Аннотация: - Продолжай, продолжай сын мой... - ободряюще сказал Кирилл Кураеву и тот продолжил... - Однажды, помню, Ваше Святейшество, будучи среди веселой компании в подпитии, я предложил по вашей смерти перезахоронить вас вместе с вашим аввой - митрополитом Никодимом - в одной могиле в позиции "69". А в другой раз, тоже в подпитии среди веселой компании, я...
Андрей Кураев на откровении помыслов у Патриарха Кирилла
Богородица, геев просвети!
Молитва Кураева
Спасе, геев помилуй!
Другая молитва Кураева
I
В очередной субботний вечер настоятель храма Архангела Михаила в Тропарево, в котором служит диаконом Андрей Вячеславович Кураев, собрал после службы всех священников и диаконов и зачитал им очередной приказ правящего епископа - то есть, Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла I. Приказ этот был не той пустопорожней тягомотиной, которой приходила обычно, а чем-то поистине революционным: всем рукоположенным клирикам предписывалось раз в течение трех месяцев являться по адресу пер. Чистый, дом 5 лично к Его Святейшеству для очередного откровения помыслов, которое должно было происходить в форме исповеди. Обоснаванием этого нововведения провозглашалось стремление укрепить покаянную дисциплену среди рукоположенных клириков через малое приближение жизни этих клириков к той покаянной жизни, которая процветает в монашеских обителях, Ближайшим день приема для откровения помыслов был назначен на следующую неделю. Все восприняли этот приказ хоть и без удовольствия, но стоически: "Чему быть - того не миновать", "Сколько у ерша костей, стольку у барина затей" и начали готовиться к столь знаменательному в своей жизни событию.
Кураев обнаружил, что в тот самый первый день для откровения помыслов ему, собственно, делать нечего с утра до самого вечера, и поэтому решил, не мешкая, отправиться на откровение. Кураев прибыл к без десяти девять и уселся на стул возле в входа в соответствующий патриарший кабинет. Чуть позже подошли другие известные московские попы - отец Дмитрий Смирнов и отец Артемий Владимиров. Больше пока не подходил никто. Все стали обсуждать: насколько затянется пришествие Его Святейшества - на час, на два, на три? Однако, ровно в девять ноль-ноль, как и было возвещено, Кирилл уже был на своем месте.
- Входите! - громко сказал Патриарх Кирилл из-за двери.
Первым, согласно очереди, вошел на откровение помыслов Андрей Вячеславович Кураев. В просторном комнате-кабинете Кураев увидел стоящий посередине аналой, на котором лежали крест и евангелие, а также два стула. Кураев понял, что один стул предназначался для Кирилла - то есть, для исповедающего и принимающего откровение помыслов, а другой - для исповедываемого. И последнее очень насторожило Кураева - он задал себе вопрос: "Если есть стул для исповедающегося, то, вероятно, это откровение помыслов будет проходить достаточно долго. Так сколько же времени Его Святейшество собирается исповедовать одного исповедника? Неужтоль столь долго, что у него устанут ноги? А ведь чтобы устали ноги, нужно, по меньшей мере, больше десяти минут...".
Андрей Вячеславович подошел к аналою. Сюда же подошел и Кирилл. Кирилл, как и положено, прочитал молитвы перед началом исповеди. Затем Кирилл сел на свой стул и предложил сесть Кураеву. Когда Кураев уселся и положил свою руку на евангелие, Его Святейшество тотчас начал свои исповедальные вопрошения:
- Андрей Вячеславович! Отец Андрей! Вы, наверное, уже сами давно догадываетесь, о чем, о каких ваших помыслах, я хочу вас распросить. Это по вашим речам давно заметно. Поэтому не буду ходить вокруг да около и сразу спрошу: Отец Андрей! Ведь вы почитаете меня, вашего правящего епископа и Патриарха, а также моего отца духовного, митрополита Никодима за мужеложцев? Ваш помысл говорит вам: "Патрирах Кирилл и митрополит Никодим - гнусные пидарасы и с ним и их последователями надо бороться для очищения церкви!" - не так ли? И вы поддаетесь этому помыслу, вы сочетаетесь с ним, вы увлекаетесь и обольщаетесь им и действуете согласно нему и делами, и словами, пытаясь как можно больше мне, моим последователям и последователям митрополита Никодима навредить. Вы порочите их, порочите всех нас, как можете, и призываете к суду и к расправе над ними. Я прав? Признайтесь, Андрей Вячеславович, что есть в вас такие помыслы, что вы обуреваетесь такими помыслами?
Диакон Кураев покраснел. Он долго молчал, смотря на крест, лежащий на аналое, и, наконец, сдавленно произнес:
- Ей, отче! Есть во мне все сии помыслы. И не смею даже отказываться, говоря, что их нет. Ибо никто не поверит мне - ведь сии помыслы видны из самих дел моих.
Его Святейшество кротко улыбнулся и рек:
- А еще, Андрей Вячеславович, у вас, наверняка, есть помысел, что мужеложцами и прочими негодяями, людьми крайне недостойными, я себя постоянно и всегда окружаю - отчасти потому, что сам таков, отчасти потому, что негодяями, за которыми водится множество грехов, легче управлять, - и при этом оттираю от руководящих должностей и мест - да и вообще от тех мест, где слово и дело человека много значат в глазах общества, - людей достойных, людей вроде вас и вас лично - не так ли? И при этом вы считаете, что все в нашей церковной системе заточено под максимальное обогащение тех, кто стоит на верхах власти; и поэтому мужеложцы и прочие негодяи на верхах и даже в низах церковной иерархии полезны еще и потому, что они, как правило, беспринципны, и легко используют те способы обогащения, от которых отвернулся бы человек порядочный; и эти негодяи, как вы думаете, также хорошо "умеют и знают с кем и как делиться" - не так ли? А еще вы, отец диакон, помышляете, будто бы я чуть ли ни намеренно веду нашу мать-церковь к неминуемому краху и развалу, а также к утрате ею всякого - прежде всего, морального - авторитета, что я намеренно растлеваю души и тела человеческие, аки некая несытая и ненасытная ко греху и злу скотина. Ответствуйте, Андрей Вячеславович - есть в вас такие помыслы или нет?
Андрей Вячеславович на этот раз раздумывал и молчал гораздо меньше, чем ранее и, смахнув выступившую слезу и снова покраснев, ответил:
- Что сказать отче? Здесь незримо пред нами присутствует Христос. И я не могу лгать пред Ним, а также пред Его честным крестом и пред святым евангелием, на котором сейчас держу свою руку. Именно так, как ты, отче, сказал, я думаю, мыслю и помышляю и на сем стою! И хоть вы и гораздо выше меня по сану и по занимаемому положению - я не боюсь обо всем этом заявить прямо вам в глаза - прежде всего, действуя ради блага нашей матери-церкви.
Его Святейшество снова улыбнулся. В его улыбке таилась какая-то загадочность, а в глазах его весело поигрывала лукавая епископская искорка. Далее он продолжил вопрошание Андрея Вячеславовича о его сокровенных мыслях:
- Андрей Вячеславович! А ведь признайтесь - все эти ваши подобные мысли и дела в соответствии с этими мыслями и помыслами - все они привели вас к крайнему озлоблению и к крайней ненависти - ко мне прежде всего, к тем людям, которых я облек доверием и поставил на важные посты, а также к покойному митрополиту Никодиму. Признайте, что это так! И скажите, Андрей Вячеславович - ведь наверняка вы желаете нам зла - например, чтобы мы все скопом издохли? Желаете хотя бы в моменты крайнего возбуждения, когда злоба ваша против нас достигает наивысшей точки? Скажите также - ведь наверняка вы придумываете для нас, для ваших врагов, какие-то ужасные кары и наказания за наши, как вам кажется, прегрешения, и наслаждаетесь, воображая эти кары и наказания, а, может даже, мыслите себя в роли палача и карателя, приводящего все эти ужасы в исполнение? Ведь наверняка вы много раз воображали, как нас поражает божие правосудие, как на нас, на гнусных содомитов, с неба низвергается огонь и сера и горящие камения, как нас поражают различные отвратительные и гнусные болезни вроде проказы, как мы гибнем в авто- и авиакатастрофах - не так ли? О, отче Андрей, не скрывай от меня своих помыслов, но поведай мне о них без утайки - обнажи передо мной все свои греховные язвы, сними с себя передо мной все мнимые и ложные одежды ложного же приличия, которыми ты пытаешь сокрыть недуги и болезни своей грешной души - ибо ныне я есть отец твой духовный, пекущийся о благе души твоей! И не думай от меня скрыть что-то - ибо сие будет для тебя двойным грехом - и грехом за то, что ты не исповедал помысел, и грехом за то, что обманул Самого Господа, стоящего пред нами, обещав прежде говорить пред ним мне, как свидетелю, все без утайки!
Андрей Вячеславович, немного замявшись и вновь покраснев, молвил:
Отче! Вы правы! Все такие и подобные мысли есть во мне, и я говорю и действую в согласии с ними и по ним. Я озлобился против вас, ваших ставленников и ваших приверженцев, а также против митрополита Никодима и его последователей. Да, отче, в помыслах своих я желаю вам различного зла и различных бедствий. Многократно желал вам сего. Иногда, правда, я одумывался, вспоминая слова о том, что христианину подобает любить врагов своих, что ему подобает благословлять их, а не проклинать, - но после, узрев ваши новые злые и окаянные дела, я отвергался памятование о таких вещах и озлоблялся против всех вас больше прежнего, моля Господа, чтобы он немедленно покарал всех вас и низвел вас в самые глубины ада, а также ожидая, что все сие непременно свершится. Да, отче, - я часто воображал в себе, как на вас нисходят казни небесные - как на вас низвергается огонь, сера и пылающие камни с неба, как под вами проваливается земля и как вы оказываетесь на дне ада, в огромных кипящих котлах и на раскаленных сковородках, смазанных отборным салом; я воображал, как вас варят в этих котлах черти и как они же жарят вас на этих сковородах, немилосердно тыкая при этом вилами; да, я часто услаждался, мысленно созерцая подобные представляющиеся в моем уме виды; да, порой я даже воображал себя чертом, находящимся окрест вас во аде и тыкающим в ваши бока вилами и подкладывающим побольше дровишек в огонек под сковородой или котлом... Еще, отче, я часто представлял, как вы и вам подобные жестоко страдают еще при этой жизни - как их поражает какая-нибудь неизлечимая болезнь и как они мучаются от нее. Я часто представлял вас, отче, сгнившим и прогнившим насквозь сифилитиком или прокаженным или же больным, изъеденным раком на последней стадии, который молит Бога о том, чтобы поскорее закончились его земные дни и не получающим исполнения этой просьбы годами... Часто, отче, я осыпал вас лично, а также ваших приверженцев, ужасными проклятиями, угрозами, хулами и злоруганиями... Матерными даже... Не смею повторить их, отче, здесь, перед крестом. А еще отче... еще... мне стыдно в этом признаться... стыдно отче - но скажу: я часто воображал, как мучил различными способами вас еще при этой жизни, воображая, будто бы я - палач, поставленный Богом, чтобы вершить над вами правосудие... Что я воображал - об этом, отче, стыдно даже мне и сказать... Иногда мне даже кажется, что на те действия, которые я совершал над вами в своем воображении, меня вдохновлял вовсе не Бог, а сам Дьявол...
Андрей Кураев замолчал и снова покраснел. Патриарх Кирилл заметил, что ему трудно дальше исповедоваться и, как опытный духовник, решил вдохновить Кураева на дальнейшее откровение помыслов, рассказав ему что-то душеполезное и наставляющее на правый путь:
- Андрей Вячеславович! - начал Патриарх Кирилл, - Не стесняйтесь самопосрамления, но самопосрамитесь паче всякого самопосрамления! Не стесняйтесь открыть все язвы вашей души и все ее болезни, но с великим дерзновением осветите светом божественной правды все самые темные закоулки вашей глубоко пораженной грехом души - ибо вы пришли сюда за исцелением, а я же - только смиренный и кроткий свидетель перед врачующим вас милосердным Господом; и если вы, будучи движимы любовью и желанием очиститься и исцелиться от всякого греха до конца, не исповедаете чисто и безупречно и безо всякого остатка все свои скверные дела - то как милосердный Господь, сказавший "рцы твоя беззакония прежде, да оправдишися" - то есть: "поведай Господу о своих беззакониях прежде, чем Он пошлет за них наказание и даже прежде, чем Он вынесет Свой приговор, дабы быть помилованным и получить милосердие на Его суде" - как милосердный Господь тогда, отец Андрей, возможет полностью оправдать и полностью помиловать вас? Не бойся смрада греховного от грехов и нечистых помыслов твоих, раб Божий Андрей, который, как ты думаешь, может возсмердеть, если ты осмелишься открыть все грехи и нечистые помыслы твои, но помни, что ты подошел к великой, нескончаемой и безбрежной реке милосердия божия, которая возможет омыть всякую нечистоту человеческую и которая благоухает неизреченными ароматами чистоты, правды и добродетели! Итак, сын мой, не бегай самопосрамления, но смело и с дерзновением обнажи все грехи и все помыслы твои перед отцом твоим духовным и пред Спасом, Господом нашим, безо всякой утайки и безо всякого ложного стыда!
Однако, несмотря на все красноречие Его Святейшества, Кураев почему-то продолжал молчать и лишь тихо посапывал. Тогда Кирилл продолжил:
- Отец Андрей! Чего вы стесняетесь и стыдитесь? Чего нам, христианам, стесняться и стыдиться? Стесняться и стыдиться нужно того ошуюю стояния на страшном суде христовом! Стыдиться того, что Сам Господь милосердный скажет ошуюю стоящим: "идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его" (Матф.25:41); стыдиться подобает того, что у всех откроются и станут доступны всем книги совести и все узрят неисповеданные Господу грехи каждого, содеянные делом, словом и помышелнием! Отец Андрей! Вообразите оное всемирное всенародное судилище и убойтесь его! Убойтесь его - а не меня, кроткого и смеренного духовника и стоящего пред нами сейчас милосердного Христа! Вспомни, отец Андрей, что сказано в Псалмах о дочери Вавилона: "Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!" (Пс.136:9) - то есть, сказано собирательно о всех нееврейских матерях и девушках Вавилона? Почему здесь еврей, написавший этот псалом, желает смерти почти невинным и почти безгрешным младенцам Вавилона, а не, скажем, закосневшим в грехах идолослужения жрецам богини Иштар, а также вавилонским царям и военачальникам, также закосневшим в идолослужении и в ведении кровопролитных захватнических войн? Потому, что этот еврей знает: из одних младенцев вырастут эти самые жрецы, цари и воины, а из других младенцев - матери жрецов, царей и воинов. Потому еврей-псалмописец тут и желает, чтобы все эти будущие жрецы, цари, воины и их матери погибли еще в самом зародыше своей жизни. И этот еврей, очевидно, учит нас своими словами: не надо тяжело мучиться с устранением следствия, если легко можно устранить причину - ведь гораздо легче размозжить голову ребенку, чем вооруженному и натренированному воину! Размозжить голову ребенку-язычнику - например, когда он оставлен без присмотра, - и так стать, по слову Писания, блаженной может даже юная и нежная еврейка, а для того, чтобы убить в битве вавилонского воина может потребоваться плата в виде жизней нескольких взрослых закаленных в битвах евреев! Какое отношение имеет сказанное в Псламах о детоубийстве к нашему случаю? - продолжал Кирилл, - А такое, Андрей Вячеславович! Вспомните, что у Писания есть не только прямой смысл, но и иносказательный, символический! И иносказательно и символически сие место толкуется так: младенцы сии суть греховные помыслы, сущие в нас, склоняющие нас ко греху; и мы, ведя духовную брань, не должны позволить этим младенцам возрасти - ибо когда они возрастут, то станут страстями, искоренить которые очень трудно; и страсти эти ввергнут человека во множество грехов и сделают его своим рабом; посему-то и подобает иссечь и заклать оных младенцев, когда они только еще вышли из чрева матернего - сиречь, едва лишь они появились на свет. Посему помысли, Андрее, какой злой и нечестивый плод принесут тебе в будущем помыслы сии, которые ты питаешь и лелеешь и которым втайне придаешься; помысли же о сем и сделай откровение помыслов сих отцу твоему духовному! Открой же, Андрей, какие мучения ты придумываешь и в мыслях совершаешь надо мной и моими последователями и каких злодейств надо мной вожделеешь!
Андрей Вячеславович немного помялся, кашлянул и, краснея, сказал:
- Ваше Святейшество! Стыдно сказать, стыдно признаться... Не могу...
- Да укрепит тебя, чадо, сила Христова и заступничество Пресвятой Богородицы! - поддержал его Кирилл, - Все возможно для верующего! Помнишь, что сказал апостол Павел? - "Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе" (Фил.4:13)! Господи, защити, помилуй и укрепи раба твоего Андрея! Умилосердись о рабе твоем, Пресвятая Владычице Богородице, и подай ему, силу, разумение и крепость к его спасению! - возведя очи к небу, молвил Его Святейшество.
Андрей Вячеславович еще раз собрался с духом, вытер со лба проступивший пот и, немного сбиваясь, тихо молвил:
- Вобщем так Ваше Святейшество... Каждый раз, каждый день... а иногда по нескольку раз на день я, услаждаясь, воображаю как вас сажают на кол или засовывают вам в анус раскаленный в печи лом. Причем... причем, как правило, я воображаю, что этот лом засовываю вам в анус я сам лично... Извините, Ваше Святейшество... я все сказал...
Кураев ожидал, что Кирилл разозлится; поэтому Кураев непроизвольно съежился. Но не произошло ничего подобного. Его Святейшество невозмутимо стоял с коротким видом и слегка улыбался. Увидев, что Кураев замолчал, Кирилл назидательно молвил:
- Чадо Андрее! Вероятно, ты думал, что я очень озлоблюсь на такие речи. Но так может думать только человек, не знакомый с монашеством, с монашеским духом, не знающий толком взаимоотношения послушника и духовника обители, которому он постоянно исповедает помыслы. Мудрый же духовник и мудрый послушник твердо знают, что выставление помыслов на свет божий в откровенном исповедании их просвещенному Богом наставнику, лишает эти помыслы тлетворной силы вредить и злодействовать и от частого выставления на свет божественной правды эти помыслы разрушаются и истлевают и становятся негодными для злодейства подобно тому, как истлевает одежда и становится негодной к употреблению. Поэтому-то послушник и исповедает свой помысел - каким бы срамным или нелепым или чудовищно-жестоким и оскорбительным он ни был, а мудрый духовник снисходительно и коротко приемлет это исповедание, питая к послушнику и исповеднику исключительно любовь и милосердие и забывая его злобу - даже если бы эта злоба, эта жестокость, немилосредие и прочее и были обращены целиком на того, кто приемлет исповедание и откровение помыслов. Ведают же исоповедающий и исповедуемый, искусные в духовной брани, также и то, что помыслы эти главным образом всевает в ум Диавол - то есть, что помыслы сии, как правило, зарождаются в уме не сами собой от злобы или неведения или лености. Посему и негодование приемлющего исповедание обращается не на исповедающего помыслы и грехи, а на Диавола, исконного врага рода человеческого. Ты, Андрее, очень хорошо сделал, что не сокрыл помышление твое, как подучивал тебя сделать это Диавол, но открыл его без утайки отцу твоему духовному и так стяжал себе венец победы над злоухищрениями Сатаны; и я рад за тебя, за своего духовного сына! Не скрою, что и сам я по молодости много чего всякого думал и помышлял про владыку митрополита Никодима... Но монашеская дисциплина и то научение в духовной брани, которое мне преподал митрополит Никодим, сильно помогли мне преуспеть в борьбе с Диаволом и я, немощный, но укрепляемый силой Христа, с Божией помощью более-менее научился распознавать все сатанинские хитросплетения, которыми Диавол пытается уловить души человеческие и более-менее, как и отец мой духовный покойный митрополит Никодим и другой мой отец духовный - схиархимандрит Илий, - научился исторгать из хитросплетенных сетей Сатаны гибнущие человеческие души... Чадо мое! Я хвалю тебя, за то, что ты открыл мне свой помысел - но расскажи подробнее: когда ты мечтал о том, как вводишь мне в анус раскаленный лом, то каким образом ты мечтал о том, какой именно конец лома ты вставляешь мне в задний проход - раскаленный или холодный?
Кураев не ожидал такого вопроса; этот вопрос показался ему очень странным и даже глупым; он повернул голову к Кириллу, и уставившись на него, вымолвил:
- Ваше Святейшество! Не понимаю - к чему вам это? И к тому же - подумайте сами: как бы я мог засовывать вам лом в задницу, держась за его раскаленный конец - ведь я бы попросту обжег себе руки!
Его Святейшество загадочно улыбнулся и молвил:
- Чадо Андрее! Твой искренний вопрос, в котором с легкостью читается изумление самой постановкой заданного тебе вопроса, показывает, что душа твоя еще не совсем очерствела и не совсем погрузилась в пучину зла. Вот, ты говоришь мне: "Подумайте сами..."; а теперь подумай сам, Андрей: ведь если засунуть в зад человека лом раскаленным концом внутрь, то, держась за выступающий из зада холодный конец, человек сам может выдернуть из себя этот лом! А если сделать наоборот - то человек вряд ли из себя его сможет выдернуть - ведь он, как правильно ты сказал, обожжет себе руки; а вставляющий лом мог бы вставлять его и в каких-нибудь огнеупорных и теплоизолирующих перчатках... И то, что ты помышлял вставлять мне раскаленный лом в задницу столь по-детски наивно говорит о том, что и душа твоя еще не развращена демонами окончательно и имеет великую надежду на исцеление.
Андрей Вячеславович обалдело и не совсем понимая то, что ему хотят сказать, выслушал эти слова Кирилла и повернулся лицом обратно к аналою и лежащих на нем кресту и евангелию. Кирилл же продолжил вопрошение:
- Чадо Андрее! Не утаи от меня еще и вот чего. Помышляя о том, как ты причиняешь мне боль, вставляя раскаленный лом в задницу, ты, конечно, как ясно по умолчанию, представлял и то, как я испытываю боль; ты представлял в своем уме также и то, что это за боль. Но как человек может представить чужую боль с помощью эмпатии, сочувствия? Только сделав эту боль своей - то есть, представив, что чужая боль - это твоя боль и что те бедствия, которые вызвали эту боль у ближнего, суть бедствия, в которые ты попал сам. Я прав?
Кураев кивнул головой и Кирилл, опытный психолог, продолжил:
- Так скажи мне, чадо Андрее, честно и не скрывай от меня ничего - ты представлял себе как кто-то вставляет тебе в задницу раскаленный лом? И как часто ты представляешь себе, что кто-то вставляет тебе в задницу раскаленный лом?
Кураев опешил и пришел в замешательство от столь неожиданной постановки вопроса. Он промолвил что-то неопределенное:
- Не знаю... Следуя логике, наверное, представлял - пусть и неосознанно... как же иначе?
Его Святейшество загадочно улыбнулся и молвил:
- Вот видишь, Андрей, к чему, к каким глупым действиям и фантазиям, - пусть и не вполне осознанным, - может привести злоба, гнев, осуждение и желание другим страданий! Что сказал апостол Павел? "Солнце да не зайдет во гневе вашем" (Еф.4:26). И Христос говорил: "Не судите, да не судимы будете" (Матф.7:1). А ты присудил грешника к наказанию раскаленным ломом; да еще назначил самого себя палачом. И что из этого вышло? Ведь скажи - разве в спокойном состоянии, в котором ты диаконствуешь за литургией, прикасаясь к Чаше со страшными и животворящими Тайными, с Плотью и Кровью Христа, Бога нашего, или пребывая часами и днями в иисусовой молитве в уединении, стяжавши божественный покой и тишину, - в таких состояниях разве возмог бы ты мечтать и помышлять о том, как кто-то вставляет тебе в задницу раскаленный лом? Злоба и гнев губят злобствующего и гневающегося. Остерегись творить сие, чадо Андрее!
Кураев то ли кивнул, то ли сделал вид, что кивнул, выслушав это премудрое и психологически изощренное пучение, и подумал, что Кирилл от разговора о раскаленном ломе перейдет к другим делам, но Его Святейшество словно зациклившись на этом ломе, продолжило задавать свои проклятые вопросы:
- Андрей Вячеславович! Ты, наверное, и сам согласишься, что не только с точки зрения фрейдизма, но и с точки зрения здравого смысла вполне уместен вопрос: если мужчина мечтает о том, как он засовывает мужчине в задницу раскаленный лом - вполне себе фаллический символ, да еще такой, который подразумевает причинение не наслаждения, а нестерпимой мучительной боли (ведь лом в ваших фантазиях даже не просто лом, а раскаленный лом) - то что это значит? Не значит ли это, что такой мужчина агрессивен? Не значит ли это, что он гомосексуален и что гомосексуальность его активная или подразумевает также и активную составляющую? Не подразумевает ли это, что такой гомосексуалист также и садист? А если такой человек еще и мечтает о том, как кто-то другой вводит ему в задницу раскаленный лом? Не есть ли он также и мазохист? И пассивный гомосексуалист? И что мы получаем тогда? Что ты, Андрей Вячеславович, возможно, - агрессивный активно-пассивный гомосексуалист-садомазохист, склонный к саморазрушению - то есть, в том числе и к суициду? И, может быть, однажды ты, Андрей Вячеславович, по прихоти, которая взбредет тебе в голову, возьмешь и удавишься, как Иуда? Я не могу утверждать это с точностью, с несомненной достоверностью. Но рассудительность, которая мне не совсем чужда, ставит, Андрей Вячеславович, передо мной, как твоим духовным отцом, - и перед тобой тоже - именно такие вопросы; так подумай же об этом посерьезнее. Возможно, это поможет тебе лучше понять свою собственную природу и разобраться с ней. Ведь почему ты, в конце концов, не мечтал, например, о том, как меня тривиально расстреливают или вешают?
Кураев снова то ли кивнул, то ли сделал вид что кивнул и подумал про себя "Да... что ни говори, а Его Святейшество - опытный психолог и потому вполне может быть и опытным духовником. По крайней мере, пудрить мозги на соответствующие темы собеседнику он может. Прямо как философ...". Кирилл же задал следующий вопрос, из которого Кураев понял, что тема о раскаленном ломе, по-видимому, исчерпана:
- Чадо Андрее! Рцы ми, како ты понимаеши глагол сей: "Чему посмеяхомся, тому и поработахом"?
Это для Кураева было совсем просто и он, не задумываясь, ответил:
- Это, Ваше Святейшество, о грехах говорится: когда человек смеется над чужими грехами и уничижает грешника, то, по божьему попущению, Сатана может получить над ним власть ввергнуть его в те же грехи, которые он высмеивал в ближнем и, как правило, такой человек, лишенный помощи божией по божьему же попущению, впадает в грех под действием Сатаны; это человек даже может стать рабом греха вроде того, как пьяница становится рабом алкоголя.
- Верно рассудил ты об этом, чадо Андрее! - молвил Кирилл. И старцы говорят: когда кто-то осуждает грешника и насмехается над ним, то сам впадает в такой же грех. Почему? Ну, хотя бы потому, что для такого человека полезно смирение, дабы он, вопреки словам Господа, не судил и не осуждал ближнего, и чтобы этот человек не превозносился над грешником своей праведностью, не имея любви и милосердия к согрешившему; да и любви и милосердия вообще. А без любви и милосердия праведность, да еще сдобренная стремлением к известности и превозношению, может вершить страшные и даже богопротивные дела... Теперь же ответствуй мне: не насмехался ли ты над гомосексуалистами? Не осуждал ли ты их? Впрочем, ты сам уже сказал раньше, что осуждал их: ты приговаривал их и к аду - и к варке в котлах, и к жарению на сковородах, и к тыканию в бок вилами; а в этой жизни ты приговаривал их к мучительным казням вроде посадки на кол и засовывания раскаленного лома в задницу; ты приговаривал их и к мучительной смерти от злых болезней вроде рака, сифилиса и проказы - и этого ты отрицать не можешь. Ты даже назначал себя их палачом. Но скажи - может быть ты, чадо, еще и насмехался над ними? Как, например, ты насмехался надо мною и над покойным митрополитом Никодимом?!
Андрей Вячеславович насупил брови, словно что-то вспоминая, а затем молвил:
- Я называл, Ваше Святейшество, вас, Никодима и ваших последователей пидорами, пидарасами, говномесами, педиками, заднеприводными, э... э... членососами... то есть, не членососами, а другим, более грубым, нецензурным словом - ну, вы понимаете... э... э... членососами и другими позорящими вас словами - словами насмешки, прерзрения и ненависти... Я это делал и наедине, Ваше Святейшество, и прилюдно, в компании друзей и близких... И все мы смеялись... Очень я любил говорить и смеяться над тем, что гомосексуалисты путают рот и зад с влагалищем и по этому поводу любил задавать вопрос: если они сношаются ртом и задом, то чем же они едят и срут?! И все мы очень смеялись, что вы, Ваше Святейшество, и митрополит Никодим, а также ваши сподвижники, окончив семинарии и академии, а также светские институты, став кандидатами и докторами как по светской линии, так и по церковной, так и не могут отличить влагалище от жопы или рта. Помню, Ваше Святейшество, я говорил близким друзьям по вашему поводу: "Вот, говорят, митрополит Никодим заприметил талантливого паренька Гундяева, тот с блеском окончил семинарию и академию и к 28 годам стал ректором духовной академии... Но что же это за талантливый паренек такой, который к 28 годам, окончив академию, не может отличить влагалище ото рта и жопы? Это просто гений-говномес какой-то! Такой паренек может быть признан талантливым только другим талантом - говномесом, который не может сделать этого и к 50 годам, даже став членом Синода...".
Кураев повернул голову к Кириллу; он, как и прежде, думал, что увидит в глазах Кирилла гнев; но лицо Кирилла сияло добродушием и безмятежностью, а в глазах его все поблескивала та самая лукавая епископская искорка...
- Продолжай, продолжай сын мой... - ободряюще сказал Кирилл Кураеву и тот продолжил...
- Однажды, помню, Ваше Святейшество, будучи среди веселой компании в подпитии, я предложил по вашей смерти перезахоронить вас вместе с вашим аввой - митрополитом Никодимом - в одной могиле в позиции "69". А в другой раз, тоже в подпитии среди веселой компании, я предложил на официальных портретах изображать вас сидящим на коленях митрополита Никодима, причем вместо брюк на вас, на ваших тщательно выбритых ногах, должны были быть соблазнительные женские чулки на подтяжках. И еще много подобных слов презрения, насмешки и ненависти говорил я - всех уже не упомню. А что касается осуждения - то вы совершенно правы, Ваше Святейшество. Многократно судил и осуждал вас вопреки словам и завету Христа. Присуждал и к смерти, к казни, да не простой, а к мучительной; еще в этой жизни; присуждал вас и ваших приближенных к различным тяжелым болезням; решал также и вашу с Никодимом посмертную участь, присуждая вам наказания в самых глубинах ада и тем самым восхищал суд над вами, принадлежащий единственно Богу. Не подобало мне так делать. Не насмехаться над грешниками и презрительно относится к ним, ни судить их, восхищая суд Бога и пренебрегая теми сроками суда и смерти, которые для них положил Сам Бог! Сердечно каюсь в этом, отче, перед Господом Иисусом Христом и порошу прощения в прахе и в пепле... - то ли лицемерно и в шутку, разыгрывая спектакль под названием "Возвращение блудного сына", то ли всерьез произнес Кураев.
- Вот видишь, чадо! Сказано ведь Богом, Христом: "Не судите, да не судимы будете" (Матф.7:1). Не восхищай суд Божий и не переступай предел времени жизни и суда, положенный Богом для грешника! И какая тебе польза - судить? Только тот вред, что сам осужден будешь. При сем прибавлено: "ибо каким судом судите, таким будете судимы" (Матф.7:2). А чужих мы судим строже, чем себя; посему и нет для нас надежды, что будем судимы тем легчайшим судом, который устраиваем для себя сами, но будем судимы тем судом, который мы устраиваем для ближних. Суди грех, а не грешника. Если бы, ты, отец Андрей сказал: "Никодим и Кирилл - мужеложцы и грешники", то ты бы просто констатировал факт - если бы мы были таковыми, конечно. Если бы ты говорил, что грех исказил наши души - то это тоже была бы констатация факта. Но когда ты начинаешь судить о том, насколько исказил грех наши души, как глубоко, даже не зная при этом всех обстоятельств дела, которые ведомы лишь Богу, когда ты начинаешь, не ведая того же и не ведая внутреннего устроения человека, из-за совершенного им греха, приговаривать его к наказаниям и даже определять его посмертную участь - то ты поступаешь вопреки заповеди Христа, поступаешь не так, как достоит поступать христианину, а, тем более, диакону. А когда ты начинаешь смеяться над грешником и начинаешь презирать его, вместо того, чтобы плакать по нем и молиться о нем как о ближнем своем, дабы Бог просветил его - то сам подумай: хорошо ли и по-христиански поступаешь ты? И если ты смеешься над тем, кто влагалище путает с устами или с афедроном, то сам подумай: хорошо ли это? Ведь хорошо ли смеяться над слепцом, который вообще ничего не видит? Не подобает ли плакать над слепцом и молиться о нем? Не подобает ли если не исцелить его от слепоты, то, по крайней мере, облегчить ему жизнь, дабы он хоть отчасти мог жить как здоровый? Понял ли ты сие, чадо мое? Вспомни, к тому же, о чем мы говорили выше: "чему посмеяхомся, тому и поработахом". Вспомни также и о своих мечтаниях - мечтаниях засунуть в задницу ближнему раскаленный лом и мечтах о том, чтобы ближний засунул этот лом тебе! Не есть ли эти мечтания началом того, о чем говорит пословица "чему посмеяхомся, тому и поработахом"? Подумай, чадо диаконе Андрее, крепко подумай...
Тут с Андреем Вячеславовичем вообще стало твориться что-то невообразимое: он начал плакать и рвать на себе волосы, лобызать евангелие и крест, лежавшие на аналое и говорить:
- Господи, прости меня, великого грешника! Над слепыми, немощными и больными и дьяволу подпавшими и над подобными сим людьми издевахся и насмехахся! Судих и осуждах грехи ближнего моего без числа! Господи, прости меня! Все понял, честный отче! Ваше Святейшество, не лишите меня святых своих молитв и своего пастырского благословения и поучения! Помолитесь обо мне, дабы не впал я в злосмрадный грех мужеложества и не стал подобен тем, которых дерзнул осуждать и над грехами которых смеялся!
Было это в шутку или всерьез - один Бог знает. Кирилл же, выслушав Кураева, продолжил вопрошение:
- Отче диаконе! Из того, что ты сказал выше, следует, что ты, как кажется, не только насмехался над грешниками и издевался над ними и уничижал их, маргинализровал и дискриминировал их, не только судил и осуждал их, но еще и ругал их в прямом смысле - ругал всяческой бранью самыми непотребными словами. Каким же именно образом, сын мой? Поведай мне о сем, размозжи и заколи, как говорится, вавилонских младенцев, еще при самом выходе из чрева!
Кураев спросил:
- Ваше Святейшество! Неужели вам интересно слушать площадную брань? Да, признаюсь, что я так поступал и каюсь в этом - ибо апостол Павел сказал: "Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим." (Еф.4:29); также и Христос сказал: "Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону; а кто скажет: "безумный", подлежит геенне огненной. (Матф.5:22). Во всем этом я каюсь - но разве надо при этом рассказывать о грехах столь подробно?
Гундяев же ласково улыбнулся и молвил:
- Чадо! Разумеется, я не хочу слушать площадную брань саму по себе и мне противно ее слушать. Но я должен и обязан выслушивать грехи; и если этот грех - брань различными хульными и непотребными словами, то я должен и обязан выслушать грешника, подробно исповедающего свои грехи; а подробное исповедание и подразумевает точное проговаривание того, чем человек согрешал. То есть, человек на исповеди должен говорить не просто: "грешен убийством", а: "тогда-то, при таких-то обстоятельствах, убил старуху-процентщицу топором и похитил у нее имущества и денег на общую сумму в столько-то рублей". И если духовник, если сочтет это нужным, поинтересуется о том, что именно кричала эта старушка при смерти и как именно отвечал ей убийца, то кающийся должен обо всем этом рассказать - насколько сможет припомнить. Ведь смысл исповеди - осветить до конца, до самого дна, все скрытые и потаенные темные углы, закоулки и тупики души, в которых может гнездиться хоть наималейшая частица греха, дабы покончить с этой частицей. Ведь, например, убийца старушки-процентщицы может оказаться грешен не только самим убийством, но и тем, что при нем словесно оскорблял эту старушку; но и тем, что наделал много шума и разбудил среди ночи добропорядочных обывателей соседних квартир; но и тем, что перехватил чего-то мясного на кухне у старушки в то время, как был постный день. А, может быть, он мысленно осудил эту процентщицу за стяжательство? Во все подобные вопросы должен входить духовник и тщательно все исследовать, заботясь о душевном здравии исповедающегося, дабы точно обнаружилась его вина и дабы наложить епитимию соответственно этой вине. Ведь, например, подросток, занимающийся онанизмом, и воображающий, что он пребывает с женщиной, естественным образом, не столь грешит как подросток, занимающийся онанизмом и воображающий, что он пребывает с женщиной, взлезшей на него... И рукоблудствующий "по памяти" менее виновен, чем рукоблудствующий, используя порнографические картинки. Равно, и тот, кто рукоблудствует долго и долго распаляет свое воображение, более виновен, чем тот, кто рукоблудствует быстро. Все это должен учитывать духовник и обо всем этом вопрошать. Посему, отче диаконе, ответствуй мне: как именно ты хулил и ругал?
Андрей Кураев задумывался. Он конструировал в голове то ругательство, которое будет более-менее похоже на те ругательства, которые он обычно произносил, высказываясь в узком кругу о Кирилле, Никодиме и прочей их собратии; разумеется, то, что собирался сказать Кураев, не включало в себя матерных слов. Наконец, Андрей собрался с духом, снова вытер проступивший на лбу пот, и, немного краснея, произнес:
- Примерно так, Ваше Святейшество: "Гундяев - сраный обнаглевший пидор; они там все в своем ОВЦС охренели - только и знай, что сосутся да лижутся, да доносы в ГБ строчат; эти гнойные говномесы, черт их побери, это долбаное отродье совсем церковь погубят! А когда Кирилл Патриархом стал - так вообще, пидарас, обнаглел и охренел! Только знай себе деньги за хиротонии таких же как он пидарасов заднеприводных собирает, да козлов вроде них повсюду на руководящие должности ставит, чтобы они ему деньги заносили! Воры и тупые неграмотные ничтожества, которых ГБ держит за яйца! Паскуды! Мразь пальцем деланая! Сволочи! А все это Никодим, любовник Кирилла! Развел в церкви пидерастический заповедник! Знай себе мальчиков трахают да по своим келиям их водят! Развратники! Пидоры! Всех бы их на виселецу или на кол! Или лом им раскаленный да прямо в задницу! Понастроили себе, бляди, дорогущих резиденций на ворованные деньги, понакупили золота и брильянтов на "черный день"! А рядом - нищие. Нищие старушки и нищий народ вообще. А Гундяев, паскуда и пидор гнойный, еще себе кучу здоровенных собак завел и на каждую из них в месяц больше денег уходит, чем иной пенсионер пенсии получает! Собакой Гундяева лучше быть на Руси Святой, чем пенсионером! Чтоб этот Гундяев околел, как собака, вместе со своим выводком псов и со своим Содомом!".
Кураев закончил говорить, перевел дыхание и вытер у себя рукой под носом. Гундяев же лишь загадочно улыбнулся и кротко рек:
- Раб божий Андрей! Скажи - ты ведь знаешь, что у митрополита Никона Екатеринбуржского были специальные люди, которые поставляли ему мальчиков. Наверняка ты считаешь, что у многих епископов есть свои гаремы и свои службы поставки мальчиков. Ведь я знаю, не скрывай - именно так, ты, скорее всего и считаешь. Так скажи - ведь ты наверняка думаешь, что и у меня есть такая служба и такие гаремы, и что я обратил в такие гаремы целые монастыри, в которых живут одни геи? И что мои службы и мои гаремы намного обширнее и шикарнее, чем аналогичные у провинциальных архиереев? Ведь противное думать попросту нелепо! Ведь нелепо думать, что полковники милиции с помощью темных махинаций обогащаются на миллиарды рублей и, в то же время, думать, что Президент России - бессеребреник, отдающий чужим свое! Кстати. Ведь не можешь же ты думать, что Патриарх беднее какого-то полковника полиции - правда?
Кураев приподнял голову, вздохнул и честно произнес:
- Да, вы правы, Ваше Святейшество. Я думаю, что вы - вор и разбойник. И в прямом, светском, и в переносном, духовном, смысле.
- Я рад за вас, Андрей Вячеславович, - сказал Гундяев, - Вы - честный человек и говорите то, что думаете, не скрывая своих помышлений. И только что поразили в главу до смерти еще одного вавилонянина-младенца. Кстати. Вы не задумывались о том, что достойному божественного просвещения человеку Господь может подать просвещение и совет даже через недостойного человека - в том числе и через недостойного пастыря - раз уж если Богу больше не через кого этот совет и это просвещение передать тому, кто взыскует Бога. Поэтому, прошу вас, Андрей Вячеславович, не пренебрегайте в том числе и мной, грешным и недостойным пастырем, каковым, несомненно, вы меня и почитаете. Как сказано: "по вере вашей да будет вам" (Матф. 9:29). И по вере вашей Господь может открыть вам через меня нечто пречудное, предивное и премудрое и даже сотворить для вас через меня настоящее чудо. Как говорится, хоть трубы и грязны, но вода, текущая через них - чиста. Посему, прошу вас, не пренебрегайте мной, ходите ко мне на откровение помыслов и на исповедь - и верьте, что через меня Господь подаст вам потребное, исцелит и умудрит вас. И если вера ваша будет по-детски чистой и непорочной, если ваш ангел-хранитель всегда будет предстоять пред престолом Господа и зреть Его и воспевать Ему хвалебную песнь среди огненных серафимов и пламенеющих херувимов, то, несомненно, вы не потерпите от меня никакой напасти и никакого убытка, но наоборот, получите прибыль, получите исцеление, наставление и умудрение, а также разрешение встающих в вашей жизни вопросов.
Гундяев на мгновенье умолк и задумался, а затем, вспомнив заинтересовавшее его прежде, снова спросил Кураева:
- Да... Андрей Вячеславович. Вот, вы сказали о том, как именно хулили и ругали. Но что-то я не заприметил в ваших словах мата. Неужели вы всегда - даже ругая меня и митрополита Никодима - обходитесь без матерных слов? Если это так - то вы настоящий подвижник!
- Ваше Святейшество! Конечно, я ругаюсь по-всякому. В том числе и матом. Но в некоторых обстоятельствах я не считаю себя вправе материться - например, когда присутствуют дамы или, скажем, школьники или мои студенты. Ранее как пример ругани в ваш адрес я привел именно такую ругань - то есть, ту ругань, которую я говорю, когда считаю себя не вправе употреблять матерные выражения... К тому же у меня есть оправдание: я считаю неуместным повторять матерные выражения здесь, на исповеди, при кресте и евангелии, когда пред нами незримо находится Сам Христос, Бог.
- Я понимаю вас, отче диаконе. Но, все-таки, мой опытный взгляд духовника видит здесь не только это, не только скромность и стыд; он видит также и некое нежелание саморазоблачиться и самопосрамиться, некий стыд, но стыд ложный и некую скромность, но скоромность ложную; некий стыд дойти до самых темных и сокровенных тайников греха в своей душе и явить содержащееся там на яркий свет божественного милосердия и всепрощения. Поэтому, Андрей Вячеславович! Прошу вас - не пренебрегайте моим духовническим советом и обнажите свои язвы, саморазоблачитесь и самопосрамитесь до конца, дабы стяжать еще один венец от Господа - размозжить главу еще одному вавилонскому младенцу при самом его рождении и так, по слову Писания, стать блаженным! Итак, Андрей Вячеславович, откройтесь мне - как именно вы хулили и ругали матерно?
Кураев на мгновенье задумался, набрал в легкие побольше воздуха и на одном дыхании очень громко выпалил:
- Гундяев, старая потасканая блядь! Да ты ... ... ... ... ..., ты, блядь, ... ... ... ... ..., заднеприводный гнойный пидарасический пидор в кубе, ... ..., блядь, ... ... ... ... ... ... ..., ей срут, блядь, а им - едят, а не ... ... ... , и ... ... ... ..., блядь, ... ... ..., сосетесь и лижитесь, гомосеки, ... ... ... ... ..., отличить ... от жопы, ... ... ... кол тебе в жопу, ... ... ... и Никодим твой, ... ... ... ... ..., отсосать, ... ... ..., оторвать яйца, ... ... ... "69", блядь, дегенераты, пальцем деланые, блядь!!!
Андрей Вячеславович закончил речь и перевел дух. Он взглянул на Гундяева, но лицо того выражало кротость, милосердие и любовь даже к самому падшему грешнику. В глазах Гундяева по-прежнему поблескивала лукавая, задорная и веселая епископская искорка. Его Святейшество невозмутимо сказал:
- Андрей Вячеславович! Я выйду попить воды и тотчас же приду. Подождите минутку. А после мы с вами продолжим исповедь и откровение помыслов.
II
Его Святейшество отсутствовал даже менее минуты; он вновь появился в комнате, где проводилась исповедь, держа в руке небольшую открытую бутылку с водой. Кирилл поставил бутылку на стол и подошел к стулу возле аналоя - к стулу, на котором сидел Кураев, и сразу же ошарашил Андрея Вячеславовича вопросом:
- Дрочим?
- Что? - переспросил Кураев.
- Ты, отец диакон, рукоблудием-то занимаешься? Ведь ты - целибат; и без жены живешь, и любовницу или любовника не завел, и вид у тебя вовсе не постнический, не такой как у йога, а совсем даже наоборот, вид, говорящий о чревоугодии, о гортанобесии и чревобесии - так как же ты можешь хранить целомудрие, если блудный бес на тебе должен сидеть и тобой помыкать?! Ведь не победив беса чревоугодия, нельзя победить блудного беса! Это каждый начальный монах, прочитавший "Лествицу" знает... Другим - что хочешь можешь говорить, но не мне, монаху... К тому же, по-твоему выходит, что я - гомосек - да? А гомосек все эти ненормальности, по идее, должен видеть издалека... Рыбак рыбака, как говорится... Так что - занимаешься, отец диакон, рукоблудием?
- Да - ответил Кураев, и добавил: - С молодости борюсь с плотью, но иногда поборает меня она и я не выдерживаю...
- Иногда... - задумчиво протянул Кирилл и продолжил: - Так что? Дрочим и каемся или дрочим и не каемся?
Кураев понял, что Кирилл задает подобные вопросы к первому лицу множественного числа, имея в виду второе лицо единственного числа - то есть, его, Кураева, имеет в виду не "мы", а "ты", и ответил:
- Вестимо дело, Ваше Святейшество, каюсь. А как же иначе - грешу и каюсь. Сколько раз падет стремящийся к праведности, столько и восстанет... Как же иначе? - ответил Кураев, не почувствовав никакого подвоха.
- Как иначе? - переспросил Гундяев, - А так: на исповеди об этом не говорить, но при этом всю жизнь слезно молить Господа Иисуса Христа и Его Пречистую Матерь наедине, чтобы этот грех простился. А потом, перед самой смертью, все-таки можно и покаяться... Если успеешь, конечно. А если не успеешь - что же, остается надеяться на милосердие Господа и на заступничество Пресвятой Богородицы...
- Что за чушь? - изумился Кураев, - Утаивать на исповеди рукоблудие, не очень крупный юношеский грех, утаивать человеку, давшему обет безбрачия... Да еще когда ты давно привык в нем исповедоваться... Зачем?
- Зачем? Вот, ответь мне на два вопроса, Кураев: во-первых, сколько раз ты после рукоположения в диаконы исповедовался в грехе рукоблудия?
- Ммм...
- Не помнишь? Ну скажи хоть так - больше десяти раз или меньше?
- Больше, Ваше Святейшество, больше...
- А ответь, мне, Кураев, профессорская твоя голова, - кто преподавал тебе каноническое право Православной Церкви и что ты в этом каноническом праве вычитал?
- К чему вы клоните, Ваше Святейшество?
- Я к тому клоню, что по каноническому праву, на первый раз рукоблудие рукоположенному в сан прощается - но только если тот не знал, что творит, - а на второй раз человек должен быть извергнут из сана. А ты, отец Андрей, только что мне, твоему правящему епископу, на исповеди, перед честным крестом и держа руку на евангелии, при незримом присутствии Самого Христа, признался, что не только дрочил больше десяти раз, но и что исповедовался в этом больше десяти раз! И спрашивается: что мне с тобою, Кураев, делать? Даже батюшка в глухой деревне, узнав, что ты исповедуешься в занятии онанизмом во второй раз после принятия сана, должен был бы тебе напомнить, что тебе необходимо снять с себя сан, дабы не носить себе его во осуждение! И что, спрашивается, мне с тобою, Кураев, делать, когда я не только должен напомнить тебе, что в соответствии с каноническим правом ты должен снять с себя сан, но, как твой правящий епископ, должен сам начать процедуру лишения тебя сана?
Наступила тишина. Кураев и Гундяев с широко раскрытыми глазами смотрели друг на друга. Наконец, Гундяев кашлянул пару раз и продолжил:
- Андрей Вячеславович! Вы поймите меня правильно - поскольку вы уже покаялись в рукоблудии прежде, я не собираюсь сейчас выпытывать у вас, как начинающий старец у советского пионера: по скольку раз в день вы дрочили, быстро ли или долго, что при этом воображали, дрочили ли вы по памяти или использовали порнографические картинки - не сомневаюсь, что вы исповедовались у опытных духовников и все это они тщательно исследовали и наложили на вас епитимию соответствующую вашей вине. Меня сейчас другое интересует, меня интересует то, что с вами нужно делать с точки зрения канонического права, а именно тех его мест, которые говорят о несомненном извержении из сана того, кто дрочил после рукоположения два раза и более. Что будем делать с вами, Андрей Вячеславович?
- Одна моя надежда - на церковную икономию... - кротко и уныло ответил Кураев и понурил голову.
- Хм... - улыбаясь, молвил Гундяев, - церковная икономия... Но, как известно, помимо церковной икономии существует и церковная акривия. То есть, преследуя интересы церковной пользы и спасения души грешника или грешников, правящий епископ может, по своему усмотрению, как облегчить, так и утяжелить епитимию либо способ присоединения к церкви. Позвольте вам подчеркнуть - правящий епископ - то есть, я, или собор епископов, но никак не подсудный диакон - то есть, ты, Андрей Вячеславович. К тому же, границы икономии давно очерчены церковными канонами. Икономия - это когда, например, солдат, сходивший к проститутке, начинает семилетнее покаяние в блуде и проводит его через чур усердно - например, когда в первые два года, в которые он должен стоять у входа в храм, не входя к верным, и слезно просить молитв о себе как о великом грешнике у проходящих мимо, вынося и дождь, и стужу, и град, и ветер, - когда в первые два года семилетнего покаяния этот солдат - искренне ли или, наоборот, лицемерно, - будет больше всех лить слезы, громче всех орать о своем недостоинстве и сильнее всех бить себя в грудь и рвать на себе волосы, усиленнее прочих кающихся грешников посыпать себя прахом земным и просить о себе молитв у проходящий - то правящий епископ, заметив его ревностное покаяние, может, по икономии, уменьшить срок этого покаяния с семи лет, скажем, до шести. Ну, до пяти. Но не менее. Вот это и есть икономия. В твоем же случае, Андрей Вячеславович, икономия вообще не применима. Тут только однозначное извержение. Понятно?
Снова наступила тишина. Кураев понурил голову. Тогда Гундяев продолжил, начав с той фразы, с какой он начал свой предшествующий кусок речи:
- Хм... церковная икономия... Держи шире, Андрей Вячеславович! Не вы ли сами говорили, что православной церкви давно пора пересмотреть свой свод канонического права? И оставить там только действительно действующие каноны. А, возможно, и добавить какие-то новые каноны, которые более соответствую настоящему времени. В католической церкви, например, так и сделали. Теперь гей - даже крещеный гей, который занимался мужеложеством после крещения, после нескольких лет, прошедших после оставления им греха, может стать священником. Чем не идея для реформы нашего канонического права - а, Андрей Вячеславович?
Кураев обратил лицо к лицу Гундяеву и увидел, что Его Святейшество лукаво посмеивается...
- Ваше Святейшество! Не думаю, что каноны, касающиеся гомосексуализма, не действуют... К тому же такие изменения не принял бы наш православный народ!
- Так каноны, касающиеся гомосексуализма, все еще действуют, по-вашему? - спросил Кураева Гундяев? А каноны, касающиеся онанизма, по-вашему, уже нет? Я так не думаю... - сказал Гундяев и добавил: - А ведь я - правящий епископ и Патриарх, а не какой-то заштатный дьякон - пусть, может быть, и очень известный...
- Постойте, Ваше Святейшество, - изумился Кураев, - но ведь если, по-вашему, каноны против онанизма по-прежнему действуют, то, если судить праведно, и каноны против гомосексуализма, тем более должны действовать как то, что касается большего и тягчайшего преступления!
- А кто вам, Андрей Вячеславович, сказал, что согласно моему мнению, каноны против гомосексуализма ныне не действуют? Да, я говорил, что в новых условиях некоторые каноны не действуют - канон о запрете парится в бане с иудеем, например. Но разве я говорил что-то подобное о канонах против гомосексуалистов?
- Но ведь вы же сами спросили моего мнения касательно изменений в нашем, православном, каноническом праве, которые позволили бы геям, практиковавшим мужеложество даже после своего крещения, становится священниками? Я так понял, вы за это правило. Поэтому я и подумал, что, по-вашему, каноны против гомосексуалистов более вы не считаете действующими...
- Вот именно! - ответил Гундяев, - я спросил вашего мнения, но не высказал свое. А что касается тех самых изменений - то своего мнения про них я также не говорил. Но скажу теперь: я - за, но при одном условии: если бы такие изменения были возможны согласно самому каноническому праву. А такое, как известно, невозможно, ибо, в отличие от католицизма, православное каноническое право - это нечто застывшее и раз и навсегда данное. У нас нет своего Папы-сверхгероя, который мог бы рушить старое и порождать новое каноническое право из своей головы хоть каждый год, хоть каждый день. Вот потому-то, Андрей Вячеславович, я-то и считаю, что действуют и правила о гомосексуалистах, и правила об онанистах и даже более того - действует и правило, запрещающее парится в бане вместе с иудеем! Действуют в строгом смысле этого слова. Поэтому, строго говоря, когда я вел речь о том, что некоторые правила в современных условиях не действуют, я не совсем то имел в виду, что расслышали в моей речи многие. Правильнее бы было сказать так: "в строгом и прямом смысле действуют, но фактически не действуют в том смысле, что применение их тотально саботировано, и поэтому действие их фактически имеет чисто декларативный характер"!
- Тотально саботировано? Но они, все-таки, действуют декларативно? - изумился Кураев.
- Вот именно, - ответил Гундяев, - вот именно. Вам такая простая мысль о тотальном саботаже и чисто декларативном действии разве не приходила в голову? Ах да... вам же пришла в голову более сложная и мудреная мысль о том, как нам реформировать каноническое право... Согласно вам все епископы, все архимандриты и все благочинные должны заняться подвижничеством, стать святыми людьми и чуть ли не начать творить чудеса; и так, завоевав уважение и искреннее почтение народа, они как бы получат в глазах народа право или мандат на реформу в области канонического права, которая, по-вашему, из-за святости ее проводящих, не вызовет нестроений и раскола в народе... Кажется, ваша идея, Кураев, была такова?
- Да, - ответил Кураев и добавил: - и я честно об этом написал.
- Знаю, знаю, - продолжил Гундяев, - но сам подумай: не наивно ли так мыслить? Во-первых, не могу поверить, что вы, Андрей Вячеславович, серьезно верили в то, что когда-нибудь - пусть даже в весьма отдаленном будущем, - такие потребные для вашей реформы епископы, архимандриты и благочинные могут появиться в природе! Ведь вы же не ребенок - честное слово... Во-вторых - даже если бы они и появились! - то скажите: с чего бы это подобным праведникам и святым, почитающим наследие церковное за драгоценное сокровище, которое следует хранить как зеницу ока, вдруг вздумалось проводить реформу этого сокровища? С какой стати? Таковые стали бы, скорее, не революционерами-преобразователями, а хранителями-консерваторами. И это еще одна ваша нелепость. Вам, скорее, следовало бы признать, что для вашей реформы нужны не святые революционеры, каким-то непонятным образом все-таки покоряющиеся церкви, а дерзкие революционеры-грешники, действующие по праву сильного, действующие различными манипуляциями сознания, а также ошарашивающей дерзостью и внезапностью! Вот это бы я еще понял и посмотрел бы на вас как на реалиста. Как на одного из тех реалистов, с которыми я не раз встречался на экуменистических встречах и богослужениях. Но, к сожалению, следует признать, что у нас такая революция дерзких грешников вызвала бы раскол; и за ними пошло бы меньшинство. Так что подобная революционная реформа - не для нас, Андрей Вячеславович.
- Так что - мы - в тупике? И нет выхода? - изумился Кураев.
- В тупике... Нет выхода... - пробурчал Гундяев, и продолжил: - Отставить панику! Выход, между прочим, Андрей Вячеславович, уже давно найден и никакого тупика нет. И реформа фактически уже проведена. Проведена давно. Только вы этого не замечаете. И многие другие тоже не замечают.
- Проведена? Давно?
- Давно. Все те каноны, которые нам не нравились, давным-давно тотально саботируются всеми, кому надо. И церковным судом в том числе. Все нововведения, которые нам были нужны, также были введены - только те, кому не надо, об этом не в курсе. Нам, конечно, не удалось изменить все так, как этого нам хотелось в идеале. Но в рамках возможного сделано немало. Теперь женщина, например, изменив пол, вполне может стать священником и даже епископом. В принципе, даже мужиковатая от природы женщина может проделать то же самое хоть сейчас на свой страх и риск. Главное тут - это чтобы про это не узнали те, кому не надо - тот же так называемый "народ божий". Два гомосексуалиста могут спокойно жить вместе и быть священниками. Оба. Только опять же, так, что те, кому не надо, про это не прознали. Теперь, правда, даже если те, кому не надо, об этом прознают, то, как правило, ничего сделать толком не смогут. Священник может вступить хоть в десятый брак. Но по-тихому. Вы, Андрей Вячеславович, можете спокойно дрочить, сколько хотите - и никто вас не тронет - разве только что вы не будете делать это на амвоне при прихожанах. Разумеется, для всех подобных случаев предусмотрено соответствующее покаяние. Например, ваш онанизм врачуется обычным покаянием. И на вас даже не накладывается никакая подобающая греху эпитимия - например, в виде сухоядения в течение 40 дней со всякими молитвами и поклонами. И никто из сана вас извергать не собирается. Успокойтесь. Гомосексуальную связь теперь тоже принято врачевать простым покаянием безо всяких эпитимий - это теперь что-то вроде онанизма. Считайте, что фактически прежние границы икономии расширены, а строгости, налагаемые прежними границами икономии, тотально саботируются; и поэтому фактически мы идем гораздо дальше этих границ в сторону снисходительности к грешнику. Что же касается прежних канонов и правил - то они, повторю, продолжают действовать. Но чисто декларативно. И на словах мы сейчас - за строгое соблюдение этих правил и за их незыблемость. Пока что принято решения не расшатывать церковный корабль.
Вновь наступила тишина. Наконец, Гундяев прервал ее:
- Андрей Вячеславович! Мы ценим ваш вклад в дело реформы православия. И ваша идея о "святых революционерах" может также оказаться кстати. В будущем. Ведь, строго говоря, я должен покаяться в том, что назвал вашу идею и концепцию реформ совсем нелепой и нереализуемой. В действительности, что касается этих ваших "святых революционеров", все обстоит несколько иначе: ведь для задействования авторитета "святых революционеров" достаточно того лишь того, чтобы народ верил в святость этих революционеров; в действительности же они могут и не быть святыми, и быть совсем даже наоборот - людьми вообще неверующими, но хорошими актерами. А убедить народ в их святости поможет хорошо поставленная пропаганда. И тут люди из ГБ и наши связи с ГБ могут очень помочь. Но прошу, Андрей Вячеславович, помнить одно: церковь - это наш единый дом. И пока принято решение церковный корабль не раскачивать. Поэтому прошу вас - утихомирьтесь с вашей жаждой реформ. Мой вам совет: подождите. Возможно, уже через считанные годы вы с вашими идеями реформ понадобитесь церкви вновь - если будет решение о кардинальном преобразовании нашей церкви... А о том, востребованы ли в текущий момент реформы и реформаторы вы сможете узнать из достаточно авторитетной церковной прессы - из того же "Журнала Московской Патриархии", например. Когда вы увидите там рассуждения о необходимости реформ, о том, что нашей христианской церкви нужно больше христианства, а нашим христианам - больше Христа, рассуждения о возвращении к идеалам и к истокам - например, о возвращении к идеалам христианских общин времен апостолов или времен доконстантиновой эпохи - можете начинать играться со своими идеями реформ. Ваши идеи будут весьма кстати и они будут востребованы временем. А также неплохо оплачиваться из централизованной церковной кассы. А до этих времен не советую вам будоражить умы нашей паствы всякими реформами. Все, что надо, как надо реформировано уже до вас и без вас.
Снова наступило молчание. Кураев изумлялся по поводу того, что его аудиенция-исповедь у Патриарха Кирилла затягивается. "Будет ли ей конец?" - думал Кураев. Но конца не предвиделось. Гундяев вытащил откуда-то из-за пазухи бумажку, развернул ее и, сказав Кураеву "Вот что о вас, отче диаконе, в интернетах пишут", начал зачитывать: "Когда подошло время потчевать большого гостя, на вопрос о том, что ему приготовить, дьякон заказал... пельмени, хотя это было время Великого поста! После того, как его на всякий переспросили, Кураев как отрезал: "Пельмени! Напридумывали себе всяких постов...".". Кирилл закончил цитирование и спросил:
- Андрей Вячеславович! Надеюсь, вы в курсе, что апостольские правила предусматривают для клирика извержение за нарушение Великого Поста или за нарушение поста в среду и пятницу? Андрей Вячеславович - если вы столь бесстыдно и демонстративно нарушаете Великий Пост - то прошу вас сказать мне: какие посты вы вообще держите, как поститесь?
- Ваше Святейшество! По немощи телесной, я держу согласно уставу только один пост, который содержали древние христиане - мой пост начинается в Страстную Пятницу с того момента, когда Христос пригвождается ко кресту и заканчивается в пасхальное воскресенье, когда завершается ночная божественная литургия... Прочих же постов я никаких не держу - ни в среду, ни в пятницу, ни каких-либо других и ем все, что захочу и сколько захочу...
Его святейшество усмехнулся и молвил:
- Ясно, Андрей Вячеславович, ясно. И тут, как и в случае онанизма, вы провели реформу и решили, что определенные каноны и правила ныне не действуют. По крайней мере лично для вас. Но мнение священноначалия не таково. Оно таково, как я сказал о нем выше. То есть, наедине, неприлюдно, не всевая соблазны и нестроения в народ божий, вы можете есть буженину и пить водку хоть вечером Страстной Пятницы, когда Христос полагается во гроб, хоть всю Страстную Субботу. И ничего вам за это не будет. Ибо действие канонов и правил, как я вам сказал, тотально саботируется, чем обеспечивается их чисто-декларативный характер. Но ведь ваш случай - не таков. Вы нарушали декларативно действующие каноны и правила прилюдно, публично, подавая тем самым соблазны народу божию. А вот это уже серьезнее... И, определенно, требует принятия неких мер реагирования, вашего покаяния и наложения на вас епитимии. Ведь что получается, Андрей Вячеславович? Сегодня вы публично в ресторане мясо едите, а завтра на амвоне во время службы принародно рукоблудием заниматься начнете... Да, ваша вина тут невелика и никто не собирается извергать вас за ваше чревоугодие из сана - как это требуют апостольские правила; но все же я не могу закрыть глаза на ваше подобное поведение... И на вас будет наложена епитимия. Каетесь ли вы в том, что публично подавали соблазн народу божию через нарушение поста?
Кураев снова заплакал и, всхлипывая, начал каяться:
- Ей, отче! Каюсь в сем искренне и от всего сердца прошу прощения и надеюсь божьим содействием навсегда избавиться от таких грехов!
Было же сие покаяние искренним или же лицемерным - один Бог знает.
- А какую епитимию вы на меня наложите? - спросил Кураев.
- А вот примерно такую хотя бы, как та, что дается за рукоблудие! - ответил Гундяев, - Сорок дней сухоядения с пятидесятью земными поклонами на каждый день и с ежедневным чтением трех канонов и акафиста!
- Помилуйте, Ваше Святейшество! - взмолился Кураев, - Вы видите мою комплекцию и мои потребности в еде! Вы видите, что земные поклоны - это не для меня! Не будьте столь жестоки, смилуйтесь! Двадцать-тридцать молитв Иисусовых каждый день я еще вынесу, но это - нет!
- Ладно, ладно, Андрей Вячеславович! Пошутил я, пошутил. Не принимайте близко к сердцу. Будет для вас ослаба. Но сначала вспомните то, о чем мы говорили в начале. Помните, что я говорил вам: не подобает христианину судить и осуждать кого бы то ни было - даже того, кто, отвергнув Бога явно, пребывает в тяжких грехах и не желает каяться. Не надо христианину восхищать божий суд и божие милосердие или же правосудие. Именно об этом и говорил Христос - помните?
- Да - ответил Кураев.
- А поняли ли вы, что когда видите грешника - даже такого грешника, который враг Бога и ваш личный враг - то, как бы нелепы, смешны, омерзительны, гнусны, тяжелы и так далее ни были его грехи - все равно не следует христианину ни уничижать его, ни насмехаться над ним, ни злобствовать на него, ни проклинать и ругать его, но наоборот, христианину следует благословлять и любить его и искать потребного для спасения этого грешника, видя в нем ближнего своего и, может быть только лишь потенциального, но, все-таки, брата-христианина? Поняли ли вы значение выражение "чему посмеяхомся, тому и поработахом"?
- Да - ответил Кураев.
- А поняли ли вы, что не следует христианину превозноситься даже над самыми отъявленными грешниками, но считать себя даже ниже и хуже их и считать себя более недостойным божественного милосердия, чем они? Вспомните, чему вас учили, когда вы слушали курс нравственного богословия? Христианин должен быть более всего занят собственными грехами и собственным усовершенствованием. А когда христианин занят этим, то он узревает в себе множество великих и малых грехов. И чем более совершенен христианин, тем больше он этих грехов в себе видит, и тем более недопустимыми для себя считаем, и тем более силен его покаянный плач о них, и тем больше они чувствуют себя недостойными. Неосуждение же ближних и укорение себя одного и занятость собственными несовершенствами заставляет христианина видеть в ближних людей более совершенных - каковы бы ни были даже явные грехи этих ближних. Ибо, научась заповеди Христа "не судите, да не судимы будете" (Матф. 7:1) и: "каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Матф. 7:2), христианин стремиться осудить лишь себя, а других, ближних - оправдать. Как же при этом он не будет чувствовать себя грешнее всех - даже грешнее самых великих грешников? Понял ли ты сие, Андрей? И понял ли ты то, что не поступающий так, но с гневом осуждающий ближнего своего и бросающийся на него из-за его грехов как цепная собака, по сути своей не есть христианин? Понял ли ты, что грешников надо благословлять и молиться за них; и не только благословлять, но предпринимать различные подвиги для их спасения - вроде раздачи милостыни нищим, стояния на камнях вроде тех стояний, что совершал Серафим Саровский и иных?
- Да - ответил Кураев, не понимая к чему клонит Его Святейшество.
- Так вот, Андрей, - молвил Кирилл, - судя по твоим речам, нет для тебя больших грешников, чем геи, которых ты также именуешь пидарасами или просто пидорами. А ведь эти люди пали от великой блудной брани - причем брани противоестественной. Ты же пал и стал недостоин священства из-за меньшей брани - брани с чревоугодием и той же блудной брани, в которой ты склонился к занятию онанизмом. Так скажи, Андрей: как ты, павший от меньшей брани, посмел осуждать тех, кто пал от брани большей? Не безрассудно ли это? И как ты можешь осуждать геев, не испытав той же блудной брани, что и они и не победив в этой брани?
- Отче, каюсь в сем, каюсь в своем неразумии! - снова возопил Кураев, держась за евангелие и опираясь на аналой, - прости меня, Отче, и разреши от всех сих грехов!
Впрочем, было ли то покаяние истинным или же лицемерным - Бог весть.
Тогда Гундяев рече:
- Так вот тебе твоя сорокадневная епитимия, отче Андрее! Каждый раз перед тем, как согрешить в эти сорок дней так, что за этот грех тебя надлежит извергнуть из сана - например, перед тем к в среду или пятницу поесть свиной окорок или перед тем, как предаться рукоблудию, - ты, Андрее сначала помолись сим образом: "Господи Иисусе Христе! Пресвятая Богородица! Прости и помилуй меня, великого грешника, худшего и грешнейшего всех геев! Богородица, геев просвети! Спасе, геев помилуй! Аминь.". В этом и будет твоя епитимия, Андрей. Понял? Не тяжка ли она для тебя?
Кураев помялся, подумал и, поморщившись, ответил:
- Нет, не тяжка, отче. В самый раз.
Тогда Его Святейшество молвил:
- Отец диакон! Молись так Богу и Божьей Матери, чтобы он умягчил твое сердце и помиловал тебя. Ибо нельзя ненавидеть того, за кого искренне молишься - даже если это твой враг и враг Бога. А я, твой духовный отец, буду молиться за тебя, чтобы ты стал настоящим и совершенным христианином. Помни, Андрей - пусть ты и считаешь меня, своего духовного отца, за отъявленного грешника и злодея, за вора и разбойника, но помни - для чистого сердца и для искренней веры и через такого грешника, даже вопреки его воле, за послушание, Господь может открыть вопрошающему великие тайны, ниспослать на него великую благодать и несказанно обогатить его дарами как духовными, так и телесными. Даже через такого негодяя послушник, ангел которого всегда зрит лице Отца Небесного и предстоит Ему, может наследовать спасение и те великие обетования, которые Господь дал верным Ему... Помни об этом, Андрей и да будет тебе по вере твоей...
Тут Гундяев возложил на голову Кураева епитрахиль и прочел разрешительную молитву - "Властью, мне данной от Бога..." и так далее. Исповедь был закончена, а с нею было закончено и откровение помыслов. Кураев стал свободен. Но тут в голову ему пришел один вопрос, который Андрей Вячеславович не преминул задать Кириллу:
- Ваше Святейшество! Я уже три года без работы. Конечно, я дьяконствую у себя в Тропарево - но ведь это - сущие копейки. Меня никуда не приглашают. Я нигде не преподаю. Книг моих не издают. А я ведь - кандидат наук и даже профессор! Я устал так жить и собирать милостыню, копейки, прося их у поклонников моего творчества и у просто добрых людей. Как жить, что делать? А ведь я еще не стар...
Гундяев ласково и кротко улыбнулся и в глазах его блеснула лукавая епископская искорка. Он сказал:
- Ты еще не star? Ну конечно, Андрей! Ты - еще не star! Star - это я! И даже superstar! Одних званий и степеней доктора, профессора и почетного доктора наших и зарубежных вузов у меня сколько! А научных публикаций сколько! А кто в ленинградской духовной семинарии в двадцать восемь лет ректором был без защиты докторской и кто в 30 епископом стал? А на вопрос как жить, когда нет работы, я тебе, Андрей, отвечу: посмотри на себя в зеркало! Уж не больно-то ты смотришься как человек, которому нечего есть! А еще осмелюсь вам, Андрей Вячеславович, заметить, что на супермаркетах, встречающихся на вашем пути, полно объявлений с приглашениями на работу. Посему на вопрос "как жить" скажу тебе так - словами апостола Павла: "другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли." (Евр.11:36-39) и: "но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам." (Рим.5:3-5); также и: "Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает." (Евр.12:4-8).
Тогда Кураев, выслушав все это, решил задать Гундяеву, как многократному профессору и почетному доктору различных университетов, другой вопрос:
- Ваше Святейшество! А скажите как профессор и почтенный доктор - меня давно мучил вопрос: где грешнее дрочить - в туалете или в ванной?
Гундяев, конечно, понял, что Кураев задал ему этот вопрос с издевкой, но не подал вида и безмятежно-назидательно продолжил:
- Многие богословы и великие старцы, Андрей Вячеславович, спорили по этому поводу. Я выслушал много подобных споров и вынес из них свое мнение. Лично мое мнение таково: когда речь идет о рукоблудии в туалете, то речь идет о рукоблудии сидя на унитазе. Когда же речь идет о рукоблудии в ванной, то речь идет о рукоблудии стоя перед раковиной. В первом случае лицо мужского пола, на мой взгляд, занимает некую пассивную позицию - в смысле: позицию, не позволяющую ему в полной мере проделывать те телодвижения, которые совершаются мужчиной при половом акте. Во втором же случае лицо мужского пола занимает более активную позицию, которая позволяет проделывать ему таковые естественные движения. И, в то же время, позиция сидящего на унитазе более близка к той позиции совокупления, при которой женщина взлазит на мужчину. Поэтому, на мой взгляд, Андрей Вячеславович, дрочить в туалете - дело более греховное, чем дрочить в ванной. Таков мой ответ. Кстати, на эту тему в мою бытность ректором ленинградской духовной академии было защищено несколько закрытых диссертаций на соискание звания кандидата богословия...
Гундяев замолчал, а затем, кашлянув, сказал:
- Кстати, Андрей Вячеславович! На тему о том, что вы думаете обо мне лично и о всей церкви в целом, а также о МГУ и нашей стране в связи с вашей трехлетней безработицей, я намереваюсь поговорить с вами на вашем следующем откровении помыслов, которое состоится ровно через три месяца. До свидания.
Кураев понял, что его исповедь и аудиенция закончены и вышел из патриаршего кабинета.
III
Когда Кураев добрался до дома, то уже вечерело. Он знал, что должен торопиться - ведь скоро начнется футбольный матч, а после него будут показывать "Игру престолов". Времени, чтобы приготовить холостяцкий ужин оставалось мало. Кураев задумался: конечно, можно сварить пельменей; но ведь поджарить маринованные кусочки курочки тоже хочется! Но это - дольше... В конце концов Андрей Вячеславович решил приготовить и то, и другое. Он вскипятил воду в кастрюле и разогрел сковороду; в воду он бросил пельмени, а на сковороду - кусочки маринованной курицы. Пельмени сварились раньше, но Кураев не стал их есть; он слил воду, намаслил пельмени, посыпал их перцем и отнес на столик перед креслом, с которого он привык смотреть телевизор. Кураев нарезал лука и хлеба. Затем сделал еще что-то. Затем поджарилась курица. Она пожарилась как раз к тому моменту, когда диктор телевидения стал говорить о начале футбольного матча. Еще до того, как матч стали транслировать, Кураев успел принести на столик курицу и прочую мелочь. Кураев уселся на кресло и сразу же начался матч. Внезапно Кураев вспомнил, что забыл про пиво. Он мигом, пока на экране показывали какую-то ерунду, сбегал и принес три бутылки чешского пива; после этого он снова поудобнее уселся в кресло и уставился на экран. И тут Кураев неожиданно для себя - ибо такого не происходило уже давно - вспомнил, что сегодня была среда - то есть, постный день; а за нарушение поста в среду согласно апостольским правилам Кураева должно было извергнуть из сана... Вспомнив это, Кураев неуютно поежился и тут же вспомнил другое - то, что он находился под епитимией, наложенной на него правящим епископом, да не простым, а самим Патриархом. И, согласно епитимии, при подобных нарушениях чисто декларативных канонов, то есть, вернее, перед подобными нарушениями канонов, грозившими ему извержением из сана, Кураев в течение 40 дней был обязан читать короткую молитву, которой его научил Патриарх Кирилл. Стадион уже шумел, мяч уже пинали по полю, еда призывно стояла на столе - но Кураев твердо решил, что епитимия матери-церкви есть епитимия. Кураев встал, перекрестился и начал произносить слова молитвы:
- Господи Иисусе Христе! Пресвятая Богородица! Прости и помилуй меня, великого грешника, худшего и грешнейшего всех пид...
Тут Кураев осекся, замолчал и ненадолго задумался. Зачем-то он взял в руки бутылку с пивом и начал ее бессмысленно вертеть. Кураева тревожили всякие мысли: не дал ли он слабины, когда беседовал с Патриархом, открывая ему свои помыслы? Не сделал ли он чего такого, о чем стыдно будет вспоминать в дальнейшем долгие годы, и что послужит источником издевательств над ним со стороны коллег и всего "народа божия"? Кураев, совсем отстранившись от показываемого по телевизору матча, тщательно вспоминал различные эпизоды встречи с Патриархом и прокручивал в своей голове все произошедшие при этой встрече диалоги. Наконец, Кураев осознал, что, в принципе, ничего постыдного для него во всей встречи не было; не было ничего постыдного и в кураевском покаянии: ведь Кирилл говорил все по делу, в полном соответствии с евангельским христианским вероучением, в полном соответствии со словами Самого Христа; и толкования Библии у Его Святейшества были вполне православные и святоотеческие - равно, как и все те назидания, которые получил Кураев от него же, Патриарха Кирилла. Кураев понял, что, строго говоря, подо всеми поучительными и назидательными словами Кирилла, которые не касались той странной церковной реформы, о которой узнал от него Кураев, Андрей Вячеславович мог бы подписаться лично. Это было стопроцентное православное христианство. И та покаянная и просительная молитва, которую дал ему Гундяев в качестве епитимии, тоже была по духу совершенно христианской и православной. После этого в голове Кураева возник другой вопрос: вот, сегодня он столько всего наговорил Его Святейшеству, что страшно и подумать о том, как Его Святейшество отреагирует на сказанное. Кураев поначалу стал ожидать громов и молний, которые церковный Зевс неминуемо ниспошлет ему на голову. Но затем Кураев рассудил, что, в сущности, Гундяев от него, от Кураева, сегодня не узнал ровным счетом ничего такого, чего бы не было ему известно и прежде, безо всяких откровений помыслов. Осознав это, Кураев подумал, что глупо бы было Гундяеву устраивать для него, для Кураева, что-то новое вроде лишения сана теперь, если, зная все и так прежде, он ничего для Кураева не устраивал. После этого Кураев почти полностью успокоился. Затем он начал свою молитву заново:
- Господи Иисусе Христе! Пресвятая Богородица! Прости и помилуй меня, великого грешника, худшего и грешнейшего всех геев! Богородица, геев просвети! Спасе, геев помилуй! Аминь.
А затем Кураев открыл бутылку пива, немедленно выпил, уселся на кресло и уставился в экран, в котором куча здоровенных мужиков с остервенением пинала по полю надутый воздухом резиновый пузырь.