Всю ночь с ума сходил ветер, охапками срывал пожелтелую листву и бросал мне в окно. И успокоился лишь к утру, устлав дорожки жёлто-бурым ковром. В парке не было ни души.
Лишь мы с Вольдемаром вышагивали бок о бок. Эти ранние прогулки стали нашей негласной традицией. Они не были вызваны ни пробежкой до супермаркета, ни жаждой к бегу трусцой, ни к чему-то ещё. Мы гуляли. В полвосьмого утра. Как два идиота.
- Ты слышал? Ночью была настоящая буря, - сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
- Слышал, - ответил мой собеседник и зевнул, - я перечитывал Бунина. "Завтракали мы в этот день до одиннадцати часов вечера" - на этом месте я надолго завис.
- Не лги, Вольдемар, - ухмыльнулся я, - всю ночь под завывания ветра я слышал позывные "Регаты". Ты шнырял на каком-нибудь навороченном звездолёте в каньонах Криры или в газовых облаках на Ильтее. А потом забавлялся с красотками в борделях на "Перекрёстках миров". Вряд ли тебе было дело до непогоды за окном.
Мы оба приветственно кивнули. Ровно в семь сорок пять возле ржавого остова колеса обозрения мы каждый раз раскланиваемся с меланхоличного вида гражданином.
Миновав его, мой собеседник в очередной раз предположил:
- Альдебаранец?
- Неет, - протянул я, - при таком-то цвете лица?
Некоторое время идём и молчим. И в этом есть своя прелесть.
- И заметь, это только твоя прелесть, - вредоносно отвечает Вольдемар.
- Здрасссьте, - опять отприветствовали мы в голос очередного "прогульщика", такого же, как мы с Вольдемаром, ненормального.
С этим мы всегда встречались ровно в восемь у фонтанчика с водой. Перед ним бежал мопс серии "прогулочная собачка". Лет пятнадцать назад такие пользовались особенной популярностью. Я вздохнул.
- А раньше собаки были живые, - сказал я, ежась и засовывая руки глубже в карманы, - они ходили с хозяином на охоту и приносили ему тапки утром.
- Я могу сходить с тобой на охоту, - ответил флегматично мой собеседник, - при условии, что тапки ты принесёшь себе сам.
Мы шли уже час. Свернули на конную тропу, усыпанную листвой.
- Что ты делаешь? - спросил Вольдемар, удивлённо покосившись на меня. - Ты ведёшь себя, как болван.
Тут только я понял, что странным образом протягиваю туфлей по земле, поддеваю собранный изрядный ворох листьев и подпинываю его. Вот так... Потом другой ногой проделываю то же. Нда.
- Кхм... Пахнет-то как!
- Надо же, наконец-то, заметил! - пробормотал с издёвкой Вольдемар. - Твой кофе, между прочим.
Вольдемар кофе не пил. Принципиально. Чтобы не пускаться в споры со мной о том, какая фирма подделывает аромат кофе лучше.
Я вздохнул и с сожалением прошёл на кухню. Действительно, кофе убежал. Вольдемар последовал за мной к столу.
- Ты не выключил воспоминание. Всё приходится делать за тебя.
- Ну, уж, таки и всё, - бурчал я, наливая из турки себе в чашку кофе, - вот кофе себе я варю сам.
- Рад за тебя. Ты ещё и в сортир сам ходишь. Как ты мог об этом забыть, ума не приложу, - Вольдемар сидел напротив меня.
- И с этой язвой я живу восемь лет, - я длинно потянул кофе.
Обжёгся.
- Вот дурак, каждый раз одно и то же! - хмыкнул восторженно Вольдемар, глядя на меня.
- Сам такой, - парировал я.
И потянулся к мягкому сыру. Поискал глазами хлеб.
- Сегодня буду поздно, - промямлил я с полным ртом, - приду не один, приберись тут.
И встретился с суровым взглядом. Но обожжённая губа болела, и я решил не делать поблажек:
- Да-да-да!
- Это невыносимо, - наглец повернулся ко мне спиной.
Как будто это я разбрасываю везде вещи?!
- Ты.
А эти... эти ночные... регаты! Они мне спать не дают!
- А мне надоели твои дурацкие прогулки.
- Не смей пользоваться моим коммуникатором, гад!
Когда я перестаю отвечать вслух, Вольдемар, с присущей ему флегмой прослушивает мой вживлённый коммуникатор. Стоило только раз попросить его разбудить меня.
- Ну и что? - прилетело мне, натягивающему плащ, уже в спину.
Хлопнув дверью, я почувствовал некоторую компенсацию за ущемлённое самолюбие. Ухмыльнулся и подумал "ладно, завтра я ему устрою".
Утро. Полвосьмого. Аллеи парка в туманной измороси, сеявшейся из тучи над головой. Я раскрыл чёрный большой зонт с деревянной ручкой, посмотрел на небо и спустился с крыльца.
- Да-а... Погодка! Градусов пять не больше. Того и гляди, пойдёт снег! - проговорил я и оглянулся.
Вольдемар мрачно промолчал и не сдвинулся с места.
Пошёл дождь. Крупные капли ударили по зонту, брызнули мне в глаз. Изо рта шёл пар. Дождь набирал силу.
Я прищурился и, сложив губы трубочкой, посвистел.
А в ответ тишина.
Я посвистел ещё раз.
- Когда-нибудь я изловчусь и помечу твои штаны, - проворчал Вольдемар, спускаясь с крыльца, - в такую-то погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит.
Он шёл рядом, откровенно прижимаясь ко мне. "Подхалим, под зонт лезешь".
- А то.
Мы замолчали. Говорить не хотелось. Вольдемар лишь хмыкнул, когда мы в семь сорок пять повстречали нашего альдебаранца.
- Умгум, - буркнул я, - и не говори, повадился.
В восемь мы раскланялись в очередной раз. Гражданин с миниатюрной псинкой модели мопс.
- Твоё воспоминание пользуется популярностью, - проворчал Вольдемар, - не пойму, только, за что.
- А вы не хотели бы продать вашу собачку? - полюбопытствовал, уже поравнявшись, хозяин мопса.
Я покосился на Вольдемара. "Слишком много для одного утра, бедный Вольдемар".
И мы молча прошествовали мимо. Через некоторое время я сказал:
- Я скачал новую версию красоток на "Перекрестках миров".