Текилаzz Алекс : другие произведения.

Солнце взойдет в полночь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как обычно, первые три главы законченного романа.


Глава первая

  
   В дверь постучали. Я с трудом открыл глаза и несколько секунд не мог понять, где нахожусь. Обстановка до боли знакомая, но даже отдалённо не напоминающая мою спальню. Узенькая кровать с продавленным матрасом и неудобная подушка. Пахнет жареной картошкой и казенным заведением. Точно! Это же психиатрическая больница. К счастью, мне здесь отведена роль доктора, а не пациента. Если верить зеленоватым цифрам на табло электронных часов, то сейчас три часа ночи. Я повернулся на бок и укрылся простыней в робкой надежде, что стук мне почудился и, значит, можно закрыть глаза и вновь окунуться в сон. В дверь забарабанили ещё настойчивее.
   - Андрей Николаевич! - донёсся голос медсестры. - Вставайте! "Скорая" приехала!
   - Уже иду!
   Я поднялся, натянул брюки, надел рубашку и накинул сверху белый халат. Сделал несколько глотков остывшего чая, отдающего чем-то кисловатым, вроде непропеченного дрожжевого теста и посмотрел на себя в зеркало. Щетина, пробивающаяся на щеках и подбородке, мутноватые глаза с тоненькой сеточкой сосудов и торчащие во все стороны волосы. Попытка пригладить непослушные вихры только усугубила беспорядок, царящий на моей голове. Впрочем, какая разница? Едва ли человеку, которого среди ночи привезли в психиатрическую лечебницу, интересно, что у меня с причёской. Я взял главный инструмент психиатра - свой любимый Parker, и вышел в коридор.
   После сна свет тусклой лампочки резал глаза. Я сощурился, втянул голову в плечи, вошёл в комнату для приёма больных и опустился на стул. Мне всегда трудно прийти в себя после пробуждения, минут пять я мёрзну независимо от температуры в помещении, очень туго соображаю и чувствую себя потерявшимся во времени и пространстве. Доктор "Скорой помощи" сидел за столом и писал направление, поминутно поправляя очки, медсестра заполняла историю болезни, санитар позёвывал в углу и задумчиво чесал волосатую грудь, виднеющуюся в вырезе несвежего халата. Словом, все были заняты делом. Все, кроме больного, застывшего посреди комнаты. Парень лет двадцати в стареньких потертых джинсах и толстой фланелевой рубашке, слишком тёплой для душной летней ночи, сидел на стуле, не опираясь на спинку. Его руки были вытянуты перед собой, пальцы согнуты так, что кисти напоминали птичьи лапы, глаза широко раскрыты, невидящий взгляд устремлён в бесконечность. Бледное лицо парня в обрамлении длинных засаленных волос походило на бесстрастные недвижимые лики восковых скульптур.
   Врач "Скорой" оторвался от направления, достал из кармана носовой платок, протер очки и водрузил их обратно на нос. Сегодня мы с ним виделись уже в третий раз, дежурство выдалось не спокойным.
   - Мамка нас вызвала, - сказал он. - Неделю уже сынуля в таком состоянии. Спрашиваю её, почему время тянула, а она только рыдает в голос и ничего толком объяснить не может. Она инвалид, с трудом по квартире ходит, с нами поехать не смогла. Да и что с неё толку? Слезами делу не поможешь, ага.
   - Ещё что-нибудь мама рассказала? - спросил я.
   - Да почти ничего. Только твердит, как заведенная: "за что мне такое?", да слёзы льёт. В общем, был мальчик, как мальчик, ничем особенно не выделялся. Окончил школу, потом в институт поступил, сейчас на третьем курсе. Месяц назад перестал на учёбу ходить, заперся в комнате, не мылся, ел раз в день и всё книжки какие-то мистические читал. Мамка думает, что от них крыша и поехала, ага. Ну, мы с тобой знаем, что это он книги начал читать странные, когда в голове помутилось, а не наоборот. В общем, сидел-сидел, читал-читал, да и застыл, "как громом поражённый" - это мамаша так выразилась, ага. Всю неделю не ест, не разговаривает, кое-как пил, когда она ему стакан к губам подносила. Вот такие дела.
   Краем глаза я продолжал следить за парнем во фланелевой рубашке. Он сидел, не шелохнувшись, совершенно равнодушный и к нашему разговору и, судя по всему, к своей судьбе.
   - Ну, мы поедем? - спросил доктор "Скорой". - Здесь вроде всё понятно, парень больной на всю голову, ага.
   - Эх, Максим Васильевич, ты когда-нибудь научишься правильно выражаться? Что ещё за "больной на всю голову"? Ты, может, и в направлении так написал?
   - Не, в направлении я красиво сформулировал, комар носу не подточит.
   - Хорошо, езжайте, дальше мы сами разберёмся.
   - Лады, спокойной ночи.
   - Это уже от вас зависит, спокойная у меня ночь будет или не очень...
   Доктор в очередной раз поправил очки и вышел из приёмника. Следом отправилась и вся его свита - фельдшер и санитар.
   Медсестра положила передо мной историю болезни. Парня звали Вадим Великанов.
   - Вадим! - позвал я. - Ты меня слышишь?
   Он не шелохнулся. Взгляд по-прежнему был устремлен в одну точку. Я подошёл к нему, взял за правую руку и согнул её в локте. Действовал очень аккуратно, стараясь не коснуться ладони. Были у меня свои причины осторожничать. Маленькая тайна, о которой лучше не рассказывать коллегам. Вадим так и застыл. Левая рука вытянута вперед, правая поднята, точно у школьника, желающего ответить на каверзный вопрос учителя. В принципе, мне уже всё понятно. У парня кататонический ступор. Надо госпитализировать, других вариантов нет. Остается только заполнить историю болезни и отправить его в отделение. Да, ещё придется недобровольную госпитализацию оформить, потому что согласиться на лечение Вадим никак не может, едва ли он осознает, что с ним происходит. Если подытожить, от меня требовались стандартные действия в стандартной ситуации. Но что-то в облике парня не давало мне покоя. Мне очень хотелось узнать, что же прячется за его застывшими глазами, о чём он думает, что сейчас переживает. Нет, это были не сомнения в диагнозе, скорее банальное человеческое любопытство. Что ж... у меня есть способ заглянуть в мир его безумия.
   В больнице меня считают талантливым доктором, который может понять пациента, как никто другой, увидеть его болезнь изнутри, уловить самые тонкие изменения в психике. Удивительно, но, похоже, никто не задумывался, каким образом мои способности вдруг появились ниоткуда через восемь лет практики. Все считают, что у меня дар, уникальные способности, но я называю это проклятьем. К счастью, никто не знает, в чём заключается мой талант, иначе шарахались бы от меня, как от прокажённого или предложили подыскать в отделении свободную койку.
   Я повернулся так, чтобы медсестра и санитар не видели моё лицо, и осторожно прикоснулся к ладони Вадима. Комната подернулась дымкой и вдруг исчезла, растворилась. Вокруг меня мчались мириады золотистых снежинок, их неудержимый поток нёс меня в бесконечную пустоту. Краткий миг падения, подобного тому, что в детстве мы часто испытываем во сне, и я стал Вадимом Великановым, окунулся в пучину его умопомешательства. От моего сознания остался лишь тоненький лучик, далекий свет маяка, указывающий обратный путь.
   Я лежал на старом диване в маленькой комнатушке с истертыми розоватыми обоями. Вылезшая из-под обивки пружина больно колола поясницу. Звучала тихая музыка, звук лился прямо из стен и торжественный, мистический гимн наполнял трепетом всё моё существо. Неким таинственным образом я знал, что попал в параллельный мир, где царит хаос, где только смерть и отчаяние, а эта комната со старенькой мебелью и затхлым воздухом осталась единственным оазисом посреди мрака и запустения. За мутным, покрытым паутиной стеклом виднелся разрушенный город. Ветер гулял среди руин, поднимая тучи пыли и пепла. Развалины зданий подслеповато таращились провалами выбитых окон на заходящее солнце. Неподалеку горел маленький костерок, а вокруг него жались несколько сгорбленных фигурок, одетых в бесформенные лохмотья. Я отвернулся, не в силах смотреть на агонирующий мегаполис.
   Потолок корчился в безмолвных судорогах, мелкие частички побелки танцевали вокруг меня и оседали на одежде известковой перхотью. Пронзительно заскрипела дверь. Ледяной ветерок промчался по комнате, шевельнул мои волосы и нырнул под диван. Мой взгляд был устремлён вверх, но я отлично видел, что в комнату вошла мама. Застиранный домашний халат и полные слез глаза. Она принадлежала тому, реальному миру, который я покинул и который не хотел отпускать меня. Вместе с ней пришли и три существа из нового бытия. Одно из них было одето в длинные белые одежды, а вместо лица виднелось лишь мутное багровое облако с пульсирующими чернильными пятнами глаз. За спиной существа фантасмагорическим шлейфом волочились крылья, переливающиеся всеми цветами радуги. Два его спутника были закутаны в черные сутаны с капюшонами, под которыми клубился густой туман.
   Потолок вспучился огромным пузырем, разродился стаей каркающих ворон и исчез. Надо мной висело низкое серое небо. Задевая свинцовые животы туч, неторопливо плыл дирижабль с намалёванными на дне пухлыми, сложенными для поцелуя губами. Существо с крыльями что-то сказало моей матери на странном языке, одновременно напоминающем бульканье густой каши и угрожающее рычание. Она ответила, но я не разобрал ни единого слова. Существо повернулось к своим серым спутником, снова булькнуло-рыкнуло и расправило сияющие крылья. Мама заплакала, и до меня отчётливо донеслось: "за что мне такое?!" Серые обступили меня с обеих сторон. Я попытался закричать, но крик точно превратился в густую мокроту, засевшую глубоко в лёгких. Стены с розовыми обоями растрескались и в щели полезли цепкие побеги неведомых растений. Каждую ветвь венчал алый цветок, источающий сладковатое зловоние. Моя комната, последний оплот реальности, разрушалась, уступала натиску хаоса.
   Серые ухватили меня под руки и куда-то поволокли. Я не мог сопротивляться, лишь подтягивал ноги, стараясь не зацепиться за узловатые корни, выпирающие из пола. Мы оказались на улице, и я сжался под взглядами сотен пар глаз, устремленных на меня. Они были повсюду: за разбитыми витринами, посреди дымящихся руин, в облаках пыли, и в них читалась бесконечная ненависть. Перед нами стоял автомобиль странных, карикатурных пропорций. Гигантские колеса, узкие бойницы стекол, оскалившийся острыми клыками бампер. Меня затолкали в раздутое брюхо машины, я опустился на сиденье, и оно вдруг выпустило десятки гибких лиан, обвивших моё тело. Автомобиль заурчал и покатился по узкому тоннелю, стены которого слезились мутной жижей.
   Наше путешествие закончилось в мрачной пещере, заросшей бледным, никогда не видевшим солнца мхом. С потолка подземелья свисала кованая люстра с десятками чадящих свечей. Меня усадили на грубое деревянное кресло с высоченными подлокотниками. Крылатое существо примостилось на расшитых золотом подушках, брошенных прямо на грязный земляной пол, а его спутники застыли у входа. Свечи вдруг вспыхнули ослепительно белым светом и посреди искажённого, наполненного болью мира, я увидел нормального человека. Прямо передо мной сидел молодой мужчина в белом медицинском халате. Приятные черты лица и добрый, сочувствующий взгляд. Хотелось подойти к нему, упасть на колени и прижаться лбом к его туфлям. Я бы упросил забрать меня отсюда, увести куда угодно, лишь бы подальше от этих сумрачных фигур, источающих ненависть.
   Доктор и крылатое существо обменялись несколькими фразами на непонятном языке. Стены пещеры ритмично подрагивали, точно под ними билось неведомое сердце. По моей спине скатилась горячая липкая струйка. Пот? Или кровь? Крылатый поднялся и направился к выходу.
   - ... от вас зависит, спокойная у меня ночь будет или не очень... - произнёс ему вслед доктор.
   "Тебя зовут Андрей, и ты на дежурстве", - мысленно сказал я сам себе и покинул чужой разум, бьющийся в объятьях помешательства. Возвращение в собственное сознание всегда происходило мгновенно, точно ты щелкнул каналом телевизора, и на экране появилась другая картинка. Я снова стоял посреди приемного отделения, касаясь ладони Вадима. Мне только что довелось увидеть себя чужими глазами, раньше ничего похожего не случалось. Удивительные ощущения.
   Я отдернул руку и внезапно почувствовал неприятный запах, исходящий от Вадима - терпкий дух давно не мытого тела.
   - Его в душ и переодеть в больничное, - сказал я санитару. Тот кивнул, поднял Вадима со стула и подтолкнул к выходу. Парень не сопротивлялся, механически переступал ногами, продолжая смотреть прямо перед собой. Интересно, каким он увидит санпропускник? Яма с грязной, дурно пахнущей водой? Или, быть может, водопад с ореолом брызг и радугой? Не знаю. Я вернулся за стол и начал заполнять историю болезни. Писать было немного, сведений о больном - кот наплакал. То, что мне удалось узнать во время путешествия по чужому разуму - не в счет.
   Через полчаса Вадим был в отделении, а я опять лёг на неуютную казенную кровать. После бурной встряски спать совершенно не хотелось. Я ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, но мои усилия не приносили никаких плодов. Над ухом монотонно звенел комар, лишая меня последней надежды на сон. Через полчаса я окончательно утвердился в мысли, что уснуть мне не удастся, повернулся на спину и уставился в потолок. В голове крутились мысли о моём странном даре. Интересно, кем он мне дан и за что? Ответить на этот вопрос я не мог. Пожалуй, всё началось три года назад, когда я очнулся на больничной койке...

*****

   ... возвращение из небытия было странным. Более чем странным. Сначала перед закрытыми веками я увидел всполохи пламени. Мои руки источали немыслимый жар, с пальцев стекала капельки расплавленной лавы, ладони обратились в сгустки живого огня. Коснись любого, кто окажется рядом - и он вспыхнет, превратится в горстку пепла. Но поблизости никого не было. Я плавал в пылающей бездне, и мое сердце сжималось от страха. Потом огонь начал угасать и появилась боль. Бесконечность вселенной сузилась до скромных размеров моего тела, которое наполнилось невыразимой мукой от пальцев ног до кончиков волос. Откуда-то донёсся порыв ветра, и я почувствовал за спиной присутствие Зла. Мне не надо было оглядываться, я точно знал, что сзади появилось нечто ужасающее, одинаково опасное и для моего тела и для моей души. Гигантская тень с горящими угольками глаз, дышащая ненавистью ко всему живому. Щупальце сумрака на миг коснулось моей правой ноги, и острые морозные иглы вонзились в бедро. Тень за спиной колыхнулась и исчезла, оставив после себя леденящий привкус страха. Боль из абстрактного понятия превратилась в мириады мелких жучков, заживо пожирающих меня. И вот тогда мой рот открылся, и я закричал. Крик рвался из моей груди до тех пор, пока не закончился воздух в лёгких. Потом всё вокруг наполнилось ослепительным светом, и я погрузился в благословенное забытье.
   Очнулся я от боли в правой ноге. Белый потолок, светло-зелёный кафель на стенах и запах больницы, который ни с чем нельзя спутать. Я лежал на кровати до подбородка укрытый простынёй. Лучик солнца пробивался через неплотно закрытые шторы и в полосе света плавали искрящиеся пылинки. Собственное тело казалось мне невероятно тяжелым, непослушным, онемевшим. Я пошевелил пальцами рук и ощупал свой живот, грудь и плечи. Вроде всё на месте. Нога болела невыносимо. Осторожно, точно ребенок, который собирается сделать первый шаг, я взялся за край простыни и потянул. Тонкая ткань послушно соскользнула и упала на пол. Из одежды на мне были только белые трусы. Над правым коленом из бедра торчала стальная спица, стянутая скобой, а от неё тянулся тросик с подвешенным грузом. Немного ниже спицы из-под повязки виднелась трубка дренажа.
   - Вот, черт, бедро сломал, - прошептал я. - Где только угораздило...
   Я попытался вспомнить, что случилось и не смог. Последнее, что сохранила моя память - пляж на берегу Волги и тёплые губы Насти, моей жены. Мы обнимались, удобно устроившись в тени полосатого зонта, а наша дочка, сосредоточенно сопя, сгребала совочком песок и высыпала его на мою спину.
   - Очнулся, сосед? Силён ты был ночью кричать.
   Я повернул голову. Это движение далось мне с огромным усилием. Мышцы плохо слушались, а малейшее напряжение сопровождалось волнами боли, рождающимися в голове и растекающимися по всему телу. Слева от меня лежал мужчина средних лет. По случаю жары на нём были лишь короткие светлые шорты. Нижнюю часть его лица скрывала густая борода, всклокоченные волосы давно не видели расчески, но, несмотря на вид разбойника, только что выбравшегося из леса, было в его облике что-то неуловимо доброе и располагающее. Обе ноги моего соседа ниже колена были замотаны бинтами, а левая рука висела на широкой косынке.
   - Я кричал?
   Язык ворочался с трудом, во рту пересохло, перед глазами маячил образ стакана с чистой прохладной водой.
   - Это ещё мягко сказано. Ты орал так, словно не бедро сломал, а попал в мясорубку и твои ноги неторопливо перемалывают. Я много что в жизни слышал, но таких воплей не припомню.
   - Помню боль и нечто ужасное... - я почувствовал, как капельки холодного пота выступают на лбу. - Черная тень от которой веяло злом... После наркоза, что ли такое?
   - Понятия не имею, мне наркоз никогда не давали.
   На самом деле, ночной кошмар казался куда более реальным, чем галлюцинации после наркоза, но при свете дня хотелось позабыть о безумных видениях или хотя бы придумать им удобное объяснение.
   - Я давно здесь?
   - Сегодня рано утром привезли. Часиков в пять, примерно.
   - Ещё бы узнать, где это - "здесь" и всё будет здорово.
   Я улыбнулся, хотя мне было совершенно не смешно. Нога болела адски, и ощущение, что из памяти выпал кусок жизни, оптимизма совершенно не прибавляло.
   - Пятая больница, отделение травматологии.
   - Пятая? А город какой?
   - Тольятти, - в голосе моего собеседника послышалось удивление.
   Минуту я смотрел в потолок и молчал, пытаясь переварить информацию. Нахожусь в родном городе, нога сломана, что со мной случилось - не помню.
   - Какое сегодня число? - спросил я.
   - Ты меня пугаешь. Четырнадцатое августа, понедельник.
   Разве такое возможно? На пляже мы отдыхали десятого июня, в этом я ошибиться не мог, потому что накануне был день рожденья Марины, нашей дочки, ей исполнилось два года. Я прекрасно помнил, как мы отмечали день рождения Мариши. В два года это, конечно, праздник родителей, а не ребенка. Помнил, как уложили её спать, и ещё долго сидели с Настей за столом, пили красное вино. Помнил, как на следующий день все вместе отправились на пляж. А вот потом... Потом ничего. Куда же исчезли два месяца? От них не осталось ни единого проблеска воспоминаний, никаких, пусть даже полустёршихся, образов. Что со мной? "Ретроградная амнезия" - очень кстати всплыл термин, но одно дело прочитать о чем-то в книге, а другое - столкнуться самому. Я почувствовал, как холодные щупальца страха скользят по моему телу, склизким студнем проникают под кожу, леденят сердце. На мгновение у меня возникла спасительная мысль, что всё это - чудовищный розыгрыш, на дворе июнь и сосед попросту решил глупо пошутить. Я повернулся к нему, собираясь сказать, что сейчас неподходящий момент для шуток, но на его лице не было и тени улыбки. Скорее, на нём было написано сочувствие. Виноват в этом ночной кошмар или глубоко в моем подсознании туманные воспоминания всё же сохранились, но мне вдруг стало ясно, что в отрезке жизни, выпавшем из моей памяти, случилось нечто, выходящее за границы человеческого понимания.
   - Меня Владимир зовут, - произнёс мой сосед по палате.
   - Очень приятно, Андрей. Пить страшно хочется. Полцарства за стакан воды.
   - Кнопку на тумбочке нажми. Ждать, правда, приходится подолгу, сервис здесь не очень, но сестра обязательно подойдёт. Я тебе насчет воды не помощник. Сам, как видишь, встать не могу.
   Я попытался дотянуться до красной кнопки на тумбочке. Рука точно решила пожить своей жизнью и отчаянно сопротивлялась моим усилиям. Наконец, в схватке с непокорным телом победил разум, и мне удалось вдавить заветный кругляш. Где-то вдали раздалось немелодичное треньканье.
   Ждать, действительно, пришлось долго. Я уже не выдержал и снова потянулся к кнопке вызова, когда появилась медсестра в белоснежном халатике, под которым просвечивало кружевное белье. "Надо же, ты уже посматриваешь на девушек, наверное, выздоровление не за горами", - мелькнула мысль. Как потом выяснилось, мои надежды на скорое выздоровление были, как минимум, преждевременными. Медсестра оказалась полноватой и улыбчивой. В палате она провела от силы две минуты, но я успел узнать, что её зовут Света, что сегодня вечером ей обязательно надо попасть на свидание и что дома у неё живет персидская кошечка, которая позавчера родила пятерых котят. Окатив нас потоком этой информации, она подняла с пола простынь, укрыла меня по пояс и выскочила из палаты, оставив запах духов в котором угадывалась нотка зеленого чая. Чуть позже Света вернулась, я обрёл вожделенный стакан воды, а с ним и новую порцию подробностей из личной жизни медсестры.
   - Извините, а моя жена не приходила? - прервал я щебетание Светы.
   Поток её речей мгновенно иссяк, словно невидимая рука повернула вентиль и перекрыла кран.
   - Пока нет, - ответила она после секундной паузы и забрала опустевший стакан. - Лучше у доктора спросите, он скоро подойдёт. Нога сильно болит? Обезболивающее Вам укололи час назад, пока без сознания были. В следующий раз ближе к обеду можно сделать.
   - Потерплю.
   У меня появилось неприятное предчувствие. Я прекрасно знал, что ответ "спросите у доктора", можно услышать в двух случаях: либо сестра чего-то не знает, либо вопрос слишком сложный, и сказать надо нечто не очень приятное. Как же я сломал ногу? И что произошло за эти два месяца?
   Врач пришёл часа через три. К тому времени солнце уже стояло в зените и немилосердно палило в окна. Казалось, что сейчас не август, а середина июля. Я купался в луже собственного пота и пытался отвлечься от тупой боли в бедре, смешивающейся с нестерпимым зудом. Чувствовал я себя чем-то вроде полуживой букашки, пронзенной булавкой и ожидающей своего места в коллекции юного энтомолога.
   Доктора звали Борис Васильевич. Казалось, что он весь состоит из острых граней. Тонкие губы, крючковатый нос, резко очерченные скулы, худые торчащие плечи. На левом рукаве мешковатого халата виднелось небольшое бурое пятно. Он приподнял простынь, осмотрел мою ногу, попросил сестру измерить давление, пощупал пульс, достал из кармана потрёпанный блокнотик и что-то пометил.
   - Ну что, коллега, жить будешь, танцевать тоже, но чуть позже. У тебя открытый перелом бедра и сотрясение головного мозга. Пока на вытяжении полежишь, а дня через три аппарат Илизарова наложим. Знаешь, что это за штука?
   Я кивнул. Из институтского курса травматологии вспоминались стальные кольца и спицы, входящие в кость. Помню, стол в травматологической операционной с набором инструментов живо напомнил слесарную мастерскую. Отвертки, гаечные ключи, скобы, щипцы и даже электродрель. Не хватало разве что напильников и зубила.
   - Так вот, наложим аппарат, через недельку сможешь на костылях ходить и останется только дождаться, когда кость срастётся. В общем, в больнице не так уж много проваляешься, хотя дома ещё долго на костылях скакать придётся.
   - Что со мной случилось? - спросил я. - Ничего не помню...
   - Автомобильная авария.
   Борис Васильевич опять достал блокнотик, полистал странички, спрятал его в карман и побарабанил пальцами по спинке моей кровати. Было видно, что он готовится сообщить мне что-то неприятное. Я ждал.
   - И вот ещё... - он посмотрел мне прямо в глаза. - Ваша жена погибла.
   Наверное, надо было спросить: "как это случилось"? Или, быть может, заплакать. Я не смог. Мне показалось, что мир внезапно посерел, точно посреди ясного дня солнце скрылось за хмурой грозовой тучей. Откуда-то повеяло холодом и, невзирая на жару, я почувствовал, что меня знобит. Воздух точно превратился в густой кисель. Лёгкие отказывались принимать эту удушливую влагу.
   Издалека донёсся голос доктора:
   - Сейчас подойдёт сестра и сделает Вам успокаивающее. Крепитесь.
   Туман перед глазами сгущался, а вязкая жижа с хлюпаньем наполняла мою грудь. Я почувствовал, как одинокая слеза скатилась по левой щеке и растаяла на губах мимолетным соленым поцелуем. Краем ускользающего сознания уловил, что в палату зашла Света. Лёгкая боль от иглы и волны беспамятства, захлёстывающие мозг. Тёмная воронка забытья затягивала меня всё глубже, туда, где нет ни боли, ни страха, ни отчаяния.
   Проснулся я ближе к вечеру. Боль в ноге чуть утихла, из полыхающего пламени превратилась в горячие угли, но вот в душе... Что-то во мне умерло в ту минуту, когда я узнал, что Насти больше нет. Мне принесли ужин, я очистил тарелку, не ощущая вкуса пищи, и вновь погрузился в странное состояние, напоминающее дремоту с открытыми глазами. Я смотрел в окно на стремительно тускнеющее вечернее небо и силился ощутить хоть что-нибудь, но все эмоции разом умерли, оставив вместо себя щемящее чувство опустошенности. На ночь мне опять сделали успокоительное, но сон так и не пришел.
   Следующий месяц я провёл в полузабытьи. Мир мне казался искусственным, словно нарисованным бесталанным художником. Боль в ноге порой доставляла мне радость только потому, что она напоминала: парень, ты ещё жив. Один день сменялся другим и, хотя за окном светило яркое солнце, мне казалось, что все краски выцвели, а звуки стали глухими, лишенными объема и живости. Вскоре на моём бедре появился аппарат Илизарова, а рядом с кроватью обосновались костыли. Тщательно исполняя рекомендации врача, я многие часы ходил взад-вперед по коридору, пока всё тело не начинало изнывать от усталости. Борис Васильевич говорил, что мои дела идут отлично, но мне было всё равно. Пожалуй, две вещи удержали меня от пропасти отчаяния. Мысль о том, что я нужен своей дочери и бесконечные беседы с Владимиром. Многое из того, что он говорил, стёрлось в моей памяти. Пожалуй, твердо я запомнил лишь одну его мысль: люди созданы не для смерти, а для вечной жизни и, сокрушаясь сердцем, мы должны радоваться тому, что близкий нам человек открыл дверь в вечность. Не могу сказать, что я принял эти слова, но от них родилось что-то вроде намека на утешение.
   Периодически ко мне приходил следователь с капитанскими погонами и усталым лицом. Он вновь и вновь спрашивал меня про недоброжелателей моей супруги, про последние дни перед аварией, про наши отношения. На большинство вопросов мне оставалось только разводить руками и с сожалением качать головой. Капитан хмурился, доставал из потёртой кожаной папки листы, внимательно их просматривал и допрос продолжался. Хотя я числился свидетелем, но о смерти Насти следователь знал куда больше меня. Моя память решительно не хотела восстанавливаться. Два месяца жизни так и оставались страничкой со стершимся текстом. Иногда капитан начинал злиться и я видел, что он подозревает меня в симуляции, хотя мне искренне хотелось ему помочь. От него я узнал, что мою искореженную машину нашли на обочине. Выглядела она так, словно некий великан решил испытать на ней свою силу. "Удивительно, что Вы остались живы", - добавил следователь. Порой меня и самого удивляло, что судьба распорядилась именно так: Настя погибла, а я остался жить. Ещё капитан рассказал, что судя по повреждениям моей машины, на обочину нас отправил грузовик. "Вы что-нибудь помните об этом?" - вновь и вновь вопрошал он, словно от его настойчивости моя память могла сдаться и выдать всю потерянную информацию. Я ничего не помнил, абсолютно ничего. Грузовик найти не удавалось. Авария случилась вдали от оживленных дорог, свидетелей, если не брать в расчет меня, не нашлось и следствие не продвигалось ни на шаг.
   Когда боль утраты, поселившаяся внутри меня, начала чуть затихать, следователь принес несколько фотографий. То, что было на снимках, и сейчас снится мне в ночных кошмарах, и каждый раз я просыпаюсь от собственного крика. На фото была Настя. До сих пор перед моими глазами стоит её лицо, обезображенное множеством порезов и глубокая зияющая рана на шее. Капитан тряс фотографиями и требовал вспомнить, каким образом умерла моя жена. Его слова едва долетали до моего сознания, точно искаженные незримой преградой. В голове отложилось лишь то, что Настя не погибла в аварии. Пока я лежал без сознания (или притворялся, как подозревал капитан), кто-то подошел к нашей машине и ударил её ножом. Потом ещё и ещё. На её лице и шее обнаружили десятки ран.
   Из больницы я вышел через месяц похудевшим, небритым, неся в себе затаённое чувство вины. Следующие восемь месяцев я прожил у родителей. Ночами я мог заснуть, лишь проглотив таблетку феназепама и запив её рюмкой коньяка. Такой коктейль действовал безотказно. Правда, наутро я просыпался с тяжелой головой и такой слабостью, что первые два часа едва-едва мог передвигаться по квартире, но это меня не волновало. Каждый последующий день был близнецом предыдущего. Посещение больницы, контрольные снимки, продление больничного листа - мелкие события, намёк на разнообразие в моих серых буднях. Борис Васильевич говорил, что дела мои идут на поправку, и ободряюще хлопал по плечу. Радости от этого у меня не прибавлялось. Мне ничего не хотелось делать, и только Марина помогала мне ненадолго избавиться от мрачных мыслей, но порой я панически боялся вопросов дочери. Никогда бы не подумал, что так сложно и так больно отвечать на вопрос: "а где мама?". Не знаю, дело ли в том, что детская память более коротка или... в любом случае, со временем Мариша перестала спрашивать про маму.
   Однажды я открыл почтовый ящик и нашёл в нем письмо со штемпелем прокуратуры. Меня ставили в известность, что следствие по убийству моей жены "приостановлено в соответствии со статьей такой-то, за неимением чего-то там". Я позвонил знакомому юристу и он объяснил, что "приостановлено" означает то же самое, что и "закрыто". Я прекрасно понимал, что ни один следователь в мире не смог бы вернуть Настю, но кулаки непроизвольно сжимались от осознания того, что её убийца бродит на свободе.
   На работу я вернулся, как только смог достаточно долго простоять на ногах, не кривясь от боли. Борис Васильевич предлагал продлить больничный ещё недели на три, но я отказался. За время моего отсутствия, в нашей больнице ровным счетом ничего не изменилось, всё текло своим чередом. Первое время я хромал так, что заведующий отделением постоянно на меня косился и предлагал пораньше уйти домой, не понимая, что торопиться мне особенно некуда, а работа помогает отвлечься от тягостных мыслей. К концу моей первой трудовой недели произошло то, что перевернуло мою жизнь.
   Пациента звали Антон. Высокий, худощавый парень с лицом ребёнка и глазами старика. Он сидел на кровати и настороженно оглядывался по сторонам. В его взгляде читался неприкрытый ужас, казалось, что сейчас он подпрыгнет и бросится бежать. Его руки были сжаты в кулаки с такой силой, что пальцы посинели, а в напряженной позе было нечто зловещее. Я подошёл к нему и спросил о самочувствии. Антон ничего не ответил, отвернулся и вцепился в спинку кровати. Я протянул руку, чтобы посчитать пульс, дотронулся до его запястья, и в этот момент впервые произошло то, что позже я назвал Слиянием. Вихрь ослепительно белых снежинок и ощущение падения в бесконечную пропасть. Моё сознание растворилось, и я стал Антоном.
   Знакомая с детства улочка изменилась. Мне сложно было определить, что именно с ней случилось, я скорее догадывался, чем понимал, улавливал мельчайшие знаки, тайные символы, незаметные тем, кто прогуливается рядом со мной. Я видел, что рисунок трещинок на асфальте со вчерашнего дня полностью изменился, замечал распахнутые окна, которые многие годы оставались наглухо закрытыми, слышал странные звуки, идущие ниоткуда и похожие на треск шелухи от семечек под тяжелыми ботинками. Сотни других мелочей, которые раньше ускользали от моего внимания, вдруг обрели невероятную яркость и все они кричали об одном: опасность! Стены домов сочились враждебностью, они словно ощетинились острыми иглами и в любой момент грозили смять, раздавить, перемолоть меня, выплюнув кровавое месиво в котором никто не признает человеческого тела.
   Всё вокруг обретало новый смысл, вещи, казавшиеся привычными, теперь таили угрозу. Солнечный свет точно смазался, обрёл тревожный багровый отблеск. Налетел порыв ветра, и листья деревьев затрепетали от страха. Старичок, сидевший на лавочке, опустил газету и проводил меня внимательным взглядом. Он что-то тихо прошептал и я понял, что под его старомодной рубашкой прячется микрофон. Лохматый пёс непонятной породы, примостившийся около дедушки, неспешно поднялся, подошёл к дереву и задрал заднюю лапу. Струйка мочи оросила корявый ствол. Закончив своё дело, пёс вернулся к своему хозяину и улёгся на пыльный тротуар. Он посмотрел на меня, приоткрыл пасть и облизнулся. Капелька слюны сорвалась с языка и упала в пыль. Старичок опять произнес в микрофон несколько слов.
   Большой черный джип с наглухо тонированными стёклами отделился от вереницы припаркованных автомобилей и, басовито урча мотором, покатился за мной. Краем глаза я уловил, что боковое стекло джипа немного опустилось, в образовавшейся щели на секунду показался и тут же спрятался ствол автомата. Я ускорил шаг и сместился подальше от края проезжей части, почти прижался плечом к стене дома. Теперь между мной и джипом оказалась молоденькая девушка в темных очках, катившая коляску. Зачем ей очки? Почему она прячет свои глаза? Ребенок мирно спал. Мне был виден кружевной чепчик, пухлые щечки и губки с торчащей из них соской. Или он не спит, а только притворялся? А, может, это и не ребенок вовсе? Правильно! Это же кукла! Безмозглая кукла, напичканная электроникой. Прекрасное прикрытие для агента.
   - Не вздумай бежать, - шептал я сам себе. - Делай что хочешь, только не беги. Стоит тебе побежать, и они начнут стрелять.
   Джип продолжал ползти за мной. Теперь всё стёкла были подняты, но я чувствовал волны ненависти, исходящие от чёрной машины. Ребенок выплюнул соску и громко заплакал. Неужели я ошибся? Девушка с коляской остановилась, подняла ребенка на руки и начала укачивать. Внезапно она повернулась ко мне и замерла. Её лицо стало пустым и невыразительным, точно театральная маска с намертво пристывшей улыбкой. Они её контролируют. Ну, конечно! Она не агент, а безвольная марионетка в их руках. Старичок встал, аккуратно сложил газету и направился в мою сторону. Его уверенная, пружинящая походка, и скрытая сила, таившаяся в каждом движении, никак не вязались с обликом пенсионера. Маскировка, всего лишь умелая маскировка. Пёс поднялся и двинулся вслед за хозяином. И, хотя нас разделяло три десятка метров, я услышал утробный рык, исходящий из его груди. Главное, идти, как ни в чем не бывало, нельзя показать, что я раскусил их маскарад.
   Впереди появились два парня с одинаковыми короткими стрижками. Несмотря на жаркий майский день, оба были в темных плащах. Обострённое чутьё загнанного зверя подсказывало мне, что под одеждой прячется оружие. Стекло джипа вновь поехало вниз. И вот тут мои нервы окончательно сдали. Я закричал и бросился в ближайший проход между домами. Джип взревел мотором и рванулся за мной. Я влетел во двор, промчался через детскую площадку и врезался в полную женщину, развешивавшую простыни. Она охнула, выронила тазик с бельём и тяжело плюхнулась на задницу. Я отскочил как мячик от её раздутого живота, с трудом удержался на ногах, пробормотал извинения и побежал дальше. Мне вслед понеслись проклятия и причитания. Поворачивая за угол дома, я успел увидеть несущегося за мной пса и двух коротко стриженных парней. В руках они сжимали пистолеты.
   Я перемахнул через забор детского сада, рванулся сквозь густые кусты, чувствуя, как колючки вонзаются в тело и раздирают кожу в кровь. Территория садика была пустынной. Я миновал веранды с облупившейся краской, деревянный паровозик и покосившиеся качели. В окне детского сада шевельнулась штора, и мелькнуло испуганное женское лицо. До моего дома было рукой подать. Что-то подсказывало мне, что в собственной квартире бояться нечего, там они меня не достанут.
   Ещё один забор. На этот раз удача мне изменила. Моя нога зацепилась за перекладину, я рухнул на землю и угодил лицом в кучку кошачьего дерьма. Сзади донесся угрожающий рык. Я заплакал от страха и боли в ушибленном колене. Рычание приближалось. Я поднялся и побежал, размазывая по лицу слёзы и фекалии. Вот и родной двор, только бы успеть, осталось совсем чуть-чуть. В правом боку кололо, а сердце отчаянно колотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Через минуту я распахнул дверь собственного подъезда и взлетел на третий этаж. Руки дрожали, и ключ никак не хотел попадать в скважину. Наконец, замок открылся, я ворвался в квартиру и заперся изнутри. Всё тело тряслось, а ноги подгибались, того и гляди, рухну посреди прихожей.
   Я снял кроссовки и прошел в комнату. Моя мама лежала на диване и смотрела телевизор. Диктор рассказывал о событиях на Ближнем Востоке и колебаниях цен на нефть. Мама повернулась, увидела моё расцарапанное, перепачканное лицо с мокрыми дорожками слёз, вскрикнула и зажала рот рукой.
   - Что с тобой? - спросила она едва слышно.
   Я опустился на пол и прислонился спиной к шкафу. Как ей объяснить? Диктор вдруг замолчал. Он подался вперёд всем телом и посмотрел прямо на меня.
   - Ты, наверное, думаешь, что всё кончилось? - сказал он. - Даже не надейся. Это только начало.
   Я изо всех сил зажал уши руками, зажмурился и тихонько заскулил.
   Я вынырнул из глубин чужой личности и вновь стал самим собой. Пребывая в сознании Антона, и воспринимая жизнь через призму его разума, я всё же сохранял и частичку себя, чувствовал, что в любой момент могу вернуться назад, покинуть эту страну безумия.
   - Андрей Николаевич, с Вами всё в порядке?
   Медсестра выглядела обеспокоенной. Я ободряюще улыбнулся.
   - Нормально. А что?
   - Вы побледнели.
   - Не обращай внимания, нога немного побаливает.
   - А, понятно... сколько насчитали?
   - Чего насчитал? - искренне удивился я. - Ворон, что ли?
   - Пульс.
   Антон продолжал сидеть, втянув голову в плечи и уставившись в пол.
   - Семьдесят восемь, - наугад ляпнул я и подошёл к следующему пациенту. Брать его за руку я не решился.
   Спустя месяц мне удалось уловить некоторые закономерности Слияния. Возможно, я бы справился и быстрее, но мне мешал страх, искренний страх перед необъяснимым. Слияние всегда происходило, стоило мне дотронуться до больного и никак не зависело от моего желания. Одежда была надёжной преградой, лишь прикосновение к обнаженной коже позволяло проникнуть в чужое сознание. Здоровых людей я мог трогать сколько угодно, но это оставалось лишь контактом тел, но никак не разумов. Самым удивительным было то, что мне удавалось блуждать среди безумия часами, а в реальности проходило лишь несколько секунд. Чужой разум никогда не поглощал меня полностью, всегда оставалась частичка меня самого, и достаточно было небольшого усилия, чтобы вернуться в обычный мир. Ещё я понял, что пациенты никогда не догадываются, что между нами возник некий, совершенно особенный контакт. Всё происходит, как будто я наблюдаю за ними через зеркальное стекло: мне видна любая мелочь, а перед ними лишь блестящая поверхность и собственное отражение.
   Иногда я задавался вопросом: откуда у меня возник этот дар? Самым логичным было бы предположить, что травма головы при аварии вызвала удивительные способности, которые дремали во мне с самого рождения. Но... логичные объяснения и правильные объяснения - вовсе не одно и то же, это я давно уяснил.

*****

   Назойливый шум мотора нарушил ночную тишину. Сквозь тонкие шторы пробивался свет приближающихся фар. Вскоре прямо над ухом раздался нервный скрип тормозов. Приемное отделение психиатрической больницы располагалось на первом этаже, окна комнаты дежурного врача выходили на крыльцо, и потому порой возникало ощущение, что машина припарковалась прямо подле твоей кровати. Я прекрасно понимал: это вновь приехала "скорая" и поспать уже не придётся, но во мне теплилась иррациональная вера, что произошла ошибка, машина уедет и можно будет спокойно полежать до утра. Если повезет, то удастся даже подремать.
   Трель звонка, торопливые шаги медсестры, скрип входной двери и топот множества ног. Я поднялся и начал одеваться. Надежда на спокойное дежурство окончательно испарилась.
  

Глава вторая

  
   - В любой семье бывают сложности, - сказал я. - Поверьте, кризис в семейной жизни - вещь неизбежная. Вопрос лишь в том, как этот период пройти с наименьшими потерями, а ещё лучше - как вынести из него урок и сделать так, чтобы отношения только улучшились. Пожалуй, самый первый кризис, с которым сталкивается любая пара - это свадьба. Казалось бы, стандартный ритуал, банальный набор слов, который регистратор произносит в тысяча двадцать восьмой раз, а потом вы надеваете кольца и целуетесь. Но, даже если вы уже прожили вместе несколько лет, с этой минуты всё меняется. Жизнь показывает, что свадьба - большой стресс и порой именно с этого момента появляется ненужная ревность, недопонимание, а то и явные конфликты.
   Они сидели передо мной, Сергей и Татьяна и весь их вид выражал недовольство. Оба уселись в пол-оборота, точно отворачиваясь друг от друга. Каждый закинул ногу на ногу и скрестил руки, демонстрируя позу закрытости, известную сегодня любому, кто мало-мальски знаком с психологией. Это уже была наша пятая встреча, но, надо признать, что в деле спасения семьи мы не продвинулись ни на шаг. Трудно было даже представить столь непохожих людей. Мне не раз приходилось слышать, что противоположности притягиваются, и, глядя на них, я был готов поверить, что так и есть на самом деле. Татьяна была настолько взбалмошной и эмоциональной, что лишь флегматичный и скупой на чувства Сергей мог выносить её выходки. Но любому терпению рано или поздно приходит конец.
   - Проблема заключается в том, - продолжил я, - что как только вас объявили мужем и женой, сразу же заканчивается один этап жизни и начинается другой. И не имеет большого значения, сколько времени вы встречались до этого момента. Вы никогда раньше не задумывались, почему часто бывает так, что мужчина и женщина живут вместе не один год, вполне довольны друг другом, но, едва поженившись, тут же снова бегут в ЗАГС и пишут заявление о разводе?
   - Да причём здесь свадьба?! - Татьяна подалась вперёд, её пальцы впились в ручки кресла. - Доктор, Вы хоть немного представляете, что значит жить с таким мужчиной, как этот?
   В ней кипело столько ярости, столько гнева рвалось наружу, что на миг у меня мелькнула мысль: сейчас она запрыгнет на стол и расцарапает в кровь моё лицо. Когда эта пара впервые появилась в моём кабинете, я понял, что мне уготовано непростое испытание. Психотерапевт ведь тоже человек и между ним и клиентом всегда устанавливаются некие отношения. Иногда крайне сложно преодолеть свои эмоции, быть чистым зеркалом, отражающим проблемы пациента. Представьте доктора-еврея, к которому на приём пришёл лидер антисемитского движения или психотерапевта, чья жена была убита маньяком, консультирующего серийного убийцу. Конечно, мой случай не был столь крайним вариантом, но Татьяна словно вобрала все те черты, которые мне всегда были неприятны в девушках. Сколько себя помню, я плевался при виде книжонок в кричащих цветастых обложках с названиями вроде "Как стать стервой", недолюбливал самовлюблённых женщин, считающих, что центр мира находится аккурат меж их грудей, но раньше мне не раз приходилось работать с подобными пациентками, и всё проходило благополучно. Но вот Татьяна... После первой беседы с этой парой мне захотелось схватить Сергея за отвороты пиджака, встряхнуть, как следует, и крикнуть прямо в лицо: "Брось ты эту дуру, и беги, не оглядываясь, любая другая будет в сотню раз лучше!".
   Это было бы простым решением. Конечно, я мог отказаться от терапии, посоветовать им обратиться к другому доктору, и пойти домой со спокойной совестью, но что-то меня остановило. Возможно, искреннее желание помочь Сергею, а, быть может, ещё и стремление доказать самому себе, что я смогу справиться, смогу подавить свои эмоции и остаться профессионалом даже в столь сложной ситуации. И вот теперь я смотрел на очерченный невыносимо яркой помадой рот Татьяны, выплёвывающий в меня весь негатив, что накопился за годы совместной жизни и пытался не сорваться, не дать воли эмоциям, которые плескались во мне.
   - Доктор, да Вы хоть на миг, хотя бы на один-единственный миг задумайтесь, как я себя чувствую рядом с ним! Я знаю, что все мужики хороши, но этот...
   Я успел подумать, что она за всё время наших встреч ни разу не назвала Сергея по имени, и на меня вылилась новая порция гнева.
   - Он же только и делает, что жрёт свои пончики! Совсем жиром заплыл, скоро собственный член из-за пуза увидеть не сможет!
   Я посмотрел на Сергея. Его уши слегка порозовели. За время наших встреч я уже успел отметить, что когда он начинает злиться, кровь приливает не куда-нибудь, а именно к ушам.
   - А ещё ты постоянно раскидываешь свои вещи! - пальцы Татьяны с длинными острыми ноготками продолжали сжимать подлокотники кресла. Она напомнила мне тигрицу, изготовившуюся к прыжку. Таня повернулась к своему мужу, и весь её облик выражал негодование. Я чувствовал, что перестаю контролировать ситуацию. При работе с семейными парами зачастую необходимо, чтобы супруги выговорились, высказали своё видение ситуации, но иногда диалог начинает превращаться в кухонный скандал и вот тогда терапевт должен вмешаться. Настал тот самый момент, когда надо было немедленно положить конец этому потоку мелочных упрёков. Умом я всё понимал, но язык словно прилип к нёбу. И, если честно, мне очень хотелось встать и отвесить Тане увесистую оплеуху или, в крайнем случае, посмотреть, как это сделает Сергей.
   - Может, ты думаешь, что мне приятно собирать по квартире твои грязные носки?! Куда ты их только не закидывал! Разве что из кастрюли с супом я их не выуживала.
   Кажется, претензию про носки я слышал сотни тысяч раз.
   - Не надо преувеличивать, - наконец подал голос Сергей. - Может, я иногда и не столь аккуратен, как хотелось бы, но мне это не мешает.
   - Зато МНЕ мешает! Очень мешает! Ты даже не представляешь себе насколько! Да что я говорю! Ты же всегда только о себе и думаешь.
   - Дай договорить, пожалуйста, - его уши приобрели багровый оттенок. Пока он ещё сдерживается, но уже похож на вулкан, над которым после нескольких лет молчания, вдруг показалось струйка дыма. Интересно, а Татьяна когда-нибудь замечала, что уши супруга - отличный барометр его эмоционального состояния? Думаю, при взгляде на эту семейную пару, у любого возникает мысль, что внешне они совершенно разные. Таня была жгучей брюнеткой с правильными чертами лица и вполне могла бы украсить обложку глянцевого журнала, а вот Сергей... пожалуй, я давно не встречал мужчин со столь невыразительной внешностью. Нельзя сказать, что он безобразен, никоим образом. Но его лицо было необычайно скучным, дорогой костюм сидел на нём так, словно он переночевал на автобусной остановке, а дополнял незавидную картину отчётливый животик вкупе с узкими плечами.
   - Я, наверное, не всегда идеален, - продолжил Сергей. - Но мне беспорядок не мешает. Даже если я не убрал свои вещи, то всегда знаю, где их искать. А после твоих уборок ничего найти невозможно. У тебя талант убрать так, чтобы вещь исчезла навсегда. Хоть служебную собаку заводи - всё равно не отыщется!
   - Собаку?! Да ты сам, как животное! Думаешь, мне приятно зайти в туалет и сесть в лужу, только потому, что кому-то, видите ли, неохота стульчак поднять!
   - Я тоже могу припомнить, как ты забывала использованные прокладки на полочке в ванной. Ты думаешь, мне очень приятно найти это добро рядом со своей зубной щёткой?!
   - Хватит! - рявкнул я и ударил ладонью по столу. Мой любимый Parker, лежавший на самом краешке, вздрогнул, точно испугавшись, свалился на пол и закатился под кушетку.
   - Хватит, - повторил я уже тихо и спокойно. - Вы достаточно наговорили гадостей друг о друге. Сейчас вы пойдёте домой, каждый возьмет по листочку бумаги и напишет десять пунктов, которые ему не нравятся в супруге. Ясно?
   Они синхронно кивнули. Оба выглядели испуганными.
   - Но это ещё не всё. Потом вы возьмете ещё один листок и напишите двадцать пять, повторяю, двадцать пять хороших черт того человека, что рядом с Вами уже семь лет. В следующий раз принесите мне все то, что напишите о супруге. Вот так. На сегодня, пожалуй, закончим.
   У меня не было ни малейшего желания при следующей встрече читать, что они там понапишут. Если уж совсем откровенно, то я тайно желал, чтобы "следующий раз" вообще не наступил. Они вышли из кабинета, и я остался один на один со своей головной болью, опустошенный, уставший настолько, что хотелось лишь одного - не видеть ни единого человека часа два. Ещё лучше - несколько дней.
   Помимо работы в больнице, я три раза в неделю консультирую в частной клинике. Для меня это и лишний заработок, и источник положительных эмоций. Чаще всего, положительных, хотя, после встреч, подобных сегодняшней, чувствую себя, как выжатый лимон, и даже ещё хуже. К счастью, такое случается нечасто. Покинув институтскую скамью, я всё никак не мог решить, что мне больше нравится - стационар, где лечатся тяжёлые психические болезни или те случаи, когда перед тобой фактически здоровый человек, но с некими психологическими проблемами. В конце концов, эту дилемму я решил просто: стал работать в двух местах. Пожалуй, работа психотерапевта в последнее время меня привлекала больше, но сегодня эта парочка отняла все мои силы. Вообще, мне не очень нравится работать с семейными конфликтами. К сожалению, не так часто удаётся справиться с ситуацией и помочь сохранить отношения. Чаще всего, один из обратившихся ко мне, всё для себя решил, фактически, уже покинул семью, а второй ждёт, что доктор заставит супруга или супругу изменить решение. Тогда остаётся только одно - оказать им помощь в расставании. Если они не могут быть вместе, так пусть хотя бы разойдутся с наименьшими потерями и без обид друг на друга.
   Встречается и худший вариант. Они пришли и действительно хотят сохранить семью. Беда в том, что супруги вовсе и не думают прилагать усилий, искать выход, идти друг другу на уступки, в общем, работать над проблемой. Любой практикующий психотерапевт или психолог знаком с такой ситуацией - к нему приходит человек и просит: сделайте что-нибудь со мной! Сделайте так, чтобы я перестал о чём-то думать, выпишите пилюлю от которой я начну радоваться жизни, загипнотизируйте меня и удалите из моей памяти вот это и вон то. Но хуже всего, когда приходит человек со сложностями в семейной жизни и говорит: делайте! Он пришёл ко мне на консультацию и ожидает, что я за час решу те недомолвки, давние обиды и глубоко запрятанный негатив, всё, что копилось в его доме не один год. В таких случаях мне всегда очень хочется сказать: "Вам нужен не доктор, а волшебник". Мы ведь не творим чудеса, а лишь помогаем человеку раскрыть его возможности, решить сложные вопросы. Именно помогаем, а не делаем за него. И как же реагирует человек, ожидающий чуда? Думаете, легко убедить в том, что требуются усилия с его стороны, что нужна длительная и, во многом, не очень приятная работа? Ничего подобного. Он пришёл к тебе, заплатил за консультацию, а ты не смог за шестьдесят минут сделать так, чтобы его семья стала благополучной. И что? Ответ у подобных клиентов одинаков: доктор никчемный, а я зря потратил деньги...
   Может, я всё-таки зря взялся работать с Татьяной и Сергеем? Удастся ли мне перебороть собственные комплексы? Я всегда был уверен, что одно из важнейших правил психотерапии - искреннее положительное отношение к человеку, который обратился к тебе за помощью. Человека, сидящего перед тобой, ты должен принимать со всеми его слабостями, недостатками и вывертами. Если не можешь - лучше не берись, посоветуй обратиться к коллеге, это лучшее, что ты можешь сделать в подобном случае.
   Я поймал себя на том, что уже минут двадцать сижу, глядя на календарь пустым взглядом, и думаю о не очень удачной семейной терапии. Всё, надо переключиться, иначе мозг начнёт кипеть. Работу надо оставлять на работе, иначе она постепенно поглотит тебя без остатка. К тому же, сегодня вечером я собирался сходить с Мариной в парк.

*****

   Для Игоря Сергеевича Лебедева всё началось с того, что однажды он надумал посетить какое-нибудь подземелье. Тщательно оборудованные пещеры с экскурсиями и утомительными рассказами о сталактитах-сталагмитах его не интересовали, ему хотелось, чтобы рядом никого не было, только темнота, свет фонарика и ощущение, что над тобой многие метры земли. Пожалуй, такое желание возникло от одиночества. Сколько Игорь себя помнил, рядом с ним никогда не было близкого человека. Его отец оставил семью, когда мальчику было три года. Всё, что он помнил о папе - колючие усы, пропахшие табаком. Память не сохранила ни внешности отца, ни его слов, ничего, кроме жесткой щетины, царапавшей кожу. Мать Игоря почему-то считала собственного сына наказанием за грехи. Он так и не смог узнать, что заставило её так думать. Поначалу он был слишком мал, чтобы задавать сложные вопросы, а, когда ему было двенадцать, мама умерла. Последние два года перед смертью она много пила. Маленький Игорь старался подольше погулять на улице, если мама была слишком пьяна, а такое случалось почти каждый день.
   После смерти матери его воспитывала тётка. Самым главным в жизни тётушка считала порядок. Если племянник забывал вымыть ботинки или оставлял книжку на столе, то его ждало неминуемое наказание. Всё остальное тётю мало волновало. Борьба с беспорядком давно превратилась для неё в цель существования, и, кроме этого занятия, её интересовал лишь телевизор и бесконечные разговоры по телефону. Тетушка постоянно напоминала Игорю, что "спасла его от детдома" и требовала, чтобы он "не забывал своего места". Ещё она любила повторять племяннику: "Ты мне по гроб жизни обязан, гаденыш неблагодарный!". Очень быстро Игорь понял, что самое лучшее - как можно реже напоминать тете о своём существовании. Он научился быть незаметным, оказалось, что это совсем несложно.
   В школе Игорь был изгоем. Быть может, он чем-то отличался от своих одноклассников или дело было в том, что он начинал заикаться, как только с ним кто-нибудь заговаривал, но так или иначе, а сверстники смотрели на него, как на пустое место. Постепенно Игорь смирился с тем, что везде его считали чужим и начал строить вокруг себя высокий забор, за которым чувствовал себе если не комфортно, то хотя бы защищено. Прошли годы, и запуганный ребёнок превратился в холодного и замкнутого юношу, который считал, что с начала времен не придумали более честного изречения, чем "человек человеку - волк".
   Школу Игорь закончил с золотой медалью. Тётка, узнав об этом, рассеяно пробормотала "ну, да, молодец" и уткнулась в телевизор, где на далёкой бразильской земле кипели нешуточные любовные страсти. Пять лет института не оставили в душе Игоря заметного следа. Надо сказать, что природа не обделила его внешностью, и он не раз ловил заинтересованные взгляды девушек, но дальше мимолетных взоров дело не шло, стена презрительного безразличия действовала на дам подобно ледяному душу. Едва Игорь получил диплом, как тётка отправилась вслед за матерью в иной мир. Он остался один в пустой квартире, с дипломом инженера на руках и чувством, что смерть тётки не случайность, а знак судьбы. Игорь искренне верил, что какая-то неведомая сила убирает препятствия на его дороге, вот только куда ведёт этот путь, Лебедев не имел ни малейшего понятия.
   Дальнейшее существование Игоря превратилось в нечто удивительно однообразное. Один серый день его жизни практически ничем не отличался от другого. Несколько раз он начинал встречаться с женщинами, но все они казались ему скучными и пустыми. Их болтовня утомляла, любовь к комплиментам приводила в немое изумление, а секс представлялся самым нелепым занятием, среди всех задуманных природой. После третьего "испытания женщиной", Игорь окончательно решил, что противоположный пол не стоит его внимания, и его сексуальные изыскания ограничились периодическими набегами на порно-сайты. В остальном, дни сливались в единую ленту, где не было места ни радости, ни печали. Утром Игорь шёл на завод, весь день анализировал образцы цемента, а в шесть часов выходил за проходную, возвращался домой, ужинал, смотрел телевизор и ложился спать. Года через три такой жизни он понял, что ненавидит проклятый цемент. Его тошнило от одного вида серого порошка, но Игорь даже и помыслить не мог о том, чтобы поменять работу. В его родном Жигулёвске с профессией инженера сложно было найти подходящее занятие, а проехать несколько километров и поискать удачи в соседнем Тольятти он не решался. Игорь боялся перемен, ему казалось, что если в устоявшемся ритме произойдёт хоть малейший сбой, то это станет катастрофой. Последней в его жизни.
   Однажды он прочитал в старом журнале, что в трёх часах езды от его дома, в селе Ширяево есть настоящее подземелье. Вот тогда ему и пришло в голову посмотреть на изнанку гор. Статья обещала, что ширяевские штольни - целый подземный город с центральными проспектами, боковыми улочками и множеством проулков, сплетённых в бесконечный лабиринт. В давние времена, ещё при царе, здесь начали добывать известняк. Гору взрывали, рубили кирками, и на вагонетках спускали породу, чтобы превратить её в цемент. Тот самый цемент, что Игорь так не любил. С неделю Лебедев вновь и вновь просматривал статью, любовался фотографиями и мысленно прохаживался по штольням. Он думал о рабочих, что муравьями копошились внутри горы, их нелёгкий труд казался ему красивым и важным, в отличие от его серых будней в лаборатории.
   В субботу Игорь отправился в спортивный магазин, купил пару туристических ботинок, фонарь и рюкзак. Он покидал своё нехитрое снаряжение в багажник старенькой "семёрки" и отправился в путь. Узкая асфальтовая дорожка вилась вдоль берега Волги. Кто-то другой, наверное, любовался бы волнами, лижущими каменистые склоны Жигулей, наслаждался чистым небом или прикидывал, где лучше искупаться и порыбачить. Но только не Игорь. С самого детства он был начисто лишён чувства красоты. Природа его не радовала, театр навевал скуку, картины казались безжизненным переплетением цветов, а музыка - пустым набором звуков. Игорь сосредоточенно крутил руль, порой прислушиваясь к мотору, который на подъемах сипел, как измученный астмой старик. Думал Лебедев о подземелье. Что там скрыто под тоннами скал? Собственную жизнь Игорь воспринимал, как цепь случайных событий, которые ведут его к большой Цели. В чём состоит эта цель, он не знал, но не сомневался, что поймёт, приблизившись к ней. Лебедев был уверен, что потрёпанный журнал, попавшийся ему на заводе, статья про штольни и поездка в Ширяево - части единой цепочки. Надо только переходить от одного звена к другому и обязательно выяснишь, что там - на другом конце.
   Первое, что поразило Игоря в штольнях - гигантский вход. Он ожидал увидеть узенький лаз, вроде заброшенной медвежьей берлоги, а перед ним высилась скала с тремя гигантскими провалами, в любой из которых свободно мог бы въехать автобус. Минут десять Лебедев молча стоял и вглядывался в темноту. Игорь чувствовал себя маленькой букашкой, внезапно осознавшей свою ничтожность. Если сейчас гора обрушится, если тяжёлые камни раздавят его хрупкое тело, то что изменится? Ровным счётом ничего. Для него мир перестанет существовать, но жизнь будет продолжаться своим чередом, даже если одна из букашек исчезнет навсегда.
   Наконец, Лебедев вздохнул и шагнул под каменный свод. Внутри было прохладно. Из журнала он знал, что даже летом температура в штольнях не поднимается выше десяти градусов, но контраст оказался столь разительным, словно он как следует позагорал на солнцепёке, а потом бултыхнулся в ледяную горную речку. Игорь невольно поёжился, вынул из рюкзака теплую куртку, застегнул её на все пуговицы и двинулся навстречу неизвестности. Солнечный свет быстро слабел и вскоре Лебедев различал лишь смутные очертания стен, теряющиеся в чернильной темноте. Он опустил рюкзак на землю, собираясь достать фонарик, и в этот момент впереди и чуть левее что-то зашевелилось. На светлом фоне стены виднелись рога. Заостренные концы были направлены прямо на Игоря. Его колени задрожали, а рюкзак вывалился из ослабевших пальцев. Лебедев сделал шаг назад и оглянулся. До светящейся арки входа было рукой подать, но путы ужаса затягивались всё плотнее. Ноги точно превратились в единое целое с каменистым полом. Игорю казалось, что стоит ему только повернуться спиной и ужасные рога тут же вонзятся в его плоть. По подземелью пронёсся тяжелый вздох. В нём было столько тоски, столько неизбывной муки, что у Лебедева мгновенно пересохло во рту и ему захотелось срочно справить малую нужду. Его глаза постепенно привыкали к темноте, и он уже мог разглядеть две огромные туши, увенчанные массивными рогами. Воображение рисовало апокалипсических монстров, истосковавшихся по тёплой крови. Игорь ещё раз оглянулся. Солнечный свет точно отодвинулся на многие километры. Осторожно, стараясь не дышать, Игорь опустился на колени и нащупал рюкзак. Хитрый клапан никак не хотел открываться. Онемевшие пальцы скользили, а модная водонепроницаемая молния никак не поддавалась. Рога вновь колыхнулись, и монстр запыхтел, ворочаясь. Игорь рванул застежку, выхватил фонарик и нажал на кнопку. Узенький луч света робко раздвинул занавесь тьмы. Коровы! Это всего лишь коровы! Две бурёнки забрели в пещеру, спасаясь от палящего солнца.
   Одна из коров громко рыгнула и начала меланхолично двигать челюстями, жуя бесконечную жвачку. Лебедев засмеялся, столь глупым ему показался собственный испуг, но сразу же осёкся. Эхо, прокатившееся в подземелье, превратило его смех в жуткую какофонию, истеричное карканье, в котором не было ничего человеческого. Игорь облизал пересохшие губы и посветил во все стороны. Стены подземелья были покрыты современной наскальной живописью. Прямо перед Лебедевым красной краской была выведена гигантская муха, а ниже виднелась надпись: "В жизни гарантировано только одно: рано или поздно она закончится".
   - Очень оптимистично, - вслух сказал Игорь.
   По правую руку луч фонарика выхватил из темноты широкий коридор. Его потолок был изрыт трещинами. От коридора ответвлялось несколько боковых ходов. Один из них был почти полностью засыпан обвалившейся породой. Игорь подхватил рюкзак, закинул его на плечо, миновал арку и свернул в боковой ход. Коровы проводили его равнодушным взглядом. Лебедев чувствовал, что впереди его ждет очередное звено цепочки, сплетенной судьбою, и пещера представлялась ему не замкнутым каменным мешком, а началом пути, который изменит всю его жизнь. Метров через пятьдесят он свернул влево, перелез через груду камней, осыпавшихся с потолка, и углубился в тоннель. После очередной развилки Лебедев понял, что очень смутно представляет обратную дорогу.
   - Спокойно, - сказал он сам себе. - Самое главное - не паниковать. Ты скоро выберешься.
   Но предательский холодок уже поселился в его животе и потихоньку рос на плодородной почве полузабытых детских страхов и осколков ночных кошмаров. Игорь развернулся и пошёл обратно. Его шаги многократно отражались от стен подземелья. Казалось, что рядом шествует целый отряд искателей приключений в ботинках с подбитыми металлом подошвами. Лебедев с трудом сдерживался, чтобы не побежать. Еще один поворот и вот уже должны показаться осыпавшиеся камни, но пол коридора оставался ровным, никаких следов обвала. Игорь остановился, посветил фонариком назад, потом прямо перед собой. Холодные стены, покрытые узором трещин и темнота. Где-то невдалеке капала вода, и мерный стук капель породил в воображении Лебедева образ часов, отсчитывающих утекающие секунды его жизни. Здесь, внизу, под толщей породы, всё было иначе, чем на поверхности. Никаких ориентиров, никакой возможности понять идешь ли ты к выходу или углубляешься в недра искалеченной горы. Игорь осторожно пошёл дальше. Через минуту коридор кончился и Лебедев уткнулся в глухую стену. Теперь страх наполнял его до краёв, плескался в нём мутной леденящей жижей, просачивался во все уголки разума, мешая думать, мгновенно смывая наивную веру в собственные силы.
   Игорь до боли закусил губу и сделал шаг назад. Под ногой раздался громкий хруст. Он в ужасе отпрыгнул в сторону и посветил фонариком, ожидая увидеть дохлую крысу или что-то не менее мерзкое, но это была всего лишь раздавленная банка Кока-колы. Игорь со всей силы пнул жестянку, точно она была виновата в его бедах, и побрёл обратно по коридору. Теперь Лебедев окончательно потерял надежду найти обратный путь, он сворачивал в случайные проходы и, наконец, очутился в небольшом, почти квадратном зале, от которого в разные стороны отходили очередные тоннели. Лебедев выбрал самый широкий и продолжил свой путь. Несмотря на прохладу, царившую в штольнях, он чувствовал горячие струйки пота, щекочущие спину. Теперь страх рисовал ему невесёлые картины будущего. Игорь видел себя умирающим от голода, погребённым под завалом, растерзанным полчищами голодных крыс. Луч фонарика увязал в темноте, которая с каждым шагом становилась всё более густой. Позади раздался тихий шорох, как будто острые коготки скребли по стеклу. Игорь не выдержал, бросил рюкзак и побежал. Он мчался, не разбирая дороги, а луч его фонарика метался по стенам, как ополоумевший заяц, спасающийся от своры охотничьих собак.
   Свернув в случайный проход, Игорь зацепился ногой за каменный выступ и с размаху рухнул на пол. Фонарик вылетел из его руки, ударился о стену, мигнул и погас. Минуту или две Лебедев лежал ничком. Потом он подтянул ноги к животу и осторожно сел, привалившись спиной к холодной стене. В голове шумело, горели ободранные локти, ныло ушибленное колено, но страшнее всего было всепоглощающее чувство отчаяния. Лебедев понял, что может блуждать в пещерах многие недели и всё равно не найдет выход. К тому же, этот срок ему никто не даст, куда раньше он умрет от голода и обезвоживания. Игорь закрыл лицо ладонями и заплакал. Он рыдал отчаянно, как ребёнок, потерявшийся посреди большого города, и слёзы текли по его лицу, смешиваясь с кровью из разбитого носа.
   Когда поток слёз иссяк, Лебедев вытер лицо рукавом и прислушался. Ни звука. Он пошарил вокруг, пытаясь найти фонарик, но пальцы натыкались только на осколки камней. Игорь закрыл глаза, хотя в кромешной темноте это было совершенно бессмысленно, и попытался мысленно представить, куда улетел фонарь. Когда ему показалось, что он точно вспомнил направление, Лебедев встал, вытянул руки перед собой и сделал несколько осторожных шагов. Его лица коснулось нечто липкое, похожее на паутину. Игорь вскрикнул и отчаянно замахал руками. Если бы кто-нибудь увидел его со стороны, то мог подумать, что он отбивается от роя рассерженных пчёл. Лебедев орал и молотил руками по воздуху, защищаясь от обступившей нечисти. Но рядом никого не было, совершенно никого. Наконец, его кулак с размаху врезался в стену. Игорь задохнулся от боли в ушибленной руке, рухнул на колени и снова зарыдал.
   - Я не хочу здесь подыхать! - крикнул он в темноту. - Не хочу!!
   Словно в ответ на его вопль, вдали показался едва различимый мерцающий свет. Игорь дернулся вперёд и под его рукой оказался фонарик. Лебедев отыскал вывалившиеся батарейки, затолкал их на место, приставил отколовшуюся заднюю часть рукоятки и нажал на кнопку. Ничего не произошло. Игорь отшвырнул бесполезный фонарик, нащупал стену и осторожно двинулся туда, где виднелся свет. Почти угасшая надежда вспыхнула в нем с новой силой. Одной рукой Лебедев держался за стену, а другой шарил перед собой, опасаясь наткнуться на выступ. Постепенно свет становился всё ярче и вскоре Игорь уже начал различать очертания коридора. Похоже, он забрёл в один из самых старых лабиринтов, выдолбленных в горе. Тоннели здесь были узкими, во многих местах потолок обвалился, оставив только узкие проходы, где приходилось пригибать голову, а то и вовсе становиться на колени. Свет был странным. Казалось, что он лился отовсюду, прямо из камней, но Игорь никак не мог понять, где его источник, а самый яркий огонёк, который позвал в путь, всё время оставался впереди. Коридоры постоянно изгибались, но Лебедев ни разу не потерял из виду свою путеводную звезду, он точно обрёл способность видеть сквозь стены.
   Вскоре проход закончился, и перед Игорем оказалась отвесная стена. Примерно на высоте груди в ней виднелся узкий лаз. Лебедеву вспомнилась детская книжка и картинка, изображавшая кроличью нору. Вот только едва ли в подземелье водились кролики. В самой глубине лаза мерцал тот самый огонёк, что вел Игоря по коридорам. Лебедев ухватился за острый край хода, подтянулся и полез в темноту. По каменной трубе гулял сквозняк. Колючий ветерок коснулся лица Игоря, пробрался под куртку, ледяными пальчиками прогулялся по всему телу. Лебедев упрямо сжал зубы и пополз дальше. Интересно, откуда в подземелье сквозняк? Неужели впереди есть выход? Лаз постепенно сужался, и на миг Игорю показалось, что он со всех сторон зажат в каменные объятья, из которых невозможно выбраться. Ему не хватало воздуха, он пытался глубоко вдохнуть, но его ребра сдавили стены хода. Тогда Игорь попробовал ползти назад. Куртка задралась, скаталась на груди, и Лебедев почувствовал, что застрял окончательно. Острые камешки вонзались в оголившийся живот. Игорь отчаянно забарахтался, цепляясь ногтями за стенки лаза, и рванулся вперёд. Он услышал, как затрещала куртка, и мешком вывалился из норы. Лебедев лежал и не мог надышаться. Саднили разодранные в кровь пальцы, но это было сущим пустяком по сравнению с тем ужасом, что он испытал, почувствовал себя зажатым в узком лазе.
   Когда дыхание немного успокоилось, Игорь встал и осмотрелся. Он попал в огромный зал, размерами с баскетбольную площадку, освещенный всё тем же призрачным светом. Здесь было намного холоднее, чем в других частях подземелья. Никаких признаков выхода, похоже, сквозняк объяснялся лишь разницей температур. Стены были невероятно гладкими, точно выложенными стеклянными плитами. Посреди зала, под самым потолком, покрытым слоем инея, плавал огонёк, испускающий холодный, голубовато-белый свет. Теперь Лебедев смог рассмотреть его как следует. Это был пульсирующий шар, чуть больше теннисного мячика, висящий прямо в воздухе. Игорь совершенно не удивился, точно ожидал увидеть нечто подобное.
   В дальнем конце зала виднелся ещё один проход. Игорь пересёк грот и заглянул в коридор. Тоннель высотой в человеческий рост через несколько метров заканчивался завалом. Каменные глыбы полностью перекрыли путь. Лебедев опять оказался в тупике.
   - Я тебя очень долго ждал, - раздался тихий шепот.
   Игорь вздрогнул всем телом и отшатнулся.
   - Ты пришёл. Я знал, что ты придешь, - голос шел из глубины завала. Мягкий, почти беззвучный шелест.
   - Кто ты? - спросил Лебедев.
   Его мгновенный испуг тут же исчез, и на смену пришло чувство спокойствия и защищенности. Внезапно Игорь понял, что если припадёт к источнику голоса, сольётся с ним, то его жизнь полностью изменится. Знание пришло ниоткуда, но Лебедев был полностью уверен, что обладатель голоса даст ему то, чего он втайне искал всю жизнь. Игорь почувствовал, что кто-то большой и сильный теперь поможет ему справиться со страхом, с одиночеством, со всем, что отравляло его существование.
   - Зови меня Тсан-кха, это самое древнее из моих имен, - произнес голос. - Я заперт здесь и давно жду того, кто придёт и освободит.
   - Я помогу... мой Хозяин... я помогу, - сказал Игорь и понял, что впервые в жизни кто-то в нем нуждается. Это было удивительное чувство - глубокое единение с прекрасным и сильным созданием, наслаждение, идущее из самых потаенных уголков души.
   Лебедев ухватил ближайшую глыбу и дёрнул, что было сил. Камень даже не пошевельнулся. На его поверхности остались пятна крови от израненных пальцев. Игорь почувствовал, что по лицу катятся слёзы отчаяния. Цель была так близко и в то же время бесконечно далеко.
   - Не торопись, - сказал Тсан-кха. - Время есть. У нас впереди целая вечность. Я дам тебе многое. Силу, власть, деньги. Много денег. Моя щедрость безгранична. Для начала я помогу тебе выбраться отсюда, но ты должен сделать мне небольшое одолжение.
   - Что угодно, Хозяин.
   - Ты выйдешь из подземелья и поедешь домой. По дороге тебе встретятся люди. Убей одного из них.
   - Зачем?
   - Пролив кровь, ты станешь ближе ко мне и сможешь меня принять.
   Лебедев содрогнулся. Он презирал людей, был совершенно равнодушен к чужим страданиям, но мысль о том, чтобы убить... Игоря боялся, что у него не хватит смелости, что в самый последний момент рука дрогнет и он разочарует Хозяина.
   - Хорошо, - ответил Лебедев. - Я сделаю так, как ты хочешь.
   "Интересно, - подумал он, - если я выберусь отсюда и никого убивать не стану, что произойдет?"
   - Тогда придётся умереть тебе, - ответил Тсан-кха. - Посмотри на свои руки.
   Лебедев послушно поднес ладони к лицу. В тот же миг его пальцы почернели. Плоть высыхала и обугленная, растрескавшаяся кожа обтягивала кости. Темные пятна побежали по ладоням, перекинулись на запястья и поползли выше. Ещё секунда и омертвевшая плоть рассыпалась бы в пыль, точно истлевшая головешка.
   - Не надо, - прошептал Игорь. - Пожалуйста, не надо...
   Разрушение остановилось. Руки Лебедева снова стали нормальными, даже ссадины от камней исчезли. Растворился и старый шрам от ожога на правом запястье.
   - Ты мой, - сказал Хозяин. - Я могу исцелить, а могу и уничтожить. Теперь иди. Живой огонь проводит тебя.
   Игорь повернулся и зашагал к выходу. От висящего под потолком шара отделился крохотный язычок пламени, приблизился к Лебедеву, покружил вокруг него и на секунду замер, почти касаясь колена. Повадками огонёк напоминал собаку, обнюхивающую незнакомца. Потом он неторопливо проплыл через весь грот и нырнул в узкую щель, в которой Игорь едва не застрял. Лебедев оглянулся на заваленный проход, где обитал Хозяин, одернул куртку и полез вслед за огоньком. Удивительно, но теперь лаз стал немного шире. Как и прежде, Игорь мог только ползти, но он двигался свободно и стены больше не пытались его задержать.
   Обратный путь показался Лебедеву лёгкой прогулкой. Он всего лишь следовал за мерцающим огоньком, плывущим по коридорам. Если Игорю случалось замешкаться, то язычок пламени терпеливо его дожидался. Теперь пещера уже не выглядела зловещей, не грозила обрушиться и заживо похоронить человечка, осмелившегося проникнуть под её своды. Наоборот, штольни казались если не родным домом, то, как минимум, гостеприимным отелем. В очередном зале Игорь остановился и посмотрел вверх. В потолке зияло небольшое отверстие, сквозь которое был виден кусочек звёздного неба. Что-то тёмное мелькнуло в дыре. Лебедев вытянул левую руку, и на его предплечье опустилась летучая мышь. Живой огонёк подлетел ближе и, любопытствуя, замер над головой Игоря. Его свет выхватил безобразную мордочку с непомерно большими ушами, кожистые крылья и острые когти. Лебедев осторожно погладил зверька. Шёрстка оказалась на удивление мягкой и бархатистой. Мышь прижала уши и смешно наморщила нос.
   - Можешь лететь, подружка, - сказал Игорь.
   Летучая мышь взмахнула крыльями, пронзительно пискнула и улетела. Дрожащий огонек поплыл дальше, указывая Лебедеву путь.
   Игорь выбрался из подземелья, спустился к подножию горы и отыскал свой автомобиль. Его куртка висела лохмотьями, на джинсах зияли дыры, а майка превратилась в грязную тряпку, но Лебедева совершенно не волновало, как он выглядит. Ночь была необычайно тихой и безветренной. Игорь завёл машину и вырулил на дорогу. Он вслушивался в тихий шелест шин, и всё искал некий знак, который укажет ему цель, о которой говорил Тсан-кха. Вскоре он вдруг обнаружил, что видит в темноте. Точно кто-то приподнял плотное покрывало, и ночь разом превратилась в лёгкие сумерки. Лебедев посмотрел на часы в панели приборов. Они показывал два часа после полуночи. Игорь выключил ставшие ненужными фары и нажал на газ. Он прекрасно видел и разметку на дороге, и ветви придорожных деревьев, и широкую ленту Волги. Исчезли лишь цвета, всё вокруг стало серо-серебристым, точно он попал в старенький черно-белый фильм.
   Навстречу Лебедеву промчался большой грузовик. Его левая фара была разбита, а бампер искорёжен. Игорь успел увидеть растрескавшееся лобовое стекло и испуганное лицо водителя. Грузовик натужно взвыл, выдохнул струю вонючего дыма и скрылся в темноте. Лебедев улыбнулся и поправил ремень безопасности. За рулём он всегда пристёгивался. А ещё он никогда не переходил улицу на красный свет, платил в автобусе, даже если кондуктор его не замечала, и не мог помыслить о том, чтобы опоздать на работу.
   Если бы не его новое ночное зрение, то Лебедев, возможно, не заметил бы автомобиля, свалившегося в кювет. Игорь затормозил, включил поворотник и съехал на обочину. В разбитой машине он обнаружил двоих. Мужчина был без сознания, его светлые волосы слиплись от крови, голова бессильно склонилась на грудь. Девушка на пассажирском сиденье пыталась открыть заклинившую дверцу. Она увидела Игоря и протянула к нему руки в немой мольбе.
   - Что случилось? - спросил он.
   - Грузовик... авария... - пробормотала девушка, глотая слёзы. - Помогите нам...
   - Я сейчас.
   Игорь вернулся к своему автомобилю, залез в бардачок и достал перочинный нож, который всегда возил с собой. Потом он открыл багажник и вынул из сумки с инструментами тяжелый гаечный ключ. Лебедев знал, что ему выпал тот шанс, который уже никогда не повторится, и теперь надо выполнить приказ Хозяина или умереть. Он вернулся к попавшей в аварию машине, попросил женщину отвернуться и аккуратно разбил гаечным ключом стекло в дверце автомобиля. Последующие минуты сохранилось в его памяти, как отдельные осколки, выступающие среди густого тумана. Он помнил блеснувшую сталь, испуг в глазах женщины, тёплую кровь, окропившую его ладони и странное чувство, нечто вроде глубокого экстаза, затмившего всё то, что он испытывал раньше. Игорь выронил нож, запрокинул голову и закричал. Каждая клеточка его тела наполнилась сладким безумием, бесконечным, ни с чем не сравнимым удовольствием.
   Немного придя в себя, Лебедев поднял окровавленный нож, задрал рукав куртки и прочертил лезвием длинную полосу на собственном предплечье. Кровь побежала по коже и несколько капель упали на землю. Он прижал указательный палец правой руки к порезу и нарисовал на лбу женщины кровавый знак, похожий на символы древнего Египта. У Игоря было отчётливое ощущение, что его движениями управляет посторонняя сила.
   Мужчина на водительском месте пошевелился и открыл глаза. Его взгляд блуждал, а зрачки были расширены от боли, едва ли он мог что-либо видеть.
   - Вот мы и породнились, - сказал Игорь, обращаясь то ли к женщине, что лежала перед ним, то ли к Хозяину.
   Боль в руке отрезвила. Теперь голова была ясной, мысли перестали путаться. Лебедев сложил нож, сунул его в карман и побрёл к машине.
   Придя домой, он разделся, побросал одежду в угол и сразу же лег в постель. Его сон был крепким и безмятежным.

*****

   Мы с Артёмом сидели на лавочке и тянули минералку, а наши девчонки бегали по кораблю, накрепко завязшему килем в песчаной отмели детского городка. Солнце уже клонилось к горизонту, и удушающий зной быстро сдавал свои позиции. С Артёмом я познакомился ещё в институтские годы. Мы с ним учились на одном факультете, виделись на лекциях, пересекались на вечеринках и незаметно сдружились. После института он стал хирургом и всех докторов, кто не держал в руках скальпель, называл "таблеточниками". Впрочем, толика скепсиса в этом определении нисколько не мешала нашей дружбе. Последнее время нас сближало еще и то обстоятельство, что у обоих были дочери одного возраста. Мой друг три года назад развёлся и жил один, а с дочкой виделся два раза в неделю. Я же был вдовцом. Справедливости ради надо признать, что Марина жила на два дома и у бабушки с дедушкой оставалась ночевать не реже, чем в нашей с ней квартире. Благо, мои родители жили в десяти минутах ходьбы.
   Марина забралась по веревочной лестнице на капитанский мостик и помахала мне оттуда рукой. Я улыбнулся и отсалютовал ей бутылкой.
   - Куда моя запропала, не видел? - спросил Артём.
   - Да здесь где-нибудь бегает. Не бойся, не пропадёт.
   Словно в подтверждение моих слов рядом с Мариной появилась дочка моего друга. Её рыжие кудряшки в сочетании с бриджами и майкой невообразимого оранжевого оттенка смотрелись изумительно.
   - А ведь не успеем оглянуться, и к свадьбе пора будет готовиться, - сказал я и посмотрел на небо. Там, в синей пучине, кувыркались стрижи.
   - Давай не будем о грустном. Меня разговоры о свадьбе из душевного равновесия выводят.
   - Неужели родительская ревность? Жалко дочку в чужой дом отдавать? Так ведь это всё равно рано или поздно случиться.
   - Причем здесь жалко? Меня после развода сама мысль о браке пугает. Вот посмотри на меня, женился я по любви и что? Семейным счастьем даже не пахнет. Хотя... это мне тогда казалось, что по любви, а сейчас понимаю, что умудрился жениться на своих фантазиях. Понимаешь, она у меня была первой женщиной, я у неё тоже первым был. Почудилось нам обоим, что это любовь, а на самом деле, была лишь бурная страсть. Мы в ЗАГС побежали уже через месяц после знакомства, толком и разобраться не успели что к чему.
   - Я не совсем понимаю, какая разница кто у кого первым был?
   - Может и никакой, да только я всегда считал, что жениться на девственнице глупо. Как бы она тебя ни любила, какой бы верной она ни была, но рано или поздно у неё возникнет мысль: "да, с ним хорошо, а как с другими? Точно так же или совсем по-другому?" И вот здесь начинаются проблемы. Либо она рано или поздно из любопытства в чужую постель запрыгнет, либо будет периодически думать об этом.
   - Хочешь сказать, опыт секса - залог семейного счастья?
   - Ну, ты выдал! Залог счастья, а? Правильнее сказать - определённый плюсик для надёжности семьи. Вот многие говорят, что мужчина должен нагуляться и только потом из него хороший муж может получиться. С женщинами это правило тоже работает. Только главное, чтобы не загулялась, а то ещё понравится, чего доброго. Всё хорошо в меру, а то не ровен час, вместо верной жены мы получим гулящую дамочку.
   - А ты сам как? Достаточно погулял или ещё требуется?
   - Пожалуй, нагулялся уже. После развода всё прыгал из одной постели в другую, сам не знаю, что найти пытался. Наверное, девушку, у которой ТАМ было бы поперёк. Ан нет! Не нашёл. У всех вдоль. И понял я тогда, что дело не в том, как чего устроено или какие фокусы она в постели выделывает, главное - как ты к ней относишься. Фокусам можно научиться, а если нет эмоций, то уже ничего не поможет. Без чувств секс становится набором механических движений, и смысл его теряется. Конечно, в семнадцать лет об этом не думаешь, но вскоре после тридцати я пришел к такой мысли окончательно и бесповоротно. Были у меня всякие сексуальные приключения, случалось и такое, что многие считают извращениями или излишествами, но одно для меня несомненно: нет ничего лучше секса с девушкой, которую ты любишь.
   - Совершенно не обязательно прыгать из койки в койку, чтобы к такой мысли придти. Потому нет необходимости сначала "вдоволь нагуливаться", а потом верность блюсти. Некоторые изначально чувствуют, что мимолетный секс - пустышка. Понимаешь в чем разница? Не опытным путем истину находит, а чувствует. Поверь, я знавал таких. Сдается мне, что ты после развода отношений серьезных боялся, вот отсюда все твои похождения. Теперь секс без обязательств уже не кажется такой заманчивой штукой, да?
   - Не кажется... Для меня постель без чувств - суррогат, дешёвый заменитель полноценного продукта. Ты же не будешь питаться соевыми батончиками, когда у тебя есть отличный шоколад? Конечно, если проголодался, а шоколада в твой город уже полгода не завозят, то придётся и соевой отравой перекусить, но всё равно это подделка. Мысль улавливаешь?
   - Вполне. Только не пойму чего же ты который год в холостяках ходишь? Вроде на любовь настроен, серьёзные отношения...
   - Одно дело захотеть любви, а совсем другое - её найти. Вот брожу по улицам, ищу...
   Договорить Артём не успел. Подбежала Маришка, по-хозяйски забралась ко мне на колени и обняла за шею.
   - Папа, дай колючей водички, - попросила она.
   - Чего она хочет? - не понял Артём.
   - Минералки, - улыбнулся я и протянул дочке бутылку.
   Марина напилась и помчалась дальше.
   - Всё, Артём, давай больше не будем о семейных проблемах. Ко мне сегодня на прием такая парочка заявилась, что до сих пор в себя придти не могу, а тут ты ещё со своими рассуждениями.
   Остаток вечера мы говорили о работе, об автомобилях и ремонте, который мой друг затеял в своей холостяцкой берлоге. В общем, обычный, ни к чему не обязывающий разговор старых приятелей.
  

Глава третья

   На следующую встречу Сергей пришёл один и выглядел он очень расстроенным. Он уселся в кресло и уставился на свои тщательно начищенные туфли. Несмотря на жару, его рубашка была застегнута на все пуговицы. Было видно, что он следит за своим видом, но это мало помогало, почему-то не оставляло ощущение, что вся его одежда с чужого плеча, да и плечо это не совсем подходящего размера.
   - Мне кажется, что я ошибся, когда женился на Тане, - сказал он, не поднимая глаз. - Каждый день я слышу одни упрёки. И представляете, что она мне говорит чаще всего? Что я не мужчина. Она считает, что я слишком правильный и оттого со мной скучно. Всё рассказывает мне про одного парня со своей работы. Куда это годиться, а? Собственная жена мне другого мужчину в пример ставит! Мало того, он ведь у них... даже не знаю, как сказать правильнее. Плохой парень, в общем, но женщинам нравится. Знаете, этакий прожигатель жизни. Рестораны, ночные клубы, каждую неделю новая подружка. Тоже мне, образец для подражания. У них, кстати, в отделе одни женщины и он среди них, как петух в курятнике. Я даже думаю иногда, может она мне изменяла с ним... хотя, нет, вряд ли. И почему такие женщинам нравится?
   - Вы, наверное, в школе отличником были?
   - Я? Да, а что?
   - Девочкам нравились?
   - Ну... пожалуй, нет. Не очень...
   - Готов поспорить, что был в школе некий хулиган из седьмого "б", беда родителей и головная боль учителей, а девочки только о нём и говорили, да ещё спорили, к кому он подойдет на дискотеке.
   - Да, был такой. Только не в "б"-классе, а...
   - Неважно, - перебил я. - Девочки вздыхали и всё ждали, когда он обратит на них внимание. Но проходит год или два и все понемногу понимают, что тот самый классный парень не так уж и хорош, и не было никакого смысла размазывать слёзы и сопельки по щечкам, украшенным подростковыми прыщами. Время идёт, на смену прыщикам пришли первые морщинки, а образ хулигана из седьмого "б" так и не даёт девчонкам спокойно жить. Только теперь это именно образ, мираж, украшенный юношескими мечтами, "мол, тогда были настоящие чувства, не то, что сейчас". Вот и тянутся наши повзрослевшие девочки к плохишам. Хотя, копни поглубже, и становится понятно, что с плохими парнями дамам хочется немного поиграть, а вовсе не ждать их каждый вечер с работы.
   - Это всё здорово, но мне что делать? Я никогда таким не был и не буду.
   - И замечательно. Я Вам не предлагаю войти в образ плохого парня. Всё равно не получится, да и смысла нет никакого. Вопрос в другом. Я не думаю, что Вашей супруге нужен тот человек с работы о котором она рассказывает. Скорее, ей хочется немного разнообразия. Не поймите превратно, "разнообразие" - не в смысле отношений с другим мужчиной, а в плане немного украсить свои будни, почувствовать себя желанной и любимой. Я понимаю, что это проще сказать, чем сделать, но если хотите возвращаться домой с удовольствием, то надо немного усилий приложить. Вы когда последний раз куда-нибудь вместе ходили?
   Сергей задумался. Он поправил воротничок рубашки, почесал шею и проследил взглядом за мухой, бьющейся о стекло.
   - В ресторане были на мой день рожденья. В феврале месяце.
   - А если не брать дни рожденья, новый год и восьмое марта?
   - Не помню...
   - Рутина - первый враг семьи. Порой жизнь напоминает хождение по кругу: утром завтрак, потом отправились на работу, вечером он сидит перед телевизором, а она гремит тарелками на кухне... Обычно это кончается тем, что один из супругов задает себе вопрос: "и зачем мне вообще всё это надо?"
   - Меня такие мысли последние полгода не оставляют. Вспоминаю, как было, когда мы начали встречаться, я ночами не спал, как увижу её, так сердце колотиться начинает, всё не мог понять, за что на меня такое счастье свалилось. А сейчас...
   - Любовь, похожая на бурное пламя не может длиться бесконечно. Или Вы действительно думаете, что при виде возлюбленной сердце будет колотиться и спустя десять лет? Конечно, такое невозможно. Вопрос в том, чтобы пожар в душе превратился в ровный огонёк. Очень плохо, если остаётся только пепел. Мне кажется, что угли ваших отношений ещё горячи, осталось только их раздуть. Да, ещё один вопрос к Вам. Как часто сексом занимаетесь?
   - Два раза в неделю. Вторник и пятницу.
   - Что?! - я не поверил своим ушам. Неужели они действительно занимаются любовью строго по расписанию? Тогда меня не удивляет, что Таня с завистью смотрит на своего коллегу.
   - Два раза в неделю, - повторил Сергей. - По вторникам и пятницам. А какое это имеет значение?
   - Да уж, какое значение... - честно говоря, я немного растерялся. - По средам не пробовали?
   - Зачем? Мы привыкли в эти дни. Вообще, я в плане секса давно уже остыл. Да что там говорить, который год смотрю на жену, сотни раз видел её голой. Знаю, что она красивая, вижу, как на неё мужики на улице заглядываются, головой всё понимаю, а эмоций - кот наплакал. Одним словом, не возбуждает. Секс стал пресным и скучным. Всё равно, что питаться одной картошкой. Утром пюре, в обед жареная, вечером картофель-фри. Всё, приехали, мне эта картошка уже поперёк горла стоит.
   - Пробовали что-нибудь новое в постели попробовать?
   - Не скажу, что очень активно, но пару раз пытались. Однажды даже до ролевых игр дошли. Только ничего хорошего из этого не вышло. Мы играли в солдата и его пленницу. Меня практически сразу глупый смех душить стал. Со стороны, наверное, очень нелепо выглядело. Голая женщина стоит на коленях, а над ней негодяй в военной форме навис и в голос ржёт. В общем, я повеселился от души, а жена обиделась, сексом заниматься отказалась и три дня со мной не разговаривала.
   Следующие полчаса превратились в лекцию на тему секса. Потом я взял бумагу и написал Сергею подробную инструкцию на ближайшие выходные. Я знал, что такой педант как он, придёт в восторг от тщательных указаний и постарается их исполнить. На первом листочке я предложил ему в субботу ранним утром приехать в магазин со спортивными товарами, купить палатку, две удочки и всё, что нужно для ночлега под открытым небом. Потом он должен был посетить супермаркет, купить продукты, минеральную воду и немного вина. Не позднее двенадцати-тридцати (я поставил три восклицательных знака, хотя время не имело большого значения, мне лишь хотелось придать весомость инструкции) Сергей вместе с супругой должен был выехать из города. На втором листке я написал, как добраться до озера, где мне приходилось отдыхать. Третий лист я вложил в конверт, запечатал и взял с Сергея обещание открыть его лишь после того, как они доберутся до места. На этом листочке была только одна фраза: "удите рыбу и не вздумайте вернуться раньше, чем в воскресенье вечером". На самом деле, я был уверен, что они будут заниматься чем угодно, только не рыбной ловлей. Хотя бы потому, что в инструкции была указана покупка удочек, но ни слова про наживку. Сергей же был из тех, кто ценные указания привык исполнять, а не обдумывать. Можно было поспорить, что они окажутся на берегу со снастью, но насаживать на крючок им будет нечего. Самым слабым звеном в моей идее была Татьяна. Если она откажется, то затея рухнет, не успев начаться. Оставалось надеяться, что её очарует идея неких перемен и таинственный конверт.

*****

   Спустя неделю после первой поездки в штольни, Лебедев купил кирку, десять пар крепких рукавиц и рабочий комбинезон. Кирку он завернул в плотную мешковину и перевязал бечевкой, остальные покупки сложил в новый рюкзак и отвез всё добро в пещеры. Знакомая дорога показалось ему необычайно длинной. Игорю не терпелось вновь оказаться в подземелье, ощутить глубокую сопричастность неведомому существу, набраться от него силы. Как только Игорь миновал вход в штольни, перед ним вынырнул уже знакомый язычок живого огня. Лебедев поприветствовал его взмахом руки и пошел за ним. Теперь для Игоря не существовало темноты. Он прекрасно видел своды подземелья, ответвления ходов и даже мелкие камушки на полу. Любая кошка могла бы позавидовать его ночному зрению. Добравшись до узкого лаза, Лебедев снял кирку с черенка и полез. С каждым метром он чувствовал, что не просто ползет под землей, а приближается к живительному источнику, который щедро одарит его немыслимыми сокровищами.
   В просторном зале, освещенным огненным шаром, Игорь собрал кирку, переоделся и принялся за работу. Он откалывал каменные глыбы, завалившие проход, где обитал Хозяин, перетаскивал их в зал и складывал в свободном углу. Один раз Лебедев сделал передышку, перекусил захваченными бутербродами с колбасой, выпил лимонада и снова поднял кирку. Пот заливал его глаза, грубая ткань комбинезона натирала под мышками. С каждым ударом кирка становилась тяжелее, а камни всё норовили выскользнуть из рук. В конце концов, Лебедев совершенно выбился из сил. Он сел на каменистый пол и снял рукавицы. На его ладонях, непривычных к тяжелому труду вздулись мозоли. Жалкая кучка камней, перенесенная в зал, была ничтожна по сравнению с завалом, который совершенно не уменьшился. Игорю показалось, что его затея сравнима с попыткой вычерпать озеро детским пластмассовым ведерком. Он опустился на колени и уткнулся лбом в холодный камень.
   - Ответь, мой господин, разве я могу это сделать?
   Лебедев почувствовал едва заметное прикосновение, как будто ладонь, сотканная из воздуха, скользнула по его щеке.
   - Я заперт здесь, и только ты можешь меня спасти, - услышал он знакомый тихий шепот. - Помоги мне, и я подарю тебе вечность.
   Игорь поднялся, ухватил очередной камень и поволок его в зал.
   На следующий день он проснулся, попытался подняться с постели и вскрикнул от резкой боли. Все мышцы точно налились горячим свинцом. Любое движение причиняло невыносимые страдания. Казалось, что стоит чуть-чуть напрячься и кожа на стонущих мускулах лопнет, как шкурка перезревшего помидора. Игорь кое-как слез с кровати, достал из тумбочки пакет с лекарствами, разжевал три таблетки обезболивающего и проглотил горькую кашицу. Потом он доковылял до ванной и пустил горячую воду. Его ладони были покрыты кровавыми мозолями, пальцы отекли и не хотели сгибаться, но хуже всего была боль в спине. Позвоночник точно нашпиговали острыми иглами, и, стоило Игорю пошевелиться, как они впивались в истерзанную плоть. Лебедев дождался, пока ванна наполнится, и осторожно погрузился в воду. Стало чуть лучше. Боль не исчезла, но слегка затихла.
   Мышцы продолжили ныть всю неделю, любое неудачное движение отзывались болью в спине. К выходным стало немного полегче, и Лебедев снова отправился в пещеры. Он готов был терпеть любые мучения, лишь бы служить Хозяину. Теперь всё его существование было подчинено одной идее. Со стороны могло показаться, что жизнь Игоря совершенно не изменилась. Он продолжал ходить на работу, всегда был вежливым и исполнительным, а что до его нелюдимости, так он никогда и не был общительным. Единственной целью Лебедева стало подземелье. Каждый свободный день он ехал в штольни и разбирал завал. Вскоре он ориентировался в сплетении подземных ходов куда лучше, чем в собственном городе и уже не нуждался в проводнике, чтобы найти дорогу. Во время работы его охватывало состояние некого транса. Время точно останавливалось, исчезали все эмоции, Игорь двигался как робот с четко прописанной программой, он махал киркой, перетаскивал булыжники, а в голове царила звенящая пустота. Несмотря на прохладу, царившую в подземелье, он обливался потом, а порой, почти терял сознание от напряжения. От постоянной тяжелой работы у него исчез отчетливо выбухавший животик, кожа на руках огрубела, а мышцы превратились в тугие канаты. Иногда Тсан-кха говорил ему о будущем величии, о вечной жизни, но большую часть времени он молчал. Годы пребывания в подземелье истощили его, и Хозяин должен был беречь силы. Но Игорь и не нуждался в поддержке, он готов был ворочать камни хоть до седых волос. Ведь это придало его жизни смысл, которого раньше она была лишена.
   На календаре сменялись дни, недели и месяцы и, чем тоньше становилась перегородка, тем явственнее Лебедев ощущал присутствие чего-то большого, сильного и неумолимого. Он чувствовал тонкие колебания эфира, дрожание неведомых струн, бесплотную, но могучую Сущность. Это было столь реально, что порой Игорю казалось, что его сердце начинает биться в такт пульса Хозяина, а их дыхание становится единым. В такие минуты Игорь пытался угадать, как выглядит Тсан-кха. Воображение обычно рисовало ему образ черной птицы, запертой в клетке, а иногда перед его мысленным взором плавало пульсирующее радужное облако.
   Жизнь показала, что он ошибался.

*****

   Сергей позвонил мне в понедельник. Обычно я не даю номер своего мобильника пациентам, но для него сделал исключение. Голос Сергея дрожал от возбуждения и говорил он столь громко, что мне пришлось отодвинуть трубку от уха.
   - Мы нарушили Вашу инструкцию! - сообщил он. Если бы коты умели говорить, то, наверное, с такими же интонациями звучало: "а я слопал сметану и надул в твои ботинки!"
   - Поздравляю!
   - Я думал, Вы расстроитесь. Рыбачить у нас не получилось, мы и удочками толком пользоваться не умеем. Зато ужин на берегу и ночевка в палате...
   Сергей взахлеб рассказывал, как здорово они провели время, как оба почувствовали возвращение медового месяца, и что секс в субботу оказался куда приятнее, чем во вторник и пятницу. В самом начале своей карьеры я бы уже поздравил себя с успешным решением проблемы, но с годами пришло понимание, что подобный маленький успех - лишь первый шаг на бесконечной дороге.
   - Так Вы на нас не сердитесь? - спросил Сергей.
   - Нисколько.
   - Мы заглянем завтра, хорошо?
   - Отлично. Буду ждать.
   Раньше мне не раз хотелось сказать пациенту: "вот смотрите, я сделал вот то и вот это, и получил результат". Потом мне стало ясно, что на самом деле, мы не руководим чужими действиями, не манипулируем эмоциями, а только помогаем найти выход из сложной ситуации. Да, я вовремя подал руку и показал верный путь. Но шёл человек по этому пути самостоятельно. Ошибкой было бы приписывать все заслуги себе. Хороший результат - вот главная награда, а сказать пациенту: "видишь, как ловко я тебя подтолкнул к выздоровлению" - это лишь взращивание собственного Эго, комплимент самому себе, не более того.
   Звонок Сергея застал меня в отделении. Я сидел за столом и просматривал карточку больной, поступившей сегодня ночью. В ординаторской жизнь текла своим чередом. Заведующий пытался разобраться в бумагах, горой сваленных на его столе. Ольга Ивановна, наш психолог, описывала результаты тестов. Перед ней лежал пакет с диетическими отрубями. Она печатала на компьютере одним пальцем, а её свободная рука регулярно ныряла в пакет с отрубями. Со стороны казалось, что конечность Ольги Ивановны ворует диетический продукт вопреки воли своей хозяйки. Все в отделении знали, что у нашего психолога очередной раунд борьбы с избыточным весом. Надо сказать, что все предыдущие схватки она позорно проиграла. Каждый раз процесс похудания протекал по одному сценарию. Поначалу Ольга Ивановна соблюдала строжайшую диету из овощей, кефира и ещё чего-то низкокалорийного в красивых пакетиках. Она просматривала журналы, посвященные здоровому образу жизни, и с упоением рассказывала коллегам о необычайной легкости в теле и ясности в мыслях. Спустя неделю мы замечали, что Ольга Ивановна позволила себе украдкой проглотить конфетку или сжевать булочку, а потом... Потом журналы со стройными девушками на обложке исчезали в неизвестном направлении, а им на смену приходили пирожные, кексы, шоколадки, в общем, весь ассортимент кондитерского отдела.
   Я дочитал направление и отправился побеседовать с новой пациенткой. В американских фильмах психиатры обычно встречаются с больными в своих кабинетах или специальных комнатах, а у нас всё проще. Свободного помещения в отделении не нашлось, и потому с пациентами мы обычно разговариваем в столовой. Я попросил медсестру привести больную, смахнул крошки и сел за стол. В истории болезни было написано, что пациентку привезла "скорая" из отделения милиции. Вечером моя подопечная пришла к соседке, призывала все мыслимые кары на её голову и колотила по двери в квартиру топориком для разделки мяса. Кто-то позвонил в милицию, и хулиганку отвезли в отделение. Не скажу, что стражи порядка всегда на высоте, но наших клиентов они научились узнавать достаточно сносно, и, обычно, сразу же вызывают психиатрическую бригаду. Вот так моя пациентка и оказалась в отделении.
   Дверь в столовую открылась, и медсестра привела пожилую женщину. Из карточки я знал, что ей пятьдесят шесть лет, но выглядела она на шестьдесят с хвостиком. Бабушка робко огляделась по сторонам, подошла ко мне и села на краешек стула.
   - Доброе утро, - поздоровался я. - Меня зовут Андрей Николаевич. Ваш лечащий доктор.
   - Доброе утро. Мария.
   - А по батюшке Вас как величать?
   - Мария Владимировна. Это Зинка всё устроила, да? Меня значит в дурдом, а сама ко мне в квартиру заселится? И милицию ведь подговорила, змеюка, так я и думала, что она с участковым якшается.
   - Так, подождите, давайте с самого начала. Что за Зинка и почему она вдруг в Вашу квартиру заселится?
   - Известно, что за Зинка, - Мария Владимировна расправила складки на потёртой юбке и посмотрела на меня с вызовом. - А то сами не знаете? Небось, уже сидит сейчас у главного врача и договаривается, как меня в этой дыре сгноить.
   - Честное слово, не знаю никакой Зинки. Может, расскажете все-таки, что у Вас с ней произошло?
   - Зинка - это соседка моя. Ну, Зинаида Петровна, если Вам так больше нравится. Раньше жили мы с ней нормально, бывало, что ссорились, но обходилось как-то. А вот года, этак, два назад, совсем Петровна стыд потеряла. Ключи к замку моему подобрала и всё ко мне в квартиру забраться норовит. Я уж замков штук шесть сменила, а толку никакого. Это хахаль её, Славка зовут, ему спасибо. Он слесарем работает, для него ключ подобрать - раз плюнуть. Не успею новый замок поставить, так на нём царапинки появляются. Ну, думаю, опять вскрыть пытаются. И ведь, как в воду глядела! Дня два пройдёт и опять Зинка по моей квартире лазает.
   - Как узнаёте, что она к Вам домой проникает?
   - Да как же не узнать-то? Она же, стерва такая, всё следит за мной, только я за порог, как она шасть - и ко мне в квартиру. Вот давеча пошла в магазин за маслом, возвращаюсь и чувствую, в комнате кошкой пахнет. У меня-то отродясь котов не водилось, а у Зинки - целых три штуки. Ну, думаю, наверняка опять залезла, оттого и дух кошачий в доме стоит. Стала проверять - и точно, в шкафах вся одежда переворошена, да двое колготок пропало. Ещё юбку я себе перед Рождеством покупала, новая совсем, раза три надевала, так она её на точно такую же, только старую подменила. Потом кофта у меня есть, зелёная, с горлом высоким. Достала я её, а на боку дырка. Малюсенькая дырочка, как будто ножничками маникюрными прорезана. Зинка вязать-то умеет, знает, что кофта так связана - только сделай дырку, как враз вся и распустится, вот и пакостит мне.
   - Может быть, и ещё что-нибудь пропадало?
   - А то как же! Деньги, бывало, сворует. И ведь хитрющая какая, много не берет никогда. Всё по мелочи. То рубля не досчитаюсь, а то десятки. Знает, подлюка, что в милиции заявление по десяти рубликам не возьмут, вот и пользуется. Я уж с полгода из дому-то лишний раз не выхожу, только до магазина и обратно, а она всё равно успевает в квартирку залезть. У меня же всё по местам разложено, а вернусь из булочной, то горшок цветочный сдвинут, то спички на другом месте лежат, а то и коврик в туалете на сторону съехал.
   - И зачем ей всё это надо?
   - А то не ясно, что ли? Чай, не глупая, понимаю. Выжить она меня из дому хочет, да квартирку мою захапать. Уж чего она только не делала, чтобы я сбегла. То пыль по всем комнатам рассыплет, то мебель мне исцарапала, а недавно обивку на кресле сигаретой прожгла. Я сама не курю, да и в гости ко мне никто курящий не ходит, а вот Зинкин хахаль одну за другой дымит. Взяла она у него папироску, раскурила, да и прожгла мне обивку.
   - Пытались отношения с соседкой наладить?
   - Да как же не пытаться? Разговаривала с ней по-хорошему, просила не делать так больше, а она только глазюками хлопает, делает вид, что не понимает о чём это я. Разок пообещала, что не будет больше, я уж было и поверила, потом гляжу - опять вещи пропадают. Повесила бельё на балконе, вот точно же помню, ой, простите, срамота-то какая... семь трусов развешала, прихожу - только шесть осталось. Ну, думаю, я тебя поймаю. Пошла в магазин, а на полу муки насыпала. Вернулась, смотрю, дверь, вроде, открывала, а дальше в квартиру не зашла, следов оставить побоялась. Так я и спасалась. Ухожу из дому, насыплю муки, вроде и на сердца поспокойнее. Помогло, думаете? Как бы не так! Уже через неделю Зинка придумала, как обмануть меня. Ну, до чего же хитрая, а! Возвращаюсь я из магазина, мука вроде не тронута, а на шкафах царапины новые появились. Присмотрелась я, а мука совсем другая. Моя-то белая-белая была, а эта сероватая, да с комками. Вот и пошла я к Зинке вчера поговорить...
   - С топориком, да?
   - А хоть бы и с топориком! Я же не убивать её задумала. Что я душегубка какая? Доктор, миленький, ты уж помоги мне отсюда выбраться, а с Зинкой мы как-нибудь договоримся, чай, не первый год знакомы.
   - Вы пока в палату идите, а я подумаю, что сделать можно.
   На самом деле, выбора не было и мне оставалось только одно: назначить лечение. Я вернулся в ординаторскую и взял лист назначений. До середины двадцатого века суть психиатрии, выражалась примерно так: изолировать больных от общества и помочь им адаптироваться в тесном мирке за стенами больницы. После того, как появились лекарства, речь уже пошла не об изоляции, а о возвращении в обычную жизнь. Осталась, правда, одна большая проблема. Большинство наших пациентов, особенно в момент обострения, свои болезненные переживания воспринимают, как единственно возможную реальность. Никакими силами невозможно убедить Марию Владимировну, что Зинка никогда не бывала тайком в её квартире, не воровала бельё с верёвок и мелочь из кошелька. Потому уговаривать её абсолютно бесполезно, любой довод логики болезнь вывернет наизнанку, как это случилось с рассыпанной мукой. Но стоит мне назначить лекарства и недели через две моя пациентка придёт к мысли, что с Зинаидой Петровной всё в порядке и больше она не будет заниматься воровством. После этого её можно выписать. Беда в том, что вряд ли дома Мария Владимировна будет принимать таблетки - зачем, она же здорова! - и, скорее всего, через некоторое время её безумные идеи вновь расцветут пышным цветом. Что же... мы лишь делаем то, что в наших силах.
   Я поставил размашистую подпись в листе назначений, и в этот момент дверь в ординаторскую распахнулась.
   - Андрей Николаевич, родственница к Вам на беседу рвётся, - сказала медсестра. - Говорит, что очень срочно. Насчет той бабушки, что ночью поступила.
   - Всем им срочно, - проворчал я. - Скажи, что сейчас выйду.
   Из комнаты свиданий пахло копченой курицей. Желудок требовательно заурчал, напоминая, что мой завтрак состоял только из чашки кофе. Не успел я появиться в дверях, как сухонькая старушка вскочила из-за столика и ухватила меня за рукав.
   - Вы Андрей Николаевич, да?
   - Он самый.
   - Я насчет Марии Шиловой, сестра её старшая, Ирина Владимировна меня зовут. Ой, давным-давно её не видела, живём-то далеко, доехать всё никак не соберусь, а тут такая беда, такая беда.
   - Давайте присядем.
   Говорить: "Ваш родственник серьезно болен" всегда неприятно. Начал я издалека. Рассказал, что психические заболевания можно и нужно лечить, что мы обязательно поможем её сестре, и что отчаиваться не следует. Моя собеседница беспокойно ёрзала на стуле и теребила в руках несвежий носовой платок.
   - Ой, доктор, Вы уж извините меня, - прервала Ирина Владимировна мою пламенную речь. - Тороплюся страшно. Дед у меня дома один остался, а там такие дела творятся, такие дела, даже говорить боюсь. У нас за стеной люди нехорошие живут. Их туда специально по указу губернатора поселили, вроде семья у них большая, детей много, дали жилплощадь государственную. Поселить поселили, а не знают, чего они творят, ироды нерусские. Как въехали, так всё квартирку нашу заграбастать хотят.
   Я не верил своим ушам. Порой, конечно, случаются удивительные совпадения, но две сестры с одинаковой болезнью - это уже слишком.
   - Прибор у них есть, лучи особенные испускает, - продолжала посетительница. - Они как его включат, у меня сразу всё тело зудеть начинает, а на следующий день проведу расческой по голове, так она волос полна. Вот ведь чего делают, совсем жизни от них нет. Дед говорит, что мне мерещится, совсем из ума выжил на старости лет, ничего не замечает. Да только я от них спасение нашла. Фольгой пищевой стену оклеила, вот и кончились их лучи. Каждый день слышу, что у них за стеной аппарат этот гудит, а до нас никак достать не может. Пойду я, доктор, а то мало ли чего они там удумают, пока меня нет. Вы уж сестрёнку мою подлечите, я в долгу не останусь.
   - Хорошо, подлечим обязательно, - выдавил я.
   Посетительница подхватила сумочку и направилась к выходу.
   В ординаторскую я вернулся с опущенной головой и ощущением, что всё идёт не совсем правильно. За время моего отсутствия практически ничего не изменилось. Ольга Ивановна держала в руках высокий стакан с ядовито-зеленым коктейлем для похудания, а заведующий ругался с кем-то по телефону.
   - Если не согласны, приходите в отделение, будем разбираться. По телефону я это обсуждать не намерен, - рявкнул он и бросил трубку.
   - Слушай, Михалыч, - я присел около стола заведующего. - У меня тут такое дело, и смех и грех, как говориться.
   - Валяй, рассказывай.
   Я передал ему всю историю с поступившей бабушкой и её сестрой.
   - Ну и чем я могу тебе помочь? - поинтересовался Дмитрий Михайлович. - Ты как будто первый год работаешь и не знаешь, что большинство безумцев по городу ходят, а не за этими стенами сидят. Эта сестрёнка, не помню, как там её зовут, она разве подлечиться хочет? Нет, не хочет. Может, она по сумасшествию себя или соседей убить собралась? Даже и не думает. А значит, и нет у нас ни моральных, ни юридических прав её лечить. Да что я тебе объясняю, возьми вон, "Закон о психиатрической помощи" и перечитай внимательно.
   - Я закон хорошо помню. Просто решил ситуацию обрисовать.
   - Да ладно, Андрей, нашел, чем удивить. Таких случаев - сколько угодно, далеко за примером ходить не надо. У моей мамы соседка явно больная. Бывает, приду в гости, сижу в комнате, а тут соседка заглянет, и давай матери рассказывать, как у неё мысли воруют и радиацией действуют. Прикинь, она ночью под кроватью спит, а днем кастрюлю на голову надевает. Только так от радиации и спасается. Сколько себя помню, соседка не работала никогда. У неё инвалидность, с позвоночником проблемы. Сидит дома и бредит. Вот пусть себе и дальше бредит потихоньку. В общем, Андрюх, голову мне не морочь, и без тебя желающих по мозгам проехаться сколько угодно.
   Надо сказать, Дмитрий Михайлович, заведующий нашего отделения, был лишь на три года старше меня и обычно мы прекрасно ладили. Пожалуй, мы находились в одном шаге от того, чтобы называться друзьями. Единственно, в чем наши взгляды зачастую расходились, так это в отношении к больным. Он всегда рассматривал пациентов исключительно, как объект лечения, а мне хотелось за симптомами болезни видеть человека.

*****

   В начале июня Игорь понял, что его работа, казавшаяся бесконечной, вот-вот закончится. С каждым днём он ощущал, что Тсан-кха становится всё ближе и эта мысль приводила его в благоговейный трепет. Ещё Лебедев замечал, что пещера меняется. Узенький лаз, где он с трудом мог проползти, задевая плечами стены, расширился настолько, что в нём спокойно можно было передвигаться на четвереньках. Зал, где Игорь складывал булыжники, рос во все стороны и его потолок, теряющийся в темноте, теперь напоминал свод готического храма. Гора камней, вывороченных из завала за три года упорного труда, казалась до смешного маленькой. Подземелье словно готовилось принять своего хозяина. Лебедев ощущал, что стены пещеры обрели собственную жизнь и миллионы глаз наблюдают за ним, невидимые губы перешептываются, спрашивая, сможет ли он принять великую миссию.
   Однажды он почувствовал, что ещё один удар киркой, булыжник рухнет и в нагромождении камней, отделяющем его от Хозяина, появится отверстие. Игорь остановился и вытер пот с лица. Его охватил страх. Нет, это был не ужас перед встречей с неведомым и не опасения за свою жизнь. Лебедев боялся, что он ещё не готов к событию, которое ждал всем своим существом. Игорю казалось, что он может не выдержать испытания счастьем, его сердце остановится от восторга, как только он прикоснется к древнему существу.
   - Прости меня, Хозяин, - прошептал Игорь. - Я не могу сделать этого сегодня. Я вернусь, обязательно вернусь... уже завтра...
   Ответом ему была тишина.
   Лебедев бросил кирку и пошёл к выходу из подземелья. Дорогу он разбирал смутно. Мешали слёзы, стоявшие в глазах.
   Ночью Игорь плохо спал, а едва рассвело встал с постели, заглянул в шкафчик, приподнял стопу одежды и достал пухлую пачку денег. Он поехал в магазин, купил светло-серый костюм, рубашку, галстук и туфли. Продавщица оказалась необычайно любезной, а одежда сидела идеально. Лебедев аккуратно сложил свои покупки в большой пакет, бросил его на заднее сиденье машины и отправился в парикмахерскую. Последний раз он занимался своей прической месяца три назад, заботу о собственной внешности он всегда считал пустой тратой времени. Закончив приготовления, Игорь заехал в ресторанчик неподалеку от дома, заказал свинину с паприкой по-испански, не торопясь пообедал и отправился в путь. Дорога в Ширяево показалась ему до странности короткой. Время точно ускорило свой бег, стараясь разделить с ним радость предначертанной встречи. Солнце игриво выглядывало из-за ветвей деревьев, окуналось в Волгу и рассыпаясь миллионами огненных брызг. Лебедев уже и не помнил, когда испытывал столь искренний и глубокий восторг.
   В подземелье царила привычная прохлада. Игорь шел знакомым маршрутом и чувствовал, как внутри нарастает ликование. Лебедев знал, что этот день принесет в его жизнь то, о чем раньше ему не приходилось и мечтать. Каждая пылинка внутри пещеры была наполнена ожиданием События, всё вокруг дышало трепетом и восхищением. Игорь добрался до зала, развернул пакет и переоделся. Руки слегка дрожали, а узел галстука всё норовил развязаться. Наконец, Лебедев привёл себя в порядок и ухватился за рукоять кирки. Он подошёл к завалу, прицелился в верхний булыжник и ударил. Камень вздрогнул, закачался и с грохотом рухнул внутрь, туда, где был заперт Тсан-кха. Игорь ещё несколько раз взмахнул киркой и перед ним образовался приличных размеров проход. Из него потянуло едва заметным сладковатым запахом прелых листьев.
   Лебедев отступил в середину зала, отбросил кирку и встал на колени. Его сердце колотилось, кулаки сжимались и разжимались. Игорь ощущал, что его захлестывает небывалый экстаз, к которому примешиваются ледяные иголочки страха. Со стороны образовавшегося прохода послышался шорох. Лебедев опустил голову, не смея взглянуть на Хозяина. Шум осыпающихся камешков и тихие шаги. Игорь сжался, чувствую собственную ничтожность. Сладковатый запах сменился удушливым зловонием. Лебедев зажмурился и закрыл лицо руками. Он дрожал всем телом.
   - Сто лет, - произнес знакомый шепот. - Почти сто лет я ждал этого. И наконец, Избранный явился.
   Игорь осторожно отнял руки от лица, посмотрел снизу вверх и увидел (черную птицу или радужное облачко) полуразложившийся труп в истлевшей одежде. Седые космы свисали на костлявые плечи. От носа осталось два зияющих провала. Один глаз вытек, и в пустой глазнице шевелились мелкие белые червячки. Второй горел безумным огнём. Кожа на лице превратилась в серый сморщенный пергамент. Губы ссохлись, обнажив челюсти с несколькими кривыми, расшатанными зубами. Правая голень существа была перебита и через дыру в штанине торчала белая кость.
   Лебедев почувствовал, что сердце ещё больше ускорило свой безумный бег, но теперь его подгонял уже не восторг, а животный ужас. Он до боли закусил нижнюю губу и отполз немного назад.
   - Я выгляжу хуже, чем ты думал? - спросил Тсан-кха и захихикал. Губы его при этом не шевельнулись. - Это тело оказалось слишком ненадежным. Я мог бы поддерживать в нем вечную жизнь, но тот, кто владел им до меня, не смог принять все богатства, что я бросил к его ногам. Человек слаб... но в тебе я чувствую особую силу. Ты можешь быть моим, ты готов. Только согласись, только прими меня, и весть этот мир станет твоим.
   Вид Хозяина вдруг разом переменился, и теперь Лебедев видел высокого человека с тонкими чертами лица, высоким лбом и черными, как смоль, тщательно уложенными волосами. Весь его образ выражал сосредоточенность и решимость. Игорь почувствовал, что страх уходит, а на смену ему, капля за каплей поднимается глубокое упоение. Тсан-кха неторопливо расхаживал по залу, слегка припадая на правую ногу. Призрачный свет пылающего шара придавал его облику загадочность и величие.
   - Я готов, мой господин, - прошептал Игорь. - Я готов.
   Хозяин шагнул к нему, положил руки на плечи и встряхнул. Лебедев неотрывно смотрел в его глаза и чувствовал, что пылающий в них огонь застилает весь мир.
   - Сможешь ли ты отречься от всего, во что верил раньше? - спросил Тсан-кха. - Готов ли ты, что сотни, тысячи и сотни тысяч будут бояться тебя и проклинать? Способен ли ты забыть обо всём, что было дорого?
   Игорь опять ощутил смрадный запах гниющей плоти. Образ Хозяина дрожал, точно отражение в быстрой речке и Лебедев видел перед собой то аристократа в старинном костюме, то рабочего в грубой робе, то рыцаря в латах с поднятым забралом. Их облик разительно отличался, менялись прически, одеяния, черты лица, но в то же время, сохранялось что-то общее, точно перед Игорем стояли родные братья.
   - Да, Хозяин, я смогу, - ответил Лебедев. - Я сделаю всё, что ты потребуешь.
   Его голос дрожал, но внутри крепла уверенность. Он чувствовал, что способен на любые жертвы ради своего господина, и едва не плакал, понимая, что не в силах выразить переполняющую его благодарность и трепет.
   - Встань! - приказал Хозяин.
   Игорь послушно поднялся с колен и в его предплечья тут же вцепились пальцы Тсан-кха с острыми, загнутыми, как у хищной птицы, ногтями. Лебедев застонал от боли и увидел кровавые ручейки сбегающие по ладоням. Красные капельки оросили пол пещеры и взметнулись миниатюрными облачками пара. Тсан-кха прильнул к Игорю, и губы их слились. В этот миг пелена упала с глаз Лебедева, и он вновь увидел разлагающуюся плоть, копошащихся в глазнице червей, седые, похожие на паклю, волосы и ощутил, что нечто склизкое заполнило рот, затопило горло и разливается по всему телу, заполняя каждую клеточку. В голове раздался звонкий щелчок, и мир исчез.
   Очнулся Игорь на полу посреди зала. Острый камушек больно колол затылок. Лебедев сел и осмотрелся. Прямо перед ним высилась кучка праха. Светящийся шар заметно потускнел и его свет обрёл мрачный багровый оттенок. Игорь прислушался к своим ощущениям. Его переполняла неведомая сила. Она текла в жилах, яростным пламенем гудела в голове и стремилась излиться наружу. Лебедев понимал, что Тсан-кха неким таинственным образом оказался внутри него, но он не ощущал присутствие Хозяина, как нечто чуждое. Правильнее было бы сказать, что две личности слились в единое образование, нечто новое, вовсе на равное сумме отдельных частей.
   Игорь поднялся и направился к выходу из зала. Некогда узкий лаз раздался во все стороны, в нём можно было идти лишь слегка согнувшись. Лебедев миновал проход и оглянулся. Стены грота, который он только что покинул, начали быстро сжиматься. Огненный шар ослепительно вспыхнул и погас. С потолка посыпались мелкие камешки, а потом и огромные глыбы. Стены зала с грохотом обрушились, и Лебедева окутало облако пыли.
   Наконец он понял, что ему напоминал разбухающий грот внутри горы - утробу женщины, вынашивающей младенца. И вот теперь... Теперь он родился.
   - Агу-агу, - сказал Игорь и усмехнулся. - Ну, здравствуй, белый свет. Вот и я.

*****

   Ближе к концу рабочего дня мне позвонил Артём.
   - Привет, Андрюха! - заорал он в трубку. - Подгребай к семи часам в "Ривьеру", есть одна тема, срочно обсудить надо.
   "Ривьера" - это небольшой бар на улице Пролетарской. Меня всегда умиляло это словосочетание: "Ривьера на Пролетарской". Этакий кусочек Средиземного моря в стране, где ещё помнят, что светлое коммунистическое будущее не за горами. Меж тем, само заведение отличалось приятной атмосферой и гуманными ценами, поэтому мы нередко бывали в местной Ривьере.
   - Не хочется мне сегодня никуда ехать, - сказал я Артёму. - Может, по телефону обсудим? Дела у меня к тому же...
   - Знаю я твои дела. Придёшь домой и в Интернет воткнёшься. В общем, отказы не принимаются. Единственная убедительная отмазка - это твоя смерть.
   - Ладно, уговорил, я подойду. К семи, говоришь?
   - Так точно. Буду ждать.
   Артём был прав, и никаких дел этим вечером у меня не предвиделось. Просто я всегда был тяжеловат на подъем и, чтобы сдвинуть меня с места, требовалось определенное усилие.
   Обычно путь от больницы до "Ривьеры" занимал не больше пятнадцати минут, но сегодня у меня возникло ощущение, что все автомобилисты города сговорились и разом выехали на улицы. Я стоял в пробке, поочередно нажимал то на газ, то на тормоз, потел и в очередной раз обещал себе, что завтра обязательно заеду на сервис и заправлю кондиционер. В итоге, дорога отняла у меня час времени и несчетное количество нервных клеток.
   После раскалившегося на солнце автомобиля, уютный зал "Ривьеры" казался филиалом Северного полюса посреди пустыни. Артём сидел за дальним столиком. Я миновал влюблённую парочку, солидного мужчину в светлой рубашке, сосредоточенно ковырявшегося в тарелке, и подсел к своему другу. Он задумчиво рассматривал бокал с пивом, точно пытаясь отыскать в янтарных глубинах некую истину. Судя по выражению лица, чего-чего, а истины в пиве не было.
   - Привет, - поздоровался я.
   Артём вздрогнул, и пена едва не выплеснулась из бокала.
   - Умеешь ты подобраться незаметно...
   - Долго ждешь?
   - Нет, не очень долго, минут двадцать. Я сразу к делу, не возражаешь? Снял я неделю назад домик на турбазе, теперь он на всё лето за мной. И тут всё одно к одному получилось. Познакомился с девушкой классной, Лена зовут, пригласил её за Волгу отдохнуть, она, в принципе, не против, но только если подружку возьмем. У подружки сейчас дома ремонт, она временно у Лены живет, выгнать нельзя, да и одну оставлять неудобно. И что я там с двумя делать буду? Короче, Андрюх, или ты едешь со мной и развлекаешь подружку, или... ну, даже не знаю что "или". Беда тогда приключится.
   - Лена, говоришь, тебе понравилась?
   - Не то слово. Ты же знаешь, после развода я к женщинам настороженно отношусь, да только вряд ли догадываешься, насколько это выражено. Уже много раз такое бывало: встречаюсь с дамой и не наслаждаюсь моментом, не думаю о том, как мне с ней нравится, а совсем наоборот. Смотрю на неё и с жадностью выискиваю какие-нибудь негативные черты. Нахожу, рано или поздно, кто же из нас идеален? А, отыскав, радуюсь, как золотоискатель, наткнувшийся на драгоценный слиток.
   - Хочешь сказать, что такой образ мыслей - последствия неудачного брака?
   - Может, и раньше у меня склонность к сомнениям имелась, но, как только разошлись, все усилилось в сотни раз. Я ведь молодой был, глупый, когда женился. Не женщину видел перед собой, а только собственные фантазии, какой она должна быть. Потом разочаровался, вот и боюсь снова ошибиться. А Лена... Веришь, нет, первый раз такое после развода: общаюсь с девушкой и думаю: "пусть это длится, как можно дольше". Обычно у меня в голове: "всё равно ведь наши отношения скоро закончатся".
   - А она как к тебе относится?
   - Да кто же знает... Тут ведь такая штука: чем больше девушка нравится, тем труднее мне понять, что она чувствует. Надо признать и ещё один печальный факт: чем сильнее я влюбляюсь, тем меньше шансов, что у меня всё удачно сложится. Сам не знаю почему. Очень надеюсь, что с Леной по-другому будет.
   К столику подошла официантка и положила меню.
   - Нам два мяса с черносливом и пива, - сказал Артём.
   - Я за рулём.
   - Тогда одно пиво и колу.
   Девушку кивнула, одарила нас привычно-картонной улыбкой и удалилась. Не знаю, кто подбирал официанток в этом заведении, но все они были похожи друг на друга, точно яйца в инкубаторе. Среднего роста блондинки, не худые, но и не пухленькие и обязательно с чем-то добродушно-глуповатым во взгляде. Хотя, последнее вполне могло быть игрой моего воображения.
   - Вот понимаешь, Андрей, - продолжил мой друг свои излияния. - Я последнее время часто думаю: что же лучше - семья или свободная жизнь? И не могу ответить на этот вопрос. Женитьба - штука не простая. Я не знаю, как брак выглядит глазами женщины, но за себя точно могу сказать - это вроде ящика с сюрпризом, где перемешано и хорошее и плохое. В каких пропорциях смешали, знать не знаешь, пока крышку не поднимешь. Ты ведешь женщину под венец, жизнь играет яркими красками, а через некоторое время понимаешь, что к твоей даме прилагается в комплекте изрядный ворох проблем. Теперь есть кому тебя встретить с работы, ты можешь рассчитывать на поддержку, если попал в переплёт и всё такое. Но взамен ты получаешь ревность, пустые склоки и укоры: "я сегодня весь день на работе, как проклятая, а ты даже не потрудился посуду помыть" или "сколько можно за компьютером торчать, для тебя Интернет важнее, чем я?". Вот такой ящик Пандоры. Хочешь - открывай, не хочешь - ходи всю жизнь вокруг, да около. Да только потом оглянешься, а вокруг пустота. Ладно, чего я всё о грустном. Ты лучше скажи, поедешь со мной на турбазу?
   - Надо было заранее предупредить. Я Марине пообещал, что в субботу мы с ней в цирк пойдем. Расстроится теперь...
   - Андрюх, ты меня без ножа режешь. Куда же ещё раньше? Сегодня только понедельник.
   - Да не, я не отказываюсь. Надо только придумать, как на неделе время для кино выкроить, и с родителями договориться, чтобы Марину на выходные взяли. Подружка хоть симпатичная?
   - Лена говорит, что очень даже.
   - Вот сколько живу, а ни разу не видел, чтобы девушка реально свою подругу оценила. Все говорят "симпатичная", а на деле - как повезет. Ладно, хоть отдохну на природе. Где она, турбаза твоя.
   - Слышал, село такое есть - Ширяево? Ты не волнуйся, название от слова "ширь", а не "ширяться". Турбаза в пяти километрах от этого села. Говорят, там ещё штольни заброшенные неподалеку.
   Подошла официантка и принесла наши напитки.
   - Места отличные, не пожалеешь, - сказал Артем. - Природа красивая, пляж песчаный, да и народу немного, локтями толкаться не придётся.
   Я взял свою колу и сделал большой глоток. Напиток превратился в холодную водичку, совершенно лишенную вкуса. Село Ширяево я прекрасно знал. Именно там четыре года назад мы купили домик. На дороге, ведущей из Ширяево погибла Настя. С тех пор я ни разу не заглянул в наше загородное жилище, хотя порой мне казалось, что там можно найти разгадку её смерти. Все эти годы я старался стереть из своей памяти это место, но судьба вновь подталкивала меня к нему.
   - Может, пора перестать бегать от самого себя? - спросил я вслух.
   - Что-что? - не понял Артём.
   - Да так, ничего.

*****

   Я проснулся посреди ночи и почувствовал, что рядом кто-то есть. В комнате стояла удивительная тишина. Городская ночь всегда наполнена едва уловимыми, а то и довольно громкими звуками, но на этот раз безмолвие было столь глубоким, точно меня полностью лишили слуха. Я протянул руку и щелкнул клавишей светильника, стоящего на прикроватной тумбочке. Ничего не произошло, свет не загорелся. Я отбросил простынь и сел на кровати. До меня донесся тихий вздох и в воздухе соткался образ Насти. Она стояла посреди комнаты в том же летнем платье, что было на ней злополучной ночью три года назад. Её светлые волосы шевелил ветерок, которого я не мог ощутить.
   - Он свободен, - прошептала Настя. - Он снова свободен.
   - Кто? - мои губы едва шевельнулись, но вопрос прозвучал совершенно отчетливо.
   - Ответ ищи за Волгой, - сказала моя жена.
   Я попытался подняться на ноги, но тело не слушалось. Настя сделала шаг назад, и между нами словно выросла стена из мутного стекла, я едва мог различить дорогие сердцу черты лица. Невероятная тяжесть накрыла меня, и я навзничь упал на кровать, не в силах сопротивляться.
   - Ответ за Волгой, - вновь услышал я знакомый голос и провалился в темноту.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"