[В год] цзи-ю Дин-цзун почил. Бату вместе с членами императорского рода и высшими сановниками держали совет о возведении на престол Сянь-цзуна, дело длилось долго и не решалось.
В 4-й луне был большой c6op всех ванов, [вдовствующая] императрица Дин-цзуна спросила о том, кто должен воцариться, все растерялись, смутились и не решались ответить. Урянхатай возразил, сказав таю "Это совещание уже определило раньше! He можем снова переменить".
Бату сказал так: "Урянхатай говорит правильно!" Совещание поэтому определилось [насчет Мэнгу].
РАД. О Менгу-каане. Введение [1.2, т.2, с.128-129].
Воспоминание о причинах, [способствовавших] переходу каанства к Менгу-каану, об обстоятельствах, предшествующих восшествию его на царский престол, о причине перехода каанства к нему благодаря усиленным стараниям его матери, Соркуктани-беги, и ее способностям. Когда Гуюк-хан преставился, в дела государства вторично проникла смута. Делами государства правила его жена Огул-Каймиш с вельможами. И [еще] прежде, когда Угедей-каан отправился на завоевание страны Хитая, а Тулуй-хана постигло неизбежное [то есть смерть], каан от горя разлуки с ним постоянно вздыхал, а когда бывал пьян, то сильно плакал и говорил: "Я очень страдаю от разлуки с братом и поэтому [всему на свете] предпочитаю пьянство, может быть, хоть на один миг стихнет пламя [тоски]".
По крайней привязанности, которую он питал к его детям, он приказал, дабы дела его улуса и устроение его войска были вверены его старшей жене Соркуктани-беги, умнейшей в мире женщине, и чтобы сыновья и войско [были] в повиновении у нее. Соркуктани-беги в заботах и попечении о детях, в помышлении о припасах и снаряжении для них и для войск мужа установила такой строгий учет, что не могло быть возможности какого-либо обмана. Каан совещался с ней о всех делах, не преступал принятого ею решения и не допускал [никаких] изменений в ее приказаниях; все зависимые от нее люди были отличены [особым] покровительством и почетом, и ни в одной смуте от них не исходило ничего противу древней ясы и предания. Во время восшествия на престол любого государя все царевичи пребывали в смущении от своих деяний, за исключением Соркуктани-беги и ее величественных сыновей, это обстоятельство может быть результатом [только] крайних способностей, совершенного разума и проницательности и [уменья] предвидеть исход дел.
После смерти Екэ-нойона (Тулуя) раздачей даров и подношений она направляла [свои] заботы в сторону родичей и соплеменников, щедростью и умением покорила и привлекла [на свою сторону] воинов и чужестранцев, так что после Гуюк-хана большинство народа было согласно на передачу ханского достоинства ее старшему сыну. И таким образом она охраняла [выгоды] сторон, пока бог всевышний благодаря ее опытности и способностям не отдал невесту-государство в объятия Менгу-каана. Несмотря на то, что она была последовательницей христианской религии, она весьма старалась способствовать преуспеванию [божественного] Мухаммедова закона и в изобилии жаловала милостыни и осыпала дарами имамов и шейхов ислама. Это подтверждается тем, что она дала тысячу серебряных балышей на постройку медресе в Бухаре и [приказала], чтобы шейх-ул-ислам Сейф-ад-дин Бахарзи, да будет над ним милосердие Аллаха, был управителем и попечителем этого богоугодного дела. Она приказала купить деревни и отказала их в вакф [на это медресе] и поместила [туда] мударрисов и туллябов. Она постоянно посылала в области и окрестности милостыню и расходовала имущество на пропитание нищих и бедных из мусульман и по этому пути шла, пока не скончалась в месяце зу-ль-хидже лета 649 г.х. [14.2-13.3.1252].
ПАКСАН-ДЖОНСАН (1240)
Годан-хан послал в Тибет прокламацию о преподношении [провинций] Уй и Цзан Сакья-[пандите].
КИРАКОС. гл.47. О резне, учиненной татарскими войсками в Грузии [4.1]
В то время когда страна немного оправилась от всепоглощающего пожара, зажженного разбойниками и грабителями, и люди стали уповать скорее на них, чем на бога; когда князья притесняли и обижали бедных и на эти поборы покупали драгоценные одежды и одевались, ели и пили и чрезмерно кичились, как обычно делают это тщеславные грузины, бог дал им, не наученным прежним [опытом], возможность сойти с высот своих и познать меру слабости своей. Дьявол поднял против них тех, на кого они надеялись: неожиданно все начальники войска татарского собрались на совет, вооружились и приготовились истребить все подвластное им [население] Армении и Грузии под предлогом, мол, царь грузинский вместе со всеми князьями хочет восстать, собирает войско, придет истребить их, поскольку действительно казалось, все князья стягивали войска своя в Тифлис, к грузинскому царю Давиду.
И когда они (князья) выпили вина, то расхрабрились и некоторые из них, недостаточно благоразумные, стали говорить: "Почему это мы повинуемся им, имея такое большое войско? Давайте нападем внезапно на них, разобьем и сотрем их [с лица земли], возьмем в свои руки страну свою".
Но великий ишхан Аваг воспротивился этому намерению, а татарские воины, находившиеся в тех местах, услыхали об этом и сообщили [своим] начальникам. И когда воины князей разъехались каждый к себе, тогда они (татары), вооружившись, хотели истребить всех без исключения. И захватили князей, которых обнаружили в их [владениях], а за теми, кого не было на месте, послали гонцов и потребовали их к себе без промедления. А милосердный бог не дал исполниться намерению их до конца, помешал им под таким предлогом. Один из главных начальников, бывший полководцем всего войска [татарского], которого звали Чагатаем, друг Авага, выступил против вооруженного войска и обратился к нему со словами: "Мы не получали от хана приказа убивать тех, кто покорился и подчинился нам и платит дань хану; еще не установлено точно, действительно ли они восстали. Так если вы их умертвите без причины, сами же ответите хану".
Услыхав это, [татары] не стали дознаваться истины.
Мать Авага, которую звали Хошак, поехала к ним, она ручалась за верность своего сына им (татарам), говорила, что сам он скоро приедет к ним. И действительно, вскоре приехал ишхан Аваг и доказал им свою преданность с помощью многих свидетелей. Прибыли к ним также царь Давид и другие князья. [Татары], по обычаю своему, крепко связали всем руки и ноги тонкой бечевой и продержали их в путах три дня, издевались над ними и поносили их за надменность и мятежные думы. Затем, отобрав всех коней и [взяв] выкуп, отпустили их, а сами устремились в [разные] концы Грузии, на гавары, и мятежные и мирные, многих истребили, еще больше угнали в плен, бесчисленное множество мужчин, женщин и детей было брошено в реку. И случилось это в 698 (1249) году армянского летосчисления.
МАГАКИЯ. История народа стрелков. гл.11 [4.2]
В то время прославился благочестивыми и светлыми нравами, угодными Богу и людям, Тер-Константин, католикос армянский, вместе с венчанным Христом царем Гетумом. Оба они просветили православною верою и благочинием все церкви армянские на востоке, западе и в других местах. Царский же отец, барон Константин, с своими богоданными сыновьями и князьями был постоянно готов против супостатов и врагов креста Христова. Этим он поддерживал постоянную веселость духа в Христом венчанном царе армянском, Гетуме и в прекрасных детях его, Левоне и Торосе.
Между тем добрый и прекрасный царь грузинский Давид со всем царством своим предавался постоянному веселию и питию вина в царственном городе своем, Тифлисе. Раз, как-то, в его присутствии давали большой обед, и было веселие великое. На этом обеде несколько князей, по грузинскому обыкновению, стали пустословить и хвастать. Один из них стал перечислять перед царем тех из грузинских князей, которые могли выставить по 1000 всадников, и тех, у которых было по 500 всадников, способных к войне. Разговор сделался общим в то время, когда они потеряли сознание от избытка съеденного и выпитого ими. Они сосчитали все, армянские и грузинские войска и нашли, что легко могут победить татар, и при этом начали уже распределять между собою должности предводителей. Но все это говорилось не вправду, а в шутку, потому что у них в это время не было ни дела, ни забот. Да и врагов тоже не было в стране восточной кроме татар, которые постоянно приходили и притесняли князей армянских и грузинских разными поборами: у одних требовали златотканых материй; у других соколов; у иных хороших лошадей и собак, и все это вымогали они сверх мала, тагара и халана. Вот об этих-то притеснениях говорилось за обедом в шутку. Один из присутствовавших, уподобившись Иуде предателю, пошёл и передал татарам эти пустые слова как нечто серьезное, и дал им такой оборот, будто царь грузинский и его князья готовятся итти на вас. Те, поверив навету, напали на страну, разграбили имущество и стада жителей; но людей не умерщвляли, не имея на то дозволения от великого хана. Схватив царя и всех князей, они повлекли их ко двору своего начальника; а вместе с ними понесли также сына Атабега Иване, великого князя грузинского, Авага, положенного в гроб, так как Аваг в то время был нездоров и не мог сесть на лошадь. Хотя царь и князья объясняли все, чтоб оправдать себя; однако те им не поверили и не переставали грабить страну и увлекать жителей в неволю. Когда же привезли положенного в гроб Авага ко двору начальника, тогда только поверив словам его, перестали разорять страну и дали мир несчастным и изнеможенным христианам.
ВАРДАН ВЕЛИКИЙ. Всеобщая история [4.5]
И это вохб, *** повторилось в 698 -- 1249 году: Бачу и с ним все старейшины стали подозревать в самонадеянности и непокорности царя и князей иверийких. Поэтому они схватили царя Давида и других вельмож, заключили их в оковы и приговорили к смерти. Но по милости божией они избавились от смерти. За то бесчисленное множество людей погибло от неприятельского меча; целые деревни и селения отведены в плен, преданы позору женщины в Армении, а еще более в Иверии.
УЛУС ДЖУЧИ
ЛАВРЕНТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ [1.1, т.1, с.202]
В лето 6757. Поеха князь Глеб Василкович в татары, к Сартаку. Сартак же, почтив, и и отпусти и в свою отчину. Той же зимы приеха Олександр и Андрей из Канович. И приказаша Олександрови Кыев и всю Русскую землю, а Андрей седее в Володимере на столе.
1250 г. от Р.Х.
6758 г. от С.М, 647-648 г.х., год Курицы
ЮАНЬ ШИ. цз.3 Дин-цзун (Гуюк) [1.1/3, с.181-183].
В течение долгого времени князья и нойоны бы ли не в состоянии возвести на престол государя. В столице и на окраинах были волнения, все родственники [из 'золотого рода'] единодушно желали получить государя, но при этом много было таких, что жадно домогались неположенного [по рангу], так что совету [т.е. курултаю ] не было конца. Князья [из 'золотого рода'] Бату, Муга, Ариг-Буга, Суйкэтай, Тачарс и великие полководцы Урянхатай, Сунитай, Темудер, Есу-Буга все собрались в местности Алатау-ула. Бату первым предложил признать [Мэнгу] главой над ними. Присутствовавший там в это время Бала, который был направлен в качестве посла Огул-[Гаймыш] вдовствующей государыни Дин-цзуна, сказал так: "Некогда Тай-цзун дал повеление о том, что делает наследником престола августейшего внука Ширемуна, все князья и все сановники знают об этом. Ныне Ширемун находится в прежних правах, но при этом собрание желает [вы брать кааном] другого родича. Какое положение вы собираетесь ему предоставить?".
Муга ответил так: "Повеление Тай-цзуна существует и кто посмеет его нарушить? Однако ранее, когда курултай возвел престол Дин-цзуна, то это было сделано государыней Торэгэной вместе с вами и вам подобными. Таким образом, это вы все бы ли именно тем и , кто преступил повеление Тай-цзуна. И ныне вы еще кого-то обвиняете в преступлении?".
Бала прикусил язык. Урянхатай сказал так: "Мэнгу одарен умом, мудростью и глубоким и знаниями. Люди везде знают его. Совет Бату поистине хорош".
Бату немедленно отдал приказ войскам и все войска повиновались ему, а курултай вследствие этого утвердил [выбор Мэнгу кааном].
ЕКЕ МОНГОЛ УЛУС
ЮАНЬ ШИ. цз.121. Урянхатай [1.1, с.506].
[Когда] на будущий год Сянь-цзун (Менгу) взошел на престол и Ши-цзун (Хубилай), как младший брат императора, сосредоточил войска для карательного похода на все государства юго-западных варваров у-мань, бай-маньх и гуй-мань, Урянхатай ведал военными делами. Эти гуй-мань -- как раз государство Читугэ.
РАД. Обстоятельства, предшествовавшие восшествию [Менгу-каана] на ханский престол [1.2, т.2, с.128-129].
Бату в то время, когда Гуюк-хан умер, страдал болезнью ног и как старший брат разослал во все стороны гонцов одного за другим с приглашением соплеменников и родичей, дабы все царевичи прибыли сюда и, образовав курилтай, "кого-нибудь одного, способного, которого признаем за благо, посадили на трон".
Потомки Угедей-каана, Гуюк-хана и Чагатая отклонили [приглашение]: "Коренной-де юрт и столица Чингиз-хана - Онон и Келурен, и для нас не обязательно идти в Кипчакскую степь", и Ходжу, Нагу, Кункур-Тогая и Тимур-нойона, который был эмиром Каракорума, они послали своими заместителями, с тем чтобы те письменно подтвердили то, о чем царевичи согласятся, потому что Бату всем царевичам старшой и приказание его для всех обязательно и что "одобренного им мы никоим образом не преступим".
[Узнав] это, Соркуктани-беги сказала Менгу-каану: "Так как царевичи ослушались старшего брата и к нему не пошли, пойди ты с братьями и навести его, больного".
Менгу-каан по указанию матери направился к высочайшей особе Бату. Когда он туда прибыл и принялся выполнять требования службы, Бату воочию убедился в способностях и зрелости его и сказал: "Из [всех] царевичей [один] Менгу-каан обладает дарованием и способностями, необходимыми для хана, так как он видел добро и зло в этом мире, во всяком деле отведал горького и сладкого, неоднократно водил войска в [разные] стороны на войну и отличается от всех [других] умом и способностями; его значение и почет в глазах Угедей-каана, прочих царевичей, эмиров и воинов были и являются самыми полными. Каан послал однажды его, его брата Кул-кана и Гуюк-хана со мной, Бату, и с Ордой и Джучи в края Кипчака и в государства, кои находятся в тех пределах, дабы мы их покорили. [Менгу-каан] привел в покорность и подданство племена ..., кипчаков, ..., и черкесов; предводителя кипчаков Бачмана, предводителя племен асов и город ... Менгу-каан захватил и, произведя казни и разграбление, привел в покорность. После того в год быка, соответствующий 638 г.х. [1240-1241], каан послал ярлык, чтобы царевичи вернулись; до их прибытия на место каан скончался, а его ярлык [был] о том, чтобы внук его Ширамун стал наследником. Туракина-хатун приказа его не послушалась, переиначила его и посадила на ханство Гуюк-хана. В настоящее время подходящим и достойным царствования является Менгу-каан. Какой другой есть еще из рода Чингиз-хана царевич, который смог бы при помощи правильного суждения и ярких мыслей владеть государством и войском? [Один] только Менгу-каан, сын моего милого дяди Тулуй-хана, младшего сына Чингиз-хана, владевшего его великим юртом. А известно, что согласно ясе и обычаю монголов место отца достается меньшому сыну, поэтому [все] предпосылки для вступления на царство у Менгу-каана".
Когда Бату окончил эту речь, он разослал гонцов к женам Чингиз-хана, к женам и сыновьям Угедей-каана, к жене Екэ-нойона Соркуктани-беги и к другим царевичам и эмирам правого и левого крыла [сказать]: "Из царевичей [только один] Менгу-каан видел [своими] глазами и слышал [своими] ушами ясу и ярлык Чингиз-хана; благо улуса, войска и нас, царевичей, [заключается] в том, чтобы посадить его на каанство".
И он приказал, чтобы братья его - Орда, Шейбан, Берке - и весь род Джучи, а из царевичей правого крыла Кара-Хулагу из потомков Чагатая, - [все] собрались и несколько дней пировали; и после этого они заключили соглашение о том, чтобы посадить Менгу-каана на престол. Менгу-каан отказывался, не давая согласия на облечение [себя] той огромной властью, и не принимал на себя того великого дела. Когда [перед ним] настаивали, а он все больше отказывался, брат его Мука-огул поднялся и сказал: "На этом собрании все мы заключили условие и дали подписку, что не выйдем из повиновения Саин-хану Бату; как же Менгу-каан ищет [пути] уклониться от того, что им признано за благо?".
Бату понравилась речь Мука, и он ее одобрил; и Менгу-каан был обязан [согласиться]. Бату, как обычно принято среди монголов, поднялся, а все царевичи и нойоны в согласии, распустив пояса и сняв шапки, стали на колени. Бату взял чашу и установил ханское достоинство в своем месте; все присутствующие присягнули [на подданство], и было решено в новом году устроить великий курилтай. С этим намерением каждый отправился в свой юрт и стан, и молва об этой благой вести распространилась по окрестным областям. Затем Бату приказал своим братьям Берке и Бука-Тимуру отправиться с многочисленным войском вместе с Менгу-Кааном в Келурен, столицу Чингиз-хана, и в присутствии всех царевичей, устроив курилтай, посадить его на царский трон. И они отправились в путь от Бату.
Справа - счастье и слава; слева - успех и победа.
Они остановились в местности ... Соркуктани-беги любезностью и почтительностью снискивала расположение родичей и соплеменников и приглашала [их] на курилтай. Часть царевичей из дома каана и Гуюк-хана, Йису-Менгу и Бури, потомки Чагатая, по этому поводу чинили отказ и в том деле создавали отлагательство под тем предлогом, что ханское достоинство должно [принадлежать] дому каана и Гуюк-хана; они многократно посылали гонцов к Бату [передать]: "Мы далеки от соглашения на это и недовольны этим договором. Царская власть полагается нам, как же ты [ее] отдаешь кому-то другому?".
Бату ответил: "Мы с согласия родственников задумали это благое дело и кончили разговор об этом, так что отменить это никоим образом невозможно. Если бы это дело не осуществилось в таком смысле и кто-либо другой, кроме Менгу-каана, был бы объявлен [государем], дело царской власти потерпело бы изъян, так что поправить его было бы невозможно, а если царевичи об этом тщательно поразмыслят и предусмотрительно подумают о будущем, то им станет ясно, что по отношению к сыновьям и внукам проявлена заботливость, потому что устроение дел такого обширного, протянувшегося от востока до запада государства не осуществится силою и мощью детей".
В этих пререканиях протянулся [весь] тот год, который был предназначен [для великого курилтая], и следующий год прошел до половины, а положение в мире и дела государства с каждым годом становились беспросветнее. Так как их разделяло расстояние, то не было возможности сговориться об общем совещании. Менгу-каан и Соркуктани-беги посылали к ним и сохраняли путь уважения и дружеских отношений. Поскольку наставления и увещания не оказывали на них никакого действия, то с лаской и угрозой им неоднократно посылались извещения, а те отговаривались; [Менгу-каан и Соркуктани-беги] каждый раз приводили им доводы с тем, что, может быть, остановят их добротой и обходительностью и они пробудятся от сна беспечности и гордыни.
Когда тот год пришел к концу, разослали во все стороны гонцов, чтобы близкие и родичи собрались в местности Келурен. Ширамуна-битикчи послали к Огул-Каймиш и ее сыновьям Ходже и Наку, а Алямдара-битикчи - к Йису-Менгу [сказать]: "Большинство [царевичей] дома Чингиз-хана собралось, а дело [созыва] курилтая до сего времени стоит из-за вас, уклоняться [от этого] и отказываться невозможно, если вы помышляете о единодушии и единении, то [вам] следует прибыть на курилтай, дабы с [общего] согласия было устроено дело государства".
Когда они поняли, что [иного] средства нет, то Наку-Огул пустился в путь, и Кудак-нойон, и часть эмиров высочайшей особы Гуюк-хана, и Йису, сын Чагатай-хана, в согласии с ними пришли из своих местностей к Ширамуну, и все трое собрались в одном месте, а после того и Ходжа выступил в путь, и они все еще воображали, что "без нас дело курилтая не двинется вперед". Берке послал Бату [следующее] извещение: "Прошло два года, как мы хотим посадить на престол Менгу-каана, а потомки Угедей-каана и Гуюк-хана, а [также] Йису-Менгу, сын Чагатая, не прибыли".
Бату прислал ответ: "Ты его посади на трон, всякий, кто отвратится от ясы, лишится головы".
Царевичи и эмиры, которые находились при Менгу-каане, как Берке, а из старших эмиров Хоркасун; из царевичей левого крыла: сыновья Джучи-Касара и Йисунке, и Илджидай, сын Качиуна, и Тачар, сын Отачи-нойона, и сыновья Таку-нойона, - все племянники Чингиз-хана; из царевичей правого крыла: из потомков Чагатая - Кара-Хулагу, из сыновей каана - Кадан, а из его внуков - Мункату и сын Кутана, и братья Менгу-каана - Кубилай, Хулагу, Мука и Ариг-Бука - все собрались и во время его благословенного восшествия на престол думали, как сделать, чтобы все расселись по чину, Берке решил, чтобы Бучек ввиду болезни ног сидел на своем месте и Кубилай чтобы тоже сидел, а все внимали словам Кубилая. [Затем] приказали Муке стать у дверей, чтобы ему можно было задержать царевичей и эмиров, а Хулагу приказал стать впереди стольников и телохранителей, чтобы никто не говорил и не слушал неподобающих речей. Сообразно с этим установили порядок, и [только] они двое ходили взад и вперед, пока не закончился курилтай. А звездочеты выбрали счастливую звезду. Одним из доказательств его [Менгу-каана] увеличивающегося ежедневно счастья было следующее: в течение тех нескольких дней небо в тех местах было закрыто покровом туч, шли непрерывные дожди, и никто не видел лика солнца. Случайно в тот самый час, который звездочеты избрали и [в который] хотели сделать астрономические наблюдения, - солнце, мир освещающее, появилось вдруг из-за туч, и небо открылось на пространстве, равном телу солнца, так что звездочеты с легкостью определили высоту [планеты] над горизонтом. Все присутствующие - упомянутые царевичи, старшие достопочтенные эмиры, главы родов и бесчисленные войска, которые находились в тех пределах, - все сняли с голов шапки и повесили пояса [себе] на плечи.
КИРАКОС. гл.47. О резне, учиненной татарскими войсками в Грузии (оконч) [4.1]
Потом скончался ишханац-ишхан Аваг и был погребен в Пхиндзаанке, в склепе отца своего Иванэ. Владения его были переданы Закарэ - сыну Шахиншаха, двоюродного брата Авага, поскольку у Авага не было сыновей. Была [у него] только малолетняя дочь и от незаконной связи -- малолетний сын, о котором лишь после смерти стали говорить, что он -- сын его; его (мальчика) взяла к себе сестра его и воспитывала. Позже, отняв у Закарэ [владения эти], передали их жене Авага, которую звали Гонцей.
УЛУС ДЖУЧИ
АЛ-ДЖУЗДЖАНИ. Насировы разряды [3.18]
Бату, сын Туши, сына Чингиз-хана.
Выше (уже) объяснено, что Туши был старший сын Чингиз-хана. Когда он, вследствие замысла против отца, переселился из мира сего, то после него осталось много сыновей; старше всех их был Бату; его Чингиз-хан посадил (на престол) на место его отца. Под его власть подпали все земли племен Туркестана (начиная) от Хорезма, булкар, буртасов и саклабов до пределов Рума; он покорил в этих краях все племена кипчак, канглы, йемек, ильбари (?), рус, черкес и ас до моря Мраков, и они все подчинились ему. Он (Бату) был человек весьма справедливый и друг мусульман; под его покровительством мусульмане проводили жизнь привольно. В лагере и у племен его были устроены мечети с общиной молящихся, имамом и муэззином. В продолжение его царствования и в течение его жизни странам ислама не приключилось ни одной беды ни по его (собственной) воле, ни от подчиненных его, ни от войска его. Мусульмане туркестанские под сенью его защиты пользовались большим спокойствием и чрезвычайною безопасностью. В каждой иранской области, подпавшей под власть монголов, ему (Бату) принадлежала определенная часть ее, и над тем округом, который составлял его удел, были поставлены его управители. Все главари и военачальники монгольские были подчинены ему (Бату) и смотрели (на него), как на его отца Туши.
Когда Гуюк переселился из мира сего и сошел в ад, то все, кроме сыновей Чагатая, согласились возвести на царство Бату. Они обратились к Бату с просьбой принять престол монгольский и сесть на царство; все они подчинятся его велению. Бату не согласился. (Тогда) они возвели (на царство) Менгу-хана, сына Тули, сына Чингиз-хана, как об этом будет сказано ниже.
ЛАВРЕНТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ [1.1, т.1, с.202]
В лето 6758. Поеха князь Борис к Сартаку. Сартак же, почтив, отпусти и в свою отчину. Той же осени поеха Святослав Всеволодич, и с сыном, в татары.
НОВГОРОДСКАЯ 1-я ЛЕТОПИСЬ [7.1 т.3, с.54]
В лето 6758. приеха князь Олександр из орды, и бысть радость велика в Новгороде.
ИПАТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ [7.1, т.2, с.184-185]
В лето 6758. Приславшу же Могучеве посол свой к Данилови и Василкови, будущи има в Дороговскы: "Дай Галич". Бысть в печали велице, зане не утвердил бы земле своея городы, и думав с братом своим и поеха ко Батыеви, река: "Не дам полуотчины своей, но еду к Батыеви сам".
Изыде же на праздник святого Дмитрия, помолився Богу, и приде Кыеву, обдержащу Кыев Ярославу боярином своим Ейковичем Дмитром. И пришед в дом архистратига Михаила, рекомый Выдобич, и созва калугеры и минский чин, и рек игумену и всей братии, да сотворят молитву о нем - и створиша - да от Бога милость получил. И бысть тако, и пад пред архистратигом Михаилом, изыде из монастыря в лодьи, видя беду страшну и грозну. И приде к Переяславлю, и стретоша Татарове. Оттуда же еха к Куремсе и видя, яко несть в них добра, оттуда же нача болми скорбети душею, видя бо обладаемы дьяволом: скверная их кудешеская ****енье и Чигизаконова мечтанья, скверная его кровопитья, многыя его волшбы; приходящия цари и князи и вельможи, солнцу и луне и земле, и умершим в ад отцем их и дедом и матереем, водящее около куста покланятися им. О скверная прелесть их! Се же слыша велми нача скорбети.
Оттуда же приде к Батыеви, на Волгу, хотящу ся ему поклонити. Пришедшу же Ярославлю человеку Снгуруви, рекшу ему: "Брат твой Ярослав кланялся кусту; и тобе кланятися". И рече ему: "Дьявол глаголет из уст ваших, Бог загради уста твоя и не слышно будет слово твое". Во т час позван Батыем, избавлен бысть Богом злого их бешения и кудешества, и поклонися по обычаю их и вниде во вежю их. Рекшу ему: "Данило! Чему еси давно не пришел, а ныне оже еси пришел, а то добро же. Пьешь ли черное молоко наше, кобылий кумуз?". Оному же рекшу: "Доселе есмь не пил, ныне же ты велишь, пью". Он же рече: "Ты уже наш же Татарин, пей наше питье". Он же испив поклонился, по обычаю их, измолвя слова своя, рече: "Иду поклониться великой княгине Баракчинови". Рече: "Иди". Шед поклонися по обычаю: и присла вина чюм и рече: "Не обыкли питии молока, пей пиво".
О злее зла честь Татарьская! Данилове Романовичю князю бывшу велику, обладавшу Русскою землею, Кыевом и Володимером и Галичем, со братом си иными странами: ныне сидеть на колену и холопом называется, и дани хотять, живота не чаеть и грозы приходять. О злая честь Татарьская! Его же отец бе царь в Русской земли, иже покори Половецкую землю и воева на иные страны все, сын того не прия чести: то иный кто может приятии? Злоб ибо их и лести несть конца: Ярослава великого князя Суждальского зелием умориша; Михаила князя Черниговского, не поклонишася кусту, со своим боярином Федором ножем заклана быста, еже пред сказахом кланяние их, еже пиец прияста мученицы; иные мнозии князи избьены быша и бояре.
Бывшу же князю у них дней 20 и 5, отпущен бысть и поручена бысть земля ему, иже беаху с ним. И приде в землю свою, и срете его брат и сынове его, и бысть плачь обид его, и большая же бе радость о здравии его...