Все дело было в проклятом яблоке. Петр догадался об этом только на шестой день.

Хотя невозможно четко утверждать, шестой ли был день. Время в этом месте как-то держалось сумерек.

...Сначала Петр очнулся в овраге, лежа на спине, и тут же почему-то полез наверх, цепляясь за траву и корни деревьев. Глина осыпалась влажными комками, холодила голые колени и ступни - Петя оказался в этом странном месте почему-то в трусах и майке. Бурьянная дрянь с корнем вываливалась из стены, а когда падала, на лету поворачивалась комлем вниз и вставала на дне, как вкопанная, образуя маленький лес, а Петя до белизны в косточках напрягал пальцы, чтобы удержаться за остатки корней. В овраге было темно.

Петр лез из злополучного оврага уже неизвестно сколько. Он не помнил, как туда угодил. "Здорово я приложился - всю память отшибло!" - удивлялся он, но не чувствовал на себе ни синяка, ни царапины и мучительно хихикал, пытаясь смешком отогнать страх перед пустотой в голове. Наконец, Петр достиг корней сосен, подтянулся на них и выглянул. Вид плоскогорья его не утешил.

Кругом, куда хватал глаз, просматривался сумрачный, безрадостный ландшафт. Кроме кучки корявых сосен на краю оврага, не было ничего. До самого горизонта, исчезающего в тумане, то есть, следовательно, до полного отсутствия горизонта, простирался ровный чахлый бурьян.

Под соснами сидел обычный человек в куртке и жарил что-то на костре. Наверное, это были грибы. Он нанизал их на сучок и вертел над огнем, а другой рукой ел яблоко.

Второе яблоко лежало рядом.

- Эй, - робко позвал Петя, - чувак, привет! Где это мы? Вот занесло-то, да?..

Парень не отозвался. В фигуре незнакомца Петя заметил что-то неестественное. Куда бы тот ни разворачивался телом, голова в шапочке оказывалась затылком к Пете. Петя испугался.

Он выбрался наверх и пошел к костру.

- Друг, поделись яблочком, жрать охота.

Фигура выпрямилась и как будто прислушалась.

- Или дай грибов: есть хочется, не могу.

- Не приближайся, - шепнули откуда-то сбоку.

Петя был уверен, что сказал это кто-то третий. Он растерянно оглянулся, никого не увидел и продолжил путь. Не успел Петя сделать и двух шагов, как сознание его помрачилось, и он снова оказался на дне оврага.

* * *

Было больно. Петя лежал между бурьянных столбиков и думал, что это сосны в миниатюре. Он даже погулял там немного. В маленьком лесу росли маленькие грибы. Они доверчиво улыбались Пете и рассказывали: "А у нас в Рязани грибы с глазами..."

Освещение не изменилось. Сумрак оставался сумраком. "Значит, когда я прибыл, было утро, а теперь день", - подумал Петя, но снова ошибся.

За сутки (ему показалось, что прошли сутки) Петя сделал несколько десятков безуспешных вылазок наверх и в обе стороны по дну оврага. Внизу происходило что-то еще более загадочное: стоило Петру отправиться на поиски выхода, как через пару минут он возвращался туда, откуда вышел. Место было вполне узнаваемое: по нарытому склону, среди выдерганной из-под корней земли, травяного кочковатого леса и грибных ласковых, немного испуганных глаз виднелись следы Петиных босых ног.

- Какой-то сюр, - бормотал замученный узник.

Петр устал плакать. Он взбодрился и решил переменить тактику. Выбравшись наверх, он распластался по земле и, медленно двигая конечностями, червяком пополз к костру. Необщительный сосед давно его не интересовал. Ему хотелось только яблока.

Полз Петя медленно, как часовая стрелка. Он надолго замирал и прислушивался: не проявится ли странный "комендантский" шепот.

Земля беспокоила нос неживой, картонной затхлостью. Не такой, как бывает весной, когда идет прозябение семян и извержение растений, и не такой, как осенью, с прелой листвой и дымком - земля воняла, как старый подвал, в котором когда-то хранили труп вместе с подгнившими овощами в размокших гофряных коробках. Петя старался отвернуть лицо от мертвенного духа земли и морщился. Потом он лег на спину и посмотрел в небо. Неподвижные, словно нарисованные, тучи меняли свои очертания незаметно для глаза. Петя понял, что он каким-то образом попал в чужой, крайне замедленный и враждебный мир.

Но как он очутился здесь? Сидел с ребятами, немного водки, немного наркотиков. Но вот экстези, наверное, было все-таки не кстати, да и чистый ли им продали... Что же было потом?..

А потом было только это, длинное и бесконечное, как лист Мебиуса.

* * *

Петя схватил яблоко!..

И проснулся на дне оврага. Рука ощущала яблоко, но держала пустоту.

Нахлынули жуткие воспоминания: мама ругается с отцом, сидит и режет все фотографии на две части - чтобы было без него; как Петю отправляют с детским садом на дачу, а оттуда он возвращается уже абсолютной безотцовщиной: мама отрезала папу. Петя больше никогда его не видел. Мальчиком он все время прятал от матери ножницы.

Петя свернулся калачиком и зарыдал без слез, скрипя от злости зубами. Шли шестые сутки, а ему ни разу не удалось схватить лежащее у ног Того яблоко. Все дело было именно в яблоке, Петя знал! В нем хранились все тайны, выходы и откровения, он это чувствовал и до судорог напрягался, чтобы во что бы то ни стало его добыть.

Сверху на скрючившегося оборванного узника упала раскрытая сосновая шишка. Петя вяло удивился, но почему-то обрадовался, взял шишку и пошарил меж чешуек в надежде найти семена. Было только одно. Петя усмехнулся и взял летучее коричневатое семечко в рот, ощутив давно забытый горьковатый вкус детства, когда еще был папа, когда жил на детсадовской даче в сосновом бору и собирал с ребятами блестящие маслята. Есть ему уже почти не хотелось, но пить...

Однако, шишка сама не могла прилететь сверху, если ее не принесло ветром, которого не было, или не сбросила птица, которых здесь тоже не было. Или не кинул человек. Значит, это послание. Надо было срочно проверить, может, что-то изменилось там. И Петя полез.

На поверхности по-прежнему, как в бесконечном кино, суетился у костра призрак без лица, а возле него лежало яблоко. "Второе не ест, - подумал Петя, - и грибы не ест, бедный, видно и его держат впроголодь". Петя уже не пытался ползти туда - все равно назад сбросят. Он возлег грудью на край и закричал, что есть мочи:

- Эй, ты, сволочь! Поговори со мной!

Неожиданно голос отозвался. Он доносился то с одной стороны, то с другой и был похож на шепот ветра.

- Что ты хочешь спросить?

- Я пить хочу.

- Хотеть не вредно.

- Почему я здесь?..

- Твоя память в этом яблоке.

- А почему ты вдруг стал отвечать?

Молчание. Потом голос все же отозвался:

- Потому что тебя похоронили, и одна молитва за тебя пробилась. Обычно за таких не молятся. За вас, отверженных, молиться - только себе вредить. Но в исключительных случаях, когда молитва пламенная, она дорожку себе пробивает... Это твоя мать помолилась.

Петя задумался.

- Мамаша?.. Блин, так я, оказывается, помер? Е-мае, прикольно! И что мне теперь будет?

- Ты шишку получил.

- Шишку... Эй, а где река эта... река Стикс и всякие бесконечные поля асфоделей?.. Хоть бы попить мне дал, ты, козел.

- Сейчас отключусь.

- А ты кто?

- Надзиратель.

- Ты надзиратель, а это кто? - указал он на призрака.

- Это утешение для твоих глаз. Милосердное попущение. Потом поймешь.

- Чо?.. Попущение? А это? - он обвел рукой замкнутое пространство.

- Это твоя одиночка, Петя.

Петя почувствовал злейшее отчаяние и заболтал ногами, словно в воде. Он ничего не понимал.

- Как мне получить яблоко, надзиратель х...? - заорал он.

Голос замолк. Призрак у костра замер и мелко задергался. Заело кадр.

- Ну ладно, ладно, прости за козла, больше не буду. Скажи, хозяин, что со мной произошло-то?

Призрак зашевелился и продолжил крутить на огне свой самодельный вертел. Голос тоже включился, как оживает диск на испорченном проигрывателе, и бесстрастно заявил:

- Так ты ж самоубийца, Петька.

* * *

На девятом дне или месяце небо спустилось ниже, и хлынул странно-обычный, не замедленный дождь, размывая кучу глины, на которой лежал узник. Петя вскочил и снова стал карабкаться.

Петина мебиусная яма быстро набиралась водой. Дождь хлестал заключенного по спине ледяными плетками, вода догоняла снизу. Скорость набора воды была такая, словно из всех прошедших Петиных дней время собралось, уплотнилось и выразилось в этом сумасшедшем дожде.

Петр еле успел выскочить на поверхность, как вода плеснулась наверх и поползла к костру с призраком. Костер зашипел. Выпрыгнуло из воды яблоко. Петя в радостном ужасе успел его подхватить. Его бросило на безлицего, протащило по нему и понесло дальше.

Вертясь в грязно-буром потоке, он подумал: "Я же умер, теперь нечего бояться", восторженно завопил и куснул добытое страшными усилиями яблоко.

И Петя вспомнил.

...Была водка и грибы. А еще немного экстэзи. Серега сказал, что если взять не один, а три зонтика, то не разобьешься.

Я сказал "покажи", и заржал. Серега полез на окно, но свалился со стула. И тоже заржал. Вовка о чем-то философствовал с Веркой, Верка ловила солнечный зайчик от его часов и хихикала, а я разговаривал с грибами. Но тут я вспомнил старое кино "Война и мир". Сказал: "Отойди, Серега, сейчас залезу на окно и буду пить водку ногами вниз, как долбаный Долохов". Он сказал: "Жжешь, красавчик".

Я залез и сел, сначала верхом, а потом-таки свесил ноги с шестнадцатого этажа. Внизу летали птицы. А еще ниже зияло отвратительное мировое дно, похожее на небо, в которое захотелось блевануть. Я сказал "давай водку". А Серега сказал: "Допили допинг, Петя, на, держи яблоко". И кинул.

Я не поймал.

А потом было чувство полета. Вот и все.

* * *

...Петя снова треснулся башкой и очутился на дне оврага, среди бурьянных сосенок. Что изменилось? Он снова полез наверх, к большим соснам. А может, он лез вниз, к небу. А может, не лез, а просто лежал и смотрел на бурьян. Там сидел призрак, чихал и разводил новый костер. Яблок у него уже не было.

Петя больше не клянчил. Он бросился вперед, как молния, и схватил призрака за воротник.

- Надзиратель?..

И привычно полетел в темноту, планируя на спине и дико хохоча.

28 марта.