Сим, Хам, Иафет

Было так. Собрал Ной троих сыновей своих и сказал: пора выбирать невест, мол, время настало, сто двадцать лет обещанных на исходе. Потоп скоро! Ковчег готовый лежит, почти все твари по паре ДНК собраны. Свадьбы сыграем, сядем и - отключим гравитацию. Испытаем батино изобретение.

Наконец-то разрешил он сыновьям невест искать. Держал будто на привязи рассказами своими да верой в кольцо Божье семицветное. А молодость-то парней заедает! Обрадовались братья, повернулись, хотели бежать наперегонки, да батюшка остановил: ишь, понеслись, окаянные! Вы ж молодые дурни, возьмете себе по своей молодой прыти, не разобравшись. Разве такие дела с кондачка да решаются?

- А как же, батюшка?

- Как, как: по-Божьи. Возьмите в руки свои белые по тисовому луку, да вот вам по стрелке заговоренной, намоленной, легонькой. Встаньте на нашей Святой горе - вокруг хорошие люди-то живут - да пустите в разные стороны. В какой двор залетит, там и невесту брать. Авось Бог девицу покажет, а не блудницу.

- А если блудницу, батюшка?

- Не, не покажет, сыночки. Да с молитвой-то ступайте, с молитвой. Мало ли я вам стрелки намаливал, а и ваша молитва нужна, чтоб красивая да умная попалась девушка. Сейчас по всей вселенной девку-т не найти, чуть титьки показались, она уж под мужика лезет, подолом трясет.

Распалились парни от батюшкиных-то слов да на гору побежали. На ходу снаряжение натягивают, стрелки сжимают в белых рученьках. Батюшко за ними. Бежит, молится, ветер успокаивает. Только бы стрела ни у кого не сорвалась. Кричит, чтоб спокойнее были ребята, строжее, да куды там.

Встали на горе на три стороны. Ветер и утих. Натянули луки. Первым отпустил Сим, старший. Улетела стрела в деревню. Потом хохотун-младший наладился, Хам. Улетела стрелка на хутор. Последним уж и увалень-середняк выстрелил, да взвился ветер, унес стрелу в неизвестном направлении, в болота да в чащу.

Пригорюнился Иафет, а братья утешают, мол, Бог не обманет, авось краса твоя гулять пошла. Иди, ищи ее, там она, на пенечке сидит да стрелку твою держит...

* * *

- Батя, а почему вы мальчиков так смешно называете - Сим, Хам?.. - спросила любознательная Живка, смущенно покусывая фалангу указательного пальца острыми зубками. Ее черные влажные волосы закрывали маленькую грудь, обтянутую нежно-желтым комбинезончиком.

- Да, вот почему? - загадочно протянула оранжевая Отрада. Наклоняясь, красавица поправила на Корнее рубашечку и потянулась к нему полными губами, как дитя для поцелуя.

Зеленая засмеялась и толкнула бедром Отрадкино шикарное тело: "Не замай деда!.." От толчка Отрада качнулась невозмутимо, как ладья на воде, и, словно не удержалась, завалилась грудью на капсулу: "Ой!" Все захохотали. Дед оживился, привстал, сказал: "Хороша девка!", а тихая Цветоша тут же подложила под его спину подушку с ароматными спорами лепидодендрона.

- А потому, девоньки, - ответил он, - что эти древние божественные имена всегда присваиваются героям Обновления. Ной всегда Ной, а сыновья его - всегда Сим, Иафет и Хам, прародители нового человечества. Синь старший, значит, он у нас Сим, Хмель младший, как раз подходит для Хама, А Ясень, знамо дело, получается Яфет. Я им в свое время даже имена на ту же буквицу подобрал.

- А мы что же?.. - удивилась Живушка.

- Про женщин в Преданиях не сказано. Это всегда лотерея. Когда я боролся с Богом...

- Нет, нет, нет! - запрыгала и завертелась Живка. - Не отвлекайтесь, батенька! Тебе скоро спать, дорасскажи нам про женихов-то!..

- Ну, слушайте.

Сим

В деревню уж птеродактель на хвосте новости принес. Помещик-чудак, что решил спастись от конца света в болоте с гигантским колесом, сыновей женить собирается. Чудак, зато богатый, беззлобный, тихий, и парни у него, ох, молодцы! Работящие, высокие, да красивые. Стихиями управляют, урожаем, Бог их слушает, а они - родителей почитают. Сколько раз девок к ним посылали и со сватами, и без них - ни-ни! Брак, говорят, Богом должен быть освящен, батюшкой благословлен.

Не благословлял батюшка, а тут, гляди, взял и благословил! Начали селяне спешно девок своих готовить: намывать да разодевать, волосы распускать да расчесывать. Посадили над воротами в теремах - загляденье! Впору за погляд брать. Раскраснелися девки, грудя торчат наружу, каждой хочется Ноевого сына заполучить. У ворот мужичье толпится, обсуждают достоинства то одной, то другой: у всех красоток на головах чешуя горит, кокошники, щечки нарумянены, очи насурьмлены, белые ручки локоны перебирают - красота!

Да быстро разочаровались: сказано, куда стрела упадет, тот и жди к себе; зря только девок показывали да за погляд не брали.

После полудня одна стрела залетела в деревню. Заугрюмился народ: выбор, значит, уж сделан. К главному казначею стрелка попала, да и дева там, как оказалось, была, только прятали. Не хотели начальству отдавать. Оно хоть и начальство, да уж больно наследственность слабовата: а ну как и сын начнет твердить те же глупости про конец света и потоп. Тогда уж и дети пойдут понятно какие, не в себе, а казначей, известное дело, должен слыть здравомыслящим, приближенным к земле, а не к небу, с которого ждут - смешно, кому сказать! - Великого потопления.

Однако, делать нечего. Ухватились, было, за то, чтоб попытать девку. Авось не захочет, тогда и упросить начальство: не хочет, мол, девка, не люб ей Ноев сын, не обессудьте, люди добрые. Но дева подвела. Глазки прикрыла, застеснялась: люб, люб, говорит, давно ей нравится. Эх! Охмурили братья всех девиц в округе. Как медом намазаны.

Под вечер Сим сам пришел. За стрелой - сказал. Ладный парень, что и говорить. Волосы - вороново крыло, глаз синий, как посмотрит - девки штабелями ложатся.

Пригласили будущего зятя закусить-выпить. По второму стакану хозяин, как водится, девку свою чернить стал: некрасивая, мол, да зачем она ему, почему другую не берет - вона кругом сколько, пруд-пруди. А Сим, вместо того, чтобы по традиции красно спорить, гутарит: покажи девку, да уж я и пойду. С лица, мол, воды не пить, а раз батюшка наказал брать там, куда стрела упадет, то и ладно. Главное, чтоб работящая была. Большой семьей живем, а у старшего сына и жена старшая будет... Но посмотреть все ж охота.

Показали. Вышла молодая, лет пятнадцати. На бедрах только повязка цветастая, да на ножках - плетенки, пальчики тоненькие торчат. Вся в бусах, на голове тоже каменья блестят. Тело смуглое, точеное, глаз черный, узкий, миндалем. Даже папаша залюбовался. Грива такая, аж закрывает всю. Но все, что надо - видно.

Ручки заходили: затанцевала, запела - про папоротник, который раскрывается, когда солнце его согреет. Голосок тоненький! Сим такое нечасто мог видеть, не разрешал себе. Смотрел во все глаза. Хозяева и слуги одобрительно переглядывались. Что ж, пара красивая, ничего не скажешь.

Вскочил как ужаленный.

- Как зовут? - буркнул.

- Живушкою с детства кличут, - хозяин встал, понял, почему молодой бежит, сам молодым был, - так что ж, сватов?

- Пришлем, - Ноевич вышел поспешно. Понравилась девка. Даже стрелу забыл.

Хам

Хам на хутор ушел. Сквозь чащу каламитов полез, обцарапался весь об хвощи, обматюгался. Вспомнил: молиться надо, а то, поди, страхолюдина достанется. Вышел к высокому забору из цельных бревен, крикнул. Собака залаяла, хозяин вышел.

Поглядел сверху, с надвратного терема:

- Чего тебе, Ноевич?

- Стрелу свою ищу, батя. К тебе, чай, на двор залетела.

- Залетела. Только с какой такой дипломатией она залетела: с войной али с миром? Не за простой же ты стрелкой охотник?

- Стрелка дешевая, да намоленная, отец. Показала она мне, где зазнобушка моя живет. Прячешь девку-то?

- Да какая девка? Нету.

- Все равно найду. Потому как я жениться пришел, сватать буду.

- Ишь ты! Жениться. А может, она тебе не пондравится. Да и простые мы, хуторские, не баре, чтоб родниться с вами. На тебе стрелу-то, да ступай.

- А мне приданного твоего не нужно, селянин Пронька. Я сам тебе могу сколь хошь самоцветов отсыпать. И считать не будешь: сколько унесешь, все твое. Лады? Ну, давай, показывай девку.

Ворота открылись. Хам прошел по широкому двору в хату. Сел на приготовленное место - устлали ковром.

- Смотри не обмани, Ноевич, держи слово. Чай, ты не батя твой, про воду с неба не сочиняешь, сурьезный хозяин. И о богатстве вашем знаю, что не брешешь.

- Батю не тронь.

Девку привели, накрытую покрывалом с головой. Бабы запричитали: ой, дите в замуж отдают!

Подошел, сорвал. Красивая. Грудастая, личико зовущее, обещающее. Волосья волной, соски сквозь кудряшки вверх торчат, жопка уточкой, коленки тонкие. Захотел осмотреть: кругом обошел. За руку взял - пальцы длинные перебрал, за подбородок - в зубы глянул. Вроде от стеснения - кинулась, прижалась животом, голову на груди у него спрятала. Как огнем всего ожгло.

Оторвал от себя, оттолкнул, спросил смущенно:

- Когда сватов засылать? Долго не возитесь.

- А девочку, Отраду-то нашу, спросил, жених, люб ты ей или нет? И словом не перемолвились!

- Что с ними и разговаривать!.. Знаю, что люб, - сказал, нахмурился, посмотрел, как уводят. Цеплялась, оглядывалась. Зверушку ему напомнила гибкостью своей.

Лага

- Про Лагушку с Ясенем в другой раз расскажу, устал чего-то, - сказал Корень.

Цветоша поднялась, замахала руками. Запела:

- Все, красотульки мои, хорошего понемножку! А ты, голубчик, давай, подушку под голову, сейчас одеялко поправлю.

Цветоша дала зелье мужу, закрыла пузырь. Не спеша смолой края запаяла и свалилась на него, как на гроб, всплакнула. Муж спал сном праведника...

Лага стремглав бежала в свою каютку. Свидание с молодым мужем могло состояться только у нее. Наверное, Ясень уже помылся, постриг свою русую бородку и переоделся в спальную рубаху. Буйная головушка!.. Лажка мечтала напоследок к мужу прижаться.

С разбегу Лага влетела в мужнину спину и чуть не сбила Ясеня с ног.

- Любимый! - взвизгнула, бросилась на шею.

- Ну вот! Не успел я удрать от тебя в капсулу... Хитрый дед! Небось, не дорассказал историю-то?

- Не дорассказал!..

Лагушка нежно прильнула к губам мужа.

- Хочу тебя, родной! Всего хочу!

Ясень поднял жену за подмышки и поставил подальше от себя.

- Старый пень умеет возбуждать чувства... Нам нельзя, и ты это знаешь. Неизвестно, сколько продлится полет. А вдруг ты забеременеешь? Папины противозачаточные молитвы до Разрешения не работают!..

Ясень гладил рыжие неубранные волосы жены и одновременно твердо отстранял ее.

- Но что же мне делать, любимый? Давай потихоньку, быстренько... Никто не узнает... - молила его Лага, скользила руками по голубизне длинной рубахи, искала знак желания мужа. Расстегнула свой нежно-зеленый комбинезон...

Ясень

- А наша история все-таки самая лучшая... - сказала Лага, раскинувшись на кровати, суча ногами в смятой простыне, вся белая, сахарная, щеки в веснушках.

"Похожа на наш корабль, настоящая Лягуха длинноногая", - Ясень смотрел на жену, наскоро обтираясь, чтобы успеть залечь в капсулу, пока никто не хватился.

- Ты проводишь меня в отсек, родная моя?

- Иди сам, тритончик, ладно? Поцелуй меня только.

Ясень подкрался к постели, облобызал жену и звонко шлепнул по розовой заднице.

- Больно!

- Чтобы помнила!..

Ушел.

Она все помнила.

И он помнил...

* * *

...Пошел бедный Ясень стрелочку свою искать в болотах. Идет, русой головушкой поник, а то покрикивает, зовет суженую. Весь вечер бродил, домой пришел: обсушусь, думает, завтра с утречка снова пойду.

Братья уж сватов засылать собираются, распоряжения насчет свадьбы отдают.

- На тебя распоряжаться, аль нет?

- Не знаю.

Дали ему еще сутки.

Утром Ясень снова поход затеял. Все болота облазил, штаны порвал. И не зря в охотниках числился: нашел-таки следы чуть заметные: шел кто-то, гулял. "Она!"

По следам на бочажок вышел. Видит: не лягушка, не змея, а девка лохматая, вся в глине, лежит-загорает.

- Как же ты, - говорит, - в глине-то и загораешь? Солнце не пристанет.

- Да не загораю я, - говорит, - глиной красоту на тело навожу.

А сама черная да страшная!

- Кто ж глиной красоту наводит?

- Много ты понимаешь. Ой, дурак ты, Ноевич!.. Узнала я тебя. По тебе вся округа сохнет.

- И ты, что ли, страхолюда глиняная?

- Я - нет. Я - страхолюдина храмовая, приписанная. Жрицей буду. Нельзя мне влюбляться, ноги оторвут. А ты что ищешь? Потерял чего?..

- Да стрелку вчера обронил, дорога она мне, батюшкой намоленная.

- А, дак вот же твоя стрелка. Аккурат вчерась под ноги легла. На. Бери да беги. А то как встану, да как напугаю, как схвачу!..

Утек Ясенюшка. Бежит, плачет.

Сразу - к батюшке с матушкой. Так, мол, и так. Что делать. Лягушка из храма досталась, иноверка, страшная, вся в глине, рожа - и та черная.

- Ничего не поделаешь, - батюшка с матушкой, - какую уж Бог дал. Стерпится - слюбится, сынок.

- Сватов-то некуда направить! Мать-Лягушкиному храму девки те посвящены.

- Что ж, сынок. Знать, мужиков к ней еще не подсылали? Попробуй повстречайся с ней. Вот гутаришь, свободно гуляют они... Авось слюбитесь. Что Бог сочетал... А там посмотрим.

Горюет Ясень. А братья негодуют: без него жениться пойдем, и все, что нам теперь - все скопом делать?

Заслали сватов, назначили свадьбу. Напекли пирогов, нажарили червей, улиток; корнеплодов диковинных целыми блюдами наставили, зелья нацедили; пол-округи только в повара загребли! Столы построили на длинной терраске - пир на весь мир!

Ясень вокруг общежития храмового круги наворачивает, лягушку свою высматривает. Да не узнать ему. Она вся в глине была, где же узнать. А имени он и не спросил. Стал на бочажок тот наведываться: авось снова придет.

Дождался. Приходит, смотрит - а девка уж снова глиной обмазалась, лежит на боку, холстиной прикрыта чуток.

- Эй, - кричит Ясень, - можно к тебе подойти?

- Валяй, Ноевич, подходи, - говорит, - я тебя не боюсь. Коль и ты не боишься.

- Понравилась ты мне, - врет, - как зовут-то тебя, девочка, а?

- А тебе-то что?

- Да ты хоть бы обмылась, как с тобой и разговаривать.

- А что со мной разговаривать, иди себе.

- Не могу. Стрелка моя к тебе попала, - признался, - значит, суждено мне тебя. Суженая ты мне.

Захохотала хрипло, вязко, бросила в него скомканным кушаком, сиреневым. У Ясеня от того смеха аж мурашки пошли. "Учат их этому, что ли", - подумал. Но кушак взял, ушел.

Назавтра принес кушак к храму. У привратницы спросил, кто потерял. Та хотела забрать, но он не выпустил, сказал, сам отдаст.

- Не положено, молодой человек.

- Ладно. Пусть сама за кушачком придет. Домой ко мне.

- Ты, мил-человек, с ума, что ли, сбежал? Подожди, уж лучше позову, раз такой принципиальный... Эй, кто одежку потерял?..

Прибежала девчонка в зеленом платье, рыжая совсем.

- Вам кого?

- Да не тебя. Мне б кушак отдать.

- Ладно. Приходи, как стемнеет, к реке, туда, где бревно. Растеряха ждать будет.

Лягушка

Стал Ясень вечера дожидаться, домой пошел. Дома - свадьба в разгаре. Неделю решили гулять, самое меньшее. Народ на улице пляшет, молодые в шатрах свою музыку заводят.

На правах брата сунулся в шатры. Синю уже и поговорить хочется, наигрался. Жена молодая лежит-полеживает, аппетит нагуливает. В первые дни, говорит, никак не взять ее было. Опыта у мужика никакого, у девки - тем более. Измучился совсем. Гости помощь предлагали, а уж советов - видимо-невидимо, то один подберется к пологу, то другой. Зато теперь сама женка не против, уж и не рад.

Рассказал брату. А тот к нему - со своим горем, с Лягушкой своей. Синь закручинился, а потом говорит:

- Так ты же ее еще не видел по-настоящему. Вот шкурку свою глиняную сбросит - авось красавица. Туда страхолюдов-то не берут.

- Не берут, - как эхо запела Синя женка, - а в глине я бы и сама повалялась! Она нежная, как объятия мужчины.

- Кто о чем, а вшивый все про баню, - игриво мяукнул Синь и засунул руку под покрывало. Жена засмеялась колокольчиком.

- Какой смех у нее, а, брат?..

Глаза у Синя туманом подернулись, и - под одеяло, не стесняясь брата. Ясень наружу выполз и мимо Хмелева шатра пошел. Оттуда высунулась младшенького рука и схватила за ногу.

- Чего у Синя делал? Затеваете ли что?

- Посоветоваться надо, Хмелюшка.

Забрался к младшенькому. Тот сидел и не смотрел, как танцует его голая женщина, постукивает палочками на пальцах, блестит в свете масляных плошек.

- А ты смотри, если хочешь.

Ясень не мог отвести глаз. Женщина у Хмеля гибкая, даром что объемная: в танце складывается чуть ли не пополам, сиськами прямо по ляжкам. Он брату о своем, а тот только одно твердит:

- Отмой ее, середнячок, - и смеется. Не уберегся Ясень вида женщины на этот раз, почувствовал неладное, в голове взорвалось. Вылез, понесся к реке.

Смеркалось. С налету влетел в воду, поплыл, обмылся.

С берега позвали.

На бревне для свиданий сидела давешняя зеленая красавица, белела плечами и лентой в волосах.

Ясень подплыл, уставился. Дар речи потерял.

- Ну? - сказала. - Узнал? Поясок отдай?

Надо же, а он и забыл про кушак.

Ясень из воды вылез. Длинная рубаха в облипочку, не снять. Очень неудобно, вся симпатия видна.

- Это ты, что ли, Лягушка?.. А я кушак забыл.

- Ну и оставь себе. У меня ведь есть еще.

- Какая же ты ладная, красна девица!.. - не удержался.

- Знаю, Ноевич. Ты еще не видел, как я танцую ритуальные танцы...

- Прости, сегодня я уж насмотрелся... танцев. У нас гуляют нынче на двух свадьбах. Братья мои женятся, а я нет. Мне тоже надо. Я тебя в жены хочу. О-очень.

- Да я вижу. И что ты собираешься делать?

- Для начала узнать, люб ли я тебе.

- Ну, люб. А как собираешься действовать? Не сносить тебе головы, если посягнешь на святое. Меня каждый день бабки обмывают да проверяют, дерзнул ли кто вперед жреца влезть.

- А если влезу да украду? - тряхнул русыми кудрями.

- Ишь ты, шустрый какой. Искать будут.

- Искать будут - не найдут. Подбросим кушак, скажем - в болоте утопла!..

Подошла, по-хозяйски потянула с него мокрое. Запричитала:

- Ах ты, мой миленок! С братиками хочет сравняться... Всегда все вместе делали, а тут отстал, бедняжка!

Вот ведьма! Все знает.

Раздела догола. В губы поцеловала.

Он вообще торчком: "Лада, любушка...", а она платье снимает, растелехивается перед ним.

- Надоели они мне, слышишь, жрицы-то наши. Все трут да обцеловывают жадными ртами, доведут до того, что ничего не соображаешь... Ну, Ноевич, давай прямо сейчас жениться, что ли.

Пошли на мягкий мох. Дева прижала ладошки Ясеня к себе: "Ухватился, родимый?" Во мху влажно, пахнет землей, прелью...

- Всегда хотела парня попробовать. Говорят, вкуснее.

Он свалился на нее безвольно, но она все сделала, как надо.

- Ой-ой! - заплакали оба.

- Ну, теперь уж мне не возвернуться назад, ты муж мой, - заявила Зеленая.

- А как тебя зовут-то, красавица?..

Иафет

Встали. Отряхнулись. В обнимку домой пошли.

- Ставьте, батюшка, и мне шатер, - говорит Ясень, - от братьев не отстану. Стрелку нашел, девка при ней, деву уже оприходовал.

Что поделаешь, и поставили. Гостям сказали, что невеста с края Земли приехала, северная. Про масть не стали распространяться, больно приметная - прическу в платок завернули. Поселили девицу, да велели не высовываться. Батюшка своей властью благословил брак, и понеслось. Братьев догонять.

Батюшко-то знает, как храмовым отвечать, если придут искать: мол, кушачок нашли возле болота, что ж за своими красавицами плохо смотрите?..

Обошлось. Из шатра не вылезали. Дожидались, покуда свадебная неделя пройдет. Тогда уж стали пир сворачивать, горшки увязывать. Гости спрашивают: куда собираетесь?

- Так куда ж. Сто лет об одном, а вы все - куда. От воды с неба спасаться. Вот по-хозяйству кой-чего сложим и задраемся, а вода придет - мы внутри купола.

Смеются: "Вода же вас и под куполом достанет". Другие не смеются уже, злятся на Ноево упрямство.

- Когда это будет?

- Так неделя осталась, не больше.

Опять смеются:

- Придет вода, поверим.

- Верьте сейчас. Слыхали про цунами? Потом поздно будет.

Работы много стало. Сборы. Некогда уж и в шатер забежать Ясеню. Скучно Лажке, привязалась к молодому мужу, неохота расставаться.

Селяне спрашивают:

- Что ж это третья ваша все не выходит? Две на виду, а третью прячете.

- Не прячем, а приболела.

- Больную, что ли, взяли?..

Раз вылезла Лагушка, не выдержала, воды принести. И в платок завернулась, а все ж увидел ее мужик какой-то. Говорить никому не стала, затревожилась. И не зря, видать.

К вечеру свекровь на всю округу:

- Украли-т девку!..

Кто ж украл? Как узнаешь - сами ведь тоже украли. Эх-ма, оставаться тебе, дите, в бобылях! Видно, судьба твоя такая, горемычная!..

Ничего! Собрал суму, посох взял - снова пошел искать.

- Не бойтеся, далеко не уйду, большой дождь начнется - прибегу. Авось найду. Чай, недалеко и они утащили.

Пошел сразу к храму. Паломником прикинулся, привратнице денег дал: покажи, мол, какая из этих лягушек, чтоб с зелеными глазами.

- Нету такой, - говорит, - была одна, да в болоте утопла.

- Что ж это вы, - говорит, - зеленооких не держите, они самые настоящие.

- Желтоглазые, батюшко, есть!

- Желтоглазые да красноглазые!.. Эх, и не помолиться как следоват!.. Может, она у вас за особые деньги? Дам хорошую цену за погляд.

Занервничала. Денюжки все любят. Но - негде товар взять!

Ушел. Понаблюдал чуток с высокого дерева сигиллярии. Нету Лажки дорогой, узнал бы ее и с высоты драконьего полета. В дальнее село, к родителям пошел, три дня пути.

Село небогатое. Дырку в заборе нашел. Смотрит - там жена, дракончиков в загоне кормит! Обиделись, значит, родственники, забрали. А куда ее теперича? В храм не вернешь, позориться только. Там люди сурьезные, в храме-то, неизвестно, чего от них ждать. Могут прийти и вырезать все семейство. Сообразил Ясень: для выкупу взяли.

Бабы, слышно, плачут. Украли девчонку без свадьбы, без договора, кровную обиду нанесли. Кто ж теперь ее в замуж возьмет. Ну-ка, еще родит басурманчика непонятного! А он, Иафетушка, получается - вор! Сунется без выкупу, может потом кости по двору считать. Да и пусть. Жизни нет без Лагушки родной.

Полез через забор. Свалился на откормленную улитку, та завизжала! Бегут, хватают, руки выкручивают! Лажка-кровинушка выбегает, на шею бросается:

- Юпетушка-Ясень мой, солнышко ясное !

Папаня Харей вышел. Девку оторвите, приказывает. Папаня рыжий, бравый такой. Взял копье, в подбородок им тычет:

- Ты, значит, молодец, девку мою украл?

- Ну, я. И не у тебя, а у Лягушек этих поганых!

- Ты нашу веру не замай! Царь-Лягушка детей нам мно-о-го принесла!

Смотрит Ясень, а у них детишек - мал-мала меньше.

- Батя, - молит, - ну так отдайте мне Лагу. Уже ведь, - говорит, - один раз отдавали на сторону. А я много денег дам. Да и любит она меня, вишь, как убивается.

Деньги!.. Деньги - тьфу! Она девка посвященная! А ты - преступник, мы тебя завтра сдадим на поругание в храм.

- За это денег точно не дадут. Девка ваша никому теперь не пригодится. Так давайте саму Мать-Лягушку спросим, - догадался, - что делать?

Батька призадумался. Протянул руки в сторону храма, помолился богине.

- Вот как сделаем, зятек, - сказал, - отгадаешь три загадки, продадим девку, не отгадаешь - значит, не люб ты Царь-Лягушке.

Опечалился Ясень. Где ему загадки разгадывать. Это Синь у них умный, все предания знает, а он-то раскрыв рот сидит.

Делать нечего, согласился.

Вот папаня рыжий Харий и начал:

- Сидит девка в темнице, а коса на улице...

Засмеялся Ноевич, как рассыпался.

- "Девка в темнице"? А следующая будет: "Сто одежек и все без застежек"? А потом: "Без окон и дверей полна горница гномов"?

Разинул рот Харий, закрыл. Как рыба. Нахмурился: неуважение зятек показывает.

- Я ж вспомнил, что хвощеводы вы! - Ясень говорит. - Хвощевые загадки загадываете. Вот мой ответ: хвощи моркель, капулей да огурель! Угадал?

- Молодец!.. А за то, что неуважение проявил - схватить его да в темную!

- Куда-а?.. Батя, мне скорее домой надо, за женой только на минутку и зашел. Пошли людей с мешками под каменья драгоценные! Отпусти, родименький!..

Не слушают, руки вяжут.