Москва. Кремль. Утренний свет освещает скромно обставленный кабинет Ленина. В кабинете молоденькая секретарша Вера неуверенно печатает на пишущей машинке, то и дело поправляя пенсне. Чуть поодаль в монументальной позе стоит Иван Шадрин в шинели до пят и с винтовкой, в его руках битый медный чайник.
- Никак не могу приспособиться печатать на этом старье, - вздыхает Вера. - На клавиатуре компьютера гораздо удобнее.
- Оно конечно, - соглашается Шадрин.
- Нет, серьезно, замучилась я с пишущей машинкой, а Владимир Ильич все заваливает и заваливает меня работой.
- Всем трудно.
- Тут еще проклятое пенсне с носа съезжает.
- В то время все его носили, - бурчит Шадрин. - А, думаешь, мне легко таскаться с винтовкой и чайником с кипятком?
- Взял бы и отказался. Не участвовал бы в эксперименте.
- Да я и хотел. Но люди из органов сказали, что уж больно я похож на своего прадеда, который в семнадцатом бегал по Смольному с чайником. А для оживленного вождя нужно, чтоб все было как тогда. Ему нужно создать привычные условия. Теперь вот жалею, что согласился.
- А я сама мечтала участвовать в этом эксперименте. Было много желающих. Пришлось задействовать все свои связи даже на самом верху.
- Ну, с твоими формами связей у тебя в избытке, - усмехается Шадрин.
В кабинет стремительной походкой входит Ленин. У него безжизненное восковое лицо, но зато безукоризненно сидит костюм.
- Доброе утро, товарищи! Как самочувствие?
- Доброе утро, Владимир Ильич! - в один голос отвечают Вера и Шадрин. - Самочувствие отличное!
- Пора приниматься за работу. Чертовски хочется работать, - потирает ладони Ленин. - Ведь сколько лет пролежал в мавзолее без дела. Но хорошо, что товарищи вспомнили, оживили. Понимаю, что обстановка в стране архисложная и страна нуждается в эффективных менеджерах. Что ж, я готов приложить все свои силы. У меня нет желания углубляться в минувший исторический процесс - для меня важно нынешнее положение дел.
- Как вы правы, - с придыханием замечает секретарша.
- Итак, товарищ Вера, пишите мои предложения в совнарком...
- Извините, Владимир Ильич, совнаркома сейчас нет - есть правительство, совет министров.
- Вечно забываю, но сути это не меняет - пишите в правительство, - говорит Ленин и пристально смотрит на секретаршу. Потом наклоняется и смотрит на ее ноги. - Товарищ Вера, почему у вас такая короткая юбка? Хотя не отвечайте - я все понимаю. Голод, разруха, промышленность не работает, всего не хватает. Поэтому пишите в совет министров. Предлагаю в целях экономии до минимума сократить длину юбок у женщин госслужащих.
- Куда ж еще сокращать - у меня и так видны трусы, - смущается Вера.
- Пускай будут видны больше. Обстановка в экономике такая.
- Ох, Владимир Ильи, недаром про вас говорят, что вы живее всех живых.
- Что есть, то есть, - лукаво улыбается он. - Товарищ Шадрин, налейте нам чаю. Соскучились по чаю... а?
- Ох, и не говорите.
- Давно хотел спросить: вы давно с фронта?
- Дык я и не был на нем никогда.
- Это плохо. Дарданеллы, значит, мы профукали? А?
- Профукали.
- Земля есть? Лошадь, корова?
- Пропили.
- Как разорена Россия! Деревня вернулась к началу девятнадцатого столетия, к лучине. На заводах Урала люди вынуждены ручным способом приводить в движение механизмы. Донбасс затоплен оранжистами.
- Все так, Владимир Ильич, - соглашается Шадрин.
Ленин выдерживает длительную паузу, качает головой. Потом спрашивает, осторожно прикасаясь к ремню винтовки Шадрина:
- А винтовку бросать нельзя? Как, нельзя?
- Боязно бросать, Владимир Ильич, не могу ее бросить.
- Правильно.
Звонит телефон, секретарша снимает трубку.
- Пришел часовщик, - сообщает она.
- Ведите его сюда, голубчика.
В кабинет бочком протискивается часовщик в поддевке и валенках. Делает несколько шагов, останавливается, мнет в руках буденовку.
- Здравствуйте, товарищ! - поднимается ему навстречу Ленин. - Вы будете часовой мастер?
- Угу, мастер, часовой.
- А я сейчас попрошу горячего чаю. Товарищ Шадрин, плесните ему в кружку кипятку. Трудно жить? Голод, разруха, хаос? Устали? Голодаете?
- Как все.
- Вот вам, батенька мой, и придется отрегулировать кремлевские куранты.
- Кремлевские часы на Спасской башне?!
- Они самые, кремлевские часы на Спасской башне. Возьметесь?
- Чего ж не взяться? Могем и взяться.
- Надо сделать так, чтобы они показывали среднеевропейское время. И вся страна будет сверять по ним время. Тогда мы сразу станем жить как в Европе. У нас сразу повысится производительность труда и жизненный уровень. Не понимаю, почему раньше у нас никто до этого не додумался.
- Гениально, - шепчет секретарша, не отрываясь от пишущей машинки.
- Но позвольте, у нас другой часовой пояс, - чешет в затылке часовщик.
- Знаю, батенька мой. Но вы же хотите жить как в Европе, - говорит Ленин и начинает расхаживать по кабинету, заложив большие пальцы за вырез жилетки. - Надо мечтать. Но имеем ли мы право мечтать? А? По-моему, имеем, и должны мечтать, если понимаем мечту как рост новых задач своего народа... И еще, не надо бояться разлада между мечтой и действительностью, если серьезно верить в свою мечту. Надо внимательно вглядываться в жизнь и работать, не покладая рук, страшно, адски работать. Еще в девятисотых годах мы в нашей партии мечтали о будущем России... Нам приходится урезывать пайки, проводить жестокую экономию во всем, жить бедно, скупо, тяжело, но мы будем проводить в жизнь нашу линию. Иначе невозможно. Сомнут, задавят, будет столетнее рабство, иностранное иго, позорная жизнь, гнет. Поэтому ступайте и отрегулируйте кремлевские куранты. И сделайте так, чтоб они играли "Интернационал". Научите?
- Не вопрос, - отвечает часовщик с загоревшимися глазами. - Мне не хочется больше ждать - бегу в башню.
- Замечательные у нас люди, надо только дать им в руки настоящее живое дело, - замечает Ленин, провожая часовщика затуманенным взором. - Да, я очень расстроился, когда узнал, как выступила наша олимпийская команда в Ванкувере. Пишете, товарищ Вера: предлагаю рассмотреть вопрос о расстреле руководителей нашей команды как саботажников. А всем спортсменам сборной отрубить кому руку, кому ногу. Наши параолимпийцы доказали, что для достижения высоких спортивных результатов конечности только мешают. Товарищ Шадрин, налейте чаю. Признаться, лежать в мавзолее под куполом архипротивно. Весь пересох... Ладно. Пишите еще, товарищ Вера, чтобы членам государственной думы тоже поотрубали руки-ноги. И чтобы на выданных мотоколясках и инвалидных креслах они запретили сами себе уставить мигалки и не ездили по встречной полосе. Нет, в удивительные времена живем, товарищи, - во времена ломки старых устоев!
- Гениально, - восхищается секретарша.
- Кстати, товарищ Вера, напишите в совет министров заявление, чтобы мне дали наряд на получение кепки. Я привык носить кепку.
Звонит телефон, секретарша снимает трубку.
- Владимир Ильич, к вам английский писатель. Правда, уже поздно.
- Ничего, давайте его сюда.
В кабинет входит английский писатель. С достоинством кланяется. Ленин жестом приглашает его сесть в кресло напротив себя.
- Я восхищен экспериментом по вашему оживлению. Это очень смелый и дерзкий проект. Я собираюсь написать книгу о вас, - с легким акцентом произносит англичанин.
- Это интересно.
- Но мне кажется, что вы плохо знаете современную русскую жизнь, чтобы быть полезным вашему правительству. К вам очень трудно проникнуть. Здесь так много часовых. Даже в вашем кабинете часовой.
- Боже мой, какая дичь! Это не часовой. Это просто человек с ружьем, товарищ Шадрин. Он наливает чай. Хотите чаю?
- Нет. Но все же, как вы имеете связь с вашим народом?
- Связь с народом от часовых не зависит.
- Потом я вообще не понимаю, как вы, мистер Ленин, можете давать рекомендации вашему правительству, не имея мозгов. Я же знаю, что мозги у вас вынули, когда бальзамировали ваше тело.
- Человек думает не мозгами, а головой. Кроме того, голова должна быть холодной, сердце горячим, а руки чистыми, - говорит Ленин и смотрит на свои руки. - Вот именно, чистыми. Но главное надо верить в собственную правоту.
- Это примитивно, грубо. Я не понимаю, как можно, опираясь на ваши рекомендации, построить разумное общество. Я вижу по вашим глазам, что вы тоже в это не верите.
- Я слишком ценю ваше время, чтобы спорить о таких вещах.
- Мистер Ленин, я удивлен... Всякому беспристрастному наблюдателю, явившемуся с Запада, легко заметить, что вы на краю гибели.
- Наверно, наш эксперимент производит жуткое впечатление... "Во мгле"... Наверно, и мгла есть. Приезжайте к нам через неделю.
- Но будете ли вы через неделю?
- Приезжайте, приезжайте. История покажет, кто из нас прав.
- Нет, вы что-то скрываете. Вы знаете что-то, чего не знают у нас на Западе, но не говорите!
- Даю вам честное слово, что мы все и до конца говорим открыто.
- Вы утомлены. Я это заметил, когда вошел, - замечает англичанин. - До свидания, мистер Ленин! Благодарю вас за беседу. Может быть, вы и правы, а я неправ. Будущее покажет. До свидания!
- До свидания! А все-таки вы приезжайте к нам через неделю.
Английский писатель пожимает плечами, смотрит на свои руки, проверяя, чистые ли они, и удаляется с задумчивым лицом.
- Какой мещанин!! А?! Какой безнадежный филистер! - говорит Ленин и смеется.
- Англичане они все мещане и филистеры, - поддакивает Шадрин. - Только я не знаю, что такое филистер.
- Владимир Ильич, вы приказали пригласить часового мастера в тот момент, когда кремлевские куранты... - напоминает секретарша.
-Да! Валяйте! Зовите!.. Это очень важно... очень радостно...
В кабинет вбегает возбужденный часовщик.
- Тсс... умоляю. Прошу вас... осталась одна секунда, - произносит он и прикладывает палец к губам.
- Часы пустили?.. - привстает со стула Ленин.
Начинается бой часов.
- Слышите... а? - интересуется Ленин, делая широкий жест в сторону Спасской башни. - Играют... Это великое дело. Когда сбудется все, о чем мы теперь лишь мечтаем, из-за чего спорим, мучаемся, они будут отсчитывать новое европейское время, и то время будет свидетелем новых планов, новых мечтаний, новых дерзаний. Потом мы отрегулируем кремлевские куранты, может быть, даже на американское время... А теперь, товарищи, в буфет за пайками.
Отзвук пьес Николая Погодина