Если у летчика, как поется в песне, самая высокая мечта - высота, высота, то самой высокой мечтой у Писающего Мальчика из Брюсселя было помочиться - тихо так, спокойно, чтобы без свидетелей. За несколько сотен лет он просто устал пускать струю на глазах у местных зевак и заезжих туристов. Устал, что на него постоянно смотрят и указывают пальцем, а если удастся, то трогают и щупают. Устал от художников, фотографов и других извращенцев. Бронзовое сердце его билось с перебоями, из глаз стекали слезы, тело зудело, как от чесотки. Ему было плохо, очень плохо. Писающий Мальчик сказал об этом своей подружке-соседке Писающей Девочке.
- Все, финиш! У меня лопнуло всякое терпение! - подытожил он.
- Мое тоже на исходе, - понимающе кивнула она. - Но тебе легче, ты стоишь, а я сижу на корточках и все писаю и писаю на потеху публике. Я уже вся позеленела от стыда. А с писюлькой и вовсе беда. На ней, представляешь, образовался толстенный слой слизи - никто ж не чистит.
- Интересно, дай взглянуть.
- Еще чего? Фигушки. И без тебя полно любопытных.
- Гав! - вмешалась в их разговор Писающая Собачка. - Я не о писюльке, я о другом. Гав! Вы хотя бы оправляетесь, а я вот никак не могу - все готовлюсь: стою, как дура, с задранной задней лапой. Поддерживаю, значит, чертов тротуарный столб.
- Бедные мы, бедные, - констатировал Мальчик.
- Нет, это совсем не по феншую, - хныкнула Девочка.
- Подумал здесь на досуге, что я, к примеру, куда как известнее нынешнегоПрезидента ЕС Дональда Туска, не говоря уж о главе дипломатии Фредерике Могерини. Что я вообще главная достопримечательность нашего старого города... Ну и вы, разумеется, - помедлив, добавил Мальчик. - Почему же тогда Дональд и Фредерика могут спокойно справить нужду в туалете, а мы - нет? За ними никто не подглядывает, а за нами - всегда.
- Дональда и Фредерику всего лишь прослушивают, - заметила Девочка.
- Несправедливо! Подслушивать и подглядывать - не одно и то же, - заявила Собачка.
- Вот они во всей красе двойные стандарты, - вздохнул Мальчик.
Они замолчали, не находя больше слов, чтобы выразить свое возмущение неподобающим поведением людей.
Вечерний Брюссель заволакивало плотное душное марево, пришедшее на смену дымке полуденного пекла. Было тихо и безветренно.
Неожиданно возле группы бронзовых статуй появился, слегка пошатываясь, добрый волшебник Оле-Лукойе, одетый, как обычно, в затертый шелковый кафтан, неопределенного цвета, и сжимавший под мышкой старомодный дырявый зонтик.
- Мое почтение, писающие мальчики, девочки и зверята!
- Привет, привет! - ответил за всех Мальчик. - Только не надо прыскать нам в глаза молоком, чай, не человеческие дети.
- Не бойтесь, не буду. Сегодня День рождения бабушки моего папаши Андерсена по материнской линии... а, может, по отцовской, но не важно. Настроение отличное - спасибо "Столичная"! - усмехнулся волшебник и рыгнул. - Короче, ты меня уважаешь?
- А то!
- Тогда и я исполню, Мальчик, твою самую высокую мечту. Причем не для одного тебя, но и для твоих друзей. Эй, согласны?
- Конечно! - в один голос отозвались те.
- Поехали! - воскликнул Оле-Лукойе, взмахнул своим дырявым зонтиком, и все трое, словно ракеты "земля-воздух", взмыли в небо, где вонзились в рахитичное облачко. Вскоре облачко превратилось в черную жирную тучу, которая разразилась веселым проливным дождем.
Сверкали молнии, и громыхал гром - это выражали свой восторг счастливые Мальчик, Девочка и Собачка.
А внизу, под ними, в славном городе Брюсселе, столице Евросоюза, повсюду - о, чудо! - расцветали красные революционные гвоздики!