Тихонов Александр Александрович : другие произведения.

Шитьё по живому. Судьба и творчество русского поэта Леонида Чашечникова (2023)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга омского историка, писателя Александра Тихонова посвящена судьбе и творчеству русского поэта Леонида Николаевича Чашечникова, роли поэта в судьбе Омской и Астраханской областей, Подмосковья. Омск, 2023 год. [Текст в авторской редакции может не совпадать с вариантом издательства]

Александр Тихонов

ШИТЬЁ ПО ЖИВОМУ

Поэтов бы намного было меньше,

Когда бы у поэтов всё сбылось.

Леонид Чашечников

ПО СЛЕДАМ
УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ

  
   В одной из давних заметок о знаменитом французском писателе Марселе Прусте выдающийся отечественный литературовед Л.Я. Гинзбург оставила точное и очень важное замечание для себя и будущих исследователей: "Искусство - найденное время, борьба с небытием, с ужасом бесследности". Небольшая пока по объёму книга Александра Тихонова - о несправедливо забытом талантливом русском поэте Леониде Николаевиче Чашечникове, и это тоже борьба с бесследностью, с короткой памятливостью его земляков и наследников нашего "странного", по слову Лермонтова, чувства любви к отчизне.
   Напомню между тем, что литературный процесс в России на протяжении веков развивался многослойно. В классическую эпоху были гении, но были и крупные мастера, и превосходные беллетристы, и самородки, рождённые живым духом народа. И во всех так или иначе проявлялись черты и тенденции времени, уровень культуры и общества. Так было и в классический период ХIХ - начала ХХ веков, и в эпоху социалистического реализма, и в постсоветское время. И для каждого слоя русской литературы важна была живая память следующих одно за другим поколений отечественных читателей. А она на протяжении даже одного поколения бывает - увы! - короткой. Только классика не умирает с течением времени, обладая свойством бессмертия высокого искусства, а беллетристика, даже популярная при своём рождении, от нечастого к ней обращения быстро уходит в небытие.
   Вот почему в богатой самородными талантами России так много незаслуженно забытых или полузабытых писательских судеб и в столицах, и в далёкой провинции. Такой оказалась, в частности, жизнь и судьба уроженца тарской глубинки иртышского омского севера журналиста и самобытного, талантливого поэта Леонида Николаевича Чашечникова (1933- 1999 гг.)
   Задачей первой книги о нём историка и краеведа Александра Тихонова, по моему разумению, является собирание и уточнение всех сведений и свидетельств о биографии поэта, устранение неточностей и противоречий. Отсюда очерковая эскизность и суховатость повествования о журналистской и литературной работе Л.Н. Чашечникова в первой части книги. Очевидно, сказывается и так называемый "минус-приём": отсутствие аналитического обращения к литературному творчеству поэта, а оно в изучении и рассказе о писателе - самое существенное и интересное, по уверению В. Маяковского. А в других главах книги, где автор пишет о своих разысканиях новых свидетельств, мемуарных или печатных, о встречах с живыми людьми, сохраняющими память о поэте, рождается тёплая, живая интонация, активно проявляются авторские эмоции, оценки и литературный портрет Леонида Чашечникова становится объёмнее, объективнее, обаятельнее.
   Конечно, во многом свою непростую судьбу творил он сам: скитальческую, бездомовую, смолоду богемную, а в зрелые годы подверженную "русской" болезни творческой интеллигенции, но и яркую, замешанную на крутом нраве и прямом, принципиальном слове, с трудным изданием поэтических книг, затянувшимся вступлением в писательский Союз, а главное - с любимой горькой интонацией певца печали о России, о судьбе русской деревни, а горевать об этом в советские времена было, как известно, непатриотично...
   Тарский край Омской земли был родиной немалого числа даровитых людей, и Александр Тихонов давно собирает о них выразительные факты и материалы. Пришла пора публикации многочисленных сведений, которые могут стать основой будущей научной биографии Л.Н. Чашечникова. Автор постарался объединить в композиции своей книги самые разнообразные данные: упоминания о поэте в статьях, книгах, периодической печати, мемуарах, архивные свидетельства, эпистолярий, записи о встречах с земляками, переписку с теми, кто знал Чашечникова, общался с ним. Восстановление правды ожившей истории подкрепляется гражданской публицистикой Александра Тихонова, его психологическими наблюдениями, воссозданием характера, комментариями важных деталей жизни и творчества героя книги. Нет сомнения, что добросовестно и полновесно воссоздан первый и очень важный - фактографический срез внешней истории жизни Леонида Николаевича Чашечникова.
   Далее, полагаю, следует ожидать реализации не менее существенного этапа работы: анализа поэтического наследия мастера, изучение его творческой индивидуальности, тем более что к его девяностолетию объединёнными усилиями специалистов Тары и Омска наконец-то выходит первая большая книга в Сибири избранных произведений нашего земляка.

Вадим Физиков,

кандидат филологических наук

1. Среди казённых биографий

  
   Стоит нам вчитаться в биографические справки Леонида Чашечникова, публикуемые в Таре и Седельниково, в Омске и Астрахани, в Балашихе и Сергиевом Посаде, с удивлением обнаруживаем, что некоторые периоды жизни поэта переданы по-разному, а то и вовсе не упомянуты. В процессе работы с материалами о жизни и творчестве поэта я столкнулся как минимум с десятком вариаций его биографии. Составители биографических справок путали даты жизни и смерти, названия газет и журналов, населённые пункты и имена людей. И всё же костяк оставался неизменным -- по-видимому, когда-то сам Чашечников написал для одной из книг краткий, ёмкий вариант своей биографии, а уже к нему биографы добавляли последующие штрихи. Передо мной и сейчас лежит документ за подписью Леонида Николаевича, озаглавленный "Объективка" -- заверенный автором, а, значит, наиболее правдивый вариант.
   И всё же, если взять "Объективку" за основу и добавить к ней подтверждённые факты из жизни, мы получим относительно удачный вариант биографии. Не пять-шесть строк, конечно, иначе человеческой судьбе будет слишком тесно в казённых рамках. Итак, начнём...
   Леонид родился 8 марта 1933 года в деревне Воскресенка Седельниковского района Омской области в семье Николая Тимофеевича и Марии Петровны Чашечниковых. Его прадед, Ефим Иванович Смолин, был одним из первых переселенцев, обосновавшихся в этих землях. В 1907 году к числу жителей сибирской глухомани добавилась семья Степана Дербенёва, и начала отсчёт история деревни Воскресенка. Впрочем, некоторые ведут отсчёт именно от Смолина.
   Если бы на месте, где когда-то жили и умирали деревни, ставили кресты и надгробия, мы бы прочли на одном из таких: "Воскресенка. 1907--1987". Восемьдесят лет -- совсем молодая деревня, лишь начавшая врастать в дремучую таёжную историю. Именно в 1987 году из Воскресенки уехали последние жители, а четыре года спустя остатки рукотворным пожаром слизнуло покосившиеся заборы и пустые завалюшки. Люди расчищали место под поля, и там, где когда-то стояла деревня, вскоре уже собирали урожай. Не бурьяном обратилась малая родина поэта, но полем, которое кормит и поныне.
   Много лет спустя в интервью Чашечников напишет: "У нас в роду довольно прохладно относятся к родственным отношениям. Может потому, что с детства приучены "к автономному плаванью" по жизни. Все мы -- дети предвоенного времени и начали ходить самостоятельно по земле с 14-16 лет. Не принято у нас сюсюкать, жаловаться, просить помощи и поддержки. С одной стороны, это вроде бы ненормально. А с другой -- с младых ногтей вырабатывался навык сопротивляемости, "самости", независимости в суждениях и поступках..."
   Детство Леонида выпало на годы Великой Отечественной войны, забравшей из села почти всех мужиков, принёсшей голод и похоронки. Мальчишкам из Воскресенки и тысяч деревень пришлось стремительно взрослеть, не забывая об учёбе. В годы войны и после её окончания Лёня учился в Кукарской семилетней школе. Он оказался талантливым, сметливым юношей и пробовал себя в роли журналиста, став редактором школьной газеты "За учёбу", а когда на её страницах появлялись талантливые карикатуры, созданные его товарищем Сашей Захаровым, красноречивый и ироничный Чашечников добавлял к ним свои стихотворные подписи.
   В 1948 году Лёня приехал в город Тару, где поступил в педагогическое училище, однако не прошло и двух месяцев, как парень разочаровался в выбранной профессии. Тогда мать буквально за руку привела сына в культурно-просветительскую школу. Больше было идти некуда, ведь набор абитуриентов в другие учебные заведения закончился, а культпросветшкола принимала будущих студентов до 1 ноября. Об этом учебном заведении, дававшем путёвку в жизнь многим талантливым ребятам, отдельный разговор. Из культпросветшколы выходили будущие клубные работники, которым предстояло развивать культуру на селе, художники-оформители, музыканты, журналисты. Словом, культпросветшкола, ныне с дерзостью именуемая в просторечье не иначе как "Кулёк", формировала на севере области будущую культурную интеллигенцию. Лёне предстояло стать самым известным её выпускником.
   Чашечникову удалось поступить на художественно-оформительское отделение. Там его творческая натура смогла развернуться во всю ширь. У общительного и весёлого Чашечникова нашлось немало единомышленников, и он, прозванный Лёшей или, дурашливо, Лёшкой Чашкиным, учился играть на баяне, писать первые хлёсткие стихотворения. А ещё Лёша оттачивал талант художника, а годы спустя, оставляя автографы на своих книгах, порой пририсовывал профиль усатого, смурного человека. Но это позже, а пока -- молодость!
   Завершив обучение в 1951 году, Лёня получил квалификацию организатора-методиста клубной работы. Не успели высохнуть чернила в документах их лихого выпускника, а Чашечников уже знал, что ему предстоит работать художественным руководителем в Знаменском районном доме культуры. И началось: сначала Знаменка, потом работа худруком и заведующим клубом в сёлах Пологрудово, Васисс, Имшегал.
   Наконец судьба занесла юношу в село Екатерининское, расположенное возле живописного кедрового бора, на берегу Иртыша. Жители села уверяют, что именно здесь Чашечников начал всерьёз писать стихотворения, а ветер с Иртыша вскружил ему голову. Юноша окунулся в омут любовных переживаний, и вдруг... его ранние биографии все как одна обрываются на этом моменте, проматывая судьбу поэта к 1956 году, когда Лёня был принят в тарскую газету "Ленинский путь". Биографы, и сам Чашечников тоже, умалчивают о том периоде, когда юноша вдруг переменил судьбу и отправился на поиски себя не в близлежащий город Тару, а в далёкий, овеянный романтикой Кузбасс. То ли отправился залечивать разбитое в любовных драмах сердце, то ли себя искал. Так или иначе, в поздних вариантах биографии как у самого Чашечникова, так и у исследователей находим упоминание, что в этот период он работал помощником комбайнёра (экая перемена деятельности для культработника!), а затем без малого три года работал крепёжником на одной из кузбасских шахт. Всё вроде бы встаёт на свои места, если прочесть стихотворение "Исповедь", в котором поэт пишет о неверной жене, а следом:
  
   Меня везли всё время и вели,
   В забои шахт и в лагеря бросали --
   Я умер бы, наверно, от любви,
   Но от петли меня стихи спасали.
  
   Эти строки из самого, пожалуй, горького любовного стихотворения поэта -- обнажённые чувства человека, которому нечего терять и который уезжает прочь. Вот только с Анной он встретился позже, а значит, прочь от Екатерининского он уезжал после любовной неудачи с девушкой (с Екатериной ли, с Тосей из стихотворения "Покосы"?) или не уезжал вовсе... Был ли Кузбасс в жизни Чашечникова? Оставим этот эпизод его биографии будущим пытливым исследователям. Нам хотя бы стало понятно, откуда вдруг возникли "забои шахт" в его стихотворении, но как в ту же строку проникли лагеря? А выведенный шариковой ручкой профиль смурного старика словно отвечает: "Всё в будущем, всё будет..."
   В 1956 году Чашечников вернулся в Омскую область (или всё же приехал из Екатерининского в Тару?), набравшись жизненного опыта, окрепнув творчески и переосмыслив свою жизнь. Он был принят на работу в отдел писем тарской районной газеты "Ленинский путь". Здесь его заприметил журналист и поэт, фронтовик Яков Горчаков, и очень скоро Лёня Чашечников стал посещать заседания литературного объединения "Таёжные зори", которые незадолго до этого Горчаков организовал при редакции газеты. Вместе с ним в рядах молодых поэтов-журналистов оказались Михаил Сильванович и Михаил Белозёров.
   Белозёров так вспоминал момент, когда впервые узнал, что друг пишет стихи: "...Он серьезно попросил меня послушать и сказать своё мнение. Тут же заиграл баян, и запел Лёша, пытаясь делать это весело, но получалось печально: "Ну не хмурь же ты брови свои, нам с тобою поют соловьи..." "Это -- не Есенин, -- сказал Лёша, допев до конца. -- Это -- Леонид Чашечников. Причём с собственными словами и музыкой. -- Я потом, усмехнувшись, добавил: -- Между прочим, и собственным исполнением..."
   В литобъединении между ребятами установились крепкие дружеские отношения. Именно они услышали, как Лёша впервые читал своё стихотворение "Разговор со стаканом", в котором примерял на себя образ измученного жизнью, опустившегося алкоголика. Трагичность, во многом напускная, скорее позабавила собравшихся, а вскоре Чашечников прочёл на заседании "Таёжных зорь" полноценную поэму -- "Александр Сибиряк", которую позже не публиковал ни в одной из книг. Сам поэт в 1994 году, в интервью Вадиму Сукачу (всё же я назвал бы этот материал беседой), признавался, что поэма (он называл её "Сашка Сибиряк") и вовсе не уцелела.
  

0x01 graphic

Семья Л.Ч. Жена Анна (вер.),

сестра Тамара, мать Мария Петровна

  
   В этот период времени он часто бывал в Екатерининском, где жили его мама и сестра Тамара, там же повстречал девушку по имени Анна, которая в 1957 году стала его женой. В 1958 году Чашечников переехал в Омск. Поначалу работал на заводе им. П. И. Баранова, со слов самого Чашечникова, слесарем-наладчиком, художником-оформителем и сотрудником заводской газеты. Позднее -- в многотиражке "Сельский строитель" и крупной региональной газете "Молодой сибиряк". Стихи Чашечникова, положенные на музыку Бориса Яркова, стали одной из наиболее известных песен о городе на Иртыше -- "Омские вечера".
   В 1964 году Леонид переехал в Астрахань, где к тому времени жила его сестра Тамара, ранее перебравшаяся к отцу. В Сталинграде (Волгограде) в 1969 году вышла из печати первая его книга "Я боюсь тишины". До 1981 года в местном издательстве было выпущено ещё четыре книги поэта: "Россия, женщина, берёза" (1972), "Журавлиный зов" (1979), "Сроки" (1981) и "Краски осени" (1981). Он работал в районной газете "Заря Каспия" (с 1969 года, на должности литературного сотрудника), периодически публикуя журналистские материалы в центральных газетах, таких как "Советская Россия" и "Сельская жизнь". С 1976 года руководил литературным объединением "Высота" при Доме культуры строителей, в котором работал с молодыми поэтами по принципам, перенятым у Якова Горчакова, воспитав плеяду талантливых поэтов.
   Важной вехой для Чашечникова стал приём в 1977 году в Союз писателей СССР. Процесс был длительный и сопровождался окололитературными интригами, однако мнение известного поэта Михаила Луконина и редактора журнала "Москва" Михаила Алексеева о безусловной творческой одарённости Чашечникова сыграли свою роль.
   К моменту вступления в писательскую организацию Чашечникову было 44 года. В 1979 году, по направлению областной писательской организации, отправился в Москву для обучения на Высших литературных курсах при Литературном институте им. А. М. Горького.
   В период обучения квартировал в крохотной деревне Семёнково, расположенной между городами Краснозаводск и Сергиев Посад. В деревне к тому времени, по примеру соседних городов, уже начали появляться многоквартирные дома, но дух русской деревни здесь ещё чувствовался, что давало поэту творческих сил, позволяло отдохнуть от шумной суеты столицы. В 1980 году участвовал в творческой командировке на Чукотку. Чёрным днём для поэта стал четверг, 21 августа 1980 года, когда умер его отец, Николай Тимофеевич, позже похороненный на кладбище посёлка Трубный Астраханской области.
   В 1981 году 48-летний Чашечников с красным дипломом окончил обучение. Среди предметов, которые преподавали поэту, были: "История зарубежной философии", "История зарубежной литературы", "История русской литературы", "Психология творчества", "Кинодраматургия", "Театральное искусство", "История музыки" и многое другое.
   По окончании Высших литературных курсов Чашечников получил от Союза писателей СССР двухкомнатную (по другим данным -- трёхкомнатную) квартиру в подмосковном городе Балашиха, а в столичных издательствах с разницей в несколько лет вышло три его книги: "Время жатвы" (1982), "Лебедь-песня" (1989) и "На круги своя" (1993). Популярный исполнитель Эдуард Хиль спел песню "Горькая свадьба" на стихи поэта, а Чашечников избран в Балашихе председателем районного Земского совета.
   На излёте советской эпохи Чашечников продал жильё в Балашихе и купил однокомнатную квартиру в Семёнкове, где довелось жить несколькими годами ранее. На сэкономленные от продажи квартиры в Балашихе купил автомобиль "Волга", для поездок на котором нанимал личного водителя.
   В 1994 году поэт в последний раз побывал на малой родине, в Омской области. Встретился со старыми друзьями, выступил в Таре на 400-летии города, с горечью узнал о смерти своего учителя, Якова Горчакова, который скончался как раз в эти дни.
   Несколько лет спустя, по дороге из Семёнково в Астрахань, у его "Волги" сломался двигатель, и поэт продал машину, издав на вырученные деньги свою главную, последнюю прижизненную книгу "Русская Голгофа" (Сергиев Посад, 1999) Денег хватило на выпуск 500 экземпляров, с реализации которых планировалось собрать немного денег для дополнительного тиража. По меткому замечанию поэтессы Дины Немировской у него получилась "мудрая книга много страдавшего человека". Первый том планируемого двухтомника.
   К этому моменту Чашечников и сам страдал от "поломок мотора" -- он пережил уже два инфаркта, поэт терял слух. Чашечников освоил компьютер и самостоятельно "набирал" стихотворные тексты и письма, распечатывал и лишь затем размашисто ставил автограф -- руки не слушались, писать было тяжело.
   Последние творческие вечера состоялись осенью 1999 года в Краснозаводске и Сергиевом Посаде, и все собравшиеся видели, как непросто Леониду Николаевичу выходить к публике. 17 декабря поэта не стало. Он умер в больнице от третьего инфаркта. Похоронен на Рогачевском кладбище в деревне Семёнково Сергиево--Посадского района Московской области. На могиле поставлен камень с портретом и надписью: "Поэт Чашечников Леонид Николаевич".
   С 2003 года в Володарском районе Астраханской области, где довелось жить поэту, талантливым астраханским поэтам вручают литературную премию его имени, а в 2013 году инициативу переняли тарчане, которые регулярно проводят литературные чтения имени Л. Н. Чашечникова и вручают премию. Краеведы, писатели и общественники выступили с инициативой присвоить имя Леонида Чашечникова Тарской центральной районной библиотеке и, после долгих споров, осенью 2021 года было принято положительное решение.
   Михаил Сильванович писал: "...это типичная жизнь таланта, умещённая в один мотив, в одну песню, в которой ни строчки, ни слова нельзя перепеть иначе". А уместится ли биография такого человека в один абзац? Можно ли не запутаться, перечисляя города и сёла, когда "Много было родин у поэта..."? Однозначна ли фигура Чашечникова? Нет, не уместится, нельзя не запутаться, не однозначна... Нет в вышеописанной биографии чреды его свадеб и разводов, имён детей... А названия книг есть, уж не дети ли они ему? Дети, можете не сомневаться! И если пытаться рассказать о столь ярком и неоднозначном человеке, нужно зарываться в архивные документы, штудировать воспоминания современников, письма, малозначимые, казалось бы, заметки и от детали к детали собирать историю жизни одного из непрочитанных, не оценённых по достоинству поэтов.
  

2. "Это мой друг!"

  
   Жизнь соткана из удивительных мелочей, из разноцветных лоскутков, порой бережно подшитых к общему холсту, но чаще прихваченных наспех. Каждый лоскуток -- встреча, событий.
   Зимой 2020 года, когда Омск вымораживал "арктический фронт", а ртутный столбик стремительно уходил за отметку минус тридцать пять, я ехал в холодной маршрутке в Омский областной колледж культуры и искусства. Через весь город, с пересадками. Успел пожалеть, что не отложил свой визит в "Кулёк" до лучших времён. Но, если вдуматься, не было бы той поездки -- и общее полотно лишилось бы нескольких важных лоскутков.
   В небольшом кабинете Анны Фёдоровны Изотовой мы в тот морозный день разговаривали о колледже, о культурной жизни Омска. Именно она, бережно собирающая и хранящая документы об истории "Кулька", рассказывает студентам-первокурсникам, что они -- продолжатели славной традиции Тарской культпросветшколы, самым известным выпускником которой являлся поэт Леонид Чашечников.
   Документы о жизни и творчестве Леонида Николаевича хранятся здесь же: его книги, грамоты, черновики -- всё прислано самим поэтом и передано учебному заведению, которое в жизни Чашечникова значило немало.
   Анна Фёдоровна, рассматривая фотографии, вспомнила, как в середине девяностых в колледж приехала писательская делегация. Какое мероприятие их сюда привело, мне неведомо. Гостей тут же взяли в оборот, повели на экскурсию, упомянув, что выпускником колледжа был поэт Чашечников, которого по незнанию назвали "покойным". Разные слухи доходили до Омска, контактов с альма-матер Леонид Николаевич практически не поддерживал, и сама собой возникала мысль, что он давно умер (как все большие писатели, видимо). Один из гостей вдруг встрепенулся: "Это мой друг! -- эмоционально заявил он, -- Лёня жив!" По крайней мере, именно так его эмоциональные реплики пересказала мне тем днём Анна Фёдоровна. Возмущённым другом Чашечникова оказался поэт Владислав Артёмов, ныне редактор журнала "Москва", рассказавший тогда, что именно он помог Леониду Николаевичу напечатать в журнале поэму "Русская Голгофа", за что мог если и не лишиться должности, то, как минимум, нажить немало проблем.
   И я возликовал. Вот же! Я ведь знаю Артёмова, бывал на его литературных семинарах несколько раз: в Иркутске и Ульяновске. Окрылённый, обрадованный возможностью разузнать о Чашечникове больше, написал ему. Ответ был кратким и лаконичным, мол, да, Чашечников -- один из наших авторов, порой общались. Пусть так, людская память избирательна, а сам Чашечников лёгким характером не отличался, как раз наоборот -- мог рассориться даже с близким другом, да так, что тот годы спустя не захотел бы вспоминать. Но тогда, сидя в кабинете Изотовой, я был уверен, что вот сейчас нащупал выход на новый источник информации... Впрочем, и без рассказов современника понятно, что публикация поэмы "Русская Голгофа" была и остаётся если не гражданским подвигом, то уж точно поступком редкой смелости. Чашечникову эту поэму недруги припоминали до конца его жизни -- значит, задел, уязвил, вскрыл нарыв. Доходило до того, что поэт и филолог Марина Безденежных давала экспертную оценку о том, нет ли в стихах Чашечникова оскорбления отдельных народов. А нам стоит быть благодарными Владиславу Артёмову за публикацию поэмы и то эмоциональное: "Это мой друг!", ведь именно после его приезда в Омск Анна Фёдоровна нашла контакты Чашечникова и завязалась долгая переписка с Леонидом Николаевичем. Пришиваем к полотну очередной лоскуток.
   Много всякого намешано в душе и творчестве Чашечникова. Жизнь его помотала. И без того непростой в общении, он стал жёстче, безапелляционней. Но когда Анна Изотова впервые позвонила поэту и сказала в трубку, что она из Омска, Чашечников вдруг воскликнул:
   -- Омск, я люблю тебя!
   Именно с таких слов началось их знакомство. Дружба? Возможно, что и дружба. Она писала поэту, расспрашивала, он отвечал то скупо и жёстко, то многословно. Впрочем, последнее -- реже. К переписке с поэтом позже добавились письма от его родственников. Выяснилось, например, что созданный вокруг Чашечникова образ сироты войны, отец которого погиб на фронте, не более чем образ, и отец, Николай, не погиб, а был в те годы жив-здоров. Добавилась незначительная, казалось бы мелочь -- события из рассказа "Глухарь", по сюжету которого девочка Света из села Воскресенка утонула в реке, оказались вымышленными. Узнаёшь это -- и становится обидно, а с другой стороны -- девочка, вымышленная девочка, осталась жива.
   Сложный характер Чашечникова не обточила и семейная жизнь. Анна Фёдоровна рассказала про свою тёзку, первую жену Леонида Николаевича Анну, которая, по рассказам современников, была харизматичной и яркой, как раз такой, какая нужна поэту, чтобы потерять голову. А ведь у Анны жизнь была непростой и ухабистой. Она -- профессиональная и прилежная учительница, оказавшаяся в юности в центре любовной драмы. Задолго до знакомства с Чашечниковым, она встречалась с парнем, которому была неверна. Ревнивый ухажёр пришел к девушке с ножом и ударил её в горло, намереваясь убить, после чего ушёл прочь и покончил с собой. Но Анна выжила, хотя на всю жизнь на её шее остался шрам. "Анка недорезанная" -- говорили люди. Словно просится сюда строка из стихотворения Аркадия Кутилова, тут она и должна быть пришита: "Я как раз такую и искал". Именно такую, непокорную, с грузом вины и тяжёлым характером, её встретил Леонид, который и сам был не сахарным.
   Анна Изотова, рассказывая эту историю, призадумалась, потом сказала: "И ссорились они..." Словно для Чашечникова это был эквивалент благостному "Жили долго и счастливо". Вот они -- бьющие посуду, скандалящие молодые Анна и Леонид, расходятся после ссоры по разным углам общей избы. А за окнами воет пурга, быть может, такой же лютый мороз трещит. И они начинают возводить посреди избы стену. Натуральную, из кирпича, ругаясь и низводя поэзию жизни до грубой прозы. А потом мирятся, и всё заново. Верить ли рассказанной в его стихах истории об измене Анны? Или всё же здесь, как в истории с отцом-фронтовиком много лирического героя? Одно можно сказать наверняка словами самого Чашечникова: "Поэтов было бы намного меньше, когда бы у поэтов всё сбылось". У него не сбылось, не сладилось. Тюрьма за невыплату алиментов? Была. Ломаная личная жизнь? В наличии. Хоть сейчас отдельную книгу пиши о нём.
   Вспоминается и написанное Сильвановичем об Анне и Леониде: "Свадьба только называлась свадьбой. Каково же было моё удивление, когда я узнал в невесте... Анну. Лёша, как сам признался, с воскресенья "не просыхал" и теперь продолжал шутить, балагурить. Стол в пионерском лагере накрывали после вечернего горна. Я даже не поверил в серьёзность намерений этой беспечной с виду пары. Ей-богу, можно было подумать, что жених и невеста просто всех разыгрывают, придумав забавную вечеринку. Только по прошествии многих лет станет понятно, во что каждому из них выльется эта "шутка". <...> Он был обречён на любовь к одной женщине. Она жила в нём, сжигала, травила, окрыляла и несла по жизни".
   Кто-то скажет: "Ну и зачем ты роешься в чужом грязном белье? Оставь поэта в покое!". Мне и самому неудобно читать неопубликованные дневники писателей (благо, не было у Чашечникова такого дневника, или же мы о нём не знаем), слушать пересуды о них -- будто лезешь в чужую жизнь, топаешь грязными сапожищами по вымытому полу. Тут у вас вчера строили стену из кирпичей? Тут женщина кричала на какого-то Лёньку? Тогда я к вам...
   Но как не выкинуть из хорошего стихотворения строку, не осиротив его, так и из общего полотна не вырвать отдельный лоскут. Как бы мы ни хотели, а останется прореха и вопрос: а почему тут пусто? Почему сквозит оттуда? И вместо правды захочется прикрыть брешь заплаткой из красивой лжи. Лучше правду, тем более практически всю её Леонид Николаевич выкладывал без утайки в письмах к Анне Изотовой (а имя Анна в его жизни появляется часто).
   Не прошло и недели после того визита в колледж, как мне на просьбу написать о своём знакомстве с Леонидом Чашечниковым ответил поэт Виктор Викторович Карпушин, с которым мы познакомились несколькими годами ранее на сайте "Российский писатель". В письме он сообщил: "Мне довелось общаться с ним в 90-х годах прошлого века. В то время поэт жил в стандартной девятиэтажке в микрорайоне Новый Свет подмосковной Балашихи по адресу: улица Звёздная, дом 8. О Леониде Чашечникове мне рассказал другой поэт, лауреат премии Ленинского комсомола и других литературных премий, автор нескольких поэтических книг Николай Дмитриев".
   Карпушин вспомнил, как впервые оказался в гостях у Чашечникова. Незначительные для обывателя детали были цепко подмечены поэтом. Он видел творческий процесс, хаос на рабочем (всё же кухонном) столе человека, который, быть может, в эти минуты создавал новое стихотворение: "...проводил меня на кухню, где стоял аромат свежесваренного кофе, а на столе среди чашек, пепельницы и вазочки с несколькими стебельками белого и жёлтого донника, лежали листочки со стихами, отпечатанными на пишущей машинке, над которыми, видимо, работал поэт".
   Далее -- ещё одна деталь: "...Много воды утекло с тех пор. Но мне и теперь вспоминаются прутики вербы над входной дверью в квартире поэта -- своеобразный оберег от всего чуждого в русской поэзии и жизни. Освящённые вербы из православного храма Преображения Господня, прихожанином которого был раб Божий Леонид -- русский поэт милостью Божьей".
   Говоря о характере Леонида Николаевича, Карпушин отмечает: "мой литературный наставник был открытым и бескорыстным, постоянно повторял: "Поэзия -- дело кровавое!", имея в виду, что каждая строчка, каждое стихотворение должны быть выстраданы и прочувствованы, пережиты и осмыслены..." В качестве примера личностных качеств Чашечникова собеседник привёл случай с публикацией стихов Леонида Николаевича в балашихинской районной газете "Знамя коммунизма" в марте 1989 года. Тогда была опубликована большая подборка стихов, которую, по выражению Виктора Карпушина, "предваряла "врезка" -- своего рода предисловие от самого Чашечникова, его обращение к балашихинским читателям.
   Вот эти строки:
  
   "Вот уже около двух лет живу я в Балашихе, и надо бы, наверное, познакомить моих нынешних земляков с тем, что я делаю. Но прежде, чем вести разговор дальше, давайте познакомимся с вами. Я автор восьми поэтических книг. На выходе девятая и десятая: июнь 1989 г. в "Современнике" -- будет она называться "Лебедь-песня", и в девяностом году выходит очередная книга в "Советском писателе" -- "Полынь". Сданы рукописи в "Воениздат" и "Молодую гвардию". Но это уже дело более отдалённого будущего.
   Мне 56 лет, по рождению я сибиряк и добрую половину жизни прожил за Уралом, но 17 лет отдано Нижней Волге, Астрахани. В Москву переехал относительно недавно, в начале восьмидесятых, окончив Высшие литературные курсы Союза писателей СССР при Литинституте имени А. М. Горького. А до этого была жизнь, всякая... Был клубным работником, шахтёром, слесарем, наладчиком станков на одном из оборонных заводов, плотником-бетонщиком, полтора десятка лет отдано журналистике. Я и теперь нештатный спец. корр. газеты "Советская Россия". Словом, всё в жизни было.
   Пусть вас не смущают гонорарные соображения. Знаю возможности районки (сам был несколько лет ответственным секретарём), заранее отказываюсь от начисления гонорара.
   С уважением Леонид Чашечников".
  
   Виктор Викторович отмечает, что важным здесь стало и то, что отказ Чашечникова от гонорара редакция газеты восприняла как сигнал для доброго поступка, написав: "Принимая во внимание, что автор отказался от гонорара, мы решили перечислить его на счёт N 701201 на строительство Балашихинского дома-интерната для престарелых".
   Красной нитью через письмо Карпушина прошла мысль о поэме Чашечникова "Русская Голгофа": "Когда поэт работал над поэмой "Русская Голгофа", и когда мы с Николаем Дмитриевым навещали "новосветского затворника" (Леонид Николаевич жил один и не очень любил, когда гости слишком засиживались, хотя всегда встречал посетителей радушно). Иногда он читал готовые фрагменты большого эпического полотна, записывал главы поэмы на катушечный магнитофон и давал нам послушать поэму в авторском исполнении. Поэма "Русская Голгофа" была напечатана в февральском номере 1996 года журналом "Москва", и когда Леонид Николаевич подарил мне экземпляр издания, то он сделал дарственную надпись: "Виктору Карпушину, одному из многих моих крестников в русской поэзии. На добрую память" -- и размашистая подпись поэта, с датой: 10.III.1996 г.
   Кажется, судьба вновь и вновь сводит меня с теми, кто знал Леонида Чашечникова, дружил с ним, помогая пришить разрозненные лоскутки один к другому. Они, помнящие своего товарища, помогают выстраивать всё новые связи, искать всё новых людей. Однажды кто-нибудь, как Анна Изотова, обязательно расскажет о поэте то, что иначе мы никогда бы не узнали, кто-то воскликнет, как Артёмов: "Это мой друг!", или тут же откликнется и запишет свои ценные воспоминания, как Виктор Карпушин.
   А я всё о том же: наша жизнь соткана из удивительных мелочей, из разноцветных лоскутков, порой бережно подшитых к общему холсту, но чаще прихваченных наспех. Каждый лоскуток -- встреча, событие, к которому пришито пять-десять-пятнадцать других. Быть может сейчас, когда вы читаете эти строки, кто-то в Таре или Омске, Подмосковье или Астрахани восклицает: "Это мой друг!" И рассказывает нам о поэте, позволяя из отдельных лоскутков собрать единое полотно: творчество и быт, радости и горести -- всё в дело, всё важно и нужно. Игла идёт увереннее, стежки ровнее. Лоскуток к лоскутку сшиваются воедино части общего полотна.
  

3. Чужими словами

  
   Леонид Чашечников -- безусловное явление в русской поэзии второй половины XX столетия. В его судьбе смешалось всё: длительные запои и тюрьма, искренняя вера в Бога и безоглядная любовь к Родине. Он -- грешный, повидавший жизнь и наказанный судьбой, писал настолько искренне, что и десятилетия спустя его стихи пронзительны и актуальны. Его книги можно отыскать во множестве библиотек, в т. ч. в библиотеке Калифорнийского университета, где книгу "Краски осени" оцифровали, чтобы посетители могли ознакомиться с творчеством русского поэта.
   Однако, мы, земляки Чашечникова, многого не знаем о нём. Мимо некоторых источников информации может пройти даже въедливый исследователь, поскольку имя Леонида Николаевича встречается в неожиданном контексте. Так, например, нам известно, что Чашечников публиковался в знаковых литературных журналах: "Москва", "Наш современник", "Юность" и др., был замечен критиками.
   В. Туркин писал: "Он не всё знает о жизни и потому способен сомневаться, мучиться, искать, верить, разочаровываться, но за всем этим надёжная нравственная и гражданская основа и, главное -- страсть, порыв, небезразличие".
   Астраханские библиотекари пишут: "Стихи Л. Чашечникова глубоко лиричны, о чём бы он ни писал: о природе или о войне, о людях, их чувствах или о жизни. Его стихи надо читать и перечитывать вдумчиво, несуетно, и тогда обязательно найдёшь строчки, адресованные только тебе. А это уже магия таланта, как говорится, от Бога".
   Критики и ценители поэзии обращались к его духовной лирике. Так, в издании "Перспективы" отмечается, что Чашечников "...не поучая, не впадая в "надмирную" дидактику, говорит нам о единственно возможном для нас -- для любого и для всех -- пути духовного бытия: слиянности природы человека с природой земли".
   Это общеизвестные отзывы, но не единственные. Есть, к примеру, почти курьёзный случай появления Чашечникова в "прицеле" критика. В 1991 году в Волгограде вышла из печати книга В. П. Лепилова "Литература и астрономия". Издание представляет собой "коллекцию" астрономических ошибок, которые автор на протяжении многих лет находил в произведениях художественной литературы. Среди описываемых произведений мы находим стихотворение Леонида Чашечникова. Лепилов пишет: "Очень часто на страницах художественных произведений ярко горят "мириады" или "бесчисленное количество" звезд. В моей коллекции около сотни таких примеров. "Но я смотрю туда, где без предела, \ Где без числа больших и ярких звезд", -- восклицает талантливый московский поэт Леонид Чашечников в своём сборнике стихотворений "Журавлиный зов". Далее критик с позиции науки рассматривает несуразность такого количественного определения применительно к звёздам. Запомните фамилию Лепилова, мы к нему ещё вернёмся, отыскав в ином источнике информацию о его знакомстве с поэтом.
   Другая грань таланта Чашечникова -- переводческая деятельность. Открыв "Летопись газетных статей", видим стихи татарского поэта Гарай Рахима (Георгия Родионова) "За старым подворьем на лысой горе..." и башкирской поэтессы Анисы Тагировой "В небе дождливые тучи ползут..." Оба стихотворения переведены на русский язык Леонидом Чашечниковым. А в 1983 году в Элисте, в Калмыцком книжном издательстве, вышла в его переводе книга стихов поэта Сергея Бадмаева "Домбра" (единственная книга Бадмаева на русском языке).
   В художественной прозе, где и не чаешь найти имя земляка, вдруг проскальзывает упоминание о нём. В февральском номере журнала "Москва" за 2015 год опубликована повесть протоиерея Алексия Лисняка "Город Выдрин и все, кто с ним связан". В одной из глав персонаж цитирует четверостишие из стихотворения Анатолия Брагина. На вопрос об авторстве стихов герой отвечает: "Я, коллега, увы, не припомню... склероз. Возраст нам с вами подходит. То ли это Брагин, то ли Чашечников, то ли Николюкин, у них иногда манера похожа...".
   Но вот мы открываем сайт журнала "Москва" и читаем воспоминания о литературной юности поэта Виктора Карпушина, того самого, которого я позже проссл написать о знакомстве с Чашечниковым более подробно. Для журнала он писал: "Весной 1992 года, когда готовилась к выходу в свет моя вторая поэтическая книжка "Осенние сумерки", поэт Леонид Чашечников, с которым меня познакомил другой замечательный поэт Николай Дмитриев, неожиданно для меня написал рекомендацию для вступления в Союз писателей России. До сих пор у меня хранится этот листок с размашистой подписью Леонида Николаевича с указанием номера его писательского билета. Николай Дмитриев также поддержал инициативу нашего старшего товарища, в итоге у меня было две рекомендации от авторитетных поэтов, и требовалась третья (в то время таковы были правила приёма). За разговором на квартире Л. Н. Чашечникова, который проживал в Балашихе на ул. Звёздная, д. 8, мэтры вспомнили об Анатолии Брагине, самобытном поэте, который жил неподалеку, в Кучино".
   Имена Леонида Чашечникова и Анатолия Брагина в повести Лисняка стоят рядом не только потому, что поэты похожи манерой подачи поэтического материала, интонацией, но и представляют один круг общения. Вернее сказать, интонация схожа потому, что они принадлежат к одному кругу и в глазах младших товарищей одинаково уважаемы и значимы. Ещё один яркий лоскуток, ещё одна деталь, показывающая, какое истинно творческое братство складывалось в Балашихе ли, Сергиевом Посаде -- шире, в бурлящем Подмосковье периода тотальной разрухи государства и общества. Люди искали людей, тянулись к тем, чьи взгляды и идеалы были схожи и трудно представить, что Чашечников, писавший, де, "мало нас осталось, мужиков", доверится "чужаку".
   Также Чашечников появляется в прозе омича Владимира Балачана. Известный омский поэт, автор стихотворения "Хлеб -- всему голова", ставшего легендарной песней. Владимир Балачан в книге "Вешки" (часть лирических миниатюр позже публиковалась в журнале "Сибирские огни") в миниатюре "Цветы Пушкину" описывает, как в Москве его приняли в Бюро пропаганды художественной литературы на улице Беговой, где предложили дополнительный заработок -- платные выступления в Москве и Московской области. Первым выступлением стало чтение стихов в Парке культуры и отдыха им. А. М. Горького. Балачан вспоминает: "Нас послали троих. Игорь Кравченко, капитан третьего ранга, дальневосточник, поэт, Леонид Чашечников из Астрахани, поэт, и я". Далее он пишет: "Первым начал выступление Игорь Кравченко. На скамеечках возле дощатой сцены сидело человек десять. Говорил он в микрофон, и усилители разносили его голос чуть ли не на весь парк. Народ стал помаленьку подходить. Когда Игорь передал микрофон Леониду Чашечникову, слушателей было человек двадцать. Народ всё подходил и подходил, и к моему выступлению собралась целая толпа".
   Поэт стал одним из героев серии фотопортретов Павла Кривцова. Фотохудожник Сергей Мальгавко вспоминает: "В кадре, где Леонид Николаевич прислонился лбом к стволу дерева, соединились фактура древесной коры и морщины на лице человека. Вся жизнь Чашечникова в одном кадре". По словам Мальгавко, он беседовал с Чашечниковым о фотопортрете, и тот говорил, что был польщён вниманием Кривцова, который снял серию ставших классическими фотоочерков о русских писателях: Валентина Распутина, Виктора Астафьева, Евгения Носова и др.
  

0x01 graphic

Леонид Чашечников. Работа фотографа Павла Кривцова.

  
   Впрочем, пройдёмся и по тем воспоминаниям, которые каждый при должной сноровке сможет отыскать на просторах интернета, в книгах и архивных документах, где появление Леонида Николаевича не внезапно, а закономерно. Мы ведь собираем отдельные лоскутки, чтобы из них составить общее. Вот они все: один, второй, третий... Их много, полотно получится большим...
   Весной 2013 года, в канун дня рождения Чашечникова, для газеты "Тарский курьер" поэт и журналист Вероника Шелленберг записала интервью с человеком, знавшим Леонида в период его работы в Екатерининском. Лидия Павловна Горшкова вспоминала: "В конце 60-х годов Леонид Чашечников заведовал клубом в селе Екатерининском. Леонид замечательно играл на баяне, был прекрасным певцом, чтецом и танцором. Душа компании! Следуя деревенской моде, весной Леонид украшал кепку цветущей веточкой черемухи или яблони. Выглядел он так, как изображали передовиков-комбайнеров старые советские фильмы: интеллигентное лицо, широкая улыбка, богатая шевелюра, статная фигура. Одет в телогрейку, но под ней аккуратная белая рубашка, галстук, отутюженные брюки".
   Горшкова представляет нам задорного и неугомонного, компанейского и открытого человека. Многим позже, в 1994 году, когда он выйдет на сцену дома культуры, это будет словно совершенно другой человек -- истрёпанный жизнью, но лишь начнёт он читать свои стихи -- глаза загорятся вновь.
   Горшкова вспоминала его так: "Железную печь в церкви-клубе Чашечников топил сам. Когда начинались танцы, Леонид с баяном становился в центр, играл, пел и даже танцевал, не выпуская баяна из рук. <...> Прежде всего Чашечников запомнился как заводила, рубаха-парень, замечательный баянист и организатор. Он создал в сельской школе хор, в котором аккомпанировал вместе с Устюжаниным, игравшим на аккордеоне. <...> Весной танцы затягивались до полуночи. "Всё, -- говорил Леонид, -- теперь вышибаловка!" Это значит последний танец. Его уговаривали: "Лёня, ну еще один!" А потом ещё, и ещё...Чашечников, казалось, не чувствовал усталости -- наигрывал любимые мелодии снова и снова. Потом, с баянистом во главе, все отправлялись гулять по деревне и дальше, на берег Иртыша".
   Зинаида Куликова, мастер производственного обучения тарского Профессионального училища N 25, побеседовала с супругами, Василием Семёновичем и Лидией Фроловной Печеневыми, которые знали Чашечникова ещё совсем молодым человеком.
   Василий Семёнович вспоминает: "Лёня был весёлым парнем, читал всегда и везде нам свои стихи. Ходили, гуляли вместе. Девчонок он любил. Сначала всерьёз не принимали девчонки его ухаживания, а когда он стал печататься в местной газете "Ленинский путь", каждой льстили лёнины ухаживания. Женился он на Анне Койковой, она работала учительницей в школе, приехала в Екатериновку из Кейзеса Седельниковского района, здесь жила на квартире у Зайцевых. Была высокая, статная".
   Его супруга, Лидия Фроловна дополнила воспоминания мужа:
   "А какой он был балагур и шутник. С ним весело было. После увольнения из клуба он устроился кладовщиком в детский дом. Вскоре мы узнаём, что он уволился оттуда.
   -- Лёня! Ты по собственному желанию уволился? -- спросил кто-то из ребят. Он засмеялся и сказал:
   -- Я уволился по "их" собственному желанию. Снова шутки, смех".
   Годы спустя, переехав сначала в Тару, затем в Омск, Астрахань и далее -- в Подмосковье, Чашечников не забывал своих друзей и знакомых и при случае заезжал в гости. В составляемой краеведом Владимиром Ермоловичем хронологии основных событий города Тары значится в разделе за 1975 год: "Поэт-лирик Леонид Чашечников посещает Тару. Он живёт и печатается в Астрахани, но свой трудовой и творческий путь начинал здесь". Далее краевед замечает, анализируя заметку, написанную Чашечниковым по приезде из Тары в Астрахань: "Чашечникова поражают изменения к лучшему, происшедшие в городе за последние 15 лет. В газете, где поэт начинал работать, он публикует не только свои новые стихи, но и восторженный "лирический репортаж", в котором восхищается многочисленными новостройками, асфальтированными улицами и производственными успехами города".
   Тогда Чашечников погостил у друзей, много общался с сотрудниками газеты "Ленинский путь", проводил творческие вечера, в том числе говоря на нелёгкие темы о Великой Отечественной войне: "выступая в военно-спортивном лагере перед девятиклассниками, я рассказывал им о том давнем времени. Мы были бы ровесниками, если бы мою и их юность не разделяли эти тридцать лет". Кажется, эти две недели вместили в себя столько встреч и поездок, что иной человек и за месяц не успел бы сделать половины.
   Порой о присутствии Леонида Николаевича на том или ином мероприятии, знакомстве с отдельными людьми мы можем проследить по упоминаниям его в числе множества других поэтов. Так, Михаил Петров в очерке "Вспомним, чтоб снова забыть..." вспоминает о встречах осенью 1961 года участников литобъединения при Омском книжном издательстве под руководством редактора Игоря Викторовича Листова. Петров пишет: "В маленькую комнатку набивалось человек до двадцати: Владимир Пальчиков, Леонид Чашечников, Николай Касьянов, Анатолий Васильев, Иван Яган, Виктор Калиш, Владимир Макаров, Иван Измайловский. Изредка приходили Виталий Попов, Валерий Шорохов, Алексей Пахомов и многие другие, чьи лица и имена уже стерлись в памяти. Стихи тогда писали, кажется, все".
   Но как же далеки Астрахань, Подмосковье и Омск. Как переплелись эти места в судьбе поэта, и сколь разная память о нём осталась в этих городах. Наталья Мартишина в статье о творчестве поэта восклицает: "Если бы мы, дорогие читатели, жили в областном сибирском Омске, любой из нас знал бы стихи Леонида Чашечникова: почётный гражданин Омска, он написал этому городу гимн, ежедневно звучащий в эфире для омичей". Нет же, Наталья Евгеньевна, нет же! Чашечников не был почётным жителем Омска, а его песня об Омске звучит в городе не так часто. Звучит песня его друга, Михаила Сильвановича. Автору статьи казалось, что в Омске-то имя Чашечникова знают лучше, что там поэт в почёте, что там он громаден и знаменит, но нет же. И в Омске всё так же, и лишь силами подвижников имя поэта вытягивается из забвения. "И если слышит Бог, то Родина услышит..." -- восклицал в надежде поэт. Обязательно услышит.
   В очерке "По литературным тропам Володарского края: Леонид Николаевич Чашечников", подготовленном Актюбинской сельской библиотекой (п. Трубный) в 2016 году, написано: "В начале 60-х годов Леонид Чашечников по семейным обстоятельствам переезжает в Астраханскую область, п. Трубный, Актюбинского сельсовета, где уже жили его родители Николай Тимофеевич и Мария Петровна. Здесь он устраивается на работу в сельский клуб, где проработал около полугода. Но, несмотря на это, за короткий период работы, по словам местных жителей, он привёл в порядок местный клуб: сделал косметический ремонт, приобрёл материал на занавеси для сцены, дверей и окон. Проводил культурные массовые мероприятия для населения. Устраивал конкурсы для детей: на лучший рисунок, исполнение детских песен".
   В данном очерке содержатся интересные воспоминания заведующей Актюбинской сельской библиотекой В. А. Абрамовой: "9 мая, зрительный зал сельского клуба был полон народу, было очень шумно. Леонид Николаевич не растерялся, взял в руки гармонь и заиграл, начав концерт исполнением военных песен. Весь зал встал и подхватил эти песни <...> Он умел владеть ситуацией, он очень хорошо понимал людей. Доброта, искренность, открытость располагали к нему людей, и люди к нему тянулись".
   Многим позже библиотекари вспоминали, как Чашечников приезжал на могилы близких людей, навещал друзей и знакомых: "каждый свой приезд в посёлок Володарский всегда заходил в Центральную библиотеку. Библиотечные работники, пользуясь его присутствием, устраивали встречи с поэтом, на которых он читал свои стихи. Первое прочтение поэмы "Русская Голгофа" прошло в Центральной библиотеке в 1998 году, когда книга находилась еще в наборе".
  
   0x01 graphic
  

Л.Ч. в гостях в Центральной библиотеке.

Посёлок Володарский Астраханской области.

  
   В 2015 году в Калининграде вышла из печати книга писателя Александра Маркова, представляющая собой выдержки из его дневников разных лет (ранее часть записок публиковалась в газете "Волга"). Долгое время автор работал учителем истории в одной из астраханских школ, параллельно занимаясь краеведением и литературным творчеством. Книга "Ускользающее время" -- скрупулёзно записанные воспоминания о встречах с писателями и краеведами, оттиск мыслей и эмоций разных периодов времени.
   Разумеется, человек, живший во второй половине минувшего века в Астрахани, не мог не знать Леонида Чашечникова. Именно Марковым 7 сентября 1975 года был нарисован портрет поэта, а ниже сам Леонид Николаевич своей рукой написал:
  
   Живу не свято, не богато --
   То грубоват, то пьяноват,
   Не виновачу виноватых --
   Сам перед ними виноват.
  
   Вину забудут, канут в Лету
   Пороки, слава и слова.
   Не важно, как живут поэты --
   Была б поэзия жива!
  
   Позже строка "То грубоват, то пьяноват" поменялась на "То тороват, то скуповат", но стихотворение, написанное на листе с портретом, получилось.
   Сразу становится понятно, что два творческих человека ладили и даже дружили. Открыв книгу, мы уже на 5-й странице находим упоминание поэта: "Вчера (31 декабря 1976 года. - прим. А. Т.) в два часа дня на квартире поэта Леонида Чашечникова собрались астраханские поэты и литераторы, чтоб проводить старый год, а заодно и поздравить Лёню с новосельем. Всего месяц назад он получил двухкомнатную квартиру по улице Калинина, 30. И я, поздравив его с новосельем, преподнёс ему свой рисунок -- графическое изображение Варвациевского канала с церковью Иоанна Златоуста вдали. Тостов было много, больше всех острил Юрий Селенский".
   Далее следуют воспоминания о творческом вечере памяти поэта Михаила Луконина, состоявшемся 21 октября 1978 года: "Прекрасно читал на вечере стихи, посвящённые памяти Луконина, Лёня Чашечников. Ведь, собственно говоря, только благодаря Луконину Чашечников был принят в Союз писателей СССР. В Астраханской писательской организации большинством голосов он не был принят. Тут сказались различные негативные причины. Одно время Лёня сильно пил, не платил алименты, был исключён из Союза журналистов. Но потом он лечился, напрочь отказался от спиртного. Этот сдвиг в лучшую сторону талантливого поэта и решил поддержать Луконин".
   Заметим, что и в столице с принятием Чашечникова всё было непросто, голосование за принятие в Союз никак не могло свестись к "большинству за". Михаил Сильванович писал об этом так: "Последней инстанцией был секретариат, на котором с судьбоносной речью выступил тогдашний главный редактор журнала "Москва" Михаил Алексеев, после чего весь секретариат в составе 24 человек единогласно проголосовал "за".
   Несколько иначе описывает процесс приёма Чашечникова в Союз писателей Юрий Щербаков: "Чашечников не был баловнем судьбы. Прямой, резкий, вспыльчивый, скорый на суждения, и друзей, и недругов наживать умел! Долго не получалось принять его в Союз писателей. Не набирал он в Астрахани необходимые две трети голосов, хоть криком кричи. Хотя и те, кто голосовал против, безусловно, понимали, что мешают стать писателем-профессионалом де юре тому, кто давно уже стал им де факто. Ценил и поддерживал Леонида Николаевича его старший друг, известный советский поэт Михаил Кузьмич Луконин. Именно к нему поехал в Москву руководитель Астраханской писательской организации Адихан Шадрин за справедливостью. И она-таки восторжествовала! Редкий случай -- "небожители", секретариат Союза писателей СССР -- в порядке исключения приняли Чашечникова в ряды творческого союза, минуя низовую инстанцию!" Но вернёмся к воспоминаниям...
   Марков цитирует письмо Луконина: "Дорогие друзья! Я до сих пор жалею, что мы увиделись так неожиданно и кратко, и что я ничем не мог способствовать Вашей встрече с Москвой. Мне было бы интересно узнать Ваше общее впечатление о Вашем путешествии. Пользуясь случаем, я посылаю с моим молодым другом -- астраханским поэтом Леонидом Чашечниковым -- подарок для школы..." Это весьма знаковое письмо, показывающее отношения между известным поэтом и его молодым товарищем, Чашечниковым.
   Продолжаем читать дневники, да нет же -- книгу Маркова. Перед нами запись, датированная 6 августа 1980 года: "Нарисовал шарж в "Дихлофос" -- нашу стенную газету. Шадрин и Чашечников в меховых одеяниях едут на оленьей упряжке. Адихан держит в руках палку (погоняя оленя). Чашечников сжимает в руках папку, на которой написано: "Стихи". Селенский сверху над шаржем написал:
  
   Один?чукча, другой?шаман
   Рванули?в?Магадан,
   Но,?поистратив?свой?карман,
   Опять вернулись в Астрахан ?
  
   Это подготовили к приезду Шадрина и Чашечникова с Чукотки, где они были в командировке, по заданию Союза писателей".
   Вот ведь! Только что мы узнали о том, как Михаил Кузьмич Луконин поддержал "тонущего" в алкоголе Леонида, а теперь новый лоскуток для общей картины -- творческая командировка на Чукотку. Приходит на ум стихотворение "В заполярном аэропорту", опубликованное в "Юности" в ноябре 1983 года:
  
   Теснота в заполярном порту.
   Едут люди в безмолвные дали,
   Чтоб отдать или выстудить льдами
   Бесприютных сердец доброту.
  
   Впрочем, вернёмся к книге Александра Маркова. 30 декабря 1982 года он оставил в своём творческом дневнике, а позже перенёс в книгу такую запись:
   "Вчера вместе с Лепиловым оформляли "Дихлофос" -- юмористическую газету писательской организации. По счёту это шестая газета. Но год её издания никогда не ставили. Мы положили почин. Написали на елке 1983 г. Газета эта особенная. Под заглавием припись: "Новогодний спецвыпуск, посвящённый пенсионерам". <...> Много материала о Селенском. Использовали мой рисунок, сделанный на рыбалке. В левом углу, наверху, броским шрифтом я написал "Загадочная картина, или Тайное становится явным". Внизу мелко: "Тайный редактор "Дихлофоса", в 1982 г. он ушел на пенсию. Угадайте, кто он? И где он на рисунке?" А на рисунке изображен Селенский у дерева, мешающий в котле уху. Он в тельняшке и шортах, на голове панама и тёмные очки. На берегу сидит человек с удочкой (Лепилов), а дальше у палатки маячит голый мужчина в плавках (Чашечников)".
   Знакомая фамилия, которая уже упоминалась в контексте разговора о Чашечникове -- Лепилов. Это тот самый автор, с иронией писавший о "мириадах звёзд" в стихотворении Чашечникова. Выходит, не просто так в его книге уделяется внимание Чашечникову, и два творческих человека были знакомы. Тем интереснее иронично-добрая интонация их дружбы, когда двое взрослых мужиков, многое повидавшие в жизни, острят, балагурят, иронизируют, и там, где человек со стороны углядит попытку уколоть, напротив, поддержка и проявления живого, дружеского участия.
   4 ноября 1988 года вновь в дневниках Маркова появляется Чашечников. И кажется: откуда он там, ведь к этому времени Леонид Николаевич уже должен быть в Подмосковье, но: "Сегодня в писательской организации отмечали 25-летие нашей организации. В кабинете Шадрина было устроено чаепитие. Столы уставлены фруктами и прекрасными цветами. Не хватало только обычного в таких случаях шампанского. Много воды утекло за 25 лет. Я практически был у истоков этой организации. Вспомнили тех писателей, которые теперь в Москве, -- Владимира Карпенко, Николая Поливина, Станислава Сендюкова, Леонида Чашечникова. Отдали должное и памяти умерших -- Юрия Селенского, Сергея Калашникова, Федора Субботина. Здесь Адихан не выдержал, подошёл к сейфу и достал две бутылки водки. Все встрепенулись, оживились, повеселели. Тут подошёл Леонид Чашечников, который приехал из Москвы, чтобы навестить в Володаровке больную мать. Выглядит он подержанным франтом, усы и брови подкрашены и очень густо. Начали над ним подшучивать".
   Больше упоминаний о Чашечникове в книге Маркова мы не встретим, но того, что есть, достаточно, чтобы обозначить особенность общения поэта с астраханскими собратьями по перу и немного понять самого Чашечникова.
   Порой, читая воспоминания молодых современников Леонида Николаевича, на творческое становление которых тот повлиял, поражаешься, сколь сильным было это влияние. Поэтесса из Астрахани Дина Немировская, ныне сама наставница молодых поэтов, лауреат астраханской премии им. Л. Н. Чашечникова вспоминает о поэте так: "Никогда не забуду своей первой встречи <...> Мне, тогдашней глупышке-девятикласснице, крупно повезло. Мой отец, периодически посещавший различные творческие встречи с писателями, знал в лицо и поимённо всех местных поэтов своего поколения. И однажды на традиционном выступлении литераторов города у памятника Пушкину воскликнул: "Гляди, это -- Леонид Чашечников!". Далее она пишет: "Чашечников был громогласным, читающим широко, в свойственной ему манере раскидывать руки. И девочки влюблялись".
   Эти воспоминания о громогласном поэте с невероятной энергетикой, в которого влюблялись девочки, девушки, женщины, мы можем встретить в её очерке "Так уплывают корабли", который посвящён памяти Леонида Николаевича. Немировская пишет открыто, что не считает себя ученицей Чашечникова, ведь слишком мало времени отвела судьба на общение с поэтом, "ведь осталось что-то от ночных бесед под колёсный перестук, от совместных выступлений".
   Когда Дине Немировской было шестнадцать лет, она уже не в качестве читателя, но в качестве юного автора предстала перед Чашечниковым. На выездном литературном семинаре, помимо Освальда Плебейского и Василия Макеева, оказался и Чашечников. О той встрече она позже написала: "Я узнала, что у поэтов отчеств нет, перестала робеть перед собратьями по перу, поняла, как отменно дружат в его литературной студии Борис Свердлов и Павел Морозов".
   Важно именно это представление Чашечникова как наставника -- талантливого поэта, который не затмевал других ярких авторов, но помогал им раскрыть свой талант, свой потенциал. Немировская замечает: "Целое поколение молодых авторов, вступившее на литературное поприще в середине семидесятых годов двадцатого столетия, получало первые уроки литературного мастерства именно от Чашечникова, возглавлявшего в те годы известное литературное объединение "Высота" при Доме культуры строителей (с 1976 года. - прим. А. Т.). Оттуда вышли Олег Куликов и Борис Свердлов, Геннадий Пикулев и Павел Морозов, никогда не скрывавшие слов благодарности за помощь в становлении их творческого почерка".
   Многим позже, когда поэт жил в Сергиевом Посаде, на одном из творческих вечеров он заявил, что среди местных поэтов есть не менее пяти-шести авторов, которые достойны вступления в ряды Союза писателей России. Когда в мае 1999 года состоялась выездная сессия правления Союза писателей России, шестеро сергиево-посадцев были приняты в ряды писательской организации. Об этом Немировская также упоминает, давая понять, что поэт был верен своим идеям и годы спустя.
   Все они, так или иначе, его ученики, собратья по перу, близкие и не очень, проникнуты его влиянием и на его судьбу каждый повлиял. В разной степени, но влияние очевидно.
   Дина Немировская заключает: "Леонид Николаевич Чашечников учил меня, тогда двадцатилетнюю, тридцать лет назад тому, что жизненный выбор у меня должен быть, безусловно, один: жить всерьёз, всерьёз страдать, познавая этот мир через настоящую боль, через настоящую любовь, через ушибы, обиды и радости. Только так! Если судьба лишит всего этого -- поэт не состоится. Поэзия и мещанское благополучие несовместимы".
   Мы помним, что Чашечников был человеком сложным, и потому неудивительно, что не все отзывы о нём носят комплиментарный характер. Председатель астраханской писательской организации Юрий Николаевич Щербаков в очерке "Звезда поэта Куликова", опубликованном на сайте "Литературной газеты", упоминает его не в слишком приятном контексте. Приведу для ясности восприятия довольно объёмный отрывок: "В Астрахани он (Куликов. -- прим. А. Т.), -- пишет Щербаков, -- появлялся нечасто, привозил новые хорошие стихи (впрочем, плохих-то у него и не было), потом снова исчезал надолго в своей провинции, ничуть не заботясь о том, что в отдалённых планах Нижне-Волжского издательства замаячил его первый сборник. Тут бы и съездить поэту в Волгоград, пообщаться за "рюмкой чая" с теми, от кого зависит печатная судьба его заветного детища. Увы, это успешно делали иные, поднаторевшие не только в стихосложении, но и в стихопробивании. Замечательный, может быть, самый лучший астраханский поэт всех времён Леонид Чашечников без обиняков сказал как-то Олегу: "Я за счёт твоего "Половодья" свою книгу издал. Да если б только я..." И отодвигали, и "листаж" отщипывали у первого сборника Куликова маститые коллеги". Прямо скажем, не самая лестная характеристика "самого лучшего астраханского поэта всех времён".
   Впрочем, это явно не попытка очернить поэта, а стремление открыто и прямо написать о непростой ситуации. Тот же Щербаков восторженно пишет: "Никогда не забуду первую нашу с ним совместную творческую встречу на заводе имени К. Маркса. Собственно говоря, выступал-то он, а я, как и рабочие, слушал его, разинув рот. А голос Чашечникова гремел, и гудели ответно стропила судостроительного цеха, и текло молоко из бутылки на спецовку токаря, заворожённо внимающего настоящей поэзии и забывшего об обеде. Таким он и остался в памяти".
   Воспоминаний о Чашечникове немало, что позволяет представить весь спектр оценок его творчества и личности. Где-то он упоминается одной строкой, как в текстах Юрия Перминова и Михаила Петрова, а порой, как в книге Маркова, нас ждёт множество неизвестных ранее деталей -- кладезь важной информации о личности поэта. Воспоминания, субъективные и оценочные, позволяют проследить характер взаимоотношений Чашечникова с авторами воспоминаний. Собираем отдельные лоскутки, шьём единое, но не единообразное полотно. И ведь обязательно уколемся в процессе -- без крови в литературе никуда.
   В 2015 году в Калининграде вышла из печати книга "На шести ветрах". По сути, в этом сборнике под одной обложкой оказалось шесть книг известных астраханских поэтов, которые начинали путь в литературу в 70-е гг. XX в. Все они -- воспитанники литературных студий "Высота", "Моряна", "Тамариск", которыми руководили поэты Леонид Чашечников, Нинель Мордовина, Николай Ваганов. Книга знаковая не только для самих авторов, но и для нас с вами, ведь все её авторы знали Леонида Чашечникова, многие были его учениками. Здесь и известная нам Дина Немировская, и Юрий Щербаков. А Павел Морозов и Дмитрий Казарин -- лауреаты премии им. Л. Н. Чашечникова. Кроме того, Морозов написал одно из самых пронзительных стихотворений о своём литературном учителе:
  
   Много было родин у поэта!..
   И Сибирь, и Волга, и Москва.
   Но для каждой находил при этом
   Самые заветные слова.
  
   Было много у поэта родин!..
   Он менял их лихо, без труда.
   Потому казался сумасброден
   Тот поэт, менявший города.
  
   Родин у поэта было много!..
   Может быть, он чувствовал душой,
   Что ведёт его от них дорога
   К ощущенью Родины большой?
  
   У поэта родин много было!..
   Милых, малых, как ни назови:
   Слышал я, опять его прибило
   К испытанью в искренней любви.
  
   Собратья по перу порой вспоминали, что Чашечников, получивший двухкомнатную (иной раз появляется информация, что трёхкомнатную) квартиру в Балашихе по линии Союза писателей России, не любил стеснять себя в деньгах. Получая пенсию в триста рублей, он продал квартиру в Балашихе и перебрался в деревню Семёнково, где благополучно тратил получившуюся разницу в цене квартир. Впрочем, траты порой были вполне разумными -- купил, например "Волгу", вот только сам Чашечников за рулём никогда не сидел и тратил деньги на услуги водителя каждый раз, когда ему нужно было куда-то выехать. Да, у поэта был "личный водитель" и "личный автомобиль". Что в этом такого? Впрочем, за парковку приходилось отдавать до трети всей пенсии, и вскоре деньги от продажи балашихинской квартиры оказались на исходе. На последние деньги, продав машину, сломавшуюся однажды по пути к родне в Астрахань, издал "Русскую Голгофу".
   Особый интерес представляют воспоминания поэта Ивана Фёдоровича Кудрявцева, члена Союза писателей, выходца из небольшого села Орлово Орловской области. Уточняю крестьянское происхождение, о котором поэт и сам часто пишет, поскольку это роднит его с Чашечниковым, отношение к жизни и к творчеству людей "от земли, от сохи" часто входит у поэтов Чашечникова и Кудрявцева в резонанс .
   Кудрявцев вспоминает, что ещё в юности в магазине "Книжный мир" на Новом Арбате впервые встретил книгу Леонида Чашечникова, а многим позже, в гостях у друзей, познакомился с лётчиком-афганцем Павлом Турухиным, который, как оказалось, знаком с Чашечниковым и общается с ним. Кудрявцев пишет: "Он упомянул, что встречается с поэтом Леонидом Николаевичем Чашечниковым, который недавно купил в деревне Семёнково (под Краснозаводском) однокомнатную квартиру. <...> Через некоторое время в районной газете "Вперёд" появилось сообщение о том, что в деревне Семёнково поселился поэт, член Союза писателей СССР Леонид Николаевич Чашечников, автор нескольких книг стихотворений и поэм, профессиональный литератор и напечатано несколько его небольших стихотворений".
   Поэты Иван Кудрявцев и его товарищ Н. А. Бухарин, прочитав стихи Чашечникова, остались под большим впечатлением и решили познакомиться с ним. Бухарин отправился в Семёнково, пообщался с Леонидом Николаевичем и попросил того дать свои стихотворения в поэтическую антологию, над которой тогда работал вместе с Кудрявцевым. Чашечников передал ему рукопись венка сонетов "Цветы и тернии любви".
   Разумеется, сонеты были приняты к публикации в антологии, а Иван Фёдорович, которого судьба так настойчиво сводила с творчеством Чашечникова, позвонил поэту и попросил о личной встрече, чтобы разузнать у того подробности творческой биографии для вступительной статьи и пообщаться более содержательно.
   Там, в панельной пятиэтажке, в крайнем подъезде на втором этаже, где жил поэт, завязалась если не дружба, то, как минимум, товарищество.
   Кудрявцев вспоминает первую встречу, внешность и быт поэта так: "Дверь открыл высокий стройный мужчина -- поэт. Широко открытое лицо. Добрые серьёзные глаза. На голове в волосах просматривалась седина. <...> Передней, как таковой, не было. Еле-еле размещалась справа на стене небольшая вешалка для одежды и под ней на полу полка под обувь. Тут же, налево, дверь в комнату, которая для поэта являлась и гостиной и рабочим кабинетом и спальней; прямо, чуть в углублении, дверь на кухню... <...> Вдоль большой стены от пола до потолка стояла большая стенка из мебельного гарнитура, сплошь уставленная редкими подписными изданиями книг <...> Слева, у входа в углу стоял холодильник. На стене -- картина. Под ней на полу, коврик, не обращая на нас внимания, возлежал огромный пушистый кот, сибиряк, со слов поэта -- его любимец Тишка, смеётся: оба -- холостяки!".
   Гость проводит нас по квартире поэта. Тише, не разбудите кота, не спугните момент. Мы не только в кухню вошли, в душу заглянули: "В правом углу -- письменный стол с пишущей машинкой и стопкой книг, которые поэт, вероятно, просматривал, читал, изучал и несколько листов писчей бумаги. Над столом у самого потолка размещались иконы, и висела лампада со свечой, перед которыми он время от времени молился, как православный христианин. У стола стоял стул, как его неотъемлемая принадлежность". Всё вплоть до стула. Завершили обход, осмотрелись. Вот он каков -- поэт Чашечников, вот его "берлога". "Во всём чувствовалась хозяйская жилка", -- отметил гость.
   Одна из немногих явных странностей в воспоминаниях Кудрявцева -- пересказ биографии Чашечникова. Со слов Ивана Фёдоровича, Чашечников рассказал ему о своём астраханском периоде жизни, что "в 70-ые годы за участие в драке был с пристрастием осуждён" и несколько лет провёл в тюрьме, где вёл, как он вспоминал, "свободный образ жизни". Там же, в тюрьме, им была, якобы, написана книга "Россия, женщина, берёза" и сонет "Цветы и тернии любви", ставший неотъемлемой частью книги. В 1977 году, со слов Леонида Николаевича, книга появилась на прилавках магазинов, и в этот же год Чашечников вышел из тюрьмы и был принят в Союз писателей СССР. Странная, честно скажем, история, тем более что книга "Россия, женщина, берёза" была опубликована в 1972 году в Волгограде, а принятие в ряды Союза писателей СССР человека с судимостью и вовсе кажется нереалистичным. Но здесь, предположим, рассказчик неверно истолковал. А всё остальное -- про тюрьму, например? Если держать в уме, что порой Леонид Николаевич намеренно, возможно, шутки ради, создавал вокруг себя несвойственный образ, переиначивал некоторые факты своей биографии, то всё встаёт на свои места. Нахождение его в тюрьме за драку крайне сомнительно, тем более что ни один документ, который бы это подтверждал, в архивах и библиотеках Астрахани, Омска, Подмосковья, мне не встречался. Очередной образ, примеренный поэтом, дабы впечатлить новых знакомых? Возможно. Однако то тут, то там появляется информация, что Чашечников всё же был под следствием в течение девяти месяцев, однако ему так и не смогли предъявить обвинения. Один из товарищей Ивана Фёдоровича в комментарии к его воспоминаниям замечает о 70-х годах и истории со следствием над поэтом: "Он (Чашечников. -- прим. А. Т.) в это время работал журналистом в Володаровской газете и защитил фронтовика. "Туманная история", о которой знаю немногое, но этот человек к нам заходил в 1975 или в 1976 году. Этот фронтовик был оклеветан, и была замешана его жена, с которой он развёлся весьма шумно". Получается, что под следствием Чашечников был в связи с делом фронтовика? Снова нет ответа, но, быть может, кто-то со временем разберётся в этой истории...
   Отчего же нам так трудно поверить в лихой рассказ о тюремной жизни? Может оттого, что поэт, живя в Астрахани, став автором "Марша астраханской милиции" и даже занял 3-е место в конкурсе на лучшую песню о сотрудниках правопорядка? Может быть и поэтому. Но вот мы открываем одно из писем Леонида Николаевича другу, Михаилу Сильвановичу, и ситуация немного проясняется:
  
   Здравствуй, Миша!
   Уже и не помню, отвечал ли я на твоё предыдущее письмо. Кажется -- нет. Извиняться не буду. Скажу только: пришло оно не в лучшее время. Как раз в это время у меня произошёл скандал с боссом завода, на котором я работал, а потом раскручивал (да и сейчас ещё разматываю) последствия своего святого гнева в адрес сильных мира сего. Короче, попал в больницу в начале января, а выйду, вероятно, только к концу этого месяца. Выйду и не знаю, за что зацепиться, т. к. с работы уволен, из общежития выписан. Словом, положение хреновое. Одно утешает, что до этой передряги успел сдать обе книги в "Современник" и в Волгоград. Встали в план там и там. В Володаровку я, конечно, возвращаться не буду и постараюсь пока закрепиться где-нибудь на новом месте в Астрахани. Бросил бы всё к чертям собачьим и сменил бы обстановку, но уезжать нельзя, надо дождаться выхода очередной книжки, а с ней и вступления в Союз писателей.
   Впрочем, обо всём таком я тебе писал и раньше наверное. Ну, а если не выдержу, то умотаю отсюда, возможно даже в Омск, хотя это повлечёт за собой снятие с издания книжки в Волгограде. Но надо бы там держаться.
   Высылаю тебе подборку стихов, которые....
   Сделай, пожалуйста, подборочку. Сам знаешь, сбережений у меня никогда не было, а я уже не работаю 4-ый месяц, так что выскочу из больницы гол аки швея.
   Вот и все мои хреновые новости. Как выйду из больницы, напишу подробнее обо всём, что будет со мной.
   Твой безалаберный друг Лёнька, 12.2.1975 года.
  
   Проясняется? Вряд ли это тот самый случай, из-за которого Чашечников находился под следствием, и уж точно не причина его попадания в тюрьму, но сам характер это письмо высвечивает отчётливо: неуживчивый, не умеющий обходить неприятные темы человек, ершистый и с крутым нравом. В одном из писем Сильвановичу он пишет: "Я поэт, и повышенная эмоциональность -- необходимое, вероятно врождённое состояние моей души. Без эмоций стихов не напишешь".
   В книге "У Волги, у Каспия" писатель Николай Травушкин писал: "Что-то есенинское видится в лирическом герое Чашечникова, и интонации нередко -- есенинские". Хулиган неприкаянный. Как лирический герой, так и автор. В селе Шахматово, в пору Дней блоковской поэзии 1982 года Чашечников подписал свою фотографию одному из участников так: "Смотри и помни эту образину всю жизнь. Л. Чашечников". Самоиронично и хлёстко.
   Володарские библиотекари в одном из материалов пересказывают слова Чашечникова в его последний приезд: "Я -- человек вдохновения, могу и неделю, и месяц, и три не притронуться к бумаге, но зато, если пошла волна, то пишу до полного изнеможения, вдоволь. Стихи мои в основном, автобиографичны, в них отражены разные моменты, события и факты нашей быстротекущей жизни, видение мира сквозь призму моих переживаний и радости". Важная и нужная для понимания характера поэта цитата, перекликающаяся с горьким и ироничным замечанием, написанным Михаилу Сильвановичу в 1985 году: "Мы ведь с тобой не тракторы ремонтируем, а претендуем на врачевание душ людских. И тут я бескомпромиссен: всякая, даже малая сделка с собой <...> рано или поздно ляжет на бумагу то ли ложью, то ли равнодушием..." А потому никаких сделок! Радость от верного выбора и мучения от оплошного решения.
   А теперь вернёмся к Кудрявцеву. Тем более что он, будучи гостем поэта, пересказывает слова Чашечникова: "В перестроечные годы занялся коммерцией, но в одно время так сложилась ситуация, что он вынужден всё оставить и переехать жить на Сергиево-Посадскую землю. Здесь он взял небольшой участок земли возле кладбища под огород, на котором выращивал, как и все местные, картофель, морковь, свёклу и всяческую зелень. Картофель, как и всё остальное, по осени собрав, отвозил другу в Москву. Да и себе делал заготовки до следующего урожая".
   Так начиналась дружба. Теперь уже точно не приятельство, а доверительные, близкие отношения настоящих писателей. В феврале 1998 года Кудрявцев и Бухарин побывали на творческом вечере Чашечникова, который проходил в доме культуры "Радуга" города Краснозаводска.
   "Полон зал, -- пишет о мероприятии Кудрявцев, -- цветов не нашлось, и от администрации города никто не явился. Вечер состоял из двух отделений. Их вёл он сам. В первом отделении -- рассказ о себе и стихи. Небольшой перерыв. Во втором отделении -- прочитал без купюр поэму "Русская голгофа".
   На этом вечере Чашечников пригласил своих товарищей к себе 9 марта, чтобы отпраздновать юбилей дома, тихо, в кругу друзей и самых близких (день рождения поэта -- 8 марта, но он отмечал его на следующий день). В назначенное время в квартире поэта собрались самые близкие его друзья на тот момент. В. И. Самсонов, В. П. Липинский, Н. М. Братишко, священник отец Иван и другие. Из описания дружеской встречи понятно, сколь важна она была для Чашечникова.
   Быть может, где-то в архивах хранится запись того вечера, когда гости произносили тосты и читали стихи. Во всяком случае, запись была сделана и вручена Леониду Николаевичу. Если её однажды отыщут -- ту самую дискету, если она ещё не размагнитилась за столько лет, до нас долетит звон бокалов и голоса гостей, голос самого юбиляра. На той встрече не было чиновников с поздравительными адресами -- то ли не пришли, то ли Чашечников их не звал. Лишь свои, которых у поэта всегда было немного при всей читательской любви. "В этот вечер, -- пишет Кудрявцев, -- от приёма алкоголя поэт отказался и принимал только воду. Значит, сила воли у него была. Да ещё какая!"
   Чашечников в эту пору был особенно неугомонным. Чувствуя, что его покидают силы, он стремился успеть как можно больше. Не только дописать книгу, но и навести порядок в местных писательских кругах. Именно он ратовал за приезд в Сергиев Посад писательской делегации, за создание полноценной, работающей чётко и слаженно писательской организации с бухгалтером, своим журналом, планом по изданию книг местных авторов. Он напрямую предложил местной администрации участвовать в литературной жизни, финансово поддерживая писателей, помогая с изданием книг. Поэту ответили молчанием.
   Наблюдавший за происходящим Иван Кудрявцев не скрывает горечи, вспоминая, как благие начинания Чашечникова разбивались о чиновничье безразличие, эгоизм отдельных деятелей и общее непонимание того, какое место должен занимать поэт в жизни Сергиева Посада и округи.
19 октября 1999 года в библиотеке посёлка Новостройка прошёл творческий вечер поэта, на котором он два с лишним часа читал стихи, общался с собравшимися. Звучали аплодисменты, Чашечникову несли цветы, которые он по завершении вечера раздаривал женщинам. А книги "Русская Голгофа" дополнялись автографами. Никто и подумать не мог, что это окажется один из последних вечеров поэта, когда его живой голос будет звучать для других: "Смерти я не боюсь, / но, боюсь, не увижу, / воскресенья родимой России моей..."
   Житель города Сергиев Посад, прозаик Валерий Александрович Голубев в очерке "Поздние встречи с поэтом Леонидом Чашечниковым" (2004 год) пишет: "Сначала я услышал, что в районе появился очень сильный поэт, и в Краснозаводске состоится его творческий вечер. К сожалению, присутствовать на оном я не смог. Но отзывы были самые восторженные. А буквально через месяц аналогичный вечер состоялся в библиотеке им. А. С. Горловского. <...> Поэт оказался представительным мужчиной гренадёрского вида с аккуратными усами и пышной шевелюрой. Сразу после представления публике он начал читать хорошо поставленным баритоном мастерски написанную поэму под названием "Русская Голгофа". Поэма была довольно объёмной, но воспринималась хорошо. Однако... настораживало её идеологическое наполнение эскападами на грани юдофобии. Зато лирические стихи, которые автор читал в заключение вечера, вызвали всеобщий восторг".
   Автор очерка, представлявший литературное объединение "Свиток", описывает неофициальное продолжение творческого вечера, когда в комнате, выделенной объединению "Свиток", собрались участники литобъединения и гость вечера. Голубев замечает: "Чашечников мало выпивал и закусывал, зато часто и помногу курил. Очевидно, по причине Великого поста, а может ещё почему. Под конец застолья почитали "по кругу" свои стихи, а Нина Сергеевна даже спела". Казалось бы, малозначимый факт, но заслышав бесконечные истории о беспробудном пьянстве Чашечникова каждую строку о "выпивающем мало" поэте ловишь и сохраняешь на будущее: вдруг из этого позже удастся составить представление о том, как и почему поэт в отдельные периоды жизни прикладывался к бутылке, а в другие избегал пагубного зелья.
   Вторая встреча с Чашечниковым, описанная Голубевым, не менее интересна. Она случилась, когда писатели встретились на поэтическом конкурсе "Посадская лира-98", где Леонид Николаевич выступал в качестве члена жюри. Там он, по словам Голубева, расписался на выданном ему, участнику конкурса, дипломе. Становится понятно, что этот автограф от человека, которого талантливые авторы именуют не иначе как "мэтр" (причём и в Астрахани, и в Сергиевом Посаде, и в Балашихе) имел для того, кому этот автограф посвящён, огромное значение, как свидетельство духовного родства, как отметка о принадлежности к настоящей поэзии.
   Голубев в числе прочего замечает, что Чашечников на одной из встреч "выступил в поддержку идеи Иванова о целесообразности проведения в Сергиевом Посаде заседания выездного Секретариата Союза писателей России с целью приёма нескольких поэтов в члены Союза по рукописям".
   Тогда Леонид Николаевич сказал, что знает "человек шесть, достойных этой чести" авторов. Именно столько сергиево-посадцев было принято в Союз писателей. Он видел талант, умел отличить ложное от истинного. В молодом Голубеве Чашечников разглядел талант.
   Писатель вспоминает: "У меня на руках уже была "провокационно-желчная" рекомендация Николая Студеникина, а также его совет просить рекомендации у Чашечникова, что я незамедлительно и сделал.
   "Только прошу меня не торопить. Я должен не спеша прочесть подборку, прежде чем приму решение, о котором сообщу сам, например, через Сосина". И я согласился с мэтром.
   Когда же подошедший Володя передал ему деньги за несколько экземпляров только что вышедшей из печати "Русской Голгофы" и вручил книги "заказчикам", я сразу же -- раньше других -- подсунул свой экземпляр для автографа.
   Всё это было ещё до "заседания", на котором Чашечников как давний член Союза поделился своими соображениями относительно районной организации. Потом, после написания каждым из присутствующих членов Союза заявления о вхождении в молодую организацию, почитали, как водится, стихи "по кругу", в том числе и "наблюдатели", то есть Иван Фёдорович Муравьёв и "аз грешный". Книжку Чашечникова "Русская Голгофа" с автографом мэтра открыл только дома и был потрясён <...> автографом "на мужскую творческую дружбу".
   Голубева с Чашечниковым свела судьба точно так же, как Ивана Кудрявцева: он собирал подборки авторов из Сергиева Посада и окрестностей для альманаха, и Чашечников обещал предоставить подборку своих стихотворений, точнее, передать через Братишко, да так и не привёз.
После этого Голубев собрался и поехал в Семёнково, поскольку времени не оставалось. В квартире Чашечникова его встретил сам поэт и его товарищ Сергей Красовский -- "худой и весь какой-то помятый мужичок небольшого роста". Сама же квартира произвела на гостя странное впечатление: "Тесная однокомнатная квартирка в панельной пятиэтажке была явно в запущенном состоянии. Малюсенькая кухонька завалена грязной посудой, которая стояла везде: на столе, на тумбочке, на газовой двухкомфорочной плите, на табуретке, в умывальнике, на холодильнике и на подоконнике. Пепельница и несколько консервных банок были заполнены окурками. На подоконнике, кроме того, стояли неработающий телевизор и телефон, и громоздились какие-то бумаги. Пачка листов с машинописными текстами стихов лежала поверх пустой открытой хлебницы".
   Гость тут же купил у Чашечникова несколько экземпляров "Русской Голгофы", после чего поэт передал деньги Красовскому и, если верить рассказчику, сказал: "Да не вздумай купить самогонки. Возьми три бутылки пива".
   Колоритный вырисовывается быт Чашечникова в это время -- помятый, пронырливый посыльный, норовящий купить выпивку, и усталый поэт в заставленной немытой посудой кухне.
   Голубев пишет: "Пока посыльный "летал в магазин", разговор пошёл о книге "Русская Голгофа". Похвалив книгу, я сказал, что, к сожалению, в ней есть и технический брачок -- около десятка опечаток. "Тринадцать, -- уточнил автор. -- Мечтаю отпечатать вторым заводом эту книгу уже без огрехов. И есть много материала для следующей, не менее интересной книги. Да нет уверенности, что удастся достать денег на издание. И работы предстоит сделать больше, поскольку стихи последних лет писались в основном "в стол", не редактировались и не систематизировались. Впрочем, и эта, изданная-то книга расходится плохо. Чуть не весь тираж лежит дома в нераспечатанных пачках. В книжную лавку при Правлении Союза писателей на реализацию не приняли ни одной книги. Николай взялся реализовать некоторое количество, но вот уж около месяца не показывается, а пенсия давно кончилась. Есть ещё надежда на "полутёщу". (Здесь хозяин хитровато улыбнулся и пояснил, что так он называет мать нового мужа своей прежней жены), которая помогает распространять книжку в районе и вот-вот должна уже привезти "выручку". Но если задержится почему-либо, то жить просто не на что".
   Обсуждали они и готовящуюся к выходу антологию поэзии Сергиева Посада ХХ века, которую готовил Кудрявцев. Когда гость покидал квартиру поэта, тот, провожая его до двери, просил приезжать хотя бы раз в неделю, чтобы поговорить о литературе и о жизни. В последующее время Голубев не раз ездил забирать выручку от проданных экземпляров книг "Русская Голгофа", чтобы передать деньги Чашечникову. Если прочесть его воспоминания, становится понятно, что поэт жил на эти деньги, и каждая проданная книга была залогом того, что на столе его будут хлеб и консервы, а ведь Чашечникову нужно было кормить и привередливого кота Шурку (возможно, речь о коте Тишке), про которого в разговоре с Голубевым он заметил, что кот "ест лучше меня".
   Несколько раз гость попадал к Чашечникову, когда тот и сам, под стать своему посыльному, был небрит и помят. Да и посыльный куда-то пропадал, потому Голубев покупал поэту сигареты, после чего они подолгу беседовали.
   Чашечников понимал, что здоровье его ухудшается не по дням, а по часам. Об это он писал друзьям, сетуя, что чувствует это всем телом. А алкоголь усугублял ситуацию. Кажется, это был тот самый период, когда после долгой завязки Чашечников вновь полез в бутылку. Или же приноравливался к прыжку в забытьё.
   Один из визитов Голубев описывает так: "Взъерошенный и явно не в себе хозяин лежал уже под одеялом. На стуле возле "лежанки" -- полная окурков пепельница и газовая зажигалка, на полу -- ручные часы. "Я сейчас встану... Вот только покурить бы, да... нечего...". Протянутая пачка сигарет его явно обрадовала. "Теперь живём!". Голос прозвучал уже бодрее. "Может, и пивка догадался? -- Молодец!"... Согрели чаю, сделали бутерброды... "А как ты относишься к самогонке? -- спросил хозяин. -- У меня осталось немного от вчерашнего".
   И сам поэт понимал, сколь вредит его здоровью алкоголь. "Надо с этим заканчивать" -- говорил он, наливая себе оставшийся самогон.
   "Когда он начал наливать в свой стакан, я, как бы машинально, подставил второй и, чокнувшись, опрокинул его. "Ну вот, а говорил -- не буду. Чего ж пошёл на попятную-то?". "А чтоб хозяину больше не досталось". "А ты - фрукт! Но прав..."
   Беседовали о литературе. Вновь. О писателях и делах писательской организации, о литобъединении "Свиток". Леонид Николаевич расспрашивал гостя про своих "птенцов", про тех, кому давал рекомендацию в Союз.
   "Но сначала надо встать на ноги, -- говорил гостю поэт. -- Думаю, что в этот раз справлюсь. А вот в следующий... Опасаюсь, кстати, не ухода, а как бы "крыша не поехала". Мне же хочется выпустить ещё один завод "Голгофы" уже без опечаток и сделать следующую книгу из стихов последних лет, которые, к сожалению, в полном беспорядке просто свалены в кучу..."
   Махнувший самогона, Чашечников рассказывал гостю "как в тюремной камере "перекрестил" лавкой пахана после того, как "шестёрка" устроила новичку "велосипед". Правду ли? А зачем ему лгать или преувеличивать? Всё намешано в нём и взболтано до пены. А Красовский приносил ещё и ещё алкоголь.
   На долгое время забывший об алкоголе, Чашечников в этот период времени вновь начал пить. Кудрявцев пишет об этом так: "После 19.10.99 поэт не сдерживается. Этому способствует сложившееся вокруг него местное нездоровое окружение. Дважды он попадает на лечение. Сначала на Новостройку в больницу, затем, через некоторое время, в госпиталь на Ферму".
   При встрече поэт говорил Голубеву "...в том числе о необходимости стационарного лечения и возможных путях реализации этой идеи буквально в ближайшие дни. (не хватает кавычки, куда её поставить?) Оказывается, несколько дней назад заглядывал Павел Турухин и обещал помощь в этом деле. Ещё один вариант -- Краснозаводский профилакторий. "Лягу прямо в понедельник", -- заверил мэтр. Через несколько дней после этого разговора Чашечникова не стало.
   Эта тяга к алкоголю, картинный образ поэта с бутылкой родился в юности и теперь бил Чашечникова сильнее многих других бед. Вот что об этом писал Михаил Сильванович: "Чашечников навсегда останется для меня своеобразным поведенческим алгоритмом, по которому я оцениваю людей, подверженных распространенной "слабости", за которую и мой друг, в конце концов, расплатился тремя инфарктами, третий на 66-м году жизни оказался смертельным <...> Встречаются люди, которые любуются своим скольжением по наклонной, видя и в этом свою исключительность <...> Леонид, будучи ещё неиспорченным, таким, как все, уже пустил впереди себя молву о своей обречённости. В компаниях на бис шёл его "Разговор со стаканом", в том стихотворении были такие строки: "Пьяный, как свинья, смеюсь до коликов, / а над кем смеюсь, спросить бы вас. / Над собой смеюсь...". До такого состояния ему тогда было ещё далеко, а он уже им, как бы, любовался".
  

0x01 graphic

  

Поэты Леонид Чашечников и Николай Братишко

  
   10 декабря 1999 года своему другу, Николаю Братишко, Чашечников сообщил о предощущении близкой смерти. В декабре 1999 года. Он попросил друга после своей кончины установить на могиле памятный камень и посадить рябину. Позже, в очередной раз, придя на могилу друга, Братишко и Сильванович будут слушать шум ветра и вдруг спохватятся: рябины не хватает. Раздавленные горечью утраты, они не сразу вспомнили о просьбе поэта посадить дерево. Через семь дней после разговора с другом и просьбе об организации похорон поэт скончался в больнице города Краснозаводска.
   О смерти поэта Дина Немировская пишет: "В тот недоброй памяти декабрьский промозглый день 1999 года я вела протокол собрания Областной писательской организации. Тогда раздался резкий телефонный звонок, и наш председатель вмиг осевшим голосом сообщил, что из посёлка Володарский пришло печальное известие: Лёни не стало. Именно так мы только и называли Чашечникова между собой, невзирая на разницу в возрасте в поколение".
   Схоже описывает принятие страшного известия Юрий Щербаков: "В нашей писательской организации было собрание, когда пришла эта горькая весть. И собрание превратилось в вечер памяти. Не натужное официозное мероприятие, а гордая и светлая тризна -- ему бы, наверное, понравилось!"
   "В субботу утром, -- пишет Голубев, -- пока все чада и домочадцы ещё спали, по привычке начал собираться в Семёнково и, лишь зашнуровав ботинки, понял, что спешить уже не к кому".
   "Как только стало известно о его смерти, -- пишет Кудрявцев, -- я стал искать адреса его родственников и бывшую жену. Адреса были найдены и отправлены телеграммы. Бывшая жена, через мать её второго мужа, также поставлена в известность".
   От Сергиева Посада до Краснозаводска на похороны друга он ехал не один -- вместе с ним в деревню Семёнково приехала сестра Чашечникова с мужем.
   Здесь нужно заметить, что незадолго до смерти, 1 декабря 1999 года, Леонид Николаевич пишет письмо своей сестре Тамаре, которое начинается с таких тяжёлых и пронзительных слов:
  
   "Пишу тебе это письмо потому, что мне так хреново, что нет слов. Страшные головные боли и адские боли в области сердца. Ты знаешь, ведь я как отец и слепну, и уже оглох. Удивляюсь сходству нашей с ним одинаковой старости. Одна утеха у меня -- я всё-таки книгу напечатал, я тебе говорил, кажется, по телефону, правда, я не стал тебя расстраивать по поводу здоровья, но чувствую, что сердце мое отстукивает последние и ритмы и рифмы! Сестра! Ты же у меня и за "мам и за пап" всю жизнь мне была, а уж больше тебя, меня даже мои жены не "грызли", но я не злопамятен, всё равно делал по-своему, ведь я старший. Прошу тебя и твоего Анатолия, моего единственного зятя, свет Иваныча, если (не дай бог) со мною что случится, то приехать оформить мой последний путь, вы стольких наших родичей прибрали по обычаю. Я думаю поручить кое-какие дела моему другу Н. М. Братишко. Он сам тебя найдёт, когда приедешь. Мне бы хотелось, чтобы мой последний приют выглядел прилично..."
  
   В квартире "уже ждали нас В. И. Самсонов, В. Н. Сосин, бывшая жена, женщина, которая готовила. Может, и ещё кто был? -- не помню. Боюсь ошибиться. Распределили, что надо сделать и назначили исполнителей. Многое на себя взял В. И. Самсонов. Поставить в известность Союз писателей России -- В. Н. Сосин. Подобрать место и выкопать могилу и оформить документы на разрешение похорон -- женщина, которая готовила, и сестра и т. п. Всё старались учесть, до мелочей. Кажется, всё учли. На следующий день, т. е. на третий день, по православному обычаю, похороны".
   С горечью Иван Фёдорович отметил, что среди друзей поэта, приехавших проститься с ним, не было никого из московского Союза писателей России. А вот Братишко и Сильванович были. Не могли не приехать.
   Чашечникова поминали там же, где прежде поднимали за него весёлые тосты. "Говорили много, -- пишет Кудрявцев, -- и клятвенно обещали сохранить в памяти его образ и то, что он сделал в поэзии и для нас и продолжить его дело. <...> Запомнилось перестроечное дыхание, -- открыли бутылку водки, а в ней оказалась обычная вода, хотя покупали в местной палатке, и продавщица знала, что берут на поминки. Люди забыли совесть -- обычную, человеческую. Любой ценой получить прибыль, даже на беде. Это потрясло нас!.."
   В одном из писем некоему Александру Никитичу (родственные связи мне, увы, неизвестны) сестра Чашечникова Тамара сообщает о смерти поэта. Она пишет, в частности, что для памятника на могилу брата нужно не менее тысячи долларов. У самого Чашечникова лежало в квартире две с половиной тысячи, однако, за время, пока тот находился в больнице и после смерти поэта, деньги из квартиры украли, а вместе с ними "вынесли всё ценное: компьютер, ксерокс, принтер, японский кассетник "Сони", хорошую одежду, хорошие книги".
   В начале января 2000 года архив поэта и его мебель были перевезены в Астрахань, чтобы там, как пишет Голубев, "стать составной частью музея Леонида Чашечникова в доме его сестры". Квартира поэта досталась его приёмным детям, а писатели получили стопку книг "Русская Голгофа" -- творческое завещание поэта, его наследие.
   Пронзительно и печально звучат слова о том, как друзья Чашечникова, Сильванович и Братишко ухаживали за местом последнего приюта поэта, приезжая на кладбище, поднимая проваливающуюся могилу, поправляя надгробие. Михаил Сильванович пишет: "Когда потребовались деньги на памятник, Коля (Братишко. - прим. А. Т.) тайком от жены купил настоящие кисти и краски. <...> Картины ведь из жалости к художнику не покупают. К нему люди пошли домой, стали давать заказы. Я спросил, сколько он заплатил за оградку, за портрет на камне, за основание под памятник?
   -- Десятка полтора картин, -- ответил Николай. - Кроме этого, беру заказы на ремонт систем связи, меня знают на предприятиях. За большими деньгами не гонюсь, от малого -- не отказываюсь".
   Собирали деньги на памятник поэты из литобъединения "Свиток", сам Сильванович. Помощи от властей не было.
Хороши названия улиц в Семёнково: "улица Восходящего Солнца", "улица Живописная". Хочется верить, что в конце жизни там, среди "Каштановых", "Сиреневых" и "Новогодних" улиц Чашечников обрёл душевный покой. Или же Семёнково разрослось позже, когда поэта не было в живых?..
   Особенно ценны и интересны воспоминания внезапные, выхваченные из пучины интернета, оставленные в комментарии к совершенно иной статье, в личной переписке. Так, в 2017 году, откликаясь на моё стихотворение "Леонид" памяти Чашечникова, поэт Виктор Карпушин заметил после строки "До самой смерти гол был как сокол": "Не соглашусь, что Л. Н. Чашечников, "до самой смерти гол был, как сокол", поскольку один проживал в двухкомнатной квартире, печатался в московских журналах, выступал на различных мероприятиях в Балашихе и Москве. Его навещал другой замечательный поэт Николай Дмитриев. Другое дело, Леониду Николаевичу обидно было наблюдать за тогдашней жизнью в девяностых годах прошлого века... Однако поэт был в курсе общественной жизни Балашихи, баллотировался в местный совет депутатов". Этот комментарий стал началом нашего с Виктором Викторовичем общения. Позже, когда на страницах "Российского писателя" был опубликован мой очерк о Леониде Николаевиче, Карпушин вновь оставил комментарий, отзываясь на мои слова о сложном характере поэта: "У Леонида Николаевича действительно был непростой характер. А каким он должен быть у настоящего русского поэта? <...> Л. Н. Чашечников выступал и в ДК, и в школах, а однажды, по просьбе медицинских работников, читал свои стихи провизорам и фармацевтам в аптеке. И везде его стихи находили сердечный отклик аудитории. <...> Леонид Николаевич умел писать пронзительные стихи, откликаться на просьбы простых людей, помогать и словом, и делом".
   И вновь лоскуток за лоскутком небольшие детали собираются в единое полотно, начинает из небытия проступать образ реального человека, жившего, мечтавшего, ошибавшегося. Живого!
   Вот, к примеру, рядом с фамилией нашего героя, Карпушин упомянул Николая Дмитриева. Один стежок -- и нить повествования ведёт нас к очерку "Здравствуй, Коля! Мы -- не одиноки..." омского поэта Юрия Перминова, позже опубликованного в книге "От Христовой росы". Перминов, гостивший у Николая Дмитриева в Балашихе, вспоминает: "Три дня я прожил у него, мы гуляли по Балашихе: "Вон там Леонид Чашечников живёт. Зайдём?". Зашли? Что-то подсказывает, что не могли не зайти, ведь человек тянется к человеку, творческие люди подвержены этой человеческой гравитации особенно сильно, а Чашечников в ту пору был умудрённым опытом старшим товарищем, к которому прислушивались молодые поэты.
   Отношение с молодыми -- отдельная тема. Виктор Карпушин, Дина Немировская и многие другие, тогда ещё совсем молодые, начинающие авторы с благодарностью и даже благоговением вспоминают, как их опекал этот суровый сибирский поэт, повсюду оставивший память о себе у талантливых учеников. В очерке "В моих стихах отрада..." к 80-летию поэта и художника Николая Братишко, Евгения Крючкова из Сергиева Посада пишет:
   "Много лет назад наш общий друг, ныне покойный поэт Леонид Чашечников, давая рекомендацию Николаю Братишко для вступления в Союз писателей России, писал: "В стихах Николая есть что-то от кольцовской и рубцовской лирики, но отнюдь не подражательство, а самостоятельное, ему присущее мироощущение". И далее: "Он человек, безусловно, отмеченный Господом Богом не только своеобразным талантом, но и той щедростью русской души, которая не скукожилась от бед и напастей, а стала ещё светлей и щедрей, пройдя сквозь житейское чистилище".
  

4. На улице Чашечникова

  
   "В силу различных причин -- и в первую очередь потому, что большинство книг вышло в провинции, имя моё недостаточно известно широкому читателю", -- пишет Леонид Чашечников в предисловии к книге "Русская Голгофа". "Нет смысла оправдываться и набивать себе цену -- это лукаво и бесполезно: судить-то об этой книге всё равно вам, читателям! Скажу только, что тут я весь -- со своими слабостями и достоинствами, со своим сложившимся мировоззрением. А поэтому не нужно искать в моих стихах каких-то партийных или идеологических пристрастий. Я был и остаюсь свободным православным русским человеком -- и этим сказано всё!".
   Масштабы дарования поэта непропорциональны народной любви и готовности сохранять память о нём. Такая вот физика поэзии, ничего не попишешь. Порой в городе или селе, желая отметиться в качестве места пребывания хоть какого-то поэта, из забвения вынимают имя практически неизвестного писателя и начинают создавать легенду. С поистине большими писателями всё несколько иначе. Они настолько огромны, что скрыть их значение крайне трудно, даже если постараться. Не закопать память о таком гиганте, не замаскировать. Он всегда будет возвышаться над селом, над городом призрачной тенью. И однажды его разглядят, ведь нельзя не увидеть гиганта, нельзя не прозреть.
   И в Семёнково, где перестало биться сердце поэта Чашечникова, и в подмосковных городах, где он мерил шагами квадратные метры квартир, и в Астрахани, которой признавался в любви, и в Омске, где освоил множество профессий, и в городе юности Таре, и в Екатерининском, и в Воскресенке, и... Всюду осталась память о поэте, незачем там городить легенды, когда реальный поэт, большой поэт, жил когда-то и ходил по тем же улицам, что и наши современники. И всюду память о нём хранят, всюду звучат его стихи.
   Начнём со столицы, где размещается Межрегиональная общественная организация "Омское землячество", одной из ключевых задач которой является поддержка земляков-омичей. Именно они в 2013 году издали книгу избранной лирики Леонида Чашечникова "Цветы и тернии любви". Впервые после книги "Русская Голгофа" (1999), в которой Чашечников писал: "Ах, поэт, Москва стихам не верит / И слезам народа своего", его стихи были опубликованы отдельной книгой. Казалось бы, сборники стихотворений поэта (книги -- правильнее сказать, ведь они целостные, каждая -- сама по себе произведение) выходили в различных издательствах, и тиражи некоторых были для того времени весьма внушительны, однако найти в сибирских библиотеках книги, изданные на Волге, проблематично, а "Русскую Голгофу", потрёпанную, зачитанную, всё же иногда можно отыскать. Для того, чтобы читатели ознакомились с творчеством поэта, и была издана книга "Цветы и тернии любви". Редактором книги стал друг Чашечникова, поэт и публицист Михаил Иванович Сильванович. Он же написал к книге большой сопроводительный очерк. Впрочем, об этом я уже писал.
   Три года спустя на сайте "Омского землячества" появилась радостная новость: "29 марта 2016 г. в здании правительства Москвы (ул. Новый Арбат, д. 36) прошло заседание Московского координационного совета региональных землячеств при правительстве Москвы. На заседании состоялась торжественная церемония награждения лауреатов и победителей межрегионального конкурса "Лучшая книга, изданная землячеством". Пять изданий, увидевших свет при содействии АНО "Омское землячество", были удостоены дипломов лауреата конкурса".
   Конкурс, проводимый департаментом национальной политики, межрегиональных связей и туризма города Москвы совместно с Московским координационным советом региональных землячеств при правительстве Москвы проходил в тот год впервые. Сайт землячества сообщает: "В номинации "Лучшая книга по культурной деятельности землячества" диплома лауреата удостоена книга "Цветы и тернии любви" талантливого омского поэта Леонида Николаевича Чашечникова".
   Но одно дело -- книга. А как обстоят дела с сохранением памяти и пропагандой творчества Чашечникова на местах? В Подмосковье, где поэт провёл последние годы жизни, в Сергиевом Посаде и Балашихе бережно сохраняют творческое наследие поэта, проводят памятные вечера. Один из таких вечеров, получивший название "Господом с поэзией повенчан", прошел 25 декабря 2018 года в центральной городской библиотеке Сергиева Посада им. А. С. Горловского. Участники литературного объединения "Свиток" под руководством Галины Николаевны Ключниковой читали стихи поэта, вспоминали о нём и о знакомстве с его творчеством. На страницах сайта библиотеки в пострелизе особо подчёркивается: "С 1981 по 1999 год жил в деревне Семёнково Сергиево-Посадского района, здесь он написал свою главную книгу "Русская Голгофа".
   Помнят Леонида Николаевича и в Балашихе, где он жил некоторое время. На портале "Балашиха: вчера, сегодня, завтра" в разделе "Знаменитые люди Балашихи" отдельная страница посвящена поэту. Авторы заметки приводят строки из наиболее известной песни на стихи поэта: "Самая знаменитая песня Чашечникова, созданная в соавторстве с известным сибирским композитором Борисом Ярковым, -- "Омские вечера", в которой есть такая строчка: "Хороши, говорят, вечера в Подмосковье, но и в Омске не хуже они..."
   Здесь позволю себе отступление: песен на стихи Леонида Чашечникова написано немало, но далеко не все из них известны широкой публике. Одно дело "На бульварах задумались клёны" -- известная омичам песня, или исполненная Эдуардом Хилем "Горькая свадьба", но есть немало песен, менее известных или имевших странную судьбу. Так, Артемий Чарчинцев выпустил книгу своих песен на стихи известных поэтов. В том числе на стихи Леонида Чашечникова "Ты меня не люби", "Когда весенняя листва", "На синем камыше..." ("А мне бы..."), "Не видя проку", "Садится солнышко". А в сети Интернет можно найти немало песен на стихи поэта. Хрипит Александр Харчиков: "Страна моя снова на плахе и точится втайне топора", Николай Мальцев затягивает: "Встаёт на мягких лапах белёсая полынь". А потом вдруг среди малоизвестных песен -- "Встань, Россия, с колен" в исполнении Фёдора Борковского. Вот только Борковский добавляет к злободневным и хлёстким стихам поэта припев, где и про "хазарское ничтожество" поётся, и много ещё о чём. "Мне близка мысль поэта Леонида Чашечникова, что поэт должен быть прежде всего национальным поэтом" -- пишет на своём сайте Борковский. О, да, национальным, но горестное стихотворение он превращает в весьма странную песню... Впрочем, вернёмся к повествованию.
   Виктор Карпушин рассказывает: "В Балашихе есть улицы Дмитриева и Брагина, жаль, что нет улицы Чашечникова. Но его помнят и сотрудники управления культуры городского округа Балашиха, и читатели библиотеки семейного чтения в микрорайоне "Новый Свет", педагоги и учащиеся Детской школы искусств N 1 им. Г. В. Свиридова".
   Согласитесь, хорошо бы звучало: "Библиотека на улице Чашечникова" или "Бульвар Чашечникова" -- с задумавшимися клёнами, конечно же. Правда, ни в одном из городов, где большой русский поэт оставил свой след, улицы его имени пока не существует.
   В статье "Музей в деревне" для газеты "Тарское Прииртышье" Михаил Сильванович приводит слова руководителя семёнковского музея Галины Фёдоровны Костыриной, которая однажды, посещая могилу сергиево-посадского омоновца Григория Тихомирова, погибшего с боевыми товарищами в Чечне, вдруг заметила могилу Леонида Чашечникова. Она рассказала Сильвановичу: "Мало-помалу стал собираться материал. Отыскались книги с автографами. Когда мы нашли Николая Максимовича Братишко, он подарил ещё одну книгу, фотопортрет Леонида Николаевича. Вот только что привёз его пепельницу. Так появился и постепенно пополняется уголок истории, посвящённый жизни и творчеству этого поэта-семёнковца. На посетителей производит особое впечатление, когда мы показываем балкон его квартиры, которая была в доме напротив музея".
   А мне не даёт покоя ещё одна мысль... Могло ли так случиться, что в неспокойные девяностые годы седоусый поэт Чашечников читал свои стихи молодым сергиево-посадским ребятам, школьникам, студентам, сотрудникам правоохранительных органов, некоторые из которых годы спустя полегли от "дружественного огня", от нелепой случайности в далёкой Чечне? А если могли, что мог читать поэт этим парням? О России, в которой на рубеже 80-х и 90-х "дружественным огнём" косило всех без разбора? Возможно. Теперь они лежат на соседних аллеях.
   А что же в Астрахани, где Чашечников жил в "середине жизни", мужая и крепчая, где его поэзия зазвучала в полную силу? Знают ли творчество Чашечникова современные школьники и молодёжь Астрахани? Знают, хотя бы в рамках уроков по литературе. Так, например, в конспекте открытого урока по литературе для пятого класса на тему "Родная природа в стихотворениях поэтов XX века" учитель астраханской СОШ N 6 Ирина Зварыкина пишет: "...было бы несправедливо обойти вниманием тему родного края в творчестве астраханских поэтов и писателей. Нинель Мордовина, Юрий Селенский, Леонид Чашечников, Адихан Шадрин, Сергей Калашников -- все эти поэты и писатели посвящали свои произведения Астраханскому краю, своей малой родине".
   Важное и знаменательное соседство. Казалось бы, где смурной Чашечников с его "Ёлки-палки, заплакать охота...", а где пятиклассники? И всё же его пейзажная лирика о волжской земле выбирается учителями в качестве примера поэтического воспевания родного края.
   В брошюре "О любимой Астрахани говорит поэт", изданной астраханскими библиотекарями, цитируются стихи Чашечникова о городе:
  
   ... Мне Астрахань не слухами мила --
   стоит в низовье Волги белый город,
   С которым жизнь навек меня свела.
   Я начал уставать от долгих странствий.
   Сибиряка по нраву и крови,
   Зачисли меня город, в астраханцы,
   за робкое признание в любви!..
  
   Далее библиотекари патетично восклицают: "Леонид Чашечников, как и его собратья по перу, вошёл в славную когорту поэтов-"шестидесятников", прославивших нашу Астрахань на редкость талантливыми произведениями, среди которых немало поэтических шедевров". Ценят? Да. Любят? Бесспорно.
   В 2017 году Областная детская библиотека города Астрахани выпустила информационный лист "Юбилеи астраханских писателей -- 2018", в котором уделила внимание 85-летию со дня рождения Леонида Чашечникова. Библиотекари пишут о поэте так: "Стихи Л. Чашечникова глубоко лиричны, о чём бы он не писал: о природе или о войне, о людях, их чувствах или о жизни. Его стихи надо читать и перечитывать вдумчиво, несуетно, и тогда обязательно найдёшь строчки, адресованные только тебе. А это уже магия таланта, как говорится, от Бога. Запоминаются его стихи и об Астрахани -- "белом городе на заре": её "тихие улочки", "звонница Кремля"... Читая цикл его стихов об Астрахани, невольно представляешь образ старинного города на краю России".
   Для лучшего понимания того, как библиотеки Астрахани отреагировали на юбилей Чашечникова, обратимся к одному из главных документов, в котором содержится описание их деятельности в этот период (а именно в 2018 году) -- к аналитическому обзору "Муниципальные библиотеки Астраханской области в 2018 году", подготовленному методистами Астраханской областной научной библиотеки им. Н. К. Крупской.
   Специалисты отмечают: "Одним из значимых событий для муниципальных библиотек Володарского района стало празднование 85-летия со дня рождения поэта Леонида Чашечникова. Специалистами центральной библиотеки было разработано положение о районном конкурсе чтецов "Поэтическая капель". Проведение конкурса было приурочено к Всемирному дню поэзии. При краеведческом клубе "Дельта" прошёл вечер поэзии "Буду петь и влюбляться", посвященный Л. Чашечникову. На вечере звучали стихи поэта о любви и женщинах, встречавшихся на его пути, которым он посвятил немало прекрасных, лирических стихотворений".
   Но этим упоминание Чашечникова не ограничивается: "1 июня Володарская центральная и детская библиотеки приняли участие во Всероссийской акции "Классики в российской провинции", которая проводилась по инициативе Ассоциации малых туристических городов. Литературно-поэтический открытый микрофон, где в течение часа участники акции (библиотекари, школьники, педагоги и просто любители классики) читали в микрофон произведения классиков русской литературы, которые родились и жили в Астрахани (В. Хлебников, В. Тредиаковский), которые в разное время посещали Астрахань и Астраханскую область (А. Писемский, М. Горький, В. Гиляровский). В программу чтения также вошли хорошо известные стихотворения астраханских поэтов Л. Чашечникова, Н. Мордовиной, Б. Шаховского, М. Утежанова и др. Проходившие мимо жители поселка останавливались, прислушивались и благодарили участников акции за подаренные положительные эмоции".
   Председатель астраханской писательской организации Юрий Щербаков, ранее уже упоминаемый мной, рассказывает: "Конечно, мы давным-давно зачислили незабвенного Леонида Николаевича в астраханцы! Прекрасный поэт, публицист и переводчик, он был ещё и настоящим наставником. Руководимое им литературное объединение "Высота" при Доме культуры строителей гремело! Известными поэтами стали его воспитанники Борис Свердлов и Павел Морозов".
   В 2002 году в Астраханской области региональное отделение Союза писателей России совместно с администрацией Володарского района, где жил Леонид Николаевич, учредили литературную премию его имени, которую вручают ежегодно, в канун дня рождения поэта. В положении о премии значится, что она вручается "за литературно--художественные произведения, созданные в традициях российской духовности, пропагандирующие гуманизм, нравственность, дружбу между народами, любовь к Родине".
   Память о своём выпускнике хранят в Омске, в областном колледже культуры и искусства (ранее -- Омская областная культпросветшкола в г. Тара, которую Чашечников окончил в 1951 году). В 1997 году, по инициативе педагога (ныне члена Союза краеведов России) Анны Фёдоровны Изотовой, в колледже началось формирование музея учреждения. Эта идея, высказанная в канун полувекового юбилея колледжа, легла на благодатную почву, и музей начал крепнуть, формировались фонды. Начался сбор материалов о выпускниках колледжа. Участница Великой Отечественной войны А. К. Полежаева рассказала, что её однокурсником в колледже был известный поэт Чашечников. Потом уже закрутилась изложенная выше история: приезд Артёмова, "Это мой друг!" и прочее-прочее. А в довершении всего -- звонок Анны Изотовой в деревню Семёнково и первый разговор с Чашечниковым, его громогласное: "Омск, я люблю тебя!". В 2003 года именем Чашечникова была названа библиотека колледжа.
   В статье для журнала "Литературный Омск" Анна Изотова пишет: "В музее истории Омского областного колледжа культуры и искусства хранится личный фонд Леонида Николаевича Чашечникова. Ценность его экспонатов -- в их уникальности: многие из них были в своё время присланы самим Леонидом Николаевичем. Это поэтические сборники разных лет, фотографии, личные вещи, а главное -- письма, хранящие тёплое отношение к родному колледжу и к Омску".
   В одном из писем Анне Изотовой Чашечников писал: "Уверен, что из стен родного училища, которое мне дало путевку в жизнь, выйдут не только клубные работники, но и известные в будущем деятели культуры и литературы в частности".
   Говоря о людях, внёсших вклад в сохранение памяти о поэте, Анна Фёдоровна отмечает: "С большой благодарностью восприняли наши труды по сохранению памяти поэта его родственники, неоднократно посещавшие и музей колледжа, и библиотеку, которая, кстати, носит имя Леонида Николаевича: сестра Октябрина Хижняк, племянница Нина Данилова и единственная дочь Алла Брюханова. Кроме того, огромный вклад в дело увековечивания памяти нашего дорогого земляка принадлежит другу поэта, художнику из Сергиева Посада Николаю Братишко".
   Алла... Это ей поэт писал трогательно, с отцовской любовью буйного, расхристанного поэта: "Пусть тебе чайка снится / И спокойной лагуны лазурь". Аллы не станет 8 апреля 2016 года, и строки из стихотворения отца выбьют на надгробии.
   В городе юности Чашечникова, в Таре так же, как и в Астрахани, вручается литературная премия его имени, однако в Сибири премию начали вручать с 2013 года в рамках литературных чтений им. Л. Н. Чашечникова.
   Сотрудники Тарской центральной районной библиотеки годом ранее побывали в посёлке Большеречье, где местное отделение Союза писателей и администрация посёлка организовали литературные чтения в память о поэте Владимире Макарове. Было решено аналогичным образом увековечить память о Чашечникове. За годы существования литературных чтений, которые проходят в Таре каждые два года, лауреатами премии его имени становились писатели из Омской области, проводились и проводятся литературный, музыкальный, художественный конкурсы, артисты Северного драматического театра им. М. А. Ульянова создают сценические постановки на стихи поэта.
   Первые Чашечниковские чтения удачно совпали с проведением в областном центре фестиваля "Омская зима". Тогда гости омского фестиваля почти в полном составе отправились на чтения в Тару, и казалось, что на поклон к сибирским урманам съехались со всей России и из зарубежья.
   В статье, озаглавленной "Приезжайте в Сибирь за песнями" омский поэт и журналист Юрий Перминов перечисляет имена гостей. Звучат знаковые для современной литературы фамилии: "Более тридцати писателей из Москвы, Новосибирска, Барнаула, Кемерово, Новокуйбышевска, Смоленска, Орла, Чечни, Дагестана, Екатеринбурга, Челябинска... Николай Иванов и Николай Дорошенко, Диана Кан и Нина Ягодинцева, Андрей Расторгуев и Александр Бобров, Умар Яричев и Магомед Ахмедов, Владимир Молчанов и Андрей Фролов, Анатолий Парпара и Геннадий Попов... И, конечно же, омичи -- Татьяна Четверикова, Валентина Ерофеева-Тверская, Олег Клишин, Владимир Балачан, Владимир Новиков, Павел Брычков, Александр Токарев, Марина Безденежных (да простят меня те, кого не назвал)...".
   Тюменский писатель Николай Ольков, ставший гостем третьих чтений, цитирует выступление председателя Омской писательской организации Валентины Ерофеевой-Тверской: "Мы учредили Чашечниковские чтения и в память о поэте-земляке, и как школу воспитания молодежи". Символичное продолжение дела, которому Леонид Чашечников посвятил немало сил и времени в далёких от Омской области Астрахани и Подмосковье. В школах Тарского района проводятся конкурсы чтецов, музыканты пишут песни на стихи поэта, художники отображают на бумаге и холсте поэтический мир Чашечникова. И к этому миру прикасаются писатели из разных уголков страны, которые, быть может, прежде о поэте и не слышали".
   Ольков в заметке по итогам визита в Тару пишет: "Здесь чтят память великих земляков, начиная с основателя города князя Андрея Елецкого, а далее купец И. Ф. Нерпин, народный артист СССР Михаил Ульянов, поэт Леонид Чашечников. Его имя носит центральная районная библиотека, в районе общими усилиями писательской организации, власти, культурной общественности уже в третий раз прошли Чашечниковские чтения".
   Оговорка тем интересна, что к тому времени уже несколько лет велись споры, стоит ли назвать библиотеку именем Чашечникова, и в головах творческих деятелей мысль о важности подобного шага настолько укоренилась, что многие сразу же уверенно сообщают, дескать, библиотека названа именем поэта. Впрочем, есть и те, кто категорически против присвоения "храму книги" такого имени, которое кажется этим людям порочным. И спорили-спорили-спорили.
   А ведь вопрос с присвоением библиотеке имени поэта давний. О нём говорили авторы клуба "Вечера на Александровской", активно пропагандировавшие творчество Чашечникова. Одним из первых, кто заговорил об этом, стал друг Леонида Николаевича, поэт и журналист Михаил Авдеевич Белозёров, писавший в книге "Я -- не плачу! Я -- люблю!"
   В октябре того же года в районной газете "Тарское Прииртышье" была опубликована рубрика "Земляки предлагают", в рамках которой представлены предложения известных тарчан о присвоении районной библиотеке имени Л. Н. Чашечникова. Так, за присвоение имени поэта одной из библиотек (не конкретизируя, районной, или сельской) выступила заведующая кафедрой русской и зарубежной литературы Тарского филиала ОмГПУ Татьяна Писчурникова и преподаватели кафедры, а также известный в Таре филолог, лауреат Пушкинской медали Евгения Алексеевна Кабанова.
   Осенью 2009 года в статье "Будто и не было в Таре поэта" Татьяна Бурундукова пишет: "Инициатива тарчан о присвоении имени Леонида Чашечникова центральной районной библиотеке так и осталась нереализованной".
   Заканчивая черновик книги, я написал: "Кажется, это одна из тех прорех, на которую нам не найти заплатку в ближайшем будущем...", но в сентябре 2021 из Тары пришла радостная новость -- местными депутатами принято решение о присвоении Тарской центральной районной библиотеке имени выдающегося земляка. Неожиданная и радостная новость. В марте 2022 года в здании библиотеки появился бюст поэта.
  

0x01 graphic
0x01 graphic

  

8.03.2022 г. Открытие Бюста Л. Чашечникова

в Тарской центральной районной библиотеке.

  
  
   Вот они и встретились. Пусть на страницах моего очерка: Чашечников, Сильванович, Дмитриев, Братишко, Изотова, Горчаков, Карпушин, Маркин, Немировская. Сколько замечательных людей, ярких судеб. Кого-то уже нет с нами, а кто-то и сегодня доносит до людей творчество удивительного поэта. Из лоскутков собирается единое полотно. Собирается, будьте уверены! Встряхнём его, отойдём подальше -- и видно, как отдельные лоскутки соединились в причудливые узоры. Не верю в предопределённость встреч, но так уж сложилось, что я словно иду по следам поэта и судьба -- тьфу, какая судьба?! -- сводит меня с теми, кто помнит его. То в заснеженном Омске знакомлюсь с Анной Изотовой, то в осеннем Иркутске -- с Владиславом Артёмовым, то разговариваю по телефону с Юрием Перминовым. И все они связаны между собой. Всех их объединяет одна нить, одна судьба, одно имя. Судьба сводила Чашечникова с разными людьми, и все они оставили свой след. Рубцами на сердце, светлыми улыбками на фото, добрыми дарственными надписями на книгах поэта.
   Воистину, наша жизнь соткана из удивительных мелочей, из разноцветных лоскутков, порой бережно подшитых к общему холсту, но чаще прихваченных наспех...
  
   Литература и источники:
  
      -- [Голубев, В. А.] Поздние встречи с поэтом Леонидом Чашечниковым. - Текст : электронный // Проза.ру : [российский литературный портал]. - URL: https://proza.ru/2013/03/29/65 (дата обращения: 11.10.2021).
      -- [Материалы беседы с В. В. Карпушиным от 17.05.2021] // Из личного архива А. Тихонова.
      -- [Материалы беседы с С. В. Мальгавко от 14.06.2020] // Из личного архива А. Тихонова.
      -- [Печенева, Л. Ф. Воспоминания о Л. Н. Чашечникове / Л. Ф. Печенева, В. С. Печенев : материалы из фондов Литературного музея] // Архивный фонд Научно-краеведческого центра им. А. А. Жирова Тарской центральной районной библиотеки.
      -- [Письмо Л. Н. Чашечникова М. И. Сильвановичу от 12.02.1975] : из фондов Литературного музея // Архивный фонд Научно-краеведческого центра им. А. А. Жирова Тарской центральной районной библиотеки.
      -- [Письмо Л. Н. Чашечникова сестре Тамаре от 01.12.1999] // Володарская центральная библиотека Астраханской области.
      -- [Сильванович, М. И. Чашечников. Поэт русской печали : дополненный вариант очерка] : из фондов Литературного музея // Архивный фонд Научно-краеведческого центра им. А. А. Жирова Тарской центральной районной библиотеки.
      -- Бадмаев, С. М. Домбра : стихи / С. М. Бадмаев ; авториз. пер. с калм. Л. Чашечникова. - Элиста : Калмыцкое кн. изд-во, 1983. - 64 с.
      -- Балачан, В. Ф. Вешки : лирические миниатюры / В. Ф. Балачан. - Омск, 2003. - 308 с.
      -- Белозеров, М. "Я - не плачу! Я - люблю!" : (публицистика, воспоминания, поэзия, песни, сатира и юмор) / М. Белозеров. - Омск : Книжное изд-во, [2001]. - 193 с.
      -- Бурундукова, Т. Будто и не было в Таре поэта / Т. Бурундукова // Тарское Прииртышье. - 2009. - 23 сент. - С. 3.
      -- Горшкова, Л. П. "Господом с поэзией повенчан ..." / Л. П. Горшкова ; записала В. Шелленберг // Тарский курьер : [интернет-портал]. - 2013. - 15 марта. - URL: http://www.tktara.ru/kultura/556-53-gospodom-s-poeziej-povenchan.html (дата обращения: 14.06.2020).
      -- Дробышева, Е. А. Книги, изданные Омским землячеством, получили дипломы межрегионального конкурса / Е. А. Дробышева. - Текст : электронный // Официальный сайт Омского землячества в Москве : [сайт]. - 2016. - 2 апр. - URL: http://omskzem.ru/?p=16064 (дата обращения: 7.11.2021).
      -- Зварыкина, И. С. Конспект открытого урока по литературе на тему "Родная природа в стихотворениях поэтов ХХ века", 5 класс (по учебной программе по литературе под редакцией Г. С. Меркина, С. А. Зинина). - Астрахань : МБОУ "СОШ N 6" г. Астрахани, 2013. - 5 с.
      -- Знамя коммунизма [Балашиха]. - 1989. - 26 марта (N 37).
      -- Изотова, А. Ф. "Я люблю тебя, Омск!" / А. Ф. Изотова // Литературный Омск. - 2014. - N 22. - С. 114-117.
      -- Изотова, А. Ф. "Я люблю этот город, мой город зелёный..." / А. Ф. Изотова // Позиция : газета Федерации омских профсоюзов. - 2013. - 14-20 марта (N 10 (1111). - С. 6.
      -- Карпушин, В. [Не соглашусь... : комментарий к материалу А. Тихонова "Из новых стихов"] / В. Карпушин. - Текст : электронный // Российский писатель : [сайт]. - URL: https://www.rospisatel.ru/tihonov-novoje1.htm (дата обращения: 19.12. 2020).
      -- Карпушин, В. [У Леонида Николаевича... комментарий к статье А. Тихонова "У века бурного в долгу" : поэтическая судьба Леонида Чашечникова (8 марта 1933 г. - 17 декабря 1999 г.)] / В. Карпушин. - Текст : электронный // Российский писатель : [сайт]. - URL: https://www.rospisatel.ru/tihonov-chashechnikov.htm (дата обращения: 19.12.2020).
      -- Карпушин, В. Встреча с поэтом / В. Карпушин. - Текст : электронный // Москва : литературный журнал : сайт. - URL: https://moskvam.ru/applications/konkurs/konkurs-60-plyus/publitsistika/bolshaya-moskva_727.html (дата обращения: 2.12.2021).
      -- Крючкова, Е. "В моих стихах отрада..." : (к 80-летию поэта и художника Николая Братишко) / Е. Крючкова. - Текст : электронный. // Российский писатель : [сайт]. - URL: https://www.rospisatel.ru/bratishko80.html (дата обращения: 4.02.2020).
      -- Кудрявцев, И. Ф. Воспоминания о Леониде Николаевиче Чашечникове. [Ч.] 1. / И. Ф. Кудрявцев. - Текст : электронный // Стихи.ру : [российский литературный портал]. - 2013. - URL: https://stihi.ru/2013/03/05/9661 (дата обращения: 4.02.2020).
      -- Кудрявцев, И. Ф. Воспоминания о Леониде Николаевиче Чашечникове. [Ч.] 2. / И. Ф. Кудрявцев. - Текст : электронный // Стихи.ру : [российский литературный портал]. - 2013. - URL: https://stihi.ru/2013/03/05/10074 (дата обращения: 4.02.2020
      -- Кудрявцев, И. Ф. Воспоминания о Леониде Николаевиче Чашечникове. [Ч. 3] / И. Ф. Кудрявцев. - Текст : электронный // Стихи.ру : [российский литературный портал]. - 2013. - 5 марта. - URL: https://stihi.ru/2013/03/05/10286 (дата обращения: 4.02.2020).
      -- Кудрявцев, И. Ф. Могила поэта Леонида Чашечникова / И. Ф. Кудрявцев. - Текст : электронный // Стихи.ру : [российский литературный портал]. - 2012. - URL: https://stihi.ru/2012/04/21/10257 (дата обращения: 4.02.2020).
      -- Лепилов, В. П. Литература и астрономия / В. П. Лепилов. - Волгоград, 1991.
      -- Лисняк, А. Город Выдрин и все, кто с ним связан / А. Лисняк // Москва. - 2015. - N 2.
      -- Марков, А. С. Ускользающее время : (из дневниковых записей писателя А. С. Маркова). Ч. 1 / А. С. Марков. - Калининград : РОС-ДОАФК, 2015. - 256 с.
      -- Мартишина, Н. 9 марта - 80 лет Леониду Чашечникову. О его поэзии / Н. Мартишина. - Текст : электронный // Стихи.ру : [российский литературный портал]. - 2013. - URL: https://stihi.ru/2013/03/08/846 (дата обращения: 4.02.2020).
      -- Муниципальные библиотеки Астраханской области : приоритетные направления деятельности в 2018 году // Муниципальные библиотеки Астраханской области в 2018 году : аналитический обзор / ГБУК АО "Астраханская областная научная библиотека им. Н.К. Крупской", Отдел научно-исследовательской и методической работы. - Астрахань, 2019. - С. 18.
      -- На шести ветрах : стихотворения. - Калининград : РОС-ДОАФК, 2015 - 332 с.
      -- Немировская, Д. Так уплывают корабли / Д. Немировская. - Текст : электронный // Нообиблион : альманах рукописей : от публицистики до версэ : сетевое издание Эссе-клуба ОМ. - 2019. - 21 сент. - URL: https://omskmark.moy.su/publ/essayclub/bibliopost/bp_nemirovskaja_takuplyvajutkorabli/103-1-0-3496# (дата обращения: 2.12.2021).
      -- О любимой Астрахани говорит поэт : [информационный список]. - Астрахань : МБУК "Централизованная городская библиотечная система", [б. г.]. - 8 с.
      -- Памяти поэта. - Текст : электронный // Центральная городская библиотека им. А.С. Горловского г. Сергиев Посад : [сайт]. - URL: http://www.biblgorlov.ru/novosti/686-pamyati-poeta-2 (дата обращения: 15.04.2019)
      -- Перминов, Ю. П. От Христовой росы : эссе, воспоминания, очерки / Ю. П. Перминов. - Иркутск, 2014. - 302 с.
      -- Перминов, Ю. П. Приезжайте в Сибирь за песнями... / Ю. П. Перминов. - Текст : электронный // Великороссъ : литературно-исторический журнал : сайт. - URL: http://www.velykoross.ru/actual/all/article_257/#_ftn2 (дата обращения: 14.06.2020).
      -- Петров, М. "Вспомним, чтоб снова забыть..." / М. Петров // Сибирские огни. - 2012. - N 7.
      -- Писчурникова, Т. Имя на карте города / Т. Писчурникова, Е. Кабанова // Тарское Прииртышье. - 2001. - 22-28 окт. - С. 1.
      -- По литературным тропам Володарского края: Леонид Николаевич Чашечников. - Трубный, Астраханская обл. : Актюбинская сельская библиотека, 2016.
      -- Сибирский труженик : [газета Седельниковского района Омской области]. - 1983. - 8 марта (N 29).
      -- Сильванович, М. И. Биография моей души / М. И. Сильванович. - Москва, 2008. - 368 с.
      -- Сильванович, М. И. Душа хранит / М. И. Сильванович // Тарское Прииртышье. - 2001. - 17-23 дек. (N 52). - С. 5.
      -- Сильванович, М. И. Музей в деревне / М. И. Сильванович // Тарское Прииртышье. - 2005. - N 11.
      -- Сукач, В. Отсюда начинается дорога по России / В. Сукач, Л. Чашечников // Тарское Прииртышье. - 1994. - 13 мая
      -- Тихонов, А. А. "У века бурного в долгу" : поэтическая судьба Леонида Чашечникова (8 марта 1933 г. - 17 декабря 1999 г.) / А. А. Тихонов. - Текст : электронный // Российский писатель : [сайт]. - URL: https://www.rospisatel.ru/tihonov-chashechnikov.htm (дата обращения: 14.06.2020).
      -- Тихонов, А. А. Из новых стихов / А. А. Тихонов. - Текст : электронный // Российский писатель : [сайт]. - URL: https://www.rospisatel.ru/tihonov-novoje1.htm (дата обращения: 14.06.2020).
      -- Травушкин, Н. С. У Волги, у Каспия / Н. С. Травушкин. - Москва : Современник, 1985. - 304 с.
      -- Чашечников, Л. Н. Поездка в собственную юность / Л. Н. Чашечников // Молодой Сибиряк. - 1975. - 22 июля.
      -- Чашечников, Л. Н. Русская голгофа : стихотворения и поэмы / Л. Н. Чашечников. - Сергиев Посад, 1999. - 327 с.
      -- Чашечников, Л. Н. Цветы и тернии любви : сборник избранной лирики / Л. Н. Чашечников. - Москва : Омское землячество, 2013. - С. 223.
      -- Щербаков, Ю. Н. [Я начал уставать... : комментарий к материалу Л. Н. Чашечников "Щемящей памятью живой..." : стихи] / Ю. Н. Щербаков // Российский писатель : [сайт]. - URL: https://www.rospisatel.ru/chashechnikov-stihi.html (дата обращения: 7.11.2021).
      -- Щербаков, Ю. Н. Звезда поэта Куликова / Н. Ю. Щербаков. - Текст : электронный // Литературная газета : сайт. - URL: https://lgz.ru/article/gold/zvezda-poeta-kulikova/ (дата обращения: 7.11.2021).
      -- Щербаков, Ю. Н. И современники, и тени : очерки и посвящения / Ю. Н. Щербаков. - Астрахань, 2013. - 210 с.
      -- Юбилеи астраханских писателей - 2018: информационный лист. - Астрахань : ГБУК АО "Областная детская библиотека", 2017. - 13 с.
  
   Автор: Александр Тихонов
   Редактор: Елена Завьялова.
   Предисловие: Вадим Физиков
  
   Автор благодарит за помощь в работе над книгой общественную организацию "Историко-краеведческий центр "Тарский уезд"", сотрудников Тарской центральной районной библиотеки, Центральной библиотеки Володарского района Астраханской области, музей Омского областного колледжа Культуры и Искусства и лично Анну Изотову, литературное объединение "Свиток" (г. Сергиев Посад) и лично Галину Ключникову, авторов литературного клуба "Вечера на Александровской" и лично Татьяну Мальгавко, поэтов Дину Немировскую (г. Астрахань), Виктора Карпушина (г. Балашиха) и многих других, чья помощь и неравнодушие сделали возможным появление этой книги!
  
   Об авторе:
   Александр Александрович Тихонов. Родился в 1990 году в посёлке Большеречье Омской области. По первому образованию - историк. Несколько лет преподавал в вузе, руководил Научно-краеведческим центром Тарской центральной районной библиотеки. В настоящее время живёт и работает в Омске. Произведения публиковались в журналах "Наш современник", "Роман-газета", "Молодая гвардия", "Сибирские огни" и др. Автор книг стихов "Облачный парус" (Омск, 2014) и "На вечном наречье" (Омск, 2020), романов "Охота на зверя" (М: АСТ, 2016) и "Синдром героя" (М: АСТ, 2017), сборника рассказов 'Окраина' (Оренбург, 2022), книги очерков о культурной жизни севера Омской области "Тара, до востребования" (Омск, 2023). В соавторстве с Игорем Мараниным выпустил научно-популярную краеведческую книгу "Тайны Оби и легенды Иртыша" (Новосибирск, 2022). Лауреат региональных и всероссийских литературных премий: им. Ф.М. Достоевского (Омск, 2015), им. М.Ю. Лермонтова (2015), "В поисках правды и справедливости" (2016), "Русские рифмы" (2018), "Буламаргъ" (2021), "В начале было слово" (2021) и др.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"