А в городе том жило два молодых человека, которые с самого раннего детства друг с другом во всём состязались. И у кого из них х_й длиннее, и кто из них выпить может больше и не проблеваться, и кто из них голым через весь город пробежать не за_сыт, и кто первым чтению обучится. Одного из них звали Петруччо, а второго Иваччо. И были они на самом деле дальними-дальними родственниками, но это им лишь поводов для споров добавляло - кто там из них более знатный и коренной местный горожанин.
И все в городе об этих их состязаниях взаимных знали, и сколько они в городе жили, столько и наблюдали, как там они у них с переменным успехом проходят. И даже подзуживали их постоянно, чтобы изобретали они для себя новые споры, и одолеть в них друг друга пытались. А когда сами они не знали, в чём бы еще посостязаться, то сами горожане и подкидывали им разные поводы и ситуации, в которых то один лучше второго выглядел, а то наоборот.
Но однажды и у горожан закончилась фантазия, да и может, что просто они им изрядно надоели. И не знали Петруччо с Иваччо, в чём бы им еще посостязаться, и лишь переругивались вяло, а работать никто из них не любил.
А в городе том к этому времени подросла одна девица из семьи богатой и знатной. И ровно до того возраста, когда можно уже и о сватовстве начинать думать, и самой ей разное в мире окружающем интересно становится. И так вышло, что одновременно и не сговариваясь, и не ради спора или состязания, влюбились в неё оба этих молодых человека, и так сильно, что каждый на ней жениться захотел.
И поэтому на время они друг с другом вообще перестали общаться и состязания прекратили, а заперлись каждый в своём доме, чтобы придумать - как сердце этой красавицы завоевать. Потому что она хоть и интересовалась всем, что в мире происходит, но вот о замужестве не задумывалась пока ни разу. Потому что считала, что всё это лишь оковы, и не хотелось ей вообще делать то, что придётся после замужества делать. А вместо этого любила книги читать и рисовать понемногу училась у одного старого художника-гомосексуалиста, который в это время городской собор расписывал. Ну и девицу эту заодно обучал пейзажному искусству, когда его вдохновение покидало, потому что кормили в ее доме вкусно и много.
И, наверное, если бы не была она дочерью одного очень богатого и знатного горожанина, то обвинили бы её за такие увлечения в колдовстве, да и сожгли бы на центральной площади за её рисунки вместе с рисунками. А так попросту считали немного взбалмошной и поговаривали о том, что, наверное, она и вовсе в монахини уйти собирается. И отец с ней даже на эту тему однажды серьёзно поговорил, но она его успокоила, сказав что ни в какой монастырь она не собирается (пока по крайней мере), а то, что ей рисовать учится нравится больше, чем о женихах думать, так это не потому что она какая-то не такая, а потому что женихи в их городе один дурнее другого. Но не лицом - лицом-то приятных много было - а умом и способом проведения своего досуга они ей не нравились. А что тут понравится могло, если все способы проведения досуга - лишь длинною х_я померятся, да кто кого перепьет и не проблюется - выяснить. Ну, отец от неё и отстал на время, пускай себе рисует, если хочет. Тем более, что капитал у него был изрядный, а то что потенциальные городские женихи и впрямь в массе своей остолопы, он и сам знал, потому что каждый день их видел.
И, как влюбились Петруччо и Иваччо, так целый месяц думали о том, чем бы такую необычную девицу удивить можно? Трудолюбием да повышенной деловой хваткой не получится, потому что не имеются они у них, да и не интересны такой девице будут, которая рисованию у художника обучается, главный городской собор расписывает. Наукам и философиям тоже не обучены были, а тому, что каждый из них очень много выпить может и не проблеваться, такая девица вряд ли удивиться. А то и вообще после этого смотреть на них больше никогда не захочет и, чего доброго действительно в монастырь уйдет, а все остальные горожане их потом за это на центральной площади камнями закидают за то, что они оскорбление семье знатного и богатого горожанина нанесли.
И в общем один из них решил написать для неё большую и красивую поэму, но не только про любовь - потому что это могло показаться ей поверхностным и чересчур игривым. А еще и про разные серьезные вещи, как-то оборона городских стен, символическое значение птичьих перьев, способы прокладки городского водопровода и как можно усовершенствовать кладбищенские склепы.
А второй, которому чтение и писание труднее давалось, решил приблизительно всё то же самое звуками изобразить, и начал для этого обучаться игре на самых разных музыкальных инструментах - на лютне, на дудках разных, на барабане.
И целый месяц они на улицах городских не показались. И даже горожане другие это заметили и даже забеспокоились - не случилось ли чего? А потом еще на целый месяц начались в том регионе сильнейшие дожди с грозами и ливнями - те самые из-за которых каменный гроб с письменами на неизвестном языке по подземным ходам и лабиринтам подземные обитатели на кладбище местное доставили, чтобы всплыл на поверхность он там. И вообще забыли горожане про Петруччо с Иваччо. А те всё это время настолько сильно увлеклись собственным обучением, что и вовсе не заметили, что на улицах городских ливни и грозы, и те, кто живут в грязи, иногда по улицам рыщут и кого поймают - под землю утаскивают, чтобы на поверхности потом только кости одни оставались.
А потом и дожди эти закончились, и кости с городских улиц собаки куда-то догрызать утащили, да и Петруччо с Иваччо закончили свои занятия, и наконец-то из домов своих выбрались, чтобы девицу ту пойти удивлять тем, что за все это время придумать успели.
А девица всё это время тоже без дела не сидела, пока дожди шли да грозы. И нарисовала за это время четыре картины в четырёх разных жанрах.
На первой был лес с поваленными деревьями и с деревьями, которые хорошо росли. И было в том лесу утро, а людей совершенно вообще никаких не было. И назвала она эту картину - "Те кто таятся ночью в лесу, под утро исчезают куда-то".
На второй изобразила как извергающийся вулкан засыпает пеплом и огнём весь город. Людей на этой картине наоборот было много, но все она либо уже умирали, либо скоро должны умереть были. И назвала эту картину - "Гнев Господень падёт на людей, и напрасно взывать они к милосердию станут".
На третьей картине изобразила кладбищенский склеп один с городского кладбища - но не их родовой, семейный, а совершенно другой, который на месте развалин древнейшего в городе храма был сделан, а кто в нём покоился - неизвестно было. И назвала её - "Вечный покой, в котором окажутся все".
А на самой последней - себя изобразила верхом на коне. Но не в виде рыцаря в доспехах, а в платье нарядном и так горделиво на всех свысока взирающей. И назвала эту картину - "Вечерние размышления об особенностях и недостатках городского судопроизводства".
И единственным, кто эти картины увидел, помимо отца и художника-гомосексуалиста, который её рисованию обучал, был лишь мальчонка один - незнатный и небогатый, и не сильно хороший собою, который в их доме служил всем понемногу - и на конюшне, и в мастерских железных, и в помощниках у алхимика чернокнижного.
Ну как мальчонка - был он её на два года старше, но вёл себя тихо и скромно, и поскольку он был в доме с самого раннего детства, то и привыкли к нему так относится, что как бы и вырос хотя, но не до конца взрослый.
И как увидел он эти картины - то так и застыл в изумлении, потому что и смысл их тайный мгновенно понял и тем, как всё изобразить она сумела, тоже восхитился. И кроме того как бы зов непонятный от этих картин он почувствовал. Примерно такой же, какой от картинок, которые в алхимических книжках, которые алхимик показывал, ощущал каждый раз, но не знал - отчего так? А сам чернокнижный алхимик ничего не объяснял и не рассказывал, лишь только смотрел на него каждый раз задумчиво и, как самому ему иногда казалось, с легкой какой-то жалостью.
И хотя мальчонка этот практически вообще никогда ни с кем в доме не говорил, а лишь кивал, когда его что-то просили сделать, то когда картины эти увидел, не смог сдержаться и произнёс:
- Можно я буду приходить на них смотреть иногда?
И так его голос оказался для девицы той неожиданен, что она разрешила приходить и смотреть на картины, но чтобы в доме никто не знал об этом.
А звали того мальчонку - Франческо. И был он болезненен с раннего детства. И больше молчал, чем говорил. И на реку ходил не только, чтоб рыбу ловить, а чтобы просто смотреть на реку. И совершенно не увлекался вином. И грамоте у алхимика чернокнижного практически сам обучился. И совершенно не интересовали его ни деньги, ни даже чёрная магия, потому что с раннего детства чувствовал он, как будто живёт внутри него кто-то иной, но не демон. А как будто когда-то давным-давно живший, но так до конца и не умерший.