Там, где пролегает граница Бытия, отделяя его от Неизведанного, где царит вечный полумрак, не знающий, что такое Свет и беспроглядная Тьма, и где Время течёт во всех направлениях, одинаково равнодушное к каждому из них - там, на краю жизни, стояли двое, с тревожным любопытством наблюдая, как внизу о подножие Порядка царапается Хаос. Взгляды их были пристальны, а лица - одинаково бесподобны в своей красоте. Они похожи были друг на друга, как братья, а, может, таковыми и являлись, и лишь выражение глаз говорило о том, что смотрят они на мир, и видят его по-разному. Взгляд первого - строгий и пристальный, в отличие от второго, в чьих глазах искрилась насмешка. И не понятно - они только что встретились или стоят уже целую вечность, обдумывают только что сказанное или вообще не собираются ничего говорить. Мы этого не знаем. Как и не знаем того, что это за место, и как его достичь. Но представим себе, если бы вдруг нам повезло? Что, если мы окажемся там, где они, рядом с ними - не ближе расстояния, на котором слышатся удары сердца, дабы не выдать своего присутствия, но и не дальше, чтобы слышать, как уносятся ветром слова. Что, если...
- Твоё предложение слишком неожиданно, чтобы сразу дать на него ответ, - промолвил первый, со строгим взглядом. Назовём его, к примеру, Стражник.
- Только не говори мне, что все эти две тысячи лет вы к нему не готовились, - ответил ему Насмешник, так назовём мы второго.
- Готовились к событию, но не к твоему предложению.
Оба продолжали стоять, повернувшись в сторону Хаоса.
- Но ведь кто-то должен начать первым? - на губах Насмешника промелькнула улыбка.
- И ты решил, что этот кто-то - именно ты?
- Несомненно!
Насмешник, казалось бы, ждал, когда разговор пойдёт в этом направлении:
- Вы же сами внушили это своим людям. Вот, смотри, - он протянул руку и, откуда-то из пустоты, извлёк несколько свитков. - Чёрным по белому написано...
- Ах, оставь! - лицо Стражника исказилось гримасой отвращения и усталости. - Я знаю наизусть всё, что здесь написано, со всеми искажениями и переделками. Ты ведь знаешь - звучало это сперва несколько иначе. Мы не можем нести ответственность за редакции, сделанные людьми.
- Но и на ошибки вы им тоже не указали. Значит, они вас устраивают?
- Ничего это не значит! - голос Стражника стал резок.
- Ладно, не хочешь читать - не надо, - свитки пропали из рук Насмешника так же незаметно, как и появились. - Тем более что мы с тобой знаем - в общих чертах, написанное верно.
- Я бы даже сказал - в очень общих чертах.
- Может и так, но суть от этого не меняется: рано или поздно, начертанному - быть.
Стражник задумчиво кивнул головой.
- Но, почему сейчас?
Насмешник улыбнулся, увидев, что его собеседник не сильно-то и отстаивает свои позиции:
-А зачем тянуть? Как по мне, так в этой книге давно пора уже ставить точку и начинать писать новую.
- Не знаю. Может быть. Не нам решать такие вопросы. - Стражник стал ещё серьёзней. - В любом случае, мне надо поставить в известность Его. Как Он решит...
- Знаю, знаю - так и будет. - Настроение у Насмешника неожиданно испортилось. - Сам ты, как всегда, ничего не решаешь. Ну, что же, иди за ответом. Я подожду.
Они, наконец, повернулись друг к другу лицом, и взгляды их встретились. На мгновение вспыхнувшие в глубине зрачков былая вражда и соперничество тут же были подавлены, и в глазах отразились покой и безмятежность.
- Ждать, может, придётся долго.
Насмешник пожал плечами:
- Не говори мне о времени, стоя перед лицом Вечности, - и, не дожидаясь ответа, снова повернулся туда, где Хаос откалывал песчинки от основания Порядка.
- Как мы похожи с тобой в нашей борьбе, - прошептал он в пустоту, зная, что удаляющийся Стражник его уже не сможет услышать.
* * *
В конце 1961 года, сразу же после убийства Джона Кеннеди, в кругах, близких к Генеральному прокурору, стали вестись разговоры о возможности предотвращения покушения, о том, что у ФБР имелась информация от людей, предвидевших трагедию, и сообщавших о ней незадолго до гибели президента. Тогда же и возникла идея о создании специального отдела, который бы централизовано собирал подобные данные, анализировал их и, координируя свои действия с другими аналитическими органами, вносил свою лепту в организацию безопасности первых лиц государства. Как и водится, эта идея долго обсуждалась в высоких эшелонах власти, и только после того, как в 68-м были убиты сразу две видные общественные и политические фигуры, - Мартин Лютер Кинг и Роберт Кеннеди, - Линдон Джонсон, в последний год своего президентства, уже, фактически, ничем не рискуя, подписал указ о создании при Департаменте национальной безопасности засекреченного Отдела Альтернативного Прогнозирования.
В связи со спецификой работы данного Отдела, деятельность его особо не афишировалась, и даже в самом Департаменте мало кто знал о его существовании. Штат сотрудников был не велик - до двадцати пяти человек - и охватывал самые разные сферы нетрадиционного прогнозирования: от гадания на картах Таро и составления гороскопов, до пророчеств и толкования снов важных государственных деятелей. Вся получаемая информация тщательно анализировалась руководителем Отдела, назначаемого, к слову, из трёх кандидатур, выдвигаемых самими сотрудниками, и, под грифом 'совершенно секретно', поступала путём прямой курьерской доставки непосредственно к президенту и секретарю Департамента. И только они решали - принимать во внимание полученные данные или нет. Учитывая то, что результативность прогнозов Отдела составляла около восьмидесяти процентов, исходящая от него информация редко когда оставалась без внимания, особенно, если вспомнить, что сам институт президентства и принципы его управления имели масонские корни.
Как бы там ни было, но, к началу двадцать первого века, Отдел стал неотъемлемой частью Системы. А для некоторых президентов его рекомендации имели, порой, главенствующее значение в принятии решений по некоторым важным государственным вопросам. Поэтому работы для него всегда было много, и ответственность с каждым годом всё увеличивалась...
Энди Райт сидел безвылазно в своём кабинете уже третьи сутки, чувствуя, что умственные и физические силы достигли своего предела. Руководство Отделом Альтернативного Прогнозирования - это наивысшая точка его карьеры. Должность давала доступ к первым лицам государства, но отнимала не то что возможность, а саму надежду на какую-либо личную жизнь. Впрочем, подобное обстоятельство нисколько его не тяготило, ибо главным для него было то, что он являлся равным среди лучших и лучшим среди равных. В своей области, разумеется. И ради этого он готов пожертвовать всем.
Эти три дня, с ночёвками прямо в кабинете и литрами крепкого кофе, были самыми тяжёлыми в его практике, и, в то же время, самыми значимыми. Все сотрудники работали не покладая рук. Поток информации не ослабевал, а, наоборот, увеличивался с каждой минутой. Но всё, что нужно было Энди Райту, уже лежало на его столе: астрологические карты, записи медиумов, всевозможные таблицы и графики. Ему оставалось только изучить исходные данные и сделать вывод, ответив всего на четыре вопроса: время, место, масштаб события и, по возможности, задействованные лица. На первый вопрос - когда? - он уже нашёл ответ, но это теперь только усложняло задачу, поскольку до завтрашнего утра, когда и должно всё произойти, времени оставалось мало. Определение места события тоже не вызывало особого затруднения - Нью-Йорк, где-то в районе южного Манхэттена. Но вот с масштабом возникла некоторая заминка: почти все данные указывали на грандиозную катастрофу. Казалось бы - картина ясна, и можно составлять докладную. Если бы не одно 'но' - после тщательной проработки исходного материала, в остатке получалось нечто, чему он пока не мог найти объяснений. Более того, складывалось такое впечатление, что катастрофа - всего лишь сопровождающий побочный эффект чего-то более значимого. И это 'нечто' пока никак не хотело открывать своё лицо.
Райт посмотрел на часы. Рабочий день уже закончился, и в Отделе остались только он и несколько особо ретивых сотрудников. Несмотря на авральное положение, он отпустил их домой и остался один. Лучше всего думается в одиночестве. Он снова, в который уже раз, пересмотрел бумаги на своём столе, но ничего нового ему на ум не пришло. Усталость давала о себе знать. Прекрасно понимая, что логикой и сухим расчётом в этом деле больше ничего не добьешься, Райт поставил на ручных часах будильник на два часа ночи и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Озарение, чаще всего, приходит во сне. И сейчас оно ему было просто необходимо.
* * *
- Каков будет Его ответ? - Насмешник пристально посмотрел в глаза Стражнику.
- Он согласен.
- А ты, я вижу, не разделяешь Его мнение?
Стражник пожал плечами и отвернулся.
- Ну, скажи, что не согласен.
- Я всё равно никогда не пойду против Его воли, - в голосе Стражника звучала твёрдая непреклонность.
- Но своё мнение у тебя должно быть? Признайся, ты не ожидал такого поворота событий, и тебе неприятно, что всё обернулось именно так? Кивни, хотя бы, в ответ.
Но, вместо этого, тот неожиданно улыбнулся и посмотрел на Насмешника:
- Твои попытки тщетны - я никогда не уподоблюсь тебе в гордыне. Оставим, лучше, этот разговор. Мы всё равно друг друга не переубедим.
- Как знаешь.
Они оба повернулись в сторону Хаоса, чтобы ещё раз посмотреть в глаза Вечности.
- Когда ты собираешься начинать?
Насмешник улыбнулся:
- Всё давно готово. Я нисколько не сомневался в положительном ответе, так что, мои волхвы уже в пути, - ведь главный герой скоро появится на сцене.
- Дай угадаю - и принесут они ему, конечно же, золото, ладан и смирну? - Стражник, что не было на него похоже, явно иронизировал.
- Нет, ну что ты! Я предпочитаю вечные ценности - души.
- Ох, Самаэль, Самаэль. Ты, наверное, никогда не изменишься.
- Перестань, Габриэль. Ты ведь тоже не собираешься пересматривать свои принципы.
- Когда-то они были и твоими тоже.
- Преданья старины глубокой...
Если бы мы тоже были там, где на горизонте бесцветное небо сливается с землёю, а волны Забвения слизывают песчинки памяти на берегу Воспоминаний, то что бы нам могло дать знание имён говорящих? Ничего. Ровным счётом - ничего. И не оттого, что мы не разглашаем чужие тайны, а просто потому, что нас там нет. Но, если бы мы могли...
- Не понимаю, Самаэль, зачем ты торопишь события? Ты понимаешь, чем всё это может закончиться для тебя? - в голосе Габриэля появились нотки сочувствия.
- Ты имеешь в виду описанные в Книге мои пленение, заточение и прочие неприятности? Так я в это не верю.
- Не веришь, что так может случиться?
- А что именно, по-твоему, должно произойти? В этом откровении слишком много эмоций и красочно расписанных общих планов - никакой конкретики.
Габриэль нахмурился:
- Ну, это полностью в твоём духе - браться за то, во что не веришь.
- Во мне веры больше, чем в тебе, - Самаэль сделал небольшую паузу и добавил, - только уравновешивается она не меньшим сомнением.
- Мне это известно. Но ты не ответил на мой вопрос - зачем?
- А затем, Габриэль, что есть Зло, рядом с которым наши мелкие разногласия и столкновения не идут ни в какое сравнение. И боюсь я его не меньше, чем ты и все остальные. Я ведь вам делаю услугу - начинаю игру по написанному вами же, или вашими людьми, сценарию. Только концовку я переделаю по своему усмотрению. И, увидишь, - сражаться мы будем потом на одной стороне, и победа наша станет общей, потому что враг у нас будет один.
- Но, хоть в победу твоя вера сильна?
Самаэль посмотрел на Габриэля и улыбнулся:
- Не знаю. Противник силён, и планы его неизвестны. Одно могу сказать наверняка - на кинутую мной наживку он обязательно клюнет, потому что ждёт её с нетерпением уже не одну тысячу лет. Ждёт того, кто будет предшествовать его появлению. Не волнуйся, я разыграю всё как по нотам. Так Ему и передай.
Они ещё некоторое время стояли молча, пока Габриэль, наконец, не произнёс:
- Мне пора.
Самаэль пристально посмотрел ему в глаза:
- Тебя что-то беспокоит?
- Мне не нравится, что в нашей войне людей используют как приманку.
- А-а-а... Только не говори мне, пожалуйста, о своём великом человеколюбии. Когда в бесчисленных войнах гибли тысячи и миллионы невинных душ, ты и глазом не моргнул.
- Тебе этого не понять.
- Ты прав, я в своих пристрастиях постоянен и двойных стандартов мне, действительно, не понять. К тому же, зачем тебе об этом тревожиться, если Он решил, что так будет лучше?
Его собеседник тяжело вздохнул:
- Иногда мне твоей язвительности не хватает, так - для разнообразия.
- Зато твоей рассудительностью я сыт по горло.
Они улыбнулись друг другу.
- Прощай, Габриэль.
- До встречи.
Они расстались так, как расстаются вечные враги, которые знают, что лишь извечная борьба придаёт смысл их существованию - без ненависти, вражды и с лёгким оттенком грусти.
* * *
Энди Райт проснулся за десять секунд до того, как прозвенел звонок. Не дожидаясь сигнала, он выключил будильник и в полной темноте своего кабинета стал вслушиваться в тишину. Ничего. И никого. Он встал, на ощупь подошёл к столу, включил светильник и, когда глаза привыкли к резкому свету, стал медленно перебирать бумаги, рассеянно просматривая их содержимое. Вдруг, одним резким движением, собрал их все в охапку и бросил на край стола. Несколько листов упали на пол, но Райт не обратил на это никакого внимания. Придвинув кресло, он сел за стол и, не испытывая больше никаких сомнений, принялся составлять отчёт.
Примерно через полтора часа он позвонил в работающий круглосуточно Отдел доставки. Прибывший курьер с недовольным видом демонстративно посмотрел на часы и покачал головой. Энди Райт передал ему два конверта. Уже выйдя на улицу и садясь в машину, курьер сонно отметил про себя, что впервые доклады, направляемые в Белый Дом и Департамент национальной безопасности, разнятся между собой по объёму. А тот, кто знал, что они отличаются ещё и содержанием, сидел в своём кабинете и, сложив руки за головой, улыбаясь, пристально вглядывался в темноту.
* * *
В Медицинском Центре, расположенном в Нижнем Манхэттене на 170 Уильям-стрит, утро выдалось суетливым. Не успев прийти на работу, персонал был оглушён шумом ворвавшейся толпы из десяти-двенадцати человек. Некоторые из них несли на руках кричащую от боли беременную женщину, остальные - окровавленного молодого человека. Идущий впереди всех мужчина подбежал к регистрационной стойке и что-то энергично стал объяснять сидевшей за ней медсестре.
Увидев в коридоре доктора, он быстро подошёл к ней и схватил её за руку:
- Нужна срочная медицинская помощь беременной женщине.
- Что случилось? - доктор встревожено смотрела на шумную толпу в вестибюле.
- Авария возле Бруклинского моста. Хорошо ещё, что прямо возле вашей больницы. Этот тип, - мужчина кивнул назад, - врезался в её машину. Слава богу, сработала подушка безопасности. Но, по-моему, у роженицы уже отошли воды.
По коридору пронеслись санитары с носилками.
- Срочно везите её в акушерское отделение! - крикнула им доктор и снова обратилась к мужчине:
- Вы её родственник?
- Нет. Я просто оказался рядом, когда ехал на работу. Послушайте, доктор, - он посмотрел на её бейдж, - доктор Гиш, его тоже надо куда-то отвезти, а то, чувствую, прямо здесь сейчас произойдёт линчевание.
И действительно, прибывшие санитары с трудом вырвали из рук кричащих людей вторую жертву аварии и поспешно увезли окровавленного парня в направлении травматологии.
- Да, кстати. Насчёт медицинской страховки не беспокойтесь, - казалось, он предвосхитил её вопрос. - Я возмещу все необходимые расходы.
Доктор Элизабет Гиш окинула взглядом стоявшего перед ней мужчину: строгий деловой костюм, безупречная обувь, накрахмаленный воротничок. Почему-то она сразу решила, что он с Уолл-стрит - уж слишком у него деловая хватка.
- Простите, сэр...
- Меня зовут Уильям Блэйк. Знаете, как английского художника и поэта девятнадцатого века. Помните: 'Неужели та же сила, Та же мощная ладонь И ягнёнка сотворила, И тебя, ночной огонь?'
- Сэр, обычно мы не...
- Любая сумма, которую Вы назовёте, - он достал из внутреннего кармана чековую книжку и ручку. - Заодно, я готов сделать пожертвование в пользу вашего Центра. Видите ли, я не думаю, что дитя, которое вот-вот родится, должно стать жертвой каких-то там бюрократических проволочек. Исключительно во имя человеколюбия.
Слова его были искренни, и голос завораживал Элизабет. В конце концов, больница южного Манхэттена всегда славилась своей социологической направленностью.
- Ладно, сэр. Мы обсудим это с Вами чуть позже. А сейчас надо принять роды у пострадавшей.
Он улыбнулся ей с чарующей приветливостью:
- С нетерпением жду Вас с хорошими новостями.
...Через пятнадцать минут доктор Элизабет Гиш держала на руках плачущего во всё горло младенца.
- Надо же, какой крепыш, - она передала ребёнка сияющей от счастья обессилевшей матери.
- Сестра, запишите - роды прошли без особых осложнений. Время рождения: восемь часов сорок шесть минут утра, одиннадцатого сентября, две тысячи первого года...
Гул от низко летящего самолёта и раздавшийся вслед за ним взрыв заглушили её последние слова.
* * *
В то утро, по причине отсутствия адресатов, не был распечатан ни один конверт, посланный из Отдела Альтернативного Прогнозирования. Мы не знаем, каким было их содержимое, но, если представить, что они открыты для нашего внутреннего взора...
В докладе, направленном в Департамент национальной безопасности, содержался полный отчёт, с указанием точного места, времени и вероятного количества жертв. В конверте же, лежавшем среди прочих документов на столе секретаря президента, была лишь короткая записка: "И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не записаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира. Кто имеет ухо, да слышит. Кто ведёт в плен, тот сам пойдёт в плен; кто мечём убивает, тому самому надлежит быть убиту мечём. Здесь терпение и вера святых".
* * *
Там, где пределы Бытия сталкиваются с Неизведанным, и вечный полумрак не знает что такое Свет - там, окружённый своим одиночеством, стоял Самаэль и с благоговейным страхом смотрел, как в глубинах Хаоса пробуждается Зверь.