"... после трагической гибели жены и последующего инфаркта Габриэль Дамюр, негласный глава промышленного (и не только...) мира Г., передал управление империей брату, Доминику Курселю. Сейчас Дамюр, или, как прозвали его в преступных кругах, "Король", по словам родственников, проходит лечение в "краю морских ветров и солнца". Верится с трудом, но, несмотря на бесхребеность правительства Даладье, допускающего разворовывание государства на глазах всей Европы, юго-западное побережье Франции может наконец спать спокойно".
Раздел криминальных хроник "L'Humanité" за 23 июля 1933 года
Три года спустя.
Беспросветная ночь.
Гроза.
"Бом! Бом!" - долбят капельки по крыше "Фиата". Впереди серпантин; ограда его сломана в нескольких местах. Автомобиль мчится и мчится; в стороны брызгают фонтаны жижи, дворники месят воду по ветровому стеклу.
"Тик-Так! Тик-ТАК!" - щелкает в голове часовой механизм.
Меня тошнит.
В такие минуты понимаешь, насколько твоя жизнь похожа на кусок грязи. Ибо ты чертов алкоголик, который едет ночью по горной дороге, - потому что позвонил человек Курселя. Потому что Курсель не смог скупить все отделение полиции Г., но на тебя денег хватило. Потому что...
- Ты ничтожество, Седрик Мироль, - говорю я своим глазам в зеркальце заднего вида. Красным и отекшим, точно у Белы Лугоши, если бы кино вдруг стало цветным.
Шоссе Антампери выравнивается и уходит в сторону океана. Поворот - на обочине лежит искореженно-черный "Ситроен"; еще один, белый, годов 20-х, стоит рядом. В свете фар - струи дождя; несколько людей в непромокаемых тренчах "Раймон и Пети".
Паркуюсь, иду - едва не захлебываясь под неистовым ливнем.
- Седрик, мы ждали, - Изидор Виржин, усатый колобок в котелке, исполняет обязанности премьер-министра мафиозного клана. Сегодня мужчина выглядит помятым и грязным, как и его "Ситроен" - мелово-белый, с угольными царапинами.
- Мой принц, - я кланяюсь и снимаю шляпу. Волосы мигом намокают, но зато тошнит меньше.
Мужчина раздраженно дергает плечом и делает приглашающий жест. Спорю, с таким же видом усатик впускает шлюх в свой номер.
- Все шутишь. Проходи, не к месту.
Я зачем-то отряхиваю плащ и пробираюсь к изломанной машине. Через размокшую землю, лужицы бензина, крови.
- Что мне нужно знать?
Разбитый "Ситроен" похож на кусок шоколадного торта, который шлепнулся на пол и теперь высится невнятной массой крема, теста, кроваво-алого сиропа и лопнувшей вишенки.
- Три короля. На первый взгляд, упали.
- С неба? - порой крайне сложно удержаться. Курсель мертв? Мертв? Глава преступного мира вот так просто разбился? Хахаха. Господи, до чего глупая смерть.
Колобок хмурится.
- Седрик. Не к месту.
У машины лежат в ряд мертвецы - шофер и тройка мафиози. Ничем неприкрытые. Капли вгрызаются в их тела, будто пули. "Пуф. Пуф-Пу-Пу-Пуф".
Я смотрю вверх - там, на склоне горы, видна дорога и пролом в заграждении.
Чтобы выбить заборчик и рухнуть сюда, машина должна была нестись километрах на восьмидесяти. Никто в здравом уме не разгонится так в непогоду. Тем более в горах.
- Коронера вызывали?
- Никого, кроме тебя, - хрипло отвечает усач; затем вдруг очень тихо спрашивает. - Ты пьян? Скажи ты прямо! - и продолжает снова громко. - Трое глав мертвы. Найди, пока не поздно, убийцу или объяснение, в которое все поверят. Иначе завтра в Г. будет кошмар.
"Тик-Так! Тик-ТАК!!!"
- Просто взгляните внимательнее, - резюмирую я.
Изидор хмурится и медленно осматривает место аварии.
- И где ответ?
- На полке за вопросом. Они просто упали. Никто не виноват, ничего не надо делать.
- Ты что, смеешься? - злобно шепчет колобок. - Не позорь нас!
Я пожимаю плечами.
- Отнюдь. Хотя... Вот интересно, какой вопрос был самый-самый первый? Чтобы его спросить, ведь надо знать, что хоть чего-то ты не знаешь. А как же знать, пока тебя о том не спросят?
Усач смотрит на меня с какой-то смесью жалости и презрения. Так обычно смотрят на инвалидов.
- Что ж ты замолчал? - спрашиваю я и пытаюсь закурить. Проклятье, спички отсырели!
- Голова болит, - Изидор разочарованно вздыхает.
- А ты ее сруби. Болеть не станет, видеть правда тоже. Да и вообще немало трудностей, наверно.
Колобок сплевывает.
- Ты пьян, сукин ты сын.
Да, пьян. Меня тошнит от выпитого и бандитских рож. Курсель, Шове, Селли. Раньше, когда всем правил Дамюр, они были друзьями, а теперь... Теперь в городе три враждующих клана, жалких даже по меркам нашего захолустья.
Пускай я продажный ублюдок, но для всего Г. лучше, что троица мертва.
Хотя Изидор прав. Едва кланы узнают о случившемся, в городе начнется кровавая бойня. Проклятье! Проклятье!!!
"Чума земную твердь очистит от позора.
Кто выжил, заживут без горести и мук,
В добре и чистоте. А море и озера
Помогут им отмыть следы с кровавых рук", - мелькают в голове строчки из Аполлинера.
Откуда? Я его никогда не читал.
- Они друг друга ненавидели, - говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь. - Зачем ехать в одной машине? Без эскорта и в тесноте. Как вы сами тут оказались, кстати?
Колобок удивленно переступает с ноги на ногу.
- Не знаю, Седрик. Шеф считал, что Селли готовит нечто. Мы следили за ним. Но аварии мы не видели. И как он и Шове сели в машину шефа - тоже.
- Ого, - присвистываю я. - Интриги, заговоры. А что Шове?
Усач разводит руками.
- Он просто никому не нравился.
Курсель хотел образумить Селли и поехал на берег? Зачем же Шове... Черт-те-что!
- Скажи, что дальше по этому шоссе?
Колобок вытирает мокрое от дождя лицо, смотрит на тело Курселя. Господи Боже, как потерявшийся щенок.
- Вроде бы, консервный завод, - медленно отвечает Изидор. Тут один из головорезов шепчет что-то, и колобок продолжает. - Нет, конечно. Сначала ремонтная мастерская. Мы оттуда звонили.
Все-таки не понимаю: зачем троице сюда ехать?!
Я подзываю двух громил, и мы переворачиваем "Ситроен". Под капотом - месиво из деталей, ремней. Если даже катастрофу подстроили, скажет только опытный механик.
Еще нигде - ни в салоне, ни у шофера - нет карты. Лишь никому не нужные бумажки: из отеля "Кюро", бара "Помни", пансиона "Утренний бриз" и мастерской мадам Дю Блессир.
И куда же Они ехали?
- Вы точно никому больше не звонили? - от шоссе к нам приближается горбатый "Форд".
Колобок выглядит удивленным.
- Нет.
Один из его людей спешит к визитерам.
- Здесь место преступления, уезж...
Грохот - мужчину почти разрывает выстрелом. Еще один! - сшибает с ног Изидора.
Я судорожно прячусь за машину; вытаскиваю пистолет. Гремят ружья, автоматная очередь. Дождь неистово стучит по железу, земле, одежде, коже.
- Ра... - захлебывается голос колобка. Крики, стоны, рокот залпов. Люди Курселя умирают, не успевая понять, что происходит.
Скрежет пулей по железу.
Ливень.
Соображай! Действуй! Сейчас пришельцы подойдут и конец...
На корточках огибаю кузов. За пеленой воды ничего не видно. Тень?
Я стреляю - мимо! - прячусь обратно. Бешено грохочет сердце. Сколько их? Пятеро? Шестеро?
Темная фигура выбегает из мрака. Вскинуть руку - нажать спусковой крючок. Прыгнуть в другую сторону. В лицо смотрит дуло обреза. Вбок! Вбок!!! Ребра обжигает болью, но - вспышка, отдача! - мои пули успевают отбросить врага.
Я у машины Изидора. В шуме грозы не слышно ни шагов, ни голосов. Сколько еще?
Вскакиваю - никого. Двое? Было двое?
Ночь вокруг пуста и неподвижна. Лишь холодные струи барабанят по корпусам машин.
Я перевожу дыхание. Надо подумать.
Вспышка молнии превращает бойню в сцену из фильма - с черной кровью и белыми лицами
Кто были новенькие? Как они тут оказались? Зачем?
Жуткий приступ тошноты сгибает меня пополам. Откуда-то изнутри по вискам, глазам и затылку ударяет боль.
"Тик-Так! Тик-ТАК!"
Седрик, держаться!
Я хлопаю себя по щекам - мокрым, прохладным от ветра и ливня. Зря, становится только хуже.
Кое-как собираюсь с мыслями и обшариваю карманы "приезжих". Жвачка, карта с отмеченным местом аварии, сигареты, патроны, спички из бара "Помни", платок... К слову, убийц все-таки приехало не двое - еще троих успели "положить" люди Курселя.
Обрез винтовки "M1 Garand".
Четыре "кольта" 1911 года выпуска на двадцать три патрона и один на тридцать.
Пистолет-пулемет Томпсона, модификация "М1А1", - та, что уже не с барабанным, а коробчатым магазином.
Эти ребята были вооружены, как профессионалы. Сказал бы даже, как военные или полиция, но слишком... Разномастно. Будто игрушечные кролики на празднике - синие, розовые, зеленые.
Я сажусь в свой "Фиат" - сиденья мокры, на полу лужа. Мерзкая погода. Непослушными руками вывожу машину на дорогу. На какой-то жуткий миг горы и серпантин слева кажутся рисованными. Что за черт?
"Тик-Так! Тик-ТАК!"
Седрик! Приди в себя. Убийство!
Странная вещь, ведь не прошло и десяти минут с моего приезда, когда появились новенькие. Либо они ждали где-то рядом первого визитера, либо следили за мной... Либо должны были убрать всех, кого встретят.
Мне нужно вернуться домой и выпить. Забыться. И ведь нельзя! Три мафиозных шишки мертвы - во что превратится Г., если ничего не делать? Через пару дней кланы перепахают город в поле для вендетты. Можно спрятать тела... Нет, тогда эти кретины обвинят друг друга в похищении. Бойня давно назревает, как новая война с Германией, нужен лишь повод.
Обратиться к своим? К полиции? А если она и устроила? Нет, черт, черт, черт.
Седрик, успокойся! Тела обнаружат не раньше утра, личности установят еще через пару часов. У тебя где-то половина дня.
Только надо не спать.
Только надо выпить.
Зачем же они ехали втроем? Начнем, пожалуй, с этого.
Я направляю машину в сторону от гор - к мастерской, в обглоданную дождем темноту.
Поворотов нет, домов у шоссе тоже. Эта ночь все больше напоминает мне шлюху, которую я однажды видел в Бордо, - с потекшей тушью, сигаретными ожогами на руках и пустыми, как выпитая бутылка, глазами.
Ищу под сиденьем и в бардачке - обычно парочка, да заваляется.
Не в этот раз, Седрик.
"Тик-Так! Тик-ТАК!" - щелкает в голове часовой механизм. У алкоголиков он появляется незаметно. Просто - раз! - и начинает считать минуты до следующего стакана янтарной жидкости.
"Тик-Так! Тик-ТАК!"
Со временем щелчки звучат все громче и чаще.
Затем появляются вторые часики, третьи, четвертые... Точно внутри тебя уже целый приборный завод: клацает, стучит, скрипит и требует жертвоприношения.
"Т-тик-Т-т-так! И-т-т-ик-Т-Т-а-т-ак!"
Господи!
Я торможу "Фиат". В голове крутится нездоровая карусель; подступает тошнота.
Седрик!
В полукилометре впереди - желтые точки. Окна?
Ремонтная мастерская сама требует ремонта. Просевший гараж изъеден ржавчиной и, словно барабан, гудит под дождем. Рядом жилой дом: постройка очень старая, времен Коммуны или даже Второй Империи.
Я поднимаюсь на крыльцо и стучусь. Ни звука.
- Эй?
"Идиот" - приглушенно ворчат внутри дома. Гремит нечто железное, наконец дверь открывается. Женщина в колпаке и с ружьем: немного синяков под глазами, капелька седины и сжатых губ. Вообще дама похожа на Свободу, ту гологрудую брюнетку с картины Эжена Делакруа, только в зрелости.
- Идиот, ночью я не работаю, - голосом хозяйки можно заколачивать сваи.
Мои мысли скачут в голове и неожиданно разворачивают транспарант: "Оп-ля!"
- Постойте, вы - механик?
- Кем, идиот, я еще могу быть?
- Па... - я собираюсь с мыслями. - Вы подъедете со мной на место аварии?
Женщина хлопает глазами.
- Ты идиот?
- Да прекратите обзываться, перед вами - офицер полиции!
Дама презрительно морщится, будто увидела дохлую мышь.
- Легавый? Все равно, ид... все равно я ночью никуда не поеду.
- Тогда я повезу вас в наручниках, с куском мыла во рту и дулом у виска.
Женщина задумчиво смотрит на ружье, потом на меня. Снова на ружье. На меня...
- Черт с тобой.
У машины я решаюсь спросить:
- Послушайте, у вас нет дома выпить? Погреться... понимаете?
- Нет, - дама тщетно прикрывается небольшим зонтом. - И не будет. Мой покойный муж тоже любил выпить, а потом колотить меня всем, что придется под руку. Однажды я вышибла этому идиоту мозги.
- Вы шутите.
- Думаешь, я часто шучу?
Я думаю, что стоит забыть на время об обязанностях полицейского а заодно - пару реплик женщины.
Мы забираемся внутрь.
- Тут мокрее, чем на улице! - ворчит "Свобода", пытаясь примоститься с ружьем на сухой островок. - Пятьсот восьмой?
- Что?
- Говорю, модель "Фиата" - пятьсот восьмая, ид...
Женщина замолкает на полуслове и смотрит на коробку передач.
- Четырехступенчатая, - со знанием дела и любовной истомой в голосе заявляет дама. - Сам ставил?
- Нет, такая была.
- Это же не серийная.
- Очень даже серийная!
Я вдруг замечаю, что на женщине - парик и сама она гораздо моложе, чем хочет казаться.
- У вас... - один миг, и видение пропадает.
"Тик-Так! Тик-ТАК!"
На лбу выступает испарина, чувствуется слабость.
- Что? - собеседница деловито вертит руль, затем достает из рукава отвертку и начинает копаться в приборной панели. - Я, думаешь, не знаю, как выглядит серийный "Фиат 508"?
- Нет. То есть, да. Нет, - я верчу головой. Панель передо мной разделывают, точно куриную тушку на кухне. - Давайте поедем!
- Погоди, ты явно давно не заглядывал в ремонт.
Женщина что-то с хрустом выламывает и швыряет в окно.
- Так гораздо лучше.
Полчаса спустя мы на месте аварии. Кароль - полуночная езда располагает к обмену именами - брезгливо переступает тела и подходит к "Ситроену". Ливень все также тарабанит в перемолотый кузов; добивает, будто врага - римский гладиатор.
- Это ты... - смотрит женщина на тела; вытирает мокрое от дождя лицо, - всех?
- Нет, только двоих. Остальные - друг друга. Кроме тех, что справа от вас... с ними пока непонятно.
- Идиоты. А ты, видать, неплохой легавый?
Ночь хохочет из темноты черной кошкой. Я пожимаю плечами.
- Нет, наверное... когда-то был.
Женщина заглядывает в сплющенный кузов, задумчиво прикусывает губу.
- Подержи зонт, - просит Кароль и по пояс залезает внутрь.
Молния сверкает, и вдруг машина становится плоской, точно картон. Мне хочется закричать...
- Я знаю этот "Ситроен"! - голос из железных недр развеивает мираж.
Просто похмелье, Седрик. Чертово, похмелье! Я с трудом разлепляю губы:
- К-как это?
- Что, "как"? Это первый переднеприводный автомобиль, который я видела, - женщина вылезает и дергает зонт из моей ослабевшей руки. Платье и накидка ее мигом намокают, точно брошенный в лужу кусочек газеты, - и перебирала. "Ситроен Траксьон Авант", модель шесть.
- Перебирали? - я мотаю головой. - Как?
- Да что ты заладил?! "Как?" да "Как?". Руками! Приезжают четыре идиота месяца три назад. Один, шофер, говорит, мол, трансмиссия вот-вот накроется. Я посмотрела - естественно, накроется, там черти что было, а не трансмиссия. Внешне машина, конечно, хороша, но начинка... Я бы сама Андрэ Ситроена пристрелила бы, если б он с позора не умер! Удумал автоматическую коробку передач поставить! Представляешь? И карданные шарниры на оси. Идиот! Слов нет.
- Но... перебирали? - чувствуя себя тем самым "идиотом", повторяю я.
- Да. Сказала им: берите из моего гаража машину, а я за пару дней вам все поменяю. Иначе на первом же повороте рискуете потерять и колеса, и головы.
- Постойте, эти? - я отхожу к Курселю и остальным, чьи тела наполовину скрылись в мутной воде.
"Свобода с ружьем" приглядывается.
- Господи Боже, ну и мерзость. Не сладко им пришлось... Вроде бы, они. Отец с сыном, шофер и премерзкий тип... Да, точно.
- Они не родственники. А, не важно. Вы знаете, куда они поехали? Может быть, говорили вскользь?
- И зачем мне это знать? - хмыкает Кароль. - Не помню. Или постой... кажется, они хотели вернуть кого-то. Все, вези домой, я промокла и устала. И так помогла больше, чем следовало.
Вернуть?!
Мы направляемся к "Фиату". Холодно, мокро, неуютно. Грохочет гром; землю вокруг раздирают и превращают в жижу снаряды-капли.
Ботинки утром можно будет выкидывать.
- Значит, машина после вас была в хорошем состоянии? - спрашиваю я.
- Еще бы! - Кароль вздымает зонт, как солдат на параде - винтовку. - Я бы своего первенца в нее посадила, еще когда он грудь просил. Самая безопасная и удобная машина, которую можно представить. Но, конечно, при падении с трехсот метров ничего не спасает. Тут на моей памяти уже машин семь или восемь падало. Все всмятку, как яйцо.
Неужели все-таки случайность? Слишком крутой поворот, невнимательность водителя - и вот, мафиозные боссы летят к земле здоровенным кирпичом.
Но откуда парни на "Форде"? И что они хотели?
Подумай, Седрик: колобок нследит за Селли, теряет его в какой-то момент, затем находит машину Курселя со всей компанией. Звонит мне. Я приезжаю; затем "Форд". Случайность?
Колобок звонит один раз - мне домой. Видно, "пришельцы" за мной наблюдали - иначе нам не появиться примерно в одно время.
Но зачем слежка? Они сразу начинают стрелять... Хотели убить меня? Глупость, это можно было бы десяток раз сделать дома: постучать в дверь и шандарахнуть из обреза.
Или колобок соврал? Позвонил еще кому-то, и им нужно было ехать столько же, сколько и мне... Плюс-минус десять минут.
Я сажусь в "Фиат" - ноги приходиться опустить в лужу на полу - и спрашиваю Кароль:
- Где-то часа два назад от вас звонил полный усатый человечек. Сколько звонков он сделал?
Женщина смеется, отряхивая зонт. По звуку ее хохот напоминает урчание спорткара.
- Ты не такой идиот, каким кажешься! Дважды. Один раз Седрику, то есть, видимо, тебе; второй - какому-то Растиньяку.
Растиньяк? Человек Селли - вроде колобка, только в другом лагере.
На первый взгляд логично: Селли погибает - лучше сообщить сразу, чтобы не было недомолвок. Но зачем врать мне?
Снова тупик.
- Ты любишь свою работу? - спрашивает Кароль. - Каждый день - кровь, насилие...
- "Я клянчу, день-деньской кручусь без передыха,
И только темнота - спасенье для меня.
Назавтра я пойду, кляня лихое лихо,
Приветствовать Зарю, встречать Электру дня".
- Красиво, - женщина выглядит удивленной. - Чьи они?.
Я пожимаю плечами.
- Аполлинера.
- Легавый, который читает Аполлинера?
- Я никогда его не читал.
- Тогда откуда знаешь?
- Я весь вечер задаю себе этот вопрос.
Вдруг перед глазами все плывет, к горлу подступает волна тошноты...
"Тик-Так! Тик-ТАК!"
Крыша "Фиата" стонет под напором стихии. Кажется, еще немного - и капли проломят, разорвут металл. Слава Богу, впереди уже видна мастерская и здоровенный плакат на фоне неба - агатовый на смоляном.
Вдруг меня осеняет:
- Послушайте, та машина, что была у вас в гараже.
- Да? - Кароль моргает, сонно и неуверенно.
- На ней кто-то ездил за последнее время? Кроме той четверки?
- Ездил? - шепчет "Свобода с ружьем" и нервно оглядывается. - Я...
- Поймите, если никто не ездил, можно померить уровень топлива и высчитать расстояние.
Кароль растерянно вертит головой:
- Этого же не было... Идиот, дорога! ДОРОГА!!!
"Фиат" резко заносит, на какой-то миг все замедляется и я вижу капли дождя - они чинно и медленно плывут за окном. Вдруг страшный удар, глухой, призрачно-далекий, сбивает машину с колес. Мир вертится перед глазами, визжит где-то в другой реальности Кароль, а капельки летят и летят мимо лобового стекла...
Виски ломит от боли. Господи!
"Тик-Так! Тик-ТАК!"
Я открываю глаза.
Машина стоит, как ни в чем не бывало. Соседнее место пусто - только вмятина на коже и зонтик в углу напоминают о сидевшей здесь женщине.
"Тик-Так! Тик-ТАК!"
Осматриваю себя, машину, точно Кароль могла спрятаться где-то в щелях обивки.
Никого.
Ни единой раны!
"Тик-Так! Тик-ТАК!"
Седрик! Седрик, успокойся!
Вдруг я вспоминаю - почему-то именно сейчас, - как в перестрелке мне угодили в ребра. Судорожно поднимаю плащ и рубашку - тоже ничего!
Что за чертовщина? Тот сукин сын попал в меня, ведь попал...
Седрик!
Я хлопаю себя по щеке - тошнота достигает предельного уровня, но зато истерика прекращается.
Нужно заняться делом.
Я судорожно выдыхаю и лезу под дождь. В лицо бьет влажная упругая волна - ветер, капли и скрежет ржавого металла вдалеке. Смутно виднеется мастерская - бегу к ней.
|
![[]](/img/t/terehow_andrej_sergeewich/son/avaria.gif)