...К вечеру под охраной семерых воинов через северные ворота крепости пронесли носилки с толстым почтовым чиновником. Не поднимаясь и не сходя на землю, он молча показал старшему стражнику круглую серебряную пайцзу с изображением кречета на одной стороне и грозным девизом на другой: "Силой Вечного Неба имя императора да будет свято. Кто не поверит - должен быть убит". Стражник так же молча в знак приветствия кивнул сановнику и, отставив в сторону копьё, громко прокричал предупреждение в город о прибытии почты для наместника. Его зычный возглас тотчас эхом побежал среди построек передаваемый друг другу внутренней стражей вглубь города к дворцу...
Ночью, в приглушённом посвисте лёгкого ветра стражники у других южных ворот не расслышали четверых лазутчиков, подобравшихся из города и затаившихся чуть поодаль в тени крепостного вала. В полночь от дворца к воротам подошёл эскорт толстого чиновника. Начальник стражи с помощником, изумленные столь удивительно поздним отбытием почтового отряда, попытались выяснить его причину, но первый был внезапно сражён в шею меткой стрелой, тихо просвистевшей из тени, а второго ловко и бесшумно свалили ножами двое из конвоя почтаря. Проход в город был свободен...
К утру в город ворвался на лошадях с небольшой бандой головорезов Кидань-хан. Основной его отряд подошёл к крепостным стенам следом, всё прибывая и накатываясь людской волной вдоль берега полной реки из-под сени светлеющего леса к городским воротам, словно подвижная громкоголосая масса с топотом и ржаньем лошадей, с запахами дымных костров, потных сёдел и немытых тел. По приказу кочевого предводителя эту разношёрстную уймищу в город не пустили...
После небольшой потасовки у дворца, быстро справившись с небольшой охраной, Кидань-хан занял нижние покои дворца и, расположившись прямо посреди двора в плетёном кресле, велел привести хозяина. Ханский двор непривычно заполнился лишними людьми. Тут же у самых ворот, распахнутых настежь, заполыхал костёр, над которым вскоре в большом чёрном котле забулькала баранина. Рядом с предводителем услужливо вертелся один из темников Шуа-хана, чьё многолюдное войско почему-то оставалось сейчас не у дел где-то за рекой.
Наместник вышел в сопровождении суетливого слуги. Он был не по-стариковски подтянут и бодр. Гладко зачёсанные волосы, стянутые на макушке в тугой узел, придавали ему воинственный вид. Фиолетовый атласный халат при движении холодно поблёскивал, подчёркивая строгую мрачность лица. Шуа-хан, оценив пристальным взглядом непрошеного гостя, не глянув даже на своего военачальника, сел в кресло напротив, повелительным кивком отдавая приказание слуге удалиться. Кидань-хан прищуром наблюдал за правителем города, ворота которого только что предательски распахнулись перед кочевниками.
- Я сидя приветствую тебя, досточтимый господин славного Города Кузнецов! - высокопарно чуть с насмешкой по-уйгурски заговорил предводитель номадов. - Я вынужден был явиться без приглашения, поскольку время не терпит...
- Время всегда терпит..., - хмуро отозвался Шуа-хан.
- Я это к тому, что не за горами холода, и мы должны полюбовно решить, кто будет кормить моих воинов зимой..., - продолжал надменно Кидань-хан.
- Мне нравится, как ты показываешь свои силы, но не стоит излишне лицемерить. Людям известна твоя жестокость и умение брать...
- Поистине сильному несут сами, - прерывая Шуа-хана, заносчиво съязвил кочевник. - Или ты хочешь, чтобы я запустил своих людей в город...?
- Я понимаю бессмысленность нашего разговора. Только позволь узнать, что ты приготовил для меня лично?
- О, хан, ты обеспокоен своей участью? Мне казалось ты выше этого! Ты же знаешь, всё вершится волей небес...
- Да, но есть дела, которые надлежит доделывать самому..., - в голосе наместника прозвучала интонация просьбы.
- Ты это о кургане над усыпальницей своей любимой женщины? - догадался Кидань-хан и насмешливо добавил: - Тебе будет позволено самому завершить его. Относительно же людей занятых там..., я приказал разоружить охрану каменоломни и прекратить работу. Все рабы и мелкие людишки получат землю и будут работать, им не пристало заниматься пустым делом...
Кидань-хан нетерпеливо потеребил темляк своей длинной кривой сабли, свисающей от пояса сбоку до земли.
За воротами раздался конский топот, и возгласы вновь прибывших людей оборвали столь неприятный разговор. Стража Кидань-хана впустила к дворцу двух всадников. В одном из них наместник узнал племянника. Юн, несмотря на живот, резво спешился и угодливо низко поклонился предводителю кочевников. Тот молча принял приветствие...
Повелитель Города Кузнецов всегда понимал, что слаб в военном деле, в котором полагался на своих двух темников, возглавлявших один - вверху долины, другой - у моря довольно большие по численности отряды, состоящие из нескольких сотен конников и пеших лучников. Сотни, собранные под общей командой тысячников, не единожды участвовали в походах на защиту Фурдан-чэна от набегов дерзких и сплочённых номадов. Но что-то разладилось в людских отношениях, и военные первыми потянули власть в свою пользу, изменяя принципам и обычаям города. Молодой и хитрый Юн почувствовал это давно и поторопился первый участвовать в распределении власти между военными и наседавшими вокруг отрядами кочевников. Шуа-хан, озабоченный другими проблемами, оказался отодвинутым в сторону и теперь, понимая это, просто пытался выиграть малую толику времени, спасая свою жизнь.
Люди, прибывшие с племянником, бесцеремонно заполонили ханский двор и совершенно не обращали внимания на хозяина. Наместника же такое поведение, казалось, не трогало, и он воспринимал его с явным безразличием и меланхолией, хотя в глубине глаз его можно было заметить неприязнь и брезгливость. Племянник с Кидань-ханом при участии темника о чём-то негромко говорили, намерено оставляя хозяина двора в неведении.
Потом Юн, приблизившись к дяде, заговорил:
- Итак, дядюшка, в нашем положении надлежит подчиниться требованию досточтимого предводителя Великой Орды, который благосклонно даёт нам возможность без кровопролития оставаться во главе нашего народа. Если наш прошлый серьёзный разговор закончился неопределённостью по вашей милости, то сегодня дело обстоит как нельзя ясно. Только теперь в городе остаюсь не я, а Кидань-хан, а вас будут держать под охраной здесь, пока не найдут Гюльджели, которую вы напрасно пытаетесь где-то скрывать...
- Наглец, ты по-прежнему носишь в пустой голове безумную мысль...? - скрипнул зубами Шуа-хан.
- Нет, теперь эта мысль в голове нашего повелителя, и вам лучше признаться, где вы спрятали девчонку..., - Юн, кажется, не шутил с угрозой.
- Я сейчас уже сам не знаю где дочь..., - слукавил наместник, явно затягивая время, затем, глянув на Кидань-хана, устало попросил: - И дозвольте мне уединиться, на сегодня я уже устал...
Кочевник, молча прислушивающийся к разговору, горделиво повёл головой и небрежно махнул рукой. Шуа-хан, не спеша, удалился к себе наверх, а шумная компания во дворе тут же забыла о нём...
К вечеру Юн в сопровождении своей конной охраны ушёл из города. По сборам и разговорам отъезжающих можно было догадаться, что племянник намерен переправиться через реку для встречи с большим войском, спасающимся от половодья в предгорьях недалеко от крепости Чанда.
Как только с приходом темноты шум во дворце несколько утих, к дворцу через забор незаметно прокрался человек. Постоял в тени под стеной, прислушиваясь и озираясь, затем, подобрав камешек из-под ног, легонько бросил его в верхнее, подмигивающее жёлтым светом, окно. Прозрачная бумага в проёме, отозвавшись лёгким щелчком, отбросила камешек в сторону. В окне тотчас погас свет, и оно легко приоткрылось. Человек снизу забросил вверх верёвку и притаился. Спустя некоторое время по верёвке осторожно спустилась тень. Это был Шуа-хан. Наместник, переодетый простолюдином, шёпотом перекинулся несколькими словами со встретившим его воином. Уже вдвоём они быстро перебрались через забор, где их поджидало ещё трое вооружённых людей, и вскоре, крадучись, все затерялись в узких улочках поселения ремесленников. Ночные путники бесшумно отыскали дом кузнеца, затем, озираясь и прислушиваясь, осторожно постучали в ворота, негромко отозвались на голос изнутри и, едва отворились ворота, немедля прошли во двор кузни.
...Утром Тимоха, одетый в рваньё, изображая бездомного мальчишку, выбрался из города. Путь его лежал к монастырю. Щуа-хан и его несколько воинов на лошадях следующей ночью, тайно выбравшись из города, двинулись в ту же сторону.