В предбаннике было тепло и влажно. Пахло березовыми вениками и спиртным. Из запотевших плафонов на потолке лился неяркий желтый свет. Четверо нетрезвых мужчин, в простынях на голых оплывших телесах, обнявшись, теснились у весов. Приглушенными голосами они старательно выводили:
Под крылом самолета о чем-то поет
Зеленое море тайги...
За ними, осторожно выглядывая из-за складки кальсон, лежащих на лавочке, наблюдали Клоп, Блоха и Вошь.
- Хорошо, черт побери, гуляют, - с завистью заметил Клоп. - Ну, очень душевно поют. За сердце хватает.
- Что есть, то есть, - согласилась Блоха. - Прям хор Турецкого.
- Молодцы! - поддакнула Вошь. - Заслушаешься!
- Ладно, мы сегодня тоже повеселимся, примем на головогрудь хмельной кровушки хозяина, и повеселимся, - сказала Блоха.
- Это я люблю, - потирая членистые лапки, произнесла Вошь. - Это по мне.
- Напрасно размечтались, девушки, - буркнул Клоп.
Взвесившись на брудершафт, мужчины в простынях опустились на лавочку, и Лукашин, потягивая из пивной кружки водку и закусывая шоколадкой, принялся рассказывать о своей невесте, носящей редкое имя Галя.
- Не-а, я бы на нее не запал, честно, посредственная девица. Впрочем, отсосать каплю-другую крови у нее иногда можно, особливо с голодухи, - усмехнулся Клоп. - Только вот дела у нас с вами, любезные мои, самые прескверные.
- Почему? - удивилась Вошь.
- Эх, темное ты насекомое. Стыдно даже за тебя. Ничего не знаешь, ничем не интересуешься - вошь ты портошная, одним словом. Рассказываю: у нашего хозяина, Жени Лукашина, давняя традиция. Каждое тридцать первое декабря ходить с друзьями в баню.
- Тебе-то откуда известно? - спросила та.
- В отличие от некоторых, я иногда выползаю днем в свет, оцениваю обстановку. В общем, прислушиваюсь к тому, о чем говорят люди.
- Глупая у хозяина традиция, - буркнула Блоха. - Далась ему эта баня, как рыбе зонтик.
- Нет, я его где-то понимаю. Надо же человеку хотя бы раз в год мыться. Вся штука в том, что после бани Женя обычно одевает смену нового чистого белья. Как вам?
- Ой, мамочки, - простонала Вошь. - Ой, беда. Как же мы?
- Нам, само собой, каюк, старое белье стирается с кипячением в стиральной машине, - вздохнул Клоп и повел усиками. - Нет, главное, я был в курсе, но вот дал маху. Идиот! Но больно уж я увлекся приемом пищи, непозволительно раздулся и, как следствие, не успел поутру выбраться из Жениных кальсон... Теперь я, бедный, никогда больше не увижу свою милую жену, никогда больше не увижу своих очаровательных детишек. Прощай, мое родное гнездо в старом продавленном канапе. Вот горе-то, - с чувством произнес он, потупился и затянул:
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело...
- Да не убивайся ты так сильно, дружище, пустое,- заметила Блоха. - Можно перебраться в новое белье хозяина. Какие проблемы?
- Проблемы есть. Тебе известно, где находится его новое белье? Мне, к примеру, нет.
- Ну, тогда можно перебраться в новое белье к кому-нибудь другому.
- Легкомысленное ты, право, насекомое. Тебе бы только прыгать. Попрыгунья! А мы, отечественные клопы, даже под прямой угрозой гибели своих хозяев не бросаем!
- Мы - тоже. Воспитание не позволяет, - присоединилась к нему Вошь и тихо добавила: - Да и не люблю я ползать на длинные дистанции, утомляюсь.
- Мне делается дурно от вашего дешевого пафоса, - усмехнулась Блоха. - Лично мне мое хитиновое покрытие дороже трескучих фраз. Конечно, грех жаловаться на Женю, но я подыщу себе другого хозяина. Вас я не неволю.
- Это тоже позиция, - с осуждением заявил Клоп.
- Извини, какая есть.
В этот момент Лукашин, что-то бормоча себе под нос, протянул нетвердую руку к своим кальсонам и стал суетливо их натягивать. Клоп, Блоха и Вошь едва успели притаиться в складках материи.
- Что происходит? Ты же говорил, что Женя после бани сменит белье, - обратилась Вошь к Клопу.
- Проклятье, я сам ничего не понимаю, - отозвался тот. - Наверно, хозяин просто запамятовал.
- С людьми бывает, - хмыкнула Блоха, поглаживая брюшко. - Они большие оригиналы. На наше счастье.
Между тем друзья, подхватив полубесчувственного Лукашина с двух сторон, выволокли его на оживленную предновогоднюю улицу. Поймали такси и по заснеженной дороге повезли в аэропорт, чтобы отправить прямым рейсом в город на Неве.
В кальсонах Жени было тепло и влажно. Пахло березовым веником и спиртным. Царила полнейшая темнота - сквозь брюки и кальсоны не проникало и лучика света. Клоп, Блоха и Вошь, захмелев от выпитой крови с четырьмя промилле алкоголя, прицепившись всеми шестью лапками к человеческой ноге, вдохновенно пели:
