Ноябрь 1949 года. Архангельск. С тёмного Белого моря дули пронизывающие ветры. Зима уже вовсю дышала своим арктическим дыханием, обжигая и без того больную природу. Полуголодные, серые люди лениво бродили по улицам города, как призраки.
- Товарищи, что же за безобразие у вас тут творится, - спокойно произнёс начальник, проверяющий. - Что в армии, что в тюрьме. Везде один беспредел.
- Ну что вы, Максим Николаевич, какое безобразие. Все дела разобраны. Вы же знаете, в такое время... Чего же ещё ожидать? Люди сами умирают от голода. Давеча вот раскрыли крупное преступление, - быстро залепетал зам директора городской тюрьмы.
- А бумаги есть, нормально оформленные?
- Да, всё по протоколу, - мгновенно отозвался зам директора, подавая бумаги. Гражданин проверяющий был, подобно тысяче таких проверяющих, весьма угрюмой внешности в кожаном плаще и начищенных до блеска ботинках. На его точёном носу сидели очки в тёмной оправе, левая бровь его иногда подрагивала.
Проверяющий мельком глянул на предоставляемые ему бумаги и отвернул лицо, сделав вид, будто заинтересовался красным знаменем на стене.
- А вы знаете, тут было одно крайне интересное и запутанное дело... - начал зам, судорожно сжимая сухие колени в серых брюках.
- По поводу Марии Александровны Геррнштейн? - переведя взгляд на собеседника, спросил проверяющий.
- Да.
Февраль 1955 год. Верхоянск. Грубые, покрытые льдом и ржавчиной бараки сливались в одну серую неровную линию. Здесь сотнями работали люди. Преступники... ссылаемые, кто за неосторожное слово, за не ту веру, изменники родины, или же просто по ошибке. Но были и те, кто действительно заслуживал этого.
"И сколько можно вспоминать всё это? Опять живот сводит. Грязь. Вечная грязь и снег. Зачем я связалась с этим уродом? Какого чёрта! О да... как хорошо, что этот гад сдох. Я не убивала. Но он сдох. Чтоб тебе пусто было! Да пропади оно всё. Хотя и пропадать-то нечему. Тот день... Я пришла со второй смены, он был дома. Стоп. Нет. Я не была на второй смене, я ушла с неё. У меня, кажется, очень болела голова и зашкаливало давление и ещё кровь из носа хлестала. А ты... ты тоже возвращался домой. Я видела, как ты заходил домой, купил букет тюльпанов у старухи и направился к трамвайной остановке. И я пошла за тобой! Было очень интересно...Ты поехал на другой конец города. Меня даже не заметил. Наверно я была дурно одета. А что делать! У меня была красивая одежда, да ты отнял у меня всё. Продал! Продал как простые тряпки... А я дура, даже ребёнка от тебя хотела иметь. И он был... да хорошо, что не выжил в моей утробе. Такой бы урод вышел. А ты, ты шёл ничего не подозревая. И встретился с этой профурсеткой с красным платком на шее. И гулял с ней полдня. А потом поехал домой. Но я уже была дома. Я готовила ужин, делала вид, что ничего не знаю. Я решила жить дальше. Готовилась стать матерью. Хоть и было нечего жрать, но из старой муки я пекла оладьи с морковкой. А ты ходил к ней. Но последней каплей стал другой день.
Ко мне в кабинет зашла женщина, хотела устроиться в цех по переработке льняных волокон. Я подняла глаза и увидела её, ЕЁ! Она смотрела на меня невинными зелёными глазами, рыжие волосы лучились даже при тусклом свете лампочки под потолком. Кажется, я изменилась в лице, что эта подскочила ко мне и принялась обмахивать газетой. Запах её духов, кажется "Тайны", наполнил всю комнату. Но я снова стерпела и даже посоветовала ей работу в каком-то мелком цехе. А вскоре я заметила, что мой муж, да будь он проклят, вызвался меня провожать на работу и забирать. И приходил то он всегда заранее. Уж я то знаю, с чем это было связано! А за этой рыжей ведьмой все мужики с цехов гонялись! А со мной она видимо очень хотела подружиться. А я её подставляла при каждом удобном случае. Ненавижу! Как я ненавижу этот мир. А завтра снова дышать опилками... Зато он мёртв! Да, сдохла собака. Каждую ночь я перебираю воспоминания. Как они греют моё больно сердце! А однажды, он пришёл вместе с ней. А я вышла вся такая страшная, лохматая и пузатая, в халате. И меня нагло поставили перед фактом. Помнится, я грохнулась в обморок, хотя непонятно из-за чего. Я ведь всё знала. Всё знала! А потом он ушёл, закрыв дверь своим ключом за собой. А я... я взяла нож. Хотела ударить себя, а потом встала и вышла на улицу. Догнала их, прямо так, в халате. По дороге я потеряла тапочек, распорола ногу о камень. Помню, как эта дура завизжала. Первым я пырнула его, прямо в спину. Я нанесла два удара. А затем я схватила Лизу за её рыжие волосы. А эта дрянь ещё сопротивлялась, визжала, брыкалась, пару раз ударила меня и моего ребёнка. Но я успела, рука не дрогнула, когда я добивала её, перерезая ей горло. А потом был суд... На одном из заседаний я потеряла ребёнка. Меня спас этот ребёнок, аффект и помешательство. Потом два года клиники. Там было весело. А теперь каторга. Каждый день я встаю в пять, получаю свой кусок чёрствого хлеба и иду собирать опилки. А отголоски коммунизма и лозунги доносятся до меня с трудом. А я училась всю жизнь по книгам. И мой отец был немцем. И деньги были. Но муж погубил всё! И я полюбила урода. И сама стала такой же! Ненавижу эту страну, ненавижу этих людей!"
Май 1959 года. Архангельск.
- Да... Странное это было дело. Чтобы беременная женщина, вот так смогла зарезать двоих на улице, - проворчал человек, перебирая архив.
- А что именно вас интересует? - спросил он, поворачиваясь к другому человеку, стоявшему за его спиной.
- Понимаете, отец Марии Геррнштейн очень влиятельный человек. Думаю, прочие объяснения излишни, - ответил человек. Очки на его носу загадочно сверкнули. - Как учит нас жизнь, мы обязаны помогать друг другу.
- К чему это? - спросил архивариус, на минуту оторвавшись от рядов бумаг.
- Жизнь очень сложная штука. А Мария Геррнштейн была найдена с перерезанным горлом. Рядом с ножом была найдена рыжая коса, причём явно срезанная в тот же вечер.
- Да что вы говорите! - с нескрываемым ужасом выдохнул архивариус. Для него было непривычно слышать о преступлении в таких подробностях. Обычно начальство и СМИ тщательно скрывало такие детали. - Вот, нашёл.
- Удачного вам дня, - взяв толстую, прошитую папку, попрощался человек. Быстрым движением он убрал её в портфель и ушёл.