Петра Исидоровича совесть (в отличие от других) мучила не часто. Так, разок-другой в месяц. По всяким пустякам типа неоплаченных счетов за коммунальные услуги она его не беспокоила. Совесть приходила после серьёзного злодейства, обычно по утрам. После взрыва химкомбината, например. Или после абсолютно бессмысленного убийства двух дюжин сотрудников милиции. Приходила скромно, тихо стояла в уголочке за тумбой с кактусами, робко кашляла в кулачок, пытаясь привлечь внимание Петра Исидоровича. Когда внимание, наконец, обращалось, совесть смущённо грозила Петру Исидоровичу пальчиком и быстро убегала, вся красная от стыда. Вот такая была у Петра Исидоровича совесть.
Однажды в воскресенье Пётр Исидорович сам позвонил совести.
- Слушай, старая, - сладко пропел он в трубку, - мне тут сегодня работёнка подвалила. Одного хорошего человека пришить надо. Президента. А тут, понимаешь, хоккей по телевизору. "Металлург" против "Ак-Барса". Так что сходи-ка на дело вместо меня. Мешок гексагену в моём гараже возьмёшь.
- Как мешок гексагену? - заплакала совесть, - это ведь полстолицы погибнет. Из-за одного-то человека...
Но Пётр Исидорович уже повесил трубку. Ему было некогда разговаривать - хоккей начинался. После этого случая совесть стала носить Петру Исидоровичу шоколадные торты и пальчиком отныне не грозила. Только бы её больше не заставляли иметь дело с гексагеном. Лучше уж, сказала совесть, она будет топором убивать старушек в неограниченных количествах. У совести, как оказалось, была аллергия на гексаген.