Аннотация: Пьеса о молодом человеке, который плохо кончил. Моя вторая пьеса (январь 2003 г.)
Мнимый больной.
Действующие лица.
Максим - обычный молодой человек, студент.
Борис Иванович Воронин - известный писатель, общественный деятель.
Врач-иммунолог.
Девушка Максима.
Студенты - знакомые Максима по общежитию и университету.
Действие первое.
Сцена первая.
Сцена освещена с одного края. Этот край сцены представляет собой врачебный кабинет. На стенах кабинета висят медицинские карты, наглядные пособия, посреди кабинета стоит стол, заваленный бумагами. На одной стене - окно, занавешенное шторой. За столом сидит врач в медицинском халате, на стуле немного поодаль от стола - Максим.
Врач (с расстановкой). Молодой человек, вынужден сообщить вам неприятную новость. Только не волнуйтесь, пожалуйста.
Максим (спокойно). Я не волнуюсь, доктор.
Врач. Дело в том, что ваши анализы дали положительный результат на ВИЧ. Вы больны вирусом СПИДа.
Максим (усмехается). Это что - шутка такая? Я уже полгода ни с кем...не трахался.
Врач. Нет, к сожалению, это не шутка. ВИЧ не выявляется сразу, а инкубационный период у него как раз 3-6 месяцев. Так что, поверьте мне, я вас не обманываю. Только не волнуйтесь.
Максим (кричит). Да, врёшь ты всё, сволочь! Не может этого быть! Я не умру! Мне 21 год!
Врач. Не волнуйтесь, не волнуйтесь, Максим. Я всё понимаю. Вот выпейте валерьянки. (Даёт ему валерьянки.) Лучше постарайтесь вспомнить того, от кого вы заразились, возможного носителя вируса - вашего полового партнёра.
Загорается свет с другого края сцены, освещая кровать, на которой парень и девушка занимаются сексом. Максим смотрит на них, парень приподнимается и говорит голосом Максима: 'Чёрт, порвался презер... блин'. Девушка отвечает: 'Да не парься, у меня таблетка есть, давай кончай скорей'. Парень наклоняется и продолжает своё дело. Свет с этого края сцены тухнет.
Врач. Ну, как вспомнили?
Максим. Неет, не вспомнил. (Нервно потирает лоб.) Доктор, может быть это ошибка? (Дрогнувшим голосом.) Я так мало прожил...этого не может быть. Я не верю! (Отворачивается, начинает плакать.) Док, я не верю вам, вы обманываете меня... Это неправда, прогон. Это всё какой-то неправильный прикол... Мои родители не перенесут... Сволочи, уроды, педики! (Вскакивает, подбегает к доктору, хватает его за грудки.) Ты, козёл очкастый, скажи, что ты меня обманул! Ну, говори быстрей, пока я ещё терплю. Говори, я сказал.
Врач (спокойно). К сожалению, это правда. Мы всё перепроверяем. Вы больны ВИЧом. Можете сдать анализы снова, но результат не изменится... Я понимаю, ты волнуешься, но ничего не могу изменить.
Максим отпускает врача и отходит к стене, сбивая по дороге стул. Отодвигает
штору и смотрит в окно.
Максим (плача). Неужели я умру?... Этого не может быть, это шутка, это сон, кошмар. Это неправда, обман. Я болен...болен...болен. Умру...скоро...навсегда. Это никак не лечится. Я умру! За что?! Почему именно я?!! Почему?
Шатаясь, выходит из кабинета, за кулисы.
Врач (вдогонку). Мы поставили вас на учёт. За распространение СПИДа предусмотрено уголовное наказание на срок до пяти лет. Вы слышите?!
Максим (отмахивается рукой). Пошёл ты. (Уходит.)
Сцена вторая.
Комната в общежитии, грязная, стены заклеены разными постерами - с бабами, музыкальными группами, автомобилями. Посредине стол, заваленный всяким мусором: пивными и водочными бутылками, пустыми сигаретными пачками и т.п. За столом Максим и несколько человек - знакомых студентов. Играют песни А Лаэртского.
Максим (наливая). Ребята, я вас всех предаю... постоянно, ежеминутно, каждую секунду.
1-й студент. Да, ладно, Макс, чё ты чешешь, не парься. Я тоже денег должен.
Максим. Да при чём тут деньги. Я конченый человек, абсолютный лузер.
2-й студент. Да мы тут все такие, в принципе. (Смеются.)
Максим. Знаете, народ, что может быть хуже смертельной болезни, ну, например, СПИДа?
3-й студент. Только похмелье, поверь мне. (Смеются.)
Максим. Не, народ, хуже только абсолютная бессмысленность жизни. Такой жизни, как у меня.... И нелепость её конца.
1-й студент. Ты что, Макс, помирать собрался? Давай накати ещё, всё нормально. Ты ещё нас всех переживёшь. Давай, за здоровье. (Выпивают.)
Максим. Знаешь, в детстве мне казалось, что я буду жить долго-долго, чуть ли не вечно. Как и всем людям, конечно. Потом я насмотрелся всяких смертей и наслушался страшных историй, и конечно понимал, что я умру, но это казалось таким далёким - в какой-то старости... Оказывается. все проще и жестче...А хуже всего, когда умираешь молодым.
1-й студент. Ну ты заладил, смерть, смерть. Давай сменим тему, а то она мне не нравится. Что-нибудь поинтереснее обсудим - баб, например.
Максим. Мне сейчас не до баб. Извини, настроение у меня паршивое.
1-й студент. А кому до баб-то - на сессии мозги трахают за двоих. (Смеются.) Серьёзно, Макс, не парься...Народ, надо гонца посылать за добавкой, а вы тут лясы точите!
Максим. Ну так посылайте, мать вашу! (Встаёт, смахивает бутылки со стола.) Блин, как мы живём! (Пинает бутылки в стену.) Это же сволочное существование, а не жизнь человеческого существа! (Окружающие его успокаивают.) Да не бойтесь, ничего я не сделаю... (Устало садится на стул.) Я уже ничего не могу сделать...даже сдохнуть нормально.
1-й студент. Да ты чё, Макс, сегодня какой-то не такой! Девушка что-ли бросила? Забей на неё, она тебя недостойна! Ещё миллион таких же будет!
Максим. Да уж...миллион будет. Ничего больше не будет... И никто обо мне не вспомнит.
1-й студент. Да о нас обо всех никто не вспомнит! Ну и, слава Богу! Ничего хорошего, потому что и вспомнить нельзя. Надо этому радоваться!... И вообще, что за ерунду ты гонишь. С каких это пор тебя начали волновать глобальные вопросы?
Максим. С тех самых! (Уходит, хлопая дверью.)
1-й студент (второму студенту). Что-то с ним сегодня не ладное, как бы не натворил чего-нибудь.
2-й студент. Да не парься, он же тряпка, ничего не будет. Поплачет и пройдёт. Вот увидишь завтра. (Остальным.) Народ, я такой анекдот вспомнил! (Рассказывает анекдот, все смеются, занавес медленно опускается.)
Действие второе.
Сцена первая.
Квартира Бориса Воронина, довольно богато обставленная, с аристократическим вкусом. В средней комнате (середина сцены) стоит диван, стол, покрытый скатертью, несколько кресел и стульев. На столе стоит компьютер, в углу телевизор. Посредине стены - окно, занавешенное шторою.
Борис сидит за столом, что-то набирая на компьютере и помечая в бумагах, разложенных на столе. Играет попсовая музыка.
Борис (напевает). Так и знала...Всё летала... Так и знала... Блин, вот ведь привязалась песенка, и не отвяжется совсем!
Раздаётся звонок в дверь.
Борис (со злостью). Кто бы это мог быть? Только сел поработать.
Встаёт, идёт открывать дверь в соседнюю комнату. Слышится возня, шум, грохот. В комнату входят Борис (держась за лоб) и Максим с наставленным на него пистолетом.
Максим. Борис Иваныч, только без шуточек. У меня пять патронов в обойме, так что лучше не сопротивляйтесь.
Борис. Что вам нужно, кто вы?
Максим. Тот, кто вечно хочет зла, и вечно совершает благо. (Смеётся.) Ну вот я и успокоился... Странно, не правда ли, Борис Иваныч?
Борис. Вы что - террорист? Вы хотите меня убить?
Максим. Террорист?!...Нет, навряд ли. А насчёт убить - это верно, хочу.
Борис (в испуге). Но почему? Зачем?
Максим. Я вам сейчас всё объясню Борис Иваныч. Садитесь. (Сажает его в кресло, потом привязывает к нему верёвкой). Видите ли, гражданин Воронин, я болею неизлечимой болезнью под названием СПИД.
Борис. Сочувствую вам, но при чём тут я? Чем я могу вам помочь? Какая связь-то?!... Или моя смерть....Как она вам поможет?!
Максим. Помочь вылечиться она мне, конечно, не сможет. Но... она поможет мне остаться в памяти современников, или даже попасть в скрижали истории. Выступить, так сказать, в роли Герострата. Понимаете, если умрёт обычный спидонос типа меня, то о нём никто никогда не узнает, и тем более не вспомнит. Совсем другое дело, когда умирает какой-нибудь известный деятель, властитель дум - это заметное событие общественной жизни, его запоминают. Если же я, простите за выражение 'помогу' вам в этом деле, то запомнят и меня, и в учебниках истории будут писать 'известный писатель Воронин умер от руки террориста такого-то', а значит - я оставлю свой след в истории. Конечно, это не самый благородный способ, но другого я не вижу.
Борис. Но с чего вы взяли, что вас упомянут в этом самом учебнике?! И почему выбрали именно меня?! Что за бредовая идея!
Максим. Но, но, но! Не волнуйтесь так Борис Иваныч, это вредно. Насчёт именно вас - абсолютно случайно, поверьте мне. Ну и книжки мне ваши не нравятся к тому же. (Усмехается.) А насчёт - упомянут, не упомянут... это уж от меня не зависит. Будем надеяться на лучшее... для меня конечно.
Борис. Что за бред! Поверить не могу! Что за кошмар!
Максим. Я тоже возмущён, Борис Иваныч. Я бы, конечно, с превеликим удовольствием уничтожил всю планету разом! Почему я должен умирать из-за какой-то шлюшки, а все остальные будут жить?! Где справедливость?!...Но, к сожалению, этот апокалипсис не в моей власти, так что приходится довольствоваться вами...Устроить, образно выражаясь, микро-конец света.
Борис. Так... логика конечно абсурдная, но и ситуация у вас тоже, не из самых благоприятных. А, может, лучше попробуем договориться? Вас как, кстати, зовут?
Максим. Максим, вообще-то.
Борис. Максим, давайте, я вот вам отдам свои деньги, допустим, тысяч 5 долларов, и вы уйдёте отсюда. Давайте?
Максим. Борис Иваныч, ну что за гнусный торг...От вас я этого не ожидал. (Нервно выглядывает в окно.) Деньги мне абсолютно не нужны...слава Богу привык жить без них. Я же объяснил вам причину и цель визита, так что деньги, как видите, здесь не помогут.
Борис. Но...Но...Да, интересная ситуация... Что ж мне сделать-то, чтоб вы меня не убивали? Понимаете, вовсе не обязательно вас запомнят, как вы надеетесь... И вообще, это всё так преходяще.
Максим. Ну, насчёт того - преходяще или нет, вам конечно легче говорить. Вы то известный человек, у вас всё есть - деньги, слава, почёт. А мне бы примазаться к ним хоть в таком неприглядном качестве - и я уже хоть что-то из себя представляю, выделился из общей массы!
Борис. Стойте, Максим! У меня идея! А почему бы вам самим не написать что-то, какой-нибудь роман! Издать его на деньги, которые я вам отдам за своё освобождение, и - прославиться! Тогда и убивать никого не надо будет и грех на душу брать! Это намного более надёжный способ остаться в памяти потомков, раз вам так этого хочется!
Максим. Вот только не надо мне про грех эту чушь плести. Бог, если он есть, и так уже жестоко надо мной прикололся... Вы, Борис Иваныч, не учитываете один факт - то, что у меня нет таланта, а соответственно шансы остаться со своим опусом в истории весьма призрачны... Придётся всё-таки убить Вас, Борис Иваныч, для надёжности результата.
Борис (бледнея). Не делайте таких скоропалительных выводов! Давайте ещё раз всё обсудим.
Максим. Вы в гости никого случайно не ждёте?
Борис. Никого, никого!
Максим. Тогда давайте обсудим. Поверю в вашу кристальную честность.
Борис. А не могли бы вы немного ослабить верёвки?
Максим. К сожалению - нет. Сами понимаете.
Борис (всё-таки устраиваясь поудобнее в кресле). Представьте себе: вы убили меня. Об этом написали в газетах, сказали по телевизору, по радио. И всё! Через два дня никто не вспомнит не только о вас, но и обо мне... Ну, кроме родственников.
Максим. А ваши будущие биографы?
Борис. Да, какие там биографы! Не такой уж я знаменитый писатель.
Максим. Ну, ну, Борис Иваныч, вы себя принижаете. Вы очень известны, эта ... история наделает шуму.
Борис. Да вы понимаете хоть - что такое смерть!... Извините, не сдержался. Это абсолютный распад всего сознания, и всей человеческой личности. А также абсолютное выхолащивание памяти об умершем из сознания остающихся в живых!. Вот это что! Так уж устроена человеческая память. Зачем вам это? Вас всё равно забудут!
Максим (спокойно). Насчёт смерти - это уж я получше вас знаю. Она практически мне в спину дышит... А насчёт забудут - тут я с вами не совсем согласен. Конечно, постепенно забудут и вас, и тем более - меня, но - в истории литературы сохранится имя вашего убийцы! Понимаете, писателей убивают довольно редко - как-то не принято, нет причины. А писатели - очень важные фигуры.
Борис. Ну уж, не думаю.
Максим. Не перебивайте меня! (Громко дышит, чтобы успокоиться.) Да, важные! Это вечное искусство, Борис Иваныч! А если всё-таки забудут - что ж, я сделал всё, что было в моих силах. Конечно, можно бы было устроить покушение на какого-нибудь крупного политика, тем более, что они все этого заслуживают, но это значительно труднее. И потом, опять же, такие покушения происходят чуть ли не каждый день - так что, имена убийц мало запоминаются. Тут, Борис Иваныч, дилеммы я не вижу, вы уж извините.
Борис. Бред, всё это какой-то кошмарный сон. Не верю! Почему это вам так необходимо?!
Максим. А вот это важный вопрос, Борис Иваныч. Мне тоже это не совсем понятно... Просто хочется оставить что-то после себя... Пусть так! Не перебивайте меня. (Направляет на Воронина пистолет.) Вот вы здесь передо мной. Я скоро умру - в муках, от какой-то херни. И всем будет наплевать на меня - наоборот, только порадуются. Вот, мол, ещё один спидонос сдох! Так им и надо всем! Педики, небось, и наркоманы одни! Пусть все подыхают! А мы ведь (я про всех говорю) в основном обычные люди...были. Не хочу, чтобы нас считали за быдло безголосое! Хоть один человек, хоть немного, но что-то изменит для себя! Пусть за ваш счёт, но - это неизбежно! Лес рубят - щепки летят!
Борис. Мда, это очень интересно... Максим, а может мне попробовать написать книгу про вас?! А?... Точно, точно, это интересно! Согласитесь, я напишу получше, чем вы, не изменив при этом ни имени вашего, ни фамилии. Таким образом, вы останетесь в истории литературы, как вы того и желаете! Вот, вот... Вот именно! Как мне этого сразу в голову пришло! Конечно же, это вполне реальный вариант, и все останутся при своих. Для меня это бы даже было интересным вариантом поворота творчества. Поверьте, это будет бестселлер!
Максим (садясь за стол и кладя на него пистолет, задумчиво смотрит на Воронина). А что, это довольно занятное предложение... Можно попробовать и этот вариант. Так, наверное, даже вернее будет. Но вам, Борис Иваныч, ведь нужен материал для повести обо мне. А где вы его возьмёте?
Борис (с радостью). А вы мне его сейчас и расскажете! Я на лету схватываю, молодой человек. Вот только развяжите меня, я на компьютере буду всё записывать.
Максим. Развязать говорите... Что-то мне это не нравится. А вдруг вы убежите?
Борис. Да куда я убегу-то? У вас же пистолет. Я просто сяду за комп и буду всё тихонько записывать.
Максим. Да уж, верно, от пистолета не убежите.
Встаёт, развязывает его. Воронин садится к компьютеру. Максим садится в кресло, направив пистолет на Воронина.
Борис. Вот, Максим, теперь намного лучше... Я готов.
Максим. Ну что ж...Я даже и не знаю, что говорить.
Борис. Расскажите про себя. Что-нибудь биографическое... что бы вы хотели оставить в памяти людей... Как вы жили, что читали, за что, так сказать, боролись!
Максим. Да уж...за что это я, интересно, боролся?... Знаете, Борис Иваныч, вы очень интересный человек... Правда, я ожидал большего: что вы не преклоните голову, и с олимпийским спокойствием и мужеством партизан примите смерть от моей гнусной руки. А вы - такой же трус, как и все.
Борис. Ну уж вы и сказанули (Косясь на пистолет.) С такой игрушкой любой шёлковым станет. Мне умирать пока не хочется.
Максим. Тут вы правы. Умирать - мало кто хочет. Даже мне сейчас не хочется... Да, вернёмся к нашим баранам. Обо мне значит... (Устраивается поудобнее в кресле, смотрит в окно.) Родился я в маленьком городе. Знаете, бывают такие маленькие городишки, где все друг друга знают...Ну почти как в деревне... Так что, детство у меня было самое что ни на есть идиллическое, патриархальное. Ходил на рыбалку, дрался с мальчишками, готовил уроки, мяч во дворе гонял... Это одно из немногих моих хороших воспоминаний в жизни... Но, к сожалению, и тогда был не девятнадцатый век, а конец двадцатого. Все эти перестройки, новые мышления... Потом началась эта разруха гайдаровская начала девяностых: на улицах каждый день кого-то убивали, в стране шло первоначальное накопление капитала, или кармы, если верить Пелевину, проще говоря - разворовывание народных денег, хоть я и не люблю эти лозунги коммунистов....(Пауза.) В общем, закончил я школу, стал поступать в университет. Реформы вроде немного пошли, дальше падать стало некуда, страна немного вздохнула. Выбора у меня большого не было - или армия (а то и Чечня) и дальнейшее прозябание, или хоть какие-то перспективы. Это потом я понял, что и после университета у тебя не ахти какие дороги открываются. Если нет связей, ты так же будешь вкалывать всю жизнь за копейки. А если очень повезёт - может быть и пробьёшься. Только я уже не успею... И чёрт меня дернул - это я сейчас такой умный, - поступить в Москву. В смысле, в московский университет.
Борис. Да, я понял, понял.
Максим. У нас ведь не отличали: МГУ это или какой-нибудь МГТУ. Был только Московский университет. У меня семья к тому же интеллигентная, все такие интеллигенты - в первом поколении, конечно. Я, получается, во втором.... Сегодня умрёшь - завтра скажут поэт... В школе у меня был конфликт с директором, а если точнее - конфликт моих родителей с ним. Так что медали мне не досталось, чему я сейчас даже рад. А тогда, помню, так расстроился. (Усмехается.) И решил поступать в Москву - мол, у нас в городе перспектив никаких для меня нет, никто меня не ценит. И что самое прикольное - поступил. Аж сам сначала не поверил. Да и сначала непонятно было - балл-то полупроходной был.... Я в несколько мест поступал, для надёжности - в одно получилось пройти. Порадовался сначала, а когда приехал - начал в затылке чесать... Тут кризис этот, 17 августа, жахнул, и денежки у меня все, которые были, сразу сгорели. Пришлось поясок-то затянуть потуже. Но, ничего, привык постепенно. Первое время приглядывался к людям, к городу, учился жить самостоятельно. Наш институт... он знаете такой - древнее здание в центре Москвы с не менее древними преподавателями, Богом забытое место в центре столичного вертепа, такой островок непорочности... Мне было хорошо в нём учиться, сидеть на лекциях, в библиотеке, читать старинные книги - у нас была хорошая библиотека, Борис Иваныч. В этом институте, конечно, собирались всякие обиженные Богом молодые люди (да и кто бы ещё пошёл учиться на специалистов архива), но и среди них попадались довольно хорошие личности, с кем я стал дружить. В основном там учились русские студенты, но по традиции был высок и процент евреев. Других национальностей почти не было. Помню, для меня таким шоком было поступление в наш институт одного негра. (Усмехается.) Это же почти, как анекдот: негр-архивист. Да... Помню, часто мы стояли у входа и курили сигареты, прогуливая пары. Очень часто просто шли пить пиво, благо что рядом был Александровский Сад и Манежная площадь... В общем жили, как обычные студенты. Потом, через годик я привык немного, стал пытаться денег заработать, на нормальную еду хотя бы.... Кем я только не работал, Борис Иваныч: и объявления расклеивал, и промоутером листовки раздавал, ходил по подъездам - макулатуру собирал...Всего и не упомнишь. А главное думал всегда - вот ещё немного, вот чуть-чуть ещё. Сдам сессию, устроюсь на хорошую работу, сниму квартиру и пойдёт у меня взрослая жизнь. А пока надо терпеть, терпеть и терпеть. И я терпел... Смотрел на сытые, бритые рожи бизнесменов и заискивал перед ними, а про себя думал: 'Ничего, братцы, скоро вы мне будете ботинки чистить, на коленях будете ползать'... И, конечно, с такими мыслями путь мне был один - в борьбу. В 'борьбу' в кавычках, конечно. Попал я к этим 'экстремистам' левым, стал ярым лимоновцем, ходил на митинги их, Америке грозил... (Усмехается.) А потом стал что-то понимать. Вижу, ничего не меняется от этих акций, только шишки сыпятся на меня и моих 'друзей по оружию'. Да и подумать только - чего мы хотели! Ни один нормальный человек вовек таких требований выдвигать не будет. А у нас - идея, мы - нацболы! Да идиоты мы!... Короче, ушёл я оттуда, а вскоре и газету прикрыли, Лимонова посадили...
Борис. Сейчас-то выпустили.
Максим. Ничего, скоро снова посадят, конечно...Вот. А я, кстати, к тому времени, уже стал пить много, и на работу нормальную устроился, как это ни смешно звучит. Опыт уже был кое-какой, писал всякие статейки революционные, стишки лирические. В инете сутками сидел... Меня тогда эта общага так достала, что хоть вешайся, рожи этих 'друзей', которые способны только бухать на твои деньги, а потом заблевать всю комнату... Ничего позитивного в своей жизни тогда я не видел. Я ведь про внутренний мир индивидуумов не задумывался, думал только о себе, Борис Иваныч. Вооот... Устроился я корреспондентом в 'большую' газету, как давно мечтал. В этом плане мне тогда повезло... Забил на учёбу, взял академ, стал жить на съёмной квартире, отдыхать от общаги. Работа поначалу нравилась: ходил на всякие презентации, пил там халявное вино, пиво, кушал от пуза. Зарплата неплохая выходила.... Ходил я теперь со своей девушкой по всяким барам, богемным клубам, нажирался там пивом и гордо глядел на окружающих: вот, мол, я какой крутой, в 20 лет работаю корреспондентом в центральном издании, веду взрослую жизнь, ни от кого не завишу. У меня теперь опыт работы, у меня перспективы - я делаю этот город!... Был просто напыщенным болваном, не нюхавшим жизни, который старается "богемно" рассуждать о постмодернизме, в то время как сам не может себе даже супа сварить...Только вот начало мне постепенно надоедать всё это мелькание... Тусовки ведь одни и те же везде, всё заранее известно, интрижки эти. И стало мне казаться - несправедливо мне всё это досталось, неправильно я живу. Народ ведь у нас в стране нищий в своей массе, а я вот тут - жирую, понятно за чей счёт. Ничего полезного не произвожу, только воздух порчу. Такие вот рудименты у меня были, социалистические....
Борис. Ну, да, атавизмы... Но вы бы, Максим, привыкли постепенно.
Максим. Абсолютно согласен, дослушайте меня... Ещё Чехов, по-моему, заметил, что русский человек всегда чувствует себя за что-то виноватым, чаще всего - вовсе непонятно почему, но всё что-то виноватится, виноватится... Не знал я тогда, что жизнь у нас такая, сволочная. И не изменится это никогда. Не ценил я удачи... В революцию я больше не верил, в Бога никогда не верил, и стал теперь заниматься внутренним самоусовершенствованием. Стал пить больше, халявить со статьями, а всё свободное время читал всякие философские трактаты, искать правды, так сказать... Ходил по Музеям Кино, в театры, следил за культурной жизнью Москвы. На всякие перформансы выбирался. (Смеется.) Чуть даже сайентологом не стал... Забросил все эти тусовки светские, с девкой своей поссорился, решил восстанавливаться в университете - уж и не знаю зачем... Хотелось какой-то нагрузки, чтобы пострадать вместе с людьми, чтоб жизнь мёдом не казалась. Искал себя, за правду боролся. (Усмехается.) Вот и пострадал... Потом домой съездил, пожил с родителями, пообщался с друзьями и понял - какое всё-таки у меня было везение, что я такое место занял. Понял, что никаких альтернатив у меня нет, можно лишь долбить одну и ту же нишу...Вы бы видели, Борис Иваныч, с каким уважением они на меня смотрели - словно я Бог какой-то! А то, поди ж ты - корреспондент из Москвы, акула пера. (Усмехается.) Понял, да только поздно было. Приехал назад, а из газеты меня уже попёрли - за проф.непригодность, проще говоря - надоело им там терпеть мои выкрутасы...
Борис. Это бывает...это знаете ли, с каждым.
Максим (машет рукой). Да мне и не жалко сейчас! А тогда....Ну, что делать? Съехал я с хаты, вернулся в общагу, стал ходить на лекции, завершать, так сказать, своё высшее образование. Никакой правды я не добился, страданий народных не облегчил, но к тому времени я уже в сказки вовсе не верил - хотелось только пожить немного спокойно, чтобы никто меня не трогал, не слушать враньё этих политиков, телевизор не смотреть. Стал спортом заниматься, пить перестал почти, а то уж сердце стало побаливать... В общем стал вести обычную студенческую лайф. Валял дурака, читал умные книги, иногда - если хватало денег, ходил в кино. Ни о каких перспективах и не думал. Чувствовал какую-то усталость что - ли, от жизни - опять же, как по Чехову, чувствует её всякий порядочный человек в 35 лет. Только вот я её раньше почувствовал - может потому, что испытал немного побольше средней массы, может потому что не разобрался ещё в себе. А может от дури своей молодой!... В общем, жил я устало, нёс свой крест с высоко поднятой головой - мол, вот он я какой - поднялся и упал, и вот теперь в грязи валяюсь, и знаю всё про всех, и всё наперед вижу... Шипел, как жаба из болота... И тут встретил её - роковую женщину. (Усмехается.) Как же я её любил! Думал всё - теперь свадебку да честно бы зажить. Встретил свой идеал, половинку, чего ж ещё то? А я дурак какой-то справедливости искал! Вот она - твоя справедливость и счастье перед тобой стоит в одном лице! И пощупать её можно, и поцеловать, и даже - боже мой! - переспать с ней. Только она меня кинула, конечно. Зачем я ей такой - без перспектив, без работы, без всего...
Борис. Сочувствую.
Максим (покосился на него). Я сначала снова запил, смысл жизни потерянный обмывал, всё никак не мог горе залить, а потом - прошло всё это, как снег весной. Снова вошёл в колею обыденности, стал готовиться к окончанию своего многострадального ученичества. А потом вот это... ВИЧ, мать его. Спасибо девушке Лене за мою недолгую жизнь. Я, как узнал, снова в запой ушёл, думал - всё, это уж точно конец! Просто тупик железнодорожный! Потом решил - не могу же я так просто умереть, ничего кроме долгов после себя не оставив? Захотел что-то придумать... вечное такое...такое необычное...на века. Пришёл к этой ситуации.
Борис. Понятно...интересная ситуация.
Максим. Да уж, интереснее не бывает... Знаете, иногда как бывает: у вас два ключа, одинаковых на вид, от двух дверей. Вы всегда вытащите именно тот ключ, который подходит к другой двери, не к нужной. Вот так у меня всю жизнь происходило. Проще говоря - мне не везло... В глобальном, конечно смысле... Как вам, Борис Иваныч, конечно известно, всё современное искусство цитатно, то есть ничего принципиально нового в нём не придумаешь. Ничто не ново под луной. И самое ужасное, что я это понимаю!... Боже, как бы я хотел стать какой-нибудь собакой, улиткой или букашкой! Лишь бы перестать постоянно думать, соображать, сознавать! Это извечное русское самокопанье - что ещё может быть хуже?!... Мы так всю жизнь и копаемся в себе, как мухи в навозе, не видя ничего дальше своего собственного носа. А ведь жизнь-то у нас с каждым днём всё ускоряется, темп её растёт, растёт, и человек ничего не успевает за свою многострадальную жизнь... (Молчит.) И нового ничего не скажешь.
Борис. Все?
Максим. Да, почти....Поэтому я ничего и не писал, хотя были...были задатки! Но! Фантазии у меня действительно было мало, а повторять за другими я не хотел... Кстати, поэтому наверное, и пришёл к вам. Вы, Борис Иваныч, всё-таки обладаете какой - никакой творческой жилкой, что-нибудь придумаете. Так что, убивать вас я, наверное, и не стал бы на самом деле... Просто так надо было... для убедительности... Жалею только об одном - один раз я оскорбил девушку, которая призналась мне в любви. Она мне не нравилась в сексуальном плане... ну вы понимаете. Я над ней тогда просто посмеялся при чужих людях, а для женщины ведь это самое страшное оскорбление... Мда, так и не извинился потом, забыл, конечно, о таком пустяке. А недавно стал вспоминать жизнь свою - и понял... понял, что я не такой уж и хороший, безгрешный. Нет праведников и подлецов, просто все люди на Земле грешны... Каждый по-своему.
В комнате появляется пучок света от красного лазерного прицела. Медленно ползёт по стене, потом останавливается на лбу Максима.
Максим. Вот я и заговорился что-то... Борис Иваныч, как вам мой материал?
Борис. Ну, недурно, можно что-то придумать, может хорошо получиться... (Смотрит на свет от лазера.) Мне кажется, я уже начинаю придумывать конец рассказа.
Максим. Ничего лучше не придумывайте, пишите, как есть. Правда - лучше всякой фантазии...И потом, я хотел бы сохраниться в литературе в своём настоящем виде.
Звонок в дверь.
Максим. Кто это?!
Борис. Не знаю. Я никого не жду.
Максим пробует встать, тут на сцене вспыхивает и гаснет свет, раздаётся звон разбитого стекла. Сцена медленно освещается. На полу валяется Максим, из его головы текет кровь. Воронин встаёт и открывает дверь, в комнату врываются СОБРовцы в касках и бронежилетах, милиционеры с автоматами. Они обступают тело Максима. Слышны крики.
Первый голос. Как вы, Борис Иванович? Он вас не ранил?
Борис. Нормально, нормально, я цел.
Милиционер. Врача, врача сюда! Скорее!
Первый голос. Ёбнули насмерть, по ходу... Навылет, тля.
Второй голос. Да уж, тютелька в тютельку в лоб.
Третий голос. Так и надо ему, террорист хренов... А пистолет-то у него лажовый, газовый!
Первый голос. А ну, дай посмотреть...И впрямь газовый. Эх, дурак молодой!... Всё равно по 206-й будет проходить.
Приходит врач, обследует Максима. Милиционеры осматривают комнату, говорят с Ворониным.
Врач. Преступник мёртв, смерть наступила от проникающего пулевого ранения головного мозга. Смерть наступила мгновенно.
Максима кладут на носилки и уносят. Сцена постепенно пустеет, лишь два следователя продолжают снимать показания с Воронина и несколько человек прохаживается, осматривая комнату. Занавес медленно опускается.
Сцена вторая.
Занавес поднимается. За столом в своей квартире сидит Борис Иванович Воронин, что-то набирает на компьютере. Поднимает голову, вглядывается в зал.
Борис. А вот и зрители... Хорошо-с. Ну что вам сказать об этом случае... После смерти Максима я написал эту пьесу, постановку которой вы сегодня видели. Не знал даже, что и сочинить-то, а хотелось... Впечатления для творческих людей - это, знаете ли, самое главное. А тут, всё сам пережил, поглядел в глаза смерти в прямом смысле слова.... Обещания для меня, конечно, мало что значат, как и для всякого творческого человека... Тем более, такие - под дулом пистолета... А всё ж таки, зацепило меня что-то в этом молодом человеке. Прямота его что - ли.... Да и обещал-то я умирающему человеку, вроде как неудобно отказаться. Грех это...
Кстати, милицию-то... это я вызвал. Через компьютер вышел в интернет, сайт службы спасения...а там - дело техники... Знал бы - не вызывал. И ведь как чисто сработали сволочи...как машина какая-то тупая, бездушная.(Подходит к окну, смотрит в него.) На улице темно совсем... Не знаю я многого, конечно, хоть и знаменитый писатель...Может быть, и есть там (показывает пальцем вверх) что-то, а может и нет всего этого. Сказки, обман, опиум для народа... Не знаю... (Садится на диван.) Иногда вот думаешь: нет Его, Бога этого, ну нет его вовсе, никаких доказательств его существования. Приводишь себе логические доводы - всякий народ верит в своего Бога: мы - в Христа, арабы - в Аллаха, индусы - в своих богов. Значит, нет единого Бога-то, а значит и вовсе никакого нет... А вот как сердце защемит ни с того, ни с сего, так тут сразу кому начинаешь молиться? Правильно, не Президенту страны, а ему - Богу, хоть и не веришь в него. Инстинкт это конечно, так ведь что делать-то? Умирать, небось, страшно, неохота, вот и хватаешься за последнюю соломинку. И потом - все ведь там будем...Всё, что ни делаешь, всё что ни пишешь - с собой ведь не возьмёшь туда. В одной сорочке будешь лежать...Неужто ничего не останется после нас?!...Как там в Библии-то? Только червяки будут есть твоё тело и размножаться в твоих телесах... Несправедливо это, неправильно... (Встаёт, садится за стол.) Да, забыл сказать - Максим-то, оказывается, здоровый был! Диагноз ему ошибочный поставили, сволочи... Вот так всегда у нас бывает, в России нашей, матушке. Убили человека словом, что называется...Суки... Да что говорить-то! (Утыкается в компьютер, продолжает что-то набирать.)
В комнату входит Максим: босой, в белой сорочке, со свечкой в руке. Подходит к столу (Воронин его не замечает), смотрит, заглядывая через плечо, на экран компьютера.
Максим. Так, так...Правильно... Здравствуйте, Борис Иваныч!
Борис (испуганно). Кто здесь?
Максим. Да не пугайтесь вы так, Борис Иваныч! Я присяду? (Кивает на стул.)
Борис. Да, да, конечно! Это вы, Максим?
Максим. Да, это я. Вы, что - не узнали меня?
Борис. Узнал, узнал... но вы же, в некотором роде, мёртвый!
Максим (смеётся). Даже не в некотором, а в полном... Что ж тут поделать-то. Снайпер оказался профессионалом.
Борис Воронин бледнеет и хватается за сердце.
Максим. Да не пугайтесь вы так, Борис Иваныч! Я на вас вовсе не в обиде.
Борис (медленно переводя дух). Так, значит Бог существует... И ад, и рай значит тоже...
Максим. Да, конечно, и мне здесь намного лучше, чем у вас на земле. На самом деле, вы уж мне поверьте.
Борис. Верю, верю, я вам, Максим, раз уж вы здесь...Вот во что бы никогда не поверил, так в это!
Максим. Придётся, придётся... Я на самом деле, к вам Борис Иваныч по делу. Просто так бы не стал спускаться с неба, мне там очень приятно находиться. (Смотрит в окно.) Мдаа... На самом деле, всё, что написано в Библии, чушь полная. (Тушит свечку, ставит её на стол.). Не так всё было.
Борис. А как, можно узнать?
Максим. Нельзя конечно, Борис Иваныч. Ну вы же не маленький, сами понимаете... Я - вам, вы - в книжку, и вот - никакой тайны не осталось. Сразу падает гуманистическая ценность праведности. И потом - зачем вам это?
Борис. Да, так... Хотелось знать правду.
Максим. Правду... Правда разная бывает, у каждого она, как известно, своя...Ну, да ладно. Я, Борис Иваныч, хотел лишь проверить как там работа над рукописью обо мне идёт... Да не бойтесь вы так, не приду больше... Так уж мне хотелось взглянуть на неё краешком взгляда, что аж с того света отпросился, хоть и не любят у нас этого. Но если очень большое желание имеешь, то отпустят. Ненадолго конечно. Там страстность натуры уважают, не то, что здесь.
Борис. А мне когда туда? (Показывает пальцем вверх.) В смысле на небо... Или в ад?
Максим. А вот этого я вам сказать не могу, нельзя мне это. Да и бросьте вы свое дурацкое разделение на ад и рай, а лучше почитайте-ка священные книги других религий, да и скомпонуйте всё вместе. Правда-то - она везде разбросана, рассеяна. Вам только скажу вам - всё у вас будет хорошо, попортите воздух ещё долго.
Борис. Спасибо. Вот за это спасибо.
Максим. Не стоит, я тут ни при чём. В общем, посмотрел я вашу работу - хорошая вышла пьеска, не чета современной дряни. Спасибо, Борис Иваныч, не обидели. Я ж пока умирал (а умираем мы не сразу, позволю себе заметить), пока умирал всё думал - что за жизнь у нас дурацкая на Земле! И жил как клоп, и сдох как собака. Потом понял, конечно, в чём замысел Божий был, да только в тот момент слишком уж испереживался... Так что советую вам по пустякам не волноваться, Борис Иваныч. Все там будем, а я вас встречу, с распростёртыми объятиями.
Борис. Да, не хотелось бы, Максим, честно говоря. Хотелось бы побольше воздух-то попортить.
Максим. Да бросьте вы, Воронин! Известный писатель, уважаемый человек, а туда же! Вроде жизнь прожили, а простой вещи не поняли. Да, видать, так и помрёте старым дураком... Бог вам, как говорится, судья. А я - я спасибо вам сказать должен, что вы так скоро прервали мои земные мучения. Хотя и на это была воля Божья конечно, а всё ж таки - спасибо Вам!
Борис. Да, в общем-то, не за что, Максим. Пожалуйста.
Максим. Кстати, Борис Иваныч, у вас спичек не будет?
Борис. Да, да, будут, конечно.
Даёт ему зажигалку. Максим зажигает свечку и идёт за кулисы. Останавливается у края сцены.
Максим. Так до встречи, Борис Иваныч. Я вас буду ждать с нетерпением. Обсудим творчество ваше.
Борис (крестясь дрожащей рукой). Да, да, Максим, прощайте. Простите меня, пожалуйста.
Максим. Бог простит, Борис Иваныч. (Уходит.)
Занавес.
Январь 2003 г. Последняя редакция - 4 ноября 2003 г.