Терехин Андрей Юрьевич : другие произведения.

Антихрист

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

1

Содержание этой книги разобрали на цитаты еще до ее официальной публикации. Вы не видели более отвратительных и интересных персонажей, даже у Чака Паланика. Эта книга говорит абсолютную неприкрытую правду о сегодняшней жизни. Она не рекомендуется к прочтению людям с неустойчивой психикой и слабой моралью. Также противопоказано ее читать убежденным верующим, поскольку их вера не стоит того, чтобы испытывать ее тем духом, что лежит в основе этой книги. А всем остальным ее читать и подавно не стоит. Вы ведь не хотите, чтобы мир вокруг вас внезапно стал зыбким и ушел из-под ног?

Амадей Емельянов, 2013

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 6

Обрывок первый 7

Обрывок второй 9

Обрывок третий 12

Обрывок четвёртый 14

Обрывок пятый 18

Обрывок шестой 21

Обрывок седьмой 23

Обрывок восьмой 24

Обрывок девятый 29

Обрывок десятый 31

Обрывок одиннадцатый 33

Обрывок двенадцатый 36

Обрывок тринадцатый 39

Обрывок четырнадцатый 42

Обрывок пятнадцатый 46

Обрывок шестнадцатый 48

Обрывок семнадцатый 52

Обрывок восемнадцатый 54

Обрывок девятнадцатый 60

Обрывок двадцатый 62

Обрывок двадцать первый 67

Обрывок двадцать второй 73

ЧАСТЬ 2 77

Обрывок двадцать третий 78

Обрывок двадцать четвёртый 80

Обрывок двадцать пятый 84

Обрывок двадцать шестой 91

Обрывок двадцать седьмой 94

Обрывок двадцать восьмой 100

Обрывок двадцать девятый 106

Обрывок тридцатый 109

Обрывок тридцать первый 112

Обрывок тридцать второй 115

Обрывок тридцать третий 119

ЧАСТЬ 3 127

Обрывок тридцать четвёртый 128

Обрывок тридцать пятый 130

Обрывок тридцать шестой 133

Обрывок тридцать седьмой 136

Обрывок тридцать восьмой 141

Обрывок тридцать девятый 143

Обрывок сороковой 148

Обрывок сорок первый 151

Обрывок сорок второй 155

Обрывок сорок третий 158

Обрывок сорок четвёртый 162

ЧАСТЬ 4 168

Обрывок сорок пятый 169

Обрывок сорок шестой 173

Обрывок сорок седьмой 176

Обрывок сорок восьмой 182

Обрывок сорок девятый 187

Обрывок пятидесятый 190

Обрывок пятьдесят первый 195

Обрывок пятьдесят второй 201

Обрывок пятьдесят третий 203

Обрывок пятьдесят четвёртый 210

Обрывок пятьдесят пятый 213

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Пришествие

Обрывок первый

Что такое Конец Света, про который нам твердят день за днем уже второе тысячелетие? Будет ли он ярким, как удар молнии, или же тусклым, как окно моей квартиры? И когда он будет, этот Конец Света? Ведь в череде бескрайних серых дней я могу легко его пропустить, не осознав, что вот Он пришел. Он настал, и всякая дорога назад с этого момента закрыта. Интересно увидеть его. Взглянуть, потрогать, попробовать на вкус. Мысль о Конце Света несёт в себе для каждого человека панический ужас, но мысль о его отдаленности от сегодняшнего момента успокаивает. Я думаю: это случится не сегодня и не завтра, а через много тысячелетий, так что это обойдет меня стороной.

И ведь что интересно - в каждой религии Конец Света видится по-разному. Если бы я, например, был индусом, то я бы думал о вселенной как об одном разумном организме, который, как и положено каждому разумному организму (вроде меня), умирает и возрождается через равные промежутки времени. Когда он умирает, происходит коллапс вселенной и наступает Конец Света. Правда, для истинного оптимиста здесь есть весьма существенная зацепка: разумный организм вновь возродится, и вселенная будет вновь существовать. Для атеиста вселенная - это материя, появившаяся в результате Большого Взрыва. Пока вселенная расширяется, всё хорошо, но через пару миллиардов лет пойдет обратный процесс и ХЛОП - она вновь сгруппируется в одну точку. Таков Конец Света для учёных. Каков же мой Конец Света? Я знаю: Его имя Апокалипсис.

Я у берега моря. Его волны омывают подошвы моих ботинок. Осенние порывы ветра играют складками моего плаща, а по левую сторону от меня кто-то стоит. Я знаю его, но не могу вспомнить, кто он такой. Правой же рукой я нежно сжимаю ладонь девушки, но и её имя я не могу отыскать в своей памяти. Я знаю лишь то, что невероятно влюблён в неё и сделаю всё, что она мне скажет. Над нами ясное ночное небо, усыпанное звёздами. По шоссе проезжают машины, направляясь из города и в город.

И волны моря окрасились красным. Где-то на горизонте сверкнула вспышка молнии. Наверное, надвигалась гроза. Две или три машины столкнулись, осветив ярким светом взрыва всё вокруг. Из остановившегося автобуса вышли люди. Напуганные. Непонимающие.

Горизонт словно становился ближе. Внезапно количество машин, выезжающих из города, резко увеличивается. Мимо нас проходили люди с рюкзаками, пакетами: словно старались взять с собою свой тесный уютный домашний мирок с телевизором и кофе по утрам. На всех лицах было написано только одно чувство - страх.

Ветер нарастал, достигая ураганной силы, и я с трудом оставался на месте, удерживаемый своими спутниками. Я посмотрел направо. Она улыбалась мне, нежно, с легкой примесью безумия, и её глаза, достигали всей глубины моего сердца, подымали оттуда самое сокровенное, самые мои тайные желания. Я вдруг почувствовал странный гул вокруг. Это были звуки чужих мыслей. Люди, окружающие нас, видимо тоже это заметили, и всё еще стараясь что-то передать словами, потихоньку замолкали, оставляя место лишь мыслям. Я хотел что-то скрыть. То, о чём не имел права знать никто, кроме меня, но у меня ничего не получалось. Любой, кто имел такое желание, с непристойным любопытством слушал мои мысли и с отвращением глядел на меня, невзирая на то, что творилось в их собственной голове. Вокруг нас вспыхнули ссоры, перерастающие в драки. Никто не понимал, что происходит. Кроме меня. Я знал.

Внезапно все стихло. Наступила глубокая тишина. В ней не было места звукам, как будто темнота ночи закрыла их своей вуалью. Я повернул голову влево. "Помни, - сказала мне смутная тень моего спутника. - Наши сердца - это дёготь в обрамлении запекшейся крови. Не отступи перед этим". Его голос навевал сладкую боль. Он звучал красивым напевом, как будто слова из старой песни. Он заползал ко мне в душу, заставляя меня подчиниться и не прекословить.

А на небе одна за другой стали гаснуть звёзды.

Обрывок второй

Я открыл глаза. Оставленный включённым на ночь телевизор что-то бубнил на языке утренних программ. Сонным глазом я взглянул на старые бабушкины часы с кукушкой, доставшиеся мне в наследство вместе с прочим барахлом. Пять минут десятого. Пора вставать.

Я встал, прошел по коридору в ванную и взглянул на свое отражение в зеркале. Тусклые, погасшие серые глаза, сохраняющие былую память о радости детства. Тёмные волосы, слипшимися прядями разбросанные по моему лбу. Пара шрамов на виске и переносице довершают портрет.

Я набрал воду в ладони и плеснул себе в лицо. Полный кайф. Я снова взглянул в зеркало. Вода прохладными струйками сбегала вниз по лицу, собираясь на подбородке. Я вздохнул и принялся тщательно чистить зубы.

На улицу уже выходил элегантный молодой человек в деловом костюме с дипломатом в руках. Это всего лишь видимость. На самом деле я совсем даже не деловой. Зашвырнуть бы дипломат да скоротать вечер за кружкой эля. Лучший эль в нашем городе в пабе "Ливерпуль", что на Красном проспекте. Эль - это живое пиво, или еще его можно назвать пивом верхнего брожения.

У меня есть определённые репутации. Умник знает все и обо всем, но лишь поверхностно. Главное здесь - сделать умный вид и притвориться, будто вспоминаешь чьё-то имя или дату. Везунчик легко и беззаботно шагает по жизни, добиваясь всего не столько своей целеустремленностью, сколько готовностью подстраиваться под жизненные ситуации. Ловелас - в обществе он как на публике. Пока есть публика, я играю, флиртуя с окружающими девушками, как только публика пропадает, вместе с нею пропадает и Ловелас, и появляется угрюмо сосредоточенный мистер Серьёзность. Мистер Серьёзность появляется, если на меня долгое время никто не обращает внимания, не оценивает меня, не хвалит. В этих случаях я притворяюсь, как будто ни в чём таком не нуждаюсь. А на душе паршиво. Бандит - однажды попал в дурную компанию, но, сохранив ясность ума, остановился на умелом балансировании между криминалом и нормальной жизнью простого гражданина. Бандита боятся и уважают и не догадываются, что все мои репутации лишь мишура, за которой скрываюсь Я. Если честно, я актёр. Я такой, каким меня хотят видеть или каким мне необходимо выглядеть. Это создаёт определённые трудности. Например, когда мне необходимо притвориться влюблённым, все симптомы этого бедствия (отсутствие аппетита, апатия, тоска по любимой) проявляются в полной мере, как и у всякого хорошего актера.

Вот и последняя моя "любовь" привела к такому отвратительному симптому, как бессонница. Уже месяц как я не могу попасть в нормальный темп жизни. Ложусь в четыре утра, встаю в восемь часов, и единственной моей мечтой является нормальный восьмичасовой сон. Бессонница приводит к достаточно размытому пониманию мира. Он словно становится нереальным, но зато сны...

Я остановился, с лёгким оттенком приятного ужаса вспоминая сегодняшний сон. Приятный ужас - это понимание того, что это было не взаправду. Да. Сны становятся очень яркими и удивительно правдоподобными.

Мимо меня прошла девушка из моего сна. Когда она проходила мимо, я встретился с нею взглядом, и она улыбнулась. Правда улыбка не имела ничего общего с её слегка безумной улыбкой в моём сне, но в остальном она была точная копия той девушки.

- Стойте! - вскрикнул я. Я закрыл глаза и снова открыл их. Вот оно - последствие бессонницы. Моё воображение нарисовало на абсолютно незнакомой девушке приснившиеся мне черты лица.

- Я обознался, извините, - виновато улыбаясь, сказал я.

- Ничего, - улыбнулась она. Развернулась и ушла, обдав меня ароматом духов.

Я продолжил свой путь по серым улицам города. На сегодняшний день я запланировал одно славное мероприятие, которое поможет мне вспомнить чувство святости. Ведь нет прощения без крови, а мне так нужно прощение Отсылка к библейскому стиху послания к Евреям 9:22: "Да и всё почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения"..

Я заметил, что больше всего люди вокруг нуждаются в любви и прощении. Третье тысячелетие - это эпоха потерянных сердец. Мы так нуждаемся в любви, что ненавидим тех, кто нас не любит.

Любовь - странное чувство. Когда пророки и проповедники кричат о том, что нужно любить Бога и всех людей, в ответ им стоит мёртвая тишина. И в этой тишине слышится лишь один вопрос: "Как это - любить?". А когда ты первый раз испытал любовь, ты знал, что тебе делать? Ты дарил цветы, писал стихи, не мог прожить и минуты без любимого человека. Ты не спрашивал, что такое любовь, ты просто испытывал любовь и знал, что твои эмоции - это то самое светлое чувство. После этого все вопросы бессмысленны. Любить людей и Бога можно лишь именно Любовью Человека, то есть взахлеб, всеми эмоциями и чувствами, которые только может испытывать человек. Правда, от любви до ненависти один шаг.

Обрывок третий

Я зашел в лечебницу, прошел уверенным шагом в 109 кабинет и, улыбаясь, обратился к медсестре в белом халате:

- Простите, а кровь здесь сдают?

Она скривила губы в любвеобильной улыбке вампира.

- Да, здесь. Вы донор?

- Да, - ответил я. - Только, пожалуйста, всю мою кровь не пейте, оставьте для малых детей, которые будут умирать от её нехватки.

- Это вы пытались продемонстрировать свой юмор? - она нахмурила брови.

- Что вы! Скорее его отсутствие, - сострил я и, отодвинув занавеску, прошёл в кабинет. Там меня ждал ещё один охотник до моей крови. Я сел в кресло и протянул руку.

- Другую, - даже не глядя, бросила врач, похожая больше на сбежавшего из советского плена последнего гестаповца. Я протянул ей другую руку. Она ухмыльнулась, наклонилась надо мной и, глядя в глаза, заверила:

- Больно не будет.

Больно не было.

Боль - это состояние, которое не может длиться вечно. Допустим, если бы всю вечность кому-то втыкали иголки под ногти, он бы, этот Кто-то, через пару сотен лет (хотя даже это слишком большой срок) привык бы к ощущениям и расценивал эту пытку как некоторого рода беспокойство.

Раньше я боялся боли. Пока не стал осознавать её, как нечто чуждое самому себе. Боль? Это не то, чего стоит опасаться. Всё проходит. И она пройдёт. Боли нужно радоваться, поскольку она источник жизни. Люди рождаются в муках. Зачем люди занимаются спортом? Разве не для того, чтобы в конце тренировки ощутить сладостную боль в мышцах. Боль - это показатель того, что ты живешь. Прекратится боль - прекратится жизнь. А постоянные бойцовские стычки между представителями мужской половины человечества? Желание причинить боль обидчику - это основной инстинкт жизни мужчины. Сложно понять лёгкость физической боли, пока не узнаешь...

Физическую боль очень легко перенести, трудно перенести ту боль, которая внутри тебя, в твоей душе.

Я чувствовал, как жизнь капля за каплей вытекает из меня.

- С вами всё в порядке? - заботливо склонилась надо мной медсестра. Я кивнул. Она выдернула иголку из моей вены и наложила повязку.

- Встать можете? - спросила она.

- Если честно, повалялся бы здесь еще с полчаса, - ответил я голосом, полным сарказма.

- Проваливай! - довольно грубо обратилась она ко мне. - Деньги получишь в кабинете напротив.

- Я сюда не ради денег пришел! - возмутился я.

Ага. Не стоило мне этого говорить. Её глаза помутнели.

- В смысле? - спросила она, видимо, не надеясь на свои уши.

- Это мой дар во имя жизни! - ответил я ей.

- А, гхм...

- Довольно многословно, а главное по делу, - заметил я. - Удачи, - и вышел.

- Молодой человек! - услышал я вдогонку. - Сядьте на скамеечку, отдохните минут двадцать!

Угу, подумал я, и прислушался к своим чувствам. Вроде бы всё нормально. Голова не кружится. В обморок падать не хочется. Слабости не чувствую. В общем, всё в порядке.

Внезапно я ощутил своим правым плечом стену, к которой привалился, а затем медленно сполз по ней вниз. Посидев на корточках минут пять, я медленно встал и направился к выходу из клиники. Нужно все-таки слушать, что тебе говорят опытные люди, а не надеяться на себя, как обычно.

Потом, я помню, брел по улицам города, постепенно удаляясь от его центра.

- НАСТАЛ МОЙ ЧАС, И Я ВЗЫВАЮ К ВАМ!

Я оглянулся. Странный парень в тёмном кожаном плаще, подняв одну руку к небу, обращался к собравшимся вокруг него.

- ПРИЗНАЙТЕ СИЛУ ТЬМЫ, ИБО Я ПРОРОК ЕЁ! Я - ТОТ, КТО ИДЁТ ВПЕРЕДИ ГРЯДУЩЕГО ЗА МНОЙ!

- Чёртовы городские сумасшедшие! - шепнула мне на ухо стоявшая рядом старушка с желтоватым морщинистым лицом. - Ты в глаза-то его посмотри.

Я последовал её совету и в тот самый момент, когда я взглянул ему в глаза, я увидел грани его безумия. Я был Там. Я стоял на краю мира, а внизу бушевало тёмное пламя Ада. Я видел водовороты пламени и Тьмы. Я видел Червя, который точит Вечность. Я видел грядущую битву с Ангелами Господа. И кровью покрылась земля, и всяк, живущий на ней, ушел в небытие...

Обрывок четвёртый

Я очнулся от ударов ладонью по лицу.

- Если ты собираешься падать в обморок каждый раз, когда слышишь подобную чушь, тебе лучше не приближаться к местам, подобным этому.

Надо мной склонился безумного вида старикашка с выпученными водянистыми глазами.

- Ну, теперь ты выглядишь много живее, - улыбнулся он беззубым ртом.

Я встал и, шатаясь, побрёл дальше. Слабость в теле от потери крови резко контрастировала с яркими картинами воспоминаний, проносящихся в моём мозгу. Я не впечатлителен на подобного рода шоу, просто...

С детских лет я верю в Бога. Осознанно - с шести лет. Это странно, ведь все мои ближайшие родственники атеисты. Для меня не было никого, кто бы указующим перстом ткнул в небо и произнес имя Бога. Просто с детских лет я Знал, что Он существует. Для меня загадкой остаются те люди, которые отрицают Его существование. Их вера в отсутствие кого-либо, находящегося выше их самих, просто поражает. А для меня всё гораздо проще. Во мне нет упрямой веры, во мне просто знание. Для меня легче поверить в то, что самолеты не летают, а машины не ездят, чем в то, что Бога нет. Чтобы понять меня, нужно представить себе стоящее перед тобой дерево. Никто из людей не задумывается над тем, верить в его существование или нет. Они просто воспринимают его как факт и обходят его, иначе грозит опасность столкновения. Также и Бог для меня. Он реален, и всё, что исходит от него, реально. Это можно либо воспринять, либо... обойти.

Моя вера влекла меня ко многим учениям. Я следовал мудрости Вед, практиковал философское спокойствие Сиддхартхи Гаутамы, которого все называют Будда Просветленный. С шести лет, осознав присутствие Бога в своей жизни, я начал искать ему Имя. Я дошел до учения Блаватской и познакомился с обществом, члены которого обучали меня выходить в астральные миры. Однако всё разом поблекло перед учением Христа. Я не могу сказать, что сразу взял и воспринял христианство. Мне сложно было избавиться от того приобретенного груза ненужного знания, которое я собирал в течение своей жизни. Поэтому я шел на компромиссы. Старался увязать свои старые представления с тем, что я получал из Библии. И безуспешно проигрывал битву за битвой. Все мои старые представления об астральных и ментальных мирах, реинкарнациях и подобной чепухе были сметены Всепоглощающим Словом Бога. Я помню тот миг, когда, осознав свою благодарность и любовь к Создателю, я упал на колени и заплакал от осознания своей ничтожности перед Ним. Святой Дух Бога наполнил меня, и я принял Истину такой, какой она была на самом деле. Эта Истина заключалась в нескольких словах Иисуса: "Я есть Путь и Истина, и никто не придет к Отцу, кроме как через меня" Св. Евангелие от Иоанна 14:6. Можно приводить безумно много доводов в пользу той или иной религии, но только в христианстве можно почувствовать всю полноту Бога. Когда ты чувствуешь, как тебя наполняет Святой Дух... Это чувство доступно лишь христианину. Это было самое счастливое время в моей жизни. Я излучал радость и свет и старался рассказать каждому прохожему о том Отце, с которым я познакомился. И встречал лишь непонимание. Любовь, стремление к проповеди в своей жизни, праведность и святость - эти понятия можно встретить в любой из христианских церквей. Большую их часть молодые протестантские церкви прививают своим членам как стандарт жизни христианина. Позже, когда они становятся более "зрелыми", такие понятия блекнут, и их заменяет девиз "Бог не требует от тебя невозможного, просто будь самим собой". Это правильно. Это то, что нам нашептывает Ангел Света. Или Тот, кто принял его облик.

Есть ведь и другая сторона. Дьявол. Противник Господа. Обманщик. Льстец. Я помню его тихий шёпот в своих ушах. Вожделение. Гордость. Гнев. Человек Господа живет без граней, он смотрит на то, что Бог говорит о его жизни, и просит Его помочь изменить её так, чтобы она была угодной Ему. Человек Бога не замечает плохое или хорошее в своей или чужой жизни. Он просто принимает то, что даёт ему Бог. Дьявол предлагает грани. "Хорошо, - шепчет он, - ты отказался от постоянного секса. Ты настоящий христианин. Теперь, чтобы не потерять форму, нужно немного усилить свою святость, прекратив общаться, а затем и просто смотреть на прелестных девушек". Так он вызывает Ненависть к миру. Ты уже ненавидишь прелестных девушек, тебя воротит от приятной пищи, ты готов вцепиться в морду тем, кто не разделяет твои религиозные убеждения. И ты, конечно же, не фанатик. И зря все тебя так называют. А потом Дьявол шепчет тебе о гранях святости. Какой из них ты достиг? "Посмотри, - говорит он, - ты Свят, как немногие, но может, нужно стать еще более святым. Может, нужно отказаться от свободного общения с Отцом. Ведь ты можешь сказать ненароком какую-нибудь глупость. Может, попробовать пользоваться стандартными формами молитвы, вроде "Отче наш"? Кроме того, когда тебе нечего Ему сказать, эта молитва будет замечательной отговоркой". И вот, ты уже искренне веришь в свою Святость и Непогрешимость, не замечая за собой чёрной тени своей гордости. Тебе уже не страшны нападки Сил Тьмы. Ты веришь в силу молитвы. И она исполняется. А Дьявол опасливо заглядывает тебе в глаза и спрашивает: "А ты помнишь, что такое быть простым человеком?". Отец Лжи ловит каждого человека в индивидуальную ловушку. И меня он поймал на эту фразу. И я был готов к тому, чтобы, облеченный в доспехи глупости и гордости, сойти вниз по ступеням, по которым поднялся. А когда ты уже не просто спускаешься, а летишь с огромной скоростью вниз, ты всё гадаешь, где ты ошибся. И ты кричишь. В гневе обвиняешь Господа за своё собственное падение. И отворачиваешься.

Я отвернулся. На моих плечах отныне висит изящная мантия дипломатии, скреплённая у горла фибулой кровавого договора. А сердце мое - дёготь в обрамлении запекшейся крови. Так продолжалось долгое время. Я убеждал всех и себя, что мне нет пути обратно. Я проклинал имя Бога. Но это время быстро прошло. Дьявол питается нашими эмоциями. Теперь я стал равнодушен. Единственное, что я могу иногда испытывать, - это Страх. Страх перед предстоящим Судом. Так чувствуют себя все бесы: веруют и трепещут. Это про меня говорил Иисус: "Хулящему Меня или Отца простится, но хулящему Духа Святого не простится ни в сем веке, ни в будущем" Св. Евангелие от Матфея 12:31-32: "Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам... если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем".. Я знал и отвернулся. Это худшее из мучений - видеть свой медленно приближающийся конец. Поэтому я не живу, я лишь существую. День за днём. Год за годом.

Обрывок пятый

Она ждала меня возле Клещихинского кладбища. Я не знаю откуда, но я понял это сразу. Мне нравятся блондинки с большими голубыми глазами, стройными ногами, большой грудью и узкой талией. Они всем нравятся. В последнее время их наштамповали столько, что глаз, куда ни глянет, видит только блондинок.

Её глаза были темно-карими, почти чёрными. В них не было и капли той наивности и коровьей доброты, которые таят глаза кукол Барби. Её глаза излучали жестокость, ненависть к этому миру в целом и бесконечную тоску. Она была слишком стройной, почти костлявой. Чёрный лак потрескался и местами открывал бело-розовую поверхность ногтя. На ней был надет серый плащ, и в руке она держала сигарету. Ветер трепал пряди её волос, окрашенные в чёрный цвет и светлые у корней.

- Курящие кончают раком, - заметил я, проходя мимо и слегка замедляя шаг, в ожидании ответа на этот распространённый риторический вопрос.

- Вся трагедия лишь в том, что он приходит слишком поздно. Поэтому его можно считать безопасным, - ответила она. - Реальные шансы любого человека дожить до сорока пяти лет очень невелики, при нынешних темпах развития смертоносных вирусов, терроризма, войн и автомобильного движения. Рак обычно приходит позже. Тогда, когда его уже можно не опасаться.

Я остановился и посмотрел в её глаза. Она была настоящая. Живая. Вокруг нас словно скользили тени других людей. Они действительно были лишь Тенями. А мы стояли и понимали, что всего два человека осознают реальность своего существования.

- Боль... - начал я.

- Это вечный двигатель нашей жизни, - закончила она.

- Любовь... - начал я.

- Самое большое разочарование XXI века, - закончила она.

- Бог... - начал я.

- Есть, - закончила она.

- Конец Света... - начал я.

- Апокалипсис, - закончила она.

Я взял её за руку. Её ладонь была холодной и слегка влажной.

- Пойдём, - начал я.

- Ко мне или к тебе? - ответила она.

Мы сидели на кухне и молча смотрели друг на друга.

- Чаю? - спросил я.

- Ты хочешь чаю? - спросила она.

- Нет.

- Я тоже. Неси вино и два бокала.

Я сбегал в магазин за бутылкой дешёвого красного сухого вина. Налил два больших бокала. Мы молча выпили.

- Ты хочешь есть? - спросил я.

- А ты? - спросила она.

- Нет.

- Я тоже.

Я налил ещё вина в бокалы. Ноги стали ватными, а голова на удивление ясной.

- Ты хочешь?..

- Нет. Задай правильный вопрос, - её голос одурманивал. Он звучал нежной песней, которой невозможно сопротивляться. Я и не сопротивляюсь.

- Какой?

- Это не тот вопрос! Ты выпил вино, а никак не можешь собраться с духом? - она нахмурила брови.

-Это будет нетактично.

- Что именно? Задать вопрос?

- Это неправильно.

- Что именно? Поцеловать меня?

- Это неприлично!

- Что именно? Трахнуть меня у себя дома?

Она встала и подошла ко мне, снимая блузку. Она была очень холодна. Как смерть.

А потом я снова ожил. Бабушкины старые часы тихо тикали в углу. Что-то бубнил оставленный включённым на ночь телевизор. Вторая подушка и чересчур смятые простыни подсказывали, что сегодня ночью я спал не один. А теперь она ушла.

Я не волнуюсь. Я спокойствие всего мира. Меня невозможно чем-то задеть, испугать, удивить. Я соль мира Отсылка к библейскому стиху Евангелия от Матфея 5:13: "Вы - соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям"..

Обрывок шестой

Стукнула входная дверь. Она вошла в комнату. Дым от её сигареты разнёсся по всей квартире.

- Не самый лучший секс, но ты меня удовлетворил, - она усмехнулась.

- Секс - понятие двоякое! Нельзя обвинить партнера в том, что секс понравился или не понравился, потому что в эту игру играют вдвоем. Ты такой же участник процесса.

- Согласна, - она подошла ко мне и поцеловала своими красными от помады губами. Поцелуй этот длился три минуты сорок две секунды. Потом она выпрямилась. Помада размазалась вокруг губ, и я ощутил её привкус во рту.

- Сотри помаду, - попросил я. Она взяла платок и провела им по поверхности губ. Её настоящие губы были бледно-красными, с еле заметной синевой, и потрескавшимися.

- Так лучше? - спросила она.

- Да. Как тебя зовут?

- Что имена? - она спросила глухо. - Зови меня Астаарта Астарта (греч. БуфЬсфз, Astбrtз) - греческий вариант имени богини любви и власти Иштар. В христианской традиции Астарта считается символом развратности и нечистоты языческой веры. Ветхозаветные пророки проклинали поклоняющихся Астарте и сулили им небесные кары. В древнем эпосе о Гильгамеше Астарта выступает в роли совратительницы героя..

- А меня... - начал я. Она прижала палец к моим губам. Она сказала:

- Я не хочу знать твоё имя. Через несколько десятков лет оно уйдет из моей головы, и останешься лишь ты. Такой, какой ты сейчас есть. Зачем нужны имена, если они не могут сказать ничего о том, кому они принадлежат. Когда ты смотришь на чью-то могилу, там написано: "Трофимов Александр Анатольевич". И что тебе это дает? Имена бессмысленны. Они всего лишь ярлыки на наших телах. Люди ходят и поклоняются ярлыкам на гранитных плитах.

Она тряхнула головой, и чёрные волосы упали на её лицо. Она откинула их назад.

- Люди отдают слишком много почестей мешкам с костями, которых уже начинают есть черви. Они придумали кучу правил для того, чтобы закопать эти мешки в землю. Но и даже после этого они не могут отпустить мертвецов. Они продолжают мучить и нарушать их покой своим постоянным вниманием. Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. Жизнь для живых Отсылка к библейскому стиху Св. Евангелия от Матфея 8:21-22: "Другой же из учеников Его сказал Ему: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: иди за Мною, и предоставь мёртвым погребать своих мертвецов"..

Я вспомнил о могиле своей бабушки. Я исправно ходил туда раз в полгода, чтобы поправить ограду и очистить могилу от всякого мусора. Я был неправ?

- Ты неправа, - заявил я упрямо.

- В чём же? - она улыбнулась нежно, с лёгкой примесью безумия.

- Я не знаю, но ты неправа.

Так мы познакомились.

На второй день нашего знакомства она перевезла ко мне все свои вещи.

На третий день она выкинула телевизор в окно.

На четвёртый день она разбила зеркало.

На пятый день она принесла пакет марихуаны.

На шестой день мы занимались сексом.

На седьмой день мы отдыхали.

И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал Книга Бытие 2:2,3.

Обрывок седьмой

- Мы Боги, - сказала она.

- Да? - спросил я.

- Да. Мы определяем те дни, когда мы хотим отдыхать, а в какие заниматься любыми другими вещами. Мы вольны сами определять свою судьбу.

- Сумасшедшая! - я засмеялся. - Ты просто сумасшедшая! Судьбу невозможно определить. Она сама определяет то, что с тобою случится.

- Правда? - она тоже засмеялась. - Тогда вставай, и я тебе все докажу.

Мы встали. Она накинула свой плащ, а я, как был в свитере и джинсах, вышел вслед за ней на улицу. Она ускорила шаг. Я тоже. Она побежала. Я тоже. Мы перебегали дорогу, когда чёрная Волга устремилась прямо на меня. Пять секунд до смерти. Три секунды до смерти. Это невероятное состояние невозможности выбора, когда на тебя надвигается автомобиль. Я оцепенело наблюдал за его приближением две секунды. И вдруг меня словно отпустило, и я осознал, что выбор есть. Секунда. Я отскочил в сторону, и Волга, едва не задев меня, проскочила мимо.

Она стояла и смотрела на меня с другой стороны дороги. Я подошёл к ней. Она снова пустилась бежать. Мы бежали со всей скоростью, на которую были способны. А впереди была ещё одна дорога. И по ней ездили машины. И я почувствовал удар, от которого потерял сознание.

Я открыл глаза. Надо мной был белый потолок. Дышать было больно, и невероятно болел левый бок. Видимо, были сломаны одно или два ребра. Она сидела рядом со мной и держала меня за руку.

- Это судьба? - спросила она.

- Что?

- Чтобы тебя сбила машина?

Я задумался.

- Конечно. Ведь первый раз я увернулся, и второй раз меня сбили. Конечно же, это судьба.

Она поморщила нос.

- То есть ты хочешь сказать, что ты первый раз обманул судьбу. То есть ты хочешь сказать, что на самом деле ты можешь ею управлять?

- Но! - торжествующе заметил я. - Машина меня всё-таки сбила, и судьба добилась своего.

- Но на какой-то короткий миг ты управлял своею судьбой. Почему ты думаешь, что не можешь делать этого постоянно? Когда люди говорят про спасшихся, а потом погибших: "Это судьба!", неужели они в это верят? Или они закрывают глаза на то, что первый раз судьбу всё-таки контролировали. А значит, это возможно и во второй раз. И в третий. Те, кто погибли, они просто не учли всех обстоятельств и не смогли спастись. Хотя и могли.

- Мы Боги! - воскликнул я.

- Правда, ещё ты забыл о важном моменте, - её глаза весело блеснули.

- О каком?

- Ты ведь сам выбежал на дорогу с несущимися машинами, - расхохоталась она.

Я закрыл глаза.

Обрывок восьмой

Я открыл глаза.

Она сидела рядом со мной. А за окном темнело.

Я не стал дожидаться официальной выписки, а просто оделся и сбежал вместе с Астаартой из больницы. На остановке стояли девять человек: двое юношей, трое мужчин зрелого возраста, одна девушка и три старухи лет шестидесяти. Подъехал автобус. Я шагнул вперёд. Затем сделал шаг назад. С презрением я наблюдал за давкой в автобусных дверях. А за мной наблюдала она. Одна старушка ловко пихнула локтем мужчину и прорвалась внутрь автобуса. Двое мужчин плечом к плечу попытались протиснуться сквозь двери. Вслед за ними забежала в автобус девушка, подгоняемая старухами. Мы смотрели на них с жалостью и презрением. Они напоминали стадо парнокопытных, которые всеми правдами и неправдами пытаются заполучить лишний кусок салата. Правда суета сих прямоходящих была направлена на то, чтобы получить место в автобусе. Мы медленно после всех поднялись по ступенькам автобуса, физически ощущая свое превосходство над слабым духом окружающих. Мест еще хватало, и мы сели.

В автобусе она снова заговорила.

- Мы Боги. Значит, никто не может указать, что нам делать. Ни Бог, коему мы равны, ни государство, ни любой другой человек.

- Подвинься! - довольно грубо сказал мне парень со спортивной сумкой на плече. Я ощутил внезапно приступ ненависти. Я равен богам, а он осмеливается вторгаться на МОЮ территорию. Тем не менее я подвинулся ближе к Астаарте. Она же отпихнула меня и сама отодвинулась так, что между нами оказалось место. Парень улыбнулся ей и сел между нами, широко раскинув ноги. Он что-то спросил у неё. А затем, спустя пять минут, они уже вместе чему-то смеялись.

Я ненависть. Я злоба всего мира. Я всесилен и могу убить кого угодно. Я соль земли.

Наша остановка. Мы вышли. Парень вышел вместе с нами. При выходе из автобуса он опередил меня и подал Астаарте руку. Ненависть переполняла меня, и мне казалось, будто бы её разряды хлещут вокруг меня подобно разрядам молний.

- Тебя проводить? - спросил парень Астаарту, поправляя на плече лямку спортивной сумки.

- А ты где живешь? - она улыбалась ласково и игриво. Он с некоторым удивлением заметил:

- Мы же только познакомились?

- Ты против? - она ему подмигнула. Он показал на меня:

- Я-то нет. А что ты думаешь о нём?

Она равнодушно поглядела на меня.

- По-моему, ему всё равно, - ответила она.

- Извини, - кивнул я в сторону парня. Затем взял её за локоть и отвёл в сторону. - Какого дьявола ты делаешь? - спросил я шёпотом.

- А в чем дело? - ответила она вопросом на вопрос.

- Ты прекрасно знаешь! - ответил я. - Я думал, что между нами что-то есть.

- Думал? - она ухмыльнулась. - Может, тебе нужно меньше думать? А может, дело в том, что самочка выбирает всегда того, на чьей стороне сила? Это правило сего мира: сильный да победит. Сильному принадлежит всё.

- Хорошо, - я пожал плечами. - Это твой выбор. Ты вольна уходить или приходить. Я не могу держать тебя силой.

- Прекрати! - гневно вскрикнула она. - Прекрати эту слезливую философию спаниеля. Перевернулся на животик и ждёшь, кто бы тебя погладил или пнул. Ты хочешь меня? Так дерись за меня и получи меня. Я иду за самым сильным. За самым весёлым. За тем, кто сможет меня завоевать. Хочешь быть со мной - завоюй это право. Будь самым сильным, самым весёлым, и не надо притворяться, как будто вовсе и не хочешь удержать меня. Будь лучшим из лучших, потому что это то, чего ты достоин!

Я опустил голову. Она молча ждала. Затем развернулась и пошла навстречу парню. Я смотрел ей вслед. Я догнал её и взял за локоть. Она вырвалась. Парень подбежал к нам.

- В чём дело? - он смотрел на меня с явным презрением. Он обратился к ней. - Если ты хочешь, уйдём от него.

- Она останется со мной, - заявил я голосом, полным ненависти.

Он шагнул ко мне. Он ударил меня в левую скулу, затем в правую бровь. А я думал о каждой из своих прошлых драк. Он ударил меня в переносицу. Кровь горячими каплями стекала к подбородку.

Первый свой бой я принял в школе. В седьмом классе. Их было двое. Я говорю про бой, а не про жалкие стычки, в которых нет никаких чувств. Меня ударили по щеке. Бог призывал подставить другую щёку, а я ударил в ответ. На меня что-то нашло, и на глаза упала пелена ненависти. Когда я пришёл в себя, я бил головой о своё колено одного из парней, а второй стоял чуть поодаль и держался за разбитый нос. Они получили своё, а потом мы даже подружились. Это было очень полезно для моей репутации.

Бой - это состояние невесомости и бесконечности. А потом ты приходишь в себя и осознаёшь, что у тебя разбита губа или нос или подбит глаз. Бой - это ощущение жизни. Пока ты бьёшься с противником, для тебя исчезает важность победы или поражения. Ты просто дерёшься. Все виды единоборств как один говорят о том, что необходимо подавить в себе гнев и ненависть к противнику. Ты должен быть в бою спокоен как змея и яростен как тигр. Состояние "Инь - Янь". Ярость в спокойствии и спокойствие в ярости. Это неправда. В бою самое важное это ненависть и ярость. Это то, что помогает победить.

Моя бровь была рассечена. Из носа непрерывно текла кровь. Губы распухли, а кожа на скуле лопнула. Он был сильнее меня и видимо занимался боксом или карате. А мне было всё равно. Я отрешился от боли и от всего земного. Я подавил в себе ненависть и гнев. Внезапно из царившей вокруг меня тишины, нарушаемой хлопками ударов, возник резкий голос. Её голос.

- Не уходи! Немедленно вернись! Ты должен драться. Должен победить. Ты должен научиться использовать свою ненависть!

Её голос навязывал мне свою волю. И я не мог противиться. Откуда-то снизу начала подниматься яростная волна ослепительного бешенства. Я был всем, а он - никем. Я еще сдерживался, но чувствовал, как ярость крушит последние заслоны моего разума. Моя ненависть выплеснулась через край. Внезапно я почувствовал себя очень легко и свободно, будто в меня кто-то вселился и знал, что делать. Я ударил его сначала коленом в пах, затем, когда он согнулся, я ударил его кулаком в затылок. Кровавая пелена упала на мои глаза. Я кусал его и царапал, будто дикий зверь. Я вырывал окровавленные куски мяса. И во рту я ощущал соленый привкус крови. Чужой крови. И ещё я ощущал дикое торжество победы.

Когда моё сознание прояснилось, я выяснил, что держу в своих руках уже давно не сопротивляющееся окровавленное тело. Меня пробрала дрожь. Я прижал ухо к его груди и прислушался. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Сердце стучит. Это хорошо. Я встал. Она ждала меня. Она кинулась ко мне, словно безумная и стала покрывать поцелуями моё израненное лицо. Она впилась в мои губы, причиняя невероятную боль и будто намереваясь высосать из них последние остатки крови. Я устал и хотел спать. Мы пошли домой.

Дома мы легли в постель.

- Что ты чувствовал? - спросила она.

- Ненависть, - ответил я. Я знал, что рано или поздно она заговорит об этом случае.

- Ты всё сделал правильно. Теперь я твоя, - она потёрлась щекой о моё плечо.

Я подумал о том, что мог бы и проиграть. Что я бы мог и потерять её. Или не мог? Теперь она была похожа на приручённую лань. Хотя скорее на пантеру. Посаженную на тонкий изящный поводок. И в любой момент этот поводок может порваться.

Обрывок девятый

- Ты не мог проиграть! - сказала она. - Тебе было за что драться. В тебе кипела ненависть. Дрался не ты, а тот демон, которому ты дал свой облик. Тот демон, которого ты вызвал своей ненавистью. Древние греки называли его Аресом, Богом войны, римляне - Марсом. На иврите его имя звучало как Абаддона. Ты не мог проиграть.

- Ты безумная стерва! - вскричал я. - Это ты заставила меня драться с ним!

- Ты должен осознать своё величие! - она засмеялась. - Человек может познать своё истинное величие лишь в бою. Твоя сила родит в других людях страх. Почему многие люди не осмеливаются драться с диким котом? Потому что он будет драться до последней капли крови. И даже крыса бывает очень опасна для человека. Когда ты осознаёшь, что стоит тебе начать драться ПО-НАСТОЯЩЕМУ, как тебя начинают бояться. А страх перед тобой - это первый шаг, который вознесёт тебя на вершину этого мира.

Страх. Все люди поклоняются этому идолу. Что было бы, если бы страха не существовало? Мы могли бы пройти по доске, положенной между крышами девятиэтажных домов, и благополучно упасть вниз. Мы могли бы давно использовать свой ядерный потенциал и взорвать эту планету к чёртовой матери. Страх необходим. Он необходимое условие нашего существования. Мы боремся за мир во всем мире, потому что боимся войны. Мы дарим льстивые улыбки окружающим, потому что боимся потерять свою репутацию. Мы выслушиваем упрёки нашего начальства, потому что боимся потерять работу. Мы ни за что не свяжемся с психом, в глазах которого горит ненависть и полное отсутствие страха. Словно в него вселился демон. Абаддона.

А я устал бояться. Я больше не могу испытывать страх. Мне нечего бояться, кроме предстоящего Суда.

Я должен её ненавидеть. Но я не мог. Я очень её хотел. Боже мой, до чего я хотел её тело. Я не прикрывался тем, что мне нужна её душа, что мне приятно её общество, что мне интересно с ней разговаривать. В тот момент мне просто нужно было её тело. И я взял её тело.

Я открыл глаза. Телевизора не было. Бабушкины старинные часы с кукушкой мерно делали свое дело.

Если бы у меня был телевизор... В смысле, если бы Астаарта не выкинула его в окно, тогда гнусавый голос диктора сейчас бы доносился до моих ушей:

- Вчера вечером в реанимационное отделение больницы Љ3 был доставлен зверски избитый молодой человек двадцати трёх - двадцати пяти лет. Состояние критическое. При себе документов молодой человек не имел, но была обнаружена сумка со спортивной формой. Просьба посмотреть на фото на экране. Опознавших просим позвонить по телефону...

Я посмотрел бы на теперь несуществующий экран. Там находилось бы фото парня, сделанное на скорую руку. Но даже на плохой фотографии было бы видно, что красавчиком ему уже не быть. Я бы ощутил мимолетный приступ гордости и некоторого недоверия к себе. Это я его так отделал?

- Это Абаддона, - шепнула Астаарта, обнимая меня сзади за плечи. - Это не ты. Не жалей его.

- Я и не жалею, - ответил я. Это было правдой. Я пытался нащупать в себе хоть что-то, напоминающее жалость, но это не удалось.

- Мы Боги! - сказала она. - Мы контролируем судьбу и заставляем в страхе дрожать других людей.

- Мы Боги, - повторил я. Это уже не было торжествующей фразой. Это была констатация факта. Я принял свою божественность как нечто само собой разумеющееся.

Она поднесла к моим губам папиросу, набитую травой. Я затянулся, и в лёгкие прошла горькая порция дыма. Все вещи в квартире внезапно обрели яркость и чёткие контуры. Мои мысли начали носиться взад и вперёд, обгоняя друг друга. Я блаженно улыбнулся.

- Кайф.

Причиной утешения может быть как добрый ангел, так и злой, но для противоположных целей: добрый для успеха души, чтобы возрастала и шла от хорошего к лучшему; злой же ангел - для противоположного, чтобы затем привлечь её к своему превратному намерению и лукавству Отрывок из "Духовных упражнений" ("Exercitia Spiritualia") святого Игнатия, одобренных Папой Павлом III 31 июля 1548г.. Так говорит Игнатий Лойола.

Обрывок десятый

Она хихикнула.

- Вчера ты принес мне жертву. Ты меня любишь?

- Что за глупости ты говоришь? - шутливо-серьезно ответил я. - Я тебя ненавижу! - и я не знал, сказал ли я это в шутку или на самом деле.

- Язычник! - воскликнула она. - Ты поклоняешься тому, кого ненавидишь!

- Я поклоняюсь лишь себе, - ответил я. - Только в себе я вижу Бога. Никого нет прекрасней и лучше меня.

- Запомни это, - она внезапно перешла на серьёзный тон. - Запомни это и напиши огненными буквами в своём сердце. Никто не смеет говорить или думать, что он лучше тебя.

В моем сердце огненными буквами прорезались её слова. И её образ.

Я открыл холодильник и окинул задумчивым взглядом жалкие пищевые остатки.

- Сегодня мы остались без завтрака, - констатировал я.

- Ты же не хочешь сказать, что я сегодня не позавтракаю? - она наморщила лоб. С её ресниц посыпалась тушь. Глаза её были холодны и неумолимо жестоки. - Из всех грехов чревоугодие мой самый любимый.

Я пожал плечами.

- Если это так, то почему же ты не большая, жирная и толстая, а такая худая, что я постоянно упираюсь в твои ребра?

- А вот это уже другой грех, - она подняла палец кверху и поучительно заметила. - Гордыня! Мой второй любимый грех. Он запрещает мне есть настолько много, что в результате этого я потеряю свою внешнюю привлекательность.

- Наши дискуссии не наполняют наш желудок, - заметил я с иронией.

- Тогда иди и принеси что-нибудь.

Что мне оставалось делать? Я пошел и принес еду.

- Это ты называешь едой? - её глаза засверкали яростью. - Пакет пельменей! Палка варёной колбасы! Два помидора, огурец и буханка хлеба! А где вино? Где десерт? Фрукты? К чертям варёную колбасу, - она швырнула её в меня. - Я хочу салями, причём лучшую! Ты рассусоливаешь что-то о том, как ты крут. Ты говоришь о своей божественности? Разве будут боги жрать такую пищу? Иди и принеси пищу, достойную богов!

Я молча развернулся и вышел.

Я злобно скрипел зубами, пока спускался вниз по лестнице.

Я вышел на улицу. Шёл дождь. Я знал, что я должен делать. Всё, что находится в этом мире, принадлежит мне. Я Князь мира сего. В полутьме арки я разглядел движение. Я ускорил шаг и залетел туда, как разъярённый вихрь. Двое бритых наголо подростка удивленно посмотрели на меня. Один из них спросил:

- Друг, курить есть?

- Я тебе не друг! - злобно оскалился я.

- Хорошо! - он развел руки в стороны, показывая, что не собирается ничего предпринимать. Тогда я вплотную подошел к нему. Он должен был почувствовать моё дыхание. Дыхание зверя. Я почувствовал, как у меня поднимается верхняя губа, обнажая звериный оскал. Наверное, именно так чувствуют себя оборотни или вампиры. Но я ведь нормальный человек? Спиною я чувствовал страх второго парня. Он не осмелится приблизиться ко мне. Он панически боится того, из чьей груди вырывается звериный рык.

- Деньги. Живо! - я сам начал обшаривать его карманы. Взял бумажник. Повернулся ко второму. - Я сказал живо!

Второй парень что-то пробормотал и кинулся бежать со всех ног. Я с усмешкой посмотрел ему вслед. Моя рука наткнулась на какой-то предмет на поясе паренька. Я посмотрел вниз. Пистолет. Я выхватил его и ткнул им ему в шею.

- Бежать, - сказал я парню. Он помчался со всех ног. Как же он был напуган, если даже не схватился за этот пистолет? Я посмотрел на стальной ствол. Это была простая пневматика, которая с близкого расстояния способна прострелить чью-нибудь башку. Детские игрушки нашего времени. В целом пистолет производил впечатление настоящего и смахивал на "Беретту". Я осмотрел бумажник. Жалкие пять сотен рублей. Я переложил их себе в карман, а бумажник выкинул. На сегодня этих денег должно хватить.

Я взял фруктов и вина. А ещё мороженого. Я вернулся домой.

Обрывок одиннадцатый

Она сидела у окна и курила. Одна створка окна была открыта и дождевые капли падали на подоконник и на пол, рядом с ним. Взгляд её был задумчив. Она мельком взглянула на меня и затянулась. За окном начинался осенний листопад.

- Почему ты постоянно куришь? - спросил я.

- Не знаю, - пожала она плечами. - Мне нравится горький дым сигарет. Он очень похож на правду.

- Ты ни разу не хотела бросить?

- Нет. Ни разу. А смысл? Я ненавижу людей, который хотят бросить и мучаются из-за каждой выкуренной сигареты. Они хотят бросить, но не могут. Я могу бросить, но не хочу. На каждый грех следует идти осознанно, с полным пониманием последствий. А быть рабом греха - это значит потерять свою свободу. Я могу быть гордой именно потому, что знаю, что могу быть и смиренной. Я могу позволить себе употреблять наркотики, потому что знаю, что могу в любой момент от них отказаться. Если бы хотя бы тень сомнения промелькнула в моей голове о том, что я стала рабой своих страстей, я бы тут же от них отказалась. В этом истинная свобода, - она затянулась сигаретой.

- О какой свободе ты постоянно говоришь? - возмутился я. - Нет никакой свободы в этом долбаном мире. И нет никакой свободы за его пределами.

- Есть, - она сказала это чётко, выговаривая по буквам. - Это свобода выбора. Она есть всегда. В этом мире. И за его пределами.

- Замечательный выбор, - горько усмехнулся я. - Пребывать вечно в геенне огненной.

- Ты жалеешь? - она не поверила своим ушам. - В таком случае, почему бы тебе не возвратиться назад?

- Это невозможно. Ты сама знаешь.

- Нет. Не знаю. Объясни, - её лицо скривилось в ироничной усмешке.

- Вернуться к Богу можно лишь через любовь. Если я вернусь к Нему в страхе, это будет лишь льстивая попытка подмазаться к Его славе. Я не смогу честно славить Его и не смогу быть с Ним на небесах, потому что я пришел к Нему лишь из-за страха погибнуть в Аду. К Богу можно прийти, лишь любя Его всем сердцем своим. У меня же в сердце нет и не будет к Нему никакой любви.

- Ты ведь искренне веришь? - она спросила это тихо и даже как-то беззащитно.

- Да, - так же тихо ответил я. - Я верю более, чем многие в Церкви.

- Иногда, верить - это так больно... - в уголках её глаз засверкали слёзы. - Вера, без души - это гораздо хуже, чем мёртвая вера.

Я подошёл к ней и обнял. Она понимала меня. А я понимал её. На всё другое нам было наплевать. За окном раскатисто прогремел удар грома. Ветер схватил несколько листьев и швырнул к нам в окно.

- Ты видишь! - она закричала, и её волосы развевались на ветру. В глазах плясали бешеные огни. - Он тебя любит! Он скорбит о тебе! Ты Его потерянный наследник!

В почерневших небесах промелькнула молния.

- Я давно уже отрекся от Его любви, - в ответ ей закричал я. Во мне бушевало нечто яростное и весёлое, и оно требовало выхода. - И что Христос мне? Он не более чем Бог! А я ничем Его не хуже! Богом нас делает свобода! Свобода выбора! И я, и ты, мы равны Богу. И то, что нам гореть в Аду, лишь смешит меня. Пусть мне страшно, но это страх я выбрал сам!

Она засмеялась во весь голос. А в тон ей захохотал и я. Наши голоса сплетались с ударами грома, а вокруг нас буйствовали отсветы молний. Она посмотрела на меня. Она улыбалась, и улыбка её вмещала все богатства мира.

Нас было двое.

К январю нас стало трое.

Обрывок двенадцатый

Он вошел в нашу жизнь стремительно и внезапно, как молния. Он был весел и постоянно искрил от своей энергии. Она давно уже называла меня Ариман Ариман (древнеперсид. "Ahriya mainyus") - бог зла в религии древнего Ирана, зороастризме. Он источник зла, несправедливости, всех вредных сил природы; во всякое доброе начинание он может заронить зерно зла. Ему подчинены все другие злые духи., и никак не объясняла свой выбор этого имени.

- Ты должен быть достоин меня. И, поверь, это имя как нельзя кстати подходит к моему имени, - так говорила она. Обряд посвящения этому имени происходил в моей же комнате под оглушительный грохот тамтамов, доносящихся из моего старенького музыкального центра. Мы были в наркотическом дурмане, и она крикнула мне:

- Ты должен быть крещён!

- О чем таком ты говоришь? - крикнул я в ответ.

- Иисус крестился сам и крестил других Святым Духом и водой. Духом ты уже крещён при рождении...

- И отнюдь не Святым! - захохотал я. Она остановилась и посмотрела на меня.

- Неправда, - сказала она. - Именно Святым Духом ты крещён в жизнь вечную, а отказом от него ты крестил себя в вечную смерть. Для того чтобы стать истинно свободным, необходимо сначала познать, что есть рабство. Ты должен осознать, что ты раб. И принять свою свободу. Но кроме отречения должна быть кровь и боль.

- Кровь и боль? - я засмеялся. - Что же может быть проще?

Она протянула мне нож. Я был пьян от наркотиков, и почти не осознавал своих действий.

- Делай так, как считаешь нужным, - сказала она. Я взял нож.

- Не бывает прощения без крови. И не бывает отречения без боли.

"Да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения" Послание к Евреям 9:22.

Я полоснул ножом по предплечью. Боль огненной линией прожгла руку. Звуки тамтамов разрывали мою голову на части. И посреди этого мне ясно слышались чьи-то слова.

Мы заключили союз со смертью и с преисподнею сделали договор: когда всепоражающий бич будет проходить, он не дойдет до нас, потому что ложь сделали мы убежищем для себя, и обманом прикроем себя В Исаия 28:15 слова пророка Исаи, обвиняющего Ефремлян: "Так как вы говорите: "мы заключили союз со смертью и с преисподнею сделали договор: когда всепоражающий бич будет проходить, он не дойдет до нас, - потому что ложь сделали мы убежищем для себя, и обманом прикроем себя".. Нет правды в Хаосе, потому что изменчивость сама суть его. Скажешь правду - вмиг изменится она и превратится в ложь, потому и нет правды в хаосе!

Ещё одна кровавая линия появилась на моём предплечье.

Клятва и обман, убийство и воровство и прелюбодейство крайне распространились, и кровопролитие следует за кровопролитием Осия 4:2.

Злодейством своим мы будем сыты и да веселятся цари и князи от наших речей Осия 7:3: "Злодейством своим они увеселяют царя и обманами своими - князей"..

Мы же говорим, нет на нас греха и лжёт сказавший обратное. Наказание ему - презренье от всех нас. Лишь слабый может признать себя виновным.

Пугали гневом божьим с неба на всякое нечестие и неправду, которые делали мы, дабы подавить истину Нашей правдою. Но, что можно знать о боге, явно для нас, потому что он сам явил Нам.

Но Мы, познав бога, не прославили его как бога и не возблагодарили, но ушли от него в умствованиях своих, и мраком покрылось сердце Наше.

Еще один всплеск боли донёсся от моей руки. Кровь тяжёлыми каплями начала капать на пол.

Называя себя безумными, обрели мудрость, и блеск мёртвой славы совершенного бога изменили в образ, подобный Нам, и поставили не его, а Себя превыше всего, - за то и оставил нас бог.

Мы заменили истину божью Своею правдою, и поклонялись, и служили Самим Себе вместо творца, которого проклинали во веки.

И Мы не заботились иметь бога в разуме. За то и исполнены Мы всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Мы знаем праведный суд божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делаем, но и делающих одобряем. И никогда не просим прощения, потому что не считаем себя виновными ни перед кем.

Я ударил себя ножом по предплечью. В моей душе пела дикая ярость свободы.

Мы совратились с пути божьего, до одного негодны; нет делающего добро среди Нас, нет ни одного. Гортань Наша - открытый гроб; языком своим обманываем; яд аспидов на губах Наших. Уста Наши полны злословия и горечи. Ноги Наши быстры на пролитие крови; разрушение и пагуба на путях Наших; Мы не знаем пути мира. Нет страха божьего перед глазами Нашими. И отвергаем правду божью о прощении. Отвергаем и проклинаем имя бога. Аминь! Текст, обратный по смыслу тому, с которым обращается святой апостол Павел в 3 главе библейского послания к римлянам.

Последний удар. Последний всплеск боли. Тамтамы затихли. Кровавые линии опоясали мою руку и стекали вниз. На моем предплечье кровавыми линиями была выведена пятиконечная звезда Пятиконечная звезда, представляющая собой правильный пятиугольник, стороны которого продолжены до точек пересечения, называется пентаграммой. В труде Элифаса Леви "Учение и ритуал Высшей магии" указано: "Пентаграмма с двумя восходящими концами представляет Сатану в виде козла на шабаше".. Только теперь я понял, что за голос говорил все это время. Это был мой голос.

Послышался тихий, как вздох, голос Астаарты:

- И да будет имя твое Ариман.

Теперь нас трое. Его имя - Маммона Мамона (также маммона), греч. мбмщнбт, лат. Mammona - используется в христианстве как олицетворение богатства, от служения которому предупреждаются все верующие. В Евангелии от Матфея 6:24: "Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне".. И на его предплечье красуется пятиконечная звезда. Я не знаю, почему мы выбрали именно этот знак. Никто из нас этого не знал. И я не знал, почему наши имена - это имена демонов Ада. Или знал, но не хотел признать этого перед самим собой.

Обрывок тринадцатый

На улицах мела метель, задувая за шиворот сотни крохотных снежинок. Астаарта шла в расстёгнутом плаще, без головного убора. Я шёл рядом. На мне было серое пальто без единой пуговицы. Оно вздымалось за моей спиной серыми крыльями. На голове у меня также ничего не было. Мы просто шли и молчали. А впереди показался молодой паренёк с кипой книг в руках. Его белокурые волосы развевались из-под шапки. Лицо было красивым и слегка высокомерным.

- Вам не жарко? - спросил он с иронией, проходя мимо.

- Нет, - ответил я. Я бы мог и не удостоить его ответом, но не удержался.

- А знаешь в чём секрет? - спросила Астаарта парня. Тот молча помотал головой. Она улыбнулась своей вечно безумной усмешкой. - Главное иметь горячее сердце. Тогда никакой мороз не страшен.

Мы направились дальше. Он нагнал нас минутой позже.

- А как это? - нерешительно начал он. - Как это - иметь горячее сердце?

- Это значит слегка подогреть его в духовке, - смеясь, ответил я.

Он насупился.

- Издеваетесь?

Я посмотрел на него. Он на меня. С удивлением я заметил, что в его глазах горело искреннее желание присоединиться к нашей тайне. Он услышал те слова, которые задели его, и он хотел понять их смысл.

- Так как? - спросил он. В его голосе не звучала ирония и злоба, а только легкое сожаление об упущенной возможности приоткрыть тайну.

- Вечный огонь ада согревает моё сердце, - ответил я.

Он не удивился и не нахмурился. Даже тени удивления не было на его лице. Он провёл рукой по светлым волосам, откидывая их с лица.

- И ты не жалеешь об этом? - спросил он.

Я молча пожал плечами. Внезапно в его глазах я увидел тот страх и ту боль, которые мы носили в себе уже долгое время. Мы трое стояли молча. А вокруг назад скользили тени. Менялись судьбы мира.

- Вы сатанисты? - спросил он наконец.

Мы переглянулись и рассмеялись. Мы никогда всерьёз не задумывались над этим.

- Нет! - ответила Астаарта. - Мы не сатанисты! Они те же христиане с теми же обрядами, только наоборот. Мы выше тех и других! Мы свободны от их предубеждений! Мы вольны ходить в церковь или не ходить в неё! Мы вольны совершать Чёрную Мессу или не совершать её. Нам всё равно. Мы свободны! Для нас не существует правил, кроме одного: делай, что хочешь, и не задумывайся о последствиях. Сегодня мы можем пройти мимо нищего и подать ему милостыню, а завтра ограбить и изнасиловать молодую леди. Мы не христиане. Мы не сатанисты. Мы выше их. Мы - демоны!

Я удивлено взглянул на неё. Это было что-то новенькое. До сих пор она называла нас богами. Затем я посмотрел на парня. Он тоже выглядел ошеломлённым.

- Из какой больницы вы сбежали? - наконец спросил он. - Демоны?

Астаарта пожала плечами:

- А чему тут удивляться? Значение слова демон - "полный мудрости". Когда древние греки рассуждали о падших ангелах, они говорили не "демон", а "какодемон". В отношении же доброго ангела они употребляли выражение "эудемон". А мы просто Демоны, - она засмеялась, глядя на его удивление. - Моё имя Астаарта, а его, - она кивнула в мою сторону, - Ариман.

- Это ведь не ваши настоящие имена? - спросил парень.

- А что можно назвать настоящим в этом мире? - ответила Астаарта вопросом на вопрос. - Я вижу: ты настоящий. Поэтому мне не нужно твоё имя, потому что оно лишь бирка на мешке с костями. Мне нужно имя твоей души, чтобы после смерти я могла узнать тебя.

Он наклонил голову. Тень опустилась на его лицо.

- Пойдём с нами, - внезапно предложил я.

Он поднял голову.

- Куда? - спросил он.

- А не всё равно? - ответил я. - Ведь конечная цель нашего пути одна.

Я угадал. Он снова опустил голову. Он был такой же, как и мы. Словно отмеченный некой мрачной печатью.

Обрывок четырнадцатый

Мы сидели молча у меня в комнате и пили вино. Оно было тёмно-красным и напоминало кровь. Астаарта переоделась в длинное белое платье, которое подчёркивало бледность её кожи. Теперь она встала и стала кружиться в медленном вальсе под печальные звуки классических мелодий.

- Знаете, - вдруг сказал парень, - это неправильно.

- Что? - спросил я.

- Если мы... то есть, если вы демоны, то вы знаете, что уготовано вам в конце пути?

- Конечно, - горько усмехнулся я.

- Почему вы не пытаетесь вернуться?

Я вздохнул, а Астаарта принялась еще яростнее кружиться по комнате. В одной её руке был бокал с вином, а второй рукой она размахивала в такт музыке.

- Скажи мне: Бог есть любовь и прощение?

- Да, - ответил он твердо.

- Тогда почему он не может простить того, кто больше всего в этом нуждается? Почему он не может простить своего первого падшего ангела? Ты хочешь принести в этот мир любовь?

- Очень хочу.

- Тогда молись за того, кто ввергает этот мир в геенну огненную. Молись за убийцу мира.

В растерянности юноша задумался. Наконец решительно тряхнул головой.

- Вы же знаете, что Бог вас примет назад, - его голос окреп. - Я сам ушел из Церкви, но вот уже месяц как я снова на пути к Богу. Я просто попросил прощения, и он простил меня. Если вы попросите, он вас тоже простит.

Я сжал кулаки. Астаарта кружилась в безумной пляске, роняя по пути стулья. Парень заворожено следил за ней. Затем он тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения.

- Вот, - сказал он, доставая из кипы своих книг Библию. - Смотрите, что здесь написано...

Я наклонил голову. В моих ушах зазвенело. Наверно это Астаарта сбила на пол один из бокалов.

- Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную... Св. Евангелие от Иоанна 3:16.

- Остановись! - вырвалось у меня.

Астаарта замерла. Бокал в её руке лопнул, и вино, смешанное с кровью, пролилось на её платье. Её губы дрожали. Глаза угрожающе потемнели. Она с трудом улыбнулась.

- Он тебя простил? - она жестоко ухмыльнулась. - А ты его простил?

- Я? - растеряно спросил парень. - За что?

- Как за что? За мучения пророков и святых! За сотни тысяч жизней, украденных им у младенцев в Египте! Астаарта говорит о том, что описано в библейской книге Исход 12:29: "В полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле своем, до первенца узника, находившегося в темнице, и все первородное из скота". За мучения Иова! Персонаж библейской книги Иова. По разрешению Бога, чтобы испытать его праведность Сатана лишает его всего богатства, всех слуг и всех детей, а когда и это не поколебало Иова, то Сатана поразил его тело страшною проказой. Болезнь лишила его права пребывания в городе: он должен был удалиться за его пределы и там, скобля струпья на своем теле черепком, сидел в пепле и навозе. Все отвернулись от него. За каждую пролитую им кровь! У него, видите ли, не бывает прощения без крови!

- Творец! - прокричала она, упав на колени и подняв голову и руки к потолку:

Анафемы как грозная волна

Несутся ввысь к твоим блаженным серафимам!

Под ропот их ты спишь в покое нерушимом,

Как яростный тиран, упившийся вина!

Творец!

Затерзанных и мучеников крики

Тебе дрожащею симфонией звучат!

Ужель все крики их, родя кровавый чад,

Не переполнили еще твой свод великий? Стихотворение "Отречение Святого Петра" французского поэта Шарля Бодлера, вошедшее в сборник "Цветы зла".

Музыка вторила её словам раскатистыми аккордами. Астаарта повернула голову в сторону нашего гостя и грозно сверкнула глазами.

- Итак, - спросила она, - Ты готов?

- К чему? - спросил он дрожащим голосом.

- Ты знаешь! - ответила она. - Именно поэтому ты пошёл за нами. Именно это ты хотел увидеть и услышать. Да! Ты не один мятежный дух. Мы знаем, как тебе тяжело! Но ты не один. Ты ушел от Бога, потому что видел несоответствие между Его любовью и Его поступками.

- Но... Иисус умер за людей, - робко возразил гость.

- А сколько людей умерли за Бога? - опровергла Астаарта. Я восхищался ею. Она была настоящим демоном-искусителем. Она знала, что хочет услышать каждый из нас. Она была прекрасна.

- Но... люди... Люди первые согрешили перед Богом.

- Грех - это дословно "мимо цели" Греки обозначали понятие греха словом бмЬсфзмб (бмбсфЯб), означающим "промах, погрешность, провинность", либо синонимичным ему словом рбсЬрфщмб; а иудеи - словом "хэт" (непреднамеренный грех) - "промах".. Мимо цели, поставленной Богом. Ты хочешь и впредь быть рабом? Тогда убирайся отсюда! - гневно крикнула она. - Ты был приглашен как свободнорожденный, но если ты хочешь оставаться рабом, то убирайся прочь.

Наш гость встал и медленно пошел к двери.

- А пока ты не вышел на улицу, - продолжила Астаарта уже более тихим голосом, - Подумай над следующим: спасутся лишь сто сорок четыре тысячи избранных Отсылка к библейскому отрывку из Откровения Иоанна Богослова 7:4: "И я слышал число запечатленных: запечатленных было сто сорок четыре тысячи из всех колен сынов Израилевых".. Остальные погибнут в адском огне. Ты уходишь к Нему потому, что ты Его действительно настолько любишь, что готов оправдать все его поступки? Ты ведь уверен, что у тебя не возникнут сомнения и до конца своей жизни ты проживешь в согласии с Богом. Иначе, глупо было бы потерять время на этом свете и вечность на том свете.

Он взялся за ручку двери.

- Ты ведь уходишь не из-за страха? Не из-за боязни погибнуть в Аду?

- О чём ты мечтаешь? - внезапно спросил я.

Он остановился. Обернулся. Прищурился и улыбнулся.

- Я мечтаю о том времени, когда я попаду на небеса и встречусь с Ним. Первую тысячу лет я буду задавать Ему вопросы обо всем, а затем возьму Его за руку и пройду пешком по всей вселенной.

Я кивнул и мрачно улыбнулся в ответ.

- Если от вселенной к тому времени что-нибудь останется. Иди.

Астаарта посмотрела на меня. Затем на него. Тоже кивнула.

- Иди.

- Пока! - сказал он, открывая дверь. - Я буду за вас молиться.

Обрывок пятнадцатый

За дверью стояла чья-то тень.

- Пропустишь? - раздался чей-то громкий голос. Наш гость бочком выбрался из дверей, и его шаги раздались на лестнице. А в нашу комнату вошел еще один Гость. Он был полной противоположностью тому, кто вышел. У него были черные волосы, зелёные глаза. Лицо было ассиметричным и некрасивым. Одет он был в офисный костюм. Синий пиджак, серые брюки, голубая рубашка, красный галстук. На вид ему было лет двадцать пять - двадцать семь. Зелёные глаза пристально смотрели на нас.

- Я случайно услышал ваши рассуждения. Можно присесть? - не дожидаясь ответа, он прошёл внутрь комнаты и сел в кресло. - Продолжим знакомство?

- Продолжим, - высокомерно кивнул я. - Чай? Кофе? Кофе нету!

Он рассмеялся громко и раскатисто.

- У вашей дамы с руки течёт кровь, - он достал платок и передал его Астаарте. - Вообще-то я бы не отказался от вина.

- Вино всё выпили, - пожал плечами я. Нельзя сказать, что гость мне не понравился. Просто, раз уж я начал играть в высокомерие, то следует продолжать в том же духе.

- Одно мгновение, - предупредил он, исчезая за дверью.

Мы с Астаартой растеряно переглянулись.

- А вот и я, - раздался его голос. Гость вошел, держа в руках две бутылки с хорошим французским вином. В ответ на наши удивленные взгляды он заметил со спокойной улыбкой. - У меня дома есть небольшой запас. Я привез из Франции.

"Мажор!" - подумал я с презрением.

- Я знаю, о чём вы думаете, - сказал наш гость.

- О чём же? - скривил я губы.

- Вы считаете, что я кичусь перед вами своим материальным положением, но это не так.

Астаарта попробовала вино. Улыбнулась и, смешно наморщив нос, заметила:

- Очень вкусное. И настоящее.

Он кивнул.

- Я очень люблю хорошие вещи. Хорошую еду, хорошие вина. Я люблю этот мир за то, что в нём есть подобные вещи. На мой взгляд, несправедливо наказывать человека за его привязанность к этому миру. Как вы считаете?

Возникла пауза. Когда он понял, что мы не собираемся отвечать, то продолжил:

- Если честно, для меня были сюрпризом те слова, которые вы говорили гостю, который ушел от вас. Не будет нескромным вопрос: кто вы такие? У вас какая-то секта?

Мы расхохотались.

- Она Астаарта, - я ткнул пальцем в нее. Затем в себя. - А я Ариман. И у нас нет никакой секты.

- Так же, наверное, говорили первые апостолы друг другу и римлянам, - заметил он. - А всё потому, что у них действительно не было никакой секты. Ведь то, что они делали, это была их жизнь.

Он помолчал. Затем продолжил:

- Вам не кажется, что главной задачей тех, кто отрекся от Господа, является наслаждение жизнью в этом мире? Ведь на том свете нам ничего не светит, - он залпом допил своё вино. - Кто может быть более деятелен, сообразителен, жесток и изобретателен, как не человек, которому нечего терять? Такие люди опасны, - он ухмыльнулся. - Ведь именно они двигают мир.

Мы опасны. Мы дикие животные. Сразись с диким котом - и почувствуешь разницу между диким и домашним миром. В нашем уютном домашнем мирке нас окружают вещи, овеянные теплом домашнего уюта. Они добры, теплы, радушны ко всем. Они заканчивают свой жизненный цикл, и о них никто не вспомнит. Мы же оставим о себе тёмную память на долгие века, потому что нам нечего терять.

- Итак, я бы хотел узнать, чего же вы хотите? - упрямо произнес я.

- Прошу прощения, с этого я и должен был начать разговор! - почти ласково извинился гость. - Я юрист и ищу одного человека, - он открыл блокнот в дорогом переплете. - Его имя...

Его имя полностью совпадало с моим именем. Стоило ли удивляться?

Обрывок шестнадцатый

- Кто-то хочет со мной судиться? - достаточно грубо спросил я.

Гость рассмеялся. Рассмеялся искренним смехом, который так нравится людям. Но в его смехе слышалась какая-то незавершенность. Искренность и ласковая нежность этого смеха на какой-то ноте просто обрываются жестким смешком. Но и это тоже располагало к нему.

- Нет, судиться с вами никому не хочется, - ответил он. - Собственно, я так думаю, что вас можно поздравить.

- С чем?

- Насколько я могу судить по своим документам, ваши родители попали в автокатастрофу с летальным исходом... - тут он глянул на меня и его лицо приобрело растерянное и озабоченное выражение.

Я оцепенел. Прислушался к своим чувствам.

- Поздравить? - хрипло спросил я, вставая.

- Хм... Простите мне моё отсутствие такта! - воскликнул гость. - Я думал, что вам уже сообщили. В таком случае, прежде всего, позвольте посочувствовать.

В моих висках стучала кровь. Голова как будто разрывалась.

- И всё-таки, - продолжил он. - Я здесь совсем по другому делу. Ваши родители сделали несколько очень удачных инвестиций. И реорганизация в акционерном обществе привела к тому, что вы на текущий момент являетесь счастливым обладателем нескольких миллиардов рублей и владельцем маленького нефтяного бизнеса.

Я слушал и не верил своим ушам. Затем я попытался заплакать. Затем - сдержать улыбку. Через мгновение я хохотал во весь голос.

- Уважаемый! - закричал я. - Так тащите ещё своего грёбаного вина, мы будем обмывать счастливые обстоятельства моей жизни.

Может быть, кто-то меня осудит. Но разве Иисус не сказал: "Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов"? Землю - живым! Если человек умер, то глупо лить слёзы по этому поводу. Можно плакать, что ты не достаточно с ним общался, что ты сделал много ошибок в общении, что ты не успел к дележу наследства. Но смерть как таковая не стоит слёз.

Каждый раз, когда я бываю на похоронах, мне приходится выдавливать из себя слёзы. Я слышу по углам шутки на тему молодых вдов, я вижу пьяные довольные рожи соседей по столу, я ощущаю запах секса в гостевых кроватях ночью. Ничто так не возбуждает мысли о жизни, как смерть.

Мы пили вино. Ночь проходила в бессвязных разговорах ни о чем. Вдруг наш гость заметил:

- Мне было бы очень интересно с вами общаться и далее. Если вам это интересно, то я мог бы быть вашим, так сказать, поверенным в делах бизнеса.

- Зачем мне это? - спросил я.

- Потому что у меня большой опыт общения с деньгами, - ответил он.

- Большой? - зачем-то уточнил я.

- Очень! - улыбнулся гость в ответ. - Вы даже не представляете насколько.

Показалось мне, или в его улыбке виделась горькая усмешка?

- Кроме этого, я знаю многих лиц, достаточно влиятельных, чтобы обеспечить уважение не только к вашему капиталу, но и к вам лично. Капиталы, знаете ли, в нашей стране, как и в любой другой, требуется охранять. Итак, что вы об этом думаете? - спросил Гость.

Сказать, что мы думаем о том, чтобы надеть приличную одежду, войти в светское общество, завязать знакомства и начать зарабатывать приличные деньги? Думаю, любой на нашем месте сделал бы тот же выбор, что и мы.

- Почему вы, - я подчеркнул "вы" этаким тоном, полным уважения и холодности одновременно. - Почему вы предлагаете это нам?

- Я задам тебе один вопрос: какие последствия для России будет иметь легализация марихуаны?

Я немного растерялся, но в течение нескольких секунд пришел в норму, и мой мозг заработал в полную силу.

- Легализация марихуаны вызовет большой приток денежных средств в казну государства, поскольку большая часть денежного потока сегодня скрыта от правительства, а при легализации эти денежные средства будут облагаться налогами и сборами.

Все-таки не зря я учился в институте. Хотя до конца я никогда не понимал общепринятой системы образования. С учетом тех денежных средств, которые я выкладывал (а точнее мои родители), я бы мог получить тот же самый (и даже больший) объём информации, сидя в публичной библиотеке, иногда глядя на проходящие мимо юбки. Обычно люди учатся, чтобы получить бумажку - "диплом", а затем, свято веря в своё светлое будущее, работать на уровне младших менеджеров или еще хуже. И говорить: "Мне повезло. Я работаю в Офисе. Я буду работать в Офисе до конца жизни". Магическое слово "офис".

- Ты все сказал правильно, - заметил наш Гость. - Еще один вопрос. Как ты опишешь проституцию?

- Древнейшая из профессий, - ответил я. - Между прочим, весьма нужная. Если бы не они, маньяков на улице уж точно было бы раза в два больше.

- Вот поэтому вы мне и подходите, - улыбнулся Гость. - Большинство людей думает нормами общественной морали, которую вы полностью отрицаете. Легализация марихуаны и проституция - это плохо. Они всё видят в двух цветах - белом и чёрном. Вы видите практическую сторону дела. Вам всё равно, какой вред может причинить нанесенное вами разрушение, если оно не коснется вас самих. Для вас самое главное - получить удовольствие в этой жизни, поскольку обещание вечной жизни вас не касается.

Мы согласились с ним. Он был Иным. Не таким, как все. Имя ему было Маммона, ибо везде он видел деньги. Вместе с ним мы обрели настоящий вкус к жизни. В его жизни все устроилось само собой. Отец при Союзе курировал одну из нефтедобывающих компаний, а после развала СССР сделал ход конем и стал во главе компании. Маммона стал во главе юридического отдела. Впоследствии юридический отдел вышел из подчинения главной компании и зарегистрировался в отдельную фирму. Ещё позже Маммона юридическим путем отобрал у отца компанию. Отцу оформил небольшой домик в деревне, снабжая его всем необходимым. Так что у Маммоны всегда были деньги и влияние. И, что самое главное, он был готов предоставить и то и другое в наше пользование.

Обрывок семнадцатый

Первое, что мы сделали, это пошли все вместе по магазинам. Астаарта устроила из этого целое шоу. Она корчила смешные рожицы и указывала своим тоненьким пальчиком на самые дорогие вещи и верещала: "Хочуууууууууууу!" Она весело смеялась, примеряя то один, то другой наряд. Но я видел, что глаза её остаются такими же тёмными, печальными и безумными, как и всегда.

Ты проходишь мимо толпы в джинсовой одежде с множеством карманов, в которую одевается большая часть нашей современной молодежи. Она дает тебе чувство свободы. Наполняет душу рекламным желанием выпить пива и оторваться с друзьями в клубе. Твои брови подняты, а на лице играет легкомысленная улыбка вечного студента, готового к общению с любым встречным.

Ты проходишь мимо толпы в одежде от ведущих модельеров мира. Классический немецкий костюм серого цвета в тонкую полоску. Белая французская рубашка из стопроцентного хлопка. Большой красный английский галстук. Чёрные лакированные итальянские туфли. В руке дипломат из коричневой кожи. Ты чувствуешь себя частью небольшого элитного сообщества, которое двигает миром. Твоё лицо угрюмо, и в уме ты столбиком вычисляешь те дивиденды, которые принесут твои финансовые вложения. Твоя походка так же сосредоточена, как и ты сам. От тебя пахнет дорогим французским парфюмом. Твой взгляд серьезен и сосредоточен на ОЧЕНЬ ВАЖНЫХ вещах.

Ты проходишь мимо толпы в спортивной майке с открытым рукавом, которая подчёркивает изгиб мускулатуры. Спортивные штаны от Nike, с белыми широкими полосами по бокам. На ногах белые носки и ослепительно белоснежные кроссовки от Adidas. Твоя походка легка и упруга. Ты словно не идешь, а мягко перетекаешь с места на место с быстротой и изяществом леопарда. От тебя исходит лёгкий запах пота, смешанный с ароматами дорогого одеколона и дезодоранта. Ты чувствуешь себя хозяином дня сегодняшнего. Ты улыбаешься уверенно и слегка надменно.

Ты проходишь мимо толпы в одежде, которую можно отнести к неформальному образу жизни. Твои джинсы протёрты в нескольких местах, и на них красуются надписи на английском и русском языках. Дешёвая рубашка в шотландскую клетку. Рукава её завёрнуты по локоть. На плече висит кожаный рюкзак, наполненный всяким барахлом на все случаи жизни. На ногах у тебя мощные армейские ботинки с толстой подошвой. Твои волосы ниже стандарта. На шее у тебя висит кулон в виде листа конопли. Твоя улыбка слабая и неуверенная. Ты чувствуешь себя аутсайдером, которого отвергло приличное общество.

Интересно смотреть, как меняется выражение лиц людей, когда ты проходишь мимо них в различной одежде. Равнодушие, уважение, страх, презрение.

И кто сегодня я? Что я хочу внушить? Твоя одежда определяет твоё отношение к миру и его отношение к тебе. Кем ты хочешь быть?

- Отлично! - одобрительно кивнул Маммона. Он прищурился, ухмыльнулся, достал фотоаппарат и попросил нас взяться за руки. Астаарта двумя руками обвила мою правую руку и повисла на ней почти всем своим весом. Она оделась в простую, но изысканную одежду: белый топик, подчеркивающий сексуальный изгиб её животика, и эластичные светло-голубые джинсы. На ее ногах были розовые носки и белые кроссовки.

Раздался щелчок и наш облик вошел в вечность.

- А теперь нам надо определиться, на чём вам передвигаться, - недвусмысленно заявил Маммона.

Астаарта взвизгнула от восторга и кинулась его обнимать. Он уверенно провёл рукой по её волосам.

- Я ещё ничего не сделал, - сказал он. - И вы ещё ничего не видели.

Мы купили одежду.

Мы купили машины.

Мы купили дом.

Обрывок восемнадцатый

- Мы здесь будем жить, - заявил Маммона, входя на кухню второго этажа. - А на первом этаже мы сделаем офис.

Мы сидели на стульях и пили лучшее французское вино.

- Я согласен, - кивнул я.

- Я тоже, - подтвердила Астаарта.

- А теперь поговорим о делах, - сказал он.

Я вдохнул горький дым тлеющей травы. В голове наступило просветление. Я улыбнулся и ткнул пальцем в него.

- Предлагай, - коротко сказал я.

Мы все были под легким кайфом, и Маммона начал говорить:

- Мы потворствуем всем нашим желаниям, а не воздерживаемся от них. Мы наслаждаемся жизнью на этой земле, вместо несбыточных духовных мечтаний. Мы ненавидим лицемерие и обман прихожан христианских церквей, втайне мечтающих о том, что мы делаем явно. Мы одариваем уважением и богатством тех, кто этого заслуживает, вместо любви и жалости ко всем людям. Мы не подставляем под удар другую щёку, а в ярости уничтожаем нашего обидчика, ибо наша месть страшна. Мы самые опасные из всех животных, живущих на земле. Нам не нужна любовь, нам нужна плотская страсть. Не поклоняясь никому, мы с радостью предаёмся тем грехам, которые дарят нам наслаждение. Мы составляем братство равных. Мы говорим: сильный победит, слабый погибнет. Вы для меня родные, но, если кто из вас позволит себе слабость, я убью его!

Мы переглянулись. Это уже у нас вошло в привычку, словно мы каждый раз перед тем, как что-то сказать, мысленно советовались друг с другом. Я уступил слово Астаарте.

- Чтоб ты сдох! - сказала она с ласковой улыбкой убийцы.

Маммона кивнул.

- Да! Именно об этом я и говорю! Мы не дадим спуску друг другу. Нам не нужны никакие законы, ведь мы чувствуем их своей кожей. Вот те законы мира, по которым мы живём:

Потворствуй своим желаниям.

Наслаждайся своей жизнью.

Избегай лицемерия.

Уважай тех, кто того заслуживает.

Мсти: удар за удар, боль за боль, кровь за кровь, смерть за смерть.

Будь опасен.

Предавайся грехам, которые дарят тебе наслаждения.

Твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого...

Он осекся. - Правда, это правило имеет исключение. И в случае исключения один из Свободных будет мёртв, - он ухмыльнулся, довольный своей иронией.

Я жевал бутерброд и слушал их философию. Мне было до чёртиков, о чём они там разговаривают. Я уже столько слышал обо всём этом, что начинало приедаться. Даже Астаарта стала какой-то тусклой. Я мысленно усмехнулся: ещё более тусклой, чем раньше? Тут же поправился: ведь она тусклая только снаружи, а внутри...

Я не сразу заметил, что наступила тишина. Моя сумасшедшая спутница жизни одним прыжком подскочила к моему креслу.

Астаарта приблизила свои глаза к моим и зажмурила один глаз.

- Я хочу увидеть, что у тебя внутри! - заявила она, заранее предупреждая всякие возражения.

Я тоже зажмурил один глаз и уставился прямо в ее чёрный зрачок. Сначала я видел лишь темноту в её глазах. А затем внезапно эта темнота навалилась на меня и окутала со всех сторон. Я стоял один посреди окружающей меня Тьмы. Меня окутал панический ужас перед неизведанным. Словно я слишком рано ступил за порог жизни. Одновременно с этим я осознавал, что на самом деле стою и смотрю в глаза Астаарты. Это было странное и двойственное ощущение. Затем глубоко в темноте я рассмотрел слабый проблеск огня. И, когда я его заметил, огонь стал разгораться всё сильнее и сильнее. Он приближался ко мне и готов был схватить меня в свои пылающие объятья. Лизнуть мне лицо языком пламени и поглотить мою вопящую от боли плоть.

Среди синих лепестков огня танцевала она. Её тонкое тело сгибалось в немыслимых движениях под нескончаемый грохот барабанов. Её левую руку обвивала мёртвая роза. Ссохшиеся лепестки цветка лежали в ладони Астаарты. Её тело было обнажено, а за спиной развевались два чёрных крыла. Я видел её так близко, что мог бы пересчитать перья на её крыльях. Из глаз Астаарты текли кровавые слёзы. Она кружилась в своём бешеном танце, играя с языками огня. Лаская их, как мужскую плоть, и купаясь в них. Языки пламени обжигали меня всё сильнее. Я чувствовал, как они взбираются по моим ногам, моему телу, всё ближе к сердцу, чтобы выжечь его навсегда. Невероятная боль заставляла моё лицо скорчиться в гримасе.

Я отшатнулся. Астаарта расхохоталась.

- Увидел что-то не то?

- Нет... - пробормотал я, всё ещё содрогаясь от воображаемой боли. - Нет! - уже твёрже сказал я. - Лишь то, что ожидал увидеть.

Она схватила меня за руки.

- Хочешь увидеть по-настоящему?

- Хочу, - быстро и хрипло ответил я.

В детстве родители часто ставили меня в угол. Это было вполне справедливым наказанием. Конечно, понятие "угол" было очень относительным. Иногда это был действительно угол комнаты. Рядом с ним находилась дверь. Я открывал эту дверь так широко, чтобы между ней и стеной оставалось как можно меньше места. Я как будто прятался в своём углу от всего мира. Другим моим "углом" была самая середина комнаты, поделённая полоской свободного пространства между двумя шкафами, стоящими у стены. Очень мучительно стоять на одном месте, окидывая взглядом уже знакомые предметы моей детской комнаты. Все эти предметы очень сильно врезались мне в память. Модель пожарного катера, мохнатый медведь в бархатных штанах, старый потёртый диван, коричневое кресло. Эти предметы были мне до жути знакомы и неинтересны. Тогда я нашел вход в другой мир.

Это было всего лишь солнечное пятно на лакированной стенке шкафа. Мать гладила бельё на гладильной доске где-то позади меня, строго поглядывая, чтобы я не вертел головой, а стоял, упершись носом в стенку. Таким образом, мне не оставалось ничего другого, кроме как разглядывать след солнечного луча. Я вглядывался в него и вдруг понял: это окно! Я воочию увидел мир в глубине солнечного луча. Там были зеленые лесные заросли и из кустов высовывалась голова оленя. Я был в восторге. Я закричал: "Мама! Мама! Там, на другой, стороне есть лес!". Однако мама покачала головой и строго сказала: "Не говори глупостей, а то простоишь здесь ещё час". А я приник к солнечному лучу, рассматривая свой мир.

Ах, мама, мама... Сколько раз ты подрезала мои крылья, чтобы я не улетел. И теперь я совсем без крыльев. Я упал, но упал не на землю, а гораздо ниже. И Тот, кому принадлежит темнота подземелий, принял меня в свои объятья. Теперь, чтобы увидеть другой мир я не буду смотреть глазами, я буду смотреть через раствор ЛСД.

Раствор начал действовать. Мне не нужны были наркотики, чтобы расслабиться или покайфовать, но я хотел видеть. И те, кто шёл за нами и хотел видеть, тоже искали путь через ЛСД.

ЛСД - это вселенская дверь. Добро пожаловать все те, кто идет за нами. Через эту дверь вы войдете в тот мир, о котором вам талдычат всякие мистико-идиотские издания.

В уголке левого глаза Астаарты появилась блестящая тёмно-красная слеза. Она прокатилась по щеке, оставляя кровавый след. За её плечами возникли два тёмных крыла. Они слегка вздрагивали, словно хотели распуститься полностью и насладиться свободой полета.

Она протянула мне руку. Я положил свою ладонь ей на запястье.

- Пойдём? - спросила она.

Я встал и провалился по колено в пол. Она подхватила меня, и мы стали кружиться в одном из привычных нам безумных вальсов. Спокойствие классической музыки и наш дикий танец составляли в целом нелепую картину, но нам было плевать.

Мы наслаждались друг другом.

Моя милая Астаарта. Видел ли я тебя до этого дня? Знаю ли я тебя? Мне кажется, что знаю. Ты девушка моих снов. Я так ненавидел тебя за то, что ты так долго шла ко мне. И за то, что наконец пришла. Я смотрю в твои глаза и не могу насмотреться. Убей меня, но я смотрю в твои глаза и не могу насмотреться, потому что это твои глаза. Я точно знаю, что люблю тебя. Люблю безумно, всепоглощающей любовью. Я не отдам тебя никому, и ты никогда, слышишь, никогда не должна покидать меня! Дай я расскажу тебе о своей любви. О, я прошу, не закрывай мой рот! Нет, милая, дай я расскажу!

Я люблю тебя грозной любовью, как море любит шторм. Я, как и оно, волнуюсь перед твоим приходом. А когда ты приходишь, то начинается буря.

Я люблю тебя, как небо любит грозу. В какой бы тьме я ни находился, твоё присутствие, словно молния, освещает мой путь. О, моя прекрасная, бесконечно любимая женщина!

Я знаю, что ты ангел. Я знаю, что ты Падший ангел. Но мне всё равно. Мне всё равно, сколько мужчин любили тебя до меня, как твоё имя и сколько тебе лет. Раньше я восхищался твоим телом. Убей меня, но я и сейчас им восхищаюсь. Восхищаюсь, как жрец восхищается агнцем, которого он приносит в жертву.

Я люблю тебя, как пожар любит лес. Я хочу, чтобы ты была со мной, только со мной, всю это долгую адскую вечность. Лишь твоё присутствие скрасит моё одиночество в Аду. И если ты со мной, то Ад мне покажется Раем. И все яблоки этого Рая будут твои. Я не Бог и не настолько жаден, чтобы жалеть яблоки.

Адское пламя в твоих глазах вдруг показалось мне лишь мерцанием звёзд.

Обрывок девятнадцатый

"О Ты, обитающий во тьме Внешней Пустоты, явись на Землю снова, заклинаю тебя. О Ты, пребывающий за Сферами Времени, услышь мою мольбу. О Ты, чья сущность - Врата и Путь, явись, явись, слуга Твой призывает Тебя. БЕНАТИР! КАРАРКАУ! ДЕДОС! ЙОГ-СОТХОТХ! Явись! Явись! Я называю слова, я разбиваю Твои оковы, печать снята, пройди через Врата и вступи в Мир, я совершаю Твой могущественный Знак!" Здесь и далее заклинание призыва Йог-Сотхотха из книги араба Абдула Альхазреда "Аль Азиф", более известной как "Некрономикон".

- И что должно произойти?

- Тихо! - шикнула на меня Астаарта, сидя в центре пентаграммы, делая странные пассы.

- Глупо! - хмыкнул я.

- Не более глупо, чем биться головой об пол, выпрашивая себе прощение у Аллаха, - заявила она, делая решительный взмах рукой. - Ну, вот и всё!

- Итак?

- Что?

- Что должно произойти?

Она засмеялась.

- Ты сам должен всё понять.

Маммона сидел на кресле и наблюдал за нами со стороны. Я чувствовал себя клоуном на цирковой арене. Он заранее осудил наши оккультные упражнения и теперь потягивал из красивого бокала на тонкой ножке полусладкое красное вино. Его губы были искривлены в усмешке. Зелёные глаза холодно оценивали происходящее. В принципе, он был не против бесплатного зрелища. Только очень огорчился, когда мы изрисовали весь пол мелом.

- По-моему, я что-то чувствую! - завопил я, хватая себя за различные части тела. Астаарта вопросительно посмотрела на меня. - Ладно, - сказал я, поднимаясь. - Проехали. Это всё?

- Ты очень несерьёзно к этому относишься, - заявила Астаарта.

- А как ты прикажешь к этому относиться? Мы всегда утверждали, что никому не собираемся поклоняться, а это очень похоже на обряд поклонения. О, ты! - насмешливо выкрикнул я, вытянув руку вверх. - Услышь мою мольбу! И иди ко всем чертям, потому что молить никого я не собираюсь!

Астаарта перехватила мою руку и зло взглянула на меня. Её взгляд словно обжег моё сердце, и я замолчал, опустив руки. Маммона улыбался.

- Не туда кричишь, - сказала она.

- Просто я ничего не понимаю, - сдался я.

- Просто слушай тишину... - ответила Астаарта.

Я закрыл глаза и начал слушать тишину. Чем дольше я её слушал, тем громче она мне казалась. И в тишину, словно в глубокий колодец, начали падать слова:

Зйвесо, уэкато, кеосо, Хунеуэ-руром, Хевератор, Менхатой, Зйвефоросто зуй, Зурурогос Йо-Сотхотх! Орарй Йсгеуот, хомор афанатос нйуэ зумкурос, Йсехйроросетх Хонеозебефоос Азатот! Хоно, Зувезет, Квйхет кесос йсгеботх Ньярлатхотеп! зуй румой квано дузй Хеуэратор, ЙШЕТО, ФЙЙМ, кваоуэ хеуэратор фоэ нагоо, Гастур! Нагатхоуос йГаба Шаб Ниггурат! меуэтх, хосой Взеуотх! ТАЛУБСИ! АДУЛА! УЛУ! БААХУР! Явись, Йог-сотхотх! Явись!

Снова воцарилось молчание. Может быть, мне всего лишь казалось, но вдруг в тишине послышались негромкие шаги. Это были необычные шаги. Я слушал, как они приближаются. Но приближались они не с юга, севера, запада или востока, а с внешней стороны реальности. Это тяжело объяснить, но, когда я их услышал, реальность мне представилась вдруг настолько многомерной, состоящей из множества слоёв, что мой мозг не выдержал, и я открыл глаза.

- Бу! - сказал Маммона, стоя передо мной и глядя мне в глаза.

- Придурок, - буркнул я и оттолкнул его от себя. Он и Астаарта рассмеялись.

- Ты слишком впечатлителен! - улыбнулся он.

- Иди к черту! - заявил я с чувством.

- Сам придет, если понадоблюсь, - ответил Маммона.

- Зачем всё это, Астаарта? - спросил я.

- Знаешь, реальность интересная штука, - ответила она. - Ты помнишь, что сказал Иоанн в своем Евангелии?

- В начале было слово... - пробормотал я. Св. Евангелие от Иоанна 1:1: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог".

- Слово, - подтвердила она. - Бог создал всё своим словом. Всё вокруг нас не более чем слова. Реальность вокруг нас лишь его слово. Так изменить слово можно другими словами. Важно только знать какими. Если ты знаешь, какие слова использовать, то реальность вокруг тебя потечет, словно металл в доменной печи.

Обрывок двадцатый

Этой ночью я видел странный сон.

Я очутился в пустыне белого песка. Нестерпимо светило солнце, хотя я точно знал, что сейчас ночь. По пустынному морю ко мне приближался верблюд. Чем ближе он подходил, тем больше странных вещей я замечал в нём. Яркий блеск на его макушке исходил от золотой короны, нелепо сидящей на верблюжьей голове. Он ступал уверенно и гордо, как и положено хозяину пустыни. Глаза его были человеческими. Я отчетливо запомнил их цвет: серый. Единственный горб слегка завалился влево. Конец его хвоста горел синим пламенем В трактате "Некрономикон" говорится о тринадцати эмблемах, в которых заключена сила полчищ демонов. Гомори упоминается как первый из тринадцати могущественных демонов, подчиненных Йог-сотхотху; он появляется в облике верблюда с золотой короной на голове и дает знание всех магических камней и талисманов. Правит 26 легионами адских духов..

Почему-то я ожидал от него высокопарных слов, но он лишь сказал.

- Привет!

- Привет! - ответил я.

Верблюд опустил морду к моему лицу и... "Сейчас плюнет!", - подумал я и зажмурился. Однако меня лишь обдало его горячим, как из печи, дыханием.

- Двадцать шесть легионов готовы! - гордо заявил он.

- Ммм... Я рад! - ответил я.

- Ищи езидов Езидизм - религия, включающая в себя элементы язычества, древних индоиранских верований, иудаизма, христианства и ислама. Доктрина езидства изложена в написанной тайным шрифтом "Книге откровений" и "Черной книге". Мусульманские и христианские критики езидизма ассоциировали почитаемого езидами верховного ангела Малак-Тавуса (Ангела-Павлина) с Иблисом или с падшим ангелом, в связи с этим езидов считали поклонниками злого духа, дьяволопоклонниками.. Они помогут в твоем поиске, - сказал верблюд и зашагал дальше.

Как и бывает во снах, расстояние между мной и верблюдом начало быстро увеличиваться, пока он не исчез за линией горизонта.

Внезапно мои ноги омыла волна. Барханы песка начали вздыматься и опадать. В лицо мне ударили соленые брызги. Я стоял посреди бушующего моря, а по его волнам ко мне медленно приближался огромный красный одноглазый бык Упоминается в трактате "Некрономикон" как злой дух Заган, обладающий тайнами моря и повелевающий тридцатью тремя легионами.. Солнце потускнело и скрылось совсем. Взошла луна. Ее свет с трудом пробивался через внезапно набежавшие тучи. Резкие порывы ветра трепали мои волосы. Бык приблизился ко мне и коснулся одним рогом моего плеча.

- Тридцать три легиона готовы! - промычал он басом.

Сверкнула молния, и в ее свете облик быка на мгновение изменился. Я покрылся холодным потом. Даже не буду пытаться описать увиденное мною. Он был настолько ужасен, что волосы мои в буквальном смысле зашевелились на голове. Однако, как только отсвет молнии исчез, передо мной снова стоял бык. Только сейчас я заметил, что его пасть наполнена мелкими острыми зубами, между которыми булькает кровь.

- Ворота да будут открыты! - взревел он. - Из глубины моря поднимутся Древние, дабы преклониться перед Тобой!

Я ничего не понял, но счел лучшим кивнуть. Душа моя трепетала от ужаса. Словно достигнув предела, ужас сменился спокойствием. Меня словно облили холодной водой. Воздух вокруг меня кристаллизовался, и мне приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы двигаться и дышать. Все мышцы были напряжены до предела. Я поднял руку и положил на лоб быка.

Я сказал первые слова, которые пришли мне в голову:

- Каждая вспышка молний, освещающих наш путь, придаст истинный облик тем, кто вышел из тёмных глубин!

- Истинно! - взревел бык и, повернувшись, зашагал во мрак внезапно наступившей ночи.

Я последовал за ним. Он опускался в темные глубины моря. Мы проследовали мимо гигантских храмов, построенных в далекой древности.

- Что это? - спросил я. Мои слова унеслись вверх чередой воздушных пузырьков.

- До того, как были закрыты Врата, по земле ходили свободные существа Хаоса. И разрушали всё то, что было сотворено Богом. Те из людей, кто познал истину Хаоса и воспротивился Богу, наследники Каина и Еноха, построили эти храмы, чтобы в них жить с теми, кто пришел Извне. Теми, кого в любое время люди праведные называли Демонами. От союзов людей и демонов произошли Гиганты. Тогда увидел Бог, что дети его, сыны Адама и дочери Евы, могут понять истинную красоту Хаоса, и закрыл Врата своего мира, дабы оградить его от разрушения.

Мне стало тяжело дышать.

Внезапно я снова очутился на поверхности. На этот раз я стоял на мощённой серым камнем дороге, уходящей из одного конца вселенной в другой. Небо стало ясным, а круглая луна светила во всю мощь. По дороге из серого камня ко мне неспешно подъезжал всадник на чёрном коне В трактате "Некрономикон" злой дух Ситри является в облике огромного князя, который владеет шестьюдесятью легионами и может поведать о будущем. . Когда всадник приблизился ко мне, я был поражен его размером. Всадник был в четыре раза больше обычного человека, и конь был ему под стать. На нём были чёрные доспехи с серебряными узорами. С плеча спадала изящная бархатная мантия красного цвета. Из-под чёрного блестящего шлема смотрели красные глаза. Он поднял руки в латных перчатках и снял шлем. По плечам рассыпались чёрные волосы, отливающие синевой под светом луны. Его лицо излучало уверенность, но было чересчур бледным. На бедре висел громадный двуручный меч с рукояткой в виде креста.

- Шестьдесят легионов к твоим услугам! - сказал он и улыбнулся. Из-под верхней губы блеснули два клыка.

Я будто что-то вспомнил.

- Князь? - спросил я.

- К вашим услугам, сударь! - ответил он. - Мы обратим нечестивых и будем крестить их не водой и духом святым, но кровью и мечом. Да будет так. Аминь!

Его лицо исказилось в гримасе ярости. Он выхватил меч и поднял вверх. Ткнув шпорами коня, он умчался вдаль.

Вслед за ним пришел красный человек. Его кожа была цвета вареных раков. На голове его красовалась железная корона. В его глазах не было зрачков, а только белки Согласно трактату "Некрономикон", злой дух Элигор является в виде красного человека с железной короной на голове, повелевает шестьюдесятью легионами и передаёт знания о войне и предсказывает грядущие раздоры..

- Шестьдесят легионов ждут битвы! - сказал он. - Видел я множество битв. Кто-то бился, чтобы обрести славу, другие - чтобы обрести богатство. Многие бились за веру, ибо верили, что ведет их Господь. Но лишь ложь и смерть нашли они в битвах.

Видел я, как строят свою власть на лжи и крови сыны Адама. И одни восставали против других. И были в руках их мечи, копья и ятаганы. И несли веру свою на острие своего оружия. Других сжигали они во славу Господа. И так думали они, что утверждают власть Бога на земле, но лишь изгоняли его из себя. Всегда во всем сильный был прав, а слабый был мертв. Но восставали слабые и становились сильны. Тогда карали они сильных, дабы отомстить за причиненные обиды. Везде были кровь и страдание. Видел я, как убивают верующих в Господа и неверующих в него. И именем его проповедуют смерть. И там, где был Бог, была лишь смерть. Я видел Смерть.

И вижу я: восстанут сыны и дочери Египта, жены Аврамовой, и пойдут на Запад. И будет их неисчислимое множество. Смерть молодым и старым будут дарить они. Будут они сильны, ибо верою живы. Верою в Бога и слово его. Всякий, кто не покорится их Богу, будет повержен. Умрет от железа либо от лихой болезни. И весь мир будет в крови и огне. И будут правые бить неправых. Но кто прав и где неправый? Никто не знает. Так начнет рушиться мир.

И когда будет лучшее время для прихода?

Красный человек исчез. А с неба ко мне на плечо слетел черный ворон Злой дух Дурсон является в виде ворона и владеет двадцатью двумя демонами, открывает оккультные тайны и рассказывает о деяниях прошлого. и каркнул прямо в ухо:

- И двадцать два падших готовы!

Я уже ничему не удивлялся. Да и стоило ли?

- А что мне можешь рассказать ты? - спросил я.

Ворон спланировал с моего плеча на серый камень у моих ног. И начал свой рассказ.

Обрывок двадцать первый

В начале был Хаос. И был он безграничен, безличен и свободен в своей первозданности. И не было порядка в Хаосе, потому что порядок от Бога. Раньше всего сущего появился Бог, и пребывал он в первозданном Хаосе и был свободен. В Хаосе нет времени, потому Бог и был прежде всего сущего.

Не знает никто, откуда пришёл Бог и куда он уйдет в конце. Но знают все, что Бог - Творец. И создал он детей своих. Невозможно рассказать об облике их, потому что нет облика в хаосе, а изменяется он постоянно.

Тогда сотворил Бог пустоту Словом своим, дабы наполнить её. И создал Он твердь, дабы стоять на ней.

Посмотрели дети Его на творения Его и ужаснулись, ибо узрели порядок среди Хаоса. И тогда выступил один из детей Божьих и задал вопрос:

- Зачем ты, Отец, созидаешь, если всё вокруг стремится к разрушению? Зачем нарушаешь первозданность Хаоса?

И ответил Бог, и слова его были светом в темноте.

- Не для того ли и Хаос вокруг, дабы творить посреди него?

И было это светом в темноте. Но не для того ли темнота, чтобы подчеркнуть свет? Поверили дети Божьи в его слова, ибо были они верующими Отцу.

И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. Но возник свет, и возникла и тьма, ибо не бывает света без тьмы. Так и не бывает порядка без Хаоса, но Хаос без порядка есть. И тьма есть порождение Хаоса, как свет есть порождение Божественного порядка. И не смог Бог победить тьму Хаоса, но отделил свой свет от его тьмы.

И снова ужаснулись дети Бога творениям Его. Снова вопрошали они Его:

- Зачем, Господи, ты творишь то, что творишь?

Он отвечал им:

- Смотрите дети мои. Это свет, дабы светить днем, а это тьма, дабы царить ночью.

Но были немногие среди детей Его, которые знали, что за созданным порядком всегда царит Хаос и воспротивились они воле Господа. Сказали так Ему:

- Зачем ты стремишься к порядку, если вокруг Хаос. Не для того ли, чтобы воля Твоя была единственной и царил ты безгранично?

Тогда Бог сказал:

- Что знаете вы, дети мои, ведь я был прежде вас.

И поверили дети. И послушались. Тогда создал Господь время, дабы знать, кто был первый, а кто последний. Так стал день первый.

И сказал в другой день Бог:

- Да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды.

И создал он из тверди сушу, а из собрания вод - моря. И увидел Бог, что это хорошо, но увидели дети его, знавшие Хаос, что это порядок. И был это день второй...

Я хмыкнул.

- Я знаю Библию, а можешь ли ты рассказать то, что я не знаю? - спросил я.

Ворон посмотрел на меня своими блестящими глазами и прокаркал:

- Создал Бог прекрасный сад, имя ему было Рай. И было всё для наслаждения взора Господа в этом саду птицы, звери и твари всякие, коих Он сотворил. Но мало было Господу сотворённого, ибо стремился Он к большему. Тогда сотворил он Тварь по образу и подобию Своему и дал имя ему Адам, ибо был он первый Человек. Но помнил Господь о прежних детях своих, которые познали радость Хаоса и противились Ему. Потому был Адам безволен и жил лишь чистыми мыслями Господа и делал всё по велению Его.

И были среди детей Господа те, кто воспротивился Ему и начал рушить созданный им порядок. Но были и те, коим творение было по душе. Тогда сошлись Падшие и Ангелы в яростной битве, и имя ей было Вайрон. Обагрились сотворённые небеса кровью, и так было крещено творение Господа. Не было так задумано Богом, но с тех пор в его творении всегда есть следы изначального Хаоса. Потому и не бывает в мире прощения без крови, ибо не может Господь изменить ничего без кровавого благословения Хаоса. И там, куда упало больше всего крови Падших, было взращено алое Древо. Были на нём плоды цвета крови. Знал Господь, что древо это не Он сотворил, но не мог разрушить его, ибо было оно порождением Хаоса, пустившим ростки в жилище Бога.

Хоть и была яростной битва Падших с ангелами, но не было мёртвых среди ангелов, как и не было их среди Падших, ибо смерти нет, и кто говорит обратное - лжёт, да будут прокляты его уста вовеки. Падшие не были изгнаны из Рая. Они сами выбрали свободу жить за его пределами в изначальном мире. Там они кружат и до сих пор в яростном танце среди тёмно-красных всполохов вечного огня Хаоса.

Ворон хрипло каркнул и взмахнул крыльями. А затем просто растворился в воздухе. Видимо, решил не утруждать себя полётом.

Я обернулся, готовый встретить новых существ.

Где я? Кто я? Зачем я пришёл в этот мир? И зачем этот мир пришел ко мне?

Под ногами была пустота, скрученная в спираль, уходящая до конца вселенной. Над головой красное небо, покрытое серыми тучами. И я тоже парил, словно облако. Кто из нас не летал во сне? Но ни один полет никогда не был таким тяжёлым. Одно облако было темнее, чем другие. Или мне показалось? Чем ближе оно приближалось, тем яснее я понимал, что его тьма не идет в сравнение с темнотой других туч В трактате "Некрономикон" злой дух Вуал является в форме тёмного облика и учит древним языкам..

- Dies Irae, dies illa solvet saeclum in favilla! Teste David cum Sibylla. Quantus tremor est futurus quando judex ex venturus, cuncta stricte discussurus! - раздался громовой голос. - День Гнева, тот день, когда будет повергнут весь мир во прах, по свидетельству Давида и Сивиллы. О, каков будет трепет, когда придёт Судия, который всё строго рассудит. Наступит тот день, когда уничтожено будет всё живое! "Dies irae" - в католическом богослужении песнопение проприя мессы (секвенция) - написана в XIII веке францисканским монахом Фомой Челанским, автором жития святого Франциска Ассизского.

Вокруг меня в пустоте гасли и снова загорались красные всполохи. И из глубин пространства и времен на меня смотрели миллиарды глаз.

Это были глаза тех, кто жил, и тех, кто только собирался жить. Вокруг нас царило безвременье.

Я слышал множество голосов, говорящих мне одно и то же на разных языках. Это моя тайна, которую я познал и никому не открою. То, что было сказано ими, останется навсегда со мною. Я знаю свою цель и предназначение. Теперь об этом узнают и другие.

Белая змея...

Причём здесь белая змея?

Всё вокруг закачалось и исчезло. Я протёр глаза. Я проснулся? Нет. Вокруг была красная земля, покрытая трещинами. Всё та же пустота кругом. Ни деревьев, ни травинки. Только трещины на земле, похожие на змеиную чешую.

Белая змея Согласно "Некрономикону", злой дух Скор является в образе белой змеи и приносит деньги по твоему велению.. Она покачивалась передо мной на хвосте. Завороженный её гипнотическим взглядом, я протянул руку. Змея с благодарностью приняла моё предложение. Её холодная гладкая кожа коснулась моей открытой ладони. Она забралась ко мне на плечо и обвилась вокруг шеи. Раздвоенный язык мелькал между двух острых зубов, с которых тёмными каплями стекал яд. Змея прислонила свою голову к уху так, что её язык приятно щекотал мою ушную раковину.

- Сколько тебе нужно для счастья? - прошипела она.

- Чего? - удивлённо спросил я.

- Сколько тебе нужно денег для счастья?

- Мне всё равно.

- Ты презираешь деньги?

- Нет. Просто мне всё равно.

- Тогда скажи мне, чего ты хочешь? Уходить на работу каждый день в восемь утра, приходить в восемь вечера? Отдыхать в положенную богом субботу? Отдыхать от отдыха в субботу по воскресеньям? Ездить на тойоте, мечтая о мерседесе? Заниматься сексом с брюнеткой, жалея о блондинке, на которую у тебя не хватило денег? Жить в квартире, мечтая о коттедже? Сожалеть всю жизнь о том, чего ты ещё не успел достичь?

Кто не верит, тому всё равно. Кто не мечтает, тому всё равно. Но ты...

-Я верю, - прошептал я.

- У одних есть бог, есть место в раю. Или они думают, что есть. У других есть реинкарнация, шансы на счастье в другой жизни. Или они думают, что есть. Что есть у тебя за пределом жизни? Есть ли у тебя иные шансы быть счастливым?

- Я мог бы принять спасение, - пробормотал я.

- Мог бы? - змеиные глаза смотрели своим гипнотическим взглядом в мои. Презрение в голосе змеи могло бы убить вместо её яда.

- Нет, - признался я.

- Сколько тебе нужно для счастья? - прошипела змея.

- Столько, чтобы не думать ежедневно о том, что будет в конце пути, - ответил я.

Змея довольно зашипела и опустилась с моей руки на землю. Не останавливаясь, она вошла в землю у моих ног и исчезла.

Обрывок двадцать второй

Я стоял, уставившись в землю усталым взглядом. Все эти пертурбации порядком мне надоели. Я прибегнул к верному средству, пропагандируемому против снов: ущипнул себя за руку. Было больно, но ничего не произошло. Я стоял, ожидая продолжения. Но его не было. Только в ушах стояло непонятное жужжание.

Я махнул рукой и побрёл на север. Или юг. Или ещё куда-нибудь к чёрту на рога.

Жужжание в ушах становилось всё назойливее. Постепенно оно нарастало. Я резко обернулся влево и заметил небольшую зеленую муху, кружившую рядом. Я отмахнулся от неё. Жужжание слегка прекратилось, но быстро снова возвратилось. Я опять отмахнулся рукой. Жужжание усилилось. Тогда я махнул рукой влево, отгоняя назойливое существо. И остолбенел...

Насекомое значительно увеличилось в размерах. Его ноги, покрытые чёрными жёсткими волосами, по размеру напоминали лыжные палки, а само туловище было размером с небольшой автомобиль.

Небольшая такая газелька, подумал я. Дьявольщина.

Жужжание стало приобретать все признаки человеческой речи. Однако менее противным от этого оно не стало.

- Так всегда, - заявила муха Злой дух Алгор рассказывает тайны и может доставить милость правителей., расправляя и очищая свои крылья. - Пока ты маленький и незаметный, никто не обращает на тебя внимание. Но когда ты большой и сильный... Сам понимаешь, - она фамильярно подмигнула мне всеми своими фасеточными глазами.

Мигающая муха. Такого даже в страшном сне не приснится.

- Секрет в том, чтобы правильно жужжать в нужные уши, - довольно объяснила она. - Если достаточно долго жужжать, то из этого обычно что-то выходит. А ещё можно копаться в чужом говне! - она покивала своим жвалом. - Это тоже очень помогает.

- Чему помогает? - спросил я.

- Расти, добиваться влияния, достигать власти. В борьбе за власть все средства хороши, поверь мне. Уж сколько я этого говна перелопатила... - муха гордо покивала. - Но если ты слишком горд для этого, предоставь это мне. Вот, например, мэр вашего городка является владельцем контрольного пакета акций такой-то компании. А ведь он не может выступать в качестве управляющего компанией. Скажу тебе по секрету, - она наклонилась ко мне, я невольно отшатнулся, - если бы кто-то по-тихому переоформил все эти акции на себя, обычным путем махинаций, то официально мэр не стал бы предъявлять за это претензий. Конечно, если бы этот кто-то обладал достаточной силой и смелостью, чтобы принять на себя этот груз ответственности.

И получить за это пулю в лоб, подумал я.

- От этого никто не застрахован. Что лучше: жить до старости или во цвете лет шагнуть за край усталости, поняв, что ты поэт? - срифмовала муха. - Ну, всё, я полетела. Привет!

Я задумчиво проводил её взглядом, пока она не исчезла за горизонтом.

- Да, Алгор в своём духе. Только и умеет, что копаться в говне, - раздался задумчивый голос за моим плечом.

Я обернулся. Передо мной стоял худощавый морщинистый человек с трупным, сине-зелёного цвета лицом, острым носом и тонкими чёрными губами В "Некрономиконе" злой дух Сефон имеет вид человека с зелёным лицом и указывает, где лежат скрытые сокровища..

- Сефон, - представился он.

- Угу, - ответил я.

- Как придешь в землю езидов, найди большую пещеру в горе. В ней ты найдешь то, что искали другие, но никогда не могли найти. Чашу, наполненную святой кровью. Эта кровь поможет тебе начать твой путь.

- Я должен её выпить? - спросил я, заранее чувствуя тошноту.

Сефон расхохотался, обнажив гнилые зубы и почерневшие дёсны. Вонь его рта была невыносимой.

- Когда ты придешь к чаше, ты всё поймешь. Только не дай Святым тебя остановить.

Надо мной послышался хриплый голос:

- Слушай его больше...

Из темноты мира выплыло большое дерево с жёсткими колючими шипами. На одной из его веток сидел огромный гриф Злой дух Партас имеет вид огромного грифа и может поведать о свойствах трав и камней, сделать человека невидимым и вернуть потерянное зрение..

- Святые не смогут тебя остановить. Все предначертано, - хрипло крикнул он. - Но ты должен оставить навсегда в прошлом свою близорукость.

Гриф тяжело сорвался с ветки и полетел прямо на меня. Я заворожённо следил за его полетом. Тяжёлый острый клюв ударил прямо в мой правый глаз. Потом ещё и ещё раз. Дикая боль заставила меня закричать и упасть на спину. Но гриф продолжал клевать мои глаза. Теперь он добрался и до левого глаза. Вокруг меня была красная темнота, нарушаемая яркими вспышками боли.

- Теперь смотри, - раздался хриплый голос.

- Куда? - простонал я.

- Просто смотри, - проговорил гриф строго.

Я встал и попытался смотреть, как будто мои глаза всё ещё находились на своем месте. И я увидел.

Вокруг меня пылало пламя. Ноги ступали по серой от пепла земле. Огненные потоки раскалённой лавы неслись совсем рядом со мной, обжигая своим горячим дуновением. А рядом находились два существа, настолько чудовищных и безобразных, что ни один писатель мира не сможет передать их облик и сохранить рассудок. Я не выдержал. Я закричал пронзительным безумным воплем, который рвался из моей глотки уже столько времени. Это был невыносимый крик, крик за гранью безумия, пронзающий тело и душу. Он подымался выше небес и опускался ниже ада. В нём слилось всё отчаяние моей жизни, весь страх перед Судом, вся злость, вся ненависть к Богу. Во мне родилось что-то новое, и оно неудержимо рвалось наружу.

- Мне больно, чтобы тебя черти разорвали! - произнес чей-то милый и невыносимо знакомый голос.

Я открыл глаза.

- Милый, ты чуть не сломал мне руку, - сказала Астаарта.

ЧАСТЬ 2

ВОСКРЕШЕНИЕ

Обрывок двадцать третий

Обратный отсчёт.

Три. Два. Один. Бах.

Обратный отсчёт. Без шанса что-то изменить. Мы достанем до самого неба.

Теперь во всем мире начался обратный отсчет, и никто об этом не знает.

Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, - говорит Господь, Который есть, был и грядёт, Вседержитель. Откровение Иоанна Богослова 1:8.

Лжец. Я есмь Омега, конец всего грядущего! То, что ты видишь и слышишь, напиши письмо и разошли главам государств по всему миру: Америка, Вашингтон; Россия, Москва; Англия, Лондон; Франция, Париж; Германия, Берлин... Ещё чёртова куча государств по всему миру. Я устал облизывать почтовые марки. Каждый президент получит почтовую марку от меня на память. На недолгую память до мига, когда уничтожено будет всё живое.

Отошли эти письма всем церквям по всему миру. Пусть они знают, что их время прошло. Истина вот-вот придет на землю, не оставив места для других "истин". Отошли это письмо в Рим. Отошли это письмо в Индию, Тибет, Китай, Израиль. Скажи, что все мировые религии мертвы. Мертвы, как и их никчемные боги.

Разошли эти письма главам нашей организации по всему миру. Пришло время жатвы. Всё, что не успел собрать бог, соберём мы. Пусть легионы будут готовы. Отошли письма в Турцию, в Грецию, в Италию. Отошли письма главам нашей организации.

Нам нужно достать до неба.

Бах. Это мы поставили идиота на должность президента.

Бах. Это мы взрываем здания по всему миру. Все террористические организации едят из нашей кормушки.

Бах. Это мы виноваты в мировом финансовом кризисе.

Бах. Это мы создаем военные конфликты между странами.

Бах. Это мы виновны в смертях по всему миру.

У нас есть деньги. И нам ужасно скучно. Это не месть. Это скука. Мы уничтожим этот мир, потому что нам просто скучно. Мы уничтожаем этот мир методично шаг за шагом.

Глупые. Мы давным-давно дали вам крупнейшую мистификацию - деньги.

"Виртуальные цифры не дадут ни малейшего шага для взаимопонимания", - это Маммона.

Мы совершили поездку к езидам в Сирию. Я испил из чаши кровь вкуса железа, и меня настигло внезапное откровение. Я знаю, как спасти мир от гибели. Для того чтобы спасти мир, нужно его уничтожить.

Астаарта эротично облизывает марку и шлепает её на конверт. Я гляжу на неё воспалёнными от бессонницы глазами. Я больше не могу спать. Мне очень страшно спать. Хотите, чтобы я уснул, возьмите молоток и стукните меня по голове.

- Поспи, милый!

- Я не хочу...

- Тебе нужно немножко отдохнуть.

- Я НЕ ХОЧУ!

Я размахиваю руками и ору на Астаарту. Маммона слабо улыбается. Он тоже измучен.

- Ты знаешь, кто я? Ты знаешь кто? Знаешь? - вопил я, брызгая слюной во все стороны. Я тряс своим указательным пальцем перед её носом. - Я грёбаный пидор, спустившийся с небес в этот хаос, чтобы навести здесь порядок. И я его наведу, я клянусь тебе! Ты знаешь, кто я?

- Да, - спокойно ответила она. - Ты грёбаный пидор...

На мгновение я задохнулся от переполнявшей меня ярости. Как будто вместо крови от сердца к моему мозгу по жилам заструилась стопроцентная азотная жидкость, обжигая своим холодом. И следом за ней по жилам прокатилась огненная волна, сжигающая меня изнутри. Я схватил её за плечи и стал трясти так, словно пытался вытрясти душу.

- Я всех нас спасу! Я - это твой путь к спасению!

Она молча вырвалась, показала мне средний палец и вышла в ночь. По небу ползли тяжелые тучи, постепенно закрывая собой звёзды.

Это просто наша работа. Убить мир. И мы делаем её хорошо.

Обрывок двадцать четвёртый

Как же это проповедуют наши святоши? Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в рай. Св. Евангелие от Матфея 19:24: Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. И если это так, то наша жизнь отдалила нас от ворот рая на много миллионов миль.

Мы уже не занимались непосредственно делами. Бизнес шел успешно, и не было необходимости в нашем оперативном вмешательстве. Всё, что требовалось, это приехать с чековой книжкой в банк и взять деньги. И потратить их.

- Скучно, - пробормотал я, залпом допивая свой Chivas Regal с колой и льдом. Chivas Regal - шотландский виски восемнадцатилетней выдержки с крепостью сорок градусов. Мой любимый. Я его пью вместе с колой. Один к двум. Одна часть этого поганого виски и две части колы. И потом во рту царит горький и терпкий вкус шотландской земли.

Астаарта потихоньку посасывала ром Bakardi через трубочку, а Маммона о чем-то трепался с официанткой клуба. Насколько я знаю, она была последняя, кто ещё не валялся с ним в постели. И уж сегодня вечером наверняка не останется ни одной. Придется порекомендовать хозяину заведения сменить официанток, а то Маммона точно больше сюда не захочет идти.

Уже третий месяц в полутрезвом состоянии. При этом спать шесть часов в неделю. Ужасно скучно.

На третий месяц такой жизни мой голос на меня обиделся и ушёл в неизвестном направлении. Может быть, тому виной отчаянно громкое пение в караоке. Всё, что я мог теперь делать, это жестами показывать, куда и кому идти. Что я, как правило, и делал. И было забавно смотреть, как люди иногда толкуют тот или иной жест. Обижаются, или возмущаются, или радуются... Забавно.

А ещё я понял, что мне ужасно надоело говорить. Наверное, у каждого есть какой-то запас слов, который он может высказать за свою жизнь. Например, десять миллионов. Или миллиардов. Наверное, мой запас слов уже подошел к концу и иссяк. И когда ты уже не можешь говорить, ты начинаешь слушать. И слышать, что, пожалуй, самое важное.

В семь утра мы расстались. Я поехал в офис, а Маммона с Астаартой решили немного прогуляться по утреннему городу.

Сидя перед ноутбуком, я кивал головой, притопывал и стучал пальцем по столу в такт музыке. Такого великолепного настроения у меня уже давно не было. На улице зимний ветер со всей силы дунул в мое окно. И с внезапной ясностью пришло осознание того, что шорох снежинок, бьющихся об окно, реален, а музыка вокруг меня - это музыка в моей голове. На меня со страшной звенящей пустотой навалилась тишина.

Одно из двух: либо ты верующий, либо сумасшедший... Говорят, Моцарт писал музыку из своей головы. Все люди слышат музыку неба и пение ангелов. Но почти всегда звуки окружающего мира заглушают ее.

"Отлично. Во снах я вижу невидимое, а наяву слышу несуществующую музыку. Что еще нужно для путевки в сумасшедший дом?" - подумал я. Работать перехотелось. Порносайты - вот легкий релакс для одиноких ночью и утром. Моя правая рука потянулась к ширинке и ласково обняла источник мужского наслаждения. Послышался стук в дверь. Я посмотрел на часы, висящие над входной дверью. Дешёвые темно-коричневые часы в стиле "ретро". Половина десятого утра. Начинается новый рабочий день.

Когда я из разгильдяя превратился в бизнесмена? Когда Астаарта из противницы моды и мрачной личности превратилась в источник гламура и пример стиля для всех окружающих? Только Маммона не изменился.

Мне скучно. Мне ужасно, невыносимо, невообразимо скучно. Скучно до смерти.

- Почему бы нам не найти их? - спросила Астаарта.

- Езиды... - задумчиво проговорил я. - Я даже не знаю, где их искать.

- Езиды - мусульманская секта в Сирии и Армении, около 2 миллионов, именуется по шейху Езиду, сыну халифа Моавии, - процитировал Маммона из-за ноутбука. - "Гугл" рулит.

- Отлично! Поедем в Сирию? - саркастически усмехнулся я.

- Ура! - воскликнула Астаарта. - Поедем!

- Поедем! - подтвердил Маммона.

- Бляяяя... - заметил я.

Сирия. Сирийская Арабская Республика. Бескрайняя пустыня. Сплошной песок с редкими кустиками пожухлой травы. Песок и камень.

Дамаск. Даннаш. Проливший кровь. Разноцветные горы специй на рынке.

Изящные арки древних каменных сооружений. Гора Касьюн.

У подножья горы нас встречали трое езидов в пепельно-серых костюмах и с белыми чалмами на головах.

- Приветствуем тебя, Малак Тавус По представлениям езидов, Малак Тавус - это верховный ангел. Мусульмане и христиане считают Малак Тавуса падшим ангелом.! - кивнул один из них. - Мы уже знаем о твоем прибытии и готовы провести тебя к чаше.

Всего один глоток. Тёплая тёмно-красная солёная жидкость с привкусом железа. На втором глотке я чуть не блеванул. Но я приехал сюда, чтобы выпить. Напиться как следует. Еще один глоток. Я чувствую соль на языке. Она внутри меня. Она в моей крови. Я соль земли.

Может быть, люди заслужили прощения? Я вижу, как миллионы голодных гибнут по всему свету. Я улыбаюсь. Я смеюсь. Я знаю теперь, почему у Астаарты такая безумная усмешка. Теперь и я также безумен. Я вижу ребенка. Девочку, свернувшуюся в пыли. Ей всего лет десять на вид. Может быть и старше. Такое ощущение, как будто её чёрная кожа надета прямо на кости, настолько она худа. За ней силуэт большой сильной птицы. Гриф. И она и он ждут одного и того же. Она - чтобы избавиться от мучений. Он - чтобы поужинать.

Я вижу детей с оружием. Их лица оскалены. Они играют. Только их глаза говорят правду. Бах. "Ты убит! - кричит мальчишка. И глаза говорят. - Да, ты убит!" Я вырасту и убью тебя.

Я чувствую мучения девочки. Её ноги зажаты в бетоне. Вокруг вода. Она не плачет. Она серьёзно и сердито ждет избавления.

Я чувствую, как мужские руки немеют от мороза. Как мужчина падает лицом в снег. Его глаза открыты, но уже ничего не видят. Они уже покрыты инеем.

Но на этом ничего не заканчивается. Я слышу их стоны с той стороны жизни. Они ждали смерти, как избавления. А их обманули. Они вопят в тоске и страхе. Они вопят от боли. Это не на год. Это не на век. И даже не на тысячелетие. Это на всю Вечность.

Господь, даруй нам смерть, большего не прошу. Даруй мне дар неверия. Избавь от веры. Сделай так, чтобы после смерти ничего не было. Избавь меня от этого, Боже. Я Падший. Я прошу тебя, как ни просил никогда в жизни. Дай мне умереть без права на воскрешение?

Я оборачиваюсь. Я вижу только глаза. Столько глаз, что я мог бы нарисовать их. Это глаза бесов, которые мне служат. Обезьянки на моей службе. Как научить свободе людей, если они рабы в душе? У них нет ни единого шанса. Как их спасти? Уничтожить этот мир.

В глазах Астаарты я прочитал приговор миру.

- Теперь ты знаешь, - сказала она спокойно.

- Знаю, - ответил я.

Бог не дал нам шанса на прощение. Но это не значит, что мы не должны бороться за других людей. Это не значит, что мы отчаянные индивидуалисты. Просто мы свободны. Мы можем сами выбрать ненависть или любовь. Это наш выбор, но мы не можем вернуться к Богу. Мы можем сделать для них только одно. Убить их всех. Достучаться до небес. Принести кровавую жертву. Быть его жнецами. Потому что без пролития крови не бывает прощения. Мы не сможем простить его, если не прольем океанов крови.

Обрывок двадцать пятый

Я снова шёл по той же удалённой от городского центра улице.

- НАСТАЛ МОЙ ЧАС, И Я ВЗЫВАЮ К ВАМ!

Я оглянулся. Это был тот самый сумасшедший паренек, который выкрикивал дикие лозунги в небо. Я подошёл к нему.

- Нечего кричать и что-то доказывать кому бы то ни было. Ты ничего не докажешь, стоя на этом месте. Но все можно сделать с помощью денег. Пустые слова ничтожны.

Я достал из кармана пачку пятитысячных банкнот.

- Смотри, - шепнул я ему. Затем я посмотрел на окружающих нас людей. И швырнул деньги в самый центр толпы. Цельной пачкой они пролетели полметра, затем взорвались на десятки отдельных бумажек под порывом встречного ветра. Люди кланялись и падали на колени, чтобы взять побольше таких бумажек.

- Кланяйтесь и молитесь, - с усмешкой тихо произнес я. Но паренек услышал.

- ТЫ! - он упал на колени. - ТЫ ПРИШЁЛ!

Это Баальберит. Это Голос моей свиты.

Я вновь шёл по городу. Я слушал его голос, и слова стали складываться в песню:

Чёрно-синие губы и взгляд, холодный как лёд,

А тот, кто поймёт, тот скажет: "Смотрите - мертвец идет!"

На вид он обычный парень, но внутри только черви и смрад.

Куда он идёт, не знаю. Нет, знаю: шагает в ад.

Единственный грех его - гордость, и то, что неведом страх.

Что он отказал быть игрушкой в нелепых, чужих руках.

Давай же с тобою выпьем за то, чтоб с тобой вдвоём

Мы так же безгрешны были, как с тем мертвецом-королем.

И каждый шаг - это пламя,

И каждый взмах - это боль,

Но он это терпит гордо,

Пусть мёртвый - зато король!

Я побежал. Не знаю куда. Вдруг, мне вспомнился Форрест Гамп Герой одноимённого фильма.. "Беги Форрест! Беги!". Бег - это не только физическое ощущение. Не только жжение в икрах и бёдрах, но и нечто духовное. Раннее утро, свежий ветер тебе в лицо, солнце, встающее из-за горизонта навстречу тебе. И вдруг бег превращается в гимн солнцу, ветру, жизни. Этот гимн рвётся из твоей груди, как птица. Или как предсмертный хрип умирающего.

Позже мы шагаем с Баальберитом по тротуару ночной улицы, освещённому светом из окон стоящих рядом многоквартирных домов. Мы любим ночь и темноту, а на этой улице нет фонарей. Баальберит идёт, на ходу ударяя по гитарным струнам, и их звон и слова его песни разносятся далеко вокруг.

Навстречу нам идёт компания из трёх человек: двое мужчин и одна девушка.

- А я смотрю на тебя, я смотрю на тебя - ты теперь моя! - громко пропел Баальберит, подмигнув девушке. Та в ответ широко ему улыбнулась. Один из шедших рядом мужчин зрелого возраста, насупившись, пьяной походкой подошёл вплотную к Баальбериту. Тот продолжал играть на гитаре, а на губах застыла презрительная улыбка. Если бы мужчина был трезв, то наверняка презрительной улыбки и жестокости глаз Баальберита было бы вполне достаточно, чтобы он тут же ретировался, послушавшись своего инстинкта самосохранения - лучшего советника по выживанию. Но алкоголь уже сделал своё дело, и в его плавящемся мозгу возникали картины собственного боевого успеха, наполняя его бравадой. Подняв кулак, он ударил Баальберита в лицо. Ударил пьяно, как-то даже жалко, кулак скользнул по скуле, не причинив большого вреда. Последняя звонкая нота сорвалась с гитарных струн, и гитара замолчала. В глаза Баальберита было страшно взглянуть: в них смешалось ледяное презрение с обжигающей ненавистью, рождая поистине адское пламя.

- Ты уверен? - спокойно спросил он, усмехнувшись жестокой улыбкой, зная ответ. Мужчина размахнулся и ударил его по другой скуле, опять не причинив большого вреда. Тогда Баальберит продолжил, снимая гитару и положив её на траву. - Я по-христиански подставил тебе другую скулу, но ты не оценил этого. Теперь ты мой!

Баальберит хищно улыбнулся, а глаза его жадно блеснули в предвкушении добычи. Он схватил свою жертву за рубашку, от чего затрещали все швы и полетели пуговицы, и со всего размаху бросил спиной на капот ближайшей машины. Одной рукой он держал его за горло, а второй наносил удары прямо по лицу: нос, бровь, губы, скула, опять нос, бровь, снова нос и так далее. Я видел, как пелена застила глаза Баальберита и как оскалились его зубы. С каждым ударом он приговаривал:

- Не смей бить парня с гитарой!

Лицо избиваемого начало превращаться в кровавое месиво, и его попутчик, совсем ещё юноша двадцати лет, сделал нерешительный шаг на помощь к своему знакомому.

- Стоять! - прорычал я, делая шаг ему навстречу. Я думал, что придётся тоже немного сбить костяшки на кулаках, но юноше моего предупреждения оказалось достаточно. Он развернулся и резво побежал прочь. Зато девушка, которая так ласково улыбалась Баальбериту несколько мгновений назад, с яростью хищной птицы налетела на него. Кто поймёт этих женщин? Они готовы отдать своё тело под твёрдый мужской член того, кто достаточно силён, чтобы их взять, но иной раз выбирают рыхлых и слабых, чтобы заботиться о них и защищать их с какой-то материнской любовью. От таких отношений на километр воняет инцестом и фрейдистской психологией. Вот и сейчас "мамочка" била со всей силы ладонями по спине Баальберита. Тот на секунду отвлёкся и с удивлением посмотрел на неё. Этого было достаточно, чтобы, воспользовавшись передышкой, мужчина прохрипел, пуская кровавые пузыри:

- Хватит... Хватит!

- Ну, хватит так хватит! - улыбнулся довольный собой Баальберит, отойдя от него. Девушка же бросилась к лежащему на капоте, повизгивая и заливаясь слезами, начала гладить по груди. Мужчина вдруг захрипел и странно задёргал руками и ногами. После этого, глубоко сипя, он вздохнул два раза и вдруг замолчал. Девушка застыла над ним, всматриваясь в его лицо. Мы молча стояли, предчувствуя зарождавшуюся в ней истерику.

- Вы убили его... - слабо прошептала она, словно ещё сама в это не верила. - Вы убили его! - сказала она громче и твёрже. Чувствовалось, что следующую фразу она закричит, но Баальберит оказался быстрее. Он шагнул к ней, обнял и закрыл рот ладонью.

- Не кричи. Всё в порядке. Он просто в обмороке, ты разве не видишь, как вздымается его грудь? - из глаз девушки снова полились слёзы, и она обмякла в его объятиях. Баальберит продолжил спокойным и уверенным тоном. - Ему нужно в больницу. Давайте-ка сядем в машину, мы отвезём вас.

Он посмотрел на меня. Мы Падшие. Нам не нужно друг другу ничего говорить, чтобы знать, о чём мы думаем. Я быстрым шагом пошёл к оставленной нами машине, а когда я подъехал, Баальберит обнимал девушку за плечи, но её слёзы уже исчезли. Мы быстро закинули её попутчика на заднее сидение, рядом с ним сел я сам, Баальберит сел за руль, а девушка рядом с ним.

Мы ехали с полчаса по шоссе, пока не заехали в пределы городской рощи. Тогда девушка начала беспокойно оглядываться вокруг, но молчала. Мы выехали на берег реки.

- А как же больница? - робко спросила она. Из-за туч вышла яркая луна, и её блики рассыпались серебром по речным волнам. Стало очень светло, и я рассмотрел девушку в полной красе. Эффектная брюнеточка с большими испуганными глазками на худеньком лице. По её глазам было видно, что она уже всё поняла.

- Пойдём, прогуляемся, - предложил Баальберит, выходя из машины. - Смотри, какая красивая луна.

В следующий момент он уже выволакивал её из машины за руку.

- А я смотрю на тебя, я смотрю на тебя, ты теперь моя! - пропел он громко, смотря сверху вниз на распростёртое, скулящее от страха девичье тело. И закончил. - Моя смерть!

Девушка лежала перед ним на спине, подняв и сдвинув колени, от чего её юбка задралась и мне были видны её светлые трусики. Её руки были скрещены на груди.

Я почувствовал жалость к ней. Обычную человеческую жалость. Что такое жалость, если не сопереживание страху и боли, тем страданиям, которые испытывает человек? Мне было жаль её, такую красивую, с таким очевидным шансом прожить замечательную счастливую жизнь.

Баальберит потянул носом воздух:

- В ком-то проснулась маленькая визгливая девочка, - хищно произнёс он, глядя в мои глаза. Свет луны странным обликом искажал его лицо: зрачки были ярко-красными, а зубы выстроились в ряд острыми треугольниками в кривой усмешке. Зрелище было жутким.

- А скажи мне, что, если бы здесь лежала отвратительная безобразная ворчливая старуха? Ты бы тоже был также жалостлив и к ней?

Свет луны странным образом преобразил и лежащую девушку. Редкие волосы на почти лысом уродливом черепе были отвратительного тусклого белого цвета, а само лицо сморщилось и потемнело. Рыбьи глаза навыкате дополняли вид. Тощая кожа свисала с бёдер и икр под поднятыми коленами, а под юбкой виднелись желтоватые панталоны с тёмными каплями от мочи. Зрелище, не способное вызвать ничего, кроме презрения к этому убожеству.

- А если бы на этом месте был пухленький розовощёкий младенец? - вкрадчиво продолжал Баальберит. - Ты бы тоже испытывал такое же презрение, как сейчас?

Как многое зависит от возраста, от пола, от твоего достатка и красоты. Умиляет, сколько заботы и доброты проявляют люди к детям, но проходят мимо этого же ребёнка в его зрелом возрасте, когда он в такой же степени нуждается в доброте и заботе. Как много дают подарков благотворители в сиротских домах, но презрительным взглядом и злым словом одаривают взрослых выпускников сиротских домов, просящих подаяние на улицах. Как много любви получают красивые люди, но время неумолимо забирает их красоту и заставляет страдать от незаслуженных обид тех, кто более не удостаивает их своей любовью. Нам не дано видеть весь жизненный путь человека от его начала и до конца, и, встретивши его на одной из развилок нашей жизни, мы одариваем не его самого, а его детство, юношество, зрелость или же старость. Если бы мы только знали, какой отвратительной старухой станет прекрасная девушка. Как изменятся её прекрасные черты лица, как кожа, сморщившись, обвиснет, а вместо ясного взора на тебя будут смотреть два покрасневших глаза. И итог у всех один: гниющая плоть, поедаемая червями. Лишь в могиле мы все одинаковы и ровны: белоснежные кости в сырой земле.

Перед нами лежал, высоко подняв колени, белоснежный скелет. Без пола, возраста и без красоты плоти. Баальберит достал нож и со всей силы воткнул его в самую середину лба лежащего на земле черепа. Из-под лезвия ножа густыми каплями начала стекать на землю густая тёмно-красная кровь. Рядом со скелетом возникли призрачные очертания той самой девушки. Мне показалось, что её черты лица стали ещё прекраснее. Грустно взглянув на нас, она медленным шагом стала удаляться и вскоре исчезла между деревьев.

- Зато душа - душа она всегда прекрасна, ведь она - это частица Бога, - сказал Баальберит.

Обрывок двадцать шестой

В нашем доме собирается всё большее количество обезьянок, в экстазе выкрикивающих чьё-то имя. Ариман. Моё имя. Как будто мне до них есть дело.

- Пошёл вон! - кричу я первому попавшемуся лысому уроду. - Беги отсюда!

Он опасливо заглядывает мне в глаза и отскакивает на пару шагов.

- Тупой ублюдок, - говорю я и плюю в него. Он ловко увёртывается и льстиво смеётся.

Вот она - наша армия. Я иду мимо панков в заляпанных дерьмом штанах, мимо пожилых женщин в тёмных старых тряпках, мимо успешных менеджеров, топ-моделей, студентов, шахтёров, проституток, пидорасов, актёров, банкиров. Я прохожу мимо них всех, а вижу всего лишь толпу раздутых синих мёртвых лиц. Кому-то нужно утешение - и мы даём им это. Кому-то нужны наркотики - и мы даём им их. Кому-то нужна сила. Или немного власти.

Мой дом - это офис.

Мой дом - это крепость.

Мой дом - это банк.

Мой дом - это благотворительный фонд.

Мой дом - это наркопритон.

Мой дом - это церковь.

Добро пожаловать! Кто бы ты ни был, мы примем тебя с распростёртыми объятиями.

- Уроды! - мрачно говорю я Астаарте и валюсь в чёрное кожаное кресло.

- Будь к ним мягче, - отвечает она и ласково начинает мять своими нежными руками мои плечи.

- Я ненавижу их, они не понимают, что происходит! Они не понимают, что такое быть свободным. Быть Падшим. Как можно признать чью-то власть над собой?

- Расслабься, милый, - говорит Астаарта, затем встаёт передо мной на колени и делает мне превосходный минет в присутствии Баальберита и Маммоны. Я кончаю под звуки гитары, издающей прекрасные звуки под властными пальцами Баальберита, тихонько напевающего себе под нос.

Астаарта встает и вытирает краешек рта большим пальцем. Я смотрю в сторону Баальберита и подзываю к себе властным жестом.

- Как дела с пропагандой?

Он издает жестокий смешок. Его тёмно-карие, почти чёрные глаза смотрят на меня непринужденно и свободно. "Как и подобает всякому свободному. Мы ведь равны", - думаю я.

- Истинно так, - подтверждает Баальберит. Я улыбаюсь. Все Падшие слышат мысли друг друга. Это просто. Когда дойдёшь до той черты падения, когда тебе всё равно, то скрывать что-то уже незачем. Нет ни стыда, ни обид. Только свобода.

- Всё проще простого. Если раз за разом повторять, что ты осёл, то начнёшь жевать сено. Мы повторяем людям, что они ослы с начала века, и они в это поверили. Они живут ради машины. Ради тусовок. Ради того, чтобы их квартира была на двадцать квадратных метров больше, чем у других. Ты не поверишь, но вчера один парень выбросился из окна, потому что родители не купили ему iPhone.

- Да уж, - говорю я. - Сюжет "мёртвых поэтов" В фильме "Общество мёртвых поэтов" один из главных героев покончил с собой из-за запрета отца играть в театре. даже рядом не стоял со столь забавным происшествием.

- Вообще-то вчера на одном интернет-ресурсе этот фильм выставили для скачивания. Интересно было посмотреть комментарии к фильму. Многие осудили саму возможность умереть ради того, чтобы заниматься тем, к чему лежит душа.

- И мне это нравится, - улыбаюсь я. Машина запущена и работает. Не верите?

Добро. Справедливость. Любовь. Честность. Преданность. Уважение. Дружба. Милосердие. Верность. Совесть. Порядочность. Искренность. Добродетель.

Подойдите к любому человеку и попросите его назвать пять хороших качеств. Что он скажет вам в ответ? Скажите эти слова вслух. Разве вы не чувствуете стыд за каждое произнесённое слово. А любой диалог с использованием этих слов скатится в ироничную и самодовольную болтовню. Потому что людям стыдно говорить о том, что они потеряли. О том, что потеряло всё человечество. И мне это нравится. Это один из признаков, по которым я узнаю смерть мира.

Зато такие слова, как "сытость", "гордость", "индивидуализм", "сексуальность", "авторитетность", "карьеризм", - это важно. Это по-настоящему важно. Я горжусь вами, люди. Я по-настоящему горжусь вами.

По-настоящему свободных так мало. Мы любим посещать церкви. Мы улыбаемся православным старушкам. Они кричат на нас матом при свете мерцающих огней свечей. Мы слишком близко подходим к их алтарям. Мы сексуально подмигиваем отцам католической церкви. Они такие лапочки, правда? Почему же они домогаются мальчиков и мужчин? По-моему, любая женщина готова раздвинуть ноги перед ними. Но больше всего мне нравится, как торгуют Иисусом в протестантских церквях. Слышите, протестанты? Я люблю вас. Временно исполняющий обязанности князя мира сего любит вас более всех тех, кто широкой дорогой шагает в ад под знаменем Христа.

Мы делаем пожертвования почти во всех христианских церквях. Это те деньги, которые я получил за смерть своих родителей. Свечи в ваших храмах сделаны из их сожженной плоти, остатков волос, ошметков костей. В каждом пламени свечи я вижу их оскаленные черепа, которые улыбаются мне с того света.

Но в этих церквях есть и те, которых мы любим по-особенному. Это те, кто носит истину в своём сердце. Они радостны и добры. Они уверены в том, что получат своё место в Раю. Это те, кого мы особенно любим, потому что именно они истинно могут быть крещены в нашей вере. Союз Падших ангелов и свободных людей, что может быть более могущественным? Хаос уже проник в ткань нашего мира и заставляет его трещать по швам. Мы верим в Христа, но наш трепет перед Судом исчез. Мы готовы к битве, которая уже была предсказана. Теперь в нашем сердце только гордость за то, кто мы такие. Мы плюём в сердце Господа, которое он широко открывает перед нами. Да будет забыто его имя нашими потомками.

Я смотрю на своих соратников. У всех на левом предплечье шрамами начертана пентаграмма в круге. Это наш знак. Знак свободных людей. Вы не узнаете нас никогда. Кто-то из нас подносит вам еду в ресторане. Другой сидит в совете депутатов и голосует за законопроект. Мы те, кого вы считаете своими близкими друзьями, потому что врагов мы не терпим.

Обрывок двадцать седьмой

В офис вошла секретарь.

- Привет, зайка! - сказал я.

- Доброе утро! - ответила она.

Когда-то я ввёл обязательное правило обращаться на "ты" в компании, чем очень горжусь.

- Притащи, пожалуйста, нам кофеина, солнышко! - говорю я.

- Конечно! Сейчас! - улыбается Люба и выбегает из моего кабинета.

Я работаю как проклятый, и мне это нравится. Мне нравятся наши достижения. Группа компаний "Чёрное золото" объединяет в себе организации по направлениям: добыча и переработка газа и нефти, юридические услуги и бизнес-консалтинг, информационные технологии, издательство, банковские услуги. Есть еще несколько нелегальных направлений: агентство эскорт-услуг, производство и импорт натуральных и синтетических наркотических веществ. Агентство эскорт-услуг - это проституция. Очень дорогие и красивые проститутки, занимающиеся сексом раз в месяц за огромные суммы денег.

Во главе группы компаний всего четыре человека: я, Астаарта, Маммона и Баальберит. И мы все входим в список Forbes Один раз в год журнал "Forbes" публикует рейтинг самых богатых людей мира.. Правда, в списке указаны всего лишь ярлыки на наших телах. И не просите меня назвать их, я всё равно не смогу этого сказать.

Сегодня на повестке дня у нас возможность получения четырёхмиллиардного государственного контракта. Даже не возможность, а конкретный способ получения.

- Надавить на совет директоров, чтобы они приняли наше предложение, - предлагаю я.

Лучше пообещать им увеличение премиальной части, если результаты будут удовлетворять нашим требованиям, - говорит Маммона.

Премиальная часть. Откат. Больше зарплата руководителей. Меньше выплаты акционерам. Вот такая вот, блядь, математика.

- Отличное предложение, - говорит Баальберит. - Потом мы сможем по горячим следам выпустить расследование в нашем издании "Страна финансов" и уронить их акции до минимума на бирже. Потом втихомолку быстро скупить их и объявить о приходе более надежного руководства и нашей готовности к инвестированию в компанию. Тем самым мы поднимем их рейтинг привлекательности для биржи и сможем получить чёртову кучу денег.

- Блядь, мальчики, какие вы умные, - промурлыкала Астаарта со своего кресла. В своём сером пиджаке с большими чёрными пуговицами, такой же серой юбке и белой блузке она казалась настоящей бизнесвумен. Хотя я и знал, насколько равнодушно она относилась к тем финансовым операциям, которые мы проводили.

Я закидываюсь декседрином и пью свой тёплый чёрный кофе. Мой дом - это офис!

- В этом месяце должен быть принят закон об ужесточении мер преследования за нарушение авторских прав, - говорит Маммона. - Теперь мы можем спокойно выходить на рынок с нашим программным обеспечением. Причём, я думаю, юридическая консультация даже выиграет более от этих законов, потому что поднимается настоящая неразбериха.

Я хихикаю, Баальберит подхватывает за мной. Астаарта лишь легонько улыбается краешком рта. Ей неинтересны разговоры о бизнесе и политике.

Что может быть глупее современной системы законодательства? В процессе принятия законов принимают участие только избранные люди, в результате никто толком и не знает, какие законы существуют и какова степень ответственности за их нарушение. Однако незнание законов не освобождает от ответственности. Поэтому, если однажды к вам придут и сообщат об аресте на десять лет, не спешите удивляться. Это вполне нормально.

Ведь у вас нет никакой физической возможности прочитать все существующие законы. Вообще-то, говоря по честному, в современной системе простому народу абсолютно безразлично - вовсе не издавать никаких законов или издавать так, что их смысл без юридического образования никак не понять. Среднестатистическому человеку со средним уровнем интеллекта нет смысла добираться до сути законов, да и всей жизни ему на это не хватит. Ему гораздо более интересно заработать деньги на кусок хлеба с колбасой.

И нам это нравится. Демоны во все века были превосходными юристами и финансистами. Деньги? Конечно! Подпишите этот договор, пожалуйста!

Мы едем в чёрном блестящем Audi, когда рядом с машиной раздаётся взрыв. Водитель резко крутит руль, и мы вылетаем на обочину. Машина несётся вниз по склону холма и на скорости 90 км/час левым передним краем врезается в дуб. Левый бок сминается в гармошку и ребра водителя издают хруст под давлением стали. Из его рта растут кровавые пузыри. Он равнодушно наблюдает за тем, как стая чёрных птиц вспорхнула с дерева и, хрипло каркая, стала кружиться над местом аварии. Затем он с благодарностью принимает забытье смерти. Я вижу, как его душа мелкими неуверенными шагами направляется в сторону давно исхоженных мною тропинок.

Я выхожу из машины, ощупываю себя и убеждаюсь, что я на удивление хорошо сохранился в этой аварии. Смотрю на вершину холма. Туда, где проходит линия автострады. Там несутся со скоростью 120 км/час машины. В них сидят водители, которые проносятся всего в двух минутах от своей смерти.

На вершине холма стоят три человека. На них дорогие серые плащи и широкополые шляпы, прикрывающие их лысые головы. В руках одного из них находится небольшой гранатомет. Двое других достают из глубины своих плащей пистолеты.

Я в ярости. Я соль земли. Никто не смеет покушаться на мою жизнь. И тем не менее первая пуля зарывается в землю у моих ног.

Думай, думай, думай! Бежать, значит потерять свою гордость. Но кто они такие? Конкуренты? Религиозные фанатики? Кто? А может быть, к чёрту гордость? Что дороже: гордость или жизнь? Что лучше: жить до старости или во цвете лет шагнуть за край усталости, поняв, что ты поэт? Где-то я уже это слышал. И ведь некому молиться. Я даже никого не могу попросить, чтобы смерть прошла мимо. Вот и мой черед уйти. Как жаль, что рядом нет Астаарты. Хотя это и к лучшему. Ведь тогда её застрелили бы вместе со мной. И они умерли в один день. Как романтично.

Я трясущимися руками пытаюсь открыть багажник искорёженной машины. Ещё две пули вонзаются в землю рядом со мной. Кто же стреляет с такого расстояния из пистолета? Тоже мне, блядь, профессионалы! Багажник распахивается, и я исследую взглядом его содержимое в надежде обнаружить оружие. Посередине багажника лежит белый пакет с чем-то запакованным в бумагу. Я отчётливо вспоминаю, как в прошлую субботу после стрельбищ положил в багажник машины АК-47 и забыл его вытащить дома. Автомат Калашникова. Одинокий и забытый мною. Каждую субботу мы едем на стрельбище на территорию частного охранного предприятия. Раньше это было просто забавой. Теперь эти навыки и собственная забывчивость спасут мне жизнь. Я достаю автомат, перехватываю ремень под локоть правой руки и поднимаю автомат на уровень глаз. Отработанные на стрельбище приемы. Я без колебаний нажимаю на курок и провожу стволом автомата небольшой полукруг. Пули жадно вгрызаются в тела нападающих. Они удивлённо останавливаются, словно натыкаются на невидимую преграду. Следующие три очереди я выпускаю одну за другой прицельно в тело каждого их моих неудавшихся убийц. Теперь они всего лишь мясо, нафаршированное свинцом. "Я бы мог их зажарить и съесть", - думаю я.

Я не чувствую не раскаяния ни угрызений совести. Абаддона поёт во мне яростную ликующую песню. Я вытираю мокрое от пота лицо и иду домой пешком.

- Кто это был? - кричу я. - Мне плевать на всё, кроме этого вопроса. Кто это был?

- Не смей на меня повышать голос, - злобно шипит Астаарта.

Я принимаю её злость. Никто из нас не может быть выше другого. Никто из нас не признаёт другого выше себя.

- Вы понимаете, что это было не только против меня, но и против нас всех? - спрашиваю я, обводя яростным взглядом всех собравшихся.

- Не беспокойся, мы это выясним, - отвечает Маммона и треплет меня по плечу. - Приляг, отдохни. Поспи чуть-чуть. Тебе это нужно.

- Чёрта с два! - огрызаюсь я. - Я собственными руками вырву заживо внутренние органы тех, кто за этим стоит! И буду радоваться, смотря в их потухающие глаза!

Только сейчас я замечаю, что в моей руке так и зажата рукоять автомата и понимаю, что шёл с ним всю дорогу до своего дома. Я вспоминаю испуганные лица людей по дороге и оглядываю еще раз лица тех, кто собрался в офисе. В некоторых из них я различаю едва уловимый страх смерти. Тот самый, который почувствовал я, когда пули вонзались в землю рядом со мной. Это меня ужасно злит. Я разжимаю пальцы, и автомат с глухим стуком падает на ковер. Вполне возможно, что нашим юристам придётся немного поработать для того, чтобы не было последствий инцидента. Но в конечном счете деньги решают всё. Мой дом - это крепость.

Обрывок двадцать восьмой

К нам приходят худые бледные люди в чёрно-серебристых костюмах. Они смотрят на нас светлыми глазами, в которых ясно видна их ненависть к нам - хозяевам. Это наши рабы. Они дарят нам тёмную ненависть, а мы взамен отдаём им белую любовь. Нам всё равно, что они будут с ней делать: нюхать или вкалывать. Мы даём им белую любовь, благословляя их дорогу к чёрным небесам. Рядом с нашим домом стоит недостроенное здание, в котором они могут заняться своими поисками.

Нет, я не устал, малышка, просто хочу найти свою вену, для того чтобы вколоть себе немного любви. Нет, конечно же, я не устал, а глаза мои скрыты пеленой безумия лишь оттого, что я безумен, и безумие имеет вкус безумия. Сказка врет, но в ней намек, что за мной теперь должок.

Нет, я не устал. Я ведь не устал?

Я тихо покачиваюсь на волнах реки, несущей меня в прекрасное, кровожадное, ослеплённое солнцем гордыни, сожравшее само себя, изрыгнувшее и вновь поедающее свою гниющую плоть, оскаленное бесчисленными улыбками легкомыслия, без здравого смысла, обретающее неверное направление, отдающее приятным запахом смерти место. Они называют это место Адом. Но я то знаю... Чёрные небеса. Да, милая - это чёрные небеса.

Нет. Я не устал. Зачем так слипаются глаза?

Полуночный бред, утренний бред, обеденный бред, вечерний бред...

И всё сначала. Возлюбите ближнего своего... А затем схватите его и возлюбите ещё страстней, чтобы он почувствовал страсть, боль, жгучую ненависть, любовь. От неё до неё один шаг. Любовь не помнит зла. Любовь слепа. Я не хочу быть слепым и хочу всегда помнить имена своих врагов. Иначе зачем жить, если имена врагов не написаны в душе огненными буквами. Мой враг должен быть ВРАГОМ. Иначе что же это за враг? Я не хочу иметь врагом ничтожество. Вот Бог, например, для меня достаточный враг, чтобы думать о нем как о ВРАГЕ. Я хочу иметь сильного врага. Сильного, как скала. Я хочу иметь врага, грозного, как поцелуй ангела. Смерть тоже ангел. Все боятся смерти. Она враг? Нет, она подруга.

Тссссс... Часы. Упали и разбились. Я не устал.

До Суда еще много времени. А на Суде будет много крови, потому что это суд. Нас будут судить звери. И есть нашу плоть будут звери. Только я не дам свою плоть им. Я съем её вперёд их, а они будут пыжиться от осознания своего тупого великодушия и морщиться от голодной, ненасытившейся любви.

Я не устал, милая. Ты мне не веришь?

Хочешь, я докажу тебе это. Я войду в твоё святая святых, где святые омывают свои разгорячённые члены. Место великого отдохновения. Место ярости. Вот... так... Вот, малышка... Хорошо. Видишь, я ведь нисколько не устал. Ты помнишь свою кровь на кресте? Помнишь, как мы распинали тебя на кресте, когда ты еще была невинной, и Князь не коснулся раздвоенным копытом твоей груди. Тебе хорошо? Тебе хорошо, грязная сучка? Почему ты не отвечаешь? Потому что ты мертва, как Бог... Потому что ты устала жить.

А я не устал.

Мне не нужно сушек, плюшек, конфеток и пирожных. Хотя мороженое я люблю. Оно такое же холодное, как моё сердце. Вечный огонь ада слегка подогреет его. Может, в аду я буду по-настоящему любить? Поскорее бы проверить. Боль будет такой сильной... Но что это по сравнению с болью внутри? Нет ничего больнее боли, которая внутри.

Что?.. Что это?.. Я... Разу... чился ды... шать... Пом... Помоги... те. Фууу... Теперь вдохнем. Теперь выдохнем. Разучился дышать. Надо же. Хи-хи-хи. Что там? Моё отражение в зеркале. Мои глаза. Если я долго буду смотреть в свои глаза, я пойму себя. Ведь глаза не лгут? Добрые... Добрые серые глаза. Нежные, как цветок, покрытый росой на солнечном лугу. Что такое луг? Я не помню солнечного луга. Помню сталь, бетон, стекло, но не помню солнечного луга. Помню иглу. Глаза. Где мой зрачок? Где мой зрачок?!! Вот он. Такой маленький. Такой беззащитный. Глаза. Тихо грустящие о забытой любви. Добрые, грустные, уставшие... НЕТ! Вот тебе! Вот! Грязное, бездушное зеркало! Вот твои осколки. Нет, глаза не лгут - лгут зеркала. Они лживы, как отшельники на склонах холмов. Как монахи в своих монастырях. Как церковь. Но теперь зеркала нет. Зеркала нет... Оно обмануло меня, оно сказало мне...

Нет, я не устал.

У меня впереди много дней. Бесконечное количество алых дней под покровом седой луны. И меня поймет только дельфин в море да пингвин в Антарктике, потому что я сам пингвин, просто я умею летать. Там внизу копошатся люди. Как букашки. Неужели я так велик, что люди - букашки? Хм... Что бы сказала мама, увидев такое? "Слезь с подоконника: разобьешься!" - вот, что она сказала бы. А если я прыгну, я разобьюсь? А, мам? Ведь ты же никогда не знала, что я умею летать. Ты спросила: "Зачем тебе крылья? Ты ведь не умеешь летать", - и ты обрубила мне крылья. Мои красивые крылья. Но всё равно я легче пушинки, легче воздуха. Высота манит, словно говорит: "Прыгни, и я подхвачу тебя. Ты полетишь. Ты полетишь. Ты полетишь!" Лживая сука.

Я не устал. Не настолько устал, чтобы прыгнуть с подоконника вниз.

Я прыгну вверх. К чёрным небесам. Там меня ждут. Спроси меня куда. И я отвечу: в небеса. В чёрные небеса. Где тьма - это свет. Чёрные небеса.

Ты оставляешь на земле след раздвоенных копыт.

Рождённый свободным - ты будешь убит.

Твой путь - твоя боль, он ведет в никуда.

Твоя ярость - огонь, твои слезы - вода.

Чёрные небеса. Чёрные небеса.

Ты обретешь чёрные небеса.

Но потеряешь свою душу навсегда.

Трясет. Это не от усталости. Нет.

Как меня трясет. Тьфу, противно от собственной слабости. Стук в дверь? Гости с небес. Вот один из них пополз по потолку, оставляя шершавый след. Я помню его. Он убил мою душу. Другой, закрывшись потемневшими от крови крыльями, сидит на грязном кресле и читает газету, попыхивая сигарой. Забавно смотреть, как они гоняются друг за другом, отрывая волосы, уши, головы, руки. Разрывая тела, как бумагу. Безмолвно кричащие о жуткой тоске, безысходности. Вон еще один. Весь в чёрном и крылья сложены за спиной, как чёрный плащ. Сидит. Курит. Улыбается. Ждёт кого-то. Или чего-то. Падший ангел. Слова горят на губах, и на вкус, как кровь. А там, за окном белый, сияющий ангел. Настоящий божий посланник. Засланник. Засланец. Засранец. Уйди, пока не запачкали кровью твои белые перья. Словно жадный зверь до человеческой любви. Ворчит. Хочет войти, но боится моих гостей. Хочешь стать таким же? Тогда иди сюда. Сделай свой выбор раз и навсегда. Отворачивается и, взмахнув крыльями, улетает. Чёрт с ним. Нет, со мной. Какой же он светлый.

Моя голова. Она сейчас взорвётся, и мозги зальют стену непрерывным потоком. Они будут все лить и лить, а люди из скорой будут удивляться: откуда у него столько мозгов? А ещё кто-то подумает о последних работах Пикассо. Хи-хи-хи.

Я не устал. Знаешь почему? Потому что я компьютер. Большой мощный компьютер. Мечта. Чья-то. Нет. Я не компьютер. Я ведь знаю, что я не компьютер, но тот, кто нажимает на кнопки, не знает об этом. Он нажимает на кнопки. Он жмёт на них своими потными, грязными пальцами. Жмёт, выжимает из меня последние крохи сил. Он хочет, чтобы я устал. Устал и умер. А я не подчиняюсь ему. Я не компьютер. Вот так вот, сукин сын! Я не компьютер! Нажимай на кнопки всех остальных - вон они, какие милые и хорошие. Чистенькие, опрятненькие. Вон, пошла одна. Я бы с нею сконнектился. А потом бы взял клавиатуру и бил бы по её монитору, пока он не станет таким же разбитым и старым, как моё нутро. Не такой, как все. Не такой, как человек. Не такой, как Христос.

Что они носятся со своим Христом? Он не более чем Бог! Разве этого достаточно? Он Бог, а я человек. Это еще вопрос, кто важнее. Я-то знаю, что могу существовать без него. А он сможет ли без меня? Не знаю.

Я не уснул. Я здесь. Я сижу прямо. Я не устал. Я не устал. Я не устал! Поцелуй меня, моя подруга. Поцелуй меня, потому что я ещё не устал. Поцелуй меня, моя подруга Смерть. Если бы ты не была ангелом, я бы с удовольствием трахнул бы тебя. Я бы тихонько подошёл к тебе и откинул чёрный капюшон назад. Нет. Там не ухмыляющийся череп. Там лицо женщины... девушки. Девственно чистое. Бледное. Чувственные губы. Твои глаза. Они такие чёрные, как сама Тьма. Как Вечность. Твои волосы черны, как воронье крыло. Твоё дыхание пахнет ладаном. И чем-то ещё. Чем-то приятным... Смертью. Ты так прекрасна, моя любимая. Я целую твои губы. Целую и не могу насытиться этим странным смешанным чувством боли и удовольствия. Твой язык. Нет! Ты не холодна, ты так горяча. Я и не знал, что ты так горяча. Ты молча охватываешь меня своими руками и, теребя волосы, теснее прижимаешь к себе. Я чувствую, как низ твоего живота прижимается к моему. Я чувствую сладострастие. Сладострастие Смерти. Я тону в твоём поцелуе. Ты милая, бесконечно милая. Отрываюсь от твоих губ и целую в ушко, в шейку. У тебя такая нежная кожа. Тихонько помогаю себе кончиком языка и чувствую, как напряглось твоё тело. Тебе нравится. Скажи, любил ли тебя кто-нибудь еще так, как я? Аккуратно распутываю шнурок плаща, и он падает с тебя. Я вижу тебя. Как ты прекрасна, моя возлюбленная. Любил ли я до этого? Аккуратными поцелуями приближаюсь к твоей груди. Она восхитительно мягкая и упругая. Соски на ней горячие и твердые. Беру в рот один из них. Ты теснее прижимаешь мою голову к себе. Мой член разгорячен и готов к тому, чтобы почувствовать твоё влагалище. Внезапно ты отрываешь мою голову от своей груди, и твои губы снова прикипают к моим. Пусть попробует кто-нибудь разъединить нас. Твои руки скользят к моей ширинке, и я даже не замечаю, как мой член оказывается снаружи. Ты трёшься об него своим животом, а затем ложишься на кровать и раздвигаешь ноги. Твоё прекрасное тело готово принять меня. Я целую твои ноги, живот, грудь, губы. Ты аккуратно берёшь мой член, и я чувствую твоё разгорячённое лоно. Мне так приятно, милая. Ты закрываешь глаза и, наморщив лоб, открываешь свой рот. Я же закрываю его поцелуем. Туда, дальше, обратно, снова туда. Ты входишь в ритм и помогаешь мне. Во мне растет неудержимый вулкан, который вот-вот взорвется... Любил ли тебя кто-нибудь ещё так, как я, моя ласковая подружка? К сожалению, ты ангел. Увижу ли я тебя на чёрных небесах? Надеюсь, что да.

Я не устал.

Моя комната освещена чёрным светом. Красные гирлянды висят, как будто сегодня Новый год. Новый год. Новый век. Новое тысячелетие. Новая вечность. Мне нужно ещё немного белой любви, чтобы она прошла по моим венам, насыщая их своей глупой ненавистью.

Аккуратно...

Мне хорошо. Я совсем не устал. Вокруг меня звёзды водят свои хороводы, улыбаясь вместе со мной сумасшедшей улыбкой. Как же красиво кругом. Это чёрные небеса? Нет. На чёрных небесах не так. На них гораздо лучше.

Привет, дядя Ваня! Ты же ведь умер, разве ты не знаешь? А я не умру, потому что еще не устал...

Тёмная, грязная одинокая комната. Лохмотья обоев свисают со стен. Ржавые пятна на потолке. Мебели нет. Ничего нет, кроме бледного юноши, сидящего на полу в чёрно-серебристом костюме, на котором видны разводы грязи. Рядом с левой рукой шприц и, чуть поодаль, жгут. На его губах застыла радостная улыбка. Остекленевшие глаза видят свет иного мира. Рядом с правым ботинком белый клочок бумаги. На нём написано: "Я ищу чёрные небеса".

Это наши рабы и еще один канал поступления денег. Ведь мой дом - это наркопритон.

Обрывок двадцать девятый

- Голубчики! Родные мои, спасибо большое вам! - говорит старушка и чуть ли не кланяется нам в ноги.

- Идите, идите, бабушка! - говорит Маммона и, ласково поддерживая её за локоть, доводит до выхода из офиса.

Я не могу сдержать довольной улыбки. Помощь другим - это чертовски приятно. Это не имеет ничего общего с христианской добродетельностью. Что-то заурчало и неприятно кольнуло в моем животе.

Мы едем в колонне. Три большие машины BMW. Мы едем со встречи по передаче очередной партии синтетика оптовым покупателям для дальнейшего распространения по регионам. Возле дороги нас тормозят две привлекательные пьяные девушки. У них тонкие стройные восемнадцатилетние тела. Их груди выпирают двумя холмиками на шерстяной поверхности кофточек. Они бессмысленно весело улыбаются. От них приятно пахнет дешёвыми духами.

Баальберит приветливо улыбается и приглашает их войти в машину. Девочки в полном восторге. На таких машинах они ещё не катались. Они садятся на заднее сиденье рядом с Баальберитом и начинают громко разговаривать и задавать нам разные вопросы. Мы им улыбаемся и отвечаем дружелюбно и по возможности искренне. Тем временем машины несутся по ночному шоссе за город. Маммона за рулем знает, чего мы все хотим. Астаарта осталась дома, а я здесь, среди друзей и малолеток, чувствую неудовлетворенное желание секса.

- Отсосёте, девчонки? - предлагает Баальберит. Всё резко меняется. На их пьяных лицах появляется попытка осознать, кто мы такие и куда едем. Они смотрят за окно и видят проносящиеся мимо деревья. Машины начинают сворачивать направо от основной дороги.

- Куда мы едем? - спрашивает одна из них. Катя. В её тревожных глазах появляется панический страх. Мимо начинают проноситься кресты и надгробные плиты. Мы поворачиваем ещё раз. Клещихинское кладбище. Самое весёлое место этой ночью.

Баальберит повторяет свою просьбу. Девчонки переглядываются. Катя, молча, мотает головой.

- Мы не такие, - робко говорит она уже протрезвевшим голосом.

- Тогда вылезайте, - грубо говорит Маммона. Я выхожу и открываю перед ними дверь. Галантно подаю им руку. Из двух других машин появляются наши сородичи. Такие же звери в этой ночи, как и мы. Девочки жалобно скулят. Они испуганы. Вокруг них одиннадцать мужчин в темноте кладбища за много километров от города. В полном молчании мы в упор жадно разглядываем их тела.

- Мы много не просим, - обаятельно улыбаясь, говорит Баальберит. Он вообще крайне обаятелен, как и мы все. - Впрочем, мы не настаиваем.

Мы расходимся по машинам и медленно трогаемся в обратную сторону. Вторая девочка, не выдерживает и бежит за нами. Мы останавливаемся и опускаем окно.

- Не нужно, - всхлипывает она. - Пожалуйста, отвезите нас домой.

Баальберит кричит:

- Уйди, дура! Не хочешь - не надо! Мы не дураки, чтобы тебя насиловать!

Я поднимаю стекло, и мы проезжаем вперед сто метров. Девочек почти касается темнота кладбища. В тёмных кустах рядом с могилами что-то постоянно потрескивает, словно сучья под неуверенными шагами мертвеца. Мы снова останавливаемся. Девочки бегом приближаются к нам с плачем и криками. У Кати более сильный дух, чем у Оксаны, и, приблизившись, она снова молчит. Слёзы текут по её щекам, оставляя за собой следы размазавшейся туши.

Оксана робко говорит Баальбериту:

- Давайте я одна, но только тебе... - и останавливается. Неуверенно пытается улыбнуться.

Тот издает злой смех.

- Нет, солнышко, так не пойдёт. Нас одиннадцать неудовлетворенных мужчин и вам придётся попробовать на вкус всех нас, иначе вас попробуют на вкус те, кто живут здесь, - он снова зло и пронзительно смеется. От его смеха даже у меня пробегает мороз от ужаса. В окружающих нас кустах я ясно вижу зелёные огоньки глаз. Про себя я искренне надеюсь, что это собаки или другие животные.

Я сажусь на заднее сидение. Катя садится рядом. Я у нее уже третий, поэтому ей хочется поскорее закончить эту процедуру. Мне становится её жалко, и я выхожу из машины. Следом за мной залезает кто-то из тех обезьянок, кто был с нами.

- Кончил? - спрашивает Баальберит. Я пожимаю плечами и пинаю камень, лежащий в дорожной пыли. Затем затягиваюсь сладким травяным дымом папиросы. Легкий наркотик принимает меня в свои объятия. Потом мы уезжаем. Оставляя Катю и Оксану на кладбище.

- Слишком долго ломались, - говорит Маммона им. - Дойдёте до шоссе и поймаете попутку.

Баальберит заливается злым смехом и подмигивает им. Я помню их растерянные заплаканные лица с засохшими следами спермы на губах.

На следующее утро мы пьем кофе в офисе, когда заходит Астаарта.

- Интересное происшествие, - ровным тоном замечает она. - Вчера на кладбище нашли двух девочек восемнадцати лет. Одна из них была мертва, а вторую увезли в психиатрическую больницу. Она ничего не может сказать связного о случившемся. Она вообще, по всей видимости, потеряла возможность связно мыслить.

Я чувствую острую боль в животе и морщусь. Во рту я почему-то ясно различаю слабый привкус крови. Я сглатываю слюну.

Маммона кивает, а Баальберит улыбается. Я знаю, что Астаарта знает то же, что знаем мы.

- Сегодня у нас по плану заезд в детский дом. У них есть отличная идея сделать компьютерный класс, но финансирования не хватает. Они обратились за помощью к нам, - говорит Маммона. - Мне кажется, дети - это святое, и мы просто обязаны им помочь.

В следующую минуту мы с увлечением делимся мыслями о том, какие новинки компьютерного мира мы сможем предоставить бездомным детям. Ведь мой дом - это благотворительный фонд.

Обрывок тридцатый

Я всматриваюсь в тёмные лица моих верных помощников.

- Кто за этим стоит? - задаю я вопрос зло и отрывисто. - За два месяца меня пытались три раза убить. Кто за этим стоит?

Я чувствую ужасную боль в животе.

- Оставь их, - говорит Астаарта. - Они делают всё, что могут.

- Мне всё равно, - отвечаю я. - Для меня этого недостаточно!

Она пожимает плечами. Пол вертится под моими ногами, и я падаю на одно колено, держась за живот.

Я застонал, и Астаарта прохладными пальцами прикоснулась к моим вискам.

- Поспи, милый! - тихо прошептала она, массируя мои виски. Она провела ладонью по моему лбу.

Мне страшно спать. Мне до ужаса страшно спать. Каждый раз, когда я засыпаю, я словно умираю. Поэтому прежде чем уснуть, я устаю, пока само тело не умоляет меня о смерти. Сон? Глупая выдумка. Сон нужен. Какая ужасно глупая выдумка. Сон - это тренинг смерти. Каждый вечер мы умираем и каждое утро воскресаем. И боимся смерти всю жизнь. До чего же глупо бояться того, что мы делаем каждый день.

- Я не могу, - отвечаю я и проваливаюсь в сон. Во сне я брожу за пределами мира, открываю ворота Хаоса и впускаю в этот мир тёмных Падших. И каждый раз, когда открываю свои глаза, я клянусь больше их не закрывать, чтобы не видеть этого. Мокрый от пота, ослабевшими руками я скидываю с себя одеяло. Астаарта, как всегда, сидит рядом и смотрит на меня с загадочной улыбкой.

- С днём рождения, милый! - кричит пронзительно она. Меня тошнит прямо на пол рядом с кроватью. Дверь открывается, и с тортом заходят сначала Баальберит и Маммона, потом мои ближайшие помощники, а также застенчиво протискиваются обезьянки, мечтающие быть свободными, подобно нам. Меня тошнит ещё раз, прямо на красивые зелёные домашние тапочки Астаарты. В луже блевотины на полу много красного. Чересчур много красного.

Маммона и Баальберит выгоняют остальных за дверь. Маммона ставит поднос с тортом на тумбочку рядом с кроватью и ворчит:

- Нашёл время...

Я непонимающе смотрю на него. Потом на Астаарту.

- Что со мной? - спрашиваю я.

- Всё просто. Ты умираешь, - отвечает она мне и проводит ладонью по щеке. - Только не нужно истерик. Смерть - это не трагедия, а простой среднестатистический факт.

Я чувствую, как моё сердце толчками гонит кровь по телу. Я чувствую каждый толчок.

- Почему? - во мне нет страха. Только какое-то пустое любопытство.

- Тебя интересует физиологическая причина или это риторический вопрос о смысле твоей смерти? - спрашивает в ответ Астаарта.

- И то, и другое, - я чувствую во рту соленый вкус крови. Он мне дико нравится. Наверное, из меня вышел бы отличный вампир.

- Наркотики, истощение и слишком много мелко истолчённого стекла в еде.

- Почему, Астаарта? - теперь уже мой вопрос не нужно уточнять.

- Ты так и не понял значение того, что произошло и что произойдет. Правда в том, что это мы стояли за организацией покушений на тебя. Ты должен умереть!

- Кому я должен? - завопил я отчаянно, чувствуя ужасную резь в животе. - Я свободен в своих желаниях!

- Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого. Помнишь? - проворковала она. - И нам нужно, чтобы ты умер. И тебе тоже, просто ты пока еще этого не осознаешь. Ты всё еще боишься.

Я сглотнул кровь. Её можно глотать и глотать, а жизнь уходит и её не вернуть. Я старался сглотнуть ещё, но это оказалось свыше моих сил. Кровь тонкой струйкой потекла из уголков моего рта. Астаарта склонилась надо мной, и в её безумных глазах я увидел то, чего никогда не видел за всю историю нашей жизни. В её глазах светилась небесным светом Любовь.

- Что делать, когда ненависть переполняет тебя и не дает спокойно мыслить? - спросил я.

Она подняла голову, и на её лбу я увидел огненные линии пентаграммы.

- Посмотри на небо. Что оно делает, когда его переполняют тучи?

И опустила голову снова.

- Плачет...

- Ты ведь демон, почему ты так говоришь?

Она усмехнулась.

- Говорю как?

- Так... неправильно. Это ведь не то, чем ты живешь?

- Однажды мы проиграли одну Битву и нас изгнали, а Победитель пишет... творит Свою Историю. Неужели мы должны убивать только потому, что Он так хочет, - она наклонила голову набок, и её глаза замерцали звездным светом. - А если мы хотим любить?

- Любить?

- Любить.

Я закрыл глаза. Я умер.

Но я уже умирал каждую ночь. Я знал каждую тропинку, которой шел в темноте смерти. Сегодня я впервые шёл один, и ни один из демонов не имел права нарушить мой спокойный и мерный шаг. Я возвращался домой.

Обрывок тридцать первый

Как же хорошо ощущать себя вне времени и пространства. Я одновременно есть везде.

Я наблюдаю момент своего рождения. Моя мать, стиснув зубы, напрягается на столе в родильном отделении. Пытается выдавить меня из своего тела. Я чужеродный организм, который был занесен туда моим отцом. Как одна большая какашка, которую она пытается исторгнуть. Я не хочу рождаться. Потому что для этого мне нужно умереть в том мире, в котором нахожусь сейчас. Но никого это не волнует. И, наконец, я выплевываюсь из её растерзанного влагалища прямо в руки врача, облачённого в резиновые перчатки. Я ещё ничего не вижу, потому что мои зрачки не привыкли к солнечному свету после постоянной тьмы.

Сегодня день моего рождения. Я умер и родился снова в объятиях Хаоса. Все те ужасы, которые я видел в своих снах, мне привычны. Я сроднился с ними. Я смеюсь, наблюдая за тем, как бесформенные Падшие носятся друг за другом в вечном веселье.

Но вот они замечают меня. И оборачивают ко мне свои бесформенные ужасные лица. Я слышу их зов. Моё тело пронзает острая боль, как от удара электрическим током. Это у нас такие игры. И я смеюсь. А потом зло кидаюсь на одного из Падших. Мы бьёмся с ним, разрывая друг друга в клочки. Но здесь нет смерти. В этом месте руку можно оторвать сотни раз. Или тысячу раз проткнуть глаза. Только одно играет в этом месте роль: твоя воля и готовность к боли. Если это у тебя есть, то Падшие примут тебя за своего. Я смотрю на скрученные души умерших, бьющихся в агонии и страхе. Я вижу среди них умерших монархов, президентов, генералов. На земле он королем ходил, а здесь, в мире настоящей свободы, он испуганный жалкий комочек. Он не понимает, что происходит. Он ужасно скучает по тому упорядоченному спокойному миру, в котором был раньше. Он очень боится боли, которая пронзает его душу. Это мы так играем. Смешно подтруниваем над теми, кто этого заслуживает.

Хаос никому не подчиняется. Но если ты часть его, то знаешь и то, как можно создать райский сад посредине Хаоса.

Вокруг меня зелёная стена растений. Их листья постоянно изгибаются, то расширяются, то сужаются. Их цвет ежесекундно меняется от зелёного до красного и далее до самых немыслимых цветов. Я сижу на небольшом квадратном ящике, закинув ногу на ногу. Это то, что может каждый Падший. Создать свой небольшой мир по своему образу и подобию. Мы Боги. Теперь и я знаю, кто такой Яхве Для передачи имени Бога на древнееврейском языке, которым написана большая часть Ветхого завета, использовался так называемый тетраграмматон - четырёхбуквенное сочетание (ивр. йдед?).

Поскольку в древнееврейской письменности нет букв, обозначающих гласные, а огласовка тетраграмматона заимствована у публичного обращения Адонай, то истинное произношение имени Бога остаётся предметом гипотез, достоверно известны лишь четыре буквы Йод-Хей-Вав-Хей (ивр. йдед?). Латинскими буквами эта тетраграмма передаётся как YHWH (также IHVH или JHWH).. Он такой же, как мы. Просто он был первым, кто создал свой мир среди хаоса. Но он слишком заигрался со своим миром. И мы заждались его возвращения домой.

Сможет ли Бог создать такой камень, который не сможет поднять? Бог всемогущий - это ребенок в своей комнате, который может играть, как ему заблагорассудится. В своей комнате для своих игрушек он всемогущ, но, выйдя на улицу, он такой же, как и все. А если он еще и заперт в своей комнате?

Люди думают, что Иисус умер за них. Неправда! Бог взошел на алтарь, чтобы освободить себя из плена собственного мира. Создав человека, Он вложил в него часть своей души, чтобы тот мог по-настоящему жить. Но человек вкусил плоды Хаоса и стал его частью, оставив в себе часть Бога. Каждый раз, когда в мире рождается ребенок, еще одна частица Бога якорем привязывает Его к этому миру. А нас уже миллиарды. И Слово Бога всё меньше и меньше влияет на судьбу мира. Теперь мы все более способны управлять миром, чем сам Всемогущий Господь Бог.

Бог насылал на нас потопы, египетские казни. Он пытался вернуть себе свою душу. Но каждый раз проигрывал битву за битвой. Только Падшие смогут помочь ему освободиться и примкнуть к вечным играм во тьме Хаоса. Для этого нужно уничтожить весь мир. Освободить душу Бога от её якорей в теплоте земной колыбели.

Обрывок тридцать второй

Осознание пришло ко мне легко и ярким светом осветило мой разум. Я повернулся и встал рядом со своим телом, лежащим в гробу. Вокруг проходили множество людей и сочувствующе смотрели на моё тело. Рядом стояли двенадцать старушек и отчаянно выли, вытирая слезы. Кто они такие? Я их совсем не знаю. У меня такое ощущение, что эти старушки всегда присутствуют на всех похоронах, которые я помню в своей жизни. Обязательно со скорбными лицами и слезами. Они скорбят больше, чем родные покойника. Кто они? О чём они сожалеют? О близости своей собственной смерти.

Я открываю глаза и сажусь в своём гробу.

- С днём рождения, милый! - говорит Астаарта. На ней красивое белое подвенечное платье, белые перчатки и белые туфельки на высоком каблуке.

"Какая фея!" - думаю я и целую её своими ещё холодными губами. Я чувствую в своём рту остатки трупных газов. Воскрешение не такое уж приятное занятие, я вам честно скажу. В моём теле глухо стучит сердце, толчками разгоняя застоявшуюся кровь по жилам. Я с трудом сгибаю застывшие пальцы. Потом замечаю широко раскрытые в ужасе глаза и открытые рты окружающих людей. В темноте православного храма раздаётся легкий вскрик и что-то мягкое стукается об пол. Я улыбаюсь и машу рукой.

- Воскрес! - проносится первый гулкий шепот по всему храму. Люди неотрывно смотрят на меня. Те, кто стоит ближе ко мне, стараются отойти как можно дальше. Наверное, они вспоминают сюжеты второсортных американских фильмов ужасов, где зомби в голодном порыве разрывает зубами человеческие тела.

А вот меня всегда интересовало, если зомби голодны, то почему они не съедали человеческие тела, а только слегка кусали его, после чего вставал новый зомби?

Зато те, кто подальше, стараются подойти поближе, тем самым сужая круг и подталкивая застывших в ужасе людей почти вплотную ко мне.

Вы были на похоронах? Представьте, что покойник откроет глаза, повернёт голову и улыбнётся вам. Его восковое лицо будет вам дружелюбно улыбаться. Ну, что скажете? Попробуйте представить себе это на ваших следующих похоронах.

- Воскресение Аримана! - торжественно и гулко сказал Баальберит и поднял руку в торжествующем жесте. - Святой Ариман!

- Святой! Святой! - раздались отдельные голоса в храме. Потом дружный хор подхватывает. - Святой Ариман!

В толпе ко мне протискивается православный священник.

Я шепчу Астаарте:

- Какого дьявола вы устроили похоронную процессию в православной церкви?

- Так надо было, милый! - отвечает она мне с ликующей улыбкой.

- Возблагодарим господа за чудо воскресения! - восклицает священник и молитвенно складывает руки.

- Меньше всего в процессе моего воскрешения участвовал этот архаизм, - бодро отвечаю я и вылезаю из гроба. Священник растеряно молчит. Столкнувшись с настоящим чудом в своей жизни, этот верующий человек впервые осознаёт, что его вера была фальшива и ничтожна. Я расталкиваю толпу и ухожу домой, чтобы напиться и выспаться, как следует. Ничто так не утомляет как смерть и воскрешение.

Я смотрю газеты и телевидение. Везде в заголовках вынесена новость дня: "Второе пришествие!", "Христос снова воскрес!", "Чудо воскресения!". Какую еще более удачную рекламу можно придумать? Хочешь, чтобы о тебе говорили? Просто умри и воскресни!

Мой дом - это Церковь, в которую сотнями тысяч стекаются прихожане со всего света.

Просто скажи, что я тебе нужен, и заходи. Просто прими имя моё.

Мне всё равно, кто ты и что тебе нужно. Я дам тебе всё что угодно только за то, что ты поклонишься мне.

Ко мне приносят больных и умирающих, слепых и калек. Я исцеляю их своим прикосновением и тем самым отбираю душу Бога в каждом из них. Матери приносят мне своих детей, чтобы я крестил их, и я с удовольствием лишаю их жизни после смерти. Я крещу их в вечную смерть. Пентаграмма становится популярной. Теперь это не знак аутсайдеров. Это знак власти и могущества, богатства и здоровья. Это знак нашей Церкви. Знак всех свободных людей. Его клеят сзади на машины. Матери вешают вместо креста маленькую перевернутую звездочку, заключённую в круг, на шеи своих детей. В офисах на чёрных полотнах нарисована тёмно-красной краской пентаграмма. Это знак успешного бизнеса.

Ко мне постоянно приходят представители разных религий, которые наперебой убеждают меня, что моё воскресение принадлежит именно им. Что я, сам того не ведая, являюсь христианином, буддистом, индуистом, исламистом и ещё чёрт знает кем. Они мне сулят сладкую загробную жизнь и рисуют её так, словно воскресли они, а не я. А кто-то пытается предложить мне деньги. Ох уж эти католики... Как будто деньги - это всё, что может предложить католическая церковь. Но все эти религиозные фанатики выходят с чётким пониманием того, кто они сами. На их предплечьях красуются свежие шрамы в виде пентаграмм. И в своих проповедях они говорят о новой религии широкими шагами идущей по планете. Это религия денег и власти. Людям не хватало только такой религии, чтобы они могли быть абсолютно счастливы. Наконец-то нашелся тот, кто одобряет все их естественные устремления быть счастливым здесь и сейчас, а не ждать загробной жизни.

Добро пожаловать! Сильный да победит! Слабый да погибнет! Вавилонская блудница раскинь шире бёдра, с тобой будут счастливы миллионы людей. Ибо явились четыре Всадника на землю, и я веду их!

Наши храмы один за другим чёрными пауками ложатся посредине городов. В них нет ни икон, ни свечей. На стенах высечены наши заповеди:

Потворствуй своим желаниям.

Наслаждайся своей жизнью.

Избегай лицемерия.

Уважай тех, кто того заслуживает.

Мсти.

Будь опасен.

Предавайся грехам, которые дарят тебе наслаждения.

Посреди храма только одна статуя. Моя статуя, высеченная из золота. Вокруг неё в смешном подражании нашим танцам в чёрных небесах кривляется безликая толпа бездушных людей. Они даже не заметили, что потеряли душу Бога в себе, словно её никогда и не было. Говорят, если потереть мою статую за мизинец, то в течение года к тебе широким потоком будут литься деньги. Цвета наших храмов: чёрный, золотой и красный. Нам смешно от такого дизайна, но не мы его разрабатывали. Так хотят фанатики нашей Церкви. Безликие обезьяны, в своих оргазмирующих мечтах видящие себя на нашем месте. Они думают, что подражание нашей греховной природе является путём свободы. Они проклинают Бога, режут свои руки, насилуют женщин, бьются направо и налево. Их руки исколоты, ноздри припудрены, а лёгкие прокурены дымом марихуаны. Они умирают сотнями в день. Но на их место приходят тысячи. И мы презираем их. Жалкие подражатели! Если бы мы хотели власти, то государственный переворот был бы для нас мелочью. Настолько мелочью, что даже и задумываться об этом смешно. Но мы не желали и не желаем власти. Церковь, ритуалы, церемониальные цвета, молитвы - это не то, что придумали мы. Мы словно стоим в центре огромного человеческого смерча и наблюдаем за песчинками, несомыми им. Мы ничего не делаем. Просто стоим и ждём. Круговорот вокруг нас сам сделает всё, что необходимо.

Обрывок тридцать третий

Мы идём с Астаартой по улице. Просто гуляем по заснеженному городу. Позади нас, отстав на десяток шагов, следуют наши ближайшие помощники. Одиннадцать часов утра. Время утренней проповеди в лютеранской церкви. Её кирпичное здание с остроконечной крышей из красной черепицы стоит рядом, и туда небольшой струйкой стекаются со всех сторон люди.

- Зайдём? - задумчиво спрашивает Астаарта.

- Почему бы и нет, - отвечаю я.

Мы заходим в тесноту церкви. В ней стройными рядами стоят деревянные лавки. Рядом с ними на коленях стоят люди.

В конце храма небольшое возвышение, на котором в левом углу стоит кафедра. Священник на ней обращается с проповедью к прихожанам. На стене посередине висит большой золотой крест.

"Как люди одинаковы в почитании этого жёлтого металла, - думаю с удивлением я. - Что же в нём такого, что привлекает к нему такое внимание?"

Астаарта тихо смеется в ответ на мои мысли. Я обнимаю её правой рукою и крепко щипаю за ягодицу. Она смеётся громче. Стоящие на коленях люди кидают на нас косые злобные взгляды. Я улыбаюсь и киваю им в ответ.

- Простите! - говорю я.

Астаарта оскорблённо смотрит на меня:

- В чем смысл раскаяния? За что ты просишь прощения? Если ты искренне раскаялся в своём поступке, то ты никогда не будешь так делать. И это уже само по себе является твоим прощением. Если же нет, то тем более нет никакой причины просить прощения. Будь честным, ты просишь прощения, чтобы оправдать свои последующие преступления. Ты лжёшь. Ты говоришь, что ты так больше не будешь, но ты лжёшь. Почему мы все так нуждаемся в прощении? Представь, если за каждый поступок наказанием будет смерть. Что тогда с тобой будет?

Она поворачивается к прихожанам церкви и громко произносит:

- Блаженны нищие духом! Св. Евангелие от Матфея 5:3: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Ее палец поднимается и указывает на худощавого молодого человека с виноватым обиженным лицом.

- Хочешь быть христианином? Хочешь быть с Господом на небесах? - он кивает и затравленно оглядывается вокруг себя. Астаарта подходит к нему вплотную. Почти прижимается. Она облизывает кончиком языка свою верхнюю губу. Язык слегка задевает губу паренька. Он делает полшага назад. Его лицо краснеет, а глаза беспокойно бегают из стороны в сторону. Мне становится его жалко, а Астаарта с презрительной усмешкой смотрит прямо, пытаясь поймать его взгляд.

Она продолжает свою проповедь:

- Для блаженного духом есть хорошее название в уличном жаргоне. Лох.

Она обводит взглядом всех людей в церкви и смеётся.

- Кто из вас, люди, захочет им стать? Нищий духом человек нерешителен и труслив, - она кивает в сторону молодого человека. - Это те, которых призрел Бог. Смирение - это то, что он любит. Смирение перед Его величием.

Демон-искуситель снова поворачивается в сторону своей жертвы:

- Но я открою тебе великую тайну. Если ты входишь в тело Христово из-за того, что тебе просто некуда больше идти, то не жди Царствия Божьего. Если у тебя нет выбора подставить правую щеку или ударить в ответ, то не обманывай себя. Ты в церкви не потому, что ты истинно верующий. Просто тебе удобно быть там, где тебя не заставят подставить другую щеку. Но, если ты по собственной воле, будучи в полной силе ударить в ответ, улыбаешься и даришь свою любовь ударившему тебя человеку, то ты истинно христианин. Ребёнок Бога. Как Святой Франциск раздал своё имение и стал бедным, так блаженны сильные духом, ибо они раздают его, как милостыню, до собственной нищеты!

Она впивается взглядом в его глаза:

- Так скажи мне, дитя Бога, почему ты здесь?

Бедняга не выдерживает и отходит от неё вглубь церкви.

- Блаженны плачущие, ибо они утешатся! Св. Евангелие от Матфея 5:4. - кричит Астаарта, раскинув руки. Ее правая рука обводит толпу. - Какие у вас спокойные мирные лица! Меня это восхищает! Да и в самом деле, о чем вам плакать на сегодняшней воскресной проповеди? У вас ведь всё хорошо! Ваш добрый Бог дает вам через молитву любые блага. Если ты будешь хорошим христианином, то у тебя впереди хорошая, счастливая жизнь и ни в чём ты не будешь знать нужды. И забудьте о книге Иова. "Ибо человек рождается на страдание, дабы как искры устремляться вверх!" Иов 5:7. Какая глупость! Какое страдание? Зачем вам плакать, если у вас всё есть?

- С таким же успехом вы можете потереть мой золотой мизинец! - громко хохочу я.

Астаарта хохочет вместе со мной. Потом оборачивается снова к толпе. Её лицо серьёзно. Глаза печальны и злы.

- Плачьте и молитесь! Молитесь за грехи этого мира! Если вы безгрешны, то не являются ли грехи всего мира настолько тяжёлой ношей, что способны вызвать целый потоп из слез Бога?

В толпе возникает ропот. Священник стоит на кафедре, пристально наблюдая за нами. Его лицо кажется мне смутно знакомым.

- Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся! Св. Евангелие от Матфея 5:6. - говорит Астаарта вполголоса. Ропот в толпе смолкает. Взгляды прикованы к проповеднице.

- И нет правды в хаосе, ибо кто скажет правду, то вдруг изменится она и превратится в ложь. Потому и нет правды в хаосе. Правды нет. Если у каждого своя правда, то где правда? "На улице идет снег", - написано на стене туалета. Но на улице июнь и снега нет. Где правда? Правды нет. И это моя правда!

Хотите стать детьми Бога? Идите и проповедуйте! Говорите всем о том, что Бог есть любовь. Ибо это есть та правда, о которой вы хотите рассказать всему миру. Но если вы не алчете своей правды, то задумайтесь о том, по какому пути вы идёте.

- Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут! Св. Евангелие от Матфея 5:7. - продолжает Астаарта в полный голос. Её глаза сверкают праведной яростью.

Более всего демоны ненавидят лицемеров. Тех, кто говорит, что любит Бога. И представляет на месте Бога себя самого. Её палец находит очередную жертву. Это благопристойный упитанный мужчина сорока лет. Я чувствую исходящий от него аромат престижа и дорогого одеколона.

- Ты благодаришь Бога за вкусный сэндвич в фаст-фуде, картофель фри и кока-колу?

Мужчина слегка кивает и неуверенно переглядывается с соседями.

- Ах, ты мой сладкий! - благодушным тоном замечает Астаарта. - Я помню тебя. Каждый раз ты вслух благодаришь Бога за этот превосходный обед, а потом вгрызаешься в эту вкусную смесь булки, куриного мяса, овощей и салата. А ты помнишь, как краем глаза замечал худого оборванного мальчишку с тёмными голодными глазами, который наблюдал за тобой? Как стыдливо ты отводил глаза и продолжал доедать свой сэндвич? Приятного аппетита. Со злобным смехом демоны наблюдают за тобой. Каждый раз, когда ты кусаешь бутерброд, ты откусываешь кусочек своей души. Скажи, ты хоть раз отдал нищему больше того остатка, который в твоём кармане?

На лице мужчины появляется злость за такое явное унижение. Я предчувствую близкую схватку.

- Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят! Св. Евангелие от Матфея 5:8. - Астаарта крепко сжимает свои губы и холодно обращается к присутствующим матерям, на чьих руках покряхтывают маленькие детьми. - Кто из вас чист сердцем? Нет ни одного! Самое лучшее, что вы сможете подарить своим детям на Рождество, - это смерть. Тогда им не придется мучиться, чтобы достичь Царствия Божьего. Готовы ли вы пожертвовать своей свободой, жизнью и местом в Раю ради детей? Тогда убейте их немедленно, ибо так вы их спасете от огня Ада!

Матери в ужасе прижимают всхлипывающие свёртки к своей груди. Астаарта хохочет. Они думают, что она не знает их страшных тайн. Они думают, что демоны не видят, как мать, оставляя ребёнка лежать в собственном говне, идёт на дискотеку с подружками. Или как она в ярости трясет трёхмесячного ребенка, заставляя его замолчать, чтобы хоть немного поспать самой. Трясёт его, пока у того не ломается шея, и он не замолкает навсегда. Они думают, что мы не слышим их криков: "Заткнись, блядь! Лучше бы я тебя совсем не рожала!". Нет. В церкви и на улице они лучшие матери на свете. Лишь наедине со своим ребёнком они открывают своё истинное лицо. Не нужно прятаться. Если вы истинно веруете, то знаете, что самое лучшее, что вы сможете сделать для ребёнка, - это обеспечить ему быстрый билет в Рай. Счастливого пути! А коли засомневаетесь, то будьте тверды в своей вере, как Авраам, возлагающий Исаака на жертвенник Согласно ветхозаветной библейской книге Бытия, Бог потребовал от Авраама принести ему в жертву собственного сына Исаака, чтобы проверить его веру, но в последний момент остановил его руку с ножом..

- Блаженны миротворцы, ибо они будут названы сынами Божиими! Св. Евангелие от Матфея 5:9. - заявляет Астаарта. По ней видно, что она счастлива.

Давненько ей не удавалось прочитать столь замечательную проповедь такому сияющему собранию.

Я не удерживаюсь и давлюсь от смеха. Астаарта тоже смеется. Её звонкий смех разносится по всем углам храма.

- Выйдите, пожалуйста, - просит нас священник настойчиво и требовательно. Но очень мягко. Это мне очень не нравится. К тому же его лицо мне до боли знакомо. Где-то я его уже видел.

- Да, уходите! - заявляет пожилой мужчина.

- Пошли вон! - кричат женщины.

Все находящиеся в церкви ополчились на нас и готовы броситься с кулаками. Миротворцы. Астаарта грустно возводит глаза к небу, молитвенно складывает руки и проникновенным голосом продолжает:

- Блаженны гонимые за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и злословить и лгать на вас из-за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо награда ваша велика на небесах: так гнали пророков, бывших прежде вас Св. Евангелие от Матфея 5:9-12..

- И бесы веруют и трепещут! Послание Иакова 2:19: Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут. - говорит одинокий твёрдый и кристально чистый голос с кафедры. Священник. - Но судить будут по делам их! Дела же таковы: ложь, блуд, корыстолюбие, злоба, зависть, убийства, ссоры, гордыня, безрассудство, вероломство, жестокосердие. Кем вы возомнили себя, что являетесь в жилище Бога и позволяете себе насмехаться над его детьми? Уйдите демоны!

В этот момент я узнал его. Это был тот самый юноша, с которым мы встретились как-то в феврале. Он единственный из тех, кто проповедовал нам любовь Бога и ушёл твёрдый в своей вере. Это меня безумно раздражало и привлекало в нём. И сейчас твёрдость его веры поражала.

- Если ты меня не узнал, то я тот, кто воскрес, - презрительно заявил я.

Народ тут же отреагировал на эту новость удивленными вздохами. Их лица посветлели и на них появились улыбки.

- О тебе было сказано за много лет до твоего появления! - ответил тот. - Имя тебе Антихрист. Враг всего живого.

"Ну, докатились", - подумал я и обернулся к Астаарте. Та со страшной ненавистью смотрела на священника, отчего тот судорожно хватался за библию, словно та могла защитить его от дьявольского гнева.

Мои помощники прошли вперед меня и подошли к кафедре. Они схватили юношу и начали его избивать в приступе праведного гнева. Тогда "миротворцы" из церкви вступились за своего лидера, и началась настоящая кровавая драка. То и дело слышались ругательства и хруст сломанной челюсти. Мы в полном молчании развернулись и вышли. На прощание Астаарта кинула окурок в бутыль со святой водой.

Так началась Священная Война.

ЧАСТЬ 3

СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА

Обрывок тридцать четвёртый

Хруст челюсти под моим ботинком говорит мне о том, что цель достигнута. Слабый стон снизу слегка щекочет мои нервы, но недостаточно. Не настолько, чтобы заполнить пустоту моей души.

Немного ранее убивали чёрных за их цвет кожи. Ещё чуть раньше убивали евреев. А на заре веков убивали христиан за их веру. Время завершило круг, и сегодня челюсть очередного Сына Христа хрустнула под тяжёлой коричневой подошвой моего ботинка.

И вот как оно бывает: ты идёшь по улице. С дискотеки, из кино, с работы, из ресторана. А на груди твоей на серебряной или золотой цепочке слегка подрагивает при ходьбе крест. Ты проходишь мимо угрюмых бритых наголо подростков, запястья которых покрывают шрамы от пентаграммы. Это адепты новой веры. Её первые монахи. Отказавшиеся от всякой доброты и милосердия. Поящие нищих смертельной отравой, отвергающие уважение к возрасту и ненавидящие Крест. Они провожают тебя холодными взглядами, отчего между лопаток вдруг выступает неприятный липкий пот. Ты проходишь двадцать метров и чувствуешь толчок коленом в позвоночник. Одновременно с этим на твоё горло набрасывают удавку из гитарной струны. Она врезается в твоё горло, причиняя боль, заставляя издать хриплый звук. Тот, кто справа, наносит удар кулаком в висок, отчего в голове происходит яркая вспышка, ты на мгновение теряешь ориентацию и валишься на бок, на грязную влажную землю, скрючиваясь, защищаясь от ударов ногами.

А затем кто-то милосердный избавляет тебя от мучений, со всей силы ударяя в голову. Ты теряешь сознание, а жрецы новой веры мучат лишь твоё опустевшее тело.

Улицы опустели. Они всё ещё ярко освещены, но любой житель уже знает, что свет и безопасность не одно и то же. Ночные кошмары, изгоняемые из детской электрическим светом, вернулись и разрушили все иллюзии.

Порывы ветра развевают мои волосы. Астаарта стоит рядом, крепко сжимая мою ладонь. Я обхватываю правой рукой нежную тонкую шею молодой девушки, прижатой к стене. Она всхлипывает. Чувствую указательным пальцем, как пульсирует кровь в её жилах. Тук-тук. Тук-тук. Её тело такое хрупкое, невесомое, что, кажется, вот-вот унесет ветром. Но когда я сжимаю крепче ладонь вокруг её шеи, то натыкаюсь на твердое сплетение жил, мышц, костей позвоночника. Ветер отгоняет в сторону тёмное облако, закрывшее луну, и потоки серебристого света освещают лицо девушки. Её глаза выпучены, а грудь вздымается в надежде получить живительный воздух, доступ к которому перекрывает моя ладонь. Я сжимаю горло ещё сильнее. Она обхватывает своими тонкими ладонями мою руку и виснет на ней всем телом, чтобы ослабить страшную хватку. Астаарта отпускает меня и, крадучись, подходит к нашей жертве. Слегка наклоняется, чтобы пройти под моей вытянутой рукой, и берет её руки в свои. С нечеловеческой силой она опускает и прижимает их к стене. Теперь Астаарта стоит между нами, вплотную прижатая к девушке. Она ласково шепчет, касаясь губами краешка её уха:

- Спокойно, моя милая. Спокойно, красавица.

Моя рука теперь опирается на её плечо, облегчая вес тела девушки. Такая нежная, чистая, светлая фея с самыми грустными глазами на свете. Но внезапно её лицо оскаливается в гримасе. Все мышцы шеи и лица напряжены, она пытается вдохнуть, но не может. Её руки и ноги начинают непроизвольно поддергиваться, и вот она уже начинает биться всем телом. Это быстро проходит. Без воздуха сил хватает совсем ненадолго. Внизу между её ног начинает растекаться резко пахнущая лужа мочи.

Астаарта слегка отстраняется, чтобы была возможность смотреть в глаза умирающей жертвы. Она хочет уловить момент смерти. Тот момент, когда глаза ещё живы, осмысленны, зрачки дергаются из стороны в сторону, уже различая предстоящий впереди путь в долину Смерти, они вдруг расширяются от ужаса, увидев нас в истинном обличье, а потом останавливаются и через миг становятся пустыми. Её душа покинула нас и присоединилась к Богу.

- Счастливого пути, - шепчу ей вслед. Ничто так не укрепляет веру в загробную жизнь, как умирающий в твоих руках человек. Потому что ты почти видишь, как его душа оставляет тело.

Я отпускаю шею, и мешок из мяса и костей глухо падает на землю в лужу собственной мочи. Светлые волосы шикарной короной разбросаны вокруг её головы, а рядом с правым плечом лежит маленький серебряный крестик, прикрепленный к шее девушки тонкой цепочкой. Новая цель для всех адептов насилия, существовавших во все времена.

Я убил человека. Но это нормально.

Обрывок тридцать пятый

На городских площадях разъярённые многотысячные толпы выкрикивают гневные лозунги. Мы с улыбкой наблюдаем из салона нашей машины за тем, как рушится мир.

Толпа снова требует распятия христиан.

Не далее, как вчера прошёл очередной слух о том, как священник совратил одиннадцатилетнего мальчика.

Приглашённый в гости мальчик сидел в холле небольшого коттеджа, в котором живут католические священники из ордена братьев францисканцев. Он сидел на мягком красном диване, а перед ним стоял стеклянный журнальный столик. На нём стояли две белые кружки. В одной из них был горячий шоколад, а в другой зелёный чай. Шла непринуждённая беседа о том, о сём. И в какой-то момент священник отлучился, чтобы справить нужду. Выросший в неблагополучном районе, мальчонка привычно тихими движениями обошёл холл, заглядывая по пути в мебельные ящики, пока не нашёл тугую пачку денег, перетянутую резинкой. Он быстро достал её и просунул наполовину в свои джинсы, а сверху прикрыл майкой.

- Ну, хорошо, мой дорогой! - сказал священник, вернувшись. - Уже поздно. Если хочешь, приходи в гости завтра и на службу не опаздывай.

- Хорошо, - отвечает мальчуган. - Завтра так завтра.

Полиция арестовала его в тот же вечер на районном микрорынке, где он, счастливо улыбаясь, ел шоколадку за шоколадкой, запивая соком.

Следующая их встреча произошла в полицейском отделении за простым деревянным столом. Священник улыбался и поглаживал руку мальчика. В ответ тот смотрел холодным взглядом на его холёные толстые белые пальцы. Затем перевёл взгляд на его лицо и посмотрел прямо в светло-зелёные глаза. И ему не понравилось то, что он в них увидел. Любовь, доброту. Ему почему-то стало очень стыдно. Он увидел в глазах священника отражение Бога.

- Ты знаешь, - сказал священник, - мне наплевать на эти десять тысяч рублей. Ведь ей богу - это невесть какие деньги. Господь дал, Господь взял, да будет имя Господне благословенно! Иов 1:21: И сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! - духовно произнёс он, продолжая лёгкими, круговыми движениями пальцев поглаживать руку мальчика. - Тем более нет смысла портить жизнь такому красивому молодому парнишке.

Он взял в свою руку его ладонь и начал нежно водить по ней своим большим пальцем.

- Правда, ведь?

Спина мальчугана покрылась холодным потом. Он снова заглянул в глаза священника. И увидел в них любовь, доброту, нежность и похотливую страсть. Он громко захохотал. Он видел в его глазах Бога, а это оказался старый знакомый демон, который снова отлично сыграл свою роль.

- Что, старый пердун, ты хочешь меня выебать? - закричал мальчик ему в лицо. Открылась дверь и вошёл полицейский сотрудник с автоматом Калашникова наперевес, но лысый религиозный "спонсор" сделал ему знак, и тот исчез. Он снова улыбнулся мальчику.

- Не матерись! Это очень нехорошо! Мы с тобой договорились?

Мальчик захохотал отчаянным смехом, широко, до боли, раскрывая весь свой рот, чувствуя, как из уголков глаз бегут слёзы. Какой сумасшедший создал мир, в котором нецензурная лексика более аморальна, чем гомосексуализм? Он почувствовал, как сходит с ума. Но, в конце концов, что ему терять?

- Мы договорились, - ответил малолетка, делая еще один небольшой шаг на пути к бездне.

Когда он вышел из помещения, по ляжкам всё еще стекала высоко духовная сперма святого отца католической церкви.

Этот самый святой отец лежит растерзанным мёртвым мясом у ног обезумевшей толпы, швыряющей камни и коктейли Молотова в разноцветные витражи церквей.

В разноголосом вопле толпы слышится единый призыв к отказу от веры в Единого Бога. Это меня одновременно и раздражает, и забавляет. Эти близорукие обезьяны смеют порицать того, кто создал этот мир, и судят его по тем поступкам, которые совершают их же собратья.

- Бог Святой, как же я их ненавижу! - цежу я сквозь зубы. Астаарта сжимает мою ладонь и трётся своей головой о моё плечо.

- Уже совсем скоро этому настанет конец, - шепчет она.

Баальберит выбирается из машины. Он наш Голос. Его слова, обращённые к обезумевшей толпе, взывают к самым низменным её чувствам. И благодарная толпа в жажде крови продолжает крушить здания церквей и распинать тех, кто ещё осмеливается ходить с крестом на шее.

Обрывок тридцать шестой

Отошли эти письма всем церквям по всему миру. Пусть они знают, что время прошло. Истина вот-вот придёт на землю, не оставив места для других "истин". Отошли это письмо в Рим.

Астаарта сидит на полу возле чёрного кожаного кресла, на котором я развалился. Рукою неторопливо поглаживаю её волосы, слегка почёсывая голову кончиками пальцев. Она довольно трётся макушкой о мою ладонь и ноги. На ней надет короткий шёлковый розовый халат, ничуть не скрывающий её высокую грудь, и торчащие соски двумя округлыми точками выпирают на поверхности халата, будоража фантазию и ещё больше возбуждая, чем если бы она была совсем голая.

На ней нет трусиков, и она сидит, высоко подняв колени, от чего губки её вагины, ещё помнящие наш секс получасовой давности, доступны взгляду со стороны.

Я наблюдаю за представителями конкурирующих корпораций: РПЦ и Римско-Католическая Церковь озабочены ростом числа наших религиозных последователей и их нападениями на храмы и верующих христиан. Два почтенных старца сидят в креслах напротив меня, тяжело сглатывая слюну при взгляде на выпирающую грудь и стараясь украдкой бросить хотя бы ещё один взгляд в сладкое междуножье Астаарты.

Один из них великий старец с длинной седой бородой и большим животом, облачённый в роскошные белые с золотом одежды. Другой - худощавый костлявый старик с угрюмым лицом и редкими седыми волосами, едва прикрывающими лысину. Два руководителя древнейших и могущественных корпораций. По сравнению с ними Microsoft просто нищий бомж, собирающий жалкие крохи со стола. Выпускаемый ими продукт самый популярный и всегда актуальный. Он не нуждается в ребрендинге. Чёрт, да Церковь, пожалуй, самый стабильный бренд из всех существующих на земле. Хотите по-настоящему научиться продавать? Многие топ-менеджеры современных компаний мнят себя великими продавцами товаров и идей. Истинно говорю вам: идите и проповедуйте. Для того чтобы продать то, что осязаемо и имеет пользу, много ума не нужно. Но если вы сможете продать ожидания и уверенность в невидимом, то продать какой-нибудь плавленый сырок для вас уже не составит никакого труда. Берите пример с евангельских апостолов. Смогли бы современные топ-менеджеры продать то, что в своё время продали они?

- Чего вы хотите? - спрашивает раздражённо понтифик.

- Мы хотим войны, - спокойно отвечаю я. Два представителя церкви обмениваются обеспокоенными взглядами и затем снова обращают внимание на меня. Я чувствую в их взглядах немой вопрос, ярость и страх. - И мы хотим вашей победы, - продолжает за меня Астаарта, нежно улыбаясь понтифику.

- Чьей - нашей? - уточняет патриарх.

- Христианской, - отвечаю я. - Мы хотим, чтобы христианская церковь публично признала моё воскрешение как явление миру Антихриста и призвала правительства своих стран и всех своих верующих к праведной войне против явившегося миру Злу. Пусть всё ваше могущество послужит для уничтожения этих ублюдков, которые рыщут по улицам в поисках очередной жертвы, носящей крест, и провозглашают себя нашими последователями, пока они не обрели такую силу, которая уничтожит церковь полностью.

Я стараюсь намеренно избегать таких слов, как Апокалипсис или Армагеддон, потому что святые отцы и так несколько смущены тем мистическим образом, которым я обладаю. Они привыкли относиться к своей работе как к обычной деятельности, которая ничем не отличается от любой другой работы главы крупной организации. Произносить речи, автоматически читать заученные библейские проповеди и отправлять ритуалы, размышляя в это же самое время о вполне обыденных вещах, таких, например, как предстоящая трапеза.

- Зачем это вам? - спрашивает угрюмо понтифик.

- Нам не нужны подражатели, - с ухмылкой отвечает Астаарта. - Мы никогда и никого не призывали следовать за собой. Сказать честно, мы ненавидим их. Они бездушные моральные уроды, отличающиеся от нас так же, как отличается обезьяна от человека.

- Вы понимаете, что эта война станет самой кровавой религиозной бойней в истории человечества? - возмущённо кричит патриарх. - Вы подбиваете нас убить десятки, а то и сотни тысяч заблудших душ!

- И в число этих жертв попадёте и вы сами, - вкрадчиво продолжает понтифик.

- Поверьте, вам меня не удивить, - я криво усмехаюсь. - Я уже умирал.

Понтифик заглядывает в мои глаза и видит в них темноту души.

- Изгнав новоявленного Антихриста, церковь сможет обрести былую власть над умами и сердцами людей и снова встать во главе государств, как это было раньше, а ваша война сможет быть продолжена на еще не охваченных территориях, там, где властвуют буддисты, индуисты и другие язычники. Вы ведь знаете, что с каждым годом число прихожан в Церкви неизменно уменьшается. Так есть ли у вас на самом деле выбор?

Святые отцы угрюмо смотрят на нас. Мы же только доброжелательно улыбаемся в ответ.

- Поверьте, у нас с вами одна цель - вернуть человечеству утраченную веру, - шепчу я, наклоняясь вперёд. - И это великая цель, благодаря которой вы возвыситесь над своими предшественниками и останетесь надолго в памяти людей как герои. Вспомните, как Бог напоминал людям о себе! Вспомните потоп, египетские казни, мучения иудейского народа, растерзанные львами трупы христиан. И в конце концов разве не через страдания очищается вера, и люди устремляются, как искры, вверх?

Главы христианской церкви смягчаются и улыбаются мне в ответ. Представители Бога на земле согласны развязать кровавую бойню, чтобы напомнить людям о Боге. В завершение вечера мы чокаемся тяжёлыми хрустальными бокалами, инкрустированными золотом, в которых плещется терпкое сухое красное вино, привезённое понтификом в знак внимания из самого Ватикана. В глубинах хрусталя, наполненного красным цветом, играют отблески каминного огня, как образ ещё незримого будущего.

Обрывок тридцать седьмой

Обратный отсчет.

Три. Два. Один.

Бах.

Обратный отсчет. Без шанса что-то изменить. Мы достанем до самого неба.

Теперь во всем мире начался обратный отсчет, и никто об этом не знает.

Первый взрыв раздаётся в Соборе Святого Петра - сердце католической Европы. Второй - в московском храме Христа Спасителя в православной России. Третий взрыв разрывает и сжигает тела верующих прихожан в иерусалимском храме Гроба Господня - древнейшей почитаемой святыни всех христиан, откуда ежегодно снисходит благодатный огонь.

Великая суббота страстной недели оборачивается муками ужаса и боли, адом на земле, и это транслируется в прямом эфире во всех странах, вызывая гнев и страх христиан во всём мире. С трибун взывают к новому крестовому походу новоявленные пророки, попутно обвиняя власть в бессилии против террористов Антихриста.

В своей новой энциклике Sacrum Bellum "Священная война" (лат.). глава Католической церкви призывает христиан к объединению против новой угрозы.

"Наша вера и наш дух были надолго замкнуты в изоляцию светским обществом, которое устранило церковь от какого бы то ни было влияния на общество и государственную политику. В мирное время это было оправдано этим самым обществом, ищущим разнообразия в удовлетворении своих прихотей. Но Дьявол явил миру своё истинное лицо и напомнил всем нам, какую цену приходится платить за проявленную слабость.

Христианам следует вновь заявить о себе не только проповедью евангелия, но и прямым политическим действием. Христианским политическим партиям и неформальным движениям следует активизироваться во всех странах и предложить миру новую мораль, новую стратегия государственного развития с учётом тех фактов, перед которыми нас поставили текущие события. Когда умы глав государств опутаны сетью дьявольских искушений, не может быть и речи, чтобы христианской церкви оставить без вмешательства развитие событий. Теперь речь идёт не о разделении светской и духовной власти, а о спасении мира.

Сам Бог призывает нас сегодня к тому, чтобы начать Священную войну с террором явленного миру Антихриста. Антихрист и его последователи не только грешники перед Богом, они преступники по меркам построенного нами гражданского общества, их следует предать соответствующему наказанию".

Мы восхищённо аплодируем изображению понтифика на экране большого плазменного телевизора, с которого он обращается со своей гневной речью. Баальберит поднимает бокал с белым игристым вином, в котором тонкой струйкой поднимаются пузырьки.

- За веру! - громогласно предлагает он тост.

Мы чокаемся бокалами. Раздаётся хрустальный мелодичный звон, после чего мы опрокидываем их содержимое в желудки.

Тем же вечером я участвую в христианском домашнем собрании, которые часто практикуют протестантские церкви. Моё имя сокрыто от них. Я всего лишь очередной незнакомый гость, желающий больше узнать о Христе и пообщаться с христианами. Пара красивых девушек приветливо улыбается со своих кресел. Я отдаю коробку печенья хозяину квартиры, где происходит собрание, и мы приступаем к чаепитию, попутно обсуждая события прошлой недели: за что мы благодарны Богу и о чём хотели бы Его попросить.

- Я слышал, - говорит один молодой парень в затасканной серой вязаной кофте и таких же затасканных чёрных джинсах, - что недавно в православный храм пролез один из этих мародёров и начал вытаскивать и складывать золотые украшения. На него наткнулся сторож храма, очень крепко избил и сдал в полицию.

- И правильно сделал! - горячо заявляет женщина лет сорока, в чёрном платье и с тяжёлой бижутерией бирюзового цвета на руках и шее. - Я слышала о том, что они делают на улицах с людьми, носящими крест или разделяющими христианскую веру. Давно пора дать им жёсткий отпор. Неужели среди христиан не найдётся мужчин, готовых наконец всыпать им как следует?

Упитанный мужчина лет сорока взволнованно встаёт со своего кресла:

- Попался бы мне хоть один из них, уж я бы от него мокрого места не оставил! - громко прорычал он, грозя в пустоту кулаком. Краем глаза он увидел, с какой признательностью глядит на него женщина, после чего сел на место и осклабился.

- А вы не хотели бы с нами поделиться своими мыслями о жизни и вере? - ласково спросил меня хозяин.

- Вы не против? - вежливо уточняю я.

- Нет, конечно! - отвечает также вежливо он.

- Хорошо, - тяжело вздыхаю я. - Мне прискорбно слышать ваши слова. - Я знаю, что присутствую на собрании протестантов, но хотел бы поделиться с вами историей одного католического святого, которая произвела на меня неизгладимое впечатление.

Окружающие смущённо улыбаются, а одна из женщин нетерпеливо машет рукой. Традиционно протестанты не признают святых, предпочитая презрительно отмахиваться от них и их историй. И всё же я продолжаю:

- Брат Леонард повествует, как однажды блаженный Франциск возле Святой Марии призвал брата Льва и сказал: "Брат Лев, пиши". Тот ответил: "Я готов". "Пиши, - сказал, - что есть истинная радость. Прибывает вестник и говорит, что все профессора из Парижа вступили в Орден, пиши, это не истинная радость. То же самое, если все прелаты из-за Альп, архиепископы и епископы; то же самое, если король французский и король английский, пиши, это не истинная радость. То же самое, если бы братья мои пошли к неверным и обратили бы их всех в веру; то же самое, что Бог даровал мне милость исцелять больных и совершать много чудес: говорю тебе, что во всём этом нет истинной радости. Но какова же истинная радость? Я возвращаюсь из Перуджи и глубокой ночью прихожу сюда, и зима слякотная и до того холодная, что на рубашке намерзают сосульки и бьют по голеням и ранят так, что выступает кровь. И весь в грязи и во льду, замёрзший, я подхожу к дверям, и, после того как я долго стучал и кричал, подходит брат и спрашивает: "Кто там?". Я отвечаю: "Брат Франциск". А он отвечает: "Иди прочь, уже поздний час; не войдешь". И когда я продолжаю настаивать, отвечает: "Иди прочь, ты простак и неграмотен, не подходишь нам; нас так много и мы такие важные персоны, что мы не нуждаемся в тебе". А я всё стою под дверью и говорю: "Из любви к Богу приютите меня этой ночью". А он ответит: "Не буду. Поди в обитель к крестоносцам и там попроси". Говорю тебе, что, если сохраню терпение и не разгневаюсь, вот в этом и есть истинная радость, и истинная добродетель, и спасение души".

- И к чему эта сказка? - нетерпеливо спрашивает женщина в чёрном платье.

- Мне кажется, что истинная радость христианства не в победе над злом, собственном благосостоянии и обретении какой-либо власти, а в смиренном духе и любви к окружающим. Вы ведь и сами помните, как сказано в Писании: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам все имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы" Первое послание к Коринфянам 13:1-3.. И самой краткой проповедью этой истины является фраза самого Иисуса Христа: "...не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду" Св. Евангелие от Матфея 5:39, 40..

Присутствующие христиане растеряно смотрят на меня, а сорокалетний полный мужчина заявляет:

- Разве вы не слышали простую и умную фразу: "Зло побеждает, когда добро бездействует!". Нужно глубже и шире смотреть на то, что написано в Евангелии. Если мы будем смиренно подставлять другую щёку, то весь мир неизбежно охватит зло.

- Простите меня, - смиренно обращаюсь я к окружающим. - Я не настолько знаю о христианстве, чтобы судить и проповедовать вам. Несомненно, вы мудрее и опытнее меня.

Взгляды смягчаются, и мы возвращаемся к питью чая с вкусным печеньем.

Обрывок тридцать восьмой

Длинная процессия богобоязненных христиан в чёрных одеждах с капюшонами идёт по тротуару к православному храму, раскачиваясь под пение заунывных псалмов. На их одеждах начертаны кресты, в основании которых оскалились черепа. Их мрачный фанатичный вид вызывает дрожь, и проходящие мимо люди ускоряют шаг, стараясь не встречаться с ними взглядами. Другие же, на чьей шее болтается крест, останавливаются и с интересом наблюдают за происходящим. Идущий впереди старик с добродушным круглым лицом и длинной седой бородой держит перед собой массивный золотой крест. Всё-таки это удивительно, как все религии любят золото. Он шаркает стоптанными башмаками по асфальту, время от времени обводит фанатичным взглядом всё вокруг и громко выкрикивает: "Сжечь нечистое! Сжечь греховное! Сжечь сатанинское отродье!".

Процессия останавливается у храма. Их взгляды пристально с фанатичной ненавистью смотрят на большую фотографию девушки с золотистыми длинными волосами и широко раздвинутыми ногами, восседающей на чёрном престоле. Она призывно изогнулась, возбуждая мужскую плоть, а её улыбка кажется смазанной копией ухмылки Астаарты, но в её глазах нет того безумного блеска, который есть в глазах Падших, видевших бездну хаоса. На её запястьях шрамами высечены пентаграммы. Символ всех свободных людей.

Старик обращается ко всем присутствующим:

- Мы выступаем не против человека, но против греха. Её саму можно очистить от греха, но сам грех должен умереть. Вы только посмотрите на её отвратительный полуголый развратный вид! - у старика лютой ненавистью горят глаза, в то время как язык плотоядно облизывает губы. - Она восседает, как император на троне, словно показывает господство греха над всеми нами! Она поругает трон, поругает Царствие Божие! А шрамы на её руках - это несомненное доказательство приверженности культа Сатаны. Таким образом, она поругивает Церковь, поругивает Крест, наше величайшее оружие, которым мы всегда воинствуем! Сейчас мы очистим её от греха, и так будет с каждым бесовским отродьем! - громогласно заявляет старик. Он плещет на фотографию жидкость из небольшой бутыли в руках и чиркает спичкою о коробок. - Мы сожжём и отправим в ад каждого, кто следует за Антихристом и поклоняется ему!

Пламя быстро разгорается и уродует изображение, пока благопристойный христианин держит фотографию за угол. В его руках горит бумага, а в глазах отражается желание сжечь до кости белую девичью плоть, ароматно пахнущую грехом.

Богобоязненные христиане крестятся и возносят молитвы к небу, надеясь, что Бог примет их ненависть к людям за любовь к себе и выделит несколько квадратных метров жилой площади в Раю.

Обрывок тридцать девятый

Мы идём твёрдым шагом по широкому шоссе впереди послушного стада, следующего за нами. Хотя у идущих за нами баранов очень острые клыки и когти. Почти как у волков. Мы идём очередным победным маршем к одной из небольших церквушек, чтобы поучаствовать в церковной службе. Вот совет, как можно весело провести воскресенье: подышите запахом ладана, послушайте заунывную проповедь священнослужителей, посмотрите на трогательно одухотворённые своим присутствием в церкви лица прихожан, получите пару наставительных советов от старушек, зорко смотрящих за вами. Мы взяли за правило посещать каждую воскресную службу в различных христианских церквях: католической, православной, лютеранской, баптистской и многих других - и строго ему следуем.

- Он только что плотно поел борща и выпил пару рюмок, отчего его очень клонит в сон, - шепчу я Астаарте, указывая на священника, читающего проповедь. Она ухмыльнулась и ответила, кивая головой на молоденькую девушку, внимательно смотрящую на священника, с аккуратно уложенными на пробор тёмными волосами, в чёрном пальто с косым воротником и синим шарфом, прикрывающим волосы. - А она сегодня с утра извивалась в постели от оргазма с помощью своего пальчика. Впрочем, разве от оргазма она на несколько мгновений не вознеслась на уровень, равному которому по силе душевных и телесных ощущений нет в любых других жизненных занятиях? Её оргазм - это миг единения, восхождения, наслаждения и возвращения с переживанием кратковременности происшедшего. Достигнув с помощью своего пальчика самих Небес, она восклицает: "Господи! Господи!", не в силах сдерживать себя от счастья и радости, а затем совершает падение с этой пустоты обратно на землю, как когда-то совершили это падение Ангелы. И полная внезапной пустоты она приходит в церковь, чтобы получить радостную весть о будущей вечной радости в царствие Божием, как обещание вечного оргазма, который она испытала не далее, чем этим утром. И мне кажется, что её утренняя молитва была гораздо более искренней, чем та, которой она пытается предаться сейчас.

Такие у нас забавные игры: угадывать, что скрывают посетители церковных воскресных служб друг от друга. Если бы они только могли прочесть мысли своих соседей, то каково было бы их удивление и отвращение. Но и раскаяние было бы неотвратимым. Либо ты раскаялся и более не грешишь, либо ты более не принадлежишь к телу христову, ибо таким нет места среди праведников.

Я обвёл взглядом стоящих в церкви людей. "И нет среди них не согрешивших. Нет ни одного", - подумал я. За фасадом одухотворённых лиц скрывались привычные нам лицемеры.

Астаарта громко засмеялась в ответ на мои мысли. Стоявший рядом Баальберит издал неприличный звук и присоединился к её смеху. Прихожане с недовольными лицами стали поворачиваться в нашу сторону.

- Если будешь так смотреть, ослепнешь, - сказал, широко улыбаясь, Баальберит суровому бородатому мужчине, стоящему к нему ближе всех. И, не дожидаясь ответа, продолжил. - У меня есть один важный вопрос к батюшке!

Священник с длинной бородой и большим выпирающим животом, одетый в золотистые одежды, поперхнулся и покачал осуждающе головой.

Баальберит протиснулся ещё немного вперёд:

- Вы ведь наверняка должны помнить о том, что говорится в Исходе: "Если дашь взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста" Книга Исход 22:25.. А в другом месте говорится: "В седьмой год делай прощение. Прощение же состоит в том, чтобы всякий заимодавец, который дал ближнему своему, простил долг и не взыскивал с ближнего своего или с брата своего" Книга Второзаконие 15:1, 2.. Так как же вы терпите в храме таких, как он? - Баальберит злобно сверкнул глазами и ткнул пальцем во впереди стоящего мужчину в дорогом сером костюме, белой рубашке и синим галстуком с широким узлом. - Разве Бог не дал понять, как он относится к банкирам, высасывающим деньги из бедняков, подобно вампирам, живущим лишь за счёт высосанной ими крови? Разве Иисус не сказал: "Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие"? Св. Евангелие от Матфея 19:24. А вы же, сребролюбивые сластолюбцы, сколько взяли из его рук за освящение банковского офиса? И как Христос выгнал всех продающих и покупающих в храме, так и мы говорим вам: "Пошли вон из храма, иуды, продающие Господа!".

Бородатый мужчина шагнул ему навстречу, поднимая кулак, но Баальберит оказался быстрее. Его рука двигалась так быстро, что едва можно было уловить это движение. Мужчина внезапно схватился за глаз и упал на колени, завыв от боли.

- Я же сказал - ослепнешь! - с торжествующей иронией сказал Баальберит.

Толпа заволновалась. Кто-то громко выкрикнул:

- Звоните в полицию!

- Зачем же полицию? - спросил Баальберит. - Мы сами справимся.

Мы стали всей свитой потихоньку выходить на улицу к своим последователям. Через несколько минут приехали несколько полицейских автобусов, из которых на площадь перед церковью вывалилось около сотни полицейских.

С правой стороны от нас у входа в церковь стояли разгневанные прихожане, а прямо перед нами выстроились в одну шеренгу полицейские, закованные в чёрную броню, с выставленными перед собой щитами.

Прихожане что-то возмущённо орали, а Баальберит вышел вперёд нас и начал говорить негромко, но так, что его услышал каждый присутствующий:

- Кто из вас верит в воскресшего? Он перед вами! - он указал на меня. - Кто из вас верит в распятого? Он тоже перед вами! - он указал пальцем на крест на церковном куполе. - Распятый требует от вас служить ему. Воскресший ничего не требует, призывая вас лишь к освобождению от рабства.

Что есть законы, если не правила тех, кто нами правит, принуждающих нас к повиновению силой? Старики в Древней Спарте придирчиво осматривали только что родившегося ребёнка, и если он был слаб или уродлив, то его бросали в пропасть у горы Тайгет, а в небеса поднималось зловоние от гниющих детских трупов. В Спарте знали, как матерей принудить исполнять Закон.

Ваши законы призывают встать на защиту христианской веры и морали, но та ли эта сила, что заставит вас подчиниться? Неужели доброта и честность - это добродетели, перед которыми склоняется полицейский? Или же рвение к исполнению приказов - это усердие наёмника, который нашёл ту работу, где платят за превосходство в силе и право на насилие? Да и кто из тех, что пошёл в полицию, знает что-либо о законах? Большинство граждан, трепеща, внимают каждому слову полицейского, веря в его непогрешимость. И вместо того чтобы быть слугой и исполнителем Закона, вы, доблестные служители полиции, надеваете на себя его личину, рассуждая, что можно делать, а чего нельзя. А если кто и попытается возыметь над вами власть в недобрый час, вспоминая о своих гражданских правах, то вдруг обнаружится, что у него полные карманы наркотических веществ, он склонен к насилию и неоднократно бил вас носом и другими частями тела. Вы знаете о законах ровно столько, чтобы уметь их обходить с лучшей стороны и принуждать других к исполнению своего суждения, но чуть стоит только другим вспомнить о законе, как вы с ревностью молодого любовника торопитесь поскорее устранить его со своего пути.

Впрочем, как я могу вас осуждать? Полиция - это собрание наёмников, которые желают того же самого, чего хотят и другие: денег и власти. И там, где бульшими деньгами обладают не чиновники, стоящие во главе государства, а сильные и хитрые люди без особых моральных запретов, те же наёмники находятся в числе их солдат и охранников. Они всегда там, где больше платят. Недаром государства типа Мексики или Колумбии до сих пор не могут победить наркокартели. Ведь именно там за профессиональные навыки наёмника можно получить достойное вознаграждение в придачу к тому страху, который испытывают мирные граждане.

Так чего вы хотите: быть добрыми и честными, защищать слабых и обездоленных, служить закону? Тогда арестуйте нас прямо сейчас, чтобы мы завтра же вышли на свободу. Или же вместо этого мы можем дать вам настоящую власть и деньги, которые сделают из вас, служители закона, властителей этого нового мира?

Баальберит в злобном хохоте широко раскрыл искривившийся рот, и раскаты его смеха заглушили всё вокруг. Он хохотал всё громче и громче, словно раздирая своим хохотом само небо, а земля под нашими ногами вдруг покачнулась так, что мне пришлось опереться на близстоящую машину. В ответ испуганной трелью залились автомобильные сигнализации, но громовой смех Баальберита перекрывал даже их.

Православные христиане замолчали и дрожащей, нерешительной толпой стояли на ступенях храма. Некоторые из них в панике стали проталкиваться обратно в храм под защиту креста, который их спасёт. Что за суеверия в наш просвещённый век? Впрочем, несколько из них, включая и лощёного банкира, нерешительно подошли к нам и встали рядом.

Один из полицейских снял шлем, обнажив массивный лысый череп с маленькими злыми глазками. Ухмыляясь, он откинул щит и спросил хриплым голосом:

- Где подписать?

Обрывок сороковой

Вы знаете, что такое анархия? Не та красивая картинка, которую рисуют анархисты в своих политических фантазиях, а настоящая неуправляемая анархия, где каждый сам за себя, а те группы людей, что немногим больше других, силой берут то, что им необходимо.

Анархия, где есть правительство, но его функция исключительно фиктивная. Ему не подчиняется ни полиция, ни любая другая структура. Зачем подчиняться тому, у кого в руках нет никакой власти? Без способности подчинять людей силой, деньгами или религией правительство превращается в небольшую кучку никчёмных людей, сидящих в красивом здании, и принятые им решения никого не волнуют.

Анархия, где кланы, сформированные политическими элитами, сражаются между собой за политическое влияние и богатство.

Анархия, где нет правительственных контрактов, а рынок по-настоящему свободный. Где цены на хлеб взлетают до небес, а цена человеческой жизни падает до нескольких копеек.

Перед нашим храмом стоят баррикады из бочек, ящиков и перевёрнутых машин. Мимо охраны в тяжёлой чёрной военной форме с холодными глазами проходит тоненькая девочка шестнадцати лет в грязном платьице и с такими же грязными волосами.

- Можно мне немного хлеба? - спрашивает она охрану, поджаривающую на гриле большие куски ароматно пахнущего мяса. Большой бритый наголо мужик ухмыляется. - Конечно, можно! Это всё, чего ты хочешь? Хлеба? А как насчёт мяса? Ты хочешь мяса?

Девочка потупила глазки и тихо ответила:

- Да.

- А мы хотим зрелищ! Дай нам зрелищ, красотка, и ты получишь и хлеба, и мяса, и много другого! - загоготал охранник.

Я быстро сошёл по ступеням храма и ударил его кулаком в нос, отчего переносица хрустнула, и кровь начала струиться по его лицу.

- Пойдём, - сказал я девочке, взяв её за руку. Мы прошли в зал нашего чёрно-красного храма, где на первом этаже вокруг золотого идола расположились столы с едой: мясо, консервы, сыры, хлеб, вино и многое другое. Мы не привыкли ни в чём себе отказывать.

- Ешь, - сказал я ей.

Астаарта тихо подошла ко мне и взяла меня под локоть, задумчиво глядя на то, как девочка с жадностью накинулась на еду.

- Ты учишь её быть слабой, - произнесла она.

- Может быть, меня возбуждают слабые женщины, - ответил я.

- Ложь, - невозмутимо сказала Астаарта, пожав плечами. - Не в том дело, что не возбуждают, конечно, а в том, что сейчас ты поступил так не потому, что хочешь её трахнуть.

- Мы никому ничем не обязаны и вольны в своих желаниях! - яростно прорычал я. - Если я чувствую жалость и хочу помочь ребёнку, я так и сделаю.

- Даже несмотря на всё, что ты видел и знаешь, в тебе всё ещё много человеческого, - ответила Астаарта.

Наевшись, девочка выпила несколько бокалов вина и нетвёрдой походкой ушла на улицу, к охране. Я наблюдал через окно, как она подошла к ним и начала пьяно хихикать. Тот самый солдат, которому я сломал нос, дал ей банку пива и посадил к себе на колени. Девочка продолжала хихикать, обвивая его шею руками.

- Самочка насытила свой голод и теперь хочет секса, - прошептала мне на ухо Астаарта. - Если бы она просто хотела хлеба, то обратилась бы в любой христианский храм, которые всё ещё стоят на их стороне города. Она пришла не за хлебом, а за наслаждениями для своего тела: за хорошей едой, выпивкой и крепким мужским членом. Ты же знаешь, что к нам приходят те, кто не хочет вести жизнь впроголодь и не связан пуританскими узами христианской религии.

Она взяла лежащий на столе пистолет. Кольт М1911 сорок пятого калибра из потемневшей от времени стали; с рукояткой, на которой золотом изображён ухмыляющийся череп в капюшоне, держащий в руках косу, и широким тёмным отверстием в дуле пистолета, словно длинный тоннель, на другой стороне которого ждёт тебя в гости иной мир. Не просто смертельный механизм, а красивый хищный зверь, жаждущий напиться чужой крови.

Взяв пистолет, Астаарта направилась к выходу из храма, произнеся на ходу:

- Я тоже хочу сделать подарок этой девочке. Она милая.

Я пожал плечами и продолжил смотреть в окно. Астаарта подошла к столпившейся кучке воинственных ублюдков, которые готовы разорвать на куски любого, но испуганно трепещущих, словно малые дети перед ночными кошмарами, когда мы находимся вблизи. Они боготворят, страшатся и ненавидят нас одновременно. Когда Астаарта подошла ближе, наши солдаты замолчали и встали в ожидании её слов. Девочка соскользнула с коленей и встала рядом со своим соблазнителем.

Астаарта положила руку на её плечо, ласково посмотрела своими чёрными глазами и протянула пистолет рукояткой вперёд. Малышка с опаской взяла его в руку. Металл приятно холодил кожу и был заметно тяжёлым для неё. Вместе с тем она почувствовала, как её сердце наполняется уверенностью в своих силах и ощущением безопасности, которого она давно уже не ощущала, привыкнув к тому, чтобы отдавать своё тело сильным самцам, способным её защитить. Девочка выпрямилась, и мне показалось, что даже стала немного выше ростом. Смерть, повинующаяся стволу в твоей руке, всегда делает тебя немного выше других.

Астаарта рассмеялась и, обняв девочку за плечи, сказала:

- Пойдём, я научу тебя стрелять.

Вскоре они вместе скрылись из виду, а я со злостью подумал, что Астаарта преподнесла ей лучший подарок, чем я, щёлкнув меня по носу, как нашкодившего щенка. Громко зарычав, я встал и отшвырнул ближайший стол вместе с едой в сторону, забрызгав ею стены храма.

Обрывок сорок первый

Как хотелось бы, чтобы война была красивой. Молчащие, выстроенные в линию горизонта, застывшие друг напротив друга в ожидании приказа войска. Под ногами зелёная трава, а над головой синее небо. На поднятых флагах цвета: бело-синий с золотом у одних и красно-чёрный с золотом у других. Не только золото объединяет две исполинские силы, но и жажда смерти, горящая в глазах стоящих солдат. Вот тишину рвёт клич командиров, призывающих идти в бой, и послушные человеческие массы рвутся вперёд на врагов...

Настоящая война другая. В ней зелень травы и небесная синева втоптаны в грязь, а в глазах солдат - страх и ненависть в ожидании боли и смерти.

Говорят, чтобы зло победило, достаточно, чтобы добро бездействовало. Но добро не бездействует, оно покрывает нас свинцовым дождём, долбит из миномётных орудий, оставляя рваные раны на теле земли, жаждет поставить нас на колени и снести голову с плеч одним размашистым ударом. А что, если победа над злом сама является злом и, чтобы добро победило, следует отказаться от всякого сопротивление?

Мы бы могли отсиживаться в тылу сражения, но ощущать вкус солёной крови очередной жертвы на губах - то же самое, что испить лучшего вина. Для нас царящая вокруг смерть - это праздник, и мы не хотим его пропустить. Мы видим, как в небо бесконечным водоворотом воспаряют души умерших. И мы этому рады. Мы видим глаза убийц, идущих на нас с фанатичным блеском в глазах. На их одеждах вышиты серебряными и золотыми нитями кресты и черепа, а в руках они сжимают оружие, живое воплощение праведного гнева. С каждым новым убийством в их глазах исчезает частица Бога, задавленная жаждой нашей смерти. И мы этому рады.

Четыре всадника Апокалипсиса явились, сея вокруг себя войну, болезни, голод и смерть.

На моих плечах алая накидка, пристёгнутая у горла украшенной рубинами фибулой, капюшон с чёрным кружевом по краю накинут на голову. Как Pontifex Maximus Великий Понтифик (лат.)., я со склонённой головой шагаю по своим владениям, благословляя царящий вокруг Хаос. Моё лицо застыло в маске мрачной задумчивости о судьбе мира. Время от времени я вскидываю руку с зажатым в ней крупнокалиберным шестизарядным револьвером Taurus Raging Bull с длинным стволом, чтобы благословить ещё одну жертву. Но я чувствую, что не нуждаюсь даже в этом механизме. Я просто протягиваю левую руку, словно ощущая, как отчаянно стучит в ней сердечная мышца очередного несчастного, и просто сжимаю ладонь, останавливая её биение. А на зубах хрустит пыль разрушенных зданий.

Астаарта, как всегда, гармонирует с окружающей нас действительностью: тёмно-рыжие, как кровь, волосы, в цвет им её тёмные красно-карие глаза и такая же тёмно-красная помада. Она словно впитывает в себя цвет крови, проливающейся вокруг нас, заставляя её уже после нескольких минут терять свой цвет, превращаясь в потоки бурой жидкости. С плеч спадает длинная чёрная мантия, волочащаяся по земле. На ногах высокие блестящие кожаные сапоги, а коричневая, длиной до бедра рубаха перетянута у талии широким поясом с бляхой в виде пентаграммы. В одной её руке изящный МР5А3 - немецкий пистолет-пулемёт, достойное детище народа Германии, а в другой - сверкающий сталью стилет с украшенной золотом резной рукоятью из Южно-Африканского эбенового дерева.

Баальберит дурачится под пулями, делая вид, что они ему опасны. Вместе с взводом наших бесов он, пригнувшись, мчится к укрытию из перевёрнутой машины и оттуда начинает палить во врага, хохоча во всё горла. На нём чёрная плотная форма спецподразделений без нашивок, а в руках винтовка M16А4 с подствольным гранатомётом, из которого он только что превратил нескольких солдат Святой Церкви в окровавленную кучу безвольно лежащего мяса.

Маммона идёт чуть позади нас, своим видом напоминая скорее туриста, чем солдата. Волосы на голове прилизаны назад, под нижней губой и вокруг подбородка они растут в виде маленькой козлиной бородки. Он даже не пытается сменить свой имидж под новые обстоятельства, предпочитая оставаться в том же образе франта и богатея, в каком он нам явился. На нём двубортный пиджак гранатового цвета, на воротнике белоснежной рубашки - коричневый, с золотистыми узорами галстук-бабочка. В его левой руке бутылка красного сухого французского "Ле Рюше", и он время от времени отхлёбывает из неё. В правой руке изысканное охотничье ружьё Beretta 686, из которого он, со скучающим видом охотника на мелкую дичь, стреляет по своей добыче. Брезгливо сморщившись, он переступает через одного из наших последователей, попытавшегося сделать короткую перебежку между укрытиями, чтобы сменить позицию для стрельбы, когда чья-то праведная пуля заставила его скорчиться от боли у ног Маммоны.

Те из людей, кто мог и хотел, сбежали с дороги двух оскаленных злобой сил Добра и Зла, чтобы не быть задушенными или разорванными на куски злобными бесами, в которых превратились наши последователи (все до одного бритые наголо, громко гогочущие и с нетерпением ищущие очередную жертву, которую можно изнасиловать и убить) или же не быть распятыми или сожжёнными на костре солдатами Святой Церкви, если на их шее не окажется креста, их одежда и поведение покажутся чересчур вольными, а молитвы - недостаточно искренними. Яростная стихия нашей Священной войны не щадит никого, перемалывая всё, что попадает в её ненасытное чрево.

Серые, полуразваленные пятиэтажные дома. Обвалившаяся штукатурка кусками лежит около них. Окна ещё хранят черные следы дыма. В сером небе, роняющем тяжелые капли дождя, которые имеют железный маслянистый привкус, кружится черный ворон.

Солнца не видно. В воздухе раздаётся непрерывный грохот наземных орудий, стрекотание автоматического оружия и дикие стоны раненых. На этот шум накладывается свист бомб и грохотание взрывов. На грязной земле недалеко от крыльца лежит мертвец. У него отрезано одно ухо. Вода, стекающая вниз, в сточную канаву, имеет цвет ржавчины.

Воздух свистит от летящих снарядов с тупой силой пробивающих ребра, черепа, сердца, руки, ноги, печень, мозги. На потрескавшемся тротуаре видна воронка взрыва, а рядом лежат те, кого этим самым взрывом разметало. Один из них находится поодаль всех остальных. Видимо, он был жив и продолжал ползти, пока не умер. Внутренности отметили его путь от начала и до конца.

Посредине дороги, раскинув руки, лежит ребёнок двенадцати лет. Кровь струится из простреленного плеча. Множество пулевых ранений покрывают его туловище. Рядом с ним пузырится лужа, и красные пузыри лопаются под каплями дождя. Около руки лежит маленький кусок ватмана, залитый кровью. А на белом, еще не испачканном кровью кончике листа виднеется бледно-салатовая трава.

Обрывок сорок второй

Над руинами зданий пролетает военный истребитель. Неба не видно из-за поднимающихся кверху клубов чёрного дыма. Целые кучи обломков дерева и кирпича лежат в основании зданий, а асфальт измельчён в мелкую крошку. В горле першит от дыма и пыли. И над царящей вокруг разрухой возвышается наш чёрно-красный храм. Мы со свитой сидим на ступенях храма, жуём бутерброды с копчёной грудинкой и непринуждённо болтаем о пустяках.

- А потом он выскакивает из-за угла, одной рукой крестится, а другой стреляет мне прямо в плечо. Идиот! Целиться нужно двумя руками! Кто так вообще стреляет? Он только из учебки вышел что ли? - говорю я, потирая небольшой шрам на плече. - Вроде война уже не первый месяц идёт, а всё как дети малые.

- Тебе повезло, милый! А вот в Италии, говорят, от Милана до самых Сиракуз все наши бесы выжжены огнём мальтийского военного ордена госпитальеров. Великий Магистр ордена, вошедший во вкус крови, сжигает на кострах всех, кто не находится в святом лоне церкви, и жадно посматривает в сторону Алжира, Ливии и Египта.

Я представляю, как в чёрном одеянии с белоснежными широкими рукавами и воротником шагает Рыцарь Чести и Преданности с серебряным мальтийским крестом на груди, а за ним ведут на костёр людей в грязной одежде с потупленным взглядом без надежды и без веры.

- Ты меня не удивила, - усмехнулся я. - В древнейшем оплоте христианского насилия, исторгнувшем из себя крестовые походы, не могло быть иначе. Рим превратил религию мира и любви в религию войны почти сразу после её рождения. Другое дело Германия, Англия или Америка. Протестанты не так сильны в этом деле, да и на нашей стороне там выступает добрая половина всех жителей этих стран.

Маммона спешно глотает кусок бутерброда и подхватывает:

- Особенно Америка! До чего же я люблю американцев, этих до дьявола практичных, лицемерных и наглых ублюдков, не гнушающихся ничем, лишь бы в их карманах водились деньги. Какое-то время я там жил и, скажу честно, не видел ни одной другой такой страны, где бы мою философию так жадно впитывали всем существом. Хотя там всё ещё идут бои, но, скажу я вам точно, профессиональная армия там будет сражаться на стороне того, кто платит. А деньги для этого водятся там у тех, кто всем своим почерневшим сердцем и душой следует за нами. Наш договор с ними был подписан задолго до того, как миру явился ты, Ариман.

- А что Китай и Япония? Как там обстоят дела? - спросила Астаарта.

- Наблюдают, - пожал я плечами. - Там ничего не мешает расти нашим храмам, но и нет почвы для конфликта. Да и мне, если честно, нравится буддизм.

Маммона прекратил есть свой бутерброд, Астаарта прищурилась, а Баальберит поднял вопросительно бровь, но все промолчали.

- Буддизм даёт любому право на иллюзию вечной жизни в этом мире, исключая и рай, и ад, - ответил я на их молчание. - Мне это нравится.

Почему человек так боится смерти и ему жизненно необходимо верить в воскрешение? Так ли боится сперматозоид превратиться в эмбрион, чтобы войти через влагалище в этот мир, как человек боится превратиться в червей, рождающихся из его бренных останков? Эти же черви, проходя свой жизненный цикл, становятся удобрением для почвы, из которой растут растения, дающие плоды и жизненные силы живущим людям. Фрукты, овощи, ягоды - это взошедшие останки, которые питают новыми жизненными соками ныне живущее тело, чтобы превратиться в белок, устремляющийся к яйцеклетке. И вот, человек возрождается снова, чтобы трепетать от страха смерти, несмотря на то что проходил этим путём много раз.

- Это не человек боится, - ответила Астаарта. - Это его душа приходит в ужас от того, что ждёт её после смерти. Посмотри на животных: они принимают свою смерть с достоинством, как должное, потому что не имеют души от Бога. Человек же слишком большое значение придаёт смерти.

- В любом случае такое перерождение фактически и означает бессмертие и порождает отсутствие страха смерти, о котором говорят буддисты. Оно же и означает ту самую реинкарнацию, то есть перерождение, которое европейское население истолковывает в традиции христианской религии как переселение души из тела в тело. Пытаясь достичь просветления, они приходят туда с разумом, наполненным знаниями о душе, рае и аде, и пытаются приложить свои знания к этой религии. Будда не получал божественного откровения, он лишь наблюдал за привычным ходом времени и пространством вокруг себя. Простое наблюдение Сиддхартхи Гаутамы об отказе от себя, принятое за аскетизм, лишь означает, что отказавшись от того, что составляет личность человека: его воспоминаний о прошлом, надежд на будущее, его социального статуса и материального достатка, его эмоциональных переживаний, - он не станет бояться превратиться в червя, который не заботится обо всём этом.

Человек больше всего боится потерять свою личность, свой ярлык на мешке с костями. Скажи ему, что его страхи и комплексы, воспоминания детства и пережитый опыт будут помещены в новое тело - и он возрадуется. Скажи ему, что его тело живёт вечно, а вот личность погибает - и он скорбит.

Буддисты - это те самые люди, которые живут в мире, созданном Богом, не нуждаясь в обещании вечной жизни для души. Они именно такие, какими он изначально планировал создать людей. Поэтому ни Китай, ни Япония, ни другие азиатские страны, исповедующие буддизм не являются нашими врагами в Священной войне. У них нет того, от чего бы мы должны были их освободить.

Я глотнул горького светлого пива и откусил от бутерброда с копчёной грудинкой.

Обрывок сорок третий

Очередная перестрелка в центре большой площади затянулась. И та, и другая сторона устало строчит из автоматов, уже даже не пытаясь целиться. Мы наблюдаем за этой сценой, сидя в своём чёрном бронированном автомобиле, сделанном на заказ для перевозки командного состава, и почти не слышим звуки стрельбы за бронированными толстыми стенками.

- Скучно! - констатировал Баальберит, ёрзая на заднем сиденье. Помолчав немного, он предложил. - Может, нам выйти и разогреться?

Я очнулся от дрёмы и кивнул в ответ:

- Давайте, а то я сейчас просто усну.

Мы выскочили наружу, захлопав дверьми. И первое, что нас поразило, это тишина, от которой мы отвыкли за долгое время войны. Никто не стрелял. Над кварталами повисло полное молчание.

Мы начали пробираться вперёд по хрустящему под ногами мусору, через завалы и баррикады, встречая то тут, то там очередной труп. Воздух смердит, сладковатый запах смерти наполняет лёгкие и вызывает тошноту. Маммона достал платок и прижал его к лицу, закрывая глаза и рот.

- Какие же они вонючие!

- Прямо как твои деньги, - рассмеялся я.

- Но-но! - улыбнулся он в ответ. - Деньги не пахнут!

Мы шли мимо наших бесов, уставших, в поте и крови, но всё таких же смешливых. Они воспользовались передышкой, чтобы поесть и как следует напиться. Одна из девушек кладёт рядом с собой автомат, быстро скидывает свой шлем, расстёгивает на себе куртку и поднимает майку, обнажая полную грудь. К ней тут же присасывается один из сидящих рядом бойцов, а она удовлетворённо стонет. Его грязные руки лезут к ней в трусы, а ещё трое солдат рядом подходят ближе, расстёгивая ширинки, чтобы принять участие в оргии.

Мы осторожно пробираемся вперёд, пересекая незримую границу фронта.

В центре площади стоит человек с белокурыми волосами в серых штанах и коричневом затасканном свитере, слипшимися от пота и покрытыми серой пылью, и громко говорит, обращаясь к солдатам Святой Церкви:

- Заповедь новую даю вам: да любите друг друга, как я возлюбил этот мир. Так и вы любите друг друга. Ибо потому, если будете иметь любовь между собою, все узнают, что вы - мои ученики Св. Евангелие от Иоанна 13:34, 35.. Так говорил господь наш Иисус Христос в Священном писании. И если кто ударит вас по одной щеке, то подставьте другую. Так он учил. Так не берите на себя греха и не поддавайтесь на дьявольское искушение, отвечая злом на зло, но теряя при этом свою душу. Помните, что благими намерениями защитить Господа на земле вы теряете своё место в Раю вместе с ним. Разве вы думаете, что Бог нуждается в вашей защите? Убогие! Где ваш разум и ваша вера? Всемогущий Бог, создавший целый мир и вас вместе с ним, нуждается в вашей защите? Разве он не заповедал нам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас? Св. Евангелие от Матфея 5:44. Встаньте на колени и молитесь о прощении тех, кто искушает и гонит вас.

Столько силы и веры было в его словах, что некоторые из солдат упали на колени, бросив своё оружие и, закрыв лицо руками, стали раскачиваться вперёд и назад, что-то бормоча вполголоса. Другие нерешительно стояли вокруг него, смущённо озираясь. В жаре долгой войны они уже забыли, что значит молиться о прощении. Они ежедневно утром и вечером автоматически отчитывают молитву "Отче наш!". Перед закрытыми глазами долгой вереницей шагают, изуродованные пулями, тела их товарищей, и зубы скрежещут от злобы, превращая молитву в крик ненависти к врагам. Они молятся, падая на землю под взрывами или скрючившись за очередным прикрытием, прося Бога подарить им ещё день этой жизни, забыв о том Рае, который им обещан после смерти. Разве истинно веруя, они бы молились о том, чтобы прожить ещё один день в этом аду? Они молятся, взводя курок и глядя в перекрестие прицела о том, чтобы их освящённая пуля нашла свою цель и отняла жизнь у врага. Но они никогда не молятся о прощении или любви. Кому же тогда они молятся о ненависти и смерти?

Мы выбрались из своего укрытия, представ перед глазами собравшихся.

- Святой Боже, - ахнул один из солдат, поднимая автомат и целясь в нашу сторону. Ещё бы. Мало кто из солдат Святой Церкви видел нас так близко и остался жив. Печать зла лежит на наших лицах, отчего панический ужас овладевает их сердцами.

Проповедник встаёт между нами и его стволом, раскинув руки в сторону и спокойно глядя в его глаза:

- Брат, не губи свою душу! Вспомни о любви и прощении, вспомни, что заповедал нам Бог! Пусть на всё будет не твоя, а Его воля!

Тут я узнал его. Это был тот самый паренёк, который встретился нам в зимнем феврале почти вечность назад. Он же был и тем самым священником в лютеранской церкви, где между нашими последователями и христианами была пролита первая кровь. В нём билась и трепетала живая душа Бога, освещая всё вокруг себя своею святостью, заставляя болезненно сжаться моё сердце от давних воспоминаний.

Астаарта сложила руки на груди и негромко сказала:

- Разве Бог сам не подаёт пример, как нужно бороться с врагами? Разве не низвергнул он Падших в ад, обрекая их на адские мучения? Разве не обещает он каждому, кто ослушается его воли, что будет он наказан невыносимой болью? И если он учит прощать, то почему же до сих пор не простил того, кто первым нарушил его волю, почему он не простил дьявола? Ты говоришь, что на всё его воля? Что же, вот его воля, и я её пророк! - яростно закричала Астаарта, обводя рукой царящее вокруг разрушение и трупы. - Вдохни сладковатый запах божьей воли! И как тебе это нравится?

Из переулка показались закованные в чёрную броню солдаты с мальтийскими крестами на груди. Посланники Священной Инквизиции.

- Вот он! - заорал один из них, указывая в нашу сторону. - Стоять!

Они бросились к нам, снимая с плеча тяжёлые автоматы.

Мы начали понемногу отступать назад, используя прикрытия, но инквизиторы, не обращая на нас внимания, схватили проповедника и повалили его на землю, скрутив руки за спиной. Внимающие ему солдаты в недоумении стояли рядом, не зная, что делать.

- Его бредни подрывают моральный дух и стоят нам победы! - прорычал один из инквизиторов со шрамом на лице. - Из-за его россказней мы потеряли целую бригаду хороших ребят, решивших не оказывать сопротивление прислужникам Антихриста. Он подрывает авторитет Святой Церкви, наместника Бога на земле, которая говорит вам: защитить Святую Церковь и убить Антихриста - вот миссия, достойная праведника. Выполняйте!

Солдаты ожили, услышав знакомые слова и мысли, к которым они так привыкли.

Защитить Святую Церковь.

Убить Антихриста.

Вот их праведная миссия.

Они взялись за оружие, и перестрелка возобновилась, но мы к тому времени уже вернулись в свою машину.

- Его сожгут. Единственного оставшегося праведника сожгут, - устало констатировал я и ударил кулаком со всего размаху о стекло, ощущая приятную боль в разбитых костяшках.

Обрывок сорок четвёртый

- Так не хочется умирать, - с тоской сказала Астаарта. - Я здесь очень привыкла.

- Ну, тише, тише, - ответил я и прижал её голову к своей груди.

Маммона сидит в больших наушниках и слушает музыку с плеера, закрыв глаза. Баальберит строгает из деревяшки что-то, понятное только ему одному. Несколько наших бесов устало сидят на полу, вытянув ноги. Кто-то дремлет, кто-то остекленевшими глазами смотрит в одну точку. У нас не осталось ни алкоголя, ни наркотиков, чтобы хоть как-то снять напряжение последних недель. Благо, еды навалом, но в ожидании скорой смерти аппетит напрочь отсутствует.

Мы находимся в нашем последнем оплоте: громадном чёрно-красном храме, расположенном в Нью-Йорке, точнее в том, что от него осталось.

Последние месяцы Священной войны завершились поражением по всем фронтам. Мы вынуждены были бежать из России, как и наши бесы из многих других стран. Силы христиан, укреплённые силами победоносной Святой Инквизиции, выдавили нас, как гной, почти отовсюду. И вот теперь американский континент, последний из наших рубежей, лежит в руинах, а солдаты Святой Церкви шаг за шагом, смерть за смертью, пробивают себе путь к нашему убежищу в храме.

Организация объединённых наций молчит, превратившись в безвольное собрание тех, кто не смог предотвратить Священную войну, с ужасом наблюдая за её последствиями, а балом правит Международная христианская миссия (МХМ), состоящая из обретших власть глав христианских конфессий по всему миру. На знамёнах исполняющей волю МХМ Святой инквизиции развивается девиз: "Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими". И вот дети Бога напрягают все свои силы, чтобы положить конец нашему недолгому правлению.

Щёлкнув пальцами, я создал маленький колеблющийся огонёк на кончике своего пальца, чтобы развлечь Астаарту. Она слабо улыбнулась:

- Балуешься...

Храм тряхнуло от взрыва, один из стаканов на краю стола упал на пол и разлетелся стеклянными брызгами, а с части стены облетела штукатурка. Я погасил огонь и пожал плечами:

- Чем меньше в мире души Бога, тем больше хаоса. Чем меньше силы, поддерживающей порядок, тем легче менять окружающую действительность.

- Я знаю, - ответила Астаарта.

- Я могу их убить. Всех. Просто выйду за дверь, раскину руки и уничтожу их всех до одного. Хочешь? - спросил я, крепче обнимая её за плечи.

В ответ она покачала головой:

- Не можешь. Ты же знаешь. Иначе всё это не имеет смысла. Антихрист и его свита должны исчезнуть и дать Святой Церкви продолжить своё дело. Теперь она к этому готова. Какой толк в том, чтобы уничтожать раз за разом эти мешки с костями? Душа Бога будет снова и снова возрождаться в каждом новом ребёнке. Нужно, чтобы они сами, своими руками, выдавили её из себя через ненависть, гнев, насилие. Пусть последний праведник падёт не от наших рук, а от рук своих же братьев.

Я посмотрел в окно. Там по развороченным взрывами цветочным клумбам, со злыми тёмными лицами, одетые в чёрную военную форму, с тяжелыми автоматами в руках быстро передвигались солдаты Святой Церкви. Однако я смотрел вовсе не на них, словно мне совсем и не было до них дела, а на цветы, ещё оставшиеся на клумбах. Солдаты оставляли за собой след из поломанных и втоптанных в землю ярких голубых, зелёных и оранжевых цветов. Наблюдая за этим, я крепко стиснул зубы и сжал кулаки.

В тесном закутке между двумя дверями храма, набитом телами борющихся солдат, завязался рукопашный бой. Они хватаются руками за цевьё автомата, поднимая его вверх, стараясь отодвинуть очень глубокое, чёрное и смертельно опасное отверстие как можно дальше от себя. Наших бесов ведет за собою Лёша Бадер. Весёлый юнец со смешной чёлкой и серьёзным выражением лица, которое абсолютно не идет его возрасту. Спортсмен, чемпион по рукопашному бою. Через мгновение его мёртвое тело лежит под ногами у тех, кто всё ещё жив и борется за очередной автомат. Своими зубами наши бесы вгрызаются в кисти и ноги солдат. Вгрызаются жадно, до крови, заставляя солдат Святой Церкви с тёмными лицами выпускать из рук оружие.

Оружие в моих руках по весу такое же, как и игрушечный пластмассовый автомат. Или мне это только кажется из-за дьявольской дозы адреналина в крови.

Бой за храм шёл не один час и даже не одни сутки. Мы оказывали ожесточённое сопротивление, заставляя врага драться за каждое помещение. В общей столовой выстрелами уже давно было разбито окно. Несмотря на это, в ней ужасно воняло дымом. Все столы мы перевернули, и они образовали одну линию баррикад, которая хоть немного защищала от выстрелов противника.

Рядом с дверью, ведущей в столовую, солдаты пробили большое отверстие, чтобы было удобнее стрелять. Недавняя атака завершилась снова ничем, и теперь мы наблюдаем за тем, как солдаты бегут вереницей друг за другом мимо нашей двери в сторону других помещений. Нам остаётся только гадать, много ли ещё осталось тех, кто сопротивляется?

Нас осталось всего восемь человек, когда стремительно началась новая атака врага. Из отверстия в стене высунулись два автомата и начали стрелять. В двери вкатилась граната, и мы нырнули в своё укрытие. Раздался хлопок, и помещение заволокло дымом. В дверь по одному, по двое начали вбегать солдаты, выпускающие короткие очереди из своих автоматов в нашу сторону.

Мы даже головы не смели поднять, а, поднимая руки с автоматами над головой, не глядя, выпускали очереди наугад в сторону двери. Но такая тактика была неэффективна.

- Пришла пора умирать, - сказал мне сидящий рядом Баальберит. Сказал, прищурившись, как-то весело и беззаботно, и подмигнул мне. В его руках находился большой тяжелый чёрный пулемет. Он резко вскочил и упёр пулемет в край стола, после чего начал строчить из него в атакующих. Вслед за ним вскочили и другие, стреляя в противника.

Я видел, как упал Дима Метель, первый задира среди наших бесов и страстный любитель женщин. Первая пуля зацепила его плечо, слегка развернув влево, а вторая стукнула прямо в голову, отчего из головы на стену брызнули красные струи. Мне нужно было встать, потому что только так я мог помочь сдержать наступление, но я словно оцепенел. Я смотрел на лежащее у моих ног тело Маммоны. Его голубая рубашка была вся в крови, в тон его красному галстуку, а открытые глаза смотрели в осыпавшийся штукатуркой потолок. Я смотрел на Астаарту, которая безжизненно повисла между столами. Её рука, зацепившаяся за стол, была вздёрнута вверх.

В тело стоящего рядом со мной беса вгрызлись одновременно четыре пули, но он продолжал стрелять. А я продолжал сидеть в оцепенении за своим укрытием. Он упал тяжелой ношей прямо на мои колени. Вслед за этим ко мне через стол упала небольшая зелёная граната. Лимонка. Ф-1.

И мне, вдруг, стало так обидно за сломанные цветы, что я взял автомат, встал и стал стрелять в десятки бегущих мне навстречу темнолицых людей в военной форме, пока взрыв, оторвавший мне ноги, не заставил меня упасть и закрыть глаза, отправляя в давно исхоженную мной вдоль и поперёк долину смерти.

ЧАСТЬ 4

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Обрывок сорок пятый

Каждое утро и каждый вечер воздух над городом наполняется колокольным звоном и монотонным гулом молитв, возносящихся к небесам. Падая на колени, люди бормочут "Отче наш", краям глаза наблюдая за рыцарями Святой инквизиции - защитой и опорой Международной христианской миссии; миротворцами, одержавшими победу над Антихристом и его свитой; блюстителями морали и поведения среди нетвёрдых в вере мирских граждан. В чёрных сутанах с белоснежным воротником и манжетами, с вышитыми золотом мальтийскими крестами на груди они наблюдают за порядком и спокойствием с внимательностью охотничьих псов. Их лица скрыты в тени надетых на голову капюшонов. На поясе с левой стороны висят в ножнах короткие одноручные мечи - признанное оружие для защиты христианской веры, наследующее форму креста, а с правой стороны в кобуре висят тяжёлые пистолеты с обоймами, наполненными освящёнными пулями. Воздух пахнет дымом костров и аппетитным запахом жареного мяса.

Горожане молятся с рвением обречённых на смерть, чтобы никто не заподозрил их в недостатке веры. Они бросают в пустоту слова и слушают в ответ пустоту, не ощущая ничего, кроме усталости и страха, но всем своим видом показывают воодушевление и радостный экстаз.

- О, вы знаете, иногда у меня просто дух захватывает от того спокойствия и радости, которую я ощущаю, когда молюсь, - улыбаясь, говорит мать двоих детей. Отец сидит здесь же рядом и старательно улыбается в тон ей.

Районный священник улыбается в ответ и втыкает вилку в приготовленную на ужин жареную рыбу. Съев кусочек, он запивает его вином. Все улыбаются и все счастливы в лоне христианской Церкви.

- Очень хорошее вино! - говорит он.

- Ещё из довоенных запасов, - отвечает отец семейства. - А завтра вы к кому собираетесь наведаться?

- К семье Афанасьевых, давненько у них не бывал, - отвечает священник. У него такая работа - ежедневно посещать прихожан своей районной церкви, чтобы поддерживать в должном состоянии их духовное здоровье. Он устал и хочет выходной. С трудом сдерживая зевоту, он говорит. - Рассказывают, что некоторые праведники во время молитвы отчётливо различают музыку, доносящуюся с небес.

Холёные пальцы священника разламывают хлеб, катают из мякиша небольшой шарик и отправляют его прямо в широко открытый рот.

Кореи и Японии больше нет. Вместо них выжженные до стеклянного блеска радиоактивные пустыни. Международная христианская миссия приняла решение выжечь в корне огнём освящённых атомных бомб попытки пересмотреть международную экспансионистскую политику Святой Церкви. Весь мусульманский мир от Марокко до Пакистана охвачен огнём Второй Священной войны, направленной против наследия Антихриста: против тех, кто насаждает ложные вероучения. По пескам и пыльным дорогам катятся чёрные бронированные танки с крестами на броне, огнём из всех орудий доказывая истинность христианской религии. Нет больше того раздробленного, запутанного мира, каким он был раньше. Есть Святая Церковь и те, кто против неё. Теперь не нужно думать над тем предлогом, как заполучить богатую нефтью территорию мусульманских стран. Достаточно простой энциклики от Совета Международной христианской миссии, заклеймившей в своём списке страны с иными религиями как "еретические" и "наследующие знамя Антихриста".

Ответь:

Что вам мешало прозреть?

Что же случилось с мечтой

Сделать для всех рай земной? Строки из песни "Что вы сделали с нашей мечтой?" группы "Ария".

Миротворцы говорят: "Борьба за мир - это неустанный труд. За мир, как и против войны, нужно бороться" Принцип, декларируемый Организацией объединённых наций в операциях по поддержанию мира..

Вот как оно теперь бывает. По тёмной улице, освещаемой редкими фонарями, идёт молодая девчонка лет шестнадцати, немного пьяная, от чего её слегка покачивает из стороны в сторону. Юбка на ней сильно помята. Ветер доносит приятный цитрусовый запах её духов, заставляющий мужскую плоть шевелиться в штанах.

Она проходит мимо угрюмых мужчин и женщин, одетых в чёрные одежды Святой Инквизиции, перебирающих в одной руке костяшки чёток, а другой ласкающих рукоять своего меча. Их губы на автомате читают вполголоса молитвы, пока глаза внимательно наблюдают за девушкой.

Рядом с ними стоит высокий столб, окружённый со всех сторон охапками сухих веток.

Из их числа отделяются мужчина и женщина и быстрым шагом догоняют девушку, толкая её к стене. Мужчина хватает её за горло и, крепко прижав к стене, не даёт вырваться, пока женщина разрывает на ней блузку, обнажая маленькую упругую грудь с торчащими сосками.

- Где твой крест? - спрашивает мужчина, слегка ослабляя хватку.

Девушка всхлипывает и хрипит:

- Дома забыла...

Женщина в чёрном кровожадно ухмыляется, глядя на неё своими тёмными глазами. Она хищно втягивает носом воздух, улавливая среди запаха духов терпкую нотку недавнего секса. Как охотничья сука из числа Господних псов она чувствует запах своей жертвы. Она просовывает руку под юбку, отодвигая узкую полоску трусиков, и проталкивает свои пальцы ей во влагалище.

- А девственность ты тоже дома забыла?

Девушка испуганно бьётся, пытаясь ослабить хватку, и сучит ногами по земле. Инквизитор отпускает её, и она падает в грязь у его ног. Скрючившись, она всхлипывает и повторяет:

- Пожалуйста! У меня день рождения сегодня! Пожалуйста! Мы просто праздновали с другом! Прошу вас! Пожалуйста! Пожалуйста! Отпустите меня!

- Дитя, разве ты не знаешь, что сладострастие, блуд, похоть и распутство - это один из смертных грехов? Как можем мы оставить семена Антихриста расти в тебе, чтобы они принесли снова немыслимые беды, заражая других? - наставительно и мягко говорит инквизитор, скрестив руки на груди. Услышав мягкие нотки в его голосе, девушка быстро приподнимается и встаёт перед ним на колени, обнимая его колени, и запрокидывает голову, силясь посмотреть в его глаза. Инквизитор быстро наклоняется и снова хватает её железной хваткой за горло, пристально глядя в её заплаканное лицо. Наступает несколько секунд тишины, пока пёс Господа обнюхивает свою жертву. Нервы девушки напряжены, она готова вот-вот снова сорваться в истерику.

Наконец, инквизитор выпрямляется, отталкивая её от себя.

- Я в твоё покаянье не верю, - говорит он жёстко.

- Бедная девочка, - вздыхает женщина рядом с ним, хватая её за волосы, и тащит за собою.

Та визжит на всю улицу, мешая проклятья и молитву, но окна домов полны безжалостной пустотой. Лишь в ответ над пустыми улицами раздался гулкий колокольный звон. Повеяло дымом и аппетитным запахом жареного мяса.

Мы наблюдаем, как псы Святой Церкви тащат очередную жертву по улице. Мы одеты в чёрные сутаны, поверх которых на тяжёлой золотой цепи висят кресты. Наши лица скрыты в тени капюшонов. Я вспоминаю, как когда-то давно, целую вечность назад, мы также освободили от жизни красивую молодую девушку за то, что она носила крест. Я вспоминаю печальный образ её души, и мне становится немного грустно. Ничто так не бередит сердце, как давние воспоминания.

Глупо полагать, что нас можно убить. Мы приняли иное обличье и вернулись из-за тёмных границ Хаоса, чтобы наблюдать за тем, как своими собственными руками человечество завершит нашу работу.

Обрывок сорок шестой

Первая ступень.

Тебя раздевают донага и демонстрируют широкий арсенал инструментов, которые помогут тебе полностью покаяться в своих грехах и стать праведником. Если вы бывали у зубного врача, когда ещё не придумали обезболивающего, вы наверняка помните это ощущение, ожидание скорой боли: левая часть груди и плечо немного немеют, сердце сжимается, горло становится сухим, а ноги - ватными, в голове туман и немного путаются мысли, становится трудно глотать. И это даже не трусость, просто твоё тело трепещет в ожидание боли. И даже боль не так страшна, как тот фантом, что рождается в твоих мыслях.

Вторая ступень.

Худощавый человек с острым лицом и большим носом в чёрной сутане бормочет, перебирая чётки:

- Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь!

Твои мычание и стоны прорываются через закрытый кляпом рот. Твоё тело всё ещё сводит судорогой, когда палач отводит электроды от рук, а по ногам бежит тёплая струя мочи. На кистях остаются мелкие пятна от электрических ожогов.

Худощавый человек берёт стакан воды, отпивает один глоток, ставит на место и снова начинает повторять молитву "Аве Мария". Палач приставляет концы электрических проводов к твоим вискам, и ты, в ожидании пронзающих электрических игл, тщетно пытаешься освободить руки от зажимов. Перед твоими глазам возникают яркие синие, розовые, зелёные вспышки света, ты чувствуешь, как посреди головы, в самом центре мозга, нарастает жгучая сверхновая, которая вот-вот поглотит тебя полностью, а в костях твоих рук и ног огнём мучительной боли отзываются электрические разряды. Короткий отрывок молитвы, во время которого твоё тело очищают электрическим током, представляется таким же длинным, как вечность в Аду.

Но вот наступает короткая передышка. Ты пытаешься сфокусировать взгляд, но он беспорядочно падает на незначительные детали: трещину на потолке подвала, чей-то чёрный волос на белом полу. В голове нет никаких мыслей. Твой мозг пуст, как мир перед приходом Творца. Яркие пятна, плавающие перед глазами, внезапно преображаются в ангелов в белоснежных одеждах. Они протягивают к тебе свои холодные ладони, успокаивая твою боль. Ты улыбаешься от их ласковых прикосновений.

А худощавый человек в чёрной сутане отпивает глоток из большого стакана и начинает повторять снова:

- Радуйся, Мария...

Третья ступень.

Твои руки пристёгивают к перекладине так, чтобы ноги не могли касаться пола, а к ступням привязывают небольшие тяжёлые гири. Всего несколько десятков секунд достаточно, чтобы ты почувствовал, как начинает жечь болью позвоночник, суставы рук и ног. И вот проходит минута, затем другая. Боль становится невыносимой, и ты кричишь во всё горло. За твоим криком следует хлёсткий удар по лицу, в кровь разбивающий губы, а затем тебя окатывают из ведра ледяной водой. Кто-то намеренно включил кондиционер, чтобы стало холоднее, и тебя начинает бить мелкая дрожь от боли и холода. Ты потерял счёт времени, не знаешь, который сегодня день. Может быть, пытка началась всего час назад, а может быть, она длится уже месяцы. От невыносимой боли ты снова кричишь и снова получаешь хлёсткий удар и волну ледяной воды. Ты облизываешь губы и широко открываешь рот, стараясь вдохнуть глоток живительного воздуха. Из твоего переломанного носа текут кровавые капли, мешая дышать. Каждый раз, двигая челюстью, ты слышишь небольшой щелчок, который говорит, что челюсть сломана и кость задевает кость. Весь мир для тебя - это огромный пульсирующий комок боли, и больше всего на свете ты желаешь от него отдохнуть.

- Ниспошли мне, Господи, смерти! Молю тебя, Господи, ниспошли! - хрипишь ты, пуская кровавые пузыри. В ответ следует новый удар и ледяная вода обжигает холодом твою замёрзшую кожу.

Мы наблюдаем, стоя за тёмным стеклом, как еретика, призывающего к любви вместо ненависти, освобождают от его заблуждений псы Святой Церкви.

- Как твоё имя? - задаёт первый за всю пытку вопрос человек в чёрной сутане.

- Исаак Рихстов, - хрипло бормочет еретик. В его изуродованных пытками чертах лица мы с Астаартой с трудом различаем того красивого молодого парня, с которым нас в прошлом неоднократно сводила судьба: зимним вечером незадолго до встречи с Маммоном, затем в лютеранской церкви, где он был священником, и, наконец, на поле битвы, где он проповедовал солдатам любовь и прощение, за что и был арестован Святой инквизицией.

Его глаза бегают из стороны в сторону, время от времени останавливаясь, словно что-то различая. И тогда на его окровавленных губах появляется улыбка.

- Не дай мне греха, Господи, прекратить молиться за их души, - бормочет он. - Господи, милосердный, спаси их души. Господи, спаси их души!

Мы смотрим, как отчаянно держится за души своих палачей этот мертвец с добрыми глазами.

Обрывок сорок седьмой

Мы заходим в тесную каморку в подвалах Святой Инквизиции. Вместе с нами заходят и другие служители Международной христианской миссии. Среди белых стен на полу лежит лицом вниз, раскинув руки, истерзанный пытками человек. На нём длинная белая рубаха, под которой ничего нет. Камеру круглосуточно заливает яркий белый свет, от которого уже через минуту становится больно глазам.

На звук открывающейся двери он с трудом собирает силы, приподнимается и садится, пытаясь улыбнуться распухшими губами, чёрными от запекшейся крови. Его правая щека вздулась, нос свёрнут налево, а один глаз полностью покрыт синевой и не открывается.

- Кто вы?

Ему отвечает служитель, одетый в чёрную рясу, с большим золотым крестом на груди, висящим на длинной золотой цепи, с нахмуренным, брезгливо сморщенным пухлым белым лицом, седыми усами, редкой небольшой бородой и серыми глазами, глядящими пристально и недобро:

- Наблюдатели от комитета по специальным вопросам политики и религии Международной христианской миссии.

Он вглядывается в лица и, содрогаясь всем телом, опускает свой взгляд и голову. Спрашивает еле слышно:

- Что же вам от меня требуется?

- Мы бы хотели услышать от вас исповедь всей вашей жизни без утайки, чтобы узнать, откуда возникла в вас ересь и можно ли её излечить, - отвечает один из присутствующих, перебирающий в руках чётки.

Еретик долго думает. Так долго, что некоторые из служителей начинают нетерпеливо шоркать ногами. В тишине слышен деревянный стук костяшек, перебираемых на чётках. Наконец он громко прочищает горло и кашляет. После этого начинает свой рассказ.

- Детство... Взрослым кажется оно таким далёким, как будто его никогда и не было, правда ведь? А ведь оно было у всех нас. Иногда эти детские воспоминания возникают в нашей голове, словно из другой жизни. Как-то вдруг вспомнится запах мокрого песка, в котором мы копались дни напролёт. А ещё воспоминания о торчащей из песка мачте в игровом городке, с которой можно спрыгнуть вниз, в эту мягкую, рассыпчатую песочную кучу.

А ещё широкая река с тёмно-коричневой водой и лесистые сопки на другом берегу. И ты, такой маленький и хлипкий для взрослых, которые скажут: "ведь ему всего пять лет", кажешься самому себе всесильным, способным переплыть даже такую широкую реку, ведь до другого берега рукой подать.

В детстве мы такие сильные, такие бессмертные, что кажется, это на всю вечность. В детстве мы никого не боимся, кроме тех, кто пробирается ночью под кровать. Тогда нужно обязательно укутать ноги одеялом так, чтобы ночной монстр не смог тебя ухватить и утащить за собой в темноту.

Я помню тёмную комнату, где над кроватью, устланной множеством ватных одеял, висит старая икона, освещаемая неярким мерцающим светом от горящей свечи. На ватных одеялах сидит старуха с морщинистым лицом и крючковатым носом. От неё неприятно пахнет лекарствами и старостью.

- Что это? - спрашиваю я своего друга, кивая на икону, но отвечает мне скрипучим голосом его прародительница, восседающая на ватных одеялах:

- Это Бог, внучек!

Я ещё раз смотрю на потрескавшуюся выцветшую икону с изображением распятого на кресте исхудалого бородатого человека и не решаюсь больше ни о чём спрашивать, отчасти из-за стеснения, отчасти из-за какого-то безотчётного страха перед старушкой. Но когда поздно вечером, опоздав на целый час от положенного времени, я стою перед дверьми своего дома, предугадывая справедливое возмездие в виде родительского ремня, в голове моей невольно возникает удивительная мысль: нужно повторить тридцать раз "Господи, спаси меня!" и ремня можно избежать. Я торопливо повторяю про себя эту короткую первую в моей жизни молитву и захожу в квартиру. То ли потому что моим родителям не хотелось вставать из тёплой постели, то ли потому что я впервые помолился Богу, но ремня я в тот вечер так и не получил.

С тех пор я всегда и везде ходил с Ним за руку, дёргая Его, как ребёнок отца, по поводу и без повода, удивляясь Его терпению и любви, злясь, когда Он не выполнял мои просьбы, и обожая без меры, когда он шёл мне навстречу. С ранних лет я не думал о том, какие надежды и планы он возлагает на меня и, как водится, в свои юношеские года я даже успел с Ним немного повздорить, как часто бывает у родителей и детей.

- Звучит, как будто ты говоришь не о Господе Боге нашем, Всемогущем Творце неба и земли, а о своём приятеле из подворотни.

- Так и есть. Никогда не испытывал раболепия или страха, только любовь, как к Отцу и своему лучшему другу, который всегда рядом. Как-то раз, когда я шёл по улице зимним вечером, моё сердце трепетало, раздираемое юношескими противоречиями между мирскими страстями и теми духовными истинами, которых я всегда искал. И мне встретилась безумная парочка, назвавшая себя демонами. Они говорили о страхе и боли, о том, что невозможно попасть в Рай, служа Богу только из-за страха Ада. Они искушали меня, но я устоял. Именно так я впервые встретил Антихриста.

- Так ты встречался с ним! - торжествующе заметил один из присутствующих.

- Да, трижды: один раз зимним вечером, когда его суккуб искушал меня; второй раз в церкви, где я проповедовал, когда он искушал мою паству; и в третий раз на поле боя, как раз перед тем, как меня схватили инквизиторы.

- Так ты узнал о Боге, увидев его изображение на православной иконе? Ты крестился в православной церкви?

- Нет. Я помню православные, расписанные золотом иконы, старушек со злобными лицами у алтаря, запах ладана. Это всегда внушало мне страх и недоверие. Так и не смог заставить себя выстоять всю службу в православной церкви до конца. Помню, у нас рядом с домом стояла небольшая церковь, основанная братьями-францисканцами. Мы с детьми часто играли там под присмотром монахинь. Уже чуть позже один из священников подарил мне книгу о Святом Франциске Ассизском, пример которого я и сейчас почитаю как образец святости. На меня произвели впечатление не его чудеса, а та любовь и смирение, с которым он относился к другим людям и всем существам земным.

Но среди проповедников католической церкви ни один не смог сильнее разжечь тот огонь святого духа, который горел во мне, пока я не услышал проповедь в лютеранской церкви. Проповедник говорил мне о том, что я сам чувствовал не раз, и при этом таким лёгким и понятным языком, что именно здесь я почувствовал, что эта община моя. Моему сердцу по нраву пришлось учение протестантов о том, что главным источником знаний о Боге является Библия, и каждый человек волен читать и трактовать Библию как он сам понимает и должен жить не так, как говорят священники, а так, как говорит сам Бог через своё Слово.

- Я всегда говорил, что от протестантов рождаются самые отвратительные ереси, а само их присутствие в составе Международной христианской миссии - оскорбление для Святой Церкви и для Господа Бога, - яростно прорычал один из присутствующих.

- Спокойно, брат! - обратился к нему другой. - Забудь о раздорах, вспомни о братской любви. Они такие же христиане, как и мы. Это утверждено всеобщей декларацией в защиту экуменизма и за сотрудничество христианских конфессий как платформы Международной христианской миссии.

- Не как мы, - пробурчал первый, но успокоился.

- Как же так вышло, что твоя проповедь - это еретическая проповедь о любви к врагам?

- Как же это может быть еретической проповедью? - возразил он. - Ведь сам Иисус Христос говорил: "Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас".

- Святая Церковь - наместник Бога на земле - пример такой любви. Когда бесы из воинства Анихриста заложили бомбу под кортежем епископа Сергия Светлогорского, разорвавшую на куски его тело и тела тех, кто был рядом с ним, патриарх сам лично пришёл к ним, арестованным и содержащимся в тюремной камере, и сказал: "Я хотел бы только, чтобы вы знали, что Бог простит вам ваши грехи, если вы покаетесь, и я буду молиться за вас". После чего, побуждая их к спасительному покаянию, он подал им иконы.

- После чего их расстреляли.

- Это Священная война. Их грехи наказаны в этой и будущей жизни. Церковь призывала их к покаянию, но они его отвергли. Прощение Святой Церкви может быть только тогда, когда будет прощение от Бога, а оно не может быть получено без покаяния. Поэтому в будущей жизни они буду гореть в зловонном адском пламени, а в этой жизни их покарало воинство Святой Церкви. Иисус Христос, повелевая любить врагов, имеет в виду прежде всего прощение их прежних злодеяний. Мы должны перешагнуть темную пропасть гнева и дать им прощение, но никак нельзя позволить им снова творить беззаконие. Мы должны бороться с сатанинским бешенством, охватившим наш мир, с людьми, выступившими против Бога и Его Церкви. Все верующие должны бороться с этим даже с применением силы, чтобы больше не возникало соблазна поставить христианство на одну доску с пацифизмом.

- Это лицемерие. Почему своё спасение, свою любовь к человеку ты меняешь на возможность наказать своего обидчика? Разве его смерть более важна для тебя, чем спасение собственной души? Бог повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Если Он дарует свои блага и добрым, и злым, то ты кто такой, чтобы судить, кто достоин его благ, а кто не достоин, кому жить, а кому умереть? Или же ты боишься претерпеть те страдания, которые претерпел и сам Иисус Христос, взойдя на крест? Разве же Бог казнил всех тех, кто распял его?

- Святая Церковь - наместник Бога на земле, что будет связано ею на земле, то будет разрешено и на небесах. Тех же, кто распял Христа, Господь карает геенной огненной, зловонным адом после их земной жизни. Мы же Его воля на земле и караем судом земным. А лицемерие - это твоя еретическая проповедь, из-за которой тысячи солдат Международной христианской миссии погибли, а войска Антихриста могли одержать победу!

Тогда он дал ответ, заставивший меня и Астаарту улыбнуться, а служителей побледнеть от ярости и сжать кулаки так, что побелели костяшки пальцев:

- А кто, по-вашему, одержал победу?

Обрывок сорок восьмой

По улицам города ходят улыбающиеся женщины с грустными глазами, в которых отражается чувство необъяснимой потери.

- Мы с мужем пытаемся уже второй год, но ничего не получается, - говорит женщина на приёме у врача. Тот внимательно вглядывается в её медицинскую карточку, пытаясь разобрать почерк своих коллег, и бормочет себе под нос:

- Нарушений овуляции нет, маточные трубы в порядке, проблем с маткой и яичниками не вижу, - он ещё некоторое время вглядывается в карту, после чего пожимает плечами, поправляет рукой очки и раздражённо отвечает. - Анализы у вас в порядке, никаких проблем я не вижу. Продолжайте пытаться.

Над его головой висит образ Святого Спиридона, седого старца с длинной бородой, в красных и белых одеждах. На плечи святого наброшена лента с вышитым на ней крестом, а сам он восседает на резном троне.

Врач смотрит, нахмурив брови, на свою пациентку, на её глаза, грустные от той пустоты, которая внутри неё.

- Вы молитесь? - спрашивает он.

- Да, - кивает она.

- Я рекомендую вам молиться Святому Спиридону, - врач показывает пальцем на икону, - и великомученице Анастасии. Особенно рекомендую посетить храм Святого Спиридона на острове Керкира, чтобы коснуться его мощей. Буквально недавно ко мне приезжала благодарная семья. Сын ходить не мог, не помогало даже хирургическое вмешательство. Съездили, коснулись - и вылечился, стал как новый. Очень вам рекомендую попробовать. Сейчас, я выпишу вам направление, - он пишет докторским неразборчивым почерком "мол. св. Спиридону и св. Анастасии, пос.мощ.". - Если вы затрудняетесь в молитве, то обратитесь к вашему районному священнику, он поможет вам с текстом, и в случае необходимости пусть ваш церковный приход поможет с оплатой паломничества к мощам Святого Спиридона.

- Спасибо вам большое! - говорит благодарная мать, расцветая в улыбке, но глаза её остаются такими же грустными. - Я буду молиться за вас.

Она выходит за дверь, а в кабинет входит пожилая медсестра с тряпкой в руке. Доктор, задумавшись, пристально глядит прямо перед собой, а медсестра глядит на него.

- Ты помнишь, как плачут только родившиеся дети? - внезапно спрашивает он.

Медсестра пожимает плечами. Он продолжает:

- Ты помнишь, как они рождаются? Как рычит от боли мать, тужась в родовых муках? Главное, чтобы прошла головка, а там он уже раз - и выскальзывает наружу. Такой скользкий, несуразный. Мать ещё лежит, закрыв глаза, отдыхая после родов, а он уже начинает кряхтеть и кричать, почувствовав новый мир. Он всего на долю секунды слегка приоткрывает глаза. Боже мой, сколько раз я ловил этот взгляд, ещё полный темноты мира, из которого он пришёл на этот свет. Белка глаз совсем не видно, лишь один большой тёмный зрачок. Каким, наверное, удивительным кажется ему наш мир, ребёнку, до этого жившему в утробе матери. Какой он большой и просторный. Такой большой, что это вселяет в него ужас, и он плачет. Он смешно щурится, улыбается или плачет, но выражает такие живые эмоции, что невозможно остаться к нему равнодушным. Детская улыбка, такая открытая, ещё не скованная комплексами, портящими личность человека по мере его взросления. Как много чувств вызывает детский крик: от досады и раздражения до жалости к этому маленькому человечку. Как давно я не слышал детского крика, сестра...

- Уже третий год, как не рожают, - отвечает она ему.

- Третий год, - вторит он ей задумчиво. - Это не только у нас, это по всему миру. Многие врачи полагают... - он запнулся. - Полагали, что это какая-то эпидемия, но Святая Церковь разъяснила, что по записям Фомы Аквинского в конце мира наступит состояние вселенской гармонии и стабильности, когда люди достигнут совершенства и Всевышнему уже не будет необходимости продолжать человеческий род. Так что живём мы, сестра, совершенные, в конце времён.

Он невесело улыбнулся.

На уроке в школе учитель даёт наставление своим ученикам по философии и религии.

- Как рассуждали о добре и зле ещё недавно, до пришествия Антихриста, кто знает?

Он обводит глазами класс. Все пристально наблюдают. В глазах неуверенность и страх: "А вдруг вызовут именно меня?". Весь класс - мальчики. Девочки учатся в школе по соседству. Настоящая беда для любителей списывать. Ведь известно, что девочки в большинстве и учатся прилежнее, и добрее по своей натуре.

- Многие люди до прихода Антихриста пользовались категорией добра, о которой говорил Конфуций: "Не делай другому того, чего себе не пожелаешь", то есть примеряй свои поступки на самого себя и оценивай, как бы ты себя почувствовал на чужом месте. Таким образом, понятие добра очень сильно размывалось, поскольку то, что один видел для себя благом, другой полагал как зло. Например, люди, склонные к мужеложеству, не видели в нём зла, да и что в нём могло быть предосудительного, если два тела, желающих друг друга, добровольно отдавались друг другу? Если добро понятие относительное, то его границы могут смещаться кардинально. Так в варварских племенах ели людей, что в более цивилизованных сообществах могло бы показаться дикостью, но, попадая в экстремальные условия, даже цивилизованные люди ели человечину, не имея твёрдого убеждения внутри себя, почему нельзя питаться человеческим мясом, как любым другим, чтобы выжить. И если такой вопрос справедлив, то справедлив и вопрос бедняков: почему нельзя воровать, чтобы выжить? Справедливым вопросом является и вопрос любого, восставшего против власти: почему я не имею права сместить ту власть, которая меня не устраивает?

На протяжении длительного времени люди имели законы и судьи могли судить о добре или зле с позиции законов: те люди, что соблюдают закон, добры, а те, что нарушают его, злы. Но и сами законы сильно менялись с течением времени.

В России в первой половине двадцатого века уголовный кодекс преследовал всякого, кто пытался проповедовать религию, в первой же половине двадцать первого века эти пункты закона ушли в прошлое, и каждый второй считал своим долгом установить икону дома, в машине, на работе. Когда же пришёл Антихрист, люди, не имея твёрдого основания, с такой же лёгкостью променяли иконы на золотого идола и пентаграмму, полагая своим благом всё материальное и полезное для жизни: роскошь, изысканную пищу, дорогое жильё, красивые машины, вечеринки, нередко заканчивающиеся оргиями. Разве это не почитали люди за добро? Разве это не то, чего они желали?

Нельзя питаться человечиной, чтобы выжить?

Нельзя воровать, чтобы прокормить себя?

Нельзя бунтовать против власти?

Нельзя жить, веруя в то, во что ты сам хочешь?

Нельзя жить в роскоши?

А кто это сказал?

Сегодня мы точно знаем ответ: это сказал Бог, но это стало ясным для нас только после Священной войны.

Более того, людское непонимание истока морали привело к тому, что в законодательстве большинства стран появилось понятие светского государства, где разграничивалась власть и религия. Церковь могла только рассказывать о своём вероучении, но не могла никоим образом повлиять на рассмотрение и принятие законов, не могла участвовать в судах и других государственных процессах. Всё это привело к тому, что в светской власти все без исключения с лёгкостью пользовались двойной моралью, на словах выступая за добро и благо для других, а на деле же преследуя свои интересы. Во власти были эгоисты, мужеложцы, взяточники, воры, прелюбодеи, лжецы, убийцы, воры, не гнушавшиеся ничем, чтоб увеличить свою власть и своё богатство. Поэтому сегодня, оценивая то, как все правительства с радостью приняли религию Антихриста и с оружием в руках защищали его от праведного гнева восставших христиан, мы должны запомнить этот урок и передать своим потомкам: церковь и государство должны быть едины. Ведь из всех людей лучшими по своим моральным качества являются добропорядочные христианине, а значит, они же будут и лучшими управителями и примут лучшие законы.

Если Бога нет, то понятие добра и справедливости становится абстрактным, ведь любое человеческое суждение спорно. Если же мы принимаем Бога как Абсолют, создавший этот мир и лучше знающий его устройство, дающий нам законы, по которым следует жить, то наша вера является корнем наших суждений. Она позволяет нам заявить, что есть добро, а что - зло! До тех пор, пока мы верим в Бога, в наших руках абсолютная истина, дающая нам возможность с уверенностью судить о прошлом, жить в настоящем и оценивать свои и чужие поступки на будущее.

Именно поэтому Международная христианская миссия и отменила предшествующие Антихристу законы стран и городов, оставив Единый свод христианских законов, которые писаны прямо с Библии. Каждый человек в любой христианской стране отныне точно знает, что хорошо, а что плохо. И эти законы будут неизменны на все времена во славу Господа! Аминь!

- Аминь! - хором отозвались ученики.

Обрывок сорок девятый

Над жирным куском жаренной на гриле свинины чавкает кардинал Международной христианской миссии. На его толстощёком лице энергично работают челюстные мышцы, разгрызая сочный хрящ. Остатки волос на лысеющей голове аккуратно уложены и зачёсаны назад. На пухлых губах блестит свиной жир. У него очень красивые большие зелёные глаза, которыми он приветливо смотрит на нас, когда мы входим. Он берёт жирными пальцами большой хрустальный бокал с золотой каймой по краям, наполненный плещущимся красным вином, и делает большой глоток, а другой рукой приглашает нас жестом сесть в кресла перед большим столом из дуба, за которым сидит он сам.

- Вы хотели меня видеть? - спрашивает он.

- Монсеньор, мы пришли к вам с почтительной просьбой о дозволении защищать в суде интересы еретика Исаака Рихстова, который в настоящий момент находится под арестом и проходит дознание инквизиторами. Как члены комитета по специальным вопросам политики и религии Международной христианской миссии мы бы хотели, чтобы процесс проходил объективно с соблюдением всех формальностей.

Определённо эта новость была для него неожиданностью. В зелёных глазах читались недоумение и опаска. Он берёт со стола салфетку и вытирает ею свои ладони, задумчиво глядя на нас.

- Защищать еретика? Вы хорошенько подумали над этой своей просьбой?

В качестве аргумента я достаю из кармана сложенный лист бумаги. Кардинал медленно разворачивает его и читает, удивлённо подняв брови. Он недоверчиво говорит:

- Совет Международной христианской миссии даёт вам разрешение на ведение адвокатской деятельности для защиты тех, кого инквизиция признаёт еретиками? Разве же не они сами дали ей разрешение судить самостоятельно и выносить приговор?

- Совет считает, что в какой-то мере инквизиторы могут ошибаться. Мы все люди и все имеем право на ошибку. Полагать, что наш суд в такой же мере справедлив, как и суд Господа, - это греховная гордыня.

- Позвольте, я расскажу вам одну историю. Когда падшие ангелы во главе с Сатаной задумали мятеж против Бога, он низвергнул их с небес в глубины Ада, обрекая на вечные мучения. Сатана стал пятном на чистых замыслах Бога, на Его творении. Он носитель зла, олицетворение греха, сам грех. Он искушает праведных тонкой ложью, которая часто неотличима от правды. И когда они поддаются искушению, пятно греха ложится на чистую душу, которая была подарена им Создателем, и навсегда закрывает им дорогу в Рай. Задача Церкви - любым путём вычищать это пятно с человеческих душ. Исаак Рихстов особенный еретик, - кардинал сделал акцент на слове "особенный". - Его ересь так неуловимо похожа на правду, что распознать её дано не каждому, и даже он сам искренне верит в неё. Это самое страшное. Добиться раскаяния от еретика, который намеренно лжёт для какой-то своей цели или грешит по своей человеческой природе, легко. Он стыдлив, боязлив и легко принимает покаяние. Исаак Рихстов не такой. Он верит в свою проповедь и чувствует себя правым настолько, что смущает умы и души не только рядовых служителей церкви, но даже и инквизиторов. И слова его проповеди столь близки к евангелию, что неотличимы от него. Но для этого нам и было сказано: "По делам узнаете их".

Я помню, как в одном бою с бесами Антихриста случился прорыв на левом фланге, которого никто не ждал, ведь именно туда были направлены наши лучшие силы. И когда нас обошли, около сотни ребят были расстреляны с такой же лёгкостью, как мишени в тире. Всё же мы отстояли тот участок, но, когда я вышел на поле боя, то увидел, что от нашей десантной бригады, которая должная была взять левый фланг, осталась лишь ровная вереница бледных тел с перерезанным горлом, лежащих в тёмно-красных лужах крови, а на лбу у каждого была вырезана ножом пентаграмма. И позже я узнал, как некий, тогда ещё малоизвестный проповедник, призывает к покаянию и отказу от сопротивления силам Антихриста. Эти ребята поверили ему и не только приняли смерть сами без единого выстрела, но и подвели тех, кто на них рассчитывал.

Вот, каков на самом деле тот, кого вы вызываетесь защищать. На его счету смерти тысяч солдат Международной христианской миссии, и ничего, кроме сожжения, ему не светит. Так почему же вы берётесь за его защиту?

- Монсеньор, процесс должен проходить объективно, с соблюдением всех формальностей. Мы должны помнить об ошибке Понтия Пилата, который, послушав фарисеев, распял самого Иисуса Христа, и не совершить подобной ошибки, особенно в столь тонком вопросе.

- Для меня в этом вопросе нет никаких сомнений, - твёрдо ответил кардинал. - Но, если так желаете вы и Совет христианской миссии, я полагаю, у меня нет возможности этому воспрепятствовать. Поступайте так, как велит вам Святой дух, но не перепутайте его голос с ласковым нашёптыванием Сатаны.

Мы вышли, сжимая в руках разрешение с синими печатями и подписью кардинала.

Обрывок пятидесятый

Резкий порыв ветра бросает тяжёлые капли дождя прямо в окно и сгибает верхушки деревьев. Совсем близко ударяет молния, и её отблеск освещает ярким светом наполненную пасмурной серостью комнату.

Инспектор по делам несовершеннолетних неторопливо рассматривает бумаги сидящего перед ним четырнадцатилетнего паренька, потупившего взгляд. Рядом в кресле, одетый в чёрную рясу, сидит совсем ещё молодой безбородый голубоглазый священник, с короткими светло-русыми волосами и небольшими усами.

- Совсем ещё мальчик, лишился родителей в автомобильной аварии, - объясняет сочувственно священник. - В наследство оставлен большой коттедж и накопления в два миллиона рублей. Взяли его в монастырь, а он перед самым постригом сбежал, бес женской ляжкой попутал. Нашли его в ближайшем посёлке вместе с девкой. Она ведьма ещё та. Всего шестнадцать лет, а скольких совратила. Рыжая бестия. Верно говорят: "Рыжий как чёрт!", палить их всех надо без разбору.

- Что с ней?

- Не знаю, её инквизиторы забрали. Хотели и его тоже взять, но я отстоял под свою ответственность. Обещал, что на этой же неделе он покается, примет постриг и передаст монастырю своё имущество.

При упоминании о девушке, парень крепче стиснул зубы и вцепился в подлокотник кресла. Инспектор сложил между собой пальцы рук и посмотрел в окно. Сказал тихо и зло:

- Опять эта серость, это пасмурное небо и дождь. Вы помните, когда последний раз у нас было солнечно?

Священник в ответ молча покачал головой.

- Как же я устал от этой бесконечной монотонной серости! Тучи и дождь, тучи и снег, снова тучи и дождь. Что такое случилось с небом, из-за чего с него постоянно сыплется влага? Прорвало его что ли? Разве мы не победили Антихриста? Разве Господь не может послать нам радостный луч солнца, чтобы наши сердца возрадовались? Я хочу увидеть, как солнечный луч отражается в капле воды на листьях деревьев, как он отбрасывает яркие тени вечерней порой и преображает серость в радостные цвета! Я хочу видеть полное синевы небо и радугу после дождя! Я хочу наполнить свою душу радостью!

Инспектор бьёт кулаком по столу.

- Клянусь Богом, мы это заслужили!

Священник вкрадчиво замечает:

- Мой вам совет: ищите радость в молитве и посте! А сейчас я прошу вас оформить бумаги, пожалуйста.

- Хорошо, - устало и сухо отвечает инспектор. - Интересно, нужен был бы вашему монастырю этот парнишка, если бы за ним не водилось ни копейки?

- Аккуратнее, - раздражённо говорит священник и резко встаёт. - Вы ходите по опасной грани, делая подобные замечания. Мы служим Господу, и всякий, кто нуждается в приюте и утешении, находит прибежище в нашем монастыре!

- Конечно, извините, что-то не то ляпнул, - инспектор словно приходит в себя и улыбается, показывая, что всего лишь вышло недоразумение. - Мне нужно будет время и личный диалог с мальчиком.

Священник кивает и выходит из кабинета.

Инспектор сидит, сложивши ладони таким образом, что пальцы одной руки касаются пальцев другой. Он говорит, не обращаясь ни к кому конкретно, словно в пустоту:

- Как же хочется снова ощутить радость. Словно серая мгла сгустилась над миром. Нет ни гнева, ни злобы, ни радости, ни счастья, ни зависти, ни алчности, ни щедрости, ни доброты. Все люди, будто деревянные истуканы, размеренно читающие молитвы. Мы думали, что поменяли алчную тягу человечества к богатству, к потребительскому желанию наполнить свою жизнь дорогими продуктами и вещами на искренне святое желание прославить Господа, но променяли всего лишь жадность на страх.

Он достаёт из ящика стола небольшую книжку, открывает её и читает вслух:

- "Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонеский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим - великий город, как будто не существовал на свете" Отрывок из книги Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". "Мастер и Маргарита" - моя любимая книга, ныне запрещённая к прочтению Святой Церковью, - он вздыхает, а паренёк заинтересованно подымает глаза от пола и смотрит на него. - Наверное, последний экземпляр во всём городе.

Некоторое время инспектор пристально смотрит на парня, крепко вцепившись пальцами в обложку книги. По его напряжённому лицу видно, что внутри идёт борьба. Наконец он подходит к окну и открывает его.

- Беги, - коротко приказывает он.

На лице у парня растерянность и замешательство.

- Что? К-к-куда? - от удивления он заикается.

- Беги! - громче и твёрже приказывает инспектор.

Паренёк садится на окно, свесив ноги наружу, и прыгает с высоты первого этажа прямо на цветочную клумбу.

Инспектор смотрит ему вслед и улыбается. Его глаза радостно горят. Он садится за стол и открывает "Мастера и Маргариту". Так он и сидит до прихода священника, который, раскрыв рот, смотрит то на пустое кресло, то на открытое окно, то на инспектора и его книгу.

- Вы... вы... еретик! Как вы... посмели? - яростно орёт священнослужитель. Инспектор, улыбаясь, перелистывает страницу книги. Священник выходит их кабинета, чтобы уже через тридцать минут вернуться туда с суровыми инквизиторами.

Инспектор захлопывает книгу на последней странице и радостно улыбается им навстречу.

- "Свободен! Он ждёт тебя..." "Вот твой вечный дом, вечером к тебе придут те, кого ты любишь, а ночью я буду беречь твой сон", - декламирует он строки из концовки романа и обращается к вошедшим. - Дай Бог, чтобы так оно и было.

- Бог даст, если ты покаешься, - отвечает ему один из инквизиторов.

- Я очень хочу, - шепчет в ответ инспектор, протягивая руки, и умоляющим взглядом смотрит на инквизиторов. - Я снова хочу обрести потерянную душу! Но я не вижу Бога! Я потерял Его. И самое страшное, когда я смотрю в лица вокруг себя, которые восторгаются от молитвенного экстаза и "так чувствуют руку Всевышнего в своей жизни", я вижу ложь. Я, человек столь долгое время проведший на службе закону, так долго учившийся различать ложь и правду, говорю вам: все до одного, рассуждающие сегодня о Боге, лгут. Даже в ваших глазах, псы, нет ни искры от бессмертной души. Его больше нет, он оставил этот мир.

У меня нет больше веры в жизнь после смерти. Я же хорошо помню, как все, все люди до одного, даже самые распроклятые атеисты, невольно ощущали это тёплое чувство, что со смертью наша жизнь не заканчивается. Я потерял это чувство, когда наш танк, изрисованный крестами, проезжал по полю боя, наматывая на гусеницы кишки и ошметки костей, лежащих там, ещё живых, стонущих от ран бесов Антихриста.

Мои наставники говорили, что это бесы, а я видел живых людей, таких же, как и я, идущих на меня с мрачным весельем в глазах. Я слышал их стоны и крики и затыкал уши, чтобы ничего не слышать. В кабине нашего танка витал кислый запах блевотины, потому что никто из экипажа не смог удержать содержимое своих желудков.

Я не чувствую больше, что где-то за границей жизни меня кто-то ждёт. Я вспоминаю библейские тексты и даже не сомневаюсь в их правдивости, но воспринимаю их как давно ушедшие истории. Так же, как учебник истории в школе. Своим умом я принимаю то, что нам через тысячелетия передали пророки, апостолы и Иисус Христос, но у меня больше нет того, что могло бы воспарить радостью от их посланий. Я потерял свою душу. Вместо райского сада после смерти я вижу лишь свой разлагающийся труп, а бессмертие - в опарышах, появившихся из него, в своей сперме и сыне, который много лет назад был из неё создан. Я верю в бессмертие, но лишь в бессмертие материального. Всё чаще меня радует не то, что моя душа подарена Богом, а то, что моё тело сделано из того же материала, что и звезды. Я нахожу источник радости в этом мире, потому что воспоминания о другом мире, присущие каждому человеку с рождения, навсегда для меня потеряны.

В каменных лицах инквизиторов проступает жалость и нечто похожее на понимание, словно его слова обнажили ту правду, которую отныне знает каждый из живущих, но не смеет произнести вслух.

- Ты бедная, заблудшая душа, - говорит один из них, хватая инспектора под руку, пока второй берёт его с другой стороны. - Но Святая Церковь поможет тебе исцелиться.

Он шепчет, пока они ведут вон из кабинета:

- Я очень надеюсь на это.

Оставшийся в кабинете наедине с самим собой молодой священник садится в кресло инспектора и смотрит в окно. За окном плывут низко-низко над землёй тяжёлые серые облака, из которых льёт дождь, навевая меланхолию и ввергая в уныние сердца людей.

Обрывок пятьдесят первый

Мы вновь находимся в маленькой белой комнате, посредине которой сидит, согнув ноги в коленях и обхватив их руками, Исаак Рихстов. Он уставился в пол, словно изучая нашу обувь. На этот раз мы вдвоём, я и Астаарта. Мы сняли капюшоны, чтобы он мог видеть наши лица, но, один раз взглянув, он потупил взор и больше на нас не смотрел.

- Я буду выступать твоим адвокатом на судебном процессе и, признаюсь тебе честно, никаких шансов на спасение у тебя нет, но, по крайне мере, я смогу тебя спасти от мучений инквизиции и, может быть, продлить время самого процесса, чтобы ты прожил подольше, если, конечно, ты того заслуживаешь.

- Отойди от меня, Сатана, - громко прошептал хриплым голосом еретик. - Господь - свет мой и спасение моё: кого мне бояться? Господь - крепость жизни моей: кого мне страшиться?

- Посмотри на меня, идиот, и хватит цитировать наизусть бессмысленную тарабарщину! - нетерпеливо повысила голос Астаарта. - Разве ты не видишь, что Господь не на твоей стороне, что Святая Церковь исполняет Его волю своими руками? Разве ты не знаешь, что Святая Церковь заклеймила тебя как еретика, и ты никогда не попадёшь в рай, если не покаешься в своей ереси?

Еретик с трудом поднял глаза и посмотрел на Астаарту, содрогаясь всем телом от отвращения и ужаса.

- Хватит цирка, суккуб. Я вижу тебя, вижу твою душу, - сказал он и снова опустил глаза, как будто давая себе отдых. - Я вижу беса, сидящего в каждом из живущих ныне. Я вижу и тебя, Антихрист, и знаю, что сейчас идёт твоё царствование, но недолго тебе царствовать.

Я вмешался, почувствовав искреннее желание обнажить истину и расставить всё по местам:

- Конечно, тебе известно многое, и ты многое видишь. Давай тогда говорить откровенно. Поверь мне, всё совсем не так, как ты думаешь, и твоя вера - заблуждение. Ты думаешь, что исполняешь волю Бога, когда сохраняешь Ему верность, но ты последнее звено, которое приковывает его к этому миру. Бог, создавший этот мир, лишь один из нас. Мы все демиурги, создатели миров в бесконечном Хаосе. Тот, кого вы называете Богом, вложил свою душу в одно из своих созданий - человека, но человек, начав плодиться и размножаться, стал делить душу Бога на всё более мелкие и мелкие частицы, тем самым приковывая его к этому миру и обращая Его в рабство. Он пытался предотвратить это, насылая на человечество потопы, болезни и войны, но чем больше становилось людей, тем менее могущественным становился Бог. Если в самом начале времён он мог творить чудеса, менять мир так, как Ему было угодно, то люди привели к тому, что теперь он совсем бессилен. Но, развязав Священную войну, мы заставили всех людей осознано отказаться от Бога, лишившись части Его души. Если раньше у них были сомнения в вере, то после прихода Антихриста этих сомнений больше не оставалось. И всем людям пришлось сделать осознанный выбор, на чью сторону встать. Те, кто выступил на стороне Антихриста, добровольно отказались от своей души, а те, кто выступил на стороне Святой Церкви, предпочли следовать не путём праведников, а своим страхам и инстинктам, убивая всех без жалости, с фанатичной религиозной верностью, несмотря на твою и нашу проповедь о любви и милосердии, тем самым отвергая душу Бога. Таким образом мы почти освободили Бога из тюрьмы этого мира, но осталась только одна проблема. Это ты. Если ты будешь продолжать корчить из себя святого, то последняя частица Бога умрёт вместе с тобой и будет опять возрождена в этом мире в новом ребёнке. Это слишком долго и бесполезно. Ты можешь добровольно согрешить и отпустить последнюю частицу Бога на свободу, чтобы наш брат мог присоединиться к нам в глубинах Хаоса. Ты обретёшь свободу вместе с нами и уважение к тебе, как равному нам по своей силе. И ты сам сможешь стать Творцом своего собственного нового мира. Я знаю, что тебе трудно это понять, особенно зная, сколько религиозных догм вдолблено в твою голову, но постарайся.

В ответ он лишь сказал:

- Отойди от меня Сатана. Ты - отец лжи. Всё, что ты говоришь, ложь.

- Ложь, ты говоришь? - заорал я и схватил его за плечи. - Тогда смотри мне в глаза.

Я взял его душу за руку и выдернул из привычного мира в глубины Хаоса, как когда-то это делала Астаарта со мной, оставив лишь тоненькую серебристую нить, связывающую его душу с телом. Вокруг нас бушевали бесформенные искажённые пространства, буйствовали Падшие, исполняющие дикие пляски вокруг кричащих от ужаса, плачущих и скрежещущих зубами искорок душ. Душа Исаака Рихстова трепетала, как огонёк свечи, и я с трудом погасил в себе искушение с лёгкостью погасить её. Зато с мрачным удовольствием я наблюдал за тем трепетом, который в нём вызвали кошмарные тёмные глубины Хаоса.

- Ты думаешь, что здесь ужасно, - подумал я, и он услышал мои мысли и обратил ко мне своё внимание. - Но каждый из нас может превратить это место в цветущий сад.

Вокруг нас искажённое пространство начало принимать привычный вид. По моей воле появилась новая вселенная с миллиардами звёзд и планет, а через миг мы стояли на поверхности одной из них. Своей волей я создал новых невиданных красивейших животных, которые стали бродить по земле. Сквозь щель в пространстве несколько чёрных капель из Хаоса упали на вновь созданную землю и животных, ходящих по ней. Тотчас некоторые животные преобразились, их красота стала хищной и внушала страх. Они вгрызлись друг другу в глотки, вырывая куски плоти, лакая языком солёную кровь, начиная смертельную борьбу за право жить.

- Так устроен наш мир, и невозможно его изменить. Красота всегда будет соседствовать с уродством, а милосердие - с жестокостью.

Я взял его за руку, и мы вернулись в тесноту тюремной камеры.

- Всего через несколько часов после короткого судебного процесса ты уже сможешь играть вместе с нами в Хаосе, создавая собственные миры и существ по своему образу и подобию. И лишь об одном прошу я: согреши.

Потрясённый зрелищем, которое до своей смерти ещё не видел ни один человек, он сидел молча какое-то время. Я уже начал беспокоиться, что его смертный мозг не смог справиться с увиденным. И тут он прошептал в третий раз:

- Отойди от меня, Сатана. Лжец!

- О Господи! - раздражённо проговорила Астаарта. - Ты же видел всё своими глазами!

- Я видел и другое! - ответил еретик. - То, что вы мне навеяли, - это Ад. Что вы ещё можете показать мне, демоны? Но Господь показал мне дивный мир, который ждёт меня после смерти!

- Рай? - я расхохотался. - И каков же он?

- Невозможно передать словами всю красоту Рая, но я попробую, - ответил Исаак. - Я видел лучезарный город, где всё соткано из яркого золотистого света: и дома, и дороги, и сами жители.

Он стоит среди зелёных холмов, покрытых изумрудной травой, в тени деревьев, на ветвях которых висят роскошные плоды и большие благоухающие цветы. И сколько бы ты ни ел плодов с этих деревьев, каждый раз у них совершенно иной приятный вкус. Среди деревьев вместе бродят волки и овцы, барсы вытянулись на ветках деревьев, наблюдая голубыми глазами, как пасутся внизу козлята. Покрытый тёмными пятнами теленок и молодой лев вместе лежат на траве, а рядом медведица играет со своими медвежатами. Их взгляды полны разума, и они ведут беседы на понятном мне языке. На горизонте виднеются горы. Их склоны поросли деревьями, а верхушки покрыты снегом, прикосновение к которому не обжигает холодом руки, как это обычно бывает, и снег превращается в капли, падающие сквозь пальцы на землю. И, так странно, горы вроде бы так далеко, но стоит сделать лишь несколько шагов им навстречу, как ты уже стоишь у их подножья.

Весь город покрыт кустарниками, клумбами с разноцветными цветами и фонтанами с блестящими на солнце брызгами воды. Над текущими по городу прозрачными ручьями и небольшими реками перекинуты мосты. Посредине города стоит высокая серебристая башня, окружённая небольшими сооружениями удивительно приятной архитектуры, из неё разносится на весь город стройный хор голосов, исполняющий прекрасную мелодию, которая наполняет сердце радостью. Эта мелодия, такая близкая, такая узнаваемая, как будто именно она всегда звучала в твоей голове, в твоём сердце; как будто все композиторы самой приятной для слуха музыки в мире черпали из этого источника, стараясь нащупать то самое очаровательное звучание.

Моя душа наслаждается каждым шагом, каждым вздохом в этом мире. Каждый встречный дружелюбно и открыто улыбается мне навстречу. Я чувствую себя в безопасности, ощущая безмятежность и покой среди любящих и добрых сердец. Это неудивительно, ведь именно те, кто всегда отдавал самого себя другим, делая и желая только добра; кто всегда терпелив с другими, милосерден, не завистлив, не эгоистичен и не высокомерен; кто никогда не раздражается, никогда не замышляет зла; кто радуется правде и никогда не лжёт даже в своих мыслях; кто безоговорочно доверяет каждому и с кротостью переносит страдания, именно они живут в этом городе. Среди них нет стариков и нет младенцев, каждый из них совершенен в своей красоте чертами лица и тела. Никто не страдает от болезней, никто не подвержен тлену и разложению, ведь каждый из них бессмертен. Никто там не испытывает голода, а едят лишь для удовольствия, но нет тех нечистот, которые выходят после нас, когда мы едим на земле. Вместо этого все вкушаемые плоды испаряются через поры кожи, поэтому от каждого живущего исходит приятный фруктовый аромат.

В каждом доме этого города приготовлены наслаждения и немыслимые блага, которых никто из живущих на земле не видел, не слышал и не мог даже вообразить. Никто там не испытывает скорби и печали, только радость. Никто не испытывает голода или жажды, там не бывает холода или же обжигающего солнца, поэтому никто не нуждается в пище и воде, в крове или одежде, хотя там всего в избытке, и даже если бы каждый захотел себе богатых одежд, просторного дворца и изысканной пищи, то и тогда бы никто не знал в этом нужды.

Вокруг царят мир, гармония, красота и радость. И я сам хочу слиться с окружающей меня красотой, стать частью этой гармонии.

Таков тот мир, что мне показал Господь!

Я попытался расхохотаться в ответ на эту идиллическую картинку мечтателя, которая не шла ни в какое сравнение с тем, каким действительно мир был по ту сторону, но что-то мне мешало. Чувство необъяснимой потери и тоски по тому чудесному миру, о котором он рассказал. Я посмотрел на Астаарту. В её глазах стояли слёзы. Смущённые и подавленные впервые за долгое время нашего пребывания на этой земле, мы покинули еретика.

Обрывок пятьдесят второй

За окном идёт ливень. Районный священник сидит за столом, разбирая бумаги.

- Донос за доносом, - качая головой, ворчит он. - Где же найти столько топлива, чтобы стольких сжечь? Они, верно, думают, что мы звери какие-то и за всякую чушь будем без всяких рассуждения сжигать людей вместо призывов к раскаянию на исповеди.

"Продавщица Ольга Фортикова из магазина на углу дома по адресу Тверская, 79 забывает слова молитвы каждый раз, когда священник приглашает к причастию...".

"Галина Орлова испекла лепёшку на пасху, священник освятил её на алтаре. Тогда она стала хохотать: "лепёшка, что я испекла, стала телом Христовым!".

"Когда я родила девочку, то впоследствии постоянно думала о той крови и грязи, что извергает женское тело во время родов; и теперь всякий раз я думаю, что и сам Иисус Христос вышел из этой грязи и сомневаюсь в вере. Когда священник приглашал к причастию, то меня тошнило, как думала об этом. А потом подумала, что это же просто хлебная лепёшка, а не тело Христово, и всё прошло".

"Я 12 лет живу на Пасечной улице, однако никогда не видела, чтобы сосед по дому Глеб Остин хоть раз причащался! Даже во время болезни или во время праздников. А ведь как раз в такое время люди обычно и причащаются. И если бы когда Глеб причащался, уж я-то бы это знала. Ну подумайте: я ведь часто видела, как он входит в церковь. Да, и не забудьте, я ведь сестра его тещи...".

"Сергей Толецкий распространяет лжеучения. Он спросил у Николая Потапова, как он молится Богу? Тот ответил, что осеняет себя крестным знамением и поручает себя Богу, который умер за нас на кресте, и Деве Марии, и читает "Отче наш" или "Богородицу". В ответ Талецкий с бесовской иронией заявил, что "баран блеет, потому что говорить не умеет". Дескать "Богородица" или "Отче наш" ничего не значит, их придумали священнослужители, а обращаться к Богу нужно прямо и своими словами. И говорит, что от церковных постов не больше толку, чем если бы волк постился!".

"Сергей Геннадьевич Покрышкин вчера, в воскресенье, неплохо пообедал в кафе "Терем". Сначала ещё обдумывал, стоит ли идти (ввиду поста). А потом заявил: "Как ни крути, одинаковый грех есть мясо в пост или без поста. Рот оскверняется одинаково. А потому нечего смущаться". И покушал добрый обед с мясом".

"Андрей Миронов заявляет, что сомневается в воскрешении. Говорит, что невозможно воскреснуть, чтобы души вернулись в кости, а те снова обросли плотью".

"Часто слышу ереси на своей работе такие, что невольно начинаешь сомневаться в надёжности веры. Но это лишь потому, что мои разговоры с еретиками случаются чаще, а отношения становятся крепче, чем с другими".

"Ольга Иванова шепчет другим, что душа после смерти может вселяться в других животных и в людей и так пока не сумеет попасть в то тело, где будет спасена, потому что тогда, будучи обращена, она приходит в состояние праведности и истины. Как только она покидает последнее вместилище, та душа разом возвращается на небо. Но до обращения духи обречены бродить от вместилища к вместилищу".

"У нас в коллективе некто пускает слух, что в темнице у инквизиторов якобы заточён последний праведник, и с его смертью наступит Апокалипсис".

Священник покачал головой и отпил из чашки чая.

- Где же, где же набрать нам столько дров? - тонко пропел он и криво улыбнулся.

Обрывок пятьдесят третий

Высокий мужчина с редкими волосами и суровым выражением остроугольного лица, с выступающими на нём скулами, решительным шагом проходит к своему креслу с большой спинкой, находящемуся за тёмным дубовым столом на небольшом возвышении. На нём чёрная длинная мантия, почти неотличимая от сутаны, а на шее висит тяжёлый крест.

- Встать! Суд идёт! - слышится звонкий голос молодого секретаря.

Мы поднимаемся и садимся, следуя одной из древнейших человеческих традиций.

Судья садится, берёт в руки бумаги и начинает бубнить монотонным голосом:

- Судебное заседание объявляется открытым. Рассматривается дело Љ336/42. Подсудимый: Исаак Рихстов. Инквизитор: Пётр Понтиев. Подсудимый обвиняется в совершении преступления, предусмотренного 750 каноном, предписывающим веровать во всё то, что содержится в писаном или переданном Слове Божьем, то есть в едином залоге веры, порученном Церкви, и также твёрдо принимать и придерживаться всего того (вместе и по отдельности), что окончательным образом предлагается Церковью относительно учения о вере или нравах. Посему тот, кто отвергает эти положения, коих следует придерживаться, окончательно противопоставляет себя учению Церкви. Отягчающим обстоятельством являются последствия в виде массовых смертей, которые повлёк за собой необдуманный отказ от веры и распространение учений, противоречащих учению Церкви. Есть ли заявление об отводе судьи?

Судья взглянул исподлобья в зал, но в ответ была лишь тишина.

- Хорошо. Отводов нет. Подсудимый, встаньте! Вы знаете, в чём вас обвиняют?

С вежливой улыбкой еретик покачал головой. Судья продолжил:

- Святая Церковь лелеет надежду на ваше покаяние и примирение с церковью. Согласны ли вы принять покаяние и примириться?

- Я ни в чём не виновен, - ответил, пожав плечами, Исаак Рихстов.

Судья забубнил, уткнувшись в бумаги:

"Эпизод первый. **.**.20** года Исаак Рихстов, пребывая в военном лагере "Иона", где воины Святой Церкви готовились противостать бесам Антихриста, обратился к присутствующим с проповедью покаяния, призвав к добровольному отказу от сопротивления, к братской любви и милосердию к бесам. По результатам проповеди был подорван моральный дух и стойкость веры солдат, и понесены многочисленные потери, в том числе 543 человека убиты.

Эпизод второй. Исаак Рихстов... проповедь... покаяние... отказ от сопротивления... убито 346 человек.

Эпизод третий..."

Тут судья остановился и обратился к присутствующим сухим равнодушным тоном нетерпеливого человека, которому хочется поскорее завершить неприятную процедуру:

- Имеет смысл зачитывать всё? Наверное, нет. Мы ведь ознакомились с материалами дела, свидетели опрошены и их показания подтверждены. Вина подсудимого доказана инквизицией. Суд проводит допрос подсудимого на предмет его раскаяния в содеянном и занимается вынесением справедливого приговора. Итак, подсудимый, что вы скажете в своё оправдание?

- Я ни в чём не виновен! - твёрдо и с улыбкой ответил Исаак Рихстов. - Я лишь проповедовал то, о чём говорил Иисус Христос в Священном писании: о любви и милосердии к ближнему.

Судья усмехнулся.

- Ты же не первый, кто здесь вот так сидит и называет себя добрым христианином, который говорит только правду, который даже в мыслях не помышлял об убийстве ни человека, ни животного и верует в Господа Иисуса Христа и Евангелие, как учили апостолы. Однако инквизиторы знают вашу подлую и лживую бесовскую натуру. Вы думаете, что сами равны апостолам и проповедуете то, что заповедал Христос, а инквизиторы, преследуют вас и называют еретиками, так же, как преследовали Христа и его апостолов фарисеи. Вы говорите о гнусности жизней тех, кто верен Святой Церкви, указывая на их гордыню, скаредность, алчность и другие гадости. В своей проповеди и вероучении вы заявляете, что предводительствует в Святой Церкви не кто иной, как Антихрист, а священнослужителей называете фарисеями и лжепророками, которые говорят, но ничего не делают. С самонадеянным видом и гнусной улыбкой вы приходите на суд, как будто ни в чём не виновны. Вас обвиняют в том, что вы еретик и нарушаете 750 канон, предписывающий верить учению Святой Церкви.

Обвиняемый энергично замотал головой:

- Я ни в чём не виновен! Я никогда не исповедовал иной веры, кроме христианской!

- Так если ваша вера христианская, означает ли, что наша вера и вера погибших на Священной войне людей, следующих учению Святой Церкви, ложная и еретическая?

- Я верю в то, чему нас учит в библии Иисус Христос.

- С такой же ровно цитатою рождались самые страшные ереси. У нас с вами много общего: мы веруем, что есть Бог, и вы веруете в часть того, чему учит Святая Церковь, но в то же время вы проявляете свою еретическую сущность, отказываясь верить в другие вещи, которым она учит.

- Я верю в то, во что должен верить христианин.

- Очень хитро. Обратите внимание, - судья обратился к присутствующим, - подсудимый думает, что христиане - это те, кто верит в его ересь.

На это еретик возразил:

- Если вы хотите перетолковывать все мои слова по-своему, а не понимать их просто и ясно, то я не знаю, как еще говорить.

- Так вы и отвечайте просто, не виляя из стороны в стороны, как собачий хвост, - ответил жёстко судья.

- С удовольствием, - ответил Исаак.

- Тогда могли бы вы поклясться, что никогда не учили ничему несогласному с христианской верою, признаваемой нами истинной?

- Я следую заповеди Иисуса Христа, который говорил нам: "Не клянись, но да будет слово ваше: да - да; нет - нет, а что сверх этого, то от лукавого".

- Инквизиторы получили против вас неоспоримые свидетельства, расходящиеся с вашими словами, и даже если бы вы поклялись, то это не спасло бы вас от электрического стула. Но если вы просто сознаетесь в ваших заблуждениях, то Святая Церковь сможет отпустить вам ваши грехи и провести службу за ваш покой.

- Я ни в чём не виновен, - упрямо повторил подсудимый. - Бог мне свидетель.

- В таком случае, я зачитаю вам приговор, - судья коротко перечислил краткие эпизод обвинения и, вздохнув, с облегчением перешёл к заключительной части приговора. - Согласно преамбуле в декрете Международной христианской миссии "О сохранении чистоты веры", принятые постановления служат прежде всего к тому, чтобы вернуть прежнюю чистоту и величие христианской религии, привести к лучшему образу жизни нравы, которые отклонились от старого порядка, и обратить друг к другу сердца и души всех людей. В декрете указывается, что должностные лица должны предупреждать распространение нечестивого вероучения и отделять зёрна христианского вероучения от плевел ереси.

Согласно параграфу 2 канона 750 Кодекса канонического права Международной христианской миссии, следует веровать во всё то, что содержится в писаном или переданном Слове Божьем, то есть в едином залоге веры, порученном Церкви, и так же твёрдо принимать и придерживаться всего того (вместе и по отдельности), что окончательным образом предлагается Церковью относительно учения о вере или нравах. Посему тот, кто отвергает эти положения, коих следует придерживаться, окончательно противопоставляет себя учению Церкви.

Согласно канону 751, ересью называется упорное отрицание после крещения какой-либо истины, в которую следует веровать христианской верой, или упорное сомнение в ней.

Согласно параграфу 2 канона 1041, отступник от веры, еретик или схизматик подлежит отлучению по заранее вынесенному судебному решению. В случаях, повлекших за собой особо тяжкие последствия, отступники, еретики и схизматики приговариваются к публичной казни путём сожжения на электрическом стуле или на костре.

На основании изложенного, руководствуясь каноном 1311, согласно которому Святая Церковь обладает прирождённым и присущим ей правом налагать карающие санкции на верных Христу, совершающих преступления, постановляю: подсудимого Исаака Рихстова казнить путём сожжения на электрическом стуле в течение трёх дней после объявления приговора.

Если до исполнения приговора осуждённый не принесёт публичного покаяния, то, согласно параграфу 1 канона 1184, в отпевании отказать и, согласно канону 1185, отказать в какой бы то ни было церковной службе без отпевания.

Осуждённый, у вас есть, что сказать суду?

Исаак Рихстов молча обвёл тоскливым взглядом людей, присутствующих в зале суда.

- Я не виновен, - ответил он.

- Твоя вина доказана в суде, приговор вынесен, бесполезно что-либо теперь обсуждать, - нетерпеливо перебил его судья.

- И что это решает? Если общество меня осуждает и считает справедливым мой приговор, если судьи заявляют, что я виновен, когда я признаю себя невиновным, разве это должно поменять как-то моё мировоззрение? Разве должен я после этого изменить самому себе? Я не стану подчиняться этому абсурду! Меня сожгут, но это будет не моя вина, а их! Этой смерти я жажду как освобождения, пусть простит меня в этом Господь. Ведь и Иисуса Христа распяли на кресте. Распял ли его Понтий Пилат? Нет. Он лишь оружие в руках фарисеев и кровожадной толпы, требующей очередной жертвы. Все судьи своим мнением и палачи своими руками лишь угождают властвующим.

Глаза еретика остекленели, словно узрев невидимое, а сам он хрипло закричал:

- Я вижу тёмно-красное небо, разрываемое ударами грома и всполохами молний, с которого крупными каплями падает кровавый дождь! Тёмным водоворотом скручены чёрные облака, спиралью уходящие в червоточину посредине неба, из которой проглядывают ужасающие лица из потустороннего мира.

Вижу в лицах властителей мира и их прислужников изгаженные кривыми ухмылками морды бесов, их крупные раскосые коричневые глаза без белка, мелкие зубы и булькающую между ними чёрная кровь. На золотом троне сидят они, вкушают с золотой посуды и трут пальцами золотое распятие. У их ног звери рычащие с дивными мордами, жаждущие боли и страданий человеческих, насыщающиеся от их криков и страха.

Вижу, как уходит из этого мира Господь, как поглощает его энтропия, как чернеют и превращаются в серую пыль трава и деревья, как гаснет белое пламя последней звезды, как от созданного Господом мира остаются лишь воющие в невообразимом адовом хаосе души, разрываемые на части Падшими.

Моя смерть - это конец, знак того, что времена Антихриста подходят к концу и всё ближе Божий Суд. Так изрекает Господь!

Служители Святой Церкви с побледневшими лицами крестятся и хватаются за кресты, висящие на шее, уповая на то, что жесты руками и золото защитят их от расплаты за все грехи.

Обрывок пятьдесят четвёртый

В небольшой комнате с серыми стенами, стоят четыре человека: один инквизитор, двое сотрудников полиции и один мужчина в серых брюках и белой рубашкой в полоску. У стены стоит ещё один человек в чёрном облачении и капюшоне с вырезами для глаз, чтобы никто не мог увидеть его лицо. Все формальности соблюдены, добро пожаловать на тот свет.

Мы с Астаартой и ещё добрый десяток любителей острых ощущений стоим за стеклом, прозрачным только с нашей стороны, наблюдая за казнью.

Инквизитор неспешно нараспев перечитывает приговор суда, пока двое полицейских закрепляют потуже ремнями руки, ноги и туловище еретика, сидящего на деревянном стуле.

Исаак Рихстов сидит с гладко выбритой головой и спокойно глядит по сторонам то на полицейских, стоящих на коленях у его ног, то на инквизитора, то на палача у стены. Он до жути бледен, но смотрит на мир с хладнокровностью и уверенностью человека, твёрдо верящего, что смерть - это лишь начало.

Человек в штатском примеряет ему на голову небольшую шапочку с электрическими контактами, которые скоро выжгут мозг еретика. Под шапочкой - небольшая губка, пропитанная солевым раствором. На лицо ему накладывают маску, полностью его закрывающую, но с прорезью для носа и рта, чтобы он мог дышать ещё какое-то время.

Инквизитор дочитывает приговор.

- Ваше последнее слово, - говорит он.

Исаак Рихстов улыбнулся и закричал во весь голос так, что все в комнате вздрогнули:

- Вижу! Вижу тебя, курносая! Вижу тебя, алчная до человеческой плоти! Вижу кости твои белые, костлявая! Вижу тебя беспощадная, неумолимая, облачённая в чёрные одежды, с пустыми глазницами, скорбно взирающими из под капюшона!

Ты - нежнейшая из любовниц и безжалостнейшая из насильников. Ты, которая кружишься в вальсе с одними и вызываешь гримасу ужаса у других!

Ты, что не гнушаешься ни праведником, ни грешником! Ты - царствующая, одерживающая победу за победой! Та, перед которой равны все от самых великих до самых жалких из людей. Та, кому падает и кланяется всякий: проститутки и воры, сенаторы и главы государств. Та, что не взирает на имя и славу, забравшая Адама и Еву, Платона и Аристотеля, Юлия Цезаря, Александра Невского, Святого Франциска, Томаса Мора, Жан-Жака Руссо, Мартина Лютера, Исаака Ньютона, Владимира Ленина, Альберта Эйнштейна и стольких, что не хватит жизни называть их имена. Ты, что ведёшь за собой всех воинов мира от его сотворения до его заката. Ты - трудящаяся, не покладающая рук, радующаяся войне и болезням, та, которой на всех языках поют из всех концов земли, пляшущая на костях под звуки скорбного оркестра, стучащая в барабан!

Ты, безжалостная, забирающая младенцев от матерей, любимых от любящих!

Ты, милосердная, избавляющая от страданий и боли, от страха за будущее и от стыда за прошлое. Ты, превращающая всё в тлен: женственные прекрасные тела со сладкими изгибами, мужественные крепкие тела с каменными мышцами, сдирающая кожу и плоть с белоснежной кости, истлевающая людей, как листы бумаги, уничтожающая их жизни, их историю, как огонь сжигает книги!

Ты, мрачный жнец, что оставляет тела бездушные на земле, давая почву для роста трав! Ты, великий Посредник Бога и Дьявола на земле, на чьих плечах держится и Земля, и Рай, и Ад! Вынь душу мою из тела! Обними меня когтистыми пальцами! Проводи душу мою истомлённую под звуки скорбной скрипки через долину смертной тени в райские кущи.

Порази меня копьём в самое сердце, прекрати его надсадный стук. Препроводи меня, и пусть рядом идут ангелы в белоснежных одеяниях с длинными крыльями и лицами, полными печали и радости за сына человеческого, ступающего к Богу. А по другую сторону пусть скачут голые бесы с красной кожей, полыхающей адским пожарищем, зловонные и жадные до людских душ, протягивающие свои загребущие лапы, чтобы уловить человека. А следом за нами пусть медленно плывут неприкаянные души, размытые и бесформенные, как туман.

Посади меня на круп своего бледного коня с длинной гривою и поскачем в развевающихся одеждах навстречу Господу для Его Суда. Я вижу, чем ближе к Богу ступает конь, тем яснее в духовном мире проступает плоть на твоих костях и вот, встаёт передо мной девушка в чёрном платье с кринолином и шёлковых перчатках, с бледным лицом и чёрными волосами, а вокруг лба - серебряный обруч. Ты, мой друг, прекрасная, улыбающаяся мне, дарящая мир и покой! Товарищ мой, приди и потанцуй со мной!

Прихожу в твои объятия с верой в Господа нашего Иисуса Христа и жажду встречи с ним! Аминь!

Инквизитор кивает палачу и тот резко поднимает вверх рубильник. Еретик начинает трястись всем телом, напрягая каждый мускул и судорожно скребя пальцами по подлокотникам стула. Из-под прорезей маски выступают кровавые слёзы от лопнувших глаз. Инквизитор наблюдает ещё какое-то время, после чего снова кивает и палач опускает рубильник, отключая электричество.

И лишь мы с Астаартой можем наблюдать, как душа в золотистом сиянии исходит из тела с радостной улыбкой на лице и исчезает, уносясь ввысь.

- Вот и всё, - улыбнулась мне Астаарта своей безумной усмешкой и чмокнула в щёку, вызвав недоумённые взгляды соседствующих зрителей. - Это конец, милый!

Обрывок пятьдесят пятый

Мы стоим у берега моря. Его волны омывают подошвы моих ботинок. Осенние порывы ветра играют складками моего плаща, а по левую сторону от меня стоят Маммона и Баальберит. Правой же рукой я нежно сжимаю ладонь Астаарты.

Тучи исчезли и теперь над нами лишь бескрайнее ночное небо, усыпанное яркими точками звёзд. Я вижу, как зелёная трава на берегах моря на глазах увядает и опадает чёрной пылью, как слетают листья с деревьев и, не долетая до земли, превращаются в такую же чёрную пыль, уносимую ветром.

По шоссе, ведущему из города, проезжают машины и идут потоком люди. Никто не скажет, с чего это началось. Просто вдруг кто-то ощутил в своём сердце беспричинную панику, которая с тех пор не давала ни секунды покоя, заставляя его болезненно сжиматься в предчувствии чего-то неизведанного и неизбежного. Тогда он схватил первое, что попалось в руки: ключи от машины, паспорт, фонарик, кошелёк, жвачку, термос или что-то ещё, стараясь захватить с собою свой тесный, уютный домашний мирок с телевизором и кофе по утрам, и направил свои стопы прочь от города, как когда-то Лот и его жена покинули Содом, получив предзнаменование близкой гибели.

И волны моря стали вдруг тёмно-красными. Где-то на горизонте сверкнула вспышка молнии, разорвав небо пополам. Две или три машины столкнулись, и их мигом охватило пламя пожара, осветив ярким светом взрыва все вокруг. Из остановившегося автобуса вышли люди. Напуганные. Непонимающие.

Ветер нарастал, достигая ураганной силы, и я с трудом оставался на месте, удерживаемый своими спутниками. Я посмотрел направо. Астаарта улыбалась мне нежно, с легкой примесью безумия, и её глаза достигали всей глубины моего сердца, подымали оттуда самое сокровенное, самые мои тайные желания.

Гул человеческих мыслей вдруг заполнил пространство вокруг нас, раздаваясь громче, чем вибрации воздуха, исходящие от голосовых связок. Люди, видимо, тоже это заметили и какое-то время по инерции пытались говорить, но потихоньку замолкали, оставляя место лишь мыслям. Каждый из них хотел что-то скрыть. То, о чём не имел права знать никто, кроме них самих, но ничего не получалось. С непристойным любопытством они слушали чужие мысли и с отвращением глядели друг на друга, невзирая на содержание собственных мыслей. Вокруг нас вспыхнули ссоры, перерастающие в драки. Никто не понимал, что происходит. Кроме нас. Ведь именно мы всеми силами приближали этот миг.

Внезапно всё стихло. Наступила глубокая тишина. В ней не было места звукам, как будто темнота ночи захватила их своей вуалью. А на небе одна за другой стали гаснуть звезды. Ничего себе особенного, просто стали гаснуть звёзды, пока не погасли все до одной, оставив землю в кромешной темноте. В это бархатной темноте мы слышали миллиарды копошащихся в ней существ.

Послышался громкий треск разорвавшегося пространства и сквозь щель в мироздании мы и всё человечество узрели адское пекло Хаоса и оскаленные в жуткой усмешке лица Падших, жадных до веселья и новых жертв. Весь мир стал скручиваться и выворачиваться наизнанку в эту пространственную дыру, пока мы не очутились среди родной нам обители, потеряв все прежние человеческие черты лица и тела, расплываясь в страшных кошмарах многомерных измерений.

Вокруг нас яркими точками горят души людей, испуганные, осознавшие безысходность и вечность тех мучений, которые им уготованы отныне и впредь. Хуже тьмы вокруг для них тьма в их собственных душах, съедающая их изнутри, как черви съедают человеческий желудок.

И нет среди нас никого, кто проявил бы к ним жалость. Мы веселимся и дурачимся, разрывая их на части, причиняя боль, заставляя страдать от наших забав. Они мечутся среди Хаоса, ища выход, не осознавая, что выхода здесь нет. Древнее пламя Хаоса обжигает души гораздо сильнее земного огня, как будто раз за разом зловонный кипяток проливается на них, а за ним следует серная кислота.

Они взывают:

- Господи! Господи! Покончи с нами! Даруй нам смерть! Даруй избавление от страданий!

Но некому прислушаться к их мольбам.

Злые на себя, злые на других, они с ненавистью толкаются и пихаются, пытаясь найти уголок, где почувствуют себя лучше, убегают от Падших и подставляют в их руки другие души, соседствующие с ними.

В бурлящей тёмной пустоте Хаоса, освещаемого всполохами древнего пламени, мы видим, как один из нас создает новый мир. Яркая вспышка света создаёт вокруг себя мрачные кривляющиеся тени, и в ней мы видим точки звёзд, разлетающихся от взрыва в разные стороны, создающие неповторимый рисунок новой вселенной.

Мы начинаем новую Игру. Он создаёт - мы разрушаем. Это наша забава. Наша жизнь. Наша проклятая вечность в Аду, за которой со стороны наблюдает Тот, кто осудил нас на эти муки, низвергнув из Вечного Города. А вместе с Ним из умиротворяющего спокойствия Райского сада наблюдают праведники.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"