...Сегодняшний день выдался пасмурным и холодным. Всю предыдущую неделю стояла жара и светило солнце. Запели птицы, почки на деревьях в парках набухли, небо поголубело, очистившись от туч. Запах солнца и теплого асфальта витал в воздухе. Казалось, вот она, настоящая весна пришла. Но нет. Зима вернулась и ударила по городу с еще большей яростью, чем прежде. От ветра было не скрыться, он пронизывал до костей и заставлял неметь руки. Зарядили дожди, похожие на мелкий подтаявший град. Горожане снова перешли на теплую обувь и пальто, все, кроме меня.
Я уже несколько дней не был в своей квартире, и не мог бы туда вернуться, даже если бы захотел. Больше мне некуда было пойти. Только теперь я осознал, что настоящих друзей у меня никогда не было. Разве что коллеги по работе, ну и, может быть, несколько давних школьных приятелей, с которыми мы пили пиво по выходным и играли в бильярд.. Вряд ли теперь они захотели бы меня видеть. Во всем этом проклятом городе только один человек знал, где я. И на помощь которого я надеялся. Я как раз шел к нему.
Я вышел на площадь и на мгновение потерялся в толпе. Сориентировался по шпилю вокзала. Какой-то парнишка попытался сунуть мне в руку листовку, выкрикивая слова из писания. Я демонстративно отвернулся и задел его плечом, но извиняться не стал.
У выхода из подземки было не протолкнуться. Люди непрестанным серым потоком неслись мне навстречу. Меня толкали, я толкал, но всем, похоже, было все равно, так же, как и мне. Жители больших городов настолько привыкли к тесным контактам - в транспорте, на улице, в магазинах... Такое впечатление, что они просто отключают все чувства, пуская себя в свободное плавание в безликой массе тел. Они стараются не смотреть, не дышать, не чувствовать прикосновений, пытаются отключить себя чем угодно - закрываются от внешнего мира при помощи наушников, книг, газет, темных очков. Они перестали обращать внимание, как, впрочем, перестали и извиняться. Не обращать внимания намного проще хотя бы потому, что извинения требуют времени. А в больших городах время - это все.
Так я думал раньше.
От холода рук я уже почти не чувствовал. Еще оставалось легкое покалывание на коже, но пальцы перестали сгибаться. Я потер их друг о друга и сунул в карманы джинсов. Это не особенно помогло, но перчаток у меня не было. Голова болела, тяжело было дышать. Ледяной асфальт будто вытягивал через подошву ботинок последнее оставшееся в теле тепло. Меня тошнило от запаха бензина и человеческого безразличия. Я достал пачку сигарет и заглянул в нее. Сигарет почти не осталось, денег тоже. Вздохнув, я убрал пачку обратно в карман и посмотрел на часы.
Циферблат часов покрылся паутинкой трещин. Наверное, я разбил их, когда падал с лестницы. Странно, на чем стекло еще продержалось так долго. Я поднес их к уху. Стоят, как я и думал. Я снял их и бросил в ближайшую урну. Когда- то эти часы для меня много значили, я мог бы их починить, но... Не теперь. Я достал телефон и взглянул на часы на дисплее. Полвторого. Самый разгар дня. Батарея почти разрядилась, осталось лишь одно деление. Удивительно, как он вообще так долго протянул без подзарядки.
Я ускорил шаг, чтобы хоть немного согреться, и перебежал дорогу на красный свет. Я отметил про себя, что раньше никогда так не делал. Что ж, всегда что-то бывает в первый раз. Мысли путались, их было слишком много и все они просто не умещались в моей голове. Я думал о чем угодно, обо всем, лишь бы мыслям о том, что я сделал, не оказалось там места. Я свернул за угол ближайшего дома и пошел по переулку, ища взглядом знакомые гранитные ступени. "Помощь психиатра. Доктор Келнер",- гласила надпись на табличке у двери. Заметив эту до боли знакомую дубовую дверь, я взбежал по ступенькам и толкнул ее. Она легко распахнулась, видно, Келнер ждал кого-то как раз в это время. Возможно, даже меня. Ресепшен пустовал, у секретарши должен был быть обеденный перерыв, на что, впрочем, я и рассчитывал.
Я прошел по пустому белому коридору и вошел в кабинет Келнера. Там ничего не оказалось. Точнее, ничего из того, что я предполагал там увидеть. Мебель и все остальное, конечно, было на своих местах. Но я ожидал, что там будут люди. Много людей. Ну, или хотя бы пара человек. Может быть фотографы, сжимающие свои аппараты в руках. Так обычно бывает в таких случаях, как мой. Но нет, никого не было. Даже Келнер отсутствовал.
В кабинете царил полумрак. Одно из окон было приоткрыто, и светлая с зелеными узорами штора колыхалась на сквозняке. Не слышно было ничего, даже музыка, легкая классика, которую обычно включал на своих приемах Келнер, не звучала сейчас. Я ступил на мягкий ковер и прошелся до полок с книгами. Я никогда не читал ни одной из них, и не думаю, что даже при желании осилил бы. Но я любил разглядывать их толстые темных оттенков корешки с тиснеными золотом названиями. Коллекция книг Келнера была внушительна, но я ни разу не видел, чтобы он что-то снимал с этих полок. Однажды я даже достал одну, чтобы убедиться, что на этих полках не муляжи. Приятно было ощутить в руках тяжесть старого тома, этого хранилища бесчисленного количества человеческих мыслей. Я представил тогда, как какой-нибудь ученый, посвятив всю свою жизнь этому труду, писал и писал, дни и ночи напролет... Что бы его творение пылилось потом на полке у Келнера.
Я уселся на один из стульев в углу и стал ждать. Все эти адвокаты и врачи, они всегда заставляют себя ждать. Я имею в виду тех из них, которые добились хоть небольшой известности или признания... Такое впечатление, что их просто распирает от сознания собственной значимости. Причем это не всегда означает, что им действительно есть, чем гордиться. Адвокаты нередко защищают преступников и осуждают невиновных, тут уж какая сторона больше заплатит. И у них это отлично выходит, черт его знает, заслуга это или нет. Я говорю не о заслуге перед страной, только о профессиональных качествах. Да и врачи в наше время не лучше. Не все, конечно, но если говорить начистоту, они теперь редко хранят врачебную тайну. Соблазняются на деньги, которые им сулят различные издания. Желтая пресса, падкая на "сенсации" о, например, больной раком звезде большого кино, или еще каких болезнях и проблемах известных людей... Конечно, я не имею ничего против адвокатов и врачей. Или, точнее будет сказать - только против людей этих профессий. Нет. Они просто подвернулись к слову. Я имею в виду все современное общество, весь наш мир. Большое везение, что я до сих пор никому не попался на глаза - ни жадным журналистам, ни сумасшедшим папарацци. Иначе обо мне, наверное, снова было бы написано во всех газетах. Даже интересно, что бы они на этот раз обо мне написали...
Наконец появился Келнер. Он вышел из-за двери, за которой находилась его личная раздевалка. Там он в свое свободное время пил кофе и почитывал газеты. Этим, наверное, он как раз и занимался, перед тем, как вернуться в кабинет, где сидел я. Он вышел, поправляя пиджак, и сел в кресло, не заметив меня. Я пошевелился и злорадно отметил про себя, что он испугался.
Он вздрогнул и уставился на меня.
- А, Тайлер, это вы... - пробормотал он. Еще когда я только вошел сюда, я понял, что он никуда не звонил. А он наверняка знал, что я приду, но сделал вид, что ему все равно. - Я считал, мы уже закончили с этим.
Когда он произносил это, было заметно, как сильно он нервничает. Я встал и подошел к его столу. Потоптался на ковре. Потом прошел в центр комнаты и сел в кресло, на котором до этого провел столько часов своей жизни. Он молчал. Я тоже. Потом я вздохнул и немного наклонился вперед.
- Вы же так хорошо меня знаете... Я не смогу. Неужели нельзя по-другому? - я положил руки на подлокотники кресла и смотрел на него.
Он покачал головой.
- Больше ничем не могу быть полезен, - не поднимая на меня глаз, скороговоркой произнес он.
- Но вы же обещали помочь, - тихо сказал я. Мне хотелось бы и не быть здесь сейчас. Не быть вообще, особенно после того, что произошло. В тот момент мне хотелось, как в детстве, закрыть глаза. Досчитать до десяти. И, снова открыв глаза, обнаружить, что все это был всего лишь сон.
- Вы не к тому обращаетесь за помощью, - руки Келнера дрожали.
Я не сводил с него глаз. Похоже, он чувствовал на себе мой взгляд, и это просто бросало его в дрожь. Он начал бесцельно перекладывать бумаги с места на место. Эта странная привычка меня всегда раздражала. Есть люди, которые, увлекаясь чем-то или нервничая, начинают трогать руками все, что видят рядом с собой, перекладывать с места на место по несколько раз, или просто ломать, даже не замечая того, что делают.
- Вам нужно в полицию, - продолжал он. - И если вы придете сюда еще раз, в полицию придется обратиться мне.
Я встал и медленно подошел к его столу, продолжая спокойно смотреть на него. Как же в тот момент я его ненавидел. Мне вдруг безумно захотелось ему врезать. Или свернуть со стола все его бумаги. Но вместо этого я просто сел на край его стола. Посмотрел ему в глаза - для этого мне пришлось наклонить голову почти к самой столешнице. Когда он понял, что моего взгляда ему не избежать, он с деланным вызовом глянул мне в лицо. Тогда я наклонился еще ближе к нему.
- Вы не можете помочь своему пациенту, значит вы плохой врач, - прошептал я почти ему в ухо, выговаривая каждое слово. - Вы можете жить с такой мыслью? Я думаю, такие врачи долго не живут.
Затем я встал, не без удовольствия глядя на его побледневшее лицо, и вышел. Конечно, последняя моя фраза не была лишена пафоса. А что еще я мог сказать человеку, который знал меня уже несколько лет? И вот так отступился от меня в тот момент, когда его поддержка была мне нужнее всего? Я каждые полгода ходил к нему на прием, иногда - чаще. Я рассказывал ему все, что мог рассказать только хорошему другу, иногда даже больше. И сейчас мне не к кому было больше обратиться за помощью. Некуда было идти.
Я широкими шагами прошел по коридору. В дверях столкнулся с секретаршей, которая удивленно посмотрела мне вслед. Интересно, Келнер уволит ее сгоряча, или нет. Я вышел на улицу, со всей силы хлопнул дверью, остановился на ступеньках и посмотрел по сторонам.
За то время, что я провел у Келнера, тучи сгустились и тяжело нависли над городом, точно пластилиновые. Начался дождь. Я поднял воротник и побежал к остекленной автобусной остановке на противоположном углу перекрестка. На светофор я даже не взглянул. Одна из машин засигналила и резко затормозила. Послышались ругательства. Я даже не оглянулся, продолжая двигаться. Слишком часто я стал нарушать правила. Впрочем, главное начать, потом будет уже не остановиться. Страшно хотелось курить.
Я оглянулся, но нужного мне автобуса не было видно. Да о чем я говорю, мне подошел бы любой автобус, мне же все равно было куда ехать. Но до самого конца улицы не виднелось никакого общественного транспорта, только пестрый поток легковых машин. У остановки я замедлил шаг. Под стеклянной крышей прятались от дождя еще человек десять. И все эти десять человек почти одновременно недовольно покосились на меня, будто я собирался претендовать на их законную собственность. Я даже не стал пытаться никого потеснить - места бы мне все равно не нашлось. А если и нашлось, земля бы тут же разверзлась, и адское пламя поглотило бы меня. По-крайней мере именно это обещали все те недовольные глаза.
Смирившись с тем, что от дождя мне здесь не укрыться - а пешком идти тем более не стоило - я отошел немного от остановки и стал искать сигареты. Холодные капли попадали за воротник, а ведь я и так замерз. Телефон завибрировал в кармане, и я вздрогнул, подумал, что меня нашли, или кто-то из знакомых пытается найти меня. Но мелодия, которая заиграла следом, лишь давала мне знать о том, что батарея почти села. Я пошарил в карманах куртки в поисках пачки сигарет, сначала подумал, что потерял ее, но потом нашел, достал одну сигарету и зажал ее губами. Принялся искать зажигалку. Сосредоточенно обшарил внешние карманы куртки, потом внутренние. Из карманов брюк достал телефон и ключи. Сунул их обратно. Ничего.
- Черт... - пробормотал я, обнаружив, что зажигалки нет. Похоже, она выпала в дыру в кармане куртки. Это была не то, чтобы дыра. Немного разошелся шов подкладки. Отверстие было небольшим, но в него постоянно что-то выпадало, будь то мелочь, зажигалки или какой-нибудь мусор, который обычно скапливается в карманах. Я давно собирался что-то сделать с этой дырой, а пока зарекся класть в карман что-нибудь, но привычка есть привычка. Значит, следует попросить у кого-нибудь прикурить, решил я.
Стоял я в стороне от других, поэтому мне пришлось снова приблизиться к остановке. На этот раз никто не обратил на меня особого внимания. Ближе всех ко мне находился очень странный парень. Он стоял под стеклянной крышей с самого края, и сильный ветер сносил капли дождя прямо ему в лицо, но он даже не пытался отвернуться или спрятаться. Одет он был совершенно непримечательно, во все черное, выделялись только его белые кроссовки. Он явно нервничал, рука, в которой была зажата сигарета, дрожала, а сам он смотрел в одну точку, куда-то на другую сторону улицы. Его лицо было очень бледным. Я сразу принял его за наркомана. Я, конечно, тоже бывал не совсем чист. Но, видите ли, в моем восприятии наркоман - это тот человек, который постоянно, хронически, зависимо принимает наркотики. Все-таки я к таким людям не относился. И я не стал бы к нему обращаться, но он единственный из присутствующих курил, да и стоял ко мне ближе всех, и я сделал шаг к нему.
- Эй, прикурить не найдется?
Парень повернул голову и уставился на меня. Я готов поклясться, что в тот момент в его глазах промелькнул страх. Он напрягся, словно собираясь дать деру, но потом на мгновение застыл, не отрывая от меня глаз. Его зрачки были расширены, глаза широко раскрыты. Он смотрел на меня, не моргая, всего несколько секунд, но парой секунд больше, чем обычно малознакомые люди смотрят друг другу в глаза. Наверняка вы замечали, когда в подземке или на улице кто-то смотрел на вас дольше обычного. Это всегда кажется немного странным. Иногда это бессовестный интерес, когда человек нагло разглядывает ваше лицо или одежду, не задумываясь, что вам это может быть неприятно. Или думает, что вы не замечаете. Но, как правило, это попытка привлечь внимание. Иногда это выражение симпатии или даже сексуального влечения, но чаще долгий прямой взгляд - проявление презрения или агрессии. В любом случае мы отводим глаза или с вызовом отвечаем взглядом на взгляд. Часто делаем вид, что не замечаем происходящего. Я же стоял к парню лицом к лицу, в этом его взгляде уж точно не было любви, не было интереса, но и агрессии тоже. Его взгляд был пустым. Честно скажу, это было неприятно, и даже пугало. Такой подсознательный страх, как когда вы видите сломанную неестественно вывернутую ногу, и мысленно вас передергивает. Даже хочется дотронуться до своих двоих и проверить, все ли с ними в порядке.
Я выдержал его взгляд. Выражение его лица совершенно не изменилось. Он отвернулся, покопался в карманах, недоверчиво поглядел на меня и подал мне зажигалку. Я протянул руку, чтобы взять ее из его пальцев. Он крепко сжимал ее, точно не хотел отпускать, и при этом снова не сводил взгляда с меня. Его пальцы были ледяными на ощупь, как у трупа. Я, конечно, нечасто пожимал руку трупу, или там - трогал трупы за пальцы. И не люблю, когда люди, передавая что-то мне из рук в руки, касаются меня. Но тогда он коснулся меня, и его руки показались мне очень холодными.
- К-к-курение убивает тебя, - слегка заикаясь, проговорил он. Голос его был хриплый, он практически прошептал это. Смотрел он при этом мне прямо в глаза, точно пытался что-то в них разглядеть, или заглянуть прямо в мозг. Мерзкое ощущение. Мне стало не по себе. Я закурил и вернул ему зажигалку.
- Ты тоже умрешь, приятель, - улыбнулся я, затянулся и кивнул на его сигарету.
Его лицо приняло озадаченное выражение. Он поглядел на свою почти докуренную сигарету, потом снова на меня. Казалось, он напряженно силится понять, была ли это шутка, или я говорил серьезно. Потом он неуверенно улыбнулся, но глаза его были широко раскрыты, и в них не было ни искры веселья. Псих, одним словом. Я выдохнул дым и отвернулся. Для меня разговор был закончен. Для него, видимо, нет. Он закашлялся, потом дернул меня за рукав.
- От-ткуда ты? - осведомился он.
Я непонимающе поглядел на него. Что еще за странный вопрос? Я уже пожалел, что обратился именно к этому парню. Я молча курил. Не хотел связываться. А он стоял и смотрел на меня. Мое молчание, похоже, его совершенно не смутило.
- От-ткуда ты? - спустя какое-то время повторил он.
Дождь уже перестал. Я докурил сигарету, бросил ее в урну, стоящую рядом с остановкой, и достал еще одну.
- Не дашь прикурить? - снова спросил я, проигнорировав его вопрос. Меня всегда раздражали заики. Терпеть не могу заик. А еще ненавижу идиотские вопросы, вроде тех, что он мне задал.
- Д-дам, если от-тветишь.
Что-то взбесило меня. Может быть, это был холодный мелкий дождь, от которого одежда отяжелела и начала липнуть к телу. Может, это был голод, а может, мне просто очень хотелось курить. Может, я просто слишком сильно боялся и теперь мои нервы не выдержали. Может, этот парень и впрямь достал меня. Но меня вдруг разобрала злость.
- Что тебе нужно, парень?! - не выдержал я.
Нервы сдавали. Еще бы, черт возьми. Мои нервы наконец не выдержали. Меня же полиция ищет!
Он вдруг улыбнулся. Такой странной улыбкой, будто мое поведение что-то для него прояснило. Это сбило меня с толку. Все с той же улыбкой он протянул мне зажигалку, и я закурил. Во второй раз.
- Оставь е-ее себе. И э-это тоже, - он сунул мне в руку что-то еще и, догнав подошедший автобус, запрыгнул в его заднюю дверь.
- Эй!.. - я побежал вслед за ним и запрыгнул в ту же дверь, когда она уже закрывалась. Я серьезно хотел вернуть ему зажигалку. Хотя бы потому, что он мне не нравился. Я даже не посмотрел, что он мне дал еще, просто сунул это в карман.
Автобус оказался переполнен, и когда двери закрылись, массой людей меня прижало к ним. Но мне нужно было пробраться вперед, к парню, и я стал расталкивать вошедших со мной людей, выслушивая ругательства. Парень уже успел пробраться сквозь толпу куда-то вперед. Я пытался догнать его, но толпа, как назло, меня не пропускала.
- В транспорте курить запрещено, - прямо передо мной вырос взявшийся неизвестно откуда кондуктор - высокий и тощий, с выпуклыми прозрачными глазами, он напоминал сушеную рыбу.
А я и забыл про сигарету.
- Выбросите папиросу или выходите из автобуса, - гнусаво повторил он.
Вот привязался, черт его дери. Честно говоря, я редко езжу в общественном транспорте из-за того, что ненавижу кондукторов. Я не сомневаюсь, и среди них наверняка есть неплохие люди. Я прекрасно понимаю, что эта работа не из легких. Но то, что им постоянно приходится пререкаться не с самыми интеллигентными личностями, портит их самих. Они могут начать орать на вас, даже если вы просто не успели достать деньги из кармана.
<...>
Вообще то, у меня есть своя машина, но пару недель назад я отогнал ее в автомастерскую. Там ее должны были перекрасить в ярко-алый или кроваво-красный цвет... Не помню точно, как он назывался, тот, который так нравился Франсин. А теперь я не мог явиться туда. Меня наверняка ждут там. Я протиснулся к окошку, открыл его и выкинул сигарету. В этот момент автобус остановился на следующей остановке, и я увидел, как парень вышел. Толпа не дала мне даже подобраться к выходу.
Двери закрылись, и автобус пополз дальше. Мне нужно было выйти и догнать того парня, но мне не дали этого сделать. Теперь, когда уже поздно, придется забыть об этом. И идти обратно пешком. Правда, куда это - обратно, я не знал. Я вообще не знал, куда теперь могу пойти. И не знал, как долго эта неопределенность еще будет продолжаться. Вот черт. Неопределенность - это всегда мерзко.
Я вышел на следующей остановке. Дождь перестал, но, судя по цвету неба в просвете между домов, перестал ненадолго. Все происшедшее не давало мне покоя. Мне нужно было выпить, это я знал точно. У моста я купил себе несколько бутылок пива и рассовал их по карманам. Денег оставалось совсем мало, разве что на пачку сигарет. Я пошел обратно, в сторону офиса Кёлнера. Мне вдруг пришла в голову мысль отправиться в полицию. Но один я бы наверно побоялся это сделать. Я решил пойти к Кёлнеру и предложить ему сделку. Пусть он все-таки отдаст меня в руки правосудия. Его, возможно, за это наградят, или еще что. А взамен он поможет мне получить меньший срок. Вот видите, я сам ненавижу продажных людей, преступников и их защитников... Но я боялся, правда боялся. Я ни разу не сидел в тюрьме, я даже в участке то не был ни разу, за пьянство или за что еще забирают. Странно, что по статистике алкоголиков забирают втрое больше, чем преступников, хотя преступников - убийц там, грабителей или насильников - не меньше разгуливает по улицам. Причем среди них наверняка алкоголики есть тоже. И что же - их забирают за алкоголизм и потом, дня через три, выпускают из вытрезвителя обратно на улицы города, даже не подозревая, насколько опасны они на самом деле?!
Сколько странного в этом мире. Столько купленного и проданного. Даже людей продают и покупают. Интересно, сколько стоит человеческая жизнь? Вот бы ученые узнали ей цену. Тогда преступник, убив человека, мог бы не садиться в тюрьму, а просто выплатить суду нужную сумму, и дело с концом. Интересно, это была бы большая сумма? И сколько задолжали бы государству маньяки-убийцы, убившие по двадцать, сорок человек? А сколько бы могли убивать миллионеры, если бы захотели?
А сейчас это просто - рулетка. Ты убил, а там уже - попался или нет. Если нет - можешь убить еще. И снова жди.
Хотя, все мы все-равно платим. Не государству, так тем же самым адвокатам, медикам, судьям. Богу. Но не все же в этом мире покупается. Например, чистая совесть. Душа. Спокойный сон. Честь, наконец. Интересно, такое понятие, как честь, еще существует?
И что же мне теперь делать? Я не хотел того, что произошло, но уже ничего не исправить. Даже если бы я очень захотел, я бы не смог уже ничего поделать. Что же мне оставалось? Мой мозг разрывался на части.
Шёл я медленно, мне некуда было спешить. Вот так, я размышлял о том, что буду делать, и чего делать не буду. Бутылка шла за бутылкой и тому времени я уже достаточно много выпил, чтобы думать об этом. А именно, к тому времени, как увидел огни.
Уже стемнело. Я увидел, что впереди толпятся люди. Машины стояли. Все озаряли синие и красные сполохи света. Я подошел ближе, но ничего нельзя было разобрать. Слышались чьи то вскрики, одна за другой подъезжали полицейские машины, подъехала, завывая, скорая. Люди в толпе шумели, переговариваясь, но я не смог расслышать ни единого слова. Некоторые из них достали телефоны и снимали происходящее на камеры. Расталкивая зевак, я протиснулся вперед, мне это удалось, но с трудом.
Сначала я не увидел ничего, но присмотревшись, разглядел нечто, похожее на кучу мусора ближе к краю дороги. Похоже, у тротуара лежал человек, издали было сложно угадать в этой бесформенной куче человека. Видимо, его сбила машина.
- Что произошло? - спросил я и посмотрел на девушку с рыжими волосами собранными на затылке, стоящую рядом. Ее глаза были подведены черным, камни в ее серьгах отражали свет полицейских машин - синий-красный, синий-красный.... Я был уже пьян, поэтому ее лицо запомнилось мне как-то смазано. Когда я спросил ее, она как-то странно посмотрела на меня, молча развернулась и исчезла в толпе. Почему то только тогда я получше пригляделся к трупу человека, лежащему у обочины. Что-то знакомое... Белые кроссовки.
Я мигом протрезвел. Это был тот самый парень. Перед глазами у меня все поплыло.
- ... с крыши.
- Что? - переспросил я.
- Он сбросился с крыши, - повторил стоящий рядом со мной мужчина в белой рубашке. Мой взгляд автоматически пополз вверх.
- Десять этажей, если не ошибаюсь, - мужчина тоже поднял лицо и вглядывался в темную высоту.
Раздался звон. Это я уронил бутылку. Остатки пива пролились ему на ногу.
- Простите, - пробормотал я и попытался выйти из толпы, потому что меня начало мутить.
- Ничего, - услышал я вдогонку.
Меня не вырвало. Я справился со своим желудком и пошел вдоль по улице. Мысли расползались, как тараканы. Не очень-то приятно осознавать, что человека, у которого ты брал прикурить пару часов назад, соскребают с асфальта.
Мои ноги ни черта меня не слушались. Я отошел подальше от толпы и от полицейских огней и прислонился к стене. Пошел благословенный дождь. Я подставлял под его струи лицо и думал о том, зачем я все-еще живу. Я сунул руку в карман, ища зажигалку. Я хотел вернуть ее даже сейчас, я не хотел оставлять ее у себя. Мои пальцы нащупали плотный прямоугольник. Я извлек его из кармана. Визитка. Вот что он дал мне тогда на остановке.
'Вы хотите жить?' - гласила черная надпись на белом фоне. И ниже адрес. Просто, но со вкусом. И к случаю подходит. Черт, все словно заранее спланировано! Со злости я долбанул рукой по водосточной трубе и ушибся до крови. Снова посмотрел на визитку и бросил ее на мокрый асфальт. Достал зажигалку и бросил рядом. И пошел вдоль по улице.
Примерно в квартале оттуда я остановился. Постоял минут пять. И повернул назад.
И визитка, и зажигалка все-еще лежали на месте. Я поднял визитку и посмотрел на адрес. Подумал и сделал два шага в сторону автобусной остановки. Потом снова вернулся, поднял зажигалку и закурил.
На остановке я стоял прямо под дождем. Все-равно я уже промок до нитки. Мне было тяжело дышать, я не мог даже думать. Мне почему-то хотелось плакать. Может, я и плакал, но не ощущал этого, потому что мое лицо и так было мокрым. Рядом стояли несколько человек и странно поглядывали на меня. Я ненавижу таких людей. Зачем вот так пялиться?! Будь у них с собой камера, они бы наверно засняли меня. Я вдруг вспомнил, что видел как-то по телевизору комика, который рассказал анекдот. Анекдот про то, что в современном мире, где почти у каждого есть мобильный телефон с камерой, люди, видя катастрофу, аварию или еще какое-то человеческое горе, вместо того, чтобы вызвать по этому телефону скорую или полицию, позвать на помощь - начинают это снимать. Потом они загружают это видео в интернет, где миллионы человек потом смотрят это, цинично, точно очередной фильм со спецэффектами. Смотрят на то, как страдают и умирают люди, которым никто не помог. И они будут смотреть, как умер тот парень в белых кроссовках, и им будет все-равно. Все-равно.
Подъехал почти пустой автобус, и я сел в него. На улице стало уже совсем темно. Мне не хотелось платить, иначе мне не хватило бы потом на сигареты, но ко мне так никто и не подошел, возможно, из-за моего вида. А может, кондуктору было уже все-равно и в мыслях он уже перенесся домой, где его ждал горячий ужин и любящая семья. А может он просто пожалел меня. Все-равно кондуктора я не видел, да и какая разница, я просто уставился в окно и глядел на бегущие по стеклу капли воды. И размышлял ни о чем. Вот так просто. Ни о чем.
На конечной я вышел и побрел по улице, ища нужный номер дома. Для этого мне пришлось пройти всю улицу из начала в конец. В визитке был указан спуск вниз. В том доме был только один спуск вниз - спуск в подвал. Возможно, глупо было туда идти, но мне уже нечего было терять. К тому же, успокаивал я себя, уже поздно и там наверняка никого нет. Или это просто прикол.
Один большой прикол.
Спустившись по ступенькам к двери, я осмотрел ее. Гладкая, металлическая, но без малейшего намека на замок, замочную скважину, или хотя бы ручку. Интересно, тут вообще может кто-то жить? В глубине души все-еще надеясь, что никого здесь нет и никто не откроет, я тихонько постучал и приготовился уйти. Все, что произошло, не стоит того, чтобы ловиться на такие шутки. Нельзя давать волю мимолетным депрессивным расстройствам, особенно в моей ситуации. Жизнь продолжается. Забрать все деньги и уехать из города, а может даже из страны...
Как только я подумал об этом, послышался скрип засова, и дверь открылась.
На пороге стояла она. Возможно, вы уже поняли, кто. Та рыжеволосая девушка, которую я видел и у которой спросил, что случилось. И которая так быстро тогда исчезла.
Когда она, взглянув на меня, попыталась закрыть дверь, я придержал дверь рукой. Мне стало интересно, черт возьми, как она во всем этом замешана. Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Я вспомнил о визитке и сунул руку в карман. Возможно, мое движение оказалось слишком резким, потому что она быстро выбросила руку вперед, и я оказался повержен на ступеньки. А она сидела на мне, зажав меня между колен. Я почувствовал у горла что-то холодное, и, возможно, острое. Осторожно достав визитку, я показал ей ее, сжимая между указательным и средним пальцами.
Девушка медленно перевела взгляд на визитку и ее хватка ослабла. Потом исчезло давление на горло. Затем она встала и, прищурившись, воззрилась на меня. У нее были очень длинные ресницы. Удивительно длинные.
- Откуда она у тебя? - спросила она. Я медленно поднялся и отряхнулся. Некоторое время молча смотрел на визитку, потом сунул ее в карман.
- Тот парень дал мне ее. Ты его знала? - наконец, ответил я.
Она опустила взгляд и молчала, глубоко дыша и будто сдерживая слезы. Когда она снова подняла глаза, они были сухими.
- Пошли, - махнула она рукой и раскрыла пошире дверь.
Когда я вошел, она заперла дверь изнутри и двинулась в глубину длинного темного коридора. Я пошел вслед за ней, все-еще чувствуя тепло ее бедер. Почему-то я думал об этом, а она ведь могла меня убить. Мы свернули направо. В коридоре царил полумрак. Мы шли минут пять, и у меня уже начало появляться ощущение, что мы оказались в каком то лабиринте минотавра, или в подземных катакомбах. Наконец, узкий коридор привел нас в большую плохо освещенную комнату. Там сидело человек десять, если не больше. Вот уж, действительно, чего я не ожидал.
Когда мы вошли, все они замолчали и посмотрели на меня. То есть, я не уверен, что они вообще о чем-то говорили, но у меня возникло ощущение, что я их в чем-то прервал.
Наступила тишина. А может быть, тут и было так тихо.
- Кенни. Дал ему визитку, - сказала девушка и прошла вглубь комнаты.
Как я понял, Кенни был моим недавним, и таким недолгим, знакомым.
Я кивнул, подтверждая ее слова. Черт, я чувствовал себя неловко. И уже жалел, что появился здесь.
Наверное, с минуту никто из присутствующих не подавал признаков жизни. Мне эта минута показалась вечностью. Я чувствовал, что сильно влип. И зачем только я вообще попросил прикурить именно у этого Кенни?.. Здесь наверняка все такие же, как и он. Такие же психи.
Потом один из этих людей встал. Это был среднего роста мужчина с короткой стрижкой. Я плохо видел его лицо, на него падала тень.
- Привет, Тринадцатый, - сказал он.
Я не мог понять, ко мне ли он обращается. Среди присутствующих пронесся шум, но тихо, точно шелест листвы растревоженных ветром деревьев.
- Эй, ты не торопишься? - вымолвил кто-то.
Мужчина обернулся, и, как мне показалось, прожег выскочку взглядом. По крайней мере, такое впечатление сложилось, и, похоже, не только у меня, потому что все вокруг притихли.
Потом он снова повернулся ко мне.
- Добро пожаловать, - он развел руки в стороны, словно приглашая располагаться и быть как дома.
- Простите, - я обрел дар речи. - Почему "тринадцатый"?
Послышались смешки. Должно быть, это было смешно, но юмора я не понял.
- Хлоя, принеси гостю стул, - все еще улыбаясь - это чувствовалось по голосу - сказал он, не ответив на мой вопрос.
Хлоя, кажется, единственная девушка из всех присутствующих здесь, исчезла за дверью и вернулась, принеся мне стул. Я попытался протестовать, но на меня не обратили внимания. Я сел. Наконец мои глаза привыкли к полумраку, и мне удалось разглядеть тех, кто сидел рядом со мной.
Я немного успокоился. Все они выглядели совершенно нормально, как любой не привлекающий к себе внимания прохожий, с тысячами которых вы сталкиваетесь каждый день - на улице, на работе, в метро. Двое или трое были даже одеты в костюмы и при галстуках. Один из них напомнил мне Келнера. У него тоже был вид, будто он страдает запором.
Само помещение, впрочем, не располагало к светским беседам. Грязные кирпичные стены были окрашены темной краской, которая местами облезла и висела клочьями. Трубы тут и там протекали. Кто-то предупредительно поставил под местами протечек банки из-под краски. Звук капающей воды еще больше дополнял образ этой жутковатой пещеры.
Обо мне, казалось, все забыли.
- Мы говорили о Кельвине Гаасе, - произнес тип, назвавший меня 'тринадцатым'. Это был одетый во все черное мужчина. Лет сорока пяти, но уже изрядно поседевший. У него был странный, проникающий в самую душу взгляд. Он напоминал священника, а возможно он им и являлся. - Многие из нас знали его как Кенни. Как я уже говорил, я провожал его в последний путь. Он ушел достойно. Я не говорю, что он умер. Просто ушел.
Он замолчал. И все молчали. Хотя я мог поспорить. Если они говорили о человеке, давшем мне визитку, то я был уверен, что он умер. Более чем уверен. Да его просто размазало...
- Вы цените жизнь? - вдруг обернулся он ко мне.
Я испугался. Не знаю, что на меня нашло, но я испугался и кивнул. Такой у него был взгляд.
- Подумайте, - повторил он.
И я подумал.
- Нет, - сказал я. - Уже нет.
- Что привело вас к этому?
Он спрашивал, как психолог. Но в то же время совершенно не так, как это делал Келнер. Совсем не так. И я ответил честно.
- Я забрал жизнь. Теперь она для меня ничего не стоит.
Я думал, что напугаю их. Думал, что они бросятся звонить в полицию. И меня удивило, когда никто этого не сделал. Никто даже не сдвинулся с места. Для меня это показалось, мягко говоря, странным. Наверно, они считают меня таким же психом. Или просто держат за идиота. А разве это не одно и то же?..
- Почему вы не спросили моего имени? - сорвался с моего языка вопрос.
- Зачем? Для нас вы просто Тринадцатый.
- Меня зовут Стэйси Тайлер, - зачем-то сказал я. Меня пугало, наверное, что они не спросили меня об этом.
Все молча, без всяких эмоций, глядели на меня. Только у "священника" дернулся уголок рта, точно он хотел улыбнуться, но передумал.
- А какой у вас номер?.. - не выдержал и съехидничал я.
Тишина точно окаменела. Казалось, можно было коснуться ее рукой, так тяжело она нависла над нами. Может, не стоило этого говорить, вот ведь, проклятие, я всегда отличался вспыльчивым характером. Меня легко было вывести из себя. Иногда в жизни именно это меня и спасало.
- Меня зовут Канн, - ответил он. Тишина продолжалась, но она разрядилась, словно все бесшумно вздохнули с облегчением.
- Вы что, все знали его?.. - спросил я.
- Кенни? Да. И он ушел достойно, - зачем-то повторил он, сделав ударение на последнем слове.
Где-то в темноте угла вспыхнула зажигалка. На пару секунд свет пламени выхватил из тьмы очертания мужского лица и снова погас. Только еле заметная красноватая точка продолжала мерцать - кончик прикуренной сигареты то разгорался, то снова гас.
- Ведь ни у кого нет к нему претензий?
Присутствующие по-прежнему хранили молчание.
- Номер первый, - произнес Канн, глядя в пол.
Огонек сигареты в углу дернулся.
- Настала твоя очередь. А в память о Кельвине каждый должен сделать что-нибудь памятное. Все свободны.
Люди стали вставать и выходить. Я последовал за ними, радуясь, что наконец смогу вырваться из этого мрачного места. Вместе со всеми вышла и девушка. Я все еще ничего не понимал. Поэтому, выйдя на улицу, догнал ее.
- Эй, - окликнул ее я.
Она остановилась и обернулась, не глядя на меня. Я не думал о том, что мои слова, сказанные там, в подвале, могли напугать ее. Просто не думал об этом. Я достал сигареты и предложил ей.
- Курение убивает тебя, - не поднимая глаз, сказала она.
Где-то я это уже слышал. Я прикурил зажигалкой Кенни.
- Скажи, чем вы все здесь занимаетесь?
- Мы не говорим об этом, - ответила она. - Ты сам должен понять. Со временем.
- Почему меня назвали 'Тринадцатым'? - продолжал задавать вопросы я. - У вас что, у всех здесь есть номера? - я улыбнулся. Это действительно было смешно. Не знаю, почему.
Она не улыбнулась в ответ, но кивнула. Потом развернулась и медленно пошла по улице.
Я двинулся за ней.
- Эй, а какой номер у тебя?
- Теперь седьмой.
- Теперь? Почему теперь? Этот парень меняет их?
Она горько ухмыльнулась.
- Ты задаешь слишком много вопросов.
- А каков его номер? У Канна?
- Мы зовем его Канн. Никто не знает его настоящего имени. И у него нет номера.
Она замолчала. Я ни черта не понял, но тоже замолчал. Поток моих вопросов не иссякал, но я чувствовал, что сейчас ответов на них все равно не получу. Так мы молчали еще минут десять. Я выкурил еще одну сигарету. Мне некуда было идти. Дома уже могла быть полиция.
- У тебя есть семья? - зачем то спросил я.
- Нет.
- Ты живешь одна?
Я не знал, что еще сказать. Да, мне нужно было укрытие. Но я заговорил с ней не только поэтому. Ее глаза были удивительны. Я еще не забыл Франсин, но это было другое. Совсем другое чувство.
Она вдруг остановилась и развернулась.
- Запомни, - холодным, как лед, голосом сказала она. - Канн не допускает никаких отношений между... - она подобрала слова. - Между вступившими в круг.
- Я, - растерялся я. - Я и... ничего не имел ввиду...
Несколько секунд она смотрела мне прямо в глаза, потом развернулась и быстро пошла прочь.
Я не стал ее догонять.
- Эй, - только окликнул я ее. - Мы еще встретимся?..
- Канн найдет тебя, - махнула рукой она и скрылась за поворотом.
Я стоял там, на углу, еще около получаса. Может, больше. Потом я опоздал на последний автобус. Ждать у меня не было настроения, и я пошел пешком. Было холодно, а я еще промок под дождем. Вполне мог бы подхватить воспаление легких или еще какую дрянь, но мне было наплевать. Я не знал куда идти, просто шел. Хотя, возможно, подсознательно я руководствовался периодически попадавшимися автобусными остановками. Не знаю.
В нескольких кварталах от дома меня догнал первый утренний автобус, но я не сел в него. Было опасно идти домой, я знаю, но я не мог удержаться. Я все еще надеялся, что полиция не нашла меня. И, конечно, я ошибался.
Я уже несколько суток ничего не ел и очень много курил. Голова кружилась, меня тошнило, но я не останавливался. Вообще то, курить я начал недавно. А точнее, в тот день, когда у нас с Франсин все пошло к черту.
Я любил ее. Любил безудержно. Безумно - вот действительно подходящее слово.
Даже сейчас она вставала в моей памяти такой, какой была до того, как я все узнал. Она была прекрасна. У нее были длинные и густые темные волосы. Ее взгляд обдавал то холодом, то жаром. Она была изящна, стройна и грациозна. Не хочу приводить банальных сравнений с разными животными типа ланей и прочим, да и нельзя было бы найти в этом мире существо, равное ей по красоте. Она поражала при первой встрече и удерживала в благоговейном оцепенении. Она околдовывала. И она была моей...
В окнах моей квартиры горел свет. Заметив это, я сразу свернул в парк напротив и сел на скамейку, скрытую за кустом сирени, чтобы видеть окна и подъезд к дому, но чтобы меня нельзя было увидеть. Я старался дышать спокойно, но мое сердце все равно бешено колотилось. Я хотел закурить, но обнаружил, что пачка пуста. Выкинул ее в урну. Потер друг о друга ладони. По привычке поднял воротник и уставился на окна. Они были задернуты полупрозрачными шторами, поэтому сложно было что-либо разглядеть. Но то, что в моей квартире кто-то находился, было бесспорно.
Потом свет в окнах погас. Я стал ждать. Минут десять ничего не происходило. Потом из дома вышли двое. Они не были похожи на полицейских, по крайней мере, на них не было формы. Возможно, следователи в штатском.
Я продолжал наблюдать. Один из них закурил. Потом они огляделись по сторонам, перешли через улицу, сели в серую с красной полоской машину и уехали.
Идти в дом, ясное дело, было опасно. Наверняка, они оставили там кого-то из своих. На случай, если я вернусь. Все пути были отрезаны. Я уже собирался подняться и уйти, когда раздался взрыв и окна моей квартиры вылетели.
Я уже говорил, что моя жизнь превратилась в сумасшествие? Так вот, я ошибался. Она просто полетела кувырком. Я стоял и смотрел, как из окон вырывается пламя. И не мог понять, что произошло. Приехала полиция, пожарные машины, они пытались потушить пожар, но им это не удавалось. Сгорело все.
А я сидел на скамейке и смотрел на все это, и не верил своим глазам, не верил, что все это происходит со мной, сидел, казалось, целую вечность и не мог заставить себя встать и уйти.
Наконец мне это удалось. Я точно во сне брел через парк. Я не знал, куда именно. По моему лицу катились слезы. И снова пошел дождь.
Я вышел через главные ворота и пошел по улице. Несколько раз чуть было не наткнулся на полицейских, но они не обращали на меня внимания. Наверное, мне просто везло. Я вошел в первый попавшийся бар и сел за столик. Официантки сбежались к витрине и выглядывали на улицу, пытаясь разобрать, что произошло. За стойкой бара появился бармен и прикрикнул на них, чтобы продолжали работать. Девушки неохотно вернулись в зал. Одна из них подошла ко мне.
- Что с вами? - спросила она.
Должно быть, выглядел я не лучшим образом. Я бросил взгляд на свое отражение в ближайшей витрине. Мое лицо было белым, глаза запали, а щека была чем-то испачкана, возможно сажей.
- Я из того дома, - зачем-то сказал я.
Все сразу повернулись в мою сторону.
- Что там произошло?
- Взрыв. Пожар... - я попробовал вытереть рукавом лицо, но, похоже, сделал только хуже.
- Эй, включите телевизор! - крикнул из-за стойки бармен. Одна из девушек подошла к панели и включила первый канал. Там как раз передавали новости.
Передо мной поставили чашку кофе. Я поднял глаза. Это была та официантка, которая обратилась ко мне первой.
- У меня нет денег... - начал было я.
- Ничего, - участливо улыбнулась она и отвернулась к телевизору.
Чашечка была маленькой, я взял ее в руки. Она была горячей, обжигающе горячей. И это было приятно. Я отпил из нее.
'А сейчас прямая трансляция с места происшествия', - услышал я голос дикторши и поглядел на экран.
Показывали дом, окна моей квартиры. Окна моей бывшей квартиры. Огонь уже потушили и они были черными от копоти. Пожарные выкидывали из окон обугленное дерево, которое было раньше моей мебелью.
Потом кадр сменился, и показали, как из дома выносят кого-то на носилках.
'Есть только одна жертва - погиб человек, находившийся непосредственно в эпицентре взрыва', - говорил голос за кадром. - 'Сейчас мы даем слово офицеру полиции Джеймсу Кригеру'.
На экране появился суровый пожилой мужчина в офицерской форме.
'Тело отправлено на медэкспертизу, но сомнений в установлении личности погибшего почти нет. Это Стэйси Тайлер, мужчина двадцати шести лет, погибший в собственной квартире. Есть версия, что он пытался покончить с собой. Как вы помните, он был осужден и его разыскивала полиция, но довольно долго ему удавалось скрываться...'
Мгновение до меня доходили эти слова. Потом я уронил чашку, разлив кофе.
Я встал.
- Что с вами? - во второй раз спросила меня та же самая девушка, подняв чашку и вытирая кофе. Это было похоже на дежа вю.
Я молча вышел из бара.
Чертовщина какая-то. Да что вообще происходит?!
И тут перед глазами у меня все поплыло.
Я смотрел на другую сторону улицы. Прямо напротив, у тротуара, стояла машина. Серая с красной полоской. Точно такая же, как та, что отъехала от моего подъезда за несколько минут до взрыва. Сомнений быть не могло - это была она. Не глядя по сторонам, я пошел прямо к ней, не сводя с нее глаз. Когда я переходил улицу, дважды меня чуть не сбили. Машины сигналили, доносились ругательства, но я не слышал этого. Мой взгляд был устремлен на машину с красной полоской. Сквозь полностью затонированные стекла я не мог видеть, кто находится внутри. Я просто остановился рядом и стоял. А что мне было делать? Постучать? Может быть, внутри никого нет. А если есть, они и так видят меня. Около минуты я стоял, как истукан, и не двигался с места.
Наконец, задняя дверца открылась. Меня не удивило, что там сидел Канн. - Привет, Тринадцатый, - улыбнулся он. - Я знал, что ты будешь поблизости.
Я ненавижу, когда ко мне обращаются не по имени.
- Меня зовут Стэйси Тайлер, - холодно сказал я. По крайней мере, мне хотелось, чтобы это прозвучало именно так.
- Уже нет.
До меня в последнее время стало очень долго доходить.
Канн отодвинулся вглубь салона, жестом предлагая мне сесть. Я не двигался и молча смотрел на него.
- Садись, - сказал он.
И я сел. Я сделал это против своей воли. Впрочем, мне было уже все равно, что делать. Я захлопнул дверцу, и машина поехала.
Мы с Канном сидели сзади. Прямо перед нами маячили два мужских затылка. Их лиц я не мог разглядеть, как бы мне этого не хотелось. А спрашивать я не решался. К тому же их имена вряд ли что-то мне сказали бы. Разве что номера... Я повернулся к Канну и открыл было рот, но он меня опередил.
- Мы уничтожили твои документы, - сказал Канн, не глядя на меня. - Новые будут готовы к вечеру.
Я отвернулся к окну и покачал головой.
- Зачем вы это делаете? - спросил я.
- Ты нужен нам. Как и мы тебе. Разве нет?
Я не совсем понял смысл вопроса, но промолчал. Голова болела. Казалось, еще немного, и ее разорвет на части. Перед глазами у меня все еще стоял взрыв, вылетающие стекла и пламя.
- Парень, который погиб... Он был из ваших?
Канн усмехнулся.
- Странно, что ты так решил. Конечно, нет. Это был простой клерк, один из тех людей, которые никому не нужны. Его даже родственники не хватятся. Не думаю, что после такого пожара его возможно будет опознать, но на всякий случай ему выбили зубы и группа крови совпадает.
Меня затошнило, а мои собственные зубы заныли. Мой мозг отказывался верить в услышанное. Обычно такое бывает в книжках, в кино... Но не в жизни! Не в моей жизни! И откуда им так много обо мне известно? То, где я живу, моя группа крови...
Я решил не спрашивать.
- Ты умер сегодня, - прибавил Канн. - И заново родился.
Я провел рукой по лицу, точно пытаясь стереть с него выражение полного непонимания.
Что же... Я теперь свободен? Больше никакой полиции, никакого страха... Все, что я натворил... Можно забыть, как будто ничего и не было?
И тут я понял, что я должен пострадать за то, что я сделал. Даже более того - не просто должен, а хочу. Я не мог с этим жить. Я хотел понести наказание. Что-то должно очистить мою совесть. Иначе я до конца дней не смогу спать по ночам.
К тому же, халявный сыр только в мышеловке. Что я был должен за свое спасение, ценой чужой жизни, я еще не знал.
- Чего вы хотите? - спросил я.
Канн вопросительно повел бровью и взглянул на меня.
- Что я должен?
- Долги всегда возвращаются, - ответил он. - Я скажу тебе, когда ты будешь готов.
Мы замолчали. Машина медленно двигалась через город. У меня засосало под ложечкой, точно перед кабинетом дантиста. Дурные предчувствия не отпускали меня. Только сейчас я заметил, что скрестил руки на груди и сжимаю их так, будто меня всего свело судорогой. Ладони вспотели. Я заставил себя разжать руки и положил их на колени. Отвернулся к окошку и стал смотреть на пестреющие рекламные огни и красочные витрины, которые мы проезжали, но все плыло у меня перед глазами. Больше нет Франсин. Нет дома.
- Где мне теперь жить?
У меня полностью отсутствовали деньги, если не считать той мелочи, что рассована по карманам. И я осознал, что мне совершенно некуда пойти. Я злился за то, что они сделали с моей квартирой. Я вложил в нее немало денег. Я коллекционировал картины и мебель, дорогой фарфор и книги. Страховка бы все покрыла, но теперь я не мог ею воспользоваться. Почему? Потому что умер!
Черт. И о чем я вообще думаю...
- Если Хлоя не будет против, то приютит тебя.
- Хлоя? - опешил я. - Но она сказала, что вы...
- Запрещаю? Да. Но иногда я делаю исключения.
С ума сойти. Как все это пафосно звучит. Да кем он себя возомнил? Или кем он является? Почему столько людей беспрекословно подчиняются ему? Может быть, он мафиози. Или глава какой-нибудь секты. Но зачем им я? В голове все это не укладывалось.
Тогда, чтобы окончательно не лишиться разума, я постарался переключиться. Я попытался представить себе квартиру Хлои, или дом, место, где она живет, и ее саму. Почему то мне она неизменно представлялась сидящей на подоконнике у окна с сигаретой в руке. Так часто сидела Франсин...
Канн вдруг наклонился вперед и похлопал водителя по плечу. - Останови здесь.
Машина плавно съехала к тротуару и затормозила. Канн кивнул мне и молча вышел. Как только дверца за ним захлопнулась, автомобиль двинулся с места.
- Куда мы едем? - спросил я.
Сидящие впереди переглянулись, как будто негласно совещаясь, стоит ли мне отвечать или нет. Я выжидательно глядел им в затылки и кусал нижнюю губу. Со мной такое бывает. От нервов.