Аэронарты, поднимая клубы взвихренного снега, влетели в поселок рано утром. Лихо развернулись на центральной площади и, рыкнув напоследок мотором, остановились. Сияющий диск пропеллера замедлил вращение и распался на лепестки лопастей, бесшумно кружащиеся в догнавшем нарты облаке снежинок.
Пилот ловко выбрался из кокпита и спрыгнул на утоптанный снег площади. Обхлопал припорошенную инеем доху огромными рукавицами с меховой опушкой, постукал одну о другую ногами в лохматых унтах и, уперев руки в бока, огляделся кругом. Увидев, как в выходящих на площадь окнах замаячили бледные пятна лиц, осклабился в заиндевевшие усы и бороду и сдвинул на лоб закрывающие пол-лица очки-консервы.
Из домов начали осторожно показываться их обитатели, на ходу оправляя меховые одежды. Смотрели с опаской, подолгу задерживаясь взглядами на притороченной к боку массивной деревянной кобуре и большой матерчатой звезде, нашитой на лохматый треух. Переводили взгляды на фюзеляж нарт, украшенный по бокам такими же звездами, и испуганно опускали глаза.
- Кто председатель? - спросил пилот, полностью завладев вниманием местных.
- Я председатель, однако, - выступил из толпы собравшихся крепкий еще мужчина с сединой в клочковатой бороде. Из-под капюшона парки на пилота спокойно смотрели узкие щелочки глаз. Тяжелые веки прибавляли взгляду усталой мудрости. Сеть глубоких морщин изборождала лицо.
- Зовут как? - спросил пилот.
- Аюгын. Аюгын та Меерген, - ответил председатель.
- Аюгын Меергенович, значит... А фамилия как? - Пилот извлек из висящего на портупее планшета лист бумаги и изучал его содержимое.
- Нету, - развел руками председатель. - Род есть, зверь-предок есть, фамилия -- нету...
- Предков ваших в паспорт не впишешь, - проворчал пилот, покосившись на стоящие тут и там по периметру площади столбы с грубой резьбой, испятнанные у оснований не пойми чем. Рубленые топором звериные морды недобро смотрели на пришельца пустыми бельмами глаз. Оскаленные пасти тоже были все в бурых пятнах.
- Вот что, Аюгын Меергенович, - сказал пилот, шагнув вплотную. - Буди-ка народ, дорогой мой. Снимайтесь, пожитки пакуйте самые необходимые, скот поднимайте с лежбищ -- и уходите все на север. Час у вас на все про все. Шерстянники к океану идут.
- Беда, однако, - выдохнул, побледнев, председатель.
- А то, - согласился пилот. - Проспали вы беду. Стоптали бы вас шерстянники, и не нашел бы никто и следа вашего до самой весны. Так что скажи, Аюгын Меергенович, спасибо народной власти, что о вас позаботилась...
- Откуда новости привез? - спросил председатель. - Верить им или нет?
Пилот прищурился и протянул:
- Ты что же, председатель, власти народной не веришь? Той, что тебя над твоими людьми поставила, полномочиями наделила, детишек твоих уму-разуму учит, бабам рожать помогает?! Так выходит? В слове народном сомневаешься?!
Председатель, впрочем, и глазом не моргнул.
- Однако, не сомневаюсь я. Люди подробности знать захотят.
- Подробности? - угрюмо спросил пилот. - Вот тебе, председатель, подробности. Аэрофотосъемка знаешь что такое?
- С неба? - спросил председатель. - Когда с неба власть смотрит на все вокруг?
Пилот несколько опешил, но все же кивнул.
- С неба, с неба, темнота... - а сам подумал: не такие уж они и простые, какими мы хотели бы их видеть. Ишь, дикари...
- С аэролета вчера днем увидели, что с ледника вал шерстянников покатился. Миграция у них, стало быть. Прямиком к океану рванули, пару поселков стоптали, и Урмеэн-таги стоптали бы, райцентр, ежели б валы не выдержали. Теперь вот здесь уже скоро будут.
- Когда? - спросил председатель.
- Да к полудню, пожалуй, уже и будут, - сориентировавшись по выползающему из-за горизонта светилу, ответил пилот.
- Почему на север идти говоришь? - требовательно спросил председатель. - Лед там, а потом -- вода. Зверь туда и пойдет. Почему обойти нельзя?
- Потому, папаша, что уж больно много шерстянника нынче в море топиться идет. Тыщщи многие. Таким фронтом идут -- не обойти и за день пешком-то. И аккурат через ваш поселок прут. Так что будем мы вам организовывать э-ва-ку-а-ци-ю, - по слогам проговорил наверняка незнакомое слово пилот. - Знаешь, что такое?
Председатель потряс бородой -- поди пойми, что это у них означает.
- Туда, к припаю, идет лодка большая. Ледокол называется. Караван ведет барж...ну, тоже лодки такие. Вот на них вас и погрузим.
- До берега не успеем дойти - сокрушенно покачал головой председатель. - Зверь-гора, однако, шибко быстро ходит. Подавит нас.
- Не подавит, - усмехнулся пилот. - На полпути вас дирижабли подберут да на баржи перенесут.
- По небу? - ахнул председатель.
- По нему самому, - ответил пилот, блестя зубами в смерзшейся сосульками бороде.
Председатель кивнул и крикнул что-то своим, размахивая руками. Местные, лопоча, бросились врассыпную.
Скоро из домов потянулись к краю поселка бабы в бесформенных одеждах до земли, тащившие узлы с пожитками и запеленатых в шкуры детишек. Мужчины вооружились копьями и гарпунами, кое у кого в руках были длинные луки, а за плечами -- колчаны с ярко оперенными стрелами.
Где-то затрещал взламываемый наст, и мир огласился трубным ревом. Просыпались в своих снежных пещерах впавшие в спячку крутобоки. Разбуженные в неурочное время животные в ярости расшвыривали снег широкими лопатами рогов и норовили лягнуть деловито взнуздывавших их хозяев, которые ловко уворачивались, не отрываясь от дела. Мир наполнился встревоженными голосами, шумом и суетой.
Пилот наблюдал за всем этим, неспешно попыхивая папиросой.
Постепенно народу на площади становилось все меньше. Вскоре не осталось никого.
- Все, однако, - услышал пилот за спиной. Председатель курил гнутую трубку, пуская колечки дыма и посапывая чубуком. Вид у него был отрешенный. - Ушли.
- Имей в виду, председатель -- не пригонишь скотину к точке рандеву...ну, туда, где на небо вас забрать должны -- самих вас и не возьмут, - сказал пилот. - Скотина есть народная собственность и народное же достояние. Усек?
- Понял все, уполномоченный, - кивнул неспешно председатель. - Мы вам без зверя без надобности, а сами вы зверем править не можете... Так мы тут и остались, на земле предков, да, начальник?
- Верно понимаешь, старый, - пилот прищурился, разглядывая непроницаемое лицо местного сквозь клубы дыма из трубки.
- Вернемся сюда, начальник? - спросил председатель, глядя прямо пилоту в глаза
- Вернетесь, не вернетесь... - проворчал пилот. - Почем мне знать? Там разберутся. Вам, старый, какая разница, где снег топтать -- тут или на новом месте?
- Тут земля моих предков, уполномоченный, - негромко сказал старик. - Духи наши здесь живут. И нам здесь жить надобно. Негоже духов одних оставлять.
- От духов твоих через полдня одна щепа и останется, - пилот махнул рукой в сторону неодобрительно косящихся на него идолищ. - А от вас, если убраться не успеете -- красный снег!
- Эх, не вернемся, однако, - вздохнул председатель, и, выбив трубку о торбас, зашагал прочь, туда, где тянулись к дальним торосам черной змейкой люди и звери.
Пилот задумчиво смотрел ему вслед. И только когда председатель превратился в маленькую точку среди заполнившей мир белизны, сдвинулся наконец с места.
Поселок был невелик, и пилот обошел его за час, тщательно инспектируя каждый дом на предмет забытых ценностей. Загружая свою законную добычу в грузовое отделение нарт, пилот спиной почувствовал чужой взгляд.
Не делая лишних движений, он медленно расстегнул кобуру и не спеша распрямился. Потом молниеносно обернулся, выбрасывая руку с вырванным из кобуры большим черным пистолетом навстречу...кому?
Под одним из резных столбов сидел прямо на снегу ребенок, одетый в простую меховую кухлянку, и смотрел на него в упор. Мальчишка лет десяти, смуглый, как и все они здесь, с черным ежиком волос на непокрытой голове. Глаза у него были странные -- очень темные, с огромными зрачками, за которыми почти не видно было белков. Не мигая, мальчишка смотрел на пилота. Челюсти его мерно двигались, пережевывая что-то, а рот был испачкан красным.
Ни резкое движение пилота, ни пистолет мальчишку не напугали. Продолжая жевать, он не спеша поднялся на ноги, и только сейчас пилот увидел, что мальчик бос.
"Убогий, - подумал пилот, убирая пистолет в кобуру. - Родители забыли...или нарочно оставили. Что тащить такого с собой? Или сам от суеты спрятался, и вышел, когда все стихло. А, все равно!"
- Тебя как звать-то, малой? - спросил он, не надеясь на ответ и не получив его. Пожав плечами, продолжил: - Один здесь? Отстал? Или сам остался?
Ребенок молчал. Только смотрел и жевал. Красное стекало по подбородку на мех одеяния, замерзая рубиновыми бусами вокруг шеи.
- Сирота? Или бросили тебя? Кто ты есть-то? Найденыш какой? Али подкидыш? Снегушонок?... - продолжал допытываться пилот, уже не ради ответа, а для того, чтобы заглушить жуткую тишину, повисшую вдруг над покинутым поселением.
Где-то далеко, среди снега и льда, раздался волчий вой, протяжный и тоскливый. Пилот чертыхнулся, прислушиваясь. Ответил еще один зверь, потом еще и еще. Воздух шевельнулся, и поземка завихрилась вокруг босых ног мальчишки.
- И что с тобой теперь, убогим, делать? - беспомощно спросил невесть кого пилот.
Вконец раздосадованный, пилот матерно выругался, перекрикивая непрекращающийся теперь волчий вой, которому вторил посвист ветра в растянутых между брошенными домами сыромятных веревках.
- Со мной поедешь, - решил наконец пилот. - После разберемся.
Утоптанный снег площади начал едва заметно подрагивать. Приложив козырьком руку к глазам, пилот разглядел далеко на юге, там, откуда он сам примчался несколько часов назад, полоску тьмы, протянувшуюся от одного края равнины до другого.
Приближалась миграция, и времени уже почти не оставалось.
- Пошли, малой, - пилот шагнул к убогому, протягивая раскрытую ладонь...и замер на полушаге, когда из-за ближайших домов показались и неторопливо порысили, направляясь к стоящим в центре площади людям, здоровенные полярные волки.
Два. Еще два. Еще... Тварей в белых с прожелтью шкурах, каждая из которых в холке была по пояс взрослому человеку, становилось все больше. Пилот, пятясь, начал отступать к машине, боясь обернуться и увидеть там тоже волков. Пальцы лихорадочно расстегивали ремень кобуры.
Мальчик стоял, не шелохнувшись. Волки обступили его.
Не глядя протянув руку, мальчик коснулся лобастой башки самого крупного из волков и погладил его между ушей. Волк шевельнул поленом хвоста и игриво куснул детскую ладошку. Ребенок выхватил что-то из волчьей пасти и, не глядя, сунул в рот. Красное хлынуло на грудь, заливая и без того слипшийся мех. Челюсти мальчика размеренно задвигались вновь. Пальцы легко порхнули по лицу, оставляя странный узор из жирных красных линий под глазами. Потом мальчик оскалил зубы и зарычал.
Пилот отшатнулся. С детского лица на него смотрела жуткая рожа туземного идола -- такая же, что украшала каждый столб в поселке.
Пилот наткнулся спиной на борт машины. Наощупь скользнул вдоль гофрированного корпуса гондолы к кокпиту, не глядя, щелкнул тумблерами насоса и зажигания. Защелкали, просыпаясь, реле, и волки насторожили уши.
- Что же ты, пацанчик? - с горечью спросил пилот сам не ведая кого.
И он понял вдруг, что это странное существо знает все про него: про все его мечты и неудачи, про все любови и предательства, про веру его и безверие, рвущие напополам его мятежную и подленькую душу, про всех тех, кто был с ним и от кого он отказался, и тех, кто хотел его смерти, и кого умертвил он сам способами жестокими, быстрыми или мучительными, и его несбыточной надежде на светлое будущее, в котором, как в царстве небесном, каждому воздастся по делам его, и все будут прощены и заживут в мире...
И пилот понял, что возмездие за все эти деяния, свои и чужие, за поступки и их последствия настигло его -- здесь и сейчас.
Мощным рывком пилот послал свое тело в кокпит, скользнув в его тесное нутро единым слитным движением. Рычаги управления сами прыгнули в руки. Ожил, взрыкнув и выплюнув едкое облачко выхлопа, двигатель за спинкой кресла, и запела, раскручиваясь в прозрачный диск, крыльчатка пропеллера.
Жутким многоголосым хором на одной леденящей ноте взвыли волки.
Машина прыгнула навстречу стремительно стелющимся над снегом зверям.
На ее пути стоял, как вкопанный, мальчишка. Руки его уже не были пусты. Смертоносным движением мальчик натянул длинный лук, и поверх дрожащей на тетиве стрелы прямо в лицо пилоту глянули прищуренные безжалостные глаза -- черные, как небытие.
Пилот прицелился чуть ниже этих страшных глаз и нажал на спуск.
Рев мотора заглушил и выстрел, и треньканье тетивы, и посвист стрелы, пронесшейся мимо. Пилот успел еще заметить, как опрокинулся на спину, сверкнув в воздухе пятками, мальчишка, а потом были гул потока набегающего воздуха, звериный рык и вой, хруст снега и костей под полозьями нарт.
Волки некоторое время еще бежали совсем рядом, бежали страшно, молча, целеустремленно. Потом по одному, по два начали отставать. Пилот выстрелил пару раз для острастки, и волки отстали вовсе.
Можно было ненадолго перевести дух. Нарты неслись навстречу темной полосе, приближающейся с юга. Заложив вираж, пилот по широкой дуге отклонился сначала к востоку, а потом, в объезд поселка, к северу, оставляя позади пережитый ужас и грядущее бедствие.
Потом он начал хохотать.
Он все еще хохотал, когда полчаса спустя зафыркал и заглох мотор. Нарты проскользили еще сотню метров по инерции и встали. Скрип снега под полозьями стих.
В наступившей тишине пилот выбрался из кокпита и обошел машину. В гофрированном боку, сверкая оперением, торчала стрела. Из пробитого ею отверстия на снег все истончающимся ручейком вытекало топливо, распространяя сильный спиртовой аромат.
Вдали, едва слышный пока на расстоянии, раздался тоскливый волчий вой.
Наст под ногами начал ощутимо подрагивать.
Пилот невидящим взглядом обвел горизонт, погрозил кулаком бесстрастным небесам с равнодушным багровым глазом солнца и зашагал на север.
То и дело проваливаясь сквозь корку наста, часом позже он добрался до очередной линии торосов. Взойдя на нее, пилот увидел далеко впереди тонкий ручеек из человеческих и звериных фигурок, вьющийся среди снежных заносов в направлении бескрайнего ледяного поля. Ледовую гладь раскалывала широкая полоса темной воды, на которой замерли красные корабли. В небе над ними парили сигары дирижаблей с огромными звездами на округлых боках.
Дошел, подумал пилот и улыбнулся. Что-то толкнуло его в спину, и он обернулся в удивлении.
Оставшаяся позади равнина была от края до края заполнена тысячами огромных лохматых туш, слитной массой несущихся прямо на него. Лед дрожал под ногами от тяжкой поступи бесчисленного стада, и пилот успел удивиться звенящей тишине, заполнившей весь мир.
Совсем рядом с ним, у подножия линии торосов, стояли и смотрели на него белые волки. Верхом на самом крупном сидел мальчишка в алой на груди кухлянке и деловито натягивал лук, глядя прямо в глаза пилоту и улыбаясь окровавленным ртом.
Вторая стрела вошла пилоту в грудь, и, уже опрокидываясь навзничь в летящее ему навстречу небо, он успел почувствовать, как что-то освободилось внутри от наложенных им самим давным-давно оков -- и полетело с ним рядом, поднимаясь все выше и выше, выше и выше...