Молчали губы, устав от ласки. Холодные слезы молчали прошлым. Глаза молчали стеклянным звоном. Она слушала удары его сердца, но оно молчало. Он смотрел на старинные маятниковые часы, которые остановились на прошлой неделе. Замерли секунды, тревожно взирая с треснувшего циферблата. На экране глухонемого телевизора молча проплывали новости ...
Вязкая ночь распласталась над городом. В звездном молчании черного неба было слишком много истины. Подслеповатые уличные фонари устало ожидали рассвета. Желтый свет электрических ламп был пропитан болезненной тоской, сводившей с ума мохнатых мотыльков. Сонные дома молча следили за их безумными танцами.
Под покровом темноты, осторожно ступая по прошлогодним сухим листьям, крался грядущий день. Его старший брат только что умер, овеянный едким дыханием переполненной пепельницы. На бездонном небе молчала переспевшая Луна. На старом кладбище молчали белые кости ...
Молчание выткано седой паутиной не воплотившихся в слове мыслей, кем-то потерянными бусинами не услышанных признаний, согрето жаркими мечтами одиноких ночей ... Когда рассыпаются в прах звуки, обнажается молчание, открывая взору самое сокровенное. Когда все песни спеты и рассказаны все стихи, остается молчание.
Его сердце кричало, но она не слышала боли. Часы на руке клеймили каждую секунду номером. В воздухе пахло горелой плотью времени. Недовольно скривленные губы сказали зеркалу очередную грубость. Холодные пальцы оживили телевизор, заполнив комнату липкой мелодией.
Рухнули воздушные замки неоновых снов, за окном во всей своей красе кривляется новый день. Шумят машины, стучат флегматичные трамваи, ругаются прохожие, наступая друг другу на ноги.
День в разгаре и уже пахнет мертвечиной. Смятым листком отрывного календаря его ожидает мусорная корзина. Подобно смертнику несется день сквозь шум толпы, чтобы разбиться об густое молчание звезд.
Держа в руке мертвого мотылька, сгоревшего в фальшивом свете бездушных фонарей, я понял - молчание не было тишиной.