Письмо в почте засветилось глубокой ночью. Громушин одним глазом глянул на экран. Бабуля. Не спит. У нее сейчас раннее утро - по ее часам на Медее. Купола-поселки там рассыпаны вокруг шахт и разрезов, каждый друг друга знает. Холодно, конечно, но люди ко всему привыкают и к месту тоже, даже стихи про ледяную Медею пишут. "Я сейчас от тебя далеко, на Медее буран третий год..."
Пишущая мемуары об освоении медейского рудника номер двести четыре Вероника Павловна всегда говорила, что рифмы не ее конек, а потом и вовсе занялась бизнесом. Но бизнесом каким-то поэтичным, как с ехидцей посмеивался иногда внук, оказываясь у бабули в окружении ее молчаливых подопечных. Лунные улитки - называла она их. А себя - их заводчиком.
- Какие же они лунные, если они медейские? - возражал Громушин.
- Лунные они, посмотри, они ведь похожи на Луну, в кратерах, морях и океанах, и в темноте светятся!
"А вот тут не поспоришь", - признавал про себя Громушин, косясь на странных, будто каменных, тварей. Улитки действительно походили на серый старый камень, покрытый выбоинами и пятнами. Были они размером с мяч для боулинга и той же убойной прочности. Поначалу все вздрагивали, когда видели эту вереницу меланхоличных ползущих существ.
Бабуля же их и обнаружила, когда как-то добиралась по подземной технологической трассе до рудника. Что-то там надо было уточнить в архиве. Местные геологи посмеялись и сказали, что "очень похоже на земную улитку, конечно, не те размеры, этот каменный панцирь, но оставляйте, передадим на изучение ваш экземпляр". А бабуля не оставила:
- Сами себе ищите экземпляр, я вам Ведьму не оставлю.
И прислала ее внуку.
Ведьма скоро принесла на свет еще с пару десятков камушков-улитышей. Внук по-быстрому десантировал их бабуле...
Громушин не успел еще ответить, прикидывая, что в письме "ничего особенного, ну бред ведь, спать охота", как прилетело еще одно письмо.
Вероника Павловна всегда отвечала быстро, будто партию в пинг-понг гоняла. Это ее: 'Написала три тысячи знаков, сижу пью кофей, имею право, свари себе кофейку, внучек, поболтаем!' Внук возмущенно сопел и тащился в кухонный закуток, варил кофе. Обычное "Привет, все хорошо, как у тебя дела" бабулю не устраивало - внук мрачен и депрессивен, непорядок, надо спасать. А вот "сегодня попрохладнее, всего сорок пять по Цельсию, сухая гроза, у меня выходной, читаю" как-то убеждало, она исчезала с экрана и, наверное, умиротворенно шуршала своими мемуарами.
Сейчас Вероника Павловна написала:
"Ты понимаешь, спят и все. Вторые сутки! Как же я их буду продавать, если они спят? А они нужны людям, ведь меня Ведьма спасла! От одиночества. Помнишь, ты ее называл каменной горкой. Каменная и есть. Невозмутимая и надежная. Живет со мной восемь лет. И если бы не она тогда, мне бы не выбраться..."
"Тогда" умер дед. Бабуля больше года выходила на связь странным образом. В гости не пускала, но в сети появлялась - постила фотографию вида из окна. Из окна виднелось обычное медейское - стужа, камни, шахтовые роботы, маяк. Маяк медленно крутился, и по его изменениям в пространстве можно было думать, что дни на фото разные. И вот однажды фото с маяком не появлялось неделю. На второй день стали потихоньку искать, спрашивать знакомых, обзванивали архивы. Ничего, тишина.
А Вероника Павловна тогда экипировалась в комбез свой допотопный, тяжеленный и пухлый, и отправилась в очередной поход за уточнением для своих воспоминаний. Шла по одному их этих длиннющих технологических лабиринтов, куда-то не туда свернула. И заблудилась.
- Чувствую, выйти не могу к архиву, кружу, - рассказывала она. - Устала. Села на каменюку какую-то, плачу. Весь шлем слезами залила, подача кислорода хлюпает, а я рыдаю, что меня никто-никто не найдет. Потому что слышу, что транспорт где-то вдалеке проходит, а в мою сторону ни один чертов вездеход не идет! Соображаю, сколько еще кислорода в баллоне. Комбез тепло часа три продержит, дальше - каюк, даже с кислородом. А каменюка подо мной вдруг тронулась, пошла, переваливаясь на булыганах. Ну все, думаю, бабушка, приехали, мозги совсем набекрень встали. Еду...
Оказалось, что ехала она на улитке...
Ведьма лунно виднелась в углу спальни, подсвеченная монитором. Громушин с чистой совестью и слипающимися ото сна глазами отписался бабуле:
"Ведьма спит в углу. У меня ночь, бабуль, утром на вахту. Обещали электрическую бурю, может, Ведьма чует".
"Восемь лет не было никакой спячки, восемь лет они ели свой уголь и мел и путешествовали по комнатам!" - бабуля ответила тут же, будто сидела в засаде.
Громушин вздохнул, сонно перебирая версии. Выдал:
"Может, они как яблони, отдыхают раз в восемь лет".
Бабуля затихла... А Громушин уснул, обняв Соню. Соню бабуля не знала. Зато знала Ведьма и даже катала ее пару раз, а это у Вероники Павловны зачет... Через несколько часов Соня убежит в свою оранжерею...
"Утром" в чатике от бабули было лишь одно сообщение:
"Ведьма - синоптик. Определенно. Электрической бури не было у вас восемь лет".
Синоптик не выползал из своего угла до окончания бури...