А вообще, когда специальным бархатным отрезом магический шар в доме какого-нибудь чернокнижника прикрывают, многое в мире замирает - и ветер, и животные, и волны морские, и люди. Как бы перестают они на этот период быть одновременно везде, а оказываются в полной мере в каком-нибудь одном месте на Земле, всей совокупностью собственных своих элементов, их составляющих. Вот примерно так, как замерший сейчас в собственной комнате Богуслав Олимпиадыч. Это не значит, что он в данный момент не в состоянии шевелиться, или думать, или из комнаты выйти, или вообще не заняться, чем угодно, чем его душа пожелает, и на что средств и возможностей хватит. И тем не менее все же следует его считать в данный момент именно что замершим, потому что и так оно и есть, да и сам он это прекрасно понимает и в полной мере чувствует - что вот здесь он, Богуслав Олимпиадыч, в данный момент в полной мере и находится. И не витают где-то в неизведанном мире частички его существа или мысли без которых он вроде как и он, а лишь некая часть его самого. И не пытаются устремиться куда-то в этот момент его желания самые разнообразные и всевозможные - от самых чистых до самых низменных. И как могли бы выразиться медики по здоровью душевному - является он в данный момент полностью самодостаточным. И как могли бы выразиться физиологи, к примеру, находится сейчас Богуслав Олимпиадыч в таком гармоничном состоянии, что не хочется ему ни есть, ни ср_ть. А всё оттого, что магический шар в доме магистра чернокнижника Карло Паппини специальным бархатным отрезом накрыт, а сам Карло Паппини в своей комнате в данный момент отсутствует. Хотя слышны уже в итальянской книжной лавчонке его приближающиеся шаги, и ерзает в замочной скважине тяжелый железный ключ, и скрипит уже открывающаяся входная дверь, и звуки шагов по деревянному полу делаются все громче. И проходит магистр Карло Паппини в свою секретную комнату, и встает он над магическим шаром, и снимает с него бархатный отрез черного цвета. И в этот момент в своей комнате Богуслав Олимпиадыч вдруг снова чувствует желание посоваться в неизведанный мир. Но уже в следующий момент доносится до него голос итальянского чернокнижника Карло Паппини:
- Приветствую тебя, русский колдун из Калужской губернии Богуслав Олимпиадыч. Настало время рассказать тебе о твоем предназначении, и о гравюрах, и о том, почему именно у тебя они оказались, и как именно станем мы воплощать в окружающую тебя реальность то, что на них изображено, в обмен на три ведра знаменитых калужских яблочек. Ты готов?
И от этих слов его наполняется счастьем сердце Богуслава Олимпиадыча. Потому что перестает он думать о том, что весь вчерашний разговор ему примерещился спьяну. Или же наоборот спьяну умудрился наговорить такого, что его с тех пор в неизведанный мир не пускают, и скорее всего уже никогда больше не пустят. Ан нет, обратился к нему с приветствием итальянский чернокнижник Карло Паппини. А значит это, что и не примерещилось, и сам с ума не сошел, и неизведанный мир для него открыт, как и прежде, и собирается открыться еще сильнее. И становится от этого ему хорошо, гораздо лучше чем утром. Даже лучше, чем после того, как отведал кваску он с хренком холодненького. И вдыхает он полной грудью и так говорит чернокнижнику:
- Я готов, магистр Карло Паппини. И голова у меня, в общем-то, светлая, хотя и темны мои волосы, кроме того места, где прядь одна поседевшая на чело мое опускается. И рад я вас тоже приветствовать в комнате своей в нашей Калужской губернии, хотя и находимся мы по разную сторону магического хрустального шара, но думаю этот вопрос - не вопрос, а простая особенность нашего с вами общения, или лучше наверное будет сказать моего у вас обучения. Если вы, конечно, не против.
- Не против, - ответил тогда магистр Карло Паппини, - А насчет этой особенности ты абсолютно прав, и сейчас я это исправлю. И приблизительно спустя две минуты окажусь с помощью своего магического хрустального шара тоже у тебя в комнате. Тем более, что мне всегда было очень интересно взглянуть, как именно выглядит ваша Калужская губерния, и какие там люди проживают, и какие поют они по вечерам песни, и как часто куры несутся, и в какие игры ребятишки на улицах играют, и как именно выглядят деревья, на которых растут ваши знаменитые калужские яблочки. Так что очень надеюсь, что проведешь ты мне небольшую экскурсию - хотя бы в пределах твоего поместья и окрест него - но после, разумеется, того, как мы про важное поговорим - а именно про гравюры.
И вот спустя две минуты пространство в комнате Богуслава Олимпиадыча сделалось слегка искривленным и даже как-будто немного жидким или лучше сказать плавящимся, и сквозь это пространство снова увидел он часть комнаты итальянского чернокнижника с книжными полками и самого чернокнижника Карло Паппини. А после шагнул магистр Карло Паппини оттуда прямо в комнату Богуслава Олимпиадыча, и сделалось пространство за его спиной обыкновенным, а комната в его итальянском доме исчезла.
Когда он оказался в комнате, совсем рядом с Богуславом Олимпиадычем, то выяснилось, что они примерно одного роста - итальянский чернокнижник разве что совсем немного повыше, но это - как сразу понял Богуслав Олимпиадыч - из-за таких особого рода башмаков на толстой подошве с большими бантами и золотистыми пряжками, в которых, за очень редким исключением, ходят практически все итальянские чернокнижники. Особенно те, кто держат книжные лавки.
Да и возраста они были приблизительно одного, хотя Карло Паппини выглядел старше, и были на лице его морщины, и борода длинная его украшала. Но это оттого, что жил он все же в отличие от Богуслава Олимпиадыча не в Калужской губернии, где природа, и рощицы тут и там, я речка с пескариками да налимами, и молоко парное по утрам, окромя тех дней, когда кроме как ледяным кваском с хреном вряд ли что поможет превратить хмурое утро в менее хмурое утро, а в пыльном и солнцем сухим и горячим постоянно подогретой итальянском городе. Где вроде бы и есть где-то там море, но до него надо ехать примерно полдня, а по дороге еще и убить и ограбить могут. Оттого и кожа более обветренная и загорелая, и глаза более глубоко запрятаны, но не от природной физиологии, а потому что смотреть по сторонам постоянно привыкли - не от любопытства, а от опаски, что могут убить, и ограбить, и в спину кинжал засадить, и в бокал с вином яд просыпать из перстня фамильного - что особенно распространено в Италии конца 18-го века, особенно среди чернокнижников и тех, кто с ними частенько общается.
И на этом фоне, конечно, разителен их контраст с Богуславом Олимпиадычем. Потому что Богуслав Олимпиадыч смотрит открыто - по-русски, и хоть и общается постоянно с неизведанным миром, и любит туда соваться - но ничего плохого к нему не пристает из этого мира - и сам он плохим не становится. Потому как Богуслав Олимпиадыч - исследователь этого самого неизведанного мира, а не стремящийся все, что попало в золото там превратить. Или там с помощью всего, что угодно - речь и про ингредиенты, и про методы - эликсир бессмертия изобрести, и никому, кроме самого себя, его не давать, а если и давать - то только за очень много золотых монет или за какие-нибудь очень особые услуги, о которых приличным людям - таким как сователь в неизведанный мир русский колдун Богуслав Олимпиадыч - даже и прочитать-то или услышать было бы противно, а не то, чтобы ради такого всю жизнь свою тратить. Потому как в Российской империи - и в Калужской губернии особенно - к очень многим вещам, включая золото и эликсир бессмертия - относятся совершенно по другому. И не стал бы никто тратить всю свою жизнь на приготовление такого эликсира, чтобы уже потом обменять его на какие-нибудь особые услуги в каком-нибудь там борделе, пусть даже что и итальянском. Хотя, объективности ради, надо добавить, что и в Российской империи бывают очень разные люди. И даже в Калужской губернии. Но все-таки это, разумеется, единичные случаи. И всем остальным людям за таких вот людей - мерзавцев без совести и без каких либо там ограничений в своем поведении - потом обыкновенно очень и очень стыдно. И хотя, конечно, ушли уже в прошлое те времена, когда стыд свой все люди за этих мерзавцев проявляли на площадях по выходным, а иногда и в будни, когда их пытали прилюдно, варили в котлах и жарили на сковородках в кипящем масле, но и сейчас - в конце 18 века - само ощущение этого вот всеобщего стыда людского за таких вот бессовестных живо, и каждый нормальный человек - будь то помещик, крестьянин, или религиозный служитель - носит в себе этот стыд, как будто делится он автоматически между всем нормальным народом. И даже какая-нибудь собачка дворовая Тришка в этот момент не носится с лаем, а тихо сидит, ото всех отворачиваясь, и лапой глаза свои прикрывая - как будто и ей тоже стыдно.
Но это не значит, что чернокнижный магистр Карло Паппини - такой вот мерзавец - хотя он и имеет вполне конкретный вражеский план по отношению не только к Богуславу Олимпиадычу и его соедям-помещикам - Феофилакту Семирадову и Изидору Афиногенычу Ш..., но и к Российской науке, а вместе с ней и вообще ко всей Российской империи - и цель этого плана в том, чтобы европейцы первые отправились к звёздами, а русские оказались в жопе. Не надо забывать, что Карло Паппини и сам европеец - и поэтому как европеец он, скорее разведчик, а не шпион. И то это может быть только на первый взгляд так - потому что именно об этом попросили Карло Паппини три величайших мировых астронома Галилео Галилей, Тахо Годи и Иоганн Кеплер. Но пока никто не знает - как именно поступит Карло Паппини, включая самого Карло Паппини. Ведь помимо того, что он итальянец, а если шире - то европеец - но он ведь еще и магистр черной магии, которая - как хорошо известно - наднациональна. Потому как ведет свое происхождения от очень и очень древних сущностей, которые обитали на Земле задолго до того, как люди вообще начали делиться на национальности. И никто не может сказать в тот момент, когда сейчас стоят друг напротив друга в комнате дома в Калужской области Богуслав Олимпиадыч и итальянский магистр Карло Паппини - каким станет исход этого знакомства, задолго до них предопределенного. И как это скажется на судьбе будущего изобретения калужского мечтателя Константина Эдуардовича Циолковского, а также судьбах Российской империи, Европы, и будущим полётам к далеким звездам.