"Идёшь на день, собирайся на неделю". Так говорила ещё моя бабушка, а глупости она не посоветует, это уж точно. Собрался я только к весне, когда под окнами уже весело журчали ручейки, съедая остатки рыхлого снега. В рюкзак сложил всё для похода, ведь не известно, где окажусь и насколько задержусь. Прихватил, естественно, деньги и документы. А вот еду завернул в узелок, что когда-то нам с Лешим баба Яга дала. Не простая это тряпица оказалась: тёплое в ней оставалось тёплым, а холодное -- холодным, даже хлеб неделями не черствел и оставался свежим. И стирать и гладить можно. На вид это простое домотканое льняное полотенце, а такими свойствами обладает, что любой холодильник от зависти лопнет. Оделся я по-современному, чтобы не привлекать в городе особого внимания, хотя бабкины сапоги обул, очень уж они удобные: яловые, мягкие, ноги в них не устают, в жару прохладно и в стужу согревают не хуже валенок.
Итвинка моя клонилась листочками к югу. Ну правильно, баба Яга говорила, что Змей Горыныч на необитаемый остров подался, наверно где-нибудь в Океании и обосновался. Следуя за указателем, я оказался на краю Ковыринского парка, как раз там, где пустырь, заросший палками прошлогоднего борщевика. Ну куда только коммунальщики смотрят! Посреди города целое поле отравы благоухает, а тут, между прочим, дети гуляют. Впрочем, ладно, я не о том. Листья указывали как раз на это безобразие. Я осмотрелся. Вроде, никто внимания на меня не обращает, и полез в заросли. Жалко, перчаток не взял, впрочем, ладно, справлюсь и так.
* * *
Вышел я из не менее густых кустов чертополоха. Прямо передо мной монотонно катило неспешные волны озеро, берега которого обрамляли унылые холмы. Кое-где проглядывала зелёная травка, редкими клочками сиротливо выглядывая между валунов. Странно, на знойный юг уж точно не похоже, хотя теплее, чем у нас. Навигатор сообщил мне пренеприятнейшее известие: моё местоположение оказалось в Шотландии, на берегу озера Лох-Несс. Упсс... А визы-то нет, да и заграничный паспорт дома остался. Надо аккуратнее быть, местным на глаза лучше не казаться. А где Горыныча искать? Он же не мышка какая, в траве не спрячется.
И тут сзади раздался громогласный бас, как будто кто-то хором говорил в рупор: "This is a private area, you should immediately leave her". Я, конечно же, понял смысл сказанного, но говорившего выдавал сильный "рязанский" акцент, поэтому ответил:
- Да брось ты, Горыныч, какая тут частная территория, сам, небось, на птичьих правах живёшь. Или в охранники к лорду местному нанялся?
--
Чего припёрся, - уже на русском ответил мне хор голосов, - биться удумал, что ли?
--
Не, я поклон тебе привёз да посылочку. От бабы Яги и Леший велел кланяться.
--
Чую, русским духом пахнет, - голоса стали мягче, тон сменился, - ладно, проходи, но не балуй, а то я скор на расправу, мигом проглочу, не помилую.
Я развернулся и пошёл на голос, снова углубившись в заросли чертополоха. На этот раз передо мной предстал свод пещеры. Небольшой, метра два в поперечнике. Интересно, а как трёхголовый дракон сюда залезает? Внутри сумрака пещеры показался хозяин. И тут я прыснул, не сдержав порыв смеха. Передо мной возник Змей Горыныч, вовсе не сказочный гигант. Из под клетчатой шотландской юбки, килта, торчат две тоненькие кривые ножки с редкой растительностью, ручки такие же. Объёмное пузо перетянуто широким кожаным поясом, на трёх жиденьких длинных шеях болтаются ящероподобные головёнки. Всё это чудо-юдо грязно-болотного цвета было чуть-чуть выше меня, ну максимум метр восемьдесят.
В ответ на мой смех глаза Змея полыхнули недобрым светом, из пастей вырвались струи пламени, как из паяльной лампы, а за спиной расправились перепончатые крылья. Он решил показаться больше и солиднее, но только ещё больше рассмешил меня. Наконец мне удалось справиться с собственными эмоциями. Я поклонился ему по русской традиции и сказал:
--
Прости, хозяин, гостя неразумного, не думал я над тобой потешаться.
--
Да ладно, - махнул рукой Горыныч, - нынешнее поколение не знает своих героев. Проходи, присаживайся, рассказывай с чем пожаловал. Разносолами потчевать не могу, сам тут на птичьих правах, денег мне никто не платит, да и пенсиона не имею. Рыба вот только, не побрезгуй.
--
Перекусим, чем бог послал, - я извлёк из рюкзака свёрток с продуктами, вот уж не думал, что этого хватит на обед вместе со сказочным гигантом, каким я представлял себе Змея Горыныча.
* * *
--
О, мяском попахивает, - одна из голов принюхалась, другая сглотнула, а средняя говорила, - еда казённая, но наша, русская, а вот тряпицу узнаю, Яга ткала да белила. Так чего старуха передать-то велела?
--
Так вот, подарок тебе прислала, говорит, соскучилась, в гости зовёт, - это трёхголовому хорошо было разговаривать, один из ртов всегда свободен, а мне, чтобы ответить, сначала прожевать пришлось. Я достал из внутреннего кармана куртки веточку с тремя молодыми листочками и протянул собеседнику.
--
Опять что-то случилось? - голос Горыныча приобрёл тревожные нотки, - помнится, в прошлый раз пришлось самолёт супостата сбивать, он её избу бомбить надумал. Тогда бабка ещё в Белой Руси жила, места-то там благодатные, климат, опять же, мягкий, не то, что ваш север. Вот только вороги всегда туда лезли. Мне тогда тоже не сладко пришлось, вражина мне в самый хвост угодил, - Змей продемонстрировал длинный хвост с треугольным наконечником на конце, - до сих пор к погоде ломит, альни сил нету. Только я теперь не тот, чтобы с самолётами биться, вон как быстро нынче летают, да и ракет развелось, глазом моргнуть не успеешь, как в клочья разлетишься. Не, я больше летать не стану, боязно, знаешь ли.
--
Да нет, всё у них там в порядке, я лони гостил, - словечко это, означающее "прошлым летом" как-то само собой ввернулось в мою речь, - только Леший с Кикиморой поругались.
--
Да они отродясь мирно-то и не жили, - хозяин грустно вздохнул, продолжая задумчиво вертеть итвину в руках. Листочки при этом упорно смотрели в одну сторону, к выходу из пещеры, - ох, не знаю, что и баять. Зовёт меня карга старая, приглашает. Я-то и раньше не раз собирался, да вот никак не сподоблюсь. Это раньше летал вольготно, а потом перекинешься добрым молодцем, да и пойдёшь. Теперь времена не те, кругом деньги давай, да паспорта предъявляй. А откуда они у меня? Вот и сижу тут, развлекаю туристов ради собственного удовольствия, почитай. Понаедут на автобусах, в бинокли посмотрят, меня, типа, ищут, иногда и покажусь для затравки, чтоб, значится, интерес не пропадал, а они потом полушки свои в воду кидают. Тем и живу. Только монетки-то всё мелкие, а цены нынче дорогие стали, на хлеб едва наскребаю, да это в сезон, а зимой совсем тоска, хоть волком вой с голодухи.
Всё же Горыныч согласился навестить родные земли, но при условии, что я с ним отправлюсь. Меня такой расклад вполне устраивал, отправиться решили по русскому обычаю, с утра, а сейчас сидели возле коптящего очага и беседовали. Вернее, рассказывал он, а я просто слушал новые версии старых былинных историй.
--
А вот пишут в ваших сказках, что меня одолели богатыри, да и я, якобы, гигантом был, чуть ли не до небес. Да не так всё было! Вот ты скажи мне: когда молодой был, из-за девок-то дрался с парнями? Да? Да, небось, и стенка на стенку хаживал, - я согласно кивнул, вспоминая собственную юность, - так вот, была тогда девка одна, Марфа её звали. Это уж потом Искусницей нарекли, а тогда девка и девка. Красавица, скажу я тебе. Вся округа за ней ухлёстывала. Ну и я тоже. Землица родная русская силу давала, я добрым молодцем оборачивался, да и ходил в село. Хотя, меня там все знали, можно было бы и не прятаться, но на трёхголового девица и взглянула бы. Вот. И было у меня два соперника: Никитка, Добрынин сынок да Колюха из села. Последний без роду и племени, так его Селяниновичем и прозвали. Силушки-то у обоих немеряно, а умом бог обидел. Ну, это так, к слову. Вот и дрались мы за девку. Всё по-честному было, на кулачках. Это уж потом летописцы ваши наврали, из уст в уста передавая историю. Из меня монстра сделали, а те двое, вроде как, герои народные, освободители. Тьфу!
--
Дак девица-то кому предпочтение отдала? За кого замуж вышла?
--
Выплыл тут, пока мы бодались, да юшку размазывали по носам, Ванька-дурак. Ни рожи, ни кожи, рябой к тому же. Дрищ, одним словом. Так уродец этот сынком царским оказался, Марфушу нашу и окрутил, подарками богатыми да речами сладострастными голову девке задурил. Ладно, дело прошлое. Хотя сказочников бы этих я бы поймал и перья-то ихние повставлял бы... везде.
Всю ночь я слушал байки и истории о злоключениях бедного трёхголового безвестного героя всея Руси.
* * *
Итвинка вывела нас на заветную полянку. Теперь, зная заклинание и особенности избушки, я громко прокричал заветные слова. Мгновенно из под домушки вывалились два огромных яйца и мне показалось, что она даже присела, будто испугалась. Со страшным скрипом избушка повернулась и перед нами на резном широком крыльце появилась хозяйка.
--
Чего орёшь, как оголтелый, супостат ты этакой! - Яга потрясала зажатым в руке помелом, - как отхожу сейчас батогом по харе твоей бесстыжей, будешь знать, как кровинушку мою пугать!
--
И тебе не хворать, бабушка, - поприветствовал я, видя её сияющие добрым светом глаза.
--
А тут-то кто к нам пожаловал? - баба Яга подслеповато прищурилась и расплылась в широкой улыбке, - уж неужто сам Горыныч! Добро пожаловать, Змеюшко, милый ты мой! Сколько лет, сколько зим!
--
Здорово, карга! - дружным хором гаркнули все три головы, отчего избушка снесла ещё одно яйцо, но хозяйка не обратила на это внимания, - всё, что есть в печи, на стол мечи, встречай гостя дорогого!
--
Встречу-привечу, как подобает. Только идите-ка вы в баньку, помойтесь да попарьтесь с дорожки, а тем временем и остальные прибудут. Пир сегодня устроим, не хуже шабаша на Лысой горе, как в былые времена бывало. Только ты, Горыныч, переоденься, не позорь старуху, вот, с добра молодца пример бери, а то вырядился в юбку, как баба распутная, - надо сказать, что перед отправкой в пещере я переоделся в подаренную бабкой одежду, а вот Змей так в килте до колена и остался.
Едва мы скинули одеяния в предбаннике и вошли внутрь, как Горыныч заорал:
--
Баянный, прохвост, а ну, поддай парку, веники давай, да квасу неси холодного!
--
А фигу с маслом в нос не желаешь, мутант зелёный? - невесть откуда появился низкорослый, "метр с кепкой", бородатый мужичок с ковшом и петлёй веников, - молод ещё командовать, поживи сначала с моё-то!
Что ни говори, а дело своё баянный знал. Каменка трещала от жара, хлебный и берёзовый дух заполнил всё вокруг. А вот интересно, откуда у него свежие веники, когда на дворе апрель? В городе только-только снег сходит, а тут ещё и весной не пахнет. Впрочем, удивляться нечему, я же среди волшебства нахожусь, вон, парюсь со Змеем Горынычем и ничего. Отхаживал нас Еремей, как звали начальника парилки, знатно. Сначала мне показалось даже, что веники прямо по костям хлещут, дышать невозможно, лёгкие буквально разрывает жаром, а тот знай себе наяривает, да парку подкидывает. Минут через двадцать мы пулей вылетели на улицу и с размаху бухнулись в сугроб, едва ли не с головой зарывшись в пушистый снег. Пар от нас валил, как от головешек, сунутых в воду. Не знаю, так же мы шипели или нет, не до того было. Я наивно думал, что садистская процедура завершена. Как бы не так! Еремей по поверью считал, что в бане семь потов должно сойти, то есть, мы ещё шесть раз оказывались на экзекуции. Я, конечно же, частенько парился в бане, но никогда и представить себе не мог, как эта процедура выглядит на самом деле. Зато вышли мы помолодевшими и полными сил. Долго сидели на завалинке и деревянными ковшиками черпали холодный хлебный квас прямо из бочонка. Благодать!
* * *
Когда мы вошли в избу, Горыныча встретил дружный хор радостных голосов, нас уже ждали. Из всех присутствующих я знаком был лишь с Лешим. Миловидная старушка с гривой зелёных волос, уложенных в замысловатую причёску, напоминающую воронье гнездо, оказалась его женой, Кикиморой, напротив меня сидел циклоп. Странное создание неопределённого вида и пола с единственным глазом посередине лба. Я догадался, что это и есть Лихо Одноглазое, поэтому в глаз старался не смотреть, от греха подальше. Рядом степенно восседал высокий худой старик восточной наружности, но одетый в русскую косоворотку.
--
Што, не пришнал? - прошепелявил он, поймав мой любопытный взгляд, - да я это, я, Шоловей Рашбойник, как бают в людях.
После поднятых здравиц за гостя дорогого долгожданного да хозяйки хлебосольной родная нечисть пустилась в воспоминания. Каждый рассказывал, как жил последнее время, вспоминали и былые подвиги и свершения. У меня сложилось впечатление, что эти рассказы предназначались исключительно мне, каждый из гостей время от времени бросал на меня любопытный взгляд, будто ждал моей реакции, не была исключением и сама хозяйка. А сказать мне, собственно, и нечего было. Я просто молча сидел, слушал их и гладил большого чёрного кота, который со всей кошачьей наглостью забрался ко мне на колени, громко мурлыкал и изредка выпускал когти прямо мне в ногу. Больно, конечно, но я знал, что это он не со зла, а от удовольствия.
После полуночи устроили и обещанный шабаш, скромный, конечно, но тут надо учитывать возраст участников. Баба Яга выполнила несколько пируэтов в ступе при лунном свете, тут и "мёртвая петля", и "горка", и "бочка", даже крутое пике. Я переживал за неё, но зря, мастерство старухи с годами никуда не делось. Полетал и размял крылья Горыныч, устроив нам огненное шоу. Соловей Разбойник после давнего инцидента с Ильёй Муромцем свистеть уже не мог, зубов не хватало, но ветер он поднял нешуточный. А леший заставил танцевать берёзки. Красиво смотрелось.
Вскоре гости разошлись спать, никто при этом домой не ушёл, крохотная избушка на курьих ножках оказалась "резиновой", всем места хватило и тесно не было.
* * *
Наутро я встал с первыми лучами солнца, Яга уже вовсю колдовала возле жаркой печки, остальные пока спали. Умывальник был возле дома, к нему я и направился. Стоило закончить умывание, как возле меня появилась бабуля с расшитым льняным полотенцем.
--
Вот теперь, милок, - говорила она, пока я вытирался, - все проверки ты прошёл, все экзамены выдержал. Отныне и есть ты -- добрый молодец. Вчерась кот Баюн тебя проверял. Он человеческую натуру до мозга костей чует, не обманешь его. А коли заприметил бы в тебе мысли злые аль недобрые, вмиг бы ты уснул сном беспробудным, от которого никто ещё не просыпался. Ан нет, полюбился ты ему. Теперь пошли к столу, ждёт тебя нечисть лесная да болотная.
В результате я стал обладателем неразменной монеты, веера ветряного, метёлки-самочистки и лаптя для домового. Перед уходом я положил лапоть возле порога и произнёс заветные слова: "домовой, домовой, пошли жить со мной". Не особо верилось во всё это, но лыковая обувь вдруг оказалась значительно тяжелее.
- Ту уж про девицу-то не запамятуй, милок, - сказала мне на прощание баба Яга, - а в лес приходи хошь днём, хошь ночью, ты теперь свой тут.