В год жэнь-сюйу государь послал войска на реку Улхуй-Шилэнчжин покарать алчи-татар и чаган-татар, два обока [татар]. Перед [боем] предводители дали клятву, сказав так: "Если разобьем врага и погоним на север, то увидев брошенные и потерянные вещи, ни в коем случае не подбирать, а подождать -- [после] окончания воинских дел разделим их". Сразу как победа стала очевидной, родовичи Алтан, Хучар и Даритай, три человека, нарушили договоренность. Государь рассердился, все набранное ими отобрал и разделил среди войска.
Поначалу, когда Тохтоа был разбит, [он] бежал в теснины Баргуджина. Ho вскоре вновь вышел [оттуда] и стал опасен. Государь повел войска, чтобы покарать и прогнать его. Что касается этого [дела], то к тому же собрались найманы обока Буюрук-хана и договорились со всеми обоками дорбенов, татар, хатагинов и салджиутов перейти в нападение. Государь отправил всадников оседлать высоты и наблюдать все четыре стороны. Узнав, что войско найман постепенно подходит, государь с Ван-ханом передвинули армию в укрепление. Нилха-[Сангун] с северного фланга вышел занять узел обороны на вершинах гор, войско найман атаковало его, но не сдвинуло [с позиции] и потому вернулось. Нилха-[Сангун] преследовал их, [потом] опять зашел в укрепление. Управляя сражением, государь переместил обозы в другое место, и вместе с Ван-ханом, опираясь на укрепление Арал в качестве вала, дал большой бой в поле Куитэн.
Найманы послали шаманов молениями вызвать ветер и снег, желая посредством их силы предпринять нападение. Вскоре ветер переменился и, напротив, ударил по их [собственным] боевым порядкам. Войско найман не могло сражаться и решило отступить. Снег переполнил горные протоки и ручьи, государь, учтя это, придержал войска, а найманы понесли тяжелый урон. В то же время обок Чжамухи поднял войска на помощь найманам, но увидев их поражение, сразу вернулся. В пути те, кто был поставлен руководить [войском Чжамухи], много своевольничали, занимались грабежом и [потом] разбежались.
Государь посватал старшего сына Джучи за дочь Ван-хана Чаур-беки. А Ван-ханов Tycaxa тоже пожелал жениться на дочери государя Ходжин-беки, по оба [дела] не сладились. Из этого вышла большая ссора. Еще в самом начале, [когда] государь с Ван-ханом совместным войском наступали на найман и договорились сражаться на рассвете, Чжамуха сказал Ван-хану так: "Я у Вас жаворонок, а другие люди -- дикие гуси, так-то вот! Жаворонок и зимой, и летом постоянно находится на севере, дикие гуси же, с наступлением зимы, обязательно летят на юг погреться!"
Смысл сказанного -- намерения государя нельзя гарантировать. Ван-хан, выслушав его [Чжамуху], впал в подозрения и поэтому перевел людей своего обока в иное место. Когда брачные планы не исполнились, Чжамуха опять вое пользовался разладом и сказал Hилха-[Caнгуну] так: "Старший сын [Чингисхан], хоть и говорил, что является сыном Ван-хана, но в свое время передал сведения найманам, чтобы вы -- и отец, и сын, потерпели поражение. Если бы Вы смогли увеличить войско, я бы последовал за ним и примкнул для помощии Вам".
Нилха-[Сангун] поверил ему. Случилось так, что Даритай-отчигин, Хучар и Алтан взбунтовались, вернулись к Нилха-[Сангуну] и к тому же сказали ему так: "Мы желаем попросить младшего господина покарать всех сыновей государыни".
Нилха-[Сангун] очень обрадовался, послал гонца рассказать Ван-хану. Ван-хан ответил: "Чжамуха говорит ловкие речи, человек недостойный доверия! Не следует слушать!"
Нилха-[Сангун] энергично возражал, неоднократно посылая к нему и обратно [гонцов]. Ван-хан сказал так: "На протяжении моей жизни верный старший сын был поистине добр. [Мои] усы и борода уже седы, а бренное тело рассчитывает получить успокоение. А ты так и будешь болтать без конца? Ты сам позаботься об этом, не доставляй мне забот, действуй!"
Чжамуха тогда пустил огонь, пожег пастбища государя и ушел.
В этом году Чингиз-хан выступил на войну с племенами алчи-татар и чаган-татар и поставил условием [своим подчиненным], что до тех пор, пока с делом их не покончат, [никто] не занимался бы добычей и захватом [всякого] добра. Его дядя Даритай-отчигин, Алтан, сын Кутула-каана, и Кучар, сын Нэкун-тайши, поступили вопреки [этому приказанию] и захватили добычу. Чингиз-хан велел [ее] у них отобрать. Рассердившись [на него], они перешли на сторону Он-хана и положили начало смуте, как [это] будет изложено ниже.
Осенью этого года Чингиз-хан и Он-хан узнали, что брат государя найманов Буюрук и объединившиеся с ним другие [племена] выступили [против них]. Они оба не вступили с ними в сражение и ушли к пределам Уткух на границе Хитая, к сильно укрепленной стене, которую протянули между Хитаем и Монголией.
В это время случилось, что Чингиз-хан сватал дочь Сангуна, сына Он-хана, для своего сына Джочи, а Сангун сватал дочь Джочи для своего сына. Из-за того, что это сватовство с обеих сторон не было завершено, между ними появились враждебные отношения. Сын Он-хана, Сангун, по наущению Джамукэ-сэчэна, тайно замыслил ополчиться против Чингиз-хана, а Он-хан не воспрепятствовал [этому].
РАД. Об уходе племени кунгират к Джамуке-сэчэну из племени джаджират, о возведении его на гурханство этими последними совместно с племенами икирва, катакии и другими, о намерении их воевать с Чингис-ханом, об его уведомлении и об их поражении (оконч) [1.2, т.1, к.2, с.120-121].
Весною года нокай, собаки, 598 г.х. [1202 г.], Чингиз-хан с берегов реки, имя которой Улкуй-Силуджолджит, выступил против [племен] алчи-татар и чаган-татар. Он издал указ [йасак], чтобы никто не [смел] заниматься захватом добычи, а чтобы забрали добычу [только] после того, как будет покончено с войною и враг будет уничтожен, [только тогда] все бы полностью мирно разделили между собою. Все согласились на этом. Алтан, сын Кутула-каана, Кучар, сын Нэкун-тайши, и Даритай-отчигин, дядя Чингиз-хана, не сдержав своего слова, занялись захватом добычи до окончания [ратного] дела. Чингиз-хан этого не одобрил, послал [к ним] Кубилая и Джэбэ и отобрал у них добычу. Вследствие этого они обиделись [на него] и, изменив [ему], тайно склонились на сторону Он-хана. Впоследствии они стали частью причин, которые привели к разладу между Чингиз-ханом и Он-ханом. Они совместно с ним [Он-ханом] сражались против Чингиз-хана и в конце концов все были перебиты.
РАД. Об объединении Буюрук-хана, брата государя найманов Токтай-беки, государя меркитов, и других племен - татар, катакин и прочих, об [их] выступлениях с великим войском на войну с Чингиз-ханом и об их гибели в горах от снега, бурана и ветра [1.2, т.1, к.2, с.121-122].
Затем осенью того же года собаки брат государя найманов, Буюрук-хан, и государь меркитов, Токтай-беки, племена дурбан, татар, катакин и салджиут, предводитель их Акуту-бахадур, и государь племени ойрат - Кутукэ-беки, а это сборище было то, которое [раньше] неоднократно воевало с Чингиз-ханом и Он-ханом, бежало [перед ними], укрылось у вышеупомянутого Буюрук-хана и объединилось с ним, - все [они теперь] вместе выступили с огромным войском на войну с Чингиз-ханом и Он-ханом. Чингиз-хан и Он-хан выставили свой сторожевой пост [караул] в местности по имени Чэкэчэр и Чиу[р]кай. Один из дозорных вернулся назад из упомянутой местности и уведомил о приближении войска наиманов. Чингиз-хан и Он-хан, откочевав из местности Улкуй-Силуджолджит, отходили по направлению к стене Уткух. То место было юртом Тачар-ака у границы Караун-джидун. Упомянутая стена подобна стене Александра, которую построили на границах Хитая.
Сангун, сын Он-хана, находился на фланге. Он дошел до леса, из которого спустившись, достигаешь [названной] стены. Он еще не успел дойти до него, [как] Буюрук-хан, [заметив их], сказал: "Это - племя монголов! Мы разобьем их всех сразу".
[Еще до этого] он выслал передовой отряд [манклэ] из войска найманов и племен монгол, бывших с ним, Хакучу-бахадура из племени катакин и брата Токтай-беки, Куду, из племени меркит. Они дошли до Сангуна и начали строиться к битве, но, не сразившись, вернулись назад. Сангун тоже двинулся и вступил в [район] стены Уткух. [Найманы] тем временем, совершили волхвование с тем, чтобы пошел снег и поднялся буран. Сущность волхвования заключается в следующем: читают заклинание и кладут в воду различного рода камни, [вследствие чего] начинается сильный дождь. [Однако] этот снег и буран обернулись против них [же]. Они захотели повернуть назад и выбраться из этих гор, но застряли в местности, называемой Куйтэн.
Общеизвестно, что в этой местности у Буюрук-хана найманского и у [выше] упомянутых племен монголов, объединившихся с ним, от жестокости стужи отморозились руки и ноги. Буран же и метель были таковы, что множество людей и животных поскатывались с высот и погибли. Чингиз-хан и Он-хан остановились стойбищем на краю Арала, что значит остров.
В это же время прибыл и Джамукэ вместе с Буюрук-ханом и с теми людьми, которые его избрали на гурханство. Так как их положение стало таким [плачевным], он [Джамукэ] вторично склонился на сторону Чингиз-хана, разграбил жилища [ханэ] тех племен, которые возвели его на царствование, [и] явился к Чингиз-хану с проявлениями рабской покорности. Чингиз-хан и Он-хан, пройдя [район] стены, зазимовали на том зимнем стойбище, название которого Абджикэ-котэгэр. Некогда эта зимовка принадлежала племени кунгират; в то время, когда между Кубилай-кааном и Ариг-Букой была война, они сражались в этой местности. Земля ее - безводная пустыня [чул], и жители этого места довольствуются снегом.
В ту зиму Чингиз-хан сосватал для своего старшего сына, Джочи-хана, сестру Сангуна, Чаур-беги, а Он-хан для сына Сангуна, Тус-Бука, сосватал дочь Чингиз-хана, Худжин-беги. Однако это дело не состоялось и не осуществилось, вследствие этого между ними появилась некоторая натянутость.
РАД. О поездке Джамукэ к Сангуну, сыну Он-хана, о привлечении последнего к враждебным действиям против Чингиз-хана и к союзу с ними и другими племенами [1.2, т.1, к.2, с.122-121].
Так как прежде всего Джамукэ был завистником и зложелателем Чингиз-хана и крайне коварен и безнравствен по природе, то в этот удобный момент он отправился к Сангуну и сказал [ему]: "У моего старшего брата Чингиз-хана один язык и сердце с вашим врагом Таян-ханом, и он непрерывно посылает к нему послов!".
Жарким дыханием он вложил эту мысль в сердце Сангуна; тот по [своему] простодушию счел это за истину и определенно сказал ему: "Как только Чингиз-хан выступит в поход, наши войска появятся с [разных сторон], и мы его разобьем!".
Так как дядя [по отцу] Чингиз-хана, Даритай-отчигин, и его двоюродные братья: Алтан, сын Кутула-каана, и Кучар, сын Нэкун-тайши, как упоминалось [выше], вследствие того, что они, вопреки постановленному во время войны с татарами, взяли добычу прежде [установленного срока], а Чингиз-хан [ее] от них отобрал и они рассердились на него, - то [теперь] они [все] также согласились с этими речами. И Тагай-Кулакай из племени мангут и Мукур-Куран, глава племени хадаркин из нирунов, все объединились с тем сборищем, чтобы разбить Чингиз-хана. Между тем Сангун, откочевав, подходил отдельно от отца к местности, называемой Элэт. Он послал к отцу послом одного из своих эмиров, по имени Сайкан-Тодзэн, а [сам], устроив так, что Чингиз-хан и его войско располагались [на стоянках] вперемежку с Сангуном и его войском, искал удобного, случая для [задуманного] нападения и совещался с Джамукэ. Джамукэ же называл Сангуна побратимом [андэ] и с Чингиз-ханом он также был побратим.
[Сангун] через [вышеупомянутого посла дал знать [Он-хану]: "Этот человек претендует на твою дружбу и любовь. Сын Оэлун-экэ, иначе говоря Чингиз-хан, замыслил такое-то предательство, мы же думаем опередить [его замысел] и разбить его!".
Он-хан счел эту речь весьма неправдоподобной и достойной порицания и сказал: "Джамукэ - человек-пустослов, не внушающий доверия, неблагонадежный, и речам его не следует внимать!". Тем временем в течение нескольких дней Чингиз-хан отделялся от них [на стоянках] и располагался поодаль.
ССМ. V. Разгром татар. Разрыв с Ван-ханом [ї 153-165].
ї 153. Перезимовали ту зиму, а на осень в год Собаки Чингис-хан положил воевать с Татарами: Чаган-Татар, Алчи-Татар, Дутаут-Татар и Алухай-Татар. Прежде чем вступить в битву при урочище Далан-нэмургес, Чингис-хан, с общего согласия, установил такое правило: "Если мы потесним неприятеля, не задерживаться у добычи. Ведь после окончательного разгрома неприятеля добыча эта от нас не уйдет. Сумеем, поди, поделиться. В случае же отступления все мы обязаны немедленно возвращаться в строй и занимать свое прежнее место. Голову с плеч долой тому, кто не вернется в строй и не займет своего первоначального места!"
В сражении при Далан-нэмургесе мы погнали Татар. Тесня их, мы вынудили Татар соединиться в их улусе при урочище Улхуй-шилугельчжит и там полонили их. Мы истребили тут Татарских главарей поколений Чаган-Татар, Алчи-Татар, Дутаут-Татар и Алухай-Татар. В нарушение указа задержались, оказывается, у добычи трое: Алтан, Хучар и Даритай. За несоблюдение приказа у них отобрано, через посланных для этого Чжебе и Хубилая, отобрано все что они успели захватить, как то: отогнанные в добычу табуны и всякие захваченные вещи.
ї 154. Покончив с казнями главарей и сбором пленных Татар, Чингис-хан созвал в уединенной юрте Великий семейный совет, для решения вопроса о том, как поступить с полоненным Татарским народом. На совете поговорили и покончили с этим делом, так:
Искони был Татарский народ
Палачом наших дедов-отцов.
Отомстим же мы кровью за кровь.
Всех мечом до конца истребим:
Примеряя к тележной оси,
Всех, кто выше, мечу предадим,
Остальных же рабами навек
Мы по всем сторонам раздарим.
Когда, по окончании совета, выходили из юрты, татарин Еке-Церен спросил у Бельгутая: "На чем же порешил совет?"
А Бельгутай говорит: "Решено всех вас предать мечу, равняя по концу тележной оси".
Оказалось потом, что Еке-Церен оповестил об этих словах Бельгутая всех своих Татар, и те собрались в возведенном ими укреплении. При взятии этих укреплений наши войска понесли очень большие потери. Перед тем же как наши войска, с трудом взяв Татарские укрепления, приступили к уничтожению Татар, примеривая их по росту к концу тележной оси, - перед тем Татары уговорились между собою так: "Пусть каждый спрячет в рукаве нож. Умирать, так умрем по крайней мере на подушках (из вражеских тел)".
Вследствие этого наши опять понесли очень много потерь. Тогда, по окончании расправы с Татарами, которых примерили-таки к тележной оси и перерезали, Чингис-хан распорядился так: "Вследствие того, что Бельгутай разгласил постановление Великого семейного совета, наши войска понесли очень большие потери. А потому в дальнейшем он лишается права участия в Великом совете. Вплоть до окончания заседаний совета он обязуется наблюдать за порядком близ места заседаний, а именно: улаживать ссоры и драки, разбирать дела о воровстве, обманах и т. п. Бельгутай с Даритаем имеют право доступа в совет лишь по окончании его заседаний, после того как выпита чара-оток".
ї 155. В ту именно пору Чингис-хан принял к себе Есуган-хатуну, дочь татарина Еке-Церена. Войдя у него в милость, Есуган-хатун говорила ему: "Каган может почтить и меня своим попечением и сделать настоящей ханшей, если будет на то его каганская милость. Но ведь более меня достойна быть ханшей моя старшая сестра, по имени Есуй. Она только что вышла замуж. Куда ей деваться теперь, при настоящей-то суматохе?"
На эти слова Чингис-хан заметил: "Если уж твоя сестра еще краше, чем ты то я велю ее сыскать. Но уступишь ли ты ей место, когда она явится?"
- "С каганского дозволения, - отвечала Есуган-хатун - с каганского дозволения, я тотчас же уступлю сестре, как только ее увижу".
Тогда Чингис-хан отдал приказ о розыске, и ее, вместе с нареченным зятем, наши ратники перехватили при попытке скрыться в лесах и доставили. Есуган-хатун, увидав свою сестру, тотчас же встала и, как и сказала хану раньше, посадила ее на свое место, а сама села ниже. Она очень понравилась Чингис-хану, так как была именно такой, как ее описала Есуган-хатун, и он принял к себе Есуй-хатуну и возвел ее в супружеский сан.
ї 156. Однажды, уже после окончания Татарской кампании, Чингис-хан сидел на дворе за выпивкой. Тут же, по обе стороны, сидели ханши Есуй и Есуган. Вдруг Есуй-хатун глубоко со стоном вздохнула. Чингис-хан сообразил в чем дело и тотчас вызвал Боорчу и Мухали. "Расставьте-ка, - приказал он, - расставьте-ка по аймакам всех вот этих собравшихся здесь аратов. Людей, посторонних для своего аймака, выделяйте особо".
Все стали по своем аймакам, а отдельно от аймаков остался стоять всего один человек. Это был молодой человек с волосами, заплетенными в косу, как у благородных людей. Когда этого человека спросили, кто он такой, он отвечал: "Я нареченный зять дочери Татарского Еке-Церена, по имени, Есуй. Враги громили нас, и я в страхе бежал. Сейчас же ведь, как будто бы, успокоилось, и я пришел. Я был уверен, что меня не опознают среди такой массы народа".
Когда Чингис-хану доложили эти его слова, он сказал: "Что ему еще здесь шпионить, этому непримиримому врагу и бродяге? Ведь подобных ему мы уже примерили к тележной оси. Чего тут судить да рядить? Уберите его с глаз долой!" И ему не замедлили снести голову.
ї 157. Пока Чингис-хан был занят Татарским походом, Ван-хан ходил на Меркитов, причем прогнал Тохтоа-беки в сторону Баргучжин-токума, убил его старшего сына Тогус-беки, захватил двух его дочерей и жен его, а двух его сыновей, Хуту и Чилауна, полонил вместе с народом их. Из этой добычи он не дал Чингис-хану ничего.
ї 158. Потом Чингис-хан с Ван-ханом вдвоем пошли на Гучугудун-Буируха Найманского. Не будучи в силах им противостоять, Буирух-хан двинулся через Алтай из местности Сохох-усун на Улух-тахе, где они его настигли. Отсюда они и начали его преследовать. Дали перевалить через Алтай и погнали вниз по течению Хумшигирской реки Урунгу. Здесь наши захватили его нойона, Едитублуха, который шел в караульном охранении. Теснимый нашим караульным отрядом, он пытался было бежать в горы, но у коня его лопнула подпруга. Прогнав Буирух-хана вниз по Урунгу, настигли его у озера Кишилбаш-наур и тут прикончили его.
ї 159. Когда Чингис-хан с Ван-ханом тронулись в обратный путь, то оказалось, что Найманский храбрец Коксеу-Сабрах на урочище Байдарах-бельчир приготовил войско и готовится дать им бой. Решив принять бой, Чингис-хан с Ван-ханом построили войско и подошли к расположению противника, но так как уже наступил вечер, они условились переночевать в строю, чтобы утром вступить в бой. Тогда Ван-хан приказал зажечь на своей стоянке огни, а сам в ту же ночь, как это потом выяснилось, ушел вверх Хара-сеулу.
ї 160. Тогда вместе с Ван-ханом двинулся и Чжамуха. По дороге он стал говорить Ван-хану: "Известное дело, что анда мой, Темучжин, издавна обменивается послами с Найманом. Вот почему он не подтянулся к нам теперь. О хан, о добрейший мой хан! Выходит, что верная чайка - то я. Зато перелетная пташка - мой друг, мой анда". Ясно, что он переметнулся к Найману. Вот и опоздал!"
На эти слова Чжамухи возразил Убчихтаев Гурин-Баатур: "Зачем же ты из угодничества так бесчестишь и поносишь своих честных братьев?"
ї 161. А Чингис-хан переночевал ночь на том самом месте. Рано утром, готовый уже к бою, он увидел, что Ван-хана нет на его стоянке. Тогда Чингис-хан тоже двинулся оттуда, сказав только: "Оказывается, они-то задумали вовлечь нас в беду-пожарище". Он перешел через Эдер-Алтайский расстанок-бельчир и, все время двигаясь в этом направление, остановился и расположился лагерем в Саари-кеере. Вскоре Чингис-хан с Хасаром узнали, каких хлопот наделали Найманцы, но никому об этом говорили.
ї 162. Дело в том, что Коксеу-Сабрах пустился преследовать Ван-хана. Он захватил Сангумову семью вместе с народом и юртом их, а также угнал с собою и добрую половину тех Ван-хановых людей и скота, которые находились в падях Телегету. Пользуясь таким их несчастьем, сыновья Меркитского Тохтоа, Хуту и Чилаун, забрав людей, отделились от Ван-хана и пошли вниз по течению Селенги на соединение со своим отцом.
ї 163. Разоренный Коксеу-Сабрахом, Ван-хан отправил к Чингис-хану посла, сообщая: "Найманы полонили у меня жен и детей. Почему и посылаю просить у тебя, сына своего, твоих богатырей-кулюков. Да спасут они мой народ!" Тогда Чингис-хан снарядил войско и послал четырех своих богатырей-кулюков: Боорчу, Мухали, Борохула и Чилауна. Но еще до прибытия этих четырех кулюков Сангум уже вступил в битву при Улаан-хуте. Под ним уже пала его лошадь с простреленной голенью, когда подоспели четыре кулюка и спасли его. Спасли они и народ Ван-ханов и Сангумов и семьи их. Тогда Ван-хан сказал: "Некогда его благородный родитель точно так же вот спас мне мой окончательно потерянный было народ. Теперь я снова принимаю дар от своего сына, который послал своих четырех богатырей-кулюков и спае мой утраченный было навсегда народ. Да помогут же мне Небо и Земля воздать ему долг моей благодарности!"
ї 164. И еще говорил Ван-хан: "Итак, один раз мой утраченный улус спас мне мой анда Есугай-Баатур, а в другой раз погибший улус спас мне сын Темучжин. Эти отец с сыном, собирая мне утраченный улус, для кого же трудились они собирать и отдавать? Ведь я уже стар. Я до того одряхлел, что пора мне восходить на вершины. Когда же я в преклонных летах взойду на горы, на скалы, кто же примет в управление весь мой улус? Младшие братья мои - негодные люди. Сыновей у меня все равно что нет: один-единственный Сангум. Сделать бы мне сына моего Темучжина старшим братом Сангума! Вот тогда бы и стало у меня два сына, и тогда - на покой".
После этих речей Ван-хан сошелся с Чингис-ханом в Тульском Темном Бору, и они дали друг другу обеты отцовства и сыновства. Наподобие того, какие слова произносились некогда при обряде братания Ван-хана с отцом Есугай-ханом, так же и теперь обряд усыновления состоял в произнесении таких слов:
На врага ли поспешно ударить -
Как один, общей силой ударим.
Или дикого зверя облавить -
Как один общей лавой облавим.
Затем Чингис-хан и Ван-хан дали друг другу вот какое слово:
Будем уповать только друг на друга, а потому
Змеи ль зубастые
Нам клеветою шипят, -
Мы клевете не поверим.
С другом увидимся,
Другу мы веру дадим.
Змеи ль клыкастые
Злобу внушают нам, -
Злобу отбросим мы,
Друга послушаем,
Другу лишь веру дадим
Произнеся эти обрядные речи, стали жить они во взаимном дружелюбии.
ї 165. Чингис-хан же задумал еще усугубить их взаимную приязнь. Для этого он решил попросить для Чжочи руки Сангумовой младшей сестры, Чаур-беки, и в свою очередь, выдать нашу Хочжин-беки за Тусаху, сына Сангума. С этим предложением он и обратился. Тут Сангум, вздумав повеличаться своею знатностью, сказал такие слова: "Ведь нашей-то родне придется, пожалуй, сидеть у вас около порога, да только невзначай поглядывать в передний угол. А ваша родня должна у нас сидеть в переднем углу да глядеть в сторону порога". Эти слова говорил он с явным умыслом почваниться собой и унизить нас. Видимо, вовсе не соглашаясь на брак Чаур-беки, они не хотели связать себя словом. Во время этих переговоров Чингис-хан внутренне охладел и к Ван-хану и к Нилха-Сангуму.
АЛТАН ТОБЧИ. Разгром татар. Разрыв с Ван-ханом (прод) [1.4, с.132-138].
Перезимовали эту зиму. В год собаки [1202] осенью Чингис-хаган в Дадан-Нэмургэне [дал сражение] татарам: цаган-татарам, элчи-татарам, дутагит-татарам, арухай-татарам. Еще раньше, [перед сражением] Чингис-хаган дал приказ: "Когда подавляют врага, то не останавливаются ради добычи. Когда истребим [врагов], тогда и добыча будет наша. Так-то! Разделим ее. Так-то! Если кто из наших дружинников повернет обратно, то пусть он остановится там, откуда началось наступление. Если он не задержится там, откуда впервые двинулись, то ему отрубят голову". Так было приказано.
Сражались в Далан-Нэмургзне, погнали татар и, принудив их всех сойтись в Улхуй-Шилгэгэчид, разгромили. Там уничтожили могущественный народ даган-татар, элчи-татар, ду-тагит-татар, арухай-татар.
Алтан, Хучар и Даритай втроем не выполнили данного им приказа, не посчитались с его словами и захватили добычу. Чингис сказал: "Своего собственного слова они не сдержали!" -- и отправил Джэбэ и Хубилая, велев им отобрать добытые табуны и все, что было захвачено.
Уничтожив татар, разгромив и разграбив [стойбища,] Чингис-хаган сказал: "Что же делать с их народом?"
Он вошел в отдельно стоящую юрту и созвал на большой совет своих родичей. "С давних пор татарский народ губил наших отцов и дедов. За отцов и дедов мастью отомстим, воздаянием воздадим, с чекой [их] сравним, и кто выше чеки, тех уничтожим. Кто останется -- [те] станут рабами, [Рабов] поделим между всеми".
Когда, окончив совет, выходили из юрты, татарский Йэхэ Чэру спросил у Бэлхутэя: "О чем совещались на совете?"
Бэлхутэй сказал: "Договорились, что мы всех вас истребим, сравнив с чекой".
Об этих словах Бэлхутэя Йэхэ Чэру известил своих татар, и те укрепились. Когда наши воины пошли на укрепившихся татар, то понесли большие потери. С трудом ворвались к укрепившимся татарам, и когда стали истреблять их, сравнивая по чеке, то татары сказали друг другу: "Пусть каждый человек спрячет в рукав нож, и мы умрем на подушках!" И многие [наши воины] тогда погибли.
Когда кончила истреблять татар, уничтожая тех, кто выше чеки, тогда Чингис-хаган [повелел]: "Из-за того, что Вэлхутэй рассказал о решении Великого совета нашего рода, погибло много наших воинов. С этого времени пусть Бэлхутэй не входит в Великий совет! Пусть он охраняет снаружи, до тех пор пока не окончится совет. Пусть он судит тех, кто совершает дела воровства и лжи!. Когда совет окончится и питье будет выпито, [только] после этого Бэлхутэй и все остальные могут войти". Так он соизволил сказать.
Тогда же Чингис-хаган взял в жены Йисугэн-хатун, дочь татарского Йэхэ Чэру. Так как с ней обращались любовно, то Йисугэн-хатун сказала: "Моя старшая сестра Йисуй-хатун превосходит меня красотой, она более подойдет хагану. Так-то! Недавно она вышла замуж. Но куда же она убежала сейчас, вот в этой суматохе?"
На эти слова Чингис-хаган сказал: "Если твоя старшая сестра красивее тебя, то я велю разыскать [ee] и привести. Если твоя старшая сестра придет, то уступишь ли ты ей свое место?"
Йисугэн-хатун сказала: "Когда хаган пожаловал меня, то он не видал моей старшей сестры. Для своей старшей сестры я освобожу место".
При этих словах Чингис-хаган повелел отыскать Йисуй, и наши воины встретили ее, когда она шла по лесу со своим мужем, которому была отдана. Муж ее убежал. Йисуй-хатун привели. Тогда Йисугэн-хатун, увидев свою старшую сестру и помня свои слова, сказанные ранее, встала и заставила ее сеть на сиденье, на котором [прежде] сидела, а сама села ниже. Она соответствовала тому, что было сказано Йисугэн-хатун; Чингис-хагану понравилась Йисуй-хатун, он принял ее и велел ей сесть рядом с ним.
Однажды, когда уже окончили громить татар, Чингис-хаган сидел снаружи [юрты] и вместе с другими пил [вино]. В то время как все пили, он сидел между Йисуй-хатун и Йисугэн-хатун, и вдруг Йисуй-хатун тяжко вздохнула. Тогда Чингис-хаган подумал про себя, позвал нойанов Богурчи и Мухулидая и сказал: "Расставьте-ка собравшихся здесь людей, каждого в свой отряд, а отдельно поставьте тех людей, у которых нет своего отряда!"
Так он повелел. Когда все построились по своим отрадам, один молодой человек с заплетенной косой остался один без отряда. Когда его спросили: "Ты чей?", -- он ответил: "Я был зятем, которому была отдана дочь татарского Йэхэ Чэру по имени Йисуй. В то время когда враги громили [татар], я испугался и бросился бежать. [Потом я] подумал и сказал себе: "Теперь-то стало спокойно!" Я пришел, думая, что меня не узнают среди множества слуг".
Когда эти слова были переданы Чингис-хагану, то он соизволил сказать: "Действительно, это враг, оставшийсядри отступлении. Сейчас он пришел сюда для того, чтобы подсматривать. Таких, как он, мы сравнили с чекой. Зачем же медлить? Уберите его прочь с моих глаз!" -- сказал он. Тотчас же тому отрубили голову.
После того в тот же год собаки [1202], когда Чингис-хаган отправился в поход на татарский народ, Онг-хаган отправился в поход на мэркитский народ, прогнал Тогтага-бэки и преследовал ого до Баргуджин-тухум. Он убил Тэгус-бэки, старшего сына Тогтага, взял двух жен Тогтага -- Хатугтай и Чаглалун, захватил также двух [его] сыновей -- Хуту и Чила-гуна, а народ взял в плен. Чингис-хагану он ничего не дал.
После того Чингис-хаган и Онг-хаган отправились в поход на Буйруг-хагана из найманского [рода] хучухуд и настигли его в то время, когда он находился в Хосуг-усуне на Улуг-таше. Буйруг-хаган был пе в состоянии сражаться и двинулся на Алтай. Гнались за Вуйруг-хаганом от Хосуг-усуна, перевалили через Алтай, и когда гнались по течению Урунгу в Хумшигэре, то захватили одного из его нойа-нов по имени Йидэй Табалуг, шедшего в дозоре. За ним погнался наш караул, и, когда у него разорвалась подпруга, он побежал в горы, там его [и] взяли. Преследуя Буйруг-хагана по течению Урунгу, дошли до озера Хочалбаш и там его прикончили.
Оттуда Чингис-хаган и Онг-хаган возвращались обратно. В это время найманский рубака Конгсоху Сабраг встретил воинов в Байдараг-бэлчире, чтобы дать сражение. Чингис-хаган и Онг-хаган решили сразиться; когда они построили воинов, [уже] наступил вечер. "Сразимся завтра!" -- сказали они, и ночевали, построившись рядами. Тогда Онг-хаган в своем расположении велел зажечь огни; ночью же [он сам] двинулся вверх по Хара-Сэгул.
Тогда Джамуха также двинулся, чтобы идти вместе с Онг-хаганом. Джамуха сказал Онг-хагану: "Томучин, мой побратим, издавна обменивался послами с найманами. Ныне же он не пришел. Хаган, хаган, сам-то -- как степной жаворонок, мой же побратим-- перелетный жаворонок! Он, должно быть, ушел к найманам! Да! Он остался и перешел к ним!"
На эти слова Джамухи Урочичидай Хурус-багатур сказал: "Как это ты из лести говоришь хулу на своего прямого родственника?"
Чингис-хаган переночевал там ночь, и когда, собираясь начать сражаться, посмотрел на рассвете, то увидал, что на стоянке Онг-хагана огней не стало, и сказал: "Видно, эти считают меня за ничто!".
И он двинулся оттуда, прошел пастбища Атар-Алтая и, двигаясь в том же направлении, в степи Сагаря-хэгэр сошел с коня, Тогда-то Чингис-хаган и Хасар поняли, что у найманов произошла суматоха, но они не сумели ею воспользоваться.
Конгсэху Сабраг стал преследовать Онг-хагана и захватил жену и сыновей Сэнгума вместе с их людьми; он захватил и угнал часть стада и припасов Онг-хагана, которые находились в Тэлгэту-амасаре, и вернулся обратно. Между тем Хуту и Чилагун -- сыновья мэркитского Тогтага -- отошли [от Онг-хагана], забрав всех своих людей, и двинулись по течению Селенги, чтобы соединиться с отцом.
Онг-хаган, преследуемый Конгсэху Сабрагом, послал к Чингис-хагану гонца, [чтобы тот передал:] "Найманы преследуют меня и моих людей, угнали моих жену и сыновей. Посылаю я просить у тебя, моего сына, четырех твоих кулаков, пусть они спасут и вернут моих людей".
С такими словами [он его] отправил. Тогда Чингис-хаган послал Богурчи, Мухули, Борохула и Чилагун-багатура -- этих четверых своих кулуков -- с отрядом воинов. Но еще прежде чем эти четверо кулуков прибыли, Сэнгум начал сражение в Улан-хуте, и когда его конь с простреленным бедром был схвачен, то как раз эти четверо кулуков подошли и захваченных людей, жену и сыновей -- всех спасли и вернули.
Тогда Онг-хаган сказал: "Ты спас и вернул [мне] мой погибавший народ, подобно тому, как некогда [сделал] твой славный отец. Также и ныне четыре кулука моего сына спасли и вернули мой захваченный народ. Да ведают Небо и Земля, как воздать тебе за это доброе дело!"
И еще Онг-хаган сказал: "Йисугэй-багатур, мой побратим, однажды спас и вернул мне мой захваченный народ. Сын То-мучин также ныне спас и вернул мой разбежавшийся народ. Оба они -- отец и сын -- собрали здесь разбежавшийся народ, чтобы вернуть его мае; для кого же они собирали и возвращали? Я состарился ныне.
Состарившись, взойду на вершины.
Когда взойду на скалы,
Кто будет ведать моим народом?
Мои младшие братья для этого не годятся. Единственный сын мой, он один у меня. Если Томучин станет сыном, старшим братом Сэнгума, то будет у меня два сына, и я буду спокоен".
[Онг-хаган,] встретившись с Чингис-хаганом в густом лесу на реке Тола, нарекли друг друга отцом и сыном. Наречение отцом и сыном произошло потому, что еще в прежнее время Онг-хаган назвался побратимом с Йисугэй-багатуром, отцом [Томучина]. По обычаю при наречении отцом и сыном были сказаны друг другу такие слова: "Вместе [будем биться], чтобы низвергнуть многих врагов, вместе будем делать облавы, чтобы охотиться на неуловимых зверей".
И еще Чингис-хаган и Онг-хаган сказали друг другу;
"Когда мы оба соединимся,--
Если станет нас подстрекать змея с зубами,
Подстрекательству ее не поддадимся!
Мы доверяем только тому, что было сказано нашими ртом ж зубами!
Если станет нас разъединять змея с клыками,
Разъединению ее не поддадимся!
Мы доверяем только тому, что было сказано нашими ртом и зубами!"
Приняв вместе такое решение, они жили, любя друг друга. После того Чингис-хаган решил: "Пусть между нами будет не только дружба, но и дружба вдвойне",-- и задумал просить в жены для Джочи младшую сестру Сэнгума, Чаур-бэги.
Когда он просил, то сказал: "Отдадим взамен нашу Ходжин-бэги за сына Сэнгума Тусаха".
На это Сэнгум, много мнивший о себе, сказал: "Если кто-либо из нашего рода придет к ним, то он лишь стоя у дверей посмотрит в хоймар; если же кто-либо из их рода придет к нам, то мы сажаем [его] в хоймар, и он лишь посмотрит на порог".
"Он слишком много думает о себе, говорил с нами презрительно, не отдал Чаур-бэги и не отнесся к нам по-хорошему", [--так было доложено]. При этих словах Чингис-хаган решил: "Я отринул Нилха Сэнгума от своего сердца".
Джамуха понял, что [Чингис] удалил из своего сердца [Сэнгума].