A QUEEN
OF ATLANTIS

FRANK AUBREY

1898

СОДЕРЖАНИЕ

I. МЕЧТЫ И ФАНТАЗИИ

II. БРОШЕННЫЕ УМИРАТЬ В САРГАССОВОМ МОРЕ

III. МОРСКОЕ КЛАДБИЩЕ

IV. ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ

V. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД

VI. ВАМПИР

VII. МОНЕЛЛА

VIII. БЛЕФ

IX. "КОРОЛЕВА АТЛАНТИДЫ"

X. "СТРАНА СТРАННОЙ РОМАНТИКИ"

XI. ПРИНЦЕССА ИДЕЛИЯ

XII. ПРИНЦ РОКТА

XIII. ГРОТЫ ТЫСЯЧИ ОГНЕЙ

XIV. МОНЕЛЛА СРАЖАЕТСЯ С ВАМПИРОМ

XV. СПАСЕНИЕ ВАНИНЫ

XVI. НОЧНОЙ СЮРПРИЗ

XVII. ТРЕВОГИ И ЗАБОТЫ

XVIII. ВЕЛИКОЕ МОРСКОЕ СРАЖЕНИЕ

XIX. КОРОЛЬ КАРА

XX. ПРИНЦЕССА МОРВИНА

XXI. ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ ВЕЛИКИХ КАРАКАТИЦ

XXII. "ЛЕС СОТНИ СМЕРТЕЙ"

XXIII. В СТРАНЕ ЦВЕТОЧНЫХ ОБИТАТЕЛЕЙ

XXIV. НЕКОТОРЫЕ СЕКРЕТЫ ЛЕСОВ И ЦВЕТОВ

XXV. "ВАНИНА УМЕРЛА!"

XXVI. МОРВИНА И ВАЙДЕЙЛ

XXVII. В КАТАКОМБАХ ЖИВЫХ МЕРТВЕЦОВ

XXVIII. ВАНИНА И ВАЙДЕЙЛ

XXIX. В ЗОЛОТОЙ КЛЕТКЕ СМЕРТИ

XX. КОНЕЦ ПРИКЛЮЧЕНИЯМ

I. МЕЧТЫ И ФАНТАЗИИ

- Милый маленький кораблик! Милый и отважный! Милый, замечательный "Веселый кавалер"! Разве он не великолепен?

Эти слова с большим воодушевлением произнесла девушка девятнадцати или двадцати лет, стоявшая на высокой корме брига "Веселый кавалер, раскачивавшегося на волнах Атлантики почти на полпути из Ливерпуля в Рио-де-Жанейро.

- Сегодня он, - продолжала девушка, держась рукой за поручни и взмывая вверх-вниз вместе с покачивавшимся судном, - почему-то напоминает мне маленькую чистокровную кобылку, которая когда-то была у меня дома в Аргентине. Я назвала ее Шалуньей. Такое милое создание! Без кнута или шпор она могла нести вас, пока не упала бы, и, казалось, наслаждалась этим. И наш "Веселый кавалер" такой же. Он продолжает свой путь неутомимо, преодолевая бурлящие волны точно так же, как Шалунья целый день скакала бы галопом по зеленым холмистым пампасам. Она никогда не выказывала признаков усталости, была полна веселья и готова пуститься резвым галопом в любое время дня. Вам нравится сегодняшний день, мистер Вайдейл?

Оуэн Вайдейл, к которому обратились таким образом, был хорошо сложенным, симпатичным молодым человеком лет двадцати пяти. У него было красивое загорелое лицо с темными волосами, бровями и усами, и очень ясные, внимательные серые глаза. Его крепкая, хорошо сложенная фигура свидетельствовала о некоторой военной подготовке, в то время как манера, с которой он умудрялся сохранять равновесие, спокойно сцепив руки за спиной, свидетельствовала о том, что он не был непривычен к морю.

- Нравится, мисс Даревилл, - ответил он. - Такие вещи всегда вызывали у меня восхищение.

Однако, поскольку, говоря, он смотрел на свою спутницу, было не совсем ясно, о чем именно он говорил - о голубом небе, покачивающемся судне и волнах с белыми гребнями, или о милом лице и изящной фигуре рядом с ним.

Неудивительно, что в тот момент он думал в основном о последней, ибо Ванина Даревилл была одной из тех, кто, кажется, рожден для того, чтобы дразнить и доводить до безумия душу любого смертного мужского пола, на которого они обращали свой взгляд.

У нее была довольно высокая, но изящно сложенная фигура, такая, какую скульптор выбрал бы в качестве модели для Дианы; а лицо и голова обладали неповторимым шармом, каким-то колдовством. Дело, однако, было не только в том, что она была красива; дело было не только в том, что у нее были блестящие карие глаза и изящно очерченные черты лица; все эти дары, какими бы милыми и привлекательными ни были, очаровывали самым необычным и пленительным выражением; скорее, следовало бы сказать, мимикой. Ее лицо постоянно менялось, и каждое последующее выражение казалось более соблазнительным, более неотразимым, чем предыдущим. В надутых губках, в уголках которых, когда они изгибались, играли изящные ямочки, присутствовало какое-то кокетливое, невыразимо завораживающее лукавство.

Тем не менее, ко всему этому иногда примешивался намек на королевскую гордость и достоинство, которые несли в себе предупреждение; было бы ужасно навлечь на себя презрительный взгляд, в дополнение к чему те же самые губы могли скривиться, а эти большие глаза - сверкнуть на тех, кто оказался в достаточной степени опрометчив, чтобы заслужить это. Сегодня глаза сверкали только невинным весельем; и вместе с ее сияющим румянцем, и маленькими белыми зубками, которые время от времени обнажали ее губы, и этой чудесной, неподражаемой естественной улыбкой, создавалась поразительная картина. И это была картина, которая держала Оуэна Вайдейла в плену, закованным в цепи, разорвать которые было труднее, чем оковы из закаленной стали.

Она стояла на доске, поднимавшей ее над палубой ровно настолько, чтобы ее ноги не оказывались в воде, время от времени проникавшей через шпигаты, и, держась одной рукой за поручни, свободно покачивалась в такт движениям брига; каждый поворот, каждая поза были полны редкой и изысканной грации.

Ее спутник, очарованный ее привлекательностью, обнаружил, что ему нелегко отвести от нее взгляд, чтобы взглянуть на окружающую их сцену, вызвавшую у нее выражение восторга; в то время как она, со своей стороны, совершенно не осознавала то восхищение, которое вызывала; ее мысли и интерес были полностью поглощены прекрасной картиной.

- Послушайте, мистер Вайдейл! Посмотрите на воду; посмотрите, как изящно "Веселый кавалер" погружается в одну волну, а затем грациозно взмывает над другой. О, если бы каждый день в море был таким, как этот, я бы никогда больше не захотела сойти на берег!

Несколько минут они оба стояли молча, наблюдая за огромными волнами с белыми гребнями, проносившимися мимо, шипя, бурля, разбиваясь о борта судна и, наконец, сливались в полосу пены, отмечавшую кильватерный след. Крепкий, теплый, бодрящий бриз, свистевший в снастях и бросавший в лицо брызги, казалось, приносил с собой чувство возбуждения и приподнятости. Время от времени, словно забавляясь и озорничая, стремясь оправдать свое имя, "Веселый кавалер" зарывался форштевнем в снежный гребень какого-нибудь парящего, увенчанного пеной вала, поднимая целый ливень брызг, отражавших все цвета радуги и искрившихся на солнце, с грохотом падавшего на переднюю палубу. Затем, на мгновение зависнув на вершине волны, бриг кокетливо покачивался, прежде чем совершить грандиозный прыжок во впадину внизу, и взлететь на гребень следующей волны одним из тех размашистых прыжков, которые так хорошо знакомы всем истинным любителям моря. Действительно, сегодня "Веселый кавалер", казалось, был настроен на игру с огромными волнами Атлантики, стремительно набегавшими на него; можно было бы подумать, что он подражает стае морских свиней, выделывавшим фантастические трюки неподалеку. На некотором расстоянии за кормой виднелся одинокий корабль, который поднимался и опускался, покачивался и кренился, словно подавал дружеские знаки и салютовал своему кораблю-собрату впереди. В остальном, ни с какой стороны не было видно ничего, кроме голубого неба и ослепительного солнца вверху и трепещущей, вздымающейся груди морских просторов внизу.

На палубе были только матрос у штурвала и, в середине судна, дородный шкипер, расхаживавший взад и вперед, а также мужчина в непромокаемом плаще, бездельничавший на носу. В то время как судно ныряло и взлетало, а паруса натягивались в своих креплениях, снасти скрипели и скрежетали в дикой гармонии с ветром, пронзительно свистевшим в снастях, и время от времени раздавался глухой удар, - когда волна била в форштевень, - сопровождаемый соленым дождем, с грохотом обрушивавшимся на палубу.

Внезапно Ванина закричала: "Берегись!" - и с веселым смехом ловко нырнула под маленький брезентовый тент, как раз вовремя, чтобы спастись от массы воды большей, чем обычно. Волна внезапно поднялась как раз в том месте, где они стояли, и обрушилась на палубу ливнем с градом. Шквал унес шляпу Вайдейла, исчезнувшую за фальшбортом.

Мгновение спустя из-за трапа, ведущего вниз, в кают-компанию, появился маленький мальчик, одетый в водонепроницаемый плащ, и направился к ним. Это был ясноглазый, кудрявый, симпатичный юноша лет тринадцати-четырнадцати, и, приблизившись, он посмотрел на них с сияющей улыбкой. Ванина протянула ему руку и втянула его подальше под скудный навес.

- Тебе лучше держаться поближе, Джорджи, - заметила она. - Над нами только что пронесся морской прибой.

- Я знаю, сестра, - ответил мальчик. - Мы услышали это внизу, в каюте, и Сидни послал меня наверх сказать, что, по его мнению, ветер крепчает и что вам следует спуститься.

- Мне тоже кажется, что становится все ветренее, - вставил Вайдейл. - Вам не кажется, мисс Даревилл, что нам всем не мешало бы поискать убежище получше?

- Только не мне, - с живостью ответила та. - Мне это нравится! Я думаю, что родилась с любовью к морю. Но что касается вас, - обратилась она к Вайдейлу с очередным веселым смешком, - из вас никогда не получится моряка, если вы не научитесь лучше смотреть в оба. Вы были почти пойманы, и, если бы не мое предупреждение, вас швырнуло бы на палубу, и вы промокли бы насквозь. Вам следует внимательнее следить за наветренной стороной. И вам лучше пойти и найти другую шляпу.

- У меня есть одна с собой, - ответил Вайдейл, вытаскивая из кармана непромокаемую шапочку и невозмутимо надевая ее на голову. - Дело в том, - продолжал он, - что я был слишком занят, - после того, что вы только что сказали о своей маленькой кобылке, - мыслями о вас... о том, как бы вы выглядели...

- Продолжайте, - лукаво попросила она, когда он заколебался.

- Верхом на лошади, одетая как индейская охотница или как королева-воительница, - продолжал он, смеясь.

- Вы имеете в виду в цирке? - спросила она немного натянуто.

- О, нет, нет! В реальной жизни - такой, какой она была много веков назад, - поспешно ответил он. - В те дни, когда принцессы-воительницы обычно носили меч и щит и скакали в своих колесницах или на боевых конях в самую гущу битвы - и - и - подбадривали своих солдат - и - все в таком роде, вы знаете, - закончил он, немного прозаично, как сам чувствовал.

Она серьезно посмотрела на него и глубоко вздохнула.

- Ах! - сказала она наконец. - Странно, что у вас возникли такие мысли. Иногда я действительно чувствую в себе что-то подобное. Что навело вас на эту мысль?

- Не знаю; что-то такое в ваших манерах. У вас подходящее лицо - да; и фигура тоже - для этого.

- Я все же надеюсь, что не похожа на амазонку, - сказала она. - Для меня такой персонаж не имеет никакой привлекательности.

- Нет, Диана... или, скорее, возможно, скажем, Боадицея.

- Возглавляющая орду диких древних бриттов, одетых в грубые шкуры! Нет, спасибо! Не думаю, что меня бы это устроило.

- Тогда - Жанна д'Арк! Вы, конечно, не будете возражать против этого предложения?

- Да, да! То самое! - вставил юный Джордж с явным одобрением.

- Для этого я недостаточно хороша, - просто ответила она. - Боюсь, из меня никогда не получится Жанна д'Арк.

- Ты не знаешь, на что способна, пока не попробуешь, - с надеждой предположил Джордж, и это было сказано таким убежденным тоном, что остальные рассмеялись.

- Мы несем чушь, - заявила вскоре Ванина. - Интересно, что навело вас на такие мысли?

- Уверен, что не могу точно объяснить, - ответил Оуэн, - но, думаю, как только что сказал, это должно быть связано с чем-то в вашем лице, или манерах, или все вместе. Теперь, когда я начинаю задумываться об этом, это кажется довольно странной идеей; и все же такие мысли, кажется, всегда приходят сами собой, когда я смотрю на вас.

Ванина мечтательно смотрела на воду и, казалось, размышляла. На какое-то время воцарилась тишина.

- Это любопытно, - медленно произнесла она после паузы, - но у меня тоже иногда бывают очень странные мысли; и сны - особенно сны.

- Какие сны? - спросил Оуэн.

- Сны, - продолжала она все так же медленно, словно вспоминая их один за другим, - о воинственных армиях, о рыцарях в доспехах и людях в кольчугах; о лязгающих мечах и сверкающих копьях. И часто мне кажется, как вы и предположили, что я сама облачена в кольчугу, размахиваю мечом или копьем и призываю своих последователей к битве. И все это как в давние-давние времена, много веков назад, когда не было ни пушек, ни пистолетов, ни какого-либо другого огнестрельного оружия. Я часто воображаю, что у меня, наверное, были предки - вожди, - жившие и сражавшиеся в те древние времена, и что они посещают меня в моих снах и воспроизводят в них сцены, в которых принимали участие. Какие, должно быть, это были странные дни!

- Возможно, лучше думать, читать и говорить об этом, чем сталкиваться с мрачной реальностью, - заметил Оуэн.

- Я не знаю; по крайней мере, люди тех дней были храбрыми, а те, кто не был храбрым, вскоре бывали повержены. Мужчины встречались друг с другом лицом к лицу, грудь в грудь. Они не прятались за укрытиями и не стреляли друг в друга с расстояния в милю или две. Насколько странно было бы, если бы нас неожиданно отбросило назад, в те давние времена? Как мы должны были бы действовать? Интересно, если бы мы внезапно снова оказались в центре такого мира, кем бы мы стали? Боюсь, что никем, как мужчины, так и женщины тоже. Нашим современным женщинам недоставало бы отваги и выносливости героинь былых времен, а что касается мужчин - как бы они жили, если бы их жизни зависели от их умения владеть мечом, щитом и копьем?

Как раз в этот момент к ним подошел еще один молодой компаньон.

- Я хочу поговорить с тобой, Вайдейл. Ты не против спуститься на несколько минут? - сказал он, затем повернулся и исчез, а Вайдейл, коротко извинившись перед молодой леди, последовал за ним.

Наступило что-то вроде затишья, и брат с сестрой некоторое время молча наблюдали за проносящимися мимо волнами. Мысли Ванины вернулись в прежнее русло.

- Я рассказывала мистеру Вайдейлу, Джорджи, - сказала она своему младшему брату, - как мне нравится быть в море в такой день, как этот, и на борту такого судна, как "Веселый кавалер". Как великолепно он справляется с волнами! Почти как хорошо управляемая яхта!

- Ах! - ответил мальчик тихим голосом и с серьезным лицом. - Все это очень хорошо, сестра, когда ты пассажир; но ты не можешь себе представить, насколько по-другому выглядит для тебя это же судно, если ты нищий юнга, каким я когда-то был здесь. Ты едва ли можешь поверить, как здесь ко мне относились!

Ванина взяла его за руку и нежно пожала ее.

- Я знаю, бедный мальчик, - был ее ответ. - Должно быть, они действительно плохо обращались с тобой, раз довели тебя до...

- Был точно такой же день, как этот, - продолжал он мечтательно, - когда я выполз на бушприт, - где волны каждую минуту захлестывали меня, - чтобы спастись от помощника; и тогда мистер Вайдейл последовал за мной и помог мне вернуться обратно. Могу тебе сказать, что с его стороны это был отважный поступок. Никто другой на всем корабле не рискнул бы сделать это; а вон тот шкипер с уродливым лицом и его помощник, которые сегодня так кротки с вами, стояли и смотрели, и позволили бы нам двоим утонуть; им было все равно.

Ванина вздрогнула.

- Я знаю, Джорджи, дорогой, - горячо сказала она. - Но давай не будем говорить об этом сейчас. Мне от этого становится дурно. Конечно, я чувствую, что мы никогда, никто из нас, не сможем быть достаточно благодарны мистеру Вайдейлу за то, что он сделал для тебя в тот день. Он, должно быть, очень храбрый и к тому же очень добрый.

- Храбрый? Он нечто большее! Он... он... - И мальчик заколебался, подыскивая сравнение; затем закончил: - Он сделан из стали!

Тем временем предмет этого разговора сидел в каюте брига и беседовал со старшим братом этих двоих, неким Сидни Даревиллом. Это был хорошо сложенный, симпатичный мужчина лет тридцати; одно время он был моряком, а в другое время служил офицером в той или иной из бесконечных гражданских войн, которые постоянно вспыхивают в вулканических регионах Южной Америки. Более сухопарый, чем Вайдейл, и немного выше ростом, он также демонстрировал несколько больше развязности и лихости, какие характеризуют бывшего солдата-авантюриста. Обычно в его смеющихся глазах можно было увидеть что-то от веселого, мальчишеского добродушия его младшего брата, смешанного с озорством, характерным для его сестры. Однако сегодня он был серьезен и явно пребывал в смятении.

- Фантазии это или не фантазии, - говорил он, - но я не могу избавиться от смутной подозрительности и недоверия, которые овладели мной. Во времена моего отца на всех наших судах работали честные, порядочные люди. Как получилось, что мой драгоценный отчим и его нынешний партнер отправили старых и испытанных матросов паковать вещи, чтобы поставить на их места таких негодяев, как Дерфорд, наш жизнерадостный шкипер, и Фостер, его негодяй-помощник, и остальную нашу команду, выглядящую как висельники? Ты можешь мне это объяснить?

- То, что они плохие люди - по крайней мере, за возможным исключением Питера Дженнингса, корабельного плотника, - у меня есть веские основания знать, - согласился Вайдейл.

- И все же...

- А что это за судно позади нас? - перебил его другой. - И почему оно следует за нами так, как оно это делает, снова и снова уменьшая парусность, как я видел собственными глазами, чтобы держаться в кильватере, когда оно догоняло нас?

- Возможно, это всего лишь фантазия с твоей стороны; возможно, они боялись плохой погоды. В течение нескольких дней налетал шквалистый ветер, и море было неспокойно. Конечно, я понимаю, на что ты намекаешь, но на самом деле не могу понять, чтобы кто-то мог выиграть от такого преступления. Груз наш, или наш с твоим другом Казеллой, совместный. Сам бриг частично принадлежит тебе...

- Да, на этом бриге находится все, что я могу назвать своим, - мрачно перебил его Даревилл.

- ...И страховка оформлена на вас двоих. В чем же тогда была бы выгода для тех, кого ты имеешь в виду?

Сидни Даревилл мгновение пристально смотрел на своего собеседника, затем с сухой улыбкой ответил:

- Что они могут получить? Корабль и груз, действительно, не представляют ничего особенного; но... если мои сестра и младший брат умрут до достижения совершеннолетия, моему уважаемому отчиму достанется... пятьдесят тысяч фунтов.

Вайдейл вздрогнул и недоверчиво посмотрел на говорившего.

- Я никогда не слышал об этом, - пробормотал он. - Ты никогда мне не говорил. Я понятия не имел, что твоя сестра... то есть, что твои брат и сестра... - Он заколебался.

- Ты не знал, что Ванина богатая наследница, - закончил за него Даревилл с глухим смехом. - Да, очень похоже, друг мой. И теперь ты можешь понять, почему некоторым людям действительно было бы очень хорошо, если бы мы втроем отправились в сундук Дэви Джонса в качестве итога этого путешествия. И теперь ты знаешь, почему я недоверчив и встревожен, и хочу, чтобы ты был бдителен и помог мне зорко следить за всем, что происходит. Теперь я должен подняться и привести этих двух молодых людей вниз. Я слышу, что ветер снова усиливается. - С этими словами он встал и вышел на палубу.

И Оуэн Вайдейл, прокручивая в уме все, что было сказано, не мог не вспомнить разговор, состоявшийся у него на палубе о снах Ванины Даревилл.

- Что ж, по крайней мере, это были всего лишь фантазии, - сказал он наконец себе. - Да ниспошлют нам Небеса, чтобы эти опасения Даревилла тоже оказались фантазиями.

II. БРОШЕННЫЕ УМИРАТЬ В САРГАССОВОМ МОРЕ

Присутствие Оуэна Вайдейла на борту "Веселого кавалера" в этом путешествии было вызвано несколько любопытным обстоятельством. Во время последнего рейса, из Кейптауна в Ливерпуль, он сел в Кейптауне в качестве единственного пассажира и получил очень неприятное представление о характере шкипера и команды. Он возвращался в Англию после нескольких лет отсутствия, в течение которых немало поездил по миру и повидал жизнь в самых разных ее проявлениях. Он прослужил год в Капских конных стрелках и участвовал в нескольких сражениях; он стрелял львов и другую крупную дичь в глубине африканских лесов и в вельде, столкнулся со множеством странных приключений и не раз находился на волосок от гибели. Свою мать он не знал; его отец умер за несколько лет до этого, оставив ему - своему единственному ребенку - ровно столько, чтобы хватало на жизнь, и не более того, и он потерял часть своего капитала из-за опрометчивых спекуляций на африканских рудниках. А потому, в упомянутое время, когда он возвращался в Англию со смутной идеей заняться каким-нибудь делом, мотивы экономии побудили его отправиться в плавание на небольшом парусном судне, а не на пароходе.

Однако он недолго пробыл в море, прежде чем нашел повод пожалеть о том, что выбрал "Веселого кавалера"; не из-за каких-либо недостатков самого судна, а из-за поведения большинства находившихся на борту. Шкипер Джозеф Дарфорд и его старший помощник Стив Фостер показали себя негодяями, жестокими и беспринципными по отношению к тем, кого они считали безопасным подвергать жестокому обращению. В частности, они, казалось, находили особое удовольствие в измывательствах над двумя маленькими мальчиками, имевшими несчастье оказаться на корабле. Один - младший из двоих - был глухонемым; но даже этот недуг не спас его от жестокости его мучителей. Вайдейл вскоре увидел, что на судне подобралась команда негодяев, и что, в то время как шкипер и его помощник издевались над всеми, включая двух мальчиков, многие матросы объединились против последних, чтобы, в свою очередь, вызвать у них мстительные чувства, которые они не осмеливались проявлять по отношению к тем, кто был выше их по положению. Старший из двух мальчиков изо всех сил старался помочь младшему и защитить его. Он принял на себя много ударов, предназначенных другому; но это рыцарское поведение, вместо того, чтобы вызывать сочувствие, как можно было бы ожидать, только навлекало на него новые удары. Это было особенно заметно в случае с помощником капитана Стивом Фостером, который, казалось, проводил немалую часть своего времени, придумывая мелкие злонамеренные жестокости в отношении двух беспомощных мальчиков.

Вайдейл наблюдал за происходящим с негодованием и отвращением, и в результате у него случилось не одно бурное столкновение как со шкипером, так и с помощником капитана. Вскоре он обнаружил, что за обоими мальчиками тщательно приглядывали; они сбежали из дома и спрятались на бриге как раз перед тем, как тот отбыл из Рио-де-Жанейро в Кейптаун. Они, или, скорее, Джордж, старший, потому что другой не мог говорить, упрямо отказывались давать какой-либо отчет о себе; и это было единственное, по его словам, что вызвало гнев шкипера. Более того, тот считал каждый кусочек, который съедали молодые люди, - это было похоже на то, как если бы он участвовал в прибыли с владельцами и значительно терял от их присутствия на борту. По крайней мере, таковы были заявления, которые он снова и снова повторял Вайдейлу; но впоследствии последний нашел причину отнестись к ним с некоторым сомнением. Наконец, однажды утром маленький глухонемой мальчик пропал. Ночью он прыгнул за борт, оставив после себя жалостливую записку, адресованную брату, в которой говорилось, что он больше не может выносить такой жизни, что он собирается присоединиться к их "дорогой покойной матери", и заканчивал трогательным выражением надежды, что его брату без него будет лучше.

"Возможно, они будут добрее к тебе без меня, дорогой брат, - писал бедный, обиженный малыш, - потому что я такой глупый, и я не могу слышать, что они говорят, и делать все достаточно быстро".

И вот он в темноте соскользнул за борт судна и навсегда исчез из поля зрения как тех, кто любил его, так и тех, кто превратил его короткую молодую жизнь в бремя, слишком тяжелое для него.

Из-за этой трагедии между Вайдейлом, шкипером и его помощником произошла бурная сцена, которая едва не закончилась дракой. Негодование Вайдейла побудило его без обиняков обвинить этих двоих в преднамеренном убийстве или в том, что приравнивалось к нему; он заявил о своем намерении выдвинуть против них обвинение в этом преступлении или непредумышленном убийстве, как только сойдет на берег. Шкипер в ответ пригрозил заковать его в кандалы, если он не перестанет лезть не в свое дело и не воздержится от вмешательства в отношения между ним и теми, кто находится под его контролем.

Можно было бы подумать, что жалкий конец маленького безбилетника, должен был принести выжившему облегчение от жестокого обращения - но это произошло лишь на несколько дней, не дольше. Затем снова начались старые преследования, издевательства и побои, такие же ужасные, и даже хуже, чем прежде. Однако теперь стало заметно одно: помощник капитана Фостер был почти одинок в этом. Остальные, по крайней мере, в какой-то степени, оказались достаточно впечатлены случившимся, чтобы воздержаться от дальнейшего жестокого насилия. Но Фостер, казалось, был одержим почти безумной ненавистью к мальчику; действительно, это выглядело, - Вайдейл прямо сказал об этом шкиперу, - как будто мужчина намеренно пытался заставить мальчика последовать примеру своего несчастного брата.

Однажды мальчик, спасаясь от своего врага, вылез на бушприт к кливеру, где уцепился за него, подвергаясь неминуемой опасности быть смытым, громко заявив, что бросится в море, если не будет дано обещание больше не обращаться с ним дурно. Вайдейл, подвергая себя огромному риску, вылез вслед за ним и вернул его обратно как раз в тот момент, когда тот был готов упасть в море. На самом деле он уже потерял сознание и упал бы, но одна его рука застряла между бушпритом и фалом фок-мачты. В этом опасном положении - время от времени волны вздымались и обрушивались на него - спасатель получил помощь только от одного человека, Питера Дженнингса, корабельного плотника; шкипер, его помощник и несколько человек, стояли поблизости и ухмылялись.

После этого эпизода Вайдейл полностью взял мальчика под свою защиту, заплатив - хотя он с трудом мог себе это позволить - деньги за проезд в качестве пассажира первого класса; и с тех пор к мальчику больше не приставали.

Оставив на время Вайдейла и обратившись к троим Даревиллам, следует сказать, что они были дочерью и сыновьями ныне покойного англичанина, который много лет назад обосновался в Южной Америке и был частично судовладельцем, частично владельцем ранчо, со значительными поместьями в Бразилии и Аргентине. После его смерти миссис Даревилл - к своему сожалению, как выяснилось впоследствии - вышла замуж за мистера Уильяма Блейна, человека, о котором было мало что известно, кроме того факта, что он заработал немного денег в Австралии и незадолго до смерти мистера Даревилла присоединился к судовладельческой фирме "Даревилл, Армитидж и Ко". После года или двух несчастливой жизни со своим вторым мужем миссис Блейн умерла, оставив на его попечение троих своих детей от первого мужа, Ванину и двух мальчиков, Джорджа и Фреда, причем последний был глухонемым. Сидни Даревилл, старший сын, не питавший особой симпатии к своему отчиму и унаследовавший от отца некоторую сумму денег и небольшую долю в судовладельческом бизнесе, некоторое время назад покинул дом и отправился на поиски удачи или приключений, в зависимости от обстоятельств. Часть своей доли в фирме он продал, сохранив лишь небольшую.

Ванину отправили в Англию, чтобы она закончила свое образование.

По достижении совершеннолетия она имела бы право на небольшое состояние, поскольку ее отец оставил определенную сумму каждому из своих детей по достижении ими указанного возраста, с условием, что доли любого умершего до этого события должны были достаться оставшимся в живых. Причина, по которой отчим отправил ее в Англию, заключалась в том, что она могла бы получить образование, подходящее для той должности, которую ей предстояло занять. Но Сидни Даревилл, услышав об этой договоренности, резко заявил, что Блейн просто хотел убрать ее с дороги.

Находясь в отъезде, она получала печальные письма от двух своих младших братьев, в которых они жаловались на недоброе обращение со стороны отчима и женщины, которой он их доверил; кульминацией было объявление о том, что после нежной привязанности их матери его недоброжелательность была больше, чем они могли вынести, и что они решили сбежать.

Таким образом, случилось так, что эти двое маленьких несчастных по какой-то странной случайности - если такая вещь вообще существует в этом мире - спрятались на первом попавшемся судне, подвернувшемся под руку, и оно оказалось одним из тех, что частично принадлежали их ужасному отчиму. Но об этом они ничего не знали. Они всю свою жизнь прожили на ранчо и никогда раньше не видели корабля; а если они и слышали, что их покойный отец был судовладельцем, то это дало лишь самое смутное представление их юным умам. Когда впоследствии им пришлось встретиться лицом к лицу со шкипером, они, или, скорее, Джордж - потому что другой мог говорить только жестами - сказали, что их фамилия Симмонс. Кроме того, они упрямо отказывались давать какие-либо сведения о себе, своих друзьях или родственниках. О том, что выпало на их долю, - как бедные маленькие беспризорники попали из огня в полымя, - было рассказано выше.

Вскоре после того, как двое мальчиков сбежали, Сидни Даревилл, уставший от службы в армии, приехал в Рио и зашел в тамошний офис фирмы, чтобы повидаться со своим отчимом. Он решил продать еще одну долю в фирме и вложить вырученные средства в торговое предприятие в партнерстве с другом, у которого были коммерческие связи в Аргентине. Агент из Рио сообщил ему, что мистер Блейн отправился в Ливерпуль, частично по делам, а частично для того, чтобы организовать возвращение домой его (Даревилла) сестры. Поскольку в планы Даревилла в любом случае входило отправиться в Англию, чтобы выбрать и купить груз различных товаров, он последовал за ним на следующем пароходе, вместо того чтобы отправиться к ним домой; таким образом, он не узнал, что два его младших брата сбежали, а агент об этом не знал.

Таким образом, так получилось, что, когда Оуэн Вайдейл со своим юным протеже, относительно которого испытывал определенные затруднения, понимая, что не может позволить себе взять заботу о будущем мальчика, прибыл в Ливерпуль, родственники мальчика уже были в городе. И все же он, вероятно, не встретился бы с ними, если бы не отправился в офис агента владельцев, некоего мистера Риджуэя, чтобы подать жалобу на шкипера и его помощника. Джордж сообщил своему новому другу свое настоящее имя и другие подробности, которые он знал о себе; но они были недостаточно ясны, чтобы заставить Вайдейла предположить, что отчим мальчика был одним из нынешних владельцев судна, даже если бы он знал или помнил название фирмы, - но он их не знал. Его отношения со шкипером были не такими, чтобы проводить время в разговорах во время последней части путешествия. Поэтому, когда Вайдейл в сопровождении Джорджа вошел в кабинет мистера Риджуэя, их изумление было велико, когда они обнаружили там самого мистера Блейна. Этот джентльмен, похоже, был совсем не рад видеть своего пасынка и довольно холодно выслушал рассказ Вайдейла о том, что произошло. В ответ на это он просто сказал, что подумает над этим вопросом, вернул ему сумму, которую он заплатил Дерфорду за проезд мальчика, и добавил, что в будущем он сам позаботится о нем. Ужас Джорджа при этом был настолько велик, что Вайдейл заколебался, не зная, как ему следует поступить; но когда минуту или две спустя мальчик услышал, что его брат и сестра в городе, он оживился; Вайдейл официально передал его под опеку родных, и вернулся в свой отель.

На следующий день приехал Джордж, приведя с собой Сидни и свою сестру, которые поблагодарили его совсем не так, как мистер Блейн, за его доброту к их брату, и они быстро подружились.

У двух молодых людей было много общего; оба прошли некоторую военную подготовку и участвовали в настоящих сражениях; каждый поездил по миру и встретился с приключениями. Поэтому неудивительно, что вскоре они стали не только близкими друзьями, но и, в конечном счете, партнерами в планируемом торговом предприятии Даревилла. Оказалось, все, что осталось у Даревилла от его прежнего участия в фирме, состояло из половины доли в "Веселом кавалере", которую он безуспешно пытался продать своему отчиму. Поэтому он оказался в затруднительном положении, не имея достаточного капитала, чтобы оплатить свою долю груза. Когда Вайдейлу сообщили об этом, он с готовностью предложил присоединиться к нему и отправиться вместе искать счастья на "Веселом кавалере". При этом Вайдейл выразил некоторое нежелание снова отправляться в плавание с нынешним шкипером и командой, но Даревилл рассмеялся, заявив, что у него нет полномочий вмешиваться в управление судном.

И хотя еще совсем недавно Вайдейл вряд ли мог себе представить, что его можно уговорить совершить еще одно путешествие в такой компании, теперь он пошел бы почти на любые жертвы, чтобы плыть на одном корабле с Ваниной Даревилл, чьи яркие глаза и обаятельные улыбки сделали его пленником.

Таким образом, четверо молодых людей отправились в путь вместе, и поначалу все шло так хорошо, как только можно было надеяться в данных обстоятельствах. Шкипер полностью уступил им главную каюту и жил в рубке. У них было очень мало поводов общаться с ним или с его помощником; но, когда они это делали, эти достойные люди проявляли чрезвычайное почтение к своему пассажиру-совладельцу и тем, кто был с ним. Однако доброе маленькое суденышко не долго пробыло в море, прежде чем Сидни Даревилл, как уже было замечено, начал испытывать дурные предчувствия. Более того, незадолго до отплытия, в то время, когда было уже слишком поздно менять договоренности, он встретил старого друга, выразившего серьезные сомнения в отношении Дерфорда и "его банды", как он их называл, намекая на темные делишки в их прошлом. В то время Даревилл удержал это при себе и упомянул об этом Вайдейлу только сейчас, потому что произошли другие инциденты - каждый сам по себе незначительный, но в совокупности значившие многое - заставившие его почувствовать себя некомфортно.

Таково было его душевное состояние, когда он вышел из каюты, чтобы увести девушку и мальчика с палубы. Он встретил их уже на пути к нему, поскольку шкипер предупредил их, что надвигается сильный шквал, и команда уже убавляла паруса. Но когда тот налетел, оказалось, что это нечто гораздо большее, чем шквал; и он обрушился на маленький корабль прежде, чем тот был готов к встрече с ним, некоторое время трепал его и сорвал с него часть парусов.

В течение двух дней бушевал сильный шторм, и бриг шел против ветра почти с голыми мачтами, и никто в каюте не знал, куда он направляется. На самом деле, они почти не решались выйти на палубу. К счастью, там, где находились их спальные каюты, имелось также несколько крошечных комнатушек, используемых в качестве кладовых, в которых хранились некоторые припасы, такие как мясные консервы, хлеб и печенье, бочонок с водой и так далее. Иначе маленькая компания могла бы умереть с голоду; потому что никто не приходил к ним, за исключением раза или двух шкипера, выкрикивавшего несколько неразборчивых слов о люке и тут же уходившего. Раз или два Оуэн или Сидни отваживались выйти на палубу, чтобы осмотреться; но поскольку ничего не было видно, кроме бурлящей воды и летящих брызг, они быстро возвращались в укрытие каюты.

Во второй половине третьего дня погода начала улучшаться, и Вайдейл с Даревиллом смогли провести некоторое время на палубе. Но по возвращении они сообщили, что перспективы по-прежнему были темными и безрадостными; ночь опустилась на все еще бушующее море. Но самое любопытное - так подумал Даревилл - там, за кормой, все еще виднелось судно, которое, казалось, преследовало их. Должно быть, оно каким-то образом следовало за ними даже во время урагана.

- Рад сообщить, - заметил Даревилл своей сестре, когда они вернулись к ней, - что, думаю, мы все сможем хорошенько отдохнуть сегодня вечером. Море, очевидно, успокаивается, хотя и медленно; и утром ты, должно быть, сможешь выбраться из этого душного места и снова оказаться на палубе.

- Это действительно будет приятная перемена, - ответила Ванина. - Я и понятия не имела, что каюта корабля может стать кому-то настолько ненавистной. Еще несколько таких дней - и я бы излечилась от своей любви к морю. Я бы предпочла оказаться на палубе и встретить непогоду лицом к лицу.

Вскоре послышались какие-то стуки в люк наверху, и, подойдя посмотреть, в чем дело, Оуэн обнаружил корабельного повара, несущего кофейник, наполненный дымящимся кофе.

- Я подумал, что, может быть, вы не откажетесь от чашечки кофе на каждого, - коротко сказал он. - Раньше ничего не удавалось сварить; море постоянно тушило огонь на камбузе. Чашки и блюдца у вас есть.

И с этим кратким объяснением мужчина передал кофейник и исчез.

- Хм! Дарфорд поступил с нами достаточно вежливо, - со смехом прокомментировал Даревилл. - Так что, я полагаю, нам следует уделить больше внимания этому неожиданному проявлению. В любом случае, чашечка кофе не помешает.

Но его вкус не оправдал их ожиданий.

Оно было выпито лишь частично, а большая часть вылита. Вскоре после этого все четверо разошлись по своим спальным местам, чтобы впервые полноценно отдохнуть с тех пор, как начался шторм.

Утром Оуэн внезапно проснулся со странным ощущением беспокойства, и почти сразу же услышал голос Даревилла, который звал его и спрашивал, проснулся ли он. Он не раздевался, поэтому сразу же вышел, и оба направились в главную каюту. Все было странно тихо. Судно почти не двигалось; оно просто поднималось и опускалось на легкой зыби, как будто стояло на якоре в защищенной гавани. Но, кроме мягкого плеска волн о его борт и едва уловимого поскрипывания снастей, не было слышно ни звука. Ни голосов, ни шагов по палубе, вообще ничего, что указывало бы на присутствие людей. Вайдейл и Сидни непонимающе уставились друг на друга; затем, повинуясь общему порыву, бросились вверх по трапу и попытались открыть люк. Но тот сопротивлялся всем их усилиям! Очевидно, люк был задраен наглухо!

- В какую дьявольскую ловушку мы попали? - воскликнул Даревилл со смешанным чувством страха и гнева - страха за своих беспомощных младших брата и сестру больше, чем за себя, и гнева на шутку, которую с ними сыграли. Затем пришла ошеломляющая мысль. Неужели негодяи покинули судно, предварительно сделав в нем пробоину, и оставили их умирать, запертыми в каюте, как зверей в клетке? Даже сейчас, пока они теряли драгоценные мгновения, судно, возможно, медленно заполнялось водой через дыры, проделанные негодяями!

- Где моя винтовка и револьвер? - воскликнул Даревилл. - Если они будут в пределах досягаемости выстрела, когда мы поднимемся на палубу, я подарю им что-нибудь на память об этом деле!

Но когда он пошел искать свое оружие, то обнаружил, что оно исчезло; исчезло и оружие Вайдейла, а вместе с ним и все патроны.

Как раз в этот момент к ним присоединилась Ванина. Она прочла в их старательно отводимых глазах, что произошло нечто серьезное. Оуэн попытался бы найти слова, чтобы успокоить ее, и, возможно, отослал бы прочь, но вмешался Даревилл.

- Сейчас не время для сантиментов, - заявил он, - и она должна знать об этом; мы должны каким-то образом выбраться отсюда, а моя сестра не слабоумная простушка.

Поэтому он вкратце объяснил, что произошло.

Она полностью оправдала его доверие, потому что почти не поморщилась, а цвет ее лица не изменился. Она выпрямилась с одной из тех гордых вспышек, которые временами вспыхивали в ее глазах, как бы упрекая Вайдейла за его беспокойство из-за нее, и тихо сказала:

- Понимаю. Я понимаю. Если вы думаете, что сможете взломать люк, сделайте это немедленно. Я пойду и поговорю с Джорджем. - Она повернулась и ушла.

Даревилл не смог удержаться от жеста восхищения или сознательной гордости за поведение своей сестры.

- Я же тебе говорил, - пробормотал он, бросив взгляд на Вайдейла. - Она одна из тысячи отважных девушек. - Затем он продолжил, оглядываясь по сторонам: - А теперь, как открыть эту чертову дверь? И будь начеку! Несмотря на то, что все кажется таким тихим, какой-нибудь трусливый негодяй может прятаться там с пистолетом, чтобы пристрелить нас в тот момент, когда мы высунем головы. Я уже слышал о таких вещах раньше.

- Я тоже, - процедил Вайдейл сквозь зубы. - Мы были двумя дураками, Даревилл, а должны были быть умнее, особенно когда на нашем попечении леди и мальчик. Мы должны были вдвоем присматривать за ними, а вместо этого попали в такую простую ловушку, как эта.

Тот ничего не ответил, и они оба принялись за работу, хотя и осторожно. Это заняло некоторое время, - им пришлось разломать часть встроенной мебели в каюте, чтобы использовать ее в качестве тарана, прежде чем подступить к двери. Однако никто их не побеспокоил, они не слышали ни звука, а через некоторое время им удалось немного приподнять люк и внимательно осмотреться. Затем они распахнули его и вышли на палубу. Очевидно, судно было покинуто; обе шлюпки исчезли.

Сидни позвал Ванину, которая вскоре появилась, ведя за руку своего брата и выглядя, что было вполне естественно, очень бледной и испуганной.

- Черт бы побрал этих негодяев! - воскликнул Даревилл, в изумлении оглядываясь по сторонам. - Что они замышляют? Что, во имя дьявола, это за игра?

В воздухе висел туман, и они не могли видеть далеко, куда бы ни посмотрели; но, насколько хватало взгляда, не было ничего, кроме огромного зеленого поля; со всех сторон их окружала масса водорослей.

Даревилл проверил насосы. Через несколько минут он вернулся, выглядя задумчивым и озадаченным.

- Это очень странно, - сказал он, - но с судном все в порядке. Во всяком случае, в трюме нет воды, о которой можно было бы говорить. Они даже не пытались затопить его - насколько я могу судить.

- Тогда в чем, во имя всего святого, - спросил Оуэн, - смысл этого трюка?

Но Сидни Даревилл несколько лет назад провел двенадцать месяцев на борту и знал о море в этой части света больше, чем Вайдейл, и в его голове уже формировалась мысль, от которой его сердце чуть не замерло от ужаса.

Повернувшись к девушке и мальчику, он беспечно сказал:

- Что ж, теперь вам двоим придется поиграть в поваров, пока мы присматриваем за кораблем. Итак, спустись вниз и взгляните, что вы сможете найти на завтрак. Ясно, что непосредственной опасности нет.

Успокоенные таким образом, Ванина и ее младший брат спустились в каюту и занялись приведением ее в порядок, а также приготовлением еды.

Но как только они ушли, Даревилл взял Оуэна за руку и отвел его на нос судна, чтобы его не было слышно; затем он повернулся и посмотрел на него, его лицо было совершенно белым.

- Непосредственной опасности нет, - повторил он жестким, горьким голосом. - Нет, но да поможет нам великий Бог на небесах!

- Почему? - встревоженно воскликнул Оуэн. - Что ты имеешь в виду? Где мы находимся?

- Где мы? - сквозь зубы повторил тот. - Вне всякого сомнения, в Саргассовом море!

- Саргассово море. Но что это такое? - удивленно спросил Вайдейл.

- Это, - с отчаянием в голосе сказал Даревилл, - обширный участок океана, примыкающий к Карибскому морю, регион, который называют - и не без оснований - морским кладбищем половины мира. Это гигантская ловушка, настолько прочная, что, если судно однажды попадет в нее, она никогда его не отпустит. Здесь, со всех сторон от нас - если бы только было достаточно ясно видно - находятся неисчислимые десятки кораблей, которые были пойманы и заключены в тюрьму и гнили здесь долгие века; и нас тоже будут держать крепко, чтобы мы умерли с голоду, а потом гнили, как многие и многие другие обреченные несчастные голодали, умирали и гнили здесь.

III. МОРСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Посреди Атлантического океана, в регионе, лежащем между Карибским морем и Мексиканским заливом на западе и западным побережьем Африки на востоке, раскинулось обширное пространство, никогда не пересекаемое ни парусным кораблем, ни пароходом, и известное как Саргассово море. Возможно, читателю вряд ли будет интересно давать здесь подробное объяснение любопытной системы океанских течений, которой, по мнению некоторых ученых, это явление обязано своим существованием. Достаточно сказать, что это регион, простирающийся на многие сотни - по некоторым оценкам, даже на тысячи - квадратных миль, настолько заросший водорослями, что ни одно судно или шлюпка не могут двигаться в нем; и лишь немногие, кто попал сюда, когда-либо возвращаются, чтобы рассказать об этом. На самом деле, есть рассказы некоторых, пытавшихся исследовать эту неизвестную пустыню, но никому не удалось проникнуть очень далеко от внешнего края, да и эти искатели приключений испытали такие трудности при возвращении в открытые воды, что это удержало их от дальнейших экспедиций подобного рода. Случалось так, что исследователи почти теряли надежду когда-либо вырваться из смертельных объятий растений.

Эти искатели приключений описывают регион как уникальный в своей странной изоляции, гнетущей тишине и застое. Здесь никогда не пенятся и не обрушиваются волны, никогда не взлетают в воздух брызги, вспыхивающие и сверкающие на солнце; никакая буря не нарушает вечного спокойствия. Это спокойствие, царящее здесь безраздельно, подобно тишине могилы; это действительно настоящее кладбище для неизвестных легионов кораблей всех наций. Брошенные в море, за сотни, тысячи миль отсюда, после многих лет одинокого дрейфа со всех концов света, они находят здесь свое последнее пристанище. Во всех направлениях это место представляет собой картину невыразимого запустения, которого, как говорят, избегают даже морские птицы. Без сомнения, большая часть застрявших здесь остовов - это брошенные суда; без сомнения, также, если бы к ним можно было подойти и подняться на борт, они отплатили бы искателям приключений почти несметным богатством. Те, кто покинул их, не могли унести с собой груз, едва ли даже хоть что-то из сокровищ, которыми они были нагружены. Тем, кто остался жив, действительно повезло, ибо рассказывают ужасные истории, - и они правдивы с очень большой долей вероятности, - о судах, крепко зажатых в цепких объятиях водорослей, на борту которых все еще находятся несчастные существа, о судьбе которых невозможно думать без содрогания.

Учитывая такую репутацию этого унылого участка заросшего водорослями океана, неудивительно, что Сидни Даревилл, несмотря на всю свою храбрость, бывшую одним из его главных качеств, оказался потрясен их положением. Предположения о причине бегства и о том, что стало со шкипером и командой, вызывали лишь незначительный интерес по сравнению с мрачным фактом безнадежности их положения. Не нужно также удивляться тому, что он какое-то время чувствовал себя слишком подавленным, чтобы обдумывать планы их спасения. Но Оуэн Вайдейл, чаще попадавший в сложные ситуации, не терял надежды. Он был одним из тех крепких духом британцев, о которых говорят, - они никогда не знают, что их побеждают; и его мозг уже был занят изучением ситуации во всех ее аспектах.

Разговаривая, они оба вздрогнули, услышав позади себя глубокий вздох, и, оглянувшись, увидели стоявшую рядом Ванину с бледным и встревоженным лицом. И все же, хотя ее щеки побледнели, когда она осознала опасность, в которой они находились, - ибо она слышала, что было сказано, - ее твердый взгляд показывал, что она и не думала сдаваться перед испытанием.

- Ты здесь, Ванина? - воскликнул Даревилл. - Я думал, ты...

- Я подошла, чтобы задать вам вопрос, но сейчас это не имеет значения. Я слышала, что ты сказал. Может ли это быть правдой? Неужели ничего нельзя сделать?

- Я ничего не вижу... ни о чем не могу думать, - ответил он устало, почти вяло. - Это жестокий - немыслимо жестокий - трусливый поступок. Если бы у нас была полная команда, шлюпки и хороший ветер, даже тогда было бы почти безнадежным предприятием пытаться выбраться отсюда в открытое море. О том положении, в каком мы находимся, ты можешь судить сама.

Тут Вайдейл, который пристально смотрел в одном направлении, повернулся, чтобы спуститься вниз, сказав, что сейчас вернется. Отсутствовав несколько минут, он вернулся, неся бинокль и подзорную трубу.

- Во всяком случае, убийцы и воры их оставили, - коротко заметил он и принялся изучать открывшуюся перед ними сцену, то в бинокль, то в подзорную трубу.

Положение брига было таково. Он был окружен со всех сторон спутанными зарослями водорослей, но невдалеке перед ним - то есть прямо по курсу - имелся открытый канал с чистой водой. Бриг, несомненно, занесло сюда течением, а затем, пройдя поворот в канале, он был выброшен, то ли ветром, то ли собственным толчком, в нечто вроде заводи; и как только вошел в нее, водоросли сомкнулись вокруг него и крепко держали. Канал с открытой водой находился всего в дюжине ярдов или около того; но в своем теперешнем положении он был так же безнадежно отрезан от него, как если бы расстояние составляло милю или как если бы он был заключен в огромную железную клетку. Этот канал изгибался влево и вправо и, наконец, терялся в дымке. Глухой, стонущий шум вдалеке указывал на то, что в пределах слышимости было открытое море и что там разбивались волны, вероятно, о какой-нибудь скалистый риф; но звук был таким слабым, что трудно было определить, с какой стороны он на самом деле доносился.

Вайдейл внимательно наблюдал за всеми этими моментами, и теперь он, как уже говорилось, тщательно и терпеливо изучал перспективу с помощью найденных им инструментов. Затем он положил их на палубу и снова исчез в каюте.

Остальные взяли бинокли и стали смотреть в них на зеленое пространство, которое их окружало. Потом Ванина тихонько вскрикнула.

- Смотрите! - воскликнула она. - Смотрите! Что это там такое? Это корабль под всеми парусами! Мы наверняка сможем привлечь его внимание.

Даревилл повернул свой бинокль в указанном направлении, затем опустил его жестом отчаяния.

- Это, как ты говоришь, корабль под всеми парусами, - ответил он, пожав плечами, - но он не двигается с места и никогда больше не поплывет. Судя по тому, что я могу разобрать, он стоит так, под всеми парусами, уже много долгих дней; только в этом проклятом море смертельного штиля ни разу не налетел ураган, чтобы сорвать его бедные старые паруса. Если ты оглянешься вокруг, то увидишь другие жалкие обломки, в основном старые, потрепанные, разлагающиеся остовы. С таким же успехом можно ожидать помощи от них, как и от этого корабля под всеми парусами. Даже такой бриз, какой ты сейчас ощущаешь, каким бы слабым он ни был, является чем-то из ряда вон выходящим - согласно тому, что я слышал - в этом забытом надеждой регионе.

Ванина почувствовала, как у нее сжалось сердце, когда она слушала его слова; и она опустила бинокль, словно заразившись его чувством тупого, холодного отчаяния.

Тем временем вернулся Вайдейл, неся охапку сломанной мебели, с помощью которой они выбрались из каюты. Эти куски дерева он начал энергично выбрасывать за борт, бросая достаточно далеко, чтобы они упали за водоросли в открытый канал. Затем он схватил бинокль и внимательно посмотрел на них. Внезапно он издал восклицание.

- Я так и думал! - воскликнул он. - Смотри, Даревилл! Смотри! Эти обломки уплывают прочь. Не быстро, но ты можешь видеть, что они продвигаются вперед. Там есть течение. Я думал, что увидел это; но оно такое тихое, что я не был уверен. Однако теперь ты можешь видеть это достаточно ясно. Видишь, куда уплыл этот первый обломок? Теперь он движется быстрее; это потому, что в середине больший ток. О Небо! Если бы мы только могли выбраться в этот канал!

Даревилл рассмеялся.

- Что тогда? - спросил он. - Во-первых, мы не сможем туда добраться; во-вторых, как ты думаешь, сможем ли мы плыть под парусом и лавировать на бриге в фарватере шириной тридцать или сорок футов, да еще вдвоем, чтобы управлять им?

- Разве ты не понимаешь, - настаивал Вайдейл, не обращая внимания на его полупрезрительную манеру, - что это течение должно куда-то вести, и куда, если не в открытое море? Имея лишь самую малость хода и такой ветер сзади, мы могли бы удержать бриг на середине канала; и это, возможно, все, что нам нужно сделать. Я думаю, ветер, должно быть, переменился с тех пор, как нас занесло сюда. Он занес нас сюда; теперь нас унесло бы обратно течением.

- Но как мы можем вывести бриг туда? - спросил Даревилл, глядя через борт судна на спутанные водоросли. - Если бы у нас только была лодка в этой открытой воде...

- Давай, в любом случае, поставим паруса и попробуем, - резко перебил его Вайдейл. - Ветер дует в нужную сторону, и бриг расположен в нужном направлении. Если мы вообще сможем заставить его двигаться, это может оказаться не так уж трудно.

К сожалению, поставить любой парус оказалось как раз тем, что было нелегко сделать. Многие из верхних парусов были сорваны ветром; другие, нижние, по всей видимости, были намеренно срезаны. В пределах досягаемости не имелось ничего, что можно было бы использовать.

- Интересно, где хранятся запасные паруса? - спросил Вайдейл, осознав все это. Затем ему в голову пришла идея. - Ну, конечно! Джордж знает! Где Джордж? Позовем его!

Джордж, который был внизу, вскоре появился. Под мышкой у него была вязанка дров, которые он нарубил, чтобы развести костер, а в другой руке он держал найденный топор.

Когда ему сообщили, что от него требуется, он с готовностью взялся за дело и, бросив то, что нес, к борту, показал им, где можно найти запасные паруса и снасти.

Но потребовалось полтора часа, чтобы развесить хотя бы пару парусов среднего размера, совсем не по-морскому, на нижних реях. Эффект оказался невелик. Ветер немного посвежел, и бриг слегка поддался напору, но решительно не двинулся с места.

Вайдейл и Даревилл достали длинные шесты и отчаянно толкали водоросли, пытаясь расчистить проход, но ничего этим не добились.

- Если бы мы только могли поставить большие паруса! - воскликнул Вайдейл, глядя вверх. Эти паруса были надежно свернуты до того, как шквал обрушился на судно, и избежали повреждений. - Там, наверху, ветер сильнее.

- Я верю, что мы могли бы это сделать, - заявил Джордж.

- Ты! - испуганно воскликнула Ванина. Она внимательно наблюдала за всем, что происходило, и помогала, чем могла. О завтраке давно забыли; теперь никто и не думал о еде. Потребовалась только вода, потому что день, хотя и не солнечный, был душным и жарким.

- Мне уже приходилось делать это в бурном море, - сказал Джордж. - Конечно, я могу сделать это сейчас, когда мачта устойчива, как телеграфный столб! Я верю, что это можно сделать.

- Клянусь Небом! но ты прав, Джордж, - присоединился к нему Даревилл. - Давай, я помогу, парень! Мы сделаем это вдвоем!

В результате, после многих терпеливых попыток, долгих рывков и натягиваний, а также многочисленных восклицаний Сидни Даревилла "негромко, но от души", сопровождаемых добродушным смехом мальчика, паруса были расправлены и вскоре туго натянуты под одобрительные возгласы двух человек наверху, очень горячо поддержанные встревоженными наблюдателями на палубе.

- Он движется! - с волнением вскрикнула Ванилла. - Спускайтесь и помогите мне сейчас же!

Два "матроса" спустились вниз, Даревилл взял шест и принялся за работу, чтобы очистить руль от водорослей, облепивших его, в то время как Оуэн усердно трудился, расчищая форштевень, а Джордж и его сестра вместе взяли в свои руки управление рулем.

Медленно, сначала дюйм за дюймом, но по мере приближения к открытой воде двигаясь все быстрее, "Веселый кавалер" с мягким шуршащим звуком пробрался сквозь густые заросли водорослей и, наконец, с затаившими дыхание от волнения людьми на борту, вышел в канал!

- Ура! ура! А теперь, быстро! Возьми руль вправо... нет, не так - в другую сторону! - закричал Вайдейл.

- Правый борт... Нет, я имею в виду левый! Быстрее! Не туда! - закричал Даревилл.

Среди этих криков и противоречивых указаний руль каким-то образом был установлен в нужное положение, и бриг свободно и легко поплыл по открытому каналу.

- Пока все хорошо, - сказал Вайдейл, бросив торжествующий взгляд на Даревилла. - Это лучше, чем сидеть сложа руки и ждать голодной смерти.

- Да, - согласился Даревилл, - у тебя были правильные идеи, мой друг. Но теперь вопрос в том, куда мы направляемся? И если мы выйдем в открытое море, как, по-твоему, мы вдвоем будем управлять бригом, которому нужна команда из восьми или десяти человек?

- Давайте надеяться - и молиться - на лучшее, - серьезно сказала Ванина. - Конечно, Небеса, которые до сих пор так чудесно помогали нам, не покинут нас и сейчас!

IV. ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ

Бриг плыл плавно, легко, бесшумным, скользящим движением, мимо бесконечных полей водорослей со всех сторон, мимо множества одиноких наполовину затонувших кораблей и покинутых, гниющих остовов того, что когда-то было величественными, быстроходными, белокрылыми судами. Эти заброшенные реликвии были всех размеров, всех наций и всех форм, известных и неизвестных тем, кто на них смотрел. И чем дальше они плыли, тем старше становились суда, пока они не увидели то, что приняли за старые испанские галеоны, а позже и суда еще более древней постройки. Повсюду были разбросаны большие мачты и реи, а также множество маленьких шлюпок, и в последних - так же, как и на палубах некоторых более крупных судов - время от времени виднелись маленькие белые кучки - все, что осталось, это было слишком очевидно, от несчастных жертв ужасного Саргассова моря.

Невыразимо печальными, ужасно торжественными и впечатляющими были эти реликвии, когда они тихо появлялись в поле зрения и исчезали, безмолвные и похожие на призраки, из виду.

Никогда, пожалуй, человеческий глаз не видел сцен более ужасающе пустынных или более красноречивых в своей странной неподвижности и медленном, неуклонном разложении. Но вскоре внимание наблюдателей волей-неволей было отвлечено от этих немых памятников неизвестного прошлого к вопросу, который теперь настойчиво занимал их умы: "Куда они дрейфовали?"

Вайдейл наблюдал, сначала с растущим удивлением, затем с тревогой, отмеченный выше факт, а именно, что гниющие обломки вокруг них по мере продвижения становились все более древними. Затем они с Даревиллом случайно взглянули друг на друга, и каждого осенила одна и та же мысль: "Не возможно ли, что они неуклонно движутся не к открытому морю, как они наивно надеялись, а к самому сердцу этого унылого места, заросшего водорослями?"

Было далеко за полдень, когда они вышли в канал. До захода солнца оставалось меньше часа. Они не могли продолжать двигаться в темноте! Что же было делать? Но как раз в тот момент, когда Вайдейл, который был рулевым, подозвал к себе Даревилла для консультации шепотом, на них обрушились новые сюрпризы. Сначала канал, по которому они плыли, начал расширяться; затем туман стал рассеиваться, и вскоре они увидели неясные очертания, поднимавшиеся высоко в небо прямо впереди; постепенно они приобрели очертания, напоминающие высокие башни какого-то могучего замка, сверкающие в лучах вечернего солнца. Медленно, на какое-то время, туман поредел, а затем внезапно рассеялся совсем. В то же самое время канал закончился, открыв большое водное пространство, простиравшееся на милю перед ними и на две или три мили справа и слева. И теперь они увидели, то, что они приняли за титанические башни, было высокими вершинами и утесами острова, который спал и улыбался, с его зелеными лесами и песчаным берегом, в красно-золотых отблесках заходящего солнца!

Чудесная сцена! Завораживающая, чарующая сцена! И четверо на палубе скользящего судна смотрели на это как зачарованные, слишком удивленные, слишком восхищенные, чтобы произнести хотя бы одно слово.

Перед ними была бухта, окруженная высокими отвесными скалами, которые с обоих концов спускались почти прямо в море. Но ближе к центру они отступали, образуя естественный амфитеатр с лесистым оврагом посередине, поднимавшимся вверх, терраса за террасой, к утесам, вздымавшимся еще выше на заднем плане.

Перед лесом, резко контрастируя с его глубоким оливковым оттенком, виднелась ярко-зеленая широкая полоса травы, а перед ней - широкая полоса песка коричневатого цвета.

Сквозь лес прорывался, пенясь, стремительный поток, в то время как с окружающих утесов срывались пенящиеся каскады, и все они, в конце концов, попадали в воды залива.

Пожалуй, самой примечательной особенностью всего этого сказочного пейзажа были зубчатые скалы, величественно вздымавшиеся высоко над нависающими лесами. Они сияли, как будто были сделаны из стекла или хрусталя, и в лучах заходящего солнца сверкали и искрились оттенками ослепительной яркости. Но на острове все было тихо; за исключением отдаленного журчания падающей воды и плеска мелкой ряби о борта брига, не было слышно ни звука и не было видно никаких признаков человеческого присутствия.

- Ну что ж! - сказал, наконец, Даревилл, глубоко вздохнув. - Наконец-то мы куда-то добрались! И мне приходит в голову, что, если мы не собираемся налететь на этот очаровательный остров (а я полагаю, что так оно и есть) и утопить его в печальных морских волнах, прежде чем у нас будет время его отремонтировать, нам лучше спустить паруса - или отдать якорь - или повернуть корабль на сто восемьдесят градусов - или... О, к черту морской жаргон! Я имею в виду, мы скоро окажемся на берегу, если не предпримем что-нибудь, чтобы остановить бриг!

- Мы бы не сильно пострадали, если бы поднялись на берег по этому песку, - сказал Вайдейл. - Однако, поскольку мы не знаем, что за люди здесь живут и какой прием они могут нам оказать, возможно, нам лучше попытаться встать здесь на якорь на ночь. Тогда мы сможем подумать о высадке утром. Бриз утих; мы могли бы сначала отдать якорь, а потом спустить паруса - или оставить все как есть на всю ночь, если уж на то пошло, - добавил он со смехом. - Здесь мы вряд ли пострадаем, если найдем хорошую якорную стоянку.

С некоторым трудом они спустили якорь, и он упал в воду с грохотом, который снова и снова отражался эхом от противоположных скал, почти как отдаленный гром. Звук несколько напугал их, и они с тревогой оглядели берег, чтобы увидеть, не вызвал ли шум какого-либо движения в этом месте, свидетельствующего о том, что оно обитаемо. Но, несмотря на то, что внимательно смотрели в бинокли, они не увидели никаких следов живого существа.

Якорь держал, бриг легко раскачивался на воде примерно в четверти мили от суши.

- Что это может быть за место? - спросил Вайдейл, сильно озадаченный, пока они, облокотившись на борт, наблюдали за сценой, становившейся все более тусклой в быстро сгущающихся сумерках. - Как ты думаешь, может ли быть так, что это один из островов Вест-Индии, и что, в конце концов, мы прошли через Карибское море, а не Саргассово море?

- Ш-ш-ш! Нет, приятель! - возразил Даревилл. - Я плавал по Карибскому морю, и не один раз. Там есть водоросли, но ничего похожего на то, через что мы прошли сегодня. Кроме того, там нет никаких обломков. Это область, которую называют Саргассовым морем, в этом не может быть никаких сомнений; но что это за место посреди него, я не имею ни малейшего понятия.

- Что за место... что за остров это может быть? - спросила Ванина с растущим удивлением.

Внезапно Джордж хлопнул в ладоши. Ему пришло в голову воспоминание из его прошлого.

- Я знаю! - выпалил он. - Я знаю! Так и должно быть!

- Что? - переспросила его сестра.

- Атлантида! Затерянный остров Атлантида! - с энтузиазмом провозгласил он.

Услышав это, они все от души рассмеялись и, поскольку уже почти стемнело, медленно повернулись, чтобы спуститься вниз, зажечь лампу в каюте и, наконец, приготовить что-нибудь поесть.

В этих широтах почти не бывает сумерек, к которым мы привыкли в Англии. Как только солнце садится, почти мгновенно становится темно. К тому времени, когда они добрались до лестницы в каюту, им пришлось пробираться ощупью.

- Я думаю, - предположил Вайдейл, - было бы неплохо засунуть что-нибудь во все порты и таким образом скрыть свет. Если какие-нибудь враждебно настроенные туземцы будут наблюдать за нами и подумают о том, чтобы подплыть на каноэ, им будет труднее найти нас в темноте.

- Не надо, - воскликнула Ванина, вздрогнув. - Вы снова расстроили меня, как раз тогда, когда я оправилась от ужасного утреннего испуга.

- Однако это всего лишь разумная предосторожность, - сказал Даревилл, и идея была воплощена в жизнь. Закончив эту работу, он повернулся к своей сестре со словами: - Знаешь, мы еще не выбрались. Помимо прочего - если, конечно, здесь нет неприятных обитателей и нам не грозит голод - мы ведь не хотим прожить на заброшенном, необитаемом острове всю свою жизнь. А для нас, без посторонней помощи, вывести этот бриг и вернуть его в порт просто невозможно.

Поскольку это, очевидно, было правдой, напоминание еще раз испортило настроение маленькой компании, так что они съели свой скудный ужин почти в молчании, и вскоре, когда с ним было покончено, Джордж, полный мальчишеского любопытства, тихонько прокрался наверх, чтобы осмотреться. Минуту спустя послышался его голос, призывающий остальных подняться наверх, и через несколько мгновений все снова были на палубе.

- Смотрите, смотрите! - взволнованно закричал мальчик. - Здесь кругом огни!

Это было не совсем так, но определенно выглядело похоже. Вода вокруг ослепительно фосфоресцировала; каждая крошечная рябь была сияющей волной света, превращавшей всю акваторию в озеро огненных волнистых линий, окаймленное там, где рябь набегала на берег, более яркими полосами. Не только это, но и некоторые из каскадов, низвергающихся со скал наверху, казалось, тоже были освещены и падали подобно огненным потокам, а брызги, перелетавшие со скалы на скалу, напоминали светящиеся искры. А над всем этим, в темном небе, время от времени появлялись яркие вспышки, похожие на северное сияние, которое можно увидеть в более высоких широтах.

- Что все это значит? - прошептала Ванина с благоговейным трепетом в голосе.

- Стоячая вода, - тоном пророка начал Даревилл, - в этом море водорослей полна живности и сильно фосфоресцирует. Это...

- Ах, да! это мы можем понять, - сказала она, прервав его намеченную речь. - Я читала об этом где-то в книге. Но я никогда не слышала о таком, чтобы вода падала вот так. Кроме того, ты видишь, что это относится только к одному или двум. Другие потоки похожи на обычную воду, совершенно отличную от этих необыкновенных огненных струй. И эти мигающие огни тоже, что бы это могло быть? Неужели весь остров - это извергающийся вулкан?

Но против этого предположения выступал тот факт, что не было никаких явлений, которые сопровождают извержения - ни шума, ни признаков пепла, дыма или выделяющихся сернистых газов. Если не считать журчания падающей воды, вся сцена была такой же тихой, как и тогда, когда они впервые увидели ее при дневном свете.

Но прежде чем кто-либо из них смог выдвинуть какую-либо теорию или объяснение, их внимание отвлек от берега звук в противоположном направлении. Сначала это было слышно только как легкий отдаленный шум и плеск воды.

Постепенно он становился все громче, пока не превратился в нечто вроде низкого, глухого рева, похожего на приближение огромной волны; теперь можно было услышать фырканье и странные звуки, как будто кит или какое-то подобное океанское существо, плывет у поверхности воды, яростно сражаясь с водорослями. Переместившись на противоположную сторону палубы, наблюдатели смогли увидеть настоящий огненный фонтан, поднимающийся по каналу, по которому они плыли ранее в тот же день. Вскоре стало ясно, что какой-то огромный обитатель глубин движется к ним, поднимая гору брызг и совершая множество резких погружений, из-за которых фосфоресцирующая вода поднималась в воздух, чтобы сверкающими каплями упасть обратно на светящиеся волны вокруг. Через некоторое время причина волнения вышла из канала на открытую воду и подошла так близко к судну, что находившиеся на борту смогли разглядеть происходящее. И вот что они увидели.

Огромная рыба-меч, необычайно крупная, вооруженная устрашающего вида мечом по меньшей мере пяти футов в длину, билась в объятиях гигантской каракатицы. Два щупальца последней обвивались вокруг тела рыбы, словно гибкие змеи. Время от времени последняя подпрыгивала в воздух, пытаясь упасть спиной (мечом вперед) на тело своего врага, подобно тому, как рыба-меч нападает и убивает самого крупного кита. Но хватка опутавших ее щупалец всегда сбивала ее с цели, так что она каждый раз падала обратно в воду между скрюченными щупальцами чудовища и далеко от его тела. Вскоре сражающиеся приблизились почти вплотную к бригу и в своей яростной борьбе даже окатили брызгами его палубу. Четверо зрителей были слишком удивлены и очарованы зрелищем, чтобы пошевелиться или даже заговорить. Наблюдая, они увидели, что рыба-меч становится все слабее; и что постепенно все больше щупалец каракатицы обвивалось вокруг нее; несколько из этих щупалец поднялись в воздух, покрытые сверкающими частицами, извиваясь, мечась взад и вперед, словно ужасные огненные змеи, и одна за другой цепкой хваткой вцепились в свою падающую жертву.

Внезапно послышался новый звук, как будто какое-то другое огромное тело рассекало воду, и еще одна огромная каракатица бросилась через залив на помощь своему товарищу. Она пронеслась по поверхности, оставляя за собой сверкающую дорожку, подобно несущейся ракете, и бросилась в бой с такой свирепостью, на которую страшно было смотреть. Чтобы помочь своей атаке, она обвила двумя или тремя своими огромными щупальцами кормовую стойку брига и, воспользовавшись полученным таким образом преимуществом, схватила другими щупальцами сопротивляющуюся меч-рыбу и подтащила обоих противников к себе, сотрясая судно от носа до кормы в своих усилиях.

Постепенно сопротивление жертвы прекратилось, и одна из каракатиц подняла свое тело из воды. Когда огромная туша с чудовищными сверкающими глазами, большими, как блюдца, поднялась над поверхностью, Ванина, охваченная ужасом, но слишком напуганная, чтобы пошевелиться, не смогла подавить крик. Это, казалось, пробудило Вайдейла и остальных почти как от транса. Смутно догадываясь, что она в опасности, первый бросился вперед, подобрал топор, который, как он знал, Джордж тем утром положил рядом с бортом, и быстро вернулся с ним к ней. И он подоспел как раз вовремя.

Двое других отпрянули от фальшборта и скрылись из виду, но Ванина, казалось, была очарована ужасной уродливостью существа и продолжала смотреть за борт. Очевидно, чудовище заметило ее и почуяло новую добычу, потому что подобно молнии, - даже быстрее, чем питон хватает быстроногую антилопу, - длинное, темное, извивающееся щупальце метнулось через борт и обвилось вокруг ее тела. Но еще до того, как крик, сорвавшийся с ее губ, был услышан, топор Оуэна опустился на скользкое щупальце и отрубил его как раз в том месте, где оно пересекало фальшборт; в следующее мгновение та часть, которая вцепилась в него, упала, теперь уже безвредная, на палубу. Еще одно щупальце промелькнуло с быстротой молнии, на этот раз нацеленное на Вайдейла, обвиваясь вокруг его рук таким образом, чтобы связать их и помешать ему воспользоваться топором. Тотчас же его, в свою очередь, подтащили к фальшборту, и он почувствовал, что, несмотря на все его попытки высвободиться, его неудержимо поднимают; затем появились другие щупальца чудовища, хищно протянувшиеся, чтобы схватить его. К счастью, Даревилл, сохранивший присутствие духа, увидел, в какой большой опасности находится его друг. Он выхватил топор из теперь уже бессильной руки Вайдейла и, размахнувшись, опустил его вниз, как это сделал Вайдейл всего за минуту до этого, перерубив второе щупальце. Отрезанный кусок безвольно и неподвижно упал рядом с первым, и две огромные каракатицы с громким всплеском и мощным прыжком уплыли, унося с собой пойманную рыбу-меч.

Когда Вайдейл повернулся, чтобы поблагодарить своего друга, он увидел, что тот с помощью Джорджа уже наполовину ведет, наполовину несет свою сестру в каюту; поэтому он медленно последовал за ними, не останавливаясь, чтобы осмотреть отвратительные трофеи схватки, лежавшие на палубе.

V. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД

Мрачная, молчаливая маленькая компания на следующее утро села завтракать в главной каюте "Веселого кавалера". Двое молодых людей почти не спали, проведя ночь по большей части в совещаниях шепотом. Они сказали, что будут дежурить и спать по очереди; но на самом деле проговорили почти треть ночи.

Естественно, они были встревожены и подавлены, хотя, надо сказать, больше из-за Ванины и Джорджа, чем из-за себя самих. Если бы они были одни, дух дерзости и приключений, одушевляющий большинство молодых англичан, заставил бы их скорее радоваться, чем сожалеть о случайности, ставшей причиной того, что они попали в столь странную ситуацию. Но, оказавшись в неизвестной части света, населенной, возможно, дикими племенами, а также свирепыми монстрами, - какие шансы были у них, без огнестрельного оружия, защитить себя и тех, кто с ними, в случае нападения? А потом встал вопрос о еде.

Оружия у них практически не было; а зависимость цивилизованного человека в наши дни от огнестрельного оружия такова, что удивительно, насколько беспомощным он становится без него, когда возникает необходимость защитить себя. Доисторический человек, выброшенный на необитаемый остров без привычного оружия и с одним только охотничьим ножом за поясом, вероятно, немедленно принялся бы за изготовление лука, стрел и копий; и, если бы его некоторое время не беспокоили, вскоре он был бы так же хорошо экипирован для битвы за жизнь, как если бы был экипирован из какого-нибудь примитивного арсенала своей собственной страны. В наши дни все действительно по-другому, ибо, когда невооруженный цивилизованный человек оказывается на необитаемом острове, среди нецивилизованных врагов, последние чувствуют себя как дома во многих смыслах, помимо численности, и извлекают из этого выгоду.

Поэтому неудивительно, что те двое, от которых зависела безопасность всей компании, чувствовали себя подавленными чувством собственной беспомощности. Если они не хотели умереть с голоду, пища, которая у них уже была на бриге, должна была быть пополнена какими-либо припасами с суши и моря вокруг них; это было ясно. Для ее получения было необходимо провести разведку; а исследовать неизвестную страну без оружия - это примерно такое же суровое испытание мужества и находчивости цивилизованного человека, какому он только может подвергнуться. И Вайдейл, и Даревилл постоянно думали о трудностях, с которыми им пришлось столкнуться здесь, поскольку оба знали, что среди груза оружие отсутствовало.

Вскоре, когда они сидели за завтраком, Ванина нарушила молчание легким смешком. Остальные удивленно посмотрели на нее.

- Я подумала, - объяснила она, - как сильно я, должно быть, упала в глазах мистера Вайдейла прошлой ночью. Однажды он сказал, что, по его мнению, у меня лицо и фигура амазонки...

- Вовсе нет, - поспешно перебил ее Оуэн. - Я не сказал амазонки, я сказал королевы воинов.

- Это то же самое. Боюсь, я проявила не больше отваги или духа, чем женщина из пословицы, столкнувшаяся лицом к лицу с мышью.

- Случай был исключительный, - серьезно ответил Вайдейл. - На вас напало нечто большее, чем мышь. Многие люди, оказавшиеся в подобном положении, поддались бы панике. Вы, по крайней мере, этого не сделали; и вы не упали в обморок. По-моему, вы вели себя чрезвычайно достойно.

- Рада слышать это от вас, - ответила она. - Я чувствую, что здесь нам предстоит столкнуться со многими опасностями, и сейчас не время для женщины давать волю нервам. В будущем вы увидите меня другой - по крайней мере, я на это надеюсь. Но, видите ли, прошлой ночью все случилось так внезапно, вид чудовища был таким ужасным, и оно выглядело вдвойне, втройне жутким, так странно освещенное огнями плещущейся воды. Фу! Я вижу это даже сейчас. - Ванина вздрогнула и провела рукой перед глазами, словно бы отгоняя это зрелище. Помолчав, она продолжила: - Но в будущем я намерена быть храброй.

- Если это так, то ты просто будешь следовать своей природе, сестра, - прервал ее Джордж. - Разве ты не помнишь тот случай, когда гремучая змея...

Она быстро перебила его.

- Забудь об этом, Джордж. Нам нужно подумать кое о чем другом. Значит, среди груза нет оружия?

Сидни Даревилл безутешно вздохнул.

- Нет, - сказал он с озабоченным видом, - и это самое худшее. Никакого.

- Никакого... абсолютно никакого? - повторила Ванина.

- К сожалению, дело обстоит именно так. Видишь ли...

- Но каков же тогда груз? - продолжала она. - Ты сказал мне, что большая часть его принадлежит тебе и твоему другу, и мистер Вайдейл видел, как он был уложен. Ты уверен, что там не может быть ящика с револьверами и патронами?

Сидни покачал головой.

- Я чувствую себя более раздосадованным и расстроенным из-за этого, чем ты можешь себе представить, - объяснил он, - поскольку это моя вина, что их нет; впрочем, - добавил он, поколебавшись, - это больше вина Риджуэя, чем моя.

- Риджуэя! - удивленно воскликнула Ванина.

- Ну да; и вот почему. Мистер Касселла дал мне список товаров, которые я должен был обязательно отправить. Что касается остальных, то он оставил это на мое усмотрение. Ну, я подумал о множестве других вещей, которые наверняка будут хорошо продаваться, и среди них огнестрельное оружие различных видов. Но когда я поговорил с Риджуэем, он посоветовал мне не брать ничего в этом роде. Он сказал, что они сами отправят его, и поэтому нам не стоит тратить на это время. Поэтому я отказался от огнестрельного оружия.

- Но как они его отправят? - спросил Вайдейл.

- Этого я не могу сказать, - ответил тот и затем задумчиво замолчал. - Знаете, - продолжил он после недолгой паузы, - я вообще не мог понять Риджуэя. Я наполовину склонен думать, что он вел какую-то свою собственную игру, о которой даже партнеры по фирме ничего не знали.

- Что ты имеешь в виду? Что это за игра?

- Ах, этого я не знаю. Но было что-то таинственное, связанное с "Веселым кавалером" до того, как товары были погружены; и, как ни странно, думаю, что Блейн был к этому причастен. То, что Блейн негодяй, потенциальный хладнокровный убийца, - нет смысла преуменьшать этот факт, Ванина, - мы все слишком хорошо знаем; и я не очень верю ни в Армитиджа, ни в Риджуэя. Но что мне действительно нравится, так это то, что, в то время как двое других планировали свою игру, Риджуэй планировал свою собственную. Те таинственные намеки, которые я получил, были вполне обоснованы в свете того, что произошло с тех пор.

- Я понимаю, - или, по крайней мере, мне кажется, начинаю немного понимать, - задумчиво сказала Ванина. - То, что здесь должен был быть заговор, очевидно. Ты думаешь, что Риджуэй, возможно, вел свою игру. Я хотела бы думать лучше о своем отчиме, но не могу. Но сейчас оставим это; я хочу знать, что это за груз? Ты забываешь, что еще ничего не сказал мне о нем.

- У нас есть списки всего, - смеясь, ответил ее брат, - и тебе будет забавно услышать, из чего он состоит. Никогда, сказал бы я, если не считать огнестрельного оружия, - не было более полного списка полезных предметов, перевозимых на любом корабле, когда-либо выходившем в море.

- Сначала дай нам знать, какие полезные вещи у вас есть, - сказала Ванина. - Остальное может подождать.

- Боюсь, я не смогу этого сделать; в списках все перепутано. - Даревилл вытащил записную книжку. - Например, взгляни сюда. Это только один краткий список. Он имеет отношение к клиенту мистера Касселлы - шоумена, который держит то, что в Америке называют "Музеем за цент". Полагаю, новизна его шоу заканчивалась, и доллары поступали не так быстро; поэтому он попросил нас доставить несколько восковых фигур знаменитостей, которые, хотя и довольно хорошо известны в Европе, привлекли бы внимание в Штатах; и все остальное, что, по нашему мнению, могло бы привлечь посетителей. Вот некоторые из его товаров: игровые автоматы с действующими моделями и так далее; несколько фейерверков; несколько чучел животных из Африки, волшебные фонари с ящиком слайдов; Мария, королева Шотландии...

- Мария, королева Шотландии! - воскликнула Ванина. - Что это? Ты смеешься надо мной, Сидни.

- Клянусь честью, нет. Ты, должно быть, знаешь, что он хотел несколько новых восковых фигур и очень настаивал на том, чтобы мы включили Марию, королеву Шотландии, и Лукрецию Борджиа. Ты знаешь, что Лукреция Борджиа была оправдана...

- Лукрецию Борджиа оправдали?

- Конечно! Разве ты не читала? В наши дни каждого исторического злодея оправдывают. Во всяком случае, с ней дело обстоит именно так; и это пробудило новый интерес к этой даме. Но, помимо Марии, королевы Шотландской, среди восковых фигур есть модель Спящей красавицы и несколько королей и королев Англии - несколько старых, я полагаю, взамен тех, которые были повреждены. Король Джон и Ричард Львиное сердце; и Боадицея, знаменитая британская королева, великолепная, в кольчуге, со шлемом на голове и размахивающая копьем, а ля Британия...

Тут Вайдейл с озорной улыбкой взглянул на Ванину, которая покраснела.

- О, оставь это и переходи к другим вещам, - вмешалась Ванина.

- Очень хорошо, - согласился Сидни, просматривая свой список. - Вот еще несколько предметов. Во-первых, здесь есть несколько пианино и музыкальных инструментов различных видов, включая музыкальные шкатулки; затем идут столовые приборы - ножи, вилки и так далее - и посуда; есть зонты, сапоги и туфельки; коробки с красками и фотоаппараты, а также фотографические и химические приборы; телефоны и граммофоны; большая коллекция фотографий объектов и достопримечательностей Европы; есть ловушки для крыс и мышей, наручные часы; оперные и полевые бинокли и подзорные трубы; есть жатки и косилки, а также машина для приготовления льда...

- Жаль, что мы не можем пустить ее в дело, - вздохнул Джордж.

- Ты не можешь до нее добраться, она глубоко в трюме. Еще есть ящик с канцелярскими принадлежностями, ручками, бумагой, чернилами, большое количество книг разного рода и даже небольшой ручной печатный станок; есть переносная паровая машина и бойлер, а также паровой катер...

- Паровой катер; разве мы не можем воспользоваться им?

- Может быть. Если мы сможем найти что-нибудь, что может послужить топливом для него, это может оказаться полезным. В качестве топлива можно использовать как уголь, так и нефть. Есть водолазные костюмы и кое-какое оборудование для резки древесины. Есть гарпуны и "трубки", чтобы стрелять из них, но бесполезные без пороха; большое количество промасленного шелка - я полагаю, предназначенного для изготовления боевого воздушного шара, и несколько сигнальных ракет. Эти последние спрятаны на самом дне, иначе мы могли бы их достать. При случае они могли бы пригодиться вместо огнестрельного оружия.

Когда он закончил, Ванина некоторое время молчала. Затем она заметила:

- Как ты и сказал, любопытная коллекция. И подумать только, что среди всего этого нет оружия!

- Да, и одежды тоже нет, - вставил Джордж.

- Ты прав, Джорджи, - согласился Сидни. - Ах! это большая оплошность; почти такая же, как отсутствие оружия. Если, например, этот остров окажется необитаемым, и нам придется провести здесь остаток нашей жизни, - или даже несколько лет, - что, черт возьми, мы будем делать с одеждой? Конечно, здесь есть платья восковых фигур. Но это было бы забавно, не так ли? Представьте, например, нас с Вайдейлом, расхаживающих с важным видом по этому уединенному острову, одетых как король Джон и Ричард Львиное сердце, а ты, Ванина, как... как...

- В роли Боадицеи, королевы-воительницы, - вставил Вайдейл, смеясь и глядя на Ванину. - В конце концов, я верю, что до этого дойдет! Это предначертано судьбой. Знаешь, многие правдивые слова произносятся в шутку.

Ванина покраснела и поспешно встала из-за маленького столика. Совет закончился, и они всерьез взялись за решение проблемы, которая стояла перед ними в первую очередь, - как сойти на берег, чтобы исследовать местность вокруг, не посадив бриг на мель. В отсутствие лодки это было нелегко сделать. Однако им удалось передвинуть якорь ближе к берегу и подвести судно вплотную к самому концу троса. Таким образом, они смогли бы вытащить его на более глубокую воду, если бы представился случай, просто намотав трос. Затем они принялись за работу по сооружению плота, и на нем Вайдейл и Даревилл добрались до берега, захватив с собой прочный канат, привязанный к корме брига. После этого, высадившись на берег, они стали быстро огибать большой валун, лежавший на пляже. Этого было достаточно, чтобы устойчиво удерживать судно в положении, наиболее удобном для них в данных обстоятельствах, а также облегчало передвижение туда и обратно на плоту, поскольку, чтобы переправиться, им нужно было просто держаться за канат и перебирать его.

К тому времени, когда эта работа завершилась, было уже далеко за полдень, и стало ясно, что в этот день можно сделать еще очень немногое. Однако было сочтено целесообразным осмотреть бухту, в частности, поискать признаки присутствия местных жителей. В ходе поисков оружия на бриге обнаружились еще только два топора и старая, наполовину ржавая абордажная сабля. Они обнаружили также небольшой бочонок пороха, привезенный, без сомнения, для использования в медной карронаде, располагавшейся на передней палубе. Все остальные боеприпасы экипаж забрал с собой.

- Пороха, я думаю, хватит только на несколько зарядов, но нет ни одного ядра, - с отвращением пробормотал Даревилл. - Возможно, мы могли бы сделать несколько грубых ядер - у нас на борту много свинца - и, таким образом, найти какое-нибудь применение маленькой пушке, если здесь есть дикари. Но мы не можем носить ее с собой.

В конце концов, карронада была заряжена только порохом; было отобрано несколько камешков наиболее подходящей формы, чтобы при необходимости использовать в качестве дроби. Для подачи сигнала было бы достаточно только взрыва пороха.

Оуэн и Даревилл тянули жребий, чтобы решить, кому первым приступить к разведочным работам. Это выпало на долю последнего, и было решено, что он возьмется за выполнение задания в тот же день и на следующий, а затем, если потребуется, Вайдейл отправится дальше в глубь острова.

Во время плаваний взад и вперед на плоту все внимательно следили за ужасными каракатицами, но они больше не появлялись.

Незадолго до захода солнца Даревилл вернулся, принеся с собой несколько апельсинов, которые нашел растущими в диком виде. Он пересек бухту от края до края, но дальше ему не давали пройти скалы, вдававшиеся в море. Затем он поднялся по ущелью вдоль ручья, стекавшего по нему, и, после трудного подъема по утесам на вершину, ему открылся вид на обширную местность, лежащую за ним в своего рода котловине. Он также видел вдалеке озеро и что-то похожее на здания рядом с ним. Однако, поскольку было условлено, что он вернется до наступления темноты, он вернулся по своим следам к берегу. Никаких признаков жителей он не встретил.

- Но, - заметил он, - это место либо обитаемо, либо когда-то было обитаемым. Возможно, сейчас оно покинуто теми, кто когда-то жил здесь; но я уверен, что путь, по которому я поднимался, когда-то был тропой, проложенной человеком. Есть также рощи из деревьев, которые в прежние годы были посажены и за которыми ухаживали, но теперь все это заросло и пришло в запустение. Именно там я собрал апельсины; они только наполовину дикие. Были и другие фрукты, до которых я не мог дотянуться, и которые были для меня совершенно неизвестными. Завтра я предполагаю отправиться на рассвете к озеру, которое видел, и выяснить, действительно ли там есть какие-либо здания. Возможно, это был мираж. Все, что мы знаем, это следующее: мы находимся на тропическом острове посреди Саргассова моря, острове, о существовании которого никто никогда не подозревал, острове, который был и, возможно, все еще обитаем. Поэтому я советую всем нам держаться поближе к кораблю, насколько это возможно, пока мы не узнаем больше об этом месте.

- Что заставляет эти скалы там, наверху, так сиять и искриться? - спросила Ванина.

- Ах! Я забыл об этом. Скалы почти полностью кристаллические; некоторые совершенно прозрачные и белые, другие цветные - прозрачные, как стекло, некоторые непрозрачные и полупрозрачно-матовые; но все они необычайно красивы. Я никогда не видел ничего подобного.

- А падающая вода, которая светится ночью, что с ней? - спросил Оуэн.

- Я не смог добраться до нее; она падает из отверстия в хрустальной скале, в глубокой трещине.

- И ты не видел никаких животных, ни маленьких, ни больших?

- Только несколько маленьких; кролики или что-то в этом роде. Я также видел несколько змей. Они и некоторые птицы были единственными признаками жизни.

Ночь прошла без происшествий, и на рассвете - который наступил незадолго до шести часов - все они были на ногах; а затем Сидни, рано поев, приготовился отправиться в дальнейшее путешествие, полное открытий. На этот раз он закинул за плечи сумку и положил в нее немного провизии на день.

- Было бы полезно, - заметила Ванина, имея в виду сумку, - принести еще немного апельсинов. Не забудь наполнить ее; те, что ты принес нам вчера вечером, были восхитительны.

- Да, - добавил Вайдейл. - И, если бы ты мог подстрелить хотя бы двух или трех кроликов, или каких-нибудь птиц, или еще что-нибудь, чтобы обеспечить нас небольшим количеством свежего мяса, было бы еще лучше. Как жаль, что у нас нет охотничьего ружья!

В течение дня Вайдейл и остальные занимались самыми разными делами. Из нескольких запасных парусов они соорудили тент над палубой. Затем они занялись рыбной ловлей и наловили хороший запас рыбы; несколько штук они приготовили, сочтя их годными в пищу; они приготовили еще немного для Сидни, когда он вернется. Затем они отправились вдоль берега в поисках устриц и вернулись, набрав столько, сколько смогли унести.

Во второй половине дня Оуэн и Ванина обнаружили, что сидят, несколько уставшие, под навесом, наблюдая за Джорджем, который с голыми ногами выискивал устриц в воде неподалеку.

- Неужели вы думаете, - рассмеялась Ванина, - что нам действительно придется провести здесь остаток нашей жизни, как Сидни предсказывал вчера?

Оуэн покачал головой и вздохнул.

- Кто может знать? - ответил он. - Может оказаться и так. Не нужно специальных знаний, чтобы понять, что трудности при эксплуатации брига практически непреодолимы. Тем не менее, мы не умрем с голоду, теперь это ясно. И, поскольку это так, меня бы лично это не очень волновало, если бы только... - Он замолчал и снова вздохнул.

- Если бы только... что? - спросила Ванина, взглянув на него с тем лукавым выражением, которое временами появлялось в ее глазах.

- Если бы я только знал, как сильно я вам нравлюсь, - импульсивно ответил он.

- Вы смелы, мистер Вайдейл, - сказала его собеседница, задумчиво глядя вниз. Но она не казалась недовольной, так показалось Вайдейлу, и он почувствовал побуждение продолжать.

- Смелый или отчаянный - называйте это как хотите, - произнес он с внезапной страстью. - Вы, должно быть, хорошо знаете, что я чувствую к вам. С того момента, как я увидел ваш портрет в руках вашего младшего брата, с того дня, когда я впервые взял на себя заботу о нем, я был безумно влюблен в вас, и с тех пор каждый день заставлял меня...

- Остановитесь! - сказала она, поднимая руку. - Вы не должны говорить мне таких слов. К тому же, вы говорите глупости. Вы заявляете, что я вам - ну, скажем, - понравилась с тех пор, как вы впервые случайно увидели мой портрет, и вы утверждаете, что я должна это знать. Но откуда я вообще могу знать что-либо в этом роде?

Она говорила тихо и мечтательно смотрела через залив на зеленые леса и прохладный на вид ручей, улыбавшийся в лучах солнца.

- Знать? - повторил Вайдейл, сжимая ее руку в своей. - Ах! вы слишком хорошо это знаете. Вы увидели это в первый же раз, когда я обратил на вас свой взор. С тех пор вы видели это в каждом моем взгляде на вас, в каждом слове, которое я произносил, в каждом... О, мисс Даревилл - Ванина - поговорите со мной - скажите что-нибудь, чтобы положить конец этому напряжению - скажите мне - скажите мне - нравлюсь ли я вам - нравлюсь ли я вам хоть немного?

Он обнял ее одной рукой и притянул ближе, она не сопротивлялась. Джордж вышел из воды в тень деревьев подальше, где был занят надеванием ботинок и чулок. Поскольку они были скрыты фальшбортом, он не мог видеть, как они обнимаются.

Оуэн притянул ее ближе, и она по-прежнему не сопротивлялась, она даже чувствовала его дыхание на своей щеке; это дыхание развевало ее волосы, и она знала, что он пристально смотрит на нее, но избегала встречаться с ним взглядом.

- Конечно, вы мне нравитесь, - ответила она, глядя вниз и поигрывая концом веревки, свисавшей с борта. - Разве могло быть иначе после того, что вы сделали для Джорджи? Мы оба благодарны, и...

- Ради всего святого, Ванина, не шутите со мной! - воскликнул Оуэн. - Благодарны! Вы полагаете, я сейчас говорю о благодарности? Вы же знаете, что это не так. И все же, - продолжал он более спокойно и с грустью в голосе, - я знаю, что, возможно, не имею права так обращаться к вам. Я беден, а вы, как мне сказали, богаты; и с моей стороны может показаться неправильным говорить то, что мы заброшены сюда, в незнакомое место, и, возможно, никогда больше не увидим старые страны. Мне кажется, это сильно меняет дело, именно это заставило меня заговорить, - добавил он скорее извиняющимся тоном, - и если я вас обидел...

Она повернулась к нему с раскрасневшимся лицом и одной из своих чудесных улыбок.

- Нет, - сказала она, - вы меня не обидели. Тот, кто поступил так, как вы поступили с Джорджи, вряд ли мог бы обидеть меня. Но не кажется ли вам, что вы поступаете очень глупо и - преждевременно? Мы не знаем, что может ждать нас впереди, какие опасности могут нас подстерегать. Подходящее ли сейчас время и место для таких разговоров, дорогой друг? Разве мы не можем быть близкими друзьями - даже очень близкими, если хотите, - без разговоров о любви?

Она выглядела такой очаровательной, такой соблазнительной, что Оуэн не смог устоять перед внезапным порывом.

- Пусть пока так, - весело сказал он, - мы останемся друзьями, близкими друзьями, но мы скрепим сделку поцелуем? - Он притянул ее лицо к себе и поцеловал.

Ванина вскочила, но то, что она собиралась сказать, осталось невысказанным, потому что как раз в этот момент они услышали голос Джорджа и увидели, как он встал и направился к кораблю.

- А вот и Джорджи, - сказала Ванина, укоризненно глядя на Вайдейла и краснея.

- "Заседание было прервано в некотором замешательстве, - процитировал он, лукаво глядя на нее, - и настоящим оно объявляется закрытым, пока..."

Но она уже отошла и звала Джорджа, который теперь подошел на такое расстояние, что мог слышать их разговор. Таким образом, дата возобновления этой важной конференции назначена не была.

Ближе к вечеру вернулся Даревилл и принес поразительные новости: он обнаружил заброшенный город на берегу озера, которое видел вдалеке накануне.

- Это чудесное место, - сказал он им, - просто чудесное! Полное древних храмов, дворцов и зданий, которые, должно быть, когда-то отличались большим великолепием и красотой, но теперь превращаются в руины. Тем не менее, они выглядят так, будто были заброшены совсем недавно; возможно, всего несколько лет назад. Я видел следы декоративных садов, парков, рощ, полей и лугов. Везде видны следы прежнего тщательного возделывания, но, насколько я мог заметить, - ни одного живого человека.

- Куда же тогда они могли подеваться и когда? - задумчиво спросила Ванина.

На этот вопрос нельзя было ответить. Но это дало обильную пищу для размышлений на оставшуюся часть вечера.

VI. ВАМПИР

Когда на следующее утро Оуэн приготовился отправиться в дальнейшую разведывательную экспедицию, согласно достигнутой договоренности, Джордж настойчиво просил разрешить ему составить ему компанию. Сначала в этом было отказано, но после некоторого обсуждения согласие было дано. Теперь все пришли к выводу, что это место необитаемо и, следовательно, никакой опасности со стороны враждебно настроенных туземцев ожидать не приходится. Через час после рассвета они отправились в путь, Вайдейл взял с собой - как и Даревилл днем ранее - только топор, старую абордажную саблю в качестве оружия, морской бинокль и несколько сумок с едой.

Они без особого труда поднялись по неровной тропинке вдоль ручья и нашли дорогу по утесам к вершине. Это был довольно тяжелый подъем: скорее из-за жары, чем из-за трудностей самой дороги. Их было бы больше, если бы тропа не была проторена когда-то в прошлом. Таким образом, они нашли дорогу к высотам достаточно легкой; там тропа повела их через перевал, - окруженный с каждой стороны еще более высокими скалами из сверкающего хрусталя, - который вел к краю равнины или котловины, лежавшей за ним. Здесь перед их глазами открылась обширная перспектива, и вдалеке они увидели озеро, описанное выше, блестевшее на солнце, как лист полированного серебра. Оно лежало далеко внизу, и дорога к нему - которая все еще была довольно чистой и по которой легко было идти - шла по берегу ручья, который бурлил и пенился, перепрыгивая с камня на камень.

Жара усиливалась по мере того, как солнце поднималось все выше в небе, и наши путешественники часто были рады остановиться под деревьями на берегу реки, чтобы отдохнуть и насладиться глотками чистой прохладной воды или съесть один из апельсинов, которые они сорвали по дороге, потому что этого фрукта там было в избытке. По мере того как они приближались к озеру, разрушенные здания покинутого города становились видны все отчетливее, и после почти трехчасового перехода с того момента, как они покинули берег, они достигли их.

Это определенно было, как и описывал Даревилл, замечательное место. Когда-то давным-давно это, наверное, был процветающий, густонаселенный и богатый город; но при внимательном изучении зданий и, в частности, интерьеров больших дворцов и храмов можно было сделать вывод не только об этом. Великолепие их - поблекших, превращающихся в руины, но всегда величественных и впечатляющих в рассказываемой ими истории - поражало Вайдейла и вызывало у него все возрастающее удивление, пока он осматривал их.

Он видел изящно вырезанные барельефы, статуи и колонны, а также цветные фрески, изображающие сражения, морские пейзажи с причудливыми маленькими кораблями старого света и другие сцены, рассказывающие о белой расе - ныне, очевидно, исчезнувшей - населявшей эту землю в прежние времена; расе, у которой были свои армии, свои всадники и колесницы, свои военные флоты и торговые корабли, свои сражения на суше и на море, свои триумфы, свои рабы и пленники - все это и многое другое было изображено на этих стенах с удивительным художественным мастерством и в красках, которые даже сейчас сохранились отчетливыми и яркими.

Хотя описание Даревилла частично подготовило Вайдейла, он был крайне поражен всем, что увидел; и изучение этих удивительных реликвий показалось ему настолько увлекательным, что часы пролетели почти незаметно. Даже его юный спутник был впечатлен и заинтересован, хотя и не мог полностью осознать истинное значение всего, что его окружало.

Они уселись в благодатной тени группы кедров, росших на берегу озера. Вероятно, когда-то это был прекрасный сад, рядом с которым возвышались башни и массивные стены величественного здания. Там они приготовили легкий обед из продуктов, которые принесли с собой, а затем возобновили свое исследование руин.

Они бродили мимо мраморных мавзолеев и скульптурных надгробий, говоривших о могущественных умерших из таинственного прошлого; и далее по дворцовым дворам и широким террасам с широкими лестничными пролетами, простиравшимися до самой кромки воды, пока не вышли на окраину, где начинались зеленые поля и рощи плодоносящих деревьев вокруг заброшенных зданий.

Здесь Оуэн, оглядевшись, увидел на некотором расстоянии возвышенности, которые, по-видимому, отгораживали долину, в которой они находились, от моря на юге.

- Нам лучше взобраться вон на те скалы, Джордж, - сказал он. - Оттуда мы сможем увидеть линию побережья с этой стороны. Как ты думаешь, это не будет слишком утомительно для тебя? Помни, нам еще придется проделать весь обратный путь.

Но мальчик запротестовал, заявив, что чувствует себя вполне способным к такому усилию, и, соответственно, они вдвоем направились в сторону высот.

Мысли Вайдейла были полны сцен, которые он только что покинул, и всевозможных причудливых фантазий, которые они вызывали. Для большинства людей такие руины всегда обладают торжественной и глубокой привлекательностью, наводя на мысли о прошлом, которые печалят и в то же время вызывают интерес. В данном случае чувство меланхолии, которое трудно подавить, когда оно овладевает человеком, усиливалось странным кажущимся одиночеством и изолированностью острова. Они видели много ужасных памятников забытого прошлого в бедных заброшенных остовах, лежавших вдоль их пути на остров; но они казались почти уместной особенностью в этой пустынной, безмолвной дикой местности. Здесь, где улыбающиеся, журчащие ручьи сбегали со склона холма в спящее озеро, где весь пейзаж говорил о прогулках, рощах и садах, которые когда-то были предметом восхищения немногих, кто гулял по ним, и зависти многих, кто смотрел на них издалека, где парящие здания и дворцы с высокими башнями говорили о богатстве, пышности, гордости, могуществе - контраст, создаваемый их нынешним совершенно заброшенным состоянием, был одновременно более поразительным, более впечатляющим, более внушающим благоговейный трепет.

Занятый подобными мыслями и чувствами и не имея часов, с которыми можно было бы свериться, Вайдейл не замечал ни того, что день быстро клонился к вечеру, ни того, что над пейзажем стелилась тусклая дымка.

Они вдвоем продолжили свой путь к высотам, но по мере того, как земля начала подниматься, путешествие становилось все труднее с каждым шагом. Дороги или тропинки там не было; огромные массы камней, упавшие сверху, были разбросаны тут и там в диком беспорядке, что требовало обходных путей; в то время как их прямой путь в другое время бывал прегражден глубокими оврагами или трещинами. Пока они были поглощены поиском дороги, не имея более определенной идеи, чем добраться до гребня и заглянуть за него, к ним подкрался туман и вскоре скрыл из виду все предметы вокруг, кроме тех, что были почти в пределах досягаемости. И даже они, в конце концов, исчезли. Туман, действительно, вскоре стал таким плотным, что, казалось, окутывал их, как плащом, и нависал над головой мрачным, угрожающим облаком.

Теперь они оказались в значительном затруднении. Было одинаково невозможно ни продолжать путь, ни вернуться. На самом деле, двигаться было опасно, потому что в любой момент они могли провалиться в одну из трещин, которые, как они знали, были повсюду вокруг них.

Оуэн огляделся по сторонам в некотором смятении.

- Боюсь, ничего нельзя сделать, кроме как сесть и подождать, пока этот туман рассеется, - печально заметил он. - А это может означать, что нам придется провести здесь всю ночь. Я был неправ, отважившись зайти так далеко в условиях сгущающегося тумана.

- Ну, здесь не холодно, мистер Вайдейл, - философски заметил Джордж. - И, поскольку никто не собирается на нас нападать, нам здесь ничто не угрожает.

- Нет, но на борту брига будут встревожены, - напомнил Оуэн. - Хотя, конечно, они поймут, что мы не смогли бы вернуться через такой туман, как этот, - утешительно предположил он.

Но продолжать движение было совершенно невозможно, поэтому они вдвоем уселись на выступ скалы и стали ждать со всем терпением, на какое были способны. Они немного перекусили тем, что у них осталось, с некоторым трудом добыли глоток воды из ручейка, журчавшего совсем рядом, а затем Вайдейл набил трубку и закурил в задумчивом молчании. Как это часто бывает с горными туманами, было достаточно светло, чтобы читать, хотя по сравнению с ярким солнцем в начале дня здесь казалось темно и безрадостно. Джордж достал маленькую книжку, чтобы почитать. Он нашел ее - на самом деле несколько - в каютах моряков на борту "Веселого кавалера".

Поскольку в основном речь шла о пиратах, морских разбойниках и других головорезах, книги, естественно, обладали непреодолимой притягательностью для нашедшего. Он унес всю пачку к себе в каюту и впоследствии всегда держал одну в кармане, чтобы почитать в свободные минуты.

Как долго они хранили молчание, ни один из них впоследствии не мог точно сказать. Вайдейл погрузился в мечты наяву, к которым сестра Джорджа, вероятно, имела непосредственное отношение. Джордж дошел до самого захватывающего момента в рассказе, который читал, - когда герой, мальчик лет тринадцати, одним ударом насаживает на свою саблю несколько дюжих головорезов, - с полдюжины или около того, - когда в окружающей их тишине они отчетливо услышали звук голосов.

В одно мгновение Вайдейл насторожился и крепко схватил мальчика за плечо, предупреждая, чтобы тот молчал; они неподвижно застыли и слушали.

Снова послышались голоса, на этот раз немного ближе, но недостаточно, чтобы они могли разобрать, что говорилось. Только одно было ясно Вайдейлу. Рядом с ними в тумане было двое или больше мужчин; следовательно, на острове все-таки есть люди! В тот же миг ему в голову пришла другая мысль. Не могут ли эти люди быть врагами, разыскивающими их? Возможно, в то время как он и его спутник считали себя в безопасности, кто-то, живущий дальше, мог заметить их, отметить направление, в котором они пошли, и, возможно, теперь украдкой следует за ними и ищет их с враждебной целью. Если так, то внезапный туман на самом деле был благом, поскольку он по-дружески скрыл их от притаившихся врагов.

Он сделал знак Джорджу соблюдать абсолютную тишину и встать. Оба поднялись и стояли, прислушиваясь и тревожно вглядываясь в туман. Теперь было очень темно и очень тихо, и какое-то время они не слышали ни звука. Затем снова послышались голоса, на этот раз чуть ближе и несколько повыше. Очевидно, их возможные преследователи о чем-то спорили.

Внезапно Вайдейл услышал слабый шум, похожий на свист ветра или сильного потока воздуха. Он быстро становился громче и, казалось, приближался; и вот уже он стал слышен почти рядом, похожий на шелест могучих крыльев какого-то невидимого воздушного чудовища, размерами намного превосходящего любую известную земную птицу. Самым странным из всего этого было то, что наших путешественников охватил холодный, болезненный ужас. Это было чувство тошноты, какое может быть вызвано невыносимым запахом нечистот, а вместе с ним и ощущение отвращения, которое испытывает человеческое существо к отвратительной, нечистой вещи. Это было чувство, которое может возникнуть у того, кто, лежа без сна и не двигаясь посреди ночи, внезапно ощущает холодное, скользкое прикосновение змеи, о размерах или природе которой он ничего не знает, медленно подползающей к нему или обвивающейся вокруг него. Оуэн и его юный спутник обнаружили, что это чувство крепко держит их, словно в тисках.

Казалось, у них исчезла всякая способность к движению, речи, даже к мышлению. Они могли только беспомощно ждать и прислушиваться к какому-то ужасу, который, как они инстинктивно предчувствовали, еще впереди, против которого они были бессильны бороться. И в течение промежутка времени, который казался часами, но измерялся всего лишь секундами, стремительный звук становился все ближе и ближе и, казалось, уже почти достиг их, когда внезапно прекратился.

Затем в тяжелом воздухе раздался крик, визг, настолько ужасный, настолько полный абсолютной, безнадежной агонии и ужаса, что он поразил в самые сердца двух слушателей, почти как удар настоящего кинжала. У них по-прежнему не было сил пошевелиться, и они могли только стоять неподвижно, ждать и слушать.

Крик не повторился, и некоторое время все было тихо; но вскоре послышались тихие, неразборчивые звуки, о природе которых Вайдейл мог лишь смутно догадываться. Но про себя он мог сравнить их только с раздиранием плоти когтями или клювом, или и тем и другим сразу.

Джордж повернул к Вайдейлу мертвенно-бледное лицо и беспомощно опустился на камень, на котором только что сидел, а Вайдейл с усилием сделал шаг и подхватил мальчика, прежде чем тот упал. Он осторожно положил его на землю и опустился рядом с ним на колени, слишком ошеломленный, все еще слишком больной и ослабевший, чтобы собраться с мыслями, и совершенно неспособный избавиться от парализующих чар.

Так проходили минуты. Двум незадачливым разведчикам это время показалось вечностью; но оно подошло к концу, когда рассеялся туман. Сначала медленно, но затем все быстрее, он стал тоньше, затем рассеялся под поднявшимся легким ветерком. Затем Оуэн, напряженно вглядываясь в ту сторону, откуда донесся ужасный крик, смутно увидел, как чудовищная фигура поднялась на колоссальных крыльях и тяжело поплыла прочь по ветру, в рассеивающийся туман, как это мог бы сделать гигантский, наевшийся стервятник после одного из своих отвратительных пиршеств. Затем парализующая хватка, охватившая самые струны его сердца, ослабла, кровь вернулась в нормальное русло, и он смог думать, действовать, прийти в себя.

Джордж, который до этого лежал как мертвый, тоже пришел в себя и, подняв голову, с удивлением огляделся вокруг. Оуэн приложил палец к губам и, достав из кармана маленькую фляжку бренди, которую захватил с собой на всякий случай, влил немного ему в рот, а затем отхлебнул сам.

Туман уже почти рассеялся, и заходящее солнце ярко светило, когда они, наконец, поднялись на ноги. Теперь Вайдейл увидел, что скалы за ним почти отвесны. Единственный выход из тупика, в котором они находились, лежал в том направлении, откуда они слышали голоса и этот леденящий кровь вопль. Однако теперь вокруг, казалось, все было по-прежнему, и он решил немедленно покинуть их скалистый лабиринт до наступления темноты.

Они осторожно двинулись вперед, но прошли всего несколько шагов, когда, обогнув край валуна, увидели ужасное зрелище. На земле, прямо у них на пути, лежало неподвижное тело мужчины. Тот лежал на спине, с огромной зияющей раной в груди, выглядевшей так, словно ее разорвал какой-то хищный зверь. К своему удивлению, осмотрев его повнимательнее, Оуэн увидел, что это тело принадлежало одному из матросов "Веселого кавалера". Он также узнал это лицо, хотя теперь оно было искажено таким выражением жуткого ужаса, какого он никогда раньше не видел, и искренне надеялся, что никогда больше не увидит. Он бы запретил Джорджу смотреть на это, но им пришлось перешагнуть через него.

Наклонившись на мгновение, чтобы удостовериться, мертв ли мужчина, он был привлечен блеском чего-то, свисавшего из кармана брюк, и, бросив еще один взгляд, узнал золотую печатку на цепочке своих собственных часов. Он взялся за нее и вытащил из кармана мужчины свои часы вместе с цепочкой. Как ни рад был он вернуть их, он едва смог подавить дрожь, когда заметил на печатке кровь. Он дочиста вытер ее и, молча сунув в свой карман, поспешил за мальчиком, который прошел мимо, не задержавшись.

Как раз в тот момент, когда Вайдейл догнал его, из-за валуна чуть впереди них выполз человек. Его лицо было бледным и изможденным, а глаза налиты кровью; но они сразу узнали, даже при угасающем свете, Стива Фостера, помощника капитана "Веселого кавалера". Очевидно, сначала он едва отдавал себе отчет в том, что делает, но взял себя в руки и, подняв руку с револьвером, хриплым голосом приказал этим двоим остановиться.

VII. МОНЕЛЛА

Несколько мгновений Фостер и двое других молча смотрели друг на друга; помощник заговорил первым.

- Если вы пойдете дальше, я выстрелю, - запинаясь, пробормотал он. - Ах, да... - продолжил он, когда они остановились, - наконец-то я добрался до вас, не так ли? Теперь, я думаю, мы можем свести счеты между собой. Я не знаю, как вы добрались сюда с того места, где мы оставили "Веселого кавалера", - мы думали, что он не сможет этого сделать, - но, как бы то ни было, это вам не сильно поможет, потому что, если вы думаете, что сбежали, то это не так, вот и все. Мне нужно свести с вами двоими давние счеты, и я намерен свести их сейчас, сегодня, когда никто не увидит и не вмешается.

Вайдейл мог видеть, что злодей был похож на пьяного, частично, без сомнения, от смешанных страха и ярости, но частично, также, вероятно, от крепкого напитка. Рука, державшая пистолет, была настолько нетвердой, и этот человек так говорил, что Вайдейл сблизился бы с ним и рискнул бы последствиями, если бы был один. Но страх, что Джордж может быть ранен шальным выстрелом в потасовке, удержал его. Тем временем негодяй, казалось, несколько восстановил самообладание.

- Я не знаю, как вы сюда попали, - повторил он, - и мне все равно; но тем хуже для вас - для вас обоих. Ибо я собираюсь убить вас; сейчас, прямо сейчас, убить. Я хотел сделать это до того, как мы покинули бриг, но другие мне не позволили. Теперь у меня есть шанс, и я не собираюсь упускать его, говорю вам. Так что помолитесь, если вам есть что сказать, и смотрите в оба. Я досчитаю до двадцати, а потом бах! и прощайте. Из вашего собственного пистолета - Боже мой, это хороший пистолет! Вы будете убиты из своего собственного пистолета. - Ибо негодяй держал в руке украденный у Вайдейла револьвер.

Пока Оуэн быстро, но с отчаянием перебирал в уме всевозможные планы и пристально наблюдал за своим врагом, выискивая подходящий момент, когда он мог бы броситься на него с некоторой надеждой на успех, тот продолжал:

- Ты сказал, что я убил того парня, но это было ложью, потому что он покончил с собой; как бы то ни было, я имею в виду, что теперь я отплачу тебе, убив другого молодого негодяя и тебя тоже. Я полагаю, кроме того, ты приложил руку к убийству моего приятеля вон там. Тут была какая-то история, и я подозреваю, что ты приложил к этому руку, так что это еще одна веская причина для того, чтобы я тебя прикончил.

Все, что он говорил, было пересыпано грязными, богохульными ругательствами и мерзким жаргоном, и Оуэн знал, что бесполезно отвечать ему или пытаться перебрасываться словами с таким безжалостным негодяем.

- Теперь я собираюсь начать считать, - продолжил Фостер. И он начал: - Раз, два, три, - и так далее до двенадцати, когда внезапно остановился. - Нет, - ухмыльнулся он, пораженный новой идеей в плане дьявольской жестокости, - я не убью тебя; я просто прострелю тебе ноги, чтобы ты не смог убежать. Тогда ты будешь лежать здесь рядом с моим приятелем, пока этот летающий зверь не вернется и не сожрет тебя. Это прекрасная мысль. Итак, вот что я сделаю. Сначала правая нога...

Но как раз в этот момент что-то просвистело в воздухе, и в следующее мгновение его рука повисла, пронзенная большой стрелой. Револьвер упал на землю, а его бдительный противник бросился вперед и подобрал его. Фостер, в свою очередь, обнаружил, что теперь пистолет направлен на него. Но на это он, казалось, почти не обращал внимания. Его внимание было поглощено раненой рукой и болью, которую она ему причиняла. Он сел на камень неподалеку и, сыпля градом ругательств и проклятий, предпринял тщетные попытки вытащить стрелу, каждое усилие вызывало новый вопль агонии и новые проклятия.

Видя, что он, по крайней мере, на время, стал безвреден, Вайдейл огляделся, чтобы узнать, откуда прилетела дружественная стрела, но сгущающиеся сумерки уже начали делать скалы вокруг него неразличимыми. Однако он быстро сориентировался, услышав грохот и позвякивание металла, и, посмотрев в ту сторону, откуда они доносилось, увидел приближающуюся к нему странную фигуру.

Человек гигантского роста спустился по боковой тропинке со скалы наверху. С головы до ног он был закован в сверкающие доспехи, а на его шлеме красовался плюмаж из белых перьев. В одной руке он держал огромный лук, в другой - длинное копье необычных размеров и веса, а через плечо был перекинут колчан, наполненный стрелами. Рядом с ним висел огромный меч, размер которого был пропорционален другому оружию и могучему телосложению владельца. Он двинулся к ним широким, легким шагом, за ним шли еще трое обычного роста, тоже одетые в доспехи, еще более необычные на вид. У них не было луков или колчанов, но были копья, мечи и щиты. Рядом с ними шествовал тот, кто, по-видимому, был щитоносцем для первого; он также нес - не без некоторого видимого труда - еще одно тяжелое копье, вероятно, запасное, для своего вождя. Щитоносец и другие зажгли фонари.

Вновь прибывшие маршировали вперед с военной четкостью, пока не оказались на расстоянии восьми или девяти ярдов, когда остановились, и их предводитель обратился к изумленному Вайдейлу по-английски.

- Я рад думать, сэр, - с достоинством произнес незнакомец полным, звучным голосом, - что оказал вам некоторую помощь и спас от этого негодяя, который провозгласил, как я услышал вон с той скалы, свое намерение застрелить вас из вашего собственного пистолета.

Это было произнесено на чистом, безошибочно узнаваемом английском языке; выговор был идеальным, и никто не мог бы усомниться в том, что говоривший был англичанином. И все же в нем чувствовалась какая-то старомодная аура, величавость и серьезность как в тоне, так и в манерах, вдобавок к величественной осанке, и Вайдейл сразу почувствовал, что перед ним не обычный человек. И, к своему удивлению, он едва мог найти слова для ответа.

Конечно, у него были причины для удивления. Это было видение, фигура рыцаря былых времен, с мечом, луком и копьем, с развевающимся плюмажем и рыцарским выражением лица - фигура, к тому же, такого роста, какой редко увидишь в наши дни, - в сопровождении слуг, одетых так же странно, как и он сам, но обращающихся к нему в непринужденной манере: на простом, повседневном английском языке!

Едва ли стоит удивляться тому, что Оуэн почувствовал себя совершенно сбитым с толку. Он колебался и заикался; и, видя это, другой продолжал:

- Темнеет, а находиться в этих местах в темноте нехорошо. Если вы доверитесь мне, я прослежу, чтобы вас отвели в более безопасное место.

Вайдейл наконец заставил себя заговорить.

- Сэр, - медленно, с уважением ответил он, почти бессознательно подражая серьезности собеседника и его речи старого света, - если это вы послали стрелу в цель, у нас действительно есть основания быть благодарными, и ваше предложение ставит нас в еще более затруднительное положение. Поскольку вы так ясно доказали свое дружелюбие к нам, я без колебаний приму ваш совет и предложенную помощь. Мы ничего не знаем о здешней стране, случайно приплыв сюда на покинутом судне.

Незнакомец коротко кивнул, как будто вполне понимал или уже знал о положении Вайдейла и его спутника. Затем он подошел к раненому, который прекратил свои проклятия и причитания, чтобы слушать и смотреть с таким же изумлением, какое выказал Оуэн.

- Ты не заслуживаешь пощады, ибо ты бы ее не проявил, - сурово обратился к нему незнакомец, - но на этот раз я отпущу тебя; однако остерегайся вести себя так в будущем. Позволь мне осмотреть твою рану.

Он передал свое оружие щитоносцу и, подойдя к помощнику капитана, осмотрел его руку и ловко извлек стрелу, заставив, однако, страдальца издать вопль боли. Окликнув своего помощника на неизвестном языке и получив носовой платок или шарфик, он перевязал руку таким образом, что было видно, он хорошо разбирается в хирургии.

- С таким же успехом мы могли бы посмотреть, какое еще украденное имущество есть при этом негодяе, прежде чем отпустить его, - заметил незнакомец Вайдейлу.

Он повернулся к своим людям и заговорил с ними, как и прежде, на незнакомом языке; после чего они подошли к мужчине и, несмотря на его протесты, тщательно обыскали его, а щитоносец поднял фонарь, чтобы помочь им. Затем они подошли к мертвому телу и обыскали и его тоже. То, что нашли, они передали своему начальнику, который передал вещи Вайдейлу.

- Эта лента с патронами моя, - сказал Вайдейл, - а другой револьвер и патронташ, снятые с убитого, принадлежат моему другу. Также эти часы и цепочка.

Последние упомянутые вещи были найдены у Фостера.

- Тогда возьмите их, - коротко сказал незнакомец. И, повернувшись к помощнику, продолжил: - Послушайте, сэр! Послушайте моего совета и возвращайтесь в ту нору, в которой вы только что прятались; там вы будете в безопасности на ночь. Утром вы можете идти, куда вам заблагорассудится; но помните, если вы снова попадете в мои руки, я так легко вас не отпущу. А теперь, друзья, - добавил он, поворачиваясь к Вайдейлу и его спутнику, - давайте отправляться в путь. Моим людям не нравится оставаться здесь, снаружи, в темноте - и вы бы тоже не захотели, если бы знали причину. Они дадут вам возможность пользоваться светом; что касается меня, то я найду путь с завязанными глазами.

Он говорил с серьезной, но непринужденной учтивостью; это была изысканная грация короля, желающего полностью расслабить своих гостей, но при этом вызвать в них чувство почтения и уважения.

Закончив говорить, он наклонил голову и уступил им дорогу, и они оба, ответив на поклон, последовали за мужчинами с фонарями.

Они поднялись по крутой извилистой тропинке и вскоре добрались до широкого выступа скалы, с которого открывался вид на место их встречи с помощником. Вглядевшись вниз, Оуэн подумал, что смутно различает мужчину, прислонившегося к скале и смотрящего им вслед. И он не мог избавиться от мимолетного чувства жалости к несчастному, оставленному таким образом, одинокому и раненому, в незнакомом месте, подвергающемуся неизвестным опасностям; а рядом лежало мертвое тело другого, на которого обрушилась какая-то ужасная участь, точную природу которой они не понимали.

Следуя за своими проводниками, он теперь увидел перед собой в отвесной скале что-то вроде ворот, внутри которых виднелись фигуры людей, передвигавшихся с фонарями. Они освещали вход сиянием, которое, вместе с лязгом оружия и доспехов, делало это место веселым убежищем от темноты и одиночества безмолвной равнины внизу, с ее заброшенными руинами и намеками на ужасы.

Когда они вошли, мужчины, все в доспехах, как и их проводники, выстроились в две шеренги и почтительно отдали честь; и, как только они оказались внутри, большие зарешеченные ворота за ними закрылись с грохотом и очевидной поспешностью, несколько удивившей Вайдейла и заставившей его вздрогнуть.

Высокий незнакомец огляделся с подобием улыбки.

- Им не нравится, когда эти ворота открываются по ночам, - сказал он. - Воистину, вам пришлось бы плохо, если бы меня здесь не было; ибо, хотя они все слышали и видели, и были бы рады помочь вам, все же никто не отважился бы выйти ни в одиночку, ни толпой.

Вайдейл охотно задал бы множество вопросов, которые пришли ему в голову, но в манере их новообретенного друга было что-то такое, что, казалось, запрещало задавать ему вопросы. Он говорил только то, что доставляло ему удовольствие; таково было чувство, которое он внушал.

Поэтому Оуэн хранил молчание и терпеливо ждал.

Они прошли через другие ворота, которые закрылись за ними так же, как и первые, и вошли в просторный вестибюль, хорошо освещенный висячими лампами, где было еще больше людей. Когда они построились в шеренги, их вождь отвел Вайдейла в сторону и задал ему вопрос.

- Где находится ваше судно? - спросил он.

Оуэн описал ситуацию так хорошо, как только мог; незнакомец слушал с озабоченным видом, как будто едва слышал. Но, в конце концов, он кивнул головой и сказал:

- Да, да; в бухте, на западной оконечности острова. Что это за судно?

- Бриг, и его водоизмещение...

- Да, да, - перебил его другой, снова кивая. - И вы были единственными, кто остался на борту - вы четверо - все остальные покинули вас?

Вайдейл чуть не вздрогнул. Он не помнил, чтобы говорил ему, сколько человек осталось на борту судна. Однако он тихо ответил:

- Это верно.

- Я предполагаю, - продолжал его собеседник, - что, поскольку вы до сих пор отваживались безоружными отправиться в незнакомую страну, у вас нет оружия. Беглецы украли все, что было доступно?

- Да.

- У вас не было с собой даже пистолета, чтобы отправиться на разведку, которая могла быть полна опасностей?

- Нет, сэр, иначе, можете быть уверены, я бы взял его.

- Да. А среди груза, не было ли у вас чего-нибудь, до чего вы могли бы добраться, прежде чем отправиться на берег?

Оуэну показалось, что этот вопрос был задан с оттенком беспокойства в тоне. Но он мог только покачать головой.

- Я видел, как весь груз был уложен, - заявил он, - и он принадлежит моему другу, который находится со мной, мне и еще одному человеку - совместно. К сожалению, мы слишком хорошо знаем, что на борту нет никакого оружия.

- Хорошо. Теперь я покажу вам более близкий путь обратно к вашему кораблю.

С этими словами он повернулся и жестом пригласил тех, кто сначала был с ним, сопровождать его. Они подхватили фонари, которые были под рукой, и пошли впереди, их вождь шел позади с Оуэном и его спутником.

Таким образом, они вышли из большого зала у входа, оставив позади собравшихся там вооруженных людей, и направились в галерею, которая вела направо. Тут и там они попадали в другие подобные галереи, достаточной высоты и ширины, и все ярко освещенные висячими лампами. Они, казалось, также хорошо проветривались и были сухими, потому что не было и следа застоявшегося воздуха или сырости.

После долгой прогулки они внезапно вышли через ворота, у которых дежурили другие вооруженные люди, на открытый воздух, на подвесную дорогу или террасу, с которой открывался вид на море. Здесь они увидели внизу множество огней, отражавшихся в воде, и услышали множество приглушенных звуков и отдаленный гул, как от густонаселенного города неподалеку. Но их проводники не ждали, и им не дали времени на то, чтобы увидеть больше, чем позволял мимолетный взгляд. Вскоре они снова свернули в подземную галерею, во всех отношениях похожую на те, по которым уже проходили, и здесь они прошли большое расстояние, все в том же молчании.

Наконец они подошли к массивной двери, которая была закрыта на засов и заперта на ключ. Открыв ее, они попали в неосвещенную комнату, в конце которой имелась еще одна тяжелая дверь, на открытие которой ушло некоторое время. Однако, когда она распахнулась и они вышли наружу, и мальчик, и Вайдейл вскрикнули от удивления; они увидели, что оказались на выступе скалы, возвышающемся над заливом, где стоял "Веселый кавалер".

При свете фонарей они пробирались по неровной тропинке, пока не оказались в центре густых зарослей кустарника, и здесь их проводник остановился.

- Возьмите этот фонарь, - сказал он. - С его помощью вы увидите выход, он приведет вас к берегу, а свет поможет вам найти дорогу к вашему судну и подняться на борт. Завтра мы еще увидимся. А теперь спокойной ночи, и с Богом.

- Спокойной ночи, сэр, и пусть небеса вознаградят вас за то, что вы сделали для нас сегодня, - с благодарностью ответил Вайдейл.

- И, пожалуйста, сэр, могу я тоже поблагодарить вас? - импульсивно воскликнул Джордж. - А если вы придете навестить нас, мы все поблагодарим вас, а моя сестра больше всех, я знаю.

- Ах! - сказал незнакомец, глядя на мальчика добрыми глазами, но в полусонной манере. - У тебя здесь есть сестра? Ее зовут Ванина?

При этом самом неожиданном и поразительном вопросе оба его слушателя вздрогнули от удивления. Но он, казалось, не заметил этого, повернулся и взмахом руки, казалось, отпустил их.

- Могу я задать вопрос? - умоляюще произнес Вайдейл. Ему пришлось приложить усилия, чтобы решиться на эту просьбу, настолько манеры собеседника произвели на него впечатление и внушили благоговейный трепет.

Однако незнакомец остановился и ждал вопроса.

- Я только хотел спросить, - сказал Вайдейл, чувствуя себя очень смущенным - он сам не знал почему, - не могли бы вы сообщить мне название острова и, если не возражаете, ваше собственное имя?

- Меня зовут Монелла, - был ответ, данный простым и спокойным тоном, - и это остров Атлантида. Спокойной ночи.

И с этими словами говоривший повернулся и покинул их.

VIII. БЛЕФ

В первое утро в это, казалось бы, ужасно тревожное время четверо на борту "Веселого кавалера" поднялись и сели за раннюю трапезу в приподнятом настроении. Не будет преувеличением сказать, что они были, в некотором смысле, совершенно разными людьми - такими созданиями являемся мы в силу обстоятельств того времени. Рассказ Вайдейла и Джорджа об их приключениях изменил все их мысли, страхи, надежды и чаяния и направил их идеи в новое и самое неожиданное русло.

Теперь было ясно, что остров населен, причем, судя по всему, дружественной белой расой, по крайней мере один из представителей которой, - а он, очевидно, был знатным человеком, - говорил по-английски. Было ясно, что они могут рассчитывать на честное обращение и, вероятно, в случае необходимости, на защиту; ибо разве он уже не помог им в самой критической ситуации? Более того, хотя и был вооружен только луком и стрелами, он передал Вайдейлу револьвер, найденный при мертвом, хотя, должно быть, знал его ценность. Это свидетельствовало о том, что им не грозила опасность разграбления корабля местными жителями. Таким образом, их умы успокоились, и теперь они могли предаться приятному волнению предвкушения и размышлениям о странных переживаниях, которые ожидали их в общении с этим неизвестным народом старого света.

В столь необычных обстоятельствах были возможны различные инциденты. Ванина и ее брат высказывали всевозможные предположения; последний особенно. Вайдейл был, по сути, единственным из четверых, кто не разделял восторга остальных. Воспоминание о лице мертвеца, о безотчетном ужасе, охватившем его накануне, об ужасной фигуре, которую он видел поднявшейся в воздух после ужасной трапезы и улетевшей вместе с рассеивающимся туманом, - воспоминание обо всем этом не оставляло его. Действительно, это преследовало его всю ночь и выдвинулось на передний план, даже частично исключив то, что произошло с тех пор. Он не мог не думать об этом и не размышлять о тайне заброшенного города. Он был убежден, что ужасная трагедия, свидетелем которой он стал, и неизвестный ужас имели к этому какое-то отношение. Если это так, то ужас, который это внушало, действительно должен быть велик, чтобы заставить целый народ покинуть свой древний город, свои сады и пастбища.

Затем команда брига. Они все еще могли доставить неприятности, потому что пребывали в отчаянии, а они были вооружены винтовками. Против них два револьвера и несколько найденных им патронов мало что могли сделать.

Но если он и позволял своим мыслям останавливаться на этих сомнительных моментах, то делал это только так, как благоразумный солдат спокойно взвешивает и просчитывает шансы против себя, но не позволяя им обескуражить его. Действительно, острота опасности и приключений, которые он предвидел, сама по себе привлекала, а насколько велика может быть эта опасность, он уже знал.

После завтрака они обсудили программу на день. Ванина захотела сойти на берег. По ее словам, ей хотелось прогуляться по песку и под деревьями, и она устала от пребывания взаперти на судне. Но Вайдейл был против этого.

- Вы забываете, - сказал он, - что те негодяи, которые покинули это судно и оставили нас умирать, - убийцы, по замыслу, все, шкипер, помощник капитана и все остальные, - скрываются где-то поблизости. У них есть огнестрельное оружие - твоя собственная винтовка, Даревилл, среди прочих - и это отчаянная, совершенно беспринципная банда. По крайней мере, один из них - Фостер - знает, что мы здесь, и расскажет остальным. Теперь подумайте, какое искушение представляет для них судно и его груз. Да ведь они убили бы нас всех только для того, чтобы добраться до виски и напиться. Мой совет - сегодня оставаться на корабле, пока наш вчерашний друг не навестит нас, как обещал. Тогда, я надеюсь, все примет другой оборот.

Этот совет был настолько взвешенным, что Сидни сразу же принял его.

- Вайдейл прав, - сказал он. - Тебе лучше отложить свой визит на берег, Ванина. Черт бы побрал этих негодяев; на мгновение я совсем забыл об их присутствии.

- По-видимому, это совершенно жуткое место, - заметила Ванина с легкой дрожью и разочарованным тоном. - Странные чудовища повсюду, как в море, так и на берегу. И, как будто этого недостаточно, вы снова угрожаете нам той ненавистной бандой, от которой, как я думала, мы избавились навсегда. Я заявляю, что вы развеяли все радужные ожидания, которые у меня были, и вернули нас к периоду тревог!

Вайдейл, к которому - или, скорее, на которого была обращена эта речь, - добродушно рассмеялся.

- Мне жаль, что я, похоже, изображаю из себя мокрое одеяло, - заверил он ее. - Знаете, это все для вашего же блага, как говорят матери детям; и я надеюсь, что это только на один день. Я также надеюсь, что после сегодняшнего дня больше не будет причин каким-либо образом ограничивать вашу свободу. Ваше слово будет для нас законом, как если бы вы были капитаном брига.

- Или королева Боадицея, - лукаво вставил Джордж.

- Нет, я надеюсь, кто-нибудь более современный, - сказала она, и улыбка вернулась на ее лицо.

- Ну-ка, скажи - а! Что ты скажешь о королеве Атлантиды? Назовем ли мы тебя, Ванина, королевой Атлантиды? - предположил Джордж.

И при этой мысли он хлопнул в ладоши и бурно выразил одобрение; затем, подняв руку сестры, склонился над ней и поднес к губам.

- Так твой брат приветствует свою сестру и свою королеву, - сказал он с притворной торжественностью. - Примечание - я почерпнул это из "Пиратов Кровавого моря", которых читал сегодня утром перед завтраком.

В ответ он получил затрещину и наставление быть более уважительным к своей сестре, а не впутывать ее в свои кошмарные кровавые истории о пиратах. Затем он убежал ловить рыбу за борт судна. Его сестра последовала за ним на палубу, где уселась под навесом почитать любимую книгу.

Вайдейл и Даревилл сидели немного поодаль, чистя и осматривая свои револьверы и подсчитывая патроны. К сожалению, их было очень мало, и Сидни смотрел на них с огорчением.

- Нам придется приберечь это, - уныло заметил он, - на крайний случай. Каждый патрон здесь может оказаться на вес золота.

- Гораздо ценнее, - лаконично прокомментировал Вайдейл. - Каждый из них может спасти чью-то жизнь.

- Да. И по этой причине, даже если шкипер и его приспешники нападут на нас, мы должны попытаться каким-то образом обмануть их. Один-два хорошо нацеленных и рассчитанных по времени выстрела могут многое сделать в отношении такой трусливой компании, как эта.

- Я тут подумал, - продолжал Вайдейл, - хорошо ли держать судно так близко к берегу. Не разумнее ли было бы отвести его подальше?

- Не вижу, чтобы это могло иметь большое значение. Они почти наверняка приплывут на лодках. Однако солдат никогда не должен упускать шанс, и они могут перебраться по суше через горный хребет и обстрелять нас из-за тех деревьев. Итак, мы отправимся на берег, ослабим канат и позволим ему свободно дрейфовать. С легким ветерком он отплывет подальше от берега.

Вскоре это было сделано, плот подняли на борт, и бриг медленно поплыл дальше от берега.

Это привело к тому, что лески Джорджа перепутались, и он громко пожаловался, когда вытащил их и обнаружил, что они превратились в клубок. Но внезапно он прекратил свои причитания и уставился на что-то вдалеке.

- Что это?

Сидни взял бинокль и посмотрел. Затем он тихо положил его на стол.

- Это лодка, - сказал он. - Вы двое должны спуститься вниз. Скорее всего, у нас возникнут проблемы.

Ванина решительно запротестовала, но была вынуждена уступить и удалилась вместе с братом в каюту.

Вследствие изменения своего положения бриг теперь развернулся форштевнем к приближающейся лодке.

- Это может позволить нам пустить в ход нашу пушку, если понадобится, - заметил Сидни. - Теперь, не подпускай их слишком близко, и, если нам придется стрелять всерьез, я возьму шкипера, а ты помощника.

Вайдейл кивнул, и больше ничего не было сказано. Они вдвоем расположились на носу и наблюдали за лодкой - там была только одна - в бинокли, спокойно ожидая, пока она подойдет достаточно близко, чтобы окликнуть людей, находившихся в ней. Они уже могли разглядеть шкипера, но Фостера нигде не было видно.

- Они уже достаточно близко, - сказал наконец Даревилл. - Теперь оклик и команда остановиться, и я выстрелю по ней, если она все еще будет приближаться. Следующим выстрелом я целюсь в шкипера. Таков мой план.

Те, кто был в лодке, не обратили внимания на оклик; но, когда пуля с плеском рассекла воду рядом с ними, обдав борт небольшим дождем брызг, они сразу остановились, по-видимому, в большом удивлении.

- Возможно, - предположил Вайдейл, - помощник капитана еще не вернулся, и их появление здесь случайно. Если это так, то они не знают, откуда взялись эти пистолеты и какое оружие и боеприпасы у нас могут быть. Ты же видишь, Фостера там нет.

- Думаю, ты прав. Если это так, мы обманем их, если будем разумно разыгрывать свои карты.

Дерфорд, шкипер, встал и крикнул что-то, чего они не смогли расслышать. Однако их молчание, должно быть, было сочтено говорящим удовлетворительным, потому что он сел, и лодка, которая до этого дрейфовала боком вперед, снова пришла в движение.

- На этот раз один в планширь, в качестве предупреждения, - пробормотал Сидни. - Следующий - в капитана. - И он выстрелил.

Шкипер, державшийся одной рукой за планширь, а другой за румпель, поспешно отдернул первую, когда пуля врезалась в дерево совсем рядом с ней. Они снова перестали грести и, казалось, совещались.

- Если бы у нас только был хороший запас патронов, я бы поторопил негодяев, - недовольно проворчал Сидни. - Но мы не можем позволить себе ни одного лишнего выстрела.

Дерфорд снова встал. Он сделал знаки тем, кто был на бриге, указал на берег и вытащил белый носовой платок. Затем лодку подогнали к берегу и уткнули в песок. Дерфорд высадился и в одиночестве направился вдоль берега к ближайшей к бригу точке, все время деловито размахивая белым платком как флагом перемирия.

- У меня есть все основания убить его прямо сейчас, с флагом перемирия или без него, - пробормотал Сидни сквозь зубы. - Негодяй! У меня кровь закипает, когда я вижу, как он нагло стоит там, полагаясь на нашу честь, после того, как он с нами обошелся. Однако, поскольку он пришел для переговоров, полагаю, мы должны позволить ему поступить по-своему.

- Эй, на бриге! - донеслось от шкипера.

- Там, на берегу, эй! - крикнул в ответ Даревилл. - Кто ты такой?

Этот весьма неожиданный вопрос, казалось, смутил шкипера с флагом перемирия, потому что он заколебался и с беспокойством посмотрел на бриг. После паузы он начал снова, и последовал следующий разговор.

- Бриг, эй! Это мистер Даревилл?

- Эй, на берегу! Это я. Кто ты такой и чего хочешь?

- О, перестаньте, сэр, вы достаточно хорошо меня знаете. Я Джозеф Дерфорд, капитан "Веселого кавалера".

- Я не знаю никакого Джозефа Дерфорда, капитана "Веселого кавалера". Я знаю некоего Джозефа Дерфорда, пирата, который бросил свое судно в штиль; я знаю Джозефа Дерфорда, подлого вора, который украл наши золотые часы, винтовки и револьверы, и я знаю Джозефа Дерфорда, потенциального убийцу дам и мальчиков, который подсыпал нам в кофе наркотик, велел задраить люки, и оставил нас умирать в Саргассовом море; которого я возьму за пятки и отправлю на каторгу, если смогу его поймать!

Даревилл произнес все это совершенно спокойно, без малейшего проявления раздражения. Но это привело другого в ярость.

- Все это ложь! - крикнул он с ужасным ругательством. - Я никогда не крал ваших часов; у меня есть свой собственный хронометр, лучше, чем оба ваших, вместе взятых. Если другие и крали их, то я этого не делал. А что касается остального, то о вас забыли в спешке - я думал, вы в другой лодке. Одна потерялась.

- Этого достаточно. Ты можешь избавить свою душу от греха любой дальнейшей лжи. Так это и есть та причудливая сказка, которую ты сочинил, не так ли? Что ж, проваливай! Тебе здесь делать нечего! Если ты или кто-либо из вас попытается подняться на борт, мы пристрелим вас, как собак, которыми вы и являетесь.

- Что касается стрельбы, в эту игру могут играть двое, - парировал Дерфорд, бросая полные ненависти взгляды из-под нахмуренных бровей. - И когда шансы примерно пять к одному, в конце концов, как правило, выигрывает большее число. Как бы то ни было, я капитан "Веселого кавалера" и собираюсь принять на себя командование им. И, мистер Даревилл, вы упомянули о даме на борту, вашей сестре. Я советую вам, ради вас самих и ради нее, не будоражить кровь моих людей; вы не знаете, на что способны мужчины в пылу...

- Убирайся, ты, пес! С меня хватит этого! - прервал его Даревилл. - Я командую "Веселым кавалером" от имени владельцев, моими партнерами. Даже по твоим собственным словам, вы покинули бриг - и мы спасли его. Я назначил себя шкипером, и тебе здесь больше нечего делать. Само твое присутствие - оскорбление. Проваливай! или я всажу в тебя пулю!

- Значит, война? Вы пожалеете об этом, когда будет слишком поздно, мистер Даревилл.

- Мы вас не боимся, - презрительно ответил Даревилл. - А теперь посмотри сюда! Когда ты появился в своей, или, я бы сказал, в моей лодке, - потому что она была украдена с брига, - ты прервал небольшое развлечение, которым я наслаждался. Я хочу продолжить; ты стоишь на камне, который я выбрал в качестве мишени, - подними ногу, - спасибо! - И пуля из его револьвера попала в тот самый камень, на котором стоял Дерфорд, - как раз в тот момент, когда он поднял ногу.

Очевидно, это произвело на него впечатление. Он медленно отодвинулся, потрясая кулаком.

Даревилл рассмеялся.

- Мне было жаль тратить пулю впустую, - сказал он Вайдейлу, - но я надеюсь, намек не останется незамеченным для него, и это может спасти несколько жизней.

- Хороший намек. Я вижу, что ты умеешь стрелять. Ах! Какая жалость, что у нас так мало боеприпасов.

- Да, и теперь вопрос в том, какое оружие и боеприпасы есть у них, - ответил Сидни, с некоторой тревогой наблюдая за лодкой через свой бинокль. - Если дело дойдет до долгой борьбы, они скоро истощат наш скудный запас.

Дерфорд вернулся к лодке в сильнейшем гневе, потому что яростно жестикулировал. Она оттолкнулась от берега и снова направилась к бригу.

- Похоже, на этот раз он настроен серьезно. - Даревилл стиснул зубы, пока говорил. - Внимание! Оставь Дерфорда мне! Он получит то, чего заслуживает. Но смотри, чтобы они тебя не укокошили.

Лодка приближалась, но, как можно было видеть, беспорядочно. Мужчины гребли, затем останавливались, чтобы с опаской оглядеться, когда громкая ругань и угроза шкипера, слышные даже тем, кто находился на бриге, заставляли их снова грести.

Внезапно они совсем перестали грести и нетерпеливо посмотрели на что-то с другой стороны судна. Некоторые даже встали, чтобы посмотреть поверх других, несмотря на то, что этим подставляли себя под пистолеты своих противников.

- На что они смотрят? - спросил Сидни, заподозрив какую-то уловку. - Посмотри. Я не собираюсь спускать глаз с этого негодяя.

Вайдейл взглянул и издал восклицание.

- Это лодка... несколько лодок... целая флотилия лодок огибает мыс! - воскликнул он. - Это, должно быть, наш вчерашний друг.

Это была, как он и сказал, целая флотилия лодок; и теперь, когда те, кто был на них, заметили бриг, они подняли радостный крик и громко затрубили в рожки и трубы.

В свою очередь, Вайдейл не смог удержаться от крика: "Ура! Ура!"

Это привело Джорджа и его сестру на палубу. При виде флотилии они присоединились к радостным крикам. Это было услышано на лодках, и на это немедленно отреагировали новой вспышкой криков, в то время как Джордж от волнения буквально приплясывал по палубе.

Что же касается Дерфорда и его команды, то они, очевидно, не доверяли странным лодкам, потому что развернули свою и поплыли прочь.

IX. "КОРОЛЕВА АТЛАНТИДЫ"

Четверо на палубе "Веселого кавалера" со все возрастающим удивлением наблюдали за приближающимся флотом, по мере того как вокруг мыса появлялось все больше и больше судов, и те, кто были на их борту, присоединяли свои приветствия и звуки труб к общему гулу. И теперь, когда первые были ближе, и их можно было разглядеть более отчетливо, зрители были совершенно поражены их богатством и великолепием.

На каждом судне были паруса, а также ряды гребцов. Но паруса, казалось, предназначались скорее для украшения, чем для использования. Они были сделаны из какого-то материала, блестевшего, как серебро, и на них были нанесены странные узоры ярких цветов. Все они были квадратной формы, располагались так же, как обычные паруса, но в целом, казалось, имели характер знамен. Конечно, передвижение судов больше зависело от гребцов, чем от этих великолепных парусов; ибо они двигались с точностью машин и казались полностью управляемыми, как двигатели парового катера.

Передовые суда проплыли мимо брига на некоторое расстояние, а затем по дуге направились к берегу; за ними плыли пять судов побольше - можно было бы предположить, что это галеры для важных лиц, - с самым большим и великолепно украшенным в центре. Его борта, казалось, были сделаны из слоновой кости, а от носа до кормы тянулась нежная бирюзово-голубая полоса. То тут, то там мелькали узоры из золота и серебра. Весла, которые виднелись по бокам под палубой, были украшены золотом, а их лопасти казались сделанными из полированного серебра и сверкали на солнце каждый раз, когда поднимались из воды. Нос был выполнен в форме головы, шеи и передней части тела аиста или журавля с открытым клювом и распростертыми крыльями, шея и голова поднимались высоко в воздух.

Над палубой был натянут тент с серебряными блестками, а на двух мачтах, которые, как и весла, казались отделанными золотом, висели знамена или паруса изумительной работы; серебристый блеск общей конструкции ослеплял глаза, когда она ловила и отражала солнечный свет.

На палубах меньших кораблей рядами стояли люди, облаченные в начищенные доспехи и вооруженные сверкающими копьями и щитами. А на приподнятых палубах на носу и корме более крупных судов находились офицеры в самых блестящих и разнообразных доспехах, когда-либо существовавших; так, по крайней мере, думали те, кто находился на "Веселом кавалере", глядя в бинокли на разные суда, когда они становились отчетливо видимыми.

Когда пять центральных судов подошли к бригу, вся флотилия остановилась, и те, кто следовал за ними, сгруппировались у берега. Таким образом, "Веселый кавалер" оказался в центре сверкающего полукруга странных судов; все они были прекрасны по виду и убранству, но малы по сравнению с бригом.

Затем все замерли, в то время как все на борту испустили оглушительный крик; солдаты и их командиры снова и снова поднимали в воздух свои мечи, щиты и другое оружие, отдавая честь.

- Ради всего святого, что все это значит? - спросил, наконец, озадаченный Сидни. - Какая жалость, что мы ничего не знали. У нас был бы развевающийся Юнион Джек, и мы могли бы принять их в надлежащем порядке.

- А мы не могли бы выстрелить из пушки? - предложил Джордж. - В ней только порох.

- Хорошая идея, - ответил Вайдейл, - но порох здесь слишком ценен, чтобы тратить его впустую. Нет; боюсь, все, что мы можем сделать, - это кричать в ответ изо всех сил.

- Если бы мы только могли достать несколько фейерверков, которые лежат в трюме, и запустить их, - вздохнул Джордж. - Это было бы здорово.

От главной галеры отчалила лодка. В ней, помимо гребцов, находились фигуры, закованные в доспехи. Одна из них, гигантского роста, была одета в кольчугу, а под ней - белую тунику. Джордж указал на нее Сидни и его сестре.

- Это, - сказал он, - тот, кого мы видели прошлой ночью; человек, который называл себя Монеллой.

Видя их намерение подняться на борт, Вайдейл и Даревилл поспешили к трапу и спустили лестницу, которую подняли, ожидая нападения со стороны экипажа.

Лестница была опущена, и властная фигура Монеллы перебралась через борт, за ней последовали еще четверо. Минуту спустя пятеро вновь прибывших стояли полукругом на палубе лицом к остальным четверым.

Последовала короткая пауза, пока каждая группа смотрела на другую, с удивлением и интересом. И, пожалуй, редко в мировой истории - за пределами пантомимы и комической оперы - можно было наблюдать более необычайный контраст.

Главная фигура, возвышавшаяся на голову над остальными, была облачена в кольчужный доспех, полностью выполненный из золота. Под ней была белая атласная туника, также расшитая золотом, драгоценные камни были пришиты или иным образом прикреплены к ней таким образом, чтобы имитировать изображения птиц. С его плеч свисал белый плащ с алой подкладкой, а вокруг левой руки была повязка, украшенная драгоценными камнями, как будто это был какой-то орден или украшение, в центре которого находился бриллиант необычного размера и яркости. На голове у нее был золотой шлем, инкрустированный серебром, а на боку висел такой меч, каким мог бы сражаться не каждый, даже обеими руками. Таков был ее наряд. Лицо и фигура были еще более поразительными. Хотя волосы и окладистая борода были седыми, другие признаки возраста отсутствовали. Его фигура была хорошо сложенной, гибкой и мускулистой, как у тридцатилетнего мужчины, а совершенная форма черт указывала на то, что в юности он был красив и обаятелен гораздо больше среднего представителя человечества. Лицо по-прежнему было в высшей степени красивым, и оно привлекало и удерживало внимание всех, кто на него смотрел. Но самое большое очарование заключалось в меняющемся выражении и проницательном взгляде спокойных серых глаз. Они, казалось, были одарены способностью очаровывать или внушать благоговейный трепет тем, на кого обращались, в зависимости от того, смягчались ли они в нежности, сочувствии или привязанности, вспыхивали ли гневом или презрением; смотрели ли они с суровым упреком, или с сочувствующим интересом, или загорались огнем любви. В этом человеке непоколебимое мужество и высокая решимость соседствовали с сочувствием, что вызывало уважение, доверие и преданность окружающих. К этим качествам, которые можно увидеть в мире лишь время от времени и только у тех, кто рожден править своими собратьями, добавлялись грациозная непринужденность и благородство, даже величественность осанки.

Из прибывших с ним, трое были в доспехах с богатой чеканкой или дамасской отделкой; в то время как четвертый был облачен в кольчугу, похожую на кольчугу Монеллы, дополненную вышитым поясом. У всех были мечи и кинжалы с рукоятями, украшенными драгоценными камнями; но у последнего оружие было более изящного изготовления, чем у остальных. Противоположностью им были четверо в домашней английской одежде для путешествий; безусловно, они представляли собой настолько странный контраст, насколько это только можно себе представить.

Вайдейл приблизился и тепло поприветствовал друга, который так кстати пришел ему на помощь предыдущим вечером, а Монелла, в свою очередь, сказал несколько приветственных слов ему и его друзьям, заверив их, что демонстрацию вооруженных людей на окружающих судах следует воспринимать с одобрением, а не как знак враждебности. Несколько минут спустя, когда он был представлен Ванине и Сидни Даревиллу, и, в свою очередь, назвал имена тех, кто был с ним, он, к удивлению Вайдейла, попросил о возможности обменяться несколькими словами наедине с девушкой - так в своей речи старого света он назвал Ванину - и ее братом. В результате все трое скрылись в каюте, оставив Вайдейла и мальчика на палубе с четырьмя незнакомцами.

Из них тот, что был одет в кольчугу, подошел и протянул руку. Это был мужчина лет сорока пяти, с чисто выбритым лицом, добродушным выражением и фигурой, склонной к полноте.

- Меня зовут доктор Манлет, - начал он. - Я англичанин и рад приветствовать вас и ваших друзей от своего имени.

И он пожал Джорджу руку.

- Вы выглядите удивленными, - продолжал он с улыбкой, - и я вас понимаю. Я здесь уже пять лет, так что привык к этому месту. Но когда мы впервые высадились здесь - Монелла и я - это было более удивительно, чем я могу вам передать; тем более что мы, конечно, тогда не знали языка; и потребовалось много времени, чтобы все это понять.

- А как вы сюда попали? - спросил Оуэн.

- Потерпели кораблекрушение; приплыли сюда в лодке; двое других, которые были с нами, умерли от переохлаждения, голода и жажды. Мы оба тоже были на волосок от смерти, когда добрались сюда. Но они отнеслись к нам хорошо, - на самом деле, по-доброму, - и вскоре Монелла стал их признанным лидером - чем-то вроде премьер-министра, главнокомандующего и архиепископа в одном лице. Он замечательный человек.

- Но зачем все эти солдаты? Против кого тут воевать? Можно подумать, вы воюете со всеми...

- Так оно и есть; к сожалению, мы находимся в состоянии войны. В последнее время у нас все шло из рук вон плохо. Но мы справлялись, как могли, и терпеливо ждали, надеясь на ваше прибытие.

- На наше прибытие! - повторил Вайдейл, чувствуя себя сбитым с толку. - Как, черт возьми, вы могли догадаться, что мы прибудем? И чем мы можем вам помочь? К сожалению, у нас нет огнестрельного оружия.

- Я это знаю; и, конечно, мы сожалеем и разочарованы. Но Монелла, похоже, не слишком расстроен по этому поводу, хотя я не знаю, что у него на уме. Они все слепо доверяют ему, как множество детей, как овцы, чуть было не сказал я. Они добрые, послушные, благорасположенные люди, но у них нет духа. Он изо всех сил старался вселить в них немного своей львиной отваги, но они до сих пор оставались вялыми и лишенными энтузиазма; в то время как против нас - орда безжалостных врагов, которые являются идеальными дьяволами для драк и жестокости всех видов. Следовательно, вы видите, что Монелла, к сожалению, много не добился - но там, где любой другой мужчина пришел бы в отчаяние. Однако, как мне кажется, это слово ему неизвестно. И я надеюсь, что теперь, когда вы прибыли, положение изменится. Мы все на это надеялись.

- Мы? - снова удивленно спросил Вайдейл. - Какое мы имеем к этому отношение?

- Тише! Они возвращаются. Скоро мы узнаем, сбудутся ли пророчества.

Ванина первой вышла из каюты, за ней последовали Даревилл и Монелла. Она выглядела раскрасневшейся, и ее глаза были необычно яркими.

Ее манеры и осанка тоже изменились - так думал Вайдейл, с каждой минутой все больше удивляясь ее сияющему лицу и сверкающим глазам. Затем он взглянул на Даревилла и прочел на его лице знаки, которые удивили и озадачили его. Но ему не дали времени на размышления.

Монелла подошел с Ваниной и обратился к ней.

- Позвольте мне теперь официально представить вам этих джентльменов, занимающих высшие должности в государстве. Это лорд Кандлар, верховный камергер; это лорд Омбриан, адмирал нашего флота; это лорд Селион, государственный казначей; и последний, но не менее важный: мой хороший друг, доктор Манлет, ученый с немалыми достижениями, хороший и достойный английский джентльмен. Если я не назвал его нашим лордом, то это был его собственный выбор. Он мог бы занять такое положение, если бы захотел, но отказался; он считает, что ученый не должен стремиться к мирским почестям.

- Кроме того, - добродушно сказал Манлет, - врач не может быть хорошим воином. Должен же быть кто-то, кто будет ухаживать за ранеными - а их в последнее время, следует вам сказать, стало много.

- Ах, да, - подтвердил Монелла. - И хорошо, что у них здесь есть такой человек, как наш друг, который ухаживает за ними. А теперь, не подниметесь ли вы на борт нашей главной галеры?

- А что вы собираетесь сделать с нашим судном? - спросила Ванина.

- Мы отбуксируем его с собой в нашу гавань и доки.

- Тогда, - сказала Ванина, оглядываясь, а Вайдейл, наблюдавший за ней, подумал с каким-то торжеством, - позвольте мне остаться на борту и отправиться с ним. Я не брошу "Веселого кавалера" ради другого судна, чтобы попасть к вашему народу - нет! несмотря на то, что другое судно кажется самым богатым и величественным в мире.

- Да будет так, - ответил Монелла, склоняя голову в знак одобрения. - Сейчас я отдам необходимые распоряжения.

Он перегнулся через борт и заговорил на незнакомом языке с теми, кто остался в лодке, на которой они приплыли. Те сразу же подплыли к блестящей галере и передали сообщение тем, кто был на борту, а затем, в свою очередь, поспешили к другим судам. Снова раздались громкие крики и звуки труб, и вскоре галера повернула, а три более крупных судна с гребцами подошли поближе, чтобы взять бриг на буксир. Затем лодка вернулась, привезя с собой шесть или восемь местных моряков, - даже они, как заметил Вайдейл, были частично одеты в легкие доспехи, - и под руководством Монеллы они подняли якорь. Вскоре "Веселый кавалер" снова тронулся в путь, величественно двигаясь по воде на буксире вереницы туземных военных судов, среди которых возвышался, как военный корабль среди торговых судов.

Главная галера баржа последовала за ним, а остальная часть флота выстроилась в линию, по три в ряд, одни впереди, другие сзади.

И пока они таким образом пересекали залив, время от времени с одного конца вереницы судов до другого доносились громкие крики. И Оуэну показалось, что он может различить слово "Ванина".

- О чем это они говорят? - вскоре обратился он к доктору, стоявшему рядом с ним.

- Они кричат, - ответил тот. - Да здравствует, Ванина! Королева Атлантиды!

X. "СТРАНА СТРАННОЙ РОМАНТИКИ"

Прежде чем Вайдейл успел понять ответ или сформулировать еще один вопрос относительно удивительного заявления доктора, последний отошел, чтобы поговорить с кем-то другим. Предоставленный таким образом самому себе, Вайдейл перегнулся через поручень и уставился на открывшуюся перед ним сцену с видом человека, слишком сбитого с толку, чтобы быть вполне уверенным, реально ли то, что он видит, или это только часть фантастического сна. Так, по крайней мере, он чувствовал себя сам; за последние сорок восемь часов он столкнулся со столькими неожиданностями, что теперь был готов практически к любому беспрецедентному развитию событий. Все вокруг него начинало приобретать оттенок нереальности. Изменились даже его друзья; изменилось само выражение их лиц - так думал Оуэн, - когда они стояли и разговаривали с Монеллой и другими людьми вокруг них.

Медленно длинная вереница вышла из бухты и начала огибать мыс на юго-западной оконечности, а затем перед ними постепенно развернулась другая сцена, столь же неожиданная, сколь и поразительная.

Береговая линия уходила влево - длинная стена высокой, отвесной, блестящей скалы с тремя нависающими террасами, одна над другой, на поверхности утеса. Через равные промежутки в ней были устроены небольшие башни, а дороги были отгорожены зубчатыми стенами с бойницами. Напротив этой береговой линии, то есть справа, примерно в полумиле от них, из безмолвного моря поднимался другой остров, выглядевший, когда он мерцал и искрился на солнце сквозь легкую дымку, скорее как сказочное творение, чем как реальный факт.

Этот второй остров круто поднимался из воды, и на нем стоял могучий замок, построенный из хрустальной скалы. По размерам, по высоте он был колоссален, а по архитектуре демонстрировал массивное величие, которое по сути превосходило все, что Вайдейл когда-либо видел прежде. За ним виднелся обширный город, возвышающийся на заднем плане ярус за ярусом, с башнями и минаретами, такими высокими, что они, казалось, растворялись в воздухе.

Пока Вайдейл с восхищением наблюдал за этой сценой, доктор вернулся к нему.

- Это, - сказал он, - Диландис, или Новая Атлантида, хотя сама по себе, я полагаю, довольно старая; а остров, на котором она построена, называется Диланда. Древний город расположен на другом острове, по ту сторону скал слева.

Вайдейл кивнул.

- Да, - сказал он, - я видел руины. Но скажите мне, почему он заброшен? И почему вы все ходите в таких доспехах?

- Ваш первый вопрос требует довольно пространного ответа, - ответил Манлет, - и я должен оставить его для другого случая или пусть вам ответит кто-то другой, потому что, на самом деле, я сам еще не совсем уверен, что правильно все понимаю. Но, что касается второго вопроса, то, к сожалению, все слишком просто. В любой момент мы можем подвергнуться нападению наших врагов. Я говорю "мы", потому что и Монелла, и я в течение нескольких лет полностью отождествляли себя с присутствующими здесь людьми, которые стали нам хорошими друзьями. Их враги, караниты, как их называют - по имени их короля Кара - являются адептами владения луком и стрелами, мечом и копьем; из этого легко понять, что при отсутствии огнестрельного оружия доспехи становятся предметом необходимости. Все доспехи, которые вы здесь видите, очень древнего изготовления; их сохранилось большое количество. Они оставались неиспользуемыми, но тщательно оберегались на протяжении веков; ибо эта война - сравнительно недавняя беда.

- Понимаю. Все это кажется очень странным - маленький мир, в котором приходится возвращаться к устаревшим способам ведения войны. Это кажется фантазией, невозможной в девятнадцатом веке.

- О, да, нам так показалось, когда мы попали сюда. Но мы привыкли к этому, как привыкнете и вы через некоторое время. Я ожидаю, они захотят, чтобы вы вступили в их ряды, и они оденут вас в такой же костюм, как и всех остальных. Мы надеялись, что у вас на судне будет с собой какое-нибудь огнестрельное оружие; это очень быстро положило бы конец войне. Но теперь нам все равно придется бороться изо всех сил, даже без этого.

- Это напомнило мне, - заметил Вайдейл, - ваши слова. Вы сказали, что ожидали нас, и говорили о пророчествах. Что все это значит?

Доктор Манлет нетерпеливо махнул рукой.

- Я уверен, что не смогу объяснить. Я и сам не понимаю, - сказал он. - Мы живем здесь в полуреальном мире, остальное - мифы и суеверия. Все более или менее окутано тайной, и, хотя я пробыл здесь уже несколько лет, есть многое, чего я не могу постичь. Например, они настаивают на том, что были изгнаны из старого города расой вампиров.

- Раса вампиров! Что это значит?

- Говорят, в глубине главного острова обитают ужасные, неотесанные летающие монстры. Они называют их кралены, что на их языке означает вампиры, и заявляют, что они не только нападают на людей и пожирают их, но и обладают способностью очаровывать - удерживать, как заклинанием, до своего собственного приближения, тем самым не давая жертвам сбежать. Как ученый, я, конечно, считаю такую историю мифом.

- Вы сталкивались с ними? - спросил Вайдейл.

- Нет. Наши правители никому не позволят туда сунуться. Но раз или два мне удалось проскользнуть мимо стражи, и я бродил по разрушенному городу и его окрестностям, не видя ничего страшнее собственной тени.

- Но я видел кое-что еще - только вчера. Я видел - смутно, сквозь туман - чудовищное летающее существо, которое не могу описать; и я видел его жертву, - тут он содрогнулся, - и чуть не задохнулся от запаха, настолько отвратительного, что он затуманивает ваши чувства, вызывает тошноту и головокружение, вы не в состоянии пошевелиться, и это наполняет вас смертельным ужасом. У меня такое яркое воспоминание об этом, что оно навсегда останется в моей памяти.

- Вы... вы заявляете, что это правда?

- Несомненно. Клянусь честью.

Доктор сделал паузу и некоторое время размышлял. Затем сказал:

- Это очень странно, но это чудесная страна, в которой едва ли знаешь, во что можно верить, а во что нет. Что касается так называемой завораживающей силы этого монстра, то у меня есть теория на этот счет, с которой вы ознакомитесь в другой раз.

- А ваш друг Монелла, что он говорит обо всем этом?

Манлет задумался.

- Что ж, - наконец, сказал он, - между нами говоря, Монелла сам по себе является живой загадкой. Впервые я встретил его на борту корабля, когда мы оба направлялись домой, в Англию. По крайней мере, я; он был на пути в Южную Америку. Я прожил бок о бок с ним пять лет, но, в некотором смысле, знаю о нем не больше, чем в конце первой недели. Я не знаю, из какой он страны; кажется, он говорит на всех известных и неизвестных языках - и, конечно, на одном или двух, которые, я думаю, должны считаться почти доисторическими. Когда мы попали сюда, он овладел языком с такой легкостью, что это было скорее похоже на восстановление некогда знакомого языка, чем на изучение того, которого он никогда не слышал. Кажется, он побывал везде. Не то чтобы он был хвастуном, отнюдь нет. Это я точно знаю - он действительно хороший парень, верный друг и честный человек, с добрым, отзывчивым характером; твердый, как скала, сильный, как Геркулес, смелый, как лев, замечательный боец и лидер, полный энергии, находчивости, здравого смысла и предвидения. Вот вам и практическая сторона его очень сложной натуры. Ибо, несмотря на все это, он мечтатель - "мечтатель о мечтах" и верит в мечты. Человек с непоколебимой верой в свою собственную судьбу, которую ничто не может изменить. Он встречает любую опасность с таким безрассудным мужеством, что мы часто упрекаем его; но в ответ он просто улыбается и говорит: "Мне не суждено погибнуть здесь", или что-то в этом роде.

- Судя по вашему описанию, действительно странный человек. И все же я вполне могу поверить всему, что вы говорите. Я каким-то образом почувствовал это, когда мы встретились в первый раз.

- Так происходит со всеми; но его влияние неодинаково. Большинство любит его, но есть и такие, кто боится и ненавидит. Но вся их неприязнь и все, что они пытаются сделать, для него не значит ничего. Он просто презрительно отбрасывает это в сторону и безмятежно продолжает свой путь, как человек, смахивающий паутину со своего лица.

- Сюда когда-нибудь приплывали другие люди, кроме вас двоих?

- Я слышал об этом, но не могу много рассказать вам о них. Несомненно, много лет назад сюда приплыл священник с несколькими спутниками. Все они давным-давно мертвы, но они обратили в свою веру часть островитян, и из-за этого весь сыр-бор. Это вызвало раскол и гражданскую войну, потому что другая часть - идолопоклонники. Считается, что их лидеры - волшебники. На самом деле это необъяснимая страна; страна молока и меда, практичных, трудолюбивых людей, и в то же время страна грез и фантазий.

- Почему сюда больше не приплывают? Почему само существование этого места неизвестно внешнему миру?

- Это тоже загадка; но, похоже, в скалистых отмелях, которыми мы окружены, есть глубокие протоки, которые, хотя и имеют подводные течения, на поверхности обычно зарастают водорослями. Однако через редкие промежутки времени, благодаря какому-то необычному сочетанию ветра, приливов и внешних течений, вдоль каналов возникают сильные поверхностное движение, вытесняющее водоросли и таким образом образующее чистый водный путь, который пересекает море и, наконец, находит выход в океан на другой стороне. В таких случаях навигация по каналам возможна, и она остается таковой в течение нескольких дней - редко больше недели. Это может произойти один или два раза за короткое время, - несколько лет, - а затем может не повториться в течение столетия. Так они говорят; я не могу сказать вам больше.

- Значит, наши шансы когда-нибудь выбраться отсюда сомнительны? - печально заметил Вайдейл. - Это так?

- Мне жаль это говорить. Но у них здесь есть астрологи...

- Астрологи?

- Да; и часто говорят, что они способны предсказывать время - по крайней мере, приблизительно. Конечно, они предсказали ваше прибытие примерно в это время, и, кроме того, что ваше появление среди нас принесет победу, мир и счастье на эту землю на веки вечные.

- Тогда неудивительно, что они оказали нам такой прием и проявили такую готовность сделать леди королевой, - рассмеялся Вайдейл. - Но я боюсь, они будут очень сильно разочарованы. Если бы у нас было огнестрельное оружие, это было бы другое дело. А так мы всего лишь сломанная тростинка, на которую едва ли можно опереться. Вопрос в том, не растерзают ли они нас в своем разочаровании?

- Я не думаю... Я думаю, что нет, судя по тому, что я о них знаю. И они также твердо верят в Монеллу, и я знаю, что он будет верным другом для всех нас.

- Несмотря на то, что он мечтатель?

- Хотя он и мечтатель, - со смехом ответил доктор. - Но вы обнаружите, что как боец - на войне - он не мечтатель, а действительно очень практичен. К счастью, он не на другой стороне.

Затем Вайдейл вкратце рассказал о приключениях - своих и своих друзей. Но вскоре разговор был прерван, потому что они приближались к крепости, и Оуэн обнаружил, что его внимание поглощено всем тем, что он теперь видел.

Множество маленьких лодок вышло им навстречу, и их пассажиры, сначала присоединив свои громкие приветствия к приветствиям флота, проплыли мимо и пристроились за кормой. Вайдейл увидел две высокие башни, соединенные высоко в воздухе мостом, с крепостными валами с внешней стороны, а внизу - большие водные ворота, дающие доступ к обширной гавани. Пройдя через эти ворота и затем через другие, "Веселый кавалер" медленно двинулся дальше; со всех сторон были видны развевающиеся флаги, и все люди махали носовыми платками, шарфами или транспарантами и присоединялись к приветственным крикам. Мачты брига легко прошли под воздушными мостами, и вскоре он уже плыл по водам внутренней гавани, которая теперь была заполнена всевозможными причудливо украшенными лодками. Здесь, пока судно останавливалось, Монелла и Даревилл, которые занимались своими приготовлениями, поднесли спичку к карронаде, и последовавший за этим громкий взрыв разнесся над водой, снова и снова отражаясь от скал и стен подобно раскату грома, и затих вдали в угрюмом рычании.

В толпе сразу же воцарилась мертвая тишина, люди казались ошеломленными и смотрели друг на друга с удивлением и тревогой.

Но Монелла поднял руки и обратился к ним с какими-то словами, которых Вайдейл не смог понять, в то же время взяв Ванину за руку, как бы представляя ее населению. Снова раздались радостные возгласы, еще более громкие, и среди них бриг причалил к причалу, и вскоре все было готово к высадке.

- Это была хорошая идея - выстрелить из маленькой пушки, - заметил доктор. - Это произведет на них впечатление. Я слышал, у вас есть немного пороха; сколько?

- Только один маленький бочонок. Его не хватит даже на несколько королевских салютов, - и Вайдейл покачал головой.

- Мы должны посмотреть, не сможем ли сделать еще немного, - весело сказал Манлет. - Я химик, и, имея для начала образец, не уверен, что мы не смогли бы с этим справиться.

- Да пошлют вам Небеса удачу. Насколько я могу понять, он был бы почти на вес золота.

- Даже еще ценнее, - коротко сказал доктор. - У них здесь столько золота, чем они не знают, что с ним делать.

XI. ПРИНЦЕССА ИДЕЛИЯ

Группа высадилась и проследовала через город, проходя то через со вкусом разбитые сады с яркими цветами, тенистыми беседками и прохладными журчащими фонтанами, то по широким улицам с благородными зданиями, направляясь все выше к величественному дворцу, занимавшему самую высокую точку в этой части острова. Когда они поднимались по широким ступеням, которые вели из одного террасного сада в другой, открывался вид, простирающийся далеко вглубь острова. Вайдейл увидел, что, как и на более крупном острове, внутренняя часть образовывала нечто вроде котловины или кратера, отгороженного от моря отвесными скалами, но здесь повсюду виднелись признаки возделывания земли и успешного земледелия. Повсюду виднелись поля, луга, парки и рощи, бегущие ручьи и небольшие озера, среди которых пасся крупный рогатый скот. Над головой пролетали огромные стаи птиц, а озера и ручьи были полны водоплавающей дичи. Наиболее заметными из всех были многочисленные журавли, которых можно было увидеть повсюду, они летали над головой или прогуливались своей торжественной походкой, подобно изящным дамам, прокладывая себе путь по улицам и садам. Очевидно, они были привилегированными птицами.

- Что здесь делают все эти журавли? - спросил Вайдейл доктора, когда они вместе шли позади остальных.

- Они приручены и обучены присматривать за другими птицами, - последовал ответ. - И у них это замечательно получается, как вы сможете увидеть сами. Они также являются хорошими компаньонами, когда вы заводите с ними дружбу. У меня есть пара, которая последует за мной куда угодно, если я только позову их; здесь они такие же дружелюбные, как собаки в других местах. Они будут ловить рыбу для вас, ловить других птиц для вас, передавать сообщения и быть полезными во многих отношениях.

- А почему другой остров такой пустынный, в то время как этот так густо населен?

- Я уже говорил, что люди, как утверждается, были изгнаны некими ужасными монстрами, реальными или воображаемыми. Считается, что эти существа, кем бы они ни были, не могут летать достаточно высоко, чтобы пролететь над утесами, повсюду закрывающими внутреннюю часть большого острова. Поэтому здесь - на самом деле, где бы то ни было снаружи - вы в безопасности от них.

- Но снаружи у вас есть и другие ужасные монстры, а именно гигантские каракатицы.

- А, так вы слышали о них?

- Да, более того. Они напали на нас, когда мы попали в это место.

- Хм, вот это странно! Я знаю, что они там, поскольку наши рыбацкие лодки покинули эту бухту именно по этой причине. Вот почему вы не заметили никаких признаков нашего присутствия, когда прибыли сюда. Люди не отважатся отправиться туда, потому что несколько лодок подверглись нападению, и бедняг вытащили из них. И все же, когда я и другие отправлялись на охоту за каракатицами, их нигде не было видно. Судя по описаниям, которые мне дали, я думаю, что это огромные кальмары. Известно о существовании только двух из них, и, если бы мы смогли их поймать, мы бы оказали хорошую услугу нашему народу.

- И куда мы теперь направляемся? - спросил вскоре Вайдейл.

- В королевский дворец, который также является королевской обсерваторией, где работают астрологи, наблюдающие за звездами в телескопы, размеры которых вас поразят.

- Ах, это напомнило мне; среди груза на нашей лодке есть телескопы, а также театральные и полевые бинокли. Я думал, они удивят местных жителей.

- Бинокли - да, но телескопы - нет. Впрочем, позже вы сами в этом убедитесь.

- А что мы будем делать в королевском дворце? И кто там живет?

- Мы собираемся увидеть принцессу Иделию, а позже - великого старого Верховного жреца и Королевского астролога Гральду, провидца, который, как говорят, так же стар, как Мафусаил. Принцесса вам понравится, она очаровательная леди. Но не пытайтесь ухаживать за ней, потому что она помолвлена с принцем Роктой, которого мы, вероятно, тоже увидим. Она хорошо говорит по-английски.

- Говорит по-английски? Как это возможно? Кто ее научил?

- Мы, Монелла и я. После нашего прибытия сюда, когда мы смогли достаточно хорошо говорить на их языке, я давал уроки; и теперь при дворе многие могут говорить довольно хорошо. Вы видите, как ваши друзья общаются с ними.

- Это уже некоторое время озадачивает меня, - сказал Вайдейл. - Я думал, что они разговаривают, но не мог понять, как это может быть. Привет, Джорджи! Ты соизволил обратить внимание на своего старого друга? Как ты чувствуешь себя среди этих грандов?

Эти слова были адресованы мальчику, который до сих пор держался поближе к своей сестре.

- Послушайте, мистер Вайдейл, - сказал Джордж в ответ, - разве это не великолепно? Но, - продолжал он тихим и слегка встревоженным тоном, - вам не кажется, что если они называют сестру Ванину королевой, то должны называть меня принцем?

Этот вопрос был задан почти шепотом, и Вайдейл не смог удержаться от смеха над серьезным видом, с которым он был задан.

Но прежде чем он успел ответить, они оказались у входа во дворец, где их встретили царедворцы, стражники и слуги, все одетые в яркие и блистательные одежды, будь то доспехи или ливреи. Они прошли во внутренний двор, затем по широким коридорам, украшенным, одни скульптурами, другие фресками на стенах, изысканных цветов и рисунков; мраморные полы местами были покрыты мягкими коврами, искусно сработанными по моде и узорам, совершенно новым для Вайдейла и его друзей. Наконец их провели в большое помещение, в котором собралось около двух десятков человек. В одном конце находился приподнятый помост и балдахин, прикрывавший три сиденья или трона из слоновой кости и золота, украшенные красивой резьбой и драгоценными камнями. Над ними, в задней части балдахина, была художественная фигура летящего журавля, вышитая золотом на малиновой драпировке.

На одном из кресел из слоновой кости сидела белокурая девушка лет восемнадцати. Ее фигура была хрупкой и девичьей, а лицо отличалось той красотой, которая покоряет сердца скорее своей аурой притягательной невинности, чем настоящей прелестью. Она была одета в простой костюм нежного лавандового цвета - струящееся одеяние, стянутое поясом на талии, - с золотой короной на голове. На груди у нее была фигурка птицы, украшенная драгоценными камнями, а в короне сверкали крупные бриллианты необычного блеска.

При появлении маленькой компании молодая девушка посмотрела на вновь прибывших с дружеским интересом, и во взгляде больших, искренних глаз на мгновение промелькнуло любопытное, озадаченное выражение. Затем она улыбнулась и, поднявшись, сразу же направилась навстречу Ванине. Она взяла ее руки в свои и поцеловала в обе щеки, затем отстранилась, все еще держа ее за руки и рассматривая с нежным вниманием.

- Итак, наконец-то ты пришла, сестра-королева! - сказала она с довольным вздохом. - И наконец-то я вижу тебя во плоти, как часто видел в своих снах, и в... ах! скоро ты это узнаешь. И ты видишь, я выучила твой язык, чтобы, когда ты придешь, я могла поприветствовать тебя и поговорить с тобой, как подобает сестре. Ведь мы будем сестрами, не так ли?

Обняв одной рукой свою гостью, она подвела ее к возвышению и, оставив там сидящей, вернулась, чтобы любезно поприветствовать остальных, которых Монелла представил по отдельности.

Джорджа она поцеловала, смеясь, сказав: "Мы будем братом и сестрой, ты и я"; ее приветствие Вайдейлу, как и остальным, было сердечным, полным изящества и достоинства.

Затем Монелла повернулся и обратился к собравшимся в зале, доктор вполголоса перевел его слова Вайдейлу.

- Друзья! все вы знаете, что задолго до того, как я появился среди вас, в стране существовали древние пророчества, известные всему народу, о том, что в час вашей крайней нужды к вам из-за океанов должна быть послана королева, чтобы привести вас к окончательной победе над вашими врагами. Вы также знаете, что, пока я и мой друг пребывали с вами, мы сделали все, что было в наших силах, чтобы сражаться с вашими врагами и дать вам преимущество в виде большого опыта, который мы извлекли из наших путешествий по внешнему миру. Но из-за отсутствия тех средств, которые, как мы знаем, были изобретены и теперь используются в военных действиях во внешнем мире, мы не смогли помочь вам всем, чем хотели. Наш совет, силу наших правых рук, и даже нашу кровь мы отдали добровольно; но победа пока еще не объявила о себе на нашей стороне.

Итак, сегодня древние пророчества исполнились, ибо узрите милостивую королеву, величественную и прекрасную, как ваша собственная принцесса, пришедшую через моря, чтобы помочь вам; и ее имя то, что нам было велено искать - Ванина! (При этих словах раздался взрыв громких аплодисментов.) Да, друзья! та, кого вы ждали, прибыла; великий Бог послал ее в момент нашей величайшей нужды. Давайте окажем ей честь и прием, достойный этого древнего народа и благословений и даров, ниспосланных нам Небесами из ее рук. Ибо знайте, что она приносит с собой множество чудесных даров, которые не только помогут победить наших врагов, но и станут благословением для страны на долгие годы после того, как будет одержана окончательная победа, и будут обеспечены мир и процветание. Эти чудеса вы вскоре увидите сами; они спрятаны в корпусе огромного корабля с высокими мачтами, на котором она приплыла сюда. Возможно, вы ожидали увидеть, как она прибудет в другом обличье, сопровождаемая флотами и армиями, чтобы сражаться за вас в ваших битвах; возможно, вы испытаете некоторое удивление от того, что она явилась к вам в таком простом обличье и в сопровождении только двух или трех своих родственников. Но не обманывайтесь; так всегда бывает с благословениями, которыми удостаивают нас Небеса, - величайшее, самое драгоценное постоянно приходит к нам в самом простом одеянии. Поэтому я говорю: не судите по внешней пышности и показухе; ибо, если у вас была хоть малейшая мысль, что Небеса пошлют флоты и армии сражаться в ваших битвах, тогда вы действительно были введены в заблуждение. В странах, откуда мы родом, есть пословица: "Бог помогает тем, кто помогает себе сам", что означает, применяя ее здесь, что Бог поможет вам сражаться в ваших битвах, но не будет сражаться за вас. Достаточно того, что отныне все будут сражаться с более смелыми, стойкими сердцами, потому что мы знаем, что час победы близок.

А теперь, друзья, ваши новоприбывшие гости устали и нуждаются в отдыхе. Они должны оставить вас на некоторое время, чтобы подкрепиться и переодеться в дорожную одежду жителей страны, которым они пришли на помощь. Через несколько часов они снова присоединятся к вам и будут рады получить дальнейшие заверения в вашем радушии, искреннем уважении и поддержке.

Закончив это обращение, Монелла повернулся и сказал несколько слов принцессе, которая пригласила Ванину и ее друзей сопровождать ее в другое помещение; и они соответственно вышли, принимая и возвращая по пути почтительные приветствия присутствующих.

Они вошли в позолоченный салон, вдоль стен которого стояли кушетки или диванчики с мягкими подушками, а кое-где - маленькие столики. Помещение выходило на балкон, с которого в одном направлении открывался вид на широкий веселый пейзаж; в другом - на хмурую отвесную стену утеса другого острова с его висячими террасами, зубчатыми стенами и башнями.

Только Джордж, Даревилл, Вайдейл и доктор сопровождали принцессу, Ванину и Монеллу в эту комнату, и последний предложил новоприбывшим сначала немного подкрепиться.

Итак, после легкого ужина, на котором было много необычных блюд и странных, но сочных фруктов, смешанных с винами нежного и пленительного вкуса, во время которого обе стороны почти не разговаривали, слуги удалились, предоставив маленькую компанию самим себе. Затем Монелла приступил к изложению того, что было у него на уме.

- Вы должны знать, - сказал он, обращаясь к Даревиллу и его другу, - что в этой стране с незапамятных времен ходили пророчества о том, что во времена величайших бедствий страны, в ее самый мрачный час, когда ее защитники будут чувствовать себя в наиболее тяжелом положении, некий корабль должен пересечь море, неся на себе женщину, носящую имя Ванина, - чтобы эта дама стала правительницей страны и привела ее защитников к победе, а также вернула мир и счастье ее жителям.

Он махнул рукой Ванине, которая собиралась заговорить, приказывая ей некоторое время помолчать.

- Теперь, - продолжал он, - похоже, настало время нашей самой большой беды. Этот народ был изгнан из своего древнего города - своих домов на принадлежащем ему острове - частью своей нации, которая предпочитает следовать за идолопоклонниками, колдунами и чародеями, а также жестоким, кровожадным жречеством, совершающим отвратительные человеческие жертвоприношения непристойным монстрам. Но, несмотря на то, что были таким образом изгнаны из своих домов, они долгое время удерживались на этом острове, известном как остров Диланда, силой оружия, то есть благодаря своему превосходству в боевых действиях на своих военных кораблях. Однако в последнее время так было не всегда; военная удача отвернулась от нас - ибо теперь я отождествляю себя с ними - и мы потерпели не одно тяжелое поражение; ободренные этим, наши враги в течение некоторого времени занимались строительством и оснащением великой армады, которая должна сокрушить наш флот, захватить наш город здесь и отдать жителей в рабство - а это значит, что многие из них станут жертвами их отвратительных жертвоприношений.

- Однако это еще не все; я с прискорбием должен сказать, что странная апатия, похоже, охватила людей, даже моих бойцов. Я не могу до конца этого понять. Без сомнения, они пали духом из-за своих недавних поражений; это вполне естественно; но это не полностью объясняет то, что я заметил. И, много размышляя над этим вопросом, я пришел к выводу, что отчасти это может быть вызвано доверием, которое они оказывают этим старым пророчествам, поскольку те хорошо известны среди всех классов. Их мысли звучат примерно так: "Если помощь придет к нам из-за моря, то какой смысл в том, чтобы мы боролись и рисковали своими жизнями? И опять же, как мы можем надеяться на успех, если знаем, что час нашего триумфа настанет не раньше, чем прибудет обещанная королева?" Такие мысли, как вы должны понимать, губительны для всякого предприятия, для всех усилий, даже для самой мужественной отваги; и люди, которыми я руководил и которых раньше считал верными и храбрыми, - мне прискорбно и стыдно признаться, - быстро превращаются в расу трусов!

При этих словах принцесса издала протестующий возглас.

- Да, да, принцесса; я хорошо знаю ваше доброе сердце, которому не нравится слышать резкие слова, сказанные о вашем народе; но, к сожалению, они правдивы, сейчас трудное время, нам грозит опасность, и поэтому это неподходящий повод отказываться смотреть фактам в лицо.

- Я уверен, - печально продолжал он, - если то, что я слышу от своих шпионов об этой армаде, хоть немного похоже на правду, то столкнуться с ней нашими силами в их нынешнем настроении - значит обречь себя на неминуемое поражение. И все же я знаю, что мои люди честны, преданны и заслуживают доверия; им не хватает только духа, энтузиазма, той энергии, которая одна может привести людей к победе. В этот критический момент Небеса приходят нам на помощь тем, что кажется настоящим чудом. Небеса послали нам за дальние моря корабль с грузом товаров, неслыханных в этой стране, и это вызовет удивление у нашего народа. Многие из них окажут нам большую помощь в нашей войне. За содержимое этого корабля и за его использование мы можем и готовы заплатить тем, кто отвечает за него, в три, а то и в десять раз больше суммы, которую они стоят во внешнем мире. Но, - он взглянул на Ванину, - это только часть чуда, ибо на этом же прекрасном корабле Небеса предопределили, что к нам прибудет девушка по имени Ванина, которую здешние люди так долго ожидали.

- Но девушка не решается принять уготованную ей судьбу. Она возражает, что у нее не было никакой особой мысли или сознательной миссии, что только случай привел сюда судно, на котором она прибыла, - как будто в устройстве мира существует такая вещь, как случайность! В ответ на ее возражение я настаиваю на том, что каждый из нас обязан принять предписанное нам положение, что многие, сами не сознавая своей пригодности и этого факта, избраны Небесами и направлены на выполнение особых миссий; и, наконец, что ее очевидный долг - подчиниться их руководству, столь безошибочно проявленному. Ибо как может быть иначе? Предположим, она откажется; должны ли мы ждать другого корабля с другой девушкой, которая будет носить имя Ванина? Это было бы равносильно ожиданию чуда.

Принцесса Иделия бросила умоляющий взгляд на Ванину и нежно положила свою руку ей на плечо.

- Что теперь, сестра моя? - воскликнула она. - Конечно, этого не может быть? Для тебя настал золотой час - возможность сделать великое добро всем нам, за что мы всегда будем благодарны. Ты слышишь, что говорит добрый лорд Монелла, предводитель наших войск. Наши люди нуждаются в ободрении. Я, увы, не могу сделать это, отчасти потому, что у меня нет склонности к военным подвигам, отчасти потому, что они рассчитывают на кого-то другого. Они верят, что наши беды закончатся только тогда, когда королева по имени Ванина прибудет из-за морей, чтобы привести их к победе. И теперь, когда ты, наконец, прибыла, несомненно, наши испытания подходят к концу. Я с радостью уступаю тебе место, которое, как я знаю, никогда не смогу занять по достоинству. Поэтому, зачем колебаться?

- Но, дорогая принцесса, - сказала Ванина, - как могу я, незнакомка, ничего не знающая о таких вещах, отнять у тебя место, принадлежащее тебе по праву рождения, - место, которого ты, должно быть, ждала с нетерпением всю свою жизнь?

- Нет, нет, не думай так, сестра моя. Если ты откажешься, скоро, возможно, не останется королевства, которым можно было бы управлять ни мне, ни тебе. Поэтому, уступая тебе свой трон, я отказываюсь сегодня только от того, что, скорее всего, будет отнято у меня силой оружия завтра. И, помимо всего этого, я уже устала и опечалена той жизнью, которую мы вели, с ее неопределенностью, тревогами и ужасным кровопролитием. Поэтому, если твое занятие моего места принесет эру мира и счастья нашему измученному народу, тогда я уступаю его тебе не только без сожаления, но и с радостным сердцем.

- Но все же я не понимаю, как может произойти то, чего вы все ожидаете. Вы совершаете какую-то большую ошибку, - сказала Ванина.

- Давайте выполним то, что является нашим очевидным долгом в этой жизни, а остальное предоставим Небесам, - торжественно вмешался Монелла. - Мы не должны отказываться из-за того, что не можем предвидеть замыслы Провидения.

- И, наконец, послушай, сестра. Я снова и снова видела тебя в своих снах. Я знаю, что нет другой Ванины, ради которой стоило бы ждать дольше. Я также видела тех, кого ты привела с собой; и, чтобы убедить тебя в том, что это правда, я могу показать тебе сделанные мной наброски, потому что я немного умею рисовать. Пойдемте со мной, все вы, и я покажу вам.

С этими словами она встала и направилась в другую комнату, в одном конце которой на стене висела занавеска. Отодвинув ее в сторону, она показала изумленной компании большую фреску, покрывающую стену, с четырьмя фигурами почти в натуральную величину, а на заднем плане - "Веселого кавалера". Ошибиться в тех, кто был изображен, было невозможно, и исполнение работы было превосходным. При виде их удивления принцесса захлопала в ладоши и безудержно рассмеялась.

- Видишь теперь, как мои видения запечатлелись в моем сознании, - воскликнула она. - Но на самом деле сначала я боялась показывать вам это, опасаясь, что вы можете посмеяться над моими представлениями об искусстве, потому что я слышала, что там, откуда вы родом, есть великие художники.

- Мы ненадолго оставим вас одних, - сказал Монелла принцессе и Ванине. - Поговорите об этом, и я не сомневаюсь, что вы устроите все так, как мы хотим, - и он жестом пригласил остальных следовать за ним в комнату, которую они только что покинули.

Спустя некоторое время, Монеллу позвали к двум девушкам, и вскоре все трое вернулись вместе.

- Мы пришли к взаимопониманию, - сообщил он остальным. - По законам Атлантиды король или королева не могут быть коронованы до тех пор, пока не будет проведено множество церемоний; и, кроме того, пока он или она не проживут по крайней мере год в городе, в котором должна состояться коронация. Таким образом, учитывая, что должно пройти определенное время, прежде чем дева Ванина сможет официально стать королевой, было решено, что все процедуры с этой целью будут отложены до времени, когда всеобщее беспокойство уменьшится. Тем временем девушка получит титул принцессы Ванины из Атлантиды и будет править совместно с принцессой Иделией. Это, я думаю, друзья мои, удовлетворит все наши потребности. Армия увидит перед своими глазами долгожданную королеву Ванину, которая подбодрит их, если сможет; и им сообщат, что она отказывается быть официально коронованной до тех пор, пока они не докажут, что заслуживают благосклонности, победив ее противников. Разве это не так, принцесса?

Иделия хлопнула в ладоши в присущей ей импульсивной манере.

- Хорошо сказано, - воскликнула она. - Теперь у меня действительно есть сестра-принцесса.

- Я предприму необходимые шаги, чтобы созвать главных лиц государства и старейшин и закрепить этот вопрос, как указано, законом, - сказал Монелла.

- И что вы обо всем этом думаете? - спросила Ванина у Вайдейла и своего брата, подходя к ним и отводя в сторону.

- Что касается меня, - мгновенно отреагировал Сидни, - я говорю: "Вступай и побеждай". Мы поможем тебе всем, чем сможем.

Она посмотрела на Вайдейла.

- Вы уже некоторое время знаете мое мнение, - сказал он. - Я сказал, что вы всегда напоминали мне королеву-воительницу. Странно, что у меня возникли такие мысли и я употребил именно эти слова.

- И еще более странно, - мечтательно пробормотала она, - что я, кажется, уже проходила через все это раньше в ночных снах и видениях.

XII. ПРИНЦ РОКТА

Когда совещание, описанное в предыдущей главе, закончилось, вновь прибывших отвели в уже приготовленные для них апартаменты, чтобы они могли отдохнуть и переодеться в местную одежду. Для них был приготовлен обширный гардероб на выбор, многие платья представляли собой придворные костюмы из дорогих материалов, украшенные золотой вышивкой и драгоценными камнями. Даревилл и Вайдейл обнаружили, что их комнаты смежны, и достойный доктор, который сопровождал их туда, поделился с ними своим собственным опытом в выборе облачения.

- Мы носим доспехи, - сообщил он им, - только днем или тогда, когда есть основания опасаться нападения. Здесь, в городе и во дворце, в этом нет необходимости. Все подходы наблюдаются и патрулируются разведчиками, которые своевременно сообщат о любом наступлении на дворец.

- Сегодня вечером, - продолжил он после паузы, - в честь вашего прибытия состоится грандиозный прием. Я бы посоветовал вам сейчас принять ванну и отдохнуть, а когда придет время, я снова приду за вами.

В тот вечер было большое собрание знати и главных лиц государства, которые заполнили Большой зал для аудиенций во дворце и прилегающие галереи и террасы. Их придворные платья - многие из них самых ярких и веселых расцветок, но подобранные со вкусом по дизайну и тону - сверкали драгоценностями, как и рукояти и ножны мечей и кинжалов, которые были у каждого из них. Они стояли группами, смеясь и разговаривая, или суетились, перебрасываясь парой слов то тут, то там. Все, казалось, были в прекрасном расположении духа, и негромкий гул разговоров, изредка прерываемый взрывами добродушного, негромкого смеха, достаточно ясно говорил об общем ощущении того, что событие было одновременно важным и радостным.

Интерьер дворца был повсюду ярко освещен висячими лампами и представлял собой поразительную картину. Если смотреть с террас и с подходящих мест в садах, то сквозь окна и входы, распахнутые настежь, чтобы впустить прохладный вечерний воздух, можно было увидеть отблески яркого света. Снаружи, также среди статуй, расставленных повсюду, были бронзовые фигуры, держащие жаровни, из которых в воздух поднимались языки пламени, отбрасывая вокруг изменчивые, танцующие тени.

Среди всего этого слышалась тихая, прохладная музыка падающей воды из бьющих фонтанов, как в садах, так и во внутренних дворах. Но самым любопытным из всего этого был тот факт, что некоторые из них сами были центрами света; их воды, выбрасываемые высоко в воздух и падающие в бассейны внизу, представляли собой настоящие огненные каскады. Они отбрасывали вокруг ослепительные фосфоресцирующие отблески, которые, смешиваясь с танцующими тенями от жаровен, добавляли немного странности живописным чертам сцены. Внизу и за его пределами виднелись огни города и те, что были на сторожевых башнях, расположенных через равные промежутки вдоль берега. Здесь часовые расхаживали взад и вперед всю ночь; многие из них, несомненно, с некоторой завистью смотрели вверх на здание, в котором, как они знали, проходило великое собрание, и которое было видно со всех сторон, подобно освещенному сказочному дворцу, построенному высоко в воздухе. Рядом с каждым часовым, на его сторожевой башне, были установлены другие жаровни, готовые к мгновенному зажиганию, чтобы подать сигнал тревоги, если возникнет необходимость.

Среди групп на террасах прогуливались Вайдейл и Даревилл, с острым и живейшим интересом наблюдая за всем происходящим. С ними были доктор, Омбриан, командующий флотом, и Кремна, молодой воин, одним из непосредственных помощников Монеллы.

Монелла поручил ему присматривать за двумя молодыми людьми. Омбриан был высоким темноволосым мужчиной с внушительной внешностью, с волосами и бородой, которые когда-то были черными, но теперь только начинали седеть. Замкнутый, он был мало разговорчив, и когда заговорил, в его голосе прозвучала некоторая грубоватость, которая, хотя поначалу и казалась непривлекательной, не была неприятной для тех, кто узнал и понял его. Что касается Кремны, то это был светловолосый голубоглазый молодой человек, полный живости, энергии и болтовни; но прямолинейный и храбрый, преданный Монелле и, как следствие, готовый сразу же подружиться с любыми друзьями своего начальника.

Вайдейл поинтересовался у доктора значением огненных фонтанов, как он их называл.

- Мы видели, - сказал он, - каскады такого же характера в бухте, когда бросили якорь.

- Это зрелище, безусловно, рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на незнакомцев; так было и с нами, когда мы попали сюда, - ответил доктор, - и, более того, оно свидетельствует о большой изобретательности со стороны тех, кем бы они ни были, кто изначально придумал эту идею. Но они лишь ловко воспользовались тем фактом, что вся морская вода поблизости сильно фосфоресцирует и испускает яркие отблески света всякий раз, когда ее взбалтывают или разбрызгивают. В Атлантиде есть обширные гроты и подземные галереи в стекловидной породе - здесь их называют Хрустальными гротами или пещерами.

- Где-нибудь поблизости от подземных галерей, по которым мы с Монеллой ходили прошлой ночью? - спросил Вайдейл.

- Именно так; да. Вы, должно быть, проходили по некоторым галереям, которые ведут из гротов. Последние частично освещены очень оригинальным способом; хрустальные колонны, оставшиеся при вырубке пещер, - поскольку они в основном искусственные, - полые и образуют более или менее прозрачные каналы для воды, которая закачивается в обширные резервуары наверху. Насосы - это двигатели немалых размеров и мощности, и они работают непрерывно, днем и ночью, приводимые в действие частично приливами, а частично потоками пресной воды с высот. Перелив стекает в залив, о котором вы говорите, и образует ночью фосфоресцирующие каскады, которые вы там видели. Здесь был использован тот же принцип.

- Я замечаю, - вскоре продолжил Вайдейл, - что архитектура, хотя и прекрасная, кажется уступающей так поразившей меня в руинах, которые, как вы говорите, принадлежат настоящему древнему городу Атлантиде.

- Это так. И вы можете заметить то же самое в еще большей степени во фресках и настенных росписях здесь. Статуи и фонтаны, которые вы видите вокруг, тоже в основном старые; на самом деле их привезли из старого города. Правда в том, что искусство и, в какой-то мере, мастерство вымирают вместе с нами; вероятно, из-за отсутствия стимула внешней конкуренции поддерживать их на должном уровне. Сейчас здесь мало ремесленников, за исключением оружейников; они сохранились благодаря гражданским войнам или междоусобным схваткам, которые, как я понимаю, всегда были более или менее непрерывными.

- Я удивляюсь, что они давным-давно не истребили друг друга, - прокомментировал Оуэн.

- Они, конечно, сделали все, что в их силах, в этом направлении, - ответил доктор с мрачным акцентом. - Драки и их человеческие жертвоприношения.

- Человеческие жертвоприношения! - Вайдейл вздрогнул.

- Да; отвратительные и ненавистные обряды, которые они проводят в стране короля Кары. Там они все еще приносят людей в жертву своим богам; и, как мне сказали, также для того, чтобы накормить чудовищных летающих существ, которых вы видели. Раньше также были распри и войны с Обитателями цветов.

- Что... кто они такие? - спросил Вайдейл.

- В этой группе, - ответил доктор, - помимо тех, о которых вы знаете, есть несколько островов поменьше, но только один из них имеет сколько-нибудь значительный размер. Он называется Силья, и говорят, что на нем обитает ужасная раса - свирепая, беспощадная. Говорят, они даже хуже каранитов, потому что более искусны в военном деле и темных науках. Об этих людях ходят удивительные истории; но, слава Богу, - если эти истории правдивы, - они придерживаются своей собственной территории и не вмешиваются в дела обитателей других островов, пока их оставляют в покое.

- Но какое странное название - Обитатели цветов!

Этот разговор состоялся между Оуэном и доктором, когда они прогуливались вслед за Даревиллом и двумя его спутниками. Время от времени, когда они приближались к одной из групп, стоявших вокруг, разговор прерывался, чтобы незнакомцы могли быть представлены друг другу, обменяться несколькими словами приветствия, а затем пройти дальше. Омбриан услышал последнее замечание Вайдейла и повернулся, чтобы ответить ему.

- Обитатели цветов, - сказал он на превосходном английском. - Ах! Я сражался с ними; или, скорее, пытался это сделать. Но вы не можете этого сделать; они не дают вам ни единого шанса. Они просто поражают вас насмерть; мои люди падали вокруг меня, как молодые деревца, пораженные молнией. Что касается меня, то я не знаю, как мне удалось спастись; вернулись только трое из нас.

- Но на что они похожи? - спросил Даревилл.

- Вы не можете сказать наверняка; ни один человек не видел их лиц, потому что они всегда носят маски, - последовал странный ответ.

Дальнейший разговор был прерван общим движением в сторону центрального зала дворца. Очевидно, был подан какой-то сигнал о том, что настал час аудиенции.

Когда добрались до зала, можно было увидеть большое скопление людей, стоящих или сидящих кругом в четыре или пять рядов глубиной. В одном конце, на возвышении, стоял богато украшенный трон с высокой резной спинкой из слоновой кости и золота, достаточно вместительный, чтобы на нем одновременно могли разместиться пять или шесть человек. Он был округлой формы, образуя полукруглый фон в комнате. Рядом с ним, с одной стороны, стояли Монелла и еще один человек, чье появление сразу привлекло внимание наших путешественников и который впоследствии был известен им как Гральда, Верховный жрец.

Гральда был пожилым человеком внушительной наружности с тонкими чертами лица и яркими ясными глазами. Волосы и борода у него были длинные и белые, как снег; не такой высокий, как Монелла, он все же был необыкновенного роста и казался бы еще выше, если бы не легкая сутулость. В выражении его лица читалась смесь доброжелательности и усталости от жизни, и это подчеркивалось его сутулостью. Между этими двумя мужчинами было одновременно сходство и контраст, ибо, хотя прямая фигура Монеллы и мощное мускулистое телосложение в сочетании с пронзительными глазами и обычно внимательным, ищущим взглядом, казалось, принадлежали скорее мужчине в самом расцвете сил, чем седобородому, все же временами в его взгляде появлялось то же мечтательное, усталое от мира выражение, которое было более или менее привычным для Гральды.

Что-то из этого, должно быть, промелькнуло в голове доктора, потому что он сказал наполовину своему спутнику, наполовину самому себе:

- Я бы многое отдал, чтобы узнать, кто из этих двух мужчин старше.

Замечание, казалось, позабавило его слушателя, который собирался ответить, когда поймал взгляд Монеллы и прочел в нем и в легком жесте, сопровождавшем этот взгляд, приглашение подойти к нему.

Монелла был одет очень просто - в нечто вроде белой туники с черным поясом и черно-белый плащ. Его одежда резко контрастировала своей простотой и отсутствием каких-либо украшений с одеждой тех, кто его окружал. На Гральде было ниспадающее платье ярко-красного цвета с изображением восходящего солнца, вышитого золотом и бриллиантами на груди. На голове у него был узкий обруч, на котором спереди было похожее, хотя и гораздо меньшее изображение. Он принял двух молодых людей, которых представил ему Монелла, с любезной учтивостью, но, поскольку не говорил по-английски, то не сказал ничего, кроме нескольких слов приветствия, которые были переведены им доктором Манлетом.

Возникло сначала оживление, а затем наступила всеобщая тишина, и вновь прибывшие, обернувшись, увидели входящего в зал молодого человека поразительной внешности, очень богато одетого, который медленно приближался к возвышению с видом небрежным и несколько надменным, но в то же время необычайно учтивым и привлекательным. Лицом и фигурой он был удивительно - почти чудесно - красив. У него были черты лица, которые мы знаем, как древнегреческие, с темными волосами и глазами, развевающимися усами и гибкой, грациозной фигурой, которую многие скульпторы были бы рады использовать в качестве модели для Аполлона. Это хорошо подчеркивалось облегающим костюмом белого с золотом цвета, украшенным на груди изображением летящего журавля, который, как видели наши путешественники, был распространенной эмблемой в стране.

Когда он взошел на возвышение, сопровождаемый двумя людьми, доктор тихо пробормотал:

- Принц Рокта!

Слышал ли тот, о ком он говорил, эти слова, или поворот его головы в этот момент был случайным, было не совсем ясно. Но случилось так, что он как раз в этот момент взглянул в их сторону и, увидев двух незнакомцев, окинул их особенно внимательным взглядом.

Хотя в его поведении не было ничего оскорбительного, ни Даревилл, ни Вайдейл не чувствовали себя вполне непринужденно; первый, в частности, из-за присущей ему импульсивной манеры, испытывал искушение возмутиться. Но доктор Манлет быстро представил их друг другу, после чего принц Рокта поприветствовал их непринужденно и с улыбкой, сказав несколько слов на превосходном английском. Затем, подойдя к Монелле и Гральде, он спросил:

- Что это, как я слышал, натворила принцесса? Это правда, что она предложила освободить свой трон, чтобы посадить на нее чужестранку?

- Сын мой, - сказал Гральда, - ты знаешь, что так было предсказано. И ты не высказал никаких возражений, когда это было предложено на днях на заседании нашего совета. Лорд Монелла, который присутствовал при этом, помнит это.

- Принц, несомненно, вспомнит, - присоединился Монелла, - объявление об ожидаемом прибытии чужестранцев и тот факт, что он дал свое согласие в случае их появления на то, что с тех пор было сделано.

- Да, если, милорд Монелла, - с некоторым жаром ответил Рокта. - Но тогда я и подумать не мог, что то, что я считал фантастическим сном, на самом деле вот-вот произойдет.

В этот момент подошли Омбриан, Манлет и еще двое или трое других и присоединились к разговору.

- Вопрос не столько в том, - прямо начал Омбриан, - кто будет здесь принцессой, сколько в том, скоро ли здесь появится независимая страна, которой можно будет править. Со своей стороны, услышав волю народа, объявленную сегодня, я разделяю их взгляды.

- Мне кажется, - холодно сказал Монелла, - что принцу следовало бы присутствовать сегодня с нами.

- Как же так, сэр? - возразил Рокта. - Разве я не выполнял своих обязанностей? Разве мог я объехать остров и осмотреть все укрепления за меньшее время?

- И все же, - быстро возразил Монелла, - вам сказали...

- О, снова мечты и видения! Еще будучи мальчиком, я слышал подобное кудахтанье неисчислимое число раз! Однако вы хорошо знаете, что я не питаю симпатии к подобным фантазиям; я солдат, человек действия и поступков, а не мечтатель!

Прежде чем можно было что-либо ответить на эту неожиданную вспышку гнева, в дальнем конце зала снова послышался шум, предвещавший вновь прибывших.

На этот раз это была принцесса Иделия в сопровождении Ванины, Джорджа и нескольких придворных дам; раздались одобрительные возгласы и хлопки в ладоши, когда маленькая процессия прошла через зал к возвышению. Что касается принца Рокты, то, когда он увидел Ванину, то посмотрел на нее взглядом, полным удивления, смешанного с совершенно очевидным восхищением. Несомненно, она выглядела очаровательно; и в том виде, в каком она была сейчас, в костюме, подобающем придворным дамам, но намного богаче, чем любая из тех, кто ее окружал, не было ничего удивительного в том, что она привлекла его внимание. Очевидно, принцесса Иделия, приветствуя ее и предлагая уступить ей место, была полна решимости не делать ничего наполовину. В ее распоряжение были предоставлены самые роскошные платья, самые дорогие драгоценности; более того, она сама настояла на том, чтобы одеть свою новую подругу и выбрать ей украшения, надела ей на шею самый лучший шейный платок, а на голову - такую же корону, как у нее самой. Она приблизилась к Рокте и представила его Ванине с гордостью, на которую было приятно смотреть.

- Смотри, Рокта, - воскликнула она, - моя дорогая сестра, наша долгожданная Ванина; наше будущее...

Ванина подняла руку, останавливая дальнейшую речь.

- Нет, - сказала она, - давайте не будем говорить о будущем; сейчас нужно говорить только о сегодняшнем дне. Позвольте мне, принц Рокта, выразить вам свою благодарность за радушный прием, оказанный мне и моим друзьям в этом городе.

Принц Рокта медленно подошел, взял ее за руку и, склонившись над ней с той учтивой непринужденностью, составлявшую, как было видно, его своего рода вторую натуру, сказал:

- Принцесса, я рад слышать то, что вы говорите, и присоединяюсь к приветствиям народа этой страны. Примите мои извинения за то, что меня не было здесь, когда вы прибыли сегодня. Мы должны быть прилежными и бдительными, и я находился в отъезде, выполняя необходимые солдатские обязанности, следя за тем, чтобы все наши охранники были на своих постах. Таким образом, я надеюсь, мое отсутствие не будет сочтено за отсутствие вежливости, поскольку я делал все возможное, чтобы обеспечить безопасность столь прекрасной гостьи.

- Нет, Рокта, - смеясь, сказала Иделия, - никаких гостей; гости приходят и уходят, но Ванина, я надеюсь, останется с нами навсегда.

- Я тоже на это надеюсь, - сказал Рокта, еще раз поклонившись и взглянув, пока говорил, в лицо Ванине с таким многозначительным выражением, что та покраснела и изобразила замешательство.

Но Иделия обняла ее за плечи и отвела в сторону.

- Проходи и садись, - сказала она. - Многие ждут, чтобы их представили тебе, - и она подвела ее к трону в конце комнаты.

Тем временем Манлет представил Джорджа принцу, который принял его с большой благосклонностью. Вскоре он был вовлечен в оживленную беседу, - мальчик, совершенно непринужденно, живо рассказывал о некоторых своих приключениях.

Затем, к великому удивлению наших путешественников, в зал вошла группа музыкантов. Их снабдили арфами и другими инструментами, необычными, но - как вскоре выяснилось - очень эффектными и приятными по звучанию.

Этот оркестр сначала сыграл несколько концертных произведений, подобных которым никто из новичков никогда раньше не слышал. В них самые нежные мелодии, полные мечтательного очарования, переплетались с пассажами такой суровой гармонии и странной, трогательной силы, что те, кто слышал их впервые, были поражены. Никогда во внешнем мире они не слышали такой музыки; никогда бы им и в голову не пришло, что нечто столь очаровательное, столь завораживающее, но в то же время столь непохожее на все, что они слышали раньше, могло быть создано такими любопытными, странными на вид инструментами.

Когда через некоторое время наступила пауза, Ванина вздохнула.

- Замечательно! замечательно! - воскликнула она - и в том, что сказала, она выразила, помимо своих собственных, чувства Вайдейла и своего брата. - Я никогда не слышала музыки, которая так глубоко тронула бы меня. У вас здесь должны быть великие мастера своего дела, чтобы иметь возможность создавать такую музыку, и великие исполнители.

Иделия рассмеялась и захлопала в ладоши, по своему обыкновению, когда была довольна.

- Послушайте это, все вы, - воскликнула она и огляделась. - По крайней мере, в одном мы смогли и удивить, и порадовать наших друзей. А теперь мы переходим к танцам. Давайте посмотрим, понравятся ли вам и они тоже.

И она мягко настояла, чтобы ее гости присоединились к последовавшим танцам, несмотря на то, что те были, конечно, совершенно новыми для них. Недостатка в добродушной поддержке со всех сторон не было, и нашим путешественникам удалось проявить себя довольно хорошо, полностью проникнувшись духом развлечения. Ванина нашла добровольного инструктора в лице принца Рокты, который танцевал с ней много раз в ту ночь.

Некоторое время спустя, во время паузы в танцах, принц Рокта подошел к Монелле, стоявшему в центре небольшой группы в стороне, и, протянув ему руку, сказал:

- Милорд Монелла, должен выразить свое сожаление и попросить вашего снисхождения за то, что я сказал некоторое время назад. Я и подумать не мог, что ваши мечты и пророчества приведут к нам такую любезную и очаровательную гостью. Я уверен, что она действительно достойна быть нашей королевой, и сожалею только о том, что не был одним из первых, кто поприветствовал ее и преклонил перед ней колено.

Монелла ответил на эту речь достойным наклоном головы и одной из своих любопытных полуулыбок, но ничего не сказал.

В тот вечер, после окончания празднеств, Вайдейл, медленно и в одиночестве направляясь в свои покои, встретил Монеллу, который ласково положил руку ему на плечо и, пристально глядя на него, сказал:

- Сын мой, ты кажешься несчастным и встревоженным. Это не самое лучшее начало для твоего пребывания среди нас.

Вайдейл взглянул на него, и что-то в этом взгляде придало ему уверенности.

- Боюсь, - печально сказал он, - в воздухе витает тревога.

- Да, - согласился Монелла, - в воздухе витает тревога, но когда ее нет? Сохраняй веру и мужество, а остальное предоставь высшим силам. Помни, битва не проиграна до самой победы. Спокойной ночи, и да пребудет с нами Бог!

XIII. ГРОТЫ ТЫСЯЧИ ОГНЕЙ

В последующие дни внимание сообщества, в которое столь странным образом попали пассажиры "Веселого кавалера", было в основном приковано к разгрузке судна. Это потребовало времени и преодоления некоторых трудностей, поскольку Монелла по каким-то причинам, которые не были указаны, пожелал, чтобы разгрузка происходила не там, где стояло судно, а в пещере напротив, где, как оказалось, у него были мастерские. Чтобы добиться этого, сначала были сняты мачты и такелаж; затем корпус был отбуксирован через разделяющее их водное пространство.

В назначенное время различные части груза были доставлены из пещеры обратно в гавань и доки, и когда они были выгружены на причалы и вскрыты, волнение достигло пика, а затем из уст в уста полетели смутные слухи о чудесных подарках, привезенных в страну для использования и получения выгоды народом, ее населяющим, их посланной Небесами королеве, - то есть той, которой предстояло ей стать.

Монелла, снабженный Даревиллом каталогом груза, быстро оценил впечатление, какое могли произвести на людей эти чудеса, - каковыми они им казались, - а также ту выгоду, к которой они могли быть обращены.

- Я надеялся на оружие, - сказал он, - но поскольку Провидение послало нам кое-что другое, мы должны извлечь максимум пользы из того, что нам даровано. К счастью, паровой катер может работать на нефти, которой здесь в изобилии, а не только на угле, которого у нас очень мало. Раньше здесь были угольные шахты, но они давным-давно выбраны. С фейерверками, спасательными ракетами и маленькой пушкой многое может быть достигнуто.

- Я бы тоже так подумал, - ответил Вайдейл, который вместе с Даревиллом помогал ему. - Вот если бы было возможно переделать бриг в большую галеру, которую можно было бы приводить в движение веслами? Она может уничтожить половину вашего флота за один раз и едва ли почувствует это.

- Хорошая идея, но есть трудности. Было необходимо убрать мачты, чтобы доставить судно туда, где оно сейчас находится; но это не имеет значения, поскольку я уже решил переоборудовать его в шхуну, то есть переделать его оснастку в оснастку шхуны.

- Зачем? - удивленно спросили двое молодых людей.

- Потому что, если когда-нибудь представится возможность выбраться отсюда, у нас будет очень мало людей, и наш единственный шанс успешно довести судно до ближайшего порта - это отказаться от квадратных парусов.

- Ах, да, я понимаю. Значит, вы с нетерпением ждете, когда однажды покинете этот остров? Вы же не думаете, что мы останемся здесь до конца наших дней?

Монелла вопросительно посмотрел на Вайдейла, задавшего этот вопрос.

- Конечно, я надеюсь выбраться отсюда, - ответил он. - И я полагаю, вы тоже на это надеетесь. Те, кто жил в другом мире, не годятся для того, чтобы стать лотофагами и вести праздную жизнь в подобном месте. Это, по крайней мере, не для меня.

- Я чувствую, что вы правы, сэр. Но кто будет управлять судном? - спросил Оуэн.

- Я.

- И когда?

Монелла провел руками по глазам, как делал это время от времени, и взгляд его мечтательно устремился вдаль, как будто его мысли витали где-то далеко, и он забыл предмет их разговора. Затем внезапно он, казалось, пришел в себя и серьезно посмотрел на Вайдейла; положив руку ему на плечо, он ответил:

- Этого, сын мой, я не знаю; это в руках Того, Кто направил нас сюда. Я знаю только одно - этого не произойдет до тех пор, пока не будет завершена миссия, ради которой нас сюда послали.

Ожидания Монеллы в другом вполне оправдались. Прибытие судна, которое для неискушенных островитян казалось не чем иным, как чудом морской архитектуры, привезшего ту, кто носила долгожданное имя Ванина, вызвало энтузиазм, который быстро вывел их из вялого, почти подавленного состояния. Учения теперь проходили ежедневно, и как офицеры, так и рядовые начали проявлять рвение, готовность и интерес к изучению и овладению военным искусством, что сулило успех. Так, по крайней мере, думал доктор.

- Это совсем не похоже на прежнее место, - заявил он однажды Вайдейлу. - Все суетятся с видом деловой решительности, совершенно отличным от той апатии, которая раньше царила безраздельно! Все наши бойцы тренируются с желанием, - и это необходимо им для успеха, - потому что в последнее время они были прискорбно вялыми и беспечными, особенно лучники. Даже великолепная стрельба Монеллы не смогла пробудить в них рвение или стремление к соперничеству.

- У меня было достаточно доказательств того, что Монелла хорошо стреляет из лука, - сказал Вайдейл. - Но как он стал таким экспертом в столь старомодном упражнении?

- Это всегда озадачивало меня, - ответил доктор. - Когда мы прибыли сюда, используемые луки и стрелы были очень примитивным видом оружия. Монелла впервые сделал для себя могучий лук - такой, какой больше никто не умеет натягивать, - как Улисс в древности. Он изготовил подходящие стрелы, а затем показал, что он может с ними сделать, к удивлению всех, включая меня. Затем он принялся за работу, чтобы научить людей изготавливать подобное оружие для себя; или, скорее, он научил оружейников изготавливать его для воинов. Он также внес много других усовершенствований в вооружение и экипировку как людей, так и лодок; в результате чего, в то время как раньше наши воины явно уступали тем, кто им противостоял, теперь они почти равны; или были бы равны, если бы у людей хватало боевого духа.

- И что, по-вашему, сейчас делает враг? Почему мы ничего о нем не слышим и не видим?

- По той причине, что между нами было заключено одно из неофициальных перемирий, или взаимное прекращение активных боевых действий, которые иногда случаются во всех долгих и утомительных войнах. Вот почему на вас никто не напал, и вам повезло, что вы прибыли в такое время. В противном случае, вы, скорее всего, были бы схвачены и доставлены в их город, чтобы быть переданными их жречеству, а ваше судно было бы разграблено.

- Значит, теперь эта участь может постигнуть негодяев, которые нас бросили, - немного мрачно заметил Вайдейл. - И когда вы ожидаете следующего нападения?

- Этого, конечно, мы не можем сказать; но Монелла, который каким-то образом узнает кое-что о том, что происходит, в данный момент этого не ожидает. Но он верит, у нас будет все, чтобы отразить его, когда оно произойдет, поскольку у него есть информация, что они проводят самые тщательные приготовления - снаряжают, как он сказал на днях, непобедимую армаду.

- Но если у него есть шпионы в другом лагере, разве здесь тоже нет шпионов, и они не узнают о нашем прибытии и его результатах?

- Конечно, это может быть и так, но я надеюсь, что нет.

Тем временем состоялись торжественные советы знати и старейшин народа, на которых Ванина была должным образом признана принцессой и избранной ими королевой; ее братьям в то же время был присвоен ранг принцев, а Вайдейлу - дворянство, с высоким командным постом в армии под командованием Монеллы.

Всем также выдали униформу, знаки различия и вооружение, соответствующие их рангу; и двое молодых людей теперь были соответственно - несколько, надо признаться, против их собственной воли - одеты в легкие доспехи. Это происходило днем, когда они передвигались среди населения и солдат или направлялись в пещеры; вечером, когда они посещали приемы во дворце, доспехи менялись на более легкую одежду.

Однажды группа под руководством Омбриана отправилась с визитом в пещеры и подземные выработки на главном острове, которые все еще принадлежали жителям Диланды. В их числе две принцессы, а также доктор, некоторые придворные чиновники и дамы.

Путешествие было совершено на одной из больших галер, названной "Принцесса Иделия" в честь принцессы, и ее сопровождали пять самых крупных судов боевого флота.

День был невыносимо жаркий, тропическое солнце заливало своими лучами поверхность моря настолько спокойную, что ее не нарушала даже малейшая рябь. Легкого тента, натянутого над палубой, едва хватало, чтобы преградить путь палящим лучам, и лишь слегка смягчать жару. Утесы и нависающие террасы Атлантиды были слегка затенены и возвышались, мрачные и таинственные на вид, в легкой дымке. Поэтому только когда незнакомцы подошли совсем близко, они смогли разглядеть, что здесь, как и на другом берегу, были большие водные ворота, через которые могло пройти их судно. Но они открывали доступ не к гавани, как в предыдущем случае, а к мрачному туннелю в твердой скале, который вел к большим пещерам внутри. Гнетущая жара сменилась атмосферой, сравнительно прохладной, а ослепительный солнечный свет и голубое небо сменились чем-то вроде сумерек. После некоторой церемонии, включавшей в себя громкие звуки труб и хриплые призывы и сигналы часовых, стоявших на страже, огромные ворота сначала открылись, а затем лязгнули за ними с шумом, от которого низкий гул эхом разнесся по галереям. Затем, при дальнейших звуках трубы, другие ворота внутри медленно распахнулись, открывая канал значительной протяженности с темной водой и светлым отверстием за ним. Наконец, галера оказалась посреди сцены, повергшей посетителей в изумление.

Узкий водный канал, прорезанный в цельной скале, внезапно открывался во внутреннее озеро, расположенное в обширной пещере такой высоты, что, хотя все пространство было хорошо освещено, потолка ее не было видно. Здесь, по краям воды, были широкие причалы, а за ними в скалистых склонах виднелись небольшие пещеры, в которых находилось множество людей, занятых всевозможной работой. Это место действительно было чем-то вроде подземного причала со складами и мастерскими, повсюду освещенного огромными лампами и жаровнями и проветриваемого шахтами, выходившими сквозь скалу на открытый воздух на вершинах утесов наверху. Здесь, уютно устроившись на воде, лежал "Веселый кавалер", снятый с якоря, и множество рабочих сновало туда-сюда, все еще занятых его разгрузкой.

При виде разобранного судна Ванина воскликнула:

- Милый старый "Веселый кавалер". Как странно он выглядит - у него нет мачт и такелажа, и он лежит в таком странном месте. Через какие еще приключения ему суждено пройти! Но почему?

- Это для безопасности вашего судна, принцесса, - ответил Омбриан, - чтобы оно оставалось здесь, в нашем самом безопасном убежище, вне всякой возможности несчастного случая, пока оно вам не понадобится. Его нельзя было бы завести сюда, не убрав мачты.

- И, - добавил Даревилл, - Монелла намеревается сделать его более легким и, я полагаю, внести некоторые другие изменения.

- Что ж, я хотела бы подняться на борт и посмотреть, как он выглядит в столь измененном состоянии, - ответила Ванина.

Возражений против этого не последовало, и, побродив по палубам брига и спустившись в каюты, группа продолжила свое путешествие, теперь уже пешком, по галереям и пещерам.

Эти скалистые проходы были запутанными и многочисленными. Время от времени посетители поднимались по лестничным пролетам и выходили на висячие террасы, нависавшие над морем внизу.

С них открывался вид на противоположный остров и на город, из которого они только что прибыли, окруженный укрепленными стенами и скалами, с большими воротами и башнями, защищавшими вход в гавань. Справа и слева от острова виднелась только бескрайняя морская гладь, покрытая водорослями, среди которых тут и там торчали темные скалы.

Жара теперь стояла невыносимая, и все были рады покинуть террасы и снова окунуться в прохладу внутренних переходов, хотя многие из них были темными и мрачноватыми и освещались только фонарями, которые несли слуги.

Тут и там эти галереи выходили в большие помещения, используемые в качестве караульных, откуда через зарешеченные ворота открывался вид на внутреннюю часть острова. Снова спустившись, они достигли уровня воды и некоторое время шли, но в противоположном направлении, вдоль берега ручья, впадавшего в озеро или подземную гавань, где находился "Веселый кавалер". Затем принц Рокта остановился.

- Сейчас мы находимся рядом, - сказал он, - с великим чудом этого подземного места, а именно с пещерами, которые мы называем гротами тысячи огней.

Он открыл массивную дверь из дерева и железа, преграждавшую им дальнейший путь, и они вошли в грот.

Посетители мгновенно ощутили восхитительную прохладу и услышали шелестящий звук падающей воды; затем все помещение озарилось особым светом - но это не был свет солнца, потому что никакие лучи не могли проникнуть внутрь, и не свет луны, потому что она еще не взошла; это не был свет горящей нефти или газа, или любого другого искусственного источника освещения, который они когда-либо видели или о котором слышали. Этот свет был призматическим и переливался тысячами - миллионами - маленьких точек всех цветов, которые, казалось, сновали туда-сюда, мерцая, прыгая, танцуя, постоянно находясь в движении, и образуя комбинацию, которая освещала всю сцену мягким и чудесным сиянием, которое, хотя и было ярким, не резало глаз. Стены и высокий потолок повсюду были сделаны из чистого хрусталя, такого же ослепительного, где бы на нем ни играл свет, как сам алмаз. Над всем этим - во всех возможных направлениях - и вниз по хрустальным колоннам, поддерживающим крышу, играла вода, сбегая крошечными ручейками, впадавшими в светящиеся бассейны в сводчатых нишах этого места. И где бы вода ни касалась твердой поверхности, где бы она ни струилась, ни плескалась, ни падала, казалось, что она вспыхивает сиянием, отражаясь в каждом призматическом углу зазубренного кристалла радужными, опалесцирующими искрами. Все это место, казалось, было наполнено живым светом; великолепием, отблеском, который невозможно передать словами или постичь мыслью. А если присмотреться повнимательнее, то со всех сторон можно было увидеть скульптурные формы из тысячи форм и сюжетов, освещенные таким странным образом, что казались сияющими своим собственным мягким огнем.

Колонны были украшены разнообразной резьбой; иногда цветами и листьями, обвивавшими их от потолка наверху до пола внизу. И они были так искусно сработаны, что вода стекала внутрь и наружу между цветами и листьями, сквозь них и под ними; то на четверть дюйма или около того ниже поверхности кристалла, то по его поверхности, а то и вовсе разбиваясь о нее. Повсюду, когда она бежала по извилистым маленьким каналам, она распадалась на мельчайшие огненные точки, отражавшиеся в кристалле сотнями оттенков и цветов. Там были статуи мужчин в искусно сработанных кольчугах и группы женщин в замысловатых кружевных одеяниях, которые все переливались светом; волосы, черты лица и фигуры в целом мерцали таким же странным образом. Там были папоротники, и мох, и пальмы, и растения, и кустарники, все изящной и изумительной резьбы; статуи животных, змей, других рептилий, каждая чешуйка на телах которых мерцала тем же странным живым светом; в бассейнах были корабли и лодочки, водные растения и фонтаны - все освещенные таким же образом; и, наконец, имелся каскад, который широким огненным потоком обрушивался с потолка в бассейн внизу, разбрасывая во все стороны миллионы сверкающих частиц.

Посетители издавали восклицания удивления и восторга, когда бродили туда-сюда по этому фантастическому залу, постоянно находя что-то новое, вызывающее их восхищение. А принцесса Иделия хлопала в ладоши и смеялась, как довольный ребенок, слушая их.

- Таким образом, вы можете долго бродить здесь и всегда находить что-то новое, - сказала она Ванине.

- Но - кто мог проделать всю эту замечательную работу и придумать столько хитроумных маленьких приспособлений, чтобы таким образом использовать сияющую, искрящуюся воду? - спросила Ванина. - Подумать только, сколько времени это, должно быть, заняло!

- Я слышал, по оценкам Монеллы, сотни лет, - ответил доктор. - Он считает это место одним из величайших чудес света. Предполагается, что первоначально оно было спроектировано - много веков назад - каким-то великим царем Атлантиды как дополнение к его дворцам и садам, и что работа была продолжена и расширена его преемниками на протяжении многих поколений. Вы видите, что здесь есть фигурки животных почти со всех уголков мира - Америки, Африки, Европы, - и это само по себе является положительным доказательством того, что те, кто раньше правил здесь, были знакомы с отдаленными уголками земного шара. Они, должно быть, привезли этих животных из стран, где они обитают, точно так же, как это делали римляне в более поздние времена. Вы можете увидеть то же самое на фресках, которые до сих пор видны на некоторых руинах старого города. Интересно порассуждать о том, какие странные собрания, празднества и фестивали могли здесь проходить; какие исчезнувшие народы могли приходить и уходить, как мы делаем это сегодня.

XIV. МОНЕЛЛА СРАЖАЕТСЯ С ВАМПИРОМ

Лишь с некоторым трудом, после громких выражений восхищения и нежелания покидать это место, посетителей удалось убедить повернуться спиной к гроту и снова погрузиться в мрачные подземные переходы. На обратном пути по галереям они заметили зарешеченные ворота, которые отгораживали другие галереи.

В ответ на их вопрос о том, куда они ведут, доктор Манлет сказал, что, похоже, никто точно не знает. В основном они были завалены грудами мусора, что препятствовало дальнейшему исследованию.

- Я думаю, что наш друг Монелла знает о них больше, чем кто-либо другой, - добавил он. - Он приказал осмотреть их, насколько это было сочтено практически возможным, а затем починить ворота, чтобы закрыть их; по какой причине, я не могу вам сказать.

Вскоре они добрались до одного из караульных помещений, выходившего окнами на внутреннюю часть острова. Оно было намного больше остальных и состояло из двух просторных камер, каждая из которых была закрыта крепкими зарешеченными воротами. Вайдейл сразу же узнал это место - то самое, возле которого он впервые встретил Монеллу.

По настоятельной просьбе Ванины ворота были распахнуты перед ними, и им разрешили выйти на узкую террасу.

- Именно отсюда, - сказал Вайдейл, - Монелла послал в цель стрелу, спасшую Джорджа и меня от этого негодяя Фостера. Интересно, что же все-таки сталось с этим негодяем?

- Да, - воскликнул Джордж. - Смотри, Ванина! Там, внизу, скала, на которой мы стояли, а вон там ты можешь видеть разрушенный город, через который мы прошли.

Терраса, на которой они находились, располагалась в тени, и жара была слабее, чем тогда, когда они стояли на нависающих террасах на внешних утесах. Теперь дымки стало больше, и, хотя руины были видны отчетливо, вид позади них простирался не очень далеко; но в туманной дали можно было различить что-то похожее на высокую и отвесную гору; а также мерцающее на солнце озеро, отражающее дрожащие очертания, искаженные формы. Из озера вытекал широкий извилистый ручей, который исчезал почти под тем местом, где они стояли.

- Эти руины, - сказал доктор Манлет, обращаясь к Ванине, - все, что осталось сегодня от древнего города Атлантиды, главного города обширного острова (или, возможно, группы островов), названного этим именем, которое, как утверждают некоторые - и это утверждение подтверждается древними легендами и традициями здешнего народа - когда-то это был дом могучей, агрессивной расы. Великая держава, которая, будучи расположена между Американским континентом, с одной стороны, и Европой и Африкой - с другой, фактически, как утверждается, господствовала во всех них. Действительно - все еще согласно традиции - так называемый остров сам по себе был континентом - точно так же, как мы сегодня называем континентом большой остров Австралию - и он был расположен так, что, хотя его жители могли заселять берега Средиземного моря и другие страны на востоке, они могли с такой же легкостью добраться до Америки на западе. Фактически считается, что в те дни Атлантида была городом-королевой мира.

- Как бы мне хотелось еще раз увидеть этот прекрасный старый город! - воскликнула Ванина. - А мы не можем пойти к нему? Это недалеко, и солнце еще высоко.

Принц Рокта вопросительно взглянул на Омбриана, который покачал головой.

Иделия вздрогнула, и Джордж тоже; Вайдейл тоже не смог подавить дрожь.

Ванина с некоторым удивлением переводила взгляд с одного на другого; затем она посмотрела на открывшуюся перед ними сцену. Все было тихо и умиротворенно; не было видно ни одного живого существа. Зеленые деревья, росшие рядом с руинами и у воды, выглядели заманчиво; они были недалеко, и большую часть расстояния можно было пройти пешком вдоль прохладной на вид реки, а деревья тут и там вдоль дороги давали тень.

- Идемте! - сказала Ванина. - Вы, конечно, не боитесь преодолеть такое короткое расстояние. Там никого не видно, и у вас здесь есть охранники, которые наблюдают и могут подать нам сигнал, если увидят кого-нибудь вдалеке. Вы все вооружены. Вы боитесь - чего - чего? Призраков? Призраков в солнечном свете?

И она рассмеялась.

- Сестра, дорогая, - мягко сказала Иделия, - я всегда слышала, что в некоторых местах злые духи бродят как при солнечном свете, так и в темноте. И все же нам следует бояться не духов. Ты говоришь о вооруженной охране, но ни один из них не рискнул бы отправиться в эти руины, чтобы спасти твою жизнь! А что касается наблюдения и своевременной подачи сигнала тревоги, то они, скорее всего, как только мы отвернемся, скроются внутри и закроют за нами ворота на засов.

- Там небезопасно, - решительно поддержал ее Омбриан. - Видите, дымка становится все гуще. Гора, которую вы могли видеть, сейчас уже исчезла. Мне кажется, что в любой момент может подняться морской туман, и тогда - это небезопасно. Вполне вероятно, что нас заметили, и наше присутствие здесь уже известно. Там, за равниной, у наших врагов всегда начеку шпионы; и из тех, кто отваживается уходить далеко отсюда, многие исчезают; и лишь немногие - очень немногие - возвращаются.

- Что ж, - решительно сказала Ванина, - по крайней мере, можно отважиться пройти небольшое расстояние. Те, кто хочет это сделать, могут сопровождать меня, а те, кто боится, могут остаться.

С этими словами, произнося которые сделала заметное и презрительное ударение на выражении те, кто боится, она шагнула вперед и, пройдя по извилистой тропинке, скрылась из виду за какими-то скалами, прежде чем окружающие успели решить, что им следует делать.

Вайдейл, после ужасного происшествия, выпавшего на его долю в этом самом месте, хотел бы задержать ее силой, но промолчал, поскольку видел, и видел с печалью, что Ванина уже несколько изменилась, и не совсем в лучшую сторону, с момента своего возвышения. Правда, она не добивалась этого; более того, сначала отказалась и уступила только под давлением. И она не выказала никаких заметных изменений в поведении по отношению к нему.

Но постепенно Оуэн заметил, сначала в одной мелочи, затем в других, что она проявляет склонность очень серьезно играть роль королевы-правительницы страны, и временами была склонна проявлять властность, упрямство и решимость поступать по-своему. Таким образом, хотя в данном случае у него были веские причины удержать ее, даже применив силу, если потребуется, он с некоторой горечью чувствовал, что поступить так означало бы лишь подвергнуть себя резкому упреку и, возможно, унижению. Из остальных, Даревилл не прошел через волнующий опыт Вайдейла и, следовательно, не испытывал достаточно сильных чувств по этому поводу, чтобы предпринять какие-либо действия; в то время как Рокта и остальные все еще стояли в сомнении и нерешительности, озадаченные и встревоженные поспешным поступком Ванины.

Но Джордж, который, увидев, что его сестра исчезла, стоял и смотрел ей вслед в страхе и тревоге, слишком сильных, чтобы выразить их словами, внезапно встрепенулся и бросился вниз по тропинке, громко призывая ее вернуться. Его ужас сильно тронул Иделию, которая выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок; Вайдейл, стоявший рядом с ней, боялся отвести от нее взгляд, каждую секунду думая, что она лишится чувств.

Как обычно, Омбриан поднес руку ко лбу и несколько мгновений пристально смотрел на другой конец страны.

- Смотрите! - сказал он затем с необычным для него оживлением. - Смотрите! Я так и думал; поднимается туман. Мы все должны укрыться. Нехорошо находиться здесь в тумане.

При этих словах Вайдейл больше не колебался. Он поспешно привлек внимание своих спутников к принцессе и последовал по тропинке за Ваниной и ее братом.

Едва он ушел, как Иделия, охваченная затаенными страхами, которые угнетали ее, упала в обморок.

Принц Рокта подхватил ее на руки, в то время как Даревилл вернулся в караульное помещение и подозвал одну из присутствовавших дам. Там, к своему удивлению, он наткнулся на Монеллу, который только что подошел и торопливо задавал вопросы. Выслушав объяснения Сидни, он вышел с ним на террасу, увидел, что доктор и другие люди осматривают Иделию, а затем, обращаясь к Омбриану, сказал:

- Я пойду за девушкой и ее братом. Вы все идите внутрь и оставайтесь там охранять ворота; но будьте начеку до моего возвращения. Я боюсь, что здесь есть опасность; пусть никто не следует за мной. - С этими словами он выхватил свой огромный щит у слуги и исчез на тропинке.

Его последние слова были произнесены тоном и сопровождались взглядом, внушившими окружающим убежденность в том, что им следует беспрекословно повиноваться; и двое молодых людей, которые уже было последовали за ним, теперь заколебались. Омбриан поднял руку.

- Смотрите! - сказал он. - Вокруг сгущается туман. Нельзя терять ни минуты.

Как раз в этот момент Даревилл услышал зов и разглядел внизу на выступе Вайдейла, наполовину поддерживающего, наполовину несущего Джорджа, и пошел ему навстречу, чтобы помочь.

Бедный мальчик, помня о том, что ему довелось пережить в том же самом месте, и испытывая смертельный страх за свою сестру, был бледен, выглядел испуганным и едва мог идти.

- Я нашел его блуждающим, - объяснил Оуэн, - в поисках твоей сестры; ни один из нас не мог понять, какой дорогой она пошла, и, пока мы искали ее, Монелла спустился вниз и попросил меня вернуться с мальчиком. Он сказал, что нам нечего бояться; он найдет твою сестру и вернет ее в целости и сохранности. И в этом тумане, мне кажется, он единственный, кто может это сделать.

Туман теперь стал таким густым, что продолжать поиски было невозможно. Даже вернуться в караульное помещение, хотя они находились совсем рядом, было делом нелегким.

- Что ж, в конце концов, - сказал Даревилл, стараясь казаться веселым, - нет большого вреда в том, чтобы какое-то время побыть в тумане, если...

- Да, если, - ответил Оуэн с чувством тревоги, которое не смог скрыть, - если сегодня здесь не появится летающее чудовище. Но если это так, то да поможет Бог нашей дорогой подруге, оставшейся там в одиночестве, если Монелла не сможет ее найти. И даже если он это сделает, одному небу известно, как у них могут сложиться дела.

Услышав такие слова Вайдейла, Даревилл, как только они добрались до караульного помещения, где теперь собрались все - за исключением Иделии и ее сопровождающих, находившихся во внутренних покоях, - сначала настаивал на том, чтобы выслать поисковую группу, предложив возглавить ее; затем, что что-то следует предпринять, - подавать крики или другие сигналы, - которые помогут двоим снаружи найти дорогу обратно. Но Омбриан только покачал головой и закрыл ворота.

- Все это бесполезно, сэр, - заявил он. - У меня есть приказ, и я должен его выполнять; кроме того, ни одного из моих людей нельзя уговорить выйти в такой туман; а для вас, чужестранцев, идти в одиночку - просто безумие. Если возникнет опасность, которой мы боимся, есть только один человек, который может надеяться встретиться с ней лицом к лицу и пережить ее; и это тот, кто уже отправился на поиски принцессы, вашей сестры.

Даревилл уже собирался ответить, когда послышался странный, неземной звук, и слова замерли у него на губах. Ибо свершилось то, чего боялись те, кто знал причину своих страхов. Остальные тоже услышали этот звук, а те, кто услышал его впервые, широко открыли глаза и с тревогой прислушались. Вайдейл и Джордж, оба слишком хорошо это понимали. Они уже слышали это раньше в тумане, совсем рядом с этим самым местом.

Но никто не произнес ни слова; никто не мог говорить, ибо теперь появился зловонный запах такой силы, что чувства ослабли и поддались его отвратительной силе. Все присутствующие усиленно боролись с его смертоносным воздействием, но тщетно; один за другим они поддавались своего рода физическому параличу. Оглядываясь назад, впоследствии, никто не смог бы точно описать произведенный эффект. Они испытывали чувство невыносимого отвращения - отвращения, переросшего в ужас, как будто они ощущали себя во власти какого-то дьявольского существа, враждебного человеку, чью форму они не могли видеть.

Доктор Манлет - возможно, единственный из присутствующих, кто в то время задумался над анализом своих собственных ощущений, - впоследствии объяснил физический паралич исключительно необычайно сильным и всепроникающим запахом. Как бы то ни было - какова бы ни была странная сила или секрет ее действия - не могло быть никаких сомнений в произведенном эффекте. Ибо здесь было много сильных людей, в основном привыкших к войне, людей, чье бульдожье мужество и лихая отвага в обычных обстоятельствах не нуждались в доказательствах - и среди них один хладнокровный ученый, скептик и наблюдатель, - все они были побеждены, выведены из боя без единого удара, врагом, которого они еще даже не видел! Это скорее напоминало о сверхъестественном, о чудесном действии какого-то странного заклинания легендарного чародея, чем об опыте девятнадцатого века.

Тем временем звук приблизился, затих вдали, а затем вернулся. Это было похоже на звук, который могла бы издавать какая-нибудь гигантская птица, рассекающая воздух широкими взмахами могучих крыльев и кружащая вокруг, возвращаясь снова и снова в беспокойных поисках добычи.

Туман снаружи становился все гуще, а темнота за запертыми воротами - еще темнее, потому что днем в караульном помещении обычно не требовалось никаких ламп; и никто там не мог пошевелиться или окликнуть кого-нибудь из охранников во внутренней комнате, чтобы тот принес фонарь. Действительно, судя по прекращению всех звуков внутри, казалось, что все находились в одинаковом состоянии.

Внезапно воздух разорвал крик - пронзительный, продолжительный, ужасающий вопль, от которого кровь застыла в жилах, а по телу пробежали мурашки. Это был такой крик, какой могли бы издать две горгоны, проснувшись и обнаружив Медузу, свою ужасную сестру, лежащую рядом с ними мертвой и безголовой. Крик, который был воплощением хриплой, удушающей ярости, демонического неистовства, сверхчеловеческой дикости и ненависти. Вскоре за воротами появилась более густая тень, тень, которая не была устойчивой, как при наступлении ночи, а мерцала и колебалась, и сопровождалась периодическими порывами зловонного, тошнотворного воздуха и звуком взмахов гигантских крыльев. Затем какая-то огромная масса с грохотом обрушилась на прутья, казалось, схватила их и стала трясти с такой силой, что каждое мгновение грозила их сломать, одновременно издавая леденящие кровь крики, которые в замкнутом пространстве звучали теперь подобно громовому реву, и гулко отражались в высеченной в скале галерее. Наконец видение исчезло, хлопанье его мощных крыльев стихло, и на какое-то время воцарилась глухая, тяжелая тишина.

Но это безмолвие продолжалось недолго. Нарастающий звук послышался снова, но уже на некотором расстоянии, и в тот же миг раздался женский визг, за которым последовала неразборчивая смесь звуков ударов, сдавленных восклицаний и снова крик. Но теперь сквозь зарешеченные двери дул слабый освежающий ветерок, и туман начал рассеиваться даже быстрее, чем поднимался. Ветер, который теперь проносился по галереям, усилился, принеся облегчение несчастным обитателям караульного помещения. Постепенно кровь начала свободнее течь по их венам; один за другим они потягивались, зевали, как будто только что пробудились ото сна, и глубоко вдыхали чистый воздух, возвращавший их к жизни и энергию - их окоченевшим мышцам. Затем каждый с робостью огляделся по сторонам, опасаясь взглядов с упреком или презрением, но никто не мог бросить камень в своего товарища; все одинаково поддались коварному, губительному зловонию.

Среди неловкого молчания, снаружи послышался зов, и появился Монелла, окровавленный и растрепанный, неся на руках бесчувственную Ванину.

XV. СПАСЕНИЕ ВАНИНЫ

Монелла отнес свою подопечную во внутренние покои и передал ее служанкам Иделии. К караульному примыкали жилые помещения, которые в настоящее время занимали дежурные офицеры и их жены. Именно в одну из этих комнат отвели Иделию, и она только-только приходила в себя, когда принесли Ванину.

Сразу забыв о собственной слабости, она настояла на том, чтобы помочь своей гостье прийти в себя, и под ее нежным присмотром Ванина медленно очнулась. Тем временем снаружи Монелла вкратце объяснил ситуацию встревоженным людям, столпившимся вокруг него; все они говорили одновременно, горя желанием узнать, что произошло. Но его первое объяснение было несколько кратким и оставило спрашивающих неудовлетворенными.

- Девушка цела и невредима, она только потеряла сознание. Я тоже невредим, если не считать нескольких царапин, которые, с вашего позволения, друзья, я сейчас промою вон в том ручье.

Последовали всевозможные вопросы и замечания.

- Но вы сражались с краленом? Каков результат? Вы убили его? Вы первый человек, на которого когда-либо нападали и который вернулся живым!

Эти и другие возгласы любопытства и изумления раздавались со всех сторон, в то время как Монелла спокойно направился к ручью, стекавшему со скал неподалеку, и там принялся умываться и, с помощью врача, перевязывать свои раны. Слуга принес миску и льняные салфетки; в первую Монелла положил несколько сушеных листьев или трав, взятых из мешочка, который всегда носил с собой. Он помял их и размочил в воде, затем этой жидкостью промыл кровоточащие места, обмакнув в нее также полотно, которым он их перевязал.

Возможно, это были, как он заявил, всего лишь царапины, но некоторые из них имели очень уродливый вид и казались довольно глубокими. С правого плеча были сорваны все остатки одежды и доспехов, и это выглядело так, как будто огромные когти вцепились в обе руки и плечи в нескольких местах, а не в одном. Его шлем был сорван, по лицу текла кровь. Но самым красноречивым из всего этого была сцена боя, когда чуть позже его друзья осмотрели ее. Ибо воздух теперь был чист, а солнце ярко светило, хотя и близилось к закату; таким образом, больше не было никакой опасности со стороны их жуткого врага, никогда не появлявшегося снаружи, кроме как в темноте или густом тумане.

Когда они подошли к месту схватки, один подобрал щит Монеллы, другой - его огромный меч, а третий - массивный топор, который тот носил на поясе. На всех были следы сражения: и меч, и топор были зазубрены, а от щита откололись куски, словно от жестоких укусов мощных челюстей. Земля и трава вокруг были вытоптаны, а местами вырваны. Но нигде не было ни крови, ни других признаков того, что их враг был ранен в бою. Осматривая свой помятый шлем и пытаясь привести в порядок то, что было погнуто, Монелла, подвергнутый дальнейшим расспросам, теперь дал следующий отчет о том, что произошло:

- Я услышал крик девушки, и это привело меня к ней, потому что она была недалеко. Я подоспел как раз вовремя, потому что крален уже парил над ней, когда она беспомощно лежала на земле, и медленно опускался, чтобы схватить ее. Я мог лишь смутно разглядеть это существо сквозь туман; но его темная масса создавала более густую тень над головой, а постоянное движение крыльев шевелило листву вокруг и развевало волосы девушки. Движения монстра были обдуманными; казалось, он ни в коей мере не торопился, а парил так, словно был уверен в своей добыче, подобно мухе ихневмон, парящей над несчастной жертвой, в которую она вот-вот вонзит жестокое жало, не убивающее сразу, но обрекающее на долгую, медленную агонию и ужасную смерть. Я стоял над девушкой и ждал, пока существо не приблизилось на расстояние досягаемости, и тогда стал наносить ему удары своим мечом, но совершенно бесполезно. Оружие отскакивало от его кожи, как будто она была покрыта твердой чешуей; и почти то же самое произошло, когда я ударил по крыльям. Но они находились в постоянном движении, а освещение было таким плохим, что попасть было невозможно. Поэтому я приложил все усилия, чтобы повредить крылья, проделывая мечом щели в их перепончатом покрове; но, насколько я мог видеть, безрезультатно, и, пока я таким образом наносил удары по крыльям, я был более или менее подвержен атакам зубов и когтей разъяренного монстра. Когда я отбился от них щитом, он схватил его своими челюстями и встряхнул, как собака встряхивает крысу, почти вырвав его у меня из рук и оторвав куски от его края. Тем временем его когти яростно вонзались в мое тело и не раз попадали мне на руку и плечо. Они даже схватили мой шлем и сорвали его с моей головы.

Через некоторое время я начал понимать, что мой меч бесполезен; что это был бой, в котором пригодятся только сила и тяжелые удары. Поэтому я отбросил оружие и яростно набросился на зверя с топором. Дважды я сбивал его с ног дождем ударов, которыми осыпал его, и, пока он лежал, то злобно рвал когтями песок и траву. Но когда я пытался броситься вперед, чтобы сразить его, крыло ударяло меня по лицу и на мгновение или два затуманивало мне зрение, а за это время зверь приходил в себя, поднимался в воздух и снова бросался на меня.

Здесь Монелла сделал паузу, а затем медленно продолжил, серьезно покачав головой:

- Чем бы это закончилось, если бы туман не рассеялся, я не могу вам сказать. Боюсь, мне пришлось бы плохо; и если так, то тогда девушка!.. - но об этом ужасно думать. По Божьему провидению туман начал рассеиваться, и по мере того, как становилось светлее, это заметно сказывалось на моем противнике. Я заметил, что он был ошеломлен усиливающимся светом, его броски стали настолько плохо нацелены, что, просто отпрыгнув в сторону, было легко избежать их. Очевидно, что это существо, каков бы ни был его статус в системе природы, является одним из тех, для кого свет невыносим - невыносимо болезнен.

- Оно может жить только во мраке и мгле или в полутьме тумана. Когда воздух стал еще светлее, зверь издал последний вопль, полный растерянной ярости и злобы, и улетел сквозь туман. Я подождал немного, чтобы убедиться, что он не вернется; затем я поднял девушку на руки и понес ее вверх по тропинке.

Это короткое и простое повествование о том, что, должно быть, являло собой ужасную встречу, было рассказано скромной и непритязательной манере; можно было бы предположить, что рассказчик описывает драку с какой-нибудь дикой собакой. И тихое признание в конце, что герой не мог сказать, чем это могло закончилось, если бы туман, к счастью, не рассеялся, глубоко впечатлило его слушателей ощущением того, что они едва избежали ужасной трагедии.

Первым заговорил Вайдейл.

- Есть одна вещь, которую вы нам не объяснили: как получилось, что вы не поддались парализующему воздействию этого ужасного зловония, которое лишило нас возможности даже пошевелиться?

Монелла улыбнулся и достал что-то из своего мешочка.

- Весь секрет в этом, - ответил он. - Ничего особенного. Среди всякой всячины "Веселого кавалера" я нашел несколько образцов этого маленького приспособления. Это своего рода респираторная маска, сконструированная таким образом, что она закрывает рот и нос и содержит небольшую камеру, в которую можно поместить вату или паклю, пропитанную химическими веществами. В течение долгого времени, я экспериментировал с веществом, которое, по моему мнению, могло бы нейтрализовать смертоносные испарения, которые, как я знал, выделяет крален, и которое подавляет чувства тех, кто его вдыхает. Я верил, что открыл противоядие, но не смог найти или изготовить подходящее средство для его применения, пока это маленькое приспособление не попало мне в руки. Насколько я понимаю, это недавнее изобретение ученого, позволяющее пожарным входить в здания, заполненные дымом. Это было именно то, чего я хотел, и я решил попробовать это в первый раз.

Доктор Манлет взял респиратор и осмотрел его.

- А теперь скажи мне, - сказал он затем, - на что похоже это существо? Мне кажется, это, должно быть, что-то вроде гигантской летучей мыши. Если я когда-либо и слышал крик летучей мыши, то сегодня я услышал его в крике этого зверя, только усиленным в тысячу раз.

- Я думаю, ты, должно быть, близок к истине, - ответил Монелла, - и все же в этом существе было много такого, что скорее напоминало летающую рептилию, чем теплокровное животное, например, летучую мышь. У летучих мышей тоже нет чешуи, как, казалось, у этого ужасного животного; но я говорю казалось - я не мог ясно видеть.

- Именно так. Тем не менее, мы знаем, - продолжал Манлет, - что существуют летучие мыши-вампиры; и я могу сказать, что летучие мыши в целом примерно такие же отвратительные, а многие виды столь же дикие и кровожадные, как и эти существа. Они тоже в какой-то степени дурно пахнут и летают только в темноте или мраке, они не выносят света. Мне кажется, что если мы предположим какой-нибудь доселе неизвестный вид колоссальных летучих мышей, то тайна отчасти будет объяснена. Однако загадка его парализующего запаха все равно осталась бы неразгаданной. Это почти наравне с силой очарования, которую легенды ранее приписывали змеям.

- Я не вижу в этом ничего такого, что нельзя было бы объяснить на квазинаучных основаниях, - возразил Монелла. - Едва ли существует какой-либо предел способности ароматов. Миллионная доля крупинки мускуса даст знать о своем присутствии органам обоняния, и это подействует на сотню человек одновременно. Но, в конце концов, это, возможно, ничто по сравнению с возможностью других запахов, с которыми мы незнакомы. Возможно, с помощью одного только обоняния можно воздействовать на человеческие существа так, как наука, при нашем нынешнем уровне знаний, не может даже догадываться.

На это предположение доктор не смог найти разумных возражений, особенно учитывая свой недавний опыт; он повернулся и молча пошел дальше, в то время как группа направилась обратно к караульному помещению.

- Кстати, ты так и не рассказал нам, - снова заметил доктор, - как случилось, что ты оказался на месте происшествия так вовремя.

- На это было две причины. Во-первых, приближающийся туман был замечен нашими сторожами и подан сигнал; испытывая некоторое беспокойство, я пришел сюда, чтобы предупредить вас не выходить на улицу. Далее, я получил уведомление о нападении, которое должно было произойти сегодня вечером на галеру "Принцесса Иделия" во время ее возвращении. Поэтому я изменил свой распорядок.

- Атака! Готовится атака на галеру! - закричал Вайдейл. - Значит, теперь мы, вероятно, увидим какие-нибудь боевые действия?

- У меня есть информация, - с оттенком грусти ответил Монелла, - что наши враги активизируются. Боюсь, сейчас мы находимся в начале очередного периода военных операций. Если это так, мы должны сделать все, что в наших силах; но это перспектива, на которую я не могу смотреть без сожаления, ибо я не люблю войну и кровопролитие.

- И все же, - вполголоса заметил доктор Вайдейлу, пока Монелла задумчиво шел впереди них, - он человек, которого природа, несомненно, предназначила для воина, и не просто солдата, а короля-солдата, ибо он прирожденный лидер; а что касается мужества - что ж, вы, наверное, помните, что я говорил вам раньше, - и сегодня у всех нас был еще один пример. Но, тем не менее, это правда, что, хотя он сражается как лев, когда находится в гуще битвы, он всегда вступает в него с неохотой. Я совершенно убежден, что война вызывает у него отвращение; но вы бы никогда так не подумали, если бы увидели его в самом разгаре.

- От этого он не нравится мне меньше, - сказал Вайдейл.

- Согласен. И есть кое-что еще: когда битва заканчивается, никто так не готов помочь раненым - даже из наших врагов. И, - продолжал доктор с полушутливым недоумением, - я вынужден признать, что он часто проявляет себя лучшим врачом, чем я. Его познания в травах велики. Время от времени он тратит много времени на их поиски, высушивание и приготовление, и раны, которые он лечит с их помощью, заживают чудесным образом.

- А как были поданы сигналы, предупредившие его о надвигающемся тумане?

- С помощью гелиографа. На различных сторожевых вышках вдоль нашей береговой линии установлены устройства гелиографической сигнализации, и сигнальщики находятся в постоянной связи друг с другом. Вы понимаете гелиографическую сигнализацию?

- Да, ею постоянно пользуются в наших маленьких войнах в Африке.

Когда они добрались до караульного помещения, то обнаружили, что вся группа стоит у входа в него. Ванина, все еще бледная, быстро подошла к Монелле.

- Как я могу отблагодарить вас за вашу своевременную помощь? - воскликнула она, хватая его за руку.

Иделия тоже вышла вперед и взяла его за другую руку.

- Нет, это я должна благодарить Господа, Монелла, - заявила она с улыбкой и манерами, полными грации и нежности, хотя лицо ее было бледным, и она все еще дрожала, - Он сохранил для меня мою дорогую сестру; для нашего народа - их будущую королеву. От своего имени и от имени нашего народа я благодарю его. - Затем она вскрикнула при виде его забинтованной руки и побледнела еще больше, чем раньше.

Монелла был не из тех, кто склонен смеяться. В лучшем случае, он ограничивался улыбкой. Однако сегодня, как ни странно, он почти весело рассмеялся над выражением озабоченности на лице Иделии.

- По правде говоря, принцесса, - сказал он, - я не ранен; а если бы и был ранен, полагаю, сегодня мы проделали работу, которая стоила того, чтобы немного пострадать. Взгляните вокруг на этот прекрасный пейзаж, вон на те руины некогда благородного, счастливого города! Все обезлюдело, опустошено, превращено в пустыню вашими врагами, которым помогают нечестивые союзы с противоестественными монстрами! Сегодня мы стали свидетелями первого противостояния их подлому союзнику. Да поможет нам Бог, оно будет не последним, а скорее началом конца. Я не успокоюсь, пока не увижу, как ваш народ возвращается в свои древние дома, а та плодородная страна снова улыбается золотыми урожаями и цветущими плодоносными садами.

Улыбка, наполовину радостная, наполовину испуганная, осветила лицо Иделии; затем она исчезла, и, торжественно подняв глаза к небу, принцесса ответила:

- Я могу только сказать: "Аминь" на это, дорогой друг. Но как вы получили свои раны? Вы еще ничего не рассказали нам об этом; нам не терпится услышать все о вашем чудесном поединке.

Затем последовало много разговоров, и нужно было ответить еще на много вопросов и дать объяснения. Реликвии битвы - зазубренный меч, сломанный щит, помятый шлем - были взяты в руки и осмотрены каждым по очереди, сопровождаемые возгласами удивления и смятения.

- Это должно быть сохранено, - сказала наконец Иделия, - как национальная память о сегодняшнем достижении. А теперь мы с удовольствием вернулись бы. Сегодня мы достаточно насмотрелись на эту сторону.

- Это пока невозможно, принцесса, - ответил Монелла, к ее удивлению. И, заметив ее вопросительный взгляд, продолжил. - Сегодня вечером нас могут ожидать неприятности. Вы должны немного подождать на этой стороне, пока я не закончу свои приготовления. Тогда, я надеюсь, вы сможете переправиться в безопасности. Тем временем в наших подземных владениях еще многое можно увидеть, что, вероятно, позабавит и заинтересует наших друзей.

XVI. НОЧНОЙ СЮРПРИЗ

Серия пещер, гротов и подземных галерей, называемых жителями общим термином пещеры или гроты, включала в себя не просто город или общину сами по себе, но гораздо большее. Это был арсенал, верфь, крепость, неприступная цитадель или скалистая твердыня, а также промышленный город. Здесь имелись свои мастерские, свои культовые сооружения, свои склады оружия и доспехов, свои музеи, свой дворец, свой чудесный Грот тысячи огней и другие подземные сады, и достопримечательности. Его скалистые проходы, идущие во все стороны, часто по два или три, один над другим, простирались на несколько миль. Сколько было миль, никто, казалось, не знал, так же как никто не мог сказать, когда и кем были возведены эти сооружения. Несомненно, они олицетворяли неустанный труд множества рабочих, продолжавшийся на протяжении бесчисленных поколений с тем упорством и невозмутимым пренебрежением ко времени и препятствиям, которые сегодня являются главной причиной нашего удивления при созерцании некоторых древних сооружений - будь то высеченные в скале храмы и гробницы Индии, египетские пирамиды или таинственные "земляные сооружения" Америки. Среди многого, что является предположительным, достаточно ясно выделяется один факт, касающийся всех этих памятников прошлых эпох; рабочие, занятые на них, должно быть, исчислялись - в первую очередь и в последнюю очередь - сотнями тысяч, возможно, миллионами; они руководствовались знаниями и мастерством, достаточными для того, чтобы вызывать удивление и восхищение и соперничать со способностями наших величайших современных инженеров, несмотря на все чудесные открытия и технические средства современной науки.

Поэтому Монелла не испытывал никаких затруднений в том, чтобы развлекать своих посетителей, пока не придет время, когда он сочтет для них безопасным попытаться вернуться в гавань. Посетителей - так можно было бы назвать их всех, поскольку пещеры, по сути, были его особым владением. На протяжении всего периода, в течение которого находился в этой стране, он делал это любопытное место своим. Там он постепенно собрал все, что считал необходимым для управления страной и удовлетворения ее военно-морских потребностей. Там он проводил большую часть своего времени, так много, что это вызывало удивление, чем он занимается; тем более что, находясь там, он был невидим для всех, кроме немногих избранных, которые, что бы они ни знали или не знали, не давали никаких намеков на это. По этому поводу существовало много различных теорий. Некоторые полагали, что Монелла с сомнением относился к исходу продолжавшейся тогда борьбы и что он делал все возможные приготовления, чтобы в случае необходимости использовать пещеры в качестве последнего места отступления, из которого они могли бы нанести удар врагу, если тому удастся захватить их город и гавань. Другие полагали, что он обнаружил месторождение золота или драгоценных камней и проводил секретные операции по добыче полезных ископаемых, и так далее. Но, хотя он не многим доверял, было очень мало тех, кто роптал или отказывал ему в праве поступать так, как он считал наилучшим. Он тысячью способов демонстрировал свою бескорыстную преданность их делу. Он всегда был под рукой, когда требовалось, всегда был готов сражаться за них; поэтому, конечно, он заслужил право проводить свое свободное время так, как ему заблагорассудится. Гральда, верховный жрец и королевский астролог, проводил свободное время в обсерватории, наблюдая за звездами; почему бы Монелле, если ему так нравится, не зарываться время от времени в пещеры, может быть, вглядываясь вниз, в землю? Так что люди привыкли к этому и перестали удивляться.

Прошло почти два часа после захода солнца, когда большая галера "Принцесса Иделия" вышла из темных порталов входа в пещеры. Перед ней шли два легких военных судна, как и в их предыдущем рейсе, а за ней, на некотором расстоянии, шли еще два. На барже было только два больших фонаря, и они отбрасывали свет на верхнюю палубу таким образом, чтобы было видно, что на ней никого нет. Из большого салона внизу доносились звуки голосов и смеха, а из иллюминаторов лились лучи красноватого света. Под ним была другая палуба, где множество гребцов, легко одетых и вооруженных, невозмутимо налегали на длинные, тяжелые весла. В фосфоресцирующих водах ни одно судно не могло двигаться ночью, не отмечая свой курс, каждый взмах весел оставлял за собой световые дорожки; и по этой причине, если не считать фонарей, которые несли суда, было достаточно легко увидеть процессию издалека, хотя луны не было, а ночь была темной.

Медленно, с монотонным поднятием и опусканием весел, вереница кораблей двигалась все дальше, пока примерно на полпути не миновала несколько судов, лежащих темными тенями на воде. У них не было фонарей, и поверхность моря была так спокойна, что даже маленькие волны не бились об их борта, чтобы обозначить их местоположение слабыми отблесками.

Внезапно, как раз в тот момент, когда "Принцесса Иделия" поравнялась с этими темными силуэтами, - со светом, проникающим через иллюминаторы ее салона, и звуками смеха и песен, доносящимися из них в неподвижном ночном воздухе, - пространство вокруг странных судов озарилось искрами света, когда весла быстро опустились в воду и подвели их вплотную к галере. Бесшумно, но быстро они приблизились к носу и корме и закрепились; затем, минуту спустя, толпы вооруженных до зубов людей поднялись на пустую палубу и бросились к трапам, чтобы пробраться в салон. Но все люки были закрыты и некоторое время сопротивлялись их попыткам взломать их топорами. Тем временем два судна, шедшие впереди баржи, погасили свои огни, и одно быстро уплыло в темноту, в то время как другое оставалось неподвижным и почти невидимым. А эскорт на корме, вместо того чтобы пойти на помощь галере, развернулся и тоже скрылся.

Огни в салоне и на нижней палубе галеры погасли, и внизу воцарилась странная тишина. Слышался только шум ударов нападавших по люкам и их дикие проклятия по поводу задержки с их вскрытием, временами смешивавшиеся с таинственным плеском воды вокруг.

Наконец люки были взломаны, и торжествующие нападавшие шумно бросились вниз по лестницам только для того, чтобы обнаружить... никого! Не было видно ни души; ни одного человека из веселой компании, чей смех и песни были так отчетливо слышны всего несколько минут назад. Удивленные, незваные гости бросились вниз, на нижнюю палубу, но обнаружили, что даже гребцы исчезли и - что самое удивительное - даже забрали с собой весла!

Затем на судах, которые только что покинули нападавшие, поднялась суматоха, и последние бросились обратно на палубу; но они опоздали. Их собственные суда оказались в руках врагов, крепежные канаты были перерезаны, и они удалялись прочь от галеры.

Сбитые с толку, изумленные, обезумевшие от ярости, три десятка человек, которые так триумфально поднялись на борт, стояли на палубе в бессильной ярости. Без весел они не могли сдвинуть судно хотя бы на ярд; и поэтому они бродили по палубе, одни ругались, другие ссорились и предавались взаимным обвинениям, некоторые кричали мнимым друзьям вдалеке, чтобы те пришли им на помощь; в то время как другие безучастно смотрели в темноту, удрученно ожидая развития событий. Но им не пришлось долго ждать. К черной призрачной лодке, безмолвно застывшей неподалеку, присоединилась сначала одна, потом другая, пока их не стало много, все одинаково темные, призрачные и безмолвные. Ничего не было видно, кроме ряби света на воде; встревоженные наблюдатели на галере не могли догадаться, что это за суда и какова их цель. Они даже не могли сказать, были ли они друзьями или врагами. Если первое, то почему они не кричали и таким образом не заявили о себе? Если последнее, то почему они не решались напасть на них в их нынешнем почти беззащитном положении? Почему они не обрушили на них град дротиков и стрел?

Но их недоумение длилось недолго; объяснение загадки пришло, когда со стороны странных судов послышались звуки, похожие на плеск весел, во многих местах одновременно появились полосы и маленькие лучики света, и "Принцесса Иделия" начала двигаться. Сначала медленно, но постепенно набирая скорость, галера продвигалась вперед, увлекаемая дюжиной галер с двумя или тремя десятками крепких гребцов, налегавших на весла, причем каждая галера была соединена крепким тросом с "Принцессой Иделией". Вскоре - очень скоро - около полусотни свирепых воинов на последней осознали почти невероятный факт, что их позорно буксируют, беспомощных и не оказывающих сопротивления, прямо в гавань их врагов, где их борьба или сопротивление, конечно, будут бесполезны.

Раздался вой звериной ярости, когда несчастные осознали ситуацию. Те немногие, у кого были луки и стрелы, бешено стреляли в направлении гребцов, но в темноте они не могли разглядеть, во что целиться, и стрелы никому не причинили никакого вреда. Да их было не так уж много, поскольку большинство нападавших оставили их, зная, что в ближнем бою на палубе галеры от них будет мало толку. Другие, более благоразумные, бросились вниз, чтобы перерезать тросы, с помощью которых их буксировали, и, сочтя работу достаточно легкой, с удовлетворением отметили собственную сообразительность, додумавшись до этого. Но вскоре они обнаружили, что тросы были прикреплены ко дну баржи, далеко за пределами досягаемости их мечей или топоров. Тогда хорошие пловцы сбросили свои доспехи, и каждый, взяв в зубы острый нож или кинжал, прыгнул за борт и нырнул к тросам, которые пытались резать или рассечь до тех пор, пока могли оставаться под поверхностью. Но, к их удивлению, все было напрасно. Тросы - их было больше одного, как они вскоре обнаружили, - хотя и не очень большие, легко сопротивлялись всем их усилиям, и они только тупили или ломали свое оружие. Это повторялось снова и снова, пока, наконец, ныряльщики не вынырнули обескураженные, крича: "Колдовство! Колдовство!" Их невежественным умам это казалось удивительной вещью; но простое объяснение состояло в том, что Монелла, предвидя этот шаг, принял меры предосторожности и использовал несколько стальных тросов, которые он нашел среди груза "Веселого кавалера".

Что касается остального, то дело уладилось достаточно просто. На галере вместо отряда, переправившегося на ней утром, находилось большое количество мужчин, все хорошие пловцы, очень легко одетые и вооруженные только короткими острыми мечами. Они были проинструктированы относительно своих ролей и достаточно хорошо имитировали песни и смех беззаботной праздничной компании, возвращающейся домой, не подозревая о притаившихся вокруг врагах. Однако не успели вооруженные люди во вражеских лодках взобраться на палубу галеры, как все ее пассажиры, включая гребцов, бесшумно соскользнули за борт, прихватив с собой весла. Частично удерживаясь за них, они подождали, пока двум или трем опытным ныряльщикам удалось перерезать канаты, которыми были привязаны вражеские галеры; потом они дрейфовали, и их мало-помалу относило все дальше и дальше от баржи. Все вооруженные люди теперь были на палубе, поднимая шум в своих попытках взломать люки; и единственными, оставшимися на своих галерах, были гребцы, по большей части безоружные, которые сидели, наблюдая за своими соратниками, слишком поглощенные своими мыслями, чтобы заметить случайное легкое кружение воды вокруг них. Внезапно со всех сторон появились люди, которые перелезли через фальшборт и, встав по одному рядом с каждым гребцом, приставив меч к его горлу, приказали ему начать грести. Неожиданность была полной; таким образом, лодки врагов были захвачены и уплыли, в то время как бойцы, которых они привезли, были заняты захватом опустевшей галеры.

Затем подошли другие суда, полные вооруженных людей, и отогнали две или три вражеские галеры, стоявшие поблизости в качестве наблюдателей; наконец, вместо того, чтобы беспокоиться о разъяренных противниках, галеру взяли на буксир, как уже было описано. Но, пожалуй, самой неприятной частью всего этого для пленных было открытие, - сделанное вскоре, - что это были их собственные галеры и их собственные гребцы, по принуждению буксировавшие их столь бесславным образом во вражеский порт. Таким образом, когда они пускали свои стрелы в темноте, на самом деле они стреляли как в своих собственных друзей, так и во врагов, которые заставлявших их грести.

Таким образом обескураженные воины, в конце концов, добрались до гавани. Здесь были огни, лампы, жаровни, пылающие факелы, и со всех сторон ряды вооруженных людей и лучников с натянутыми луками наготове и стрелами, направленными в толпу на палубе галеры; в то время как на стенах и башнях, а также над аркой входа другие держали копья и дротики, готовые обрушиться на них. Гребцы прекратили свою работу, и галера подошла к причалу.

Вокруг нее полукругом выстроилась тройная шеренга охранников, а в центре, на некотором расстоянии, виднелась группа, в которую входили, среди многих других, все те, кто в тот день отправились в пещеры. В середине были Ванина и ее братья, а также Иделия, последняя отпрянула назад, когда галера приблизилась. Рядом с ними стояли Рокта, Омбриан и другие вожди; в то время как Монелла, стоя немного в стороне, беседовал с Вайдейлом и доктором Манлетом. Когда галера остановилась, зрители разразились громкими криками, после чего Монелла вышел вперед и поднял руку, призывая к тишине. Оружия у него не было; только на левой руке красовался небольшой щит из кожи и бронзы. Омбриан и другие стояли позади него на небольшом расстоянии. Остановившись примерно в тридцати ярдах от борта галеры, Монелла обратилась к удрученным каранитам.

Манлет вполголоса переводил Вайдейлу.

- Люди Кары, - воззвал Монелла звучным, звенящим голосом, который отчетливо слышали даже те, кто находился далеко, - мы даруем вам жизнь и бережное обращение. Сложите оружие, сдавайтесь и ничего не бойтесь.

Вместо ответа сурового вида солдат на палубе метнул копье с такой смертоносной меткостью, что оно пронзило бы горло говорившего, если бы не было отбито. Но Монелла ловко отбросил его в сторону быстрым движением щита на своей руке и, когда вокруг него раздался громкий и дикий вой, снова поднял руку, призывая к тишине. Он не сделал больше никакого движения и не выказал никаких признаков гнева. Только глаза его сверкнули, и, когда он заговорил в следующий раз, голос его звучал строго и властно.

- Люди Кары, - снова сказал он, указывая на человека, который бросил копье, - свяжите этого человека и приведите его ко мне! Вы все знаете, что можете доверять моему обещанию, и что сопротивление более чем бесполезно. Вы также знаете, насколько по-другому ваш король обращается с любыми пленниками, которых ему удается захватить. Я призываю вас сложить оружие!

Какое-то время находившиеся на борту вызывающе смотрели на Монеллу. Еще несколько копий были подняты в воздух и готовы быть пущены в ход, когда Монелла перевел взгляд на тех, кто это сделал, и перед этим бесстрашным взглядом даже самые воинственные опустили сначала глаза, а затем и оружие.

Немногие, даже среди этой грубой толпы, казалось, могли выдержать и ответить Монелле взглядом. Они либо опускали глаза, либо отворачивались; человек, бросивший копье, был схвачен, связан и вытолкнут вперед.

- Хорошо, - сказал Монелла. - Еще раз говорю, бросьте оружие; я даю вам обещание, мы не хотим бессмысленной бойни.

На этот раз на палубе раздался грохот, когда все подчинились и побросали свое оружие. Монелла кивнул и сделал знак нескольким охранникам, стоявшим вокруг, подняться на борт галеры и связать пленников. Затем, сказав Омбриану несколько слов, приказав ему проследить, чтобы с ними не обращались плохо, он повернулся и пошел прочь, не обращая внимания на крики, которыми приветствовали его, снова и снова звеневшими в бодрящем ночном воздухе.

Чуть позже захваченные в плен воины группами прошли перед Ваниной, которой Омбриан крикнул:

- Принцесса! будущая королева Атлантиды! Узрите своих первых пленников! Пусть этот результат первого боя с момента вашего прибытия станет предзнаменованием грядущих побед для нас!

И все население кричало до хрипоты в неистовых выражениях одобрения.

XVII. ТРЕВОГИ И ЗАБОТЫ

После событий, описанных в предыдущей главе, влияние Монеллы среди людей стало более заметным, чем когда-либо. У него больше не было причин жаловаться на недостаток духа или патриотизма. Более того, когда он проходил, его окружала толпа претендентов на военную службу, которые умоляли разрешить им поступить под его командование. Если бы все, кто просил, были приняты, никого бы не осталось для выполнения сельскохозяйственной и других необходимых общине работ. Даже среди последней партии пленных значительная часть обратилась со смиренной просьбой о том, чтобы им позволили служить под началом человека, который так ловко заманил их в ловушку. И, поскольку они были источником смущения для своих похитителей, Монелла счел уместным в какой-то степени удовлетворить эту просьбу. Он выстроил их перед собой и, проходя вдоль их рядов, окидывая их своим проницательным взглядом, указал на одного здесь и одного там, отобрав таким образом примерно три четверти от их числа. Остальным он не доверял и приказал держать их взаперти под пристальным наблюдением. Впоследствии стало общеизвестным, что никто из тех, кого он таким образом отобрал, не опроверг его суждения.

Излишне говорить, что строевым и военным учениям и маневрам был придан большой импульс. Солдаты и офицеры нескольких рот каждый день устраивали состязания, в ходе которых военнослужащие различных подразделений соревновались за призы и другие отличия. Даревилл и Вайдейл были лучшими как в учебе, так и в обучении подчиненных им людей, а также в дружеском соперничестве со всеми желающими. Даже молодежь и мальчики были охвачены воинственной лихорадкой и сформировали кадетский корпус, одним из начальников которого стал Джордж. Он с таким усердием приступил к своим новым обязанностям, что быстро стал одним из самых опытных среди них в обращении с луком и стрелами, а также в фехтовании и других упражнениях. Сестра гордилась им, когда он становился победителем в соревновании с другими мальчиками своего возраста.

Тем временем предчувствие Монеллы о том, что наступила новая эра военных операций, оказалось вполне обоснованным. Почти каждый день враг совершал те или иные демонстрации своих намерений. Поскольку часть, известная как пещеры, была неприступна, равно как гавань и ее оборонительные сооружения, караниты разделили свои усилия между попытками застать врасплох и захватить изолированные лодки и высадить десанты в различных точках на берегах острова в надежде найти слабое место, в котором они могли бы закрепиться, в качестве базы для новых вторжений. В последовавших столкновениях было много жарких схваток, и, случалось, две или три из них происходили одновременно в разных точках вдоль береговой линии. И хотя в каждом случае захватчики в конечном счете были отброшены, победы не были бескровными, как в случае с той, которая открыла кампанию. Напротив, многие из них были кровопролитны до крайности. Многие пали с обеих сторон, и еще больше было ранено. Среди последних были почти все вожди, включая Монеллу, Рокту, Даревилла и Вайдейла, и, что довольно любопытно, в каждом случае ранения были получены при защите Ванины, которая настаивала на участии в конфликтах и сама подбадривала солдат. Одетая в шлем и нагрудник или легкую кольчугу, она ходила по рядам, то вдохновляя бойцов, то опускаясь на колени рядом с ранеными, чтобы помочь перевязать их раны и произнести слова утешения или похвалы и благодарности за их преданность.

Неудивительно, что солдаты быстро стали почти боготворить ее, или что вскоре они прониклись глубоким убеждением в том, что Небеса действительно послали им королеву-воительницу, которая приведет их к победе. Иногда, в самый разгар схватки, она ловила на себе озадаченный взгляд Вайдейла, после чего вскидывала голову, ее глаза вспыхивали, а губы изгибались в улыбке, в которой некоторая надменность смешивалась со смущением, что показывало, она неравнодушна к критике, сквозившей в его взгляде. Для Оуэна в тот период ее поведение было не только постоянной загадкой, но и источником боли; ибо, хотя он видел многое, чем не мог не восхищаться, он также осознавал постепенную перемену в ее поведении по отношению к нему, наполнявшую его дурными предчувствиями.

В своем энтузиазме Ванина часто подвергала себя опасности с безрассудством, опасным не только для нее самой, но и для тех, кто ее окружал, кто всегда был настороже, чтобы защитить ее. В этом Рокта и Вайдейл соперничали с ее собственным братом и друг с другом; и каждый, в свою очередь, как уже говорилось, был ранен и вынужден на некоторое время удалиться с поля боя. И, поскольку они были не единственными, кто был обязан своими ранами тому, что защищал ее, Монелла в конце концов оказался вынужден вмешаться, чтобы наложить некоторые ограничения на ее действия. На самом деле, не раз ему самому приходилось бросаться в гущу ожесточенной схватки и прикрываться своим огромным мечом или тяжелым топором, чтобы спасти офицеров, попавших в опасную ситуацию из-за опрометчивого, хотя и благонамеренного рвения Ванины. После этого он решил, что в будущем она должна воздержаться от активного участия в боевых действиях.

Итак, указ был издан, и отныне Ванине приходилось довольствоваться наблюдением за битвой издалека, а затем вызывать тех, кто особенно отличился, чтобы похвалить и должным образом вознаградить их. Было с удивлением отмечено, что сама она не получила ни единой царапины, ибо среди врагов было много людей с дикими инстинктами, которые с такой же легкостью убили бы женщину, как и мужчину. Первое вероятнее, потому что они смотрели на нее как на ведьму. Говорили даже, что некоторые поклялись отдать свои жизни, чтобы "убить ведьму", веря, что победа не улыбнется им, пока она жива, чтобы ободрять своих солдат и поддерживать их своим колдовством.

Около двух месяцев прошло в этой беспорядочной войне, которая, в конце концов, стала изматывающей для всех заинтересованных сторон. В основном результат был явно в пользу войск Монеллы, во многом благодаря его полководческому мастерству. Как и в случае с ночным сюрпризом, которым началась кампания, он постоянно выигрывал битвы благодаря своей стратегии и находчивости. Какими бы ни были обстоятельства, он, казалось, всегда был готов прибегнуть к какой-нибудь новой уловке, чтобы обмануть своих противников. Однажды, притворяясь отступающим, он завел их в зыбучие пески, лежавшие недалеко от берега моря, где их тяжелые доспехи быстро увлекли их в топь, причем товарищи, вовремя остановившиеся на краю, ничем не смогли им помочь. Он построил отдаленный форт или блокгауз в изолированном месте за пределами укреплений и разместил в нем гарнизон и склады. Вскоре караниты осадили его; затем другой отряд диландийцев, как называли людей Монеллы, напал на осаждавших, но только для того, чтобы быть отброшенным и преследуемым. Но когда караниты вернулись после погони, то обнаружили, что гарнизон в их отсутствие ускользнул. Вслед за этим они вошли и вступили во владение; обнаружив хорошие запасы вина и продовольствия, начали готовиться к постоянному пребыванию в форте в качестве базы для будущих операций. Они послали за подкреплением, и внутрь набивалось все больше и больше людей; затем все здание с грохотом рухнуло, похоронив три четверти из них под своими развалинами; в то время как на тех немногих, кто выбрался из-под обломков, напали их бдительные враги и убили или взяли в плен. Ибо во время строительства сооружения оно было ослаблено; и когда гарнизон покинул форт, он оставил его поддерживаемым только временными опорами, скрытыми под мнимыми фундаментами, рухнувшими под возросшим весом более многочисленного гарнизона.

В другом случае, когда отряд каранитов, высадившись, вступил в бой с равным числом диландийцев, который продолжался некоторое время без преимущества какой-либо из сторон, вдалеке было замечено несколько каранитских лодок, очевидно, с подкреплением. После этого диландийцы отступили, преследуемые своими врагами, последовавшими за ними на некоторое расстояние вглубь страны. Но когда последние вернулись на берег после очередной безрезультатной погони, то обнаружили, что их собственные суда находятся в руках диландийцев, поскольку предполагаемое подкрепление было еще одной уловкой Монеллы. Он использовал корабли, которые захватил ранее, и отправил их на место обходным путем, под их собственными захваченными знаменами и заполненными диландийцами, одетыми в пурпурную форму, снятую с захваченных пленных. В этом сражении снова было захвачено значительное количество как галер, так и людей; диландийцы же понесли незначительные потери.

Этими и другими способами Монелла одержал множество маленьких побед, пока, наконец, его враги не стали слишком осторожными, чтобы полагаться на себя в дальнейших вылазках. И на некоторое время снова наступило неофициальное перемирие или затишье в боевых действиях.

До сих пор политика Монеллы была почти полностью оборонительной; он довольствовался поддержанием открытого сообщения между пещерами и Диландисом и отражением нападений на береговую линию. На воде было очень мало сражений, и великой армады не было видно. Однако он использовал это время для подготовки к грандиозному контрнаступлению и решил, что настал момент, когда он сможет перейти в наступление и перенести войну в страну противника с некоторой перспективой на успех. Таким образом, последовавшее затишье было всего лишь затишьем перед новой бурей, и над городом Диландис воцарилась своего рода тишина ожидания. Ибо, хотя планы Монеллы были известны только ему самому и двум или трем лицам, пользовавшимся его доверием, все же было общеизвестно, что вот-вот будет нанесен какой-то решающий удар.

Кое-кто был склонен считать, что Монелла слишком долго откладывал наступательные действия. Таким образом, говорили они, все подвергались постоянным изнуряющим нападениям, в то время как их враги мирно проводили время дома, свободные от тревог, набегов или вторжений. С другой стороны, рыбы почти не было, потому что ни один рыбак не отваживался отходить далеко от берега; а диландийцы в значительной степени полагались на рыбную ловлю, чтобы добыть себе пропитание. Эти и многие другие испытания и неудобства добавились к трудностям и страданиям, которые всегда влечет за собой борьба; и через некоторое время они вызвали некоторое недовольство. Более того, многие, без сомнения, были разочарованы, обнаружив, что от множества замечательных вещей, какие, как им сказали, были привезены на большом корабле, на котором прибыли чужеземцы, не было получено никакого особого преимущества в способе ведения боя.

Что касается этого, то даже Вайдейл и Даревилл иногда задавались вопросом, как Монелла собирается использовать некоторые предметы, которые они привезли с собой из груза "Веселого кавалера". Там были фейерверки, паровой катер, маленькая пушка, ракеты и так далее; ни одно из них не было использовано. Что касается их собственных револьверов, то они приберегли свой небольшой запас патронов на крайний случай. Лишь несколько раз они пускали в ход свои пистолеты, и то для того, чтобы спасти свою собственную или чью-то еще жизнь; но тогда воздействие на врага было мгновенным и замечательным. В двух или трех случаях применение оружия переломило ход сражения, повергнув врагов в безудержную панику как раз тогда, когда они считали себя уверенными в победе; моральные последствия тоже были значительными, и в конце концов заставили обоих новичков быть воспринятыми другой стороной с почти суеверным страхом. Но эти двое, со своей стороны, только сильнее мечтали о двух-трех винтовках и нескольких сотнях патронов; ибо тогда, как они никогда не уставали повторять, "со всем этим делом можно было бы покончить, а короля Кару поставить на колени в мгновение ока", каким бы этот период времени ни был точно.

Одно сильно удивляло их в этой связи: они ничего не слышали о Дарфорде и его товарищах и часто задавались вопросом, что могло случиться с ними, а также с винтовками и другим оружием, которое они захватили на "Веселом кавалере".

Что касается отношений, они добились хороших успехов в изучении языка страны, познакомились и подружились со многими жителями. Однако их относительное положение очень значительно изменилось - по крайней мере, в том, что касалось Вайдейла. Ибо между Ваниной и принцем Роктой возникла тесная дружба, которая, казалось, с каждым днем становилась все теснее, в то время как отношения между ней и Оуэном становились пропорционально холоднее. Во время частых визитов Ванины в армию или больницы принц Рокта всегда был ее главным спутником. Она советовалась с ним по всем вопросам, связанным с операциями, к которым проявляла интерес, так что их постоянно можно было видеть вместе. Вследствие этого Вайдейл, казалось, становился все более угрюмым и недовольным. На самом деле он был даже в худшем положении; ибо стал жертвой борющихся страстей и должен был, как мог, переживать горькое разочарование. Он с самого начала по уши влюбился в Ванину, и вплоть до их приезда в это место у него были все основания питать надежду. Но теперь она, казалось, больше не думала о нем. Было ли это из-за того, что у нее закружилась голова от положения, в которое она так неожиданно оказалась поставлена, или из-за того, что была сражена бесспорно красивым лицом и фигурой Рокты, а также его грациозными манерами, Вайдейл не мог решить. Он знал только, что она изменилась, и что его шансы когда-либо завоевать ее с каждым днем стремились к нулевой отметке. Напрасно он пытался утешить себя мыслью, что она бессердечная кокетка и, следовательно, недостойна любви настоящего мужчины. Эта мысль не помогала ему подавить свою страсть. И сделать это было еще труднее из-за того, что во всех остальных отношениях, - он это признавал, - он восхищался ею больше, чем когда-либо прежде. В реальной войне она доказала, что обладает всеми теми качествами, которые он мечтательно приписывал ей в воображении задолго до этого. Разве не он сказал ей, что она рождена быть королевой-воительницей - той, которая ведет мужчин в бой и подбадривает их в гуще сражения своей редкой храбростью? И разве она не оправдала это - разве она не сделала этого, более того, ни на йоту не утратив своей женственности? Это было доказано многими способами: ее заботливой заботой о раненых, ее готовностью сочувствовать тем, кто им дорог, - их женам, сестрам или детям. И дома, на придворных приемах, было странно видеть, как полно она могла сбросить воинственный вид и снова стать очаровательной, хотя и всегда исполненной достоинства, царственной женщиной, завоевывающей благосклонность своей добротой ко всем окружающим. Именно в эти моменты, возможно, больше, чем в какие-либо другие, Вайдейл осознавал, что любит ее больше, чем когда-либо прежде; и испытывал горькую обиду на Рокту, который - как он это себе представлял - бросил красивую, привлекательную девушку, с которой был помолвлен, чтобы проникнуть на его (Вайдейла) "территорию", попытаться украсть у него ту, которую он почти считал своей.

Тем временем Иделия, избегавшая всякого соприкосновения с боевыми действиями, за исключением ухода за ранеными, большую часть времени уединялась в своих собственных покоях. Она часто отсутствовала на вечерних приемах и других церемониях, а когда все-таки посещала их, все замечали, что она выглядит бледной и измученной заботами.

Однажды тлеющая вражда между принцем Роктой и Вайдейлом переросла в открытую ссору.

Вайдейл, бесцельно прогуливавшийся по дворцу и не имевший в настоящий момент никаких особых дел, связанных с выполнением воинских обязанностей, наткнулся на Иделию, сидевшую на балконе, с которого открывался вид на город и море за островом. Он был поражен печалью, которую увидел написанной на ее лице; и, сам пребывая в мрачном настроении, сел рядом с ней и ласково спросил, в чем причина?

Она медленно перевела на него взгляд и, в свою очередь, спросила:

- Почему вы думаете, будто что-то не так?

- Судя по вашим манерам, принцесса, и по вашему лицу. Я пробыл здесь достаточно долго, чтобы уметь определять, когда вы чувствуете себя счастливой, а когда огорченной. Мы все встретили столько доброты с вашей стороны, что я был бы поистине неблагодарным, если бы не почувствовал беспокойства, увидев, что вы несчастливы.

- Кто может быть счастлив, - спросила Иделия, - среди стольких страданий? Вот уже в течение длительного времени каждый день, почти каждый час приносит нам новые огорчения, известия о ранении или смерти кого-то из наших людей. Теперь я боюсь даже выглянуть из дворца, как раньше, на нашу страну, чтобы внезапно не услышать вопли, свидетельствующие о том, что люди борются за то, чтобы покалечить и убить друг друга. Мне некуда идти, разве что запереться в каком-нибудь подземном склепе, чтобы спастись от всех этих неприятностей.

- Да, я понимаю, - со вздохом ответил Вайдейл. - И все же мне кажется, принцесса, что это не единственная причина вашей растущей меланхолии. До нашего прихода дела обстояли примерно так же, как сейчас; на самом деле, они были даже хуже, ибо, по крайней мере, с тех пор, как мы здесь, положение вашего народа в войне улучшилось.

- Да, это правда; но... видите ли, я надеялась, что все это закончится раньше.

- Я знаю. Однако я бы сказал, что, по-моему, сейчас мы близки к концу, и что пройдет немного времени, и мы одержим победу. И все же, принцесса, - продолжал Вайдейл, серьезно глядя на нее, - боюсь, что прекращение военных действий не вернет румянец на ваши щеки или веселую улыбку на ваши губы, так очаровавшие нас всех, когда мы прибыли сюда.

Иделия на мгновение взглянула на него, но ничего не сказала и мечтательно устремила взгляд на далекий пейзаж.

- Мне было бы жаль думать, принцесса, - продолжал Вайдейл, - что наше появление принесло вам неприятности вместо избавления от печали, на которое вы рассчитывали. Я действительно счел бы несчастьем, если бы пришло время, когда вы в глубине души пожалели бы, что увидели "Веселого кавалера" и тех, кто находился на его борту.

При этих словах Иделия закрыла лицо руками и разрыдалась.

- Я не хочу ничего говорить, - всхлипнула она, - но, кажется, что-то идет не так; и я не знаю, что сделать, чтобы все исправить, у меня нет ни отца, ни матери, которые могли бы мне посоветовать, ни друга...

- Нет друга? - произнес голос у нее за спиной, и они оба, оглянувшись, увидели Монеллу, пристально смотревшего на них. - Не говори, дочь моя, что у тебя нет друга, пока я в пределах досягаемости.

Иделия немного оживилась и ответила:

- Я знаю это, добрый друг. Вы, должно быть, считаете меня неблагодарной за то, что я, кажется, забыла вас, который так много сделал для меня и всего нашего народа. И все же вам есть о чем подумать, так что с моей стороны было бы эгоистично утомлять вас своими заботами.

- Почему? - ответил Монелла. - Если вы можете поделиться ими с другими? - И он посмотрел на Вайдейла таким пристальным взглядом, что тот смутился. - Я надеюсь, однако, - продолжал он, - что нас ждут лучшие времена, и лучшие времена могут принести более радостные мысли. В любом случае, не теряй мужества, дочь моя, и веры, и все еще может быть хорошо. - С этими словами он повернулся и покинул их.

Вайдейл постарался перевести разговор на другую тему.

- Сегодня довольно освежающий ветерок, - сказал он. - Как жаль, что мы не можем поплавать под парусом.

Как раз в этот момент принц Рокта, проходивший мимо, остановился, увидев этих двоих вместе. Его лоб омрачился; он заколебался, как будто не решаясь, заговорить ли ему или идти дальше. Затем, внезапно приняв решение, он сказал со смехом, который был слегка натянутым:

- И что же вы двое обсуждаете с такой серьезностью?

Вайдейл спокойно посмотрел на него и ответил:

- Погоду.

Рокта вспыхнул и резко ответил:

- Я думаю, что нет. Люди обычно не обсуждают погоду с такой серьезностью.

- Разве нет? - холодно возразил Вайдейл. - Возможно, вам лучше знать. Но разве это имеет хоть малейшее значение? - и с этими словами он отвернулся, делая вид, что его интересует открывающийся перед ним вид.

Рокта вздрогнул, сделал шаг вперед, затем, с усилием подавив свой гнев, отошел без дальнейших слов.

Во время этого маленького эпизода Иделия ничего не сказала.

Вайдейл еще немного поговорил с ней, главным образом о перспективах экспедиции, которую тогда планировал Монелла; но, обнаружив, что она не в настроении для разговоров, он уже собирался встать, чтобы попрощаться с ней, когда вернулся Рокта.

- Все еще говорите о погоде? - саркастически спросил он.

- Нет, конечно, - ответила Иделия, - не в этот раз. Мы обсуждали наши перспективы в предстоящей битве.

- Мне кажется, - сказал Рокта, - что этому джентльмену было бы лучше присутствовать на своем месте и выполнять свои обязанности по подготовке к этой битве, чем бездельничать в вашем обществе.

Вайдейл вскочил.

- Как вы смеете, сэр? - воскликнул он. - Я не подчиняюсь вашим приказам. Разве недостаточно того, что я сражался, да, и проливал кровь тоже, за ваше дело - дело, в котором у меня нет личного интереса, - чтобы я должен был вдобавок мириться с оскорблениями?

- Если вы говорите об оскорблении, - горячо возразил Рокта, - то у этого вопроса есть две стороны. Ваши манеры и отношение ко мне в течение некоторого времени были всего лишь скрытым оскорблением.

- А как насчет вашего отношения ко мне? - спросил Вайдейл. - Как вы думаете, сколько еще я буду терпеть ваше высокомерие?

При этих словах Рокта положил руку на свой меч и обнажил его; Вайдейл мгновенно сделал то же самое, в то время как Иделия вскочила с криком страха.

XVIII. ВЕЛИКОЕ МОРСКОЕ СРАЖЕНИЕ

Прежде чем перепуганная Иделия успела решить, какие действия ей следует предпринять, чтобы предотвратить дуэль, казавшуюся неминуемой, Монелла снова вошел в апартаменты, и принцесса умоляюще протянула к нему руки. Он быстро оценил ситуацию и встал между спорящими.

- Что происходит? - спросил он, с необычной суровостью переводя взгляд с одного на другого. - Принц! Вайдейл! Значит, у нас больше нет врагов, с которыми нужно сражаться, и мы можем начать ссориться между собой? Я никогда не думал, принц, что увижу, как вы обнажите свой меч против того, кто является вашим гостем и гостем вашего народа; кто, более того, оказал такую услугу против ваших врагов. А вы, мой друг, - обращаясь к Вайдейлу, - уместно ли вам таким образом нападать на одного из лидеров народа, который принял вас по-доброму и обращался с вами с честью?

Оба вспыльчивых молодых человека выглядели несколько пристыженными этим упреком. Но когда Монелла спросил, из-за чего произошла ссора, они упорно хранили молчание. Ни один из них не захотел признаться в том, что, как каждый знал, было истинной причиной; в то время как мнимая причина была слишком тривиальной - как они оба так же хорошо знали - чтобы изложить ее Монелле.

Поскольку оба хранили молчание, Монелла повернулся к Иделии и спросил у нее правду.

- На самом деле, - сказала она, - насколько я знаю, не было никакой причины.

- Хорошо! - сказал Монелла, обращаясь к ним обоим, с оттенком иронии в тоне: - Поскольку спор возник не из-за вопроса достаточной важности, какой можно было бы сообщить другу обоих, полагаю, могу выразить надежду, что с этим покончено.

Оба угрюмо вложили мечи в ножны, и Рокта обратился к Монелле.

- У меня нет желания ссориться, но он знает, как оскорбил меня. Пусть он извинится, и делу конец.

- Я не сказал и не сделал ничего такого, за что нужно извиняться, - ответил Вайдейл. - Это мне следует требовать извинений.

- Что ж, мы можем обсудить это в другой раз, милорд Монелла, - заключил Рокта и с этими словами ушел.

Иделия тоже ушла, а Монелла, оставшись наедине с Вайдейлом, вопросительно посмотрел на него и покачал головой.

- Конечно, вы имеете на это право - упрекать меня, что, по-видимому, делает ваша милость, - взорвался Вайдейл, - но поведение этого человека по отношению ко мне в последнее время - это нечто большее, чем я могу вынести. Вы знаете, - продолжал он взволнованно, - как он себя ведет. И вы знаете или догадываетесь о моем секрете. До того, как мы прибыли сюда, у меня были основания надеяться, что... ну... какая разница, на что я надеялся? Со всем этим покончено; и, конечно, я не имею права вмешиваться, возможно, даже открывать рта. Но когда я вижу, как принц Рокта флиртует, а именно таково его поведение по отношению к той, к кому я питаю большое уважение, и вижу то, что ясно всем, - что он разбивает сердце одной из самых добросердечных, милейших женщин, - когда я вижу все это, и вспоминаю то, что я все время сражаюсь за его страну, - это больше, чем я могу вынести, - терпеливо сносить его оскорбления. На самом деле, - безрассудно выпалил он, - я больше не стану сражаться за него. - И с этими словами он отстегнул свой меч, снял с руки повязку, бывшую знаком его ранга и должности, которую он занимал как офицер, и швырнул их в угол. - Пусть они отдадут мне, - продолжал он, - то, что причитается мне за мою долю груза "Веселого кавалера". С этим я, полагаю, смогу оставаться в этой стране до тех пор, пока мы не сможем покинуть ее.

Монелла посмотрел на него и вздохнул.

- Это нехорошо, сын мой, - мягко ответил он. - Значит, ты потерял всякую веру в Провидение?

- Чего вы хотите? - угрюмо спросил Вайдейл. - Вы, конечно, не можете призвать меня продолжать сражаться?

- Что бы я хотел, сын мой, - любезно ответил Монелла, - так это то, чтобы ты не позволил говорить о себе, будто избегаешь драки.

- Говорю вам, что больше не буду сражаться за него, - упрямо возразил Вайдейл.

- Тогда сражайся за меня, - ответил Монелла, кладя руку на плечо друга. - Если, как ты говоришь, мы когда-нибудь выберемся отсюда, многое предстоит сделать, и ты должен помочь. Отныне ты будешь со мной, и будешь помогать мне одному. Конечно же, ты не откажешь мне в этом?

Вайдейл взял протянутую ему руку и пожал ее.

- Я был бы неблагодарным, - сказал он, - если бы отказался от чего-либо, о чем вы меня просите. Всегда располагайте мной. Я буду сражаться ради вас.

Будет справедливо по отношению к принцу Рокте заметить, что, хотя он отказался первым сказать хоть слово, чтобы уладить ссору, он втайне признал перед самим собой, что был в чем-то не прав; и с того времени старался больше не давать Вайдейлу повода для обид. Он был добродушным молодым человеком, обладавшим натурой, присущей людям прямолинейным и джентльменам. Единственный оставшийся представитель одной из ветвей древних царей Атлантиды, поскольку Иделия, дальняя родственница, принадлежала к другой ветви, он был воспитан с несколько преувеличенными представлениями о собственной значимости и по этой причине склонен временами быть надменным и порывистым. Природа наделила его такими достоинствами, что удивительно, как он не оказался более тщеславным, чем был на самом деле. Возможно, война, в которой он участвовал более или менее в течение многих лет, не обошлась без каких-то положительных последствий; он научился уважать мужество и отвагу в других и узнал, что в жестокой схватке все в значительной степени равны; что тяжелые удары почти поровну распределяются между принцем и простолюдином.

Таким образом, получилось так, что Рокта не мог оправдать, даже перед самим собой, свое поведение по отношению к Иделии и Ванине; следовательно, он также мог понять враждебность Вайдейла. Однажды, также, в гуще боя, когда Рокта был в тяжелом положении, и казалось невозможным, что он сможет выйти живым, пуля просвистела мимо него и уложила его главного противника, как раз в тот момент, когда удар, который должен был лишить его жизни, уже готов был обрушиться. И Рокта знал, что Вайдейл израсходовал для него один из тех патронов, которые в этой стране ценились дороже алмазов такого же размера. Не то чтобы солдаты придавали большое значение подобным происшествиям или вели счета должников и кредиторов о тех случаях, когда они спасали жизни друг друга в бою. Но Рокта не забыл этого; более того, в глубине души он любил Вайдейла и восхищался им за его спокойную, непоколебимую храбрость, и внутренне сожалел, что у него были веские основания для своих чувств к нему.

- И все же, - сказал Рокта себе в качестве утешения или оправдания, - восхищаясь ею, как, я знаю, он это делает, он едва ли может винить меня за то, что я также подпал под ее чары.

Он знал, что это было неубедительное оправдание; и он попытался хоть как-то загладить свою вину после ссоры, проявив то, что он считал великодушием по отношению к своему сопернику. Он обращался с ним, когда они встречались, - что теперь случалось редко, - с таким нарочитым дружелюбием и учтивостью, что Оуэн, какими бы горькими ни были его мысли, не мог найти оправдания продолжению ссоры. И поскольку ни он, ни его соперник ничего не сказали, а Иделия и Монелла хранили такое же молчание о случившемся, никто, кроме этих четверых, даже не заподозрил, что произошла какая-то ссора.

Даже Сидни Даревилл ничего не знал об этом, потому что Вайдейл, каким-то образом, хотя и был с ним в очень близких отношениях, избегал посвящать его в свои чувства к его сестре. Сидни всегда казался стойким к очарованию противоположного пола. И вряд ли он стал бы вмешиваться или возражать своей энергичной, но часто властной сестре.

Вероятно, если бы Вайдейл изложил ему свое дело и попросил его о добрых услугах, его бы встретили словами: "Удача на войне, мой мальчик, удача на войне. Тот, кто рискует ступить на скользкую почву, должен иногда ожидать падения"; или что-то в этом роде. Более того, по слухам, у Сидни впервые завязался собственный небольшой роман с некоей Инонией, обворожительной придворной дамой, которой было специально приказано ухаживать за его сестрой; таким образом, между этим и его военными обязанностями у него оставалось мало времени на что-либо еще. На самом деле, некоторые заходили так далеко, что говорили, будто бравый солдат с его веселым, непостоянным темпераментом был любимцем придворных дам, и этот маленький флирт был не единственным.

Однажды утром, на рассвете, огромный флот галер и других судов вышел из гавани Диландиса и двинулся, выстроившись в боевом порядке, в направлении Каранды, столицы короля Кары. Борта судов были приподняты за счет добавления верхней части из листового железа, служившей защитой для тех, кто находился на борту, и почти скрывавшей их из виду. Если бы не это, было бы очевидно не только то, что на кораблях имелось не так много воинов, как обычно, но и то, что на них почти отсутствовали доспехи. Даже их тяжелые щиты были оставлены; железный экран, поднятый над фальшбортами, был сочтен достаточным для их защиты. Все паруса и знамена были убраны, а мачты уменьшены в высоту, чтобы сделать корабли легче и позволить им меньший балласт. Флот медленно плыл вдоль побережья, где огромная стена отвесного утеса поднималась из моря почти перпендикулярно. В какой-то момент она достигла размеров небольшой горы из хрустальной породы, блестевшей и искрившейся на солнце. Далее скалистая стена тянулась по-прежнему, пока на фоне горизонта не стали видны башни и минареты города Каранды, объекта их нападения. Издали это место мало чем отличалось от Диландиса; здесь были огромные водные ворота, крепостные валы, со стоящими через равные промежутки сторожевыми башнями, каменные укрепления, тянувшиеся на некоторое расстояние по обе стороны гавани; а на заднем плане возвышались туманные пурпурные горы, вздымавшиеся ввысь, крутые и неприступные, почти до облаков.

За стенами и крепостными валами виднелись верхние части величественных зданий, огромные храмы необычной архитектуры, с могучими колоннами, дворцы с башенками, сверкавшими на солнце, словно они были сделаны из полированного золота. От некоторых из них поднимались спирали светло-голубого дыма, лениво уплывавшие вдаль.

Когда диландийский флот приблизился на расстояние полумили, огромные водные ворота распахнулись, и показался ряд судов, которые сразу же вышли ему навстречу. Они выступили под бой барабанов и рев труб, среди криков и одобрительных возгласов толпы, собравшейся посмотреть на них. Выйдя из ворот гавани, они рассредоточились направо и налево, приняв форму полумесяца, который расширялся все дальше и дальше по мере того, как все больше и больше судов выходили из гавани и продвигались к центру линии.

На всех были развешаны парусные знамена, богато расшитые пурпуром и серебром, на мачтах, блестевших так, словно сами они были сделаны из серебра. Нос и корма высоко выступали из воды, и на первых были изображены драконоподобные чудовища, чем-то похожие на тех, что устроены на китайских джонках. Корпуса были серебристо-белыми и цвета слоновой кости, с широкой пурпурной полосой, проходящей от края до края и повторяющей форму судна. Верхние палубы были заполнены вооруженными людьми, солнечный свет вспыхивал и искрился на их доспехах, на начищенных шлемах и нагрудниках, на отполированных копьях и щитах. Над головой развевались вымпелы и растяжки разных цветов, постоянно менявшиеся, без сомнения, передавая приказы и ответные знаки с одного судна на другое.

Это была великая армада, о которой в Диландисе так много говорили и которую опасались, но о которой до сих пор никто ничего доподлинно не знал. Несомненно, это был блестящий и внушительный флот, и по численности он превосходил диландийские суда примерно в два раза. Сами корабли также были, в среднем, крупнее и массивнее на вид; и в общей сложности они перевозили, вероятно, в три раза больше воинов.

В целом все выглядело так, что у атакующего флота было мало шансов против противостоявшей им мощной силы. Очевидно, диландийцы придерживались такого же мнения, потому что, как только увидели эту армаду, приближающуюся к ним, все их суда развернулись и направились обратно в свою гавань, а каранитский флот последовал за ними с криками, воплями и насмешками.

Впоследствии выяснилось, что готовность каранитов выступить и предложить сражение была вызвана тем фактом, что Монелла отправил им за три дня до этого уведомление о своем предполагаемом нападении. Он отправил обратно на маленькой лодке двух пленников со своим вызовом. Караниты сразу же решили принять вызов и поспешно приступили к работе, чтобы внести последние штрихи в армаду, которую они так долго готовили.

Все выглядело так, будто диландийцы, посылая свой вызов, недооценили силу своих противников и теперь, осознав свою ошибку, стремились вернуться в убежище в своей гавани и укреплениях. Во всяком случае, они гребли так, словно спасали свою жизнь, а их противники преследовали их с торжествующими криками. Вскоре стало ясно, что преследователи неуклонно настигают преследуемых; и к тому времени, когда передовые суда последних поравнялись с их гаванью, ворота были замечены закрытыми, словно тот, кто остался за старшего, либо утратил свою обычную бдительность, либо закрыл их в панике перед врагом. Поскольку ждать, пока откроются ворота, было некогда, у диландийцев была только одна альтернатива - остаться сражаться или продолжить свое бегство мимо собственного города и вокруг острова.

Они выбрали последнее, и торжествующие крики их преследователей превратились в неистовый рев, когда они погнали свои корабли вперед, соперничая друг с другом в том, кто первым захватит убегающие суда. Мужчины, вооруженные хлыстами, стояли над трудящимися гребцами, и жестокие удары опускались то тут, то там на самых слабых и тех, кто проявлял признаки слабости. Вспотевшие гребцы, подгоняемые таким образом, с дикой энергией налегали на длинные весла; те создавали водовороты и разбрызгивали воду, когда погружались в нее мощными гребками, и суда шли вперед рывками, свидетельствовавшими о прилагаемых отчаянных усилиях. Но, несмотря на все усилия, когда они проходили между городом Диландис, с одной стороны, и пещерами, с другой, корабли, за которыми они гнались, имея на борту гораздо более легкий груз, неуклонно сохраняли дистанцию и даже начали отдаляться от своих преследователей.

Внезапно, - как раз в тот момент, когда прошло последнее из судов каранитов, - водяные ворота, закрывавшие вход в пещеры, открылись, и оттуда выскользнул новый противник, вид которого наполнил изумлением и испугом тех из преследователей, кто был достаточно близко, чтобы хорошо его разглядеть. Для них это выглядело как странное отвратительное чудовище, двигающееся с поразительной скоростью по поверхности воды, без плавников или других средств передвижения. Его форма напоминала большую рыбу, а часть, видимая над поверхностью, демонстрировала тело и спину, круглые и гладкие, как у кита; большие сверкающие глаза и огромные челюсти постоянно открывались и закрывались со злобными щелчками, которые были слышны за сотни ярдов. Это ужасное существо пустилось в погоню за каранитским флотом, рассекая воду, вздымая перед собой фонтаны брызг и оставляя за собой длинный след из пенящихся, танцующих волн. Оно быстро настигло их, и когда приблизилось, то, помимо яростного щелканья мощных челюстей, послышался другой звук, похожий на звук, который издает дикий зверь, тяжело дышащий и фыркающий от нетерпения схватить свою добычу. Караниты на самых задних галерах, едва увидев это чудовище, несущееся за ними по воде, были охвачены ужасом. Кто-то принялся пускать в него стрелы, но те отскакивали от его боков и падали в море. Когда оно приближалось, другие пустили в ход копья и дротики, но всегда с одним и тем же результатом. Затем, когда оно оказалось совсем близко за кормой, некоторые поспешно сбросили с себя более тяжелые части доспехов и прыгнули в море; другие, охваченные еще большей паникой, прыгнули за борт как были и скрылись под волнами. Что касается этих робких людей, то следует помнить, что в их собственной стране обитал ужасный крален, и поэтому у них имелись веские основания верить в существование всевозможных чудовищ. Другие, из более прочного материала, оставались на своих местах и держали оружие в руках, полные решимости атаковать чудовище, когда оно приблизится к ним. Но оно этого не сделало. Приблизившись, оно свернуло в сторону и промчалось мимо на расстоянии двух или трех футов. Не обращая внимания на тех, кто был на судне, оно яростно вгрызлось в весла, обломав их все до единого; затем помчалось дальше, чтобы догнать следующее судно, с которым обошлось таким же странным образом. Таким образом, оно обогнало все суда одной линии каранитского флота, обломав им весла с одной стороны; затем, развернувшись, оно вернулось вдоль линии с противоположной стороны, обломав весла на той. После чего, не обращая внимания ни на бойцов на борту, ни на стрелы и дротики, которые они пускали в него, оно атаковало вторую линию. По истечении получаса каждое судно каранитского флота было искалечено потерей весел; когда были вытащены запасные, их тоже обломали. Поскольку ветра, способного наполнить паруса, не было, менее чем через час почти все корабли беспомощно дрейфовали, не в силах ни двигаться, ни управляться. Исключением были два или три отставших, которым удалось вовремя скрыться, и их не сочли достойным преследовать. Было сочтено желательным, чтобы кто-то доставил известие о неожиданном, ужасном бедствии, постигшем остальную часть экспедиции.

Тем временем каранитский флот неподвижно и беспомощно лежал на воде. Те, кто находился на борту, раздражались и кипели от злости и, без сомнения, ругались. Они оглядывались вокруг в смятении и беспомощности, гадая, что будет дальше. Но что было самым унизительным и доводило их почти до грани безумия, так это тот факт, что диландийский флот игнорировал их; или, по крайней мере, проявлял обдуманное безразличие, которое было столь же раздражающим, сколь и неожиданным. Он просто окружил беспомощные суда, держась подальше от стрел. Для каранитов это было более раздражающим, чем атака, в которой, по крайней мере, учитывая, что их суда были тяжелее, а воины лучше вооружены, они могли рассчитывать на успех. Но диландийцы, казалось, никуда не спешили, и два флота еще некоторое время наблюдали друг за другом в очень странной, не воинственной манере. Затем стало очевидно, что диландийцы ждали какого-то дальнейшего развития своего плана, ибо, лениво налегая на весла, они выжидательно, но молча смотрели в сторону ворот пещеры, в то время как караниты, недавно осыпавшие их насмешками и издававшие крики триумфа, сидели столь же молчаливо и выжидательно.

И теперь причина задержки стала видна; ворота пещеры открылись, и оттуда вышел, буксируемый тремя или четырьмя кораблями, "Веселый кавалер" - но уже не тот, каким был раньше. Вместо прежнего, возвышалась огромная масса, колоссальная безмачтовая галера; и вскоре из ее бортов показались огромные весла, после чего буксирные суда отчалили. Среди небольших кораблей, окружавших его, судно выглядело как тритон среди пескарей. Снятие мачт подняло его гораздо выше над водой, поскольку теперь ему почти не требовался балласт, чтобы приспособиться к своим новым обязанностям в защищенных водах вокруг Атлантиды. А его фактическая высота над поверхностью воды была дополнительно увеличена за счет железных пластин с отверстиями. Медленно, величественно он приближался к каранитским кораблям; огромные весла, двигавшие его вперед, работали с точностью механизмов; на нем не было ни флагов, ни цветов, и на его палубах не было видно ни одного человеческого существа. Но когда оно приблизилось к переднему из своих врагов, над носом показалась высокая фигура, и Монелла, спокойно глядя вниз на переполненные палубы выстроившихся перед ним галер, окликнул их через переговорную трубу.

- Люди Каранды, - крикнул он. - Сдавайтесь! Сдавайтесь сейчас, и быстро, или отвечайте за последствия!

В ответ последовал град стрел, которые он спокойно отразил своим щитом, а затем исчез. Отчаявшиеся караниты выпустили еще больше стрел и тщетно метали свои копья и дротики в окованные железом борта приближающегося судна. А оно приближалось медленно, но неумолимо; под крики и завывания, исходившие от беспомощных врагов.

Караниты увидели и осознали его цель. Но все их вопли ярости, ужаса и отчаяния были бесполезны. "Веселый кавалер", продвигаясь вперед, с непреодолимой силой врезался в более мелкие суда на своем пути и шел прямо по ним; и вот! от них не осталось ничего, кроме верхушек двух или трех мачт и знамен, медленно погружающихся под воду, и людей, тщетно пытающихся плыть, но увлекаемых вниз своими доспехами. Некоторые, правда, вовремя сбросили их и теперь предпринимали отчаянные попытки взобраться по бортам "Веселого кавалера" или протиснуться в отверстия, из которых высовывались весла, но борта судна были гладкими и скользкими, как стекло; отверстия были слишком малы, чтобы забраться внутрь; несколько человек в отчаянии уцепились за весла, после чего с палубы в них полетели стрелы и копья, и они быстро погрузились, чтобы больше не всплыть. "Веселый кавалер" шел дальше; и каждый раз, когда он подходил к судну или группе судов, следовало одно и то же требование сдаться; отказ приводил к одному и тому же результату, но одна группа каранитских судов, лучше других обеспеченная запасными веслами, теперь подходила к "Веселому кавалеру", и, в ответ на приказ сдаться, обогнула его и попыталась стрелять по гребцам через отверстия. На этих кораблях находилась элита каранитского флота; там собрались все главные офицеры, и они решили предпринять последнюю отчаянную атаку. Но их постигла еще худшая участь, чем остальных, потому что вместо стрел, копий и дротиков над фальшбортами теперь полетел ураган огненных снарядов, который наполнил их изумлением и страхом. На самом деле это был ливень фейерверков - хлопушек и шипящих петард, огненных колес и змей, а также пикирующих, шипящих ракет, сеющих панику и смятение среди переполненных палуб, на которые они падали. Но еще худшее, чем это, было впереди, ибо теперь изливались потоки нефти. Струи, выпущенные из насосов, обрушились на пылающие фейерверки и на тех, кто стоял рядом с ними; через несколько секунд суда загорелись, и несчастные люди в пылающей одежде стали отчаянно прыгать в воду. Две галеры предприняли попытку последней жестокой мести, намеренно приблизив свои горящие суда к "Веселому кавалеру" в надежде, что он загорится и погибнет вместе с ними. Но этот маневр был легко пресечен шестами, которые помешали им приблизиться к нему; а когда они попытались сломать шесты своими топорами, оказалось, что те покрыты металлом и сопротивляются всем их усилиям. "Веселый кавалер" прошел мимо, словно бы с полным достоинства презрением, оставляя позади обломки, и людей в воде, скрывавшихся под поверхностью с криками отчаяния и ярости. Диландийские галеры атаковали оставшиеся каранитские суда, и люди на их борту, по большей части не имевшие больше сил сражаться, сдались без дальнейшего сопротивления.

Час или два спустя триумфальная процессия вернулась в Диландис, приведя с собой более половины каранитского флота, отплывшего в то утро. И триумф был тем значительнее и тем более желанным, что это была почти бескровная победа, насколько это касалось их собственной стороны. Так закончилась великая и решающая морская битва.

XIX. КОРОЛЬ КАРА

Когда на следующий день флот Монеллы снова вышел в море и приблизился к городу их врагов, их встретила галера, на мачте которой развевался треугольный флаг, три стороны которого были соответственно пурпурными, белыми и зелеными. Это означало флаг перемирия и то, что король Кара желает переговоров. С галеры доставили письмо для Монеллы; оно гласило следующее:

Так было предначертано, что ты одолеешь меня, о вождь чужеземцев! Я с радостью попросил бы разрешения обратиться к правителям и совету твоей нации с предложениями мира. Я знаю, что ты не доверяешь мне в моей столице; но я готов посетить твою, если ты дашь мне свою надежную гарантию, пришлешь мне свой ответ и, если он меня устроит, жди меня через три дня.

Кара.

На это послание был отправлен ответ, подтверждающий получение просьбы и обещающий защиту королю Каре и его старшим офицерам во время их визита в Диландис. А три дня спустя, за час до полудня, была замечена небольшая вереница судов, приближающаяся к гавани; вскоре после этого король Кара и дюжина богато одетых сопровождающих высадились на причал и пробились сквозь длинные ряды населения и солдат, которые выстроились, чтобы посмотреть, как они пойдут ко дворцу. В одежде, особенно в доспехах, которые носили прибывшие, было заметное отличие по стилю и мастерству изготовления от того, что преобладало в Диландисе. Их шлемы были квадратными в верхней части, а не круглыми; они были более богато украшены дамаскином; перья, развевавшиеся над ними, были пурпурными, и преобладающий цвет одежд также был пурпурным, в некоторых случаях с черным оттенком, и украшен драгоценными камнями во множестве странных украшений. Конечно, они представляли собой блестящее зрелище, - красивые мужчины, но с надменной осанкой, а в некоторых случаях и не слишком благовоспитанные, несмотря на свою несомненную привлекательность. В должное время они были приняты в Зале аудиенций, где собрались Ванина, Гральда, принц Рокта, Монелла и другие члены двора.

В эту блестящую толпу король Кара вошел с видом победителя, пришедшего за почестями, а не побежденного монарха, просящего мира. Это был прекрасно сложенный мужчина, прямой, с лицом, обладавшим странной, почти фантастической красотой. О его возрасте трудно было судить. Он мог бы быть довольно возмужалым мужчиной лет тридцати или крепким и энергичным пятидесятилетним. В его солдатской осанке было что-то от царственного достоинства, смешанного с сознанием сдерживаемой силы. Его манеры отличались необычной грацией и безупречной непринужденностью; но, пожалуй, самой яркой чертой его личности были глаза. Темные, пронзительные, сверкающие, они, казалось, обладали характерной чертой цыганской расы: способностью смотреть сквозь человека, на которого были обращены, и за его пределы, словно могли видеть там что-то, не замеченное другими. Во взгляде, которым он обвел комнату и все вокруг себя, сквозило презрение. И все же, когда он улыбался, его лицо принимало выражение, которое сделало бы его привлекательным, почти завораживающим, в любой компании. Его взгляд двигался дальше, пока не остановился на Монелле, с любопытством и, конечно, со странным напряжением, возможно, с полминуты. Затем, с едва заметной улыбкой, он перевел взгляд на Ванину. Она наблюдала за ним с интересом и сияющими глазами, ее лицо раскраснелось, а осанка была гордой и полной королевского достоинства. Но под его пристальным взглядом она побледнела, затем вздрогнула и отшатнулась; то есть, казалось, она почти покачнулась, как будто вот-вот упадет в обморок. Но он только низко поклонился и так обратился к ней:

- Мне нет нужды спрашивать, перед кем я преклоняю колено. Может быть только одна женщина по имени Ванина, и я, несомненно, вижу ее перед собой!

Это было сказано на языке страны, на котором Ванина теперь говорила и понимала довольно хорошо. Она уже собиралась сформулировать ответ, когда вмешался принц Рокта, стоявший рядом с ней:

- Мы собрались здесь сегодня, король Кара, не для того, чтобы выслушивать комплименты, а для того, чтобы выслушать твою просьбу о мире. Ты добивался этого свидания; скажи то, что ты должен сказать, как можно короче.

Кара надменно посмотрел на молодого человека, слегка улыбнулся, и в его глазах снова промелькнуло презрение.

- Воистину, я пришел, - ответил он, - просить мира; но я не вижу ничего дурного, если в качестве предисловия выражу свою признательность за героизм и отвагу, которые, как мне известно, проявила эта благороднейшая дама, и которой ваши люди в немалой степени обязаны тем успехам, которых они добились. Я пришел сегодня, чтобы предложить мир; я признаю, что для нас будет бесполезно продолжать эти военные действия. Поэтому я готов согласиться на разумные и справедливые условия урегулирования; несомненно, вы их уже подготовили. Если вы изложите их, я их выслушаю; и, если они окажутся справедливыми и разумными, я приму их.

Монелла и Гральда, сидевшие немного поодаль, тихо посовещались; затем Монелла встал и, обращаясь к Каре, сказал:

- У нас нет желания, король Кара, навязывать суровые условия. Мы могли бы потребовать крупную компенсацию и получить ее. Мы в состоянии пройти огнем и мечом по всему твоему королевству и отомстить твоему народу за страдания и нищету, которые ты принес жителям этого острова. Но мы не намерены делать ничего подобного; мы желаем только, чтобы кровопролитие прекратилось, и чтобы в будущем мы жили в мире с нашими соседями. Военнопленные будут обменены, хотя у нас гораздо больше ваших воинов, чем у вас - наших. Кроме того, у нас должны быть полные гарантии твоей добросовестности. Не должно быть никаких оснований опасаться, что ты не выполнишь условия заключаемой сделки. Далее, мы думаем, что в наших силах быть полезными твоему народу и спасти его от тирании твоего жреческого правительства, которое привело к большому числу жертв и погрузило во мрак и страдания выживших. Поэтому мы желаем знать, готов ли ты взять на себя обязательство, что отныне во всех твоих владениях прекратятся человеческие жертвоприношения?

Услышав это, король Кара заколебался; он посмотрел на Монеллу, а затем на Гральду; после чего последний встал и с видом серьезного достоинства обратился к нему.

- Нашим желанием, король Кара, - начал он, - было навязать тебе и твоему народу обращение в истинную религию единого великого Бога. И мы много думали над вопросом о нашем долге в этом отношении. Но, справедливо полагая, что нам подобает не навязывать свою религию другим на острие меча, а скорее побудить их принять ее силой нашего примера и благословений, которые они увидят вокруг нас в своих будущих отношениях с нашей страной; мы готовы отказаться от немедленного исполнения этого нашего великого желания. Мы готовы ограничить наши условия теми, которые были изложены лордом Монеллой. Если мы не можем справедливо настаивать на том, чтобы твой народ изменил свою религию, по крайней мере, мы можем и настаиваем на том, чтобы человеческие жертвоприношения прекратились, и чтобы твой народ мог свободно приходить и уходить с твоей земли, не подвергаясь угнетению тенью этого великого ужаса. Скажи, готов ли ты выполнить это требование? Если это так, то остальное несложно.

Король Кара поднял голову и ясным голосом, который разнесся по залу, ответил:

- Что касается меня самого, то я не желаю, чтобы было иначе. Трудности возникнут, когда я попытаюсь обеспечить соблюдение этих условий. Власть жрецов велика в моей стране, и большая часть моих подданных может перейти на их сторону против моей воли. Но я сделаю все, что в моих силах; большего я обещать не могу.

Затем последовали речи и споры по многим деталям, в конце которых Монелла, Гральда и другие главные советники и государственные чиновники удалились, чтобы посовещаться, оставив Кару и его приближенных ждать их.

В зале совета состоялось долгое и напряженное совещание. Монелла решительно выступал за то, чтобы караниты официально отказались от своей языческой религии. Он отметил, что такое изменение стало бы единственной подлинной основой для прочного и долговечного мира. По его словам, он опасался, что в противном случае очень скоро, когда караниты оправятся от своего поражения, их советники-жрецы подтолкнут их, и с успехом, к новым враждебным действиям. Но другие советники были склонны удовлетвориться обещанием прекращения человеческих жертвоприношений; веря, что все остальное, чего они все искренне желали, может осуществиться как естественное продолжение этого.

Во всяком случае, на одном пункте Монелла твердо настаивал, а именно на том, что король Кара должен быть обязан предоставить заложников, как гарантию исполнения принятых на себя обязательств.

- В противном случае, - сказал он, - где у нас гарантия, что он не сможет вероломно захватить врасплох кого-нибудь из наших подданных и передать их своим жрецам, как только у него появятся основания опасаться враждебных действий с их стороны?

Поэтому, когда некоторое время спустя советники вернулись в Зал аудиенций, принеся с собой письменные условия предлагаемого договора, Монелла, прежде чем вручить их королю Каре, обратился к нему с такими словами:

- Вот, о король, условия, на которых мы сошлись; но, прежде чем я передам их тебе, пусть будет уяснено, что мы не будем довольствоваться одним твоим словом в их исполнении. Мы требуем гарантий, и эти гарантии должны принять форму одобренных нами заложников. Это бесполезно, - он взмахнул рукой, когда увидел, что Кара собирается ответить, - бесполезно обсуждать этот вопрос. Если ты не подчинишься, мы преисполнены твердой решимости и готовы продолжать войну до тех пор, пока не овладеем твоим городом и не сможем диктовать свои условия в твоем собственном дворце. Теперь выбирай, о король Кара, между этими альтернативами.

Во время этой речи глаза Кары, казалось, готовы вспыхнуть огнем, настолько он был разъярен. Если бы взгляды могли уничтожать, он, несомненно, убил бы человека, который так обратился к нему, здесь и сейчас; но Монелла не обратил на это внимания. Несомненно, в его поведении во время выступления было что-то, указывающее на то, что он мало полагался на обещания Кары и соглашался на умеренные условия, предложенные вопреки его собственному мнению. Для наблюдателей было что-то почти таинственное во взглядах, которыми обменялись эти двое. Кара впился взглядом в Монеллу, словно свирепый волк в льва, в то время как лев, со своей стороны, смотрел на волка с безразличием, как будто тот был недостоин его внимания. Многие присутствующие удивились, потому что, возможно, это был первый раз, когда они видели, чтобы Монелла проявлял такое явное презрение к кому-либо.

Но что бы ни думал Кара, ему удалось подавить свой гнев, и, приняв вид добродушного увещевания, он ответил:

- Великому вождю Монелле приятно говорить с некоторой неучтивостью; он не доверяет моему королевскому обещанию; в будущем будет видно, справедливо ли занимать такую позицию по отношению ко мне. Я дам вам все разумные гарантии и заложников, которых вы сможете одобрить. На самом деле, - он поклонился Ванине, - если ваша королева примет ее, я отправлю к вашему двору в качестве заложницы, среди прочих, мою сестру принцессу Морвину.

При этих словах по залу пронесся гул удивления, и Кара бросил взгляд на Монеллу, а затем на окружающих, полный тихого торжества, какой мог бы быть у человека, получившего неожиданное преимущество в трудной игре. По выражению лица Монеллы было видно, что это предложение оказалось одновременно неожиданным и неприятным. Возможно, у него были свои причины не желать, чтобы сестра короля Кары утвердилась при дворе, будь то в своего рода почетном плену или как-то иначе. Но это предложение получило одобрение других членов совета; они восприняли его как неоспоримое доказательство добросовестности Кары и заявили о своей готовности принять. После этого проект договора был передан королю Каре, и его пригласили удалиться со своими спутниками в апартаменты, где они могли бы обсудить детали наедине.

За время их отсутствия собрание разбилось на группы, и гул разговоров стал всеобщим. Иделия, сидевшая рядом с Ваниной, теперь встала и отвела ее в сторону.

- Я боюсь этого человека и не доверяю ему, - с содроганием сказала она Ванине, - и, судя по тому, что слышала о его сестре, убеждена, она не может мне понравиться. Надеюсь, что она не прибудет к нам ни на каких условиях.

Иделия вопросительно взглянула в лицо собеседнице, но Ванина, вместо ответа, мечтательно уставилась в окно, и Иделия печально отвернулась. Долгое время она была подавлена, чтобы не сказать печальна, в общении с окружающими; но по отношению к Ванине она всегда проявляла привязанность, хотя, возможно, она и не носила такого демонстративного характера, как поначалу. И вот, как раз когда Иделия уходила, Ванина вдруг схватила ее за руку и, тесно прижавшись к ней, сказала не характерным для нее тоном:

- Не уходи, Иделия! Не оставляй меня! Я тоже не... о! но что я говорю? - Она прервалась. - Я не знаю точно, что за чувство овладело мной. Я только знаю, дорогая сестра, - я не хочу, чтобы ты покидала меня сейчас. В твоем присутствии есть что-то такое, что придает ощущение безопасности.

Большие, искренние глаза Иделии широко раскрылись, глядя на нее в невинном удивлении. Ванина говорила торопливо, почти истерично; вероятно, впервые с момента своего приезда она проявила подобные эмоции. Иделия удивилась и отвела ее в другую комнату, где они оказались одни. Там, к ее удивлению, Ванина села и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Иделия, склонившись над ней, нежно поцеловала ее и попросила рассказать о причине ее огорчения. Но Ванина некоторое время только качала головой и продолжала плакать. Через некоторое время, успокоившись, она обратилась к Иделии.

- Без сомнения, ты удивлена, увидев меня такой. Однако ты не можешь быть так удивлены, как я сама. Думаю, никогда прежде в своей жизни я не подвергалась такому воздействию; что-то подсказывает мне, что у меня есть причина бояться неизвестного - страха, с которым я не знаю, как бороться. И что-то шепчет мне, если я боюсь, то это потому, что недостаточно хороша, чтобы противостоять злому влиянию. Если бы я была такой же хорошей, как ты, дорогая сестренка, у меня не было бы причин для этого одолевающего меня страха!

Иделия нежно утешила ее и отвела в свои покои, где они долго оставались, доверительно беседуя. В тот день их больше не видели.

Когда король Кара вернулся в Зал аудиенций, первое, что он сделал, это вопросительно огляделся, и легкая тень разочарования на его лице показала, что он заметил отсутствие Ванины и Иделии. Это не ускользнуло от внимания принца Рокты, который на протяжении всего предыдущего разговора пристально и даже с тревогой наблюдал за ним. Возможно, он немного завидовал ему, ибо, несомненно, Кара был чрезвычайно привлекательной и даже завораживающей личностью. Даже изысканная грация Рокты и его почти идеальная фигура утратили часть своего очарования рядом с ним. Грация Рокты стала просто мальчишеской красотой по сравнению со зрелым совершенством мужчины, явно рожденного нравиться. И Кара, казалось, прекрасно осознавал это и вел себя соответственно, с видом уверенности в себе, который невольно вызвал у молодого человека чувство неполноценности.

Переговоры и дискуссии вскоре закончились, и затем Кара свободно беседовал с окружающими, и делал он это с грацией и своего рода царственной снисходительностью, которые завоевывали расположение почти всех окружающих. Только в присутствии Монеллы он проявлял признаки неловкости; но Монелла покинул двор и больше не появлялся во время пребывания короля во дворце. Принц Рокта воспринял короля Кару с подчеркнутой холодностью и отвернулся с видом презрительного безразличия. Позже в тот же день, когда условия договора были улажены, Кара и его спутники были приглашены на банкет в качестве жеста взаимной доброй воли, и там он завоевал популярность среди собравшихся гостей своим остроумием не меньше, чем своим дружелюбием. Таким образом, случилось так, что, когда король и его придворные спустились в гавань, чтобы снова сесть на корабль, их сопровождали многие знатные люди с таким очевидным дружелюбием, что население, под влиянием хорошего впечатления, которое он произвел, забыв все свои обиды, устроило ему радушный прием и сердечные проводы.

Так закончился первый визит короля Кары ко двору в Диландисе, визит, которому суждено было стать не последним и иметь первостепенное значение для всех заинтересованных сторон.

С этого момента Диландис стал другим городом. Мужчины сняли свои доспехи и вернулись к мирным занятиям. Рыбаки вернулись в море, склады и базары были вновь открыты для ведения дел и торговых сношений. Были пущены в ход плуги, люди принялись за работу, чтобы расчистить и снова распахать для возделывания участки, отданные под буйную поросль сорняков.

Повсюду на земле возобновилась деятельность, и люди спокойно принялись за работу, стараясь наверстать упущенное время и восполнить истощение ресурсов, вызванное долгой войной. Все повеселели, преисполнились надежд и обратили свои мысли к мирному труду. Но Монелла выделил еще нескольких бдительных людей для наблюдения за побережьем, чтобы убедиться, что они хорошо защищены от любого предательства со стороны их недавних врагов.

XX. ПРИНЦЕССА МОРВИНА

В дни мира и затишья, последовавшие за ратификацией мирного договора, между двумя народами, так долго находившимися в состоянии войны, быстро возобновилось общение. Лодки курсировали туда-сюда между гаванями Каранды и Диландиса, перевозя зерно, провизию, домашний скот и другие товары. Ворота, которые вели из пещеры, были распахнуты настолько широко, чтобы обеспечить проход внутрь острова, и люди свободно ходили взад и вперед и бродили среди руин древней Атлантиды и в Гротах тысячи огней. Но остальные части пещер были изолированы и закрыты для всех, за исключением нескольких избранных Монеллой рабочих.

Были запланированы походы в разрушенный город, и много веселых пикников состоялось среди памятников далекого и неизвестного прошлого. В чудесных гротах разводилось множество ярких костров, часто звучали музыка и песни, возможно, так же, как в былые времена. Среди тех, кто чаще всего посещал руины, были Вайдейл и доктор Манлет, причем последний, казалось, не уставал изучать это место и пытаться изложить истории прошлых эпох, смутно проступающие сквозь покрытые мхом камни. Здесь они бродили, часто в сопровождении Джорджа, по месту своей первой встречи с краленом, но теперь не испытывали страха перед очередным посещением. Были предприняты меры по расчистке окружающей местности, заросшей богатой тропической растительностью, во многих местах не поддававшейся попыткам проникнуть в нее даже с целью разведки. И густая растительность была не единственным препятствием, поскольку некоторые участки буквально кишели смертоносными змеями и другими ядовитыми рептилиями.

Вайдейл и мальчик теперь также смогли вернуться в бухту, в которой когда-то бросил якорь "Веселый кавалер". В сопровождении Иделии и других людей они проплыли на веслах вдоль его берегов и снова, более подробно, рассказали о своих приключениях по прибытии.

Король Кара теперь часто приезжал ко двору, признаваясь в своем желании сделать все, что в его силах, чтобы завоевать доверие своих новых друзей. Вскоре он стал знакомой фигурой на приемах и других мероприятиях при дворе; и ему так удалось расположить к себе своих бывших врагов, что он стал довольно популярен. Правда, были и те, кто стоял в стороне и холодно наблюдал за таким развитием событий. Монелла, Гральда, принц Рокта и некоторые другие сохраняли дистанцию; но Кара, казалось, не обращал внимания на их очевидную холодность и неуклонно посвящал себя доказательству искренности своих заявлений. Одним из его первых деяний было подарить Ванине, Иделии и многим другим членам двора ювелирные изделия необычной работы, украшенных драгоценными камнями необычного блеска и ценности. Это были изумительные образцы ювелирного искусства, вызывавшие восхищение у всех, кто их видел. Ванина так восхитилась подарком, что сразу же повесила его себе на шею. Возможно, она рассматривала это как своего рода трофей или знак триумфа, в достижении которого она и ее друзья сыграли столь важную роль. Иделия, со своей стороны, холодно приняла то, что ей подарили; она убрала подарок, и больше его никто не видел.

Затем настал день, когда сестре короля Кары, принцессе Морвине, было назначено первое появление при дворе и пребывание там в течение некоторого времени в соответствии с заключенным соглашением. Но события развивались так быстро, что, хотя она прибыла в качестве заложницы, на самом деле ее приняли и обращались с ней, скорее, как с почетной гостьей, чем как с кем-то вроде почетной пленницы.

В день ее прибытия были приложены все усилия, чтобы отметить это событие как благоприятное. Зал для аудиенций снова был заполнен элитой города; придворные надели свои самые богатые наряды в честь этого события. Ванина, Иделия, Гральда, принц Рокта и другие снова сели на свои троны, чтобы принять ожидаемых гостей. И когда появился король Кара, ведущий за руку свою сестру, со всех сторон послышались сердечные приветственные крики, когда она шагнула вперед и, опустившись на одно колено, с удивительной грацией, с улыбкой поцеловала руки Ванины и Иделии "в знак почтения", как она выразилась. Она выразилась так: "тем, кто завоевал ее страну и все же выказал себя такими добрыми победителями". Затем, когда она выпрямилась и гордо огляделась по сторонам, поднялся гул восхищения при виде ее царственной осанки и удивительной красоты ее лица и фигуры. Между ней и ее царственным братом имелось сильное сходство: те же черты лица, те же сверкающие глаза и та же величественная осанка. Ее красоту было приятно видеть; и даже те, кто меньше всего был расположен приветствовать ее, не могли отказать себе в восхищении ее внешним обаянием и грацией манер.

Когда она стояла так, глядя с выражением наполовину надменным, наполовину умоляющим, взгляд ее упал на Оуэна Вайдейла, пристально наблюдавшего за ней, рядом с Монеллой, Манлетом и группой придворных немного поодаль. Взглянув на него, она слегка вздрогнула, а затем, на мгновение отведя взгляд, повернулась, чтобы посмотреть на него во второй раз. Ванина поднялась и, спустившись с возвышения, сказала:

- Принцесса, окажите нам честь и сядьте рядом со мной, чтобы мы могли показать вам, что наше приветствие искренне.

И когда она повела ее к своему месту, король Кара последовал за ними со странным выражением лица, которое с удивлением было замечено несколькими наблюдателями. Затем его пригласили сесть рядом с сестрой.

То, что Морвина произвела большое впечатление своим первым появлением при дворе Диландиса, не вызывало сомнений. Все были от нее в восторге; ее дикая, живописная красота завоевала многие сердца; и на празднествах, во время танцев и пения, у нее появились новые поклонники. Ибо она была одарена волнующим, великолепным голосом огромной силы и тембра и удивительно хорошо обучена. У нее были и другие таланты, которые вызывали еще большее одобрение и удивление; вскоре она стала еще более популярной, чем ее брат. Сидни Даревилл, в частности, не скрывал своего восхищения; даже принц Рокта, склонный к унынию из-за растущего дружелюбия между королем Карой и Ваниной, казалось, был склонен поддаться ее очарованию.

Но во время танцев и того, что последовало за ними, каким-то образом получилось так, что ее часто можно было увидеть либо танцующей, либо прогуливающейся с Оуэном Вайдейлом, с которым она была особенно любезна; настолько, что Даревилл впоследствии заметил ему об этом факте. Это случилось, когда собрание разошлось, и они прогуливались вместе на террасе, вдыхая прохладный воздух, плывший над водой, и наблюдая за огнями, раскинувшимися под ними.

- Я никогда не думал, что ты склонен к флирту, Вайдейл, - сказал он, смеясь, - но сегодня вечером ты добился успеха. Я - нет, как и никто другой, кого я мог видеть. В кои-то веки ты определенно натянул нос даже Рокте, и я видел, что он был довольно угрюм по этому поводу.

Вайдейл вздохнул.

- Я бы хотел, Сидни, - сказал он, - чтобы ты не говорил в таком тоне; ты должен хорошо понимать, что для этого нет никаких оснований. Конечно, я не могу не видеть, что эта новая звезда, засиявшая над нами сегодня вечером, во многих отношениях является чудом. Она интересует меня, и я хочу изучить ее; но это исследование такого рода, которого ты не понимаешь. Вероятно, ты не понял бы этого еще больше, если бы я попытался объясниться; и, действительно, я не уверен, что смог бы объяснить.

При этих словах Даревилл рассмеялся еще сильнее.

- Хорошо, друг мой, - сказал он, - называй это как хочешь. Ты можешь называть это изучением людей; я бы назвал это откровенным флиртом, не говоря уже о большем.

- Я бы хотел, - серьезно продолжал Вайдейл, - вместо того чтобы говорить в такой легкомысленной манере, ты помог бы мне изучить ее и ее брата. Я не могу отделаться от мысли, что они здесь для того, чтобы вести какую-то свою собственную игру. И если я не очень сильно ошибаюсь, Монелла тоже так думает, хотя придерживается своего мнения и ничего не говорит.

- Хорошо, Вайдейл, - согласился Даревилл с очередным легким смешком, - называй это как тебе заблагорассудится! Изучай сколько хочешь; не буду вторгаться на твою территорию. - И с этими словами, несмотря на протесты собеседника, он ушел, все еще смеясь.

После этого принцесса Морвина осталась при дворе, где вскоре стала необыкновенно популярна. Мало кто мог устоять перед ней, когда она решала сделать себе приятное. С Ваниной она быстро подружилась, но Иделия оставалась холодной и невосприимчивой.

Визиты короля Кары повторялись; часто он, его сестра и Ванина, а также еще несколько человек устраивали вечеринки на воде или короткие прогулки; а на вечерних танцах они были самыми заметными фигурами.

За это время доктор Манлет смог уделять больше времени созданной им лаборатории, чем когда его внимание было занято ранеными. Говорили, что он занимался, помимо всего прочего, попытками изготовить порох. Действительно, он производил его в небольших количествах, но настолько грубо, что от него было мало пользы, за исключением использования в маленькой медной пушке, взятой с "Веселого кавалера". Однако ему удалось изготовить какой-то "мучной порошок", с помощью которого и других химикатов, имевшихся в наличии в этом месте, он изготовил несколько весьма сносных фейерверков, чтобы развлечь население и добавить развлечения на вечерних праздниках. К этой работе Джордж выказал живой интерес; более того, он проявил такие способности к химическим экспериментам, что добрый доктор взял его в свою лабораторию и начал с ним курс серьезной научной подготовки. Вайдейл также посвящал часть своего времени обучению, говоря, что было бы тысячу раз жаль, если бы ему позволили бездельничать. Мальчик делал успехи в учебе, которая, вероятно, могла пригодиться ему в дальнейшей жизни.

Однажды король Кара прибыл с визитом, приведя с собой среди своих приближенных незнакомца, которого они раньше не видели. Он был одет в необычно великолепный костюм, с блестящим нагрудником и шлемом, увенчанным сверкающим золотым плюмажем, и забралом, частично скрывавшим его черты. Вайдейл, стоя на некотором расстоянии, внимательно наблюдал за ним; в этом человеке было что-то несообразное. По его мнению, манера незнакомца держаться совершенно не соответствовала его наряду. В нем чувствовалась преувеличенная развязность, смешанная с раскованностью манер, не свидетельствовавшая ни о солдате, ни о человеке, привыкшем к придворным порядкам. Более того, - по крайней мере, так показалось Вайдейлу - он, казалось, избегал его пристального взгляда; и, вглядываясь все внимательнее, Вайдейл был поражен мыслью, что они встречались раньше. Он поделился своими мыслями с Сидни Даревиллом, который случайно оказался рядом с ним, сразу же обратил свое внимание на вновь прибывшего и некоторое время внимательно наблюдал за ним. Затем он отвел Вайдейла в сторону и расхохотался.

- Ты его не узнаешь? - спросил он; и когда Вайдейл уставился на него, добавил: - Держу пари, я его узнал!

- Что, черт возьми, ты имеешь в виду? - удивился Вайдейл.

Даревилл снова рассмеялся, а затем, наклонившись к собеседнику, сказал почти шепотом:

- Это Питер Дженнингс!

Вайдейл отшатнулся в изумлении.

- Питер Дженнингс! - повторил он. - Что?! корабельный плотник? Один из команды "Веселого кавалера"?

Даревилл кивнул.

- Он самый, - сказал он. - Это Питер Дженнингс, бывший корабельный плотник из команды "Веселого кавалера" и сотрудник фирмы, в которой я являюсь партнером. Но что, черт возьми, он здесь делает, да еще в таком необычном обличье, я даже предположить не могу.

Вайдейл на мгновение задумался. Затем его осенило.

- Конечно! - воскликнул он. - Конечно, это он. Каким же слепым я был! Я знал, что в его облике было что-то знакомое, но, хоть убей, не мог понять, что именно.

- Что я хочу знать, - сказал Даревилл, - так это как получилось, что он оказался одним из тех негодяев, которые нас бросили. Я всегда был о нем лучшего мнения.

- Я тоже, - согласился его друг. - Мы должны застать его наедине, допросить и узнать, что он скажет в свое оправдание.

Это удалось сделать чуть позже, и они обнаружили, что это действительно был Питер Дженнингс. Каким застенчивым и глупым он показался, когда снял шлем с золотым плюмажем и предстал перед двумя молодыми людьми! Несмотря на то, что они намеревались сурово расспросить его об участии в оставлении брига, они не смогли сдержать смеха, глядя на него.

Питер Дженнингс был высоким, худощавым типичным моряком. У него было жесткое загорелое лицо, седеющие волосы и борода, а также раскачивающаяся походка, свойственная всем морякам. Одно время он был судостроителем и корабельным плотником; затем грузчиком; после этого он плавал на борту различных судов в качестве корабельного плотника. Наконец, он перешел на "Веселый кавалер" в том же качестве.

Представьте себе такого человека, типичного представителя своего класса, одетого в костюм, который заставил бы его выглядеть нелепо даже в пантомиме, с мечом и кинжалом и шлеме с развевающимися золотыми перьями, пытающегося придать себе вид высокопоставленного королевского чиновника, на службе у которого он теперь оказался.

- Тише, джентльмены! - сказал он, беспокойно оглядываясь по сторонам с комичным выражением опасения на лице и умоляюще поднимая руки. - Ради всего святого, не выдавайте меня. Мистер Даревилл, мистер Вайдейл, сэр, видит Бог, я не приложил руки к тому, чтобы бросить вас. Они подсыпали мне в грог что-то такое, от чего я заснул, а когда проснулся, то обнаружил, что нахожусь в капитанской шлюпке; и они сказали мне, как вы отчалили в другой.

- Что ж, - ответил Даревилл, - мы готовы выслушать объяснения и будем только рады, если вы сможете убедить нас, что не были соучастником этого гнусного дела. Тем не менее, как вы можете понять, это вопрос, который действительно требует объяснения, и к тому же очень ясного.

- Что касается меня, - вставил Вайдейл, - то у меня никогда не было причин полагать, что вы плохой человек, Питер. На самом деле, я не забыл, что в тот день мне пришлось бы плохо, если бы вы не оказали мне свою помощь.

- Да, я боялся, что так и будет, сэр. Но я видел, что вы попали в беду, и сделал все, что мог, чтобы помочь вам выбраться из нее; и я был очень рад, что вы вернулись целым и невредимым с бедным мальчиком.

- Но как получилось, что вы связались с шайкой негодяев? - спросил Даревилл.

Питер вздохнул.

- Ах, это долгая история, сэр; но вот что я могу сказать: когда я узнал, что они из себя представляют, мне стало очень жаль, и я пожалел, что ввязался в это.

- Но почему, - настаивал Вайдейл, - если вы не были одним из них, они не оставили вас с нами?

- Я и сам толком не знаю, сэр; возможно, они подумали, что я могу быть им полезен. Видите ли, сэр, я могу быть полезен, например, на борту корабля.

Даревилл кивнул.

- Ах, да, а теперь расскажите нам, что вы знаете об этом.

- Ну, видите ли, сэр, дело было так: они унесли меня, и, когда я пришел в себя, мы были уже возле этого острова. Потом выяснилось, что где-то произошла большая ошибка. Теперь, из того, что узнал с тех пор, я знаю, что они планировали покинуть бриг и пересесть на корабль, который все это время следовал за нами...

Даревилл вздрогнул.

- Что? - воскликнул он. - Тот корабль, который следовал за нами день за днем?

- Вы попали в точку, сэр. Это был тот самый корабль.

- Я же говорил тебе, - сказал Даревилл Вайдейлу, - было что-то подозрительное в том, что это судно следовало за нами таким образом. Итак, Питер, чем оно было и какой уговор существовал между ними?

- Как я узнал позже, сэр, это было что-то вроде флибустьерского судна, перевозившего оружие и припасы в какую-то часть страны, где происходили беспорядки против правительства. Насколько я знаю, это было похоже на Кубу. Но команда "Веселого кавалера" была ни больше ни меньше, как кучкой грубых парней, которые раньше занимались работорговлей, как я теперь знаю, и они собирались присоединиться к каким-то повстанцам. Мистер Блейн, как я полагаю, прошу прощения, сэр, - (он посмотрел на Даревилла), - имел свои собственные причины желать избавиться от "Веселого кавалера" вместе со всеми вами на борту. Было уговорено, что он должен остаться запутавшимся в Саргассовом море, а экипаж должен был спастись на шлюпках и быть подобран судном, которое следовало за ним. Но ничего не вышло, потому что они заблудились в тумане, и вместо того, чтобы отправиться на судно, их подхватило течением, которое принесло их сюда. Некоторые из них перебрали спиртного и были очень пьяны, одна из лодок перевернулась и потеряла все, что было у нее на борту, включая винтовки и другое оружие, которое они захватили с собой с брига. Люди в лодке, которая перевернулась, сумели вскарабкаться на борт другой; но все остальное было потеряно, за исключением ваших револьверов и нескольких патронов, которыми завладел этот грубиян Фостер.

Даревилл и Вайдейл многозначительно кивнули друг другу.

- Значит, - сказал Сидни Вайдейлу, - когда они напали в тот день на "Веселого кавалера", у них все-таки не было оружия!

- Так оно и было, сэр, - ответил Питер, - и они были очень удивлены, обнаружив, что у вас есть пистолеты. Позже я узнал, что вы забрали их обратно у Фостера, но тогда они этого не знали.

- Я тогда сказал, - засмеялся Даревилл, - что это был блеф с нашей стороны, и, похоже, с их стороны было то же самое.

- Так оно и было, сэр, - согласился Дженнингс. - Это просто расстроило их маленькую игру.

- Но где они сейчас? - спросил Вайдейл. - И где они были все это время?

Дженнингс понизил голос и почти прошептал:

- Где-то в тюрьме, сэр, я точно не знаю где; но у меня такое впечатление, что жрецы вроде как откармливают их, чтобы приготовить пищу для каких-то ужасных зверей, которым они приносят в жертву людей.

- И как же тогда получилось, что вы сбежали?

Питер снова осторожно огляделся.

- Не выдавайте меня, джентльмены, - почти умолял он. - Вы только что говорили о блефе; что ж, я сам попробовал небольшую игру в этом роде. Я рассказал о себе, что построил много военных кораблей в своей собственной стране и был в этом большим человеком. Поэтому они взяли меня на работу и заставили меня...

Питер заколебался.

- Вы стали главным конструктором их военно-морского флота? - спросил Вайдейл, очень удивленный.

Дженнингс, держа шлем в руке, огляделся по сторонам и даже поднял глаза к небу, чтобы убедиться, что в пределах слышимости никого нет, затем посмотрел на молодых людей и сделал то, что можно охарактеризовать только как очень многозначительное подмигивание.

- Именно так, джентльмены, - сказал он с сухой улыбкой. - Но, видите ли, они высокого мнения обо мне и воображают, будто я был великим человеком, когда жил в Англии.

- "Король в своей собственной стране", - процитировал Вайдейл, с улыбкой обращаясь к Даревиллу. - Однако, - продолжал он, - вы еще не рассказали нам, как попали в плен.

- Это было слишком просто, - ответил Питер. - Они набросились на нас, как орлы, и, поскольку у нас не было оружия, мы, конечно, не могли сопротивляться. Как бы то ни было, мне пришлось бы так же плохо, как и остальным, и меня заперли бы в тюрьме, если бы их великий астролог, которого зовут Занолда, каким-то образом не проникся ко мне симпатией. Что с ними стало, я не знаю. Весьма вероятно, что они давным-давно мертвы.

- Но почему, - спросил Даревилл, - он должен был брать на себя труд выделить вас из числа остальных?

- Конечно, сэр, в то время это озадачило меня, потому что я ни слова не понимал на их жаргоне и не мог разобрать, о чем вся их болтовня. Но с тех пор я немного освоил язык, и слышал, как он сказал, что на звездах было написано, будто я должен быть им полезен, и что они не должны причинять мне вреда. И когда я увидел их лодки, я показал знаками, что мог бы построить лодки больше и лучше, чем все, что у них было, они поручили мне эту работу, и дали мне красивое платье и много людей, которые будут работать под моим началом; и с тех пор мы над этим и работаем.

И он с гордостью посмотрел на свое великолепное одеяние.

- Я полагаю, это объясняет задержку с нападением их флота на нас, - прокомментировал Вайдейл.

- Наверное, сэр. Они думали, что у них будут суда больше и прочнее, если они смогут выиграть время. Но они держали меня в неведении, и я не знал, что работал во вред вам и вашим друзьям.

- Хм! Что ж, любопытная история, - заметил Даревилл. - Я надеюсь, ты говоришь честно. Во всяком случае, на данный момент мы предоставим вам право сомнения. Мы ничего не скажем против вас без веской на то причины. Но, если вы хотите сохранить с нами дружеские отношения, вы не должны больше ничего предпринимать против нас, если мир не продлится долго.

- Но почему бы, - предположил Вайдейл, - ему вообще не перейти к нам? Без сомнения, Монелла нашел бы для него какое-нибудь занятие. Он переделывает и переоборудует "Веселого кавалера", и ему не помешал бы хороший корабельный мастер.

Дженнингс серьезно посмотрел на него.

- Если бы вы могли помочь мне сделать это, сэр, - сказал он, - я бы служил вам верой и правдой. Я много слышал об этом джентльмене, мистере Монелле. Я слышал, что он великий человек, прекрасный боец и мудрый вождь. Я много слышал об этом, даже вон там, - он указал на Каранду, - среди тех, кто ненавидит его. Так что он, должно быть, очень хороший человек; и я предпочел бы поступить на службу к нему, чем остаться там, где я нахожусь, и где, между нами, джентльменами, - он снова осторожно огляделся по сторонам, - я не чувствую себя в полной безопасности. Нет, - задумчиво добавил он, снова опуская взгляд на свой великолепный костюм, - до сих пор они относились ко мне очень хорошо, и я не думаю, - здесь он сделал паузу, бросив еще один восхищенный взгляд на свой наряд и шлем в руке, и с сожалением добавил: - Я, знаете ли, не думаю, что мистер Монелла стал бы...

- Одевать тебя вот так, - сказал Даревилл, заливаясь смехом. - Нет! этого он, конечно, не сделал бы. Однако сейчас бесполезно говорить об этом дальше.

Как раз в этот момент какие-то люди направились к тому месту, где разговаривали эти трое; поэтому Питер сразу же надел шлем и, выпрямившись, с важным видом зашагал прочь, гротескно попытавшись отдать военный салют.

Однажды произошел примечательный инцидент. Вайдейл и Джордж Даревилл плыли в бухте, в которой "Веселый кавалер" бросил якорь, когда послышалось хлопанье крыльев; большой журавль спикировал вниз и уселся на носу лодки.

- Ну что ж, - сказал Вайдейл, - это Дик, наш друг-журавль. Не представляю, как он нас здесь заметил! Это первый раз, когда он последовал за нами.

Этот журавль был одним из пары, с которой они подружились. В Диландисе, как уже говорилось, журавли были своего рода общественными любимцами. Их обучали для многих целей, а некоторых использовали в качестве "сторожевых" для охраны и содержания в порядке стай водоплавающих птиц различных видов. Было любопытно наблюдать, как они это делают. Они кружили вокруг своих подопечных, следя за тем, чтобы те не забредали слишком далеко, и ночью приводили их всех домой, точно так же, как это делают хорошо обученные овчарки в случае с овцами. Но были и другие, которые свободно и непринужденно бродили сами по себе. Время от времени один из них привязывался к определенному человеку, как могла бы привязаться собака в поисках нового хозяина, следуя за ним повсюду и становясь верным слугой и забавным товарищем. Таким образом, к Вайдейлу привязались две птицы, но раньше они не следовали за ним так далеко.

Птица теперь важно восседала на носу, образуя любопытную фигуру, и оглядывалась по сторонам с видом сверхчеловеческой мудрости, характерной для этих птиц. Вскоре лодка коснулась песка, и они вдвоем сошли на берег, после чего журавль спрыгнул в воду. Там он сразу же заметил изящную маленькую рыбку. Его длинная шея и клюв молниеносно вытянулись и схватили ее; но вместо того, чтобы проглотить, он бросил ее в лодку и отправился за другой, которую принес и поступил с ней таким же образом. Все это было проделано так степенно и с таким видом дружеского интереса, что ни Джордж, ни Вайдейл не смогли удержаться от смеха.

- Если так пойдет и дальше, - засмеялся Джордж, - у нас будет хороший рыбный ужин. Что, по его мнению, мы собираемся с ними делать?

- Посмотрим, как долго он продержится, прежде чем устанет от этой маленькой игры, - сказал Вайдейл, - и что произойдет потом.

Но птица серьезно и неутомимо продолжала ловить рыбу, бросая ее в лодку, пока им обоим не надоело наблюдать за ней, и они не решили отправиться на охоту за устрицами. Журавль, по-видимому, поняв, чего они хотят, прекратил преследование и важно зашагал рядом с ними, время от времени выуживая устрицу из воды и выбрасывая ее на берег, чтобы его друзья могли подобрать ее. Иногда птица шествовала впереди, иногда она немного отставала и с нелепой поспешностью взмывала ввысь, неуклюже хлопая крыльями. Затем, внезапно, очевидно, решив, что на этот день наловила для них достаточно рыбы, она поднялся в воздух, и вскоре все, что осталось видно, - это маленькое черное пятнышко далеко в небе.

После этого птица часто обнаруживала их во время их прогулок самым неожиданным образом, независимо от того, в какую сторону они направлялись и как далеко заплывали. Иногда она прилетала одна, а иногда в сопровождении своей подруги, и обе птицы всегда были готовы отправиться на рыбалку или поохотиться на устриц для своих друзей, требуя лишь очень малую часть улова для себя.

Тем временем король Кара и его сестра с каждым днем становились все более дружелюбными с Ваниной и другими придворными, пока однажды не было объявлено, что принцесса Морвина собирается вернуться в свой родной город и что Ванина и ее брат Сидни отправляются с ней в Каранду.

Услышав эту новость, Вайдейл, испытывая некоторое беспокойство, разыскал Монеллу и спросил его мнение по этому поводу.

- Девушка поступает неразумно, думая отправиться туда, - был ответ, - но в настоящее время она упряма и не желает прислушиваться к советам старших и более мудрых. Мне это не нравится, и я очень боюсь, что это подвергнет ее опасности.

XXI. ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ ВЕЛИКИХ КАРАКАТИЦ

Говорится, что счастлива та нация, у которой нет истории - то есть (предположительно) до поры до времени. Если это правда, то, несомненно, в течение нескольких месяцев это относилось к группе островов, составляющих сегодня все, что осталось от Древней Атлантиды, поскольку в течение многих месяцев, последовавших за заключением договора с королем Карой, мало что могло нарушить мирные отношения бывших врагов. Они торговали, посещали друг друга и даже вступали в смешанные браки; мир, заключенный после стольких лет непрекращающихся сражений, вполне мог оказаться прочным. По сути, существовало свободное общение; каждый житель одного города был волен перебираться в другой, будь то по делам, ради удовольствия или просто из праздного любопытства; был волен оставаться там столько, сколько ему заблагорассудится, и возвращаться в свою страну, когда ему заблагорассудится.

Отношения между двумя дворами оставались прежними. Поначалу сообщение о том, что королева Ванина договорилась о визите к королю Каре и его сестре, произвело большое волнение. Но когда с течением времени такие визиты повторялись снова и снова, и никаких неблагоприятных последствий не последовало, любопытство общественности к этому угасло.

Проходили месяцы, а относительное положение двух общин по-прежнему оставалось практически неизменным. Король Кара придерживался условий договора, жители островов с каждым днем становились все более дружелюбными, более близкими и более склонными к обмену товарами. Обсуждались планы по рекультивации территории вокруг руин древнего города Атлантиды, и рассматривались проекты, связанные с этим объектом.

Таким образом, время шло своим чередом, и каждый в этом маленьком замкнутом мирке проводил его по-разному, в соответствии - как, несомненно, и в большом внешнем мире - со своими фантазиями, страстями или интересами.

Внешне отношения между двумя дворами оставались почти такими же. Но неоднократные визиты Ванины ко двору короля Кары по настоянию его сестры, принцессы Морвины, и растущая дружба между этими двумя и Ваниной, которая была настолько заметна, что стала очевидна всем наблюдателям, были источником глубокого горя, по крайней мере, для двух или трех молчаливых зрителей.

Излишне говорить, что Вайдейл был одним из них; но время шло, и он волей-неволей оказался вынужден жить в мире, в котором Ванина больше не занимала его мыслей. Он считал, что это место потеряно для него навсегда, и пытался найти утешение в беседах с Джорджем, своим протеже в прошлом и настоящем.

В той сложной тайне, которую мы любим обобщать под названием человеческая природа, есть любопытный маленький факт: если человеческое существо, молодое или старое, с благородными инстинктами, однажды оказывается втянутым в положение защитника того, кто слабее его, впоследствии оно не может полностью отмежеваться от этой роли на всю оставшуюся жизнь. Протеже может оказаться совершенно недостойным; он может отвернуться от своего защитника и оскорблять его снова и снова, но та же самая щедрость, которая побуждала более сильного помогать и защищать более слабого, будет проявляться снова и снова в пользу даже того, кто показал, что не заслуживает этого.

Таким образом, Вайдейл, однажды, подвергая неминуемой опасности свою жизнь, подружившийся с Джорджем, впоследствии никогда не мог избавиться от чувства, в котором были и любовь, и ответственность по отношению к мальчику. Поэтому он настаивал на том, чтобы проводить с ним часть своего времени за учебой.

Итак, все шло своим чередом. Джордж, радуясь своей юности, высокому положению, которое он занимал в глазах всех диландийцев в ранге принца, и своему месту в кадетском корпусе, в котором был одним из самых искусных в обращении с палкой, фехтовании и стрельбе из лука, тем не менее покорно подчинился и Вайдейлу, и доктору Манлету, и с благодарностью принял распорядок дня, который они определили для него в некоторые дни недели. Вайдейл почти всегда был его компаньоном, даже тогда, когда добрый доктор оставался погруженным в свои исследования.

Здесь можно констатировать, что его открытия пролили мало света на прошлую историю Атлантиды. Много разных рассказов он слышал и читал в древних пергаментах, которые раскопал, и много древних легенд он изучил. Но первоисточник всего этого был утрачен в тумане веков, и ему так и не удалось выйти за рамки общего плана или теории, которые можно резюмировать таким образом.

Большая часть великого острова Атлантида погрузилась под волны, а та часть, которая теперь осталась над водой, - это то, что когда-то было самыми высокими частями, другими словами, вершинами высочайших гор. Вся остальная часть того, что когда-то было обширным островным континентом, исчезла, унося с собой, вероятно, не один город, а многие, включая настоящий древний город Атлантиду, руины которого, по его предположению, все еще сохранились среди бывших гор этой земли. Некоторые предания утверждали, что когда-то существовало семь королевств, каждое из которых управлялось отдельным монархом, но все они были объединены в одно могущественное государство под общим названием Атлантида. И многие сотни квадратных миль каменистых отмелей, лежавших вокруг нынешних островов и среди которых массы саргассовых водорослей, принесенных Гольфстримом, нашли подходящее пристанище, на самом деле были более высокими частями затопленного континента.

Что касается города Каранда, то он также когда-то, заключил доктор Манлет, был городом среди гор и, вероятно, главным городом королевства, поскольку в нем находились храмы и другие религиозные сооружения, спроектированные с большим великолепием. Доктор неоднократно посещал Каранду, чтобы осмотреть эти сооружения, но ему не разрешалось видеть ничего, кроме внешней стороны; фанатизм жрецов ревниво охранял внутренние помещения, и он так и не смог проникнуть за порталы. Но, как и в случае с другими городами и руинами, он решил, что они, по большей части, сравнительно современные; то есть восстановленные сооружения, которые были разрушены во время великой катастрофы, поглотившей все, за исключением небольшой части высокогорных районов страны. Затем, окруженные почти непроходимым лабиринтом скалистых отмелей, которые быстро заросли плавучими водорослями, выжившие в катастрофе оказались изолированными от остального мира и с тех пор оставались таковыми.

Через редкие промежутки времени какое-то малопонятное сочетание противоположных течений отодвигало в сторону массы водорослей, которые обычно забивали глубокие протоки постоянного течения, а затем в течение ограниченного периода охватывали группу островов, заходя с юго-западной стороны и уходя по аналогичным протокам к юго-востоку и северу. Это, наряду с движением некоторых подводных течений, вероятно, из-за разницы температур между Гольфстримом и более холодными водами Атлантического океана, предотвратило полный застой открытой воды вокруг островов.

Таков краткий очерк истории Атлантиды, насколько доктор смог извлечь ее из изученных им материалов. Но хотя результаты могут показаться скудными и неудовлетворительными с исторической точки зрения, все же возможности, которые предоставляло его уникальное положение для изучения руин и памятников, а еще больше потомков этого народа, не были полностью упущены.

Примерно за восемь месяцев произошло только одно событие, вызвавшее какой-либо переполох в сообществе; это была схватка с огромной каракатицей, которая в течение многих лет обитала в водах залива, где "Веселый кавалер" впервые бросил якорь. Считалось, что эти огромные существа в прошлом были ответственны за необъяснимое исчезновение многих островитян, которые в одиночку отправлялись на рыбалку, и с тех пор о них никто ничего не слышал. Иногда их лодки находили плавающими, пустыми и покинутыми, но из них ничего не пропало, кроме их владельцев. Конечно, в некоторых случаях они могли быть захвачены в плен их врагами - каранитами; но такое объяснение не всегда могло соответствовать всем обстоятельствам. А затем, когда мужчины начали бояться выходить на рыбалку в одиночку и поэтому отправлялись группами по двое или более, заботясь о том, чтобы носить тяжелые топоры и держать их под рукой для использования, вскоре появились сообщения о жестоких и решительных нападениях этих чудовищ на лодки - атаки, которые часто отбивались лишь со значительным трудом и опасностью.

Судя по всему, эти существа были столь же хитры, сколь сильны и свирепы. Они таились, неподвижные и незамеченные, у поверхности воды, и если приближалась лодка, полная рыбаков, им позволялось пройти; в то время как единственного рыбака в лодке схватили бы и вытащили прежде, чем он успел бы поднять весла, чтобы защититься, или хотя бы закричать.

Однако случилось так, что в течение длительного периода после прибытия брига никто их не видел и никто ничего не слышал об этих гигантских каракатицах. Возможно, после приключения с меч-рыбой и нападения на тех, кто находился на судне, - в результате которого, как было известно, по крайней мере одна из двоих была тяжело ранена, - они стали еще хитрее. Или, возможно, они в ярости уплыли по открытому каналу, который вывел их из бухты, а когда он снова закрылся, не смогли сразу вернуться. Но, какова бы ни была причина, несомненно, что через несколько месяцев, в течение которых их никто не видел и о них ничего не слышали, они внезапно появились на своих старых охотничьих угодьях - или, скорее, в воде - и просигнализировали о своем возвращении, вытащив какого-то бедолагу из лодки.

Выжившие рассказали свою историю с громкими выражениями ужаса; после этого было решено предпринять решительную попытку уничтожить монстров. Судя по сделанному заявлению, нападение было настолько внезапным, что у тех, кто находился в лодке не было времени даже попытаться оказать сопротивление или спасти своего несчастного товарища. Подобно вспышке молнии, что-то метнулось через фальшборт, обвилось вокруг жертвы и утащило ее за борт прежде, чем он успел выпустить весло или уцепиться за что-либо в лодке. Затем остальные увидели, как огромная масса показалась над поверхностью, длинные змееподобные щупальца были подняты, извиваясь в воздухе, появились два огромных глаза, которые уставились на лодку взглядом, от которого у них застыла кровь в венах, последовал мощный рывок, водоворот и - ничего больше. Оставшиеся в живых, охваченные паникой, со всей скоростью поплыли прочь и вернулись в гавань, чтобы рассказать ужасную историю.

В течение следующих трех недель велась организованная охота, но безрезультатно, пока однажды рано утром не пришла лодка с известием, что одно из существ было замечено на берегу, среди скал в уединенной части побережья на расстоянии нескольких миль. Около десяти или двенадцати лодок быстро отчалили; большинство находившихся на борту были одеты в доспехи, которые к тому времени уже давно были сняты. Это делалось для того, чтобы защитить их от сокрушительной силы длинных щупалец каракатиц, если они обовьются вокруг них. Наши друзья, а также доктор, отправились с охотниками.

Когда группа добралась до места, они увидели на берегу чудовищную фигуру высотой от тридцати до тридцати пяти футов, похожую на раскачивающийся воздушный шар, удерживаемый гигантскими веревками, медленно пробирающийся среди валунов. Время от времени его тело наклонялось так сильно, что почти касалось земли, затем оно снова поднималось вертикально, точно так же, как это делает воздушный шар при сильном ветре. В нижней части виднелись два огромных глаза, почти два фута в диаметре, которые устремляли злобный взгляд на приближающуюся группу. Существо прогуливалось (если можно так выразиться) среди скал, опираясь, по обычаю своего вида, на более толстые части некоторых из своих огромных щупалец, в то время как другие постоянно двигались вокруг него, вытягиваясь и сжимаясь, как голодные извивающиеся змеи. Но они были гораздо опаснее змей, потому что змеи вооружены только одним набором зубов, они не нападают группами, и мы не встречаем наземных змей длиной в шестьдесят или семьдесят футов, как эти извивающиеся щупальца. Они не только были почти в три раза длиннее самых крупных известных удавов или анаконд, но и вооружены по всей длине присосками, - некоторые размером с суповую тарелку, - каждая из которых могла схватить свою жертву так же надежно, как зубы змеи; и, кроме того, там были большие зазубренные крючья, которые прокалывали плоть и помогали присоскам удерживать все, за что они цеплялись. И когда это чудовище смотрело на своих врагов, в его взгляде была такая смесь свирепости, недоброжелательности и силы, что те, кто видел его, трепетали. Вся колышущаяся, похожая на воздушный шар фигура представляла собой единую массу дрожащей ярости; волны неудержимой, неумолимой, всепоглощающей злобы, казалось, сотрясали его, и перепончатый покров существа постоянно менял цвет, становясь то тусклым болезненно-зеленым, то холодным пепельно-серым, сменяясь, в свою очередь, темно-фиолетовым, и все это время его огромные глаза сверкали и наблюдали. У него был вид почти сверхъестественной хитрости, как будто монстр планировал какое-то глубокое и почти невообразимое злодеяние, которое должно было уничтожить его врагов.

Таково было чудовище моря и скал, на котором стояла и смотрела атакующая сторона, одни в недоумении, другие в ужасе. Его голодные ищущие щупальца охватили круг диаметром около ста двадцати футов, и к пределам этого круга никто не осмеливался приблизиться. Вскоре оно вскарабкалось на большую плоскую скалу примерно в десяти футах над уровнем берега и осталось там, выглядя при этом так, словно готовилось прыгнуть на своих врагов. Они невольно отступили, не зная, как лучше и безопаснее атаковать его.

Тем временем подошла другая лодка, доставившая Монеллу с Омбрианом, Кремной и некоторыми другими, среди которых был Питер Дженнингс, оставивший свой пост у каранитов и поступивший на службу к Монелле. Он снова облачился в свой прежний костюм и теперь появился, тщательно экипированный и вооруженный до зубов, готовый к схватке. Монелла носил только нагрудную пластину в качестве доспехов, но имел на боку огромный меч и топор. Требовалось серьезно обдумать, как при отсутствии огнестрельного оружия атаковать этого грозного монстра. Сомнительно даже, что огнестрельное оружие, за исключением небольшой пушки или ружья для слонов с разрывными пулями, оказало бы на него значимое воздействие; поскольку у этих существ нет костей, которые пуля могла бы раздробить, и тогда конечности повисли бы бесполезно, но в их мясистых телах обычные пули не произвели бы никаких серьезных нарушений. А для людей, вооруженных только мечами и топорами, оказаться в пределах досягаемости этих длинных, мощных щупалец, было бы актом самоубийственной глупости. Итак, они колебались, совещались и обдумывали, в то время как существо продолжало наблюдать за ними своими большими, злобными, хитрыми глазами; цвета, которые появлялись и исчезали на его теле, отмечали его постоянно меняющиеся страсти; в одно мгновение оно было полно концентрированной ярости, в следующее, возможно, опасалось нападения, и желало благополучно добраться до воды, где оно было бы даже гораздо более грозным, чем на суше. В молчании этого существа было что-то глубоко впечатляющее, почти внушающее благоговейный трепет. Любое наземное животное издало бы какой-нибудь рев или яростный вопль; змея зашипела бы, крокодил фыркнул бы и, возможно, взревел. Но эта чудовищная масса, дрожащая от ярости, не издавала ни звука; только ее глаза сверкали, а змееподобные щупальца беспокойно извивались, ища жертву, которую можно было бы схватить.

Кто-то выпустил в него две стрелы; они, хотя и не нанесли никаких заметных ран, казалось, привели существо в невыносимую ярость. Оно внезапно спрыгнуло со скалы и, почти прежде чем кто-либо успел заметить его движение, оказалось на расстоянии вытянутой руки от тех, кто был ближе всего к нему, - это оказались Джордж и доктор; в одно мгновение их обхватили смертельные объятия одного из далеко простирающихся щупалец, которые метнулись вперед, словно молния, чтобы схватить их. Невозможно дать представление о ловкости, которую демонстрировал этот громоздкий монстр. Его щупальца метались так быстро, что глаз не успевал за ними уследить; вспышка молнии - единственное сравнение, которое кажется подходящим.

Вайдейл, увидев, что Джорджа схватили, без малейшего колебания бросился ему на помощь, и Сидни последовал за ним, но только для того, чтобы оказаться в таких же ужасных объятиях. Тогда Питер, у которого в руке был топор, отважно бросился на помощь Вайдейлу; другие, воодушевленные этими примерами, сделали то же самое, и, таким образом, началась всеобщая драка, подобной которой, несомненно, никогда не видели со времен Лаокоона и его незадачливых сыновей. Последовавшая за этим сцена вызвала неописуемое замешательство; чудовище лежало на боку, две его конечности уцепились за скалу, которую оно только что покинуло, в то время как среди других его длинных извивающихся щупалец люди, яростно сражавшиеся с громкими и неистовыми криками, смешались в неразрывный клубок. Их тянуло во все стороны; двое или трое, словно связанные вместе, внезапно сталкивались с такой же группой; или же они могли быть брошены вниз головой на землю, в то время как мощные конечности, которые хватали их, были настолько крепкими, что, за исключением концов, где сужались почти до размера веревки для плети, они были непробиваемы как мечом, так и топором. Именно один из таких тонких концов ухватил Джорджа и доктора; но Вайдейл освободил их прежде, чем они успели оказаться достаточно далеко, и существо смогло ухватить их получше. Но при этом он сам был схвачен двумя другими щупальцами; и теперь в подобном положении находилось, наверное, две дюжины его товарищей.

Внезапно Монелла увидел возможность для себя; поскольку все конечности существа были заняты, он бросился и атаковал шею монстра. Держа меч обеими руками, двумя рубящими ударами он нанес большую зияющую рану, которая вскрыла дыхательное горло, и хватка присосок мгновенно ослабла, сжимающие щупальца оторвались от тех, кого они держали, и упали на берег, подавая лишь слабые признаки жизни.

Ибо у этих странных созданий удерживающая сила присосок сосредоточена в силе всасывания в горле и теле, и, если дыхательное горло либо открыть, либо сдавить, всасывание немедленно прекращается. По той же причине чудовище больше не могло держаться за камень, за который оно ухватилось в качестве опоры, и поэтому, хотя оно прилагало усилия, чтобы повернуться и схватить Монеллу, продолжавшего наносить удары по ране, с каждым мгновением увеличивая ее, оно могло только медленно и конвульсивно извиваться, так что избежать его нервозной атаки было сравнительно легко. Однако один последний акт мести все еще был возможен, и он воспользовался им. Огромная струя чернильно-коричневой, дурно пахнущей жидкости брызнула на всех, до кого могла дотянуться, покрыв их лица, руки и одежду темно-коричневым пятном, которое оказалось очень трудно удалить, из-за чего у них защипало глаза, а многих затошнило от зловонных выделений. Но это был последний наступательный акт их врага; минуту спустя он был изрублен на куски.

Так была убита последняя из двух больших каракатиц, столько лет служивших источником ужаса и опасности для островитян, потому что другая была найдена мертвой высоко на скалах неподалеку. Причина ее смерти не была очевидна; островитяне приписали это старости, но было замечено, что две ее конечности отсутствовали. Это были те две, которые Вайдейл и Даревилл отрезали, когда на них напали на борту "Веселого кавалера"; возможно, это увечье имело какое-то отношение к смерти существа, хотя это не обязательно было так. Ибо натуралистам хорошо известен факт, что утраченные конечности у представителей этого любопытного отряда часто вырастают снова.

Никто сильно не пострадал в этой стычке, поэтому радость от избавления от этих двух монстров не была омрачена никакими причинами для серьезного сожаления. Несколько ран на теле, нанесенных ужасными крючьями, были самым страшным, о чем нужно было позаботиться. Но нет никаких сомнений в том, что некоторые серьезно, если не смертельно, пострадали бы от сжатия, если бы их частично не защищали нагрудные пластины.

Казалось, что этому уникальному сражению - битве с каракатицей - суждено было стать лишь первым из серии волнующих событий, поскольку за ним быстро последовали еще два, которые вызвали интерес и возбуждение по всей стране.

Первым из них было объявление о том, что Ванина помолвлена с королем Карой; вторым было исчезновение ее брата Джорджа.

Новость о первом была принесена Вайдейлу Сидни Даревиллом, который однажды ворвался к нему в состоянии сильного возбуждения. Оуэн слушал мрачно, но без видимого удивления. На самом деле это было для него жестоким потрясением, и ему было трудно скрывать свои чувства.

- Ты это одобряешь? - вскоре спросил он у Даревилла.

- Честно говоря, нет, друг мой, - последовал решительный ответ. - Но что же мне делать? Моя сестра упрямая - или влюбленная - или что-то в этом роде. Она меня не послушает. Не мог бы ты дать мне совет в этом вопросе?

Вайдейл мог только посоветовать ему проконсультироваться с Монеллой; поэтому они отправились на его поиски и вскоре нашли его в "Технической школе", которую он основал в городе. За последние несколько месяцев он основал множество школ, институтов, мануфактур и других полезных предприятий. Среди них была типография, и он уже составил алфавит и грамматику языка и отлил соответствующие шрифты; и теперь печатный станок, который вез "Веселый кавалер", работал, печатая на языке страны переводы многих английских произведений, включая один из отрывков Библии. Он и доктор Манлет посвятили этому столько времени и внимания, - а также обучению некоторых наиболее способных из своих учеников, - что теперь над различными английскими книгами работали два или три переводчика.

Токарные станки, паровые машины и различного рода механизмы также были в работе. Были созданы динамо-машины для электрического освещения, электрические батареи и лампы - целый ряд производств, в качестве образцов которых использовался тот или иной разнородный груз брига. И, наконец, были готовы новые мачты и другой рангоут, чтобы переоборудовать "Веселого кавалера" в шхуну, чтобы она могла выйти в море в кратчайшие сроки, если представится возможность покинуть остров.

Когда они нашли его, Монелла только покачал головой и сказал, что в данный момент не может дать им никакого совета.

- Однако, - сказал он через некоторое время, проводя рукой по лбу, что входило в его привычку, - возможно, Гральда сможет помочь вам. Он читает многое из того, что написано на звездах, что для меня является утраченной наукой.

Поэтому они посоветовались с Гральдой, который, в свою очередь, посоветовался со звездами; но единственным результатом было то, что они встревожились еще больше, чем раньше.

- Девушка, - сказал он, - в смертельной опасности. Она попала под действие злых чар. Но каков будет результат, я не вижу.

Одним из тех, кого больше всего огорчила эта новость, был Джордж. Он разрыдался и много дней ходил печальный и подавленный. Он ни с кем не делился своими мыслями; но Вайдейл интуитивно понимал, что мальчик скорбит о нем так же, как и о своей сестре; и это усиливало любовь, которая возникла между ними.

Поэтому, когда немного позже выяснилось, что мальчик пропал, Вайдейл был расстроен больше всех. Джордж разыскал его, чтобы пригласить покататься под парусом, поскольку дул такой прекрасный бриз; но в то время Оуэн был занят с Монеллой, поэтому мальчик объявил о своем намерении немного поплавать в одиночестве. Некоторое время спустя его видели идущим навстречу ветру на некотором расстоянии за Карандой; там все его следы терялись. Поисковые отряды отправились во все стороны и искали его везде, где, как считалось, он мог заблудиться; но все вернулись безуспешно; и прошло два дня и две ночи, а по-прежнему не поступало никаких известий о пропавшем юноше, и не было никаких подсказок, которые могли бы пролить свет на причину его исчезновения.

XXII. "ЛЕС СОТНИ СМЕРТЕЙ"

Но последуем за Джорджем.

Его лодка свободно плыла по ветру, потому что Вайдейл снабдил ее парусом, с которым Джордж умел ловко управляться. Он миновал город Каранду на некотором расстоянии и настолько полностью погрузился в наслаждение моментом, что оставил его далеко позади, прежде чем осознал это. Действительно, он никогда прежде не забирался так далеко в этом направлении, и теперь увидел перед собой, в двух или трех милях, берега другого острова. Солнце освещало полоску золотисто-коричневого песка и зеленый лес, мягко и маняще раскинувшийся за журчащей водой.

Пока он удивлялся этому зрелищу, странный предмет поднялся из воды рядом с ним, проплыл немного, а затем снова опустился в волны. Джордж увидел яркие краски, но что это было за существо, он не смог определить. Казалось, это была наполовину птица, наполовину летучая рыба, поскольку, хотя ее окраска напоминала великолепное оперение, все же казалось, что она сияет и отражает солнечные лучи, как рыбья чешуя. Снова и снова оно поднималось из воды и скользило в свободном полете; а затем опускалось на поверхность и оставалось спокойным, просто поднимаясь и опускаясь в такт движению волн.

Много раз Джордж украдкой приближался к нему, держа наготове большую сеть для его поимки, но каждый раз оно легко поднималось в воздух как раз вовремя, чтобы ускользнуть от него. Таким образом, он погнался за ним, как мальчишки гоняются за бабочкой; и действительно, это существо было разновидностью морской бабочки, обитающей в этих краях, где она порхает от одной массы саргассовых водорослей к другой. Они редко залетают далеко от водорослей, и было несколько необычно встретить одну из них в открытой воде. Наконец она поднялась выше, пролетела дольше обычного и совсем исчезла из виду.

Затем Джордж, оглядевшись, обнаружил, что находится недалеко от берега, который он видел вдалеке, и им овладело сильное желание высадиться и осмотреться. Он спустил парус, подвел лодку к берегу и, спрыгнув, взял бочонок и закрепил его на песке на конце длинной веревки. Устроив таким образом все так, чтобы лодка была надежно удерживаема, но в то же время чтобы он мог подхватить бочонок, запрыгнуть на борт и быстро оттолкнуться, если возникнет такая необходимость, он принялся осматриваться по сторонам. С каждой стороны тянулась длинная полоса песка, повсюду окруженная лесом, таким густым, что он казался почти непроходимым. Когда он подошел ближе к деревьям и осмотрел их повнимательнее, то понял, что почти все они были ему незнакомы. Некоторые цветы были просто гигантскими; плоды тоже были крупнее всего, что он когда-либо видел или о чем слышал. На некоторых из этих деревьев он заметил огромные шипы огромных размеров; по крайней мере, он принял их за колючки.

Он рассматривал все эти чудеса с большим любопытством, боясь подойти слишком близко, чтобы притаившиеся враги не набросились на него из густого подлеска. Вскоре, почувствовав себя несколько напуганным царившей тишиной, он вернулся к лодке и сел на борт, наполовину склонный покинуть это место без дальнейших исследований. Но волны, которые, весело танцуя, набегали на берег и с веселым плеском разбивались о борт лодки, несколько успокоили его, потому что казались беззаботными маленькими друзьями в уединенном месте.

Сидя таким образом, он был захвачен новой мыслью. Вместо того чтобы прогуливаться по берегу, почему бы ему не исследовать это место, проплыв вокруг него на лодке? Это показалось ему хорошей идеей, и через несколько минут он снова был на плаву; но на этот раз он взял пару весел, так как они были более удобны для его целей, чем парус. Ветер почти стих, и волны превратились в обычную рябь, пока он неторопливо греб на расстоянии нескольких сотен ярдов от береговой линии. Время от времени он останавливался, брал полевой бинокль и внимательно осматривал в него местность; но по-прежнему не замечал никаких признаков жизни, за исключением нескольких птиц, которые перелетали с дерева на дерево или поднимались и исчезали за их вершинами. Даже эти птицы показались ему незнакомыми и странными.

Вскоре он приблизился к скале, которая вдавалась на некоторое расстояние в воду, и, обогнув ее, наткнулся на маленькую бухточку, закрытую с обоих концов выступающими в море скалами, а между ними - поросшими лесом утесами. И там он увидел что-то лежащее на песке в тени двух или трех деревьев, которые росли здесь недалеко от кромки воды. Внимательно всмотревшись через бинокль, он разглядел, что это человеческое существо, - по-видимому, спящая молодая девушка. После этого он очень тихо подплыл поближе к берегу; он увидел, что это была хорошенькая маленькая девочка лет двенадцати, одетая в самый необычный наряд, какой он когда-либо видел. Но хотя он внимательно осмотрел окрестности, никаких следов присутствия кого-либо еще он заметить не смог. И теперь, снова взглянув на маленькую девочку, он увидел зрелище, заставившее его задрожать.

К ней приближалась яркая оранжевая змея, которую он сразу узнал как одну из самых смертоносных и агрессивных представителей семейства змеиных. Он уже видел экземпляр, убитый одним островитянином, и слышал, что некоторые густые леса на этих островах кишат ими. Они были похожи на свирепую индийскую гамадриаду, эту свирепую, чудовищную кобру, которая с неумолимой яростью нападает на все живое, что приближается к ней, включая даже змеиное племя; ибо она питается змеями, и только змеями. Но по цвету она напоминала "Повелителя лесов" из Британской Гвианы, который столь же смертоносен и столь же внушает страх, являясь единственной по-настоящему агрессивной змеей Южной Америки.

Индейцы этого региона относятся к ней с величайшим страхом и рассказывают о ней множество удивительных историй; одна из них заключается в том, что у нее в хвосте есть жало и что иногда, когда она делает вид, что отступает, то внезапно бросается назад и жалит так, что причиняет смерть. Диландийцы называют это существо вральпа и боятся его больше всего на свете, и на то есть веские причины.

Такова рептилия, которая с ее яркой, безвкусно раскрашенной кожей была отчетливо видна даже на коричневатом песке и которая медленно, но неуклонно приближалась к спящей девушке. Мальчик тихонько вывел лодку на песок, к которому теперь был близок, и, взяв в одну руку лук со стрелами, а в другую бочонок, тихо спрыгнул в воду, бесшумно выбрался на песок и воткнул в него маленький якорь, затем опустился на колени и тщательно прицелился.

Уже говорилось, что, будучи одним из главных офицеров кадетского корпуса, сформированного в Диландисе, Джордж стал экспертом в фехтовании и владении луком и стрелами, причем последнее оружие он всегда носил с собой, а также короткий меч. Он находился всего в нескольких ярдах от рептилии, но попасть в цель было нелегко, потому что змея, извиваясь, покачивала головой из стороны в сторону; но ее сверкающие жестокие глаза были устремлены на намеченную жертву, и она не видела и не слышала врага позади себя. С замиранием сердца Джордж выпустил стрелу. У него была клинообразная, острая стальная головка, она пронзила шею змеи и, пройдя насквозь, пригвоздила ее к песку. Затем, подбежав, дрожа от возбуждения и не обращая внимания на возможную опасность для себя, Джордж выхватил меч и одним точным ударом отрубил ей голову прежде, чем она успела вытащить стрелу из песка или повернуться, чтобы защититься от нападавшего, и только когда она была уже бессильна причинить ему вред, мальчик сел на песок, охваченный ужасом от того, что спящей девушке удалось чудом спастись. С его лица градом катился пот, но в то же время он испытывал ощущение триумфа от своего поступка.

В волнении он закричал, и этот крик разбудил спящую, которая села и протерла глаза. Увидев Джорджа, она испуганно вскочила, но он поднялся и указал на обезглавленную змею. Когда она увидела ее, то сначала отскочила назад с новым криком, а затем, казалось, собралась убежать. Но бежать ей было некуда, потому что это место было со всех сторон окружено отвесными скалами. Когда Джордж огляделся, то удивился, как она вообще здесь оказалась, ведь здесь не было ни тропинки, ни других видимых путей, по которым она могла бы прийти. Чтобы успокоить ее, он мягко заговорил с ней на языке страны, сказав, чтобы она не боялась, поскольку он не враг и, действительно, только что спас ее от нападения смертоносной рептилии, выбравшей ее своей жертвой. Девочка, казалось, собралась с духом и, глядя на него большими голубыми глазами, спросила на том же языке:

- Кто ты такой и что ты здесь делаешь?

- Я приплыл на своей лодке, - сказал Джордж, указывая на нее, - и, увидев, что ты спишь, а эта змея подкрадывается к тебе, и хорошо зная, что ее укус - верная смерть, я высадился на берег и успел убить ее как раз вовремя, прежде чем она тебя ужалила.

Она вздрогнула и снова с ужасом и отвращением посмотрела вниз на изуродованную змею. Затем на ее лице появилась солнечная улыбка, полная дружеского доверия. Она подошла к нему и, вложив свою руку в его и глядя на него глазами, которые теперь были полны слез, сказала:

- Ты спас меня от ужасной смерти, и я тебе очень, очень благодарна. Я хотела бы, чтобы здесь был мой отец; он отблагодарил бы тебя гораздо лучше, чем я.

- Кто твой отец? - осведомился Джордж.

Она гордо выпрямилась и сказала, глядя на него так, словно хотела увидеть эффект своих слов:

- Это Лофтра, вождь Обитателей Цветов.

При этих словах Джордж огляделся с некоторым беспокойством, ибо он слышал ужасные рассказы об этих странных людях; об их свирепости и неослабевающей ненависти ко всем чужакам; об ужасной силе, которой, как говорили, они обладали, причиняя всем, кто приближался к ним, смерть, даже более внезапную и верную, чем та, которая могла последовать от укуса смертоносной рептилии, безвредно лежавшей у их ног.

Когда он, размышляя обо всем этом, продолжал с некоторым сомнением смотреть на маленькую девочку, его внимание привлекло странное платье, которое было на ней. Он не мог представить, из чего бы оно могло быть сделано; оно казалось мягким, как шелк, и блестело, как атлас, но ничто так не напоминало ему белую лилию с нежными лиловыми полосками. Конечно, девочка была очень красива, с ее длинными золотистыми волосами и совершенной детской фигуркой; и ее костюм, казалось, соответствовал ее очарованию. Из украшений у нее не было ничего в обычном понимании этого слова; то есть она не носила никаких украшений, но в ее волосы были вплетены изящные маленькие узелки и цепочки из цветов, но эти цветы были совершенно необычного вида. Она была таким необычным, похожим на фею существом, что он начал всерьез задумываться, может быть, она действительно маленькая фея, и он попал каким-то образом, сам того не подозревая, в современную волшебную страну. Наконец он заговорил:

- Как ты сюда попала и как собираешься отсюда выбираться?

Она огляделась, и встревоженное выражение вернулось на ее лицо.

- Я не знаю, как мне отсюда выбраться, - сказала она, - потому что одно из моих крыльев сломано.

- Одно из твоих крыльев! - воскликнул он в изумлении, думая, что его прежнее предположение, должно быть, верно и что она, должно быть, действительно фея. И все же он не видел никаких следов крыльев на ее плечах.

Она огляделась по сторонам, подошла к каким-то предметам, лежавшим на земле рядом с ней, и подняла их. Затем она раскрыла их, и он увидел, что это были два крыла прекрасной формы, одно из которых висело так, словно было сломано.

- Да! - продолжила она, печально глядя на то, что держала в руке. - Видишь, одно из моих крыльев сломано, и я не могла лететь дальше. Мне удалось перебраться через эти камни; потом я увидела перед собой воду и подумала, что сейчас утону; но мне удалось развернуться и приземлиться на песок, не пострадав. И тогда я увидела, что нахожусь в месте, в котором была совершенно закрыта и из которого не могла выбраться без своих крыльев. Поэтому мне пришлось остаться; я присела отдохнуть, зная, что люди отправятся на мои поиски, и что мне нужно только набраться терпения. Но я устала ждать и заснула под деревьями.

Джордж озадаченно уставился на нее.

- Ты фея? - спросил он.

- Нет! - возразила она со смехом. - Всего лишь маленькая девочка.

- Тогда почему ты говоришь о полетах? - спросил он.

Теперь настала ее очередь выказать удивление.

- Ты не умеешь летать? - спросила она.

- Нет, и я никогда не знал никого, кто мог бы это сделать.

- А, теперь я вспомнила. Я слышала, что люди за пределами нашего острова не умеют летать; так что, полагаю, тебе это действительно кажется странным. Но, с другой стороны, ты знаешь, мы на самом деле не летаем; мы не можем подниматься очень высоко в воздух, да и не очень надолго; и я не смогла бы взлететь так высоко, чтобы пролететь над этими деревьями и скалами, если бы сегодня не было такого сильного ветра. Но было так приятно взлететь выше обычного против ветра, что я не смогла устоять перед этим. Остальные не рискнули бы, поэтому я поднялась наверх одна, чтобы немного полетать в одиночестве. Но, - добавила она, печально глядя на сломанное крыло, которое уронила на землю, - это было очень нехорошо с моей стороны, поскольку меня предупредили, что сегодня мне угрожает большая опасность, и так оно и оказалось. И теперь я не знаю, как снова доберусь домой; и, возможно, им и в голову не придет искать меня здесь.

Изумление мальчика росло. Он взял крылья и внимательно осмотрел их; он был удивлен, обнаружив, какие они легкие. Из какого материала они были сделаны, он не мог понять; но они казались очень прочными и в то же время такими нежными, что, когда он отпустил одно из них, оно мягко и медленно опустилось на землю, как перышко, вместо того чтобы сразу тяжело упасть, как можно было бы предположить по размеру и кажущемуся весу. Он заметил, что на них были ремни, которыми их можно было прикрепить; но его внимание отвлекла от них маленькая девочка, которая сидела на песке и горько плакала; он подошел к ней, чтобы утешить.

- Тебе не о чем плакать, - сказал он. - Если ты хочешь убраться отсюда и высадиться на другой части берега, ты легко можешь сделать это в моей лодке.

Она вопросительно посмотрела на него.

- Поплыть на твоей лодке? - с сомнением повторила она. - Я боюсь.

- А почему бы и нет? - сказал он. - Я доставлю тебя в целости и сохранности и высажу там, где тебе заблагорассудится.

Какое-то время она ничего не отвечала, и, казалось, размышляла.

- Но кто ты такой? - спросила она наконец. - И что привело тебя сюда?

- Меня зовут Джордж, - ответил он с некоторой важностью, - и я принц.

Но если он думал, что это заявление повергнет ее в благоговейный трепет, то обманулся, потому что она с любопытством посмотрела на него и сказала:

- Принц! Настоящий принц? Ты родился принцем?

Это был удар в цель, который совсем не пришелся по вкусу Джорджу. Он и в самом деле не знал, что ответить, когда, увидев, как помрачнело его лицо, маленькая девочка подошла к нему и ласково сказала:

- Не бери в голову; если ты не родился принцем, ты ничего не можешь с этим поделать, ты же знаешь. В нашей стране нет ни принцев, ни принцесс, ни королей, ни королев. Мой отец и мой дед - вожди нашего народа, и они очень мудры - гораздо мудрее любых королей.

С этим утверждением Джордж не был расположен соглашаться сразу. Он уже собирался возразить, когда она продолжила:

- Теперь это не имеет значения; ты был очень добр ко мне, потому что спас мне жизнь. Принц ты или не принц, но ты кажешься милым, послушным мальчиком; и я доверюсь тебе, если ты пообещаешь перевезти меня вон за те скалы и высадить на берег чуть дальше.

- Я с удовольствием это сделаю, - был ответ мальчика, и они вместе направились к лодке. Но когда они подошли к ней, он обнаружил, что будет трудно подвести ее достаточно близко, чтобы она могла войти. В этом месте было очень мелко, и он в некотором замешательстве переводил взгляд с нее на лодку, а с лодки обратно на нее.

- Мне кажется, - сказал он наконец, - что мне придется отнести тебя.

- Но тогда ты промокнешь, - возразила она.

- О, это пустяки! Я только что прыгнул в воду, когда в спешке выбирался на берег, чтобы убить змею.

Поэтому он взял ее на руки и немного зашел в воду; но каково же было его удивление, когда он обнаружил, какая она удивительно легкая. Казалось, она совсем ничего не весила, он легко посадил ее в лодку и застыл, глядя на нее с удивлением.

- Боже, какая ты легкая! - воскликнул он. - Ты не тяжелее младенца.

Но она была удивлена не меньше его и не обратила внимания на его замечание.

- Какой ты сильный - для мальчика! - сказала она. - Неудивительно, что ты не побоялся напасть на вральпу. Все ли ваши люди такие же сильные, как ты?

- Не все; некоторые даже сильнее, - таков был дипломатичный ответ. Затем, внезапно изменившись, он продолжил. - Послушай, как тебя зовут?

- Мирла.

- Мирла! Хм, красивое имя. А другое? Как твое второе имя?

Она покачала головой.

- Я не понимаю, что ты имеешь в виду, - сказала она. - У меня нет другого; ни у кого из тех, кого я знаю, нет двух имен.

- У меня их два, - гордо ответил Джордж. - Мое полное имя Джордж Даревилл.

Она смотрела на него с каким-то вялым любопытством.

- Я слышала, как мой народ говорил о короле Каре, принце Рокте и других, - сказала она, - но я никогда не слышала о короле или принце, у которого было бы два имени.

Это был еще один удар по самолюбию Джорджа, хотя бесхитростная девочка этого не знала. Он почувствовал замешательство и, как следствие, испытал облегчение, когда она сменила тему, заметив:

- Пожалуйста, принеси мои крылья и эту ужасную змею тоже, чтобы я могла показать их своему народу.

Он сделал то, о чем она его просила, подняв останки рептилии двумя палками и бросив их на нос лодки. Затем он забрался в лодку сам, столкнул ее и, взяв весла, направился в указанном ею направлении.

Вскоре они обогнули выступ маленькой бухты и приблизились к длинному песчаному берегу, окруженному густым лесом. Но в одном месте виднелась прогалина, и из него появилась группа мужчин в черных масках. При виде них Мирла вскрикнула, а Джордж, сидевший к ним спиной, оглянулся и перестал грести.

- Кто они такие? - спросил он с беспокойством.

- Мои друзья, - сказала она, - они, без сомнения, пришли искать меня; не бойся, потому что они не причинят тебе вреда.

Но Джордж вспомнил истории о Цветочных Обитателях; он вспомнил, ему говорили, что они носят маски, и начал размышлять, не разумнее ли было бы уплыть, вместо того чтобы высаживать свою спутницу.

Но она убедила его повернуть лодку к берегу.

- Они не причинят тебе вреда! - повторила она с нажимом. - Не бойся, я позабочусь о тебе. Кроме того, ты должен навестить моего отца, чтобы он поблагодарил тебя за то, что ты для меня сделал.

- Я думаю, - Джордж заколебался, - тебе лучше сказать им, чтобы они остановились там, где они есть; тогда я смогу высадить тебя и уплыть. Мне не нравится, как они выглядят.

- Если ты боишься, я так и сделаю, - сказала Мирла, - но в этом нет необходимости.

И она окликнула приближающихся незнакомцев на языке, которого Джордж не понимал. Между ними завязался какой-то разговор и, по-видимому, какой-то спор, но в конце концов люди в масках отошли примерно на пятьдесят ярдов, когда Джордж направил лодку к берегу. Мирла поднялась и, легко ступив на ее нос, спрыгнула.

- А теперь выбрось на берег куски этой ужасной змеи, - попросила она его.

Он так и сделал, и она повернулась, чтобы пойти навстречу людям в масках.

- Разве тебе не нужны эти штуки, твои... твои крылья? - крикнул он ей вслед.

Она оглянулась и ответила:

- Да, я сейчас вернусь за ними.

И она легкой походкой направилась к своим друзьям, которые двинулись ей навстречу. Казалось, она яростно спорила с ними, потому что Джордж, внимательно наблюдавший за ними, видел, как она делает нетерпеливые и даже гневные жесты, топает ногой и встряхивает головой. Один из мужчин предложил ей черную маску, но она оттолкнула ее и снова раздраженно топнула ногой; затем, по-видимому, последовал еще один спор. Однако в конце концов она вернулась к нему одна.

- Все в порядке, - сказала она, - ты можешь безопасно сойти на берег и пойти со мной. Смотри, - продолжала она, указывая на незнакомцев, - они сняли свои маски.

Джордж отметил, что это было так; а также то, что они приближались к лодке со всеми проявлениями дружелюбия, и он наблюдал за ними с большим интересом.

Это были бородатые мужчины среднего роста, по-видимому, не очень крепкого телосложения, но и не дурно сложенные. Однако один факт поразил его. Дело было в том, что в их лбах было что-то необычное. Но что это было, он не мог точно определить.

Один из них подошел и, посмотрев сначала на тело змеи, а затем на Джорджа, сказал на языке, который был знаком мальчику, но с небольшим акцентом:

- Мы слышали, юный господин, что ты убил этого вральпу и тем самым спас жизнь дочери нашего вождя. В этом ты оказал нам неоценимую услугу. Нашими законами и приказом нашего вождя чужакам запрещено появляться на наших берегах. Но девушка искренне желает, чтобы ты отправился с нами, и ее отец лично выразил тебе свою благодарность. Мы сомневаемся, правы ли, уступая, но поскольку таково ее желание, мы согласились на это; если мы ошибаемся, и наш вождь примет тебя не так, как она ожидает, ты не должен винить нас. Мы не несем никакой ответственности за результат.

- Но я знаю! - властно воскликнула Мирла. - И в этом вы должны подчиняться моим приказам; так что давайте отправляться в путь.

- А что с моей лодкой? - спросил Джордж.

- О ней позаботятся, - ответила она. - Ее вытащат на берег и позаботятся о ней. И не забудьте, - продолжала она, обращаясь к группе, - не забудьте принести мои крылья и мертвую змею.

Мужчины почтительно поклонились и принялись оттаскивать лодку на достаточное расстояние от воды. Тем временем Мирла взяла Джорджа за руку и повела его к прогалине в лесу.

Мальчик, естественно, засомневался, разумно ли он поступил, позволив уговорить себя сопровождать ее к людям, о которых он слышал такие дурные отзывы. Но уверенность, проявленная девочкой, а также дружелюбные взгляды и манеры мужчин ободрили его. Итак, они продолжили свой путь, остальные последовали за ними.

Вскоре Мирла захлопала в ладоши и радостно рассмеялась, как будто ее осенила счастливая мысль.

- Как это будет весело! - воскликнула она.

- Что будет весело? - спросил ее спутник.

- Ну, когда они увидят, что я возвращаюсь с незнакомцем, - ответила она. - Никогда за много-много лет... О! долгие века, как мне говорили, незнакомцу не разрешалось въезжать в нашу страну!

- Почему эти люди носят маски? - спросил он. - И почему они хотели, чтобы ты ее надела?

Она пожала плечами.

- Я не уверена, - сказала она немного серьезно, - могу ли я тебе сказать. Возможно, со временем ты узнаешь об этом все.

Они вступили на крутую, мрачную тропинку, которая вела в глубь леса и поднималась к каким-то высоким нависающим утесам, и Джордж с большим интересом огляделся по сторонам, потому что деревья, кустарники и цветы, вообще вся растительность были ему незнакомы. Чем дальше они продвигались, тем крупнее и необычнее становились плоды и цветы, которые виднелись со всех сторон. Один из этих странных цветов особенно привлек его внимание. Это была гигантская орхидея, и такой красивой и яркой окраски, а аромат, даже на небольшом расстоянии, был таким восхитительным, что он шагнул к ней с намерением рассмотреть и, возможно, сорвать ее. Но Мирла с громким криком испуга бросилась за ним и оттащила его назад. Он повернулся и увидел, что ее лицо, только что раскрасневшееся от приятного возбуждения, побелело и сморщилось от страха.

- О, не прикасайся к ней! - воскликнула она. - Потому что она убьет тебя. Смотри, - продолжала она, содрогнувшись.

И, взяв из его рук лук, который он нес с собой, она вытянула его во всю длину так далеко, как только могла, наклонилась и коснулась прелестного цветка, после чего сверху появилась ветка, заканчивавшаяся одним из длинных острых шипов, которые он заметил раньше, и резко опустилась на конец лука ударом, похожим на удар молота.

- Видишь, - повторила она, отстранилась и схватила его за руку. - Если бы ты был там, это убило бы тебя.

Джордж очень удивился и попросил ее объяснить, но она покачала головой и сказала только:

- Ты не должен здесь ни к чему прикасаться, если тебе не разрешат. Это "Лес ста смертей". - Но она отказалась продолжать объяснения, и они некоторое время шли молча, когда внимание Джорджа привлекло новое чудо. Это было дерево, весь ствол которого был полым и стоял частично открытым, а внутри виднелось что-то похожее на сиденье. По бокам оно было обшито материей, напоминавшей самый дорогой бархат. Оно было разноцветным. Джордж шагнул вперед, чтобы рассмотреть это новое чудо, и снова Мирла схватила его и с испуганным криком оттащила назад.

- Если ты сядешь туда, - воскликнула она, - ты никогда не выйдешь оттуда живым. Это ужасное дерево сомкнется вокруг тебя, и мы ничего не сможем сделать, чтобы освободить тебя вовремя и спасти. Это еще одна из многих смертей, с которыми неосторожные сталкиваются в этом ужасном лесу!

Пройдя немного дальше, они подошли к такому же дереву. Оно стояло открытым, как и предыдущее, но внутри было что-то, в чем Джордж узнал скрюченный скелет человеческого существа.

- Пойдем, - вздрогнув, позвала Мирла. - Это какой-то глупый незнакомец, который забрел в этот лес и присел там отдохнуть.

Вскоре они подошли к огромному цветку, который свисал, прикрепленный с обоих концов длинным стеблем, к дереву наверху и образовывал нечто вроде качелей или, скорее, гамака, красивой формы и расцветки, и, казалось, приглашал усталого путника лечь в него и раскачиваться.

- Вот, - сказала Мирла, - еще одно смертоносное растение. Если ты ляжешь на эти качели, они окутают тебя усыпляющим ароматом, а затем, пока ты спишь, сомкнутся над тобой, и ты никогда не выйдешь оттуда живым. Но через некоторое время они снова откроются, чтобы твои кости упали на землю. Смотри, видишь, что под ним?

Там, действительно, валялось много белых предметов, которые, как увидел Джордж, были костями.

Он с содроганием повернулся и пошел дальше, начиная испытывать ужас перед всем, что его окружало. Но девочка рядом с ним вскоре начала весело болтать, очевидно забавляясь удивлением и любопытством, написанными на его лице, когда он переводил взгляд с одного странного ботанического чуда на другое.

Вскоре он увидел перед собой просвет на тропинке, указывавший на то, что они приближаются к опушке леса. По пути через лес он видел множество тропинок, разветвлявшихся и петлявших, образуя настоящий лабиринт, по которому Мирла, по большей части, выбирала свой путь без колебаний.

Раз или два ей даже пришлось ждать, пока подойдут ее спутники, чтобы указать дорогу, после чего она брала Джорджа за руку и вела его впереди, как и раньше.

Таким образом, они сначала поднялись на значительную высоту, а затем немного спустились, и теперь, когда вышли из леса, перед их взором открылось обширное пространство.

XXIII. В СТРАНЕ ЦВЕТОЧНЫХ ОБИТАТЕЛЕЙ

Джордж обнаружил, что смотрит вниз на обширную травянистую равнину, простиравшуюся вдаль и со всех сторон окруженную лесами и рощицами деревьев, по большей части гигантской высоты и обхвата. Образовавшаяся таким образом впадина была тут и там усеяна группами деревьев поменьше, среди которых то появлялось, то исчезало нечто, что мальчик сначала принял за огромных ласточек, но вскоре убедился, что это человеческие существа, скользящие над поверхностью земли. Некоторые из этих летунов вскоре заметили Джорджа и его спутников и устремились к ним длинными перелетами, скользя в нескольких футах от земли и снова поднимаясь, когда опускались достаточно низко, чтобы коснуться ее, - легкого движения было достаточно, чтобы совершить новый прыжок. Сходство с полетом ласточек, когда они летят низко, было очень заметным; или же это движение можно было бы сравнить с грациозными изгибами катающегося на коньках.

Когда первые из тех, кто пользовался этим способом передвижения, приблизились к Джорджу на расстояние двадцати ярдов, они опустились на землю и встали полукругом, внимательно разглядывая его.

Их молчаливый взгляд смутил мальчика, и он стоял, ожидая, что произойдет дальше; постепенно число незнакомцев увеличивалось, по мере того как другие приближались, скользя над землей, и оказывались на краю полукруга. Затем Мирла вышла вперед и обратилась к ним на языке, которого Джордж не понимал; четверо мужчин, следовавшие за ними, подошли, завязался долгий разговор. В конце концов некоторые из летунов отправились в путь, пробежав по земле, прежде чем подняться в воздух, а затем вскоре исчезли вдали. Остальные повернулись, чтобы сопровождать их; Мирла, позвала Джорджа, и они все вместе отправились в путь.

- Они сказали мне, что у моих отца и матери были большие неприятности из-за меня, - объяснила она своему юному другу, когда они шли дальше. - Мне очень жаль, и я ожидаю, что получу нагоняй. Однако с этим ничего не поделаешь. Впрочем, я надеюсь, что они не будут очень сердиться.

Джордж согласился, но в тот момент он проявлял больше любопытства к полету, чем к чему-либо еще; и он с большим интересом рассматривал крылья тех, кто был ближе всего к нему. Они напоминали крылья Мирлы и крепились к рукам и плечам ремнями и пряжками, которые быстро и легко регулировались; многие расстегивали их на ходу и перекидывали через плечи.

Поведение всех, с кем он теперь сталкивался, ободряло Джорджа. Они были не только дружелюбны, но и в их поведении чувствовалась почти детская веселость, очень быстро завоевавшая его доверие. В этом отношении они сильно отличались от людей в масках, чей серьезный и почти отталкивающий вид поначалу заставил его несколько усомниться в их намерениях.

Маленькая процессия двинулась дальше по равнине; и когда она приблизилась к дальнему концу, они миновали рощи деревьев, среди которых бежали потоки воды, каскады и фонтаны, гроты и тенистые беседки, а также красиво разбитые сады. В некоторых рощах, через которые они проходили, росли плоды и цветы таких огромных размеров, что Джордж с удивлением смотрел на них, едва веря, что они настоящие. И теперь из многих этих огромных цветов, когда они раскачивались взад и вперед, некоторые всего в нескольких футах над ними, а другие высоко в воздухе, выглядывали маленькие головки, и удивленные лица смотрели на них сверху вниз и спрашивали, из-за чего такой переполох. Время от времени некоторые из них появлялись из своих укрытий в колоссальных цветах и, взмывая в воздух с распростертыми крыльями, грациозно опускались на землю, бесшумно и легко. Затем, сложив крылья, они присоединились к толпе, нетерпеливо задавая вопросы тем, кто был рядом с ними.

Продвигаясь дальше, они увидели группы зданий, одно из которых, судя по его размерам и архитектурному стилю, Джордж счел дворцом или храмом. Все его башни были по форме похожи на цветы или деревья, и орнамент следовал той же идее. Материалом самого здания был черный и белый мрамор, но цветочные украшения были красиво подкрашены, чтобы имитировать настоящие цветы. На вершине лестничного пролета, ведущего ко входу в это внушительное сооружение, собралась группа людей.

- Смотри! - воскликнула Мирла. - Вот мой отец, Лофтра, а рядом с ним Фелита, моя мать; а с другой стороны ты можешь видеть моего дедушку, которого зовут Зореас.

И с этими словами она побежала вперед, вверх по ступенькам, а в следующее мгновение оказалась в объятиях своей матери. Затем отец поднял ее и поцеловал, после чего последовал какой-то разговор, которого Джордж, оставшийся внизу лестницы, не мог слышать. Люди, бывшие в масках, поднялись по ступеням и бросили перед своим вождем останки мертвой змеи. Некоторое время Лофтра молча разглядывал их, а затем, спустившись по ступенькам, протянул Джорджу руку.

- Я слышал, сын мой, - сказал он, - о том, что ты сделал сегодня для моего ребенка. Теперь тайна судьбы, нависшей над ней, завеса, сквозь которую мы не могли проникнуть, прояснилась. В звездах было написано, что сегодня ей угрожала великая опасность; судьбой тебе было уготовано предотвратить эту опасность и стать первым чужестранцем, которого впустили в нашу страну за многие века. Поскольку великий Дух, руководящий всеми мирскими делами, так распорядился, вполне уместно, чтобы мы признали Его волю в этом и подчинились ей. Ты увидишь, что мы не будем скупиться в знак признания той услуги, которую ты нам оказал.

Джордж почувствовал себя немного смущенным таким несколько величественным приемом и, не привыкший произносить длинные речи, ограничился улыбкой и скромным: "Спасибо, сэр". Затем Лофтра взял его за руку и подвел к жене, которая, не мудрствуя лукаво, обняла и поцеловала его, после чего Мирла захлопала в ладоши, со смехом сказав Джорджу:

- Вот так! Я же тебе говорила. Разве я не обещала, что мои мать и отец примут тебя по-доброму и будут любить за то, что ты спас мне жизнь?

Затем Джорджа представили Зореасу, красивому старику с развевающимися седыми волосами и бородой, который посмотрел на него добрыми серыми глазами и обратился к нему с большим достоинством. При этих словах из толпы вокруг раздались крики людей, которые ждали только знака одобрения старика, чтобы засвидетельствовать свои дружеские чувства.

- А теперь, - сказала Фелита, - мальчик, должно быть, проголодался и нуждается в подкреплении сил; позвольте ему пройти с нами к нашему столу.

Мирла взяла его за руку и, сказав: "Я покажу ему дорогу", повела его через порталы во внутренний двор, который они пересекли, затем, пройдя через другие ворота, они вышли в сад, который Джордж счел самым красивым и чудесным из всех, какие он когда-либо видел. Здесь, под большим раскидистым навесом, были накрыты столы, на которых стояли золотые блюда, кувшины и кубки, а также обильно лежали прохладные, аппетитные фрукты. И за этим столом, окруженный ароматом цветов и журчанием бьющих фонтанов, Джордж вскоре оказался участником самого необычного банкета, на каком он когда-либо был гостем.

Во время еды у него была возможность наблюдать за окружающими. Лофтра, глава общины, был высоким, красивым мужчиной средних лет с прекрасной военной выправкой; в то время как его жена, хотя тоже была средних лет, все же обладала удивительно юным видом.

На самом деле, теперь Джордж начал понимать, что именно в выражении лиц этих людей поначалу озадачивало его; теперь он понял, что это было полное отсутствие морщин и других признаков возраста и заботы. В бровях, во всем выражении их черт присутствовало полное спокойствие, отсутствие земной страсти, которая, хотя он едва ли понимал это, инстинктивно казалась ему необычной, даже уникальной. Зореас, несмотря на то, что он, несомненно, был стариком, с его седыми волосами и бородой, и его согбенной фигурой, обладал цветом лица и яркими глазами тридцатилетнего молодого человека; ни складочки, ни морщинки не появилось на его высоком лбу, и весь облик его выражал добродушие и благожелательность. И все же временами в них проскальзывал намек на суровость, который Джордж замечал и даже удивлялся. Глядя на окружающих, он отмечал те же общие черты: все были красивы, спокойны и лишены даже намека на беспокойство; более того, все казались такими же веселыми, как счастливые, беспечные дети.

О том, что ел и пил на этом замечательном пиршестве, Джордж имел лишь смутное представление - по крайней мере, о большей части. Из еды там не было ничего, кроме хлеба и фруктов; но эти фрукты были самыми разнообразными, сочетая в своем разнообразии вкусы всего, что есть на свете, включая даже - так ему казалось - вкус мяса многих видов. В качестве напитков были предложены фруктовые напитки, прохладные, пенящиеся и с изысканным букетом. Вскоре Мирла, в ответ на выражение его удивления, игриво спросила его, есть ли какой-нибудь известный ему фрукт, после чего Джордж подумал о винограде и сумел заставить их понять, что он имеет в виду. Мирла хлопнула в ладоши и сказала:

- Ты будешь частью единого со мной.

Этот ответ немало озадачил Джорджа, но он раскрыл глаза еще шире, чем прежде, когда немного позже перед ним положили нечто, похожее на огромную виноградину величиной с дыню. Мирла отрезала от нее два ломтика, один для него, другой для себя, и когда он попробовал, то обнаружил, что это действительно было не что иное, как огромная виноградина.

То же самое было и со многими другими фруктами. Нектарины были такими крупными, что едва помещались на блюдо, персики и сливы величиной с тыкву и бесчисленное множество других, и все это в таких масштабах, что мальчику казалось мечтой Бробдингнега.

Когда пир закончился, и Джордж вымыл лицо и руки и немного отдохнул, его провели в помещение, в котором находились только Мирла, ее родители и ее дедушка.

Зореас восседал на высоком троне, а отец и мать Мирлы - по обе стороны от него. Джордж стоял перед ними, Мирла - рядом с ним, держа его за руку, словно придавая ему храбрости.

- Сын мой, - сказал Зореас, - мне было поручено решить, какую награду мы предложим тебе за услугу, которую ты оказал нам сегодня. По воле великого Духа, Повелителя Лесов и Цветов, которому мы поклоняемся, тебе было дано совершить это служение; поэтому нам надлежит склониться перед тем, что здесь так ясно указано. Несомненно, так было предопределено, что мы могли бы оказать тебе взамен какую-нибудь особую услугу. Тогда скажи, что мы можем для тебя сделать? Если есть что-то, чего ты желаешь, что в наших силах исполнить, мы с готовностью выполним твою просьбу.

Услышав это, Джордж смутился и не знал, что ответить. Он перебрал в уме все предметы, какие ему больше всего хотелось бы иметь. Но почти все они были такими, какими эти люди вряд ли могли бы его снабдить, если только они на самом деле не были фэйри; но к этому времени он решил, что они не были такими. Его самым большим желанием в тот момент было получить винтовку и хороший запас патронов; но он знал, ничего этого они не могли ему дать, - и это относилось ко всему, о чем он пытался думать. Пока он колебался, Мирла посмотрела на него и улыбнулась.

- Ты, кажется, лишился дара речи, принц Джордж. Могу я попросить тебя кое о чем?

Но Джордж оставался серьезным и задумчивым, а вскоре поднял глаза и вздохнул, и тогда стало видно, что в его глазах стоят слезы.

- Есть только одна вещь, сэр, которая действительно могла бы сделать меня счастливым, - сказал он, обращаясь к Зореасу, - и это то, что моя сестра должна выйти замуж за мистера Вайдейла, за того, кто был мне таким добрым другом. Я знаю, что он очень сильно любит ее и очень надеялся жениться на ней, но теперь она собирается выйти замуж за короля Кару, человека, который мне совсем не нравится.

- Значит, ты думаешь, - ответил Зореас, - что для твоего друга и твоей сестры было бы лучше, если бы он женился на ней?

- Конечно, я не знаю, сэр, - скромно ответил Джордж. - Я всего лишь мальчик, и у меня нет опыта в подобных делах. Но когда я вижу, каким печальным и подавленным он выглядит, то не могу не желать, чтобы моя сестра любила и утешала его.

Некоторое время Зореас молча смотрел на мальчика; затем он любезно ответил:

- Твои мысли делают тебе честь, сын мой. Они показывают, что твое сердце настроено благожелательно. Возможно, мы сможем быть полезны тебе в этом деле, ибо знаем все, что происходит на этих островах, хотя и не допускаем никого из других жителей в наши владения. Мы наблюдали за действиями этого странного вождя, Монеллы, в его войне против короля Кары; и мы знаем, что король Кара, не сумев добиться своих целей в открытой войне, прибегнул к уловкам; как он и его сестра Морвина с помощью темных искусств и оккультных заклинаний снискали расположение правителей и советников Диландиса и обманули их, заставив поверить в их добрую волю. Ибо Кара сведущ во многих скрытых тайнах; он знает многие секреты, которые принадлежат нам, Детям Лесов и Цветов; он, и его жрецы, и астрологи также сведущи в знаниях о звездах. Но если они знают много, то мы знаем еще больше; у нас есть секреты, в которые Кара еще не проник, и за раскрытие которых он многое отдал бы. В этом наша сила помочь тебе, и то, что мы можем сделать, мы сделаем охотно.

При этих словах Джордж, который до этого мрачно смотрел в землю, поднял глаза с веселой улыбкой. Затем, шагнув вперед, он импульсивно схватил и поцеловал руку мудреца и, склонившись над ней, ответил:

- О, сэр! если вы сочтете это возможным и сможете помочь мне, я буду благодарить вас до конца своих дней!

Увидев, что мальчик плачет, мать Мирлы нежно притянула его к себе и предложила ему сесть на кресло рядом с ней; затем, прижав его к себе и обняв рукой за шею, она ласково сказала:

- Бедный мальчик! У него нет матери, и только его сестра может любить его и заботиться о нем!

При этих словах Джордж удивленно поднял голову.

- У меня также есть брат, - сказал он, - но откуда вы знаете, что у меня нет матери?

Зореас улыбнулся.

- Я уже говорил тебе, - заметил он, - мы знаем многое из того, что происходит во внешнем мире. Настоящее и прошлое написаны на звездах; только будущее скрыто от нас; но даже в этом отношении мы иногда можем прочесть достаточно, чтобы быть в какой-то степени проводником для тех, кто ходит во тьме. Чтобы помочь тебе, нам необходимо обратиться к звездам. Для этого потребуется по крайней мере одна ночь; возможно, несколько ночей. Отдохни здесь, пока мы не узнаем, какой совет тебе дать; тогда ты вернешься к своему собственному народу в более оптимистичном настроении.

- Благодарю вас, сэр, - просто ответил Джордж. - Но моя сестра и все остальные будут так беспокоиться обо мне!

- Неважно, - серьезно ответил мудрец. - Эти вещи более важны для тебя и для них, чем их временное беспокойство. Кроме того, при необходимости, если твое пребывание здесь затянется, я могу отправить сообщение. Завтра посмотрим. А пока я передаю тебя на попечение моей внучки, которая привела тебя сюда, и которая найдет, чем тебя развлечь и заинтересовать.

- Но как же лодка? - спросил Джордж.

- Она надежно спрятана, и о ней будут хорошо заботиться.

Затем Мирла увела Джорджа, но не раньше, чем он получил еще одно объятие от ее доброй матери.

- Успокойся, дитя мое, - прошептала она, - ибо если мы не сможем помочь тебе, то никто на земле не сможет; и мы сделаем все, что в наших силах.

Снаружи ждали многие товарищи Мирлы по играм; и им она представила своего нового знакомого, который быстро освоился и присоединился к их играм. Они хотели научить его летать и попытались это сделать, но попытка оказалась неудачной, хотя и доставила им массу удовольствия. Дело в том, что, как он впоследствии узнал, все эти люди были от природы очень легкими; и отчасти это, а отчасти долгая практика позволяли им скользить над землей так, как он видел. Была и другая причина, а именно то, что их крылья состояли из тонкого вещества, которое росло на определенных деревьях в лесу вокруг них. Оно обладало огромной плавучестью, настолько большой, что крылья почти плавали в воздухе сами по себе и даже при дуновении ветра несли определенное количество прикрепленного к ним груза. Самой знакомой иллюстрацией, вероятно, был бы зонтик одуванчика, только он не обладает такой же прочностью.

Но в этом, как и во всем остальном, эти странные люди использовали для своих нужд окружающие их цветы и растения. С помощью какой-то секретной обработки они могли сделать цветы, независимо от их размера, крепкими и долговечными, почти вечными; и, по сути, изготавливали из них материалы для одежды и других целей. Так Джордж с удивлением узнал секрет их уникальных нарядов, потому что все они были сделаны из цветов; и когда, впервые увидев Мирлу, он подумал, что ее платье напоминает лилию, то случайно наткнулся на истину.

В остальном все было точно так же. Эти люди были единственными последовательными вегетарианцами из всех, кого он когда-либо встречал. Для своего ежедневного пропитания или существования как отдельного и изолированного сообщества они не нуждались ни в чем большем, чем в том, что росло вокруг них. После долгих и кропотливых ботанических исследований они настолько окультурили, а в некоторых случаях и изменили характер кустарников, деревьев и цветов, что вывели из них растения, вызвавшие бы удивление в любой другой части мира. После долгих веков такого выращивания маленькие соцветия превратились в гигантские; плоды, которые нам кажутся крупными, по сравнению с ними казались лилипутскими, а гигантские соцветия, которые сейчас произрастают в их лесах, могли с помощью какого-то процесса стать настолько долговечными, что год за годом могли оставаться неизменными на дереве, на котором выросли.

Наиболее отчетливо это проявилось в сознании Джорджа позже в тот же день. После вечерней трапезы Мирла сказала ему:

- Сегодня ночью ясная луна; давай выйдем и поиграем.

С этими словами она вывела его из дворца под деревья окружающих его рощ, и о чудо! большинство огромных цветов, свисавших с них, были освещены и раскачивались из стороны в сторону на вечернем ветерке, как гигантские китайские фонарики; и когда они проходили внизу, Мирла издала негромкий возглас, после чего из этих гигантских подсвеченных цветов высунулись сонные головки и лениво спросили, чего она хочет.

- Мы собираемся поиграть сегодня вечером, - сказала она, - скоро взойдет луна, и у нас здесь есть незнакомец, который хотел бы посмотреть на наши игры. Он не может долго оставаться с нами, так что приходите и поиграйте с ним сегодня вечером.

Джордж с удивлением огляделся по сторонам; со всех сторон он мог видеть длинные аллеи деревьев с ярко освещенными большими цветами, выгодно подчеркивающими их мягкую и разнообразную окраску, и чем больше он смотрел, тем больше удивлялся.

- Почему, - спросил он Мирлу, - они остаются там, наверху, в этих огромных цветах, вместо того чтобы жить во дворце или в красивых домах, которые я вижу вокруг?

Но она только рассмеялась.

- Такова наша природа, - ответила она, - потому что мы обитатели цветов; и нам больше нравится жить среди цветов, где мы можем раскачиваться на прохладном свежем воздухе, чем в душных зданиях на земле. Вокруг нас есть дома для всех, кто желает в них жить; но такова наша природа, что мы предпочитаем спать среди деревьев.

В ответ на приглашение Мирлы множество маленьких существ грациозно опустились на землю; некоторые из них держали в руках маленькие фонарики, которые издали придавали им сходство с огромными светлячками.

Вскоре было предложено взять Джорджа в полет, и когда луна, которая была почти полной, поднялась достаточно высоко, чтобы осветить равнину, можно было увидеть, как эти смеющиеся дети поднимают его, совершая то, что можно назвать прыжками длиной во много сотен футов над землей; таким образом Джордж получил свой первый личный опыт полета. Он находил это движение самым восхитительным, особенно после того, как преодолел свой страх, что они внезапно уронят его на землю. С того момента, как он обрел уверенность, он получал огромное удовольствие от этого времяпрепровождения.

Несколько дней прошли более или менее в тех же занятиях, за исключением того, что каждый день родители Мирлы какое-то время прогуливались с Джорджем, серьезно беседовали с ним и давали ему советы относительно его будущего. Вскоре они узнали от него, что он был восторженным учеником доктора Манлета, а также, что доктор уделял много времени изучению ботанических растений островов.

Узнав это, Лофтра улыбнулся.

- В таком случае, - сказал он, - мы можем дать тебе несколько полезных советов; прежде чем ты покинешь нас, мы поделимся с тобой некоторыми из известных нам секретов природы - во всяком случае, ты узнаешь достаточно, что поможет тебе в твоей жизни там. Правда, многие из этих секретов связаны с особыми деревьями и кустарниками, которые мы выращивали на этом острове в течение долгих циклов; но мы знаем, что есть и другие части света, в которых большинство из них могут быть найдены теми, кто усердно их ищет, и это поможет ему в дальнейшем. Поставь перед собой такую цель. А пока ты узнаешь об открытиях, о которых внешний мир даже не мечтает!

Так прошло пять дней, и по-прежнему каждое утро Джорджу говорили, что звезды пока не благоприятствуют ему; но тем временем ему сообщили, что его друзьям отправлено известие, в котором сообщается, что он в безопасности и скоро вернется. Это успокоило разум мальчика и позволило ему более полно вникнуть в окружающее, производившее впечатление, которое впоследствии никогда не изгладилось. В последующие годы, он вспоминал и будет вспоминать снова и снова те дни и ночи, которые провел в этом странном сообществе.

Таким образом, вечером, сидя рядом с Фелитой, нежно прижавшись к ней, в то время как Мирла сидела по другую сторону от нее, он слушал чудесную легенду о происхождении обитателей цветов; точно так же, как в наших детских садах любящие матери рассказывают своим детям сказки о сказочной стране. Повсюду вокруг себя он мог видеть древесные жилища, большинство из них были освещены, и время от времени кто-нибудь из их обитателей, неся свои маленькие фонарики, спускался вниз или скользил в сумерках или в глубоких ночных тенях.

Вот легенда, которую она рассказала.

- Вначале нас называли Детьми Света, существами, которые порхали по внешней стороне земного шара в Элизиуме восторга. Мы плавали взад и вперед по поверхности атмосферы этой планеты, подобно тому, как птицы летают над поверхностью моря, а иногда и ныряют в него. Но в один злополучный день Алостра, наша королева, влюбилась в одного из Сынов Божьих, который охранял врата рая, и отвлекла его от выполнения своего долга. И тогда на нас обрушилось великое проклятие. Мы стали тяжелее и были обречены опуститься в воздух и там плавать, как птицы, или как рыбы в море. Но случилось еще худшее, ибо Алостра оставалась непреклонной и не просила прощения, и так она опускалась все ниже и ниже, и все ее подданные, пока, наконец, они больше не могли даже летать по воздуху, но опускались и пресмыкались на земле, и стали подобны омарам и крабам по сравнению с рыбами, которые плавают над ними.

- И все же, - продолжала Фелита, - мы сохранили многие из наших прежних качеств по сравнению с обитателями, которых обнаружили существующими на земле. Мы приземлились на то, что тогда было самой высокой землей на поверхности земного шара, и это были величественные вершины под названием Атлантида, которая тогда господствовала над всем миром. Но этот народ правил им с помощью жестокости, кровопролития и злых страстей; и мы, хотя и были изгнаны из нашего прежнего блаженного состояния, не испытывали сочувствия к тому, что находили вокруг себя. И когда мы узнали все это, и острее, чем когда-либо, осознали все, что потеряли, многие из нас пролили столько слез, что те оросили всю землю вокруг, и там, где они упали, распустились почки деревьев и цветов, которые ты видишь вокруг нас. Ни в одном другом регионе мира - так мы считаем - ты не найдешь такой замечательной растительности, как у нас здесь, потому что, хотя некоторые семена случайно попали в другие страны, все же здесь можно увидеть все самые удивительные секреты природы.

И пока Атлантида господствовала над миром, как это было в то время, мы, благодаря раскрытым нами секретам и силе, которую они нам дали, господствовали над ней; ибо посреди нее были наши владения, огромная неприступная гора, защищенная лесами, в которые ни один человек не осмеливался проникнуть, под страхом смерти. Из поколения в поколение мы с отвращением и жалостью взирали на жестокие страсти, которыми руководствовались окружающие нас люди, ибо причиной всех их завоеваний были ненависть, жестокость и честолюбие. И когда пришло неизбежное возмездие, и Атлантида, владычица мира, ушла под воду - вся, кроме верхних земель, - мы остались невредимы и безмятежно взирали на то, что с ними случилось. Мы не чувствовали ни жалости, ни страха, ибо знали, что на звездах было написано, мы не должны утонуть вместе с ними, и к их утраченным амбициям у нас не было никакого сочувствия.

С тех пор эта маленькая нация потомков Сынов Богов защищала себя от остального мира и сохранила сегодня многие атрибуты наших предков. Мы настолько легки по весу, что без посторонней помощи можем летать по воздуху; но ах! никогда больше, пока мы не пройдем через врата смерти, мы не сможем взлететь так высоко, как когда-то. Так нас стали называть Обитателями Цветов.

- И таким образом, ты можешь понять, дитя мое, - добавила Фелита, - почему мы сохранили себя как нацию, отделенную от внешнего мира. У нас есть неумолимый закон, что никто из них не должен ступать сюда, не говоря уже о том, чтобы смешиваться с нами. Смерть, быстрая и неминуемая, - вот участь всех, кто пытался это сделать. Даже леса вокруг нас полны ловушек для опрометчивых искателей приключений.

- Да, я знаю, - сказал Джордж и вздрогнул. - Но все же, - внезапно пришла ему в голову мысль, - мне кажется странным, что, обладая такими обширными знаниями, вы не нашли средства от укуса змеи.

Замечание было вызвано беседой, состоявшейся у него незадолго до этого с доктором Манлетом, который сообщил ему, что мировая наука не преуспела в открытии противоядия от укуса змеи.

- О! это достаточно просто, - с улыбкой ответила Фелита. - Это один из самых маленьких наших секретов; только эта девочка, в таком положении, в каком она была, не смогла бы вовремя получить противоядие. Мы носим с собой много лекарств, но мы не можем унести все.

- Понятно, - сказал Джордж. - Тогда, я полагаю, вы не боитесь этих змей на вашей собственной земле?

Фелита покачала головой.

- Нет, за исключением того, что, конечно, они доставляют неприятности; и иногда они могут неожиданно укусить маленьких детей, которые могут умереть прежде, чем мы узнаем, что произошло. По этой причине мы поощряем рост деревьев, которые отпугивают змей. Никто никогда не пробирается сюда через лес; кто-то может приблизиться к нашему берегу, но никогда не зайдет намного дальше. Тогда, - добавила она, глядя на Мирлу с едва заметной суровостью во взгляде, но в то же время ласково поглаживая ее по голове, - наша маленькая Мирла никогда бы не оказалась в опасности, если бы непослушно не перешла черты, которой, как она знала, ограничена она и ее товарищи по играм.

Тогда Мирла, наполовину шутя, наполовину всерьез, спрятала лицо на коленях у матери, изображая раскаяние, и пообещала больше не ослушиваться. И ее мать, наклонившись, чтобы поцеловать волосы дочери, ответила:

- Я надеюсь, что нет, дитя мое, потому что в следующий раз не будет маленького друга Джорджа, который спасет тебя.

Так прошло несколько дней, пока утром пятого дня за Джорджем снова не послали для личной беседы с Мирлой и ее родителями. Он уже узнал, что Зореас был бывшим вождем Обитателей Цветов, но с годами счел ответственность слишком большой и передал свой пост сыну. Джордж питал к Лофтре большое уважение; он видел, что тот правит своим народом с любовью и мудростью; а бывшего вождя Зореаса все одинаково любили, поскольку в прошлом он был мудрым и мягким правителем. И Джордж очень удивлялся, размышляя обо всем этом, как могло случиться, что этот добрый, добродушный народ получил такую ужасную славу у диландийцев.

Теперь эта загадка в какой-то степени была объяснена ему.

- Мы тщательно обдумали, - начал Лофтра, обращаясь к Джорджу, - все, что нам стало известно о твоей сестре, не только о ее нынешнем положении, но и о ее прошлом. Она сбилась с пути истинного, но сердце ее все еще полно добрых побуждений, иначе мы не стали бы помогать ей. В данный момент она находится в серьезной опасности; каков будет исход, мы не можем сказать; мы можем сделать только то, что нам кажется наилучшим, чтобы помочь; но это будет больше, чем мы когда-либо делали прежде для смертных, насколько я знаю нашу историю.

Это не было тем утешением для Джорджа, на какое он надеялся; он ожидал чего-то более определенного.

- Гральда так много мне рассказал, - почти простонал он. - Он сказал, что ничем не может нам помочь. Значит, вы можете сделать не больше, чем Гральда?

- Можем, - последовал серьезный ответ, - но от великого Духа, Повелителя Лесов и Цветов, зависит, будут ли наши усилия эффективными. Помни, мы не можем проникнуть за завесу будущего; мы можем только вглядываться в него и смутно видеть смутные видения, которые для разных глаз принимают разные формы. Возможно, что интерпретации, которые мы им даем, могут быть правильными; но мы никогда не можем быть уверены. Однако мы надеемся, что в конечном итоге наша помощь тебе окажется достойной платой за ту услугу, которую ты оказал нам, сохранив жизнь нашей милой девочки Мирлы. Я слышал, что ты проявляешь большой интерес ко всему, что относится к науке. Итак, теперь я сделаю для тебя две вещи: я дам тебе то, чего мы еще никогда не давали чужеземцу, то, что поможет тебе в твоей борьбе с королем Карой. Я также покажу тебе некоторые из величайших наград, которые ожидают успешного работника в области науки. На самом деле я покажу тебе некоторые из великих секретов Детей Лесов и Цветов.

XXIV. НЕКОТОРЫЕ СЕКРЕТЫ ЛЕСОВ И ЦВЕТОВ

- Ты должен понять, - продолжал Лофтра, - я не ожидаю, что твой юный ум сможет полностью постичь все, что я тебе сейчас скажу. И все же в будущем ты вспомнишь и, возможно, лучше поймешь часть того, что сейчас кажется тебе недоступным. Ибо, если ты ревностный труженик в деле науки, тебе будет очень полезно узнать о возможностях, которые лежат перед тобой. Я уже говорил, что король Кара хорошо осведомлен о некоторых секретах, которые принадлежат нам; но все, что он знает, на самом деле ничтожно мало по сравнению с тем, что знаем мы. Он знает, например, тонкий яд, с помощью которого, простой царапиной на коже, он может вызвать состояние, настолько похожее на смерть, что мало кто отличит одно от другого. Он также может быстро вывести свою жертву из этого состояния, если пожелает. Кроме того, он открыл еще один удивительный секрет, известный нам, с помощью которого может при определенных обстоятельствах контролировать чужую волю. Я знаю, что он подарил твоей сестре некое украшение, которое убедил ее носить на шее. Разве это не так?

- Да, сэр! - с жаром ответил Джордж. - Это правда.

Лофтра достал из мешочка, прикрепленного к его поясу, маленький диск или медальон; он был сделан с перфорацией с каждой стороны, наподобие тех, что предназначены для хранения душистой древесины и других благовоний.

- Внутри медальона, который он подарил твоей сестре, - продолжал объяснять Лофтра, - находится нечто похожее на этот диск; с помощью этого средства он с дьявольским искусством подчинил ее волю. Ты слушаешь, сын мой?

- Конечно, сэр, - ответил Джордж. - И мне кажется, я начинаю понимать.

- Теперь я покажу тебе действие этого любопытного талисмана. Мирла, шепни мне что-нибудь, чего ты желаешь от нашего юного друга.

Мирла прошептала что-то на ухо своему отцу, а затем, смеясь, отошла в сторону, как будто ожидая результата.

- Сын мой, - продолжил затем Лофтра, - моя дочь пожелала, чтобы ты сделал кое-что определенное. Я приказываю тебе сделать это.

Но Джордж мог только вопросительно смотреть на говорившего; он не догадывался, что от него требуется. Лофтра улыбнулся.

- Ты видишь, - сказал он, - что в настоящее время я не могу повелевать тобой. Теперь возьми этот диск и держи его в своей руке.

Джордж сделал, как было велено, и стоял, ожидая, что произойдет дальше.

- Теперь я снова приказываю тебе, - продолжал вождь, - сделать то, что только что пришло мне в голову.

Джордж, словно во сне, подошел к Фелите и, взяв ее руку, почтительно поцеловал, а Мирла, залившись детским смехом и захлопав в ладоши, воскликнула:

- Это то, что я просила своего отца заставить тебя сделать.

- Теперь ты видишь, - продолжал Лофтра, - насколько неуловима сила, скрытая в этом диске. От него исходит влияние, которое ты не можешь обнаружить. У него нет никакого запаха, по которому ты мог бы ощутить его присутствие. Знай, - продолжал он с ударением, указывая пальцем на мальчика, чтобы подчеркнуть свои слова, - в природе существует много газообразных элементов, способных воздействовать на мозг так, что мы не осознаем органами чувств. Наше обоняние, в лучшем случае, крайне ограничено. Животные, птицы в воздухе и еще больше насекомые гораздо более одарены в этом отношении, чем подозревают люди. Животные и насекомые могут улавливать запахи, совершенно недоступные человеческому восприятию. А теперь я приведу тебе еще один пример, который ты должен помнить всю свою жизнь. Пойдем со мной.

Все четверо прошли некоторое расстояние по лесу, пока не подошли к кусту с яркими красивыми цветами. Каждый из его спутников выбрал по одному из них, но Джордж, которому не было предложено сделать то же самое, воздержался. Пройдя дальше, они подошли к любопытного вида дереву необычного, глубокого красновато-пурпурного оттенка; листья тоже были пурпурными, на ветках висели маленькие плоды темного цвета, похожие на ягоды бузины.

- Отломи веточку, - велел Лофтра, - и держи ее в руке.

Джордж отломил, как ему было сказано, но не успел это сделать, как его охватила смертельная тошнота. Он не ощущал никакого запаха, но все же чувствовал тошноту и пошатывался от смертельной слабости. На самом деле, он бы упал, если бы Лофтра не подхватил его. Выхватив веточку у него из рук, он отбросил ее далеко в сторону и обмахнул его только что сорванным цветком. Джорджу стало лучше, и через несколько секунд он пришел в себя; однако не ощущал никакого запаха от цветка, которым размахивали перед его носом.

- Видишь! - заметил Лофтра. - В природе существуют силы и посредники, о которых ты до сих пор не имел понятия; ни ты, ни все ваши ученые мужи. Если бы ты продолжал дольше держать эту ветку в своей руке, ты сейчас был бы уже мертв. На нас это не подействовало, потому что мы держим в руках противоядие, и ты видел, как быстро оно подействовало в твоем собственном случае. При этом, ты не чувствовал никакого запаха.

- Это правда, сэр, - ответил Джордж. - Ах! как бы я хотел, чтобы вы показали все это моему другу, доктору Манлету!

Лофтра покачал головой.

- Этого не может быть; никто из твоих друзей не может войти сюда.

Услышав это, Джордж хотел было взмолиться, но Лофтра, махнув рукой, что означало, дальнейших споров быть не должно, повернулся к дворцу. Прибыв туда, он снова обратился к мальчику с тем же серьезным выражением лица.

- Я показал тебе несколько чудес, которые удивили тебя. Я мог бы показать тебе сотни, но уже увиденного вполне достаточно для того, чтобы убедить тебя в наших великих знаниях. Ты увидел достаточно, чтобы понять, какие тайны хранит природа для тех, кто исследует ее; достаточно, чтобы убедить тебя: то, что я сейчас собираюсь сказать тебе, правда. Итак, вот маленький диск, похожий на тот, что я тебе показывал. Ты должен взять его, открыть большой медальон, который твоя сестра носит на шее, и достать из него тот, который ты найдешь в нем. Ты должен выбросить его в море или туда, где его вряд ли кто-нибудь найдет. Затем ты должен поставить этот диск на его место. Если ты сможешь сделать это без ведома Кары, твоя сестра восстановит полный контроль над своей волей и увидит Кару таким, какой он есть, а не, как сейчас, глазами влюбленной. Теперь я объясню тебе, как открыть ее медальон.

И Лофтра достал из своей сумки медальон, точно такой же, как тот, который король Кара подарил Ванине, и при виде его мальчик вскрикнул от изумления.

- Да, - продолжал Лофтра, угадавший его мысли, - это точная копия; а теперь я покажу тебе, как его открыть.

Покончив с этим, он подошел к шкафу, открыл его и достал оттуда шкатулку из черного дерева с красивой резьбой.

- Итак, - продолжал он, глядя на мальчика серьезнее, чем когда-либо, - это то, чего мы никогда прежде не давали чужестранцу, по крайней мере, насколько я знаю наши летописи. Это ты должен бережно хранить и передать в руки своего друга Монеллы, который будет знать, что с этим делать. Но сначала ты должен дать мне торжественное обещание, что не будешь пытаться открыть ее, ибо, если ты это сделаешь, последствия будут катастрофическими.

- Я обещаю, - был ответ Джорджа.

- И я верю, что ты сдержишь свое обещание. Это лучшее, что мы можем сделать для тебя; и пусть великий Дух, которому мы служим, даст тебе Свое благословение.

Некоторое время он молчал, как бы погрузившись в раздумья, а затем, глядя прямо перед собой, снова заговорил мечтательным тоном.

- Монелла! Странное существо, которое не знает самого себя, ибо потеряло память.

- Потерял память? - воскликнул Джордж. - Да ведь он, кажется, знает почти все.

- Мальчик, я говорил не с тобой, - сказал Лофтра, выходя из своей задумчивости, - но это не имеет значения. Ты слышал; возможно, когда-нибудь ты поймешь. А теперь, завтра утром ты должен уплыть. Несколько моих последователей проведут тебя через лес и будут сопровождать на одном из наших каноэ, чтобы ты безопасно оказался в пределах видимости Каранды. Там ищи свою сестру и постарайся тщательно следовать моим указаниям. Если ты поспешишь, и не будешь задерживаться на дороге, то прибудешь в подходящее время. Так написано звездами.

Джордж рассыпался в благодарностях и хотел поцеловать собеседнику руку, но Лофтра повернулся и вышел из комнаты прежде, чем он успел подойти к нему.

На следующее утро Джордж отправился в обратный путь. Между ним и теми, кто проявил к нему столько доброты, произошло нежное прощание; Мирла что-то прошептала своему отцу, а затем, застенчиво подойдя к Джорджу, поцеловала его и убежала.

- Помни, - сказал Лофтра мальчику, - что ты никогда не должен возвращаться, и никто из твоих друзей не должен ступать на наши берега. Если они это сделают, их ждет верная смерть.

- Но почему, - с сожалением спросил Джордж, - почему, после того как вы отнеслись ко мне с такой добротой, вы хотите убить моих друзей?

- Это закон нашей страны, и он непреложен, - ответил Лофтра с большей суровостью, чем когда-либо проявлял. - Если ты мудр, то отнесешься к этому именно так. Прощай.

Люди, которых он встретил на берегу при высадке, сопровождали его через лес. Он с содроганием миновал те смертоносные лесные чудеса, на которые ему указывали, и снова увидел белеющие на земле кости некоторых жертв. Когда они добрались до берега, он обнаружил, что его ждет лодка под присмотром двух мужчин, у которых было собственное каноэ. Они привезли с собой шкатулку из черного дерева, которую сначала тщательно завернули, а затем спрятали под сиденьем, о чем и сообщили ему. Дул свежий благоприятный бриз, как и предсказывал Лофтра. Затем все погрузились в лодки, подняли паруса и вскоре уже плыли в сторону Каранды.

Приближаясь к городу, люди в каноэ постепенно отстали и, наконец, убрали парус и наблюдали за ним, пока он не оказался на небольшом расстоянии от гавани. Затем, когда он оглянулся, они замахали руками, развернули каноэ и поплыли прочь.

Когда он прибыл в город, то обнаружил множество людей, собравшихся встретить его; они видели его издали, и им было любопытно узнать, что с ним случилось. Но он ничего не сказал им и, узнав, что его сестра находится во дворце, направился туда.

Дворец Кары представлял собой величественного вида сооружение, стоявшее на скале, возвышавшейся над морем. Возможно, из всех величественных зданий на этих островах не было ни одного, более приятного для взора тех, кто умел ценить прекрасное. На каждом конце огромные башни прекрасных пропорций величественно вздымали свои вершины в воздух, в молчаливом величии взирая сверху вниз на все окружающее.

Но Джордж этого не заметил, он вздохнул, поднимаясь по широким ступеням, ведущим к входу. Он прошел по залам и галереям в поисках Ванины. По дороге он встретил много людей, которые расспрашивали его, но он перебросился лишь одним-двумя короткими словами, пока не подошел к комнатам, которые занимала Ванина. Здесь его остановили какие-то фрейлины, сообщившие ему, что Ванина спит, и хотели задержать его, пока она не проснется. Но он вспомнил слова Лофтры о том, что, если он не будет медлить, то прибудет в благоприятный момент, и увидел в том факте, что она спит, исполнение предсказания. Это была его возможность; поэтому, сказав, что зайдет навестить ее и побудет с ней, пока она не проснется, он тихонько прокрался на цыпочках и вскоре оказался рядом с ней.

Ванина крепко спала на мягком диване. Ее покои были одними из лучших во дворце; их стены были изысканно украшены, а одна из дверей выходила на балкон, нависавший над морем, откуда открывался вид на Диландис. Она лежала, повернув лицо к открытому окну, и отблеск солнечного света едва освещал ее лицо и волосы.

Джордж колебался всего несколько секунд, чтобы убедиться, что она действительно спит, и что рядом нет никого, кто мог бы увидеть его. Затем, очень тихо, он открыл медальон Кары, и там лежал диск, точно такой же, как тот, что дал ему Лофтра. Он произвел обмен, закрыл медальон, прокрался на балкон и выбросил диск в море. Затем вернулся к сестре и бесшумно сел, терпеливо дожидаясь ее пробуждения.

Сидя так и смотря на нее, мальчик был потрясен переменой, которую увидел. Ибо Ванина действительно сильно изменилась. Она была бледна и измождена, румянец, который был одним из ее величайших достоинств, сошел с ее лица. Когда она бодрствовала, можно было заметить, что ее глаза утратили свой искрящийся блеск, а манеры - былую живость. Она двигалась, говорила и действовала как человек во сне или как тот, кто время от времени ждет указаний или команд от какого-нибудь отсутствующего хозяина.

Джордж почувствовал, как его глаза наполняются слезами; он вспомнил ее такой, какой видел всего несколько недель назад, и почувствовал растущий гнев против короля Кары; он начал яснее понимать, что Зореас и Лофтра говорили о нем и об искусстве, с помощью которого, как они утверждали, он оказал влияние на Ванину.

Вскоре она проснулась и, увидев его рядом с собой, испуганно вскрикнула. Какое-то мгновение она пристально смотрела на него, не в силах решить, видит ли она его наяву или во сне. Но он быстро подскочил к ней и в следующее мгновение уже сжимал ее в объятиях.

- Я так рада видеть тебя снова, младший брат, - воскликнула она вскоре, держа его на расстоянии вытянутой руки и внимательно вглядываясь в его лицо, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. - Я думала, что умру от беспокойства и горя, пока не пришло сообщение о тебе; но даже тогда мы не знали, что думать, верить ли этому, верить ли, что ты действительно в безопасности.

- Я был в безопасности, дорогая сестра, и у меня были добрые друзья, так что тебе не стоило так беспокоиться.

- Но где ты был? - спросила она. - С какими друзьями? И как у тебя могут быть здесь добрые друзья, которые нам неизвестны?

- Я пока не могу сказать тебе этого, дорогая сестра, - ответил он, покачав головой. - В другой раз. А сейчас я должен поторопиться; я должен увидеть Монеллу; у меня есть кое-что, что мне строго-настрого приказали передать ему.

- Что это? - спросила она.

- Этого я тоже не могу тебе сказать. Хотя, на самом деле, - добавил Джордж, - я и сам не знаю, кроме того факта, что это маленькая коробочка.

Она крепко прижала его к себе, но он следовал данным инструкциям, хотя ему было трудно это делать, потому что, как мальчишка, он почти кипел от желания рассказать о пережитых приключениях.

Чтобы сменить тему разговора, он поинтересовался об остальных, и ему сказали, что с ними все в порядке.

- А мистер Вайдейл, с ним тоже все в порядке? - И он посмотрел на сестру с легким упреком. Он ожидал услышать, что она уклонится от ответа с какой-нибудь шуткой; но, пожалуй, впервые за все время она выглядела смущенной. Ее бледное лицо вспыхнуло, и она избегала откровенного взгляда мальчика.

- Боюсь, ему нездоровится, - пробормотала она. - Я видела его несколько дней назад. Я отправилась на Диландис, - все там искали тебя, - он пришел поговорить со мной о тебе и сказал мне, как он ужасно обеспокоен. Он очень любит тебя. Я помню, как он сказал, когда я умоляла его сделать все, что в его силах, чтобы найти тебя: "Меня не нужно уговаривать, потому что, если что-нибудь случится с Джорджем, я потеряю все, что у меня осталось в этом мире, чтобы любить".

Она вздохнула и больше ничего не сказала. Джордж задумчиво посмотрел на нее. Он почти решился рассказать ей кое-что из того, что было у него на уме. И все же он сомневался, будет ли это благоразумно и будет ли это хорошо воспринято, поскольку взрослые люди, как ему было известно, не очень внимательно прислушиваются к мнению мальчиков по таким вопросам. Неделю или две назад он не осмелился бы сказать ни слова на эту тему ни своей сестре, ни кому-либо еще. Но теперь казалось, это было давным-давно. Теперь он казался намного старше - на много лет старше; несколько дней захватывающих и неожиданных приключений часто оказывают такое воздействие на всех нас - и на молодых людей, и на их старших. Наконец Джордж решился.

- Сестра, - начал он, но затем замолчал, потому что его голос немного дрожал, и он почувствовал некоторый испуг. Он знал властный характер Ванины и то, как она часто пренебрежительно отзывалась о нем, когда он высказывал мнение, ей не нравившееся. Но тут в его памяти всплыло печальное лицо Вайдейла с выражением усталости от всего мира, и он внезапно набрался храбрости и решил, что ради него доведет начатое до конца.

- Сестра, ты знаешь, почему мистер Вайдейл выглядит таким больным и печальным - или ты никогда об этом не задумывалась? Разве ты не помнишь, когда мы прибыли сюда - на борту "Веселого кавалера" - хотя бы те дни, когда мы бросили здесь якорь? Ах, это были счастливые дни. Он выглядел счастливым, ты выглядела счастливой, и я тоже был счастлив. Но теперь, - заключил мальчик со вздохом, - счастливым не кажется никто. Я знаю, что мистер Вайдейл - нет; я уверен, что ты не выглядишь счастливой; и я не могу быть счастливым, видя вас такими.

Это была длинная речь, и мальчику было трудно произнести ее; он с тревогой смотрел на сестру, ожидая результата, чувствуя, что, если она не услышит его, если его небольшого запаса красноречия не хватит, то... но он справился, потому что Ванина разрыдалась и спрятала лицо у него на груди.

- Помню ли я? - всхлипнула она. - Смогу ли я когда-нибудь забыть? Почему ты напоминаешь мне об этом сейчас, когда наше счастье покинуло нас и никогда не возвратится?

- Почему? - уверенно возразил Джордж. - Мистер Вайдейл все тот же, а ты еще не замужем, сестра. Возможно... возможно...

- Тише, Джордж. Уже слишком поздно. Не говори больше об этом. Теперь я вижу, - кажется, сегодня яснее, чем когда-либо прежде, - что я плохо вела себя по отношению к своим лучшим друзьям. Я, кажется, очнулась от лихорадочного сна и теперь вижу все в другом свете. Интересно, почему это происходит? Как странно, что ты заговорил со мной именно тогда, когда меня охватило это новое чувство. Что это значит?

Она встала и беспокойно прошлась взад и вперед по комнате, в то время как ее младший брат смотрел на нее с некоторым недоумением. Начал ли новый амулет действовать, как было обещано? Если это так, то, возможно, чем меньше он сейчас скажет или сделает, тем лучше, иначе он мог бы сказать или сделать что-то, что воспрепятствовало бы его влиянию. Поэтому он встал и приготовился уходить.

- Я почти забыл, что они беспокоятся обо мне там так же, как ты здесь, - сказал он с наигранной веселостью. - А теперь прощай, сестра. Какое сообщение мне передать Сидни, Иделии и... мистеру Вайдейлу?

Она подошла к нему и, положив руки ему на плечи и пристально глядя в глаза, ответила:

- Скажи им, Джордж, что я ненадолго задержусь и что, когда я прибуду, то вернусь, чтобы быть среди тех, кого я знаю как своих друзей, и больше сюда не возвращаться.

Джордж вопросительно уставился на нее, пытаясь прочесть по ее лицу, будет ли это новое решение прочным; и когда он увидел, что ее щеки вспыхнули, а в глазах вспыхнуло что-то от прежнего блеска, его настроение улучшилось.

- Я с радостью скажу им это, - сказал он, - и я знаю, каковы будут их чувства, когда они услышат меня. Возвращайся скорее, дорогая сестренка. Я не буду счастлив, пока ты не вернешься к нам, и я не увижу вас с мистером Вайдейлом добрыми друзьями, какими вы были раньше.

С этими словами он покинул ее и, поспешив в гавань, вернулся к своей лодке, чувствуя себя более беззаботным, чем в течение многих месяцев.

В должное время он добрался до Диландиса, где его тепло встретили, и Иделия - так же сердечно, как и всех остальные. Впоследствии он с благодарностью вспомнил ее ласковое приветствие, когда на следующее утро по стране разнеслась ужасная новость.

Он разыскал Монеллу и, вручив сначала шкатулку, принялся рассказывать ему, Сидни и Вайдейлу обо всем, что он видел и делал.

XXV. "ВАНИНА УМЕРЛА!"

"Ванина умерла!" Таков был печальный и поразительный слух, разнесшийся по всей стране на следующее утро после возвращения мальчика. Едва ли возможно дать представление о том, какое впечатление он повсюду произвел. Все были ошеломлены; у мужчин, женщин и детей одинаково не хватало духу заниматься своими делами. Рыбаки остались дома, их лодки пустыми покачивались в гавани; с земледельцами, ремесленниками, школами, мастерскими, типографиями - везде было то же самое; работа была приостановлена, и люди сбились в группы, вполголоса обсуждая ужасную новость.

Это было вполне естественно, ибо, хотя Ванина в последнее время мало что сделала для того, чтобы расположить к себе диландийцев, - на самом деле, ее помолвка с королем Карой отдалила многих бывших друзей, - все же теперь все думали только о хорошем в ней. Они помнили, как она появилась среди них во времена всеобщего уныния и своим героизмом многое сделала для того, чтобы вдохновить бойцов и привести их к победе. Затем, был груз "Веселого кавалера" и то, как он был использован; заслуга в этом была приписана главным образом ей, и, когда они думали о том, чем ей обязаны, возникло глубокое недоверие к Каре и ропот, быстро превратившийся в настойчивую жажду мести. Ибо существовало всеобщее убеждение, что смерть Ванины не могла быть внезапной, и люди подозревали его в предательстве. Всего за день до этого ее младший брат Джордж видел ее, разговаривал с ней и оставил, судя по всему, сильной и здоровой; однако всего несколько часов спустя стало известно, что она умерла - умерла так внезапно, что не было времени даже послать за ее братьями. Как такое могло случиться?

Король Кара и его друзья заявили, что она умерла от болезни сердца, "вызванной, вероятно, волнением по поводу возвращения ее брата". Ее друзей пригласили прийти и убедиться самим, что это так. Было трудно оспорить это утверждение, в котором было много правдоподобия; и какие были основания для возникшего чувства недоверия?

- Почему, - спрашивали некоторые, - Кара должен был что-то предпринимать против жизни той, которая через очень короткое время должна была стать его женой? Она уже некоторое время открыто говорила, что собирается выйти за него замуж; почему же тогда он должен устраивать заговор против ее жизни?

На этот вопрос было трудно ответить, это был сбивающий с толку факт, который требовалось объяснить. Но большинство не желало ждать объяснений или спорить; они были подозрительны и начали призывать к отмщению, поползли зловещие слухи о возобновлении войны. Во многих местах можно было видеть, как мужчины чистят свои доспехи, точат мечи и осматривают свои луки и стрелы, спокойно готовясь к схватке, которую считали неизбежной.

Им было достаточно того, что та, кого они считали своей королевой-воительницей, хотя на самом деле она не короновалась, умерла в стране Кары внезапным, таинственным, подозрительным образом. За это нужно расплатиться с королем Карой.

Именно в таком настроении пребывал Сидни Даревилл, когда сидел, чистя свой револьвер и с сожалением пересчитывая оставшиеся у него патроны, снова и снова желая, чтобы их было сотни или тысячи, а не единицы. Вайдейл застал его за этим занятием, когда, мрачный и с отяжелевшими глазами, разыскал его, чтобы спросить, собирается ли он переправиться в Каранду, и если да, то когда.

- Собираюсь ли я туда? Да, это так, Оуэн, - свирепо ответил Даревилл. - И я собираюсь заставить этого негодяя признаться под дулом этого пистолета, какую роль он сыграл в смерти моей сестры, а затем пристрелить его, а потом и себя. Ты отправишься со мной и поможешь мне? В этом деле два пистолета будут лучше, чем один; и, надеюсь, у тебя осталось немного патронов?

- У меня есть три или четыре, - сказал Вайдейл. - Но, Сидни, ты предлагаешь, чтобы мы проявили наше уважение и скорбь по погибшим опрометчивым убийством. У нас нет доказательств, на которые можно опереться, а стрелять в человека, не имея веских доказательств, - это убийство.

- Мне все равно, - ответил Сидни, кусая губы. - Я сказал тебе, что заставлю его признаться; и если я это сделаю, - а я почти не сомневаюсь, что так и будет, - то застрелить трусливого негодяя не будет убийством.

- Что я предлагаю, - сказал Вайдейл, - так это взять доктора Манлета с собой и потребовать осмотреть ее. Давай выслушаем его мнение о причине ее смерти.

Он едва смог закончить фразу, и был вынужден отвернуться.

Сидни некоторое время молчал, а затем резко спросил:

- Где Джордж, как он сейчас?

- Он с принцессой Иделией и спал, когда я уходил от него. Он плакал до тех пор, пока не заснул, бедный мальчик, а она наблюдает и ухаживает за ним нежно, как мать. В настоящее время лучше всего оставить его на ее попечение.

- Да, я тоже так думаю. И я буду рад, если Манлет отправится с нами. Ты видел Монеллу? Что он говорит? Какой совет он дает? Впрочем, - тут Даревилл раздраженно оборвал себя, - какой совет он может дать? Тут нечего сказать - нужно сделать только одно - и я намерен это сделать.

- Я его не видел, - таков был ответ Вайдейла. - Я пытался найти его, но потерпел неудачу; я все время был с Джорджем.

Позже в тот же день все трое отправились в Каранду, где были встречены горожанами со многими проявлениями сочувствия. Ванина завоевала популярность среди них, и о ней сожалели. Эти люди совершенно отличались от тех, кем они были очарованы, а именно от жрецов и их приверженцев. Но в последнее время мало кого из них можно было увидеть, а все остальные, почти без исключения, показали себя незнакомцам доброжелательными людьми. И теперь среди них можно было заметить множество признаков траура, когда все трое проходили мимо по пути во дворец.

Прибыв туда, они были встречены Морвиной и другими, кто общался с Ваниной; но короля Кары они не увидели. Им сказали, что он убит горем, заперся и отказывался видеть кого бы то ни было. При этих словах Сидни взглянул на Вайдейла, но ничего не сказал, только крепче сжал зубы.

Ванина лежала на приподнятом ложе в дальнем конце небольшого зала дворца. Дневной свет был скрыт тяжелыми шторами, дворец освещался висящими лампами и множеством свечей. Она была одета в простой белый наряд, тот самый, который был на ней, когда Джордж видел ее в последний раз, и лежала на боку, повернув лицо так, словно осматривала комнату, и, казалось, спокойно спала. Ее глаза действительно были не совсем закрыты, но длинные опущенные ресницы так нависали над ними, что это было едва заметно. Доктор Манлет подошел к ней и взял за руку; она была смертельно холодной и окоченевшей, и после краткого осмотра он отвернулся.

В присутствии мертвых мало что можно было сказать; и вскоре Манлет вывел Сидни наружу, а Вайдейл остался наедине с мраморной фигурой той, кого он так любил при жизни.

- Насколько я могу судить, - сказал доктор Сидни, когда они остались одни, - нет ничего, что указывало бы на причину смерти. Конечно, полное обследование могло бы выявить больше, чем очевидно сейчас. Однако внешние признаки вполне соответствуют смерти от болезни сердца. Большего я сказать не могу.

- Она мертва, доктор? - горячо спросил Даревилл низким тоном. - Я спрашиваю об этом, потому что слышал такие истории об этом Каре, о его дьявольских искусствах и способах, подобных колдовским, что на самом деле никто не знает, какую шутку он может сыграть с нами.

Но доктор покачал головой. Судя по всему, не было никаких оснований для сомнений.

- Жаль, что здесь нет Монеллы, - сказал он, наконец. - Мне бы очень хотелось, чтобы он увидел ее. Но мы не смогли уговорить его прийти. Я действительно верю, он считает, что здесь вряд ли безопасно для кого-либо из нас.

- И я почти не сомневаюсь, что он прав, - мрачно прокомментировал Даревилл. - Однако у меня осталось несколько пуль для любого, кто попытается проделать с нами какие-либо трюки. Только, - заключил он, свирепо оглядевшись по сторонам, - я хочу приберечь их для Кары. Хотел бы я знать, где его искать. Я бы так или иначе добрался до него.

Манлет делал все возможное, чтобы успокоить его, и вскоре убедил вернуться в Диландис. Но когда они разыскали Вайдейла и потребовали, чтобы он сопровождал их, он наотрез отказался.

- Я останусь здесь - там, где мое сердце, где мои мысли, - заявил он. - Предоставь мне поступать так, как подсказывает мое сердце. Возвращайся и присмотри за Джорджем, пока я не вернусь к нему.

Несмотря на все их доводы, он настоял на том, чтобы остаться, и, в конце концов, они ушли от него, пообещав вернуться на следующий день. Всю ту ночь Вайдейл оставался в зале, в котором лежала Ванина. Он был там один, проводя время в молитве и молчаливом общении с умершей; а утром, когда он вышел со своего бдения, у него были ввалившиеся глаза, он был изможден и выглядел, по словам многих, на десять лет старше.

Одной из первых, с кем он столкнулся, была принцесса Морвина. Она пригласила его позавтракать с ней, но он холодно отказался и спросил, где король Кара.

- Он заперся, - сказала она, - и никого не хочет видеть. Он даже отказывается от еды.

- Но где же он? - снова спросил Вайдейл. - Я бы поговорил с ним.

Она покачала головой и заявила, что не знает. Он отдал строгий приказ, чтобы его не беспокоили, и ослушаться его, значило лишиться жизни.

Шли часы, но ни доктор, ни Сидни так и не вернулись. Наконец Оуэн спустился в гавань, чтобы навести справки, и узнал, что ворота были закрыты для всех, точно так же, как во время войны между двумя общинами.

- Диландийцы, - сказал ему один из тех, кого он спрашивал, - ведут военные приготовления и угрожают прийти сюда, чтобы напасть на нас; это мы знаем. Поэтому мы вынуждены принять контрмеры.

Из дальнейших расспросов выяснилось, что Сидни и доктор в то утро приплыли, но им было отказано в допуске в гавань; прождав некоторое время в своей лодке, они вернулись в Диландис.

- По чьему приказу их отослали? - спросил Вайдейл. - Короля Кары? Но мне сказали, что он заперся и никого не хочет видеть.

Однако никто, казалось, точно об этом не знал; за исключением того, что некоторые думали, приказ пришел не от Кары, а от Малиона, верховного жреца. В конце концов, Оуэн вернулся во дворец. Ему было ясно, что теперь он пленник, и хотя пока еще не заключен под стражу, вероятно, скоро это случится. Впрочем, эта мысль никоим образом не беспокоила его. Он чувствовал себя слишком несчастным, и его абсолютно не заботило, что с ним может случиться.

Он провел день почти в состоянии комы. Часами он оставался один в зале, в котором лежала Ванина; потом выходил на балкон, с которого открывался вид на море в сторону Диландиса, и оставался там неподвижным, словно статуя, погруженный в глубокие раздумья и не замечающий ничего из того, что происходило вокруг него. Многие проходили мимо и возвращались, некоторые заговаривали, но никто не получал ответа. Так же он провел и следующую ночь.

Утром он рано вышел на балкон, надеясь, что увидит приближающегося Сидни или других своих друзей и что они подадут ему какие-нибудь знаки. Но, разочарованный их отсутствием, вернулся к своему одинокому бдению в святилище Ванины - таким, каким он теперь его видел; вскоре к нему присоединилась Морвина.

- Почему, - тихо спросила она, - лорд Оуэн закрывает свое сердце и затыкает уши перед всеми своими друзьями? Я могу понять, что его горе глубоко, поскольку знаю, - тут она глубоко вздохнула, - как сильно он любил умершую. И все же нам не подобает забывать о вежливости.

Было принято говорить о Вайдейле и обращаться к нему на языке страны как к лорду Оуэну. Островитянам было легче произнести это имя, чем Вайдейл. Точно так же Даревилла называли Сидни, отдавая предпочтение его фамилии.

Вайдейл выслушал это обращение в той апатичной манере, которая не покидала его с тех пор, как он получил известие о смерти Ванины. Он даже не оглянулся, когда ответил безнадежным тоном:

- Если я, по-видимому, не проявляю должной вежливости, принцесса, вы должны простить меня и списать это на боль от моей раны. Ибо то, что я ранен, - возможно, даже смертельно, - вы должны хорошо понимать. Я не хочу этого скрывать, даже если другие смотрят на мою рану только для того, чтобы посмеяться надо мной, - продолжал он с горечью. - Мне все равно, знает кто-то или нет, как я любил ее. Она ушла - но что это значит? Нет ничего плохого в том, чтобы любить мертвых! Я знаю, что некоторое время назад я не осмелился бы так говорить с человеческим существом, потому что... тогда она была обещана вашему брату. Но теперь - она ушла из этого мира, и, конечно, я могу спокойно почтить ее память. Поэтому не оставите ли вы меня?

Морвина прикусила губу и колебалась несколько минут, в течение которых Вайдейл снова впал в свое рассеянное настроение и больше не обращал на нее внимания. Затем она заговорила снова.

- Но послушайте меня, друг мой. Вы в большой опасности. На самом деле вы здесь пленник. Ваши друзья объявили нам войну... по крайней мере, - тут она снова заколебалась, затем продолжила, - они готовятся начать войну с нами, и мы уже почувствовали себя вынужденными принять оборонительные меры. Поэтому вас сделали военнопленным - только для того, чтобы...

- И при этом они стыдятся своего собственного предательства, - презрительно прервал ее Вайдейл с таким воодушевлением, какого еще не проявлял с момента своего прибытия в это место. - Человек пришел сюда в мирное время, чтобы оплакать умершего друга, и его предательски взяли в плен! О, благороднейшая принцесса благородной страны! Я поздравляю вас с тем, что вы правите такой страной!

- Но я не царствую и не правлю, - возразила она. - И я пришла, действуя по доброй воле, чтобы предупредить вас - и, если вы захотите, помочь вам. Уместно ли в ответ так обращаться со мной? Я собиралась сказать, что если бы не я, вас бы уже схватили, утащили отсюда и бросили в тюрьму. Я настаивала на том, чтобы к вашему горю отнеслись с уважением; я настаивала на том, чтобы вы были вольны беспрепятственно предаваться своему горю; и мне это было даровано. Но подумайте, милорд Оуэн, отвечаете ли вы мне за это дружески?

Оуэн вздохнул.

- Если я показался вам невежливым, принцесса, - устало сказал он, - я прошу у вас прощения. В конце концов, сейчас меня мало волнует, что со мной случится и как они со мной поступят.

Несколько мгновений она молча смотрела на него, затем ответила:

- Вам следовало бы набраться больше мужества, большей дерзости, милорд Оуэн, и... больше верить в своих истинных друзей. Так вот, с тех пор, как я впервые увидела вас, я заметила, что вы посвящали все свои мысли леди, которая умерла, - в то время как она пренебрегала вами, - и как вы пренебрегали всеми остальными. Иначе, возможно, вы увидели бы...

- Что увидел? - спросил Оуэн, заметив, что она колеблется.

- Что был кто-то... по крайней мере, один, - продолжала она почти страстно, - кто мог бы утешить вас в потере той, в отношении которой вы в последнее время даже не могли питать надежду.

Оуэн покачал головой и медленно ответил:

- Благодарю вас, принцесса; мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Но было бы хорошо, если бы я сразу заявил, что, хотя и благодарю вас за предложенную дружбу, я не могу предложить такой дружбы взамен.

- И все же, - настаивала она, - я храню тайну, за которую вы отдали бы все, что у вас есть... Да, - воскликнула она с неожиданной энергией, - вашу жизнь, самую вашу душу, как я полагаю.

В его глазах появился вопросительный взгляд; затем он спокойно ответил:

- Вы ошибаетесь, принцесса. Есть только один дар, за который я отдал бы свою жизнь или рискнул бы своей душой, и это выше ваших сил.

- Не будьте слишком уверены в этом, мой друг, - ответила она с торжествующим видом. - Я знаю желание вашего сердца и могу исполнить его, если захочу. Остается спросить, сколько вы за это заплатите?

Но он посмотрел на нее почти с презрением и сказал:

- Вы снова ошибаетесь, принцесса. Мое единственное желание - чтобы принцесса Ванина снова была жива и вернулась к своим друзьям. Это выше ваших сил.

- Но это не так, - ответила Морвина, подходя к нему вплотную и глядя своими блестящими глазами прямо в его глаза. - Это то, что я могу сделать. Какую цену вы готовы заплатить?

XXVI. МОРВИНА И ВАЙДЕЙЛ

Оуэн Вайдейл в полубессознательном состоянии снова посмотрел в лицо, которое находилось так близко от него. В выражении этого лица была страсть такой силы, какой он никогда раньше не видел. Однако это не вызвало в нем ответных чувств, поэтому он только устало отвернулся.

- Зачем вы издеваетесь надо мной, предлагая невозможные сделки? - спросил он разочарованным тоном. - Если бы вы могли сделать то, что подразумевают ваши слова - если бы вы могли вернуть принцессу Ванину к жизни, вернуть ее друзьям, я бы охотно остался здесь в плену до конца своих дней; нет, я бы отдал саму свою жизнь - и не счел бы цену слишком высокой.

- Я верю вам на слово, милорд Оуэн, - ответила Морвина. - Вы сказали, что с радостью остались бы здесь в плену, но в мыслях у вас печальный плен. Скажите только, что вы останетесь моим пленником, и я исполню ваше желание.

- Я снова не понимаю вас, принцесса, - сказал он. - Вы не можете вернуть мертвых к жизни; если бы вы могли, я бы с радостью отдал...

- Вы можете поклясться в этом?

- Хорошо, с радостью. Чем я должен поклясться?

- О! Я слышала, - ответила Морвина, - что вы верите в одного Бога, а не во многих, как мы. Поклянитесь своим собственным единым великим Богом!

- Клянусь! - торжественно произнес Оуэн. - А теперь скажите, с какой целью вы взяли с меня эту клятву!

Вместо ответа Морвина подошла к нему и сказала почти шепотом:

- Ванина не мертва!

Вайдейл издал восклицание, но она приложила палец к губам.

- Тише! - сказала она. - Вы позовете сюда других и навлечете на меня месть моего брата. Я покажу вам - но помните, теперь вы принадлежите мне; вы мой пленник, как и было условлено. И вы ничего не вправе ждать от Ванины, кроме как увидеть, - она возвращается к жизни и к своим друзьям! Теперь, - продолжала она, - стойте там, где вы сейчас стоите, и смотрите, что я буду делать; но не двигайтесь, не говорите ничего и не приближайтесь к ней. Если вы это сделаете, я отказываюсь от сделки.

- Я обещаю, - заявил он, доведенный до высшей точки возбуждения и ожидания.

Морвина поднялась по ступеням, на вершине которых стояло ложе, на котором лежала Ванина. Она достала из сумки или кармана что-то, чем помахала перед лицом лежащей фигуры. Вскоре мертвенно-бледные щеки залил румянец, ноздри раздулись, губы приоткрылись, а грудь стала вздыматься от затрудненных вздохов; затем глаза открылись и уставились на Вайдейла с выражением, которого он никогда раньше в них не видел. Казалось, в нем были любовь, призыв, мольба - все смешалось воедино. Он не мог устоять перед этим взглядом и, забыв о своем обещании, бросился к ней и громко закричал: "Ванина! Ванина!"

Но Морвина встретила его поднятой рукой и сверкающим взглядом и шагнула вперед, чтобы помешать ему приблизиться к ней; вслед за этим Ванина снова впала в свое прежнее состояние, подобное смерти.

- Вы не сдержали своего обещания, милорд Оуэн, - сказала Морвина почти яростно. - И поскольку я вижу, что не могу положиться на вас, я больше не буду заниматься ее оживлением.

На мгновение он впился в нее взглядом. Ему пришла в голову мысль схватить ее и вырвать у нее тайну, которая вернула бы к жизни его любимую. Но он вовремя осознал тщетность такого безумия и отступил назад.

- Я был так поражен, - смиренно сказал он, - что на время забыл о своем обещании. Продолжайте, и я больше ничего не забуду.

- Нет! - надменно ответила она. - Сегодня я больше ничего не буду делать. Я показала вам достаточно на данный момент, теперь вы знаете, что принцесса Ванина не мертва, а всего лишь находится в состоянии, из которого ее можно вывести по желанию. Вы согласились на определенные условия; осталось доказать мне, что вы выполните свою часть сделки, если я выполню свою. А теперь, - добавила она более мягким голосом, - теперь, когда ваше беспокойство утихло - когда вы знаете, что на самом деле она не умерла, - больше нет необходимости в этом могильном отсутствии веселья. Ваша подруга спит в мире и спокойствии и невредима. Пойдемте со мной - вы мой пленник, помните - и давайте посмотрим, сможем ли мы найти какое-нибудь развлечение, чтобы скоротать время.

Она, не встретив сопротивления, вывела его из зала. Он шел как во сне, чувствуя, что начинает новую жизнь - жизнь, в которой не будет Ванины; и все же она не умрет; она продолжит жить среди других сцен, в то время как он останется здесь. Но, как бы то ни было, теперь, когда его великое горе улеглось, когда он знал, что она не умерла, в конце концов, для него казалось сущим пустяком пожертвовать своим будущим счастьем ради нее. Он взвесил все в своем уме и пришел к выводу, который можно было бы сформулировать примерно так:

- В конце концов, я ни разу не признавался ей в любви, - с тех пор, как мы прибыли сюда, - и она не знает, что я люблю ее по-прежнему. Она должна уйти отсюда свободной - если сделка будет соблюдена - и в будущем полюбить того, кого ей заблагорассудится; а я останусь заложником ее свободы; но и об этом она ничего не узнает. Поскольку она никогда не любила меня, она не будет скучать по мне; все, что мне сейчас нужно сделать, - это извлечь максимум пользы из ситуации, в которой я оказался.

Поэтому он последовал за Морвиной по ее зову, сел рядом с ней за пиршественный стол и остаток вечера играл свою роль вежливо, хотя и без энтузиазма. Морвина, чья великолепная фигура была максимально подчеркнута ее нарядом, полная торжества от исполнения того, чего она давно и страстно желала, была не только грациозна, но и использовала все свое искусство, чтобы очаровать его. Настолько, что Вайдейл, однажды решив, что его долг - умиротворить ее, даже обнаружил, что поддается ее неотразимой красоте и очарованию. И когда они расстались на ночь, она прошептала ему с сияющими глазами:

- Ах, теперь я начинаю верить в ваше обещание, данное мне! Что касается меня, то я сдержу свое слово, не бойтесь; даже под страхом мести со стороны моего брата Кары. Вы увидите, какие удовольствия мы можем вкусить вместе, и каково это - править вместе со мной этим королевством. Но, - резко добавила она, и вспышка недоверия и угрозы промелькнула на ее лице, - обманите меня, возбудите мою ревность, мой гнев, и тогда вы поймете, что лучше бы вам было не рождаться!

Вскоре после этого они расстались на ночь, и Оуэн удалился в отведенную ему комнату; но, как ни старался, и, несмотря на то, что он не спал по меньшей мере два дня и две ночи, он не мог отдохнуть, когда ложился. Он лежал и размышлял обо всем, что произошло, и чем больше он размышлял, тем более недовольным становился из-за того, что, казалось, поддался очарованию Морвины, или уговорам, как он называл их про себя. Его охватило сильное раскаяние за каждое слово и взгляд, которые он бросил на нее в ту ночь в знак верности соглашению. Воспоминание об этом вызывало у него чувство отвращения. Пока он находился в ее обществе, очарование ее красоты подействовало на него так, как он и представить себе не мог. Теперь реакция настигла его, и он почувствовал больше, чем сожаление; ему стало стыдно за себя. Того факта, что он намеревался пройти через это с добрыми намерениями, больше не было достаточно, чтобы оправдать его перед самим собой. И когда эти мысли пришли к нему, в его сознании возникло сильное желание снова преклонить колени перед Ваниной, излить в ее глухие уши историю своей безнадежной любви и попытаться извиниться - хотя она и не могла слышать - за его кажущуюся оплошность в ту ночь, из-за его любви к ней.

В конце концов, это страстное желание настолько овладело им, что стало непреодолимым; он отказался от дальнейших попыток бороться с ним. Он встал, оделся и тихо прокрался по тихим и пустынным коридорам к залу, в котором лежала Ванина.

Он бесшумно вошел в тускло освещенное помещение, которое оказалось пустым, если не считать похожей на умершую фигуры, на которую он пришел посмотреть; и, вглядываясь некоторое время в хорошо знакомые, горячо любимые черты, он опустился на колени и, почти бессознательно, излил, - в невнятных, прерывистых словах, - свое сердце и душу.

- О, моя дорогая! - почти рыдал он. - Ты, которая никогда не слушала моих слов любви до этого, и которая не может услышать их сейчас - тебе сейчас я могу сказать то, чего не осмеливался произнести раньше, и никогда больше не смогу произнести. Сегодня вечером мне показалось, что я забыл тебя, очарованный красотой другой; но на самом деле это не так, любимая. Здесь, обращаясь к тебе в последний раз, со всей серьезностью и правдивостью, я умоляю тебя простить все, что кажется оскорблением моей великой любви к тебе. Ты никогда не узнаешь, на какую жертву я пошел сегодня ради тебя, милая, - на жертву всей моей будущей жизни; на ненавистное рабство, которому я себя обрек - ах - да - но - это ради тебя, дорогая! Ты никогда этого не узнаешь! Ты уйдешь - вернешься к старым временам - или, по крайней мере, к новой жизни, в которой не будет меня; и, возможно, ты подумаешь, будто я легко утешился, потеряв твою любовь. О, дорогая, не думай об этом! Мне это было бы вынести тяжелее всего! Я знаю, что ты не слышишь моего обращения к тебе; и все же не могу удержаться от того, чтобы не молить тебя никогда не верить в то, что я - любимая - мое сердце - все мои мысли, все мое существо всегда принадлежат тебе; и, поскольку я никогда в жизни не любил никого, кроме тебя, - поэтому - я торжественно клянусь, здесь, перед тобой, которая не слышит меня - у меня никогда не будет любви, которую я мог бы подарить другой, пока я жив!

Он медленно, печально поднялся на ноги и повернулся, собираясь вернуться в свою спальню, когда, к его удивлению, комната внезапно наполнилась вооруженными людьми; некоторые несли факелы, осветившие сцену ярким, но мерцающим светом. Перед ними стояла Морвина; но это была уже не та нежная, томная Морвина, какой она была два или три часа назад. Перед ними стояла та, кто вполне мог бы сойти за воплощение ярости или женской ревности и ненависти.

- Схватите его! - закричала она, сверкая глазами и нахмурив брови. - Схватите предателя, нарушившего клятву своему так называемому Богу - схватите и свяжите его, и отнесите в Зал Живых мертвецов, и пусть он встретит смерть, которую заслуживает!

XXVII. В КАТАКОМБАХ ЖИВЫХ МЕРТВЕЦОВ

Почти в центре острова Атлантида, примерно на полпути от пещер до города Каранда, стена отвесного утеса, обозначавшая береговую линию, резко поднималась, превращаясь в гору значительной высоты. Она возвышалась подобно огромной башне в точке пересечения со скалистым хребтом, который шел по внутренней части острова, разделяя его на два участка местности, похожих на котловины. Этот хребет был границей между двумя общинами; таким образом, эта гора смотрела вниз на оба владения с одной стороны и на море - с другой.

Она носила несколько названий. Одним из них было Хрустальная гора, поскольку она полностью состояла из хрустальной породы. Она устроена террасами; или, возможно, изначально она была полой, и поэтому потребовалось немного труда, чтобы приспособить ее для той цели, для которой она была предназначена. В любом случае, теперь это был огромный крытый амфитеатр с галереями, способными вместить многие сотни человек, но оставлявшими просторную арену в центре. Это был храм богини Кралдимы, главного из божеств, которым поклонялись караниты; и это было обиталище таинственных монстров, называемых краленами, иначе вампирами, которые, как предполагалось, находились под особой защитой Кралдимы. Ибо это ужасное существо было богиней смерти, страданий и жестокости; вероятно, аналогичной Деви или Кали, жене Шивы-Разрушителя, этому многорукому чудовищу, которому поклонялись индусы, известному также ранее как особое божество и покровительница жестокого общества душителей-тугов.

Другим названием Хрустальной горы было Зал или Катакомбы Живых мертвецов. Это относилось к одной его части, где огромный зал, вырезанный из цельного хрусталя и отгороженный от всего остального, был отдан тем несчастным, которым было суждено стать принесенными в жертву краленам, и которые были здесь заключены в тюрьму в ожидании своей участи; все они лежали в одинаковом состоянии, подобном трансу смерти, как тот, в который была погружена Ванина.

Это был ужасный обряд поклонения богине. Его цель трудно определить; но он иллюстрирует то, что, казалось бы, является почти общим принципом в отношении языческих религий по всему земному шару - что их главным образом следует отличать друг от друга какой-то особой формой жестокости, изобретенной для каждой из них и свойственной только ей.

Один конец катакомб выходил в сад, в котором были фонтаны, благоухающие цветы и тенистые дорожки; и частью подготовки, которой должны были подвергнуться предполагаемые жертвы, было то, что их время от времени выводили из оцепенения и заставляли заниматься физическими упражнениями в течение некоторого времени - от часа до двух несколько дней - в этом саду. Здесь, окруженные стенами из отвесных скал, исключавшими всякую возможность побега, они могли смотреть через зарешеченные ворота на море в одном направлении и вглубь острова - в другом. Сад располагался на возвышенности, и его части всегда были в большей или меньшей степени затенены нависающей скалой; в то время как прохладные и освежающие бризы часто проносились по нему, проникая через большие зарешеченные барьеры на каждом конце.

Именно в этом саду оказался Вайдейл, когда пришел в сознание на следующее утро после сцены с Морвиной. Некоторое время он не мог вспомнить, что произошло; но постепенно воспоминания вернулись к нему, хотя даже тогда у него было лишь смутное представление о том, что произошло.

Он смутно помнил, как пытался с боем выбраться из дворца. Он вспомнил, что выхватил револьвер и застрелил первых двоих, попытавшихся схватить его; это до такой степени напугало остальных, что они отступили и оставили один вход в комнату свободным; но там его встретила новая толпа солдат; ничего не подозревая об опасности, которой подвергались, они внезапно бросились на него и повалили на пол. У него оставалось всего два патрона. Он успел выстрелить один раз, когда сильный удар по голове лишил его сознания, и он ничего не знал о том, что произошло потом.

Он поднялся, чувствуя себя несколько ошеломленным, с кушетки, на которой лежал, и огляделся. Он находился в помещении, выходившем в сад, с толстой деревянной дверью и решетчатыми воротами. Поскольку дверь была открыта, он мог видеть сад через ворота, которые, как он обнаружил, были не заперты, после чего он открыл их, вышел на солнечный свет, и в течение следующего часа был занят осмотром этого места и размышлениями о том, почему его поместили именно сюда, а не в какую-нибудь зловонную тюрьму. Впрочем, это было все равно. Вскоре он в этом убедился. Вокруг него, тут и там, были узкие помещения, подобные тому, в котором он очутился. Все они были закрыты аналогичным образом деревянными или железными дверями и зарешеченными воротами. Иногда дверь была открыта, в то время как ворота были заперты, иногда то и другое были закрыты, скрывая то, что находилось внутри. В дальнем конце каждой камеры была еще одна дверь, выходившая, вероятно, в коридор. Насколько он мог судить, все камеры были пусты.

Он подошел к границе сада и посмотрел сквозь открытые железные ограждения на расстилавшийся за ними вид. Но это место было расположено так, что он мог видеть только то, что было далеко. Что бы ни находилось внизу, оно было скрыто от посторонних глаз. Таким образом, у него не было возможности связаться, как он поначалу надеялся, с каким-нибудь проплывающим мимо диландийским судном. Взобраться по решетке было невозможно, да от этого и не было бы никакой пользы, потому что с другой стороны не имелось ничего, кроме отвесной скалы, такой гладкой, что, казалось бы, даже муха вряд ли смогла бы пройти по ее поверхности.

С одной стороны, там, где скала, закрывавшая сад, поднималась отвесно и нависала, - с противоположной стороны от той, на которой располагались камеры, - имелось большое отверстие, перекрытое таким же образом, а именно большой дверью, закрывавшейся решетчатыми железными воротами. Дверь была открыта, и он заглянул внутрь сквозь решетку, но внутри царил полумрак, лишь слабо освещаемый светом, проникавшим через ворота, и дополненный несколькими висячими лампами. От них исходил специфический аромат, похожий на запах ладана.

Ничего не зная об истинном значении смутных очертаний, которые он мог лишь различать, Вайдейл без особого интереса отвернулся от этого места и направился к скамейке под тенистым деревом. Здесь он сел и некоторое время прислушивался к журчанию фонтана неподалеку, обдумывая все, что произошло за последнее время, и удивляясь положению, в котором оказался.

Размышляя таким образом, он услышал шаги и, обернувшись, увидел приближающегося к нему человека почтенного вида, с седыми волосами и бородой, одетого в длинную развевающуюся пурпурную мантию, перехваченную на талии поясом. Незнакомец взмахнул рукой, как бы отдавая честь, и так обратился к нему:

- Меня зовут Занольда, и я астролог короля Кары. Могу я поговорить с тобой, сын мой?

Вайдейл встретил его с сомнением. Речь незнакомца была достаточно честной, но Оуэну не совсем понравилось его лицо. Оно улыбалось, но улыбка была, по его мнению, слишком учтивой, слишком гладкой. И в его лице были черты, свидетельствующие о характере, по крайней мере, жестком и суровом, если не сказать - по-настоящему жестоком.

- Я знал твоего соотечественника, который остался среди нас и который теперь перешел к твоим друзьям. На самом деле, могу сказать, что подружился с ним.

Вайдейл внезапно вспомнил Питера Дженнингса и то, как он рассказывал, что Занольда спас его от тюремного заключения.

- Я слышал об этом, - ответил он более дружелюбным тоном. - Но почему ты ищешь меня? Ты принес мне хорошие новости?

Занольда покачал головой.

- Боюсь, что нет, сын мой; и все же, возможно, я должен сказать тебе то, что ты хотел бы знать.

- Продолжай.

Занольда, казалось, колебался, но вскоре продолжил.

- Есть та, к которой ты проявляешь большой интерес; как я знаю из своего изучения звезд, ее судьба и твоя тесно переплетены.

- Что с ней? - спросил Вайдейл с внешним спокойствием, но внутренним волнением, которое ему было трудно подавить.

- Вышел указ, что вы должны умереть вместе.

- Ах! Чей указ?

- Это указ короля Кары и Малиона, верховного жреца.

Вайдейл некоторое время молчал, а затем сказал:

- Что ж, я не ожидал многого другого в такой стране, так что не удивлен. Мы в вашей власти, и вы можете делать с нами все, что пожелаете.

- Это зависит не от меня, - был ответ. - Я пришел только для того, чтобы предупредить тебя; а также сказать тебе, что, возможно, еще можно найти способ спастись для...

- Какой способ - тот же, который уже был предложен? - спросил Вайдейл с таким презрением, что тот поднял глаза в некотором смятении.

- Тише, сын мой! - сказал он, осуждающе взмахнув рукой. - Не подливай масла в огонь. Подумай о девушке - о своем долге по отношению к ней.

Это была болезненная тема для обсуждения, и Вайдейл почувствовал, что предпочел бы не продолжать ее. Он никому не доверял в этом месте; он был убежден, что окружен предательством, ревностью и безжалостной страстью. Какой смысл обсуждать что-либо с людьми, которым нельзя доверять?

- Давайте, - холодно сказал он, - если вы не возражаете, поговорим о чем-нибудь другом - если есть о чем еще говорить. Если нет, я молю вас оставить меня в покое.

- Пойдем со мной, - сказал Занольда. - Я должен многое тебе показать. Возможно, после того, как ты увидишь, твое мнение изменится.

Он снял со своего пояса связку ключей и, жестом пригласив Оуэна следовать за ним, подошел к зарешеченным воротам в скале и открыл их.

- Там, - сказал он, - находятся Катакомбы живых мертвецов. Здесь избранные отдыхают перед тем, как их принесут в жертву. Это дает им время для молитвы и медитации - время помириться с богами, которых они оскорбили.

Они вошли в обширный сводчатый зал, в центре которого был проход, перегороженный с обеих сторон решетками, по-видимому, из золота, расположенными через равные промежутки по всей его длине. За этими решетками находились гроты, открытые спереди, и в каждом имелось что-то вроде алтаря, с горящими по бокам свечами; а в центре возвышалась плита футов шести или около того в длину. Многие из этих гротов были покрыты искусной резьбой и украшены золотом и драгоценными камнями, сверкавшими и переливавшимися в свете ламп и свечей; некоторые из плит выглядели подобно золотым носилкам, предназначенным для погребения мертвого короля, королевы или вождя воинов.

И на этих золотых носилках были лежачие формы, выглядевшие так же, как Ванина. Под их головами и в ногах лежали украшенные драгоценными камнями подушки пурпурного и золотого цветов, а зажженные свечи, расставленные вокруг них, отбрасывали тусклый красноватый свет на фигуры, лежавшие неподвижно, словно мертвые.

- Смотри! - сказал Занольда. - Все они предназначены для жертвоприношения. Они не мертвы и пребывают в спокойном бессознательном состоянии. Они не нуждаются ни в еде, ни в питье. Все функции организма приостановлены, за исключением функций мозга. Они могут думать и слышать, и это все.

Вайдейлу стало почти дурно, когда он смотрел на этих несчастных. Там были и молодые, и старые, белокурые юноши и бородатые мужчины: все, казалось, спокойно спали - но о чем, подумал Вайдейл, должны были быть их мысли, если все было так, как сказал Занольда?

Внезапно он вздрогнул и не смог сдержать крика. Ибо двоих, распростертых на ложах, он узнал. Одним был Джозеф Данфорд, негодяй-шкипер "Веселого кавалера". Рядом с ним он заметил помощника капитана Стива Фостера.

Он стоял и смотрел на этих двоих со смешанными чувствами. Жалость он едва ли мог испытывать; и все же их наказание было таким, против которого его разум восставал. Все же, если бы не эти негодяи, с горечью подумал он, ни он, ни Ванина не оказались бы сейчас в их нынешнем безнадежном положении. Возможно, сейчас они были бы счастливы во взаимной любви; конечно, они никогда бы не ввязались в эти приключения, которые закончились так катастрофически.

Занольда проследил за направлением его взгляда и одобрительно кивнул.

- Да, да, я вижу, ты их узнаешь. Остальных из их отряда отдали краленам; но эти двое пролежали таким образом много месяцев - они оказались здесь вскоре после того, как прибыли сюда. Я не знаю, из-за чего ты поссорился с ними, но я знаю, что ты их не любишь.

Оуэн вздрогнул.

- Воистину, у меня нет причин любить их, - ответил он. - И все же это слишком тяжкое наказание - лежать там день за днем, неделю за неделей и месяц за месяцем только для того, чтобы безостановочно размышлять о порочном прошлом и безнадежном будущем.

- Их ждет кое-что похуже, - мрачно ответил Занольда. - Будет еще больше жаль, если тебя постигнет подобная участь, когда перед тобой открыта дорога, идя по которой, ты можешь избежать ее. Но сейчас я собираюсь показать тебе наш храм, посвященный богине Кралдиме, обитель ее ужасных служителей краленов!

XXVIII. ВАНИНА И ВАЙДЕЙЛ

Пройдя по низкой галерее, закрытой с обоих концов тяжелыми и плотно прилегающими деревянными дверями, с засовами и железными шипами, они вышли в огромный амфитеатр, занимавший почти всю внутреннюю часть полой горы. В одном конце находилась приподнятая платформа, похожая на просторную сцену, на которой стоял трон из золота и серебра, украшенный блестящими драгоценными камнями огромного размера. По обе стороны от него стояли кресла с богатыми подушками и орнаментом, очевидно, специальные сиденья для жрецов и высокопоставленных чиновников. Позади была искусно выполненная фреска в насыщенных тонах, изображавшая какое-то огромное существо, похожее на дракона.

Повсюду, за исключением одного конца, были террасные галереи, вырезанные в цельном хрустале, поднимавшиеся ярус за ярусом почти до самого потолка. Некоторые из них были неправильной ширины и, по-видимому, вели в боковые помещения, ибо там было много темных ниш, в которые не проникал свет висевших ламп. Лестничные пролеты, вырубленные в кристаллической породе, служили для сообщения между этими различными галереями.

Но самой заметной особенностью этого необычного храма была своего рода клетка, занимавшая все пространство, не занятое галереями, окружая таким образом центральную арену огромных размеров. Прутья, составляющие эту клетку, были, по-видимому, из чистого золота. Они были прочными и массивными и спускались с потолка, расположенного на высоте шестидесяти или восьмидесяти футов, вниз, на пол арены, где были прочно закреплены в камне пола. Через равные промежутки по кругу шли горизонтальные перекладины, скреплявшие все вместе, высотой от восьми до девяти футов, одна над другой. Вертикальные прутья находились примерно в восемнадцати дюймах или двух футах друг от друга, оставляя достаточно места для того, чтобы человек мог свободно проходить через них в клетку или выходить из нее.

Клетка повторяла форму амфитеатра - подковы - и была удлинена с одного конца, где не было галерей, и поднята прямо к перпендикулярной стене скалы. В этом конце площадки находилось кольцо железной ограды около сорока футов в диаметре, которое, по-видимому, служило ограждением вокруг большого колодца или ямы. Эта яма была закрыта горизонтальными зарешеченными воротами, закрывавшими ее наподобие люка. Из этой ямы доносился звук, похожий на шум бегущей или падающей воды. Непосредственно над ямой в скале было большое продолговатое отверстие, сейчас закрытое массивной дверью из дерева и металла. Временами чувствовался тошнотворный, зловонный запах, но все-таки преобладал аромат благовоний, распространяемый лампами и многочисленными маленькими жаровнями, горевшими в нижних галереях. Они освещали это место, насколько хватало их света, странным мерцающим сиянием, отражавшимся от тысяч мельчайших точек в кристаллах сверху и снизу и вызывало в других местах фантастические бесформенные тени, которые прыгали, появлялись и исчезали, когда мерцающие языки пламени танцевали вверх и вниз.

- Это, - сказал Занольда, указывая на огромное пространство, которое было отгорожено клеткой, - называется Золотая клетка смерти. Эти огромные слитки, которые тянутся от пола до крыши высоко над нами, все из чистого золота. Вон та яма - это жилище краленов. Что там, внизу, я не знаю; ни один человек не знает и никогда не знал. По звуку мы можем сказать, что внизу должен быть подземный поток; но откуда он берется и куда уходит, мы не знаем. Мы также не знаем, что еще может быть внизу. Некоторые говорят, что там есть огромные пещеры, уходящие далеко под землю и даже под море. Несомненно, подземная река должна сообщаться с морем; и, несомненно, она несет туда кости и другие останки жертв, которых кралены забирают туда.

- Забирают туда?

- Ну да, они хватают свою добычу здесь, в клетке, и уносят ее в свои норы внизу. Следовательно, река должна уносить кости, иначе это место давным-давно было бы затоплено.

- Ты только что сказал, - задумчиво произнес Оуэн, - что матросы, покинувшие нас, были отданы этим чудовищам. Я думал, что все подобные действия прекратились. Так было обещано, когда был заключен мир.

Занольда пожал плечами.

- Так было обещано королем Карой, - ответил он, - но не Малионом, верховным жрецом; а он главный здесь во всех подобных вопросах. Эти церемонии проходили как прежде, хотя этот факт держался в секрете от всех, за исключением сравнительно небольшого числа людей.

- Значит, он не следовал условиям договора! Еще одна капля в чашу, которую Кара наполняет для себя.

- Одной-двумя каплями больше или меньше для него особой разницы не имеет, - безразлично заметил Занольда. - Чаша была уже почти полна, - добавил он мечтательно, как бы про себя. - Так предначертано среди звезд. И это была гигантская чаша, которую долго наполняли. - Затем, резко сменив тон, он продолжил. - В эти жаровни добавлена определенная трава, которая подавляет испарения, выделяемые краленами, иначе мы не смогли бы выносить это место.

В этот момент из ямы донесся ужасный, леденящий кровь звук, наполовину крик, наполовину рев. Хотя Вайдейл и раньше слышал этот крик, все же он был совершенно не готов к той дополнительной силе, которую придало ему окружение. Яма образовывала гигантскую говорящую трубу, усиливавшую крик в сто раз. Он раздавался эхом снова и снова, отражаясь от одного скалистого угла огромной куполообразной крыши к другому и, в конце концов, затих в низком, угрюмом, бормочущем рычании.

Сам того не желая, Вайдейл сильно вздрогнул; и, возможно, если бы было достаточно светло, было бы заметно, что он побледнел.

Занольда посмотрел на него со странной улыбкой.

- Ах, - заметил он, - тебе не нравится звук их крика? Немногие слышали его.

- Я слышал его раньше, но никогда так, - сказал Вайдейл.

- Пусть это научит тебя мудрости избегать их, сын мой.

Вайдейл молчал; его пробрал озноб, он был охвачен великим ужасом и отвращением.

- Уйдем отсюда, - хрипло пробормотал он.

- Но сначала позволь мне объяснить...

- Прошу тебя, давай уйдем отсюда; меня тошнит и кружится голова.

Занольда пошел впереди, и без дальнейших разговоров они вдвоем вернулись через Катакомбы живых мертвецов в сладкую, свежую, благоухающую атмосферу сада.

- Какой контраст! - воскликнул Оуэн, делая глубокий вдох. Его облегчение было огромным.

Занольда посмотрел на него со своей загадочной улыбкой.

- Хорошенько обдумай, сын мой, - то, что ты видел и слышал, - и подумай, не стоит ли тебе потратить время, чтобы приобрести иммунитет от этой участи и в то же время снискать милость очаровательной женщины.

- Опять это? - устало спросил Вайдейл. - Я думал, принцесса была разгневана на меня.

- Была, но она уже раскаивается в своем поспешном поступке и готова простить тебя, если ты только попросишь ее.

Вайдейл сделал нетерпеливый жест, и Занольда, видя слабую надежду заставить его изменить свое мнение, отвернулся.

- Подумай об этом; я снова увижу тебя завтра, - сказал он на прощание.

На следующий день он пришел снова, и на следующий, и в течение нескольких последующих дней. Но Вайдейл остался при своем мнении, и, в конце концов, Занольда устал и рассердился.

- Я сдаюсь; ты должен встретить свою судьбу, - сказал он. - Я больше не приду!

На два дня Вайдейл остался практически один. Три или четыре раза в день кто-нибудь входил в его камеру, не говоря ни слова, принося еду и питье. Но пленник едва прикасался к ним.

На третий день после того, как в последний раз видел Занольду, он совершал свою обычную вялую прогулку по саду, когда, проходя мимо одной из камер, почувствовал, что внутри кто-то есть. Дверь была распахнута, и, когда он попробовал запертые ворота, они поддались. Он толкнул их и застыл, изумленно глядя перед собой.

- Ванина!

Фигура, на которую он смотрел, обернулась, и он увидел, что это действительно Ванина. Она подошла к нему серьезно, но без колебаний, протягивая руку.

- Да, это я, дорогой друг, - сказала она, и взгляд ее был одновременно печальным и милым. - Мне было разрешено прийти к вам, чтобы мы могли поговорить вместе. - Она вздохнула, затем добавила. - Возможно, это наш последний разговор в этом мире.

И пока Оуэн продолжал пристально смотреть на нее, слишком удивленный и сбитый с толку, чтобы ответить, она продолжила.

- Давайте выйдем из этого места, здесь душно. Ах! - она глубоко вздохнула, входя в сад. - Какая перемена! Я и не думала, что снова смогу подышать свежим воздухом и увидеть подобную сцену!

Вайдейл, словно во сне, подвел ее к скамье под раскидистым деревом, ставшей его любимым местом отдыха; затем, когда она села, встал перед ней, глядя на нее сверху вниз, все еще немой, смущенный и сбитый с толку. Он все еще не мог преодолеть своего замешательства.

- Дорогой друг, - продолжила Ванина, - у нас мало времени, и нам многое нужно сказать. Садитесь рядом со мной, и позвольте мне рассказать вам, почему я здесь.

Он сделал, как она просила, все еще не зная, что сказать.

- Меня послали сюда, - продолжала она со вздохом, - в качестве своего рода посла с миссией настроить вас против себя...

- Прекратите! - прервал Вайдейл почти яростно. - Вы хотите сказать, что вас послали сюда с сообщением от этой...

- Тише, - мягко приказала она. - Послушайте, что я должна сказать...

- Мне кажется, я знаю, - хрипло воскликнул он, - и это еще одно оскорбление исходит от вас? Разве я недостаточно настрадался из-за вас? Но... - Он внезапно умолк и продолжал изменившимся тоном, - возможно, это ваше желание.

Она умоляюще положила ладонь ему на плечо.

- Сначала послушайте, что я должна вам сказать, и вы поймете лучше.

Она на мгновение замолчала, затем продолжила медленно, почти с болью:

- В любом случае, нам предстоят ужасные испытания, и сейчас не время для ложной гордости или неуместных сантиментов. Если не будут приняты определенные предложения, мы оба умрем - ужасной смертью - на пятый день с этого момента.

- Я знаю, - тихо согласился Вайдейл. - Занольда мне это сказал.

- Тогда, дорогой друг, давайте поговорим друг с другом откровенно; пусть в такой момент между нами не будет неуместной сдержанности. Позвольте мне привести пример откровенности. Друг мой, я лежала много дней и ночей, не в силах пошевелиться, но и не в состоянии скоротать время во сне. Мой мозг все это время бодрствовал, и я увидела прошлое другими глазами. Я открыто признаю свою собственную безумную глупость и, откровенно говоря, признаю, что глубоко ненавижу себя за то, как обошлась с некоторыми из моих друзей и, прежде всего, с вами.

Вайдейл сделал нетерпеливое движение, но она продолжала:

- Не перебивайте меня; позвольте мне продолжать, пока у меня хватает смелости, иначе мне не хватит решимости. А теперь позвольте мне сказать вам, что в том состоянии, в котором лежала, я могла слышать все, что происходило вокруг меня, и сквозь полузакрытые глаза видеть все, что проходило перед ними.

При этих словах Вайдейл вздрогнул, и сильный трепет пробежал по его телу, когда он понял, что все это значит.

- Значит, - воскликнул он, - вы слышали...

- Все, друг мой. Я услышала и поняла благородное самопожертвование, на которое вы пошли ради меня, даже когда ваше сердце разрывалось от этой пытки. Я также знаю, почему это не удалось. - Она слегка покраснела, затем, опустив глаза, добавила: - И я благодарю вас от всего сердца - всей душой - я благодарю вас за то, что вы тогда предприняли в надежде принести мне пользу, и за ваше хорошее мнение. Я не знала, - заключила она со вздохом, - что на свете есть такой человек, и это заставляет меня еще острее чувствовать, как недостойно я себя вела.

Вайдейл поймал ее руку и попытался удержать в своей, но она мягко высвободила ее.

- Ванина! - воскликнул он. - Не говорите со мной так. Вы разбиваете мне сердце!

- Боюсь, я уже сделала это, - был ее ответ, - и я также лишила вас жизни. Если бы не я, вы не попали бы в сеть, в которой запутались.

- Не говорите об этом, Ванина. Жизнь без вас для меня ничего не стоит. Если вы думаете, что я сделал что-то, заслуживающее вашего хорошего мнения, скажите мне, что вы полюбили бы меня, если бы могли вырваться отсюда.

Она подняла на него глаза. Она была спокойна и печальна, и в ее ответе не было наигранной застенчивости.

- Как я уже говорила, сейчас не время скрывать свои чувства. Я не заслуживаю вашего хорошего мнения обо мне; и все же вы узнаете правду. Оуэн, дорогой, настоящий друг, я любила вас все это время.

Он вскочил и попытался заключить ее в объятия, но она так же спокойно воспротивилась этому и предложила ему снова сесть рядом с ней.

- Да, - мечтательно произнесла она, - в такой момент, как этот, я могу признаться в этом, и вы должны знать, что сейчас, когда смерть смотрит мне в лицо, я не стала бы говорить вам неправду. Но вы, наверное, удивлены, почему, если это было так, я не вела себя иначе. Право же, - она серьезно покачала головой, - я и сама не знаю. Однако позвольте мне сказать вот что. Я начала наполовину флиртовать с принцем Роктой скорее для того, чтобы подразнить вас, чем для чего-либо еще. Я никогда не был серьезна в этом, никогда! Но когда я обнаружила, что вы, похоже, склонны так легко отдать меня ему...

- Ванина! Как вы можете...

- Тише! Позвольте мне продолжать. Я ожидала, что вы будете смелее - более решительным - со мной, и меня задела кажущаяся легкость, с которой вы позволили мне отдаляться от вас. Ну, вот и все, что касается этого.

- Это было неправильно - и жестоко - жестоко по отношению ко мне - и к этой нежной девушке Иделии.

- Я знаю, знаю, и, видит Бог, с тех пор я сожалела об этом; но на самом деле я никогда никому не желала зла и только потом поняла свою глупость. Теперь, что касается Кары, - тут она вздрогнула, - я не знаю, что сказать. Воистину, он мне не нравится, никогда не нравился; более того, я ненавидела его - я боялась его. Но мне показалось, что я была во сне, и внезапно проснулась, как от кошмара, который угнетал мои чувства. Я проснулась, или мне показалось... Дайте подумать... Ах! Я помню - это было в тот день, когда вернулся Джордж.

Вайдейл кивнул.

- Я понимаю, - сказал он, - и я верю вам.

- В тот день, после того как Джордж ушел, Кара зашел навестить меня, и он был более фамильярен, чем обычно, потому что попытался взять меня за руку - чего никогда раньше не делал. Затем я, казалось, осознала всю ненавистность союза, к которому так опасно приблизилась. Я сказала ему, что помолвка должна быть расторгнута, и что я должна немедленно вернуться в Диландис; что он мне недостаточно нравится, чтобы выйти за него замуж, и я никогда не смогла бы этого сделать. Он впал в ужасную ярость - бушевал и бредил, и показал себя в своем истинном обличье. И чем больше он это делал, тем, конечно, ненавистнее становился мне, пока внезапно, казалось, не потерял всякий самоконтроль. Он выхватил из своей сумки что-то блестящее, похожее на маленький стилет, и я закричала, решив, что он собирается убить меня. Но он поймал меня за руку, и когда я подумала, что он собирается вонзить нож мне в сердце, вместо этого он лишь слегка поцарапал кожу моей головы между волосами. Я сразу же почувствовала тошноту и головокружение, и знаю, что упала на пол как раз в тот момент, когда Морвина и другие вошли в комнату. Потом они положили меня там, где вы меня видели, и с тех пор я была там до вчерашнего вечера, когда Морвина вернула меня к жизни, сказав, что хочет немного поговорить со мной.

- А Кара? Что с ним? Где он?

- Я не знаю. Я ничего не слышала о нем и не видела его с того дня, как мы поссорились.

- Я вижу, - сказал Вайдейл, - что ты все еще носишь его медальон.

Ванина поднесла руку к шее.

- Это? - воскликнула она. - Я совсем забыла об этом. Я выброшу его в море.

Но Вайдейл остановил ее руку.

- Сохрани его и носи еще какое-то время, - попросил он. - Это было причиной твоего пробуждения от заклинания, которое наложил на тебя Кара; так нам сказали, и я обязан, перед лицом того, что произошло, поверить в это.

И затем он вкратце рассказал ей о приключениях Джорджа среди Обитателей Цветов и о том, как он поменял таинственные диски.

Вскоре они вернулись к разговору о Морвине.

- Что ж, теперь вы знаете, зачем она послала меня сюда, - сказала она. - Какой ответ я должна ей дать?

- Тот, который вы считаете правильным, Ванина. Если вы хотите спасти свою жизнь, я, возможно, мог бы даже...

- Но это не так! - твердо ответила она. - Я никогда не смогла бы прожить жизнь, купленную таким образом. Также нет уверенности в том, что она сдержала бы - даже, возможно, если бы хотела - свое обещание. Сам воздух здесь пропитан предательством, обманом и порочностью. Нет, Оуэн, я не смогла бы обречь вас на такую жизнь, даже ради того, чтобы освободить меня; даже если бы я могла положиться на ее обещание - я предпочла бы умереть сейчас и покончить со всем этим - если только вы не пожелаете иного.

- Это и мое решение тоже, - торжественно ответил Вайдейл. - Но я не могу понять, что Сидни и другие делают все это время, ибо они, кажется, ничего не предпринимают, чтобы вызволить нас.

- Во-первых, они думают, что я мертва.

- Верно, я совсем забыл об этом. О, если бы мы только могли отправить им сообщение! Пять дней, вы сказали? Чего только не смог бы сделать Монелла за четыре дня, если бы он только знал о нашем положении и о том, что вы все еще живы.

- Боюсь, он мало чем мог бы нам помочь, - печально ответила Ванина. - И времени нет - пять дней!

- Я не знаю; Монелла так изобретателен. Три или четыре дня для него были бы так же хороши, как для некоторых три или четыре недели, а то и месяцы. Но, - мрачно добавил он, - полагаю, говорить об этом бесполезно. Нет никакого возможного способа сообщить ему об этом.

Вскоре они расстались - это было ужасное, но нежное прощание; и Вайдейл, веря, что никогда больше не увидит ее, после ее ухода предался горю; но теперь оно смягчалось сладким утешением, какого он прежде не знал.

На следующий день она пришла снова. Она выглядела бледной и измученной, как будто не спала и плакала всю ночь.

- Она велела мне прийти снова и предпринять последнюю попытку убедить вас согласиться с тем, чего она желает, - печально сказала она. - И они делали и говорили всевозможные вещи, чтобы напугать меня и заставить убедить вас. Что скажете? Вы все еще придерживаетесь прежнего мнения?

И вот, в этот самый момент, когда они прогуливались по саду, послышался приближающийся звук хлопающих крыльев, и о чудо! сделав два или три круга, один меньше другого, журавль, с которым Вайдейл подружился, опустился на тропинку перед ним и стал серьезно рассматривать его, как бы говоря: "Где ты был в последнее время и почему ты не катаешься на лодке, чтобы я мог отправиться с тобой на рыбалку?"

- Смотрите! - воскликнул Оуэн. - Это же Дик! Дик, журавль, о котором я вам говорил. Наш друг - мой и Джорджа!

Ванина взглянула на огромную птицу почти с нежностью.

- Возможно, он видел сегодня Джорджа и других наших друзей, - сказала она со вздохом, - и прилетел прямо от них сюда. И он может вернуться так же свободно. О, если бы мы могли сделать то же самое!

- Это навело меня на мысль, - взволнованно сказал Оуэн. - Если он не может вернуть нас обратно, он может передать сообщение. Если я повяжу ему на шею записку, Джордж обязательно ее увидит. Я напишу; дай Бог, чтобы птица не улетела прежде, чем я успею ее написать, - добавил он с тревогой.

- О, Дик, дорогой Дик, хороший, славный Дик, иди и останься со мной! Не улетай, - взмолилась Ванина, обращаясь к птице. Затем ее осенила мысль; она сняла пояс, который носила на талии, и протянула его Оуэну.

- Быстрее, - прошептала она. - Свяжите его этим на несколько минут. Поторопитесь; если он расправит крылья, мы можем упустить свой шанс.

- Хорошо! - согласился Вайдейл и, осторожно приблизившись к птице, вскоре обвязал ее ногу и надежно привязал к сиденью под раскидистым деревом. Затем они оба принялись за работу, чтобы написать короткие записки, потому что у Вайдейла всегда были с собой карандаш и бумага, и, как у всех рыболовов, в том или ином кармане - кусочек бечевки.

Он адресовал свою записку Сидни, и она гласила следующее:

Ванина не умерла; я видел ее и разговаривал с ней, и сейчас она рядом со мной, пока я пишу это, и она тоже пришлет записку. Но мы пленники и обречены умереть в храме краленов по случаю какого-то великого праздника, который состоится через четыре дня. Немедленно сообщи Монелле. Если кто-то на земле и может нам помочь, так это он. Если нет, то это может быть наше последнее сообщение. Да благословит вас всех Господь! Позаботься о Джордже ради

Твоего несчастного друга,

Оуэна.

Записки Ванины, поскольку она отправила две - одну Джорджу, а другую Сидни, - были написаны совсем по-другому; они были полны слез и любви, нежности и сожаления о тех неприятностях и беспокойстве, которые она причинила. Она также не забыла упомянуть о Вайдейле, рассказав, что его нынешнее тяжелое положение было вызвано исключительно его преданностью ей. Она закончила очень печальным прощанием на случай, если они больше никогда не встретятся.

Затем записки были сложены в маленький сверток, хорошо завернуты в другую бумагу и, наконец, повязаны Дику на шею таким образом, чтобы бросаться в глаза, после чего его отпустили.

Оказавшись на свободе, птица встряхнула своими взъерошенными перьями, расправила крылья и без дальнейших церемоний взмыла ввысь.

- Он не сказал до свидания, - сказал Вайдейл. - Он возмущен тем, что мы связали его. Я боюсь, что он больше не прилетит. Нам остается только молить Небеса, чтобы он оказался верным почтальоном!

XXIX. В ЗОЛОТОЙ КЛЕТКЕ СМЕРТИ

Утром на четвертый день после визита журавля к Вайдейлу в саду в Храме Кралдимы было большое собрание. Как он и опасался, птица больше не прилетала, и он по-прежнему сомневался, дошло ли его послание по назначению.

По какой-то причине его не тронули в саду; его не ввели в состояние транса и не поместили среди живых мертвецов, в соответствии с правилом, касающимся тех, кто предназначался для жертвоприношения. Возможно, Морвина боялась, что может не достичь своей цели, и решила, что лучше оставить его на свободе. Каждое утро тюремщик спрашивал его, есть ли у него какое-нибудь сообщение для Занольды, и, получив отрицательный ответ, уходил, не сказав больше ни слова. Он также не видел Ванину и предполагал, что они больше не встретятся. Поэтому теперь он проводил свое время в молчаливой молитве и созерцании, готовя свой разум к ужасному испытанию, которое ему предстояло.

В храме Хрустальной горы полным ходом шли приготовления к предстоящим жертвоприношениям. Это был главный праздник года в честь богини Кралдимы, и ни один из ее набожных поклонников не отлучался по такому случаю, если только это не было вынуждено. Кара был там в своих парадных одеждах, восседая на великолепном троне, рядом с ним, с одной стороны, сидела Морвина, а с другой - Малион, верховный жрец. Затем были Фральда, его помощник, и Занольда; длинная вереница старших и младших жрецов; Калленда, главнокомандующий вооруженными силами, и несколько его офицеров, а также большая часть горожан, которые хотели продемонстрировать рвение к своей религии или выслужиться при дворе; и весь цвет армии жрецов.

Из горожан в целом, из общины, не было ни одного. У них имелись свои обязанности; большинство из них были призваны на службу против диландийцев в связи с новым состоянием войны, и от них требовалось охранять гавань и ее укрепления от любого внезапного нападения, которое могло быть предпринято, пока все их вожди и правители отсутствовали на церемонии.

Внутри храма должно было быть совершено множество мистических церемоний, прежде чем состоится самое важное мероприятие - посвящение несчастных жертв краленам. Нужно было петь гимны, воскуривать благовония, проводить процессии, которые шли вокруг с пением, создавали определенные формы, распадались, затем вновь формировались и снова шли взад и вперед, и так далее. Время от времени голоса поющих тонули в громоподобном реве, который наполнял все помещение своими вибрациями и заставлял многих вздрагивать и оглядываться по сторонам в нервном предчувствии!

Катакомбы живых мертвецов опустели, ибо все, кто там находился, были возвращены к жизни и с утонченным варварством выгнаны в сад, чтобы снова вкусить сладости жизни, - свежего воздуха, золотого солнечного света и благоухающих цветов, - прежде чем возвратиться к той мрачной, слабо освещенной сцене, которой предстояло стать свидетельницей их предсмертных мгновений.

Здесь, среди растений и благоухающих цветов, эти обреченные прогуливались или сидели в безмолвии, ошеломленные непривычным солнечным светом и преисполненные ужаса при мысли о своей грядущей судьбе. Однако среди этих молчаливых людей были исключения, и среди них Стив Фостер, который проводил время, громко ругаясь и богохульствуя. Дарфорд тоже пребывал не в лучшем настроении, но он был менее демонстративен и лишь время от времени отвечал на бред Фостера руганью или внезапным проклятием своим тюремщикам.

Ни Ванины, ни Вайдейла среди этой толпы не было. Последнего накануне вечером поместили в другое место; а утром он был отведен в Храм другим путем и теперь сидел на скамье в стороне, тщательно охраняемый людьми с обнаженными мечами, апатично наблюдая за всем, что происходило перед ним. Он уныло отмечал, что многим участникам церемоний временами, казалось, становилось дурно и они теряли сознание; они шатались и едва не падали; время от времени он обнаруживал, что испытывает то же самое. Таков был эффект зловонных испарений, поднимавшихся из ямы краленов, порой оказывавшийся сильнее, чем благовония, сжигаемые для нейтрализации их смертоносного воздействия.

Он угрюмо посмотрел на большое окно, закрытое решеткой, находившееся в конце клетки над ямой. Он обнаружил, что краленам, посланным опустошать страну диландийцев, высокий горный хребет, пересекавший остров, мешал делать то же самое в отношении Каранды. Хрустальная гора, расположенная над местом, где сходились гребень и стена морского утеса, смотрела вниз своими склонами на обе области. Следовательно, когда это окно было распахнуто и зарешеченный люк поднят, монстры могли свободно совершать вылазки и рыскать по стране врагов, будучи фактически отрезанными от своей собственной.

Вскоре настало время выпустить краленов на самые первые жертвы, и они были доставлены. Ими оказались Дерфорд и Стив Фостер, и Оуэн не смог сдержать удивления, увидев их. Они также не скрыли своего удивления, заметив его. Поскольку он не был связан и, казалось, сидел спокойно и непринужденно, ничто не указывало на то, что он также должен был стать одной из жертв того дня. Стражники с обнаженными мечами рядом с ним, возможно, были почетным караулом, насколько знали эти двое, и никто не потрудился просветить их. По крайней мере, у Оуэна была та кроха утешения, что эти люди не могли злорадствовать над ним или радоваться тому, что он оказался в таком же положении, как и они сами.

Их связали, пронесли сквозь прутья в клетку и положили на каменный пол; затем те, кто внес их внутрь, поспешно удалились за пределы клетки.

Теперь Вайдейл понял, почему прутья клетки были расположены так далеко друг от друга. Дело в том, что служители и ассистенты при этих ужасных казнях могли входить и выходить, не открывая и не закрывая ворот или дверей, что при определенных обстоятельствах могло быть сопряжено с опасностью для зрителей. Ибо кралены были могущественными существами, которые могли силой открыть ненадежно запертые ворота, в то время как прутья располагались слишком близко друг к другу, чтобы сквозь них могло пройти что-либо столь крупное, как эти летающие монстры.

Из двух несчастных людей, лежавших сейчас в клетке, один Дерфорд, казалось, сохранял самообладание. Фостер поддался безудержному ужасу и обратился с отчаянными мольбами о пощаде к окружавшим его людям. Он лежал неподвижно, с вытаращенными глазами, ожидая конца, который быстро приближался.

В течение некоторого времени рев, доносившийся из ямы, становился все более громким; время от времени раздавались мощные удары по нижней части зарешеченного люка, закрывавшего чудовищ внутри. Очевидно, они были голодны и, казалось, знали, что добыча для них готова. Затем с помощью какого-то механизма, не видимого глазу, огромная решетка была поднята, и им был расчищен путь, чтобы выбраться наружу и схватить свою добычу.

На то, что последовало за этим, Вайдейл смотрел, зачарованный ужасом, не в силах отвести глаз от жуткой сцены.

Раздался громкий приближающийся звук, вибрирующий трепет гигантских крыльев, как у огромной пчелы, парящей над цветком. Затем из ямы медленно поднялась фигура такого невероятного уродства, что она напомнила Вайдейлу старую легенду о горгонах, которые одним своим видом превращали людей в камень.

Покрытое чешуей тело и ноги, вооруженные устрашающего вида когтями поразительной длины и толщины, были увенчаны головой, которую едва ли можно описать словами. У чудовища был огромный рот, верхняя челюсть которого изгибалась, подобно клюву хищной птицы, с большими расширенными ноздрями и плоским низким лбом, если этот термин можно использовать по отношению к такому существу. В его общих очертаниях были детали, которые отчасти напоминали рыбьи, отчасти человеческие, и сочетание того и другого было невыразимо отталкивающим. Но самой страшной чертой чудовища были его глаза, большие, неподвижные и напоминавшие рыбьи. Казалось, они видели и в то же время не замечали, и вместе с тем в выражении их лиц была самая жуткая, кошмарная, издевательская ухмылка, какую только мог увидеть смертный глаз. Сказать, что уродство этого существа превосходило все, когда-либо виденное, - значит описать его слишком мягко. В этом ужасающем оскале было что-то агрессивное, выводящее из себя, невыносимое; намек на торжествующую злобу, сатанинскую хитрость, самодовольное удовлетворение собственной возмутительной отвратительностью, казавшееся почти сверхъестественным. Чувства бунтовали при виде этого зрелища, ярость смешивалась с отвращением; хотелось броситься на это существо и безжалостно оборвать жизнь столь ужасающего чудовища.

Это ужасное существо выбралось из ямы и медленно приблизилось к двум связанным фигурам. В его движениях - за исключением непрерывной вибрации крыльев - не было и следа спешки. Оно надвигалось на свои жертвы с ужасающей неторопливостью, казалось, злорадствуя над ними с чувственным самодовольством. Но в конце концов - почти к облегчению Вайдейла - оно вцепилось в них, подняло в воздух и исчезло вместе с ними в яме. Огромный люк с лязгом закрылся за ними, и в тот же миг раздался женский крик, снова и снова отражавшийся эхом от стен храма. Вайдейл обернулся и увидел неподалеку от себя Ванину, раскачивавшуюся из стороны в сторону, как будто вот-вот упадет. Инстинктивно, он приподнялся, чтобы прийти ей на помощь, но тяжелая рука легла ему на плечо, и чей-то голос прошептал:

- Ты хотел этого и должен пройти через это; если только...

Это говорил Занольда.

Вайдейл сделал жест отрицания и уже собирался импульсивно ответить, когда поймал взгляд Кары, чьи сверкающие глаза были устремлены на него с выражением дьявольского торжества. Это подействовало на его возбужденные нервы подобно холодной воде, и он снова собрал воедино всю свою волю.

Он ответил королю Каре презрительным взглядом и повернулся к Занольде.

- Поскольку этому суждено случиться, мне нечего добавить к тому, что я уже сказал, - коротко ответил он ему.

Ванина тоже пришла в себя и теперь спокойно смотрела по сторонам, сохраняя большую часть своего прежнего властного духа. Кара некоторое время молча смотрел на нее, и его лоб потемнел. Затем он сделал знак Малиону, верховному жрецу, который вслед за этим встал и поднял руку в знак того, чтобы присутствующие соблюдали тишину.

Это был старик с проницательными темными глазами. Его изборожденное морщинами лицо было суровым, и признаки жестокости натуры прослеживались в каждой черточке. При первом взгляде на него Вайдейл почувствовал отвращение; но его чувства к Занольде не были намного более дружескими, поскольку он также испытывал отвращение к его маслянистой, елейной, но в то же время циничной речи и манерам.

Малион поднялся и, обращаясь к Каре, сказал громким, ясным голосом:

- Мы понимаем, о король, что у тебя есть претензии к этим двоим.

И он указал на Вайдейла и Ванину.

Кара встал и, бросив на Ванину мстительный взгляд, сказал:

- Я обвиняю их обоих: эту женщину в том, что она нарушила торжественный обет стать моей женой; и этого мужчину в том, что он помогал ей в этом.

Когда были произнесены эти слова, повсюду воцарилась тишина. Тогда Малион обратился к Ванине:

- Скажи, о женщина, чуждая нашей расе! Ты слышала, что сказал наш великий король. Он заявляет, что ты обманула его, сначала притворившись, будто вступаешь с ним в брак, а затем отозвав свое согласие и отказавшись выполнять свое обещание. Так ли это? Отвечай!

- Я презираю его! - решительно ответила Ванина. - Я презираю и ненавижу его и скорее умру здесь сегодня, чем стану его женой!

- Хватит! Твое желание исполнится, - воскликнул Малион. - Нам не нужны дополнительные доказательства твоих предательских мыслей и действий. А теперь, что касается тебя, - обратился он к Вайдейлу, - ты хочешь что-нибудь сказать?

Вайдейл покачал головой и опустил глаза, чтобы избежать горящего взгляда, который устремила на него Морвина. Но он ничего не сказал.

- Минуточку, милорд Малион, - вырвалось у Морвины. - Я бы с удовольствием попробовала свое скромное влияние на этом нарушителе. Может быть, я смогу убедить его в ошибочности его поступков. Пусть женщина примет свое справедливое наказание, но пусть у этого мужчины еще будет время для раскаяния. Возможно, я уговорю его...

- Я отказываюсь от предложенных вами услуг, принцесса, - твердо, почти грубо ответил Вайдейл. - Я отказываюсь дальше обсуждать с вами этот вопрос. Пусть все закончится немедленно.

Услышав эту речь, и Кара, и его сестра пришли в неуправляемую ярость. Ее лицо было почти багровым от ярости, а глаза сверкали злобным блеском, как у раненой тигрицы, загнанной в угол.

- Да будет так! - воскликнула она. - Позволим ему умереть, здесь, сейчас, и чем скорее, тем лучше. Я бы с удовольствием дала ему еще один шанс. Пусть эти двое, - произнесла она с осуждающим жестом, - умрут вместе. Я останусь здесь и буду свидетелем их предсмертных мук; только так можно утолить мой справедливый гнев.

Но Кара предпринял последнюю попытку убедить Ванину.

- Подумай, женщина, - начал он. - Я мог бы взять тебя силой. Но в звездах написано, что...

Она подняла руку и устремила на него взгляд, полный такого испепеляющего презрения, что он опустил глаза.

- Замолчи! - презрительно произнесла она. - Я готова умереть, король Кара, но не готова слушать твои оскорбления.

Кара попытался ответить; затем, как будто эта попытка чуть не задушила его, он сделал знак Малиону.

- Пусть заключенных свяжут и отнесут в клетку, - сказал тот.

Приказ был немедленно выполнен. Усердные слуги схватили их и без особых церемоний крепко связали и внесли сквозь прутья в клетку, положив рядом, почти на те же места, которые незадолго до этого занимали Дерфорд и Фостер. Потом они вышли наружу и оставили их.

- Прощай, пока мы не встретимся на том свете, любимая, - мягко сказал ей Оуэн.

- Прощай до тех пор, дорогой друг, - пробормотала Ванина, - и пусть Небеса простят мой грех за то, что я довела тебя до этого. Что касается меня, то я могу это вынести; я это заслужила. Но ты... ты умрешь здесь сегодня из-за моей безумной, порочной глупости.

- Нет, дорогая, не говори так. Я торжественно заявляю...

Он внезапно замолчал, его внимание привлекло какое-то движение в полуосвещенных галереях над ними.

Люк еще не был поднят. Те, кто управлял механизмами, ждали сигнала Кары, но король по какой-то причине медлил с его подачей. Возможно, в последний момент он усомнился, стоит ли обрекать столь прекрасное существо на столь ужасную смерть, а может быть, он намеренно задержал сигнал, чтобы продлить их агонию. Именно в этот короткий промежуток времени Вайдейл, устало отведя взгляд от того, что он мог видеть в устье ямы, случайно взглянул в сторону одной из пустынных галерей наверху и там увидел - всего на мгновение - лицо Джорджа. Но как только он заметил его и обменялся с ним понимающим взглядом, оно исчезло. Но на его месте остались две маленькие ручки, которые изгибались во множестве любопытных жестов.

Вайдейл быстро понял, что ему подаются сигналы с помощью алфавита глухонемых, который они с Джорджем часто практиковали после смерти маленького глухонемого брата последнего. И это послание, которое передали руки мальчика - все, что можно было разглядеть в тенях вверху.

"Наберись мужества. Помощь близко. Не отчаивайтесь. Скажи сестре".

- Ванина! Ты меня слышишь? - прошептал Оуэн.

- Да, дорогой друг. Что ты хочешь сказать?

- Я видел Джорджа там, наверху, во мраке, и он подал мне знак, что помощь уже близко и что мы должны сохранять мужество.

Но она только тихо вздохнула, подумав, что рассудок уже покидает его и что он бредит. Ибо как Джордж мог оказаться там, и какая помощь могла быть близко в такой момент? Решетка уже сдвинулась, и в воздух медленно поднималась ужасная фигура с ее сводящим с ума лицом и леденящим кровь криком.

Но пока она все еще парила над отверстием ямы, в поле зрения внезапно появилась высокая фигура и прошла между прутьями в клетку. И Вайдейл, и Ванина увидели ее, когда она на мгновение застыла над ними, а затем повернулась лицом к монстру. Это был Монелла, и в тот же миг великая надежда зародилась в их сердцах. Возможно ли, что помощь действительно пришла?

Но эта надежда ослабла, когда они увидели, что Монелла был один. Он не был предводителем воинства победителей, которое внезапно ворвалось в город и подступило ко входу в храм Кралдимы. Он был один; но что мог сделать один человек против стольких людей - да еще с краленами против него?

Монелла возвышался над ними, и черная маска, которую он носил на лице, скрывала его черты. Он был одет в кольчугу; на левой руке он нес огромный щит; в правой держал могучий боевой топор, а на поясе у него был еще один. Очевидно, помня о своей прежней стычке с краленом он решил отказаться от меча в пользу топора; и, на всякий случай, вооружился двумя.

- Наберитесь мужества, - тихо прошептал он им. - Если Бог и моя правая рука не подведут меня, я спасу вас.

Но это казалось безнадежной задачей. Если он одержит верх над краленами, ему придется столкнуться со всеми этими вооруженными людьми в одиночку. А если он не одержит - что ж, значит, он напрасно пожертвует собой. Так казалось Вайдейлу, пока он лежал, нетерпеливо перебирая в уме возможности сложившейся ситуации. "И почему, - подумал он, - теперь, когда есть такая возможность, Монелла не перерезал веревки, которые удерживали их беспомощно лежащими на полу?"

Затем послышался голос короля Кары, громко разнесшийся по залу:

- Схватить его! Убить его! Взять его, вы, собаки! Он всего лишь один человек, и у него нет последователей. Он отважился прийти сюда; пусть он отвечает за последствия. Схватите его - убейте его, я приказываю!

Но Монелла стоял невозмутимый и спокойный. Он даже не взглянул ни направо, ни налево, но не сводил взгляда с кралена, который теперь готовился к броску на врага. Какое значение имели отчаянные приказы Кары? Монелла прекрасно знал, что никто из этого сборища не рискнет проникнуть через прутья в клетку, пока крален на свободе.

Сам Кара, хотя и был почти безумен от ярости, вскоре понял это.

- Хорошо, - сказал он, скрывая свое огорчение из-за того, что никто не пошевелился, чтобы повиноваться ему. - Пусть он сразится с краленами, если посмеет. Бой станет для нас королевским развлечением. Он не может победить, ибо ни один человек еще не одержал верх в открытом бою против краленов.

Между Монеллой и монстром завязалась потрясающая схватка. Существо, казалось, каким-то звериным инстинктом знало, что ему предстоит встретиться с грозным врагом, а не с обычной беспомощной, безоружной добычей. В нем сразу же проявились змееподобная настороженность и проницательность. На мгновение оно зависло в воздухе, затем сделало внезапный бросок, пытаясь сбить своего врага с ног.

И это почти удалось, потому что Монелла был отброшен назад и упал на одно колено. Казалось, на него нападали со всех сторон сразу. Огромные когти вцепились в него, похожий на клюв рот щелкнул, крылья забились о него, сомкнулись вокруг него и когтями на концах атаковали его голову и тело. С огромным усилием он нанес сильный удар по телу существа, который отбросил его назад, а когда он снова вскочил на ноги, крален с пронзительными криками закружился и снова внезапно налетел на него, отбросив его назад своим весом и толчком и едва не опрокинув на пол; но на этот раз, когда он пролетал над Монеллой, тот нанес такой удар по одному из его крыльев, что появилась большая трещина, и конечность была частично повреждена. Быстро поняв это, он не замедлил воспользоваться своим преимуществом. Он бросился на чудовище прежде, чем оно успело снова подняться вне пределов его досягаемости, и страшным ударом отломил большую часть крыла, которое уже повредил. Отвратительный зверь распростерся на полу, с ревом и визгом, беспомощно извиваясь, размахивая неповрежденным крылом и щелкая челюстями, как огромным стальным пружинным капканом, тщетно пытаясь ползти, чтобы добраться до своего противника.

Но Монелла теперь почти не обращал на это внимания, ему нужно было думать о врагах-людях, окружавших его. У них вырвался похожий на волчий вой стон ярости, когда они поняли, что крален побежден. Они издавали громкие крики мести, но все еще не осмеливались войти в клетку, где чудовище билось и, насколько им было известно, могло прийти в себя. И никто не стремился первым встретиться лицом к лицу с бесстрашным бойцом, чья фигура была слишком хорошо известна многим, кто бежал перед ним на поле битвы.

В этот момент еще одна фигура в маске сбежала по одной из лестниц и протиснулась в клетку. Она наклонилась и перерезала путы двух пленников, в то время как Монелла стоял перед ними, бросая вызов как раненому кралену, так и толпе вооруженных людей за пределами клетки. Сидни Даревилл - ибо это был он - после того, как перерезал веревки, связывавшие пленников, и прошептал им что-то на ухо, принялся натягивать на их лица маски, подобные тем, что были надеты на Монелле и на нем самом. Затем он поднял Ванину на руки и стал ждать. Вайдейл поднялся на ноги и встал рядом с ними. Монелла снял маску и, обращаясь к тем, кто ему противостоял, воскликнул громким голосом, который разнесся по амфитеатру подобно звону колокола:

- Кара! Малион! Все вы, мерзкие последователи жестокого, кровожадного жречества! Примите из моих рук наказание, которое послал вам разгневанный Бог!

Он надел маску и, достав из мешочка что-то похожее на маленький хрустальный шар, бросил его на пол на некотором расстоянии от себя. Раздался звук, похожий на звон разбитого стекла, небольшой взрыв, и это было все.

Но воздействие на разъяренную, угрожающую толпу за пределами клетки было волшебным, потрясающим, ужасным. Ибо хрустальный шар и маски были подарком Цветочных Обитателей, который Джордж принес в шкатулке из черного дерева; и когда маленький шарик разбился, вокруг распространился странный смертоносный газ, который мгновенно охватил каждого человека, не защищенного маской. Его действие совершенно отличалось от тех, которые вызывал любой другой ядовитый газ или пары, известные науке, тем, что он не убивал немедленно, а сначала вызывал паралич нижних конечностей. Каждый, кого это затронуло, словно окаменел ниже пояса; верхняя часть тела некоторое время оставалась полной жизни, в то время как смертельное онемение медленно ползло вверх. Никто не сдвинулся со своего места; те, кто сидел, остались сидеть, те, кто стоял, сохранили свое положение. Они даже не упали на пол; казалось, их обездвижила какая-то ужасная, непреодолимая сила. Они также не могли предположить, что именно так подействовало на них; смертоносный газ был бесцветным, без запаха; никаких облаков дыма или видимых испарений не распространялось за пределы помещения; удушливые испарения не попадали им в ноздри. Преобладающей мыслью среди этих несчастных было то, что Монелла, которого они давно научились бояться, обладал какой-то страшной, дьявольской силой, которую держал в резерве, а теперь обратил против них в отместку за этот их последний акт намеренного злодеяния по отношению к его друзьям; и большинство смотрело на него с расширенными глазами, как на оскорбленного бога, вооруженного непреодолимой силой. Двое или трое метнули копья и дротики; но их он легко парировал своим щитом - и никто не мог пошевелиться, чтобы выступить против него.

Затем Сидни поднял Ванину на руки и понес ее вверх по лестнице, по которой они с Монеллой спустились. Эта лестница и галереи наверху были пусты, толпа разместилась внизу; поэтому, когда они поднялись по ступеням, на их пути никого не оказалось. Вайдейл - все они были защищены масками - медленно следовал за ними, и последним в этой молчаливой процессии живых существ среди умирающих шел Монелла.

Тем временем у тех, кто остался внизу, медленно - очень медленно - смертельное онемение поднималось все выше, пока руки не перестали жестикулировать, и только кисти могли двигаться, головы поворачивались то в одну, то в другую сторону, а глаза закатывались в глазницах. Пожалуй, самым удивительным из всего этого было то, что никто не вскрикнул; вероятно, газ парализовывал голос так же, как и конечности. И нельзя было представить себе более ужасного зрелища, чем отчаянные взгляды, которые эти умирающие бросали на Монеллу, поворачивая головы, чтобы проследить за ним, пока он не достиг вершины подъема. Остановившись там, он посмотрел на них сверху вниз, затем склонил голову, словно приветствуя умирающего, и прошептал под своей маской: "Божья месть свершилась!"

Затем он повернулся, открыл дверь в скале, вышел, и, закрыв и заперев ее за собой, направился по подземному переходу, пока, миновав другие двери, которые он также закрыл, не оказался в большой пещере, где его ожидали Сидни, Вайдейл, Ванина, Джордж и другие, все теперь без своих масок. Он снял свою собственную.

- С девушкой все в порядке? - спросил он, намекая на Ванину.

Вайдейл схватил его за руку.

- Здоровы и невредимы - мы оба, добрый друг, - воскликнул он. - Ах! - поворачиваясь к Ванине, - разве я не говорил, что трех-четырех дней будет достаточно, чтобы помощь Монеллы добралась до нас?

- Слава Богу, не моя, - торжественно произнес Монелла. - Все наши враги мертвы! Дар Обитателей Цветов сделал свое дело!

XX. КОНЕЦ ПРИКЛЮЧЕНИЯМ

На следующее утро флотилия судов вышла из гавани Диландиса в полной готовности предпринять попытку захвата Каранды штурмом, а в случае неудачи - осадить это место.

Их сопровождал паровой катер, который теперь назывался "Королева Ванина", и на нем можно было увидеть Монеллу, Рокту, Омбриана, Даревилла, Вайдейла и других главных персонажей.

Катеру была возвращена первоначальная форма, а стальные ножницы, которые Монелла нашел в грузе "Веселого кавалера" и которые были так эффективны при уничтожении каранитского флота, были сняты с его носа и теперь использовались в мирных целях на маленьком металлургическом заводе, построенном в городе.

Но когда они добрались до Каранды, быстро стало ясно, что боевых действий не будет. Ворота гавани стояли открытыми, и там не было ни солдат, ни какой-либо охраны. Все вокруг было дезорганизовано, горожане стояли группами, переговариваясь приглушенными голосами, слишком ошеломленные постигшим их бедствием, чтобы думать об организации сопротивления. На самом деле, у них не осталось лидера. Каждый человек, облеченный властью, погиб в ужасной катастрофе в Храме Хрустальной горы - либо в то время, либо впоследствии. Ибо, как вскоре выяснилось, несколько старших офицеров, которым была доверена оборона города, в то время как остальные были заняты на празднике, позже в тот же день, подстрекаемые к этому смутными слухами о катастрофе, покинули свои посты, чтобы навести справки в Храме. И из тех, кто вошел таким образом, с тех пор никто не вернулся; а когда другие отправились их искать, они тоже не вернулись. Великий трепет и страх охватили город; больше никаких попыток приблизиться к Храму предпринято не было, и по мере того, как проходила ночь и наступало утро, а из этого места смерти по-прежнему никто не выходил, смутные опасения переросли в абсолютный ужас и смятение.

Поэтому едва ли стоит удивляться, что диландийцев скорее приветствовали, чем оказывали им сопротивление. Сбитое с толку, напуганное население было подобно стаду овец без пастуха, и они с готовностью подчинились своим новым правителям.

Монелла вступил во владение дворцом и сразу же сформировал правительство; вскоре люди вернулись к своим мирным занятиям, вполне довольные своей участью. Страна была официально присоединена к Диландису и включена в состав этого королевства.

Тем временем, после того как порядок был в какой-то степени наведен, встал вопрос о том, какие шаги можно было бы предпринять, чтобы вывезти и похоронить мертвых, лежавших в храме Кралдимы; но по этому поводу возникла трудность, требующая немедленного объяснения.

В шкатулке черного дерева, - подарок Обитателей Цветов, - которую Джордж привез с собой и передал в руки Монеллы, находились шесть масок необычной конструкции и маленький полый шар из стекла или хрусталя. К нему был приложен свиток, который Монелле удалось расшифровать; в нем объяснялось, что шар наполнен смертоносным газом, который даже на открытом воздухе убил бы всех в радиусе значительного расстояния от места, откуда он исходил, за исключением тех, кто был защищен масками. Это был великий секрет обитателей цветов; это было объяснением их людей в масках и того факта, что они были способны противостоять всем встречным и нести смерть всем, кто приближался к ним.

Случилось так, что Монелла уже давно занимался секретными поисками. Среди древних рукописей и архивов в одном из музеев он обнаружил план лабиринта под названием Пещеры, из которого заключил, что когда-то они простирались гораздо дальше, чем предполагалось сейчас, и на самом деле были связаны с Хрустальной горой. Он понял, что, если ему удастся тайно найти и вновь открыть эти затерянные проходы, прорубленные в твердой скале, однажды они могут стать средством застать каранитов врасплох нападением с совершенно неожиданной стороны. Поэтому с двумя или тремя помощниками, которым, как знал, он мог абсолютно доверять, он долгое время занимался расчисткой этих проходов, которые оказались заблокированными в результате обвалов, и по другим причинам. Поиски оказались долгими и утомительными; было так много старых проходов и галерей, которые, после того как их расчистили и исследовали, оказались ведущими в неправильном направлении; как следствие, рабочие начали отчаиваться, когда всего несколько недель назад наткнулись на нужный. Они смогли проникнуть в Храм, поскольку обнаруженный ими и расчищенный проход вел прямо в одно из углублений, примыкающих к верхней галерее амфитеатра. Здесь оно было закрыто дверью из дерева и железа, которая, однако, оказалась старой, прогнившей и ржавой, и за ней не ухаживали те, кто отвечал за Храм, потому что проход сразу за ней был завален мусором. Действительно, в этом месте было много таких старых дверей, все они вели в неиспользуемые проходы, точно так же заблокированные, и никому не приходило в голову, что именно эту старательно расчищали с целью использовать ее против них, если представится такая возможность.

Поэтому, когда Монелла овладел ужасным средством, несущим смерть, в хрустальном шаре и получил сообщение, принесенное журавлем, об опасности, в которой оказались Вайдейл и Ванина, он счел возможным осуществить их спасение практически в одиночку. Главная трудность заключалась в том, чтобы подобраться к ним и надеть маски на их лица, а это, как он предвидел, можно было сделать только тогда, когда их врагов будет сдерживать сам крален. Следовательно, ему было необходимо еще раз вступить в схватку с вампиром, и он, не колеблясь, сделал это.

По возвращении, вызволив пленников и уничтожив их врагов описанным выше способом, Монелла передал шкатулку, в которой теперь были только маски, на попечение Джорджа, поручив ему доставить ее доктору Манлету, которому было любопытно осмотреть их, чтобы узнать их секрет. По форме и общему дизайну они чем-то напоминали ту, которую Монелла изготовил по случаю своей первой схватки с вампиром; но, почти наверняка, в них содержался еще какой-то особый секрет, который доктору не терпелось раскрыть. К несчастью, Джордж, переправляясь на лодке, в своем ликовании по поводу возвращения сестры и друга, - теперь, как легко было заметить, они были в самых близких отношениях, - открыл шкатулку, чтобы взглянуть на маски, все это выскользнуло у него из рук, упало за борт и быстро скрылось из виду.

Таким образом, возникла трудность, потому что теперь никто не мог войти в Храм, чтобы вынести трупы.

- Меня специально предупредили в свитке, который прилагался к подарку, - объяснил Монелла, - что, если использовать газ в закрытом месте, его смертельный эффект сохранится на годы - на самом деле - даже на столетия. Более того, газ обладает свойством сохранять тела тех, кого он убивает. Поэтому мне кажется, есть только один выход - заложить камнем все входы и превратить это место в одну огромную гробницу. Это единственный безопасный план, потому что оставить его открытым всегда означало бы опасность для живых; многие из любопытства могли бы проникнуть внутрь и таким образом встретить верную смерть. Даже заделка отверстий будет сопряжена с опасностью; но я думаю, это может быть осуществлено без фатальных результатов при строгой бдительности со стороны тех, кто будет исполнять на эту работу. Уникальным результатом будет то, что благодаря консервирующим свойствам газа, несчастный останется таким же, каким он умер; и если в это место войдут сотни лет спустя, все будут выглядеть так, как если бы погибли всего час или два назад!

Эта работа была должным образом выполнена, и, таким образом, на долгие годы и сотни лет вперед это странное собрание останется таким, каким его оставили Монелла и его друзья в масках - король Кара на своем троне, Морвина, эта неженственная женщина, рядом с ним, с Малионом и всей толпой, которая последовала за ним; и посреди них, в золотой клетке смерти, убитый крален, - их лица повернуты, их открытые глаза смотрят с отчаянием, их руки указывают на вершину лестницы, с которой Монелла в последний раз смотрел на них.

Несчастные существа в саду, в котором Вайдейл был пленником, были освобождены целыми и невредимыми. К счастью для них, дверь в катакомбы была заперта, пока они ждали своей смерти, иначе, несомненно, многие из них вошли бы туда из любопытства и погибли бы.

Среди всеобщей радости и поздравлений был один глубоко разочарованный человек, и это был достойный доктор. То, что он не смог добраться до тела поверженного кралена, провести вскрытие останков и сохранить череп и другие кости для изучения учеными в Королевском институте в Лондоне, стало для него ужасным разочарованием.

Было ли там несколько краленов или только один? Вот о чем он часто задумывался, и этот вопрос так и не был решен.

* * *

Помимо масок и хрустального шара, в шкатулку было вложено кое-что еще - предсказание о том, что каналы будут открыты в определенный день, всего через месяц. И это согласовалось с собственным толкованием Гральдой того, что было написано звездами, как выражались в этой стране. Монелла готовил "Веселого кавалера" к отплытию и объявил всем и каждому о своем намерении попытаться вывести его в открытое море. Вскоре стало известно, что Ванина и ее братья, а также Вайдейл и доктор будут сопровождать его.

- Мне надоело играть роль королевы-воительницы или любой другой королевы, - сказала Ванина со слабой улыбкой, когда ее попросили остаться и стать, как было обещано, их правительницей или соправительницей с Роктой и Иделией. - Если бы была вероятность продолжения войны, от меня могла бы быть какая-то польза, и в любом случае я бы не покинула свой пост, пока могла быть полезна; но, к счастью для всех вас, этого больше можно не опасаться, а Иделия гораздо лучше меня подходит для управления своей ныне мирной страной. Я хотела бы остаться здесь достаточно надолго, чтобы увидеть свадьбу (Рокты и Иделии), но, похоже, в данных обстоятельствах это невозможно.

Возможно, больше всего не хотелось уезжать Сидни; он предпочел бы остаться. Но он не мог отказаться сопровождать своих сестру и брата. Что касается Джорджа, то он заботился только о том, чтобы следовать за Ваниной и ее возлюбленным, и был вполне счастлив, где бы они ни находились.

Нежная Иделия всячески демонстрировала свое сожаление о потере друзей и желание засвидетельствовать им свое уважение. Она созвала собрание всех знатных людей и советников и попросила их посоветовать ей, какую подобающую дань уважения им следует воздать своим уходящим друзьям, и они посоветовали ей не скупиться. Поскольку Ванина не захотела остаться и носить королевские драгоценности, они решили, что она, по крайней мере, имеет право на свою долю из них, и настояли на том, чтобы она приняла это. Остальные также получили столь же царственное вознаграждение; Сидни и Вайдейл обнаружили, что за груз "Веселого кавалера" им было заплачено в сто раз больше. Не был забыт и Питер Дженнингс. Он также решил воспользоваться своим шансом и смог получить достаточно, чтобы обеспечить себе комфорт до конца своих дней.

* * *

Настал день расставания. Небольшая флотилия сопровождала "Веселого кавалера", когда на буксире у катера он медленно направлялся к одному из каналов - не тому, по которому приплыл, а другому, течение по которому должно было вывести его в открытое море. Чтобы достичь этого, необходимо было пройти мимо острова Обитателей Цветов, и там, на пляже, Джордж увидел группу людей и через свой бинокль смог различить Мирлу и ее родителей, а также других, с кем познакомился во время своего пребывания среди них. И когда процессия проходила мимо них, они размахивали знаменами (выполненными в виде гигантских цветов) в знак прощания.

- Это ужасно любезно с их стороны, что они пришли нас проводить, - сказал Джордж. - Интересно, откуда они узнали? Впрочем, кажется, они знают все! Если бы не они, тебя бы сейчас здесь не было, знаешь ли, сестренка.

Ванина смотрела на эту группу со слезами на глазах, думая обо всем, что они сделали для нее; и она послала воздушный поцелуй каждому по очереди, когда Джордж указывал на них, одного за другим.

Вскоре остров остался за кормой, и "Веселый кавалер" через некоторое время вошел в канал, который они нашли открытым. Течение было слабым, хотя и устойчивым, и возвращение катера не представляло никаких трудностей. Было условлено, что он должен быть оставлен в подарок островитянам (некоторые научились управлять им) и что он должен отбуксировать другие суда против течения.

Со временем они благополучно добрались до открытого моря, и там, в спокойной воде и при легком бризе, "Веселый кавалер" расправил свои белые крылья - новые, которые были специально сшиты для его измененной оснастки. Громкими были крики восхищения диландийцев, впервые увидевших его под всеми парусами; долгими и сердечными были возгласы ура, сопровождавшие красивое судно и тех, кто был на борту...

* * *

Едва он скрылся из виду лодок и катера, как Питер Дженнингс, стоявший на вахте, заметил на волнах темный объект, оказавшийся шлюпкой с пятью потерпевшими кораблекрушение моряками в ней. Оказалось, они плавали уже много дней и ночей и были в изможденном состоянии. Их взяли на борт, с ними любезно обошлись, и они выразили свою благодарность, присоединившись к команде и показав себя хорошими моряками.

После благополучного путешествия они прибыли в Рио, где едва ли не первой новостью, которую они получили по прибытии, стало известие о смерти отчима Даревиллей.

- Значит, в конце концов, его подлый заговор ничего ему не дал, - таков был комментарий Сидни. - Что ж, теперь он мертв, так что чем меньше мы будем говорить о нем, тем лучше.

Вскоре после этого Ванина вышла замуж за Вайдейла и вместе с Джорджем переехала жить в свой старый дом в пампасах. Они используют "Веселого кавалера" в качестве прогулочной яхты, и их часто можно встретить вдоль побережья от Буэнос-Айреса до Джорджтауна в Британской Гвиане.

Сидни отправился на год или два путешествовать по Европе, а затем женился и поселился рядом со своей сестрой; и они часто вспоминают свои приключения на "Веселом кавалере". Чтобы позабавить детей - а их теперь несколько - Ванина иногда переодевается в королеву-воительницу, в платье и доспехи, которые она носила, когда была на острове, и надевает на голову украшенную драгоценными камнями корону Атлантиды, которую она увезла с собой и с тех пор хранит.

Джордж изучает химию и заявляет, что будет упорствовать до тех пор, пока не раскроет некоторые из чудесных секретов Обитателей Цветов. Думают, что однажды он отправится с очередным визитом на остров Атлантиду и к Обитателям Цветов; ибо говорят, он так и не смог до конца преодолеть свою симпатию к очаровательной Мирле.

Доктор Манлет все еще работает в лаборатории; но, будучи богатым человеком, ему нет нужды перенапрягаться; и он этого не делает. В определенном кругу на него смотрят как на безобидного, эксцентричного ученого-энтузиаста, который верит в существование странных монстров и воображает, будто когда-то у него были какие-то приключения, похожие на путешествие Гулливера, среди неизвестных людей где-то в Карибском море.

А Монелла! Что с ним? Он пробыл некоторое время с мистером и миссис Вайдейл, а затем отправился на поиски, которые давно были у него на уме, а именно на поиски затерянного города Маноа, или Эльдорадо. Он с радостью уговорил бы Вайдейла сопровождать его, но на это предложение миссис Вайдейл безапелляционно ответила отказом.

- С нас вполне достаточно, - заявила она, - приключений среди затерянных городов.

Итак, Монелла приступил к выполнению своей миссии в одиночку; и те, кому интересно узнать, что последовало за этим, и о чудесных приключениях, которые выпали на его долю, найдут их достоверно описанными в книге под названием "Дьявольское дерево Эльдорадо".