Мы выходим в сумрак ночи, убегая из плена, многолетнего плена своих квартир. Мы уходим не обернувшись, не видя, но, чувствуя, как со скрежетом вырываются наши воспоминания из цепляющихся за них бетонных стен, пытающихся впитать в себя наши тени, наши мысли, наше прошлое. Холодный пол лижет следы, скуля от осознания того, что уже не сможет найти по запаху души тех, кто через несколько мгновений бросится в объятия ночи. Дома дрожат от бессилия и злобы, угрожая и плача, умоляя остаться и проклиная на веки веков. Но их усилия напрасны - мы уходим, не обернувшись, забирая с собою то, что всегда было нашим, пусть и разбросанным по жизни, оболганным и преданным, использованным другими, но от этого не переставшим принадлежать только нам - наши души, души тех, кто выходит в сумрак ночи, убегая из плена, многолетнего плена своих квартир.
С хрустом проворачиваются ключи, обламывая зубы вгрызающихся в них дверных замков, и стонут грустно петли, признавая свое поражение, поражение тех, кто знает, что даже если некоторые из нас и вернутся назад, то принадлежать им уже никогда не будут.
Закрывается дверь за спиной, и тишина ночных подъездов единым махом обрывает все звуки.
* * *
Я сидел за письменным столом, изнывая от собственного бессилия. Передо мной лежала раскрытая тетрадь, в которой в течение часа не появилось еще ни строчки. Я нервно крутил в руках ручку, с трудом удерживаясь от соблазна яростно перечеркнуть страницы по диагонали. Обиднее всего было то, что вдохновение витало совсем рядом, казалось, - протяни только руку, и оно усядется на ладони, чтобы потом, пробежавшись мелкими шажками до плеча, остановиться возле самого уха и шептать, шептать... Зараза! Сейчас оно напоминало мне не классическую музу с аппетитными женскими формами, а противного назойливого комара, зудящего в темноте бессознательного и пропадающего неизвестно куда, стоит лишь включить свет разума.
Я посмотрел на часы - почти двенадцать ночи. Сегодня уже явно ничего не получится: так поздно я никогда не пишу, здоровый сон всегда побеждает любые творческие порывы. Я швырнул ручку на стол и с необъяснимым удовольствием смотрел на то, как она прокатилась по всей его поверхности и упала на пол. Подождав пять секунд и, насладившись собственной властью, я наклонился и, подняв ни в чем не повинный кусок пластмассы, положил ее поверх тетради. Мне стало легче. Но желание писать пропало окончательно.
Я встал из-за стола, потянулся и с равнодушным видом отправился на балкон. Не включая свет, нащупал на подоконнике пачку сигарет и лежащую на ней зажигалку. Щелкнула металлическая крышка, и голубой бензиновый огонек обжег маленький кусочек ночи. Я прищурился, глядя на пламя и слушая, как с характерным звуком захлопнулась зажигалка, пряча в своих недрах огонь. Это была дорогая вещица - точно такая же, как у Траволты в "Криминальном чтиве". Я специально купил именно ее, чтобы научиться прикуривать как Винсент Вега, потому что он делал это стильно, да и вообще - приятно почувствовать себя кино-героем. Поэтому и курил я не ради успокаивающего действия запаха табака и зажатого фильтра во рту, а исключительно ради этих звуков защелкивающейся крышки и ощущения холодного металла в руке. Хотя сигареты, надо признаться, тоже были не из дешёвых.
Когда до фильтра оставалось не более сантиметра, я сильным щелчком отправил незатушенный окурок в переливающуюся редкими огнями окон пустоту, не удостоив его падение даже взглядом. Слишком уж это удручающее зрелище - гаснущее одиночество. Постояв еще безвольно несколько минут, я вернулся в комнату и включил компьютер, пытаясь сымитировать рабочую обстановку, надеясь на то, что, может быть, хоть из любопытства муза подкрадется ко мне и заглянет через плечо на экран монитора - чем это я, мол, могу заниматься в ее отсутствие? Наживка разложена, ловушки расставлены, место для засады выбрано удобное. Только дичь сегодня ходит, видимо, по другой дороге. Чтобы хоть как-то унять накопившийся за вечер в пальцах зуд печатания, я принялся блуждать по знакомым чатам, где в это время сидели такие же полуночники и придурки, как я.
* * *
Оказавшись за порогом своих квартир, мы стоим, чуть дыша, окруженные внезапной тишиной, вслушиваясь в нее, привыкая к ней, подчиняясь ей. Магия ночных подъездов! Таких же одиноких как мы, живущих своей, никому невидимой, жизнью, прячущиеся от глаз, проникающих в них и открывающих душу лишь оставшись наедине с собой. Мы молчим, слушаем, постигаем и приспосабливаемся. Тишина наш друг, но даже и она не должна знать о нашем присутствии. Так будет лучше всем.
Наконец, мы становимся частью ночной пустоты и медленно, чтобы даже воздух не был потревожен нашим движением, ступенька за ступенькой, поднимаемся наверх, туда, где находится самое сердце ночных подъездов, где теплится их жизнь, равномерно тихим гулом оповещая о своем существовании. Мы преодолеваем последний лестничный пролет и останавливаемся на маленькой бетонной площадке. Вот оно - сердце! И это не просто мотор, поднимающий и опускающий лифт, - это... это... Впрочем, не будем вдаваться в подробности, нам все равно не сюда. Напротив входа в лифтовую есть еще одна дверь - не такая приметная и не такая высокая, как ее соседка, но, тем не менее, именно к ней мы шли сквозь тишину, не оскверняя своим присутствием пустоты ночных подъездов. Снимается еще днем открытый замок, и не скрипят заранее смазанные петли. Мы бесшумно проскальзываем по ту сторону двери и, также незаметно, закрываем ее за собой. Теперь уже точно ничто не станет на нашем пути.
* * *
Здравствуй, муза двадцать первого века! Неуловимая и капризная, ленивая и, поэтому, не склонная к излишней болтовне, растрепанная и рассеянная, не всегда помнящая в конце повествования, о чем же, собственно, шла речь в самом его начале; обаятельная в своей непредсказуемости и отталкивающая своей непоследовательностью, но всегда желанная, уже потому, что ты просто есть. Привет! Я запутался в паутине и, в поисках дороги домой, стал дергать за все нити подряд, еще не предполагая, что одна из них окажется ариадновой. Кто же знал, что мы с тобой попали в одни и те же сети, и ты, ухватившись за другой конец, пытаешься выбраться наружу так же, как и я. В поисках свободы мы наткнулись друг на друга случайно и, не видя больше средств скрасить свое одиночество, сели на краешке ночи и завели ни к чему не обязывающий разговор о... ну, конечно же, о самих себе. И вряд ли я потом сумею вспомнить суть нашей беседы и, уж тем более, не смогу понять - то ли ты нашептала мне это каприччио, то ли я рассказал тебе свой небольшой каприс. Но, спасибо тебе уже за то, что мое ночное бдение не прошло даром. И, если сон разума порождает чудовищ, то, что способна породить его бессонница?
* * *
Андрей откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и недоумевающе уставился на монитор.
- Этого не может быть. Этого просто не может быть! - чуть слышно бормотал он себе под нос.
Он покосился на нижний правый угол экрана - без пяти минут одиннадцать. Вечер явно обещал быть потраченным впустую. Да что там вечер - под угрозой срыва находились наступавшие выходные! И времени на то, что бы исправить ситуацию, оставалось всего ничего - ровно пять минут до того, как его самолюбию будет нанесен чувствительный удар. А этого ему ой как не хотелось.
- Врёшь - не возьмешь! - в запале крикнул Андрей и, предварительно хрустнув пальцами и размяв шею, вновь забарабанил по клавиатуре.
Друзья называли его "Воскресный бл...дун". И ему это прозвище нравилось - оно выделяло его среди остальных, вызывало к нему интерес и... делало рабом собственного имиджа.
Вот уже два года он ведет свой сексуальный марафон. То, что когда-то началось с пьяной шутки, с ни к чему не ведущего спора, для него неожиданно стало, чуть ли, не смыслом жизни. Каждый месяц - новая любовница. И понеслось: дискотеки, клубы, бары, рестораны... Первый из споривших сошел с дистанции уже через месяц. Четвертый - предпоследний - через год. Мотив был у всех один - дорого. Но он держался. И не потому, что денег у него было больше, чем у остальных. Отнюдь. Просто с самого начала он нашел способ, как можно знакомиться без особых на то затрат. Весь процесс ухаживания, в отличие от его друзей, проходил преимущественно не за бокалом вина, рюмочкой коньяка или бутылкой пива, а в совершенно бесплатных чатах, где желающих пообщаться было море, и все искусство обольщения состояло лишь в том, чтобы в этом море суметь выловить тех, кто от виртуального контакта готов был перейти к контакту телесному. А как раз на это у него чутье работало. Разумеется, остальные варианты он тоже не отвергал - в конце концов ему был важен результат, а не пути его достижения. Глупо было бы отказываться от случайных знакомств. Да и живая реклама действовала безотказно, порой подкидывая такие сюрпризы, о последствиях которых знали только он и доктора.
Но виртуал ему был милей - здесь он чувствовал себя свободней и раскованней. За это время он сформулировал для себя два главных правила. Первое - в чатах имена никогда не должны повторяться, и второе - хотя это больше походило на простое наблюдение - самые красивые девушки всегда знакомятся до одиннадцати часов. Первое, понятно, предохраняло от повторных встреч и, вследствие этого, от ненужных затем объяснений. Что же касается второго, то самое ценное в нём было то, что оно работало. Теорема. Нет, лучше даже, - аксиома. Так оно есть - и точка. А что лежало в основе - не имело большого значения. Хотя для себя он когда-то решил этот вопрос так: во-первых, после одиннадцати потенциальные партнерши дома не сидят, а во-вторых, ближе к полуночи в чате остаются те, для кого простая болтовня (неважно, пустая или заумная) уже почти приравнивается к сексуальному экстазу, поэтому и найти здесь кого-то для встреч тяжелее, так как слов (даже, если и очень откровенных) гораздо больше, чем дела. Да и вообще, с красивыми девушками надо знакомиться до одиннадцати. Для Андрея это была лично поднятая планка, до которой он сейчас явно не допрыгивал, и поэтому настроение его падало, стремительно приближаясь к нулю.
Без одной минуты одиннадцать. Бороться дальше не имеет никакого смысла. Надо признать свое поражение в этом раунде и, отдохнув, набираться сил для борьбы в следующем. Андрей выпрямился в кресле, глубоко вздохнул и, тяжело поднявшись, пошел курить на балкон.
Тишина наступающей ночи подействовала на него успокаивающе. Несколько затяжек настроили Андрея на философский лад. Он смотрел, как растворяются в глубоких сумерках струи табачного дыма, и все больше поддавался силе назревавшего в душе решения.
- А, может, и в правду, все бросить?- неожиданно для самого себя произнес он вслух.- Действительно, ну его к черту!
При этих словах он сильным щелчком отправил наполовину докуренную сигарету с балкона девятого этажа далеко вперед. Но, придя в сильное нервное возбуждение от открывающихся перед ним перспектив, тут же схватил новую. Делая судорожные затяжки, он пытался вернуть утраченное душевное равновесие.
- Спокойно,- говорил он сам себе.- Главное, не делать резких движений. Допустим, я сойду с дистанции. Допустим. Что мне это даст?
Ответ пришел сам по себе, в виде навалившейся неожиданно всеобщей усталости. Андрей вдруг понял, как он утомился за эти несколько лет в раскрученной им же карусели лиц, имен и тел, из десятков которых, на самом деле, вспоминалось не больше пяти - шести. Да и не интересовался никто его победами, и, что самое главное, не интересовали они больше и его самого. Так какой же смысл?
- Нельзя покидать поле боя побежденным. Я должен сам уйти, а не быть отвергнутым. В последний раз. На удачу. А дальше - все. И время появится, и спать буду спокойно, и сны непонятные не будут тревожить.
Стоп! Отведенная в сторону рука с сигаретой замерла в воздухе. Причем здесь сны? Его мысли начали растерянно метаться в поисках ответа и, не находя оного, приходили в еще большее смятение. Дышать стало тяжело. Казалось, сам воздух вокруг него спустился и окружил все тело непроницаемой массой. Причем здесь сны?! Панический страх накатил холодной волной и, слизав с души половину совсем недавно приобретенного покоя, также неожиданно, как и появился, отступил назад в глубины своей, никому не известной, но всех пугающей бездны неосознанного. Рука с сигаретой вздрогнула, сбросив рассыпавшийся в воздухе столбик пепла.
- Причем здесь сны?- Андрей недоуменно пожал плечами и, затянувшись еще раз, выбросил окурок.
Полный решимости, он вернулся в комнату и, с новыми силами, вновь сел за компьютер. Последняя охота! Осознание этого придавало настоящему моменту некую торжественность. Он был готов. Он еще хлопнет дверью! Итак...
- Опаньки, - Андрей удивленно посмотрел на монитор.
За время его отсутствия, в окне переписки появилась новая строка:
Karma to Казанова: "Ну, что - не получается? "
Не теряя времени, он быстро набрал ответ.
Казанова to Karma: "Получится, если ты мне поможешь".
Но, ни через минуту, ни через пять, никто не отозвался. Может, ошиблись адресатом? Выяснять этого он не стал и, для начала новой охоты, выбрал другой чат.
Но, сегодняшний вечер был явно не его. И, вроде бы, сперва получалось завести беседу, и, вроде бы, чутье подсказывало, что получится, но, стоило ему только начать договариваться о встрече, как его vis-?-vis тут же замолкали или, в лучшем случае, отделывались однотипными отговорками, а один раз даже послали. Он извивался, как змея, применял весь арсенал своих уловок и хитростей, но его джентльменский набор для обольщения был сегодня явно никому не нужен. А вместе с ним - и он сам. Это было не просто фиаско - это было унижение. Такого гадкого чувства он не испытывал еще никогда. Даже, будучи зеленым юнцом, влюбляясь искренне и получая отказ не то, что в интиме, а просто - встречаться, он не испытывал и половины того позора, которому подвергался сейчас. Лицо его пылало. Ему казалось, что уже весь Интернет знает о его неудачах. Несколько раз он порывался, было, отключиться, пока груз презрения не стал ощутим физически, и клеймо неудачника не выжглось у него на лбу, но слово, данное самому себе, удерживало его на месте, хотя, что теперь могло значить и стоить слово аутсайдера.
- Надо было на прошлой неделе покончить с этим. Тогда я был на высоте. Все бы запомнили меня молодым, красивым и желанным. А сейчас?..
Наступил тот момент, когда даже отчаяние уже не способно придать сил. Андрей посмотрел на часы - пятнадцать минут третьего. По идее, он должен был бы уже спать и видеть эротические сны. А вместо этого... Вместо этого на экране высветилось сообщение.
Karma to Блуждающий: "Что - не получается? "
И, буквально, через десять секунд - новое.
Karma to Блуждающий: "Не грусти, Казанова! Сегодня просто неудачный день для охоты. "
Неприятный холодок пробежал по спине Андрея. Вдруг занервничав, он потер вспотевшие ладони о брюки и, как загипнотизированный, не отрывая взгляд от экрана, медленно подался назад. Кресло неприятно заскрипело, но это не вызвало, как обычно, раздражения, а, наоборот, создало вокруг привычную обстановку, становясь, тем самым, одновременно надежным тылом и союзником. Тут было над чем задуматься. Дважды снаряд в одну воронку не попадает. А если прицелиться? Судя по всему, он сейчас сидел в той самой воронке и оказался под чьим-то обстрелом. Оптимизма это явно не придавало. И, если в первый раз это можно еще было посчитать чей-то шуткой, то во второй...
Блуждающий to Karma: "Мы знакомы?"
Вполне естественный вопрос, и не задать его было бы глупо. Хотя его занятие в данный момент особо умным тоже не назовешь.
Андрей ждал ответа. И в этом ожидании он попытался отвоевать утраченные, было, позиции у своего страха и разложить все на составные части. В результате получалась не очень успокаивающая картина: во-первых, кто-то знает, какими именами он пользуется в чатах, во-вторых, этот кто-то знал, где именно в данный момент он находится.
- Кстати это неплохо было бы проверить. - Свернув диалоговое окно, Андрей решил просмотреть посещаемые им сегодня чаты. Он не ожидал, что шпионские игры могут дать больше адреналина, чем процесс соблазнения.
Первый:
01:16. В комнату вошел Казанова.
01:17. В комнату вошла Karma.
01:42. Ушел Казанова.
01:42. Ушла Karma.
Второй:
00:31. В комнату вошел Герцог.
00:33. В комнату вошла Karma.
01:06. Ушел Герцог.
01:07. Ушла Karma.
И так в еще четырех-пяти местах, в которых он сегодня побывал. И каждый раз, несмотря на то, что он все время менял имена и пароли, Karma появлялась вслед за ним, с, максимум, двухминутным опозданием, и уходила сразу же вслед за ним. Причем, как он успел заметить, ни с кем не общаясь, не отвечая ни на какие попытки остальных посетителей с ней (или с ним) заговорить. Теперь не оставалось никаких сомнений - за ним следили. Причем следили нагло, и не таясь.
Сердце нервно дернулось и стало биться сильнее.
- Ты кто? - быстро набрал он на клавиатуре, но, вовремя опомнившись, не стал это отправлять. - Не нервничай. Ты совершенно спокоен. Пусть, хотя бы, так думают твои враги.
Слово "враги" заставило сердце биться учащенней.
Он пробежался глазами по списку посетителей этого чата. Вот он - Блуждающий, вошел в комнату в 01:53, вот она - Karma, вошла в 01:54. И все - больше ее имя не упоминается. То есть, она молча затаилась в самом темном углу, и пристально наблюдает за ним, следя за каждым его шагом, зная о всех его неудачах.
- Сука! - Андрей быстро подался вперед и, попирая собственную гордость, одним махом закрыл все окна.
- Хватит с помощью клавиатуры искать чужие эрогенные зоны. Долой виртуальность - даешь живое общение!
Собственный голос прозвучал успокаивающе и придал ему некоторую уверенность. Голос - вот! Что он не учитывал все это время, и чего не хватало в процессе знакомства! Ну, конечно же, голос! Манящий или отталкивающий, чарующий или режущий слух, бархатный и мелодичный или по-деловому сухой и безразличный. Сколько раз он разочаровывался при встрече, наблюдая несоответствие между внешностью и манерой разговаривать. И хотя понятно, что свидания назначались не для ведения светской беседы, тем не менее, всегда хотелось, хотя и не всегда осознавалось, чтобы гармония была во всем. И, если внешность еще можно было подкорректировать с помощью спиртных напитков, то голос... ну, не закрывать же ему уши, в самом деле! В общем, все преимущества голосовой связи были налицо, оставалось только воспользоваться ими.
Андрей активировал Skype. Все его немногочисленные абоненты сейчас были не в сети, что, собственно, и неудивительно в столь поздний час. Но в данный момент его интересовала другая часть программы, которой он пользовался изредка, и то, из чистого любопытства. На этот раз у него уже был совсем другой, особый интерес. Он включил колонки, подсоединил микрофон и весь превратился в слух.
В эфире этой ночью обсуждалось пять тем: "О Любви и Ревности" (именно так - с большой буквы), "Разговоры с Сердцем" (естественно, тоже с большой), "Путь к Богу" (само собой), "Обо всем", и. последняя, - "Заблудившиеся во снах". Количество людей, желающих обсудить данные вопросы, колебалось от одиннадцати в первом случае и до нуля в последнем. Сперва, прочитав название "Заблудившиеся во снах", Андрей, на мгновение, замер и слегка нахмурился, пытался что-то вспомнить, что-то важное и не дающее ему покоя, но, увидев в графе посетителей "ноль", усмехнулся. В этом была какая-то доля насмешки - человек, не имеющий, по какой-либо причине, возможности заснуть, хочет поговорить о снах, желая либо посетовать на свою бессонницу, либо посочувствовать о её наличии у других. Ни то, ни другое ему сейчас не интересно. Как и не интересен "Путь к Богу", по которому сейчас идут пять человек, пряча в темноте ночи свои грехи. Поэтому, актуальными для него оставались только три темы. И первой он выбрал, конечно же, "О Любви и Ревности". Какое это было удовольствие - подслушивать чужие разговоры, самому оставаясь в тени, спрятавшись, пусть и за собственным, но никому ничего не обещающим именем Andre. Конечно же, он вписал свой год рождения (зачем скрывать, если при встрече это и так можно определить с большой долей вероятности), страну и город. Но - никакой фамилии и телефонов, - ни малейшей зацепки, в случае провала. Если понадобится, он сам потом расскажет при личной встрече. Вообще, личные данные - это одновременно недостаток и преимущество Skype перед чатом. С другой стороны, уровень доверия и ответственности тут выше. И, если недостаток, при своей скрытности, он попытался свести к минимуму, то достоинствами Андрей сейчас пользовался вовсю. Сам не вступая в разговоры, он слушал диспуты других, одновременно просматривая их личное инфо. В этом-то и заключалась прелесть предварительного знакомства, что можно было заранее выбрать для общения тех, кто жил в его городе, и чья манера поведения в эфире соответствовала, пусть, может, и не совсем правильным, но зато - его, представлениям о способах самовыражения. И, почему-то, не сильно он и удивился, не найдя ни в одном из трех выбранных им эфирах подходящую кандидатку для дальнейшего обхаживания. На сей раз, он не видел в этом чьего-то злого умысла - дело было новое, к нему еще надо было привыкнуть, набить руку, так сказать. Сейчас все было по-честному - он новичок, должен еще научиться кое-каким нюансам, чтобы чувствовать себя более уверенно, более раскованно, иначе, кто тогда поведется на его предложение встретиться, уловив в голосе заранее звучащие нотки вечной песни неудачника. Нет! Здесь должно быть все четко отработано, вплоть до мелочей, так, чтобы даже отказ не воспринимался как трагедия, и чтобы голос ни на мгновение не дрогнул. Прежде всего - гордость и самоуважение, только тогда могут появиться шансы на успех. Ибо написать можно все, что угодно, но в голосе неправда чувствуется всегда. Он для себя уже решил, что это будет высшим пилотажем и достойным венцом на его любовном поприще. Для этого придется пересмотреть и отказаться от многих стереотипов в общении, столь полезных в чатах и совершенно бесполезных здесь, а также, он уже это понимал, придется много чему научиться. Сколько бы времени на это не потребовалось - неделя, две или месяц. Он готов был ждать, ведь, в сущности, торопиться ему было некуда.
Неожиданно Андрей проникся к самому себе уважением. Вот так, на полном ходу, отказаться от тщательно поддерживаемого и взлелеянного, да что там, - возведенного в культ, - стиля жизни без особых, в принципе, на то причин! Для этого требовалось... Не знал он, что для этого требовалось, но лично для него это было нечто выдающееся, достойное уважения, если и не со стороны окружающих, которым и знать-то об этом не следовало, то, по крайней мере, со стороны самого себя. Теперь ему есть, чем гордиться, и осознание этого будет греть его душу еще... ну, хотя бы, ближайшие несколько лет...
Андрей покинул третий эфир и устало потер глаза. Ну, что же. В свете принятых стратегических решений, сегодняшний вечер можно считать состоявшимся. Даже первоначальные неудачи теперь выглядели как необходимые, заложенные в фундамент будущих побед, жертвы. Успешно разрешив для себя глобальный вопрос, он, не менее успешно, принялся за реализацию вопросов тактики и подбором средств. Несколько раз он отважился принять участие в разговорах на общие, мало интересные ему, темы. Просто так - чтобы попробовать свои силы, услышать свой голос в эфире, как он звучит, что в нем может понравиться, а что - нет; посмотреть реакцию других на его слова, на отношение к его присутствию вообще. И результатом он остался доволен. Конечно, было еще над чем поработать - интонация, тембр, пара-тройка других мелочей, но, в общем и целом, его дебют можно считать удачным.
- Может, в дальнейшем можно будет перейти и к моногамии. Но, конечно же, не сразу. Постепенно, постепенно...
Пять минут четвертого. Усталость давала о себе знать. Андрей потянулся в кресле и покрутил затекшей шеей.
- Ну, что, пора, брат, пора туда, где...
Его взгляд случайно упал на строчку "Заблудившиеся во снах", и легкая грусть едва заметной тенью пробежала перед его глазами. Сердце дрогнуло от непонятной тоски. Сперва он подумал, что это от жалости к организатору эфира, терпеливо ожидающего собеседника, но по-прежнему коротающего ночь в одиночестве.
- Бедолага, - произнес Андрей, и у него даже возникло непреодолимое желание зайти к нему и как-то ободрить, проявив, тем самым, никому не нужное сострадание. - Бедолага.
Сказав это во второй раз, у него вдруг возникло чувство, что говорит он о самом себе. Он представил себя, сидящего ночью перед монитором, снедаемый желанием поговорить о чем-то своем, никому, кроме него самого, не интересным и, осознавая эту свою ненужность, терзаться желанием общения еще больше. Что и говорить - сегодня в своем одиночестве они были похожи. Он точно так же сейчас сидел дома, барахтаясь в болоте своих мыслей, чувств и страхов, тщательно скрывая их от других, но, в то же время, осознавая, как трудно из всего этого выбраться одному. Почти невозможно. Пожалуй, тот, кого он сейчас жалел, был намного честнее его самого, поскольку не искал утешения в случайных связях, которые, на самом деле, были лишь попытками заглушить тоску, а честно ждал того, кто искренне сможет его понять и, может даже, поделится своим одиночеством. А ведь это мог бы быть и он. Ему много есть, о чем рассказать, тем более о снах.
- Да что за напасть! - вдруг очнувшись от раздумий, закричал Андрей. - Причем здесь эти...
Но, не успел он договорить, как плотину беспамятства прорвало, и он вспомнил... нет, не сами сны, а то, что вот уже несколько недель они не давали ему покоя, мучили его, терзали, выворачивали наизнанку душу и бросали ее ошметки утром на постель, сами растворяясь в темноте уходящей ночи, искусно запутывая следы так, что потом ни один клубок воспоминаний не мог быть распутан до конца. В его памяти уже скопилась целая корзина таких клубков. Они переполняли ее до краев, иногда выпадая из нее и закатываясь в такие уголки его сознания, куда он и сам никогда не заглядывал. Но они делали их доступными, и то, что он видел там, вносило тревогу и смятение в его душу. Тени, серые безмолвные тени, уныло сидящие в темноте, боящиеся света разума и поэтому выходящие из своих убежищ лишь по ночам, растворяясь в них, набирая силу от них, становясь от ночи к ночи сильней и леея дерзкую мечту когда-нибудь выбраться при свете дня и уже никогда не прятаться в свои мрачные, темные углы, охраняя там клубки запутанных снов. Он боялся этой корзины. Боялся, но выкинуть не мог. Для этого ему пришлось бы распутывать каждый клубок до конца, один за другим, чтобы добраться до самого дна и увидеть зияющую там пустоту. А этого, как раз, он сделать был не в силах. И не потому, что перед лицом их был слаб, а лишь единственно по причине того, что совершенно не помнил днем об их существовании. Только растерзанное утро еще хранило следы их взаимного существования, но у него не было ни сил, ни желания искать дорогу назад в пучину ночных кошмаров.
Он понял, что с этого момента уже не сможет равнодушно барахтаться в пене прибрежных волн, в то время, как его, со всей непреодолимостью, тянут к себе глубины. Все вдруг стало таким далеким и ненужным: друзья, работа, воскресные совращения. Оказалось, что все дороги, по которым он до сих пор петлял, сходились в одном месте, и на этом перекрестке бесчисленных вариаций его жизни стоял всего лишь один единственный указатель, на котором было написано: "Заблудившиеся во снах". Андрей не стал размышлять по поводу случайности или преднамеренности этого названия. Это было уже не важно - он здесь, его ждут, и он готов войти. Не теряя больше времени, он нажал кнопку вызова.
Минуты две висела полная тишина. Их было всего двое. Они сидели друг напротив друга, каждый в своей квартире, каждый в своем мире, далеко-далеко, во всяком случае, дальше расстояния вытянутой руки. И, в то же время, совсем рядом, так близко, что слышно дыхание, и эхо спокойно бьющихся сердец. Они слушали тишину и всматривались в экран: он и тот, кто скрывался под именем sumrak.com.
- Ну, здравствуй, Andre!
- Привет, Sumrak.
- Ты немного припозднился.
- А разве я вообще должен был прийти?
В голосе Андрея прозвучало нескрываемое удивление, но не по поводу заданного вопроса, а из-за того, что Sumrak'ом оказалась девушка с очень приятным голосом.
- Если бы не должен - то не пришел бы.
Голос ее звучал завораживающе спокойно и мягко. Ему вдруг почему-то показалось, что он слышал его во сне. Но все это было так неопределенно, так неважно...
- Ты заблудился?
- Я... Нет. Если бы заблудился, то сюда бы не пришел.
- Но ты опоздал! Значит, где-то по дороге все-таки сбился с пути.
- Мы договаривались о встрече?
- Ты не помнишь своих снов, как же, тогда, можешь помнить, о чем мы договаривались, а о чем - нет?
По голосу было слышно, что она улыбается. Улыбка, а не насмешка должна была играть сейчас на ее губах. Именно так. Ему казалось, что он ее видит, как сквозь туман - черты размыты и неясны, но он точно знает, что она сейчас улыбается. И он улыбнулся в ответ.
- Помнить сны не является доминантой человеческого существования.
- Как знать, как знать. Иногда это может спасти жизнь.
- Чью, например?
- Например - твою.
- Мне угрожает опасность?
- Опасность никогда не угрожает, она всегда приходит без предупреждения.
Странно, но Андрей совсем не почувствовал страха. Еще пару часов назад его кидало в озноб только от одного предположения, что за ним кто-то следит, а сейчас он совершенно спокойно выслушивает, что его жизнь нуждается в спасении. Но ей он, почему-то, доверял - слепо и безрассудно. У него даже мелькнула мысль - не гипноз ли это? Но нет - он полностью контролировал свое тело, движения и речь. Он был свободен. Хотя, нет - он был на полпути к свободе.
- Я сейчас тоже должен сказать какую-то умную фразу?
- Да нет. Мы ведь потеряли большую часть ночи не для того, чтобы соревноваться сейчас в остроумии.
- Спасибо. Ты избавила меня от необходимости казаться умнее, чем я есть.
Послышался ее смех - тихий и успокаивающий.
- Меня не интересует твое умение притворяться. Для меня важно уже то, что ты здесь.
- Ты говоришь так, будто ждала именно меня.
- Но ведь пришел только ты. Здесь больше никого нет. Если ожидание закончилось с твоим приходом, значит, оно достигло своей цели?
- Подожди. Сейчас я обязательно скажу что-нибудь умное.
- Но ты же отказался от притворства.
- Ты меня сама к нему вынуждаешь.
Она опять засмеялась.
- Ты прав - мы говорим не о том. Расскажи мне свои сны.
Переход был столь неожиданным, что Андрей слегка опешил.
- Что во сне тебе моем?
- Имя им - легион, ибо их много! Вспомни хоть один, самый главный, тот, который не дает тебе спокойно спать.
- Я не могу...
- Можешь! Он никуда не делся. С тех пор, как приснился, он всегда у тебя под рукой. Дотянись и возьми его!
- Я не могу...
Ее голос давил на сознание, выталкивая его в сферу непознанного.
- Можешь! Вспомни! Что в имени тебе моем!?
- Sumrak... Sumrak... Я выхожу в сумрак ночи...
Под давлением извне, его сознание продавило упругую оболочку страха и низринулось в бескрайние просторы памяти.
- Я вспомнил! Вспомнил!
От волнения у Андрея перехватило дыхание и бешено забилось сердце.
- Мне снилось, будто я выхожу из квартиры и бесконечно долго поднимаюсь по лестничным пролетам до самой крыши.
- Дальше.
- Я точно знаю, что на дворе ночь. Но мне не страшно. Я долго стою перед выходом на крышу, словно жду чего-то. И чувствую себя вполне уверенно, словно для меня это - привычный маршрут. Я толкаю железную дверь и делаю шаг вперед.
Он замолчал.
- И...
- Я падаю... Темно... Ветер бьет в лицо и разрывает легкие... И вдруг, я вижу, что все пространство вокруг меня заполнено сияющими золотыми нитями. Их много. Мне даже кажется, что я слышу, как они звенят. Меня тянет к ним. Я хочу ухватиться за них... Протягиваю руки... Но не знаю - стоит ли это делать. От них исходит тепло, и они могут меня обжечь... Я не знаю... Не уверен... Но точно должен знать... Я забыл... Ч-черт!
- Что случилось?
- Я не знаю, что мне делать...
- Что было между тем, как ты открыл дверь и почувствовал, что падаешь?
- Не помню... Но это что-то очень важное. Я чувствую это.
Голос Андрея дрожал от волнения.
- Ты должен вспомнить!
- Я не могу.
- Можешь! Доверься мне. У тебя одного, может, и не хватит сил, но вдвоем мы сумеем. Главное - захотеть. Ты ведь хочешь?
- Хочу.
- Тогда закрой глаза. Вспоминай... Ты поднимаешься по лестнице. Вспоминай...
- Я стою перед железной дверью...
- Дальше мы пойдем с тобою вместе. Снимается ещё днем открытый замок и не скрипят заранее смазанные петли...
- Мы бесшумно проскальзываем по ту сторону двери, и также тихо закрываем её за собой...
- Теперь уже точно ничто не станет на нашем пути...
* * *
Мы почти у цели. Свобода дышит нам в лицо и манит в свои чарующие бездны. Город спит. Мы одни. Стоим на крышах в ожидании чуда. Никто не даст его нам и не явит в сиянии славы. Никто не сможет рассказать о Свободе лучше, чем она сама. Главное - верить. Главное - знать. Впереди - долгая жизнь, а на пороге к Счастью лежит маленькая Смерть. Мы переступим через неё. Она цепляется за наши ноги, как раньше бетонные стены цеплялись за наши души. Она любит нас, она хочет нас, она жаждет заботиться о нас так же, как наши матери это делали до неё. Но мы смеемся ей в лицо. Без злобы, без презрения, но - с радостью. И она прощает нас. Не затем, что - слабее, а потому что знает - впереди у нас ещё много встреч, больше, чем их было в прошлом. И в одной из них она будет сильнее. Но не сегодня. Эта ночь наша. И никто не сможет встать у нас на пути.
Мы забываем обо всем, потому что у нас больше нет ничего, о чем стоило бы помнить. Все наше - это мы, и все, что нам нужно - в нас. Осталось добавить только одно - Свободу. И, трепеща от восторга, мы начинаем свой бег. Ветер развевает одежду и шепчет на ухо заветные слова. Радость охватывает все тело и придает ему новых сил. Сердце замирает на самом краю бездны и, не смея больше сдерживать своих чувств, мы отталкиваемся что есть мочи и прыгаем вниз, ныряя, смеясь, в Пустоту.
Тысячи светящихся струн окружают нас. Мы скользим по ним, перебираясь с одной на другую. Они вздрагивают от касания наших рук. И, пронзая все на своем пути, проникая в сердца и души, звучат мощным набатом Свободы, нашей Свободы, бессмертные Аккорды Вечности.
* * *
Андрей вжался в кресло, не смея пошевелиться. Холодная испарина покрыла его лоб.
- Что это было?
Собственный голос показался ему каким-то сухим и незнакомым.
- Это был твой сон.
- Он почти настоящий.
На это она ничего не ответила.
- Ты знала о моем сне?
- Что именно?
- Да-а. Ты знала!
Эта мысль как молния пронзила все его тело.
- Ты знала, что мне снилось, ещё до того, как я начал тебе рассказывать!
- Да, знала.
- И ждала ты именно меня!
- И это ты угадал.
- Но зачем? Как?
- Ты хочешь знать правду?
- Хочу.
- Уверен?
- Уверен!!!
- Тогда встретимся прямо сейчас.
- Где именно?..
Но ответом ему был сигнал обрыва связи. Андрей не верил своим глазам. И тут его осенило - он должен был это сделать еще в самом начале. Он открыл ее личное инфо. Они жили в одном городе. Более того - она оставила номер своего мобильного. Он схватил со стола телефон. Секунды казались вечностью. Наконец, пошел вызов, и раздался протяжный гудок. Андрей весь превратился в слух. Второй гудок, третий, четвертый. Нервы его не выдержали, и он нажал кнопку сброса. Закрыл глаза, глубоко вздохнул, задержал воздух и затем медленно выдохнул. Вторая попытка. С первым же гудком он испуганно оглянулся и стал пристально вглядываться в темноту за окном. Ему показалось... Хотя нет, вот опять... Третий звонок... Он подошел к балконной двери и осторожно повернул ручку. Дверь подалась без скрипа, и, сквозь образовавшуюся щель, звонки стали слышны ещё громче. Уже не таясь, он стремительно вышел на балкон и, перегнувшись через перила, посмотрел вниз. Никого. На табло телефона высветилась надпись "Поиск сети". Но сдаваться Андрей не собирался и снова нажал кнопку вызова.
Звонок раздался прямо над его головой. Он еще успел повернуть голову, чтобы лучше прислушаться, когда вдруг какая-то невероятная сила потянула его вверх, скомкивая тело, словно кусок приготовленной для гончарного круга глины...
Они стояли на крыше. Он это знал наверняка, несмотря на плотную повязку на глазах - выше его балкона больше ничего не было, только крыша. Его крепко держали за руки, но стараясь при этом, видимо, не причинять боли. Страха не было. Почему-то именно сейчас он не боялся.
- Sumrak?
- Да, я здесь.
- Зачем всё это?
- Тебе надо помочь. Первый раз всегда тяжело это сделать самому.
- Я хочу посмотреть на тебя.
- Сейчас это ни к чему. Ты отвлечёшься, а это иногда бывает чревато ненужными последствиями.
- Ты уверена?
- Абсолютно.
- И повязка нужна для этого?
- И для этого тоже. Но в самом конце тебе её снимут.
Его вдруг осенила догадка:
- Karma - это ты?
В ответ послышался ее чарующий, успокаивающий смех:
- Карма - это всегда нечто большее, чем один человек. Тебе пора.
- Скажи мне что-нибудь хорошее.
Он почувствовал, как она подошла к нему и, приблизив губы к самому уху, прошептала:
- Увидимся.
Тотчас же его подхватили под руки и, разбежавшись, сорвав повязку, бросили в леденящую пустоту. Но он был спокоен. Сердце его пело от радости. Потому что теперь он знал, что такое Струны Свободы, и как извлекать из них Аккорды Вечности.
* * *
Я закончил писать, и устало потер глаза. Передо мной лежало сорок восемь страниц готового рассказа. На часах - без пятнадцати четыре. Времени до утра оставалось мало. Надо спешить! Я выключил свет, в темноте пробрался в коридор и, надев на ощупь куртку, открыл входную дверь. Никого. Тишина. Я осторожно закрыл дверь и также бесшумно поднялся наверх, туда, где на фоне ночи зиял открытый проход на крышу. Пригнувшись, проскользнул в него и окунулся в прохладу свежего воздуха.
Она ждала меня уже там. В темноте было плохо видно, но я точно знал, что она улыбается.
- Ты опять опоздал, - в словах ее не было укора.
- Да, я слегка задержался. Хотел закончить рассказ.
- О нас?
- Не совсем. Но мы там тоже отбрасываем тени.
Я подхожу к ней вплотную, и теперь точно вижу, как она улыбается.