Стоктон Ф. : другие произведения.

Буканьеры и пираты наших берегов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вы еще не забыли Фрэнка Стоктона? Эта его книга, - не художественная, - посвящена тем, кто указан в ее заголовке.

БУКАНЬЕРЫ И ПИРАТЫ НАШИХ БЕРЕГОВ

ФРЭНК. Р. СТОКТОН

Grosset & Dunlap, Publishers

New York

by arrangement with The Macmillan Company

Copyright, 1897-1898

  
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
  
   ГЛАВА I. ХРАБРЫЕ БУКАНЬЕРЫ
   ГЛАВА II. РОДОНАЧАЛЬНИКИ ПИРАТСТВА В НОВОМ СВЕТЕ
   ГЛАВА III. ПЕРВЫЕ ПИРАТЫ
   ГЛАВА IV. ПЬЕР ЛЕ ГРАН
   ГЛАВА V. ИСТОРИЯ ЖЕМУЖНОГО ПИРАТА
   ГЛАВА VI. УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ БАРТОЛОМЕО ПОРТУГАЛЬЦА
   ГЛАВА VII. ПИРАТ, КОТОРЫЙ НЕ УМЕЛ ПЛАВАТЬ
   ГЛАВА VIII. КАК БАРТОЛОМЕО ОТОМСТИЛ ЗА СЕБЯ
   ГЛАВА IX. ПИРАТ-ЛИТЕРАТОР
   ГЛАВА X. ИСТОРИЯ РОКА, БРАЗИЛЬЦА
   ГЛАВА XI. РАСЦВЕТ ПИРАТСТВА
   ГЛАВА XII. ИСТОРИЯ Л'ОЛОНЕ, ЖЕСТОКОГО ПИРАТА
   ГЛАВА XIII. ВОСКРЕСШИЙ ПИРАТ
   ГЛАВА XIV. МАСШТАБНЫЕ ЗЛОДЕЙСТВА
   ГЛАВА XV. ДОСТОЙНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ
   ГЛАВА XVI. ОДИН ИЗ САМЫХ ИЗВЕСТНЫХ ПИРАТОВ
   ГЛАВА XVII. КАК МОРГАН ИСПОЛЬЗОВАЛ "РЕЛИГИОЗНЫХ ЛЮДЕЙ"
   ГЛАВА XVIII. ВТОРОЕ НАШЕСТВИЕ ПИРАТОВ
   ГЛАВА XIX. ТЕПЛОЕ МЕСТЕЧКО ДЛЯ МОРГАНА
   ГЛАВА XX. ИСТОРИЯ БЛАГОРОДНОГО ПИРАТА
   ГЛАВА XXI. БУКАНЬЕРЫ СХОДЯТ СО СЦЕНЫ; НА СЦЕНУ ВЫХОДЯТ ПИРАТЫ
   ГЛАВА XXII. ЧЕРНАЯ БОРОДА
   ГЛАВА XXIII. ИСТИННЫЙ МОРЯК, ПРЕКРАСНЫЙ ФЕХТОВАЛЬЩИК
   ГЛАВА XXIV. НОВИЧОК ПОД ЧЕРНЫМ ФЛАГОМ
   ГЛАВА XXV. БОННЕТ СНОВА В СТРОЮ
   ГЛАВА XXVI. СРАЖЕНИЕ НА ОТМЕЛИ
   ГЛАВА XXVII. ШЕСТИНЕДЕЛЬНЫЙ ПИРАТ
   ГЛАВА XXVIII. ДВЕ ЖЕНЩИНЫ-ПИРАТА
   ГЛАВА XXIX. ОН СТАЛ ПИРАТОМ С САМОГО ДЕТСТВА
   ГЛАВА XXX. ПИРАТ ЗАЛИВА
   ГЛАВА XXXI. ПИРАТ, ЗАРЫВАВШИЙ СОКРОВИЩА
   ГЛАВА XXXII. НАСТОЯЩИЙ КАПИТАН КИДД
  
  

ГЛАВА I. ХРАБРЫЕ БУКАНЬЕРЫ

  
   Когда я был мальчиком, то очень хотел стать пиратом по причине абсолютной свободы той жизни, которую они вели. Всевозможные ограничения казались мне тягостными, и, читая о приключениях отважных морских бродяг, я бессознательно сосредоточивался на тех сторонах пиратской жизни, которые были мне интересны, совершенно игнорируя прочие.
   На самом деле, у меня было большое желание стать тем, кого можно было бы назвать морским Робин Гудом. Я грабил бы богатых и раздавал все бедным; мое длинное, низкое, черное судно атаковало бы какой-нибудь торговый корабль, я переправлял бы к себе на борт ценности и золотые слитки, составлявшие его груз, после чего отправлялся бы в первое попавшееся бедное поселение и, разумно распределив добычу между его жителями, делал их счастливыми и процветающими на всю оставшуюся жизнь.
   Я всегда был бы свободен, подобно морским птицам. Моя команда была бы предана мне, мое слово стало бы для нее законом. Я бы сам выбирал, куда плыть и кого брать на абордаж, сам решал, кого карать и кого миловать; а когда мне надоедала бы палуба, я удалялся бы на свой остров, положение которого в бескрайнем океане было бы известно только мне и моей команде, и там проводил счастливые дни в обществе книг, произведений искусства и всевозможных сокровищ, добытых на торговых судах.
   Таково было мое представление о жизни пирата. Я никого не убивал бы; одного вида моего черного флага было бы достаточно, чтобы ни у кого не возникло и мысли о сопротивлении; мои "жертвы" и не подумали бы вступать в схватку со мной, как какой-нибудь толстый епископ не подумал бы поднять руку на Робин Гуда и его веселых товарищей; я искренне верил, что моя совесть охотнее одобрила бы мое поведение, чем то, как я вел себя, учась в обычной школе.
   Я пишу об этих своих ранних представлениях, поскольку полагаю, что очень многие люди, - не только молодые, - имеют точно такое же представление о пиратах, какое было у меня во время моего детства. Они знают, что пираты - жестокие, что на самом деле они попросту морские разбойники, не чуждые убийству, но их смелость и авантюрный образ жизни, дерзость и самый характер их экспедиций придают им такое же очарование и вызывают интерес, как и к средневековым рыцарям. Последний садится на своего закованного в кольчугу коня и, бряцая длинным мечом о железное стремя, выезжает в мир с чувством, что может делать все, что ему заблагорассудится, если он окажется достаточно силен. Пират поднимается на палубу своего утлого суденышка, распускает паруса, улавливая ветер, и мчится под надувшимся пузырем гротом с ощущением, что тоже может делать все, что ему заблагорассудится, если он окажется достаточно силен.
   Первыми пиратами, снискавшими себе известность в американских водах, были буканьеры; они начинали свои "карьеры" обычным образом, а название, под которым они стали известны, первоначально не имело никакого "пиратского" значения. Оно произошло от французского слова boucanier, означавшего деревянную рамку для сушки или вяления мяса, а также человека, который этим занимался.
   Некоторые из Вест-Индских островов, особенно Санто-Доминго, буквально кишели одичавшим скотом всех видов, поскольку испанцы истребили почти всех местных жителей, а их стада скрылись во внутренние части островов, и их численность быстро увеличивалась. На морском побережье имелось несколько поселений, но испанцы не позволяли жителям этих мест торговать ни с кем, кроме как с ними, а потому они не имели всех необходимых для жизни вещей.
   Торговые суда, совершавшие плавания из Европы в эту часть Карибского моря, были укомплектованы смелыми и отважными моряками, и когда они узнали, что на Санто-Доминго имеется большое количество мясного скота, они без колебаний стали причаливать в маленьких морских портах, дабы пополнить свои запасы. Местные жители знали толк в искусстве приготовления говядины путем копчения и сушки, - подобно тому, как индейцы на материке заготавливают вяленое мясо на зиму.
   Однако в Санто-Доминго за говядиной приходило так много судов, что на острове не хватало людей, чтобы заниматься охотой и приготовлением мяса, так что торговые суда зачастую бросали якорь в какой-нибудь тихой бухте, команда высаживалась на берег и занималась добычей мяса - не только для собственного употребления, но и для торговли; таким образом они и стали известны как "сушильщики говядины" или буканьеры.
   Когда испанцы услышали об этом новом промысле, возникшем в пределах их владений, они стали преследовать суда пиратов везде, где только видели, уничтожали корабли и экипажи. Но испанских судов было недостаточно, чтобы прекратить торговлю сушеным мясом; все больше европейских судов, - в основном английских и французских, - бросали якорь в Санто-Доминго; все больше моряков пробирались вглубь острова для охоты. И когда эти отважные люди узнали, что испанцы полны решимости прекратить их промысел, они еще больше укрепились в мысли, что он ни в коем случае не должен быть прекращен, и стали вооружать свои суда и вооружаться сами, чтобы иметь возможность защищаться от испанских военных кораблей.
   Таким образом, постепенно и почти незаметно в водах Вест-Индии между Испанией и торговцами мясом из других стран разгорелась война, и буканьеры воевали тем охотнее, что это была война с Испанией. Верная политике деспотизма и жестокости в обращении со своими американскими колониями, Испания вела ожесточенную и кровопролитную войну с пиратами, осмелившимися вмешаться в ее торговые отношения с вест-индскими владениями; в свою очередь, пираты в этой войне вели себя по отношению к испанцам точно так же. Защищаясь от нападения испанцев, они стали нападать на них всякий раз, когда имелся хоть малейший шанс на успех, сначала только на море, а затем и на суше. Жестокость испанского владычества обернулась теперь против самой Испании, ей отвечали точно такой же жестокостью, какую видели с ее стороны.
   Когда пираты стали чаще взаимодействовать друг с другом и даже организовывать совместные экспедиции, они приняли общее название - "Братья побережья". Их враги, особенно испанцы, называли их пиратами, морскими разбойниками, буканьерами - любым словом, которое могло бы подчеркнуть беззаконность их поступков, но своим собственным названием они делали упор именно на братские отношения; и большую часть своей деятельности они в самом деле стояли друг за друга, подобно братьям.
  

ГЛАВА II. РОДОНАЧАЛЬНИКИ ПИРАТСТВА В НОВОМ СВЕТЕ

  
   Пираты появились, как только человек стал плавать по морям, и поэтому нет ничего удивительного в том, что они появились в наших водах почти сразу после того, как был открыт американский континент; но американские пираты во многом отличались от тех пиратов, с которым нас познакомила история Старого Света.
   Крайне редко случалось так, чтобы вооруженное судно выходило из какого-нибудь европейского порта с единственной целью грабежа в американских водах. Поначалу почти все буканьеры были торговцами. Но обстоятельства, ожидавшие их в Новом Свете, сделали из них пиратов, которые своими злодеяниями превзошли всех остальных морских разбойников в других частях света.
   Необычные обстоятельства и соблазны не могут служить оправданием исключительной жестокости первых американских пиратов; но мы обязаны помнить о них, иначе наша картина заселения Вест-Индии будет недостоверной. Буканьеры были свирепыми и безрассудными людьми, избравшими это "занятие", поскольку оно было выгодным, потому что оно им нравилось и позволяло отомстить общему врагу. Но нам не следует полагать, будто это положило начало пиратским завоеваниям и войнам, так долго длившимся на нашем восточном побережье.
   До появления буканьеров, в Карибском море уже были великие пираты, послужившие примером; и для того, чтобы лучше понять положение дел в этой части света в период шестнадцатого и семнадцатого веков, познакомимся с некоторыми из самых первых известных пиратов Вест-Индии.
   И когда мы начинаем наше знакомство, нам следует постараться быть как можно более осторожными и воздать каждому из них по справедливости; то есть, нам не следует делать скидку на славу и положение человека, если мы поступаем как строгие исследователи истории.
   Мы постараемся следовать фактам, и хотя снимаем шляпы и почтительно кланяемся этому человеку, все же, должны признать, что первым пиратом в американских водах следует признать Христофора Колумба.
   Отплывая на трех своих маленьких кораблях с намерением открыть неизвестные земли, он был официальным представителем испанского двора и ставил перед собой цели, уважая закон и справедливость, подобно любому исследователю наших дней. Но когда ему удалось ступить на берег неизвестной земли, богатой сокровищами, не имея юридических ограничений, взгляды великого первооткрывателя постепенно изменились. Находясь далеко от цивилизации, он также счел для себя возможным забыть о законах, определявших жизнь в Старом Свете. Грабеж, убийство и захват имущества командующими морскими экспедициями, не имеющими на то никакого ордера или поручения, равносильны пиратству, и Колумб перестал быть исследователем, когда, вопреки ясно выраженным желаниям и даже запретам королевских особ, пославших его в эту экспедицию, начал опустошать открытые им земли, порабощать и истреблять мирное местное население, став, по сути, родоначальником пиратства, с которого впоследствии многие буканьеры брали пример.
   У нас нет необходимости глубоко вдаваться в анализ политики Колумба, проводимой им в отношении жителей островов Вест-Индии. Его второе путешествие было не чем иным, как экспедицией с целью грабежа. Он увидел у жителей золото и другие богатства, обнаружил, что население островов - простодушные, безобидные существа, которые не умели и не хотели воевать. Поэтому не составляло труда, бросив якорь в гавани какого-нибудь беззащитного острова, подчинить себе туземцев и отбирать у них то, что давала им их земля, - а это было самое настоящее пиратство.
   Отъем золота и всякого рода грабежи, казалось, были единственной целью этой испанской экспедиции; туземцы были порабощены и подвергались величайшим лишениям, отчего умирали в огромном количестве. Триста человек из них были отправлены в Испанию в качестве рабов. Свора ищеек, которую Колумб привез с собой специально для этой цели, использовалась для охоты на бедных индейцев, пытавшихся вырваться из рук угнетателей, а жители острова Гаити, - основной сцены ужасной драмы, - рассматривались Колумбом так, словно они совершили преступление, владея богатствами, которые испанцы желали для себя.
   Королева Изабелла была решительно против подобной жестокости. Она отослала рабов, отправленных Колумбом в Испанию, обратно на родину, со строгим наказом, чтобы с местными жителями обращались достойно. Но Вест-Индию и Испанию разделяла Атлантика, и Колумб, находясь вдали от своей царственной покровительницы, обращал мало внимания на ее приказы и пожелания; не вдаваясь далее в историю этого периода, мы просто упомянем тот факт, что именно из-за своих поступков Колумб был смещен с должности и отправлен в цепях в Испанию.
   Еще один известный персонаж шестнадцатого века, выступивший в роли пирата в Новом Свете, также стал ярким примером для морских разбойников этого региона. Этим персонажем был не кто иной, как сэр Фрэнсис Дрейк, один из величайших мореплавателей Англии.
   Вполне вероятно, что Дрейк, в начале своей карьеры, явил себя человеком порядочным и законопослушным, поскольку был назначен королевой Елизаветой морским капелланом и, утверждается, хотя в этом и имеются некоторые сомнения, впоследствии стал викарием прихода. Но по натуре он был моряк, и после нескольких плаваний, в которых выказал себя с лучшей стороны, равно матросом и капитаном, он предпринял в 1572 году экспедицию против испанских поселений в Вест-Индии, не имея на это никаких законных оснований.
   Испания не воевала с Англией, и когда четыре небольших судна Дрейка, как-то ночью, бросили якоря в порту маленького городка Номбре-де-Диос, жители были поражены не меньше, чем население Перт Амбоя, если бы четыре вооруженных судна вошли в залив Раритан и попытались завладеть городом. Мирные испанские горожане не воевали ни с кем, и не могли понять, почему отряды вооруженных людей появились на их улицах, вышли на Рыночную площадь, стреляют в воздух из аркебуз и мушкетов, и трубят в трубы так громко, что подняли всех на ноги. Захватчики оставили часть людей за городом, и когда те услышали звуки труб на Рыночной площади, они также принялись стрелять; весь этот шум так перепугал мирных жителей, что многие из них, в чем были, поспешили искать укрытия в горах. Однако не все горожане оказались трусами, и четырнадцать или пятнадцать из них вооружились и вышли на защиту своего города от неизвестных захватчиков.
   Новички в любом ремесле или профессии, будь то игра на пианино, рисование картин или занятие пиратством, часто склонны не доверять себе; это произошло и с Фрэнсисом Дрейком и его людьми, которые были всего лишь "пиратами-любителями" и ничего в этом деле не понимали.
   Когда пятнадцать испанцев вышли на Рыночную площадь и обнаружили здесь горстку вооруженных англичан, они немедленно открыли по ним огонь, нисколько не заботясь о том, кто они такие. Это отважное сопротивление, по-видимому, испугало Дрейка и его людей почти так же, как их трубы и пушки чуть ранее испугали горожан, в результате чего англичане немедленно оставили город. Когда они добрались до места, где оставалась часть отряда, они обнаружили, что те убежали и садятся в шлюпки. Поэтому Дрейк и его люди были вынуждены возвращаться на корабли вплавь. Англичане не захватили никакой добычи и убили одного испанца, выглянувшего из окна, узнать, что происходит.
   Мы не можем сказать, испытывал ли Дрейк угрызения совести по поводу этой своей первой попытки пиратства, но вскоре он совершенно не прислушался к ее голосу, предприняв несколько весьма успешных предприятий с целью грабежа. Как-то раз он получил известие от туземцев, что через Панамский перешеек следует караван мулов, груженных золотом и серебром, охраняемый только погонщиками, ибо купцы, владельцы этих сокровищ, даже подумать не могли, что в этой части света найдется кто-нибудь, кто попробует их ограбить. Но Дрейк и его люди вскоре доказали, что могут захватить караван мулов так же легко, как некоторые грабители в масках в наше время останавливают и грабят дилижансы. Золото было взято, но серебро показалась "пиратам-любителям" слишком тяжелым.
   Спустя два дня после этого, Дрейк и его люди пришли в место, носившее название "Дом крестов", где убили пять или шесть мирных торговцев; и были страшно разочарованы, не найдя золота, хотя "Дом" был полон различными богатыми товарами. Поскольку у них не было возможности забрать с собой тяжелый груз, Дрейк сжег "Дом" со всем содержимым, сел на корабль и отплыл с уже добытыми сокровищами.
   Какого бы мнения о себе не был теперь этот экс-капеллан, испанцы считали его отъявленным пиратом, и в этом отношении были совершенно правы. Во время своего великого кругосветного путешествия, начатого в 1577 году, он обрушился на испанские поселения в Америке подобно шторму. Он нападал на города, грабил их, захватывал торговые суда - и на самом деле выказал себя самым настоящим, опытным, "первоклассным" пиратом.
   Именно благодаря богатой добыче, погруженной на корабли, он и совершил свое кругосветное путешествие. Он боялся возвращаться тем путем, каким приплыл, опасаясь мести испанцев, и потому, миновав Магелланов пролив и не найдя выхода из Тихого океана в окрестностях Калифорнии, обогнул мыс Доброй Надежды и поплыл вдоль западного побережья Африки к европейским водам.
   Эта грандиозная пиратская экспедиция вызвала большое негодование в Испании, которая все еще была в мире с Англией, и даже в Англии нашлись влиятельные люди, посоветовавшие королеве, что было бы мудро и благоразумно отречься от действий Дрейка и заставить его вернуть Испании добычу, отобранную им у испанских подданных. Но королева Елизавета была не из тех женщин, которые следуют подобным советам. Ей нравились храбрые мужчины и отважные поступки; она гордилась Дрейком. Поэтому, вместо того чтобы наказать его, она оказала ему честь и отправилась обедать с ним на борт его корабля, стоявшего в Дептфорде.
   Так что Колумб - не единственный родоначальник пиратства. В этом смысле знаменитый сэр Фрэнсис Дрейк, ставший впоследствии вице-адмиралом флота, разгромившего испанскую Армаду, ушел от него недалеко.
   Эти яркие примеры приведены нами, потому что было бы несправедливым продолжать историю торговцев, приплывших из Англии, Франции и Голландии в далекие воды Нового Света с целью законного предпринимательства и торговли, но впоследствии ставших самыми настоящими пиратами, не сказав, что у них перед глазами имелись яркие примеры для такой карьеры.
  

ГЛАВА III. ПЕРВЫЕ ПИРАТЫ

  
   После открытий Колумба, испанцами, по всей видимости, овладела мысль, что все неоткрытые части света, где бы они ни находились, принадлежат Испании, и что ни одна другая нация не имеет права открывать что-либо по другую сторону Атлантики или владеть землями, уже ею открытыми. На самом же деле, жители как новооткрытых территорий, так и территорий, открытых давно, кроме своей собственной, рассматривались Испанией как не обладающие никакими правами. Если туземцы отказывались платить дань, или добывать золото для своих хозяев, или если суда из Англии и Франции заходили в какую-либо бухту, где находилось поселение, с целью торговли, - испанцам было все равно; война на истребление велась как против мирных жителей Эспаньолы, ныне Гаити, так и против опытных моряков Северной Европы. При таком обращении, туземцы постепенно вымирали; зато пираты становились все более многочисленными и влиятельными.
   Буканьеры мало чем отличались от жителей нашего Запада, известных как ковбои. Молодые люди из хороших семей Англии и Франции часто принимали решение посвятить свою жизнь приключениям, возможно, наживе, и отправлялись в Вест-Индию за золотом и шкурами, вступая там в схватку с испанцами. Иногда они отказывались от своих имен и принимали новые, более подходящие для охотников за удачей и, подобно смелым ковбоям, населяющим наши западные равнины, перегоняя скот и вступая в стычки с индейцами, одевались по своему желанию, хотя и не так живописно, как ковбои. Вскоре они превратились в особую группу людей, всеми способами стремившихся дать понять, что они абсолютно свободны от всех манер и условностей, а также законов стран, откуда они прибыли.
   Это стало настолько очевидным, что, когда буканьеры настолько усилились, что стали наносить серьезный ущерб поселениям в Вест-Индии, а испанский двор стал упрекать королеву Елизавету за то, что творили ее подданные, та ответила, что не имеет с этими пиратами ничего общего, поскольку они, хотя и родились в Англии, в настоящий момент перестали быть ее подданными, и испанцы имеют право защищаться от них всеми способами, какие найдут нужными.
   Однако люди, воспитанные в цивилизованном обществе и привыкшие к подчинению законам, не могут полностью освободиться от всяких представлений о приличиях и морали, даже если их жизнь становится вне закона. Случилось так, что многие буканьеры не смогли избавиться от хороших манер, к каким привыкли с юности. Рассказывают, например, об одном капитане буканьеров, который, высадившись в некоем поселении в воскресенье, повел свою команду в церковь. Поскольку маловероятно, чтобы на буканьерских судах имелись капелланы, возможности посещать церковные службы представлялись редко. Этот капитан, по-видимому, хотел показать, что буканьеры в плане благочестия ничем не отличаются от других людей; и именно по этой причине, когда один из его людей позволил себе вести себя неподобающим образом, благовоспитанный капитан поднялся со своего места и попросту застрелил его.
   В то время жил некий француз, должно быть, считавший себя отъявленным филантропом, поскольку, услышав рассказы об ужасных зверствах испанцев в западных землях, решил оставить дом и семью и стать буканьером, чтобы всем, чем можно, помочь туземцам, страдающим в испанских владениях. Он взялся за это великое дело с таким рвением и энтузиазмом, что со временем стал известен как "Экстерминатор", т.е. "истребитель", и если бы людей с подобным филантропическим складом ума оказалось больше, то на островах, с которых испанцы изгнали индейцев, вскоре не осталось бы ни одного жителя.
   В то время был еще один человек, - также француз, - который глубоко погряз в долгах на родине, и, чувствуя, что принципы чести запрещают ему жить и наслаждаться тем, что на самом деле является собственностью других, решил переплыть Атлантику и стать буканьером. Он надеялся, что если у него появится возможность грабить испанцев, и в этом деле ему будет сопутствовать удача, он сможет через несколько лет вернуться во Францию, расплатиться с долгами и после этого зажить честной жизнью респектабельного человека.
   Буканьеры прибыли в Новый Свет со своими надеждами и планами, которые вскоре начали частично воплощаться в жизнь, когда эти отважные моряки вступали на поприще пиратства; и среди них в той или иной степени присутствовала идея объединения. Конечно, трудно было заставить свободных людей стать единой командой, но со временем среди буканьеров выделились лидеры и были приняты некоторые правила ведения совместных действий. Вследствие этого буканьеры превратились в грозную силу, иногда одерживавшую верх даже над военно-морскими силами Испании.
   Следует помнить о том, в какое время жили буканьеры. Применительно к истории Америки, это время можно назвать веком крови и золота. В недавно открытых странах не существовало законов, которые европейские нации или их отдельные представители намеревались бы соблюдать. В Вест-Индии и прилегающих материковых землях имелись золото и серебро, а также другие ценности, и когда испанцы отплывали в эту часть света, они отправлялись именно за этим. Туземцы были слабы и не могли оказывать сопротивления. Все, что было нужно испанцам, это просто забрать то, что они могли найти, а если им этого не хватало, они заставляли искать это для себя несчастных индейцев. В этой части света, в то время, люди имели обыкновение делать все, что им заблагорассудится, при условии, что они чувствовали себя для этого достаточно сильными, и нельзя сказать, чтобы какая-нибудь одна-единственная европейская нация обладала монополией на подобные взгляды.
   Поэтому в то время как испанцы грабили и разоряли туземцев на открытых ими землях, английские, французские и голландские буканьеры грабили грабителей. Из Испании посылались большие суда, которые не везли в Америку никаких товаров, но возвращались оттуда битком набитые драгоценностями и произведениями вновь открытых областей, какие только можно было отобрать у несчастных туземцев. Заработали золотые рудники Нового Света, приносившие неплохой доход, но их эксплуатация не удовлетворяла испанцев, и они заставляли индейцев беспрестанно трудиться, добывая драгоценные металлы, пока многие из них не умирали от условий труда. Некоторых из них по полгода держали под землей, заставляя работать в шахтах; а когда, спустя некоторое время, обнаружилась нехватка рабочих рук, поскольку индейцы вымирали или старались убежать при первой возможности из окрестностей богатых месторождений, было предложено отправлять корабли сначала в Африку, чтобы они брали там на борт негров-рабов для работы на рудниках.
   Нетрудно видеть, что все это делало буканьерство весьма заманчивым занятием. Захватить большое судно, полное сокровищ, после того как испанцы нагрузили его, было, с точки зрения пиратов, достойным делом, и хотя оно было чрезвычайно опасным, а для его совершения требовались безрассудная храбрость и усилия, едва ли не превышающие человеческие возможности, необходимыми для этого качествами обладали практически все морские разбойники Вест-Индии; истории некоторых, чья жизнь представляет наибольший интерес, отчаянных храбрецов, которые не сочетали пиратство с открытиями и научными исследованиями, а были просто настоящими морскими разбойниками и заслужили именно такую репутацию, - мы расскажем в последующих главах.
  

ГЛАВА IV. ПЬЕР ЛЕ ГРАН

  
   Среди первых собственно буканьеров особенно заметной фигурой был француз, которого называли Пьер ле Гран. Этот человек, по-видимому, был одним из авантюристов, которые не принадлежали к буканьерам в буквальном смысле этого слова (то есть, не принадлежал к торговцам, заходившим в испанские поселения, чтобы добыть скот и шкуры, готовым сражаться с любым, кто посмел бы им помешать), но к людям, прибывшим из Европы с целью грабежа испанских владений на суше или кораблей на море. Часть из них основала нечто вроде поселения на острове Тортуга, и именно тогда, как кажется, Пьер ле Гран и приобрел известность. Он собрал вокруг себя отчаянных храбрецов, но, хотя у него была безупречная репутация пирата, прошло некоторое время, прежде чем его признали за лидера.
   Судьба Пьера и его людей казалась незавидной, когда они, в большой лодке, напоминающей каноэ, оказались возле острова Эспаньола. Их было двадцать девять человек, и они не смогли найти подходящего для их целей судна. Они долго плавали, надеясь увидеть какое-нибудь испанское торговое судно, которое могли бы атаковать и, возможно, захватить, но такового не встречалось. Провизия заканчивалась, люди были голодны, недовольны и принялись ворчать. На самом деле, они находились почти в таком же плачевном состоянии, как и матросы Колумба незадолго до того момента, как увидели признаки суши, после длительного и утомительного путешествия через Атлантику.
   Когда Пьер и его люди почти отчаялись, они заметили вдали большой корабль. В груди каждого вспыхнула надежда. Они подхватили весла и принялись грести в направлении далекого судна. Но когда они подошли достаточно близко, то обнаружили перед собой не торговый корабль, груженный золотом и серебром, а военный корабль испанского флота. Кроме того, это было судно вице-адмирала. Положение казалось отчаянным. Это было похоже на то, как если бы лев, поджидающий добычу в кустах, вдруг выскочил из засады, но увидел перед собой не прекрасного, жирного оленя, а огромного, тощего слона.
   Двадцать девять человек команды были очень голодны. Они вышли на промысел не для того, чтобы нападать на солдат, но и не для того, чтобы погибнуть от голода и жажды. Без сомнения, на испанском судне было много провизии и воды, и если они не смогут добраться до них, то не протянут и пары дней.
   В сложившихся обстоятельствах Пьер ле Гран решил, что если его люди поддержат его, то он попытается захватить испанское военное судно; когда он задал соответствующий вопрос своей команде, все поклялись, что последуют за ним и будут беспрекословно выполнять его приказы, пока в их телах тлеет хоть искорка жизни. Напасть на судно, вооруженное пушками, с экипажем, гораздо большим по численности, чем их маленький отряд, было равносильно тому, чтобы идти на верную смерть. И все-таки оставался крохотный шанс взять верх над испанцами; если же им снова придется уйти в пустынные воды океана, то спасти их от голодной смерти не сможет ничто. Поэтому они направились к медленно приближавшемуся к ним испанскому судну; медленно, потому что ветер почти совсем стих.
   Команда военного судна не преминула заметить маленькую лодку далеко в океане, и капитану было доложено о ней. Сообщение, однако, не вызвало его интереса, поскольку он играл в карты в своей каюте, и только через час удосужился выйти на палубу и взглянуть на замеченную лодку, которая теперь была гораздо ближе.
   Внимательно рассмотрев ее и убедившись, что лодка представляет собой всего лишь каноэ, капитан рассмеялся, услышав совет нескольких своих офицеров потопить ее огнем из пушек. Он посчитал это чрезмерным. Он ничего не знал о людях, находившихся в лодке, и ему было все равно, кто они; однако он заметил, что если они подойдут достаточно близко, было бы неплохо поднять лодку на палубу, осмотреть и допросить. После чего снова отправился играть в карты.
   Если бы Пьер ле Гран и его люди знали, - приблизься они к испанскому судну, их преспокойно подняли бы на палубу и обыскали, они наверняка пришли бы в восторг от такой возможности. Вооруженные саблями, пистолетами и ножами, они были более чем готовы продемонстрировать испанцам, что обыскать и допросить их, будет не так-то просто.
   Но Пьеру и его команде показалось очень трудным взобраться на борт военного корабля, поэтому они решили дождаться наступления ночи, прежде чем подойти поближе. Как только достаточно стемнело, они медленно направились к большому кораблю, на котором не было заметно движения. Света на лодке также не было, и те, кто находился на палубе, ничего не видели и не слышали приближения пиратов.
   Когда они оказались совсем близко к военному кораблю, капитан буканьеров, - согласно старинным рассказам об этом приключении, - приказал врачу, или хирургу, проделать большую дыру в днище их лодки. Вполне вероятно, этот член команды, со своими пилами и хирургическими инструментами, должен был исполнять плотничью работу, когда у него не было дела, непосредственно относящегося к его профессии. В любом случае, тот принялся за работу и бесшумно просверлил дыру.
   Это доказывает, какими отчаянными людьми были пираты. Перед ними стояла сложная, почти невыполнимая задача, и только абсолютное безрассудство могло помочь им добиться успеха. Если его люди встретят ожесточенное сопротивление испанцев, если кто-нибудь из них испугается и попытается отступить к лодке, все будет потеряно, поэтому Пьер и решил уничтожить единственный путь к отступлению. Если они не смогут овладеть испанским судном, значит, найдут свою смерть на его палубе.
   Когда наполовину затонувшая лодка коснулась борта судна, пираты, хватаясь за канаты, за каждый выступ, который мог послужить им опорой, вскарабкались на борт военного корабля, точно двадцать девять кошек и, перепрыгнув через ограждения, бросились на матросов, находившихся на палубе. Те были совершенно ошеломлены и поражены. Они ничего не видели и не слышали, и вдруг лицом к лицу столкнулись с вооруженными людьми.
   Кто-то из команды выглянул за борт, чтобы взглянуть, откуда взялись эти странные гости, но ничего не увидел, потому что лодка к тому времени уже пошла ко дну. Матросов охватил суеверный ужас, они решили, что эти гости - настоящие дьяволы, явившиеся с неба, ибо больше им прийти было неоткуда. Не пытаясь защититься, обезумевшие от ужаса матросы бросились вниз и спрятались, даже не подняв тревоги.
   Капитан испанского судна все еще играл в карты, и выигрывал, или проигрывал, история не уточняет, но совершенно неожиданно в игру вступил еще один игрок. Это был Пьер ле Гран, и у него на руках был козырной туз. Наведя на капитана пистолет, он приказал ему сдаться. Тот огляделся по сторонам. Около каждого из сидевших за столом офицеров стояли пираты, приставившие пистолеты к их головам. Капитан бросил карты. Эта игра была выиграна Пьером и его людьми.
   Пираты рассредоточились по кораблю, перепуганная команда попряталась. Те, кто пытались оказать сопротивление, были безжалостно убиты, и когда люки были надежно задраены, команда оказалась запертой в трюме, а Пьер ле Гран стал капитаном и владельцем испанского военного корабля.
   Совершенно очевидно, что первым делом пираты устроили пиршество, празднуя свою победу, после чего, торжествуя, подняли паруса и устремились по водам, по которым, - как им казалось всего несколько часов назад, - скоро поплывет их маленькая лодка, наполненная их истощенными, безжизненными телами.
   Этот замечательный успех Пьера ле Грана изменил положение его самого и его людей. Но, одновременно, он привел к тому, что характер капитана тоже изменился. Он стал очень богатым человеком, у его людей также появилось много денег. На испанском судне провизия имелась в изобилии, на его борту также находилось большое количество золотых слитков, которые должны были быть отправлены в Испанию. Действительно, Пьер и его люди захватили добычу, достаточную для того, чтобы удовлетворить любого пирата. Однако, мы знаем, что пираты, да и не только они, редко довольствуются тем, что у них есть, поэтому неудивительно, что отважный пират, о котором мы сейчас рассказываем, доказал, что заслужил, в некотором роде, титул, который дали ему его товарищи.
   Направив корабль к берегам Эспаньолы, Пьер высадил на берег всех испанцев, услуги которых были ему не нужны. Остальных он заставил помогать своим людям управлять судном и без промедления отплыл во Францию, где, отказавшись от пиратства, стал богатым и уважаемым человеком.
  

ГЛАВА V. ИСТОРИЯ ЖЕМУЖНОГО ПИРАТА

  
   Обычно история пирата или вообще злодея, какой бы успешной ни была его преступная карьера, почти всегда заканчивается катастрофой и, таким образом, служит морали, - вне всякого сомнения, оказывая влияние на большое число людей, которые были бы, в противном случае, рады последовать их примеру. Но история Пьера ле Грана, которую мы только что рассказали, таким предостережением не стала. На самом деле, ее влияние на авантюристов того периода было самым нездоровым.
   Когда о потрясающем успехе Пьера ле Грана стало известно, сообщество пиратов на Тортуге пришло в дикое возбуждение. Каждый парень с пышной бородой, которому удавалось завладеть маленькой лодкой и уговорить дюжину других таких же пышнобородых парней следовать за ним, стремился отправиться в море и захватить богатый испанский галеон, как тогда называли большие корабли, использовавшиеся одинаково для войны и торговли.
   Но не только французские и английские моряки и торговцы, ставшие буканьерами, были взволнованы и воодушевлены замечательной удачей своего собрата, - многие люди авантюрного склада ума, никогда не помышлявшие о том, чтобы покинуть Англию с целью заняться пиратством, теперь были твердо убеждены: нет другого дела, которое могло принести большую прибыль, чем буканьерство, и некоторые из них пересекали океан с целью разбогатеть, захватив испанское судно, возвращавшееся домой.
   Так как на Тортуге не было в достаточном количестве подходящих судов для удовлетворения потребностей зарождающегося промысла, поселенцы-буканьеры отправлялись в другие части Вест-Индии, и, рассказывают, что примерно через месяц после необыкновенной удачи Пьера ле Грана, ими на Тортугу были доставлены два больших испанских судна, груженных серебряными слитками, и два других, с товарами.
   Одним из авантюристов, отправившихся в это время на охоту за "золотыми галеонами", был француз, известный своим соотечественникам как Пьер Франсуа, а англичанам - как Пьер Француз. Он был хорошим моряком и готов напасть на любое судно, но длительное время плавал, не встретив ничего, что можно было бы попытаться захватить. Наконец, когда запасы провизии стали подходить к концу, а его люди - высказывать недовольство, Пьер решил: вместо того, чтобы возвращаться на Тортугу с пустыми руками, он предпримет смелый ход, в расчете на удачу.
   В устье одной из больших рек материковой части испанцы наладили промысел жемчуга, - ибо не существовало никаких драгоценностей, на земле, под землей или на дне морском, которые испанцы не постарались бы добыть, если это было возможно.
   Каждый год, в определенное время, дюжина или больше судов приходили к жемчужной банке в сопровождении военного корабля, защищавшего их от нападения. Пьер знал об этом, а поскольку так и не смог найти ни одного испанского купца, чтобы ограбить его, то решил отправиться и посмотреть, нельзя ли будет поживиться у ловцов жемчуга. Это было нечто такое, что буканьеры еще не пробовали, - но никто не знает, может ли что-то быть сделано, пока не попробует, - а капитану требовалось немедленно что-то предпринять.
   Добравшись до берега близ устья реки, он снял со своего маленького судна мачты и спокойно поплыл к флотилии ловцов жемчуга, словно намереваясь присоединиться к ним или выполнить какое-то важное мирное поручение; и в самом деле, у испанцев не было никаких оснований полагать, что лодка, полная буканьеров, осмелится подойти к этому берегу.
   Суда, промышлявшие ловлей жемчуга, стояли на якоре, люди на борту спокойно занимались своими делами. Далеко в море, на некотором расстоянии от устья реки, расположился военный корабль. Местные ныряльщики, спускавшиеся на дно моря, чтобы достать раковины с жемчугом, ныряли и выныривали, мокрые и блестящие на солнце, нисколько не опасаясь акул, которые могли плавать вокруг в поисках добычи, а люди на судах вскрывали раковины и тщательно искали жемчуг, чувствуя себя так безопасно, как если бы собирали оливки в рощах у себя на родине.
   Однако нечто худшее, нежели акула, спокойно пробиралось по спокойным водам, и ни один бандит, когда-либо спускавшийся с испанских гор грабить беззащитных крестьян, не мог сравниться по свирепости с отчаянными парнями, сидевшими в маленькой лодке Пьера с Тортуги.
   Невинному с виду суденышку, которое ловцы жемчуга, вероятно, посчитали груженым фруктами и овощами, принадлежащим какому-нибудь торговцу с материка, было разрешено без каких-либо помех причалить к самому большому судну, на котором имелось несколько вооруженных членов команды и несколько пушек.
   Как только лодка Пьера коснулась борта испанского судна, буканьеры поднялись на борт с пистолетами и саблями, началась жестокая схватка. Испанцы были удивлены, но их было гораздо больше числом, чем пиратов, и они упорно сражались. Однако человек атакующий, который голоден и готов впасть в отчаяние, имеет преимущество, и вскоре буканьеры завладели судном. Те из испанцев, которые не были убиты, попали в плен, а Пьер оказался владельцем очень хорошего корабля.
   Случилось так, что военный корабль находился далеко, и на нем ничего не знали о сражении; а если бы даже и знали, то не смогли бы оказать помощь, поскольку стоял штиль, и подойти к устью реки было невозможно. Поэтому, оценив обстановку, Пьер считал себя в безопасности.
   И хотя он захватил испанский корабль, Пьер был не настолько глуп, чтобы спустить испанский флаг и поднять вместо него свой. До сих пор все шло так, как он задумал, но удовлетворен он не был. Вполне вероятно, что на борту судна, захваченного им, имелся богатый запас жемчуга, однако на других судах флота жемчуга также было немало, и он хотел заполучить его, если сможет. На самом деле, у него возникла грандиозная идея захватить весь флот.
   Но Пьер не мог предпринять ничего, пока ему угрожал военный корабль, а поскольку у него самого теперь имелось хорошо вооруженное судно, с гораздо большим числом экипажем, чем тот, с каким он отплыл, то Пьер решил напасть на него, поскольку пленные испанцы должны были встать к пушкам и помочь ему против своих соотечественников.
   Поднялся попутный ветер, что позволило ему довольно быстро выйти в море. На мачте его судна развевался испанский флаг, и он надеялся, что сможет, не будучи ни в чем заподозрен, подобраться к военному кораблю на максимально близкое расстояние и попытаться взять его на абордаж.
   Но тут случилось то, чего Пьер никак не ожидал. Когда капитан военного судна увидел, что один из кораблей, находившихся под его командой, покидает остальные и выходит в море, он не мог представить себе причины такого необычного поведения, кроме разве той, что оно хочет воспользоваться попутным ветром, чтобы скрыться с жемчугом, находившимся на его борту. Исходя из подобных подозрений, мы вправе предположить, что в то время грабители, грабившие грабивших, были не только буканьерами.
   Вскоре после того, как испанский капитан увидел выходящее из реки судно, поднялся ветер; он немедленно приказал ставить все паруса и пустился в погоню за негодяями, которыми посчитал своих соотечественников.
   Ветер быстро свежел, и когда Пьер и его люди увидели, что военный корабль приближается к ним на большой скорости, ясно выказывая свои намерения, они оставили всякую надежду напасть на него и взять на абордаж, сочтя за лучшее отказаться от своего плана захватить флотилию ловцов жемчуга и уйти на захваченном корабле со всем тем, что имелось на его борту. Они также поставили все паруса, и попытались скрыться. Охота началась.
   Перепуганные буканьеры были слишком озабочены тем, чтобы скрыться. Они не только подняли все паруса, которые мог нести корабль, но постарались еще увеличить его парусность. Ветер крепчал, и, внезапно, грот-мачта с грохотом рухнула за борт. Это прекратило погоню, и следующим актом спектакля должен был стать морской бой. Пьер и его буканьеры были хорошо к этому подготовлены, и когда подошел военный корабль, схватка была жестокой. Испанцы, тем не менее, оказались сильнее, и буканьеры потерпели поражение.
   Должно быть, в этом французе и его небольшом отряде было что-то такое, что заставило испанского капитана отнестись к ним благосклонно, ибо никакой объективной причины для хорошего обращения с ними у него не было.
   Их не вздернули, не выбросили за борт, не отправили на работы в качестве рабов, - это были наиболее распространенные способы обращения с пленниками в те дни. Им предоставили свободу и высадили на берег, откуда они могли отправиться, куда им заблагорассудится.
   Провал смелого предприятия, предпринятого Пьером Франсуа, был с глубоким унынием встречен не только на Тортуге, но и в Англии, и во Франции. Если бы этот отважный пират захватил жемчужный флот, это была бы победа, которая сделала бы его героем по обе стороны Атлантики; но даже если бы ему удалось скрыться с одним судном, он стал бы богатым человеком и, возможно, вел бы в дальнейшем мирную, респектабельную жизнь; захваченное им судно оказалось самым загруженным во всем флоте, и не только Пьер и его люди, но и сочувствовавшие ему в Европе и Америке проклинали грот-мачту, которая, пока не сломалась, несла его вперед, к славе и богатству.
  

ГЛАВА VI. УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ БАРТОЛОМЕО ПОРТУГАЛЬЦА

  
   Мы видели, что буканьеры были главным образом английскими, французскими и голландскими моряками, объединившимися, чтобы вести общую войну против испанцев в Вест-Индии, так что может показаться немного странным увидеть человека из Португалии, оказавшегося, казалось, не на той стороне той своеобразной борьбы, которая происходила в Новом Свете между моряками Северной и Южной Европы. Хотя Португалия является близкой соседкой Испании, эти две страны часто воевали друг с другом, и их интересы отнюдь не совпадали. Единственное, чего могла ожидать Португалия от открытых на западе земель, это то, что ее мореплаватели, действуя совместно с мореплавателями других стран, могли отвоевать у испанских судов, возвращавшихся домой.
   Среди пиратов того времени, как нетрудно догадаться, встречались и португальцы, и самым известным из них был Бартоломео (Бартоломью), знаменитый флибустьер.
   Здесь следует отметить, что название буканьеров было главным образом связано с английскими авантюристами на нашем побережье, в то время как французские представители данной "профессии" частенько предпочитали название флибустьеров. Это слово, пока, будучи искаженным, не приобрело известную нам форму, как считается, было не чем иным, как словом "freebooters", произнесенным на французский манер, означавшим буквально "свободные грабители".
   Таким образом, хотя Бартоломео и называл себя флибустьером, на самом деле он был обычным буканьером, чье имя со временем стало известно по всему побережью Карибского моря. Судя по имеющимся у нас сведениям, он начал свою карьеру пирата отнюдь не бедняком. У него были кое-какие капиталы, чтобы вложить их в это дело, и когда он отправился в Вест-Индию, у него имелся небольшой корабль, вооруженный четырьмя маленькими пушками и экипажем из отборных людей, многие из которых, вне всякого сомнения, были профессиональными грабителями, а другие стремились попробовать себя в этом заманчивом занятии, ибо золотые поля Калифорнии никогда не были более привлекательны для смелых и отважных искателей приключений нашей страны, чем золотые поля моря для пиратов и флибустьеров семнадцатого века.
   Когда Бартоломео достиг Карибского моря, он, вероятно, сначала бросил якорь на Тортуге, штаб-квартире пиратов, а затем отплыл, прикинувшись рыбаком, ищущим в море хорошего улова. Тем не менее, он шел маршрутом, обычным для судов, груженых сокровищами, идущих с материка в Гавану или к острову Эспаньоле; и когда, наконец, увидел вдали какое-то судно, то решил, что ему попалась вполне подходящая рыба, поскольку корабль, направлявшийся к ним, был большим испанским судном, из портов которого торчало по меньшей мере два десятка пушек. Разумеется, он понимал, что экипаж на таком судне будет гораздо многочисленнее его собственного, и оказался в положении человека, собиравшегося загарпунить осетра, но вместо этого столкнувшийся нос к носу с меч-рыбой.
   Испанские купцы того времени были обычно хорошо вооружены, поскольку благополучное возвращение домой через Атлантику зачастую становилось самой трудной частью поисков сокровищ. Таких кораблей было много, и хотя они не принадлежали испанскому военному флоту, их можно было считать почти военными; и именно с одним из них встретился теперь наш флибустьер.
   Но пираты и рыбаки не могут позволить себе выбирать. Они должны взять то, что им достанется, и извлечь из этого максимум пользы; именно в таком свете это дело предстало перед Бартоломео и его людьми. Они собрались вокруг мачты на совет, и, после обращения своего лидера, решили во что бы то ни стало атаковать это испанское судно.
   Итак, маленькое пиратское судно смело направилось к большому испанцу, и последний, пораженный дерзостью этого нападения, - ибо на мачте нападавшего развевался пиратский флаг, - развернулся против ветра и стал ждать; канониры с зажженными фитилями стали у своих пушек. Когда пираты подошли достаточно близко, чтобы разглядеть и понять размеры и мощь судна, которое они намеревались атаковать, они не стали, как это можно было бы ожидать, разворачиваться и удирать со всей возможной скоростью, но продолжали идти, не меняя курса, словно имели дело с большим неповоротливым торговым судном, управляемым простыми матросами.
   Видя безрассудство маленького судна, испанский капитан решил преподать ему урок, который научил бы его капитана лучше понимать относительную мощь больших и малых судов, поэтому, как только пиратское судно приблизилось достаточно близко, он приказал открыть по нему огонь. На борту испанского корабля было много людей. Экипаж судна состоял из семидесяти человек, а кроме них было еще несколько пассажиров и морские пехотинцы, которые, зная, что капитан решил открыть огонь по приближающемуся судну, собрались на палубе, чтобы посмотреть, как пойдет ко дну маленький пиратский корабль.
   Но десять пушечных ядер, выпущенных в маленькое суденышко Бартоломео, не попали в цель, и прежде чем орудия успели перезарядить или развернуть большой корабль так, чтобы дать залп другим бортом, пиратское судно оказалось рядом с ним. Бартоломео не стрелял из своих пушек. Они были бесполезны против такого огромного судна. То, что ему было нужно, - это завязать рукопашный бой на палубе испанского корабля.
   Пираты были к этому готовы. Они сбросили свои куртки и рубашки, как будто каждый из них шел в последний бой, и с саблями в руках, с пистолетами и ножами за поясами, как обезьяны, карабкались по бортам большого корабля. Но испанцы оказались храбрыми людьми и хорошими бойцами, кроме того, их было вдвое больше, чем пиратов, и последние вскоре поняли, что им не удастся захватить это судно, поднявшись на борт. Поэтому они отступили так быстро, как только могли, оставив часть своих убитых и раненых. Они спрыгнули в свое маленькое судно, после чего отошли на небольшое расстояние, чтобы перевести дух и подготовиться к другому виду боя. Торжествующие испанцы приготовились избавиться от этого корабля, груженного полуголыми дикими зверями, что они легко могли бы сделать, если бы лучше прицелились из своих пушек, чем прежде.
   Но, к своему изумлению, вскоре они обнаружили, что орудия ничем не могут помочь им, а кроме того, невозможно расположить свой корабль так, чтобы его орудия оказались эффективными. Бартоломео и его люди отложили в сторону сабли и пистолеты и взялись за мушкеты, которые у них также имелись. Их судно находилось на очень близком расстоянии от испанского корабля, и всякий раз, когда в иллюминаторы можно было увидеть человека, или он показывался на палубе, или где-нибудь еще, в таком месте, где он требовался, чтобы управлять кораблем, - человек этот становился мишенью для пиратов. Пиратское судно могло двигаться, как ему заблагорассудится, поскольку для управления им требовалось всего несколько человек, и потому оно держалось вне зоны обстрела испанских пушек, а его лучшие стрелки, пригнувшись к палубе, стреляли и стреляли всякий раз, когда появлялась голова какого-нибудь испанца.
   Пять долгих часов продолжался этот неравный бой. Ситуация напоминала человека с удочкой и длинной тонкой леской, который поймал на крючок большого лосося. Человек не мог вытащить лосося, но, с другой стороны, лосось не мог повредить человеку, однако со временем большая рыба устанет, и тогда человек достанет свой сачок и подхватит ее.
   Наконец, Бартоломео решил, что может попробовать взять испанское судно на абордаж. Значительное число испанцев было убито, так что обе команды почти сравнялись численностью. Поэтому он смело направил свое судно к большому кораблю и пираты снова поднялись на его борт. На палубах разгорелось кровавое сражение. Испанцы дрались отчаянно, и в яростной схватке десять пиратов были убиты и четверо ранены. Но испанцам пришлось еще хуже; больше половины тех, кто не был застрелен пиратами, погибли, не успев воспользоваться своими саблями и пистолетами, и вскоре огромный испанский корабль стал добычей Бартоломео и его людей.
   Одержанная им победа была страшной и кровавой. Большая часть его людей лежала мертвыми или беспомощными на палубе, а из испанцев в живых осталось только сорок человек, и, судя по рассказам, почти все они были ранены или искалечены.
   У буканьеров, как и у испанцев, была распространена привычка убивать всех пленных, которые не могли работать на них, но Бартоломео, по-видимому, не достиг необходимой для этого стадии жестокости. Поэтому он решил не убивать своих пленников, а посадил их всех в лодку и отпустил, куда им вздумается, а сам остался с пятнадцатью людьми на большом судне, которое требовало команды в пять раз большей.
   Но люди, которые смогли победить и захватить корабль, несмотря на огромные трудности, чувствовали себя вполне способными управлять им, даже своей маленькой командой. Прежде чем заняться навигацией, они очистили палубы от мертвых тел, собрав с них часы, безделушки и деньги, а затем спустились вниз, чтобы посмотреть, какой приз им достался. Он был огромен. Они нашли семьдесят пять тысяч крон наличными, не считая груза какао, который стоил еще пять тысяч, а это, в сочетании со стоимостью корабля и всех его приспособлений, было очень большим состоянием для тех дней.
   Когда одержавшие победу пираты подсчитали свою добычу, починили паруса и такелаж своего нового корабля, они забрали то, что им было нужно, со своего собственного судна и оставили его тонуть или плыть, как ему заблагорассудится, после чего взяли курс на остров Ямайку. Но ветер не был попутным, а поскольку экипаж был очень мал, они не могли управляться с парусами так, как могли бы, если бы у них было достаточно людей. Поэтому им пришлось остановиться, чтобы набрать воды, прежде чем они смогут достичь дружественных окрестностей Ямайки.
   Они бросили якорь у мыса Святого Антония на западной оконечности Кубы. После значительной задержки в этом месте они снова отправились в путь, но вскоре, к своему ужасу, увидели три испанских судна, приближавшихся к ним. Очень большой корабль с очень маленьким экипажем не мог уйти от этих полностью оснащенных судов, а что касается попыток защититься от подавляющей мощи противника, то это очевидно было слишком абсурдно, даже для такого безрассудного человека, как Бартоломео. Поэтому, когда к кораблю подошли испанские суда, он лег в дрейф и ждал, пока команда из шлюпки не поднялась на борт. Взглядом моряка испанский капитан одного из кораблей заметил, что с судном что-то случилось, поскольку его паруса и такелаж сильно пострадали во время морского сражения, и, конечно, он хотел знать, что случилось. Когда он обнаружил, что большой корабль находится в руках небольшого отряда пиратов, Бартоломео и его люди были немедленно взяты в плен, перевезены на борт испанского корабля, лишены всего, что у них было, даже одежды, и заперты в трюме. Команда с испанских кораблей была послана на захваченное судно, а затем маленький флот отплыл в Кампече.
   За один час судьба Бартоломео и его людей сильно изменилась; совсем недавно, в прекрасной каюте своего замечательного трофея, они пировали, пели и радовались своему успеху, и вот теперь были заперты в темноте трюма, чтобы быть отправленными на рудники или, возможно, казненными.
   Но маловероятно, чтобы кто-нибудь из них отчаялся или раскаялся; эти чувства пиратам, как правило, незнакомы.
  

ГЛАВА VII. ПИРАТ, КОТОРЫЙ НЕ УМЕЛ ПЛАВАТЬ

  
   Когда небольшая флотилия испанских судов, в том числе захваченное Бартоломео Португальским и его людьми, направлялась в Кампече, она столкнулись с штормовой погодой, так что была разделена, и корабль, на котором находились Бартоломео и его спутники, прибыл первым в порт назначения.
   Капитан, захвативший Бартоломео и остальных, не знал, какая важная добыча ему досталась; он полагал, что эти пираты были обычными пиратами, и, по-видимому, намеревался держать их в качестве своих личных пленников, так как все они были крепкими людьми и могли быть чрезвычайно полезны на корабле. Но когда его корабль благополучно добрался до порта и бросил якорь в гавани, и в городе стало известно, что на его борту находится отряд пиратов, множество людей приплывало с берега посмотреть на этих необузданных людей, на которых, вероятно, смотрели так, словно они были диковинными дикими зверями, привезенными из чужих земель.
   Среди любопытных, прибывших на корабль, был некий городской купец, видевший Бартоломео прежде и слышавший о его подвигах. Поэтому он отправился к капитану судна и сообщил ему, что на его борту находится один из самых ужасных пиратов в мире, злодеяния которого хорошо известны в различных частях Вест-Индии, а потому его немедленно следует передать гражданским властям. Это предложение, однако, не было встречено испанским капитаном благосклонно, поскольку он нашел Бартоломео очень спокойным человеком и видел, что тот очень силен; он вовсе не хотел отказываться от такого ценного пополнения своей команды. Но купец страшно рассердился, так как знал, что Бартоломео нанес большой ущерб испанской торговле, и, поскольку капитан не желал его слушать, он отправился к губернатору города и доложил о случившемся. Когда этот сановник услышал его рассказ, он немедленно послал на корабль группу офицеров и приказал капитану передать им предводителя пиратов. Прочие пленники остались в ведении капитана, но Бартоломео увезли и посадили на другой корабль. Купец, который, казалось, знал о нем очень много, сообщил властям, что этот ужасный пират несколько раз попадал в плен, но всегда ему удавалось бежать, поэтому Бартоломео заковали в кандалы, а на следующий день готовились казнить; из услышанного, губернатор заключил, что этот пират ничем не лучше дикого зверя и что его следует предать смерти даже без формального суда.
   Но на корабле был испанский солдат, который, по-видимому, испытывал некоторую жалость или, возможно, восхищался дерзким пиратом; он подумал, что если последнего повесят на следующий день, то будет правильно дать ему знать об этом, поэтому, когда он относил еду Бартоломео, он сказал, какая участь того ждет.
   Теперь пиратский капитан был в курсе того, что уготовило ему правосудие, и немедленно принялся ломать голову над тем, что он может предпринять в данном случае. Он никогда не попадал в более отчаянное положение, но не пал духом и немедленно принялся за дело, постаравшись высвободиться из своих кандалов, которые, вероятно, были сделаны из рук вон плохо. Наконец, мало заботясь о том, как сильно сдирает кожу, он сумел освободиться от цепей и мог передвигаться так же свободно, как тигр в клетке. Первой целью Бартоломео стало выбраться из этой клетки. Это будет сравнительно легко, потому что со временем кто-нибудь заглянет в трюм, и сильный физически пират решил, что ему легко будет одолеть любого, кто бы это ни был. Но следующий акт в этом поистине мелодраматическом спектакле был бы гораздо труднее, ибо для того, чтобы спастись с корабля, Бартоломео совершенно необходимо было бы доплыть до берега, а он не умел плавать, что кажется странным недостатком для выносливого моряка, обладавшего многими другими морскими талантами. В темном трюме, где он был заперт, наш пират, тревожно озираясь, обнаружил два больших глиняных кувшина, в которых было привезено вино из Испании, и решил сделать из них что-то вроде спасательного средства. Он нашел несколько кусков промасленной ткани, плотно завязал ими открытые горлышки кувшинов и закрепил их веревками. Он остался этим вполне доволен, поскольку громоздкое приспособление должно было помочь ему удержаться в воде.
   Среди прочих вещей, которые он нашел во время своих поисков в трюме, был старый нож, и теперь он сидел с ним в руке, в ожидании удобного случая, чтобы напасть на охранника.
   Это случилось вскоре после наступления темноты. Какой-то человек спустился с фонарем, чтобы убедиться, что с пленником все в порядке, - будем надеяться, это оказался не тот солдат, который любезно сообщил ему о его судьбе, - и как только он оказался в трюме, Бартоломео бросился на него. Последовала жестокая схватка, но пират был силен и действовал решительно, так что страж вскоре был мертв. Затем, взяв кувшины, Бартоломео бесшумно взобрался по короткому трапу, вышел в темноте на палубу, бросился к борту корабля и прыгнул в воду. На мгновение он погрузился под воду, но два герметичных сосуда быстро всплыли и увлекли его с собой. На борту корабля поднялась суматоха, послышались беспорядочные выстрелы из мушкетов в направлении всплеска, который слышали вахтенные, но ни одна пуля не попала ни в пирата, ни в его кувшины, и вскоре он скрылся из виду. Отталкиваясь ногами и подгребая изо всех сил одной рукой, а другой держась за кувшины, он, наконец, добрался до берега и со всех ног помчался в темный лес за городом.
   Теперь Бартоломео следовало опасаться, что, - поскольку его побег был обнаружен, - по его следу пустят ищеек, потому что эти собаки часто использовались испанцами для преследования беглых рабов или пленников, и не чувствовал себя в безопасности, быстро двигаясь вдоль берега. Если ищейки возьмут его след, он непременно будет пойман. Поэтому отчаянный пират решил не давать собакам возможности преследовать его, и три дня скрывался в болотистом лесу, в темных местах которого мог спрятаться, и где вода, покрывавшая землю, мешала собакам идти по его следу. Ему нечего было есть, кроме корней водяных растений, но он привык к лишениям, и эти корни поддерживали его жизнь. Часто он слышал лай собак на сухой земле, примыкающей к болоту, а иногда видел ночью далекие факелы, которые, как он был уверен, держали в руках люди, охотившиеся за ним.
   Но, в конце концов, поиски, казалось, прекратились, и, не слыша больше собак и не видя мерцающих огней, Бартоломео покинул болото и отправился в свое долгое путешествие вдоль берега. Место, до которого он хотел добраться, называлось Гольфо Тристе, и находилось в сорока лигах отсюда, но у него были основания полагать, что там он найдет друзей. Выйдя из-за деревьев, он поднялся на небольшой холм и оглянулся на город. Площадь была освещена, и посреди нее он увидел виселицу, воздвигнутую для его казни, и это зрелище, несомненно, заставило его проделать первую часть своего путешествия как можно быстрее.
   Ужасные испытания и лишения, которые Бартоломео испытал во время своего странствия по побережью, мог вынести только один из самых сильных и выносливых людей. Он нашел на болоте старую тыкву, или калебас, которую наполнил свежей водой, потому что во время своего путешествия он не мог ожидать найти иную воду, кроме морской, а что касается пищи, то у него не было ничего, кроме сырых моллюсков, которых он находил на скалах; но после корнеплодов моллюски, должно быть, были очень приятной переменой, и они давали ему те силы и энергию, в которых он нуждался. Очень часто он находил ручьи и заливы, которые ему приходилось переходить вброд, и поскольку он видел, что они были полны аллигаторов, то переход через них оказывался не очень приятен. Его способ перебраться через некоторые из этих узких ручьев состоял в том, чтобы швырять камни в воду до тех пор, пока он не распугает аллигаторов прямо перед собой, после чего, сделав что-то вроде свободного прохода, он бросался в него и поспешно переправлялся.
   Иногда огромный лес простирался до самого берега, и ему приходилось пробираться через него, слыша вокруг рев и крики диких зверей. Тот, кто боится спуститься в темный подвал за яблоками из бочки у подножия лестницы, не может себе представить, что пришлось испытать Бартоломео Португальцу. Звери могли выть вокруг него и сверлить его своими сверкающими глазами, аллигаторы могли превращать воду в пену своими огромными хвостами, но он направлялся в Голфо Тристе, и ничто живое не могло остановить его на этом пути.
   Наконец, он подошел к препятствию, которое, несомненно, могло стать для него непреодолимым. Это была широкая река, впадающая в море. Он довольно долго шел вдоль берега этой реки, но уже она не становилась, и он не видел никакой возможности перебраться через нее. Он не умел плавать, и у него не было кувшинов, но если бы даже он и умел плавать, то, вероятно, был бы съеден аллигаторами вскоре после того, как покинул берег. Однако человек в его положении вряд ли с легкостью поддастся отчаянию; он сделал так много, и был готов сделать еще больше, если бы только знал, что именно надлежит делать.
   Наконец, ему улыбнулась удача, хотя для обычного путешественника это могло бы показаться пустяком. На краю берега Бартоломео заметил старую доску, в которой было несколько длинных и тяжелых ржавых гвоздей; она приплыла из какого-то места выше по течению реки. Ободренный этой находкой, неутомимый путешественник принялся за работу, похожую на работу старухи, которой нужна была иголка, и которая принялась тереть прутик о камень, чтобы уменьшить его до нужного размера. Бартоломео тщательно выбил все гвозди из доски, а затем, найдя большой плоский камень, стал тереть один из них до тех пор, пока тот не принял форму грубого лезвия ножа, которое он сделал настолько острым, насколько мог. Затем с помощью этих инструментов он приступил к постройке плота, работая, как бобр, используя заостренные гвозди вместо зубов. Он срубил несколько небольших деревьев и, когда этих тонких стволов оказалось достаточно, связал их тростником и ивняком, которые нашел на берегу реки. Итак, после бесконечных трудов и испытаний, он построил плот, который должен был нести его по поверхности воды. Спустив его на воду, он вскарабкался на него, подобрав ноги так, чтобы аллигаторы не могли до него добраться, и длинным шестом оттолкнулся от берега. Иногда подгребая, иногда отталкиваясь шестом от дна, он, наконец, переправился через реку и пустился далее по суше.
   Но не успел наш пират уйти далеко, как столкнулся с новой трудностью, весьма неприятной. Это был огромный лес мангровых деревьев, растущих в грязных и водянистых местах, у которых много корней, причем некоторые спускаются с ветвей, а некоторые образуют безнадежную путаницу в воде и грязи. Даже аисту было бы невозможно пройти через этот лес, но, так как обойти его было невозможно, Бартоломео решил идти через него, чего бы это ему ни стоило. Ни один современный спортсмен, ни даже самый искусным циркач, не мог бы с полным основанием рассчитывать на успех в деле, успешно завершенном этим отважным пиратом. Пять или шесть лье он шел через этот мангровый лес, ни разу не ступив ногой на землю, под которой подразумеваются грязь, вода и корни, а раскачиваясь на руках и ногах, прыгая с ветки на ветку, словно он был большой обезьяной, лишь изредка отдыхая, опираясь на толстую ветку, позволявшую ему немного посидеть и отдышаться. Если бы он поскользнулся, перепрыгивая с ветки на ветку, и упал в трясину, то, скорее всего, никогда не смог бы выбраться оттуда живым. Но он не допустил ни единого промаха. Может быть, он и не обладал ловкостью и грацией гимнаста, но хватка у него была цепкая, а руки сильные, и он продолжал раскачиваться и прыгать, пока не лес не кончился, и он не вышел на открытое место.
  

ГЛАВА VIII. КАК БАРТОЛОМЕО ОТОМСТИЛ ЗА СЕБЯ

  
   Прошло целых две недели с того момента, как Бартоломео начал свое самое рискованное и трудное путешествие, прежде чем он достиг маленького городка Гольфо Тристе, где он надеялся найти своих друзей-пиратов. Теперь, когда тяготы и опасности миновали, и когда вместо корней и моллюсков он мог сесть за хорошую, обильную трапезу и растянуться на удобной постели, можно было бы предположить, что Бартоломео позволит себе длительный отдых, но у этого выносливого пирата не было никакого желания отдыхать. Вместо того чтобы обессилеть и изнемочь от невероятных усилий и полуголодного существования, он прибыл к своим друзьям бодрым и энергичным, чрезвычайно озабоченный тем, чтобы как можно скорее возобновить прежние дела. Он рассказал им обо всем, что с ним случилось; о том, как удача пришла ему на помощь и какая ужасная неудача последовала за ней; и когда он рассказал о своих приключениях и пережитых опасностях, он удивил даже своих друзей-пиратов, попросив их предоставить ему небольшое судно и около двадцати человек, чтобы он мог вернуться и отомстить не только за то, что с ним случилось, но и за то, что случилось бы, если бы он не взял свое дело в свои руки.
   Совершать смелые, поразительные поступки - является частью пиратского ремесла, и хотя это было необычайно смелое предприятие, то, которое замышлял Бартоломео, он получил судно и людей и отплыл. После восьмидневного плавания он увидел маленький портовый городок и, медленно двигаясь вдоль берега, дождался темноты, прежде чем войти в гавань. На значительном расстоянии от берега стоял на якоре большой испанский корабль, на котором он был пленником, с которого его должны были доставить на площадь и повесить; вид судна наполнил его душу дикой яростью, знакомой только пиратам и бульдогам.
   Когда маленькое суденышко медленно приблизилось к большому кораблю, люди, находившиеся на борту последнего, подумали, что это торговое судно с берега, и позволили ему подойти поближе. Но как только Бартоломео добрался до корабля, он поднялся на борт почти так же быстро, как несколько недель назад спрыгнул с него с двумя кувшинами, и все члены его команды, бросив свое судно на произвол судьбы, поднялись вслед за ним.
   Никто на борту не был готов защищать корабль. Это была все та же старая история: спокойно отдыхая в тихой гавани, какой опасности они могли ожидать? Как обычно, у пиратов все было по-своему: они были готовы сражаться, а другие - нет, и их вел человек, который был полон решимости захватить этот корабль, даже не задумываясь об обычной альтернативе - умереть в этой попытке. Это была скорее резня, чем сражение, и на борту находились люди, которые не понимали, что происходит, пока судно не было захвачено.
   Как только Бартоломео стал капитаном большого судна, он приказал поднять паруса, поскольку ему очень хотелось поскорее выбраться из гавани. Сражение, по-видимому, не привлекло к себе внимания в городе, но в порту стояли корабли, чьей компании отважный пират вовсе не желал; взяв свой главный приз, он спешил воспользоваться возможностью и выйти из порта.
   Теперь Бартоломео действительно торжествовал: захваченный им корабль был прекраснее и богаче, чем тот, другой корабль, который у него отобрали. Он был нагружен ценными товарами, и мы можем здесь заметить, что по той или иной причине все испанские суда того времени, которые были захвачены пиратами, оказались богато нагруженными.
   Если наш отважный пират пел дикие пиратские песни за ходившей по кругу чашей во время кутежа со своей командой в каюте испанского судна, которое он захватил первым, то теперь он пел еще более дикие песни и пускал по кругу еще больше чаш, ибо этот приз оказался гораздо лучше, чем первый. Если бы Бартоломео мог сообщить о своей великой удаче другим буканьерам в Вест- Индии, начался бы бум пиратства, который представлял бы серьезную опасность для всех мореплавателей этого региона.
   Но никто, даже пират, не обладает способностями узнать, что произойдет дальше, и если бы Бартоломео имел представление о колебаниях, которые должны были бы случиться на рынке, в который вложил свои инвестиции, он бы очень поспешил продать все свои акции намного ниже номинала. Упомянутые колебания случились в океане, близ острова Пинос, и приняли форму больших штормовых волн, которые бросили испанское судно со всем его богатым грузом и торжествующей пиратской командой на скалы и разбили его вдребезги. Бартоломео и его люди едва успели перебраться в маленькую лодку и уплыть. Все богатства и сокровища, доставшиеся им с захваченным испанским судном, власть, которую давало им обладание этим судном, и вся дикая радость, доставшаяся им вместе с богатством и властью, были потеряны для них за такой же короткий промежуток времени, как и тот, который понадобился для их приобретения.
   Если взглянуть с точки зрения взлетов и падений, немногие жизни могут сравниться с жизнью Бартоломео Португальца. Но после этого случая, для него казалось, если выражаться языком старой английской песни: "Все было кончено". У него было много приключений после отчаянной истории в заливе Кампече, но все они, должно быть, плохо кончились для него, а следовательно, очень хорошо - для различных испанских судов, и до конца своей жизни он носил репутацию несчастного пирата. Он был одним из тех людей, чей успех, казалось, полностью зависел от их собственных усилий. Если ему выпадал хоть малейший шанс что-то сделать, он обычно это делал: испанские пушки, хорошо вооруженные испанские команды, кандалы, тюремное заключение, опасности океана для человека, который не умеет плавать, ищейки, аллигаторы, дикие звери, ужасные леса, непроходимые для простых людей, - все это было храбро встречено и преодолено Бартоломео.
   Но когда ему улыбнулась "обычная" удача, на которую мог рассчитывать любой пират, Бартоломео Португалец обнаружил, что у него нет никаких шансов. Впрочем, он не был обычным пиратом, а потому вынужден был довольствоваться своей необычной карьерой. В конце концов, он поселился на острове Ямайка, но никто не знает, что с ним стало. Если случилось так, что ему пришлось зарабатывать себе на жизнь каким-нибудь простым ремеслом, вроде продажи фруктов на углу улицы, то, вероятно, ему никогда не удавалось продать банан или апельсин, если только он не хватал за горло прохожего и не заставлял его их покупать. Что же касается того, чтобы спокойно сидеть и ждать, когда к нему придут клиенты, то такой человек, как Бартоломео, вряд ли был способен на что-то столь банальное.
  

ГЛАВА IX. ПИРАТ-ЛИТЕРАТОР

  
   В те дни, о которых идет наш рассказ, существовали пираты всех мастей; некоторые из них приобрели репутацию в одном отношении, иные - в другом, но был один из них, который имел нрав, отличный от характера любого из его товарищей. Он был настоящим пиратом, но вряд ли когда-нибудь много сражался сам, так как очень гордился храбрыми подвигами своих собратьев на побережье и наверняка поведал бы нам о своих собственных, если бы когда-нибудь совершил их. Он был человеком мягким и, хотя и пиратом, но, в конце концов, отложил в сторону пистолет, мушкет и саблю и взялся за перо - весьма необычное оружие для пирата.
   Этим человеком был Джон Эксквемелин, которого одни считали голландцем, а другие - выходцем из Франции. Он отплыл в Вест-Индию в 1666 году, будучи на службе у Французской Вест-Индской компании. Он отправился в плавание мирным служащим, и у него было не больше идей стать пиратом, чем заняться литературой, хотя в конце концов он сделал и то и другое.
   В то время Французская Вест-Индская компания имела колониальное учреждение на острове Тортуга, который, как мы видели ранее, был населен главным образом всевозможными пиратами, от буканьеров до собственно пиратов. Французские власти обязались снабжать этих людей товарами и провизией, в которых они нуждались, и построили склады со всем необходимым для ведения торговли. Покупателей было много, потому что буканьеры охотно покупали все, что можно было привезти из Европы. Они нуждались в хорошем вине, хороших продуктах, хорошем огнестрельном оружии и боеприпасах, прекрасных саблях и очень часто - хорошей одежде, в которой могли развлекаться на берегу. Но у них были своеобразные обычаи и манеры, и хотя они охотно покупали все, что продавали французские торговцы, их нельзя было заставить платить по счетам. Пират - это не тот человек, который обычно платит по счетам. Когда он каким-либо образом получает товар, то требует, чтобы ему предъявили обвинение, и если это обвинение включает в себя признаки грабежа и убийства, он, вероятно, не будет возражать. Но вот платить деньги за то, что купил, - это совсем другое дело.
   То, что именно таковым было положение дел на острове Тортуга, вскоре обнаружилось французскими торговыми агентами, которые обратились затем к метрополии за помощью во взыскании причитающихся им долгов, и на остров был послан отряд людей, которых можно было бы назвать сборщиками или помощниками шерифа; но хотя эти офицеры были вооружены пистолетами и шпагами, а также обладали властью, они ничего не могли поделать с пиратами, и через некоторое время работа по взысканию долгов с пиратов была прекращена. А так как вести дела таким образом стало бесполезно, то и торговое агентство закрылось, и его служащим было приказано распродать все имущество и вернуться домой. Поэтому случилась распродажа, за которую требовались наличные деньги, и на острове Тортуга был большой день торгов. Все было продано - запасы товаров, столы, письменные принадлежности, а также бухгалтеры, клерки и посыльные. Живое имущество, имевшееся в наличии, считалось собственностью, как если бы оно было каким-либо товаром, и продавалось как рабы.
   И бедный Джон Эксквемелин оказался в печальном положении. Его купил один из французских чиновников, оставшийся на острове, и он описал своего нового хозяина как настоящего дьявола. Он много работал, был наполовину сыт, с ним жестоко обращались во многих отношениях, и в довершение всех его страданий хозяин дразнил его, предлагая отпустить на свободу за денежную сумму, равную примерно трем сотням долларов. С таким же успехом его могли бы попросить заплатить три тысячи или три миллиона долларов, потому что у него не было в кармане ни гроша.
   Наконец, ему посчастливилось заболеть, и его хозяин, столь же алчный, сколь и жестокий, опасаясь, как бы это существо, которым он владел, не умерло и таким образом не ввело его в убыток, продал его хирургу, как продают больную лошадь ветеринару, из принципа, что тот может вылечить его, и тогда - пусть пользуется.
   Его новый хозяин очень хорошо обращался с Эксквемелином, и после того, как тот принял достаточно лекарств и пищи, чтобы поставить его на ноги, и проработал у хирурга около года, этот добрый хозяин предложил ему свободу, если он пообещает: как только заработает деньги, заплатить ему сто долларов, что будет выгодно его хозяину, который заплатил за него всего семьдесят долларов. Эксквемелин, разумеется, с радостью принял это предложение и, заключив сделку, вышел на теплый пляж острова Тортуга свободным и счастливым человеком. Но он был беден, как церковная мышь. У него не было ничего, кроме одежды, и он не видел способа заработать достаточно денег, чтобы выжить, пока не заплатит за себя. Он пробовал разные способы заработка, но в этой части страны для молодого бизнесмена не нашлось места, и, в конце концов, он пришел к выводу, что есть только один способ достичь своей цели, а потому решил вступить в "злой орден пиратов или разбойников на море".
   Наверное, это было странно для человека, привыкшего к перьям и чернилам, к счетам и весам, - чувствовать себя обязанным записаться в компанию окровавленных бородатых пиратов, но человек должен есть, а буканьерство осталось единственной профессией, доступной нашему бывшему клерку. По той или иной причине, - конечно же, не из-за его храбрости и отваги, - Эксквемелин был очень хорошо принят пиратами Тортуги. Возможно, они любили его за то, что он был мягким человеком и так отличался от них самих. Никто его не боялся, все чувствовали свое превосходство над ним, а мы все очень склонны любить людей, над которыми чувствуем свое превосходство.
   Что же касается самого Эксквемелина, то вскоре он стал весьма высокого мнения о своих товарищах-пиратах. Он смотрел на буканьеров, которые отличились как великие герои, а этим дикарям, должно быть, доставляло огромное удовольствие рассказывать Эксквемелину обо всех подвигах, которые они совершили. Во всей Вест-Индии не было никого, кто имел бы привычку уделять такое внимание рассказам о пиратских набегах и жестоких морских сражениях, как Эксквемелин, и если бы он потребовал жалованья в качестве слушателя, то, несомненно, оно было бы ему выплачено.
   Вскоре его глубокое восхищение буканьерами и их похождениями стало вызывать в нем чувство, что история этих великих подвигов не должна быть потеряна для всего мира, и поэтому он принялся писать о жизни и приключениях многих буканьеров, с которыми познакомился.
   Он оставался с пиратами в течение нескольких лет, и все это время усердно работал, собирая материал для своей истории. Вернувшись в свою страну в 1672 году, создав столько литературных трудов, сколько было возможно среди нецивилизованных обитателей Тортуги, он закончил там книгу, которую назвал "Американские пираты, или подлинный отчет о самых замечательных нападениях, совершенных в последние годы пиратами на побережье Вест-Индии и т. д. Джон Эксквемелин, один из буканьеров, присутствовавший при этих трагедиях".
   Из этого названия следует, вероятно, что наш пират-литератор сопровождал своих товарищей в их различных путешествиях и нападениях в качестве репортера, и хотя он утверждает, что присутствовал при многих "этих трагедиях", он не упоминает о каких-либо доблестных или жестоких деяниях, совершенных им самим, что показывает, - он был удивительно добросовестным историком. Однако есть люди, которые сомневаются в его беспристрастности, потому что, поскольку он любил французов, то всегда отдавал должное пиратам этой национальности за храбрость, проявленную в их экспедициях, и за все великодушие, если таковое случалось, в то время как грубость, жестокость и необычайные пороки приписывались англичанам. Но, как бы то ни было, история Эксквемелина имела большой успех. Она была написана на голландском языке и впоследствии переведена на английский, французский и испанский языки. В ней содержалось много сведений о пиратстве вообще, и большая часть историй о пиратах, которые мы уже рассказывали, а также многие из удивительных рассказов, которые будут дальше, были взяты из книги этого пирата-историка.
  

ГЛАВА X. ИСТОРИЯ РОКА, БРАЗИЛЬЦА

  
   Приведя историю необычного пирата, бывшего писателем и который, если бы он был сейчас жив, имел бы право стать членом писательского клуба, мы перейдем к рассмотрению пирата обычного, на вершине мачты корабля которого развевался бы черный флаг с черепом и скрещенными костями, если бы этот символ использовался пиратами того периода.
   Этого знаменитого пирата звали Рок, потому что у него должно было быть имя, а его собственное было неизвестно, и "Бразилец", потому что он родился в Бразилии, хотя и от голландских родителей. В отличие от большинства своих коллег, он не становился пиратом постепенно. С ранней юности у него никогда не было намерения стать кем-то другим. Став взрослым человеком, он одновременно стал буканьером и при первой же возможности присоединился к пиратской команде. Прошло совсем немного времени, и его товарищи поняли, что ему суждено стать самым замечательным морским разбойником. Ему предложили командовать кораблем с хорошо вооруженной командой морских дикарей, и вскоре после того, как он отправился в свое первое самостоятельное плавание, он столкнулся с испанским кораблем, нагруженным серебряными слитками; захватив его, он отплыл со своей добычей на Ямайку, бывшей одним из самых больших пристанищ английских буканьеров. Там его успех привел в восторг общество, его талант к проведению крупных пиратских операций вскоре стал очевиден, и он многими был признан главным пиратом Вест-Индии.
   Теперь на него смотрели как на героя даже те колонисты, которые не испытывали симпатии к пиратам, а что касается Эсквемелина, то он просто боготворил великого бразильского десперадо. Если бы он писал "Жизнь и времена Александра Македонского", "Юлия Цезаря" или "Мистера Глэдстона", он не мог бы быть более восторженным в своих похвалах. И как в "Тысяче и одной ночи" Рок описывается величайшей из птиц, так и в глазах биографа пиратов этот Рок был величайшим из пиратов. Но не только в сознании историка прославился Рок; чем больше он становился известен, тем более всеобщим становился страх и уважение к нему, и нам рассказывают, что матери островов обычно пугали своих детей, угрожая им страшным Роком, если они не закроют глаза и не будут спать. Однако я отношусь к этой истории с большим сомнением; она рассказывалась о Саладине и многих других знаменитых жестоких людях, но я не думаю, чтобы ими стоило пугать ребенка, с целью заставить его уснуть. Если бы я счел необходимым заставить малыша вздремнуть, то не стал бы рассказывать ему ни о положении дел на Кубе, ни о преследованиях армян.
   Этот знаменитый пират из Бразилии, наверное, был ужасен на вид. Он был сильный и мускулистый, лицо у него было очень широкое, с высокими скулами, выражением, вероятно, напоминавшее мопса. Его брови были невероятно большими и густыми, и из-под них он пристально смотрел на свое обычное окружение. Он не принадлежал к тем людям, чей дух можно было подавить, глядя прямо в глаза. Днем он имел обыкновение ходить с обнаженной саблей, уложив ее на руку лезвием вверх, подобно тому, как благородный джентльмен носит свою высокую шляпу, и всякий, кто дерзко уставился бы на него или попытался бы испортить ему настроение каким-либо другим способом, вероятно, почувствовал бы, как острие этой сабли проходит сквозь его тело.
   Он был человеком, настаивавшим на том, чтобы ему повиновались, и если кто-нибудь из его команды вел себя неподобающе или даже был уличен в бездействии, этот строгий и неумолимый пират убивал его на месте. Но хотя он был так строг и требователен во время деловых встреч своего "пиратского года", под которым я подразумеваю его путешествия в поисках призов, он был гораздо более неприятен, когда "брал отпуск". По возвращении на Ямайку после очередной своей экспедиции, он имел обыкновение немного расслабиться после всех трудностей и опасностей, через которые ему пришлось пройти, и в таких случаях для Рока было большим утешением основательно напиться. Размахивая саблей, он выскакивал на улицу и набрасывался на каждого встречного. Насколько это было возможно, горожане позволяли ему оставаться на улице одному, и было совсем не похоже, чтобы его визиты на Ямайку ожидались с нетерпением.
   Рок, можно сказать, был не только кровавым пиратом, но и чистокровным; в том смысле, что с того самого момента, как он смог утвердиться как пират, не было никаких оснований предполагать, что он когда-нибудь станет кем-то еще. В его случае не было никаких смягчающих обстоятельств; в его натуре не было ни умеренности, ни снисходительности. Благодарный Эксквемелин, которого можно было бы назвать Босуэллом буканьеров, никогда не встречал своего героя Рока, когда этот бородатый пират носился по улицам, но если бы это случилось, то вряд ли его книга была бы написана. Он уверяет нас, что когда Рок не был пьян, его уважали, но в то же время боялись; есть разные способы завоевать уважение, и метод Рока, конечно, определенным образом повлиял на его восприятие его литературным собратом по ремеслу.
   Как мы видели, ненависть к испанцам со стороны буканьеров возникла очень рано при заселении Вест-Индии, и, действительно, весьма вероятно, что если бы не было испанцев, то никогда не было бы и буканьеров; но во всех случаях свирепой вражды к испанцам не было ничего, что могло бы сравниться с чувствами бразильца Рока по этому поводу. Его неприязнь ко всему испанскому проистекала, как он утверждал, из жестокости, которую люди этой нации проявили по отношению к его родителям, и главным принципом его действий на протяжении всей его пиратской карьеры, по-видимому, было то, что для испанца нет ничего слишком плохого. Целью его жизни было вести ожесточенную войну против испанских кораблей и испанских поселений. Он редко давал пощаду своим пленникам и часто подвергал их ужасным пыткам, чтобы заставить рассказать, где он может найти нужные ему вещи. Нет ничего ужасного, что когда-либо было написано или рассказано о жизни пиратов, чего нельзя было бы сказать о Роке, бразильце. Он был типичным пиратом.
   Рок был очень успешен в своих предприятиях и привез на Ямайку много ценных товаров, но хотя он и его команда всегда были богатыми людьми, когда они выходили на берег, они не оставались в этом состоянии очень долго. Все тогдашние буканьеры были очень расточительны, а кроме того, они были азартными игроками, и не было ничего необычного в том, что они теряли все, чем владели, не пробыв на берегу и недели. Тогда им ничего не оставалось делать, как подняться на борт своего корабля и выйти в море в поисках какой-нибудь новой добычи. До сих пор карьера Рока была очень похожа на карьеру многих других пиратов побережья, отличаясь от них только интенсивностью и масштабами, но он был умным человеком с идеями и умел приспосабливаться к обстоятельствам.
   Он плавал возле Кампече, не встретив ни одного судна, которое стоило бы захватить, как вдруг подумал, что было бы очень хорошо отправиться в своего рода морскую разведывательную экспедицию и выяснить, нет ли в заливе испанских судов, которые были бы хорошо нагружены и которые, вероятно, планировали скорое отплытие. Итак, на небольшой лодке, с несколькими верными людьми, он незаметно вошел в порт, чтобы посмотреть, нет ли там чего подходящего. Если бы он взял с собой Эксквемелина и послал этого кроткого наблюдателя в гавань, чтобы тот разузнал, как обстоят дела, и вернулся с докладом, то для капитана пиратов это было бы гораздо лучше, но он предпочел отправиться туда сам и попал в ловушку, которую устроил сам себе и устроил. Как только люди на кораблях, стоявших в гавани, увидели приближающуюся лодку, на корме которой восседал моряк с большими бровями и широкими челюстями, а на веслах сидело гораздо больше моряков с широкими спинами, чем это было необходимо, они подняли тревогу. Хорошо известный пират был опознан, и вскоре его схватили. Рок, должно быть, был уверен в своих силах, а может быть, в какой-то мере полагался на страх, который вызывало само его присутствие. Но на этот раз он ошибся: он встретился со львом, и лев, схватив его, стиснул свои челюсти.
   Когда капитан пиратов и его спутники предстали перед губернатором, тот даже не попытался привлечь их к суду. Пираты были объявлены испанцами вне закона и считались дикими зверями, которых безжалостно убивали там, где ловили. Поэтому Рок и его люди были брошены в темницу и приговорены к казни. Однако если бы испанский губернатор был человеком дальновидным, он приказал бы казнить их немедленно.
   Пока шли приготовления к тому, чтобы примерно наказать дерзких пиратов, осмелившихся войти в порт Кампече, Рок ломал голову, как бы ему выбраться из ужасной передряги, в которую он попал. Это был навык, которым обязан был обладать любой сколько-нибудь стоящий пират; если он не мог выбраться из передряг, он не мог рассчитывать на успех. В данном случае не имелось никакой возможности убить часовых, или прыгать за борт с парой кувшинов из-под вина в качестве спасательного средства, или изготавливать что-либо из обычных вещей, - что пираты обычно делали, спасаясь от тех, кто захватил их в плен. Рок и его люди находились в подземелье на суше, внутри крепости, и если бы они сбежали оттуда, то оказались бы безоружными среди толпы испанских солдат. От их крепких рук и отважных сердец теперь не было никакой пользы; им приходилось полагаться на свой ум, если он у них был. Рок был человеком остроумным, и умел хорошо этим пользоваться. Раб, вероятно, не негр и не туземец, а скорее всего какой-нибудь европеец, попавший в плен, приносил ему воду и еду, и с помощью этого человека пират надеялся подшутить над губернатором. Он пообещал рабу, что если тот поможет ему, - он сказал, что это будет очень легко сделать, - то он даст ему достаточно денег, чтобы купить себе свободу и вернуться к своим друзьям, и это, конечно, было большим стимулом для бедняги, который мог быть англичанином или французом, - вернуться домой с кругленькой суммой. Раб согласился на это предложение, и первое, что он сделал, - это принес Року письменные принадлежности, после чего тот начал сочинять письмо, на котором основывал все свои надежды на жизнь и свободу.
   Когда пираты входили в бухту, Рок заметил большое французское судно, стоявшее на некотором расстоянии от города, и написал свое письмо так, словно оно исходит от капитана этого корабля. Он адресовал свое письмо губернатору города и в нем сообщал, что, - как он понял, - некоторые его товарищи, к которым он питал большую симпатию, - ибо французы и буканьеры всегда были добрыми друзьями, - были схвачены губернатором, который, как он слышал, угрожал их казнить. Французский капитан, словами Рока, продолжал, что если этим храбрецам, взятым в плен и заключенным в тюрьму, будет причинен какой-либо вред, то он клянется самым торжественным образом, что никогда, до конца своей жизни, не даст пощады ни одному испанцу, который попадет в его руки, и более того, он пригрозил, что любая месть, которая станет возможной для буканьеров в их союзе с французами, будет возможна по отношению к испанским кораблям и городу Кампече, который будет взят сразу после того, как он услышит о любой ране, нанесенной несчастным людям, содержавшимся в крепостной тюрьме.
   Когда раб вернулся к Року, тот вручил ему письмо с очень подробными указаниями, что с ним делать. Он должен был как можно лучше замаскироваться, чтобы его не узнали местные жители, а затем ночью выйти из города и рано утром вернуться, как будто шел по берегу гавани, и заявить, что его высадили на берег с французского судна, находящегося в море, с письмом, которое он должен был вручить губернатору.
   Раб выполнил поручение очень хорошо. На следующий день, мокрый и грязный, пробираясь через прибрежные сорняки и грязь, он явился в крепость с письмом, и когда ему было позволено отнести его губернатору, никто не заподозрил, что он человек, нанятый в этом месте. Выполнив свою миссию, он удалился, и когда его снова увидели, он был уже тем же самым слугой, который должен был относить еду пленным.
   Губернатор читал письмо с беспокойством; он знал, что французский корабль, стоявший у входа в гавань, был очень мощным судном, и вообще - ему не нравились французские корабли. Когда-то этот город был взят и разграблен небольшим флотом французских и английских буканьеров, и он очень беспокоился, чтобы ничего подобного больше не случилось. В то время в гавани не было больших испанских сил, и он не знал, сколько пиратских судов могло бы собраться в бухте, если бы стало известно, что пират Рок был казнен в Кампече. Это было необычно для заключенного - иметь таких влиятельных друзей так близко, и губернатор принял дело Рока к самому серьезному рассмотрению. Нескольких часов размышлений было достаточно, чтобы убедить его, - было бы очень небезопасно связаться с такой опасной добычей, как пират Рок, и он решил избавиться от него как можно скорее. Он чувствовал себя в положении человека, укравшего медвежонка и слышащего в лесу рев приближающегося родителя; бросить детеныша и уйти, как будто он и понятия не имел, что в этом лесу водятся медведи, было бы естественным желанием человека, оказавшегося в подобном положении, а избавиться от известного пирата, не вызвав мести его друзей, - было естественным желанием губернатора.
   Теперь с Роком и его людьми обращались хорошо; им было сказано, что, поскольку они не совершили никакого явного нарушения общественного порядка, их освободят и отправят в Англию при одном условии: они оставят пиратство и согласятся стать обычными гражданами, занимаясь любым достойным их делом.
   На эти условия Рок и его люди согласились без возражений. Они объявили, что оставят занятие пиратством, и что ничто не устроит их лучше, чем возвращение к цивилизованному образу жизни и добродетели. Имелся корабль, который должен был отплыть в Испанию, и на этом корабле губернатор предоставил Року и его людям свободное плавание на другой берег океана. Нет никаких сомнений, что наши буканьеры предпочли бы оказаться на борту французского судна; но так как испанский губернатор отправлял своих пленников к новой жизни, то он не хотел подвергать их искушению, позволяя им общаться с такими нечестивцами, как французы, и Рок ничего подобного не предлагал, прекрасно зная, как сильно удивится французский капитан, если губернатор заговорит с ним на эту тему.
   Во время путешествия в Испанию Рок вел себя очень хорошо; он был человеком, умевшим вести себя сообразно обстоятельствам, когда это было совершенно необходимо: несомненно, на борту корабля было скучно, и он с удовольствием играл бы в азартные игры, напивался и бродил по палубе. Но он старательно воздерживался от всех этих развлечений и выказал себя таким здоровым и готовым к труду моряком, что капитан позволил ему служить в команде. Рок умел делать многое; он не только мог убивать и грабить, но знал, как заработать честный пенни, когда не было иного способа наполнить свой кошелек. У индейцев он научился стрелять в рыбу из лука, и во время путешествия через Атлантику все свободное время проводил, сидя на снастях и стреляя в рыбу, которая плавала вокруг судна. Эту рыбу он продавал офицерам, и, утверждается, что таким образом заработал не менее пятисот крон, а может быть, и столько же долларов. Если это утверждение верно, то в те времена рыба стоила очень дорого, но оно ясно показывает, что если бы Рок захотел заняться честным делом, то нашел бы охоту на рыбу прибыльным занятием. Во всех отношениях Рок вел себя так хорошо, что из-за него и со всеми его людьми обращались по-доброму и многое позволяли.
   Но когда эти "исправившиеся" пираты добралась до Испании, и им было позволено отправиться туда, куда им заблагорассудится, они вспоминали о данных ими клятвах отказаться от пиратства не больше, чем о тех, которыми обычно бросались направо и налево, когда бродили по Ямайке. У них не было ни корабля, ни денег, чтобы купить его, но как только им это удалось, они отплыли обратно в Вест-Индию, и, в конце концов, оказались на Ямайке, такими же смелыми и кровожадными пиратами, как и прежде.
   Рок не только отбросил всякую мысль об исправлении и достойной жизни, но и твердо решил заняться пиратством в еще большем масштабе, чем когда-либо прежде. Он заключил договор со старым французским пиратом по имени Трибутор, и они с большим отрядом пиратов отправились брать город. Потеряв все, что у него было, и проведя так много времени без какого-либо более выгодного занятия, чем охота на рыбу из лука, наш отважный пират теперь хотел наверстать упущенное, и если бы смог взять город и разграбить то ценное, что в нем находилось, он бы очень быстро сколотил себе большое состояние и мог бы уйти, если бы захотел, от активной практики своей профессии.
   Город, на который Рок и Трибутор решили напасть, назывался Мерида и был расположен на Юкатане; и хотя это казалось смелым, но опрометчивым предприятием, оба пирата были достаточно смелы и опрометчивы для чего угодно. Рок был пленником в Мериде и, зная этот город, полагал, что он и его товарищи могут высадиться на побережье, а затем спокойно двинуться на город, не обнаружив своего приближения. Если бы они смогли это сделать, то легко было бы напасть на ничего не подозревающий гарнизон и, уничтожив его, стать хозяевами города.
   Но их план не сработал; после высадки они были обнаружены несколькими индейцами, которые поспешили в Мериду и предупредили о приближении буканьеров. Поэтому, когда Рок и его спутники добрались до города, они обнаружили, что гарнизон готов к сопротивлению, пушки заряжены, а все подступы охраняются. Тем не менее, пираты не колебались; они яростно пошли в атаку, как обычно делали, когда нападали на испанский корабль, но вскоре обнаружили, что сражение на суше сильно отличается от сражения на море. В морском бою редко случается, чтобы отряд пошедших на абордаж был атакован с тыла неприятелем, хотя на суше такие методы ведения войны всегда можно было ожидать; но Рок и Трибутор не ожидали ничего подобного, а потому были очень встревожены, когда отряд всадников из города, пробравшись через лес, внезапно атаковал их с тыла. Между пушками гарнизона и саблями всадников буканьерам пришлось очень нелегко, и вскоре они потерпели полное поражение. Трибутор и многие пираты были убиты или взяты в плен.
   Это было самое памятное поражение, согласно оценке Джона Эксквемелина, который знал все о нападении на Мериду и написал отчет о нем. Но он никак не ожидал, что ему придется писать о том, как его великий герой, бразилец Рок, спасая свою жизнь, позорно бежал. Верный летописец был так же твердо убежден в абсолютной неспособности своего героя бежать от опасности, как это показал шотландский Дуглас, когда стоял, прислонившись спиной к каменной глыбе, и призывал своих врагов: "Придите один, придите все". Пират с обнаженной саблей так часто выражал свое презрение к солдату, готовому сдаться, не говоря уже о бегстве, что Эксквемелин едва мог поверить, что Рок бежал от своих врагов, бросив своих друзей, вопреки принципам, которые он провозглашал.
   Но это падение героя всего лишь показывает, что Эксквемелин, хотя и был членом пиратского сообщества и гордился тем, что считал себя пиратом, не понимал истинной природы пирата. Под жестокостью и безрассудством тогдашних морских разбойников почти всегда скрывались подлость и трусость. Рок, как мы уже говорили в начале этого очерка, был типичным пиратом; при определенных обстоятельствах он проявлял все те качества, которые Эксквемелин уважал и почитал; в других обстоятельствах он проявлял другие качества, которые Эксквемелин презирал, но которые необходимо составляли истинный характер пирата.
   Историк Джон, по-видимому, был очень огорчен тем, как его любимый герой завершил свою пиратскую карьеру, и после этого случая полностью исключил Рока из своих хроник.
   Этот отъявленный пират впоследствии жил на Ямайке и, вероятно, продолжил заниматься пиратством, но Эксквемелин больше не хотел иметь ничего общего ни с ним, ни с историей его деяний.
  

ГЛАВА XI. РАСЦВЕТ ПИРАТСТВА

  
   Положение дел в Вест-Индии становилось очень серьезным в глазах испанских правителей. Они открыли для себя новую страну, завладели ею и обрели огромное богатство, в котором очень нуждались. Это богатство везли в Испанию так быстро, как только можно было отнять его у несчастных туземцев и собрать вместе для перевозки, и все шло бы очень хорошо, если бы не преступное вмешательство людей, постоянно стремившихся отнять у Испании все, что она могла отнять у Америки. Английское, французское и голландское правительства обычно жили в мире с Испанией, но они спокойно сидели и смотрели, как их подданные - моряки объединяются и ведут войну против испанской торговли, правда, весьма односторонней.
   Испании не имело никакого смысла жаловаться на пиратов этим правительствам. Нет уверенности, что они могли бы сделать что-нибудь, чтобы помешать действиям морских разбойников, первоначально отплывших от берегов их стран, и совершенно очевидно, что они ничего и не пытались сделать. Что бы ни случилось, Испания должна была делать все сама. Пираты были столь же неуловимы, сколь и свирепы, и хотя испанцы регулярно воевали с ними на море, их число, казалось, скорее увеличивалось, чем уменьшалось. Каждый раз, когда захватывалось испанское торговое судно, золото, серебро и ценные товары увозили на Тортугу или Ямайку и делили между собой необузданные и не скованные никакими принципами люди; это увеличивало энтузиазм среди их собратьев на побережье, и тем шире распространялось занятие пиратством. Из Англии и Франции пришло еще больше кораблей, почти полностью нагруженных крепкими людьми, хорошо вооруженными и не стесненными моралью, и команды испанских военных кораблей в Вест-Индии обнаружили, что им противостоит то, что во многих отношениях можно было назвать регулярными военно-морскими силами.
   Буканьеры ничего не боялись, они не обращали внимания на правила войны - маленький корабль без малейшего колебания нападал на большой, и, более того, захватывал его, - так что во всех отношениях Испания начинала чувствовать себя так, будто выступала в роли кормильца для пиратов всех наций.
   Обнаружив, что она ничего не может сделать, чтобы уменьшить число буканьерских судов, Испания решила, что она не станет иметь так много богато нагруженных судов в этих опасных морях; следовательно, были сделаны изменения в отношении доставки товаров и ценных металлов из Америки в ее порты. Грузы уплотнялись, и то, что раньше размещалось на трех кораблях, теперь втискивалось в трюмы и между палубами одного большого судна, которое было так хорошо вооружено и защищено, что его почти невозможно было захватить ни одному пиратскому кораблю. В некоторых отношениях этот план сработал очень хорошо, хотя когда пиратам случалось напасть на одно из таких под завязку нагруженных судов в таком количестве и с такой быстротой, что им удавалось захватить его, - на их долю приходилась добыча гораздо более ценная, чем та, о какой когда-либо могла мечтать пиратская душа. Но такое случалось не часто, и некоторое время результаты испанского грабежа и жестокости благополучно доставлялись в Испанию.
   Но взять верх над пиратами было очень трудно; их жизнь и судьба зависели от грабежа, и если одним способом они не могли вытянуть золото из испанцев, которое последние вытягивали из туземцев, то они пытались сделать это другим. Когда шахтеры на золотых приисках обнаруживают, что они больше не могут вымыть своими лотками большое количество драгоценного металла, они идут работать на скалы, разбивают их на куски и превращают в пыль; поэтому, когда буканьеры обнаружили, что им не стоит надеяться на захват испанского золота во время его транзита через океан, многие из них изменили свои методы и планировали захват сокровищ своего врага до того, как они будут доставлены на корабли.
   Вследствие этого буканьеры объединялись в более крупные отряды под командованием известных вожаков и совершали нападения на испанские поселения и города. Многие из них были почти беззащитны, и даже те, которые хвастались укреплениями, часто не могли устоять перед буканьерами. Грабежи, поджоги и жестокость на берегу превзошли все то, что до сих пор было известно на море. Обычно в городе им было, где разгуляться, и буканьеры оказались одними из самых возмутительных, требовательных и жестоких завоевателей, когда-либо известных в мире. Они не подчинялись никаким законам ведения войны; они поступали так, как считали нужным, ничем себя не ограничивая. Они никого не уважали, даже самих себя, и вели себя подобно диким зверям, не имея при этом обыкновения, свойственного дикому зверю, - ложиться и засыпать, когда он насытился.
   Бывали времена, когда человеку, заботящемуся о своей жизни и удобствах, казалось, что было бы безопаснее плыть на пиратском корабле, а не на испанском галеоне, или поселиться в одной из нецивилизованных общин Тортуги или Ямайки, вместо того чтобы поселиться в хорошо организованном испано-американском городе с его мэром, чиновниками и гарнизоном.
   Это была очень странная нация морских разбойников, возникшая таким образом на берегах этих далеких вод; это была нация взрослых людей, которые существовали только для того, чтобы присваивать то, что присваивали другие люди; это была нация разбойников, которые осуществляли свои операции с такой жестокостью, что угрожали полностью покончить с той серией первичных грабежей, которой посвятила себя Испания. Я не знаю, были ли в те дни какие-либо компании, созданные для преследования пиратов, но я совершенно уверен, что если бы они существовали, то их акции поднялись бы до очень высокой стоимости.
  

ГЛАВА XII. ИСТОРИЯ Л'ОЛОНЕ, ЖЕСТОКОГО ПИРАТА

  
   В предыдущей главе мы видели, что пираты в конце концов стали столь многочисленны и столь грозны, что испанским судам, нагруженным сокровищами Нового Света, было опасно пытаться выйти из Карибского моря в Атлантику и что, не найдя таким образом достаточно богато нагруженных судов, чтобы удовлетворить свою страсть к грабежу, буканьеры были вынуждены внести некоторые изменения в свои методы преступной войны; захватив испанские галеоны, они образовали хорошо организованные отряды и атаковали города.
   Среди предводителей буканьеров, отличившихся в качестве сухопутных пиратов, был чистокровный негодяй по имени Франсуа Л'Олоне, родившийся во Франции. В те времена существовал обычай принуждать к рабству людей, которые не могли сами о себе позаботиться. Несчастные должники и нищие всех сословий продавались людям, нуждавшимся в их услугах. Единственное различие между хозяином и слугой иногда целиком заключалось в том, что у одного были деньги, а у другого их не было. Мальчиков и девочек продавали на несколько лет, как будто они были учениками, и случилось так, что мальчик Л'Олоне был продан мастеру, который увез его в Вест-Индию. Там он вел жизнь раба, пока не достиг совершеннолетия, после чего, будучи уже не подвластным собственнику, стал одним из самых свободных и независимых людей, когда-либо ходивших по этой земле.
   Он начал свою карьеру на острове Эспаньола, где занялся охотой и разделкой скота, но очень скоро отказался от этой жизни ради жизни пирата и поступил простым матросом на один из их кораблей. Здесь он проявил такие большие способности храброго и беспринципного негодяя, что один из главных пиратов острова Тортуга дал ему корабль и команду, а сам занялся каким-то иным делом. Пиратская карьера Л'Олоне была очень похожа на карьеру других пиратов того времени, за тем исключением, что он был так отвратительно жесток с испанскими пленниками, которых захватывал, что приобрел репутацию жестокого человека, превосходящего любого другого негодяя на западном континенте. Когда он захватывал пленника, казалось, что ему доставляло такое же удовольствие мучить и калечить его, прежде чем убить, как и отнимать у него все ценности, которыми тот владел. Его репутация изобретательного злодея распространилась по всей Вест-Индии, так что экипажи испанских кораблей, подвергшихся нападению этого демона, предпочитали умереть на палубах или пойти ко дну вместе с кораблем, чем оказаться захваченными Л'Олоне.
   Все варварство, жестокость и дьявольская свирепость, которые когда-либо приписывались пиратам, соединились в характере этого бесчеловечного негодяя, который, по-видимому, не является таким характерным примером истинного пирата, как Рок Бразилец. Он не был ни храбрым, ни способным, зато таким подлым, что никто не мог смотреть на него как на героя. За очень короткое время Л'Олоне приобрел репутацию самого кровожадного и безжалостного пирата своего времени; к несчастью, его корабль потерпел крушение на побережье неподалеку от города Кампече. Он и его команда благополучно добрались до берега, но вскоре жители города обнаружили их присутствие, и тогда испанские солдаты сделали вылазку и напали на них. Бой был жестоким, но испанцы оказались сильнее, и пираты потерпели полное поражение. Многие из них были убиты, а большинство остальных ранены или взяты в плен.
   Среди раненых был и Л'Олоне, а так как он знал, что если его обнаружат, то пощады ему не будет, то забрался в кусты, набрал несколько пригоршней песка, смешал его со своей кровью и растер им лицо, так что оно стало бледным, как у трупа. Затем он лег среди тел своих мертвых товарищей, и когда испанцы после этого шли по полю боя, его приняли за одного из простых пиратов.
   Когда солдаты удалились в город со своими пленниками, мнимый труп украдкой поднялся и направился в лес, где оставался до тех пор, пока его раны не затянулись настолько, что он мог ходить. Он снял с себя большие сапоги, пояс с пистолетом, оставшуюся часть своего пиратского костюма и, добавив к своему скудному одеянию плащ и шляпу, украденные из бедной хижины, смело приблизился к городу и вошел в него. Он выглядел как самый обыкновенный человек, и власти не обратили на него никакого внимания. Здесь он нашел кров и пищу и вскоре стал чувствовать себя на улицах Кампече как дома.
   В городе царило веселье, и так как все, казалось, были счастливы, то Л'Олоне с радостью присоединился к общему веселью, и оно доставляло ему особое удовольствие, когда он узнал, что стало его причиной. Пираты, захваченные в плен и заключенные в крепость, снова и снова допрашивались испанскими чиновниками относительно Л'Олоне, их командира, а так как они неизменно отвечали, что он убит, то испанцы были вынуждены поверить радостной вести, и праздновали смерть чудовища как величайший праздник, какой только мог посетить их общину. Они разводили костры, пели песни о смерти жестокого пирата, а в церквах совершались благодарственные службы.
   Все это доставляло большое удовольствие Л'Олоне, который держался за руки с молодыми мужчинами и женщинами, когда они танцевали вокруг костров; он помогал прекрасным басом в хорах, которые рассказывали о его смерти и ужасной судьбе, он ходил в церковь и слушал священников и народ, когда те благодарили Господа за избавление от чудовища.
   Но Л'Олоне не тратил все свое время на насмешки над беспочвенной радостью жителей города. Он познакомился с несколькими белыми рабами, привезенными из Англии, и, увидев, что некоторые из них недовольны своей участью, отважился сказать им, что он один из тех пиратов, которые спаслись бегством, и предложил им богатство и свободу, если они присоединятся к его замыслу. Ему было бы достаточно легко выбраться из города одному, но это было бы бесполезно, если бы он не получил какое-нибудь судно и несколько человек, которые помогли бы ему управлять им. Поэтому он предложил рабам украсть небольшую лодку, принадлежавшую хозяину одного из них; на этой лодке под покровом ночи маленький отряд благополучно покинул Кампече и отплыл на Тортугу, которая, как мы уже говорили, была тогда штаб-квартирой буканьеров и "общим убежищем всякого рода злодеяний и как бы семинарией всякого рода пиратов".
  

ГЛАВА XIII. ВОСКРЕСШИЙ ПИРАТ

  
   Когда Л'Олоне прибыл на Тортугу, это вызвало большое удивление среди его старых товарищей; то, что он вернулся сравнительно нищим, никого не удивило, ибо это было обычным делом для пирата, но удивительно было то, что он вообще вернулся.
   У него не было денег, но благодаря своим способностям он сумел завладеть кораблем, экипаж которого состоял примерно из двух десятков отчаянных смельчаков, которые очень хотели сделать что-нибудь, чтобы поправить свое состояние.
   Теперь, предпочитая сражения на суше морским, он не отправился на поиск кораблей, а направил свое судно к маленькому городку под названием де лос Кайос, расположенного на побережье Кубы, ибо здесь, как он полагал, можно было легко и просто поживиться. Этот городок был местом обитания трудолюбивых людей, торговавших табаком, шкурами и сахаром и вынужденных вести свою торговлю довольно своеобразным образом. Море вблизи их города было мелким, так что большие корабли не могли подойти слишком близко, поэтому жители были заняты перевозкой товаров и припасов на маленьких лодках взад и вперед от города к кораблям, стоявшим на якоре. Это был маленький приятный приз, который не мог ускользнуть от него, и у Л'Олоне было достаточно времени, чтобы подготовиться к его захвату. Так как он не мог вести корабль прямо к городу, то плавал вдоль берега на некотором расстоянии от де лос Кайоса, стараясь раздобыть две небольшие лодки, чтобы приблизиться к нему, но хотя он старался остаться незамеченным, присутствие его судна было обнаружено некоторыми рыбаками. Они знали, что это пиратский корабль, и некоторые из тех, кто видел Л'Олоне на палубе, узнали этого страшного пирата. Весть о надвигающейся опасности дошла до города, и тамошние жители немедленно послали сообщение по суше в Гавану, сообщив губернатору острова, что жестокий пират Л'Олоне находится на корабле недалеко от их городка, на который он, несомненно, намеревается напасть.
   Когда губернатор услышал эту удивительную историю, ему было почти невозможно поверить в нее. Добрая весть о смерти Л'Олоне пришла из Кампече в Гавану, и жители последнего города тоже очень обрадовались. Услышав теперь, что этот бич Вест-Индии жив и вот-вот обрушится на мирный маленький городок на острове, где он правил, губернатор пришел в ярость и изумление и приказал хорошо вооруженному кораблю с большой командой немедленно отплыть в де лос Кайос, дав капитану недвусмысленный приказ не возвращаться, пока он не сотрет с лица земли всю эту жалкую шайку, за исключением предводителя. Этот необыкновенный злодей должен был быть доставлен в Гавану, чтобы с ним обошлись так, как сочтет нужным губернатор. Чтобы его приказы были исполнены быстро и эффективно, губернатор прислал на корабль огромного негра-раба, которому было поручено повесить всех пиратов, кроме Л'Олоне.
   К тому времени, когда военный корабль прибыл в де лос Кайос, Л'Олоне уже приготовился атаковать это место. Он раздобыл два больших каноэ, намеревался на них доплыть до города и высадиться вместе со своими людьми. Но теперь положение дел изменилось, и он был вынужден пересмотреть свои планы. Обычный человек, командовавший двумя маленькими лодками и внезапно обнаруживший, что городок, который он считал почти беззащитным, защищен большим военным кораблем с пушками и хорошо вооруженной командой, изменил бы свои планы и покинул бы эту часть побережья Кубы. Но тогдашние пираты, по-видимому, очень мало обращали внимания на элемент случайности; если они встречали слабого врага, то нападали на него, а если встречались с тем, кто был намного сильнее их, - то все равно нападали. Когда наступало время сражаться, они сражались.
   Конечно, Л'Олоне не мог теперь спокойно подплыть к городу и начать грабить его, как намеревался, но ему и в голову не пришло отказаться от своего замысла. Поскольку испанское судно стояло у него на пути, - он нападет на него и уберет с дороги, если это будет возможно.
   При таком новом положении дел ему пришлось прибегнуть к хитрости, а кроме того, он нуждался в большем количестве людей, чем имел при себе, и поэтому он захватил несколько человек, ловивших рыбу на берегу, и посадил их в свои каноэ, чтобы они помогали ему работать веслами. Затем ночью он медленно двинулся в направлении испанского судна. Военный корабль стоял на якоре недалеко от города, и когда около двух часов ночи вахтенные на палубе увидели приближающиеся каноэ, они решили, что это лодки с берега, поскольку, как уже было сказано, такие суда постоянно курсировали по мелководью. Каноэ окликнули, и после того, как они рассказали о себе, их спросили, знают ли они что-нибудь о пиратском корабле на побережье. Л'Олоне очень хорошо понимал, что ни ему, ни его людям не следует отвечать на эти вопросы, так как их речь показала бы, что они не принадлежат к этим местам. Поэтому он заставил одного из своих пленников-рыбаков ответить, что они не видели пиратского судна, а если оно там и было, то должно было уплыть, когда его капитан услышал о приближении испанского корабля. После этого каноэ отпустили восвояси, но их маршрут сильно отличался от того, который мог бы ожидать капитан корабля.
   Они уплыли в темноту вместо того, чтобы отправиться к городу, и ждали почти до рассвета, после чего смело направились к военному кораблю; одно каноэ атаковало его с одной стороны, а другое - с другой. Прежде чем испанцы успели понять, что произошло, на их палубе оказалось более двадцати пиратов, и во главе их стоял страшный Л'Олоне.
   Пушки были бесполезны, и когда команда попыталась выскочить на палубу, матросы обнаружили, что сабли и пистолеты не очень-то помогают. У пиратов было преимущество: они одолели вахтенных и теперь защищали палубу от всех пришельцев снизу. Нужно быть очень храбрым моряком, чтобы высунуть голову из люка, когда он видит три или четыре сабли, готовые снести ее. Но на борту корабля продолжалась ожесточенная борьба; офицеры выбрались из своих кают, к ним присоединились также несколько матросов. Однако пираты знали, что их очень мало, и что если их врагам будет позволено подняться на палубу, то победа останется за ними, и они сражались, - каждый из них, - как три человека, и эта жестокая схватка закончилась тем, что каждый испанский матрос или офицер, который не был убит или ранен, был вынужден остаться под палубой, и люки над ними были надежно закреплены.
   Теперь Л'Олоне стоял гордым победителем на палубе своего трофея и, будучи человеком принципиальным, твердо решил оправдать ту выдающуюся репутацию, которую приобрел в этой части света. Обнажив мускулистую волосатую правую руку, он схватился за рукоять своего острого и тяжелого кортика и приказал, чтобы пленников по одному поднимали снизу и подводили к тому месту, где он стоял. Он хотел преподать Испании урок, который дал бы ей понять, что она не должна вмешиваться в осуществление его планов, и решил позволить себе удовольствие лично преподать этот урок.
   Как только пленника приводили к Л'Олоне, он отрубал ему голову, и эта экзекуция продолжалась, начиная с первого, до тех пор, пока он не насчитал девяносто. Последним к нему привели негра-раба. Этот человек, не являвшийся солдатом, был отчаянно напуган и жалобно умолял сохранить ему жизнь. Л'Олоне, узнав, что этот человек готов рассказать все, что ему известно, расспросил его об отправке судна из Гаваны, и когда бедняга кончил свой рассказ тем, что он пришел туда не по своей воле, а по приказу своего господина, для того чтобы повесить всех пиратов, кроме их предводителя, этот жестокий пират рассмеялся и, обнаружив, что больше ничего не может добиться от негра, отрубил голову и ему, после чего тело его было выброшено в море вслед за телами его товарищей.
   Теперь на борту большого корабля не осталось ни одного испанца, кроме одного человека, который был избавлен от участи остальных, потому что Л'Олоне был нужен посыльный, чтобы доставить письмо. Капитан пиратов вошел в каюту, где у него под рукой были приготовлены письменные принадлежности, и там составил письмо губернатору Гаваны, в котором, в частности, было написано следующее: "Впредь я никогда не буду давать пощады ни одному испанцу. И у меня есть большие надежды, что я подвергну вашу собственную персону тому же самому наказанию, которому подверг их, - посланных вами против меня. Таким образом, я вознаградил их за доброту, которую вы проявили ко мне и моим спутникам".
   Когда это сообщение было получено почтенным чиновником, занимавшим пост губернатора Кубы, он пришел в ярость. Быть разбитым наголову этим воскресшим пиратом, а затем подвергнуться таким неслыханным оскорблениям - было выше его сил, и в присутствии многих своих чиновников и слуг он дал страшную клятву, что с этой минуты никогда больше не даст пощады ни одному пирату, независимо от того, когда и где он будет схвачен и что будет делать в это время. Каждый человек из этой жалкой шайки должен был умереть, как только попадет в его руки.
   Но когда жители Гаваны и окрестных деревень услышали об этом ужасном решении своего губернатора, они были очень встревожены. Они жили в постоянной опасности нападения, особенно те, кто занимался рыбной ловлей или морскими промыслами, и боялись: когда станет известно, что ни один пират не получит пощады, с испанскими колонистами будут обращаться точно так же. Поэтому губернатору было заявлено, что его план мести будет иметь самые пагубные последствия для испанских поселенцев, ибо буканьеры могут причинить им гораздо больше вреда, чем он сам мог бы причинить этому ужасному братству на побережье, и что, если он не хочет навлечь на них беды большие, чем голод или мор, они умоляют его отказаться от своей клятвы.
   Когда верховный сановник немного остыл, он увидел, что в сказанном ему представителями поселенцев было много здравого смысла, и поэтому почувствовал себя обязанным, принимая во внимание общественную безопасность, взять свои слова обратно и отказаться от цели, которая поставила бы под угрозу жизнь стольких мирных людей.
   Теперь Л'Олоне владел прекрасным судном, ни в малейшей степени не пострадавшим во время сражения, в котором оно было захвачено. Но его небольшой экипаж, включая раненых, был недостаточен для того, чтобы вести такой корабль в плавание в открытом море; он также обнаружил, к своему большому удивлению, что на борту имелось очень мало провизии, так как предполагалось: по отправлении из Гаваны, судно совершит лишь очень короткое плавание. После этого свирепый пират пришел к выводу, что пока он не станет пытаться совершить ничего великого, но, получив некоторую добычу и людей из несчастного города де лос Кайос, отплыл, зайдя в несколько других небольших портов с целью грабежа, и, наконец, бросил якорь на Тортуге.
  

ГЛАВА XIV. МАСШТАБНЫЕ ЗЛОДЕЙСТВА

  
   Когда Л'Олоне высадился на берегах Тортуги, он был встречен всеми кругами порочного общества острова с громкими возгласами. Он не только захватил прекрасный испанский корабль, не только утер нос губернатору Гаваны в его укрепленном логове, но и собственноручно отсек девяносто голов. Даже люди, которые раньше не признавали в нем чего-либо выдающегося, теперь благоговели перед ним. В анналах пиратства ни один герой никогда не совершал подобного поступка, превзошедшего самые жестокие злодеяния.
   После этого триумфа, великие честолюбивые идеи начали переполнять голову этого убийцы, он задумал организовать грандиозную экспедицию, чтобы захватить важный город Маракайбо в Новой Венесуэле. Это было предприятие, намного превосходящее своей сложностью обычные цели пиратов, и для его осуществления потребовалось бы больше, чем обычные силы и средства. Поэтому он задался целью набрать большое количество людей и снарядить флот, главным командиром или адмиралом которого должен был стать. В то время на Тортуге было много "безработных" пиратов, и многие негодяи могли добровольно отправиться в плавание под флагом отважного морского разбойника.
   Но для того, чтобы снарядить флот, нужны были не только люди, но и деньги, и потому Л'Олоне считал себя очень удачливым, когда ему удалось заинтересовать в своем предприятии очень богатого пирата Тортуги. Это был старый и опытный пират по имени Михель де Баско, заработавший достаточно денег своими пиратскими подвигами, чтобы отойти от дел и жить на доходы. Он занимал пост мэра острова и был важной персоной среди своих собратьев. Когда де Баско услышал о Великой экспедиции, которую собирался предпринять Л'Олоне, его душа воспламенилась, и он не смог спокойно усидеть в своих удобных покоях, когда предстояло совершить такие великие дела; он предложил помочь Л'Олоне деньгами и присоединиться к экспедиции, если его назначат командующим сухопутными войсками. Это предложение было принято с радостью, так как де Баско имел репутацию опытного военачальника как в Европе, так и в Америке.
   Когда все было готово, Л'Олоне отплыл в Маракайбо с флотом из восьми кораблей. По дороге они захватили два испанских судна, - оба оказались ценными призами, - и, наконец, прибыли к городу, который намеревались захватить.
   Маракайбо был процветающим городом с тремя или четырьмя тысячами жителей; это были богатые люди, жившие в прекрасных домах, и многие из них имели плантации, простиравшиеся вглубь страны. Во всех отношениях город обладал большой привлекательностью для пиратов, но на пути имелись трудности; будучи таким важным местом, город, конечно же, обладал крепкими оборонительными сооружениями. На одном из островов в гавани стоял укрепленный форт или замок, а на другом, чуть дальше от города, - высокая башня, на вершине которой днем и ночью находился часовой, предупреждавший о приближении врага. Между этими двумя островами находился единственный канал, по которому можно было подойти к городу с моря. Но при подготовке этих оборонительных сооружений власти думали только о защите от обычных морских сил и не предвидели необычных методов буканьеров, которые раньше были просто морскими разбойниками, нападавшими на корабли после того, как те покидали свои порты, но теперь намеревались захватывать не только корабли на море, но и города на суше.
   У Л'Олоне было слишком много здравого смысла, чтобы вести свои корабли близко к пушкам крепости, против которых он ничего не мог сделать, так как буканьеры мало полагались на свои пушки, и поэтому они обратили на гавань не больше внимания, чем если бы ее там не было, а проплыли в пресноводное озеро на некотором расстоянии от города, вне поля зрения башни. Там Л'Олоне высадил своих людей и, подойдя к форту с тыла, легко переправился на маленький остров и двинулся к форту. Было раннее утро. Гарнизон был совершенно поражен этим нападением с суши, и хотя храбро сражался в течение трех часов, солдатам пришлось отказаться от обороны стен, и те, кто смогли, покинули форт и бежали на материк и в город.
   Л'Олоне овладел фортом, а затем вместе с большей частью своих людей вернулся на свои корабли, подвел их ко входу в бухту, провел под самым носом пушек и бросил якорь в гавани перед городом.
   Когда жители Маракайбо услышали от бежавшего гарнизона, что форт взят, они пришли в ужас и смятение, поскольку у них не было больше никаких средств защиты. Они знали, что пираты пришли сюда только для того, чтобы грабить и жестоко обращаться с ними, и поэтому как можно больше людей поспешили уйти в леса и окрестности с таким количеством своих ценностей, какое только могли унести. Они напоминали жителей города, пораженного холерой или чумой, и на самом деле предпочли бы самую страшную чуму этому ужасному бедствию пиратства, от которого им предстояло пострадать.
   Как только Л'Олоне и его пираты высадились в городе, они всецело посвятили себя пиршествам и веселью. В это время последней части своего путешествия они прекрасно проводили время, наслаждаясь изобилием еды и вина, которые находили в домах города. Однако на следующий день они занялись делом, которое привело их сюда, и отряды пиратов были посланы по окрестностям, чтобы найти сбежавших людей и отобрать у них похищенные сокровища. И хотя очень многие бедные, несчастные горожане были схвачены и возвращены в город, у них было найдено очень мало денег и очень мало драгоценных камней или украшений. И вот теперь Л'Олоне начал доказывать, насколько хуже его присутствие было для города, чем любое другое несчастье. Он пытал бедных пленников, мужчин, женщин и детей, чтобы заставить их рассказать, где они спрятали свои сокровища, иногда рубил одного из них своей саблей, заявляя при этом, что если он не скажет, где спрятаны его деньги, то это будет означать немедленное уничтожение его семьи и друзей.
   Жестокости, которым подвергал жителей этот мерзкий и отвратительный пират и его люди, были так ужасны, что их нельзя было напечатать. Даже у Джона Эксквемелина, который написал об этом рассказ, не хватило духу рассказать обо всем, что произошло. После двух недель ужаса и пыток, пираты смогли добыть в городе лишь сравнительно немногое, и поэтому решили отправиться куда-нибудь еще, где им будет сопутствовать удача.
   На южной оконечности озера Маракайбо, примерно в сорока лье от города, который пираты только что опустошили и разорили, лежал Гибралтар, большой и процветающий город, и к этому месту Л'Олоне и его флот теперь отплыли; но они не могли приблизиться незамеченными, так как известие об их ужасных деяниях уже дошло до жителей, и они ожидали их прихода. Когда пираты приблизились к городу, то увидели флаг, развевающийся над фортом, и поняли, что все приготовления к обороне сделаны. Нападать на такое место, как это, было опрометчивой затеей; у испанцев имелось около тысячи солдат, а пиратов - всего триста восемьдесят, но Л'Олоне не колебался. Как обычно, он не помышлял ни о бомбардировке, ни о каком-либо обычном способе ведения морской войны; но в первом же удобном месте он высадил всех своих людей и, собрав их в кучу, сказал речь. Он ясно дал им понять, какая трудная задача стоит перед ними; но при этом заверил их, что пиратам не впервой побеждать испанцев, и что если они все пообещают следовать за ним и сделать все возможное, - он уверен, что сможет захватить город. Он заверил их, что было бы глупо отказаться от такого грандиозного предприятия просто потому, что они нашли врага сильным и хорошо подготовленным к встрече с ними, и закончил тем, что если увидит, что кто-то из них дрогнет или задержится хоть на секунду, он пристрелит его своей собственной рукой. Пираты пожали друг другу руки и пообещали следовать за Л'Олоне, куда бы он их ни повел.
   Они действительно сдержали свое обещание, и Л'Олоне, имея весьма смутное представление о правильном пути в город, повел их через дикое болото, где эта свора негодяев вскоре оказалась по колено в грязи и воде, и, несмотря на все проклятия и ругательства, они не могли ни продраться через болото, ни выбраться из него. В таком тяжелом положении они были обнаружены отрядом всадников из города, которые начали стрелять по ним. Испанцы, должно быть, полагали, что победа близка, и что все, что им нужно было сделать, - это встать на краю болота и добить барахтающихся пиратов, которые не могли убежать от них. Но они имели дело с пиратами, и каждого из них было гораздо труднее убить, чем кошку; они не собирались оставаться в болоте и ждать, пока их подстрелят. Своими тесаками они обрубали ветви деревьев и бросали их в болото, образуя нечто вроде грубой дороги, по которой могли выбраться на твердую почву. Но здесь они столкнулись с большим отрядом испанцев, окопавшихся за земляными валами. По буканьерам открыли огонь из пушек и мушкетов, а шум и дым были так ужасны, что они едва могли слышать приказы своих командиров.
   Возможно, никогда прежде пираты не участвовали в таком сухопутном сражении, как это. Очень скоро испанцы бросились в атаку из-за своих земляных валов, и тогда Л'Олоне и его люди были фактически вынуждены отступить. Если бы он мог найти какой-нибудь способ вернуться на свои корабли, Л'Олоне, несомненно, сделал бы это, несмотря на дерзкие слова, обращенные к своим людям, но теперь это было невозможно, поскольку испанцы повалили деревья и построили баррикаду между пиратами и их кораблями. Буканьеры оказались в очень стесненном положении; их противник находился за оборонительными сооружениями и непрерывно стрелял по ним, не выказывая ни малейшего намерения выйти, чтобы дать пиратам шанс на то, что они считали честным боем. Время от времени какой-нибудь пират падал, и Л'Олоне понимал, что, поскольку атаковать баррикаду совершенно бесполезно, он должен прибегнуть к какому-нибудь хитрому трюку или же отказаться от сражения.
   Внезапно он приказал всем людям повернуться спиной и бежать как можно быстрее от земляных валов. Пираты бросились прочь, а со стороны испанцев донесся победный крик. Солдаты не смогли удержаться от того, чтобы преследовать беглецов и предать смерти каждого из трусливых негодяев. Пираты бежали, а за ними, разгоряченные и разъяренные, последовали солдаты. Но как только испанцы оказались так далеко от своих валов, что не могли вернуться к ним, хитрый Л'Олоне, бежавший с оглядкой, приказал остановиться; его люди развернулись, построились в боевой порядок и пошли в атаку на преследующего их врага, о чем солдаты не могли и помыслить. Сообщается, что за очень короткое время погибло более двухсот испанцев. Перед разъяренным пиратом с абордажной саблей у солдата с мушкетом не было никаких шансов, и очень скоро оставшиеся в живых испанцы дрогнули и побежали в лес.
   Буканьеры построились в шеренгу и двинулись к городу, который сдался без единого выстрела, а Л'Олоне и его люди, которым всего час назад грозила опасность быть полностью уничтоженными врагом, теперь смело вошли в центр города, спустили испанский флаг и водрузили на его месте свой собственный. Они стали хозяевами Гибралтара. Никогда еще честолюбивый негодяй не был так успешен.
  

ГЛАВА XV. ДОСТОЙНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ

  
   Когда Л'Олоне и его пираты вошли в город Гибралтар, они обнаружили, что большая часть жителей бежала, но там оставалось еще много людей, и их брали в плен, как только обнаруживали. Всех их вынудили собраться в церкви, после чего пираты, опасаясь, что испанцы за пределами города могут опомниться и вернуться, перенесли в здание несколько пушек. Когда это было сделано, они почувствовали себя в безопасности и начали действовать так, как если бы были стаей диких кровожадных зверей, напавших на беззащитных мужчин, женщин и детей. Пираты врывались в дома, забирали все ценное, что могли найти и унести, но и даже, собрав все, мучили своих несчастных пленников всеми мыслимыми жестокими способами, чтобы заставить их сказать, где спрятаны остальные сокровища. Многим из этих несчастных нечего было скрывать, и поэтому они не могли дать никакой информации своим инквизиторам; другие умерли, не сказав, что сделали со своими ценностями. Когда город был тщательно обыскан, пираты послали своих людей в маленькие деревушки в окрестностях, и даже охотники и мелкие фермеры были схвачены и вынуждены отдать все, что у них было ценного.
   Почти три недели продолжался грабеж, и, словно стремясь доказать, насколько их жестокость превосходит жестокость диких зверей, они позволили большему числу заключенных, собранных в церкви, погибнуть от голода. В городе не хватало провизии ни для самих пиратов, ни для этих несчастных, и поэтому, за исключением небольшого количества мяса мулов, которое многие пленники не могли есть, они ничего не получали и медленно умирали от голода.
   Когда Л'Олоне и его пираты владели Гибралтаром уже около месяца, они подумали, что пора уходить, но их жадные души не были удовлетворены добытым богатством, и поэтому они послали сообщение испанцам, которые все еще прятались в лесах, что если в течение двух дней им не будет выплачен выкуп в десять тысяч пиастров, то они сожгут город дотла. Что бы те ни думали об этом бессердечном требовании, скрывавшимся горожанам было нелегко собрать такую сумму, и два дня прошло без выплаты выкупа, после чего безжалостные пираты исполнили свою угрозу и подожгли город в разных местах. Когда бедные испанцы увидели это и поняли, что они вот-вот потеряют даже свои дома, они послали в город послов и пообещали, что если пираты потушат пожар, то они заплатят деньги. В надежде получить еще больше денег, не испытывая ни малейшего милосердия, Л'Олоне приказал своим людям потушить пожар, но они не могли с ним справиться до тех пор, пока четверть города не сгорела полностью, а прекрасная церковь не превратилась в руины.
   Когда пираты поняли, что больше им ничего не удастся выжать из города, они поднялись на свои корабли, захватив с собой всю собранную добычу, и среди прочего около пятисот рабов всех возрастов и обоих полов, которым была предоставлена возможность выкупиться, но у которых, конечно, не было денег, чтобы купить себе свободу, и теперь они были приговорены к плену, худшему, чем все, что они когда-либо знали.
   Теперь восемь кораблей с экипажами плыли по озеру в сторону Маракайбо. Для них было вполне возможно выйти в море, не возвращаясь в этот несчастный город, но поскольку это было бы слишком хорошо для жителей, то было невозможно для пиратов; они не упускали ни единого шанса сделать что-нибудь плохое. Поэтому Л'Олоне приказал бросить якорь около города, а затем послал на берег нескольких человек, чтобы сообщить уже ограбленным жителям, что если они не пришлют ему тридцать тысяч пиастров, он снова войдет в их город, заберет все, что у них осталось, и сожжет это место дотла. Бедные горожане послали представителей для переговоров с пиратами, но пока шли переговоры, некоторые из самых бессовестных буканьеров вышли на берег и унесли из одной из больших церквей ее иконы, статуи и даже колокола. В конце концов, было решено, что горожане заплатят двадцать тысяч пиастров, что было самой большой суммой, которую они могли собрать, и вдобавок пятьсот голов крупного рогатого скота, а пираты пообещали, что если это будет сделано, то они уйдут и больше не будут досаждать городу. Деньги были выплачены, скот размещен на кораблях, и, к несказанному облегчению горожан, пиратский флот отплыл из гавани.
   Но трудно было описать ужас и отчаяние граждан, когда три дня спустя эти пиратские корабли вернулись обратно. Больше забрать у них было нечего, и эти негодяи, должно быть, пожалели, что не тронули город, и вернулись, чтобы сжечь его дотла. Но когда один из пиратов приплыл в лодке, доставив известие, что Л'Олоне не может переправить свой самый большой корабль через отмель у входа в озеро и что он хочет, чтобы лоцман показал ему канал, люди воспрянули духом. Они были просто счастливы предоставить ему лоцмана, чтобы тот показал путь прочь от их берегов. Лоцмана немедленно отправили на корабль, и Л'Олоне со своими пиратами отбыл.
   Они не пошли прямо на Тортугу, а остановились на маленьком островке близ Эспаньолы, где жили французские пираты, и эта задержка была сделана исключительно для того, чтобы разделить добычу. Кажется странным, чтобы эти бесчестные мошенники в своих отношениях друг к другу придерживались какого-либо принципа справедливости, но у них были жесткие правила в отношении дележа добычи, и, согласно этим любопытным правилам, вся сумма добычи распределялась между офицерами и экипажами различных кораблей.
   Еще до того, как было произведено распределение награбленного, требования раненых были полностью удовлетворены в соответствии с их установленным кодексом. За потерю правой руки человеку платили около шестисот долларов или шесть рабов; за потерю левой руки - пятьсот долларов или пять рабов; за потерю правой ноги - пятьсот долларов или пять рабов; левой ноги - четыреста долларов или четыре раба; за глаз или палец - сто долларов или один раб. Затем остальные деньги и трофеи были поделены между всеми пиратами, без учета уже полученного. Доли тех, кто был убит, были отданы друзьям или знакомым, которые обязались передать их семьям.
   Добыча состояла из двухсот шестидесяти тысяч долларов наличными и большого количества ценных товаров, помимо множества рабов, драгоценных камней и изделий. Эти последние были распределены самым нелепым образом; пираты понятия не имели о стоимости драгоценностей; некоторые из них предпочитали большие и бесполезные цветные камни более мелким алмазам и рубинам. Когда все их нечестиво нажитое имущество было поделено, пираты отплыли на Тортугу, где, не теряя времени, принялись избавляться от накопленных богатств. Они ели, пили, играли в азартные игры; они толпились в тавернах так, как никогда прежде; они продавали свои ценности за двадцатую часть их стоимости некоторым более уравновешенным людям этого места; и после того, как они пьянствовали, играли и совершали всевозможные экстравагантные поступки в течение примерно трех недель, большая часть команды Л'Олоне оказалась такой же бедной, как и тогда, когда отправлялась в экспедицию. Им потребовалось почти одинаковое время, чтобы получить добычу, и избавиться от нее.
   Поскольку этим негодяям теперь не на что было жить, им пришлось снова отправиться грабить и разорять; и Л'Олоне, чей хищный ум, по-видимому, был полон желания разрушить еще не один город, задумал экспедицию в Никарагуа, где он намеревался разграбить и опустошить как можно больше городов и деревень. Его репутация удачливого командира была теперь так высока, что он без труда набирал людей, количество желающих намного превосходило необходимое.
   Он отплыл с семьюстами людьми на шести кораблях, остановившись по пути у берегов Кубы и забрав у бедных рыбаков их лодки, которые ему могли понадобиться на мелководье. Их путешествие было очень долгим, на море постоянно стоял штиль, и вместо того, чтобы достичь Никарагуа, они дрейфовали в Гондурасском заливе. У них почти не осталось провизии; им пришлось высадиться на берег и прочесать местность в поисках чего-нибудь съестного. Покинув свои корабли, они двинулись сухопутным маршем через несчастный край, в котором оказались. Они грабили индейцев, они грабили деревни; они опустошали маленькие городки, забирая все, что им приглянулось, сжигая то, что им не было нужно, и обращались с захваченными людьми с невообразимой жестокостью. Их цель заключалась в том, чтобы забрать все, что они могли найти, а затем попытаться заставить людей признаться, где были спрятаны другие вещи. Мужчин и женщин рубили на куски мечами; Л'Олоне доставляло удовольствие, - когда бедной жертве нечего было сказать, - вырывать ей язык собственными руками, и, говорят, что в некоторых случаях его ярость была так велика, что он вырывал сердце человека и впивался в него своими огромными зубами. Нельзя было представить себе более ужасных страданий, чем те, которые были причинены мирным жителям страны, через которую прошли эти негодяи. Они часто встречали засады испанцев, которые пытались остановить их продвижение, но это было невозможно. Пираты были слишком многочисленны и свирепы нравом, чтобы им могли противостоять обычные христиане, и они продолжали свой нечестивый путь.
   Наконец они добрались до города под названием Сан-Педро, который был довольно хорошо защищен и окружен изгородью из колючих шипов; но шипы не могли удержать пиратов, и после жестокой схватки горожане сдались при условии двухчасового перемирия. Оно было предоставлено, и это время было потрачено людьми на то, чтобы спрятаться в лесу и унести свои ценности. Но когда эти два часа истекли, Л'Олоне и его люди вошли в город и, вместо того чтобы искать что-нибудь, последовали за несчастными людьми в лес, потому что хорошо понимали, чего хотели жители, когда просили о перемирии, и отняли у них почти все.
   Но взятие этого города не принесло большой пользы Л'Олоне, который не нашел достаточно провизии, чтобы прокормить своих людей. Поэтому он направился прямо к побережью, где надеялись раздобыть хоть что-нибудь. Если они больше ничего не найдут, то хотя бы наловят рыбы. По дороге каждый сплел сеть из волокон растений, которые в изобилии росли в этих краях, чтобы обеспечить себе ужин, когда достигнет моря.
   Через некоторое время буканьеры вернулись на свои корабли и оставались на побережье около трех месяцев, ожидая каких-нибудь испанских кораблей, которые они надеялись захватить. В конце концов, один им подвернулся, и после долгого обычного в таких случаях сражения, они поднялись на борт и захватили судно, но нашли его не очень ценным призом.
   Л'Олоне предложил своим людям отплыть в Гватемалу, но столкнулся с неожиданным препятствием: буканьеры, собравшиеся под его началом, рассчитывали сколотить большие состояния в этой экспедиции, однако их надежды не оправдались. У них было очень мало добычи и очень мало еды; они были голодны, разочарованы и хотели вернуться домой, - и подавляющее большинство из них отказалось следовать за Л'Олоне дальше. Впрочем, нашлись и такие, кто заявлял, что они скорее умрут, чем вернутся на Тортугу такими же бедными, как тогда, когда покинули ее, и поэтому остались с Л'Олоне на самом большом корабле, которым он командовал. Более мелкие суда отплыли на Тортугу; после некоторых затруднений Л'Олоне удалось вывести свое судно из гавани, где оно стояло на якоре, и отплыть к островам де лас Пертас. Здесь он имел несчастье безнадежно посадить свое большое судно на мель.
   Когда обнаружилось, что снять огромное судно с мели невозможно, пираты принялись за работу, чтобы разобрать его и построить лодку из его досок. Это было серьезное предприятие, но это было все, что они могли сделать. Они не могли уплыть, а их корабль был бесполезен для них. Но когда они приступили к работе, то даже не подозревали, что строительство лодки займет так много времени. Прошло несколько месяцев, прежде чем громоздкое судно было разобрано; некоторое время они потратили на то, чтобы посадить французские бобы, которые достигли зрелости через шесть недель, и дали им немного свежих овощей. Кроме того, на борту разобранного корабля у них было несколько складов и переносных печей, и они делали хлеб из пшеницы, которая имелась среди их провизии, таким образом, умудряясь жить очень хорошо.
   Л'Олоне никогда не был хорошим строителем лодок, как вообще не был способен на что-нибудь полезное и честное, и когда лодка была закончена, выяснилось, что она была рассчитана так плохо, что не могла вместить всех, поэтому всё, что они могли сделать, это тянуть жребий, чтобы определить, кто сядет в нее, потому что половина из них должна была остаться и ждать, пока другие не вернутся, чтобы вызволить их. Конечно, Л'Олоне уплыл на лодке и добрался до устья реки Никарагуа. Там его отряд был атакован испанцами и индейцами, которые убили более половины из них и помешали остальным высадиться. Л'Олоне и остальные его люди благополучно уплыли, и теперь могли бы вернуться на остров, где оставили своих товарищей, потому что в лодке было достаточно места для них всех. Но они этого не сделали, а направились к побережью Картахены.
   Пираты, оставшиеся на острове, были, в конце концов, сняты пиратским судном, но Л'Олоне уже добрался до конца пьесы, в которой дьявол позволил ему так долго играть главную роль. На берегах, где он высадился, он не нашел процветающих деревень, сокровищниц и мирных жителей, которых можно было бы грабить и пытать, а вместо них наткнулся на общину индейцев, которых испанцы называли bravos, или дикарями. Их невозможно было ни победить, ни успокоить добрым обращением. Они ненавидели белого человека и не хотели иметь с ним ничего общего. Они слышали о Л'Олоне и его пиратах, и когда обнаружили этого печально известного пирата на своих берегах, то исполнились такой ярости, какой никогда не испытывали по отношению к другим представителям белой расы.
   Кровавые пираты всегда побеждали в отчаянных схватках, потому что были безрассудными и дикими, но теперь они оказались среди чистокровных дикарей, более жестоких и безжалостных, чем они сами. Почти все пираты были убиты, а Л'Олоне взят в плен. Разъяренные победители разорвали его живое тело на куски и бросили каждый кусок в огонь; а когда этот самый жестокий из всех жестоких людей был полностью уничтожен, они развеяли его пепел по ветру, чтобы на земле не осталось и следа от этого чудовища. Если бы в младенчестве он умер от крупа, история человечества лишилась бы некоторых из своих самых черных страниц.
  

ГЛАВА XVI. ОДИН ИЗ САМЫХ ИЗВЕСТНЫХ ПИРАТОВ

  
   Во второй половине семнадцатого века на тихой ферме в уединенной части Уэльса родился мальчик. Его отец был фермером, мать ухаживала за коровами и курами, и не было никаких оснований предполагать, что этот нежный маленький ребенок, рожденный и воспитанный в сельском уединении, станет одним из самых грозных пиратов, которых когда-либо знал мир. И все же случилось именно так.
   Ребенка звали Генри Морган, и, по мере взросления, в нем росло отвращение к сельскому хозяйству. Его неприязнь была так сильна, что, когда он стал молодым человеком, то убежал на морское побережье, потому что мечтал стать моряком. Там он нашел корабль, направлявшийся в Вест-Индию, и на нем начал свою жизненную карьеру. У него не было денег, чтобы оплатить проезд, и поэтому он последовал обычаю тех дней и продал себя на три года агенту, который искал несколько человек для работы на плантациях. В тех местах, где эти люди были завербованы, их называли слугами, но когда они попадали в Новый Свет, их обычно называли рабами и обращались с ними соответственно.
   Когда юный Морган добрался до Барбадоса, его перепродали плантатору, и за время своей службы он, вероятно, работал гораздо больше, и с ним обращались гораздо грубее, чем с любым из рабочих на ферме его отца. Но едва став свободным человеком, он отправился на Ямайку, а в мире мало найдется мест, где молодой человек мог бы быть более свободным и независимым, чем на этом острове.
   Здесь было огромное количество "флибустьеров", и молодой человек решил попробовать себя в пиратском "ремесле". Он не был моряком и охотником, которые в силу обстоятельств постепенно стали пиратами, но сознательно выбрал свою "профессию" и сразу же постарался приобрести знания на практике. С Ямайки вот-вот должен был отплыть пиратский корабль, и Морган поступил на него. Он был умным парнем, и очень скоро показал себя храбрым и умелым моряком.
   После трех или четырех плаваний он приобрел репутацию человека, обладающего замечательным хладнокровием в чрезвычайных ситуациях, и выказал способность пользоваться благоприятными обстоятельствами, которой не обладали многие из его товарищей. Эти выдающиеся черты его характера стали основой его успеха. Он также показал себя очень хорошим деловым человеком и, накопив значительную сумму денег, присоединился к другим буканьерам и купил корабль, которым стал командовать. Это судно вскоре стало настоящим бедствием в испанских морях; ни один другой пиратский корабль не был так широко известен, и встречи с которым так сильно опасались; англичане на побережье так гордились молодым капитаном Морганом, как если бы он был назначенным адмиралом, сражавшимся против врага.
   Вернувшись из одного из своих плаваний, Морган нашел на Ямайке старого пирата по имени Мансвельт, собравшего целую флотилию судов, с которыми собирался отплыть на материк. Эта экспедиция показалась Моргану многообещающей, и он присоединился к ней, будучи избранным вице-адмиралом флота из пятнадцати судов. После успехов Л'Олоне и других пиратов, нападения на города стали очень популярны среди буканьеров, чьи предводители уже начинали уставать от "розничной торговли", то есть от плавания на одном корабле и захвата единичных торговых судов.
   В предприятии Мансвельта участвовали шестьсот пиратов, среди которых был и писатель, ибо ее сопровождал Джон Эксквемелин, а что касается славы и репутации этих авантюристов, то его перо было сильнее их мечей, ибо если бы не его рассказы об их деяниях, то мир узнал бы о них очень мало.
   Флот направился прямо к острову Святой Екатерины близ Коста-Рики, который был сильно укреплен испанцами и использовался ими в качестве склада боеприпасов и продовольствия, а также как тюрьма. Пираты высадились на остров и предприняли яростный штурм укреплений, и хотя те были построены из камня и хорошо вооружены пушками, нападавшим сопутствовала их обычная удача. Они перелезли через стены и схватились с защитниками врукопашную. В этой ожесточенной схватке Морган совершил такие подвиги, что даже некоторые из испанцев, попавших в плен, были вынуждены признать его необычайное мужество и способности как предводителя.
   Буканьеры сумели в полной мере воспользоваться своей победой. Они захватили несколько небольших соседних островов и свезли пушки с них в главную крепость, которую привели в хорошее состояние для обороны. Здесь они держали всех своих пленников и рабов и снабжали остров обильными запасами провизии.
   Принято считать, что когда Мансвельт составлял план захвата этого острова, он делал это с идеей основать там постоянное пиратское владение, жители которого должны были бы считать себя не англичанами, французами или голландцами, а простыми пиратами, имеющими свою национальность и свою страну. Если бы семя, посеянное таким образом Мансвельтом и Морганом, выросло и созрело, вполне вероятно, что вся Вест-Индия могла бы теперь принадлежать независимому государству, основателями которого были бы отважные пираты.
   Закончив дела на острове, Мансвельт и Морган отплыли на материк, чтобы напасть на внутренний город под названием Ната, но в этой экспедиции они не преуспели. Испанский губернатор провинции, узнав об их приближении, встретил их с таким большим отрядом солдат, что они благоразумно отказались от этой попытки, что было для них не очень обычным делом, но Морган был не только отчаянным пиратом, но и очень проницательным валлийцем.
   Они вернулись на свои корабли и, высадившись на Сент-Катерине и оставив там достаточно людей для ее защиты, под командованием француза по имени Ле Сьер Саймон, отплыли на Ямайку. Оставленный остров прекрасно подходил для постоянного проживания; там имелось много пресной воды, можно было заниматься земледелием, и Саймону было обещано прислать дополнительные силы, чтобы он мог держать остров в качестве постоянной базы для ремонта и оснащения пиратских судов.
   Постоянная пиратская колония так и не состоялась; никаких подкреплений послано не было; Мансвельт умер, и испанцы собрали достаточно сил, чтобы отвоевать остров Святой Екатерины и взять в плен Саймона и его людей. Это был удар для Моргана, который возлагал большие надежды на укрепленную базу, которую, как он думал, он сделал такой прочной; проект провалился, и он задумал предпринять другую экспедицию.
   Теперь он был признан главным буканьером Вест-Индии, и очень скоро собрал двенадцать кораблей и семьсот человек. Все было готово к отплытию, и оставалось только решить, какое именно место они предпочтут посетить.
   Некоторые советовали напасть на Гавану, объясняя это тем, что в этом городе живет великое множество монахинь, монахов и священников, и если им удастся захватить их в плен, то они могут потребовать за них выкуп - сумму гораздо большую, чем можно было бы ожидать от грабежа обычного города. Но Гавана считалась слишком укрепленным местом для удачного предприятия, и после того, как было сделано несколько предложений, в конце концов, дезертир из испанской армии, присоединившийся к ним, выдвинул хорошую идею. Он рассказал пиратам о городе на Кубе, к которому знал дорогу; он назывался Порт-о-Пренс и располагался так далеко от берега, что его никогда не грабили. Когда пираты услышали, что существует такой город, они пришли восторг, - как если бы были группой школьников, которым только что сказали, где они могут найти дерево, полное спелых яблок, не замеченное людьми, собиравшими урожай.
   Когда флот Моргана прибыл в ближайшую к Порт-о-Пренсу гавань, он высадил своих людей и двинулся к городу, но ему не удалось провести тайную атаку, как он надеялся. Один из его пленников, испанец, прыгнул за борт, как только корабли бросили якорь, и, выплыв на берег, поспешил в Порт-о-Пренс и сообщил губернатору о готовящемся нападении на город. Предупрежденный, губернатор точно знал, что делать. Он повел отряд солдат вдоль дороги, по которой должны были идти пираты, и, найдя подходящее место, приказал срубить огромные деревья и положить их поперек дороги, создав таким образом грозную баррикаду. За ним расположились его солдаты с мушкетами и пушками, и когда пираты прибудут, они обнаружат, что им придется провести несколько сражений, прежде чем они смогут преодолеть этот хорошо защищенный барьер.
   Когда Морган приблизился к этой баррикаде, он понял, что испанцы узнали о его приближении, и поэтому приказал остановиться. Он всегда был противником ненужных жертв и считал, что было совершенно бесполезно пытаться атаковать этот укрепленный заслон, поэтому сошел с дороги, повел своих людей в лес, обошел баррикаду и затем, пройдя значительное расстояние, вышел на широкую равнину, лежавшую перед городом. Здесь он обнаружил, что ему придется пробиваться в город с боем, и, вероятно, к его большому удивлению, вскоре его люди были атакованы отрядом кавалерии.
   Пираты, как правило, не имеют дел с лошадьми ни в мирное, ни в военное время, и губернатор города, без сомнения, думал, что когда его хорошо вооруженные всадники нападут на этих людей, привыкших биться на палубах кораблей и совершенно не привыкших к кавалерийским сражениям, он скоро рассеет их. Но пираты - своеобразные бойцы; даже если бы их атаковали сверху с помощью воздушных шаров или снизу с помощью мин и взрывчатых веществ, они, несомненно, приспособили бы свой стиль защиты к способу нападения. Они всегда так поступали и, по словам Эксквемелина, почти всегда одерживали верх над своими врагами; но мы должны помнить, что в тех случаях, когда им это не удавалось, - как это случилось, когда они выступили против города Ната, - он очень мало говорит о таких делах, делая акцент на успехах.
   Но пираты отбили атаку всадников, а после четырехчасового боя разгромили остальных испанцев, оказавших им сопротивление, и овладели городом. Здесь они захватили огромное количество пленных, которых заперли в церквях, а затем отправили отряды в окрестности на поиски тех, кто сбежал. Затем эти жестокие люди начали свои обычные действия после захвата города; они грабили, пили и гуляли; они не думали о нуждах заключенных, которых заперли в церквях, - многие из узников умерли от голода; они пытали бедных людей, чтобы заставить их рассказать, где они спрятали свои сокровища, и ничто не было слишком мерзким или слишком ужасным для них, если они считали, что могут извлечь из этого выгоду. Они пришли с явной целью отнять у людей все, чем они владели, и до тех пор, пока они не забрали все, что имело хоть малейшую ценность, они не были удовлетворены. Даже когда бедные горожане, казалось, отказались от всего, что у них было, им сообщили, что если они не заплатят два больших выкупа - один для того, чтобы уберечься от порабощения, а другой для того, чтобы спасти свой город от сожжения, - то их неминуемо ждет и то, и другое.
   В течение двух недель пираты ждали, когда несчастные горожане отправятся в сельскую местность и найдут там кого-нибудь из сбежавших с частью их сокровищ. В те времена люди не держали свои богатства в банках, как сейчас, но каждый человек был хранителем большей части своего имущества, и когда они бежали от врага, то забирали с собой все ценное, что могли унести. Если бы их состояние было помещено в банки, это, несомненно, было бы более удобно для пиратов.
   Прежде чем горожане вернулись, Моргану повезло: был схвачен негр, который нес письма от губернатора Сантьяго, соседнего города, к некоторым жителям Порт-о-Пренса, говоря им, чтобы они не слишком торопились платить выкуп, требуемый пиратами, потому что он идет с сильным войском им на помощь. Когда Морган прочел эти письма, он передумал и решил, что будет мудро не оставаться в этих краях дольше, чем это возможно. Поэтому он решил не дожидаться, пока несчастные горожане соберут выкуп, который он требовал, и сказал им, что если они снабдят его пятьюстами головами скота, а также поставят соль и помогут приготовить мясо к отправке, то он больше не будет предъявлять к ним никаких требований. Горожане, конечно, были очень рады этому, и когда пираты отнесли на корабли награбленное, когда мясо было также доставлено, они отплыли.
   Морган направил свой флот к небольшому острову, на который хотел высадиться, чтобы произвести учет припасов и разделить прибыль. Это пираты всегда делали как можно скорее после того, как завершали одно из своих гнусных предприятий. Но его люди вовсе не были удовлетворены тем, что произошло на острове. По оценкам Моргана, общая стоимость добычи составляла около пятидесяти тысяч долларов, и когда эта сравнительно небольшая сумма была поделена, многие из мужчин жаловались, что она не даст им достаточно денег, чтобы заплатить свои долги на Ямайке. Они были крайне удивлены, что после разграбления города у них осталось так мало денег, и нет сомнения, что многие из них верили, - их предводитель был человеком, который занимался пиратством с целью обогащения себя, и раздавал своим людям ровно столько, чтобы они не взбунтовались.
   Однако была и другая причина недовольства для большого числа людей; по-видимому, они очень любили мозговые кости, и пока были еще в Порт-о-Пренсе, и пленники солили мясо, которое должно было быть погружено на корабли, буканьеры ходили среди них и брали мозговые кости, которые варили и ели, пока они были свежими. Один из мужчин, француз, выбрал кость и положил ее рядом с собой, а пока высматривал другие лакомые кусочки, появился англичанин, схватил кость и унес ее.
   Сегодня даже в хрониках Матушки Гусыни нам рассказывают о связи между валлийцами, воровством и мозговыми костями; ибо
  
   Таффи был валлийцем,
   Таффи был вором,
   Таффи пришел ко мне домой
   И украл мозговую кость.
  
   Я ходил к Таффи домой,
   Таффи не было дома,
   Таффи пошел ко мне домой,
   И украл мозговую кость.
  
   Что случилось с Таффи, мы не знаем, но Морган был валлийцем, Морган был вором, и один из его людей украл мозговую кость; поэтому начались неприятности. Француз бросил вызов англичанину, но тот, будучи подлым негодяем, ударил его ножом в спину и убил.
   Французы возмутились все, как один, и Морган, желая успокоить их, приказал заковать английского убийцу в цепи и пообещал, что отвезет его на Ямайку и предаст суду. Но французы не были этим удовлетворены; они получили очень мало денег после того, как разграбили богатый город, и полагали, что их английские товарищи подло поступили с ними и при дележе, поэтому большая часть их объединилась и намеренно покинула Моргана, который был вынужден вернуться на Ямайку не более чем с половиной отправившихся в экспедицию, несомненно, желая, чтобы скот на острове Куба не содержал мозговых костей.
  

ГЛАВА XVII. КАК МОРГАН ИСПОЛЬЗОВАЛ "РЕЛИГИОЗНЫХ ЛЮДЕЙ"

  
   Когда валлийский буканьер отправился в очередную экспедицию, его отряд состоял сплошь из англичан и был уже не так велик, как прежде; когда он объявил своим последователям, что намерен напасть на укрепленный город Порто-Белло на материке, среди пиратов поднялся общий ропот, ибо Порто-Белло был одним из самых укрепленных городов, какими владели испанцы, и буканьеры не верили, что сравнительно небольшими силами смогут взять его. Но Морган обратился к ним с речью, в которой пытался убедить их следовать за ним в этом трудном деле. Один из его аргументов состоял в том, что хотя их число было невелико, их сердца были полны отваги; но он произвел на них куда большее впечатление, когда сказал, что, поскольку их мало, доля каждого в добыче будет гораздо больше, чем если бы она была разделена между большим числом людей. Это тронуло души пиратов, и они поклялись следовать за своим предводителем, куда бы он их ни повел.
   Пираты нашли Порто-Белло крепким орешком; они высадились и двинулись на город, который был защищен несколькими фортами или замками. Даже когда один из них был взят штурмом и взорван со всем своим гарнизоном, взятым в плен, город все еще не был запуган, и губернатор поклялся, что никогда не сдастся, а умрет, сражаясь до последнего. Пираты бесновались, как демоны; они расстреливали всех, кого могли видеть у орудий или на стенах, и предпринимали отчаянные попытки захватить главный форт, но им это не удавалось, и спустя некоторое время Морган начал отчаиваться. Гарнизон был силен и хорошо управлялся, и всякий раз, когда пираты пытались взобраться на стену, их отбрасывали; на них бросали огненные горшки с порохом, камни и другие снаряды.
   Наконец, у хитрого Моргана появилась идея. Он приказал своим людям сделать несколько лестниц, достаточно высоких, чтобы дотянуться до верха стены, и достаточно широких, чтобы три или четыре человека могли подняться в ряд. Если он сумеет правильно установить их, то его отчаянная команда сможет перебраться через стены. Но нести лестницы и ставить их было бы почти невозможно, потому что люди, которые несли их, наверняка были бы убиты прежде, чем смогли бы закончить работу. Но в планы Моргана не входило, чтобы эти лестницы несли его люди. Он захватил несколько монастырей в предместьях города вместе с монахами и монахинями, известными как "религиозные люди", и теперь приказал этим бедным созданиям, как женщинам, так и мужчинам, взять лестницы и поставить их у стен, полагая, что испанский губернатор не позволит своим солдатам стрелять в этих невинных людей, которых пираты заставили исполнять их волю.
   Но губернатор был полон решимости защищать город независимо от того, кому придется пострадать, и поэтому солдаты стреляли в монахинь и монахов так, словно те были пиратами или другими врагами. "Религиозные люди" в ужасе кричали своим друзьям, чтобы те не стреляли в них; но солдаты повиновались приказам губернатора, а пираты страшно ругались позади них и угрожали им своими пистолетами, так что бедным монахиням и монахам пришлось пробиваться вперед, и многие из них упали мертвыми или ранеными. Они продолжали свою работу до тех пор, пока не были установлены лестницы, а затем на стены поднялись пираты с торжествующими криками и воплями, и вскоре после этого город был взят. Губернатор погиб, сражаясь в главном форте, а горожане и солдаты дали энергичный отпор, но это было бесполезно. У каждого пирата, казалось, было не только девять жизней, но и девять рук, каждая из которых держала саблю или пистолет.
   Когда схватка закончилась, как обычно, начался второй акт этой ужасной драмы. Пираты ели, пили, гуляли и совершали всевозможные бесчинства и жестокости по отношению к жителям, с обычными угрозами, что если и без того несчастные и обнищавшие жители не заплатят огромный выкуп, то их город будет сожжен.
   Прежде чем выкуп был уплачен, панамский губернатор услышал, что происходит в Порто-Белло, и послал отряд на помощь городу, но на этот раз буканьеры не спешили отступать; Морган знал об узком ущелье, через которое должны были пройти испанские войска, и разместил там несколько своих людей, которые так хорошо защищали перевал, что испанцы были вынуждены отступить. Этот губернатор, должно быть, был студентом военного факультета; он был совершенно поражен, когда узнал, что предводитель пиратов с менее чем четырьмя сотнями человек захватил укрепленный город Порто-Белло, защищенный сильным гарнизоном и населенный храбрыми горожанами, привыкшими сражаться, и, желая расширить свои познания в усовершенствованных методах ведения войны, послал гонца к Моргану, "желая, чтобы тот прислал ему небольшой образец того оружия, которым он с такой жестокостью захватил столь большой город". Предводитель пиратов принял гонца с большой учтивостью и послал губернатору пистолет и несколько пуль, "желая, чтобы он принял этот образец оружия, которым он взял Порто-Белло, и хранил их в течение двенадцати месяцев; после этого он обещал приехать в Панаму и забрать их".
   Эта учтивая переписка была продолжена тем, что губернатор с благодарностью вернул Моргану пистолет и пули, а также прислал ему красивое золотое кольцо с сообщением, что ему не нужно утруждать себя поездкой в Панаму, так как в этом случае его ожидает иная судьба, чем в Порто-Белло.
   Морган надел кольцо на палец и не стал писать ответ, а как только выкуп был выплачен, он погрузил свою добычу на борт корабля и отбыл. Когда стали подсчитывать добычу в Порто-Белло, оказалось, что она очень богата, и каждый участник экспедиции получил внушительную долю.
   Когда капитан Морган был готов отправиться в очередную экспедицию, он нашел множество пиратов, готовых присоединиться к нему, и приказал всем кораблям и людям, которых завербовал, встретиться в месте, называемом остров Коров. Недавно на Ямайку из Новой Англии прибыл прекрасный, большой английский корабль, и этот корабль также присоединился к войскам Моргана на острове, где предводитель пиратов принял командование этим кораблем как своим собственным, поскольку он был самым лучшим и большим судном флота.
   Кроме кораблей, принадлежавших Моргану, в гавани, где они собирались, находилось прекрасное судно, принадлежавшее каким-то французским буканьерам, и Морган очень хотел, чтобы это судно присоединилось к его флоту, но французы питали неприязнь к англичанам и не хотели присоединяться к ним.
   Хотя Морган был храбрым человеком, его подлость ничуть не уступала его мужеству, и он решил отомстить французам, отказавшимся оказать ему помощь, и сыграть с ними злую шутку. Некоторое время назад это французское судно, оказавшись без провизии в открытом море, встретило английский корабль и забрало с него все необходимое. Капитан не заплатил за взятое, так как у него не было ни денег, ни еды, - что не было редкостью среди буканьеров, - но он дал векселя, подлежащие оплате на Ямайке; однако так как эти векселя никогда не принимались к оплате, то людям с английского корабля ничего не заплатили за провизию.
   Это дело было должным образом обдумано Морганом, и он послал очень вежливую записку капитану французского корабля и некоторым его офицерам, приглашая их отобедать с ним на его собственном судне. Французы приняли приглашение, но когда Морган принял их на борту своего корабля, он не повел их вниз обедать; вместо этого он начал бранить их за то, как они обошлись с английским экипажем, а затем приказал отвести их вниз и запереть в трюме. Покончив с этим и будучи весьма доволен этой местью, он отправился в свою прекрасную каюту и вместе со своими офицерами сел за приготовленный им грандиозный пир.
   На борту этого огромного английского корабля царило бурное веселье; пираты собирались отправиться в важную экспедицию, и праздновали это событие едой и выпивкой, стрельбой из ружей и всевозможным буйством. В разгар дикого празднества - никто не знал, как это случилось, - искра попала в пороховой погреб, и корабль взорвался; высоко в воздух взлетели безжизненные тела трехсот английских матросов и французских пленников. Единственными спасшимися оказались Морган и его офицеры, находившиеся в каюте на корме судна, на некотором расстоянии от арсенала.
   Это ужасное происшествие на какое-то время повергло пиратский флот в великое смятение, но Морган скоро пришел в себя, и ему пришло в голову сыграть роль волка из сказки о волке и ягненке. Так как не было никакой возможности выяснить, каким образом взорвался арсенал, он решил, что французские пленники, которых он запер в трюме, бросили в него зажженную спичку, желая таким образом отомстить, хотя при этом они должны были лишиться собственных жизней. Люди на французском корабле яростно возражали против такого взгляда на дело, но их протесты были бесполезны; они могли сколько угодно заявлять, что не могут замутить воду, находясь ниже по течению, чем пират-волк, обвинявший их, но это ничего не дало. Морган напал на них и их корабль и отправил их на Ямайку, где по его ложному обвинению они были заключены в тюрьму и оставались в ней долгое время.
   Такое чудовищное злодейство, какое позволили себе пираты по отношению к монахам и монахинями, описанное в этой главе, никогда не было бы оправдано ни в одной войне между цивилизованными народами. Но пираты Моргана не воевали; они были грабителями и убийцами. Они не имели права называть себя цивилизованными; они были хуже варваров.
  

ГЛАВА XVIII. ВТОРОЕ НАШЕСТВИЕ ПИРАТОВ

  
   Местом назначения Моргана был остров Савона, возле которого должен был пройти большой испанский флот, и здесь он надеялся получить несколько богатых призов. Но когда он вышел в море, его ожидал встречный опасный ветер, надолго задержавший его, и, в конце концов, когда он прибыл в Савону, - высаживаясь в разных местах, где грабил, убивал и сжигал, по мере своих возможностей, - то обнаружил, что, по крайней мере, половина его людей и кораблей еще не прибыла. С теми небольшими силами, которые он имел при себе, он не мог напасть на испанский флот, и поэтому был рад принять предложение, сделанное ему французом, случайно оказавшимся в числе участников экспедиции.
   Этот человек был с Л'Олоне два года назад, когда этот кровавый пират разграбил города Маракайбо и Гибралтар; он прекрасно знал укрепления и оборону этих городов и сказал Моргану, что взять их будет легко. Конечно, они уже были основательно разграблены раньше и потому не представляли собой тот заманчивый соблазн, какой представляют нетронутые города, такие как Порт-о-Пренс, но все же за два года жители должны были скопить хоть немного драгоценностей, желанных пиратам, и поэтому, хотя Морган не мог отправиться в эти города с надеждой собрать богатый урожай, он мог бы, по крайней мере, собрать такую добычу, которая компенсировала бы его затраты.
   Итак, эта орда голодных негодяев отплыла к озеру Маракайбо, на ближнем берегу которого лежал город Маракайбо, а на дальнем - город Гибралтар. Подплыв достаточно близко к укреплениям, они бросили якорь вне поля зрения сторожевой башни и, высадившись ночью, направились к одному из фортов. Здесь карьера Моргана была очень близка к окончанию. Испанцы обнаружили приближение пиратов, и форт был превращен в огромную ловушку, в которой горожане надеялись захватить и уничтожить предводителя пиратов и его людей. Все покинули форт, ворота были открыты, и шнур, протянутый в арсенал, был зажжен как раз перед уходом последнего испанца.
   Но проще было поймать старую, проницательную крысу, чем хитрого пирата Моргана. Войдя в открытые ворота форта, и убедившись, что все в полном порядке, он заподозрил подвох и, оглядевшись, вскоре увидел тлеющий шнур. Он тотчас же бросился к нему, схватил его и погасил огонь. Если бы он увидел его на четверть часа позже, он и его люди взлетели бы на воздух вместе с фортом.
   Теперь пираты двинулись к городу, но не встретили никакого сопротивления. Испанцы, не сумев взорвать своих страшных врагов, покинули город и отступили в окружавшие его леса. Торжествующие пираты рассеялись по городу. Они обыскали его в поисках людей и ценных вещей, и каждый, кто хотел это сделать, выбрал один из пустующих домов в качестве своей частной резиденции. Они превратили церковь в общее место собраний, где могли собираться все вместе, когда это было необходимо, и, посвятив ночь чревоугодию и пьянству, отправились на следующий день на охоту за беглыми горожанами.
   В течение трех недель Морган и его люди правили в Маракайбо. Если бы мы рассказали об ужасных пытках и жестокостях, которым они подвергали тех бедняг, которых находили в их убежищах в окрестностях, кровь стыла бы в венах. Наконец, они поплыли вверх по озеру в Гибралтар.
   Нет необходимости рассказывать историю взятия этого города. Когда Морган прибыл туда, он также обнаружил его совершенно пустым. Ужас перед людьми-зверями, направлявшимися к ним, заставил жителей города бежать. Во всем городе остался только один человек, и он был идиотом, у которого не хватило ума спрятаться. Этого беднягу пытали, чтобы он рассказал, где спрятаны его сокровища, и когда он согласился отвести их туда, где спрятал свои вещи, они нашли несколько разбитых глиняных тарелок и немного денег, примерно столько, сколько мог бы иметь бедный слабоумный. После этого разочарованные демоны жестоко убили его.
   В течение пяти недель местность, прилегающая к Гибралтару, была ареной ужаса. Пираты предпринимали самые рискованные и трудные экспедиции, чтобы найти людей, прятавшихся на островах и в горах, и хотя они разжились богатой добычей, их постигло немало несчастий. Некоторые из них утонули во вздувшихся потоках, другие потеряли большую часть добытого из-за дождей и штормов.
   Наконец, завершив свое гнусное дело обычным для пиратов способом, пригрозив сжечь город, если ему не заплатят выкуп, Морган решил, что ему пора уходить, ибо если испанцы соберут в Маракайбо достаточно сил, чтобы не дать ему выбраться из озера, он действительно попадет в ловушку. Выкуп был частично выплачен, а частично обещан, и Морган со своими людьми отбыл, увозя с собой несколько заложников, в качестве гарантии выплаты оставшейся части причитающегося за город выкупа.
   Когда Морган со своим флотом прибыл в Маракайбо, то обнаружил, что город все еще пуст, но также и то, что попал в ловушку, которой так боялся, и из которой не видел выхода. Испанские войска получили известие о взятии и разграблении Маракайбо, и теперь три больших военных корабля стояли в канале под городом, который вел от озера в море. Более того, форт, который защищал вход в озеро и который пираты нашли пустым, когда прибыли сюда, теперь был хорошо укреплен и снабжен большим количеством пушек, так что впервые в жизни пираты пришли в растерянность. Их маленькие корабли не могли противостоять военным кораблям, и в любом случае они не могли пройти мимо форта, который теперь был готов разнести их в щепки, если они подойдут достаточно близко.
   Но в этих удручающих обстоятельствах предводитель пиратов показал, какой он самонадеянный, неистовый смельчак, ибо вместо того, чтобы признать свое поражение и попытаться договориться с испанцами, он послал письмо адмиралу кораблей, в котором заявил, что если тот не позволит ему свободно выйти в море, то он сожжет все дома в Маракайбо. На эту дерзкую угрозу испанский адмирал ответил длинным письмом, в котором сообщал Моргану, что если тот попытается покинуть озеро, то он откроет огонь по его кораблям и, если понадобится, последует за ними в море, пока от них не останется ни одной щепки. Но, будучи человеком великодушным, он заявил, что позволит Моргану свободно уплыть, если тот передаст ему всю захваченную добычу вместе с пленными и рабами, пообещает вернуться домой и навсегда отказаться от пиратства. В случае, если он откажется от этих условий, адмирал объявил, что поднимется вверх по Ла-Маншу на лодках, наполненных его солдатами, и предаст мечу каждого пирата.
   Когда Морган получил это письмо, он собрал своих людей на городской площади и спросил их, как они относятся к этому предложению, и когда эти люди услышали, что их просят отдать всю свою добычу, они единодушно проголосовали, что скорее погибнут, чем совершат такое недостойное для мужчины дело. Поэтому было решено, что они сами выберутся из озера Маракайбо или останутся там, живыми или мертвыми, в зависимости от обстоятельств.
  

ГЛАВА XIX. ТЕПЛОЕ МЕСТЕЧКО ДЛЯ МОРГАНА

  
   В этот важный момент снова подвернулся человек с идеей. Это был изобретательный пират, который предложил Моргану взять корабль средних размеров, захваченный ими на другом конце озера, и сделать из него брандер. Чтобы испанцы не заподозрили характер этого зажигательного судна, он предложил им замаскировать его, как одно из пиратских судов, так как в этом случае испанцы не будут пытаться уйти от него, а будут рады, если оно подойдет достаточно близко, чтобы они могли захватить его.
   Морган принял этот план, и брандер был подготовлен со всей поспешностью. Вся смола и сера в городе были помещены на борт корабля вместе с другими горючими веществами. На палубе были расставлены деревянные бревна, одетые в плащи и шляпы, чтобы выглядеть как мужчины, к ним прикрепили мушкеты и абордажные сабли. Были сделаны иллюминаторы, и в них поместили другие бревна, чтобы они изображали собой пушки. Таким образом, это торговое судно, теперь столь же огнеопасное, как сухие сосновые ветки, было сделано похожим на грозный пиратский корабль. Остальная часть флота была готова, ценности, пленники и рабы погружены на борт, после чего пираты смело поплыли к испанским судам; впереди двигался брандер.
   Испанский адмирал, увидев приближение этого ничтожного флота, приготовился пустить его на дно, а когда переднее судно направилось прямо к его кораблю, словно бы с дерзким намерением взять его на абордаж, он не стал стрелять в него, а позволил ему подойти. Немногочисленные пираты, находившиеся на борту брандера, подвели его к борту большого военного корабля, а затем, запалив шнуры, быстро соскользнули за борт и поплыли к одному из своих судов, прежде чем испанцы успели сообразить, что произошло. Скоро брандер загорелся, и так как пламя быстро распространялось, то загорелся и военный корабль, и люди на борту едва успели выбраться из него, как оно затонуло.
   Командир одного из других кораблей был так напуган происшедшим за столь короткий промежуток времени, что посадил свое судно на мель и разбил его; его люди выпрыгнули в воду и направились к берегу. Что же касается оставшегося корабля, то пираты смело напали на него и захватили, а так как это было очень хорошее судно, то Морган покинул свое маленькое судно, на котором он командовал своим флотом, и перешел на него. Таким образом, за очень короткое время положение дел изменилось. У испанцев вообще не было кораблей, а Морган командовал очень хорошим судном, на котором вел свой победоносный флот.
   Победа имеет огромное значение для пирата, как и для любого человека, вовлеченного в конфликт, но ни один триумф не может оправдать отвратительной жадности Моргана и его людей. Они потратили несколько дней, пытаясь поднять деньги и ценные вещи, находившиеся на борту затонувших испанских кораблей. Кормы этих кораблей выступали над водой, и из них было извлечено много ценных сокровищ. Пираты очень усердно работали над этим, хотя и не имели ни малейшего представления, как им пройти мимо форта и уйти с добычей после того, как они ее получат.
   Когда с разбитых кораблей было снято все ценное, пришло время потребовать выкуп за то, что они не сожгли город и не повесили пленников, и так как бедные горожане очень хорошо знали, что их ожидает, они послали весточку адмиралу, который бежал в форт, умоляя его согласиться с требованиями Моргана и пропустить пиратов. Но адмирал, Дон Алонсо, был чистокровным испанцем, и не стал бы слушать такого трусливого предложения. Он не согласится ни на какой выкуп и ни под каким видом не позволит пиратам пройти через Ла-Манш. Горожане, знавшие это, собрали деньги и заплатили выкуп монетами и скотом, и Морган заявил, что если адмирал не выпустит его из озера, то ему придется самому заняться этим делом.
   Но прежде чем он сделал еще один смелый выпад против врага, его скупой дух заставил его защищаться от своих друзей, и прежде чем попытаться уйти, он приказал разделить добычу. Многие товары, вывезенные из двух городов, находились на разных кораблях флота, и он очень боялся, что если его товарищам, командовавшим другими кораблями, посчастливится выйти в море, то они уплывут с добычей, которую везли, и он ее не увидит. Поэтому добыча с каждого корабля доставлялась на борт его собственного прекрасного судна, и каждый человек подвергался такому строгому досмотру, как если бы он проходил таможню, и должен был доказать, что он не прятал и не хранил никаких денег или драгоценностей. Ценность добычи была очень велика, и когда она была поделена в соответствии с принятой Морганом шкалой, предводитель пиратов почувствовал себя в безопасности. Теперь он получил свою долю призов, а это было для него важнее всего на свете.
   Вопрос о бегстве был очень серьезен; большая часть его флота состояла из небольших судов, которые не могли противостоять пушкам форта, а так как крепкие сердца и мускулистые руки его последователей не могли быть ему полезны в этой ситуации, Морган был вынужден прибегнуть к хитрости.
   Когда все было готово к отплытию, Морган поставил свой флот на якорь на некотором расстоянии от форта, но не так далеко, чтобы испанцы не могли наблюдать за его передвижениями. Затем он отправил несколько лодок с вооруженными людьми, велев им причалить к берегу канала, на котором стоял форт. Лодки причалили к берегу за небольшим лесом, и там люди, вместо того чтобы выйти, присели на дно лодки, чтобы их не было видно. Затем шлюпки, как казалось, пустые, возвратились обратно к пиратским кораблям, и через короткое время, снова полные людей с мушкетами и абордажными саблями, отправились к берегу и вскоре вернулись "пустые", как и прежде.
   Этот спектакль повторялся снова и снова, пока люди в форте не убедились, что Морган высаживает своих людей на берег, чтобы ночью напасть на него с суши. Но испанский адмирал не собирался попадаться на подобную дешевую уловку, и поэтому он в большой спешке приказал перенести большую часть пушек на сухопутную сторону форта и разместить там большую часть своего гарнизона, чтобы, когда пираты осмелятся пойти на штурм глубокой ночью, им был оказан прием, на который они не рассчитывали.
   Когда стемнело, и начался отлив, пиратские суда снялись с якоря, и поплыли к форту. Шпионы Моргана заметили некоторые необычные движения в испанских укреплениях, поэтому он плыл с большой уверенностью, хотя, если бы его уловка была раскрыта вовремя, его флоту пришлось бы нелегко. Вполне вероятно, что он принял во внимание все шансы и был совершенно уверен, что если бы пушки форта открыли по ним огонь, то большой корабль, на котором находился он сам со своими сокровищами, не был бы потоплен пушками, и что бы ни случилось с меньшими судами и людьми на их борту, он и его собственный корабль смогли бы уплыть.
   Но испанцы не заметили приближения флота, потому что ждали в задней части форта, чтобы оказать достойную встречу пиратам, когда те прибудут. Медленно проплывала мимо огромных стен форта флотилия буканьеров, а затем, по сигналу, все суда подняли паруса и при хорошем ветре быстро поплыли в открытое море. Едва последний пиратский корабль миновал форт, как испанцы обнаружили, что происходит, и в большой спешке стали перемещать пушки обратно к воде, открыв стрельбу, но это было бесполезно.
   Пираты плыли до тех пор, пока не оказались вне опасности, после чего бросили якорь и приготовились высадить на берег большее число своих пленников, которые были для них только помехой. В качестве прощального оскорбления, Морган выстрелил из семи или восьми своих самых больших пушек в форт; обманутые и униженные испанцы не ответили ни единым выстрелом.
   Чтобы понять, какими презренными негодяями были эти пираты, следует омтетить, что, когда Морган и его люди добрались до Ямайки, после многих штормов и неприятностей на пути, они нашли там многих своих товарищей, которые не смогли присоединиться к ним на их встрече в Савоне. Эти несчастные люди, не знавшие, куда направился Морган, и не имевшие возможности присоединиться к нему, попытались заняться каким-то своим пиратским делом, но удача им не сопутствовала. Люди Моргана, набив карманы деньгами, издевались и потешались над своими бедными товарищами, пережившими тяжелые времена, и, не думая делиться с ними даже малой частью своих собственных "доходов", обращались с ними с презрением и насмешкой.
   Буканьер, капитан Генри Морган, был теперь очень важной персоной, но его следующую экспедицию, очень важную и по своим масштабам напоминавшую скорее войну, чем пиратство, мы опускаем, потому что его "подвиги" в этом случае совершались не на наших атлантических берегах, а на перешейке, на берегах Тихого океана.
   Морган собрал большой флот и небольшую армию в две тысячи человек; с этим войском он перешел на другую сторону перешейка и напал на город Панаму, который, конечно же, захватил. Его ужасные деяния в этом месте напоминали те, которые он совершал после захвата небольших городов, о которых мы уже говорили, за исключением того, что они были более масштабными. Почти весь город Панама был сожжен, а бесчинства, жестокости и грабежи завоевателей почти не имели себе равных.
   Прежде чем двинуться сухопутным маршем в Панаму, Морган вновь захватил остров Святой Екатерины, который был очень ценной базой для его целей, а также замок Чагрес на материке неподалеку, и по возвращении после завоевания и разграбления несчастного города, он и его войска собрались вместе в Чагресе, чтобы разделить добычу.
   Начались большие неприятности и недовольство; многие буканьеры громко заявляли, что Морган забирает себе все, что действительно ценно для него, особенно драгоценные камни и драгоценности, и что они получают очень малую долю панамской добычи. По-видимому, у этих жалоб были веские основания, так как люди Моргана получили всего лишь по двести долларов на каждого после ужасных испытаний, опасностей и разграбления очень богатого города. Ропот и жалобы на странные методы Моргана становились все громче и чаще, и, наконец, хитрый валлиец начал опасаться, что если он не позаботится о себе, то ему грозят серьезные неприятности. Впрочем, это он вполне мог сделать. Однажды ночью Морган тихо и незаметно, не обращая внимания ни на кого из буканьеров в Чагресе, кроме тех немногих, кто был посвящен в его тайну, отплыл на своем большом корабле на Ямайку, сопровождаемый лишь несколькими другими судами, на которых находились некоторые из его верных товарищей.
   Когда большая часть буканьеров, главным образом французы, обнаружила, что их предводитель покинул их, поднялась страшная суматоха, и если бы они могли, то последовали бы за Морганом, сыгравшим с ними такую шутку, чтобы поступить с ним так же, как часто поступали с испанцами. Но они не могли последовать за ним - Морган очень постарался, чтобы этого не случилось. Их корабли вышли из строя; им не хватало провизии и боеприпасов, они обнаружили, что не только не могут отомстить своему предателю-вожаку, но что им вообще будет очень трудно выбраться.
   Бедный Эксквемелин, пират-литератор, был одним из тех, кто остался, и в своем печальном положении сделал следующее замечание, которое мы цитируем из его книги: "Капитан Морган оставил нас всех в таком жалком состоянии, которое могло бы служить живым примером того, какие награды получает зло в конце жизни. Видя это, мы должны были бы научиться в будущем контролировать свои действия и вносить в них изменения".
   После того как Морган благополучно добрался до Ямайки со всей своей добычей, у него снова возникла мысль вернуться на Святую Екатерину, укрепить это место и привести его в полный порядок, а затем использовать его в качестве базы для всех пиратов вместе с самим верховным губернатором и королем буканьеров. Но прежде чем он закончил свои приготовления к этому, на Ямайке случилась перемена: король Англии, выслушав жалобы испанской короны, отозвал прежнего губернатора и отдал его под суд, чтобы тот ответил за то, что позволил пиратам использовать остров в своих целях против дружественной страны, и прислал нового губернатора с приказом не допускать на Ямайку никаких буканьеров и всячески подавлять пиратство в этих краях.
   Проницательный Морган понял, что его теперешнее дело может стать весьма нежелательным, и поэтому решил отказаться от него. Жестоко разграбив испанцев и обойдясь с ними самым жестоким образом, насколько это было в его силах, обманув и предав своих друзей и товарищей, он решил исправиться, и более подлого и презренного исправившегося негодяя никогда еще не видели на земле.
   Теперь Морган был богатым человеком и, не теряя времени, стал очень респектабельным. Он старался завоевать расположение нового губернатора и добился такого успеха, что, когда этот чиновник был вынужден вернуться в Англию по состоянию здоровья, он оставил бывшего пирата заниматься делами острова в качестве вице-губернатора. Более того, король Карл, который, по-видимому, был наслышан о большой храбрости и способностях Моргана и не желал слушать ничего другого о нем, посвятил его в рыцари, и этот выдающийся и бесчеловечный морской разбойник стал сэром Генри Морганом.
   В своем новом официальном качестве Морган был очень строг к своим бывшим товарищам, и когда кто-нибудь из них бывал схвачен и приведен к нему, он приговаривал некоторых к тюремному заключению, а некоторых - к повешению и всячески старался покончить с пиратством.
   Примерно в это же время Джон Эксквемелин отправился в Европу со всей возможной поспешностью, так как у него было много работы и дел, к которым вице-губернатор не испытывал ни малейшего сочувствия. Он благополучно уехал и написал свою книгу, и если бы ему не повезло, мир потерял бы большую часть истории о том, что случилось с нежным маленьким ребенком, родившимся среди тихих зеленых полей Уэльса.
   Даже в то время, когда он был вице-губернатором, Моргана подозревали в том, что он закрывал глаза на дела одних буканьеров и одновременно наказывал других, а после смерти Карла II его отправили в Англию и посадили в тюрьму, но что в конечном итоге с ним стало, мы не знаем.
  

ГЛАВА XX. ИСТОРИЯ БЛАГОРОДНОГО ПИРАТА

  
   После того как мы рассмотрели ужасные поступки столь многих из этих отвратительных негодяев, буканьеров, мы с удовлетворением обнаруживаем, что были исключения даже из правил, регулировавших поведение обычного пирата того периода; далее мы расскажем историю человека, который, хотя и был отъявленным буканьером, обладал некоторыми особыми чертами, которые дают ему собственное место в истории пиратства.
   В начале этих очерков мы уже упоминали одного французского дворянина, который, глубоко увязнув в долгах, не нашел иного способа расплатиться со своими кредиторами, кроме как заняться каким-нибудь бизнесом. У него не было никакого коммерческого образования, он не изучал никакой профессии, и поэтому ему было необходимо найти что-то, для чего предшествующая подготовка не была абсолютно необходимой.
   Тщательно обдумав все способы заработать, которые были ему доступны при данных обстоятельствах, он, наконец, решил заняться пиратством и литературой. Даже в настоящее время многие люди считают, что одна из этих "отраслей промышленности" является полем деятельности, особенно приспособленным для тех, кто не имел возможности учиться профессии, необходимой в случаях иного способа зарабатывать на жизнь.
   Французский джентльмен, о приключениях которого мы сейчас расскажем, был совсем другим человеком, чем Джон Эксквемелин, - пират-литератор и не более того. Будучи по натуре клерком, кроткий Джон не претендовал на то, чтобы пользоваться саблей или пистолетом. Его роль в жизни состояла лишь в том, чтобы наблюдать, как его товарищи сражаются, жгут и грабят, в то время как его единственным оружием было перо, которым он записывал их подвиги и тем самым убивал их репутацию.
   Равено де Луссан был одновременно и пиратом, и писателем, и когда он закончил свою пиратскую карьеру, то написал книгу, в которой дал полный отчет о ней, показав тем самым, что, хотя он и не был воспитан для занятия делом, у него были очень хорошие представления о зарабатывании денег.
   У него были также очень хорошие представления о собственной репутации, и вместо того, чтобы оставить свои подвиги и приключения на суд других людей, - то есть если кто-нибудь сочтет это нужным, - он взял дело в свои руки. Он имел хорошее образование и воспитание, и так как ему хотелось вернуться в общество, то вполне естественно было бы написать свой собственный портрет пирата. Картины такого рода в том виде, в каком они обычно исполнялись, вовсе не были приятны глазам образованных людей Франции, и потому де Луссан решил лично заняться не только своими денежными делами, но и своей репутацией. Он стал пиратом, чтобы отнять у испанцев сокровища, которыми можно было бы расплатиться со своими долгами, а чтобы его пиратская карьера не была описана в той грубой и неприятной манере, в какой обычно пишут о пиратах, он решил сам написать о своих собственных приключениях.
   Если человек хочет хорошо выглядеть в глазах общества, ему часто бывает очень полезно написать свою автобиографию, особенно если в его карьере есть что-то немного сомнительное, и может быть, репутация де Луссана как пирата несколько зависит от книги, написанной им после того, как он отложил шпагу и взялся за перо; но если он придал своим действиям более выгодную окраску, чем они действительно заслуживали, мы должны быть этому рады. Ибо, даже если де Луссан-пират был в какой-то степени порождением воображения автора де Луссана, мы имеем историю, которая гораздо более приятна и в некоторых отношениях более романтична, чем истории обычных пиратов, которые можно было бы написать, если бы автор таких историй полностью отказался от фактов и погрузился целиком в вымысел.
   Среди хороших качеств де Луссана можно отметить благочестивый нрав. Он всегда был религиозным человеком и, будучи католиком, питал большое уважение и почтение к религиозным сооружениям, священникам и церковным службам, и когда он пересек Атлантику на своем корабле, экипаж которого состоял из отчаянных людей разных наций, и высадился на западном континенте, он все еще хотел соответствовать религиозным обычаям Старого Света.
   Имея под своим началом сильную команду и обладая, как и большинство джентльменов того времени, хорошим военным образованием, он вскоре после высадки на материк захватил небольшой городок. Сопротивление, с которым он столкнулся, вскоре было преодолено, и наш пират оказался в положении завоевателя, в чьей власти была вся община. Его благочестие восторжествовало над всеми другими его качествами, и первое, что он сделал, это отправился в главную церковь города в сопровождении всех своих людей, и здесь, в соответствии с его приказами, священники служили, а все пираты пели Te Deum. Затем, должным образом исполнив свои религиозные обязанности, де Луссан послал своих людей в город с приказом забрать у жителей все ценное, что у них было.
   Грабежи продолжались еще некоторое время, но когда последний из его людей вернулся с добычей, предводитель оказался недоволен. Город оказался гораздо беднее, чем он ожидал, и так как добыча была очень мала, де Луссан решил, что так или иначе ему придется снова обыскивать жителей города. Пока он раздумывал, как бы ему это сделать, он случайно услышал, что на сахарной плантации неподалеку от города есть несколько знатных дам, которые, услышав о приближении пиратов, укрылись там, полагая, что даже если город будет захвачен, их свирепые враги не станут бродить по окрестностям в поисках добычи и жертв.
   Но эти дамы сильно ошибались. Когда де Луссан узнал, где они находятся, он послал отряд людей, чтобы взять их в плен и привезти к себе. Возможно, у них не было ни денег, ни драгоценностей, но так как они принадлежали к хорошим семьям, которые, вероятно, были богаты, то можно было рассчитывать получить большой выкуп за их освобождение. Итак, дамы были доставлены в город и надежно заперты, пока их друзья и родственники не смогли собрать достаточно денег, чтобы заплатить выкуп и освободить их, а затем, - я в этом не сомневаюсь, - де Луссан посоветовал им пойти в церковь и вознести благодарность за их счастливое избавление.
   Когда наш пират продолжил свой грабительский путь вдоль берегов Южной Америки, он столкнулся со многими вещами, которые раздражали его чувствительную натуру - вещами, которых он не ожидал, когда начинал свою карьеру. Одно из его разочарований было вызвано манерами и обычаями английских буканьеров, находившихся под его командованием. Они очень отличались от французов из его компании, ибо в них не было заметно ни малейшего намека на благочестие.
   Когда англичане захватывали какой-нибудь город или деревню, они шли в церкви, срывали картины, рубили тесаками украшения с алтарей и крали серебряные распятия, подсвечники и даже дароносицы. Такое поведение причиняло де Луссану сильную боль. Грабить и уничтожать имущество церквей, было в его глазах великим грехом, и сам он никогда не поступал подобным образом. Когда он находил в каком-нибудь захваченном им месте богатую религиозную общину или богато украшенную церковь, он воздерживался от взятия чего-либо или причинения ущерба имуществу и довольствовался тем, что требовал компенсации, которую священники должны были заплатить в обмен на благочестивое освобождение, которое он им предоставлял.
   Но контролировать англичан было очень трудно. Они грабили и разрушали церкви так же охотно, как если бы это был дом мирной семьи, и хотя их предводитель делал все возможное, чтобы предотвратить их бесчинства, ему это не всегда удавалось. Если бы он знал, что так будет, его отряд состоял бы исключительно из французов.
   Еще одна вещь, которая разочаровала и раздосадовала джентльмена де Луссана, - это то, как оценивали буканьеров дамы той страны, через которую он проходил. Вскоре он обнаружил, что женщины в испанских поселениях имели самые ужасные представления о членах знаменитого "Братства побережья". Конечно, все испанские поселенцы и большая часть местных жителей приходили в ужас и смятение всякий раз, когда слышали, что отряд пиратов находится в сотне миль от их домов, и неудивительно, что это было именно так, ибо рассказы о зверствах и жестокостях этих отчаянных людей распространились по всему западному миру.
   Но женщины в поселениях смотрели на буканьеров с большим страхом и отвращением, чем мужчины, потому что все они были убеждены, что буканьеры - это ужасные чудовища с людоедскими повадками, которые с удовольствием пожирают людей, особенно если те молоды и нежны. Де Луссан глубоко сожалел об этом незнании истинного характера захватчиков страны. Он испытывал глубочайшую жалость к тем простодушным людям, которые позволяли себе так обманываться в отношении истинного характера его самого и его людей, и всякий раз, когда ему представлялась возможность, он старался убедить дам, попадавшихся ему на пути, что скорее он совсем откажется от пищи, чем съест женщину.
   Однажды, когда он вежливо проводил молодую даму в место заключения, где она должна была быть заперта вместе с другими женщинами из хорошей семьи до тех пор, пока их родственники не заплатят приличный выкуп за их освобождение, он был очень удивлен, когда та вдруг повернулась к нему со слезами на глазах и умоляла его не пожирать ее. Эта удивительная речь так ранила чувства галантного француза, что он на мгновение лишился дара речи, а когда спросил, что вызвало в ее душе такой беспричинный страх, она ответила только, что, по ее мнению, он выглядит голодным и что, возможно, он не захочет ждать до тех пор, - и тут она остановилась, потому что не могла собраться с мыслями, - пока она не будет должным образом приготовлена к столу.
   - Как! - воскликнул благородный пират. - Неужели вы думаете, что я собираюсь вас съесть? - А так как бедная девушка, которая расплакалась, ничего ему не ответила, он погрузился в мрачное молчание, длившееся до тех пор, пока они не добрались до места назначения.
   Жестокие упреки, которые бросали ему местные женщины, очень раздражали рыцарскую душу этого французского джентльмена, и он всеми возможными способами старался показать испанским дамам, что их мнение о нем совершенно неверно, и даже если его люди были довольно жестокими, они ни в коей мере не были каннибалами.
   Теперь перед "великодушным" пиратом стояли две главные цели. Во-первых, он должен был наложить руку на все сокровища, какие только мог найти, а во-вторых, показать жителям страны, особенно дамам, что он джентльмен с изысканными манерами и благочестивым складом ума.
   Весьма вероятно, что в течение некоторого времени герой нашего рассказа не преуспел в достижении своей первой цели так, как ему хотелось бы. Было добыто много сокровищ, но часть их состояла из имущества, которое нелегко было обратить в наличные деньги или унести; к тому же, он имел с собой множество жадных и бессовестных негодяев, которые постоянно требовали себе такую большую долю доступной добычи, как драгоценности, деньги и мелкие ценные вещи, какую они могли бы заставить выплатить им своего предводителя, и вследствие этой жадности его собственных людей, его доля добычи не всегда была так велика, как ему бы хотелось.
   Но в достижении другой своей цели он преуспел гораздо больше, и в доказательство этого нам остается только рассказать об одном интересном и замечательном приключении, выпавшем на его долю. Он осадил большой город, а так как это место было хорошо защищено укреплениями и вооруженными людьми, то прежде чем оно было захвачено, произошла жестокая битва. Но, в конце концов, город был взят, и де Луссан со своими людьми отправился в церковь, чтобы возблагодарить за победу, - его англичане были обязаны присутствовать на богослужении, что бы они ни делали потом, - и он усердно принялся собирать у горожан их ценные и доступные вещи. Таким образом, он лично познакомился со многими жителями города, и среди них - с молодой испанской дамой необычайной красоты.
   Условия и обстоятельства, в которых оказалась эта дама после взятия города, были весьма своеобразны. Она была женой одного из самых знатных горожан, казначея города, обладавшего большим состоянием и жившего в одном из лучших домов города; но во время битвы с пиратами ее муж, храбро сражавшийся, был убит, и теперь она оказалась не только вдовой, но и пленницей в руках тех безжалостных пиратов, одно имя которых вселяло ужас в сердца испанских поселенцев. Погруженная в отчаяние, она не могла предвидеть, что с ней произойдет.
   Как уже было сказано, по окончании религиозной службы в церкви, город немедленно подвергался разграблению; каждый дом посещался, и дрожащие жители были вынуждены отдавать свои сокровища пиратам, которые бродили по комнатам, свирепо ругаясь, если не находили столько, сколько ожидали, и смеясь с диким ликованием при виде драгоценностей или монет.
   Буканьерские "офицеры" помогали "солдатам" обирать город, и случилось так, что г-н Равено де Луссан, одетый в хорошую одежду и щегольскую шляпу с пером, выбрал дом покойного городского казначея как подходящее место для своих изысканий. Он нашел там очень много ценных вещей, а также прекрасную молодую вдову.
   Когда капитан буканьеров вошел в ее дом, это произвело на даму совершенно неожиданное впечатление. Вместо дикого, грубого негодяя, одетого в лохмотья и сверкающего зубами, она увидела красивого джентльмена, одетого настолько хорошо, насколько позволяли обстоятельства, очень вежливого в своих манерах и с таким же большим желанием делать свое дело, не доставляя ей больших неудобств, чем это было необходимо, как если бы он был сборщиком налогов или пришел проверить газовый счетчик. Если все буканьеры были такими приятными людьми, как этот, то она и ее друзья совершили большую ошибку.
   Де Луссан не успел полностью обыскать дом казначея за один визит, и в течение следующих двух-трех дней молодая вдова не только познакомилась с характером буканьеров вообще, но и очень хорошо узнала этого конкретного буканьера и поняла, что он совершенно не похож на тех дикарей, которые составляли его команду. Она была благодарна ему за то, что он так любезно обошелся с ней, она очень интересовалась его обществом, потому что он был человеком образованным и воспитанным, и менее чем через три дня обнаружила, что очень сильно влюблена в него. Во всем городе не было человека, который, по ее мнению, мог бы сравниться с этим доблестным предводителем буканьеров.
   Вскоре де Луссан понял, какую благосклонность он нашел в глазах этой дамы; поскольку от пирата нельзя было ожидать, чтобы он долго оставался на одном месте, то, если эта дама хотела, чтобы похититель сокровищ знал, что он также похитил ее сердце, она должна была незамедлительно сообщить ему о своих чувствах и, будучи молодой особой с очень практичным умом, немедленно признаться де Луссану, что любит его и хочет, чтобы он женился на ней.
   Галантный француз был очень удивлен, когда ему сделали это предложение, - в высшей степени лестное для него. Это было очень привлекательно - но он не мог понять этого. Муж этой дамы умер всего несколько дней назад, - он сам помогал достойно похоронить несчастного джентльмена, - и ему казалось совершенно неестественным, что молодая вдова так спешит приготовить брачный пир, прежде чем будет собран поминальный стол.
   Он мог объяснить себе этот удивительный переход от горя к новой привязанности только одним способом. Он верил, что люди этой страны подобны ее плодам и цветам. Апельсины могут упасть с деревьев, но цветы все равно останутся на прежних местах. Муж и жена или любовники могли умереть, но в тропических сердцах этих людей не было необходимости пробуждать новые чувства, потому что они уже были там и нуждались только в ком-то, на кого могли быть направлены.
   Поскольку он предпринял свою нынешнюю экспедицию вовсе не для того, чтобы жениться на дамах, какими бы красивыми они ни были, вполне естественно, что де Луссан не принял предложенную ему руку молодой вдовы. Но когда она приступила к подробному изложению своих планов, он понял, что ему стоит хорошенько подумать над ее проектом.
   Эта дама отнюдь не была легкомысленным юным созданием, увлеченным внезапной привязанностью. Прежде чем сообщить де Луссану, что она отдает ему предпочтение перед всеми другими мужчинами, она тщательно и серьезно обдумала этот вопрос и составила планы, которые, по ее мнению, позволили бы капитану буканьеров и ей самой решить этот вопрос к удовлетворению обеих сторон.
   Когда де Луссан услышал план этой дамы, он был так же удивлен ее деловитостью, как и признанием в любви к нему. Она прекрасно понимала, что он не может жениться на ней и взять ее с собой. Более того, ей вовсе не хотелось уезжать. Ей не нравились такие дикие экспедиции и такие дикие спутники. Ее планы были связаны с миром, комфортом и счастливой семейной жизнью. Одним словом, она хотела, чтобы красавец де Луссан остался с ней.
   Конечно, услышав это, джентльмен широко раскрыл глаза, но ей было что сказать по этому поводу, и она не упустила ни одной детали, необходимой для успеха ее плана.
   Леди знала так же хорошо, как и капитан буканьеров, что люди под его командованием не позволят ему спокойно оставаться в этом городе со своей долей добычи, в то время как они пойдут дальше без предводителя, чтобы подвергнуться всевозможным трудностям и опасностям, возможно, - поражению и смерти. Если он объявит о своем намерении остаться, его разъяренные товарищи, вероятно, убьют его. Следовательно, о дружеском расставании не стоило и думать, и она даже не предлагала этого.
   Ее идея заключалась совсем в другом. Как можно скорее, в ту же ночь, де Луссан должен был незаметно выскользнуть из города и скрыться в его окрестностях. Она даст ему лошадь и укажет дорогу, по которой он должен ехать, и он не должен останавливаться, пока не достигнет уединенного места, где, - она была в этом уверена, - пираты не смогут найти его, как бы усердно ни искали. Когда им не удастся найти своего пропавшего капитана, который, как они, вероятно, решат, убит бродячими индейцами, - ибо было невозможно, чтобы он был убит в городе, и они бы не знали об этом, - они оставят его как пропавшего и продолжат поиски приключений.
   Когда пираты будут уже далеко и всякая опасность их возвращения полностью минует, храбрый и вежливый француз, покончивший с пиратством, может спокойно вернуться в город, где молодая вдова будет счастлива выйти за него замуж, поселить его в своем красивом доме и передать ему все состояние и поместья, принадлежавшие ее покойному мужу.
   Конечно, это было очень заманчивое предложение, - красивая женщина и солидное состояние. Но она предложила нечто большее. Она знала, что джентльмен, который захватил и разграбил этот город, может испытывать некоторое неудобство по отношению к тому, чтобы жениться, поселиться там и стать одним из его граждан, и поэтому была готова устранить любые возражения, которые могли бы быть вызваны такими чувствами с его стороны.
   Она заверила его, что если он согласится на ее план, то она воспользуется своим влиянием на власти и добьется для него должности городского казначея, которую прежде занимал ее муж. И когда он объявил, что такое поразительное предложение совершенно невозможно воплотить в жизнь, она тотчас же отправилась в путь и, поговорив с губернатором города и другими муниципальными чиновниками, заверила их подпись под бумагой, в которой они обещали, что если господин де Луссан примет предложения, сделанные этой дамой, то он будет очень любезно принят властями и жителями города; что ему будет дана должность казначея, и что все обещания госпожи будут исполнены.
   Наш пират оказался в очень затруднительном положении, и хотя поначалу не имел ни малейшего намерения принять предложение, сделанное ему молодой вдовой, он начал понимать, что есть много веских причин, по которым любовь, высокое положение и преимущества, которые она ему предлагала, могли бы быть, пожалуй, самой лучшей удачей, на которую он мог рассчитывать в этом мире. Во-первых, если бы он женился на этой очаровательной молодой особе и стал уважаемым гражданином и городским чиновником, он был бы совершенно свободен от необходимости вести жизнь пирата, а эта жизнь с каждым днем становилась ему все более и более противна, - не только из-за крайне неприятного характера его товарищей и их безрассудных поступков, но и потому, что ненависть к пиратам только росла, и сопротивление им становилось все сильнее и сильнее. При следующем нападении на город или деревню он мог получить мушкетную пулю, что положило бы конец его карьере и оставило бы неоплаченными его долги во Франции.
   Более того, он был разочарован, как уже было сказано ранее, в отношении ожидавшихся им финансовых успехов. В то время он не видел никакой ближайшей перспективы вернуться домой с деньгами, достаточными для того, чтобы расплатиться с кредиторами, а если он не вернется на родину при этих условиях, то вообще не захочет туда возвращаться. При таких обстоятельствах казалось разумным, что если у него не было никаких оснований рассчитывать на то, что он сможет достойно и мирно обосноваться во Франции, - он должен был воспользоваться представившейся возможностью, чтобы достойно, мирно и во всех отношениях удовлетворительно обосноваться в Америке.
   Нетрудно представить себе разброд и метания в голове нашего французского пирата. Чем больше он думал о прелестях прекрасной вдовы, о богатстве и положении, которые ему предлагали, тем больше он ненавидел свою пиратскую команду и подлый, жестокий характер деятельности, которой они занимались. Если бы он мог доверять властям и горожанам, то, несомненно, женился бы на вдове, но эти власти и горожане были испанцами, а он - французом. Еще неделю назад обитатели этого места были преуспевающими, довольными и счастливыми. Теперь же они были ограблены, оскорблены и во многих случаях разорены, а он был командиром отряда тех самых отчаянных людей, которые грабили и разоряли их. Возможно ли, что они забудут обиды, которые он нанес им только потому, что женился на богатой городской даме и любезно согласился занять должность городского казначея?
   Гораздо более вероятно, что когда его люди действительно покинут эту часть страны, граждане забудут все свои обещания ему и будут помнить только его поведение по отношению к ним, и что даже если он останется жив достаточно долго, чтобы жениться на этой даме и занять предложенное ему место, пройдет совсем немного времени, и она снова станет вдовой, а должность - вакантной.
   Поэтому де Луссан закрыл глаза на заманчивые перспективы, открывавшиеся перед ним, и, предпочитая быть живым пиратом, чем мертвым городским казначеем, ответил прекрасной вдове, что не может жениться на ней, и что должен снова вернуться в жестокий мир, чтобы сражаться, жечь, воровать и при этом оставаться вежливым. Затем, опасаясь, что если он останется, то его решимость ослабнет, он собрал своих людей и свою добычу, и уплыл, оставив позади себя радостный город и плачущую вдову.
   Если бы привязанность молодой испанской леди к предводителю пиратов была достаточной, чтобы заставить ее заинтересоваться его дальнейшей карьерой, она, вероятно, гордилась бы им, ибо тогдашние дамы были высокого мнения о храбрых мужчинах и преуспевающих воинах. Де Луссан вскоре доказал, что был не только хорошим бойцом, но и способным генералом, и его операции на западном побережье Южной Америки больше походили на военные кампании, чем на обычные пиратские экспедиции.
   Он атаковал и захватил город Панаму, всегда бывший привлекательной добычей для пиратов, а затем двинулся вдоль западного побережья Южной Америки, завоевав и разграбив множество городов. Так как теперь он "поставил свое дело на поток", оно не могло не принести ему солидной прибыли, и со временем он увидел, что может оставить активную практику своей "профессии" и вернуться во Францию.
   Но поскольку он возвращался в общество, то хотел сделать это как порядочный человек. Он сбросил шляпу с плюмажем, отбросил большую саблю и тяжелые пистолеты и, переодевшись в костюм светского джентльмена, приготовился к возвращению к своей прежней, до занятия пиратством, жизни. Он познакомился с некоторыми французскими колониальными офицерами в Вест-Индии и, получив от них рекомендательные письма к генеральному казначею Франции, отправился домой как джентльмен, сколотивший состояние на удачных предприятиях в Новом Свете.
   Пират, который не только обладает чувством приличия и острым умом, но также одарен способностью написать книгу, в которой описывает свои собственные действия и приключения, вне всякого сомнения, личность выдающаяся, и поскольку Равено де Люссан обладал всем вышеперечисленным, он известен среди своих потомков как благородный пират.
  

ГЛАВА XXI. БУКАНЬЕРЫ СХОДЯТ СО СЦЕНЫ; НА СЦЕНУ ВЫХОДЯТ ПИРАТЫ

  
   Пираты Вест-Индии и Южной Америки превратились в грозную силу. Поначалу только захватывая испанские корабли, нагруженные сокровищами, отнятыми у туземцев Нового Света, они со временем стали достаточно сильны, чтобы атаковать испанские города и поселки. Но когда они стали солдатами и организовывались в небольшие армии, терпение цивилизованного мира начинало ослабевать: Панама, например, была важным испанским городом; Англия была в мире с Испанией; поэтому, когда военная сила, состоящая в основном из англичан и возглавляемая британским подданным, захватила и разграбила упомянутый испанский город, Англия оказалась в затруднительном положении; если бы она не вмешалась в дела своих буканьеров, ей пришлось бы улаживать ссору с Испанией.
   Поэтому на Ямайку был послан новый губернатор со строгим приказом использовать все имеющиеся у него силы и средства для подавления пиратов и разрушения их организации, и именно с этой целью он послал вора ловить воров - дал бывшему пирату Моргану полномочия казнить своих бывших товарищей.
   Все методы примирения, а также угрозы наказания были использованы для того, чтобы заставить буканьеров отказаться от своего незаконного промысла; им были сделаны предложения поселиться на Ямайке и стать законопослушными гражданами. Им были обещаны земельные наделы и различные виды помощи, чтобы побудить их стать плантаторами и торговцами.
   Но эти предложения вовсе не были заманчивы для прибрежного братства; такой переход был слишком серьезной переменой образа жизни, и некоторые из них, находя невозможным отправляться в плавания из-за все возрастающих трудностей оснащения судов, вернулись к своим первоначальным занятиям - разделке скота и сушке говядины, а некоторые, как говорят, предпочли жить среди диких индейцев и разделить их независимую жизнь, чем связывать себя какой-либо честной деятельностью.
   Французы также были весьма активны в подавлении действий своих буканьеров, и можно сказать, что братство побережья, рассматривавшееся как организация для охоты на торговцев и поселенцев Испании, прекратило свое существование. Но не следует думать, будто из-за того, что буканьеры исчезли, вместе с ними исчезло и пиратство. Если мы разорим осиное гнездо, то разрушим обитель свирепого и безжалостного сообщества, но при этом мы рассеем ос, и вполне вероятно, что каждая из них окажется гораздо более злым и опасным насекомым, чем прежде.
   Это и случилось с буканьерами, не желавшими расстаться с пиратской жизнью: изгнанные с Ямайки, из Сан-Доминго и даже с Тортуги, они нашли пристанище в Нью-Провиденсе, на Багамских островах, да и то недолго. Потом они рассеялись по всему побережью. Они больше не были буканьерами, они больше не были братством, они больше не собирались просто грабить и сражаться с испанцами, - они стали нападать на всех. Английские и французские корабли, находившиеся, казалось, в безопасности, стали желанной добычей для этих новых пиратов, не сдерживаемых никакой лояльностью и даже не испытывавшими ни к кому особой враждебности. Они были более хищными, более жестокими, более похожими на демонов, чем прежде. Они были трусливы и больше не нападали на города, которые можно было бы оборонять, и не атаковали военные корабли, чтобы смело взять их на абордаж под дулами их пушек. Они ограничивались нападениями на мирные торговые суда, грабили их, а затем топили, наслаждаясь зрелищем корабля со всем его экипажем, погружающегося в море.
   Сцена пиратских действий в Америке очень сильно изменилась. Преемники братства побережья уже не были связаны никакими узами, и каждый пиратский капитан наносил ущерб морскому побережью нашей страны, действуя независимо.
   Старые буканьеры знали все о нашем южном побережье, потому что они были одними из первых белых людей, ступивших на берега Северной и Южной Каролины еще до того, как эта местность была заселена колонистами, когда единственными ее обитателями были дикие индейцы. Эти первые буканьеры часто использовали ее бухты и гавани как удобные места для укрытия, где они могли бросить якорь, разделить добычу, набрать пресной воды и оставаться столько, сколько им заблагорассудится, не опасаясь преследования. Было вполне естественно, что когда ненавидящий испанцев буканьер соединялся с независимым пиратом, не уважавшим никакого флага и охотившимся на корабли всех наций, он чувствовал себя очень уютно на Каролинских берегах.
   Когда местность была заселена, а Чарльз-Таун, ныне Чарльстон, превратился в крупный порт, пираты чувствовали себя здесь так же уютно, как и тогда, когда здесь жили одни лишь индейцы. Они часто причаливали к маленьким прибрежным поселениям и смело заходили в гавань Чарльз-Тауна. Но, в отличие от несчастных жителей Порто-Белло или Маракайбо, американские колонисты не боялись, увидев пиратский корабль, стоявший на якоре в их гаванях, так как знали, что его команда прибыла не как враги, а как дружественные торговцы.
   Первые английские колонисты не были столь процветающими, как могли бы быть, если бы метрополия не стремилась так сильно заработать на них деньги. Им не разрешалось ввозить товары ни из какой другой страны, кроме Англии, и если у них были продукты или урожай для экспорта, то они должны были продаваться английским купцам. За все, что они покупали, они должны были платить самые высокие цены, и не могли выходить на мировые рынки, чтобы получить лучшую цену за свои собственные товары.
   Поэтому пиратский корабль был желанным гостем в гавани Чарльз-Тауна. Обычно здесь имелось множество товаров, которые, будучи украденными, продавались очень дешево, а так как на борту всегда было много испанского золота, то экипаж не был склонен сильно торговаться относительно цен на спиртные напитки, бакалею или провизию, которые они покупали у городских купцов. Эта дружественная торговля между пиратами и каролинцами стала настолько обширной, что в свое время большая часть монет, находившихся в обращении в этих колониях, состояла из испанских золотых монет, которые были привезены и использованы пиратами для покупки товаров.
   Но пират очень редко бывает благоразумным человеком, который понимает, что можно, а что - нет, и поэтому, вместо того, чтобы довольствоваться грабежом и захватом судов, принадлежащих тем, кого его друзья и клиенты в Чарльз-Тауне считали чужаками, они плавали вдоль побережья, ища добычу везде, где только могли ее найти, и когда пиратское судно, которым командовал английский капитан, с экипажем, большей частью состоявшим из англичан, сталкивался с большим торговым судном, плывущим под английским флагом, оно нападало на это судно, как если бы оно было французским, или испанским, или голландским, и если команда оказывала сопротивление, ее убивали и выбрасывали за борт.
   В конце концов, пираты стали настолько самонадеянно смелыми, а их капитаны настолько предприимчивыми в своей незаконной деятельности, что английское правительство приняло энергичные меры не только для того, чтобы покончить с пиратством, но и для наказания всех колонистов, которые поощряли их торговыми сделками с ними. Над этими законами пираты смеялись, а колонисты морщились, и многие люди в Чарльз-Тауне клялись, что если король хочет, чтобы они помогли ему покончить с пиратством, он должен показать им какой-нибудь другой способ получения импортных товаров по разумным ценам. Поэтому пираты продолжали захватывать торговые суда всякий раз, когда у них появлялась такая возможность, а каролинцы - ожидать дня заключения сделки, который всегда следовал за прибытием пиратского корабля. Но такое положение вещей продолжалось недолго, и пришло время, когда жители Чарльз-Тауна изменили свое мнение. Плантаторы теперь выращивали большое количество риса, и этот урожай стал настолько ценным, что процветание колоний значительно возросло. Пираты тоже очень заинтересовались посевами риса, и когда они захватили четыре или пять судов, плывших из Чарльз-Тауна, тяжело груженных рисом, жители этого города внезапно осознали истинный характер пиратов. Теперь они были в их глазах отъявленными негодяями, которые не только воровали товары у всех, кто привозил их им и продавал по низким ценам, но и фактически воровали их товары, их драгоценный рис, который они отправляли в Англию.
   Возмущенные жители Чарльз-Тауна оказались настолько решительными, что когда часть команды пиратов, высаженных своими товарищами на берег из-за ссоры, направилась в город, думая, что смогут рассказать историю кораблекрушения и положиться на дружбу своих старых клиентов, они были взяты под стражу, а семеро из девяти были повешены.
   Повторение подобных действий и демонстрация пиратов, повешенных, как пугала, у входа в гавань, сильно охладили пыл морских разбойников, и в течение нескольких лет они держались подальше от гавани Чарльз-Тауна, которая когда-то была для них таким дружественным портом.
  

ГЛАВА XXII. ЧЕРНАЯ БОРОДА

  
   Пока жители Каролины процветали и могли ловить и казнить пиратов, мешавших их торговле, атлантические морские разбойники держались подальше от портов, но это процветание длилось недолго. Вспыхнули войны с индейцами, с течением времени колонии сильно ослабли и обнищали, и гавань Чарльз-Тауна снова стала интересна пиратам.
   Примерно в это время один из самых известных морских разбойников стал бичом Атлантического побережья Северной Америки, и от Новой Англии до Вест-Индии он был известен как ужасный пират Черная Борода. Этот человек, чье настоящее имя было Тич, был самым ужасным человеком как внешне, так и по характеру. У него была длинная, густая черная борода, которую он любил разделять на хвосты, каждый из которых был перевязан цветной лентой и часто заправлен за уши. Некоторые писатели того времени заявляли, что вид этой бороды вызывал в любом порту американского побережья больший ужас, чем внезапное появление огненной кометы. На его мускулистой груди имелось нечто вроде перевязи, на которой висело не менее трех пар пистолетов в кожаных кобурах, и все это, в дополнение к абордажной сабле и паре ножей за поясом, придавало ему весьма грозный вид.
   Некоторые из причудливых описаний Черной Бороды показывают, что он был странным человеком. Даже в часы отдыха, когда он не дрался и не грабил, его дикая душа требовала возбуждения. Однажды он сидел за столом со своим помощником и двумя или тремя матросами, а когда обед закончился, взял два пистолета и, взведя их, положил под стол. Это странное действие заставило одного из матросов внезапно вспомнить, что ему нужно что-то сделать на палубе, и он тут же исчез. Но остальные с удивлением смотрели на своего капитана, гадая, что он будет делать дальше. Вскоре они это выяснили, потому что, скрестив пистолеты, все еще лежавшие под столом, он выстрелил из них. Одна пуля попала помощнику в ногу, вторая никого не задела. Когда его спросили, какова была цель этого странного поступка, он ответил, что если сейчас же не застрелит одного из своих людей, то они забудут, что он за человек.
   В другой раз он придумал игру; он собрал своих офицеров и команду вместе и сказал им, что придумал игру в преисподнюю. После этого вся компания последовала за ним в трюм. Люки и все остальные отверстия были закрыты, и тогда Черная Борода поджег серу. Сера горела, дым поднимался вверх, жуткий свет разливался по лицам несчастных, и очень скоро некоторые из них начали задыхаться, кашлять и умолять капитана впустить хоть немного свежего воздуха, но Черная Борода наслаждался придуманной игрой, и продолжал жечь серу. Он посмеялся над задыхающимися вокруг себя людьми и заявил, что может так же спокойно вдыхать пары серы, как и обычный воздух. Когда он, наконец, распахнул люки, некоторые матросы были уже почти мертвы, но их капитан даже не чихнул.
   В начале восемнадцатого века Черная Борода устроил свою штаб-квартиру в одной из бухточек на побережье Северной Каролины и правил там как абсолютный король, поскольку поселенцы в окрестностях, казалось, так же стремились угодить ему, в то время как капитаны торговых судов, шедших вдоль побережья, стремились держаться от него подальше. Во время одного из своих плаваний, Черная Борода прошел вдоль побережья до Гондураса, где захватил много трофеев, и так как некоторые команды захваченных судов были зачислены в его подчинение, он отплыл на север с более сильным войском, чем когда-либо прежде, имея большой корабль с сорока пушками, тремя меньшими судами и четырьмя сотнями человек. С этим маленьким флотом Черная Борода направился к побережью Южной Каролины и бросил якорь возле гавани Чарльз-Тауна. Он хорошо понимал нынешнее состояние этого места и нисколько не боялся, что горожане повесят его на берегу залива.
   Черная Борода без промедления приступил к работе. Несколько хорошо нагруженных кораблей - каролинцы даже не подозревали, что их поджидают пираты, - вышли в море и были немедленно захвачены. Одно из них было очень важным судном, так как на нем находился не только ценный груз, но и множество пассажиров, часть из которых были знатными людьми, направлявшимися в Англию. Одним из них был некий мистер Рэгг, член Совета провинции. Можно было бы предположить, что, завладев этим кораблем, Черная Борода удовлетворится грузом и деньгами, найденными на борту, и, не имея никакой нужды в знатных гражданах, отпустит их восвояси; но он был не только грабителем, но и торговцем, и потому решил, что в данном случае лучше всего будет выставить на продажу своих респектабельных пленников и посмотреть, сколько можно за них выручить. В то время он не нуждался ни в деньгах, ни в провизии, но его люди очень нуждались в лекарствах, поэтому он решил обменять своих пленников на пилюли, зелья, пластыри и всевозможные аптечные припасы.
   Он посадил в лодку троих своих пиратов, а вместе с ними и одного из пассажиров, некоего мистера Маркса, который был назначен специальным агентом Черной Бороды, с приказом сообщить губернатору, что если тот немедленно не пришлет необходимые лекарства стоимостью около трехсот фунтов и не позволит пиратской команде вернуться в целости и сохранности, то все пленники будут повешены на рее его корабля.
   Лодка уплыла в далекий город, и Черная Борода два дня ждал ее возвращения, а потом очень рассердился, так как ему показалось, что его посланцы были взяты под стражу, и он чуть было не повесил мистера Рэгга и всех его спутников. Но прежде чем он начал утолять свою жажду мести, с берега пришли новости. Лодка разбилась в заливе и с большим трудом добралась до Чарльз-Тауна. Черная Борода ждал еще день или два, но так как никаких известий от мистера Дж. Маркса не поступило, он поклялся, что дерзкие жители Чарльз-Тауна, осмелившиеся шутить с ним, - захваченные в плен мужчины, женщины и дети, - должны немедленно приготовиться к повешению.
   Конечно, несчастные пленники на пиратском корабле пребывали в ужасном душевном состоянии во время отсутствия мистера Маркса. Они прекрасно понимали, что не могут ждать пощады от Черной Бороды, если поручение окажется безуспешным, и знали также, что жители Чарльз-Тауна вряд ли подчинятся столь возмутительному требованию; поэтому они трепетали днем и ночью, и когда, наконец, им приказали приготовиться к повешению, мужество покинуло их, и они предложили Черной Бороде, что если он сохранит им жизнь и если окажется, что их сограждане решили пожертвовать ими ради ничтожных лекарств, то они помогут пиратам; они покажут Черной Бороде, как лучше всего войти в гавань, и вместе с ним и его людьми нападут на город, чтобы наказать жителей за жестокое пренебрежение своими несчастными согражданами.
   Это предложение очень понравилось Черной Бороде; он хотел бы, - в качестве новой забавы, - доставить мистера Рэгга в город и заставить его сражаться с другими членами провинциального совета, поэтому он отменил приказ о всеобщей казни и приказал своим пленникам приготовиться присоединиться к пиратам, когда он отдаст приказ о нападении на город.
   Тем временем, в Чарльз-Тауне поднялся страшный переполох. Когда губернатор и горожане получили наглое и жестокое послание Черной Бороды, они были полны ярости и ужаса, и если бы существовал какой-нибудь способ выйти в море, чтобы спасти своих несчастных сограждан, то все здоровые люди в городе записались бы в экспедицию. Но у них не было военных кораблей, они даже не могли вооружить никого из торговцев в гавани. Губернатору и его совету казалось, что им ничего не остается, как подчиниться требованиям Черной Бороды, ибо они очень хорошо знали, что он негодяй, который сдержит свое слово, а также что все, что бы они ни делали, должно быть сделано быстро, потому что в городе имелись три пирата, расхаживавшие по улицам с таким видом, словно они здесь хозяева. Если бы это продолжалось еще некоторое время, то было бы невозможно удержать разъяренных горожан от того, чтобы наброситься на этих негодяев и воздать им за их дерзость по заслугам. Если бы это случилось, это было бы ужасно, потому что не только мистер Рэгг и его товарищи были бы убиты, но пираты, несомненно, напали бы на город, который находился в очень плохом состоянии для обороны.
   Поэтому лекарства были собраны со всей возможной поспешностью, и мистер Маркс с пиратами отправлен с ними к Черной Бороде. Мы не знаем, был ли этот закоренелый головорез доволен тем, как все обернулось; поскольку ему пришла в голову мысль отправиться в Чарльз-Таун и заставить заключенных помочь ему конфисковать лекарства, он, возможно, предпочел бы эту необычную процедуру банальной сделке; но когда лекарства прибыли, он принял их и, собрав всю возможную добычу и деньги с захваченных им кораблей и сняв с пленников большую часть одежды, высадил их на берег, чтобы они как можно быстрее добрались до Чарльз-Тауна. Им было ужасно трудно пробираться через леса и болота, потому что среди них были женщины и дети, которые едва могли справиться с этим путешествием. Одним из них был маленький мальчик, сын мистера Рэгга, который впоследствии стал весьма заметным человеком в колониях. Он достиг высокого положения не только среди своих соотечественников, но и в глазах английского правительства, так что, когда он умер, примерно в начале Революции, в Вестминстерском аббатстве была установлена табличка в его память, которая, возможно, является первым случаем такой чести, оказанной американцу.
   Обеспечив себя лекарствами в достаточном количестве, чтобы поддерживать свою команду в хорошем физическом состоянии, независимо от того, сколько они будут пировать и гулять, проматывая добычу, полученную в Чарльз-Тауне, Черная Борода отплыл обратно в свои северо-каролинские владения и взял длительный отпуск, во время которого ему удалось установить очень хорошие отношения с губернатором и чиновниками. У него было много денег, и он охотно их тратил, так что ему позволялось делать почти все, что ему заблагорассудится, при условии, что он держал свой кошелек открытым и не воровал у соседей.
   Но скоро Черная Борода устал играть роль почтенного гражданина и, потратив большую часть своих денег, захотел заработать еще немного. Поэтому он снарядил небольшое суденышко и, объявив, что отправляется в законное коммерческое плавание, взял обычные бумаги для порта в Вест-Индии и отплыл, в качестве моряка из Новой Англии, идущего ловить треску. Чиновники города Бат, из которого он отплыл, прибыли на корабль, пожали ему руку и выразили надежду, что ему будет сопутствовать удача.
   После недолгого отсутствия он вернулся в Бат, приведя с собой большое французское торговое судно, на борту которого не было людей, но которое было нагружено ценным грузом сахара и других товаров. Он объявил, что нашел это судно покинутым в море, и поэтому объявил его законной добычей. Зная характер этого кровавого пирата и понимая, как невероятно, чтобы капитан и вся команда торгового судна сели в шлюпки и уплыли прочь, предоставив свое судно в собственность любому, кто может оказаться поблизости, может показаться удивительным, что чиновники Бата не усомнились в правдивости рассказа Черной Бороды и позволили ему свободно оформить французский корабль и его груз как свою собственность.
   Впрочем, нельзя ожидать, чтобы у людей, общающихся с пиратами, была совесть, и хотя в городе должны были быть люди достаточно умные, чтобы понять историю безжалостного убийства, рассказанную этим пустым судном, чьи палубы и мачты должны были рассматриваться как безмолвные свидетели того, что его капитан и команда покинули судно не по своей воле, никто в городе не вмешивался в дела Черной Бороды и не сеял подозрений в обществе относительно правильности его действий.
  

ГЛАВА XXIII. ИСТИННЫЙ МОРЯК, ПРЕКРАСНЫЙ ФЕХТОВАЛЬЩИК

  
   Испытывая полную уверенность в том, что может делать все, что ему заблагорассудится, как на берегу, так и в море, Черная Борода всякий раз, когда ему этого хотелось, плавал вдоль побережья и брал один-два приза, чтобы "держать себя и своих людей в форме".
   Во время одной из таких экспедиций он отправился в Филадельфию и, высадившись на берег, отправился посмотреть, что это за место, но губернатор штата, узнав о его прибытии, быстро дал ему понять, что квакерский город не разрешит ни одному пирату с бородой, украшенной ленточкой, гулять по Честнут и Маркет-стрит и немедленно выдал ордер на арест морского разбойника. Но Черная Борода был слишком опытным, чтобы быть пойманным таким образом, и покинул город с большой поспешностью.
   Люди на побережье Северной Каролины очень устали от Черной Бороды и его людей. Суда, большие и малые, грабили, и всякий раз, когда корабль брали на абордаж или захватывалось рыболовецкое судно, Черная Борода, как известно, оказывался замешанным в этом деле, участвовал ли он в нем лично или нет. Иметь такого пирата в качестве соседа было крайне неприятно, и поселенцам Северной Каролины очень хотелось от него избавиться. Им было бесполезно просить правительство своего штата наказать этого негодяя, и хотя их добрая соседка, Южная Каролина, возможно, и согласилась бы помочь им, она была слишком бедна в то время и в полной мере занята своими делами.
   Не зная или не заботясь о том, как сильно настроены поселенцы против него, Черная Борода продолжал свои злые дела, и среди прочих преступлений он захватил небольшое судно и обошелся с экипажем таким жестоким образом, что лучшие представители Северной Каролины поклялись, что больше не будут терпеть его, и поэтому обратились к губернатору Вирджинии Спотсвуду и попросили его помощи против пиратов. Виргинцы охотно делали все, что могли, для своих несчастных соседей. Законодательное собрание предложило награду за поимку Черной Бороды или любого из его людей; но губернатор, понимая, что этого недостаточно, решил сделать что-то на свой страх и риск, так как прекрасно знал, - может наступить время, когда пиратские суда начнут посещать виргинские воды.
   В то время в Хэмптон-Роудсе находились два небольших британских военных корабля, и хотя губернатор не имел права посылать их в погоню за пиратами, он за свой счет снарядил два судна и укомплектовал их лучшими бойцами с военных кораблей. Одно судно он поставил под командование капитана Брэнда, а другое - под командование капитана Мейнарда, храброго и опытного морского офицера. Все приготовления велись в строжайшей тайне, - ведь если бы Черная Борода узнал о происходящем, он, вероятно, сбежал бы, - а затем оба судна вышли в море с поручением губернатора захватить Черную Бороду живым или мертвым. Это было сложно сделать, но Брэнд и Мейнард были мужественными людьми и не колебались в исполнении приказа.
   Виргинцам сообщили, что предводитель пиратов и его люди находятся на судне в заливе Окракок, и когда они прибыли туда, то, к своей радости, обнаружили там Черную Бороду. Когда пираты увидели два вооруженных судна, направляющихся в бухту, они поняли, что на них вот-вот нападут, и им не потребовалось много времени, чтобы приготовиться к бою; они не стали ждать, чтобы увидеть, что собирается предпринять их враг. Как только суда подошли достаточно близко, Черная Борода, не дожидаясь никаких предварительных объявлений, - требование капитуляции или тому подобная чепуха, - использовал против незваных гостей восемь тяжелых пушек.
   Занавес был поднят, пьеса началась, и это была очень живая пьеса. Орудия виргинцев открыли огонь по пиратскому кораблю, и они послали бы шлюпки, чтобы взять его на абордаж, если бы Черная Борода не опередил их. Абордаж всегда был излюбленным способом действий у пиратов. Они не часто имели тяжелые пушки, но даже когда это случалось, они предпочитали не сражаться на больших расстояниях. Им нравилось встречаться с врагами лицом к лицу и рубить их на их собственной палубе. В таких битвах они чувствовали себя как дома и почти всегда добивались успеха, потому что даже в британском флоте было мало моряков, способных противостоять этим мускулистым, свирепым смельчакам, которые прыгали через борт судна, как пантеры, и дрались, как бульдоги. Черная Борода уже достаточно натерпелся от канонады и не стал дожидаться, пока его возьмут на абордаж. Вскочив в лодку вместе с двадцатью своими людьми, он подплыл к судну, которым командовал Мейнард, и через несколько минут вместе со своими пиратами поднялся на борт.
   И вот на палубе этого судна случилась одна из самых страшных рукопашных схваток, известных морской истории. Пираты часто нападали на суда, где встречали сильное сопротивление, но никогда банда морских разбойников не сталкивалась с такими смелыми и умелыми противниками, как те, кто сейчас противостояли Черной Бороде и его команде. Зазвенела сталь, полыхнули пистолеты, поднялся дым, потекла кровь, и в этой неразберихе трудно было отличить друга от врага. Черная Борода был повсюду, прыгая из стороны в сторону, размахивая своей саблей, и хотя в него было сделано много выстрелов и многие бросались в его сторону, время от времени какой-нибудь матрос падал под его бешено вращающимся клинком.
   Но знаменитый пират поднялся на борт этого судна не для того, чтобы сражаться с простыми людьми. Он искал Мейнарда, его командира. Вскоре он встретился с ним и впервые в жизни нашел достойного противника. Мейнард был опытным фехтовальщиком, и как бы сильно и быстро ни опускалась сабля пирата, его удары попадали в пустоту, а шпага виргинца все время оказывалась в опасной близости от него. Наконец, Черная Борода, поняв, что не может сразить своего врага, внезапно выхватил пистолет и уже собирался разрядить его прямо в лицо своему противнику, когда Мейнард направил свою шпагу в горло разъяренного пирата; огромный Черная Борода рухнул навзничь на палубу, и в следующее мгновение Мейнард положил конец его гнусной карьере. Предводитель был мертв, а те немногие пираты, которые остались в живых, отказались от дальнейшей борьбы и прыгнули за борт, надеясь доплыть до берега. Победа виргинцев была полной.
   Сила, выносливость и необычайная жизненная энергия этих похожих на кошек человеческих существ, которые были известны как пираты, часто вызывали удивление у обычных людей. Их загорелые и волосатые тела, казалось, были сделаны из чего-то похожего на канаты, кожу и индийскую резину, на которые самые невероятные усилия и даже нанесение тяжелых ран оказывали очень слабое воздействие. Прежде чем Черная Борода пал, он получил от Мейнарда и других не менее двадцати пяти ран, но все же сражался до последнего, и когда задыхающийся офицер вложил свою шпагу в ножны, он почувствовал, что совершил выдающийся подвиг.
   Разорив пиратское гнездо в заливе Окракок, оба судна отплыли в Бат, где заставили некоторых бессовестных городских чиновников выдать груз, украденный с французского судна и хранившийся в городе Черной Бородой; затем они гордо поплыли обратно в Хэмптон-Роудс, а голова страшного чернобородого болталась на конце бушприта судна, на борту которого он пал, и на палубе которого он обнаружил ранее неизвестный ему факт, что хорошо обученный, честный человек может сражаться так же хорошо, как и самый безрассудный головорез, который когда-либо украшал свою бороду лентами и клялся во вражде всему хорошему.
  

ГЛАВА XXIV. НОВИЧОК ПОД ЧЕРНЫМ ФЛАГОМ

  
   В начале восемнадцатого века в Бриджтауне, на острове Барбадос, жил очень приятный джентльмен средних лет по имени майор Стид Боннет. Он служил офицером в британской армии, а когда ушел в отставку с военной службы, - купил поместье в Бриджтауне, где жил в мире и довольстве, пользуясь уважением соседей.
   И вот, почему-то, этот тихий и уважаемый джентльмен вбил себе в голову, что его судьба - стать пиратом. Некоторые говорили, что эта странная фантазия вызвана тем, что из-за жены его дом вовсе не был приятным для него, но совершенно очевидно, что если человек хочет получить оправдание для грабежа и убийства своих ближних, то он должен иметь гораздо более веские основания, чем дурной характер своей жены. Но помимо общих причин, по которым майор Боннет не должен был становиться пиратом, и которые относились ко всем людям так же, как и к нему самому, существовала особая причина против того, чтобы он освоил профессию морского разбойника, так как он был человеком исключительно сухопутным и ничего не знал о морских делах. Он любил историю и очень хорошо разбирался в современной литературе. Он привык к обычаям хорошего общества и много знал о сельском хозяйстве, лошадях, коровах и птице, но если бы ему пришлось управлять судном, он не знал бы, как держать его бушприт по ветру.
   Тем не менее, несмотря на абсолютную неспособность к подобной жизни и отсутствие каких-либо обычных мотивов для отказа от респектабельности и начала преступной карьеры, майор Боннет твердо решил стать пиратом, - и он им стал. У него было достаточно денег, чтобы купить корабль, набрать экипаж, и он спокойно сделал это в Бриджтауне, причем никто не предполагал, что он собирается сделать нечто большее, чем отправиться в какой-нибудь коммерческий круиз. Когда все было готово, однажды ночью его судно выскользнуло из гавани, и после того, как оно благополучно отплыло по волнующемуся морю, он встал на квартердек и объявил себя пиратом. Вряд ли это было необходимо, потому что семьдесят человек на борту его корабля были отчаянными головорезами разных национальностей, которых он нашел в маленьком порту и которые очень хорошо знали, чего от них ждут, когда они выйдут в море. Но если бы Стид Боннет не объявил себя пиратом, то, возможно, он и сам не поверил бы, что он пират; поэтому он поднял черный флаг со скелетом или черепом и скрещенными костями, опоясался большой саблей и, скрестив руки на груди, приказал своему помощнику направить судно к берегам Виргинии.
   Хотя Боннет почти ничего не знал о кораблях и море и не имел никакого опыта в пиратстве, его люди были опытными моряками, а те из них, кто не был пиратом прежде, были вполне готовы стать таковыми; поэтому, когда судно вошло в воды Виргинии, новоявленный пират захватил два или три судна и ограбил их, корабли сжег, а их команды высадил на берег.
   Это стало обычным делом среди пиратов, которые, несмотря на свою жестокость, не имели склонности прежних буканьеров пытать и убивать экипажи захваченных ими судов. Они не могли ненавидеть людей вообще, как буканьеры ненавидели испанцев, и поэтому были немного более гуманны по отношению к своим пленникам, высаживая их на берег какого-нибудь острова или пустынного побережья и позволяя им перемещаться по своему усмотрению. Это называлось высадкой на берег и было несколько менее бессердечным, чем старые методы избавления от нежелательных пленников путем утопления или обезглавливания их.
   Так как Боннет всегда придерживался довольно традиционных взглядов и уважал обычаи общества, в котором находился, то теперь он перенял все пиратские обычаи того времени, и когда оказывался слишком далеко от берега, чтобы высадить захваченную команду на берег, он без колебаний заставлял их "пройти по доске", что было излюбленным приемом пиратов, когда у них не было другого способа избавиться от своих пленников. Несчастные пленники, со связанными за спиной руками, были вынуждены один за другим взобраться на доску, которая выступала за борт судна и балансировала, и когда, подталкиваемые ножами и тесаками, они ступали на эту доску, она, конечно же, наклонялась, и они падали в море. Таким образом, мужчины, женщины и дети исчезали в волнах, а судно плыло дальше.
   Боннет быстро совершенствовал свои навыки. Он оказался ненасытным разбойником и жестоким завоевателем. Он захватывал торговые суда вдоль всего побережья вплоть до Новой Англии, затем остановился на некоторое время перед гаванью Чарльз-Тауна, где захватил пару призов, после чего направился в одну из гаваней Северной Каролины, где пиратскому судну всегда было легко произвести необходимый ремонт и подготовиться к дальнейшим приключениям.
   Корабль Боннета назывался "Месть", и это название так же плохо подходило к этому судну, как его командир - к тому, чтобы командовать им, ибо Боннету некому было мстить, разве только своей жене. Но многие пиратские корабли тогда назывались "Месть", и Боннет был обязан следовать моде, какой бы она ни была.
   Очень скоро после того, как он поднялся на квартердек и объявил себя пиратом, его люди обнаружили, что он разбирается в парусном деле не больше, чем в рисовании портретов, и хотя все морские операции были поручены младшим офицерам, большая часть команды испытывала огромное презрение к "сухопутному" капитану. Многие ворчали, а некоторые из матросов были бы рады выбросить Боннета за борт и завладеть кораблем. Но когда появлялись какие-либо признаки мятежа, пираты обнаруживали, что, если у них и не было матроса, который мог бы взять на себя командование, зато у них был очень решительный и неумолимый капитан. Боннет знал, что капитан пиратского корабля должен быть самым суровым и строгим человеком на борту, и поэтому при малейшем признаке неповиновения его ворчливых подчиненных заковывали в цепи или пороли, а Боннет имел обыкновение в такие минуты расхаживать по палубе с заряженными пистолетами, угрожая вышибить мозги любому, кто осмелится ослушаться его. Понимая, что хотя их капитан не был моряком, он был первоклассным тираном, мятежная команда держала свое недовольство при себе.
   Теперь Боннет направил нос "Мести" на юг, - то есть попросил кого-то проследить, чтобы это было сделано, - и поплыл к Гондурасскому заливу, который в то время был излюбленным местом отдыха пиратов. И вот тут-то он впервые встретился со знаменитым капитаном Черной Бородой. Несомненно, наш пират-любитель был очень рад познакомиться с этим известным "профессионалом", и вскоре они стали добрыми друзьями. Черная Борода собирался организовать экспедицию и предложил Боннету и его кораблю присоединиться к ней. Это приглашение было с радостью принято, и оба капитана пиратов отправились в совместное плавание. Старый негодяй, Черная Борода, знал о кораблях все и был хорошим мореплавателем; вскоре он обнаружил, что его новый партнер был зеленым, как трава, во всех морских делах. Поэтому, поразмыслив, он пришел к выводу, что Боннет вовсе не годится командовать таким прекрасным судном, как то, которым он владел и которое оборудовал, а так как пираты издают свои собственные законы и не подчиняются им, если им этого не хочется, Черная Борода послал за Боннетом, чтобы тот поднялся на борт его корабля, а затем так хладнокровно, как будто собирался зарубить беспомощного пленника, сказал ему, что тот не годится быть капитаном пиратов, что он намерен оставить его у себя, на борту собственного судна, и что он пошлет кого-нибудь, кто возьмет на себя командование "Местью".
   Боннет был ошеломлен своим падением. Час назад он гордо расхаживал по палубе принадлежащего ему судна, на котором захватил много ценных призов, а теперь ему сказали, что он должен остаться на корабле Черной Бороды и быть полезным в ведении вахтенного журнала или в других простых делах. "Зеленый" пират стиснул зубы и горько выругался про себя, но ничего не сказал открыто: на корабле Черной Бороды решения Черной Бороды не подлежали обсуждению.
  

ГЛАВА XXV. БОННЕТ СНОВА В СТРОЮ

  
   Не следует думать, что отставной командир "Мести" испытывал удовлетворение, сидя в каюте корабля Черной Бороды и делая записи о дневном плавании и различных мелких событиях. Он повиновался приказам своего партнера-узурпатора, потому что был обязан это делать, но его ненависть к Черной Бороде вовсе не становилась меньше из-за того, что должен был скрывать ее. Он сопровождал предводителя пиратов в различных экспедициях, среди которых был и визит в гавань Чарльз-Тауна, где Черная Борода обменял мистера Рэгга и его спутников на лекарства.
   Имея под своим началом очень хороший флот, Черная Борода некоторое время вел весьма успешный бизнес, но, почувствовав, что "заработал" достаточно для настоящего момента и что ему пора взять один из своих "отпусков", он вошел в бухту в Северной Каролине, где распустил свою команду. Пока он был на берегу, тратя свои деньги и славно проводя время, он не хотел, чтобы вокруг него было много людей, которые могли бы рассчитывать на его поддержку, когда израсходуют свою часть добычи. Не имея больше никакой надобности в Боннете, он отпустил и его и не возражал против того, чтобы тот снова завладел своим судном. Если "зеленый" пират решит снова выйти в море и, возможно, утопит себя и свою команду, это не будет иметь никакого значения для Черной Бороды.
   Но это было очень важно для Стида Боннета, который продолжил доказывать, что существуют определенные области пиратства, в которых он был адептом и не уступал никому из своих коллег-практиков. Он хотел снова заняться пиратством и нашел возможность сделать это способом, который, по его мнению, был намного лучше любого из обычных методов. Примерно в это же время король Англии Георг, желая покончить с пиратством, издал указ, в котором обещал помилование любому пирату, который предстанет перед соответствующими властями, отречется от своих дурных поступков и принесет присягу на верность. Случилось также, что очень скоро после того, как была издан этот указ, Англия вступила в войну с Испанией. Будучи человеком, интересовавшимся новостями во всех частях мира, насколько это было возможно, Боннет увидел в нынешнем положении дел хороший шанс сыграть роль волка в овечьей шкуре, и начал свою новую пиратскую карьеру, отказавшись от пиратства. Поэтому, оставив "Месть" в заливе, он отправился по суше в Бат; там он подписал нужные бумаги, принял присягу и сделал все необходимое, чтобы превратиться из пиратского капитана в почтенного командира должным образом уполномоченного британского капера. Вернувшись на свое судно со всеми документами в кармане, необходимыми для того, чтобы доказать, что он лояльный и законопослушный подданный Великобритании, он предъявил разрешительные документы для Сент-Томаса, который был британской военно-морской базой, и куда, по его словам, он отправлялся, чтобы получить назначение капером.
   Теперь у него было все, что он хотел, кроме команды. Конечно, в его теперешнем официальном качестве ему не следовало бы нанимать безработных пиратов, но в этот момент фортуна снова улыбнулась ему; он знал один необитаемый остров неподалеку, где Черная Борода в конце своего последнего плавания высадил на берег большую группу своих людей. Этот бессердечный пират не хотел брать всех своих последователей в порт, потому что они могли оказаться ему помехой и дорого обойтись, поэтому он отправил многих из них на этот остров, чтобы они жили или умерли в зависимости от обстоятельств. Боннет отправился на этот остров и, обнаружив, что большая часть этих людей все еще жива, предложил отвезти их на своем корабле в Сент-Томас, если они согласятся отвести корабль в порт. Это предложение было, конечно, с радостью принято, и очень скоро "Месть" оказалась полностью укомплектована экипажем отчаянных головорезов.
   Все эти действия заняли много времени, и, наконец, когда все было готово для того, чтобы Боннет отправился в свое пиратское путешествие, он получил информацию, которая заставила его изменить свое решение и выбрать цель совсем иного рода. Он полагал, что Черная Борода, которого он так и не простил за постыдное и предательское обращение с ним, все еще наслаждается жизнью на берегу, но капитан небольшого торгового судна сказал ему, что старый пират готовится к новому плаванию, и что он находится в заливе Окракок. Боннет скрестил руки на груди и топнул ногой по квартердеку. Пришло время доказать, что название его судна что-то значит. Никогда прежде у него не было возможности отомстить кому-нибудь, но теперь этот час настал. Он отомстит Черной Бороде!
   Боннет вышел в море в поистине воинственном настроении духа. Он не собирался нападать на несговорчивых торговцев; он был на пути к тому, чтобы наказать чернобородого пирата, вероломного негодяя, который не только вел себя подло по отношению к миру в целом, но и повел себя крайне нелояльно и неуважительно по отношению к своему собрату-предводителю пиратов. Если он когда-нибудь сможет поставить "Месть" рядом с кораблем Черной Бороды, то покажет ему, на что способна "зеленая рука".
   Когда Боннет добрался до Окракокского залива, то был глубоко разочарован, обнаружив, что Черная Борода покинул эту гавань, но не оставил преследования. Он бросился в погоню за кораблем своего врага, стараясь обнаружить хоть какие-то его следы. Если бы разъяренный Боннет встретился лицом к лицу с Черной Бородой, то, возможно, произошла бы битва, которая избавила бы мир от двух ужасных злодеев, а капитан Мейнард был бы лишен чести убить самого знаменитого пирата того времени.
   Боннет был хорошим солдатом и храбрым человеком, и хотя он не умел управлять кораблем, он умел обращаться с саблей, пожалуй, даже лучше, чем Черная Борода, и есть все основания полагать, что если бы эти два корабля сошлись вместе, то их экипажи позволили бы своим капитанам без помех разрешить их личный спор, ибо пираты наслаждаются кровавыми зрелищами, а это было бы для них редким развлечением подобного рода.
   Но Боннет так и не догнал Черную Бороду, и великая битва между пиратами не состоялась. После тщетных поисков в течение значительного времени Черной Бороды и его корабля, сбитый с толку Боннет прекратил преследование и обратился мыслями к другим предметам. Первое, что он сделал, - это изменил название своего судна; если он не сможет отомстить, то не будет плавать на "Мести". Подумав о другом имени, он решил назвать его "Королем Джеймсом". Не имея ни малейшего намерения соблюдать свои клятвы или выполнять свои обещания, он подумал, что раз уж ему суждено быть нелояльным, то пусть он будет настолько нелояльным, насколько это возможно, и поэтому дал своему кораблю имя сына Якова Второго, который был претендентом на трон и в то время находился во Франции, замышляя заговор против английского правительства.
   Следующее, что он сделал, - это изменил свое собственное имя, так как считал, что это улучшит его положение, если он будет схвачен после начала своей новой преступной карьеры. Поэтому он назвал себя капитаном Томасом, и был известен впоследствии под этим именем.
   Когда все эти приготовления были закончены, он собрал свою команду и объявил, что вместо того, чтобы отправиться в Сент-Томас и получить назначение капером, он решил продолжать жить своей прежней жизнью, и что он хочет, чтобы они поняли, - он не только капитан пиратов, но и они сами - пиратская команда. Многие из матросов были очень удивлены этим заявлением, так как сочли вполне естественным, что "зеленый" капитан отказался от пиратства после того, как его так унизил Черная Борода, и они не предполагали, что он когда-нибудь снова решится на плавание под черным флагом.
   Однако мнение экипажа о "зеленом" капитане сильно изменилось. Во время своих многочисленных плаваний он многое узнал об управлении кораблем и теперь мог отдавать вполне разумные команды; яростная погоня за Черной Бородой также принесла ему репутацию безрассудно храброго человека, которой он прежде не пользовался. Человек, который кипит от желания вступить в рукопашную схватку с величайшим пиратом современности, должен был быть хорошим парнем с их точки зрения. Кроме того, их капитан, недавно отказавшийся от своей мести, был очень свирепым человеком, и было бы крайне неприятно пытаться убедить его отказаться от своего пиратского намерения, либо отказаться присоединиться к нему в его осуществлении; поэтому вся команда, младшие офицеры и матросы, передумали идти в Сент-Томас и согласились поднять череп и скрещенные кости и следовать за капитаном Боннетом, куда бы он их ни повел.
   Боннет захватил несколько призов у побережья Виргинии, а затем поднялся в залив Делавэр, где захватил столько кораблей, сколько хотел, и вообще вел себя самым властным и наглым образом. Однажды, когда он остановился около города Льюис, чтобы отправить на берег нескольких пленников, он послал сообщение городским властям, что если они будут мешать его людям, когда они сойдут на берег, то он откроет огонь по городу из своих пушек и разнесет все дома в щепки. Разумеется, горожане, не имея возможности защитить себя, были вынуждены позволить пиратам высадиться на берег, а затем беспрепятственно отплыть.
   После этого неистовый капитан захватил два ценных судна и, желая взять их с собой, не утруждая себя переправкой их груза на свой корабль, оставил их экипажи на борту и приказал им следовать за ним, куда бы он ни шел. Через несколько дней после этого, когда одно из судов, казалось, слишком отдалилось, Боннет быстро дал понять его капитану, что он не из тех людей, с которыми можно шутить, и послал ему сообщение, что если он не будет держаться близко к "Королю Джеймсу", то он пустит отстающего на дно.
   Через некоторое время Боннет вошел в порт Северной Каролины, чтобы починить "Короля Джеймса", который сильно обветшал, и, не видя быстрого законного способа получить достаточно досок и бревен, чтобы произвести необходимый ремонт, захватил небольшое судно, стоявшее по соседству, и разобрал его, чтобы получить материал, необходимый для того, чтобы сделать свое собственное судно пригодным к плаванию.
   Как мы уже видели, жители побережья Северной Каролины очень редко сталкивались с пиратами, и вполне вероятно, что Боннет мог бы оставаться в порту так долго, как ему заблагорассудится, и ремонтировать и переоборудовать свое судно без всяких помех, если бы он купил и оплатил необходимые ему доски и бревна. Но когда дело дошло до дерзкого захвата их собственности, это было слишком даже для местных жителей, и жалобы на поведение Боннета распространялись от поселения к поселению, и очень скоро по всему побережью стало известно, что в Северной Каролине есть пират, который совершает там грабежи и готовится отправиться в новое плавание.
   Когда эти известия дошли до Чарльз-Тауна, горожане пришли в сильное волнение. Прошло совсем немного времени с тех пор, как Черная Борода посетил их гавань и обращался с ними с жестокой дерзостью, и в городе нашлись смелые люди, которые заявили, что если они в состоянии предотвратить еще один набег пиратов, то это будет сделано. В гавани не было ни одного корабля, который можно было бы послать навстречу пиратам, спускавшимся вниз по побережью, но мистер Дж. Уильям Ретт, дворянин, занимавший высокое положение, отправился к губернатору и предложил за свой счет снарядить экспедицию, чтобы отвратить от их города грозившую ему опасность.
  

ГЛАВА XXVI. СРАЖЕНИЕ НА ОТМЕЛИ

  
   Когда этот почтенный джентльмен, мистер Уильям Ретт из Чарльз-Тауна, получил от губернатора поручение отправиться навстречу ужасному пирату, известие о котором повергло добропорядочных граждан в такую тревогу, он именем закона завладел двумя большими судами, "Генри" и "Морской нимфой", стоявшими в гавани, и за свой счет укомплектовал их хорошо вооруженными экипажами, поставив на борт каждого из них по восемь маленьких пушек. Когда все было готово, под командованием мистера Ретта оказалась очень грозная для этих вод сила, и если бы он был готов отплыть на несколько дней раньше, то у него была бы возможность дать своим людям немного попрактиковаться в борьбе с пиратами, прежде чем они встретятся лицом к лицу с морским разбойником, с которым собирались покончить. Как раз в тот момент, когда его суда были готовы к отплытию, мистер Дж. Ретт получил известие, что пиратский корабль захватил два или три торговых судна неподалеку от гавани, вышел в море со всей возможной поспешностью и некоторое время плавал вдоль побережья, но не нашел грабителя, который быстро отбыл, услышав, что из гавани выходят вооруженные корабли.
   Тогда мистер Ретт, который был не более опытным моряком, чем Стид Боннет, когда тот только начинал свою морскую карьеру, смело направился вдоль берега к устью реки Кейп-Фир, где, как ему сказали, стояло пиратское судно. Когда он добрался до места назначения, то понял, что подняться по реке будет нелегко, потому что лоцманы, которых он привез с собой, ничего не знали о водах этой части побережья, и хотя оба корабля двигались очень осторожно, вскоре после того, как они вошли в реку, оба сели на мель, по причине отлива.
   Это была досадная случайность, но не катастрофическая, поскольку опытные командиры, командовавшие судами, очень хорошо знали, - когда начнется прилив, их суда будут освобождены. Но это помешало мистеру Ретту немедленно напасть на пиратское судно, верхушки мачт которого были ясно видны за высоким мысом на некотором расстоянии вверх по реке.
   Конечно, Боннет, или капитан Томас, как он теперь предпочитал себя называть, вскоре узнал, что два судна стоят на мели у устья реки, и, испытывая вполне естественное любопытство взглянуть, что это за суда, дождался наступления темноты, и послал три шлюпки с вооруженными пиратами для наблюдения. Когда эти шлюпки вернулись на "Короля Джеймса" и доложили, что застрявшие на мели суда были не торговыми, а большими судами, полными людей и вооруженными пушками, Боннет (ибо мы предпочитаем называть его старым именем) имел все основания скрестить руки, нахмурить брови и расхаживать взад и вперед по палубе. Он был уверен, что вооруженные корабли прибыли из Чарльз-Тауна, и не было никаких оснований сомневаться, что если губернатор Южной Каролины послал против него два корабля, то дело было очень серьезным. Он оказался заперт в реке, у него было только одно боевое судно против двух, и если ему не удастся выйти в море до того, как на него нападут корабли Чарльз-Тауна, то у него будет очень мало шансов продолжать свое нынешнее дело. Если бы "Король Джеймс" был готов к отплытию, то, несомненно, Боннет воспользовался бы своим шансом найти выход в темноте и отплыл бы в ту же ночь, не обращая внимания на канонаду, которая могла быть направлена против него с двух севших на мель судов.
   Но так как выйти из западни было невозможно, Боннет с величайшей энергией принялся готовиться к бою. Он знал, что когда поднимется прилив, на плаву окажутся два вооруженных судна, и что на спокойных водах реки Кейп-Фир произойдет морское сражение. Всю ночь его люди работали над расчисткой палубы и приведением всего в порядок в виду предстоящего боя, и всю ночь мистер Ретт и его команда внимательно следили за любым неожиданным движением противника, пока заряжали свои пушки и пистолеты и тоже приводили все в порядок.
   Рано утром бодрствующие экипажи судов Южной Каролины, которые теперь были на плаву и стояли на якоре, увидели, как над далеким мысом начали движение верхушки мачт пиратского судна, и очень скоро корабль Боннета появился в поле зрения под всеми парусами; и когда он повернул, они увидели, что он направляется прямо к ним. Были подняты якоря и паруса "Генри" и "Морской нимфы", и вот-вот должно было начаться морское сражение между отставным армейским офицером, почти выучившимся на моряка, и обычным джентльменом из Южной Каролины, который ничего не смыслил в управлении кораблями.
   Каролинцам было ясно, что главной целью капитана пиратов было - как можно скорее выйти в море, и что он спускался вниз по реке не потому, что хотел немедленно напасть на них, а потому, что надеялся проскользнуть мимо и уйти. Конечно, они могли бы преследовать его в океане и сразиться с ним, если бы их корабли были достаточно быстроходны, но как только они выйдут из реки на морской простор, у него будет двадцать шансов спастись там, где сейчас у него имелся только один.
   Но мистер Ретт не хотел, чтобы пираты сыграли с ним эту маленькую шутку; он хотел сразиться с подлыми негодяями в реке, где они не могли бы уйти, и он не собирался позволить им ускользнуть в море. Поэтому, когда "Король Джеймс" под всеми парусами шел вниз по реке, держась как можно дальше от своих врагов, мистер Ретт приказал своим кораблям приблизиться к нему, чтобы отрезать путь к отступлению и заставить его направиться к противоположному берегу реки. Этот маневр был выполнен с большим успехом. Два судна Чарльз-Тауна так смело и быстро направились к "Королю Джеймсу", что последний был вынужден прижаться к берегу, и первое, что заметили пираты, - это то, что они крепко застряли на песчаной отмели. Через три минуты "Генри" также наткнулся на песчаную отмель, а поскольку этих препятствий в реке было предостаточно, то "Морская нимфа" очень скоро оказалась на другой. Но, к несчастью, она застряла на значительном расстоянии от своего "спутника".
   Теперь все три судна, которым предстояло вступить в этот памятный морской бой, все три быстроходные, - завязли на мели и были неспособные двигаться; положение их усугублялось тем, что должно было пройти еще пять часов, прежде чем прилив поднимется достаточно высоко, чтобы какое-нибудь из них смогло высвободиться. Положение всех трех судов оказалось очень странным и неудобным; "Генри" и "Король Джеймс" располагались так близко друг к другу, что мистер Ретт мог бы застрелить майора Боннета из пистолета, если бы тот предоставил ему такую возможность, а "Морская нимфа" находилась так далеко, что совершенно не могла принять участия в сражении, и ее экипажу ничего не оставалось, как только смотреть, что происходит между командами двух других судов.
   Но хотя они не могли ни приблизиться друг к другу, ни отдалиться друг от друга, пираты и команда мистера Ретта не собирались откладывать сражение до тех пор, пока не окажутся на плаву и не смогут сражаться обычным образом на кораблях; они немедленно начали стрелять друг в друга из пистолетов, мушкетов и пушек, и этот грохот и рев, должно быть, распугал птиц, зверей и рыб этого тихого края.
   По мере того как отлив продолжался, и воды реки становились все более мелкими, два противоборствующих судна начали крениться в одну сторону, но, к несчастью для "Генри", оба они кренились таким образом, что палуба "Короля Джеймса" была наклонена в сторону от "Генри", в то время как палуба последнего наклонилась к своему пиратскому противнику. Это давало большое преимущество Боннету и его команде, так как они были в значительной степени защищены корпусом своего судна, в то время как вся палуба "Генри" была открыта пиратам. Но мистер Ретт и его каролинцы были храбрыми людьми, и они стреляли из своих мушкетов и пистолетов в пиратов всякий раз, когда им удавалось увидеть голову над поручнями "Короля Джеймса", в то время как из своих пушек они продолжали обстрел корпуса пиратского судна.
   Бой продолжался пять долгих часов, но пушки, которые несли эти два судна, были, должно быть, слишком малого калибра, потому что если бы они стреляли с такой малой дистанции и так долго из мощных орудий, то они, должно быть, разбили бы друг друга в щепки. Но ни одно судно, по-видимому, не было серьезно повреждено, и хотя с обеих сторон было убито много людей, бой продолжался с большой решимостью и яростью. Одно время казалось почти несомненным, что Боннет возьмет верх над мистером Дж. Реттом и он даже приказал поднять черный флаг, а его люди кричали каролинцам, чтобы те умоляли их о пощаде, но каролинские парни отвечали на эти насмешки выстрелами.
   Начинался прилив, и все, кто находился на борту этих двух боевых кораблей, прекрасно понимали, что первый из них, который высвободиться, будет иметь большое преимущество перед другим и, вероятно, станет победителем. Наступил прилив, пушки все еще ревели и трещали мушкеты, в то время как сердца пиратов и каролинцев почти замерли, когда каждый из них наблюдал за другим судном, чтобы увидеть, есть ли на нем какие-нибудь признаки всплытия.
   Наконец, такие признаки были замечены; "Генри" был дальше от берега, чем "Король Джеймс", и он первый почувствовал влияние прилива. Его мачты начали выпрямляться, палуба, наконец, выровнялась, и он смог двигаться, в то время как его противник все еще лежал, перевернувшись на бок. Теперь пираты поняли, что у них нет никаких шансов; через очень короткое время другое судно, "Морская нимфа", также окажется на плаву, и тогда оба судна обрушатся на них и полностью уничтожат и их самих, и их судно. На "Короле Джеймсе" царило общее желание сдаться на самых выгодных условиях, ибо гораздо лучше было попробовать договориться, чем продолжать борьбу с врагами, превосходящими их числом и кораблями.
   Но Боннет и слышать не желал о капитуляции. Вместо того чтобы отказаться от боя, он заявил, что подожжет пороховой погреб "Короля Джеймса" и взорвет себя, свой корабль и своих людей. Хотя он и не был моряком, но обладал душой солдата и, несмотря на то, что был подлым и жестоким пиратом, был храбрым человеком. Однако Боннет был один, а его команда насчитывала десятки человек, и, несмотря на его яростное несогласие, они были полны решимости сдаться, и когда мистер Дж. Ретт подплыл к "Королю Джеймсу", намереваясь взять его на абордаж, если пираты все же окажут сопротивление, то обнаружил, что они готовы подчиниться его условиям и стать его пленникам.
   Так закончилась великая морская битва между джентльменами и так закончилась карьера Стида Боннета. Он и его люди были доставлены в Чарльз-Таун, где большинство членов пиратской команды были преданы суду и казнены. "Зеленый пират", причинивший американскому побережью больше опустошений, чем многие искусные морские разбойники, был заключен под стражу в ожидании суда, и кажется очень странным, что в Чарльз-Тауне существовало общественное мнение, которое заставляло чиновников относиться к этому пирату с некоторой долей уважения просто потому, что он занимал в жизни положение джентльмена. Он был гораздо более жестокосердным негодяем, чем любой из его людей, но их казнили как можно скорее, в то время как суд над ним откладывался, и ему были предоставлены привилегии, которые никогда не были бы предоставлены обычному пирату. Прошло так много времени, прежде чем он предстал перед судом, что у некоторых добросердечных жителей Чарльз-Тауна возникло сочувствие к его несчастьям, чьи дома он разграбил бы и чьи семьи убил бы, если бы нужда пиратства сделала такие действия желательными.
   Обнаружив, что некоторые жители пытаются спасти ему жизнь, Боннет забыл о своем высокомерии и попытался спасти свою жизнь, написав жалобные письма губернатору, умоляя о пощаде. Но губернатор Южной Каролины не собирался щадить пирата, который сознательно отдал себя под защиту закона, чтобы продолжить свою пиратскую карьеру, и "зеленый" капитан с черным сердцем в конце концов был повешен на том же самом месте, где были казнены его товарищи.
  

ГЛАВА XXVII. ШЕСТИНЕДЕЛЬНЫЙ ПИРАТ

  
   Приблизительно в то время, когда "карьера" Стида Боннета подходила к концу, в водах около Нью-Йорка появился очень скромный пират. Это был человек по имени Ричард Уорли, который очень мало занимался пиратством, и, тем не менее, вскоре добился замечательного успеха. Он начал свой путь, став бичом для торговли в Атлантическом океане, имея только небольшую лодку и восемь человек. На этом маленьком суденышке он шел вдоль побережья Нью-Джерси, забирая все, что мог, с рыбацких лодок и небольших торговых судов, пока не достиг залива Делавэр, где захватил большое судно.
   Когда об этом узнали в Филадельфии, это произвело сенсацию, и люди говорили о нем до тех пор, пока маленькая лодка с девятью людьми не превратилась в огромный пиратский корабль, полный головорезов. Из Филадельфии известие было послано в Нью-Йорк; правительство предупреждалось о большой опасности, угрожавшей побережью. Как только эти тревожные сведения были получены, жители Нью-Йорка принялись готовить экспедицию, которая должна была выйти в море и попытаться уничтожить пиратское судно до того, как оно войдет в их порт, а также посеет хаос среди их торговых судов.
   Может показаться странным, что маленькая лодка с девятью людьми могла вызвать такой переполох в этих двух больших провинциях Северной Америки, но если мы попытаемся представить себе, какой эффект произвело бы на жителей Стейтен-Айленда или на обитателей прекрасных домов на берегах реки Делавэр объявление о том, что в их окрестностях ожидается лодка с девятью отчаянными грабителями, мы сможем лучше понять, что подумали жители Нью-Йорка и Филадельфии, когда услышали, что Уорли захватил судно в Делавэрском заливе.
   Экспедиция, покинувшая Нью-Йорк, совершила очень неудачное плавание. Отправленные на поиски Уорли плыли много дней, но так и не увидели никаких признаков лодки, в которой было бы девять человек, и вернулись разочарованные. Уорли, однако, продолжал сопутствовать успех. Он захватил еще одно судно, и так как оно был большим, и лучше подходило для его целей, то он завладел им, оставил лодку и превратил свой приз в обычное пиратское судно. Имея под своим командованием хороший корабль, капитан Уорли теперь расширил сферу своих действий; на обоих берегах залива Делавэр и вдоль побережья Нью-Джерси он захватывал все, что попадалось ему на пути, и в течение примерно трех недель делал воды в этих краях очень опасными для всякого рода мирных торговых судов. Если бы Уорли занимался торговлей, то его девизом был бы: "Быстрые продажи и небольшие прибыли", ибо днем и ночью "Месть Нью-Йорка", - так он назвал свое новое судно, - курсировала на восток, запад, север и юг, не упуская ни малейшей возможности забирать деньги, товары и провиант с любого судна, каким бы незначительным оно ни было.
   Теперь филадельфийцы начали опасаться еще больше, ибо если лодка так быстро превратилась в судно, то судно может превратиться и во флот, а все они слышали о Порто-Белло и о деяниях кровавых пиратов. Губернатор Пенсильвании, сознавая надвигающуюся опасность и необходимость немедленных действий, послал в Сэнди-Хук, где находился британский военный корабль "Феникс", и настоятельно потребовал, чтобы это судно вошло в Делавэрский залив и покончило с пиратами, опустошавшими эти воды. Учитывая, что Уорли не занимался пиратством уже более четырех недель, он создал себе репутацию предприимчивого и осмотрительного человека, что заставляло считаться с ним, и крупный военный корабль не считал его слишком мелкой дичью, поэтому его капитан решил захватить или уничтожить дерзкого Уорли. Но пират не был найден. Пока "Феникс" шел вдоль побережья, осматривая все бухты и гавани Нью-Джерси и Пенсильвании, "Месть Нью-Йорка" вышла в море и двинулась на юг, где можно было относительно безопасно заниматься прежним делом.
   Оставим на некоторое время корабль Уорли, плывущий на юг, и отправимся в Чарльз-Таун, где происходили очень важные события. Губернатор Южной Каролины очень боялся, что пираты решат отомстить за поимку Стида Боннета, который в то время находился в тюрьме в ожидании суда, и что если его казнят, то Чарльз-Таун может подвергнуться нападению значительных сил пиратов; он обратился в Англию с просьбой прислать в гавань военное судно. Но прежде чем можно было ожидать его прибытия, в Чарльз-Таун пришло известие, что знаменитый пират по имени Моуди уже находится вблизи гавани, захватывая торговые суда, и, возможно, ждет прибытия других пиратских кораблей, чтобы войти в гавань и спасти Боннета.
   Жители Чарльз-Тауна понимали, что им снова предстоит действовать самостоятельно, а не зависеть от местного правительства. Если за пределами гавани есть пираты, их надо встретить и разгромить, прежде чем они смогут подойти к городу, и губернатор и совет немедленно решили снарядить небольшой флот. Четыре торговых судна были снабжены пушками, боеприпасами и людьми, и командование этой экспедицией, несомненно, было бы отдано мистеру Ретту, если бы он не поссорился с губернатором. Поскольку в Чарльз-Тауне не было морских офицеров, их боевыми кораблями должны были командовать гражданские лица, и губернатор Джонсон решил попробовать свои силы в морском сражении. Мистеру Ретту все удалось как нельзя лучше, а чем он хуже мистера Ретта?
   Еще до того, как маленький флот губернатора, - одним из его кораблей был "Король Джеймс", захваченный у Боннета, - был полностью готов к отплытию, губернатор получил известие, что его приготовления были сделаны очень вовремя, так как уже два судна вошли во внешнюю гавань и стояли на якоре у острова Салливана. Весьма вероятно, что Моуди, вернувшись из какой-то экспедиции, ждал там прибытия других пиратских кораблей, - и теперь было очень важно немедленно атаковать его.
   Поскольку было очень желательно, чтобы пираты не сбежали до того, как флот Чарльз-Тауна достигнет их, корабли губернатора были сделаны так, чтобы выглядеть как можно более похожими на простые торговые суда. Их пушки были прикрыты, а большая часть экипажей держалась внизу, вне поля зрения. Таким образом, четыре корабля вошли в бухту и рано утром появились в поле зрения пиратов. Когда корабль и большое судно увидели, что четыре торговых судна спокойно вышли из гавани, они приготовились захватить их. Подняли якоря, поставили паруса, и с черным флагом, развевающимся на верхней мачте каждого судна, направились к чарльз-таунскому флоту и вскоре подошли достаточно близко к "Королю Вильгельму", который находился впереди остальных, чтобы предложить его капитану сдаться. Но в этот момент губернатор Джонсон, находившийся на борту "Средиземного моря" и слышавший, что дерзкий пират кричит в свою говорящую трубу, подал условный сигнал. Мгновенно все изменилось. С пушек мнимых купцов были сорваны чехлы, из трюмов высыпали вооруженные люди, на каждом из них был поднят английский флаг, и шестьдесят восемь орудий объединенного флота открыли огонь по изумленным пиратам.
   Корабль, который казался самым грозным из вражеских судов, подошел так близко к намеченной добыче, что два корабля губернатора Джонсона, "Морская нимфа" и "Король Джеймс", некогда столь ожесточенно противостоявшие друг другу, а теперь сражавшиеся вместе в одном строю, смогли пройти между ним и открытым морем и таким образом отрезать ему путь к отступлению.
   Но если капитан пиратского корабля и не мог уйти, он, тем не менее, доказал, что умеет сражаться очень хорошо, и хотя два судна, сделавшие его объектом своей атаки, осыпали его пушечными ядрами и мушкетными пулями, он отвечал им огнем из своих пушек и мушкетов. Три корабля находились так близко друг от друга, что иногда реи их мачт почти соприкасались, так что эта ужасная схватка казалась почти рукопашной. В течение четырех часов грохот пушек, треск ломающегося дерева, почти непрерывные выстрелы из мушкетов не прекращались, а дым сражения часто мешал экипажам сражающихся кораблей видеть друг друга. Жители Чарльз-Тауна, стоявшие на берегу своей прекрасной гавани, могли видеть яростную борьбу, которая происходила, и велико было волнение и тревога по всему городу.
   Но вот пришел момент, когда два корабля против одного стали очень большим преимуществом, и когда "Король Джеймс" и "Морская нимфа" смогли занять удобные позиции и обрушили сокрушительный огонь на палубу пиратского судна, многие из пиратов отказались от борьбы и бросились вниз в трюм, чтобы спасти свои жизни. Затем оба судна Чарльз-Тауна взяли пиратское судно на абордаж, и снова разразилась жестокая битва с применением пистолетов и сабель. Капитан пиратов и несколько членов его команды все еще находились на палубе; они сражались, как раненые львы, и только после того, как все они были убиты или ранены, жители Чарльз-Тауна одержали победу.
   Вскоре после того, как эта ужасная битва закончилась, жители города увидели великолепное зрелище: пиратский корабль медленно плыл по гавани, с "Морской нимфой" возле одного борта и "Королем Джеймсом" возле другого, и цвета короны развевались на мачтах каждого из трех кораблей.
   Другой пиратский корабль, довольно большой, оказался более удачлив, чем его товарищ, так как ему удалось выйти в море, и, поставив все паруса, он сделал все возможное, чтобы спастись. Губернатор Джонсон, однако, и не думал упускать его, если это было в его силах. Когда штатский отправляется на морскую битву, он, естественно, хочет показать, на что способен, и губернатор Джонсон не хотел, чтобы люди думали, будто мистер Ретт был лучшим морским командиром, чем он сам. Он приказал "Средиземному морю" и "Королю Вильгельму" поставить все паруса, и они отправились в погоню за большим кораблем. Отступающие пираты делали все возможное, чтобы спастись бегством, бросая пушки и даже шлюпки, чтобы облегчить свой корабль, но это было бесполезно. Корабли губернатора были самыми быстрыми парусниками, и когда "Король Вильгельм" подошел достаточно близко, чтобы выпустить несколько пушечных ядер в убегающий корабль, последний спустил черный флаг, без промедления лег в дрейф и сдался.
   Было совершенно ясно, что на этом корабле нет закоренелых пиратов, и когда губернатор Джонсон поднялся на его борт, то обнаружил, что это не настоящий пиратский корабль, а английское судно, которое незадолго до этого было захвачено пиратами, в компании которых оно и прибыло в гавань Чарльз-Тауна. Оно привезло из Англии целую компанию каторжников и так называемых "слуг Завета", которые отправлялись в колонии, где их на несколько лет отдавали плантаторам. Среди них было тридцать шесть женщин, и когда каролинцы спустились вниз, то были очень удивлены, обнаружив, что трюм переполнен этими несчастными созданиями, напуганными до полусмерти. Во время захвата этого судна пиратский капитан завербовал нескольких каторжников в свою команду, так как ему нужны были люди, и переправил на борт своего приза нескольких пиратов, чтобы командовать им; корабль управлялся теми людьми из ее собственной команды и пассажиров, которые были готовы служить под началом пиратов, в то время как остальные были заперты внизу.
   Таким образом, судно было захвачено без особых хлопот, и "Король Вильгельм" и "Средиземное море" вернулись в Чарльз-Таун со своим призом, чтобы быть встреченными криками и радостными возгласами восхищенных горожан, уже взволнованных до предела предыдущим прибытием захваченного пиратского судна.
   Но губернатор Джонсон столкнулся кое с чем еще, что произвело на него более сильное впечатление, чем радостные возгласы горожан; он был страшно удивлен, обнаружив, что сражался и победил не пирата Моуди; не подозревая об этом, он сокрушил и полностью уничтожил ужасного Уорли, чьи деяния вызвали такой ужас в северных водах и чье угрожающее приближение вызвало волнение по всему побережью. Когда эта удивительная новость стала известна, крики и радостные возгласы стали еще громче.
   Таким образом, за короткий промежуток времени в шесть недель, закончилась карьера Ричарда Уорли, который, без сомнения, сделал большую пиратскую работу за меньшее время, чем любой известный морской разбойник.
  

ГЛАВА XXVIII. ДВЕ ЖЕНЩИНЫ-ПИРАТА

  
   Мировая история являет нам много примеров того, как женщины брали на себя роль мужчин, почти всегда с таким же успехом, как если бы они действительно принадлежали к мужскому полу, и в наши дни эти случаи становятся более частыми, чем когда-либо прежде. Жанна д'Арк надела доспехи и храбро возглавила армию; было много других женщин, которые создали себе репутацию отважных воительниц; но очень редко мы слышим о женщине, которая стала пиратом. Были, однако, две женщины-пирата, которые стали известны на нашем побережье.
   Самой известной из этих женщин-пиратов была Мэри Рид. Ее отец был капитаном английского торгового судна, мать плавала вместе с ним. У последней был старший ребенок, сын, и еще у нее была свекровь в Англии, от которой она ожидала наследства для своего маленького сына. Но мальчик умер, и миссис Рид, опасаясь, что ее свекровь не захочет оставить какое-либо имущество девочке, решила немного подшутить и заставить ее поверить, что ее второй ребенок тоже мальчик.
   Поэтому, как только маленькая девочка, которую отец и мать с самого рождения называли Марией, стала достаточно взрослой, чтобы отказаться от детской одежды, она надела одежду мальчика, и когда семья вернулась в Англию, перед ее бабушкой предстал славный маленький мальчик; но все эти обманы ни к чему не привели, потому что старая леди умерла, ничего не оставив мнимому внуку. Мать Мэри верила, что ее дитя будет лучше жить в этом мире мальчиком, чем она сама - девочкой, и поэтому продолжала одевать ее в мужскую одежду и отдавала в услужение в качестве лакея или одного из тех, кого сейчас называют "баттон".
   Но Мэри не любила чистить сапоги и бегать с поручениями. Она была очень довольна тем, что стала мальчиком; ей хотелось жить такой жизнью мальчика, которая пришлась бы по вкусу ее воображению, и так как она считала, что жизнь на море вполне устроит ее, то убежала из дома своего хозяина и записалась на борт военного корабля в качестве "порохового мальчика".
   Через некоторое время Мэри обнаружила, что море - это совсем не то, чего она ожидала, и когда выросла и стала похожа на хорошего крепкого парня, она убежала с военного корабля, когда тот стоял в английском порту, и отправилась во Фландрию; там она решила попробовать что-нибудь новое и посмотреть, понравится ли ей жизнь солдата больше, чем жизнь моряка. Она записалась в пехотный полк и со временем стала очень хорошим солдатом, участвовала в нескольких сражениях, стреляла из мушкета и работала штыком так же, как и любой другой солдат рядом с ней.
   Но с солдатской службой связано много тяжелой работы, и хотя она жаждала возбуждения битвы с бодрящим запахом пороха и криками своих товарищей-солдат, Мэри не представляла себе, как она будет маршировать, неся свой тяжелый мушкет и ранец. Она перебралась в кавалерийский полк, и здесь, сидя верхом на лошади, со снаряжением, которое она не любила таскать на себе, теперь удобно привязанным сзади, Мэри чувствовала себя гораздо спокойнее. Но ей не суждено было достичь славы лихого кавалериста на боевом коне, со сверкающей саблей. Один из ее товарищей был очень привлекательным молодым человеком, и Мэри влюбилась в него, а когда сказала ему, что на самом деле она не кавалерист, а кавалеристка, он ответил ей взаимностью; они оба согласились оставить армию и начать семейную жизнь в качестве гражданских лиц. Они поженились и открыли гостиницу. Оба они любили лошадей и не желали окончательно порывать с тем образом жизни, от которого недавно отказались, поэтому они назвали свою маленькую гостиницу "Три подковы" и радовались, когда кто-нибудь из их постояльцев подъезжал верхом к их конюшням, а не просто входил в их дверь.
   Но эта семейная жизнь продлилась не долго. Муж Мэри умер, и, не желая держать гостиницу в одиночестве, она снова надела мужское платье и записалась в солдаты. Но военный опыт ее не удовлетворил; в конце концов, она решила, что море ей нравится больше, чем суша, и снова поступила матросом на корабль, направлявшийся в Вест-Индию.
   Теперь стремление Мэри к переменам и разнообразию, похоже, было полностью удовлетворено. Корабль был захвачен английскими пиратами, а так как она была англичанкой и, судя по виду, могла стать настоящим пиратом, они заставили ее присоединиться к ним, и таким образом она впервые получила представление об их образе жизни. Когда эта компания распалась, она отправилась в Нью-Провиденс и завербовалась на каперское судно, но, - как это было распространено на подобных судах, которым поручалось совершать акты законного пиратства, - команда вскоре решила, что незаконное пиратство гораздо предпочтительнее, поэтому они подняли черный флаг и начали грабить исключительно в свою пользу.
   Мэри Рид теперь стала настоящим пиратом, с саблей, пистолетом и всеми внешними признаками отважного морского разбойника, за исключением того, что у нее не было бороды, но так как ее лицо было загорелым и покрытым шрамами от непогоды, она выглядела достаточно мужественной, чтобы напугать любого несчастного торговца, на палубу которого прыгала в компании своих орущих бородатых товарищей. О ней рассказывают, что она не любила жизнь пирата, но, похоже, верила в принцип: все, что стоит делать, стоит делать хорошо; она так же хорошо владела саблей и пистолетом, как и любой другой океанский разбойник.
   Но хотя Мэри была отважным пиратом, она все же оставалась женщиной, и снова влюбилась. Команда ее корабля захватила в плен красивого моряка, и Мария решила, что возьмет его в качестве своей доли добычи. Поэтому в первом же порту, куда они вошли, она снова стала женщиной и вышла за него замуж, а так как у них не было другого способа существования, то он остался с ней на корабле. Мэри и ее муж не испытывали настоящей любви к пиратской жизни, и решили расстаться с ней как можно скорее, но такой возможности не представилось. Мэри была очень высокого мнения о своем новом муже, который был тихим, дружелюбным человеком и совсем не подходил для его теперешней жизни, а так как он стал пиратом из любви к ней, она делала все возможное, чтобы облегчить ему жизнь.
   Дело дошло даже до того, что она дралась на дуэли вместо него, так как один из членов экипажа оскорбил его, вероятно, считая молокососом, который не ответит на оскорбление. Но муж Мэри мгновенно вспыхнул, и вызвал обидчика на дуэль. Хотя Мэри считала, что ее муж достаточно храбр, чтобы сражаться с кем угодно, она подумала, что, возможно, в некотором смысле он действительно был молокососом и не так хорошо обращался с оружием, как она. Поэтому она заставила его остаться на борту корабля, а сама отправилась на маленький островок неподалеку от того места, где они стояли на якоре, и устроила дуэль на саблях и пистолетах. Мужчина-пират и женщина-пират устроили яростную схватку, и вскоре мужчина-пират лежал мертвый на песке, а Мэри вернулась к восхищенной команде и благодарному мужу.
   Во время своей пиратской карьеры Мэри познакомилась с другой женщиной-пиратом по имени Энн Бонни, и эти женщины, возможно, единственные в своем роде, стали близкими подругами. Энн происходила из хорошей семьи. Она была дочерью ирландского адвоката, который уехал в Каролину и стал плантатором, там маленькая девочка выросла. Когда умерла ее мать, она вела хозяйство, но характер у нее был скорее мужской, чем женский. Она была очень вспыльчива и легко впадала в ярость; о ней рассказывают, что когда одна англичанка, - служанка в доме ее отца, - вызвала раздражение Энн какой-то небрежностью или дерзостью, эта вспыльчивая молодая женщина набросилась на нее и нанесла рану разделочным ножом.
   Неудивительно, что Энн вскоре почувствовала неприязнь к скучной жизни на плантации и, встретившись с молодым моряком, не имевшего за душой ничего, кроме приличной одежды, которую он носил, вышла за него замуж. Тогда ее отец, который, по-видимому, был таким же вспыльчивым, как и его дочь, выставил ее за дверь. Энн была рада жить жизнью своего мужа и отправилась вместе с ним в море, отплыв в Нью-Провиденс. Там она оказалась в совершенно новом общества. Пираты обычно собирались здесь, и Энн была очень рада обществу этих отважных морских разбойников, о подвигах которых она так часто слышала. Чем больше она общалась с пиратами, тем меньше ей нравились простые моряки, довольствовавшиеся службой на торговом флоте, и в конце концов она бросила своего мужа и вышла замуж за капитана Рэкхема, одного из самых привлекательных и лихих пиратов того времени.
   Энн отправилась на корабль своего мужа-пирата, а так как была уверена, что его профессия в точности соответствует ее необузданной и порывистой натуре, то решила тоже стать пиратом. Она надела мужскую одежду, подпоясалась саблей и повесила на пояс пистолеты. Во время многих экспедиций Энн плавала вместе с капитаном Рэкхемом, и всегда оставалась на палубе, независимо от ситуации. Наконец, доблестный капитан был схвачен и приговорен к смерти. Теперь натура Энн могла заявить о себе, и она это сделала, но это была совсем другая натура, чем у Мэри Рид. Перед самой казнью Энн допустили к мужу, но вместо того, чтобы предложить ему сделать что-нибудь, что могло бы утешить его или смягчить его ужасное несчастье, она просто стояла и презрительно смотрела на него. Она сказала, что ей очень жаль видеть его в таком затруднительном положении, но она также сказала ему, что если бы у него хватило мужества сражаться как мужчина, то он не стал бы ждать, пока его повесят, как собаку, и с этими словами она ушла и оставила его одного.
   Когда капитан Рэкхем был схвачен, Мэри Рид и ее муж находились на борту его корабля, и, возможно, была какая-то причина, по которой Энн осудила трусость капитана Рэкхема. Как уже было сказано, эти две женщины были хорошими подругами и отважными бойцами, и когда они обнаружили, что судно вступило в бой с военным кораблем, они стояли вместе на палубе и храбро сражались, хотя остальная команда и даже сам капитан были так обескуражены сильным огнем, обрушившимся на них, что отступили в трюм.
   Мэри и Энн были так возмущены этим проявлением трусости, что бросились к люкам и закричали своим малодушным товарищам, чтобы они поднялись и помогли защитить корабль, а когда их мольбы были проигнорированы, пришли в такую ярость, что выстрелили вниз, в трюм, убив одного из испуганных пиратов и ранив еще нескольких. Но их корабль был захвачен, а Мэри и Энн вместе со всеми оставшимися в живых пиратами заковали в кандалы и увезли в Англию.
   Оказавшись в тюрьме, Мэри заявила, что они с мужем твердо намерены отказаться от пиратства и стать частными гражданами. Но когда предстала перед судом, рассказы о ее деяниях произвели на судей гораздо большее впечатление, чем ее слова, и она была приговорена к казни. Однако от этой участи ее спасла лихорадка, от которой она умерла вскоре после вынесения приговора.
   Вспыльчивая Энн тоже была осуждена, но исправление правосудия часто бывает любопытным и трудным для понимания, поскольку эта жестокосердная и кровожадная женщина была в конце концов помилована. Мы не знаем, продолжала ли она и дальше изображать из себя мужчину, но несомненно, что она была последней из женщин-пиратов.
   Есть много вещей, которые женщины могут делать так же хорошо, как и мужчины, и есть много профессий, к которым они прекрасно приспособлены, но мне кажется, что пиратство не входит в их число. Говорят, что женская натура склонна увлекать их слишком далеко, и я никогда не слышал о мужчине-пирате, который позволил бы себе так разгневаться на трусость своих товарищей, что намеренно выстрелил бы в трюм судна, где бы находилась его жена и товарищи.
  

ГЛАВА XXIX. ОН СТАЛ ПИРАТОМ С САМОГО ДЕТСТВА

  
   Примерно в начале восемнадцатого века в Вестминстере, Англия, жил мальчик, который очень рано в своей жизни сделал выбор будущей карьеры. Почти у всех мальчиков есть идеи на этот счет, и в то время как некоторые думают, что они хотели бы быть президентами или генералами армий, другие воображают, что они предпочли бы быть исследователями неизвестных стран или держать кондитерские лавки. Но обычно бывает так, что эти юношеские идеи никогда не осуществляются, и мальчик, который хотел бы продавать конфеты, потому что ему нравится их есть, становится фермером в прерии на Западе, где кондитерских изделий никогда не видели, а будущий генерал решает выучиться на чиновника.
   Но Эдвард Лоу, о котором пойдет речь, был совсем другим человеком. Жизнь разбойника соответствовала его юношеской фантазии, и он не только принял ее в очень раннем возрасте, но и придерживался ее до конца своей жизни. Он был гораздо сильнее и смелее молодых людей, с которыми общался, и вскоре стал известен среди них как сухопутный пират. Если у мальчика было что-нибудь, чего Нед Лоу желал, будь то яблоко, орех или фартинг, молодой разбойник бросался за ним в погоню и обращался с его владельцем так, как пират обращается с торговым судном, на борт которого он взошел.
   Молодой Лоу походил на пирата не только своими бесчестными методами, но и своей подлостью и жестокостью; если бы кто-то из его жертв спрятал какое-нибудь из сокровищ, которыми, как полагал Нед, тот обладал, Лоу применил бы все способы, какие только может подсказать изобретательность плохого мальчика, чтобы заставить того признаться, где тот спрятал полпенни, подаренные ему за то, что он держал лошадь, или мяч, с которым тот играл. С течением времени этот молодой уличный пират стал наводить ужас на всех мальчиков в той части Лондона, где он жил, и, начав так рано, он приобрел большой опыт в бесчестных и жестоких действиях.
   Вероятно, молодой Лоу получил свой плутоватый нрав по наследству, так как один из его братьев стал очень смелым и изобретательным вором и придуманный им новый вид грабежа, впоследствии стал популярен в Лондоне. Когда этот брат вырос, у него вошло в привычку одеваться как курьер - один из тех людей, которые в те дни разносили по городу письма и посылки. На голове у него стояла корзина, и, поддерживая ее руками, он торопливо пробирался по самым людным улицам Лондона.
   Корзина была тяжелая, но в ней не имелось никаких обычных товаров; вместо них она содержала смышленого мальчика семи лет, одного из младших членов семьи Лоу. Когда его брат быстро пробирался туда-сюда среди спешащих людей на тротуарах, мальчик в корзине вдруг протягивал руку и хватал шляпу или парик какого-нибудь мужчины, оказавшегося достаточно близко, чтобы он мог дотянуться до него. После этого, курьер и его корзина быстро терялись в толпе; и даже если бы изумленный горожанин, внезапно оказавшись без шляпы или парика, увидел Лоу, у него не было бы никаких оснований предполагать, что этот трудолюбивый человек с корзиной на голове имеет какое-то отношение к его потере.
   Этот новый способ уличного грабежа, наверное, приносил неплохой доход, потому что мальчик в корзине был хорошо обучен и никогда не хватал потрепанную шляпу или бедный парик. У старшего Лоу появилось много подражателей, и со временем многие достойные граждане Лондона пожелали иметь какой-нибудь безобидный способ приклеить свой парик на макушку или закрепить шляпу с помощью веревочек, завязанных под подбородком.
   Когда Нед Лоу вырос крепким молодым человеком, он отказался от воровства и мелких грабежей на лондонских улицах, и отплыл в Америку. Он высадился в Бостоне и, поскольку для того, чтобы иметь пропитание, нужно было работать, - так как возможности нечестного заработка еще не открывались перед ним, - он взялся за обучение ремеслу такелажника, но так как был очень плохо приспособлен к какому-либо постоянному занятию, то вскоре поссорился со своим учителем, убежал и сел на судно, направлявшееся в Гондурас.
   Какое-то время он зарабатывал себе на жизнь рубкой дров, но вскоре поссорился с капитаном судна, на котором работал, и в конце концов пришел в такую ярость, что попытался убить его. Ему не удалось совершить этот подлый поступок, и раз уж убийство не удалось, то он, подговорив двенадцать самых больших негодяев среди своих товарищей, захватил лодку, отправился на капитанскую шхуну, стоявшую у берега, и завладел ею. Затем они подняли якорь, поставили паруса и вышли в море, предоставив капитану и людям, которые были с ним, заботиться о себе самим и выживать, питаясь листьями, если им больше нечего будет есть.
   Теперь молодой Лоу имел в своем распоряжении корабль и команду из двенадцати крепких негодяев, и у него не возникло ни малейшего затруднения решить, что ему делать дальше. Как только он смог изготовить черный флаг из материалов, найденных на борту, он поднял этот зловещий флаг на мачте и объявил себя пиратом. Это была вершина его честолюбия, и в этой новой профессии ему почти нечему было учиться. От мальчика-вора до мужчины-пирата путь достаточно легок.
   Деревянная шхуна, конечно, не была снабжена пушками, саблями и пистолетами, необходимыми для пиратских предприятий, поэтому Лоу оказался в положении молодого человека, начинающего свое дело с очень небольшим капиталом. Итак, в надежде обеспечить себя всем необходимым для своей работы, Лоу отплыл на один из островов Вест-Индии, который был своего рода курортом для пиратов, и там ему очень повезло, потому что он познакомился с человеком по имени Лоутер, уже хорошо зарекомендовавшим себя в профессии пирата.
   Когда Лоу вошел в маленький порт со своим самодельным черным флагом, развевающимся на мачте, Лоутер принял его с величайшей учтивостью и гостеприимством и вскоре предложил новоиспеченному пирату вступить с ним в союз. Это предложение было принято, и Лоу был назначен вторым командиром небольшого флота из двух судов, каждое из которых было хорошо снабжено оружием, боеприпасами и всем необходимым для грабежа в открытом море.
   Но партнерство между этими двумя негодяями продолжалось недолго. Они захватили несколько ценных призов, и чем больше добычи получали, тем выше становилось мнение Лоу о себе, тем сильнее становилось его стремление к самостоятельным действиям. Поэтому, когда они захватили большую бригантину, Лоу решил, что больше не будет служить ни под чьим началом. Он заключил сделку с Лоутером, согласно которой они расторгли партнерство, и Лоу стал владельцем бригантины. На этом судне с сорока четырьмя матросами в команде он снова отправился в плавание под черным флагом, расставшись со своим бывшим старшим офицером, и поплыл на север.
   Поскольку Лоу высадился в Бостоне и некоторое время жил в этом городе, он, по-видимому, питал пристрастие к Новой Англии, которое, однако, не находило отклика у жителей этой части страны.
   Среди первых подвигов, которые Лоу совершил в водах Новой Англии, был захват судна, готового войти в один из портов Род-Айленда. Когда он забрал с этого судна все, что хотел, Лоу отрезал канаты от мачт и снял с него все паруса и оснастку. Поскольку его целью было выбраться из этих вод до того, как люди на берегу обнаружат его присутствие, он не только сделал почти невозможным управление судном, которое ограбил, но и ранил капитана и других членов команды, так что те не могли подать сигнал бедствия ни одному проходящему мимо судну. Затем он как можно быстрее отплыл в сторону открытого моря. Однако, несмотря на все трудности, с которыми им пришлось столкнуться, экипажу торгового судна удалось добраться до Блок-Айленда, а оттуда небольшое судно поспешно поплыло к Род-Айленду, доставив сведения о дерзком пиратстве, совершенном так близко от одного из его портов.
   Когда губернатор узнал о случившемся, он послал курьеров в портовые города с оповещением об опасности и призвал добровольцев выйти и захватить пиратов. Столь велико было негодование, вызванное дерзким поступком Лоу, что большое число добровольцев поспешило предложить свои услуги губернатору, и два судна были снаряжены с такой быстротой, что, хотя их командиры узнали об этом только утром, они были готовы отплыть еще до захода солнца. Они подняли все паруса и развили максимальную скорость, и хотя они действительно заметили корабль Лоу, пиратское судно было более быстроходным, чем суда преследователей, и разъяренные моряки Род-Айленда были вынуждены в конце концов отказаться от погони.
   Следующий набег Лоу оказался более масштабным. Обогнув Кейп-Код и проплыв вдоль побережья, он достиг окрестностей Марблхеда и там, в гавани, называвшейся в те дни Порт-Розмари, обнаружил на якоре флот из тринадцати торговых судов. Это было грандиозное зрелище, столь же желанное для глаз пирата, как большой самородок золота для старателя, который в течение нескольких утомительных дней вымывал желтые зерна из грязной породы, с трудом выкапываемой из твердой почвы.
   Лоу было бы нетрудно выбрать один из этих кораблей, спокойно стоявших в маленькой гавани, так как вскоре он понял, что ни один из них не был вооружен и не мог защитить себя от нападения, но его дерзость была необычайной, и он решил захватить их всех. Смело войдя в гавань, он поднял ужасный черный флаг, а затем, стоя на квартердеке с рупором, крикнул каждому проходящему мимо судну, что если оно не сдастся, то он поднимется на борт и не даст пощады ни капитану, ни команде. Конечно, мирным морякам ничего другого не оставалось, как подчиниться, и тогда этот жадный пират захватил каждое судно по очереди и забрал все, что ему понравилось.
   Но он не ограничился только грабежом товаров. Так как он предпочитал командовать несколькими кораблями вместо одного, то завладел несколькими лучшими из них и вынудил столько людей, сколько считал нужным, поступить к нему на службу. Затем, поскольку одно из захваченных судов было больше и лучше его бригантины, он перебрался на него, во главе маленького пиратского флота попрощался с Марблхедом и отправился в большое плавание, искать торговцев возле нашего побережья.
   Удивительно, как быстро этот человек преуспел в своих деловых предприятиях. Начав с небольшого судна с дюжиной безоружных людей, он очень скоро оказался во главе того, что, возможно, было самой крупной пиратской силой в американских водах. Нетрудно представить себе, что могло бы произойти, если бы природа не вмешалась в эту игру, ибо наши прибрежные города, особенно южные, стали бы легкой добычей Лоу и его флота.
   Но когда он плыл в Вест-Индию, вероятно, для того, чтобы снабдить свои корабли пушками, оружием и боеприпасами, прежде чем начать серьезную морскую кампанию, его флот был настигнут ужасным штормом, и, чтобы спасти суда, они были вынуждены выбросить за борт огромное количество наиболее тяжелых грузов, захваченных в Марблхеде, и когда, наконец, нашли убежище в гавани небольшого острова, были рады, что спаслись.
   Жадный Лоу был теперь не в том состоянии, чтобы отправиться на какое-либо рандеву с пиратами, где мог бы купить необходимое ему оружие и припасы. Большая часть его ценной добычи ушла на дно моря, и поэтому он был вынужден довольствоваться операциями сравнительно небольшого масштаба.
   Насколько ничтожны были эти масштабы, едва ли может понять обычный цивилизованный человек, но душа этого подлого пирата была способна на необычайную низость.
   Починив поврежденные корабли, Лоу отплыл с острова и вскоре столкнулся с разбитым судном, потерявшим все свои мачты во время сильного шторма, и полностью оказавшегося во власти ветра. Бедняги на борту очень нуждались в помощи, и нет сомнения, что, увидев приближение парусов, они возымели большие надежды, но даже если бы они знали, что это были за корабли, направлявшиеся к ним, они вряд ли заподозрили бы, что командир этих судов окажется таким презренным негодяем, каким он себя выказал.
   Вместо того чтобы оказать хоть какую-нибудь помощь команде потерпевшего кораблекрушение корабля, Лоу и его люди принялись грабить судно; они взяли с него тысячу фунтов деньгами и все ценное, что смогли найти на борту. Разграбив таким образом несчастную развалину, они уплыли, оставив капитана и команду поврежденного судна погибать от шторма или голода, если только какое-нибудь другое судно, управляемое людьми, а не безжалостными животными, не пройдет мимо и не спасет их.
   Снова начались грабежи. Лоу захватил в плен множество торговых судов, совершал самые жестокие преступления по отношению к своим жертвам и во всех отношениях показал себя одним из самых подлых и жестокосердных пиратов, о которых мы знаем. Нет необходимости рассказывать о его различных подлых поступках. Все они были очень похожи друг на друга, и ни один из них не представлял особого интереса; его существование упоминается на этих страницах потому, что он был одним из самых известных и успешных пиратов своего времени, а также потому, что его карьера показала, насколько сильно отличался характер буканьеров прошлых дней от характера пиратов, которые в восемнадцатом веке наводнили наше побережье. Первых можно было бы сравнить с дерзкими и лихими разбойниками с большой дороги, которые, по крайней мере, проявляли смелость и отвагу; последние напоминали подлых воров, стремившихся совершить преступление, если это им ничем не грозило, но никогда не готовых рисковать своей шкурой в любой опасности.
   Буканьеры былых времен, несомненно, были людьми величайшей храбрости. Они без колебаний нападали на хорошо вооруженные суда, экипажи которых намного превосходили их численностью, а в более поздние периоды завоевывали города. Их преступления были многочисленны и гнусны; но когда они совершали жестокости, то делали это для того, чтобы заставить своих пленников выдать спрятанные ими сокровища, а когда нападали на испанское судно и убивали всех находившихся на борту, то это потому, что испанские моряки также не давали пощады буканьерам.
   Но пираты, такие как Эдвард Лоу, не имели ни одной смягчающей черты в своих печально известных характерах. Ограбление потерпевшей кораблекрушение команды и оставление ее на произвол судьбы было лишь одним из презренных поступков Лоу. По-видимому, он редко нападал на судно, от которого можно было ожидать какого-либо сопротивления, и мы не читали о каких-либо заметных сражениях или морских сражениях, в которых он участвовал. Он охотился на слабых и беззащитных, и его нечеловеческие жестокости совершались не для того, чтобы вымогать имущество у своих жертв, а просто для того, чтобы удовлетворить свою злобу и любовь к насилию.
   Среди последователей Лоу были люди, которые считали его смелым и отважным предводителем, ибо он всегда был хвастуном, и были честные моряки и купцы, которые очень боялись его, но время показало, что ни у кого не было оснований предполагать, будто Эдвард Лоу обладает искрой мужества в своем характере. Он был достаточно храбр, когда нападал на безоружную команду, но когда ему приходилось иметь дело с любым судном, способным нанести ему какой-либо вред, он выказывал себя трусом.
   Плывя в компании с одним судном, - ибо он расстался с большей частью своего пиратского флота, - он увидел на значительном расстоянии довольно крупный корабль, и немедленно пустился в погоню, полагая, что оно может оказаться хорошей добычей. Однако случилось так, что обнаруженный Лоу корабль был английским военным кораблем "Грейхаунд", плававшим вдоль побережья в поисках тех самых пиратов, которые недавно совершили несколько возмутительных преступлений против экипажей торговых судов в этих водах.
   Когда два корабля с развевающимися над ними черными флагами и палубами, переполненными отчаянными парнями, вооруженными пистолетами и абордажными саблями, приблизились к судну, которое ожидали увидеть своим призом, они были очень удивлены, когда оно внезапно развернулось и дало залп из тяжелых орудий. Пираты открыли ответный огонь, так как были хорошо вооружены пушками, и им ничего не оставалось делать, кроме как сражаться, но бой был чрезвычайно коротким. Второе судно Лоу вскоре было выведено из строя огнем с военного корабля, и как только он это заметил, то, не обращая никакого внимания на своих товарищей по оружию и не думая ни о чем, кроме собственной безопасности, немедленно прекратил сражение и, поставив все паруса, умчался прочь от места битвы так быстро, как только ветер мог заставить его судно двигаться по воде.
   Поврежденный пиратский корабль был быстро захвачен, вскоре двадцать пять членов его команды были судимы, осуждены и повешены близ Ньюпорта, штат Род-Айленд. Но отъявленный негодяй Лоу не пострадал и продолжал свою карьеру презренного преступника еще некоторое время. То, что, в конце концов, случилось с ним, не записано в истории пиратства. Вполне вероятно, что если люди под его командованием не были слишком глупы, и поняли, насколько он труслив и подл, - они избавили этот мир от одного из наименее интересных из всех низменных существ.
  

ГЛАВА XXX. ПИРАТ ЗАЛИВА

  
   В начале этого столетия на берегах Мексиканского залива жил очень способный и, действительно, талантливый человек, который был отмечен в исторических хрониках того времени как известный пират, и описан в истории и традиции как галантный и романтичный морской разбойник. Этим человеком был Жан Лафит, широко известный как "пират залива", но на самом деле он был так мало похож на пирата, что можно усомниться, заслуживает ли он места в этих историях об американских пиратах.
   Лафит был французским кузнецом и, будучи еще молодым человеком, приехал вместе с двумя своими братьями в Новый Орлеан и открыл лавку на Бурбон-Стрит, где занимался подковыванием лошадей и другими видами своего ремесла. Но у него была душа, которая парила высоко над наковальней и мехами, и, увидев возможность заняться более прибыльным делом, он бросил кузню и вместе с двумя своими братьями стал капером, наполовину легализованным пиратом.
   В первые годы этого столетия Мексиканский залив стал ареной действий небольших судов, называвших себя каперами, но на самом деле бывших обычными пиратами. Война разразилась между Англией и Испанией, с одной стороны, и Францией - с другой, и поэтому первые названные нации были очень рады поручить каперам охоту на торговые суда Франции. Были также каперы, посланные некоторыми Центральноамериканскими республиками, которые сбросили с себя испанское иго; они, считая испанские суда своей добычей, были склонны точно так же смотреть и на английские суда, поскольку англичане и испанцы были союзниками. И когда несколько французских каперов также появились на сцене, захват торговых судов во время войны стал как бы "законным" делом.
   Но в одном отношении эти каперы, - так часто выступавшие в роли обычных пиратов, поскольку у них не было времени для решения национальных проблем, - были единодушны: когда они загружали свои корабли добычей, то должны были отправиться в какое-нибудь безопасное место, где можно было бы ее сбыть. Таким образом, со временем, бухта Баратария, расположенная примерно в сорока милях к югу от Нового Орлеана и очень удачная для нелегального поселения, была выбрана в качестве каперского порта, и вскоре в ее устье выросла большая процветающая колония, куда приходили каперы всех национальностей, чтобы избавиться от своих грузов.
   Конечно, в сравнительно пустынной местности вокруг Баратарии не имелось никого, кто мог бы купить ценные товары, доставляемые в этот порт, но главная цель владельцев этих товаров состояла в том, чтобы переправить их контрабандой в Новый Орлеан и избавиться от них. Торговля такого рода не могла быть законной, ибо Соединенные Штаты в самом начале века находились в мире с Англией, Францией и Испанией и потому не могли принимать в свои порты товары, захваченные на кораблях этих стран. В результате добыча каперов из Баратарии доставлялась в Новый Орлеан всевозможными тайными способами и продавалась торговцам в этом городе, причем таможня не имела никакого отношения к ввозу товаров.
   Это был большой бизнес; Жан Лафит обладал деловым умом, и поэтому вскоре после его прибытия в Баратарию он стал главным человеком в колонии и был в курсе всех ее операций. Таким образом, став заметной фигурой в пиратском кругу, он считался пиратом и в качестве такового дошел до нас на страницах истории.
   Но на самом деле Лафит никогда в жизни не занимался пиратством; он был кузнецом и знал о плавании на корабле или даже на самой маленькой лодке не больше, чем о том, как писать сонеты. Он даже не пытался, подобно знаменитому Боннету, найти других людей, которые могли бы управлять его судном, потому что ему не нравилась океанская волна, и все, что ему приходилось делать, он делал на твердой почве. О нем говорят, что он был в море всего два раза в своей жизни: один раз, когда он приплыл из Франции, и один раз, когда он покинул эту страну, и ни разу не плавал под "Веселым Роджером", как иногда называли пиратский флаг. По этим причинам едва ли можно назвать Лафита пиратом, но поскольку он был широко известен в этом качестве, то мы определим его в дурную компанию, истории из жизни которой рассказываем.
   Энергия и деловые способности Жана Лафита вскоре дали о себе знать не только в Баратарии, но и в Новом Орлеане. Каперы обнаружили, что он управляет их делами с большой осторожностью и справедливостью, и, хотя они были готовы доверять ему, - они были вынуждены ему повиноваться.
   С другой стороны, на торговлю Нового Орлеана очень сильно влияли огромные партии товаров, которые под руководством Лафита контрабандой ввозились в город. Многие купцы и лавочники, у которых отсутствовала совесть, были рады покупать эти контрабандные товары за очень небольшие деньги и продавать их по низким ценам с большой прибылью, но респектабельные бизнесмены, вынужденные платить рыночные цены за свои товары, были очень обеспокоены большим количеством контрабанды, которая постоянно переправлялась в Новый Орлеан и продавалась по ценам, с которыми они не могли конкурировать.
   Именно к концу нашей войны с Англией, начавшейся в 1812 году, правительство Соединенных Штатов, побуждаемое к действиям все возрастающими жалобами законопослушных купцов Нового Орлеана, решило послать небольшие военно-морские силы и полностью разрушить процветающий в Баратарии бизнес.
   Два брата Лафита находились в Новом Орлеане в качестве его агентов; один из них, Доминик, был арестован и брошен в тюрьму, а коммодору Паттерсону, начальствующему над этим местом, было приказано как можно скорее снарядить экспедицию для отплытия в Баратарию, чтобы уничтожить корабли, найденные в заливе, захватить город и конфисковать все товары, которые могли быть там найдены.
   Когда Жан Лафит услышал о решительных мерах, которые должны были быть предприняты против него, его перспективы, должно быть, казались весьма мрачными, ибо он, конечно, не мог защитить свою маленькую колонию от регулярных морских сил, которые, хотя и не могли войти в мелководную бухту, но могли выслать шлюпки с вооруженными экипажами, сражаться против которых было бы глупо. Но как раз в это время случилась очень странная вещь.
   Сильные английские военно-морские силы овладели Пенсаколой, во Флориде, и поскольку предполагалось нападение на Новый Орлеан, британский командующий, зная о колонии Лафита в Баратарии и полагая, что эти отважные и безрассудные авантюристы будут очень ценными союзниками в предполагаемом наступлении на город, решил послать посла к Лафиту, чтобы узнать, нельзя ли будет заключить союз с этим могущественным лидером полупиратов и контрабандистов.
   Военное судно "София", которым командовал капитан Локьер, было послано в Баратарию для встречи с Лафитом, и когда оно прибыло к устью гавани, в которую не могло войти, то начало стрелять из сигнальной пушки, чтобы привлечь внимание жителей колонии. Вполне естественно, что сообщение о пушках "Софии" вызвало большое волнение в Баратарии, и все люди, оказавшиеся в это время в поселении, высыпали на берег, чтобы посмотреть, что случилось. Но военный корабль находился слишком далеко, чтобы они могли различить его принадлежность, и Лафит решил, что ему остается только поплыть к устью гавани и узнать, в чем дело. Без сомнения, он опасался, что это и есть тот самый корабль Соединенных Штатов, который прибыл разрушить его поселение. Но так это было или нет, - он должен был узнать цену договора, потому что у него не было никакого желания защищать свои интересы в сражении с регулярными силами.
   Однако прежде чем Лафит добрался до корабля, он с удивлением обнаружил, что это был британский военный корабль, а не американский, и очень скоро увидел, что от него отделилась шлюпка и направляется к нему. В этой шлюпке находились капитан Локьер и еще два офицера, не считая гребцов; когда обе шлюпки встретились, капитан представился и спросил, можно ли найти мистера Лафита в Баратарии, заявив, что ему нужно передать важный документ. Осторожный француз не сразу признался, что именно ему предназначался этот документ, и сказал, что Лафит находится в Баратарии, но когда обе шлюпки направились к берегу, он подумал, что будет лучше объявить о себе, и сделал это.
   Когда толпа каперов увидела, что офицеры в британской форме высаживаются на берег, они не были склонны оказать им гостеприимство, так как некоторое время назад на это место было совершено нападение британскими силами, и нанесен большой ущерб. Но Лафит усмирил гнев своих сторонников, проводил офицеров в свой собственный дом и радушно принял их со всем возможным великолепием, поскольку его люди привозили в Баратарию предметы роскоши со всех концов света.
   Когда Лафит открыл пакет с бумагами, протянутый ему капитаном Локьером, то был очень удивлен. Некоторые из них были общими декларациями, объявляющими о намерениях Великобритании, если жители Луизианы не подчинятся ее требованиям; но самым важным документом был тот, в котором полковник Николс, главнокомандующий британскими войсками в заливе, предложил Лафиту и его последователям стать частью британского флота, обещая амнистировать всех жителей Баратарии, сделать их предводителя капитаном флота и много других хороших вещей, если они присоединятся к его силам и помогут ему атаковать американские морские порты. Однако в том случае, если это предложение будет отвергнуто, баратарийцев заверили, что их дома будут атакованы, суда уничтожены, а имущество конфисковано.
   Лафит пребывал в полном недоумении. Он не хотел становиться британским капитаном, так как его познания в кузнечном деле не принесли бы ему никакой пользы в этом качестве; кроме того, он не испытывал никакой любви к англичанам, и все его симпатии были на стороне Соединенных Штатов в этой войне. Но вот он оказался рядом с британским командующим, который просил его стать союзником и поднять оружие против Соединенных Штатов, угрожая в то же время уничтожить его и его колонию в случае отказа. С другой стороны, в тот момент Соединенные Штаты готовили экспедицию с целью разрушить поселение в Баратарии и сделать все, что англичане угрожали сделать, если Лафит не согласится на их предложения.
   Глава Баратарии, может быть, и не очень хорошо показал себя во владении саблей и пистолетом, но он был умным и проницательным человеком, обладавшим навыками практической дипломатии. Он попал в тяжелую ситуацию и должен действовать решительно и быстро, если хочет выбраться из нее.
   Первым делом он решил выиграть время, отложив ответ на предложение капитана Локьера. Он заверил этого офицера, что должен посоветоваться со своими людьми и посмотреть, какова будет их реакция, а также что он должен избавиться от некоторых агрессивных членов колонии, которые никогда не согласятся действовать совместно с Англией, и что поэтому он не сможет дать ответ полковнику Николсу в течение двух недель. Капитан Локьер сам видел, что нелегко будет убедить этих независимых и непокорных людей, многие из которых ненавидели Англию, поступить на британскую службу. Поэтому он счел разумным предоставить Лафиту время, о котором тот просил, и отплыл, пообещав вернуться через пятнадцать дней.
   Лафит, закончив на время свои переговоры с англичанами, не стал терять время напрасно и послал губернатору Луизианы Клейборну все документы, полученные от капитана Локьера; он также написал ему письмо, в котором рассказал обо всем, что произошло, и таким образом дал Соединенным Штатам первую достоверную информацию о предполагаемом нападении на Мобил и Новый Орлеан. Он сообщил губернатору, что не намерен воевать против страны, в которой живет; что он готов и стремится помочь ей всеми возможными способами, и что он и его последователи с радостью присоединятся к Соединенным Штатам против англичан, ничего не требуя взамен, кроме того, чтобы все дела против Баратарии были прекращены, чтобы ему и его людям была дана амнистия, чтобы его брат был освобожден из тюрьмы и чтобы был принят акт забвения, которым были бы оправданы и забыты деяния контрабандистов Баратарии.
   Кроме того, он заявил, что если правительство Соединенных Штатов не согласится на его предложение, то он немедленно покинет Баратарию со всеми своими людьми, поскольку, несмотря на все потери, которые может принести ему такое решение, он не останется там, где его могут заставить действовать против Соединенных Штатов. Лафит также писал одному из членов Законодательного Собрания Луизианы, и его письма были написаны так, чтобы произвести хороший эффект и склонить правительство в его пользу.
   Губернатор немедленно созвал совет и ознакомил его с бумагами и письмами, полученными от Лафита. Когда они были прочитаны, совет принял во внимание два обстоятельства: во-первых, письма и воззвания англичан могли быть подделкой, состряпанной Лафитом для того, чтобы избежать наказания со стороны Соединенных Штатов; и во-вторых, будет ли это соответствовать достоинству правительства - иметь дело с предводителем пиратов и контрабандистов.
   В результате консультаций было принято решение не продолжать переговоры с Лафитом и поторопиться с подготовкой к уничтожению опасного и вредного поселения в Баратарии. В соответствии с этим решением Совета, коммодор Паттерсон через несколько дней отплыл вниз по Миссисипи и атаковал пиратское поселение в Баратарии; было захвачено большинство кораблей, много пленных и ценных товаров, а поселение полностью разрушено. Лафит с большей частью своих людей бежал в лес и таким образом избежал плена.
   Капитан Локьер в назначенное время прибыл в гавань Баратарии и сорок восемь часов стрелял из своих сигнальных орудий, но не получил никакого ответа и, опасаясь послать в поселение шлюпку, заподозрив предательство со стороны Лафита, был вынужден отплыть в неведении о случившемся.
   Когда бумаги и письма, посланные Лафитом губернатору Клейборну, стали достоянием гласности, жители Луизианы и всей остальной страны были не согласны с губернатором и его советом относительно их решения и последующих действий, а Эдвард Ливингстон, известный адвокат из Нью-Йорка, принял сторону Лафита и очень решительно высказался в пользу его лояльности и честности в этом деле.
   Даже когда выяснилось, что все сведения, присланные Лафитом, совершенно верны, и что на Новый Орлеан готовится грозное наступление, генерал Джексон, командовавший в этой части страны, выступил с воззванием против британского способа ведения войны, и среди их злодеяний он не упомянул ничего, что могло бы быть хуже их попытки использовать против граждан Соединенных Штатов банду "адских разбойников" под командованием Жана Лафита!
   Но общественное мнение было решительно настроено в пользу бывшего пирата Залива, и по мере того, как положение дел в Новом Орлеане становилось все более и более серьезным, генерал Джексон, несмотря на все сказанное им, был наконец очень рад принять возобновленные предложения Лафита и его людей помочь в обороне города, и вследствие этой его перемены многие из бывших жителей Баратарии сражались в битве за Новый Орлеан и сделали доброе дело. На самом деле их заслуги были настолько ценны, что, когда война закончилась, президент Мэдисон издал декларацию, в которой говорилось, что бывшие жители Баратарии, отказавшись от своего порочного образа жизни и оказав помощь в защите своей страны, теперь получили полное прощение за все злодеяния, совершенные ими ранее.
   Теперь Лафит и его люди были свободными и независимыми гражданами Соединенных Штатов; они могли жить там, где им заблагорассудится, не опасаясь преследований, и могли заниматься любым законным делом, которое им нравилось, но это не удовлетворяло Лафита. Он старался занять честную позицию по отношению к своей стране; к его предложениям относились с презрением и недоверием; его клеймили как лжеца, и никто не проявлял склонности поступить справедливо по отношению к нему, пока его услуги не стали настолько необходимы правительству, что оно было вынуждено их принять.
   Поэтому Лафит, сопровождаемый некоторыми из своих старых товарищей, решил покинуть страну, где его лояльность получила столь неудовлетворительное признание, и начать новую жизнь в какой-нибудь другой части Американского континента. Вскоре после войны он отплыл в Мексиканский залив - неизвестно, куда именно, но, вероятно, в какой-нибудь Центральноамериканский порт, - и так как ни о нем, ни о его отряде ничего не было слышно, то многие люди полагают, что все они погибли во время сильного шторма, поднявшегося вскоре после их отплытия. Однако были и другие, кто утверждал, что он достиг Юкатана, где и умер на суше в 1826 году.
   Но конец Лафита не более сомнителен, чем его право на титул, данный ему людьми романтического склада ума; другие люди, еще более причудливого склада, могли предположить, что Мексиканский залив, возмущенный незаслуженным отличием, которое ему досталось, поглотил его, чтобы положить конец его притязаниям на титул "пирата Залива".
  

ГЛАВА XXXI. ПИРАТ, ЗАРЫВАВШИЙ СОКРОВИЩА

  
   Среди всех пиратов, которые встречаются в истории, легендах или песнях, есть один, чье имя выделяется как типичного героя страшного черного флага. Имя этого человека мгновенно всплывет в памяти почти каждого читателя, ибо, когда мы говорим о пиратах, мы всегда вспоминаем о капитане Кидде.
   На самом деле, однако, капитан Кидд не был типичным пиратом, поскольку во многих отношениях отличался от обычного морского флибустьера, особенно когда мы рассматриваем его в отношении нашей страны. Все остальные пираты, прославившиеся на нашем побережье, были известны как грабители и безжалостные похитители жизней и имущества, но слава капитана Кидда была иного рода. Мы не думаем о нем как о пирате, который грабил американских граждан, ибо почти все рассказы о нем относятся к его прибытию в различные точки наших берегов с единственной целью закопать и таким образом скрыть богатые сокровища, которые он собрал в других частях света.
   Эта репутация пирата, обогатившего наш берег своими кладами, не могла не сделать капитана Кидда чрезвычайно интересным персонажем, в результате чего он переместился из сферы обычной истории и описания в область воображения и романтики. Одним словом, он стал героем художественной литературы и песен. В таком случае, следует предположить, что есть два капитана Кидда - один Кидд из легенд, а другой Кидд - исторический, и мы рассмотрим по очереди две эти ипостаси, в которых предстает перед нами этот человек.
   Как уже было сказано, почти все рассказы о легендарном капитане Кидде относятся к его визитам в различные места вдоль нашего северного побережья и даже в глубь страны с целью сокрытия сокровищ, награбленных в других частях света.
   Таким образом, если мы отправимся почти в любую деревню или провинциальный городок на побережье Нью-Джерси или Лонг-Айленда и встретимся с каким-нибудь пожилым жителем, любящим поболтать с незнакомцами, он, вероятно, укажет нам на почерневшие и обветренные шпангоуты большого корабля, который давным-давно потерпел крушение на песчаной отмели у побережья во время ужасного шторма; он покажет нам, где купание приятно и безопасно; он расскажет нам о лучшем месте для рыбной ловли и, вероятно, покажет высокий утес немного в стороне от берега, с которого индейская девушка спрыгнула, спасаясь от томагавка своего разъяренного любовника, а затем почти наверняка расскажет нам об уединенном месте, где, как говорят, капитан Кидд и его пираты когда-то зарыли богатый клад.
   Если мы спросим нашего словоохотливого гида, почему это сокровище не было выкопано местными жителями, он, вероятно, покачает головой и заявит, что лично он ничего об этом не знает, но что клад существует, и он слышал, что были люди, которые пытались найти его, но если они и нашли его, то никогда ничего об этом не говорили, и что, по его мнению, если капитан Кидд когда-нибудь спрятал золото, серебро или драгоценные камни под землю в этой части побережья, то все эти сокровища еще там.
   Дальнейшие расспросы, вероятно, выявили бы тот факт, что существовало некое суеверие, которое не позволяло очень многим людям искать клады, зарытые капитаном Киддом в окрестностях, и хотя мало кто смог бы точно определить основание этого суеверия, обычно предполагалось, что большая часть сокровищ пиратов охранялась их призраками. В этом случае, конечно, робкие люди не захотели бы выходить ночью в одиночку, - потому что это было самое подходящее время для раскопок зарытых сокровищ, - а так как было бы нелегко собрать вместе несколько человек, каждый из которых был бы достаточно храбр, чтобы придать смелости другим, то многие места, считавшиеся хранилищами зарытых сокровищ, никогда не были потревожены.
   Несмотря на страх перед привидениями, несмотря на недостаток точных знаний о потайных местах, несмотря на сложность, прежние разочарования или ожидаемые насмешки, было сделано очень много обширных раскопок в песках и земле вдоль берегов наших северных штатов и даже в тихих лесах, лежащих в милях от моря, куда пираты должны были бы перевозить свои товары в повозках; люди копали, надеялись и уходили ни с чем, чтобы заняться более разумными делами; и даже далеко вверх по течению некоторых наших рек, где пиратское судно никогда не плавало, - люди копали с той же надеждой и тревогой, и переставали копать, испытав то же самое чувство подавленного разочарования.
   Иногда эти предприятия проводились в масштабах, напоминающих нам золотую лихорадку на побережье Калифорнии. Были организованы компании, выпущены акции и собраны средства, а раскопки велись под руководством опытных инженеров-кладоискателей.
   Говорят, что не так давно в Новой Шотландии была организована компания для поиска сокровищ капитана Кидда в месте, которое, весьма вероятно, он никогда не посещал. После того как был сделан большой раскоп, вода из моря попала внутрь и заполнила его, но работа была остановлена только на время, достаточное для того, чтобы раздобыть паровые насосы, с помощью которых можно было осушить большую яму. В конце концов, клад так и не был найден, и этот случай упоминается только для того, чтобы показать, что эта вера в погребенные сокровища сохранилась и по сей день.
   Существует легенда, которая несколько отличается от обычных историй, и она рассказывает о маленьком острове на побережье Кейп-Кода, который называется островом Ханны Скричер, и о том, почему он был назван именно так.
   Капитан Кидд, плывя вдоль берега в поисках подходящего места для захоронения сокровища, нашел этот остров подходящим для своей цели и высадился там со своей свирепой командой, мешками и ящиками, золотом и драгоценными камнями. Говорят, что у этих пиратов была привычка, когда они высаживались на берег для того, чтобы спрятать клад, делать яму достаточно большой не только для хранения сокровищ, которые они хотели туда поместить, но и для тела одного из членов команды, которого хоронили вместе с ценностями, чтобы его дух мог выступать в качестве дневного и ночного сторожа, отпугивая людей, которые могли бы случайно копать в этом конкретном месте.
   Рассказывают, что где-то на побережье капитан Кидд захватил в плен молодую леди по имени Ханна и, не зная, что с ней делать, не желая проявлять ненужную расточительность, убив полезного моряка, решил убить Ханну и похоронить ее вместе с сокровищем, чтобы она могла держать подальше незваных гостей, пока он не вернется за ним.
   Вполне естественно, что, когда Ханну привезли на берег, она узнала, что с ней собираются сделать, она закричала самым ужасным образом, и хотя пираты вскоре заставили ее замолчать и накрыли одеялом, им не удалось заглушить ее дух, и с тех пор, - по рассказам некоторых пожилых обитателей Кейп-Кода, в ранних вечерних сумерках можно слышать крики Ханны, доносящиеся с ее маленького острова на материк.
   Но обычно истории очень похожи и во многом зависят от характера побережья и воображения людей, живущих в этом регионе. Мы приведем одну из них в качестве образца.
   Это была прекрасная летняя ночь в конце семнадцатого века. Молодой человек по имени Эбнер Стаут вместе со своей женой Мэри отправился на прогулку по пляжу. Они жили в маленькой деревушке неподалеку от побережья Нью-Джерси. Эбнер был хорошим плотником, но бедным человеком; тем не менее, он и его жена были счастливы друг с другом, и когда они шли к морю в свете полной луны, никакая влюбленная пара не могла бы быть более счастлива.
   Когда они подошли к небольшому утесу, поросшему низким кустарником, откуда открывался вид на океан, Эбнер внезапно остановился и указал Мэри на нечто необычное. В том месте, на которое он указывал, так же ясно, как если бы это было средь бела дня, было видно судно, замершее у входа в маленькую бухту. Паруса были убраны, и оно, по-видимому, стояло на якоре.
   С минуту Эбнер в полном изумлении смотрел на этот корабль, потому что ни одно судно, большое или маленькое, не подходило к этой маленькой пустынной бухте. В двух-трех милях дальше по побережью находилась гавань, куда заходили все торговые суда. Что могло понадобиться здесь этому странному кораблю?
   Этот необычный посетитель маленькой бухты был очень низкой и очень длинной черной шхуной с высокими мачтами, наклоненными вперед, и с чем-то очень похожим на черный флаг, развевающемся на рее. Эбнер понял, что случилось.
   - Спрячься, Мэри, - прошептал он. - Это пиратский корабль!
   Молодой человек и его жена легли ничком на землю среди кустов; каждый из них был очень осторожен, но занял такое положение, которое позволило бы ему выглянуть из-за веток и листьев и наблюдать за происходящим.
   На борту черной шхуны, по-видимому, царило большое волнение; очень скоро от ее борта отошла большая шлюпка, и люди в ней начали быстро грести к берегу, очевидно, направляясь к месту на берегу, недалеко от утеса, на котором прятались Эбнер и Мэри.
   - Давай встанем и убежим, - прошептала Мэри, дрожа с головы до ног. - Это пираты, и они плывут сюда!
   - Лежи спокойно! - сказал Эбнер. - Если мы встанем и выйдем из этих кустов, нас увидят, и тогда они погонятся за нами! Лежи спокойно и не шевелись!
   Дрожащая Мэри подчинилась мужу, и они оба лежали совершенно неподвижно, едва дыша, с широко открытыми глазами. Шлюпка быстро приближалась к берегу. Эбнер насчитал десять гребцов и одного человека, сидевшего на корме. Шлюпка, казалось, была тяжело нагружена.
   Вот шлюпка достигла полосы прибоя у берега, и одиннадцать людей, находившихся в ней, выпрыгнули наружу. Кто они - нельзя было ошибиться. Это были самые настоящие пираты. У них имелись большие сабли и пистолеты, а один из них был очень высок и широкоплеч, и носил старомодную треуголку.
   - Это капитан Кидд, - прошептал Эбнер жене, и она сжала его руку, давая понять, что, по ее мнению, он прав.
   Пираты поднялись высоко на берег и стали оглядываться по сторонам, как будто что-то искали. Мэри пришла в ужас, потому что боялась, как бы их поиски не привели их на утес, но Эбнер знал, что такой опасности нет. Вероятно, они пришли к этим берегам, чтобы зарыть сокровища, - словно огромные морские черепахи, вылезшие на берег, чтобы отложить яйца, - и теперь искали какое-нибудь хорошее место, где это можно было бы сделать.
   Наконец высокий человек тихим голосом отдал несколько приказаний, после чего его люди оставили его одного и вернулись к шлюпке. На значительном расстоянии от воды стояла огромная сосна, потрепанная штормами, старая, но все еще крепкая. Капитан пиратов направился к ней, и, прислонившись к стволу спиной, посмотрел в небо. Было ясно, что он ищет звезду. На небе было очень мало таких светил, потому что луна была очень яркой. Но когда Эбнер посмотрел в ту сторону, куда смотрел капитан пиратов, он увидел звезду, яркую, несмотря на лунный свет.
   Не сводя глаз с этой звезды, капитан пиратов начал двигаться вперед большими шагами. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Затем он остановился, ткнул правой пяткой в мягкую землю и резко повернулся влево, так что теперь его широкая спина была параллельна линии, проведенной от сосны к звезде.
   Под прямым углом к этой линии пират теперь зашагал вперед, сделав, как и прежде, семь длинных шагов. Затем он остановился, уперся каблуком в землю и поманил своих людей. Они подбежали к нему, держа в руках кирки и лопаты, и с большой поспешностью принялись копать в том месте, которое капитан отметил своим каблуком.
   Было ясно, что пираты привыкли копать, потому что вскоре яма стала настолько глубокой, что тех, кто находился в ней, уже не было видно. Затем капитан отдал приказ прекратить копать, и вместе со всеми пиратами вернулся к шлюпке.
   Примерно полчаса, - хотя Мэри показалось, что прошло гораздо больше времени, - пираты трудились не покладая рук, перенося огромные ящики и мешки с лодки в яму. Когда все было принесено, двое пиратов спустились в яму, а остальные передали им все принесенное. Они работали умело и быстро, без сомнения, бережно укладывая свою добычу, пока почти все, что было принесено из шлюпки, не оказалось в глубокой яме. На земле остались какие-то рулоны товаров, которые Мэри приняла за ткани, но Эбнер решил, что это богатые персидские ковры или что-то в этом роде.
   Теперь капитан отошел в сторону и, подобрав с песка несколько маленьких палочек, выбрал десять из них и, держа их в одной руке так, чтобы концы их торчали немного выше сомкнутых пальцев, вернулся к своим людям. Они собрались перед ним, и он протянул им руку, в которой были зажаты маленькие палочки.
   - Они тянут жребий! - ахнул Эбнер, и Мэри задрожала еще сильнее, чем прежде.
   Палочки разошлись, и один человек, по-видимому молодой пират, вышел из толпы своих товарищей. Его голова была опущена, а руки скрещены на груди. Капитан произнес несколько слов, и молодой пират в одиночестве подошел к краю глубокой ямы.
   Мэри крепко-крепко зажмурилась, но глаза Эбнера были широко открыты. Внезапно в воздухе блеснули абордажные сабли, раздался короткий жалобный стон, и тело молодого пирата рухнуло в яму. В тот же миг все остальные товары, - меха, ковры или что там еще, - посыпались на него. Затем люди начали копать землю и песок, и в невероятно короткое время яма была засыпана.
   Конечно, вся земля и песок, которые были извлечены из ямы, теперь не могли быть возвращены обратно. Но пираты точно знали, что с ними делать. Земля, которая не уместилась в яме, была унесена и выброшена в море, а когда место было тщательно заровнено, пираты собирали ветки, камни, маленькие кустики и длинные лозы и разбросали их по всему берегу, так что вскоре место, где прежде находилась яма, теперь выглядело точно так же, как и весь остальной берег.
   Затем высокий капитан отдал еще одну команду, пираты вернулись в свою шлюпку, столкнули ее и быстро поплыли обратно к шхуне. Поднялся якорь, поднялись темные паруса. Низкая черная шхуна развернулась, и очень скоро исчезла над темнеющими водами; черный флаг яростно трепетал на ее мачте.
   - Бежим, - прошептала бедная Мэри, которая, хотя и не все видела, но очень многое сообразила, потому что, когда пираты садились в лодку, она открыла глаза и сосчитала их, - и рядом с высоким капитаном их оказалось всего девять.
   Эбнер подумал, что это сейчас самое лучшее, и, выбравшись из зарослей, они поспешили домой так быстро, как только могли нести их ноги.
   На следующий день Эбнер казался совсем другим человеком. У него была работа, но он ею пренебрегал. Никогда прежде такого не случалось! Он часами сидел перед домом, глядя в небо, считая: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Потом он поворачивался на маленькой скамейке и снова считал до семи.
   Эта достойная пара жила в маленьком домике с большим подвалом, и в течение дня Эбнер занимался тем, что расчищал этот подвал и вынимал из него все, что там было. Его жена не задавала никаких вопросов. В глубине души она знала, о чем думает Эбнер.
   Ужин закончился, большинство жителей деревни уже собирались ложиться спать, когда Эбнер сказал Мэри: "Возьмем по лопате, а я еще понесу ведро, - и пойдем на пляж погулять. Если кто-нибудь увидит нас, то подумает, что мы идем искать моллюсков".
   - О, нет, дорогой Эбнер! - воскликнула Мэри. - Мы не должны там копать! Вспомни об этом молодом пирате. Ведь первое, что мы выкопаем, будет он!
   - Я уже думал об этом, - сказал Эбнер, - но разве ты не веришь, что самое христианское деяние, какое мы с тобой могли бы совершить, - это выкопать его и найти ему подходящую могилу поблизости?
   - О, нет! - воскликнула Мэри. - Не говори таких вещей! Подумай о его призраке! Они убили его и оставили там, чтобы его призрак мог охранять их сокровище. Ты знаешь, Эбнер, так же как и я, что таков их ужасный обычай!
   - Я это знаю, - сказал Эбнер, - и именно по этой причине хочу закончить все сегодня же вечером. Я не верю, что прошло достаточно времени для того, чтобы он обратился в призрак. Но давай поскорее выкопаем его, дорогая Мэри, и благоговейно положим подальше - и тогда!.. - Он посмотрел на нее сверкающими глазами.
   - Но, Эбнер, - сказала она, - неужели ты думаешь, что мы имеем на это право?
   - Ну конечно, - ответил он. - Эти сокровища не принадлежат пиратам. И если мы возьмем их, то они станут нашими вполне законно. Подумай, дорогая Мэри, как мы бедны сегодня, и как богаты будем завтра! Ну же, подай ведро. Нам следует поторопиться.
   Пробежав почти всю дорогу, - они так спешили, что не могли идти пешком, - Эбнер и Мэри вскоре достигли утеса и, торопливо спустившись на берег, остановились на том ужасном месте, где капитан Кидд и его пираты стояли прошлой ночью: возле старой потрепанной сосны, которая ободряюще протягивала к ним две свои голые ветви.
   Не теряя времени, Эбнер подошел к дереву, прислонился к нему спиной и посмотрел на небо. После этого он позвал к себе Мэри.
   - Как ты думаешь, на какую звезду он смотрел? - спросил он. - Там внизу есть яркое пятно, и еще одно, чуть выше и чуть правее, но оно менее яркое.
   - Мне кажется, это должна быть самая яркая, - сказала Мэри. И тогда Эбнер, не сводя глаз с яркой звезды, зашагал. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Резко повернувшись налево, он снова отмерил семь шагов. Подозвал Мэри, и они начали копать.
   Минут десять они копали, а потом обнажили огромную каменную глыбу.
   - Это не то место, - воскликнул Эбнер. - Придется начать все сначала. Я выбрал не ту звезду. Нужно ориентироваться на другую.
   Большую часть ночи Эбнер и Мэри провели на берегу моря. Эбнер прислонился спиной к дереву, устремил взгляд на другую звезду, сделал семь шагов вперед, потом семь влево, и вдруг наткнулся на маленькую корявую сосну. Конечно, это было не то место.
   Вскоре луна начала садиться, и появилось еще больше звезд, так что Эбнеру стало сложнее. Снова и снова он делал свои измерения, и каждый раз, отмерив вторые семь шагов, обнаруживал, что пираты не могли выкопать там свою яму.
   Тут явно что-то было не так. Эбнер считал, что выбирал не ту звезду, а Мэри подумала, что у него недостаточно длинные ноги.
   - Этот пиратский капитан, - сказала она, - был выше тебя. Семь его шагов - это гораздо большее расстояние, чем семь твоих, Эбнер.
   Эбнер сделал еще несколько шагов, но хотя они с женой продолжали копать, пока не забрезжил ранний рассвет, они ничего не нашли, и, опечаленные, вернулись в свой дом, к пустому погребу.
   Эбнер и Мэри каждую ночь ходили на маленький пляж в бухте, мерили и копали, и хотя они выкопали много ям, каждый раз обнаруживалось, что это не то место, где были зарыты сокровища пирата.
   Когда же они, наконец, прекратили свои поиски и решили сложить свои пожитки обратно в погреб, они рассказали эту историю некоторым соседям, и другие люди принялись мерить и копать не только в том месте, которое было указано, но и на многие мили вверх и вниз по побережью; история передавалась из уст в уста, и так продолжается до сих пор.
   То, что было сказано о легендарном капитане Кидде, дает очень хорошее представление о том, как высоко он оценивался и до сих пор оценивается романтиками в различных частях страны, но из всех легенд о нем нет ни одной, которая повествовала бы о его пиратских деяниях на нашем побережье. Причина этого станет ясна, когда мы рассмотрим в следующей главе жизнь и характер настоящего капитана Кидда.
  

ГЛАВА XXXII. НАСТОЯЩИЙ КАПИТАН КИДД

  
   Уильям Кидд, или Роберт Кидд, как его иногда называют, был моряком торгового флота, и имел жену и семью в Нью-Йорке. Он был вполне респектабельным человеком и имел репутацию хорошего моряка; около 1690 года, когда началась война между Англией и Францией, Кидд был назначен капитаном капера, и во время двух или трех сражений с французскими судами показал себя храбрым бойцом и благоразумным командиром.
   Несколько лет спустя он отплыл в Англию и там получил довольно своеобразное назначение. Это было в то время, когда король Англии делал все возможное, чтобы покончить с пиратами американского побережья, и сэр Джордж Белломонт, недавно назначенный губернатором Нью-Йорка, рекомендовал капитана Кидда как самого подходящего человека для командования кораблем, который будет послан с этой целью. Когда Кидд согласился занять пост начальника морской полиции, он был нанят не Короной, а небольшой компанией богатых людей, образовавших своего рода трастовую компанию или общество по предотвращению жестокости по отношению к торговцам, и целью их объединения было не только покончить с пиратами, но и положить немного денег в свои собственные карманы.
   Кидду были даны два диплома: один назначал его капером, уполномоченным захватывать французские суда, а другой - захватывать и уничтожать все пиратские суда. Кидду было приказано в своей миссии вести строгий учет всей захваченной добычи, чтобы она могла быть справедливо поделена между теми, кто был акционерами предприятия, а одна десятая от общей суммы доходов была зарезервирована для короля.
   Кидд отплыл из Англии на "Приключении", большом корабле с тридцатью пушками и восьмьюдесятью людьми, и по пути в Америку захватил французский корабль, который доставил в Нью-Йорк. Здесь он устроил так, чтобы его экипаж стал намного больше, чем считалось необходимым в Англии, и, предложив справедливую долю имущества, которое мог конфисковать на пиратских или французских судах, убедил многих опытных моряков поступить к нему на службу, так что когда "Приключение" покинуло Нью-Йорк, его экипаж состоял из ста пятидесяти пяти человек.
   На прекрасном корабле, с опытной командой, Кидд вышел из гавани с мнимой целью борьбы с пиратством в американских водах, но методы этого законно назначенного морского полицейского были весьма своеобразны, и вместо того, чтобы курсировать вдоль нашего побережья, он отправился на остров Мадейра, а затем вокруг мыса Доброй Надежды на Мадагаскар и в Красное море, таким образом, оказавшись так далеко от своего места службы, как это сделал бы любой Нью-Йоркский констебль, если бы взялся патрулировать владения татарского хана.
   К тому времени, как капитан Кидд добрался до этой части света, он уже почти год находился в море, не сражаясь с пиратами и не захватывая французские корабли. На самом деле, он не заработал ни цента ни для себя, ни для акционеров компании, которая его послала. Его люди, конечно, были очень удивлены таким необычным пренебрежением к его собственным интересам и интересам его хозяев, но когда он достиг Красного моря, то сообщил им, что принял решение не искоренять пиратство, а стать пиратом самому; и вместо того, чтобы брать в качестве призов только французские корабли, - что он имел законное право делать, - он будет пытаться захватить любой корабль с ценным грузом, который сможет найти в море, независимо от того, к какой нации он принадлежит. Затем он заявил, что его нынешняя цель, когда он вошел в эти восточные воды, состояла в том, чтобы захватить богатый флот из аль-Махи, который должен был прибыть в нижнюю часть Красного моря примерно в это время.
   Экипаж "Приключения", которому, должно быть, надоело ничего не делать и не зарабатывать денег, выразил полное одобрение перемене цели своим капитаном и охотно согласился примкнуть к пиратам.
   Кидд довольно долго ждал появления флотилии аль-Махи, но она так и не прибыла, и тогда он предпринял свою первую попытку настоящего пиратства. Он напал на мавританское судно, которым командовал английский капитан, а так как Англия не воевала с Марокко и национальность командира корабля должна была защищать его, Кидд, таким образом, нарушил морские законы цивилизованного мира и поставил на себе клеймо отъявленного пирата. Проявляя жестокость, он требовал со своего первого приза большую сумму денег; и хотя он и его люди получили совсем не так много, как рассчитывали, их аппетит разгорелся, и Кидд принялся бороздить восточные моря в поисках других призов.
   Через некоторое время "Приключение" столкнулось с прекрасным английским кораблем, называвшимся "Королевский капитан", и хотя оно, вероятно, было нагружено ценными товарами, Кидд не атаковал его. Его пиратский характер еще не был достаточно развит, чтобы придать ему необходимую дерзость, которая позволила бы ему со своим английским кораблем и английской командой напасть на другой английский корабль, с другой английской командой. Со временем его сердце могло ожесточиться, но он чувствовал, что пока не может начать с подобного рода вещей. Поэтому "Приключение" приветствовало "Королевского капитана" с церемонной вежливостью, и каждое судно спокойно отправилось своим путем. Но это не устраивало команду Кидда. Она уже успела ощутить вкус добычи и жаждала большего, а когда прекрасное английское судно, которое так легко могло стать их призом, ушло, команда принялась громко жаловаться и ворчать.
   Один из матросов, артиллерист по имени Уильям Мур, высказывался на эту тему слишком дерзко; они с капитаном Киддом поссорились, капитан поднял тяжелое, окованное железом, ведро и ударил им недовольного артиллериста по голове. Удар был такой силы, что у мужчины был проломлен череп, и на следующий день он умер.
   Совесть капитана Кидда, по-видимому, сильно мешала ему, потому что, хотя он плавал в восточных водах и брал призы везде, где только мог, он очень боялся, как бы слухи о его злодеяниях не дошли до Англии раньше времени. Захватив прекрасное судно, направлявшееся на запад, он отобрал у него все, что только мог, а затем принялся устраивать дело так, чтобы захват этого судна представлялся законным. На корабле были мавры, а командовал им голландец, и, конечно, Кидд не имел права трогать его, но сообразительный и деловой пират выбрал одного из пассажиров и заставил его подписать бумагу, в которой говорилось, что тот - француз, и что он командует кораблем. Когда это заявление было сделано под присягой при свидетелях, Кидд положил документ в карман, чтобы, если его вызовут для объяснения случившегося, он мог показать, что у него были веские основания полагать, - он захватил французский корабль, а это, конечно, было правильно и законно.
   Кидд опустошал Ост-Индские воды с большим успехом и прибылью, и, в конце концов, ему в руки попал корабль из Армении, названный "Кедахский купец", которым командовал англичанин. Совесть Кидда с каждым днем мешала ему все меньше и меньше, и теперь он без колебаний нападал на любое судно. Большое торговое судно было захвачено и оказалось одним из самых ценных призов, когда-либо захваченных пиратом, так как собственная доля Кидда составляла более шестидесяти тысяч долларов. Это был такой большой улов, что Кидд, не теряя времени, отвез свою добычу в какое-то место, где мог безопасно избавиться от груза и пассажиров. Он отплыл на Мадагаскар. Там он столкнулся с первым пиратским судном, которое встретил с тех пор, как начал бороться с пиратством. Это был корабль, которым командовал английский пират по имени Каллифорд, и здесь у капитана Кидда был шанс показать, что, хотя он и сам может нарушить закон, - он все же остался верен своему обещанию не позволять другим людям делать это; но он уже перестал бороться с пиратством, и вместо того, чтобы арестовать Каллифорда, он вступил с ним в партнерство, и они оба решили заниматься пиратством вместе.
   Это партнерство, однако, не продлилось долго, ибо капитан Кидд начал верить, что для него настало подходящее время вернуться в родную страну и сделать доклад о своих успехах своим работодателям. Ограничив свою пиратскую деятельность дальними уголками мира, он надеялся, что сумеет убедить сэра Джорджа Белломонта и других акционеров в том, что вся его добыча законно захвачена с французских судов, курсирующих на востоке, и когда будет произведен надлежащий раздел, он сможет спокойно наслаждаться своей долей добытых сокровищ.
   Он не вернулся на "Приключении", которое, вероятно, было недостаточно велико, чтобы вместить всю добычу, которую он накопил, но, погрузив все на борт своего последнего трофея, "Кедахского купца", он сжег свой старый корабль и поплыл домой.
   Однако, добравшись до Вест-Индии, наш осторожный морской разбойник был очень удивлен, узнав, что слухи о его злодеяниях дошли до Америки и что колониальные власти были так разгневаны известием о том, что человек, посланный для подавления пиратства, сам стал пиратом, что они разослали объявления по всем колониям, призывая арестовать Кидда, если тот войдет в какой-нибудь американский порт. Это была обескураживающая информация для нагруженного сокровищами капитана Кидда, но он не отчаивался; он знал, что любовь к деньгам часто так же сильна в людях, как и любовь к справедливости. Сэр Джордж Белломонт, который сейчас находился в Нью-Йорке, был одним из главных акционеров этого предприятия, и Кидд надеялся, что богатая доля результатов его деятельности, которая поступит к губернатору, может привести к тому, что неприятные сообщения будут проигнорированы. В этом случае он мог бы вернуться к своей жене и семье с приличным небольшим состоянием и без опасности быть вызванным для объяснения своих действий в восточных морях.
   Конечно, Кидд не был настолько глуп и опрометчив, чтобы отправиться в нью-йоркскую гавань на борту "Кедахского купца", поэтому он купил небольшое судно и погрузил на него самую ценную часть своей добычи, оставив большой корабль, который также содержал большое количество награбленного, на попечение одного из своих сообщников, и на маленьком судне осторожно приблизился к побережью Нью-Джерси. Ему очень хотелось узнать, какой прием его ожидает, поэтому он вошел в бухту Делавэр и, остановившись в маленьком порту, чтобы взять кое-какие припасы, обнаружил, что у него очень мало шансов посетить свой дом и свою семью и доложить своему начальнику о том, что он достойный моряк, вернувшийся после успешного плавания. Кое-кто узнал его, и вскоре по Нью-Йорку распространился слух, что пират Кидд скрывается на побережье. Чтобы захватить его судно, был послан военный корабль, и, убедившись, что оставаться поблизости от того места, где его обнаружили, невозможно, Кидд поплыл на север и вошел в пролив Лонг-Айленд.
   Здесь хитрый пират попытался играть роль сторожевого пса, убивающего овец. Он всячески старался напустить на себя видимость невинности и скрыть все признаки своего беззакония. Он написал сэру Джорджу Белломонту, что должен был бы явиться к нему, чтобы доложить о своих делах и передать ему прибыль, если бы не слухи, которые ходили о нем.
   Именно в этот период неизвестности, когда вернувшийся пират не знал, что может произойти, как предполагают верящие в скрытые сокровища Кидда, он зарыл монеты, слитки и драгоценности, некоторые в одном месте, а некоторые в другом, так что, если бы он был захвачен, его богатства не были бы захвачены вместе с ним. Среди совершенно диких историй, которым верили в то время и в течение долгих лет после этого, была одна о том, что корабль капитана Кидда преследовал вверх по Гудзону военный корабль, и что пираты, обнаружив, что они не могут уйти, потопили свой корабль и бежали к берегу со всем золотом и серебром, которые могли унести, и которые они впоследствии спрятали у подножия горы Дандерберг. В поисках этих сокровищ в разное время было разрыто большое количество каменистой почвы, но до сих пор не было обнаружено никаких скрытых монет. Дело, однако, в том, что за все это время тревожного ожидания Кидд ни разу не отплыл к западу от Ойстер Бэй на Лонг-Айленде. Он боялся приближаться к Нью-Йорку, хотя часто общался с этим городом, и к нему присоединились его жена и семья.
   Примерно в это же время произошел инцидент, который породил все рассказы о зарытых сокровищах капитана Кидда. Встревоженный пират пришел к выводу, что держать на борту своего судна столько ценных сокровищ, которые в любой момент могут быть захвачены властями, опасно, поэтому он высадился на острове Гардинер на побережье Лонг-Айленда и получил разрешение владельца спрятать некоторые из них в его поместье. Это была простая сделка. Мистер Гардинер знал все о захоронении клада, и когда впоследствии было доказано, что Кидд действительно был пиратом, вся спрятанная добыча была передана правительству.
   Это, по-видимому, единственный достоверный случай, когда Кидд зарыл сокровища на нашем побережье, и это дало начало всем историям такого рода, которые когда-либо рассказывались.
   Несколько недель судно Кидда оставалось в проливе Лонг-Айленд, а затем он набрался храбрости и отправился в Бостон, чтобы встретиться там с некоторыми влиятельными людьми. Ему разрешили свободно разгуливать по городу в течение недели, но затем арестовали.
   Остальная часть истории Кидда хорошо известна; он был отправлен в Англию для суда, и там его приговорили к смерти не только за пиратство, которое он совершил, но и за убийство Уильяма Мура. Его казнили, а тело повесили в цепях на берегу Темзы, где оно долгие годы болталось на ветру в назидание всем злонамеренным морякам.
   Говорят, что Кидд не выказал никакого раскаяния, когда его судили, но настаивал на том, что он стал жертвой злонамеренных людей, которые дали против него ложные показания. И все же, более бесчестный негодяй никогда не плавал под черным флагом. Под видом уполномоченного правительственного чиновника он совершал преступления, которые ему было поручено пресекать; он обманывал своих людей; он грабил и издевался над своими соотечественниками и друзьями и даже опустился до подлости обмана и грабежа туземцев с островов Вест-Индии, с которыми он торговал. Эти люди снабжали пиратов пищей и другими предметами первой необходимости, и всегда находили своих клиентов честными и готовыми платить за то, что они получали; так как пираты имели обыкновение останавливаться в определенных местах, приплывая за припасами, то они, конечно, желали быть в хороших отношениях с теми, кто их снабжал. Но у Кидда не было никаких представлений о чести по отношению к людям высокого или низкого ранга. Он торговал с туземцами так, как будто был намерен обращаться с ними честно и платить за все, что получит; но когда приходило время отплыть и он был готов сняться с якоря, он забирал все товары, какие только попадались ему под руку, и, не заплатив ни медяка огорченным и возмущенным индейцам, уплывал прочь, а его черный флаг насмешливо развевался на ветру.
   Но хотя на самом деле капитан Кидд не был "героем", он уже более ста лет известен как великий американский пират, и с тех пор его имя стало олицетворением пиратства. Через много лет после того, как его повесили, когда люди слышали, что кто-то видел корабль с черным флагом или который издали казался черным, развевающимся на снастях, они забывали, что знаменитый пират мертв, и воображали, что это капитан Кидд посетил их побережье, чтобы найти хорошее место для захоронения какого-нибудь сокровища, которое ему уже небезопасно было иметь при себе.
   У такой славы капитана Кидда было две причины. Одной из них был тот факт, что он был послан важными представителями Короны, которые рассчитывали разделить прибыль от его законных операций, но которые, как предполагали их враги, были готовы взять любую прибыль, если не будет доказано, что она являлась результатом пиратства, и которые впоследствии позволили Кидду пострадать за их грехи так же, как и за его собственные. Эти взгляды привнесли в его карьеру определенные политические черты и сделали его очень популярным человеком. Однако главной причиной его славы была широко распространенная вера в его зарытые сокровища, и это делало его объектом самого пристального интереса для сотен обманывавших самих себя людей, которые надеялись, что им посчастливится найти часть его добычи.
   В XVIII веке на американском побережье были и другие пираты, и некоторые из них стали очень хорошо известны, но их истории также хорошо известны, и нам нет нужды рассказывать о них здесь. По мере того как наша страна становилась более освоенной, а хорошо вооруженные суда начали курсировать вдоль нашего атлантического побережья для защиты нашей торговли, пиратов становилось все меньше и меньше, и даже те из них, кто все еще был достаточно смел, чтобы вести свои дела именно таким образом, становились более мягкими в своих манерах, менее смелыми в своих подвигах и, - что важнее всего, - настолько неудачными в своих незаконных предприятиях, что были вынуждены признать, - гораздо выгоднее работать на торговцев, чем пытаться грабить их, в связи с чем число морских разбойников у наших берегов постепенно сокращалось, пока они не исчезли совсем.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"