Только сейчас, случайно посмотрев в окно, я увидел, что на улице уже начало вечереть. Еще полчаса, от силы - час, и совсем будет темно. Скоро... От этой мысли мне стало как-то не по себе, и я налил еще водки.
- Дык, наливай уже всем, не жмись, - Трофимыч, прищурившись, посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на окно. - Темнеет.
Кряхтя, приподнялся и зажег, висящую над столом керосиновую лампу. Я долил остальным, и мы молча выпили.
- Эх, хороша, чертовка. Редко когда бывает, чтобы ваша, городская, была лучше нашего местного первачка.
- Ну, хорошо, Трофимыч. За то, да за это мы уже выпили, о себе рассказали, теперь ты нам поведай о своем таланте. Не журись - вместе ведь на дело пойдем, - Остапа явно уже развезло: лицо красное, глаза блестят, язык заплетается. Ему, конечно, ничего, но меня это совсем не устраивало. Если так и дальше пойдет, то при таком раскладе мне придется копать за двоих. А мне этого, ой, как не хотелось.
- Да что ты, милок, какой там талант, - казалось, что для Трофимыча водка, что для ребенка - ситро: в нос бьет, щекочет и веселит, но - и только.
- Ну, не ломайся, старик. Второй день уже сидим, бухаем, весь дом тебе загадили. Мы ж для тебя теперь почти как родные.
- Родные по нужде во двор ходят, а не через окно справляют, - взгляд Трофимыча стал недобр, он исподлобья посмотрел на Остапа, а потом куда-то в пространство за его спиной.
- Дед, ты чего? - мой друг отпрянул назад.
Вдруг, резким движением, Трофимыч схватил пустую бутылку и с силой швырнул ее в сторону Остапа. Пролетев буквально в нескольких сантиметрах то его головы, она с грохотом разбилась на полу. Раздался приглушенный писк, и мы увидели с трудом отползающую и оставляющую за собой кровавый след крысу.
- Подслушивала, сука! - Трофимыч погрозил ей в след кулаком. - И передай ему, что в своем доме я волен говорить, что душе угодно! - Он со злостью скрипнул зубами.
- Ну, ты даешь! - еще секунду назад бледный от страха Остап, теперь захлебывался от восторга. - Бац! И прямо в яблочко! Вот это удар!
Остап вдруг резко наклонился вперед и, почти полушепотом, добавил:
- А я уже, было, подумал, что ты... того... меня хочешь убить... - и тут же, откинувшись назад, громко захохотал.
Трофимыч спокойно посмотрел на него, перевел взгляд на меня и спокойно произнес:
- А зачем мне вас убивать? Вы мне, ребятки, и живыми пригодитесь. Наливай, - он сделал широкий жест, как бы снова приглашая всех за стол.
Я, на тот момент, наверное, самый трезвый, попытался, было, робко возразить, мотивируя это тем, что за дело лучше браться в сознании и доброй памяти, но хозяин дома был категоричен:
- По последней. На коня. Заодно историю расскажу, специально для твоего дружка. Раньше не хотел, а сейчас расскажу. Больно уж меня эта тварь разозлила, - он показал в сторону разбитой бутылки. - Совсем обнаглели - в моем доме меня же подслушивают.
Я наполнил три стакана, и мы молча выпили. Трофимыч, в отличие от нас, как и раньше - не закусывал, шумно выдохнул, навалился всем телом на стол и ,не спеша, начал рассказывать:
- Было это, милок, лет, эдак, сорок назад. Приезжали к нам тогда студенты из города, вроде как - на картошку. Не знаю, че они там натаскали в закрома Родины, но то, что эти самые закрома не трещали от изобилия - знаю наверняка. Как и то, что в качестве культурной программы, так сказать, в рамках стирания границ между городом и деревней, глушили местный самогон и портили наших девок. Мы ихних, а они наших.
- Хоть по любви? - еле сдерживая смех, спросил Остап и хитро подмигнул мне.
- Кого - по любви, а кого - и по желанию. Всяко бывало. - Трофимыч, казалось, не замечал наших улыбок и оставался серьезным. - Так вот. Наши хлопцы, в основном, не любили городских, окромя девок, конечно - на танцах били их, а к некоторым могли и в общежитие наведаться - ну, в общем, все как положено. А я вот, наоборот, сдружился даже с одними, первачок им недорогой доставал, девок, опять же, местных, попокладистей. Да и отчего же не сдружиться? Смешные они были, студентики эти, веселили меня дюже.
Трофимыч замолчал на минуту, и, убедившись, что его внимательно слушают (нас к тому времени уже сморило от духоты и выпитого), продолжил свой рассказ:
- Так вот. Гуляли мы как-то в одной компании. Хорошо так гуляли. Несколько дней. Им, как раз, в аккурат через день уезжать, обратно в город, вот они и напивались, словно в последний раз. И, надо сказать, им это удалось. Но, после того, как все было выпито, банки разбиты, а девки обласканы, вдруг стало скучно и повеяло унынием. И тут, какой-то говнюк предложил пойти на кладбище. Духов вызывать. Уж насколько я дурной, но эти оказались еще долбанутее. Короче, пошли мы, человек десять, ночью на кладбище искать свежую могилу для этого, как его, спиритизма. Нашли. Правда, к этому моменту, после долгих блужданий, мы уже от страха порядком протрезвели. Но ума еще не набрались. В общем, сели мы вокруг холмика, тот говнюк разложил большой лист бумаги с какими-то знаками и буквами и ну бубнить и причитать. Мы молчим. Мороз по спине пробирает от макушки до трусов. Друг к дружке прижимаемся, чтобы смелее себя чувствовать. Но не помогает. Страх соседа вместе с дрожью тебе передается. А этот засранец все громче и громче завывает. Вдруг оборвется на полуслове, глаза выпучит в темноту и как заорет: "Голем!!!"
Мы с Остапом вздрогнули.
- Хрен его знает, что это за штука, но нас, как ветром сдуло с той могилки. И, главное, все побежали в одну сторону, к выходу, словно знали, где он находится. Думаю, эти хлюпики, да и я вместе с ними, побили тогда все рекорды на короткие и средние дистанции. И бежим так кучно, ноздря в ноздрю, с разрывом всего в несколько метров. Подбегаем, значит, к воротам, а они закрыты. Кто их запер? Когда? Может, это и не те ворота? Разбираться никто не стал. На полном ходу, не останавливаясь, как Бубка, только без шеста, легко так, полтора человеческих роста... Все перепрыгнули. Один я, бедолага, споткнулся, кубарем подлетел к воротам, и со всей дури об них ударился головой. Но страх сильнее боли. Я поднялся на ноги и собирался, было, уже перелезать, как чувствую, воздух стал холодным, аж пар изо рта пошел, и запах такой... с сыростью и плесенью. Меня от страха парализовало: лезть не могу и обернуться нету сил. И тут он меня за плечо ка-а-ак схватит! - Трофимыч резко выбросил вперед руку и схватил Остапа за шею.
- А-а-а! - у того от страха перекосило лицо.
Но Трофимыч тут же отпустил его и сел, как ни в чем не бывало. Наступила тишина. Я переводил взгляд с Остапа на старика, не зная, как реагировать на происходящее. Первым пришел в себя Остап:
- Ну ты.. бля... дед и мудак... - слова давались ему с трудом.
- Что, испужался? - в голосе Трофимыча звучала непонятная грусть. - А представь, каково было мне тогда. Рассказать, что было дальше?- он пристально посмотрел на Остапа.
- Да пошел ты на хер со своими байками из склепа.
- Подумай. Может, че интересное для себя услышишь? - дед по-прежнему не сводил с него глаз.
- На хер...
- Ну, как знаешь, - Трофимыч хлопнул ладонями себя по коленям. - Тогда нечего засиживаться. Пора и за дело приниматься.
- И то правда, - услужливо подхватил я, и мы, в какой-то суматохе, стали собираться...
Каким образом Остап вышел на Трофимыча - я не знаю. Он позвонил мне три дня назад и рассказал какую-то бессвязную историю об уникальном старичке, который нюхом чует, где спрятаны крупные клады. Кстати говоря, по словам Трофимыча, ему было не больше шестидесяти, но выглядел он действительно неважно: седой, осунувшийся, с землянистым цветом лица. Поэтому обращения к нему "дед" и "старик" были вполне уместны. Так вот. Остап встретился с этим самородком, и тот пообещал (или дал себя уговорить) показать большой клад, потребовав за это мотоцикл и ружье. Я же был нужен Остапу, во-первых, за компанию, во-вторых, перетаскивать сокровища (интересно, что он рассчитывал найти?) . Размер моей доли мы, почему-то, вообще не обговаривали. Впрочем, я не сильно-то и верил во всю эту затею. Тогда почему же стою сейчас здесь, на холме, ночью, держа в руках лопату и заступ?..
- Пришли, - Трофимыч указал пальцем себе под ноги. - Когда-то здесь было кладбище. Тут и копайте.
Остап недоверчиво посмотрел на него:
- Ты уверен?
- Если мне не веришь - сам найди другое место, - старик был непреклонен.
- Да ладно, о чем ты? - Остап сразу пошел на попятную. - Я просто хотел узнать - тебе не надо, там, к примеру, какой-нибудь обряд провести или что-то в этом роде?
- Ну, могу помочиться, если тебе от этого копать будет легче. Ты зачем сюда пришел?
- За кладом...
- Вот и копай, где тебе велено. А то времени, милок, очень мало осталось.
Мы с Остапом попробовали лопатами землю. Вроде бы, мягкая. Хорошо пойдет.
- А глубоко? - Остап скинул куртку и поплевал себе на ладони.
- Нормальный клад, меньше, чем на семь штыков не закапывают. - Трофимыч закурил и присел на корточки.
- Так это же почти полтора-два метра!
- То-то и оно. Я ж говорю - времени мало.
И мы начали вгрызаться в землю...
Это был титанический труд. Земля разлеталась в разные стороны, образуя невдалеке от ямы неодинаковые кучи. Мы с Остапом, вначале вместе, а потом, сменяя друг друга, уходили все глубже и глубже, приближаясь к заветной мечте, ибо я сам уже воспламенился азартом кладоискателя.
Прошло несколько часов. Перерывы становились длиннее, а сил - всё меньше...
Я сидел, отдыхая в стороне, наблюдая, как исчезает и вновь показывается над землей голова Остапа, когда из ямы послышался глухой удар и радостный вопль моего друга. Я тут же спрыгнул к нему, и мы вместе разгребли руками землю, освободив поверхность массивной крышки сундука.
- А-а! вот оно! Не соврал! Молодей, старик, не соврал. Иди посмотри, Трофимыч! Ну, что же ты?
И, уже обратившись ко мне:
- Позови старика.
Я поднялся на ноги, посмотрел на стоящего возле ямы Трофимыча, улыбнулся ему, но, не успев сказать ни слова, получил удар лопатой по голове и, рухнув на заветный сундук, потерял сознание...
Наверное, я недолго был в отключке. Первое, что я увидел, когда открыл глаза, это окровавленное лицо Остапа прямо перед собой. Он был недвижим, а в его открытых глазах застыло удивление. Я резко дернулся, и жгучая боль пронзила все тело. Попытался, было, скинуть с себя тело друга, но у меня ничего не получилось - слишком большая тяжесть давила на ноги. Но перевернуться на спину мне, все же, удалось. И первое, что я увидел на фоне серого предутреннего неба - это стоящего на краю ямы Трофимыча, который, ловко орудуя лопатой, закидывал нас землей. Я хотел крикнуть, но слова застревали в горле. Зато он был как всегда словоохотлив:
- Сам ты мудак, Остапушка. Не перебивал бы старого человека, дослушал бы мою историю до конца, пошевелил бы своей мозгой, прикинув, что к чему, - не лежал бы сейчас здесь, сердечный. А я ведь что хотел тебе и твоему дружку сказать, - казалось, он не замечал моих движений и продолжал кидать землю. - Поймали меня тогда крепко. Уж и не знаю, кто или что он на самом деле, но жизнь мне, спасибо Господу, сохранил. Только, вот, условие поставил - клады, от таких, как вы, охранять. А ты, дурашка, думал - я на твой мотоцикл позарился? Не-е-ет. Мне не твой драндулет нужен был, а ты. У каждого клада должен быть сторож, да не к каждому он приставлен изначально. Вот к этому, например. Долго я вокруг него ходил. Все боялся - не украдет ли кто. А тут вы, легки на помине. Вот теперь и посторожите его замест меня. А мне уж больно отдохнуть охота. Устал я очень.
Старик выпрямился, чтобы перевести дух, и в это мгновение наши взгляды встретились. Я постарался в немом призыве выразить всю свою боль и отчаянье, мольбу о помощи и прощении... Он посмотрел на меня серьезно, подмигнул и, набрав полную лопату земли, кинул ее мне в лицо. Но, за мгновение до того, как грязь забила мои глаза, я успел увидеть, как за спиной Трофимыча вырастает огромный темный силуэт. Какая же все-таки... противная... на вкус... кладбищенская... земля...