Аннотация: Был у меня притчеписательский период в 1975-80 годах. Потом приостановился. Но на том не завершился. Видимо, продолжу - зреют. Пока в голове.
Александр Тиранин
ИСПОЛНИТЕЛИ И ДИРИЖЁРЫ
МУЗЫКАНТЫ КОМОДОНИИ
В небольшой и уютной стране Комодонии (читатель легко отыщет ее на карте меж параллелями проходящими по мысу Горн и мысу Челюскин) жил добрый и мудрый народ.
И подобно всякому мудрецу, народ тот предпочтение отдавал покою. Покой, как известно, обеспечивают: умеренность, мир и традиции. Поэтому с соседними государствами не враждовали, но и дружбы близкой не водили, мудро полагая: чем ближе дружба, тем вероятней ссора. А втягиваться в конфликт и, тем более в войну, ни правительство, ни народ Комодонии не желали: слишком беспокойно и хлопотно.
Поэтому на Армии лежало немного обязанностей. Символизировать свое существование, все-таки не пристало быть государству без армии, да в дни Национальных праздников, четко печатая шаг проходить торжественным маршем мимо правительственных трибун. А пограничникам, сверх того, не пропускать иноплеменных коз да коров в отечественные огороды, а своих - в закордонные.
И в отношениях друг с другом комодонцы всегда помнили: что трется, то накаляется. Поэтому трений избегали. Жили, даже в столице, в тихих благоустроенных домиках, почти невидимых в тени садов. А владения свои обсаживали шиповником да терновником: без вызова, но непроходимо, и для взгляда непроницаемо.
На успехи и проблемы соседей и знакомых смотрели с доброжелательным равнодушием: мне безразлично, как идут твои дела, но если у тебя всё хорошо, то я не против. И такое отношение естественно. Страна невелика, климат благоприятен, земля плодородна, народ трудолюбив и хлеба насущного вдоволь. Войны давно уже не было, во всяком случае, не было на памяти живущих поколений. А если человеку живется сытно и покойно и совесть его не мучает, не нужны ему друзья и единомышленники.
Что касается мужчин, которые по природе своей существа общественные, то они политикой занимались регулярно.
Покритикуют продавщицу в пивной: медленно наливает, зато изрядно не доливает. Впрочем, оно понятно, за то работает. По-ворчат на погоду: дождь второй день льёт. Но и без дождя тоже нельзя, для урожая необходим. И правительству тут же достанется: новый пивоваренный завод никак не достроят. А с другой стороны, оно правительство, ему виднее, когда и что строить.
Выкажут таким образом гражданскую доблесть, услышат одобрительные реплики единомышленников и положительные эмоции ощутят.
Правда, последние время, в разговорах в пивной появилась еще одна тема; предстоящие выборы правительства и президента. Однако по актуальности она превзошла лишь недолив пива продавщицей, а погоды и долгостроя нового пивоваренного завода даже не достигла. Это спокойствие, почти равнодушие, к столь важному событию в государстве, вполне объяснимо. Результат выборов комодонцам был известен заранее и давно: ныне правящий Народный Блок уступит место у кормила государства другой партии, Демократическому Союзу.
И причиной перемены станет не недовольство нации правлением Народного Блока, не ожидание радикальных перемен, а дань традиции. Обе партии по очереди правили страной, и ни одна из них не могла, согласно той же традиции, находиться у власти два срока кряду.
Народ был добр, а программы партий рознились еще меньше, чем их названия.
Лишь в среду столичных музыкантов предстоящие выборы внесли некоторое оживление. Они предвкушали те блага, которые им принесут банкеты и товарищеские вечера, которые, опять же по традиции, будут устроены вступившими после выборов в должности.
О музыкантах Столицы надо сказать особо. Они ее достопримечательность. Если та столица чем и отличается от прочих столиц мира, так исключительно обилием в ней музыкантов. Они играли во всех пивных и кафе, в кинотеатрах и ресторанах, на каждой площади и в каждом парке. Объединившиеся в ансамбли или оркестры и сторонники соло. Исполнители классики, фольклора, модерна.
Чем привлекла их Столица? Бог весть. В ней не было тонких ценителей музыки. Но не было и жадных людей. Быть может, это да традиция: на всякое празднество приглашать музыкантов, а приглашая пользоваться удобным критерием: умеет играть, значит - музыкант. А талантлив ли, нет ли - над тем головы но ломали.
Так было при дедах, при прадедах, при прадедов прадедах. И впредь продолжалось бы. Но...
Но однажды в Столице заговорили:
- Все музыканты просто способные. И лишь один из них - по-настоящему талантлив.
Кто первый сказал об этом? Кто определил?
По сю пору неведомо. Одно несомненно - человек авторитетный, ибо заговорили вдруг и по всему городу. И в разговорах вначале удивление:
- Талантлив? А почему?
Потом недоумение:
- Умеет играть? Так все музыканты умеют играть.
И раздражение:
- Талант? Что такое - талант? Зачем он, талант? Чем он лучше других?
Но и любопытство проклюнулось:
- Лучше других играет? Интересно... А кто он?
Но этого, как ни странно, не знал никто. И тем сильнее захотелось узнать, увидеть: каков он, кто он - настоящий, талантливый музыкант?
А где узнать? У кого? Как? Определить самим? Было бы здорово, но... Не нашлось среди столичных жителей способного определить талант. И готовы были усомниться: есть ли он, талантливый музыкант? Но тут новое, как и прежде неведомо кем рожденное, как и прежде всех охватившее известие: талантливый музыкант - скрипач. Он играет на скрипке.
Скрипач? В городе не один десяток скрипачей и все они играют на скрипках.
Талантливого скрипача легко отличить от прочих. У него очень светлая, самая светлая скрипка в Столице.
Теперь знали, кто по-настоящему талантлив.
Увидели. И про себя удивились. Почти все слышали и прежде, как он играет. Многие пели, плясали под его музыку. Но никто ни-когда не замечал, что он талантливее других. Даже растерялись: не шутка ли злого озорника?
Сказать об этом вслух? Принародно признать себя простофилей, неспособным отличить талант от бездарности? И сомнение гложет: вдруг он и на самом деле талантлив? И как (зачем?!) говорить НЕТ, если все пришли услышать: ДА.
И дама с надменным подбородком и высокой прической, одна из тех дам, которые первыми встают при исполнении государственного гимна, сюсюкают с болонками и натравливают волкодавов на забравшихся в их сад мальчишек, сказала вполголоса, но достаточно отчетливо и доходчиво:
- Я и раньше видела, что этот скрипач талантлив. Только об этом, сама не знаю почему, не говорила.
И две её подруги, как оказалось, тоже предполагали, только не говорили об этом.
И почти все жители Столицы, оказалось, видели (предполагали, знали и даже были уверенны), только не говорили об этом.
Раскрытие таланта, который предполагали, в существовании которого были уверенны, вселило в людей удовлетворение и гордость: и у нас есть талантливыЕ музыкантЫ. И мы можем определить, кто талантлив.
Наутро все пребывали в суете и возбуждении. Каждый, как только удавалось найти слушателя, вновь и вновь пересказывал вчерашние впечатления.
А стало известно, что Талантливый Музыкант вечером будет играть на Ратушной площади, на специально для того сооружаемой эстраде, - нетерпение опять насладиться талантливо исполненной музыкой дошло до зуда на спине, до дрожи в груди, до красных пятен на шее.
Вечером все население Столицы собралось на ратушной площади. Все внимали скрипачу. Всеми владели восторг и благоговение.
И фраза скептика:
- С чего взяли, что он самый талантливый? Пиликает не лучше других... - Была кощунством, как шлепок навоза на подвенечное платье.
Суждение до того противоестественное, среди всеобщего преклонения, что несколько секунд на него не следовало никакой реакции. Но как только смысл сказанного дошел до обожателей таланта, святотатя не спасли ни крепкие кулаки, ни быстрые ноги. Спасло лишь вмешательство блюстителей порядка.
А люди... Люди, лишившись жертвы, опешили. Опустили глаза и не смели их поднять. Как же так? Они - добрые, мудрые, - били человека только за то, что он высказал своё мнение...
- И зачем так было делать... - Прозвучал робкий голос в темноте.
Люди еще ниже опустили головы.
- Не нравится, не слушай, а другим не мешай. - Тот же голос, но без робости. - Уйди молча, никто тебя пальцем не тронет.
Люди поднимают глаза. Их реплики, вначале неуверенные:
- Конечно, не тронули бы...
Крепнут:
- Сам виноват. Ни кто за язык не тянул. Разумеется, виноват!
И ожесточаются:
- Еще мало попало! Хулиган! Концерт хотел сорвать! Да за это в тюрьму посадить мало!! Повесить!!!
Следующим вечером Талантливый Музыкант дал Большой концерт в самом вместительном зале Столицы. Музыканта непрестанно вызывали на "бис". Допоздна звучала музыка и гремели овации.
И когда публика притомилась и несколько поутихла, присутствовавший на концерте Президент, лидер Народного Блока, поблагодарил Скрипача и обратился к залу:
- Сограждане! Друзья мои! Только в нашей стране, в Комодонии, мог появиться по-настоящему талантливый музыкант!! Только наш народ мог родить и выпестовать истинный талант!!!
Слова Президента потонули в новом взрыве оваций. В слезах признательности и умиления.
Через несколько дней.
Когда восхищение Музыкантом приблизилось к апогею. Когда внимать ему стало для комодонцев не только эстетической, но и гражданской потребностью. Когда именитые граждане наперебой приглашали его на обед или ужин и стремились определить к нему в учение своих чад. Когда менее именитые раскупили самоучители игры на скрипке, а затем и на других инструментах. Когда допризывные юнцы и их подружки, надев майки с ликом национального кумира, провели демонстрацию на пустыре, подальше от родительских глаз, и потребовали претворить в жизнь идеи сексуальной революции. Когда репортеры, посвятившие перо творчеству Скрипача добавили к своему имени титул "музыкальный обозреватель" - официоз уделял целую полосу музыкальной жизни страны, где ненавязчиво утверждалось: "Раскрытие и рост талантов происходит в стране в то время, когда ею правит Народный Блок".
Две дамы, без нескольких недель министерши (мужья их получили министерские посты в пока еще теневом кабинете), и приятельницы меж собой, пришли к Талантливому Музыканту, пригласить его на ужин в ближайшее воскресенье.
И тут между дамами возникло небольшое препирательство. Одна сказала:
- Отужинаете прежде у нас, а потом к ним.
Вполне возможно, сказала между прочим и настаивать на таком порядке не собиралась. Но подруга её впала в амбицию:
- С чего же это: сначала к вам? Чем это вы лучше?!
И первая не захотела уступить:
- Ну не к вам же!
Ни одна из дам не желала оказаться хоть на песчинку ниже недавней приятельницы. И Музыкант, чтоб прекратить распрю и не обидеть ни ту, ни другую, отказал и той и другой.
Но они обиделись. И обида была не шуточной: у всех был, никому не отказывал, а тут отказал. Это уже не обида, это оскорбление. И всё из-за неё! Ну, она попомнит! Ей это даром не пройдёт!!!
И выволокли на Божий свет, с соответствующими случаю прик-расами, всё, что былой доверено по секрету недавней подругой.
Граждане, привыкшие к традиционно хорошим отношениям (то есть, знай да помалкивай) и благодушно не замечавшие пятен на одежде ближнего, были удивлены, изумлены, даже шокированы случившимся вдруг скандалом.
А немного времени погодя, шок прошел. Исчезли изумление и удивление. Притупилось неприятие. И уж совсем, казалось бы, нежданно проявился интерес. Все наслаждались, смакуя то, что совсем недавно замечать было неприлично.
Мужьям обеих дам осталось только уступить другим свое право на портфели министров.
А Президент, в этой связи, в узком кругу приближенных сказал, что, видимо, неразумно и, более того, преступно в угоду отжившей традиции отставлять от управления страной опытных, умелых руководителей и тем способствовать проникновению на высокие, обличенные доверием народа посты, недостойным того типам что едва не случилось.
Выслушал одобрение своей клики и поинтересовался у Начальника Тайной полиции, не видит ли тот, куда указует перст Господень? Начальник Тайной полиции ответил:
- У меня всё готово. Дело за средствами массовой информации.
Министр Информации предположил, что и конкурирующая партия может располагать аналогичной информацией и возможностью ее обнародовать.
- Для людей долга подобный риск не должен служить препятствием. Народ имеет право знать все о тех, кого он избирает. Народом не должны руководить недостойные. И выявить недостойных и объявить их народу - наша обязанность.
Заметил Министру Информации Президент. А Начальнику Тайной полиции сказал:
- А ваш долг заткнуть рот клеветникам. И заткнуть прежде, чем успеют его раскрыть.
Начальник Тайной полиции отправился исполнять долг не задумываясь: может ли быть клеветником не успевший рта раскрыть? Но нельзя исключить, что задумывался. Но он не знал, где та грань, минуя которую, исполнение долга перед партией, становится подлостью по отношению к своему народу. Быть может, Вы, уважаемый Читатель, ту грань знаете?
Министр Информации тщательно мыл руки.
Только что от него ушел редактор вечерней газетенки, хилый извивающийся человечишко, этакая пиявка в приталенном пиджачке.
Министр невольно помнил угодливую ужимочку на корявом от оспин и угрей лице, маленькую плешивую головенку с длинными, влажно-сальными сосульками волос на затылке. Глазки, суетившиеся взглядом не выше живота Министра. Но раз или два, на долю секунды, скользнули они вверх, к лицу и, в них за угодливостью, промелькнула нагловатая настойчивость: "мы свое дело исполним-с, но и Вы, при случае, вниманьицем-с не извольте обойти."
Снова Министр мыл каждый палец в отдельности. И снова все вместе. Ему, человеку, как он себя видел, интеллигентному и по-рядочному, был противен только что ушедший человек, не по душе затеянное.
"А что делать?.. - Размышлял Министр. - Откажусь я, найдут другого. И искать не нужно, сотня всеядных слизняков, вроде это-го редакторишки, набежит. Нет, уж лучше я буду это делать по необходимости, чем подлец - по потребности своей натуры..."
Пробный шар прокатили по задворкам. Вечерняя газета уже известного Читателю редактора поведала о некоторых недостойных делах одного кандидата от Демократического Союза на второстепенный правительственный пост.
Тираж быстро разошелся. И даже на концерте Скрипача в зале стоял легкий шум: обменивались впечатлениями о прочитанном.
Несостоявшийся член правительства снял свою кандидатуру. А боссы Демократического Союза, изумленные беспрецедентностью события, обратились к руководителям Народного Блока: подобная публикация противоречит традиционным отношениям между партиями. Народный Блок их тут же заверил, что инцидент проанализируют и выводы сделают.
Действительно, выводы сделали. Та же газета поместила направленную информацию о других кандидатах Демократического Союза, а партийным руководителям Союза был передан текст Конституции Комодонии, с особо выделенной статьёй, провозглашающей свободу печати.
До выборов считанные дни, в открытую полемику вступать уже некогда, и Демократический Союз счел за лучшее найти замену скомпрометированным кандидатам, а соперничающей партии отплатить той же монетой.
Однако, на следующий день ни одна газета, ни один журнал Демократического Союза не вышли. А средства информации Народного Блока поведали, что Демократический Союз все свои издания, как выяснилось в последний момент, печатал на контрабандной бумаге. Поэтому бумага конфискована и на все торговые операции уличенных издательств наложен запрет до окончания расследования. И попутно сообщили о других, совсем уж неблаговидных делах и даже преступлениях с использованием служебного положения, видных деятелей Демократического Союза.
Комодонцы только покачивали головами да прищелкивали языками от изумления и возмущения:
- Какие ж, однако, прохвосты, эти типы из Демократического Союза!
И добавляли удовлетворенно:
- Вовремя их разоблачили, вражьих сынов!
А когда дочиста обглодали косточки разоблаченных врагов Отечества, вернулись к музыке - Скрипач значительно обновил и расширил программу.
Члены Демократического Союза выставлять свои кандидатуры больше не рисковали. Какая-нибудь газета Народного Блока тут же уделяла смельчаку подвал или целую полосу.
Попытки обратиться к народу устно ничего не дали, кроме шиканья:
- Обгадились, так стойте и ждите пока оботрут.
Но происходящее обеспокоило не только членов Демократического Союза. И когда к народу стали обращаться беспартийные:
- Оговоры уважаемых людей, аресты и конфискации - результат злой воли!
Когда кое-кто из внимавших музыканту стал, пока еще в пол-уха, прислушиваться к говорившим, Президент призвал Министра Охраны Порядка обеспечить спокойствие народу и безопасность заблудшим.
- Эти люди несомненно заблуждаются. Но они наши граждане. И долг правительства позаботиться о безопасности своих граждан, пусть даже временно заблуждающихся. Вы же помните участь несчастного заблудшего на первом концерте?
Министр Охраны Порядка с большим удовольствием прихлопнул бы этих "заблудших" крикунов, но еще в бытность свою простым полицейским, откуда он долго и самоотверженно карабкался к министерскому креслу, четко усвоил: Инициатива может быть направлена только на лучшее и быстрейшее исполнение пожелания начальства.
Поэтому заблудших Крикунов не прихлопнули, а укрыли, заботясь об их безопасности, за надежными стенами тюрьмы.
День выборов.
Талантливый Музыкант, по случаю знаменательного события и великолепного солнечного дня, являл слушателям совершенно новую большую программу. Пропустить хотя бы часть ее, даже маленький кусочек, комодонцы не рисковали: мало ли разговор зайдет, а они не слышали... Да и как можно!
И забегали проголосовать в антрактах, по пути из туалета в буфет или из буфета в туалет, у кого как получалось
Впопыхах многие не замечали, что в бюллетени вписаны только кандидаты от Народного Блока и, на секунду вспомнив, что они от ныне правящей партии, вычеркивали их, как того требовала традиция. И устремлялись к эстраде. Заметившие отсутствие, недоуменно шевелили бровями и губами, кое-кто даже обращался за разъяснением к избирательной комиссии: где кандидаты от Демократического Союза? И узнав, что Демократический Союз кандидатов не выдвинул, вконец растерявшийся избиратель уступал привычке - вычеркивал кандидатов Народного Блока или, что случалось реже - не вычеркивал, опускал бюллетень в урну и спешил на площадь, к эстраде.
А у эстрады музыка, музыка исполненная Талантливым Скрипачом изгоняла из его души недоумение и сомнение и вселяла вместо них спокойствие, удовлетворенность и обнадёживающую радость.
По избирательному закону Комодонии бюллетени, в которых вычеркнуты ВСЕ кандидаты, являются недействительными. То после подсчета бюллетеней, имеющих силу, стало очевидно: граждане Комодонии единогласно избрали кандидатов Народного Блока.
Сомнение и недоумение комодонцев: как Народный Блок остался на второй срок? зачем и почему? - ведь это вопреки традиции и, в общем-то, против воли народа - рассеялись после речи Президента, лидера Народного Блока.
И люди огорчились своей близорукости: при голосовании они вычеркивали кандидатов той партии, которая неустанно печется об их благе; партии, которая бдительно стоит на страже интересов народа, разоблачает и обезвреживает экономических преступников и политических авантюристов, рвущихся к власти; партии, которая отыскивает в народе таланты и создает все условия для их роста, развития и совершенствования.
Каждый вычеркнувший кандидата Народного Блока чувствовал неловкость и успокаивал себя тем, что избрали все-таки ее кандидатов, да уповал на тайное голосование: не проболтаешься, так никто не узнает, вычеркивал или не вычеркивал. И желая хоть как-то загладить вину перед партией, бурно выражал ей свои восторги и одобрения.
Министр Охраны Порядка, сияющий ярче золоченых пуговиц на его мундире, доверительно улыбнулся Министру Информации:
- А я, признаться, побаивался: вдруг не выберут.
- Напрасно беспокоились. Народ не выбирает, народ голосует, - поморщился в ответ Министр Информации. Его оскорбила доверительность этого солдафона. Ибо ни на минуту Министр Информации не забывал о том, что сам он человек интеллигентный и порядочный.
Большего Министр Информации сказать не успел - в собрании слушавших Президента произошло небольшое замешательство: недовольные найдутся всегда и везде.
Они кричали о нарушении конституции, об узурпации власти и требовали кассации выборов.
Комодонцы, еще не привыкшие быть лояльными только одной партии, хотя не чувствовали доброжелательства к говорившим, не были настроены и против них. Но граждан Комодонии озадачили суждения, совсем не совпадающие с выводами, к которым они только что пришли. Им не понятно было: чего от них хотят, что предлагают? А непонятное и неведомое раздражало. Народный Блок дал им вполне осязаемые и видимые блага. А чего ждать от этих? Да и как можно, против власти?!
Поэтому, когда смутьянов уводили, вслед им смотрели без сочувствия и сожаления.
- И поделом изменникам. - Заключил немолодой, но крепкий человек с натруженными руками.
- Почему изменники? - Удивился стоявший рядом с ним парень. - Они не против народа, они против правящей партии.
- А что такое правящая партия? - Сердито шевельнул усами пролетарий. И сам ответил. - Правящая партия есть власть. А что власть, то есть и народ, потому что власть народом избрана. И кто против власти, тот против народа. Стало быть - изменник.
Шли дни. Проходили недели.
И интерес к Музыканту стал проходить. Он исчерпал себя как предмет способный и впредь занимать внимание народа и отвлекать его от проблем действительности. И раз интерес к Музыканту пошел на убыль, правящая клика экстренно искала ему замену. А новый предмет, способный занять внимание народа, должен был превосходить Скрипача на несколько порядков еще потому, что несмотря на старания ведомства Охраны Порядка и Тайной Полиции, Крикуны не унимались. И население вполне могло обратить к ним свой, ставший беспризорным, интерес.
И действительно, комодонцы не стали ждать пока Правительство найдет им увлекательное занятие. Ведомые Крикунами устремились они к Президентскому Дворцу, требовали объяснений: Уж очень часто слышали они от Крикунов, что нынешнее правительство осталось у власти бесчестным путем.
Выход на балкон Президентского Дворца долго оставался закрытым. И народ начал роптать, в нежелании Президента выйти и дать необходимые разъяснения усмотрел нечто, вроде признания вины. Ропот перерастал в возмущение. Народ желал справедливости.
Тогда на балкон вышел Министр Информации
- Президент ответит на все ваши вопросы (люди удовлетворены). Но позднее (новые выкрики недовольства). В настоящее время Президент выйти не может, он подписывает Правительственное заявление. Оскорблены честь и достоинство нашего Государства и нашего народа.
Напряженная, звенящая тишина. Все - одно: внимание. Появляется Президент. Ступает тяжело. Лицо суровое. Говорит медленно, с хрипотцой:
- Граждане! В грозный час для нашего отечества я призываю вас к единству и сплоченности. Только что стало известно: регулярные войска Йелонии вторглись на территорию нашей Родины и злодейски напали на наших граждан, занятых мирным трудом!
А происшествие не заслуживало и трех строчек в бульварной газете: на безлесном островке посреди пограничной реки, где жители обеих стран издавна пасли мелкий и крупный рогатый скот, повздорили за бутылкой вина пастухи и взялись оделять один другого оплеухами. Пограничный наряд сопредельной Йелонии, оказавшийся поблизости, вполне естественно, вступился за соотечественника. Ну а так как йелонские пограничники в пылу погони перебежали на чужую часть острова - пограничный инцидент налицо, а догнав комодонского пастуха, надавали ему затрещин - пожалуйста, разбойное нападение на мирных граждан.
- Мы не позволим захватчикам безнаказанно топтать нашу священную землю! - Горячил Президент своих подданных. - Крови и самой жизни не пощадим, но отстоим честь и независимость нашей Родины!
- Не позволим! Не пощадим! - Народ негодует. Народ требует справедливости и отмщения.
- И мы не позволим наймитам и подпевалам врага сеять в наши ряды недоверие к Правительству, подрывать боевой дух и единство нашего народа!
И народ, возмущенный попыткой подорвать его боевой дух и сплоченность, без пощады осудил провокаторов и шпионов.
И провокаторов и шпионов (то есть Крикунов) схватили и увели. Правда, не всех, а только тех, кого удалось отбить у разъяренной толпы.
С той минуты о Музыканте забыли вовсе.
Не до него стало комодонцам, они готовились к войне, к битве за честь, свободу и независимость своей любимой Родины.
Через несколько дней Йелонская армия перешла государственную границу Комодонии. Война оказалась затяжной и кровавой. Йелонские солдаты, плохо обученные и кое-как вооруженные, гибли, как трава под косой. Полка хватало дня на два-три, дивизии - на неделю.
Впрочем, те йелонские части, которые противостояли штрафным батальонам комодонцев, вооружены и обучены были превосходно, и штрафники истреблялись до последнего человека.
Но, не взирая на колоссальные жертвы, ни одна из сторон не добивалась сколько-нибудь значительного перевеса: то тылы опаздывают со снабжением, то, из стратегических соображений, Верховное командование приказывает оставить занятую позицию и выровнять линию фронта.
Комодонцев, недовольных таким порядком ведения военных действий, отправляли в штрафные части. А для Йелонцев подобная мера наказания была лишь символом - они и в обычных частях гибли за несколько дней.
Окончилась война так же внезапно, как началась.
Неожиданно (для непосвященных) было объявлено перемирие на сутки. И пока третьеразрядные дипломатические чиновники воюющих стран вели переговоры о продлении перемирия еще на одни сутки, Главы государств, Военные Министры и Начальники Тайных полиций той и другой стороны, встретились конфиденцииально. За неформальным приятельским обедом поболтали о пустяках, пересказали последние анекдоты и сплетни.
А после обеда занялись бухгалтерией. Баланс оказался превосходным и полностью соответствовал соглашению, заключённому верхушками государств еще перед началом военных действий. Как раз в то время, когда все средства воздействия на умы призывали к священной войне за свободу и независимость любимой Родины. За время войны у Комодонии оказался полностью истреблённым личный состав штрафных батальонов, которые формировались из Крикунов и прочих недовольных личностей. И больше в эти батальоны рекрутировать некого.
У Йелонии население уменьшилось почти втрое, и вместе с тем уменьшились проблемы занятости, жилья и снабжения продовольствием, с которыми правительство перенаселенной Йелонии уже не знало как справиться. А те проблемы, которые все-таки остались: нехватка жилья, продовольствия и работы, теперь можно было объяснить послевоенными трудностями.
Правда, не обошлось и без нежелательных результатов: в Йелонии истреблена значительная часть активного мужского населения, Комодония осталась, практически, без интеллигенции. Но ничего не попишешь, в каждом деле есть свои издержки.
Итак, намеченные цели достигнуты и надобность в продолжении войны отпала.
Объявили прекращение боевых действий на длительный срок. Была подготовлена и проведена официальная встреча на Высшем уровне, на которой, "...руководствуясь соображениями гуманности и здравым смыслом...", правители воевавших государств подписали мирный договор.
В соответствии с договором, остров, на котором некогда подрались пастухи, поделили на две равные части и восстановили на нем демаркационную линию из колючей проволоки, чтобы козы и коровы не смели щипать траву за границей, а у пастухов не было повода драться.
А через несколько лет столбы сгнили, проволока разлетелась ржавой пылью по белу свету, козы да коровы щиплют траву где хотят, а йелонские и комодонокие пастухи, сойдясь за бутылкой вина, нет-нет да повздорят и поквасят друг дружке носы. Но это уже не межгосударственное, а их частное дело.
А народ Комодонии, под руководством испытанной в бою и труде партии Народный Блок, воздаёт почести погибшим в войне и семимильными шагами идёт к обетованной жизни: к мирной и обеспеченной.