конечно, тоже свинством, но она старалась соблюдать приличия хотя бы в чем-то. В конце концов, смерть и голод - это не повод превращаться в неряху.
  - Поел? - спросила она у Андрея и протянула ему салфетку. - Держи, вытри рот и руки. Дома я тебя умою как следует.
  - Да, я щас...сейчас, - мальчик принялся старательно тереть лицо. Лена с неудовольствием заметила, что он все-таки умудрился заляпать майку бурыми пятнами.
  - Ну все, все, дыру протрешь, - сказала Лена, протягивая Андрею руку. - Пойдем, поросенок ты мой. Вырастет из сына свин...
  - Я разве тебе сын, теть Лен? - он недоверчиво глянул на нее исподлобья, поднимаясь на ноги, руками отряхивая со штанов налипшие осколки костей, но Лене отчего-то расхотелось его за это ругать.
  - Это просто...стихи такие, - ответила она, старательно глядя в сторону. - Я дома тебе почитаю.
  Они вернулись на берег реки в сонные предрассветные часы, когда над водой вставал белесый прозрачный туман. Поплескались, отмывая с рук и лица следы сегодняшнего ужина, поплавали наперегонки, Лена выстирала запачканную одежду и разложила ее сушиться на корнях дуба. Андрейка, переодетый в сухое и чистое, уселся над обрывом, болтая ногами над пустотой, и перекидывал из ладони в ладонь свой блуждающий огонек.
  - Теть Лен, а большие мальчишки говорили, что они меня скоро к себе заберут, ветер гонять на дорогах, - сипло сказал он, шмыгая носом... - Ты скучать будешь?
  - Конечно, буду, - Лена села рядом, глядя, как рваные клочья тумана плывут вниз по реке. - Ты ж меня не забудешь? Заглянешь как-нибудь?
  - Загляну, загляну, каждый день буду заг-ля-ды-вать, - Андрейка прижался к ней и запустил огонек на ее юбку, будто котенка посадил. - Ты самая на свете лучшая. Лучше мамки. Она меня в воду бросила, а ты даже не ругаешься почти. У других мальчишек тебя нету, а у меня есть. А вот я поиграть к ним пойду, хочешь со мной?
  - Хочу, - Лена погладила его по мокрой голове. - Ты мне покажешь секретное-секретное место?
  - Ага! - с жаром подтвердил Андрейка и взял ее за руку. - Пойдем!
  Когда-то на этой детской площадке в парке играли обычные живые дети. На скамейках сидели мамы и бабушки, вязали, вышивали и обсуждали то последние новости, то способы закатки огурцов на зиму. Потом парк совсем забросили, сама площадка заржавела от дождей, между асфальтовыми плитами проросла трава, со скамеек слезла веселенькая зеленая краска. Лес неторопливо наступал на крохотный пятачок, созданный человеческими руками, и с каждым годом откусывал от него по кусочку.
  Сейчас центральная карусель с жутким скрежетом вращалась - на ней катались несколько разновозрастных детей, одетых в одинаковые белые рубашки. Они звонко смеялись и хлопали в ладоши, а завидев Лену и Андрейку, замахали руками.
  - Андрюха, здорово! Иди сюда, - закричал рыжий мальчишка, спрыгивая с карусели на полном ходу. Девочка, такая же рыжая, взвизгнула, когда сиденье ударило его по голове со всей силы, но он перекатился кубарем, подпрыгнул и побежал, как ни чем не бывало.
  - Майка клевая, Андрюх, ваще! А это че, теть Лена твоя? - выпалил он, подкатившись к Андрейке. Блуждающий огонек плясал по его рыжим вихрам. - Красивая какая, здрасте, теть Лен!
  - Не "че", а "что", - машинально поправила она. - Ну, бегите играть, бандиты.
  Мальчишки с азартным воплем умчались на карусель и принялись раскручивать ее под звонкий девчачий визг. Лена села на ближайшую скамейку и прикрыла глаза. Над лесом поднималось солнце, и уже становилось сонно и жарко. "Еще немного погуляем, и нужно спать идти, - лениво зевнув, подумала она, - и других казаков-разбойников загнать, детям спать надо, а то безобразие сплошное. Следить за ними некому, скачут, как беспризорники. Времена ужасные просто..." И она задремала под скрежет и визг старой карусели.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"