Царские палаты в Кремле. Позднее утро.Иван Васильевич сидит на скамье у окна, перед ним небольшой резной столик. Дергает себя за кончик бороды, обмакивает гусиное перо в чернильнице и пишет на листе пергамента. Останавливается, перечитывает написанное и недовольно морщится.
Иван Васильевич(сам с собой). Нет, не то. Совсем не то - скудоумно... Лучше бы мне написать еще одну стихиру к празднику. (Поет, прикрыв глаза и приложив руку к груди.) "Вострубите трубою песней во благонарочитом дни праздника нашего и тмы разрушение, и свету пришествие паче солнца восиявша"... Вот красиво и величественно. За душу берет... (Громко.) Малюта!
Входит Малюта Скуратов,низко кланится.
Малюта. Что изволишь, государь?
Иван Васильевич. Помнишь маляву, которую мне написал Андрей Курбский?
Малюта (вскидывая брови). Маляву?
Иван Васильевич(раздраженно). Ну да! Ее самую! Как иначе назвать его злобесное послание из Вольмара? Мне его передал слуга Курбского Васька Шибанов на Красном крыльце в Москве.
Малюта. Как же помню. Ты еще, государь, в сердцах ранил его своим посохом в ногу и велел пытать.
Иван Васильевич. Вы и рады стараться, изверги, - запытали человечка до смерти. (Крестится.). А хороший был слуга. Сохранил свое благочестие перед царем и всем народом, не отрекся от крестного целования господину и стоял до конца.
Малюта. Что и говорить, претерпел великие муки Васька. Но зато заслужил венец вечной жизни. Мир его праху.
Иван Васильевич. Согласен. Да, Малюта, я вот написал ответ предателю-князю. Послушай. (Берет пергамент и с чувством читает.) А шелудивый ты пес, Андрей Курбский, смердящий гнуснее кала.
Малюта. И все?
Иван Васильевич. И все.
Малюта. Замечательный ответ, государь, короткий и емкий.
Иван Грозный. Так-то оно так. Но больно уж короткий. Нужно написать не абы как - нужен развернутый ответ, с обоснованием законности моей единодержавной власти, данной Спасителем нашим Иисусом Христом. Но куда мне до риторических изысков Курбского, куда мне, сирому и убогому, до ученика самого Максима Грека...
Пауза
Иван Васильевич(доверительно). Знаешь, Малюта, я сегодня всю ночь во сне искал место, где бы справить нужду - не может же царь мочиться, где не попадя!
Малюта. О, со мной такое тоже бывает.
Иван Васильевич(строго). Не ровняй меня с собой, холоп! Ты можешь сходить на постели хоть под себя. А я не могу! Не царское это дело! Но вот на кого бы я с удовольствием нассал - так это на подлого изменщика-князя с его поганым письмом!
Малюта. Хорошо сказано, государь!
Иван Васильевич. Но иностранцы-засранцы наверняка будут читать мое послание и придираться в нем к каждому слову, и они меня не поймут. Не поймет и королева Англии Елизавета.
Малюта. Куда ей понять твое государево слово своими куриными мозгами!
Иван Васильевич(помедлив). Малюта, а ты помнишь Ричарда, торгового человека из Англии? Я ему еще подарил зеленую мухояровую шубу на куницах.
Малюта. Конечно, помню. Знатный выпивоха!
Иван Васильевич. Я не об этом. Но тут ты ему не уступаешь.
Малюта. Что есть, то есть. Но зря, государь, ты отказал Ричарду такую богатую шубу. Просто так, за здорово живешь. Не по чину подарок.
Иван Васильевич. Знаю, что зря - самому жалко. (Махает рукой.) Ну да ладно. Шут с ней, с шубой. Ты давай повтори, как он описывал королеву Елизавету.
Малюта (почесывая в затылке). Ричард говаривал, что она ростом высока, тонка, лицом бела, глаза у нее серые, волосы русые, нос прямой, пальцы на руках тонкие и длинные. Говаривал, что она девственница. Только я сомневаюсь, чтобы какого-то торгового мужика так вот запросто пускали в королевский дворец смотреть на свою государыню. Да еще проверять, девственница ли она? Спечется ему.
Иван Васильевич. Думаешь, врет?
Малюта (уклончиво). Не то, чтобы врет, но привирает. Для верности нужен бы ее портрет...
Иван Васильевич. Но где ж его взять этот портрет?
Пауза
Иван Васильевич. Люба Елизавета моему сердцу и без всякого портрета... (С затуманенным взором.) В последнее время мне часто снится, будто я блужу с ней и так, и сяк, и эдак - по-разному. Посему я решил взять ее в жены, а заодно и расширить свое государство. Пошлю к ней послов со щедрыми дарами.
Малюта. Воля твоя, государь. Но я слышал, что Елизавета отказала всем сватавшимся к ней ранее европейским властителям.
Иван Васильевич. Хм. Мне не откажет - я покруче их всех вместе взятых буду.
Опираясь на посох с железным наконечником, тяжело поднимается и идет в угол терема к большой позолоченной чаше, поворачивается спиной к зрительному залу.
Иван Васильевич (с досадой). Проклятый простатит! (Брезгливо дергаетногой.) Экая зараза! Ну, никакого здоровья! А всему виной мое трудное сиротское детство. Сколько я претерпел унижений от самозваных опекунов! Сколько ночей провел без сна в плаче и стенаниях! Горько вспоминать... А бывало, что мне даже не давали вовремя поесть!.. Малюта, не пребывай в праздности. Пойди, распорядись, чтоб мне принесли чего-нибудь перекусить.
Малюта. Дык, государь, скоро обед.
Иван Васильевич. Что с того? Я не желаю, чтоб меня, как в детстве, морили голодом! (Стучит посохом о пол.)
Малютапоспешно, с поклонами уходит.
Иван Васильевич (сам с собой, расхаживая по палатам). Откажет?.. Как бы ни так! Королевская династия в Англии происходит от Каролингов - сиречь от узурпаторов. А я от Рюриковичей - значит, из Меровингов. Супротив меня Елизавета пошлая девица. Все королевские династии, правящие сейчас в Европе, узурпаторские и самозваные, не от Бога. Есть грамоты, подтверждающие это. Хорошо бы мне со всеми ими разобраться и навести у них в странах порядок - жаль, не доходят руки. Да и силенок у нас ныне маловато. Каравелл с золотом мы из Америк не возим... Но каким я предавался во сне любовным утехам с Тюдорихой, как ни с одной из своих жен и наложниц. Чародейка, а не баба. Так бы и съел ее, срамницу, со всеми ее англицкими потрохами... Нет, надо все ж отправить к Елизавете сватов.
ВходитМалюта, за ним слуга Прошка с подносом в руках. Ставит поднос на небольшой столик, наливает в кубок вина.
Иван Васильевич. Не до краев... Да, Прошка, вынеси мою чашу. (Кивает в угол терема.)
Прошка. Не моя это обязанность. Я, государь, не приставлен выносить нечистоты.
Иван Васильевич. Как это не приставлен?
Прошка. Обыкновенно как. На каждое дело есть свой человек. Ну, постельничий там, конюший, оружейничий... А такого, чтоб выносил нечистоты, нет.
Иван Васильевич. Кто ж прежде это делал?
Прошка. Знамо, кто придется.
Иван Васильевич. Вот и сделай это еще раз. Быстрее шевелись! (Смотрит, как Прошка идет в угол терема и берет чашу.) Малюта, найди кого-нибудь из детей боярских, да из знатного рода, чтоб выносил мою чашу. Смотри только, чтоб был верным человеком. Чтоб не перебежал к Сигизмунду... (Пригубив вина.) Опять, собаки, разбавили греческое водой!
Прошка. Как можно, государь? (Клятвенно.) Никак нельзя!
Иван Васильевич. Найду, вора, прикажу примерно высечь на лобном месте. Да так, чтоб кожа слезала лоскутами.
Прошка (мелко крестясь). По заслугам вору и награда.
Иван Васильевич (потирает ладони). Ага! Осетринка - чудесно! (Принимается есть.) Ну и гадость эта ваша заливная рыба! Тьфу!.. Кхе, кхе!
Малюта и Прошка (в один голос, встревожено). Что случилось, государь?
Иван Васильевич. Да кость!.. Кость, зараза, застряла в горле!
Малюта. Проглоти корочку хлеба. Мигом проскочит.
Иван Васильевич (старательножует корку хлеба и, морщась, глотает). Нет, не помогает. Кхе... Видите? (Широко открывает рот. Малюта и Прошка склоняются над царем.)
Прошка. Точно, кость!
Малюта. Небольшая такая.
Прошка. Сбегаю сейчас за твоим придворным лекарем Елисем Бомелием, он живо вытащит ее щипцами.
Иван Васильевич. Погоди, Прошка. Не надо Бомелия с щипцами. Вырвет еще ненароком здоровый зуб, а их у меня и того мало.
Малюта. Верно, государь, обойдемся без этого заморского колдуна.
Иван Василевич. Угу, все его боятся... Давай, Малюта, вынимай сам.
Малюта. Хоть убей, но не могу. У меня руки не привычные для такого деликатного дела. Пускай лучше вон Прошка - у него узкие ладони с длинными тонкими пальцами.
Иван Васильевич (с усмешкой). Как у Елизаветы?
Малюта. Очень даже может быть.
Прошка. Не, они у меня корявые.
Иван Васильевич. Не суть важно - вынимай!.. Но чашу-то поставь прежде на пол. Что ты с ней как с писаной торбой?
Прошка (ворчливо). Вот так всегда - то выноси, то поставь...
Иван Васильевич. Вынимай, говорю!
Зажмурив глаза, Прошка запускаетпальцы в рот царю.
Иван Васильевич. Тьфу!..(Разглядывает косточку.) Нет, какая безделица - и глазом едва увидишь, а способна отравить все мое самодержавное бытие. (Прошке.) Подумаю, как тебя наградить. Ступай... Чашу-то прихвати!
Прошка уходит.
Иван Васильевич (смотрит в окно). Ой-ё, ой-ё, ой-ё... Грустно... А рановато что-то для дождя со снегом.
Малюта. Рановато, государь. Почитай конец лета, на дворе же начало зимы. Холодно...
Иван Васильевич. Льет и льет, как из ведра. Когда только прекратится? Все уж дома на Москве превратились в платных плакальщиков на похоронах, а дороги - в непроходимое грязевое месиво. (Запахивая соболиную шубу.) Слава тебе Господи, ночами хотя бы иногда подмерзает.
Малюта(тихо). Наша извечная беда - дураки и дороги. С другой стороны, недруг внезапно не ударит, если, конечно, сами не отмочим глупость - не прозеваем по пьяному делу. А дураки? Куда ж без них? На дураках стоит, и стоять будет земля русская.
Иван Васильевич. Ты чего там бормочешь?
Малюта. Ничего.
Иван Васильевич. Я же слышу.
Малюта. Я молюсь.
Иван Васильевич. Эх, молиться лишь и остается. (Вздыхает.) Такова воля Создателя - наслать на нас, грешных людишек своих, Малый ледниковый период. Само собой, опять ничего к шутам не уродится. А синоптик наш, Степашка Стрешнев, не предупредил - давал благоприятный прогноз на этот год. Все твердил, что виды на урожай ну очень хороши.
Малюта. Прикажешь казнить синоптика, государь?
Иван Васильевич. Нет, пускай живет, прохфессор. Но следовало бы его повесить - тогда Степашка хотя бы правильно направление ветра указывал.
Малюта. Хе-хе.
Иван Васильевич. Ступай, Малюта, дай мне побыть одному.
Малюта уходит.
Иван Васильевич (сам с собой). Ладно, напишу Курбскому, но не столько ему, сколько Елизавете. И так, чтоб было побольше про мои притеснения в сиротском детстве - баб обычно это трогает... Но чувствую, редкая затейница эта англицкая королева. (Склонившись над столиком, пишет, бормоча под нос.) "Бог наш троица, иже прежде век сый, ныне есть, отец и сын и снятый дух, ниже начала имать, ниже конца, о немже живем и движемся есмы, и имже царие царьствуют и сильнии пишут правду; иже дана бысть единороднаго слова божия Иисус Христом..."
Драматический этюд в стиле постмодерн