Когда я был маленький, у нас в зале стояли в ряд впритык к друг другу несколько шкафов. Одни были узкие, с маленькими квадратными дверями, другие - широкие, в них помещалась мамина большая шуба и другая наша одежда. Такой комплект шкафов взрослые по причине, непонятной моему детскому уму, почему-то называли "стенкой". В моем понимании стенка была кирпично-твердой и совсем без полостей, в которые можно что-то положить.
И был в нашей "стенке" один волшебный отсек, который притягивал меня, как магнитом к себе. Во-первых, этот отсек взрослые называли "баром". Его дверь открывалась не сбоку, как обычно, а сверху вниз. А задняя стенка отсека была полностью зеркальной. Уже само по себе такое устройство, отличное от других, способно привлечь внимание ребенка, но "бар" обладал и другими волшебными свойствами.
Очень часто за его стенами скрывались особенные вкусности. Например, рассыпчатые камни темно-коричневого шоколада с шоколадной фабрики. Я помню с каким упоением мы с сестрёнкой тыкали пальцами в оставшуюся липкую горько-сладкую крошку и слизывали ее языком. В другой раз в баре появились первые "марсы", "сникерсы" и "баунти", которые мы мгновенно слопали, оставив лишь ворох разноцветных шуршащих бумажек. Но особенно мне запомнился совсем другой случай.
Однажды ярким летним утром, наполненном солнцем и шумом машин, я проснулся и сел на краюшек кровати. Родители были на работе, сестренка в садике, а я, как заслуженный второклассник, имел полное право отсыпаться. Помывшись и позавтракав, я решил пойти гулять на улицу, а перед этим заглянул в наш бар и обомлел от восторга. В его зеркальной глубине таилась красивая плоская синяя коробка с темными волнистыми узорами по краям. Нетерпеливо я оторвал скотч, придерживающий края коробки и моему взору предстали двадцать восхитительных плоских шоколадных квадратов.
Не долго думая, я подцепил один из них большим и указательным пальцем, поднес ко рту и откусил. Это было неземное блаженство и за те несколько секунд, пока шоколад и карамельно-медовая начинка таяли у меня во рту, в моей картине рая очень четко появилось требование по наличию таких вот конфет. Это для взрослого конфета мало что означает, а для ребенка конфета - это целый волшебный мир, за который он готов на многое.
Не удержавшись, я схватил еще одну конфету и торопливо ее слопал. Счастливый и довольный я ушел гулять до вечера. Так, день за днем, я разбавлял свои каникулы сладостью из большой синей коробки, пока наконец, в ней не осталась одна единственная конфета.
Знаете, что странно, поедая конфеты, я совсем не замечал, как они кончаются. А тут, как-то вдруг, я понял, что в коробке слишком много пустого места, а с родителями разговор о таинственном появлении конфет и получения официального разрешения на их поедание, так и не состоялся. По моей многострадальной детской попе пробежала легкая дрожь в предвкушении тяжелой отцовской ладони.
Последующие три дня я жил в тяжелом ожидании заслуженного наказания, но потом каникулы, река и друзья вычеркнули у меня из памяти тоску по конфетам.
Спустя месяц к нам в гости пришли знакомые наших родителей. Я очень любил такие вечера. Было весело и шумно. Взрослые непринужденно болтали о разных разностях, а мы бегали между ними, хватая со стола то кусок сыра, то колбаски, то яблока. Но на предложение матери "сесть за стол и поесть", убежденно отвечали отказом и убегали в свою комнату.
А потом был чай и мама торжественно произнесла: "А сейчас я вас угощу очень вкусными конфетами!". Обливаясь холодным потом, я смотрел, как мама достает ту самую синюю коробку и кладет ее на стол. На ее лице смутно мелькнуло беспокойство излишней легкостью коробки, но отступать было некуда. Как в замедленной съемке, я смотрел, как ее тонкие пальцы отрывают тщательное залепленный мною обратно скотч. Наконец коробка была открыта, а в ее правом нижнем углу сиротливо ютился маленький шоколадный квадрат, стыдливо оставленный мною.