Приблизительно в то же время я начал замечать одну странность. В том случае, если я отдавал кому-то какую-нибудь из таких, найденных в ящиках шкафов вещей, то спустя какое-то время где-нибудь на улице - в совершенно неподходящем для этого месте улицы, я наталкивался на какую-нибудь другую, разве что очень относительно напоминавшей о той, которую я отдал. Разумеется, если какое-то время об этом подумать, то можно бы было с легкостью выстроить некоторую логическую цепочку, которая бы связала эти две вещи, но ведь подобные цепочки можно выстроить между двумя любыми предметами? А раз можно между двумя предметами, то можно и между двумя людьми? А может даже и не так - между человеком и его желаниями.
Или всё же не стоит выстраивать такую цепочку? А то ведь мало ли - какие желания могут взбрести в голову какому-нибудь человеку, который только с виду кажется нормальным? А в некоторых случаях - даже и с виду таковым не кажется.
В моей жизни таковые люди частенько встречались. С виду вроде человек себе как человек - нормальный, в общем-то - алкоголик, тунеядец, извращенец, а иногда даже что и наркоман - а вглядишься в него попристальней, а там внутри - целая бездна! И сразу все вышеназванное отходит куда-то в сторону или даже что и вообще забывается - и начинаешь круглыми сутками думать исключительно об этой вот открывшейся тебе внутри этого малознакомого и случайного человека бездне.
Хотя, без всякого сомнения, самая большая внутренняя бездна, которую и внутренним миром-то назвать не поворачивается - настолько много в ней всего, открылась мне в совершенно невзрачном с виду мужчине средних лет, с которым я одним дождливым осенним днём оказался под навесом автобусной остановки, в ожидании автобуса, который должен был ехать куда-то подальше от Москвы в сторону Тверской области. Было это году в 1995-ом, а гражданин тот привлёк моё внимание не только тем, что кроме нас двоих на остановке никого не было, а тем, что появился он на ней вроде как совершенно ниоткуда - как будто вышел откуда-то со стороны поля, расположенного за спиной, держа над головой развернутую газету "Труд", защищавшую его от проливного дождя. Зайдя под навес, он стряхнул с газеты дождевые капли, бросил взгляд на меня, уселся на скамейку и принялся внимательно читать. Поскольку делать всё равно было нечего, я не удержался и тоже посмотрел в газету - интересно стало - о чём же он так сосредоточенно читает? Как говорится, лучше бы не смотрел. Потому что, во-первых, газету он держал вверх ногами, а во-вторых, читал её снизу вверх.
- Меня Болеслав зовут, - не поворачиваясь и не прекращая чтения, произнес мужчина, - Но ты не удивляйся, что я ее так читаю. Это же программа.
Приглядевшись, я действительно заметил, что на открытой им странице была напечатана телевизионная программа, но тем не менее - так читать было определенно неудобно.
- Программу все равно как читать, - тем же ровным тоном произнес он, - сверху вниз, или снизу вверх, или из середины. С одной стороны цифры, а дальше буквы. А с какой именно что расположено - это, в общем-то, всё равно. Когда устаешь читать одним способом, можно для разнообразия почитать какое-то время другим. А если ее еще и дождь намочит, то можно считать - что третий способ получается. Это все потому, что часть букв расплываются. В некотором роде такой своеобразный эксперимент. Ну, как эксперимент. Самоконструрирование такое. Видишь, вон там напротив остановки, на которой мы сейчас сидим, через дорогу находится дом, на доме труба, на трубе все кирпичи, из которых она сложена - красные, а один светло-коричневый.
Я посмотрел на дом через дорогу, машинально пытаясь понять, каким же образом он сумел всё это заметить, находясь под проливным дождём, да еще и на таком расстоянии. Деревянный двухэтажный дом действительно находился напротив нашей остановки через дорогу, и красная кирпичная труба и впрямь имела в самом верхнем ряду один выделяющийся светло-коричневый кирпич.
- Я их со стройки в шести километрах отсюда ночью на тележке привёз, - пояснил он, - когда печку складывал. Один бракованный оказался - не того цвета. Это мой дом, если ты еще не понял, но разговор не об этом. Сейчас я на газете одну букву закрою, а ты на трубу смотри тем временем. Тогда поймешь.
На моих глазах светло-коричневый кирпич на трубе тоже стал красным и слился с общим фоном.
Я посмотрел на газету, мне отчего-то показалось важным прочитать название той программы, в названии которой он зажал букву и выяснить - что же это за буква.
- Очевидное-невероятное, - он как-будто предупреждал мои мысли, - а какая буква неважно. Для этой программы точно. Единственное, чего я до сих пор не могу добиться, это чтобы этот самый кирпич все время был красным. Хотя с другой стороны может это и хорошо, потому что так он совершенно определенно выделяется. И в том случае, если ко мне вдруг милиция приедет, чтобы спросить - не я ли со стройки кирпичи спёр, то я всегда смогу сказать - я чего, дурак что ли? На хрена мне, если бы я эти кирпичи спёр, такую приметную трубу на крыше себе делать? Чтобы все подряд спрашивали - не спер ли я их со стройки? Мог бы уж наверное все одинаковые спереть, тогда уж. Так ведь?
Здесь он явно заблуждался.
- Так ведь и спросят-то именно потому, - начал я, - что кирпичи разного цвета. Какие были - такие и утащили. Поэтому и разные.
- Не спросят, - уверенно ответил он.
- Почему?
- Потому что, - он оторвался наконец от газеты и впервые посмотрел мне в лицо, - Компьютерами увлекаешься?
- Ну, так, - я пожал плечами,- в игру "Ну погоди" в школе играл, где волк яйца ловит. И фильм "Газонокосильщик" видел в кинотеатре. Я там мало чего понял, но вроде как герой слил свой разум с компьютером, и компьютер его вроде как съел, а у героя вроде как крыша съехала, потому как он решил, что всё вокруг после этого стало оцифрованным содержимым его собственного мозга. А поскольку сам герой был вроде как умственно отсталый, но хороший, то мир вокруг стал вроде как хорошим, но умственно-отсталым. И это очень не понравилось той части компьютера, которая отвечала за всевозможное зло в мире, и в общем началась там между ними вражда вроде какая-то. А дальше я особо не помню, потому что я очень давно смотрел, а к тому же еще и очень пьяный был. Я тогда пить еще только начинал, и меры совсем не знал. И в общем выпил как-то раз подряд две бутылки ликёра - один абрикосовый, а второй миндальный вроде какой-то, а потом еще пива две бутылки выпил - до сих пор не знаю, как я тогда вообще в кинотеатр попал. А, вспомнил. Я сначала одну бутылку ликёра выпил, а вторая у меня с собой была. А пиво по дороге, потому что мне в кино сходить захотелось, потому что я афишу увидел в журнале, и мне картинка понравилась, а по дороге как раз кинотеатр оказался. А вторую я пил уже в самом кинотеатре, но потихоньку, чтобы контроллер не заметила и не выгнала. И хорошо мне там было, потому что зрителей вообще не было - только я один. Так что не сказал бы, что я в компьютерах разбираюсь. Я и в калькуляторе-то до сих пор значения и функции всех кнопок не знаю. Какой уж там компьютер? Нас в школе учить пытались, но я все равно ничего не понял.
- Не понял - и не понял, - гражданин этот пожал плечами, - ничего страшного. А в фильме том, если там всё, конечно, так, как ты мне рассказал - в общем, и целом правильно всё показали. Поэтому и газету я вверх ногами держу, и кирпич на трубе - он то в виде одноцветных кирпичей, а то в виде разноцветных. Это всё из-за того, что мы сейчас с тобой находимся внутри компьютерной симуляции, а газета, которую ты у меня в руке видишь - это на самом деле не газета, а компьютерная программа, на которой записан вот именно тот мир, который ты вокруг себя можешь увидеть настолько, насколько хватит твоего зрения. Просто для удобства твоего восприятия программа эта выглядит как газета "Труд", которую я держу в руках. Потому что у тебя в школе по информатике двойка была, а в детстве стадион, на котором ты спортом занимался, относился к сообществу "Труд". Понятно?
- Ну, в общем, и целом, конечно понятно, - я пожал плечами. - А почему тогда я видел этот самый мир, сидя на этой остановке и до того, как вы сюда с газетой этой подошли?
- А что же еще ты должен был видеть, если ты находишься внутри компьютерной симуляции и сидишь в данный момент именно на этой самой лавке в ожидании автобуса, который должен отвезти тебя куда-то в район Твери?
- Ну не знаю, наверное, именно это и должен был увидеть. Но ведь мог бы хотя бы дождь не идти для разнообразия? Так веселее бы было. И да - кирпич на трубе, со стройки украденный, это конечно аргумент весомый, но все же не верится мне, что мы внутри компьютерной симуляции. Я что же - и до этого внутри неё находился?
- Разумеется, а где же еще? - он свернул газету и стукнул меня этой газетой легонько по лбу, но я отчего-то совершенно не обиделся на этот жест, - А насчет этой симуляции виртуальной, там и доказывать ничего не надо. Вот ты зачем сейчас вообще в эту Тверскую область едешь?
- Не знаю, просто решил куда-нибудь съездить, и ничего лучше и придумать наверное не смог. Ну и типа посмотреть на родину легенды русского шансона певца Михаила Круга, он про эти места вроде много пел. А при чём здесь это?
- Да притом, что никакая эта не случайность. Певец это круг, а ты соответственно - единица. А вместе вы двоичный код, понял?
- Не совсем, если честно.
- Вот поэтому у тебя двойка по информатике и была. Ты вот мне про фильм тот рассказывал, где умственно-отсталый с компьютером свой разум воедино слил, и из-за этого мир стал хорошим, но умственно-отсталым. Так вот - не обижайся, конечно, но тот умственно-отсталый из фильма это ты. Понял?
Возникла пауза. То ли дождь в это время перестал идти, то ли я задумался над тем - обидеться или рядом со мной сумасшедший какой-то? Но на всякий случай все же задал ему еще один вопрос:
- Допустим, что всё это так. Но почему тогда, если умственно-отсталый это я, то мир вокруг выглядит не так хорошо, как в том фильме, а вот так - как вокруг? Как-то не складывается.
Он вздохнул:
- Ну, во-первых, мы в России, а во-вторых, тот умственно-отсталый из фильма был хороший, а вот ты - не очень хороший. Вот поэтому у него получился после оцифровки мозгов такой мир, а у тебя - вот такой, да еще и я для объяснения с газетой "Труд" в руках, потому что по другому ты все равно не воспримешь.
И вот где-то на этом моменте я наконец-то обиделся. И за Россию, и за то, что не восприму я никак по другому, и за умственно-отсталого да вдобавок еще и не очень хорошего, и даже за газету "Труд", хотя и не читал ее ни разу в жизни, может раз или два случайно.
- А что, - говорю я, - папаша? Неплохо бы нам с тобой винца выпить. Тем более что и дождь вроде закончился. Где-нибудь там подальше, в чистом поле. Заодно мне и про виртуальность эту подробнее расскажешь. Идёт?
- Идёт, - он как-то сразу прям и оживился, - магазин тут недалеко, но денег у меня в обрез.
- Ничего, - я похлопал себя по карману.- Скинемся.
А потом мы пошли в магазин, а потом в чистое поле, где выпили две бутылки. А потом я его взял и зарезал. Потому что даже, если вся наша Россия - это всё лишь виртуальная компьютерная симуляция умственно-отсталого, который, к тому же еще и не очень хороший - она же всё равно Россия! Поэтому тыр-пыр, восемь дыр, и нех_й было так глядеть, Болеслав!