----

Сережа, щуплый деревенский парень двадцати трех лет, приехал в Санкт-Петербург из Ленобласти на заработки и попал в православную строительную бригаду.

Работник он хваткий, с руками, молчаливый, но много курит. Братия же в бригаде семейная и некурящая. Все ходят в церковь, а двое из них даже помогают батюшке в алтаре по воскресеньям и праздникам. Это здоровенный мордвин Владимир и худосочный вепс - бригадир Николай.

Надо бы тебе исповедаться, да курить бросать, - мягко, но настойчиво говорят мужики Сереже.

Он морщится, однако, ни курить, ни бригаду бросать не хочет: привык. Ребята хоть и занудные, но честные, подсобкой не заморачивают, платят хорошо.

Приходи в субботу вечером, - говорят. - Постоишь, потом исповедь пройдешь. Грехи на бумажку записывай, батюшке зачитаешь.

Да зачем ему грехи-то мои? - удивляется Сережа.

Зачем? - Николай откидывает голову назад и всматривается, словно хочет получше рассмотреть лицо Сережи, не шутит ли он. - Исповедью все грехи уничтожаются. А грехи - это враги наши.

Точно, враги, - подтверждает басом Владимир, - как в компьютерной игре: выскакивает враг, а ты его - жжах! - исповедью! Он падает, лужа кровищи, и испаряется, как будто его и не было.

Он демонстрирует удар и хохочет.

Сережа недоумевает:

Я же сам грехи делаю, как же они - враги мои, не пойму.

Понять и не пытайся, - говорит Николай, - а только знай: их, врагов, там целая армия. Они атакуют твой мозг и заставляют делать грех. Вот, например, грех курения. У него начальник - чревоугодие. Начальников у них семь, и над ними один - главнокомандующий.

Их много... Они наводнили мир и поработили все человечество, - продолжает харизматичный Владимир, словно голос за кадром. - Идет война. Но только православные могут с ними справиться. У нас оружие - исповедь, броня - это молитва, боевой транспорт - это пост. Защитники у нас есть, "присты"... Звездолеты...

Как - звездолеты?..

Да так. Будет конец света: все сгорят, а нас заберут. Понял?

Ну ты болтолог, - восхищается тощий Николай и разводит шпатлевку.

А что? Три звездолета. Один называется "Царю Небесный", второй - "Господь Вседержитель", третий...

"Слово Отчее", - подсказывает Николай.

Сергей открывает рот. Николай видит, что нашел благодарного слушателя.

Но возьмут только тех, кто не сдался. Понял? - продолжает он. - Места там на всех воинов хватит. В духе оно так: ни детей, ни женщин, ни стариков, а только - воин ты или нет, православный. Так что молись, брат, проси помощи, да начинай на исповедь ходить, тренироваться. Навыки боя приобретать. Начни с беса курения. Уничтожь его!..

До конца рабочего дня Сережа ходит задумчивый. Он курит на лестнице и разглядывает дешевую коробку "Примы" без фильтра. Курение - сильная привычка. Ребята говорят, что тело в куреве не нуждается. Химию можно преодолеть, а вот потом вражина все равно заставит начать. Это как толстый и еда. Чем больше борешься, тем чаще бросаешь. Чем чаще бросаешь, тем активнее начинаешь. Чем чаще начинаешь - тем больше ослабляешь себя, теряешь веру в собственное "могу". Орк-враг растет и укрепляется, а ты только теряешь: "жизни", очки и "помощь".

Бросать надо один раз, решает Сережа.

В субботу вечером он идет в церковь.

Сережа тщательно вымыт и одет в изящное короткое пальто. Непослушные плохо стриженые волосы торчат на макушке. На подбородке - такая же несуразная козлиная бородка. Щеки у Сережи впалые, глаза - желтые. Он не стоит на месте: все время дергается и переминается с ноги на ногу, не знает, куда девать руки.

Взгляд у Сережи - исподлобья, что называется - как из амбразуры. Он недоверчиво рассматривает людей, церковное действие и высокомерных хористов. Глаза его смягчаются, когда в алтаре он замечает знакомые фигуры Николая и Владимира. Они смешно наряжены в желтые "платья".

Наконец, батюшка выходит на исповедь. Сережа спохватывается и становится в очередь. Он думает о своих грехах и вдруг вспоминает, что забыл на съемной квартире бумажку с напоминанием, где он выписал грехи.

Сережа бежит к свечной лавке. Ручки есть, а бумажки кончились. Что делать?! Сережа хочет попросить бумажку у свечницы, но бабуля такая суровая, что ему становится страшно. Она ловит его взгляд и ворчит:

Крутятся тут. Всю бумагу извели. А бумага-то штампованная: синенькие буковки, написано: "о упокоении", красненькие - "о здравии"... Люди! Берут, отрывают заголовок и пишут грехи. А то, что бланк испортили - не грех?..

Дайте бумажку, - просит Сережа.

А вот не дам. Дома надо было готовиться. Вот если записку хочешь подать - тогда дам.

Сереже не до записок. Очередь подходит. Он роется в карманах и достает коробку из-под сигарет. Быстро разворачивает ее и записывает свои грехи:

Курил.

Не молился.

Ругался матом.

Дрался.

Завидовал.

Обманывал.

Раньше занимался блудом...

Потом грызет ручку и приписывает:

Давно не занимался.

Сережа успевает в свою очередь. Тетка перед ним кланяется народу и семенит к аналою. Там стоит батюшка, облокотившись, перед Крестом и Евангелием, старый, с белой бородой, похожий на Деда Мороза. Он надменно приклоняет ухо, потом начинает улыбаться и, видимо, шутить. Потом рвет бумажку с грехами: Бог простил. Батюшка накрывает епитрахилью теткину голову с торчащей из-под платка блямбой заколки, читает разрешительную молитву и крестит заколку. Потом благословляет. Женщина отходит красная, как из бани.

Сережа воодушевлен улыбками батюшки. Ему теперь не так страшно. Он поворачивается к народу и неловко кланяется. Кланяться он не привык, он же не японец.

Сережа достает красную папиросную коробку с грехами и показывает батюшке. От Сережи разит куревом. Лицо батюшки вытягивается, брови ползут вверх. Сережа начинает зачитывать грехи:

Ну вот я: курил... не молился... ругался матом...

Что это такое? - возмущается батюшка.

Я курил. Не молился... ругался матом... дрался...

Нет, я спрашиваю: что это такое? На чем это вы исповедь написали? На папиросной коробке? Из-под "Примы"? Вы с ума сошли? - краснеет батюшка в цвет коробки.

Дрался... Завидовал... Обманывал...

Ну, брат, ты даешь. Нашел на чем написать! - батюшка вне себя.

Занимался блудом...

"Вот это я нагрешил, - думает Сережа, - даже батюшку довел".

Хватит. Иди отсюда. Вон!

...давно уже не занимался, - бормочет растерянный Сережа, опуская голову и протягивая злополучную картонку священнику.

Тот обиженно отталкивает его руку, не желая рвать и уничтожать грехи Сережи. На лице его - все оскорбленное православие.

Придешь в следующий раз, артист. И без этих фокусов! Издевательство какое!.. - батюшка берет себя в руки. - Иди! Видишь, какая очередь!..

"Главное - сходил на исповедь, - думает Сережа уже на улице и щупает в кармане вытряхнутые сигаретки. - Во, чума! Переволновался... Теперь бы - покурить!.."

Сережа уходит и возвращается только через год.