Парадигма моих чувств к этой холодной бездушной красавице была замешана на страсти и похоти, фантазиях и желаниях, приправленных острыми пряностями и яблочным уксусом. Я боготворил ее восхитительное желтоватого оттенка тело, будто вымоченное в соленной морской воде, в которой столь приятно плескаться в полуденный зной, что наполнен дурманящим запахом мускуса и аммиака.
Я наряжал любимую в одежды из тончайшего китайского шелка, приобретенного на рынке "Садовод". Дарил шикарные подарки - к примеру, смартфон предпоследней модели и серебряную цЕпочку с кулоном в виде сердечка в обрамлении крошечных фианитов. Осыпал цветами. Кормил изысканными блюдами и поил выдержанным красным вином. (Правда, она ничего не ела и не пила, гордо, поджав губы, отказывалась.) Но по-прежнему была далека от меня, как Млечный путь. Худосочные весталки из храма Афродиты, как и изнеженные пышнотелые юноши из приличных домов, меня не вдохновляли. Для меня близость с ними была все равно, что скучная поездка на дребезжащем трамвае из пункта А в пункт Б с многочисленными остановками и задержкой движения на светофоре. Я сгорал от страсти к любимой, к ее неземной красоте, к каждому изгибу и выпуклости ее божественного тела, густо орошенного моей застывшей спермой.
Каждый раз, отставляя кайло и утирая пот со лба, я плакал о недоступности предмета собственных вожделений. Резонанс слез вызывал рыдания...
Как говорил мой дедушка, главное, когда падаешь в бездну, успеть загадать желание, и оно обязательно исполнится. В свое время его выгнала из дома моя бабушка - та еще стерва, мир ее праху - и ему пришлось подобно Диогену жить в бочке, поэтому он был очень мудрым человеком.
Итак, поборов прокрастинацию, я принял решение и принес в дни празднования Афродиты в жертву белую телочку с вызолоченными рогами.
На Болотной площади, расположенной на обширном болоте, перед храмом богине любви колосилась, как золотая рожь, огромная толпа из либералов, патриотов, шахтеров, мигрантов и футбольных фанатов. Над их головами колыхались разноцветные флаги и коряво написанные плакаты: "Свободу Анжеле Дэвис!", "Путина - в отставку!", "Порошенку - в тюрьму!", "Янки, гоу хоум!", "Спартак - чемпион!", "Женщин!". У самых дверей в храм сидели оборванцы-нищие, в струпьях и язвах, и прежде чем попасть внутрь мне пришлось раздать все свои таланты.
На карауле в апартаменты Афродиты стоял Буденный с межконтинентальной баллистической ракетой "Сармат" на плече. На ракете было пенсне Лаврентия Берии.
- Без пенсне, товарищ, никак нельзя, - сказал Семен Михайлович, заметив мой удивленный взгляд. - Как иначе ракета различит классового врага? Шандарахнит еще по стратегическому союзнику. Плохо лишь, что надо без конца протирать стекла пенсне - пылятся, зараза. У тебя что, приглашение? Пропуск? Билет? Жировка?
- Внесезонный проездной.
- Проходи. Сними сандалии и проходи.
Афродита поражала своей божественной красотой до колик в желудке. От благовоний, насквозь пропитавших ее тело, запершило в горле и даже замедлили бег солнечные командирские часы на моей руке. У меня вспотел лоб, сильно заколотилось сердце, зачесалась спина. Я рухнул на колени и, едва ворочая языком, произнес:
- О, моя богиня, чуда!
- Да ну, - вскинула она выщипанные брови.
- Несмотря на мировой кризис, я принес богатую жертву. Посему прошу о великой милости, прошу, можно сказать, о невыполнимом - о сублимации моей любимой.
- Я тебя узнала - ты Генри Хиггинс, знаменитый английский профессор-лингвист. Рада тебя видеть. Только зачем твоей прекрасной леди сублимация? Я не возьму в толк, как она будет работать в цветочном магазине в газообразном состоянии? Нонсенс, согласись.
- Я не Генри Хиггинс, я - Пигмалион, прославленный кипрский скульптор, сын Бела и Анхинои. Я безумно люблю изваянную мною скульптуру юной девушки и прошу вдохнуть в нее жизнь.
- Значит, ты не английский профессор? Экая досада, - покачала головой Афродита и поправила сползающую с плеча тогу. - Я хотела узнать, почем нынче баррель нефти марки Brent на лондонской фондовой бирже?
- Хм. Причем здесь цена на нефть?
- Нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Богам, к сожалению, тоже, - смутившись, произнесла Афродита. - Поднимись.
- Хорошо, допустим, я превращу твою скульптуру в живую девушку, - сказала она после паузы. - Но время летит быстро. С годами ее красота увянет, потускнеют глаза, лицо покроют морщины, поредеют волосы, иструтся и выпадут зубы, стан утратит гибкость, она обабится. И от твоей страсти, Пигмалион, не останется и следа.
- Возможно, но я буду всегда носить в сердце ее прежний прекрасный образ и не замечать происходящих перемен.
- Лет через двадцать на супружеском ложе она начнет храпеть, а иногда и пердеть.
- Это меня не смущает.
- Не знаю даже, что с тобой делать. Ты живешь одной минутой...
Слова Афродиты прервал страшный грохот, сотрясший весь храм - мраморный пол заходил ходуном, заплясали горящие факелы на стенах, с потолка местами посыпалась мозаика.
- Что за шум, а драки нет? - спросила она, тревожно озираясь по сторонам.
В ее апартаменты кавалерийской походкой вошел солидный босой джентльмен в белом фраке, отвесил поклон.
- Не пугайтесь, богиня, сущая ерунда. Это Буденный уронил на пол ракету.
- А-а... С ним частенько бывает, когда протирает ракете пенсне. Очень неаккуратный мужчина.
- Вот именно. Я к вам с просьбой. Я - Генри Хиггинс, создатель "Универсального алфавита Хиггинса".
- Весьма кстати, ты-то мне и нужен. Почем нынче баррель нефти марки Brent у вас на фондовой бирже?
- Мне, собственно, без разницы. Главное для меня - прикладные вопросы фонетики. Хотя, признаться, слышал краем уха, что где-то в районе тысячи долларов.
- Приятная новость, я рада. Так что у тебя случилось?
- Умоляю, богиня, верните Элизу Дулиттл в первобытное состояние. Лишь в ваших силах сотворить это чудо. Пусть она снова станет зачуханной уличной продавщицей фиалок.
- Но почему?
- Моя глупость не имеет предела. Представьте, я сделал из нее не только настоящую леди, но еще и женился на ней сдуру. Теперь она учит, как мне есть, пить, ходить. Как принимать гостей и во что одеваться. Она учит меня - ученого с мировым именем! - правильному йоркширскому диалекту. Больше того, собирается читать в Кембридже лекции по теории английского языка. Это, черт побери, не лезет ни в какие ворота.
- Возьми и расстанься с этой Элизой Дулиттл, - посоветовал я.
- Легко сказать, сэр! Теперь она, будучи настоящей леди, отсудит при разводе половину моего состояния, нажитого непосильным трудом.
- Послушали вы бы себя со стороны. Один просит оживить скульптуру, другой - повернуть время вспять, - с укором произнесла Афродита. - С ума сойти.
- Без ожившей Галатеи мне не жить. - Я снова упал на колени.
- С нынешней Элизой для меня один путь - в петлю и на кладбище. Умоляю, богиня, помогите! Я совершил крупное пожертвование на ремонт вашего храма.
- Уговорили, помогу, - подумав, проговорила она. - Генри Хиггинс получит скульптуру Галатеи, Пигмалион - Элизу Дулиттл. Такой вот ченч.
Возникшая пауза длилась вечность.
- Из чего скульптура? - нарушив тишину, поинтересовался Генри.
- Из слоновой кости, творение гениального мастера. Чтобы не возникло проблем со Скотланд-Ярдом, я сотру у всех знакомых Элизы память о ней.
- Я согласен.
- Э-э, нет. Так дело не пойдет. Ему, значится, мой мировой шедевр античного искусства, а мне какая-то амбициозная особа сомнительной внешности и происхождения. Иначе говоря, обычная шалава.
- Ну, во-первых, не факт, что ожившая скульптура будет один в один похожа на Галатею. Во-вторых, неизвестно, какой характер у нее окажется. Возможно, что по сравнению с ним характер Элизы покажется просто ангельским.
- Но я-то хочу Галатею, а не уличную торговку, - воздел я руки к небу.
- Ну, мало ли кто чего хочет, - усмехнулась Афродита.
Что ж, при здравом рассуждении я был вынужден признать правоту слов богини. Как говорил мой дедушка, если хочешь искупаться в реке, не обязательно входить в ее воды - достаточно пожевать рыбацкую сеть, пахнущую речной тиной.
***
На пороге дома меня ждала моя прекрасная леди со скалкой в руках... Не буду рассказывать о том, как сложилась моя дальнейшая жизнь - это совсем другая история, замечу лишь, что через месяц я стал в совершенстве говорить на языке этих варваров, англичан, и что вскоре у нас родился сын Пафос.