Большинству людей время от времени снятся сны - странные сны - и в этом нет ничего необычного. На первый взгляд, ничего необычного не было и в городе. Ничего такого, что делало бы его моим.

История, которую я собираюсь рассказать, тоже будет вполне обычной - но только для тех, кто привык сомневаться в мире вокруг и в себе самом...

Впрочем, не буду забегать вперед.

Итак: однажды мне приснился город; Город-У-Океана. Почему-то во сне мне хотелось называть его Токио, хотя в нем не было ни расцвеченных неоновой рекламой небоскребов, ни многоуровневых автобанов, ни смуглокожих низкорослых хозяев, слишком занятых, чтобы уделять гостям много внимания. Мой Токио был зеленым и малоэтажным. Он охватывал кусочек океана, как ненасытная простейшая клетка - частицу вожделенной пищи. Сейчас, когда пишу, в памяти всплывает подзабытое слово "фагоцитоз"; но тогда, в первом моем сне, ничего подобного не было. Был только город и его тенистые, с магазинами и летними кафе, улицы, лучами разбегавшиеся во все стороны от бухты. Другие охватывали ее в полукольцо - и по одной из таких, пройдя мимо доков и серо-безликих складов грузового порта, закрывавших обзор, я вышла к маленькому, почти безлюдному пляжу.

Помню небольшой навес, похожий на старую автобусную остановку; на присыпанном песком дощатом настиле под ним в ряд стояла обувь, шесть или семь пар: кроссовки, кеды, лакированные ботинки, шлепанцы. Эти шлепанцы - когда-то черные, но теперь выцветшие до грязно-серого, забрызганные сверху чем-то липким и растоптанные, будто их хозяин изо дня в день, в жару и в дождь десять лет продавал в них на базаре апельсины - мне запомнились.

По кромке прибоя, закатав брюки до колен, прогуливался спиной ко мне молодой мужчина в белоснежной рубашке; его коротко остриженный затылок и прямые плечи выражали притязательность и строгость. Мне отчего-то живо представилось, как он возвращается к навесу - и одевает вместо дорогих ботинок растоптанные шлепанцы. Сделалось смешно. Но мужчина ушел дальше и скрылся за вытащенным на берег катером.

Не разуваясь, я подошла к океану и ступила в прибой. Вода на ощупь оказалась очень теплой. Высокие, по пояс, волны размерено накатывались на берег. У них не было пенных гребней, не слышалось того шума, с которым обычно разбивается волна, и все они казались совершенно одинаковыми. Я впервые подумала тогда, что этот странный прибой похож на чье-то дыхание...

Намокшая одежда облепляла кожу. Касание, однако, не было неприятным. Я опустилась на корточки, готовая поплыть, но тут кто-то сзади окликнул меня по имени.

Я обернулась - и проснулась у себя дома.

***

В следующий раз я оказалась в Городе через несколько дней. Я узнала - вспомнила - его не сразу, но когда узнала - обрадовалась: мне нравилась большая вода. Пусть даже и во сне.

За время моего отсутствия Город стал будто бы ярче, объемней: из открытых дверей кафе пахло рыбой или выпечкой, большие зеленые ягоды, в изобилии падавшие с деревьев на тротуар, громко лопались под подошвами моих кроссовок. Иногда я замечала людей: они сидели за столиками или шли мне навстречу, о чем-то переговариваясь на неизвестном языке... Их было немного - на порядок меньше, чем можно было бы ожидать в курортном городке в предзакатный час, и меньше, чем в прошлый раз.

Я дошла до края уже знакомого пляжа. Под навесом все так же стояла обувь; та же самая обувь, как поняла я спустя мгновение: в ряду после примечательных шлепанец прибавилось еще две пары женских туфель. Я взглянула на океан, ожидая увидеть купающимися их обладательниц - и впервые за время в городе почувствовала тревогу: в воде никого не оказалось. И на пляже было почти пусто: только давешний франт в белой рубашке все так-же прохаживался вдоль берега, устроилась на шезлонгах пара семей с детьми, да возился у катера старик в темных очках и линялой гавайке.

- Ну, дела, - пробормотала я, ни к кому не обращаясь. Медленно, преодолевая внутреннюю дрожь, подошла к воде. Океан размеренно дышал; иссиня-зеленые волны накатывались на берег. Там, далеко в бухте, на непроглядной глубине, кто-то есть, подумала - почувствовала? - я. Тревожно-щекочущее любопытство гнало меня вперед, и все же я не решалась сделать следующий шаг.

- Кто? - требовательно спросили меня откуда-то сзади; но звучный баритон мог принадлежать только мужчине-франту. - Ты знаешь. Ведь это твой сон, - добавил он с какой-то скрытой укоризной.

Через мгновение я поняла, что в самом деле знаю; всегда знала. Здесь не было места хтоническим кальмарам или кровожадным кайдзю. В бухте дремало иное.

- Ревун, - одними губами прошептала я. - Там... Ревун. Но почему они?..

Глубина манила, но зову можно было сопротивляться. И все же люди входили в воду и не возвращались.

Я обернулась на навес с оставленной обувью и на своего собеседника. Он был выше меня почти на голову. Хищный нос с горбинкой, чуть раскосые глаза, тонкие губы - лицо его оказалось красивым, но неприятным.

- Игорь, - ответил он на второй, незаданный вопрос.

- Почему люди уходят? - требовательно повторила я.

- Когда люди уходят, - поправил он.

- Ну?..

- Когда страх перед тем, что там есть, - он посмотрел на бухту, - отступает перед страхом, что там ничего нет. Только вода и камни на дне. Нет чудовищ, нет Древних, нет неведомого... Они уходят искать. Ты помнишь, как впервые здесь оказалась?

Я хотела ответить "нет", но в этот момент он вдруг легонько толкнул меня в спину. Я шагнула вперед, оступилась, и в следующую секунду беспомощно растянулась на песке. Подступившая волна накрыла меня с головой и увлекла за собой - в теплую и безопасную постель.

***

На третий раз ноги несли меня к пляжу гораздо быстрее, чем оба предыдущих. Но Игоря на обычном месте не оказалось. С минуту я постояла, озираясь растерянно; затем, повинуясь зову, подошла к океану, опустилась на корточки и осторожно тронула - погладила? - волну ладонью. Океан как будто задышал ровнее.

Старик, колдовавший над обшивкой катера, кивнул мне, словно старой знакомой. В его седой шкиперской бородке застряли кусочки ржавчины.

- У трех черепах синьорина найдет то, что ищет, - сказал он скрипуче и вернулся к своему занятию.

Через миг непонимания и недоумения я вспомнила, что видела на одной из улочек-лучей кафе с похожим названием и, пробормотав благодарность, отправилась туда.

Веранда "Трех черепах" скрывалась в тени раскидистой магнолии. Игорь из-за крайнего столика махнул мне рукой.

- Будешь кофе? - Он улыбнулся и пододвинул мне вторую маленькую чашечку, уже стоявшую на столе.

Чашка была грубой керамики, покрытая синей и коричневой глазурью, аляповатая, но очень уютная; кофе - горячим, крепким и сильно пах корицей.

- Перед тем, как я попала сюда, мы с одним человеком говорили об... о музыке, - сбивчиво начала рассказывать я. На веранде кроме нас с Игорем не было других посетителей; молодой официант в черном фартуке протирал столы. - В том разговоре я упомянула к чему-то, что не умею импровизировать... Играть по нотам, худо-бедно, да, но сыграть что-нибудь "из головы", выдумать? Разве что, что-то совсем примитивное, вторичное: перетасовать на гитаре набор из шести аккордов. Больше никак. Мой друг - он музыкант - возразил, что музыка сама звучит в голове: нужно лишь суметь ее передать. Я тогда задумалась. У меня в голове никогда не звучало никакой музыки. Но, может быть, я просто плохо прислушивалась? С этой мыслью я заснула...

- И тебе приснился город, - закончил за меня Игорь.

Мимо промчались, перекрикиваясь, двое подростков на велосипедах. Облезлый рыжий кот на ступеньках кафе невозмутимо вылизывал зад.

- Что это за место? - спросила я.

Игорь пожал плечами:

- Возможно, санаторий для тех, кто не обрел ни слуха, ни смысла? Оно просто существует - и все.

- Кто ты?

- Недавно я сочинял во сне финансовый отчет. Потом вел бесконечный тренинг. - Он улыбнулся белозубо и фальшиво. - Теперь вот здесь.

- Так мы видим один и тот же сон?

- Сон во сне, который нам приснился. - Он снова улыбнулся.

- Я не понимаю.

- Скоро поймешь. Еще кофе?

- Да, пожалуйста... - Я отрешенно уставилась в пустую чашку. Гадание на кофейной гуще, наверное, тоже было возможным способом получить ответы - но сначала все равно следовало задать правильный вопрос.

Китайские колокольчики у двери кафе позвякивали на ветру. Не музыка, но уже кое-что...

Что-то...

- Вот. - Передо мной на столе появилась полная чашка.

Я вздрогнула: когда Игорь успел сходить за кофе и вернуться? Теперь он стоял напротив, глядя на меня с любопытством и, как мне показалось, с сочувствием. Я поняла, что, пока его не было, успела задремать. Ненадолго, но мне снилось... снился дом: звонок будильника, заснеженные московские улицы, работа, недописанная статья, вечер в баре.

- Что это значит?! - Я уставилась на Игоря. - Где на самом деле я...

- Кто знает, что такое на "самом деле"? - перебил он. - Сегодня ты просыпаешься здесь, завтра - дома, послезавтра - где-нибудь еще, и это все для тебя настоящее в той мере, в какой ты сама это определяешь.

- Ты не бизнес-коуч, а демагог.

- Больше не бизнес-коуч, - кивнул он. - И не господь бог, который знает все ответы. Просто я тут давно. Представь, что каждый из нас сам по себе - источник света, и каждый видит лишь тень, что отбрасывает Город. Но со временем собственный свет слабеет, блекнет. Поэтому я сейчас вижу твой сон лучше своего. Это место... оно поглощает, понимаешь?

- Наверное. - Я отхлебнула кофе. Засыпать еще раз не хотелось.

- Мне приходилось слышать о том, что, чтобы выбраться отсюда и отправиться дальше - или вернуться назад? - нужно найти смысл. Для себя или для кого-то... неважно. - Игорь взглянул задумчиво. - Но так просто это не работает. Старик Джузеппе вот чинит катер. Ему хочется выйти в море, узнать, что там, в бухте и за ней. Зачем ему это знание - он уже и сам не помнит: просто хочется, и все. Но катер ржавеет и рассыпается быстрее, чем он его чинит: заварит одну течь - появляется новая.... Если ты не собираешься застрять здесь с нами - нужно что-то придумать.

Я думала. Китайские колокольчики мелодично звенели. Когда-то у меня дома висели такие же.

- Это ведь мой сон?

- Сейчас - да.

- В моем детстве ходила одна история... - Я посмотрела на Игоря: слушает ли? Он слушал. - Что во сне можно найти особенную дверь. За ней будет еще одна, и еще... А в конце будут ждать они. Никто не знал, что это за "они", но почему-то все верили, что "им" подвластны любые чудеса и знания, и они готовы этим богатством поделиться. В детстве у меня ни разу ничего не вышло. Но вдруг получится здесь?

- Вдруг. Но как ты отличишь нужную дверь?

- Сразу за ней будет синяя комната. А после нее комната, заполненная шарами... Эдакий "Форт Баярд".

- Внутри есть детский "сухой" бассейн. - Игорь посерьезнел, подобрался и стал казаться старше. - Попробуем?

- Почему нет?

Следуя его примеру, я поднялась из-за стола и за десять шагов до входа в Черепах осознала две вещи. Во-первых, и ботинки, и стоптанные шлепанцы так и остались на пляже: как бы странно это ни выглядело, Игорь ходил босиком; а, во вторых - его "деловой" дресс-код был в точности таким же, как у официанта - не считая фартука.

- Так ты здесь работаешь? - спросила я, отчего-то смутившись.

- Не переношу безделья, - хмыкнул он. - Но сегодня не моя смена.

На столиках в зале лежали синие скатерти, окна прикрывали синие занавески, а люстра тускло светила через синие плафоны; наверное, это символизировало воду или что-нибудь в таком духе.

Угол зала был отгорожен ширмой и приспособлен под детскую игровую; там была маленькая горка, "сухой" бассейн с пластмассовыми шариками и ни одной двери.

Не сговариваясь, мы попробовали сдвинуть бассейн в сторону. Посетители и бармен смотрели на нас удивленно, но затея себя оправдала: под бассейном нашелся люк и лестница вниз.

- Не знал, что у нас есть второй вход в погреб... - Игорь вернулся в зал, взял со стола зажженную "для антуража" свечу, и мы стали спускаться.

Внизу оказалось холодно и темно; огонек свечи едва разгонял мрак. Сначала это место действительно напоминало погреб: на стеллажах пылились винные бутылки, на каменном полу - ящики с овощами. Но чем дальше мы шли, тем больше диковинных, странных и неуместных предметов нам попадалось. Старый велосипед без колеса, обломки мебели, книги на неизвестном языке, одежда, люстры с разбитыми плафонами, посуда, о предназначении которой оставалось только догадываться; огромные рога, слишком тонкие и ветвистые для лосиных, но слишком массивные для оленьих, чучела волков и диких кошек, скалящие клыки.

- Ты бывал здесь раньше? - спросила я. Игорь покачал головой.

Мы шли быстрым шагом уже несколько минут, но погреб все не заканчивался; только когда я уже начала задумываться - а не придется ли нам бродить тут вечность? - пятно света выхватило из темноты узкую лестницу с железными ступенями, уходящую наверх.

Я насчитала на ней двадцать одну ступеньку, преодолев которые, мы оказались в тесной комнатушке-вахтерке.

На столе лежал раскрытый порножурнал, стоял пустой бумажный стаканчик из-под кофе и небольшой ж-к монитор - мертвенно-черный; второй, подвешенный в углу, что-то бормотал. Я высунулась через обзорное окно в коридор, пустой и серый, в надежде что-нибудь там разглядеть. Но Игорь вдруг втянул меня обратно.

- Взгляни-ка на это! - Он указывал на монитор в углу, подключенный, вероятно, к телеантенне.

Показывали новости, хронику какой-то катастрофы: красные вертолеты с белыми крестами кружили над морем, в потоках мутной воды мелькали обломки деревянных стен и вывороченные с корнем деревья, разбитые машины, чемоданы. Прямо мимо камеры проплыл растоптанный черный шлепанец на резиновой подошве.

Следом оператор трансляции дал план сверху - и я узнала Город.

В бормотании диктора мало что можно было разобрать: "цунами"... "разрушения"... "жертвы"... Видеоряд снова сменился на отснятый любительской камерой где-то на руинах города, и в углу экрана появилась дата. Потрясенная всем увиденным, я не поняла ее значения; но Игорь оказался внимательней.

- Вот и чудо с ответами на все вопросы. - Он не выглядел обеспокоенным; скорее, удивленным. - По твоему календарю это ведь завтрашняя дата?

- Что... Да. Да, - глупо повторила я. - Так это случиться завтра?

- Как видишь. Всегда при импровизации проблемы с концовкой. - Он слабо усмехнулся. - Но, по крайней мере, она будет. Уже успех.

- Но как же... - растеряно начала я. И замолчала.

Город был чем-то большим, чем мой сон, и не мог исчезнуть по моей прихоти: сон закончится - но город продолжит, так или иначе, существовать, те же самые люди продолжат бродить по его улицам, пить кофе, уходить в океан...

- Что "как же"? - с любопытством спросил Игорь.

- Смысл, который нужно найти, и прочее такое, - сказала я сердито. - Тебе-то какой во всем этом интерес? Надеешься как-то выскочить за мной следом?

- Узнать, чем все закончится на этот раз, - серьезно ответил он. - Мне здесь нравится. Но чужие истории - моя слабость. Без них этого места не было бы.

- И как тебе такой финал? - Я кивком указала на телевизор. - Можно ли это предотвратить?

Разрушительный удар цунами, возможно, и был прекрасен, но не потоки мутной воды, уносящие обжитые дома вместе с их обитателями и заполнившие некогда живописные улицы.

- Предотвратить? Не думаю. Но это твой сон. - Игорь по-прежнему смотрел на меня с любопытством. Ему было интересно, что я буду делать дальше. И все.

Я посмотрела на монитор, все еще показывавший кадры катастрофы.

Утопление всегда казалось мне хорошей, честной, очень, если так можно выразиться, жизненной смертью: до тех пор, пока можешь и хочешь - ты борешься и живешь, и лишь когда силы и воля оставляют тебя - волны смыкаются над головой... Но сидеть, пить кофе и просто ждать, пока придет вода? Принять свое бессилие? Тут было какое-то противоречие.

Здание вдруг словно содрогнулись от сильного удара; зазвенели стекла, воздух наполнился невероятным воем, стоном, гулом - как будто на десять миль окрест включились все сирены разом.

- Штормовое предупреждение?

- Тот, кто живет в пруду, - выкрикнул Игорь. - Ты сама...

Ревун, о котором я успела забыть, пел свою чудовищную песню.

- Игорь, ты говорил про катер! - крикнула я, наклонившись к самому его уху. - Что он течет. Но если помочь старику и вычерпывать?

Он сверкнул глазами:

- Нужно торопиться: перед цунами вода часто уходит.

***

Мы бегом бросились из вахтерки в коридор и оттуда - к двери под красной табличкой "Выход". Она вывела нас в проулок с разноцветными клумбами неподалеку от "Трех Черепах". Когда мы заходили в кафе, уже начинало темнеть - теперь же снаружи светило приветливое утреннее солнце; это было и хорошо, и плохо: времени оставалось мало.

Ревун замолчал, но что-то было такое в нас с Игорем тогда, что заставляло редких прохожих шарахаться в стороны. Путь до пляжа занял всего несколько минут.

Старик Джузеппе, присев в тени катера, как будто ждал нас. Ржавчины в его бороде больше не было, а линялая гавайка в утреннем свете казалась ярче. Мы подошли; он снял темные очки, посмотрел на нас внимательно светло-карими проницательными глазами и кивнул. Игорь сказал ему что-то по-итальянски, старик кивнул снова; вдвоем они принялись толкать катер к океану. Тяжело было представить двух более не похожих друг на друга людей - но работали они слажено, и, казалось, хорошо знали друг друга.

Я отошла в сторону, чтобы не мешать, и вдруг почувствовала, что кто-то теребит меня за рукав. Мальчишка лет пяти, оставив родителей дремать в шезлонгах, протягивал мне зеленое пластиковое ведерко. Более чем кстати: не горстями же воду из катера я собиралась вычерпывать?

- Спасибо, - растеряно поблагодарила я. Хотела добавить, чтобы он с родителями уходил с пляжа - но мальчишка уже бежал прочь, почти не увязая в песке. Если вообще его касаясь.

Катер покачивался на волнах; Джузеппе заводил мотор.

- Карета подана! - крикнул Игорь.

Я сняла кеды и пошла к океану, ступая по разрушенным катером песочным куличикам.

Игорь помог мне взобраться на борт, и мы отчалили.

- В добрый путь! - Джузеппе улыбался, будто мы ехали на прогулку.

Мотор чихал и кашлял, но делал свое дело: берег быстро удалялся. Скоро фигурки людей на пляже уже казались игрушечными. Почувствовав босыми ногами воду, я поспешно заработала ведерком, между делом раздумывая над тем, что команда у нас получилась странная, под стать всей истории. Игоря вело вперед любопытство, меня - упрямство, нашего немногословного капитана - мечта. Но все мы сидели в одной лодке, и лодка эта безбожно протекала.

А все же дело стоило того.

Джузеппе вглядывался в лазурную даль через узкое горлышко бухты, Игорь таращился в воду, пытаясь отыскать следы присутствия Ревуна или тех, кто однажды покинул берег в его поисках, а я сидела на корме, смотрела назад, на Город - и наблюдала, как позади него вырастает невидимая с берега Гора. Огромная, изрезанная скалами, со снежной шапкой на вершине, над которой клубился дым. Она была прекрасна.

- Разве в новостях было про извержение? - спросила я. Гора плюнула пеплом.

- В новостях на съемке с вертолета вообще не было никакой горы, - сказал Игорь, наконец, заметивший в пейзаже перемены. Впервые за все время он выглядел взволнованным.

Стемнело. Облака пепла и гари затянули небо.

Джузеппе заглушил мотор и присоединился к нам. Катер как скорлупка покачивался на самой середине бухты и постепенно заполнялся водой. Где-то на немыслимой глубине дремало доисторическое чудовище, а в небе кружили угольно-черные птицы с огненными перьями - слишком невероятные, чтобы быть настоящими. Хлопья пепла медленно опускались вниз.

По снежной шапке побежали трещины.

- Novissimo die de Pompeii*, - сказал Джузеппе. - Великая картина. Credo quia absurdum**. Ave!

Гора выбросила в небо фонтан огня и раскололась.

На миг я почувствовала прикосновение испепеляющего жара - и ничего не стало.

***

Сейчас, пока я допиваю кофе и набираю эти строки, за окном разгорается рассвет. Через час я уеду, еще через дюжину часов - вернусь; лягу спать, засну - или проснусь по-настоящему?

В нетронутом стихией Городе или где-то совсем в ином месте? Что случилось с моими спутниками: сидят ли они в тишине и спокойствии на тенистой веранде, потягивая молодое вино за партией в шахматы, бороздят океан или кормят рыб, обретя в своей жизни окончательную точку?

Кто знает.

Я рассказываю эту историю не как предостережение или совет, но лишь потому, что мне захотелось еще раз в памяти пройтись по тенистым улицам Города и послушать перезвон колокольчиков...

Одно могу сказать наверняка.

Когда осел пепел и успокоился кипящий океан, вернулись на аэродромы красно-белые вертолеты, умолкли слова сожаления и печали - за тысячу миль от Города к берегу прибило зеленое пластмассовое ведерко. Там его нашел чумазый рыбацкий мальчишка и отдал отцу. А тот отнес домой и стал складывать в него всякую всячину.

_____

*Последний день Помпеи

**Верую, ибо абсурдно