- Мне на тебя наплевать. Ты просто одна из тех, кого он трахал, - выплюнула я ядом состарившейся кобры прямо в лицо его бывшей жены.
- Ты тоже! - гордо вскинув крысиную головку, парировала она.
- Да, я тоже. Только вы все в прошлом, а я здесь и сейчас...
Стук захлопнувшейся двери. Сон улетает. Топот детских босых ног. Сон растворяется в воздухе. Еще стук. Сон растаял и забылся, только приторный осадок скрипит песком на зубах и опускается по пищеводу, останавливаясь где-то между желудком и третьим ребром.
Когда-то в далеком пионерском возрасте на берегу моря отряд юных и энергичных, а потому вечно голодных пионеров с жадностью заглатывал наспех приготовленные бутерброды из черного украинского хлеба и масла. По закону то ли подлости, то ли детской неуклюжести каждый бутерброд был усеян десятками искристых, желтых песчинок. Но сила юного голода настолько велика, что песчано-хлебно-маслянное месиво тщательно пережевывалось и с жадностью отправлялось в, истерзанные вечным желанием есть, желудки. Песок скрипел на зубах, оседал в пищеводе, и, казалось, что не было ни масла, ни хлеба, а один большой кусок песчаного берега, проглоченный тобой - огромным голодным великаном.
Почти то же самое и сейчас. Нужно встать и запить все это безобразие водой. Получится раствор из змеиного яда, крысиной усмешки и глупой ревности. Но разжиревшая, обрюзгшая тетка по имени Лень обхватывает меня своими липкими руками и шепчет мне прямо в лицо: " Вот вылезешь из-под одеяла, а там холодно, противно, нужно идти на ненавистную кухню, готовить этот вечный завтрак, всех кормить, мыть посуду, собираться на работу... А под одеялом тепло, можно еще немного поспать..."
И я закрываю глаза, укутываюсь посильнее, трусь щекой о подушку, поддаюсь ее уговорам. Я лечу...
Я лечу неизвестно куда. Я в самолете. Я почему-то снимаю с рук кольца. Воздушная яма. Бросок. Нас качает. И мои кольца падают на пол и разлетаются в разные стороны. Я опускаюсь на колени и подбираю их. Кто-то не знакомый мне, помогает их искать. Мы находим одно, второе, а вот третье - обручальное - исчезает...
Этот сон я уже видела. Давно. Я сдергиваю одеяло, отталкиваю прочь ожиревшую тетку Лень и выпрыгиваю, насколько это возможно энергично, из манящей теплой постели в неласковую прохладу комнаты, экономно обогреваемую государственными чиновниками, ведающими теплоэнергией страны.
Я вхожу в новый день. Босая и неуклюжая, заспанная и вечно уставшая, не умеющая ни работать, ни отдыхать, вечно зудящая и недовольная собой. Вхожу в новый день точно так же, как входила вчера и, как войду завтра. И так будет до тех пор, пока неожиданная встряска, добрая или тревожная, не перевернет привычный ход времени, установленный мною самой.
- Мне кажется, - скажет один человек, - тебя кто-то обидел, и ты озлобилась.
Скажет и обидит, дотронется рукой до стрелки часов, повернет ее, и время пойдет по-иному: минуты станут часами, часы - вечностью, а я тонкой натянутой струной - одно неосторожное движение, последний стон и ... оборвалась.