Тимашев Игорь Васильевич : другие произведения.

Азимут

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    То, что написано в маленькой подборке "Азимут"-реальные события и люди, которые могут узнать себя.

  
  
  
  

Игорь Тимашев

Азимут

2008

   Вместо введения.
   Время бежит быстро и с каждым годом все меньше остается участков на нашей планете, которых не коснулась цивилизация. Не является исключением и территория нашего Севера. Поэтому, на мой взгляд, представляет интерес видение, впечатления и описание того, что я и мои товарищи получили пройдя пешком и проплыв на байдарке многие тысячи километров по Кольскому полуострову, приполярному Уралу, Сибири в последние десятилетия 19 -го столетия.
   Первая часть этих воспоминаний изложена в виде отдельных рассказов, в которых описано то, что реально происходило и больше напоминает документальный отчет. Не изменены и имена моих товарищей.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Река Сыня (1963г.)

  
   Если поглядеть на карту Приполярного Урала, то выбирая маршрут водного путешествия, неизбежно наткнешься не речку Сыня. Она чрезвычайно удобна тем, что беря начало на Уральском хребте, пересекает железную дорогу в полутора -двух километрах от одноименной станции и примерно через сто пятьдесят километров впадает в реку Усу, приток Печоры, по которой можно добраться, своим ходом или на попутном траспорте, до города Печора.
   Для меня это было первое серьезное путешествие: еще бы, месяц в тайге, в новых местах, охота, рыбалка, грибы, ягоды...
   Компания - пять мужиков примерно одного возраста 30-35 лет. Снаряжение - две складные, каркасные лодки, палатка и прочее, необходимое для автономной жизни на месячный срок, имущество.
   Сошли мы на станции ранним утром одни. Прохладно, хотя только 15 августа. Невдалеке низенькие дома, какие-то бараки, около путей доcщатый павильён с надписью "Сыня". Решили подождать, пока народ начнет просыпаться и появится на станции, а пока перекусить оставшимися дорожными припасами. Вот появилась женщина с девочкой 7-8 лет. Остановили ее и спросили:
  -- можно ли найти какой-либо транспорт, чтобы подкинуть наши вещички до реки ?
   Она ответила:
   -сейчас мужики на тележке поедут путь ремонтировать, они вам ваше снаряжение и смогут подвезти. Да с ними и мой мужик будет. В конце нашего завтрака мы разрезали арбуз и дольки его лежали на куске прорезиненной ткани -серебрянке. Девочка потихоньку потянула маму за руку и спросила:
  -- а что это такое они едят?
   . Мы переглянулись и кто-то из нас ответил:
  -- это арбуз, да вы возьмите, у нас есть целый, вот-
   и протянул его женщине.
   Надо было видеть, как она ему обрадовалась.
  -- Ой, спасибо, спасибо,
   и быстренько повернула к дому.
   Через полчаса, или около того, появились трое мужиков и направились прямо к нам.
   -Здорово, сейчас подгоним дрезину и поедем.
   Дрезина оказалась простой путевой тележкой, которую надо толкать руками, но это всё же не на себе. Доехав до реки, мы сгрузили свою амуницию и предложили деньги. Один из рабочих замахал руками:
  -- что вы, что вы. Вы такую радость доставили нашим ребятишкам. Они арбуз сроду не видали, только на картинках. Нет уж, это вам спасибо. Вот мы все не решаемся у вас спросить: а что вы у нас ищете, руду какую, или что?
  -- Да ничего мы не ищем, мы приехали отдохнуть.
  -- Отдохнуть? Отдыхают на юге, на море, а у нас что? Нет уж, не хотите говорить, не говорите, но кто же поедет сюда отдыхать.
   С тем они и поехали, толкая перед собой тележку с нехитрым путейским инструментом.
   Под мостом оказался уютный песчаный пляжик, на котором мы собрали лодки, погрузили свою амуницию, разместились сами и поплыли вниз по течению.
   В любой компании, число членов которой превышает два, обязательно найдется тот, который все знает. Нас было пятеро и такой член команды сразу же объявился.
   Рудольф, еще только мы приступили к сборке лодок, стал покрикивать:
   - Это же шпангоут, а ты куда его пристраиваешь? Это не веревка, а киперная лента. Что ты диметилом мажешь всю рожу? Надо только уши и шею. Рюкзаки надо сложить в лодки горкой, тогда хоть не намокнут.
   Можно было подумать, что это асс походов, первопроходец, умудренный большим опытом следопыт, охотник и рыбак. Но мы то точно знали, что кроме как на прогулочной лодке в парке Горького он нигде и не на чем не плавал, а потому воспринимали эти замечания в полуха. Но не все. По тому же закону, который выдвигает " советчиков", как проявление дуализма ( см. марксизм-ленинизм) обязательно находится оппонент, который эти указания, а заодно и все вообще, подвергает сомнению. Как только образовалась такая пара, начали разыгрываться спектакли. Любое слово Рудольфа тут же подхватывалось Сашей, поворачивалось, изворачивалось и возвращалось обратно в совсем другом виде. Слово за слово и возникала дискуссия, а потом и перебранка. Иногда состав собеседников (если тема была плодотворной ) расширялся до трех и даже до пяти участников. Вместе с тем на моей памяти не было хотя бы одного случая, когда стороны приходили к соглашению. Так вот, одна из таких неисчерпаемых тем относилась к болотистой местности на Западе от реки Сыня. На карте она обозачена как Устьваньюр. Одна сторона утверждала, что эти болота непроходимы, другая, что нет непроходимых болот. Какие только доводы не приводились, лица краснели, кулаки сжимались, а задача никак не решалась, тем более, что в доводах также встречались некие нюасы, схватившись за которые спорщики уходили в совершенно в другом направлении, чего сами воины, увлеченные собственно процессом , и не замечали.
   Тем временем лодки неспешно двигались по течению реки, которая в этом месте была шириной пятьдесят- сто метров. Берега реки заросли мелким кустарником, за которым стеной стоял смешанный березво-еловый лес. Такая тихая и уютная речушка могла бы быть где-нибудь в Московской или Рязанской области. Но все же было и нечто характерное в этом пейзаже. Приглядевшись, начинаешь выделять и разницу в отдельных компонентах: елочки здесь постройнее и лапы плотно прижаты к стволу. Они как бы одевают, оберегают его. Во многих местах видны проплешины белого ягеля, вдоль берега, прямо в воде стоят заросли водяного вязеля, напоминающие наш лопух.
   Комарье и мошка, досаждавшие нам на берегу, там и остались. Редко, редко прозвенят отдельные особи. Чистое небо, солнышко, покой- благодать. Но охотничьи и рыбацкие инстинкты не позволяли сколько нибудь долго сохранять это созерцательное настроение.. Вот среди листьев вязеля мелькнул силует утки, а по заводи на повороте реки разбежались круги от всплеска какой-то большой рыбы. Тут же флотилия распалась. Одна лодка стала тихонько красться вдоль берега, а другая направилась в заводь к нависшим над водой крупным ивам.
   Первый выстрел и первая утка, но рыбаки добычливее. За пять- десять минут они поймали штук пять довольно больших - килограмма на полтора, язей. Если охотник я был хоть какой-то, еще с самого раннего детства, лет с 10-12 , я ходил с отцом на охоту, а в 14-15 уже довольно хорошо стрелял, в том числе и по летящей птице, то рыбак я был никакой, а с спининг вообще не держал в руках. Мне непривычно и интересно было наблюдать, как на железку, именуемую блесной, ловится рыба, как мечется она на леске, какой азарт охватывает рыбаков, когда они стараются каждый побыстрее забросить блесну в самое, с их точки зрения, привлекательное для рыбы место. Но язи "сидели" почти под берегом, под нависшими над водой ветвями деревьев, и бросать блесну далеко не было никакой необходимости. Достаточно было опустить ее практически вертикально в воду и там подергать вверх, вниз.
   Плывем дальше, делясь впечатлениями. Неожиданно речка помелела, а течение усилилось, посредине возник песчаный островок, разделивший ее на две протоки. Блесна, брошенная в самую быструю струйку, только коснувшись воды, была схвачена рыбой, которая принялась тоскать ее туда, сюда. Хариус. Лодки тотчас ткнулись в островок и три спининга замелькали, зазвенели катушки и хариусы стали попадаться один за другим. Я взял одного и стал рассматривать. Красивая рыба, граммов 600-700, удлиненное, слегка сжатое с боков тело, внешне похожа на крупную селедку, но верхний плавник словно яркий веер. Особенно широко распускает он его тогда, когда пойманный на тройник блесны , выскакивает на поверхность воды. В лучах заходящего солнца вспыхивает он тогда , словно маленькая радуга .
   Я только наблюдал рыбную ловлю, но и меня она полностью захватила. Присмотревшись я иногда видел, как, казалось бы из ничего, прямо из прозрачной воды и желтого песка, вдруг появлялась открытая рыбная пасть и хватала движущуюся против течения блесну. Появление и бросок были такими неожиданными и быстрыми, что уследить подход самой рыбы мне никак не удавалось. Каждый раз я видел только завершающую фазу.
   Неожиданно резко, как по команде, клев прекратился. Блесны шлепались, катушки крутились, но ничего, пусто.
   Только много лет спустя, накопив приличный опыт, мы узнали, что хариус, в смысле его ловли, весьма особенная рыба. Он может не брать блесну, но отлично ловиться на мушку. Он может ловиться какой-нибудь один час днем, или ночью. Он может ловиться только на мушку, которая двигается только под определенным углом к направлению течения воды. Измени этот угол и такая мушка его вовсе не интересует.
   Но это было потом, а сейчас рыбаки просто кончили "стегать" воду и поплыли дальше, выискивая место для стоянки, так как уже завечерело.
   Погода была хорошая, тепло, безветренно и мы поставили палатку на открытом месте, на песчаной косе. Но и сюда слетелось к вечеру несметное войско комаров и мошек. У нас был изрядный запас лучшего в то время противокамариного средства - диметилфталата, которым мы и начали усердно мазаться. В процессе этого мероприятия, в соответствии с вышеизложенным принципом, сразу же возникла словесная баталия. Рудольф стал развивать тему, как и где лучше наносить диметил. На что Саша ответил:
  -- вообще мазаться не надо, надо вырабатывать имунитет. Чем больше накусают, тем лучше, тем быстрее и эффективней он будет действовать.
   Сказав, он взял спининг и пошел к излучине реки, туда, где лес подступал прямо к реке и комарья было существенно погуще.
   Первый день нашего путешествия кончался у костра за обильным ужином с ухой, жаренными рыбой и утками, а также долгим чаепитием с воспоминаниями.
   Костер располагает не только к беседе, еще больше он направлен на созерцание, на обращение к собственному я. Когда улеглись все дневные заботы и отступила суета, стремление куда-то двигаться, что-то делать, вот тогда-то и начинаешь замечать, что край неба, нависший над темнеющим, покрывающимся прозрачной дымкой лесом, вдруг приобретает какой-то фантастический цвет и кажется таким глубоким, что не умом, а всем существом осознаешь его бесконечность, а вокруг такая тишина, что даже легкий шум ветвей и потрескивание костра становятся ведущей партией в приглушенном хоре окружающего мира.
   В такие минуты хорошо поются песни, читаются, или слагаются стихи.

Я видел фиолетовый закат,

Тревожные сиреневые тени,

Мятущийся, как знамя водопад,

И каменные лбы в скользящей пене.

Я видел неподвижный черный бор,

Застывший, как монахи на молитве,

И кремнистые гребни гор,

Суровые, как воин после битвы.

Такой бывает перед ночью час,

Зовущий всяко сущее молиться,

Когда так ясно слышен божий глас,

В поклоне указующий склониться.

Бывает он торжественен и тих,

А мир вокруг другим, преображенным,

И губы шепчут покаянный стих

И предстаешь пред миром обнаженным.

   Спать впятером в трехместной палатке тесновато. Разместиться можно только лежа на боку и только на правом, или левом. Когда кому-нибудь становится невмоготу лежать на одном боку и он начинает поворачиваться на другой, эту же процедуру приходится проделывать всем остальным. Это, как хождение строем: "на праву", " на лево". Однако это совсем не помеха спокойному и глубокому сну. Четыре- пять часов- и ты уже вполне отдохнул, тем более, что раннее утро- самое время для охоты и рыбалки. Еще практически темно, но вдруг замечаешь, что можешь спокойно повернуться и даже лежать на спине. Догадываешься, что это кто-то самый нетерпеливый уже покинул палатку и, схватив ружье или спининг, или то и другое вместе, направился к реке или в лес.
   В Москве я не занимался ни охотой, ни рыбалкой. Поэтому у
   меня не было ни ружья, ни спининга. Собираясь в этот поход, я взял только мелкашку Алексея, но что с ней делать в темном лесу? Однако и лежать одному в пустой палатке как-то неуютно, Тем более, что копошение и сборы друзей совсем прогнали сон. Вылезаю из палатки и берусь за топор. Постучав минут пятнадцать, заготавливаю дров на хороший костер, подвешиваю котелки с водой и, убедившись, что костер горит нормально, отправляюсь понаблюдать за успехами рыбаков. Найти их совсем просто по жужанию катушек и шлепанью блесен о воду. Пробираясь по берегу реки, то и дело смахиваешь за шиворот холодные капли росы, хотя и выискиваешь наиболее открытые места. Берег невысокий - полтора, два метра, а местами вообще полого сбегает в воду. Кое где от кустов воду отделяют песчаные пляжики, иногда косой уходящие довольно далеко от берега. Вода бежит спокойной, но довольно быстрой массой, ускоряясь на песчаных перекатах. Под ногами сплошь черничник, но ягод в сумерках не видно. Потихоньку рассветает и тут я вижу, что до меня уже кто-то шагал по росистой траве и черничнику- след выделялся достаточно четко. Продолжая идти я заметил, что след какой-то странный, человек так бы не выбирал дорогу. Зачем ему протискиваться под нависшими еловыми лапами или напрямую продираться через кусты? Я стал приглядываться внимательнее и через несколько шагов увидел, что след прошел через мокрый прибрежный песок, на котором четко отпечаталась как бы нога босого человека, вот только размер великоват. Я рядом отпечатал свой - сапога 45 размера, который показался совсем маленьким , будто след ребенка рядом со следом взрослого человека, да и глубина моего отпечатка была значительно меньше. Я раньше никогда не видел медвежьих следов, но тут сомнений не было- медведь, да еще здоровый. Хоть мелкашка и не очень серьезное оружие против медведя, но я тут же ее зарядил. Все не с пустыми руками.
   Совсем рядом оказался Алексей. Он вытаптывал в густой траве местечко, чтобы она не мешалась при забросе блесны.
  -- Ты тут никого не видел- спросил я.
  -- Нет, а что?
  -- Иди, посмотри, какие тут мужики гуляют?
  -- Мы постояли, посмотрели.
  -- Да, ничего себе зверюга и ведь совсем недавно прошагал, наверное у меня за спиной. Что он непуганый совсем что ли? Хоть и говорят, что медведи в эту пору на людей не нападают, поглядывать надо.
   -Ладно, как рыбалка?
  -- Да поймал пару щук.
  -- Давай я их заберу и пойду пожарю, а ты скажи ребятам, чтобы через часок подходили.
   Я вернулся к костру. Там уже хозяйничал Саша. Он тоже поймал щук и успел их почистить.
  -- Что у тебя найдется место в противне, я еще пару принес?
  -- Давай, лишними не будут.
   Завтрак, сборы и только часов в 12 мы двинулись дальше.
   Что же за прелесть неспешно плыть по уютной, лесистой речке. Спокойное, не медленное, но и не быстрое течение, недлинные, метров пятьсот плесы, открывают все новые и новые пейзажи. Берег то отступает, открывая луговины с высокой травой, то надвигается на речку, могучими елями с кое где вкрапленной березой. Судя по карте, впереди должны быть деревни. Правда, как сказали нам на станции, они давно заброшены. Но по названиям: Дьяг, Неофид, Вавилон можно было судить, что это старообрядческие поселения. На станции же мы узнали, что на всей реке, от железной дороги до устья, живет один старик -Красноперов со своей старухой. Почти, как в сказке. Но не у самого синего моря, а на речке.
   Для себя мы решили, что плывем до этих деревень, или какой-либо из них, и, если понравится, то проживем там несколько дней. Резон в этом решении мы видели следующий: место для поселений наши предки выбирали с большой оглядкой, наверняка в лучших местах. Кроме того там наверняка остались дороги, или хотя бы тропки.
   К дому Красноперова мы добрались к концу второго дня.
   На высоком, метров пять- шесть берегу, в месте, где река образует широкий до полукилометра разлив, виднелось несколько построек, за которыми раскинулся большой луг. На лугу паслись корова и лошадь, далее виднелось несколько стогов сена. К реке сбегала простенькая лесенка прямо к маленькому бревенчатому причалу, к которому была привязана плоскодонка. Тут же бегала здоровая, пушистая сибирская лайка. Когда мы подплыли, она даже не залаяла, а только приветливо помахивала хвостом, но близко не подошла. Мы причалили и пошли к дому. Навстречу нам вышел хозяин с окладистой рыжей бородой. Мы представились и он пригласил нас в дом, попить чайку. Дом его построен по северному складу: выстланное дощатыми плахами подворье, огороженное высоким забором с калиткой и воротами, в глубине два сарая, затем крытый сеновал и ближе к калитке вход в дом. Наружная дверь ведет в просторные сенцы, в которых вход в жилую часть дома и несколько дверей в коровник, стойло лошади и в другие хозяйственные помещения, включая чистый и опрятный туалет. Жилая часть разделена большой русской печкой на две половины- кухню и горницу. В горнице большой стол, стулья, по стенам широкие лавки. Все окна обращены к реке. Мы выложили на стол наши московские гостинцы: конфеты, колбасу, еще что-то и пару бутылок "московской", хозяйка свою снедь: соленую и жаренную рыбу, грибы, ягоды и большую миску сливок, точнее (по консистенции) сметаны.
   Хозяин, когда мы еще не садились за стол, спросил:
  -- можете ли вы посмотреть ходики, остановились, не идут?
   Я немного поковырялся в них, там была какая-то незначительная поломка, и они пошли. Дед этому очень обрадовался: -больно плохо без часов.
   Просидели мы за "чаем" час три. В основном слушали хозяина. Согласитесь, двое пожилых людей практически оторванных от всего мира. Все сами, а ведь северное лето коротко. Надо запасти пропитание на зиму и себе и двум животинам. А это работа, работа от темна до темна. Мы, как только увидели этого "деда", отметили его розовое, без единой морщинки лицо. Только спокойные, мудрые светлозеленые глаза показывали, что ему уже порядочно лет, но по лицу ему можно было дать и тридцать. Однако его подруга выглядела весьма пожилой, хотя, как оказалось, была на семь лет моложе. Что еще обращало на себя внимание, так это правильная речь. Они и с нами и меж собой говорили, четко выговаривая слова, речь лилась легко и свободно, будто читали книгу. Они оба грамотные и в свободное время, как нам сказали, любят почитать божественные книги. Несколько таких книг, как это можно было судить по потертому кожаному окладу, аккуратной стопкой лежали на столике в углу. Ни икон, ни лампады там не было. Думаю, что они принадлежали к какой- ни будь секте, близкой к старобрядцам , хотя какой-либо строгости в обращении с посудой видно не было. Хозяйка поставила на стол общие стаканы, чашки, тарелки, не выделяя своих. Запомнился один эпизод встречи хозяина с медведем. В разговоре мы его спросили:
   -не досаждают ли медведи, или другие хищники в их житье, бытье? Он ответил:
  -- был один случай, повадился ходить медведь, пришлось его пугнуть, да только он меня сам пугнул, покусал он меня.
   Хозяин закатал руку и показал насколько довольно больших шрамов на предплечье.
   -А было так. взял я винтовку, зарядил ее одним патроном. ( это была старая однозарядная винтовка) и пошел "попугать" медведя, который держался в одном и том же месте. Стояла поздняя осень, земля и болота подмерзли, ходить было легко. Вот невдалеке показался и медведь, который так привык к человеку, что особенно и не обращал на меня внимания. Смотрю, занимается своим делом: что-то раскапывает, собирает и, время от времени поднимая голову, громко чавкает. Здесь меня черт и попутал. Ведь не хотел его убивать, а тут посмотрел: большой, шерсть лоснится, сразу тебе и постель и мясо для собаки. Сами-то мы медведя не едим. Он без шкуры, как человек. Прицелился я и выстрелил. Медведь упал. Повесил я винтовку на плечо и только сделал несколько шагов, как медведь вскочил и ко мне. Не успел я повернуться, как медведь меня сбил, лапу поставил на грудь и сопит. Дескать, что же это ты друг, мы же друг друга не трогали, а ты ...? Потом опустил голову, куснул за руку и ушел. Встал я, кровь бежит, но рука двигается. Снял ремень с винтовки, перетянул руку и домой, благо не очень далеко.
   Дома бабка приложила травы, перевязала. Ну, думаю, надо идти добивать. Он теперь раненный, злой. Придет, задерет скотину, или чего еще натворит? Посидел, посидел, взял винтовку и пошел. Нашел то место, где стрелял. Смотрю - кровь . Есть она и по следу, которым медведь шел. Иду потихонечку, смотрю, чтобы он неожиданно не выскочил. Недалеко так прошел, смотрю что- то под елкой шевелится. Встал за елку, вижу медведь сидит и бок лижет. Достал из кармана еще патрон, взял в зубы. Положил винтовку на сук, рука то болит, прицелился и выстрелил. Подождал минут пятнадцать. Тихо. Подошел - не шевелится. Потом вдвоем со старухой, да она тогда еще молодая была, прошло то с десяток лет, запрягли лошадь в сани, на телеге было не проехать, и притянули его к дому. Здоровый был, еле его затолкали. А так, охотится тут один на медведей, с реки приезжает. Он каждый год их добывает, иногда и не одного. У него собаки, они держат медведя, а он стреляет из мелкашки.
  -- Из мелкашки?
  -- Да, из мелкашки. Правда он как-то патрон подсыпает, чтобы выстрел был сильнее.
   Слушая рассказ этого человека, начинаешь понимать, что люди могут жить в таких условиях только гармонически вписываясь в окружающий их мир, не вторгаясь, а уживаясь с живой и растительной природой, понимая, пусть даже и интуитивно, что человек никакой ни царь природы, а только ее составная часть.
   Занимаясь техническими, научными и другими городскими делами, мы сами и не заметили, что оборвали многие ниточки, связывающие нас с общей системой, название которой земля. Мы легко перешагиваем через многие "табу", выработанные долгим и трудным практическим опытом предшествующих поколений. То, что для наших дедов было величайшим грехом, который он не мог совершить не потому, что его удерживал какой-нибудь закон или указ, а потому, что он понимал - это противно самой природе. Мы же списали весь этот опыт на дремучесть, необразованность и невежество и теперь в полной мере пожинаем плоды собственного варварства, ибо дремучими и невежественными, несмотря на некоторую образованность, оказались сами.
   Общение с этими простыми, но мудрыми людьми очень здорово повлияло на всех нас. Я глядел на своих друзей и видел в их глазах, что они невольно примеривают на себя увиденное и услышанное и их мысли направлены примерно в том же направлении, о котором я только что написал.
   Весла ритмично погружались в воду, спокойно журчала вода, но ни всплески рыбы в прибрежных зарослях, ни налетевшая утка не вызывали стремления тут же бросить блесну или схватиться за ружье. "Народ" размышлял!
   К вечеру пошел противный, мелкий дождичек и не было заметно, что он скоро кончится. Чтобы зря не мокнуть вскоре мы встали на ночлег. Палатку и костер устроили под большими раскидистыми елями, под которыми было совершенно сухо и дождь ощущался только тогда. когда выходишь на открытое место. Несмотря на относительно теплую погоду комаров и мошки практически не было. Времени до ночи - несколько часов. Поэтому не спеша стали готовить ужин, кто- то сходил ,поймал пару щук. Рудольф услышал рябчиков и вскоре принес ровно пять штук, по одному на нос. Жаренная рыба и рябчики, долгий, до поздней ночи, чай около уютного костра, под легкий шум так и не окончившегося дождичка, тихие вечерние беседы...
   Утром, еще только, только рассвело, я взял мелкашку и пошел прогуляться вдоль реки и по тайге. Около реки идти оказалось трудно. Мелкий кустарник, да еще сырой после вчерашнего дождя или высокая, в рост человека, трава, через которую ничего не видно. Поэтому я отошел метров сто пятьдесят- двести от берега, но так, чтобы все-таки видеть речку и двинулся вниз по течению.
   Уже совсем рассвело, тучи рассеялись еще ночью и лучи солнца скользили по самым верхушкам деревьев. Неожиданно раздался громкий, мне показалось очень громкий, шум крыльев и какая-то большая птица замелькала в просветах ветвей. Кто это был: глухарь, тетерев или другая какая - ни будь птица?- определить я не сумел. Пройдя еще совсем немного я спугнул стайку рыженьких птиц, вспорхнувших с эемли и рассевшихся на ближних деревьях. Особенно четко было видно одну на голом суку березы. Хохолок на голове? Да это же рябчики, самая дичь для мелкашки. Прислонившись к стволу я аккуратно прицелился и вот она, моя первая добыча. К первой я добавил еще пару, остальные куда-то подевались. Но и это что-то.
   В тайге один я впервые. Все необычно, все интересно. Внизу под ногами в основном черничник, но ягод мало. Кочкарник, идти тяжело. Много поваленных, полусгнивших стволов деревьев, вокруг которых, если они на открытых, освещенных местах заросли иван-чая, покрытые, словно покрывалом, розовыми цветами. На возвышенных местах, а иногда и на кочках, черничник переходит в брусничник, на котором, по моим представлениям, ягод очень много. Найдя такую, наиболее богатую ягодами делянку, я стал горстями отправлять их в рот. Но вот местность стала немного выше и я вошел в березовую рощу. Под ногами ровная, твердая почва, покрытая невысокой травой. Ровные, сантиметров двадцать пять у комля, березы стоят редко и от того роща, а иначе и не назовешь, кажется светлой и радостной. Особенно удивило обилие грибов. Столько я не видел никогда. Больше всего было подосиновиков и подберезовиков, но и других: сыроежек, волнушек. маслят ..., тоже хватало. Я достал из кармана сумку и стал их собирать. Брал я в основном подосиновые, причем те, которые поменьше. Но и крупные, величиной с тарелку, тоже были чистыми и крепкими. На сбор целой сумки ушло около десятка минут. С такой ношей прогулка малоприятна и я повернул к лагерю.
   Когда подошел к лагерю, солнце уже поднялось довольно высоко и стало даже жарко. Костер не горел, у палатки никого не было ... Оказалось, что мои сотоварищи спокойненько дрыхли.
   Пошел на речку, почистил грибы, ощипал и выпотрошил рябчиков. Кстати, в зобах у них оказалась одна брусника. Значит и охотиться на рябчиков надо там, где ее побольше.
   Вернулся, развел костер, для этого пришлось постучать топором. В палатке молчок. Ну и бог с вами. Поставил противень и стал жарить грибы и рябчиков. Этот дух достал. Послышалось ворчанье, потом кто-то, что- то громко сказал и из палатки высунулась физиономия.
  -- Чем у тебя это так вкусно пахнет?
  -- Да нет, без ста граммов не разберешься! Примитивный бартер.
   ( заметьте, мы уже тогда знали это словечко из словаря , ныне облюбованного современными бизнесменами). Я - закусь, вы остальное. И никаких!
   В палатке возникли какие-то звуки, свидетельствующие об оживленной дискуссии. Однако я тут же остановил всякие поползновения демократии.
  -- К запаху будет еще кое что.
   Контрдоводов не нашлось и побежденные дискуссионеры стали выползать из палатки и подвигаться к костру.
  -- Мыться, к столу и сто граммов - три слова, но какие?
   Вся орда мигом исчезла, чтобы тут же появиться вновь, сверкая каплями на открытых частях тела (считай руки и лицо).
   На противне лежали румяные тушки рябчиков в ложе из жаренных грибов.
   -Нет, здесь ста граммами не обойдешься. Пусть утро, пусть ограниченный общий запас. Сто пятьдесят и не меньше-
   изрек Рудольф.
  -- В Ялте за такой натюрморт дали бы значительно дороже.
   Есть какая-то прелесть в нарушении принятого порядка. Выпить с утра? Нонсенс. Но именно этот нонсенс и вносит некую изюминку в наше существование.
   Кружки звякнули и на семьсот пятьдесят граммов наш запас спиртного стал меньше. Но зато с какой скоростью стал опустошаться противень? За время завтрака не было произнесено ни слова. Просто некогда было. Наконец Алексей старший ( а у нас их было двое), задумчиво посмотрев на пустой противень, произнес
  -- обычно утром опохмеляются. Но под такую закуску можно выпить и три раза, еще в обед и ужин. А. впрочем, это не пьянство, это дань нашим плотским радостям, которые дарит здешняя, с виду такая неброская, северная природа.
   Быстро и весело собрали мы наш лагерь и в путь.
   Сидеть в лодке и смотреть, как ловят рыбу твои друзья, скоро надоедает. Хочется самому попробовать половить. Но спиннинга -то у меня не было. Я решил попробовать упрощенный вариант. Срезал длинный прут, привязал на короткой, метра полтора, леске блесну и стал водить ей на ходу лодки в разных направлениях. И рыба стала ловиться. Особенно хорошо ловился таким способом хариус, ничуть не хуже, чем на спиннинг. Ловились и щуки и язи, но эти значительно реже. Тем временем характер речки и окружающего ландшафта изменился. Берега поднялись и на них стали появляться сосны, а затем и обширные сосновые боры. Река стала спокойнее, растекаясь заливами и образуя протоки, в которых копошились утки и туда-сюда сновали юркие кулички.
   Именно такие места привлекают человека. Мы ожидали, вот, вот должна появиться деревня. И действительно за первым же поворотом открылось широкое разводье, на оголенном высоком берегу мы увидели несколько строений. Дьяг, точнее то, что от него осталось. Мы пристали. В одном небольшом домишке сохранились крыша, окна и дверь. Рядом еще два полуразрушенных дома, а за ними заросшая высокой травой и кустарником, обширная поляна почти круглой, точнее овальной формы, которую пересекала дорога, практически не заросшая, чистая и ровная. Казалось, что ею продолжают пользоваться и по сегодняшний день. Такая наезженная дорога должна была служить для общения. А с кем здесь общаться, кроме соседних деревень? Мы решили, что она ведет в Неофид или Вавилон и, как узнали позже, не ошиблись.
   Печальное это зрелище - заброшенные деревни. Трудно даже представить какое- либо веселье на таком месте. Есть все - таки что то такое, что хранит память о событиях, произошедших много лет назад. Я бы назвал это духом местности. Он входит в твое сознание помимо твоей воли и ты всем существом чувствуешь, что здесь когда то разразилась трагедия. Люди покидали обжитые места, прах своих предков и близких...
   И опять невольно возвращаешься к неразрывности окружающего мира, к тому, что ныне называют информационным полем, которое объединяет и человека, и животных, и растительность, и даже так называемую "неживую" материю.
   Может быть это и мистика, но скорее всего нет. Видимо у человечества просто не хватает знаний, чтобы объяснить суть многих явлений, но интуитивно оно их выделяет и подсознательно верит в их реальность.
   Мы разгрузились, поставили палатку перед сохранившимся домиком и разбрелись кто куда. Я двинулся по дороге. От поляны она повернула, казалось бы, не в ту сторону, куда течет река и где должна быть следующая деревня, а пошла через чистый сосновый бор, в котором еще сохранились полусгнившие пни когда то спиленных деревьев. Если и на открытом месте дорога была в хорошем состоянии, то лесу она была просто отличной. Примерно через километр дорога вышла к перешейку между двумя озерами. В этом месте была гать и мостик через соединяющую озера протоку. Вот здесь время поработало изрядно. Без человеческого пригляда и гать и мостик практически разрушились. Пройдя еще совсем немного, я увидел, что дорога свернула в сторону реки, к тому месту, где когда--то была деревня , но от нее практически ничего не осталось: только заросшая поляна, да остатки фундаментов в виде правильно уложенных валунов. Я повернул обратно и, дойдя до озера, пошел вдоль него. Озеро оказалось старицей длиною около километра. От ее дальнего конца шла хорошая тропа, которая метров через триста выводила снова к Дьягу. Таким образом во время половодья Дьяг находился на острове между рекой и старицей. Но жителей это видимо не смущало, так как основным путем сообщения с внешним миром была река, а средством лодка.
   Я рассказал друзьям, какое хорошее озеро находится рядом и мы решили к вечеру отправиться туда, чтобы постоять на вечернем лете уток. У нас было три ружья, мелкашка, а Саша признавал только рыбалку.
   Еще когда я возвращался с озера, то приметил, что в мелких сосенках, через которые проходила тропа, было много маслят.
   Из подручного материала я соорудил что то напоминающее короб и направился их собирать. Срывая грибы, я отметил про себя, что многие старые и зечервивевшие грибы расклеваны, а в одном месте на влажной почве рассмотрел и следы по величине близкие к куриным.
   К вечеру мы были на озере и чуть стало смеркаться по одиночке и стайками полетели утки. И на рязанщине уток местами изрядно, но такой вечерний лет - мечта каждого охотника. Я надеялся, что они будут садиться на воду, но не тут то было, цель их перелета была где-то дальше.
   Патроны у меня были и я попытался попасть из мелкашки в лет. Однако Соколиного глаза из меня не получилось. Меж тем от выстрелов друзей утки частенько падали в воду, а плавать за ними желания ни у кого не возникало. Тут Алексей младший сказал
  -- чего зря патроны жечь, сходили бы с Сашей за лодкой.
   Предложение было резонным и мы отправились в лагерь. Через час, уже по темному, лодка была на озере. Настреляли уток много и мы решили, пока их не съедим, больше не стрелять.
   Вечером у костра я рассказал, что в сосняке какие-то большие птицы расклевывают грибы. Побазарив на эту тему, к какому - либо определенному выводу мы не пришли. Это могли быть и тетерева, и рябчики, и куропатки.
   К ночи даже легкий ветерок стих, на небе зажглись яркие звезды, а к утру ударил морозец.
   Было наверное часа четыре утра, я проснулся от того, что замерз и стал устраиваться потеплее. Тут совсем рядом послышалось хлопанье крыльев и несколько птиц сели где-то недалеко. Спустя некоторое время раздались звуки, напоминающие бклькание воды, потом совершенно отчетливо чу=фы, чу-фы. Так вот кто клевал грибы - тетерева. Я толкнул ребят, послушайте. Но те уже лихорадочно натягивали на себя одежду и схватив ружья один за другим выскальзывали из палатки. Тогда и я не спеша оделся, навалил все тряпье на сладко спавшего Сашу, и вышел. Полог палатки и вся трава вокруг были покрыты инеем, а из сосняка неслось уже непрерывное чуфыкание и бормотанье. Выстрел и все замолкло. Прошло минут пять и сначала робко, а потом все нарастая "пение" возобновилось. Снова выстрел и уже на посветлевшем небе я увидел силуэты нескольких птиц, летящих в сторону леса. Я приметил направление и пошел туда, тем более, что оно совпадало с дорогой. Перейдя поляну, перед входом в лес я остановился. Тихо. Какая-то пичужка тренькая перелетает с места на место. Больше никаких звуков. В лесу совсем темно, только едва выделяется дорога. Стою. И тут на дороге мне показалось какое-то движение. Это практически подсосзнательно. Вроде бы ничего и не видно, но каким-то четвертым чувством ощущаешь, что что-то живое есть. Что это - зверь, птица, человек? Я стал ждать, когда станет посветлее, но тут раздались шаги и на дороге показались двое, которые негромко, но в тишине утора отчетливо слышно переговаривались меж собою. Я сделал несколько шагов навстречу, замахал руками, но они меня не видели. И тут за спиной раздалось хлопанье крыльев, которое услышали и эти двое. Они схватились за ружья, только что толку... был шанс и нет его. Я не удержался, объяснил им , какие они охотники, да проку то от этого.
   Через пятнадцать минут все собрались у костра, оживленно обмениваясь впечатлениями. На траве лежали две иссиня-черные птицы. Я взял одну. Вес с килограмм, форма как у курицы, белые подкрылья, красные брови.
   -Интересно, осень, а они токуют? Ведь обычно они токуют весной.
  -- Да нет, иногда, когда вот такая морозная и ясная погода, они токуют и осенью - ответил Рудольф- чего говорить, вот он ток, а вот и тетерева .
   Всех такое объяснение удовлетворило, но только не Сашу.
  -- грибы они прилетели поклевать, а не токовать, вот все и объяснение. Какой-то тут ток, да никакого тока и не было.
  -- Конечно не было, ведь ты дрых в палатке и ничего не слышал- заметил Рудольф- а если ты не видел и не слышал, значит ничего и не было.
  -- Да нет, ток был, мало того он продолжается. Вот они, два токовика. Им все равно: день, ночь, осень, весна. Им бы лишь распушить хвосты и в бой. - Спокойно изрек Алексей.
   За это он тут же схлопотал сразу от двоих.
  -- Тоже мне умник, а еще в шляпе!- влепил ему сочно Саша. И был прав. Алексей старший щеголял в шляпе, которая очень шла к его старенькой штормовке и резиновым болотным сапогам.
  -- Что ты понимаешь в тетеревах, видел ты хоть когда-нибудь ток? -добавил Рудольф.
   Но это было брошено так, мимоходом. Главное для спорщиков было доказать, был ли это ток, или просто завтрак червивыми грибами. Так как налицо было два факта: наличие расклеванных грибов и все таки токовые песни, что по мнению сторон никак не совмещалось, то доказательства, приводимые в обоснование своих позиций касались и высшей духовной сферы - любви, и низменной - тривиальное наполнение желудков. Но последнего трогать не следовало, ибо солнце уже давно взошло и очень кушать хотелось.
   -Вы оба правы, но соловья баснями не кормят, а потому видимо справедливо будет так распределить обязанности: представителю духовного начала более эстетичное занятие, ощипать и выпотрошить этих птиц, а тому, кто во всем видит голый материализм - их пожарить. Не откажемся мы и от рыбки. Спор спором, а дежурные сегодня вы - подвел итог Алексей
   Вот и удобный случай попробовать половить рыбу спиннингом.
   - Саш, я возьму твой спиннинг?
  -- А ты когда-нибудь ловил им?- ответил он.
  -- Нет, но Алексей мне покажет как и что. Да я и сам разберусь.
  -- Ну бери, только смотри, не запутайся в леске!
   Взяв спиннинг и несколько блесен, я отправился с Алексеем на открытую песчаную косу, видневшуюся недалеко на повороте реки.
   Он показал как и что делать: как держать удилище, как тормозить катушку, а потом посоветовал снять с блесны тройник, чтобы он не цеплялся, и покидать ее лучше на берегу. После чего пошел дальше по берегу реки.
   Простая штука: удилище, катушка, леска, блесна. Да только просто это в чужих руках.
   Размахнулся я хлыстом, придерживая катушку пальцем, и в последний момент ее отпустил, да вот только блесна, дернувшись полетела совсем не туда, куда ее направлял, а упала рядом. Между тем катушка, вращаясь продолжала сбрасывать леску, которая в свою очередь спутывалась в ком. Минут пятнадцать я разбирал ее и сматывал обратно на катушку. Бросок, и опять "борода", бросок, и еще... Часа полтора разбирал я эти "бороды", но успех был налицо. Теперь я разбирал их за пять, а иногда даже и за три минуты.
   В конце концов блесна летела метров на пятнадцать, двадцать и даже в том направлении, в котором я ее бросал. Я решил, что первичное обучение закончено и, привязав к леске блесну с тройником, забросил ее в воду. Не успел я сделать несколько оборотов. как последовал рывок и катушка, ударив по пальца ручками воротками, закрутилась, сматывая леску. Не сразу, но все же сообразил и поставил катушку на тормоз, который тут же во всю затрещал, а леска натянулась и стала "резать" воду. Подхватив ручку я стал подматывать леску. Вдруг леска ослабла и по направлению ее движения я понял, что рыба кинулась к берегу. Я знал, что один из главных принципов ловли на спиннинг это держать леску всегда натянутой. Потому я стал лихорадочно ее подматывать, но тут опять рывок и ручки катушки, выскользнув, вновь ударили меня по пальцам, но тормоз катушки держал леску натянутой. Стала понятна и моя ошибка - удилище надо держать примерно под углом в девяносто градусов к направлению лески, тогда рывок не будет таким резким, так как часть энергии погасится изгибом удилища. Я же тянул леску прямо по направлению удилища.
   Принял правильное положение и стало значительно проще вываживать рыбу. Чуть ослаб натяг - по удилищу чувствуешь и видишь, что надо подкрутить, побежала рыба от тебя, что ж, пусть потрещит тормозом. Наконец, почувствовав, что рыба почти уже не сопротивляется, выбрал место на берегу по положе и, разогнав ее как можно быстрее, выбросил на берег.
   Щука прыгает на земле. Но и здесь, оставляя леску натянутой, подхожу и, приподняв рыбину , хватаю ее за голову сверху, сжимая жаберные крышки. На мой взгляд большая, более полуметра длиной и весом килограмма четыре. Блесна вся в пасти, торчит только кончик. Как ее вытаскивать из таких острых зубов? Оттянул щуку подальше от воды, срезал прутик и, повозившись минут пятнадцать, все - таки освободил блесну. Вот и моя первая добыча, пойманная на спиннинг. Тут я услышал голос Рудольфа, сзывавшего на завтрак.
   Пока собирал свои причандалы, подошел Алексей. У него на снизке висело штуки три щуки.
  -- У тебя тоже результат, да еще такая приличная рыбина. Поздравляю с первой удачей!
   На завтрак у нас была "шкара". Рудольф в своих рассказах
   "за Ялту", в которой он родился и вырос, много раз упоминал это словечко. По его словам это любимое рыбачье кушанье. Мы же часто подзадоривали его: дескать, что говорить, лучше бы попробовать. И вот сегодня "шкара". Рудольф торжественно снял крышку с противня. В не лежали в мутной жижице полуразвалившиеся куски рыбы.
  -- Внешнее оформление больше похоже по форме на то, что подают средним домашним млекопитающим, а по вкусу сейчас оценим.- и я протянул повару свою миску. Хлебнул "соус", куснул рыбу.
  -- Мне кажется, что некие блюда так и должны оставаться достоянием аборигенов, а их распространение за границы региона должно строго преследоваться. Это мое мнение. Кто хочет к нему присоединиться, может поднять вверх ложки. Итак объявляю результат: четыре за, один против. Большинством голосов из нашего меню исключается блюдо под названием "шкара". С тетеревами наши повара поступили еще проще. Ощипав и выпотрошив, они их засунули в котелок, который и весел над костром. Саша достал одну тушку, попытался отодрать от нее хотя бы кусочек, не получилось. Тогда он объявил: - сейчас еще жестковаты, к обеду упарятся.
   Здесь мне хотелось бы сделать отступление. Сейчас, когда пишутся эти строки и за спиной многие годы и километры пройденные с ружьем и спиннингом, с уверенностью могу сказать, что самый плохой, сточки зрения вкусовых качеств, да и времени, способ приготовления дичи- это варка. Обычно добываются уже взрослые птицы и до полной готовности их приходится варить несколько часов. В результате получается мутный бульон и вываренное, невкусное, размочаленное мясо. Лучше отделить мясо от костей. Сделать это очень просто. Кости пустить на бульон, а мясо жарить или готовить каким-либо другим способом: шашлык, плов... Мы предпочитали делать из мяса охотничьи котлеты в двух видах:
   -Котлеты рубленные. Годится любое мясо птицы, животных и даже рыба. Для этого на какой-либо деревянной плоскости, например затесанное поваленное дерево или пень, топором, или тяжелым ножом мясо измельчается. В фарш добавляются также измельченные лук, чеснок, свиное или другое, например гусиное , сало и , обмакнув в воду, лепятся котлеты. Через пять-семь минут жарения на костре, они готовы. Из мяса молодых птиц или животных можно приготовить котлеты из целых кусков. Для этого куски мяса, весом сто пятьдесят, двести граммов, фаршируются дольками чеснока и кусочками сала и обжариваются на сильном огне. Только молодые птицы-сеголетки, могут жариться целиком. Лучше всего для этого подходят тетерева, куропатки и рябчики.
   В Дьяге мы прожили пять дней. И в пойме реки и в лесу тогда, когда бродили в окрестности деревни, везде натыкались мы на следы былого присутствия и деятельности живших здесь людей. Хорошая погода, красивые места, сосновые боры, широкие . цветущие луга...Но всюду давит некое гнетущее чувство. Трудно его выразить словами, но особенно явственно оно выступает тогда, когда идешь по кем то проложенным тропам, натыкаешься на осевший и давно сгнивший стог, на охотничью ловушку. Да мало ли чего оставляют люди на обжитых местах. Сейчас их здесь нет, а мы - как на кладбище. В одну из таких вылазок мы с Алексеем вышли на край огромного, уходящего на Запад болота. Местами в нем просматривались озерки, редкие купы деревьев и кустарника. Это и была система под общим названием Усть-ван-юр. Погода хорошая, времени много и мы решили углубиться в это болото, тем более что относительно недалеко слышался гомон гусей. Срезали на всякий случай по шесту и двинулись. В общем- то каких-либо особых трудностей мы не испытали. Дошли до группы довольно больших озер. Там плавали гуси и даже пара лебедей. Но все они были далеко, вне предела выстрела для ружья. Из мелкашки может быть и можно было попытаться попасть, но как после добраться? Постояв и полюбовавшись на эту гусино-лебединую идилию, мы прошли дальше еще примерно на час. Лес отсюда виделся только темной полоской на горизонте. Пожевав разной болотной ягоды: еще только краснеющей клюквы, розовой морошки, брусники и голубики, стали возвращаться. И вот тут-то оказалось, что сделать это не так-то просто. Углубляясь в болото, мы не задумывались о направлении, просто выбирали наиболее удобный проход, вот и все. Но когда пошли назад, то стали натыкаться на непроходимые участки, обходя которые приходилось выписывать узоры между топями . озерцами и прочими болотными прелестями, при этом не приближаясь к лесу , а порой и удаляясь. Тут- то мы и поняли, что эти болта не непроходимые, а невыходимые. Посовещавшись мы приняли решение, которое и сейчас, имея весьма существенный опыт, можно оценить, как самое правильное- идти по своим следам, благо в болоте они были хорошо заметны. В результате шли в болото два с половиной часа, возвращались пять.
   Так что же такое эти северные болота?
   Начиная от гряды приречного леса на всю даль, охватываемую взглядом, тянется зеленовато-бурая низина, на которой кое-где просматриваются отдельные чахлые деревца. В основном это березки, но есть и сосенки и елки. Мы стоим на на твердой земле, которая возвышается метра на полтора- два над окружающей местностью и горизонт отстоит от нас километров на пятнадцать. Местами видны проблески открытой воды, Кустарник перемежается небольшими, заросшими мелкой травкой лужайками, окаймленными черно-коричневыми разводами жидкой торфяно-земляной массы. Эти лужайки- самое коварное место болота. В сухое время верхний, травянистый слой ,покрывающий топь, становится достаточно прочным, чтобы держать человека и даже крупных животных, таких как лось или олень. Идти по такой лужайке, как по футбольному полю. Но даже небольшой дождь превращает их в ловушку. Тому, кто провалился, выбраться без посторонней помощи практически невозможно. Опереться не на что, а перемещаться не дает верхний упругий слой. Барахтайся, не барахтайся, а направления движения одно- вниз. С такой "лужайкой у меня связано очень неприятное событие, но о нем позже. Кочки в основном представляют из себя минирощицы из карликовой березки, длинные жгутообразные корни которых к тому же спутанные в сложный ком, и создают их главную основу. Длина корня составляет несколько метров при толщине пять - шесть миллиметров. Березки перемежаются кустами брусники, черники, голубики. В низинках между кочками местами довольно много морошки. На мелких кочках и на "лужайках" на тоненьких нитках нанизана клюква, попадаются грибы , да островками белеет пушица. В болоте не увидишь ярких, пышных цветов, но ранней осенью оно окрашивается в яркий красно-рыжий цвет, который тускнеет и исчезает с началом затяжных дождей и холодов. Болта тогда становятся темными и мрачными.
   Только под самый вечер вернулись мы к лагерю, где о нас уже забеспокоились. Присев к костру, мы доложили сообществу о нашем вояже в глубь болот. Еще не был закончен рассказ, как наш главный оппонент заявил
  -- ха, зашли на какой-то километр и уже делаете выводы. Вот когда пойдете их насквозь, тогда и говорите.
   Спорить и доказывать чего-либо мы не стали, тем более , что хотелось что-нибудь съесть и отдохнуть.
  -- Даже баба Яга сначала кормила, поила, спать укладывала, а потом уж распрашивала. Так что сначала чашки, ложки, а потом уж кочки, болота и синие дали.
   От Дьяга ниже по течению еще с десяток километров река меж крутых, лесистых берегов. Ближе к впадению в Усу течение практически пропадает, появляется множество заросших кустарником островков, между которыми широко раскинулись мелкие заводи. Заплыв в одну из них мы заметили, что какие-то довольно крупные рыбины выскакивают из воды, охотясь на порхающую над водой мошкару. Долго, часа три безуспешно работали спиннингисты. Наконец одна рыбина попалась. Вес ее был примерно два с половиной - три килограмма, длина около сорока сантиметров с жировым плавником и очень маленьким ротиком. У хариуса он раскрывается очень широко, а у этой рыбины только просунуть палец. К вечеру мы приплыли к Усе. Река Уса- приток Печоры, которая , как и все реки этого бассейна, берет начало на отрогах Приполярного Урала. В месте впадения Сыни ширина ее не менее двух километров, поселок - Сыня-нырд на другой стороне реки только виднелся. Решили заночевать на этом берегу, чтобы утром перебраться к поселку. Берег низкий с широкими песчаными отмелями, заросший низким кустарником, течение спокойное. В общем довольно большая равнинная река.
   Последний костер затянулся далеко за полночь. Никому не хотелось в палатку, вспоминались различные рыбацкие и охотничьи эпизоды...
   Утром возникла неожиданная заминка. Привычно собрав лагерь и погрузив лодки, стали в них размещаться, а Саши нет. Смотрим, он ходит невдалеке по берегу, а к лодкам идти не хочет. Кричим, зовем- толку нет. Подошли к нему
  -- ты что это здесь демонстрируешь в одиночку?
  -- Я на этой киперной ленте через такую большую реку не поплыву, плавать не умею и буду ждать какую-нибудь настоящую лодку, или вы там попросите, чтобы за мной приплыли.
   В конце концов уговоры возимели силу и Саша сел в лодку, вцепившись в оба борта руками.
   Сыня-нырд - комяцкая деревушка домов в тридцать. Остановились мы у Семена, мужика возрастом лет в тридцать. Он отслужил в армии и вернулся в родные края. Северное подворье- замкнутый мир, приспособленный для автономного существования в условиях жесткой зимне-осенней погоды. Я уже описывал его, когда мы были в гостях у Красноперова. При входе во двор они снимают сапоги, (обычно это высокие резиновые "болотники" и одевают галоши, в которых ходят во дворе и в хозяйственных помещениях. При входе в жилую часть они галоши снимают и в доме ходят уже только в носках. Иногда сверх одних носков одевают другие, потолще, так поступают люди старшего возраста. В жилой части очень чисто. Печь и "женская" половина оделены ситцевой занавеской. За стол садятся одни мужчины, женщины прислуживают: подают еду, уносят посуду... Так в большинстве комяцких семей. Есть и исключения. Да и где их в наше время нет?
   Еда простая: картошка, масло, рыба соленая и жаренная, ягоды...Соленая рыба готовится в основном двумя способами: просто соленая и соленая по-комяцки, то есть с душком
   Семен такую рыбу ел с большим удовольствием, а вот мы только притронулись. Надо же было попробовать. Начавшийся процесс разложения делает рыбу мягкой и сочной. Она " тает" во рту. Но запах есть запах. Да и наши европейские желудки не приспособлены для такой пищи. Это мы ощутили спустя некоторое время. Больше всего нам понравились сливки с морошкой. Подано это кушанье было в большом эмалированном тазу литров на десять. Свежайшие, консистенции густой сметаны сливки с ярко желтой, терпкой морошкой. После нескольких стаканов водки, что может быть лучше? Потом приходили соседи, распрашивали о Московском житье- бытье. Чай, чай- почти до самого утра.
   До города Печора доплыли мы на проходящем буксирчике. Из Печоры самолет, а дольше поезд до Москвы...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Кожим
  
   Кожим на языке коми означает прекрасный. Рождаясь из ледников приполярного Урала, Кожим течет в междугорьи, образованном хребтами Западных и Восточных Салед. Кристальной чистоты вода катится по каменистому руслу, то растекаясь широкими плесами, то разгоняясь на длинных перекатах, то неудержимо мчась в порогах.. Пологие склоны гор покрыты деревьями, среди которых преобладает ель.
   Все это вместе создает впечатление, что ты находишься в центре огромного пейзажа, написанного величяйшим из художников, имя которому природа
   - Э, да нас тут встречают, - сказал Рудольф, открывая дверь останавливающегося вагона.
  -- С поцелуями и объятиями потом, а сейчас нам надо выйти.
   Но восторженные аборигены с писком и жужжанием накинулись на нас так, словно они встречали суперзвезд.
  -- Господи, да уймитесь вы наконец, у нас будет еще время поближе познакомиться. Видите, я сейчас занят.
   Но встречающие прибывали и прибывали. Через несколько минут
   все пространство над железнодорожными путями, образованное с одной стороны вагонами поезда, а с другой плотной стеной елей, берез и другой растительности, которую называют тайгой, наполнилось полупрозрачной, серой, шевелящейся и перетекающей массой. Особенно настойчивы и напористы были комарихи. с восторженным писком они кидались к нам, норовя поцеловать в губы и глаза. Если им это не удавалось, они не гнушались и другими частями тела. Тем временем мошки действовали более основательно. С непоколебимой настойчивостью стремились они вместе и поодиночке проникнуть под одежду, норовя достигнуть самых сокровенных и потайных местечек. Если попытка была удачной, то клиент вдруг пускался в пляс, хлопая себя руками по самым различным частям тела, включая и те, которые обычно оберегаются от внешних воздействий.
   Так вот почему в цыганочке такое большое внимание уделяется подергиванию плечами и животом, а также различным притопам и прихлопам, вот почему они так отчаянно лупят себя руками. Они люди кочевые, они испокон веков знакомы с этой ненасытной братией, и это у них в крови.
   Поезд ушел, оставив нас с громадной горой нашего походного снаряжения. Кроме нас - никого. Невдалеке зданьице с надписью
   " станция Кожим Сев. ж.д.." До реки километра два. Таскать все это на себе - уйдет целый день. Потому я и Лина отправились в близлежащий поселок при угледобывающих шахтах, чтобы поискать какой-либо транспорт. Там без особых хлопот нашли мужика - командира лошади с телегой, который нас и доставил к речке. Расположившись на лужайке, мы первым делом запалили огромный костер, набросав в него сырых веток и травы так, что густой дым застлал всю полянку, и начали наши сборы. Спустя часа четыре, загруженные лодки были на воде. Оставалось разместить экипажи. Для решения этой задачи пришлось привлечь наш инженерно-интелектуальный потенциал, так как оказалось, что ноги Рудольфа длиннее выделенного для них места, а бедра Лины напрочь зажимают тяги рулевого управления. Разрешив и эту задачу комбинаторики, лодки отчалили. Однако дружные усилия пары весел на каждой лодке не продвинули их ни насколько против течения. Усилий хватило только на то, чтобы переправиться на другую сторону.
   - Покатались и хватит - объявил Рудольф- теперь побурлачим.
   Технику передвижения судов против течения мы знали по Репину, точнее по его картине " Бурлаки на Волге".
   Посему, закрепив бичеву и оставив в лодках по одному рулевому, запряглись и потопали по берегу. Однако то, что годилось на Волге, совсем не подходило для речки горного типа. Камни, струи воды с различной скоростью и направлением, необходимость широкого маневра, потребовали от "бурлаков" таких усилий, что они выбивались из сил уже через несколько минут, а результат, то есть продвижение вперед, оказался ничтожным. Тогда мы высадили рулевых и решили использовать принцип "водяного змея", для чего закрепили бичеву за нос и корму лодок, чтобы управлять их положением. Дело пошло веселее, хотя работенка тоже оказалась не из легких. Так, шаг за шагом, прошли мы километра три - четыре и, когда завечерело, остановились на ночлег. Лагерь разбили на полянке между высокими, густыми елями. Пока обустраивались солнце закатилось за вершину хребта, но небо не погасло и его мягкий свет только слегка притушил краски, вытемнил хребты гор и затянул дали легкой, нежной дымкой.
   Я вышел к реке и потихоньку побрел по пологому галечному берегу.
   Когда занят работой: тянешь бичеву, выбираешь проходы для лодки на воде и для себя на берегу, отбиваешься от комаров и мошкары - ты , конечно, видишь весь окружающий тебя мир, но как-то вскользь, боковым зрением. Главное для тебя рядом, под ногами.
   Совсем по-другому воспринимается окружающая действительность тогда, когда все эти дневные заботы остались позади. Ты будто вышел из тесной комнаты на свободу и, вдруг, почувствовал, услышал, увидел совсем другой мир.
   Можно, конечно, обходиться каким-либо одним чувством: например зрением, листая книгу или рассматривая картины; слухом, воспринимая речь или музыку; обонянием, различая различные оттенки запахов. И то, и другое, и третье может приносить радость, удовлетворение, злость, раздражение, в общем любые, присущие человеку, чувства. Но можно и утверждать, что полное умиротворение и покой приходят только тогда, когда ты, хоть ненадолго, становишься частичкой природы. В незагаженной, в ненарушенной человеком природе все гармонично. И эта гармония своя для южных тропических лесов, пустынь, тундры, тайги, гор.
   Но есть уголки на нашей планете, в которых природная гармония получила свое величайшее проявление. Одним из таких уголков является междугорье на приполярном Урале, в котором протекает Кожим.
   Река, разливаясь широким неглубоким перекатом, приглушенно ворчала, будто отдельные струи и струйки о чем-то мирно переговаривались меж собой, серый галечник, который шуршал у меня под ногами, перешагнув грань суши под тонкой пленкой прозрачной воды, превратился в россыпь драгоценных камней. Преобладающий цвет камешков- сине-зеленый, на котором вспыхивают чисто белые, ярко черные, рыже -красные , фиолетовые окатыши различной формы и размеров. Я зашел по щиколотку в воду и набрал целую пригоршню приглянувшихся мне камешков. Гранит, кварц, черный базальт, слюда. Обтер их о рукав штормовки они - тут же поблекли, потускнели, превратившись снова в обыкновенную гальку.
   Слева и справа долину, шириной два -три километра окаймляют хребты относительно невысоких гор. Их безлесные вершины четкой темнозеленой полосой окаймляю очертания горизонта. Передний план этого пейзажа образует мелкий кустарник по пойме реки и высокие деревья разнообразных лиственных пород: березы, осины, черемухи, ивняка, но особую завершенность всей этой картине придают могучие ели, создавая торжественное настроение присутствия в великом храме природы, перед которым блекнут все достижения так называемой цивилизации. В каждодневной текучке, особенно если она протекает в массивах городов, человек повсюду видит творения своих рук и невольно поднимает себя до уровня "пупа" земли. Но, находясь в объятиях живой природы, и особенно в таких местах как это, понимаешь свое истинное место и ограниченность человеческих возможностей.
   Предаваясь этим размышлениям, я с удивлением отметил, что комары и мошки пропали, воздух посвежел , а на низинки стала сползать легкая пелена предночного тумана. Пора и к лагерю, пока дойду совсем стемнеет.
   Еще издалека я увидел, что вся наша братия также высыпала на берег, а когда подошел услышал, как Рудольф глубокомысленно изрек:
  -- Не к добру все это. Тишь, гладь, благодать! Куда-то исчезли комары. Но сейчас благодать Стоял бы здесь, поглядывал вокруг, да кушать хочется. Аркадий, ты у нас самый молодой, топай, разведи костер.
   Аркадий ушел, и окружающий нас мир наполнили посторонние звуки: треск ветвей, падение чего-то тяжелого, стук топора.
   Когда мы вернулись к стоянке - огонь бушевал во всю.
  -- Неопытный Паниковский развел костер до неба - резюмировал Рудольф.
   Он в качестве универсального пособия взял "Двенадцать стульев" и теперь цитировал фразы и даже целые монологи ее героев.
   Действительно, ближе чем на десять метров к костру подойти было невозможно.
  -- Так, для того, чтобы повесить котелок, нужно забраться на елку. Пожалуй и это не поможет - задумчиво сказал Алексей
  -- Может сделать подкоп?
  -- Я уже побеспокоился обо всем - ответил Аркадий, и показал на березовый шест, длиною метров в десять.
  -- На таком огне котелки закипят быстро.
  -- Да, но твоя палка может перегореть быстрее - ответил Алексей.
   Те м временем мелкие ингредиенты топлива прогорели и зона испепеляющего действия костра существенно уменьшилась.
  -- Ладно, давай твой кол, но пробовать степень готовности еды будешь сам - сказал я, и стал размещать бачки над костром. При это один конец шеста я положил на пень, а другой на какой-то выворотень. Во время этих "хитрых" действий все громче и громче, все с большей частотой стало слышаться сопение Алексея. Наконец прорвало. Его упорядоченная натура не вынесла надругательства над вложенным в его сущность незыблемым алгоритмом, отклонения от которого и выводило его из себя. Формула гласила: перекладина над костром должна опираться на рогульки.
   Он схватил топор и скрылся в лесу. Через несколько минут к костру были доставлены две здоровенные рогульки, которые он и стал вколачивать в землю. Но не тут-то было. Под тонким слоем дернины был камень. Усилий одного Алексея для этой операции оказалось недостаточно. Мало по-малу к нему присоединились и другие. Наконец рогульки были вбиты.
  -- Давай твой кол - гордо сказал Алексей, утирая пот. Вот, как надо.
  -- Вон он валяется - ответил я. - А лучше давай к столу, еда уже готова.
   Цивилизация, естественно, на многое поменяла наши оценки. Давно никого не удивляют и не кажутся противоественными
   различные ее проявления: телевидение, компьютеры и многое, многое другое. Но эта же цивилизация бесцеремонно вторглась и в наши " святые" уголки, одним из которых является еда, которая составляет основу нашей жизни. Ученые самых различных направлений: биологи, химики, диетологи и много, много других выделили в нашей еде кучу всяких составляющих. Они " точно" знают, сколько и чего человеку нужно для его существования: белков, жиров, витаминов ... даже воды, забыв при этом, что сами мы являемся частью природы, в которой все взаимосвязано, а также то, что пища несет не только материальное, но и духовное начало.
   Человеку, да, видимо, и другому живому существу, мало только калорий. Ему еще надо нечто такое, что вписывает его в окружающий мир.
   Несмотря на пустые желудки, нашу еду - концентраты из пакетиков, мы просто заталкивали в себя, так как она вопиюще диссонировала с окружающей обстановкой. Поэтому с завтрашнего дня решили изменить наш распорядок: двое тащат лодки, двое добывают еду- охотятся и рыбачат. Лина действует по свободному графику: либо при лодках, либо при охотниках.
   Утро следующего дня было теплым, солнечным и безветренным. Комары и мошка, пропавшие к вечеру еще вчера, так и не вылетели на свет божий. Теп лучше. Мы быстренько покидали вещи в лодки, благо тщательно укладывать их необходимости не было, и в путь.
   Бурлаки - я и Аркадий, Лина с нами, сочувствующая. Медленно, но верно движемся вверх. Вот и первое "серьезное" место - Каюк-Ныр.
   Выходим в заводь, в которую из-за скалы вырывается могучий поток, который, ударяясь в противоположную гранитную стену, образует метровые стоячие волны и несколько крутящихся воронок.
   Привязали лодки к прибрежным кустам и пошли на разведку. Перед скалой обозначилась тропа, ведущая вверх. Поднявшись по ней, мы поняли, что по воде пройти практически невозможно. Под скалой, в глубоком каньене, крутилась и бесновалась вода. Нужно обносить наши лодки. Со скалы было хорошо видно, как река, окруженная пойменной низиной, широкой дугой уходила на север между двумя пологими, лесистыми горными хребтами. Под скалой оказалось несколько глубоких ям. Покидали в них блесну - и первая хорошая добыча- пара кумж примерно по килограмму весом. Но рыбалка это не основное занятие, главное - тянуть лодки. По перекату
   " бичевка" оказалась невозможной. Пришлось взять веревочку в руки и топать по воде вдоль берега. Скорость такого передвижения менее километра в час, но и это все-таки вперед. Солнце, тепло, ни комаров, ни мошек - тащи себе да тащи.
   К полудню подошли наши охотники. Они принесли пару глухарей и штук десять рябчиков. Договорились, что идем часов до шести, семи, а потом ищем место для стоянки. С тем они опять и удалились.
   Над рекой время от времени пролетали утки, а у меня новенькое, еще не опробованное по дичи ружье - ИЖ-54- двуствольная бескурковка двенадцатого калибра и , конечно же, чешутся руки, которые в этот момент заняты "веревочкой". Тогда я эту веревочку привязал к поясному ремню, а ружье повесил за спину. И вот она, утка, даже пара. Бросаю веревочку, стаскиваю через голову ружье,
   и ... шапка летит в воду, а за нею и я. Лодка, оказавшись свободной, словно собака, вырвавшаяся на свободу из тесной комнаты, налетела кормой на камень, повернулась бортом к течению, свалила меня с ног и потащила на веревочке за собой. Вдруг она остановилась. Я вскочил и вижу... Аркадий тоже потерял бдительность, наблюдал за утками и ждал, когда хоть одна из них пораженная моим метким выстрелом, прекратит свой полет. Этим и воспользовалась моя лодка. Она подобралась к нему в тот самый момент, когда он, стоя по колено в воде, таращился на уток, стукнула ему под зад, а потом, решив, что дело сделано, решила "приласкать" его своим нежным донышком, неспешно переваливаясь через его, совсем немаленький остов. Вот показались сапоги, вот куртка, а вот и голова. Стойкий Аркадий и в эту "страшную" минуту не выпустил веревочку из рук. Две же лодки, прижавшись друг к другу, как нашкодившие школьники, смирно стояли рядом. Аркадий молча похлопал себя по голове, сунул мне в руку веревочку и помчался за уплывающей шапкой.
   - Прихвати и мою - крикнул я ему вдогонку. - Вон она, чуть опережает твою.
   В хорошую погоду и искупаться приятно. На солнце прибрежный галечник разогревается так, словно мы в Крыму, а вокруг не хребты приполярного Урала, а Копет-Даг или отроги Кавказа. Разложив свои мокрые вещички, мы, в чем мать родила, лежали и покуривали на тепленьких камешках. Утки. Я хватаю ружье, тщательно прицеливаюсь. Ближе, ближе, нажимаю на один спусковой крючок, на другой. Ружье делает продолжительный выдох, а затем с "кашлем" выплевывает два заряда с дробью, которая, пролетев метра два-три, падает в воду. Черт, ружье-то тоже купалось, а я его не перезарядил.
   В среднем течении Кожим изредка образует довольно длинные участки- плесы с относительно медленным течением. В таких местах удобнее невести байдарку, а плыть на веслах. Однажды на таком участке на нас налетела утка. Я выстрелил- утка упала, но была подранена. Выстрелил Аркадий. Вытащили ее из воды и бросили на дно байдарки к Лининым ногам, а она вдруг ожила. Тут Лина нам и выдала
   -Тоже мне охотники, стреляли, стреляли, только живое существо мучаете!
   Тогда Аркадий взял ее и ударил головой о ствол ружья. Тут уж она совсем взярилась. Мы получили полную характеристику как ни к чему не годные люди.
   Прошло время. Как-то Лина говорит
   -Дали бы стрельнуть из ружья.
   -Что ж- ответил Алексей- пойдем, походим, может быть рябчик попадется.
   Надо сказать, что проблем найти рябчика на Кожиме не было. Минут через десять на полянке мы подняли семейку и один рябчик сел на березу метрах в тридцати.
   -Вот тебе ружье - сказал Алексей- стреляй. Лина выстрелила. Рябчик упал. И бодро побежал по земле. Лина бросила ружье и за ним. Догнала, схватила и ...раз головой об дерево.
   Когда она подошла к нам Аркадий и говорит
   -Маленькую, раненую, бедненькую птичку и головой об дерево! Как же это так!
   Мы-то знаем, как охотничий азарт преобразует даже уравновешенных, здравых людей. В охоте существует трудно улавливаемая не охотниками грань между убийством, а следовательно жестокостью и любовью к природе и бережным к ней отношением. Настоящий охотник не позволит себе лишнего. Не станет добывать дичь более потребного количества, не проявит излишней жестокости, не переступит грань, за которой стоит варварство, произвол и, можно даже сказать, разбой
   Удивительно, но факт - тащить лодку по воде против течения даже интересно. Через мерцающие струи прозрачнейшей воды дно видится россыпью драгоценных камней, образующих многоцветные, все время меняющиеся картины, голова занята простыми, естественными сияминутными заботами: сюда ступить, здесь провести лодку, в "сложных" местах помочь друг другу. Перекат сменяется перекатом. Изредка они разделяются относительно спокойными участками, где можно поработать и веслами. Только горы кажутся неподвижными. Идешь уже много часов, а их очертания все те же, меняется только ближняя перспектива.
   День кончался. Был он теплым, солнечным и безветренным. Но необъяснимое, подсознательное чувство подсказывало - что-то тут не то. Не случайно все-таки попрятались комары и мошки.
   Руководствуясь этими предчувствиями, свой лагерь мы поставили на маленькой полянке под высокими, могучими елями, укрывающими нас и сверху и сбоку. Долго, долго сидели мы у костра. Нажарили рыбы и дичи, накипятили самый большой бачок чая, делились впечатлениями и слушали байки Рудольфа " за Ялту".
   Мы - поколение, детство которого пришлось на войну, школьные годы на послевоенную разруху. У большинства моих сверстников родители, а чаще всего одна мать, еле-еле сводили концы с концами, чтобы хоть как-то прокормить семью, а уж до нашего воспитания руки у них не доходили. Мы были предоставлены сами себе. Нужда учит предприимчивости. На море они развлекались, на море они добывали добавку к столу для себя и своей семьи. Именно крымские мальчишки ( а не Кусто), стали первыми использовать противогазовые маски и трубки для увеличения времени пребывания под водой. Они в любую погоду, в том числе и штормовую, охотились на рыбу, собирали крабов и ракушек. Разных "нештатных" ситуаций и приключений было предостаточно. Но герои его повествований: Колька-катран, Костя-краб и другие всегда выходили победителями в борьбе человека и моря. Может быть в обычной городской обстановке такие рассказы и не имели бы такого успеха у слушателей, но потрескивание костра и его уютное тепло, легкая усталость после длинного дня, вызывающая желание посидеть и понежиться после целого дня на ногах, да и рассказчик Рудольф замечательный
  
   На другое утро я проснулся раньше друзей. Полог палатки провис почти до земли и потемнел от влаги. Я выглянул. На землю падал густыми хлопьями снег. Трудно сказать, сколько он уже шел, но белый, пушистый ковер покрыл всю землю и укутал деревья. Налипая на густые кроны деревьев, особенно лиственных, он склонял их вершины почти до земли. Одна из тонких, согнутых в дугу березок, вдруг вздрогнула, раздался резкий, как выстрел, звук, и вверх взметнулся ствол, но уже без пушистой вершинки. Как по команде треск ломающихся ветвей и стволов деревьев стал доноситься со всех сторон. Эта канонада разбудила все остальных.
  -- Вот и зима наступила- объявил Алексей, выползая из палатки.
  -- Отметим, сегодня 19 августа 1964 года.
   Выпавший снег засыпал все наше имущество, оставленное около палатки. Я разыскал бачки вышел к реке за водой. Падающий снег практически погасил шум переката. Вдоль белого берега темной, казалось густой, массой катилась вода, скрывая даже на мелких участках такую еще вчера "веселую" гальку. Снежная пелена занавесом затянула всю перспективу, даже ближние деревья просматривались призрачными бесформенными тенями..
   Я вернулся к палатке, а на встречу Аркадий
  -- Ты не видел моей шляпы?
   Надо сказать, что когда Аркадий собирался с нами в свой первый поход "опытные таежники" ему посоветовали в качестве головного убора взять шляпу, так как и дождь за шиворот не льет и накомарник на нее повесить удобнее, не липнет к лицу. Он и "реквизировал" у отца новенькую велюровую шляпу. Но у нее оказался и недостаток- спать в шляпе, прямо скажем, несколько неудобно. Потому на ночь он с ней и расстался. Тут я вспомнил, что вчера видел ее на каком-то пеньке. Аркадий огляделся, увидел пень с неким снежным закруглением сверху, направился к нему и, стряхнув снег, действительно обнаружил свою шляпу. Взяв ее в руки, Аркадий от удивления вытаращил глаза. Поля роскошной велюровой шляпы напрочь отсутствовали...
  -- Кто это сделал ? - сказал он трагическим голосом.
  -- Она же была совсем новенькой!
   Невозмутимый Алексей спокойно подошел, взял то, что осталось от шляпы, повертел и та и сяк, а затем изрек:
  -- А что, получилась отличная феска, тебе она больше к лицу, и нахлобучил ее Аркадию на голову.
   Дальнейшие исследования показали, что виновниками этой трансформации шляпы в феску оказались мыши. Им по вкусу оказались именно поля шляпы и они аккуратненько их отгрызли.
   А снег шел и шел. Липкие хлопья оседали на ветках деревьев и кустов и под его тяжестью они сгибались, нередко касаясь верхушками земли. Особенно трудно пришлось лиственным породам. От всюду доносился треск и шум падающих стволов и ветвей.
   Продолжать движение в такой обстановке было чистым безумием. Пришлось устроить дневку и покрутиться у костра. Идти в тайгу, где рушились и падали деревья было просто опасно, а по реке шла сплошная снежная куга- снежная масса, так что и блесну было бросить трудно. У большого, непрерывно горящего костра образовалось пространство, свободное от снега и многие лесные птахи слетелись сюда и крутились под ногами, совершенно нас не пугаясь. Возник своеобразный оазис, куда собирались, согнанные этим внезапным бедствием с привычных мест, различные живые существа. Под ветвями могучих елей, около жаркого костра непогода не так и ощущалась. Но стоило выйти на берег реки и летящая масса густого снега, согнутые и придавленные им деревья, непрерывная канонада вызывали тревожное, щемящее чувство нереальности всего происходящего. Ведь все-таки лето.
   На третий день выглянуло солнце, резко потеплело и мы двинулись дальше. Прошли совсем немного и на берегу увидели палатку, а у костра четырех чаевничающих парней. Подошли, познакомились. Тоже москвичи, они только спустились с гор и еще не отошли от пережитого. Снегопад застал их в горах, где леса нет, а только "альпийские" луга. Пошли они в кедах, налегке, на несколько дней. Соответственно взяли и припасов. Когда возвращались, один из них подвернул ногу, пришлось задержаться, а тут еще свалилась такая непогода. Там, наверху снега побольше чем здесь, похолоднее, да и ветер посильнее. Вот и пришлось идти по колено, а то и по пояс в снегу в мокрых кедах и мокрой, обледеневшей одежде. Мы спросили, чем мы можем им помочь? На это получили ответ:
   -Спасибо, ничего не нужно, у нас все есть. А вниз спустимся на байдарке, туда же посадим охромевшего товарища. Мы еще посидели, попили чайку, поговорили о том, о сем. Тут их руководитель, Борис Ушаков, сказал:
  -- Мы смотрели, как вы ведете байдарки. Так, как вы это делаете, и тяжело и скорость маленькая. Лучше на шесте, который прикрепляется к носу байдарки и с помощью которого осуществляется маневр. Можно связать две лодки. Тогда один тянет, дугой ими управляет.
   Поблагодарив за совет, мы тут же из двух связанных между собой весел, сняв с них лопасти, соорудили легкий шест и, попрощавшись, двинулись дальше. Совет оказался очень дельным. Теперь скорость передвижения возросла до скорости пешехода, а затрата сил значительно существенно уменьшилась.
   Часа через два на открытых местах снег стаял практически полностью. Пятна его виднелись только в густом ельнике да белой полосой покрывал он вершины гор.
   В этот день была моя очередь добывать пищу. Лес потихоньку приходил в себя после нокдауна, нанесенного ему погодой. Повсюду валялись свежесломанные ветви, сучья и деревья, но .... зеленели листья, тренькали птахи, появились комары и мошки. Жизнь продолжалась.
   В лесу я вскоре вспугнул семейку рябчиков. Охотник из меня в то время был так себе и потому и потому верил всяким росказням более опытных друзей. Так Алексей говаривал:
   -Рябчики далеко не улетают. Потому, когда их вспугнешь лучше всего заметить это место, для чего я, например, вешаю на что-нибудь шапку, а потом хожу потихоньку, высматриваю их и посвистываю в манок. Я так и сделал. Снял шапку, повесил ее на ближний куст, и тут увидел, как с дерева на дерево перелетел рябчик. Я подкрался, высмотрел его в густой листве. После выстрела увидел, как перелетел еще один ... Так я гонялся за ними минут пятнадцать-двадцать. В сумке было четыре штуки. И тут я вспомнил про свою шапку. Вспомнить то я вспомнил, да вот где она, куда мне идти, влево, вправо, вперед, назад? Мой, хоть и маленький, но собственный опыт для таких случаев таков: если не знаешь, что делать - сядь и спокойно подумай, а только потом действуй.
   Эта формула уже не раз срабатывала, выручила она и на сей раз.
   Поняв, что только планомерный поиск может принести результат, я достал нож и стал совершать движения вперед-назад, отмечая свой путь срезанными веточками и зарубками. Спустя примерно полчаса шапка была найдена. Пока шел этот поиск была определена еще одна линия поведения: советы слушай, но применять их на практике не спеши.
   Как же красив лес на Кожиме! Полого взбегая по склонам гор деревья: могучие ели, редкие сосны, березы вдруг расступаются, открывая уютные полянки с густой, зеленой травой и множеством самых разнообразных цветов. Ельник перемежается березняком, а в открывающиеся прогалы открывается вид на долину с мерцающей лентой реки и четко прорисовывающимся противоположным взлетом горных отрогов. Деревья растут не густо, под ногами относительно ровная почва, ходить легко - такая "парковая" тайга. По склонам вниз, к реке стекает довольно много ручьев. Крупные ручьи образуют собственные долинки. Каждый ручей имеет свой, отличный от других, голос, напевает свои песенки то звучным дисконтом, то густым басом. В тех же местах, где им надоедает скакать с камня на камень, где они разливаются заводями , или глубокими бочагами, вода либо мирно дремлет, либо тихо шепчет, рассказывая свои приключения прибрежным кустам и травинкам, а те отвечают шелестом листьев и трепетом былинок.
   Мы, городские жители , давно разучились понимать этот извечный язык природы и зачастую грубо и беззастенчиво даже одним своим присутствием нарушаем эту сложившуюся гармонию, неся разрушительное начало в то, создано не нами, пренебрегая границами того ареала, который отведен нам в этом мире.
   Сейчас я сижу и пишу эти строки, тогда шагал с ружьем в руках и мои мысли были направлены совсем на другое. Прежде всего мне хотелось показать свое охотничье умение.
   Как всегда неожиданно, вдруг с резким шумом поднялась и замелькала между деревьями какая-то большая птица. Руки непроизвольно вскинули ружье, короткая поводка, выстрел, и птица падает метрах в тридцати сорока от меня. Вот он и мой первый добытый тетерев. Иссинячерные перья, красные брови - красивая птица.
   Надо сказать, что быструю реакцию на летящую цель мне дала стендовая стрельба. Приобретя ружье, я сразу же записался в стендовую секцию и к этому времени сделал около пятисот выстрелов по летящим тарелочкам. А опыт есть опыт.
   После полудня погода начала портиться, натянуло облаков и пошел дождь. Залез под елку, посидел там немного- конца дождю не видно, мало того, он разошелся еще пуще. Но не сидеть же вечно. Последний раз, примерно с час назад, лодки были немного впереди. Значит мне надо их догонять, Прикинул направление с тем, чтобы выйти на реку километра через два-три, и пошел. Через полчаса дождь стал не страшен, все равно мокрее уже не будешь, а еще через полчаса я увидел наших "бурлаков". Подошел и, посовещавшись, мы решили, что идем до первого приличного для стоянки места, главное, чтоб с развесистыми густыми елями. Минут через сорок остановились. Крутой берег, высотой в пять - шесть метров, а наверху терраса. С грузом придется покарячиться, зато стоянка удобная.
   К этому времени дождь помочил не только нас, но и все, что было сухое в лесу. Костер никак не разжигался. Что мы только не делали: набирали мелкие еловые веточки, тонкие пленочки березовой коры... Бывалые туристы и охотники усмехнутся, но, что было, то было. Наконец Рудольф разозлился, и, сняв с себя штормовку, устроил защиту от небесной влаги. Только после этого костер таки загорелся, а потом и заполыхал так, что можно было и обогреться, и обсушиться, и начать готовить ужин, он же и обед.
   В те далекие времена не было еще полиэтиленовой пленки, и если шел дождь, то крыша палатки была мокрой и по ней, в том числе и изнутри, стекали капли влаги, а на улице защита - густая ель. Ели же здесь весьма подходящие - в любой дождь у ствола сухо.
   Когда покрутишься у костра - как же неохота выходить в этот неприятный, мокрый мир: заготавливать "лапник", ставить палатку, рубить дрова, принести с речки воды. Да мало ли всяких необходимых дел нужно сделать, прежде чем можно будет присесть у костра, посмотреть на огонь, послушать шуршание дождя, рассказать, что увидел за день, послушать других.
   В каждом путешествии, маленьком или большом, существуют свои вехи, опираясь на которые потом вытягивается нить воспоминаний.
   На Кожиме - это Потапов плес.
   Еще тогда, когда мы собирались в этот поход и читали в тур.клубе отчеты наших предшественников, а однажды удалось поговорить с теми, кто здесь был, наряду с общими сведениями узнали, что самый крупный хариус водится на Потаповом плесе.
   Потому-то мы с нетерпением ждали, когда до него доберемся и та рыба, которая ловилась казалась нам какой-то не такой - мелкой и не совсем вкусной. Вот на Потаповом плесе - там да!
   И вот мы до него дошли. Река здесь течет в широкой долине, заросшей кустарником и мелкой березкой, хребты гор расступаются на два-три километра. Потапов плес - скорее перекат с пологими галечными берегами. Длина его - не более километра, глубина менее одного метра, ширина сто- сто пятьдесят метров. На левом берегу множество удобных для стоянки мест. Выбрав, как нам показалось, наиболее подходящее, еще не обустроив хозяйство, Рудольф и Алексей схватили "кораблик" и помчались на речку.
   Надо сказать, что ловля хариуса на "кораблик" - увлекательное занятие. Устройство "кораблика" довольно простое и остроумное - это "водяной змей". К погруженной примерно на две трети доске, для чего на ней в нижней части имеется грузило, по углам крепятся лески-растяжки, которые собираются в одной точке таким образом, что в текущей воде образуется угол атаки, оттаскивающий доску от берега. От этой же точки идет основная леска, с помощью которой можно запускать его хоть на всю ширину реки, хватило бы лески, да было бы течение. На основную леску навешиваются поводки с искуственными мушками, представляющими из себя крючок или тройник, с примотанными к нему шерстинками, или пучком волос. Таких поводков может быть до десятка, но и десять - уже много, с ними трудно управляться., особенно если рыба хорошо ловится. Искуственные мушки "пляшут" на воде, их-то хариус и хватает. На нашем "кораблике" было восемь разноцветных мушек, на любой хариусиный вкус.
   Но Рудольфу и Алексею не удалось удрать одним. Тут же за ним последовали я и Аркадий, а за нами и Лина. Всем нам хотелось посмотреть, что за легендарный хариус водится в этом месте.
   Разматывается с мотовила леска, и мушки одна за другой пускаются в свой пляс по переливающимся водным струям. Вот и последняя. Теперь можно с ними поиграть, то есть походить вверх, вниз , отпустить или подтянуть "кораблик Забавные метаморфозы происходят с человеком , когда в руках одного находится какая-либо снасть, в нашем случае "кораблик", а другой на подхвате. Этому, второму всегда кажется, что первый все делает не так. Рудольф, он с мотовилом, опускает доску "кораблика" около самого берега.
  -- не так- говорит Алексей. - Нужно зайти в воду, выбрать подходящую струйку, посмотреть, как он идет, и только тогда потихоньку его отпускать.
   Рудольф начинает сматывать леску с мотовила.
   -В натяг, в натяг держи, не то он перевернется другой стороной и превратится в обыкновенную доску.
   Рудольф продолжает делать так, как он это понимает, но потихоньку накаляется. Наконец "кораблик" в воде "режет" воду метрах в пятидесяти от берега, а мушки весело по ней скачут.
  -- Подергивай, подергивай! Пусть мушки как бы садятся и взлетают.
   - На, дергай сам - не выдерживает Рудольф- а я буду советовать! ". Полчаса, час, менялись рыбаки, применялись разные способы игры с "корабликом" - ни одной поклевки.
   Постепенно болельщики вернулись к своим основным делам. На берегу остался только один упорный Аркадий. К этому времени уже совсем завечерело и стал накрапывать мелкий дождичек.
   Я пожарил очередных рябчиков, Лина сварила кашу и Рудольфа послали за Аркадием, но ни того, ни другого нет да нет. Пошел Алексей. Пропал и он. Тогда, отставив еду с огня, ушли от костра и мы с Линой. Было уже совсем темно. На берегу мы едва различили силуэты наших мужиков. Подошли. Оказывается все они не могли оторваться от "кораблика". Лишь только затемнело, как начался жор. Хариусы буквально бросались на мушек едва только та касалась воды. Аркадий держал мотовило, а Алексей и Рудольф снимали попавшихся хариусов прямо в воде, чтобы не терять время на вытаскивание и новый запуск. Это занятие так захватило их, что они забыли про ужин, про костер и про все на свете. Мы с Линой сходу включились в конвейер: брали рыбу, сажали ее на кукан. А хариусы действительно были знатные. Примерно по килограмму весом и какие - то необычно темные. Скоро их стало несколько десятков, ослаб и клев, хотя они продолжали ловиться.
   Тут же на берегу почистили с десяток рыбин и отправились к костру, но не все. Рудольф и Алексей оставлять "кораблик" не захотели.
   У костра быстренько освободили противень, загрузили в него рыбу и поставили на огонь.
   Через полчаса противень был пуст.
   Подзаправившись мы с Аркадием пошли менять рыбаков, а Лина осталась жарить рыбу для следующей смены.
   Сыпал мелкий, мелкий дождь. Было совсем темно, и ребят мы нашли только по голосам .
  -- Ну что, ловится?
  -- Да, хватает по-немногу.
  -- А что вы тут видите?
  -- А чего тут смотреть, когда хариус хватает - чувствуешь по леске, да и всплеск слышен. Вот возьми мотовило.
   Действительно, отчетливо чувствовалось подергивание где-то там в темноте попавшегося хариуса.
  -- Ну. А теперь сматывай леску до первого узла, а Аркадий пусть руками вытягивает леску вдоль берега, пока не доберется до того крючка, на котором сидит хариус. А потом в обратном порядке. Вот и вся процедура. Давайте, работайте, а мы пошли.
   Часа полтора-два мы занимались тем, что снимали рыбу, запускали Кораблик" и уже совсем собрались идти спать, как появились Рудольф и Алексей.
  -- Ловится?
  -- Да!
  -- Тогда топайте к дому, там противень с рыбой, а мы тут походим.
   Так всю ночь до утра, сменяя друг друга, ловили мы рыбу, жарили, ели, опять ловили... Жаль, что не догадались подсчитать, сколько же может съесть рыбы средний тридцатилетний мужик за одну ночь? По сегодняшним прикидкам - килограммов по десять. Тянет ли это на рекорд Гинесса, или нет?
   Но мы и тогда ели и удивлялись. Хариусы исчезали один за другим, а хотелось еще. Походишь с "корабликом", промнешься и опять к костру, к противню.
   Естественно, что после такой ночи мы продрыхли часов до трех, а проснувшись разбрелись ко куда.
   Я высмотрел гору повыше и поближе, и решил подняться насколько получится.
   Здесь, в Приполярьи, вертикальные зоны совсем невелики. Крупные деревья поднимаются совсем невысоко, метров на двести, триста над рекой, затем лес мельчает, остаются практически одни перекрученные березки с преобладанием карликовой. Из тайги попадаешь в тундру. Потом и карликовая березка, постепенно мельчай, пропадает совсем. И на пологой вершине растут мох, низкая жесткая трава, да повсюду виднеются песчаные выходы, отдельные валуны, или причудливые выветренные скалы.
   В более низких междугорьях иногда встречаются роскошные "альпийские" луга с высокой травой и яркими "несеверными" цветами. Казалось бы, что это рай для различных диких травоядных: оленей, лосей, коз, косуль. Но я их не только не видел, но и не обнаружил следов их присутствия.
   В тусклую, несолнечную погоду видимость невелика и дальние хребты гор синеют вокруг нечеткими силуэтами. Зато Кожим виден отчетливо. Виден и наш лагерь, и больше никого. Тишина, покой и задевающие за голову медленно плывущие облака.
   В такие места, видимо, и надо ходить одному: внимание не рассеивается, и начинаешь замечать то, мимо чего прошел бы разговаривая и не приглядываясь и не прислушиваясь к окружающему миру.
   Интересно устроена человеческая натура. Вот я поднялся на эту гору, делать здесь вроде бы нечего, но уходить не хочется. Что-то притягательное есть в высоте. Видимо лучше всех это понимают и чувствуют альпинисты. Зачем-то ведь они карабкаются, стараясь залезть повыше.
   С чем хорошо на Кожиме, так это с дождями. Очередной вал облаков, перевалив через хребты, принес с Северо-запада мелкий, нудный дождичек и заспешил вниз, к палатке. Нет более эффективного способа промокнуть, чем двигаться в взвеси из мельчайших капелек воды. Впечатление такое, что не идешь, плывешь. Чем ниже и ближе к речке, тем капли становились крупнее, и когда я спустился в долину реки, шел вполне нормальный дождь.
   Около костра под елкой уже кто-то стоял полураздетый и размахивал над огнем различными частями своей одежды. Этот кто-то оказался Рудольфом, остальные еще где-то мокли в тайге. Следовательно костер нужен большой. Посему, взяв топор, я отправился на заготовку дров. Только выбрал хорошую сушину и рубить начал нижние ветки, как появился Аркадий с пилой. Через полчаса дров было заготовлено на целую ночь.
   Известно, что тепло и уют костра, а, может быть, магия мерцающего пламени, вызывают отвлеченные мысли. Вот и сейчас, только успев обсохнуть, Рудольф задумчиво произнес
  -- А что, в такую погоду хариус ловится, или нет? Откликнулся Алексей.
  -- Возьми да попробуй, только не перепутай. Хоть вода сейчас повсюду, но "кораблик" все-таки луче запускать в реке, хотя из-под елки было бы сподручнее.
  -- Ха, в Ялте мы и не в такую погоду лавливали! И Рудольф отважно прямо через мокрые кусты двинулся к реке.
  -- Ладно уж, составлю компанию. И Аркадий исчез в пелене дождя вслед за ним. У костра стало посвободнее. Некоторое время спустя Алексей встал
  -- Знаете, я пожалуй тоже схожу посмотрю, как там у них.
   Тем временем почти стемнело, а дождь превратился в мелкую водяную пыль, которая посеребрила все листочки на деревьях и накинула белую, мерцающую в вечернем свете, вуаль на траву и кусты. Мне тоже чего -то не сиделось в тепле костра.
   -Пойду-ка и я на речку, посиди здесь одна- обратился я к Лине.
  -- Иди, иди, одной даже лучше, тем более у меня есть, что делать.
   Я накинул штормовку и вышел из-под ели. Мелкие каплю тотчас зашуршали по капюшону.
   Лес на все явления природы реагирует по-разному. Сейчас ощущалась тихая умиротворенность. Чувствовалась расслабленность как у человека, который хорошо поработал и теперь не спеша пьет чай. Все дневные заботы и волнения позади, ему уютно, сидя в кресле перебрасываться с собеседником простыми, односложными фразами.
   Стараясь как можно меньше задевать набухшие от влаги ветки, я вышел к реке. Вода в перекате, в тон этому общему настроению, звучала приглушенно и мягко и почти сливалась с пологим галечным берегом. Через серебристую дымку толи тумана, толи дождя, силуэты моих товарищей казались неправдоподобно большими и зыбкими. Когда я сблизился метров на десять, из этой полупрозрачной массы как бы вынырнула и сразу стала четкой и знакомой фигура Рудольфа. Он сосредоточенно шагал, удерживая мотовило. Сразу же стали видны и ближайшие мушки, скачущие по воде.
  -- Ну что?- спросил я.
  -- Ловится только на утопленную мушку. Вот сейчас я пойду обратно по перекату, тогда и поглядим.
   До мощной струи воды, срывающейся из порожка между нагромождений из крупных камней, оставалось метров десять.
   Рудольф подвел "кораблик" почти к самой быстрине, подержал его там минуту, другую и повернул обратно вниз по течению. Скорости пешехода и течения практически сравнялись, и поводки почти вертикально ушли в воду. Тут же резко дернулся и стал совершать разнонаправленные движения дальний поводок
  -- Ага, попался, воскликнул Рудольф! Но тут же дернулся ближний поводок и из воды почти на метр выскочил крупный хариус Сизая дымка, застилавшая берег, над водой была значительно прозрачней и весь процесс был отчетливо виден.
  -- Сейчас сниму - сказал я, и стал перебирать леску руками, одновременно зайдя в воду. Хариус бушевал во всю. Выпрыгивал из воды, бросался из стороны в сторону, но леска неуклонно тянула его ко мне. Наконец я схватился за поводок и, удерживая основную леску на сгибе локтя, поднял хариуса над водой.
   Вот оно, основное противоречие в человеке: с одной стороны альтруизм, любовь к природе и ....... , с другой- добыча!
   Вот он, хариус, бьется на леске, и мне его ни чуть не жаль. Даже наоборот, доставляет удовольствие чувствовать его трепет в своей руке, сжимать жаберные крышки, выдергивать крючок и затем, размахнувшись, выбрасывать далеко на берег, чтобы он не упрыгал обратно, пока не подберу его я, или мои товарищи....
   Пока возился одним , к нему присоединилась еще пара. Какой уж тут дождь, какой костер, когда ловится такая рыба!
   Нашей целью на этот поход было подняться по Кожиму километров на сто, до рудника Пиленгичей, сделать там переволок и по ... спуститься до железной дороги.
   Сначала снег, а потом Потапов Плес, да и просто более медленная, чем запланированная, скорость подъема, определяемая отсутствием опыта передвижения по быстрым, порожистым речкам, показали, что план наш невыполним за то время, которое мы имели. Потому, посовещавшись решили, что поднимемся на сколько возможно, а потом скатимся обратно по Кожиму.
   Принятое решение сразу сбавило темп передвижения вверх. Теперь "бурлаки" могли себе позволить позабавляться с " корабликом", а охотники стали более свободными, так как знали, что лодки далеко не уйдут.
   Вообще-то это практически оптимальное решение для режима активного отдыха: все время при деле, без спортивной "оголтелости"- давай километры любой ценой, без излишнего "напряга". Теперь дождевые заряды мы пережидали под елками, становились на ночлег пораньше и не чувствовали над собой этого вечного "надо".
   Мне такой режим понравился - появилась возможность лучше присмотреться к окружающей природе, что-то записать в блокнот, поразмыслить о ... Здесь я впервые после школы опять стал писать стихи, захотелось найти точные, простые и выразительные слова и фразы, созвучные с этой, задевающей душу, природой.
   Я не знаю, может быть это и тривиальные мысли, но для меня каждая местность имеет свой характер. Во многом он определяется внешней формой, но есть и нечто другое, которое в переводе на человеческие мерки можно назвать добротой, злостью, строгостью, простотой и еще многими, многими понятиями и оттенками понятий о характере.
   Наиболее комфортно и уютно я чувствую себя на рязанщине с ее мягкой, лиричной природой. Она для меня мать. По-приятельски обращаюсь я и с северной природой, но всегда несколько настороженно. Приятель-то она приятель, однако всегда может взбрыкнуть, о чем время от времени и напоминает.
   Здесь, между гор, у быстрой, порожистой речки я чувствую себя в гостях, причем красавица-хозяйка никак не проявляет своих чувств, она просто доброжелательно-снисходительна. Она замечает меня только до тех пор, пока я тут. У нее свои заботы, стремления, волнения. Ты же гость, пришел и ушел...
   Но ведь стихи пишутся не только матери, женщинам их пишут тоже, точнее в основном им. Матерям сыновья любовь и забота достаются значительно реже. Так уж устроена наша, человеческая натура: хуже всего относимся к тем, кто нас любит и кто через любовь беззащитен.
   Потапов плес действительно стал для нас вехой. После него мы сделали всего два "ленивых" перехода. Река стала значительно меньше, долина сузилась, местность стала менее интересной и возник вопрос, а зачем мы вообще туда идем, если не собираемся осуществлять переволок?
   И мы погрузились в байдарки и пустились вниз по течению.
   Может быть это решение и правильное и разумное, но ...
   Почему-то он, этот обратный путь, вызывает у меня ассоциацию с отступлением.
   Все то, что было пройдено с трудом, ногами, с байдарки мелькает как кадры в кино. Весь путь-то в десяток ходовых часов. Даже для малоопытных нас Кожим, как сплавная речка, каких- либо трудностей не представил.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Что делать, если не знаешь, что делать?

   Самые неожиданные сюрпризы жизнь подкидывает тогда, когда ты безоговорочно во что-нибудь веришь. Такая вера отключает ум и притупляет бдительность. Каждый, покопавшись в своей памяти , обязательно найдет этому подтвержденье, я же хочу рассказать об одном случае , произошедшем со мной.
   Мы плыли на байдарках по одному из притоков Оби в ее нижнем течении, в приполярной области, притомились, и решили сделать дневку. Река в этом месте спокойная, местность равнинная. День был пасмурный: ни ветерка, ни солнца. Мои товарищи кто крутился у костра, кто что-то чинил, кто занимался рыбалкой, я же решил пройтись и, сказав, что пойду на час, другой в тундру, одел патронташ, повесил на плечо ружье и, посмотрев на компас, отправился в направлении примерно перпендикулярном к берегу реки.
   Тундра здесь - сплошной, до полуметра высотой кочкарник. Сухо. Не густо, но сплошь растет лиственница, более напоминающая кустарник, чем дерево. Толщина ствола не более двух сантиметров, высота один- два метра. Видимость маленькая. Ориентиров никаких и потому иду по азимуту, то и дело поглядывая на компас. Ягодников нет, какой-либо представляющей интерес живности тоже не видно, изредка прошмыгнет лемминг, да пропищит какая-то мелкая пичуга. Так, не спеша, я шел примерно полтора часа. Окружающая местность нисколько не менялась.
   "Что тут делать: подумал я, поверну-ка обратно". Остановился и посмотрел на компас. Выбрал направление и снова посмотрел на компас. Стрелка смотрела совсем в другую сторону. Я потряс его. Стрелка устанавливалась в любом направлении, или вообще тыкалась куда попало, как слепой кутенок. Снял ружье с плеча, а вдруг оно притягивает стрелку, поставил его к дереву и отошел. Результат был тот же. Мне стало немного не по себе. Только сейчас я понял, что все время шел не в заданном направлении, а куда попало. Мало того и начальный азимут не имел ничего общего с действительным азимутом.
   Первое правило в ситуации, когда алгоритм действий не определен, гласит: не суетись, сядь и спокойно все обдумай. Я так и поступил.
   Итак:
  -- компас в этой ситуации бесполезный и даже вредный прибор;
  -- неизвестен начальный азимут, а значит и направление, в котором надо возвращаться обратно;
   Что делать?
   Первое, надо хотя бы грубо вспомнить расположение реки на карте в месте нашей стоянки.
   Здесь мне помогли некоторые задатки фотографической памяти. Однажды она мне уже помогла, когда я, приехав в командировку в Тулу, обнаружил, что забыл записную книжку и не помню ни адреса, ни телефона организации, в которую прибыл. Сосредоточившись, я воспроизвел в памяти нужную страницу, а с ней и номер телефона.
   С картой задача попроще. На карту я глядел множество раз.
   Теперь надо было определить истинное направление на Север.
   В тундровой части Севера наилучшим объектом для этого являются муравейники. Здесь они имеют конусообразную форму с плоским срезом от вершины к основанию, при этом плоскость "среза" достаточно строго ориентирована на Юг.
   Итак, нужно найти муравейник. На это понадобилось минут пятнадцать. Хорошо. Вот он муравейник. Вот направление возвращения, но как его поддержать - муравейников - то мало. Я опять сел на кочку и задумался. Самый надежный способ подержания заданного направления - это створы. Нужны ясно видимые предметы на максимальном удалении, которые должны располагаться по линии движения.
   Я достал из кармана носовой платок и разорвал его на узкие ленточки. Первую привязал на самой высокой вершинке ближайшей к муравейнику лиственницы и отошел, стараясь строго выдерживать выбранное направление, метров на пятьдесят, после чего привязал еще одну ленточку. Теперь мне надо было просто совмещать их в поле зрения, чтобы двигаться по - прямой. Легко сосчитать, что на километр надо примерно двадцать ленточек, а всего получилось восемнадцать - маловато.
   Но был бы выработан алгоритм. Остальное - проще. Уже на следующих отрезках я стал навешивать другие, ясно видимые предметы: пук травы, кусок коры, просто надламывать вершинку...
   Час уходил за часом, а река все не появлялась. Только когда совсем завечерело, вышел я к реке. Вышел и тут же поднял стайку уток. Два выстрела- пара уток. "Ну вот, хотя бы ужин есть" - подумал я. Спустя секунд тридцать, услышал два едва различимых выстрела. Это мои друзья, обеспокоенные моим долгим отсутствием, дали знать, что они услышали мои выстрелы. Слышать то я слышал, но это мало чего дало мне в определении того направления, в котором мне надо идти: вверх по течению, или вниз. Дело в том, что слышу я только одним ухом. Этого достаточно для того, чтобы слышать, но мало для определения направления источника звука
   Ладно, пойду вверх против течения, а там посмотрим. На речку вышел, теперь никуда не денусь. Пройдя минут двадцать, я выстрелил снова и услышал в ответ явно различимый ответный выстрел - значит иду правильно.
   Вот так то, ушел на полтора часа, а вернулся через одиннадцать. И это все потому, что слепо верил в надежность компаса.
  
  
  

Дождь

   Ну чего нового можно сказать о дожде? Казалось бы, что мы знаем его, как облупленного. Радуемся ему, когда он является в роли спасителя, орошая иссушенную и измученную землю; клянем его, кода он своей нудной болтовней омрачает наше существование изо дня в день. А в общем то- это обыденное, привычное явление. И вот именно эта обыденность зачастую притупляет наше внимание, заслоняя от нас некие нюансы, последствия неучета которых иногда трудно предугадать.
   Есть на Кольском полуострове река Чапома, на которой мы как- то с моим сыном проводили отпуск. Конец июля, ночи, как таковой, практически нет. Места фантастические. Небольшая река, бегущая в скалистых берегах с галечными перекатами и чистейшей водой. Высокие, стройные северные ели, причудливый березняк, травянистые выходы болот... Никого, только мы двое.
   Как- то мне не спалось, Да и как заснуть, если не поймешь: где ночь, где день? Круглые сутки светло. Солнце погуляет по краю горизонта и вновь поднимается вверх. Сын сопит рядом. Покрутился я, покрутился в спальнике, да и решил пройтись, пока он спит, глядишь чего-нибудь и добуду. Было часа два ночи. Светло. Край солнца еле-еле виднеется на вершинами деревьев, по небу плывут редкие облака, над рекой стелется зыбкая туманная дымка, журчит. перекатываясь по камням, вода. Никаких посторонних звуков. Не спеша, прислушиваясь и приглядываясь, бреду вдоль берега против течения реки. Прошел с полчаса и наткнулся на болотину, широкой полосой уходящую от реки. Зеленое и ровное как биллиардный стол полотно мелкой травки. Ни кочки, ни, тем более, деревцев. Такое болото - самое коварное: на вид весьма привлекательная лужайка, а на самом деле это тонкий слой дернины, образованный сросшимися корнями травы. Проткни ее, там слой жижи, а какой глубины - сверху не видно.
   По такой лужайке не пойдет ни лось, ни олень, ни другие крупные животные. Они знают - это гибельное место и даже в минуты опасности, убегая от какого- либо врага, они постараются миновать его. Но человек тем и отличается от животных, что у него нет безусловных табу. Он гомо-сапиенс, он думает. А как известно думать - это еще не значит знать. Потому я поленился обходить эту "лужайку" и сделал шаг, другой. Держит. За несколько минут я пересек ее, оставив ясный след своего неповиновения законам природы, и двинулся дальше. Тем временем, как это часто бывает на Севере, набежала тучка и пошел дождь. Чего мокнуть зря, и я забрался под густую ель, удобно устроился и, подремывая, стал ждать, когда он окончится. Под елкой сухо. Плотно прижатые к стволу "лапы" не пропускают ни капли. Хорошо отсюда наблюдать за лесной жизнью . Вот пара леммингов устроила беготню по упавшему стволу дерева. Совершенно не обращая внимания на густо падающие капли, они, то стремительно неслись друг за другом, то, вдруг остановившись, вставали на задние лапки, точнее сидели на своей кургузой попке и, глядя друг на друга, смешно поводили мордочками. После, разом сорвавшись, вновь неслись друг за другом. Я пошевелился, они насторожились и тут же исчезли. Потом я заметил маленькую полярную сову. Она сидела на голом суку и, не обращая внимания на дождь, внимательно оглядывала окрестности, при этом ее голова медленно вращалась в одну сторону примерно градусов на сто восемьдесят, а затем резко возвращалась в исходное положение, чтобы начать движение в другую, тем самым обеспечивая практически круговой обзор. Интересно, она обслушивает, или обглядывает местность? Я поцарапал ногтем ложе ружья. Голова тотчас повернулась в мою сторону. Подождал, когда она начала опять вращать головой и помахал руками. Никакой реакции. Значит сначала слух, зрение вторично. Потом я стал наблюдать за муравьями, благо муравейник был рядом. Но тут дождик прекратился, я посмотрел на часы. Ого, уже девятый час, мой отрок проснулся и думает, куда это я подевался? Быстрым шагом я направился обратно и минут через десять был у той самой болотины. Мои следы были ясно видны и я, не раздумывая, пошел по ним. Пройдя метров тридцать, я вдруг почувствовал что почва, точнее верхний покров болотины, уходит из-под ног, а образовавшаяся воронка тут же наполняется коричневатой густой жижей. " Что будет делать Сережка"- мелькнуло у меня. Серьезность ситуации, в которую я вляпался в буквальном и переносном смысле из-за спешки и собственной глупости, для меня была вполне очевидной. Широко раскинув руки, я плюхнулся плашмя. Но даже при существенно увеличенной площади опоры мое тело стало постепенно погружаться. При падении я инстинктивно сорвал с плеча ружье. Перехватив его одной рукой за шейку приклада, а второй за ствол и, используя ружье как опору, я сделал несколько бросков. Получилось. Бросок за броском приближали меня к твердой земле. Оставалось всего несколько метров, и я оказался в густой жиже, в которой и опереться было не на что. Нет, теперь меня не возьмешь! И я заработал ружьем словно веслом, используя приклад, как лопасть. Тело двинулось вперед, а сапоги, наполнившись вязкой жижей, начали сползать с ног. Теперь, когда до берега было рукой подать и уже было ясно, что я таки выберусь, стало ужасно жалко их потерять. На миг прекратив движение, я подтянул сапоги, согнув колени поднял ноги и с удвоенной энергией заработал своим "веслом".
   Выбравшись, я сел на кочку, глубоко вздохнул и сказал болоту:
   " Ну что, не получилось, даже сапог - и то не досталось. Однако спасибо за науку. Постараюсь, чтобы второго такого раза не было".
   Болото молчало. На его ярко-изумрудной зелени уродливо выделялась широкая коричневая дуга- след, который еще долго будет удерживаться в моей памяти, как предостережение на тот случай, если вдруг еще раз в голову придет желание нарушить табу.
   Сняв сапоги, я вылил из них содержимое, натянул их обратно и направился реке. Там, выбрав место поглубже, как был, во всем бросился в воду. Понадобилось минут пятнадцать, чтобы смыть с себя и одежды следы моего барахтанья в болоте...
   Когда я подошел к лагерю, там горел костер, на котором стояла сковорода с рыбой. " Куда это ты запропастился, я уже рыбы поймал, нажарил, а тебя все нет". "Дождь прихватил, видишь промок до нитки. Сейчас переоденусь и давай завтракать. Сегодня у нас будет долгий день и длинный путь".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Вода, вода, кругом вода...

  
   Спроси любого человека, что такое вода? Девяносто девять из ста снисходительно улыбнутся и ответят: " Жидкость, кипит при температуре сто градусов по Цельсию, замерзает при нуле и вообще, что тут спрашивать? Кто не знает, что такое вода?"
   Так то оно так, но вот кажется знаешь ты человека "тысячу" лет, знаешь вдоль и поперек, хороший, положительный, а он вдруг выкинет такое коленце, которого ни ты, да и никто не ожидал. Так и вода. Ну чего мы про нее не знаем? Ан нет, и вода может вдруг предстать совсем другой , неожиданной стороной.
   Умные люди говорят что в воде есть какая-то переменная кристаллическая структура. В талой воде она одна, в кипяченой другая, а в водопроводной третья... Разные колдуны, или как теперь их называют - экстрасенсы, "заряжают" воду, или придают ей какие-то необыкновенные свойства; вода также бывает тухлой, мертвой, живой, ... в общем какой только не бывает.
   Я же хочу рассказать совсем о другом, о том, какой она становится, когда бешено мчится и скачет по перекатам и порогам, особенно, если река полноводная и достаточно широкая.
   Осенью 1964 года мы совершали байдарочный поход от Ловозера до Белого моря. Это практически через весь Кольский полуостров. Сначала против течения по реке Афанасия от устья в Ловозере до истоков ( это около сотни километров), затем переволок в устье реки Поной, по которому около четырехсот пятидесяти километров до Белого моря. Плавание на байдарке - один из наиболее привлекательных и приятных способов путешествия, особенно тогда, когда оно спланировано так, что в основном сплавляешься вниз по течению. Медленно "проплывают" перед тобой все новые и новые места. Таежный глухой лес сменяется кустарником или широкими языками болот, сбегающими до самой воды. Иногда налетают стайками или поодиночке утки, маленькими глиссерами проносятся семейки крохалей, изредка можно увидеть лося, оленей и даже медведя. В приглянувшемся месте покидаешь блесну ...
   Но не всегда реки текут по равнине. На их пути встречаются горные массивы, скальные выходы, просто каменистые россыпи.
   В таких-то местах и образуются пороги, в которых вода, сжатая в каменных объятиях, становится дикой и грозной. Грохот падающей и дробящейся на струи, струйки и мелкие брызги воды нарастает по мере приближения. Даже когда стоишь на берегу и смотришь на мчащуюся массу воды, чувствуешь неимоверную мощь этой беснующейся стихии.
   Тогда же, когда на утлой лодчонке, отделенный от этой стихии всего лишь куском материи, натянутой на хлипкий скелет из тоненьких трубочек и палочек, мчишься среди волн, брызг, пены и грозно оскалившихся каменных лбов, времени на осмысливание происходящего нет. Точнее время деформируется по участкам: то мчится с неимоверной скоростью, то как бы останавливается, фиксируя кадр за кадром отдельные мгновения. Полностью передать словами это состояние трудно, иди даже невозможно, но воспроизвести ход событий я все- таки попытаюсь.
   Река Поной, протянувшись почти через весь Кольский полуостров с Запада на Восток, впадает в Белое море рядом порогов, самый крупный из которых "Бревенный". Назвали его так видимо потому, что бревна в нем ломаются будто спички. Ширина реки в этом месте составляет 150 -200 метров. Берега - высокие, метров под сто, в основном это скалистые обрывы, между которыми с грохотом, через огромные каменные валуны, несется пузырящаяся и пенящаяся масса воды, образуя отбойные стоячие волны, каверны и воронки с косыми струями и завихрениями ... Порог состоит из трех каскадов на длине около километра. Третий - самый мощный.
   Еще издали, услышав мощный гул, мы осторожно, вдоль берега, подошли к нему, высадились, привязали байдарки и пошли на разведку. Первые два каскада показались нам проходимыми по воде и потому я и Аркадий с интервалом в несколько минут вошли в порог. То, что казалось с берега не очень-то страшным и опасным, здесь, в полсотне метров от берега оказалось совсем другим. Течение вдруг ускорилось, маленькие, с берега, волны оказались высотою более метра и повсюду за ними прятались каменные лбы валунов. О том, чтобы пойти намеченным с берега " оптимальным" путем не было и речи. Задача состояла лишь в том, чтобы увернуться от несущихся на тебя каменных выступов. Вода стала вязкой и густой, и чтобы совершить гребок требовалось приложить такое усилие, что гнулось весло, байдарка же стала такой неповоротливой будто потяжелела во много раз. Впрочем и действительно она здорово потяжелела, так как каждый раз, проходя через стоячую волну, принимала изрядное количество воды. Трудно передать ощущение, когда нос байдарки вдруг повисает над каверной, а потом втыкается в практически вертикальную водяную стену, а затем и ты проходишь через нее, при этом вода накрывает тебя почти полностью. Ощущение такое, будто ты прыгнул в воду плашмя и при этом ударился об нее животом, грудью и лицом, но "переживать" некогда, только проскочил водяную стену и опять стало возможным взглянуть вперед, как открылось новое препятствие и вновь с такой силой жмешь на весло, что оно гнется, а в голове только одна единственная мысль - только бы оно не сломалось ....Но всех твоих усилий хватает только на то, чтобы лишь немного изменить направление. Каменный лоб, на который ты наплываешь, стремительно надвигается, кажется все, столкновение неизбежно, но отбойная струя вдруг подхватывает нос, следует резкий боковой рывок и только чиркнув кормой байдарка проскакивает мимо, а то, что корма задела за камень, оказалось весьма кстати, так как иначе байдарку кинуло бы поперек струи и тут же перевернуло, а так она выскочила на затишек за камнем и хоть на мгновение, но образовалось время оглядеться и кое-какие возможности для дальнейших маневров. Тут же включились и обычные чувства: и то, что промок до нитки, и что сидишь в воде по самые..., и ..., но впереди уже очередное нагромождение камней, и опять включаешь все силы, чтобы направить байдарку в лазейку между ними. И вдруг все кончилось. Вода стала спокойной, байдарка управляемой, да и берег - вот он, рядом. Не успел ткнуться в прибрежный галечник, как рядом пристала вторая байдарка, и из нее вылез практически сухой Аркадий.
   Он шел за мной, и все маневры, которые я начинал, увидев препятствие, делал заранее. Это позволило ему избежать ряда напряженных моментов, но и он выглядел немного очумелым. Мы тут же начали разгружать байдарки, чтобы вылить из них воду, в это время подошли Алексей с Линой. Дело пошло веселей. Тут Алексей и говорит : "Переоделся бы, простудишься. С берега наблюдать за вами было просто страшно. Временами байдарка скрывалась в воде и, казалось, уже больше не вынырнет. Хватит, больше мы так рисковать не будем". Я ничего не ответил, взял рюкзак и стал переодеваться в сухую одежду.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Двадцать пять километров за двадцать четыре часа

   Когда рассматриваешь карту и намечаешь путь, по которому собираешься пройти, то даже человеку, которому понятны различные значки: причудливые волнистые линии, точечки, черточки и прочая картографическая кабалистика, все кажется легко и просто
   Речушка, ну что ж, найдем переправу. Болото, обойдем или пройдем. Что мы по болотам что ли не ходили? Глубже двух метров? Но кто же нас туда гонит? Смотри, находи проходы. Вершинка. Тем лучше. Во-первых ориентир, во-вторых с нее и посмотреть можно, наметить дальнейший маршрут. В общем карта и есть карта. Она как паспорт у человека, в котором обозначены имя, фамилия, улица, город и даже семейное положение. Но разве можно судить по паспорту о характере человека, его способностях, какое у него настроение и именно сегодня, и вообще чего от него можно ожидать? Глядя на карту в теплой комнате, в компании друзей, за чашкой чая, особенно после плотного ужина, всякие мелочи вроде плохой погоды, тяжелого рюкзака и прочих других обстоятельств, определяющих "душу" именно этого места и именно в то время, когда ты там находишься, кажутся не стоящими особенного внимания. Правда, возраст и опыт шепчут на ушко: а если снег? А если дождь? А если болото такое, что сунешься в него на двести метров, а выходить будешь потом целый день? А если...?
   Но привычная, схоженная команда, выпитые за ужином несколько рюмок, да и подспудное выпендривание - мы еще ого-го-го, пройдем везде, что нас остановит? заглушают этот, такой неуместный здесь голос.
   - Ну что, решено? Тогда на посошок и ... за дело.
   Нас четверо, всем уже далеко за пятьдесят. Счет пройденных дорог давно за многие тысячи километров. Но новый, предстоящий поход волнует. Мысленно мы уже там: среди вешней тайги, раскисших болот, залитых поверх льда талой водой озер...а, главное, на берегу Белого моря.
   Отмеренное на карте расстояние, которые нужно пройти, невелико- всего двадцать пять километров. Но это Карелия, но это весна...
   Поезд пришел на станцию рано утром, точнее не утром, а поздно ночью. Сошли только мы. В чернеющих вблизи домах ни огонька. Одна лампочка горит на каком-то станционном здании. Тишина. Морозец градусов пять, свежий снег, толщиной сантиметров пять - десять еще падающий крупными хлопьями, спрятал все тропинки и дорожки. Да они особенно и не нужны - все равно через несколько сотен метров придется идти по азимуту, а там какие дороги? Что ж, рюкзаки на плечи и вперед, на Восток. Первый ориентир - река. Полчаса, и вот она. Меж невысоких, лесистых, заснеженных берегов шевелится и вздыхает темная, подвижная масса, нисколько не похожая на воду, а скорее на спину какого-то огромного змея с переливающейся, поблескивающей чешуей.
   Морозец сделал свое дело. Под ногами жестко, а нападавший снег - не помеха. Идти легко. Безлунно. Но это не наша привычная темная ночь, а белый полумрак. Вблизи видно довольно ясно, а удаленные предметы размыты и скорее угадываются, чем видятся. Идем в основном обширным болотом. Местами встречаются участки совершенно ровные - замерзшие озерца и залитые натаявшей водой низинки. Редко, редко под ногой хрустнет пустотка. Мы оживлены, часто пересмеиваемся. Предмет наших шуток один и тот же - наш карельский друг Сережа. По телефону он нам сказал, что на всю тайгу не наберется и один КАМАЗ снега. Потому и лыжи и саночки в Москве, а рюкзаки у нас на плечах. Еще не втянулись, тяжеловато. Но это привычная работа. Тридцать минут ход, десять минут перекур. И так до шести часов утра. После привал. Чай, перекус и все снова. Три раза по шесть переходов, потом еще немного и мы на озере. Это примерно половина пути. Здесь поживем денька два, половим рыбу и к морю.
   Еще раньше, на карте, мы наметили возвышенность на северной части озера и, как оказалось, не напрасно. Во всей ближайшей округе нашелся один единственный, вытаявший на солнце, кусочек земли размером тридцать - сорок квадратных метров и именно там. Когда вокруг снег- приятно походить по зеленому ягодничку, посидеть на сухой лесине...
   Яркое весеннее солнце, длинный северный день. Там, где не достает ветер, тепло, хоть загорай. И никаких комаров.
   Трудно определить, чем привлекает Север? Охота ?- да, рыбалка ? - да. Но есть еще много, много такого, что создает здесь особое настроение. Вроде и деревья обычные: ель. сосна, береза, ивняк. Однако они и не совсем такие, как в средней полосе. Это как люди. Человек он и есть человек, но мы не затруднимся отличить европейца от азиата, негра от белого. Есть свои характерные черточки и у деревьев и у местности. Даже цвет неба и структура облаков, даже сам воздух и тот здесь все-таки другой. В редкие минуты покоя, набродившись перед этим по тайге и покрутившись затем вокруг костра за приготовлением обеда или ужина, уютно устроишься где-нибудь на упавшей лесине, так, что и солнышко пригреет и видно все далеко вокруг. И вдруг особенно остро ощутишь себя частицей природы, что ты не больше и не меньше, ты не "царь", но и не нищий. Ты просто ее составная часть. Вот такое состояние единения с природой, по крайне мере у меня, возникает только на Севере. Видимо здесь природа проще и понятней, ее стремление, выжить в жестокой борьбе за существование, выражено ярче и отчетливей.
  

Один в тайге, вокруг

Куда не глянь - тайга, болота

И неизведанное что-то

Тебе вольется в душу вдруг.

Я явно чувствую тогда

Давно минувших дней дыханье,

Сквозь пролетевшие года,

С природой древнею слиянье,

Смотрю на травы, на листву,

На цвет малиновый захода,

И я молюсь, как божеству,

Чудесным таинствам природы.

   Но это все достаточно неуклюжие попытки объяснить то, что объяснить невозможно, также, как невозможно объяснить, почему ты любишь то, или другое, или того или ту. Такое состояние может придти только извне, помимо воли человека...
   Для уха рыбака названия местных озер звучат так, что хочется поскорее заглянуть под лед: Сиговое, Лещеево. Не зря же их так назвали.
   Мы не можем отнести себя к славному отряду заядлых рыбаков, в тонкостях знакомых со всякими премудростями, позволяющими заманивать доверчивых и не очень, рыб..., но и нам тоже не терпелось попытать удачу.
   Подледный лов, казалось бы, что тут хитрого: сверли дырку, опускай мормышку и разводи костер для ухи...
   Чего, чего, а уж дыр мы насверлили предостаточно. Если бы на одну дырку, да по одной рыбешке, то уха бы получилась знатная, даже если бы рыбки были величиной со спичечный коробок.
   В конце концов поймали щуку килограмма на три - вот и вся рыбалка. Она, да налетевший откуда то одиночный гусь, составили достаточно плотный ужин, который в свою очередь разбудил творческую энергию нашего доктора технических наук, которая, естественно, была направлена на то, чтобы избавиться от рюкзаков, точнее переместить их со спины на какое-либо транспортное средство. Еще раньше он приволок кем-то брошенную пару лыж и теперь с энтузиазмом изготавливал на их основе некое подобие нарт. Мы предложили свою помощь, которую он с негодованием отверг: "Испортите, это дело тонкое, тут уметь надо!". Только он закончил свою работу, как мы тотчас свалили на "нарты" всю свою поклажу, а это около сотни килограммов. Автору очень не терпелось испытать свое творение в работе, и он предложил идти дальше прямо сразу, вечером. То же, что снег к этому времени размок и превратился в кашу - это его не смущало. Произнеся знаменитое: "ху-сим", он впрягся и, не дожидаясь пока мы закончим сборы, потянул сани. Сгоряча, и защищая идею, он двинул довольно лихо. Прокопавшись еще с полчаса, мы увидели только санный след, уходящий по краю озера на Восток. Но то, что было легко на озере, стало проблемой тогда, когда пришлось выйти на землю. Раскисший снег, рытвины, кусты и деревья, скажем скромно, несколько затруднили передвижение. И даже тогда, когда пристегнулись еще двое, помогло мало. Однако идея - есть идея и пока она себя не исчерпала, автор пытался извлечь из нее максимум.
   С приближением берега моря снега становилось все больше, а соответственно и колея нарт глубже. Тогда же, когда под утро подморозило и образовался наст в виде довольно толстой подмерзшей поверхности, которая нарты не держала, а вперед не пускала, пришлось опять "заклячить" рюкзаки на плечи и вперед: тридцать минут ход, десять перекур. Но если бы?
   Интересно бы подсчитать затраты энергии на передвижение, хотя бы в потере веса на километр или на час ходьбы, когда она осуществляется примерно по пояс в снегу с подмерзшей верхней кромкой. Труднее всего приходится первому, так как ему приходится высоко поднимать ноги для того, чтобы проломить кромку наста. Потому больше, чем на пять минут его не хватает и его меняет следующий. На шесть переходов в таких условиях сил, а главное запасов влаги в организме, явно не хватает. Зная, что такое предельное обезвоживание, мы сократили число переходов до трех, после которых устраивали часовое чаепитие. Казалось бы, что такое литр горячей, слегка сладкой воды (два куска рафинада), однако стоит только подзаправиться водичкой, то как будто оживаешь и уже становится не страшным вновь "ломать" дорогу. Чего только не приходит в голову тогда, когда в полутьме, с тяжелым рюкзаком за плечами, по пояс в снегу, пробираешься по лесу. Ноги делают свою работу, сердце бешено стучит, а голова пытается отвлечь внимание от этого процесса какими-то, не совсем относящимися к делу, мыслями. Чем ближе ты продвигаешься к голове колонны, тем эти мысли отвлеченней. И вот пришла твоя пора стать торящим. В один из таких периодов мне пришла в голову мысль, а как бы описал сей процесс кто-нибудь из признанных классиков слова, скажем Набоков? Почему Набоков? Да потому, что для меня читать его писания тяжкая мука. На мой взгляд это не писатель, а фотоаппарат с увеличительной насадкой, через которую он пропускает события, деталируя их до атомно-молекулярного уровня, закопавшись в которых забываешь, а о чем собственно идет речь? Но одно дело, когда сидишь за уютным столом и эти детали выдумываешь и совсем другое, когда эти "мелочи" вплотную окружают тебя..... Впереди идущий сделал шаг в сторону и остановился, пропуская следующего. Твоя очередь. Компас на грудь, взгляд на часы, вперед метров на десять и первый шаг по снежной целине. Высоко, предельно высоко, задираешь ногу и ставишь ее на наст. С хрустом нога проваливается в снег, образуя полукруглую выемку, в верхний край которой тыкаешься бедром на несколько сантиметров ниже края голенища болотного сапога, при этом несколько крупинок снега в сапог все-таки попадает. Это по относительно ровному месту. Но здесь тайга, и что там внизу - никто не знает. Поэтому время от времени попадаешь на какую-ни будь колдобину или, наоборот, лесину. Тогда можешь черпнуть сапогом и погуще. Особенно неприятно продираться через заросли мелкорослого кустарника. Там, под снегом, ветки будто того и ждут, чтобы схватить тебя за ногу. Без крепкого словца в этом случае никак не обойтись, так как другого обращения они, эти ветки, не понимают. Пот застилает глаза, ноги дрожат, а глянул на часы - всего-то прошло две, две с половиной минутки. Господи, когда же это мучение кончится, какой дурак все это придумал, чего тебе дома не сиделось ... Тут мои мысли прервал целый каскад снега, свалившийся с елки прямо на голову. "Тьфу ты, еще и из-за шиворота снег вытряхивай!"
   Глянул на часы, пять минут прошло. Ну, еще минутку - полторы, чтобы с полным правом переместиться в хвост. И тут слышишь: "В сторону, ишь распахался, оставь и другим".
   Наконец мы вышли к широкому, безлесному языку, пахнуло характерным запахом моря. Здесь, на открытом месте, снега не так много и он настолько уплотнен, что нога практически не проваливается. Цель достигнута.
   Итак, двадцать три часа чистого времени мы уже протопали, остался час, и мы на месте. "Километр в час - вот скорость передвижения по весенней тайге",- объявил Алексей. "Не спеши, этот оставшийся час еще нужно пройти",- ответил я, и наш квартет продолжил путь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Как ходить по азимуту?

  
   В наше время высшее образование стало всеобщим достоянием. Мало того, плюс к нему есть еще кандидаты, доктора наук и другие ученые люди, которым почему-то не сидится в их кабинетах, лабораториях или каких-либо других помещениях, набитых всякими наиновейшими штучками типа компьютеров, сканеров , модемов, кондиционеров, которых чем больше , тем менее загружены мозги а потому в этих, истосковавшихся по настоящей жизни головах, рождаются всякие устремления , никак не связанные с их профессиональной деятельностью.
   Одни собирают водочные этикетки, другие сидят на диване и смотрят телевизор, есть и такие, которым не сидится на месте- им подавай природу, при том не какую-нибудь окультуренную , а самую что ни на есть дикую, таежную.
   Но что отличает таких вот ученых человеков от обычных смертных, так это упрямство. Можно даже сказать, что чем упрямей человек, тем он ученей.
   Может быть и наоборот, но все-таки главное- это упрямство!
   Судите сами. В некое время, ближе к осени оказались на Кольском полуострове два ученых ( по крайней мере по дипломам) человека- я и мой товарищ Алексей . Идут они себе и идут вдоль по речке Пялице, идут хорошо, мирно. Грибы собирают, рыбу ловят, уток и прочую дичь стреляют- люди как люди. Но вот пришла им в голову идея: перейти с речки Пялица на речку Чапому. Как люди научного склада ума они конечно же стали искать оптимальный вариант по минимуму затрат труда и времени. Учет таких факторов как расстояние. болотистость, погода и пр. позволил наметить маршрут, который определился исходной точкой на реке и направлением, исчисляемым в угловой мере по компасу- азимутом.
   Практически при движении азимут строго выдержать невозможно, так как при этом ты натыкаешься на озера, непроходимые болотистые участки, и прочие "прелести" неизведанного пути, которые приходится обходить, накапливая при этом ошибку от заданного курса. Таким образом . человек движется по некой ломанной кривой, состоящей из отдельных отрезков с существенно разным азимутом. Задачей опытного навигатора является такой учет отклонений от курса на каждом участке, с исправлением не последующем, чтобы с минимальной ошибкой попасть в заданную точку на местности.
   Итак, азимут задан, мы в пути. Первым идет Алексей, я - за ним. Он поглядывает на компас, я - тоже. Час, другой ... и тут мне начинает казаться, что он все время забирает к Северу. " Алексей, так не пойдет, так мы придем на Северный полюс"- говорю я ему. " Нет, я иду правильно, туда, куда надо, по азимуту"- ответил он. Даже не для ученого человека ясно, что этот спор на местности, не имеющей явно определяемых ориентиров, безрезультативен Однако сомнения в навигаторских способностях Алексея, по крайней мере для меня, казались справедливыми. Поэтому был выработан компромисс: час впереди идет Алексей, час я. Каждому казалось, что он ближе к истине, к тому же дело пошло на принцип, усиливаемый тем вышеупомянутым, "необходимым" для научного работника элементом, именуемым упрямством.
   Когда впереди шел Алексей, я учитывал его стремление склоняться к Северу, и компенсировал на своем отрезке пути смещением к Югу. Он поступал так же и компенсировал мои уходы. Теперь наш путь состоял из практически перпендикулярных друг к другу отрезков: Алексей к Северу, я к Югу.
   Час шел за часом, погода резко ухудшилась, задул порывистый холодный ветер с дождем и снегом. Мы же продвигались вперед словно маятник: Юг- Север, Юг-Север с результатирующей , определяемой гипотенузами этих треугольников. Открытая, заболоченная тундра, резкий ветер с дождем и снегом, мало влияли на решимость каждого идти своим путем. Прошло 12 часов, и через каждый час курс менялся не менее чем на 45 градусов, река же никак не появлялась. Через серую пелену дождя со снегом из низкобегущих облаков не видно было и леса, растущего по берегам реки. Каждый из нас имел собственное мнение об умственных способностях оппонента. Его можно было прочитать по стиснутым зубам и мрачно блестящим из-под насупленных бровей глазам. Не было произнесено ни слова, но молчание только подчеркивало невысказанное: ну что с него взять, разве он понимает человеческую речь, баран да и только, а что такое азимут вообще не знает!
   Меж тем надвигалась ночь, силенки быстро убывали, а передохнуть хотя бы несколько минут было невозможно. Давно насквозь промокшая одежда держала необходимое для жизнеобеспечения тепло только на ходу. Остановился, и сразу же леденящий ветер с дождем создавал полное впечатление, что ты окунулся в ледяную воду. И вновь рюкзак на спину, ружье на плечо и чавк, чавк по кочкарнику, по хватающей за ноги карликовой березке, по скользким каменистым выходам, по пузырящейся болотной жиже...
   Сил давно уже нет. Есть только одно упорство и такое жесткое "надо". Можешь ты или не можешь - надо. За тебя эту работу не сделает ни кто. Надо.
   Мозг отупел. Нет ни злости, ни тревоги, ни желаний. Есть только путь в несколько шагов перед тобой. Внезапно накатывается такая усталость, что рюкзак, кажется, переломит спину. Сейчас сброшу его, сяду и пусть будет, что будет. Пусть идет дождь, пусть дует ветер, пусть холодно... Сознание раздваивается между "надо" и желанием сесть, лечь, но ноги, дрожащие, натруженные ноги продолжают месить этот бесконечный путь. Они умнее головы, они знают, что двигаться надо, и они двигаются...
   Внезапно прямо из серой мглы появились деревья, и послышался шум бегущей воды. Река? Нет, ручей в неё впадающий. Бог мой, мы зашарашили километров на 10 к Северу и нам еще несколько километров до реки. Но тут деревья, нет этого леденящего ветра и можно хоть немного передохнуть.
   Через час, когда мы все- таки добрались до реки, поставили палатку и, не разжигая костра, только сбросив мокрую одежду, забрались в спальники, в затуманенном мозгу билась одна зыбкая мыслишка: утянул таки меня к Северу Алексей. Недооценил я его упрямство, это настоящий научный работник.
   Ночью мне снился азимут. Прямым и светлым лучом пересекал он тундру. Держась за него, я шел уверенно и свободно. Видимо и во сне ноги совершали свою привычную работу.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"