Стоит на кладбище церковь, а возле неё растет дерево. Уже несколько веков растёт, еще древнее, чем церковь, и почти такое же древнее как кладбище. А на верхушке дерева сидит большая черная птица - такая как ворон, но не из местных краев прилетевший. Потому что в здешних краях не водятся вороны такого размера.
Возможно, что с Севера ворон такой прилетел, но не просто же так он прилетел, а наверное - с заданием. Может быть, посмотреть, а потом рассказать кому надо на Севере. А может быть, чтобы предупредить всех идущих в этот момент на кладбище. А может, чтоб в нужный момент каркнуть громко и хрипло, чтобы услышал другой ворон и тоже каркнул, чтобы услышал третий и дальше.
Смотрит ворон с самой верхушки дерева на приближающихся человеков. И выбирает, кто первый из этих вошедших для ворона станет пищей.
И огорчен черный ворон огромный этот, поскольку увидел, что трое из этих вошедших сегодня не станут обедом. Двое из них - с виду обычные люди, но один под защитой второго, а второго сама Смерть оберегает. Это именно Смерть призвала сюда ворона черного с самого Севера, потому что сегодня на этом кладбище произойдет начало.
Начало того, что преследовать всех на Земле продолжит многие годы, потому что откроют сегодня тот каменный гроб с неизвестными письменами. И нарушив печать, много веков назад самой Смертью на нём поставленную, нарушат законы Смерти о последовательности пространства и времени.
И первое станет вторым, а второе первым. И не станет понятно - как что называть, потому что названия смысл утратят. Но обретут силу подобно заклинаниям сожженной ведьмы. И много веков никто не будет этого видеть, и заметить не сможет. И станут люди произносить их бездумно, а некоторые - кто опасается - станут искать слова безопасные, но не найдут их тоже.
И никто не сможет предугадать во что сложится в результате всё это вместе однажды. Возможно, что весь уничтожится мир, а возможно наоборот возродиться. И кто-то начнёт умирать, а кто-то продолжит летописанье.
И видит ворон, как из церкви выходит Смотритель. И подходит к гостям, и гости его окружают. И просят им гроб показать, каменный, в самом углу кладбища. И ведёт их Смотритель туда, мимо старых могил и крестов, и совсем еще новеньких склепов.
А последней идёт с ними Смерть, перед неё алхимик с Франческо. И когда они к гробу подходят, встают над ним полукругом. И просят алхимика, чтоб объяснил - что там написано. И колокол бьет на колокольне за церковью, горбун за веревку дергает. И хотя и оглох он давно, и не слышит всех переливов, но получается складно, и те кто встали над гробом слушают колокол тот, забывая про всё остальное в эти минуты.
И остаются у них в головах лишь колокол этот звенящий и каменный гроб с неизвестными письменами. Лишь трое среди них избавлены в этот момент от чарующих звуков колокола - Франческо, Алхимик и Смерть, и сидящий на дереве ворон, который и станет четвертым.
Не те ли это три древние мыши Эдемские, про которые Смерть говорила за ужином? Произносящие охранное заклинание и рисующие на земле знак секретный, чтоб в мире царили покой и благоденствие. Но не для всех, а для тех кто способен их чувствовать через пространство и время. И окончен звон колокола. И снова все просят алхимика, чтоб он объяснил, что на гробе написано.
Разумеется, современному читателю такой слог может показаться чересчур витиеватым, излишне торжественным и даже местами напыщенным, но это лишь оттого, что сложно обыкновенными словами передать многие явления, которые как раз и являются самыми ключевыми во всех разворотах человеческой цивилизации, да и в жизни любого отдельного человека тоже. Фразами вроде "и в этот миг время вокруг них замерло", или "стояла звенящая тишина" можно лишь отдалённо обозначить сам происходящий процесс, но не более того. Отчасти для определения таких ситуаций подходит слово "недоумение". Но и то с учетом того, что недоумевают не сами участники происходящего в данный момент на кладбище, а, скорее, наблюдающие за ними со стороны зрители.
Как если бы все они (за исключением зрителей), не двигаясь с места оказались бы в следующий момент не в том городе, а на необитаемом острове где-нибудь в Тихом океане. Стоящие в тех же позах, и даже на том же кладбище, и что самое интересное - совершенно никак не отреагировавших на такую внезапную смену естественных декораций. Как будто бы ничего и не происходило вокруг них за эти мгновения. Недоумевал бы лишь зритель - Отчего так? Неужели не видят? Или делают вид, что не видят? Или стараются не показать страха? Или может быть все под гипнозом и кажется, будто стоя они так же на том же обычном месте? На кладбище города, где родились и проживают? И когда закончат стоять, то пойдут по домам, или вместе опять соберутся на ужин? И начнут обсуждать там увиденное и думать - что делать дальше? И как уберечься от мора смертельного - спрятаться или уехать?
И удивлялся бы зритель, но не так, когда ему показывают какой-нибудь интересный фокус. А лишь потому, что не мог бы понять - почему же они-то не видят то, что всем зрителям так очевидно, и так примитивно понятно, что хочется даже кричать стоящим - Почему же вы сами не видите? Или просто делайте вид, что не видите, пытаясь нас всех ввести в заблуждение? Но кричать бесполезно, потому что не будут услышаны крики стоящими возле гроба.
Но это в том случае, если эти потенциальные воображаемые зрители действительно существуют и наблюдают за нашими героями. Со стороны же обычного горожанина, если бы в данный момент он тоже бы в этот момент зашел бы на то же кладбище - ничего бы из ряда вон выходящего он не увидел бы по причине того, что ничего из ряда вон происходящего и не происходило. Пока, по крайней мере.
А увидел бы он вполне себе пасторальную и обыденную для 15 века панораму городского итальянского кладбища. И нескольких богатых и знатных горожан, собравшихся здесь в этот день для того, чтобы осмотреть неожиданно всплывшую из под земли после длительных дождей реликвию, которую ни один бы обычный горожанин того времени даже реликвией и не счёл бы.
Потому что интересовавший этих собравшихся гроб был старый и выполнен из обыкновенного грубого камня, скорее всего это были куски самой обычной скалы, отломавшиеся в результате сильного шторма. Которые подобрал кто-то, не имевший средств для заказа дорого гроба, и потративший всю свою жизни для выдалбливания из этой скалы могилы с самой обыкновенной тяжелой каменной крышкой.
Продать такой гроб получилось бы вряд ли, кому такой нужен? А письмена на неизвестном языке обыкновенных воров вряд ли бы заинтересовали. Скорее всего, они бы их даже что и не заметили.
Но мало ли чем могут интересоваться такие знатные и богатые горожане? Решил бы обыкновенный человек, которому интереснее оказалось бы устройство, к примеру, иностранного экипажа, на котором приехала на кладбище знатная дама. Потому что такого экипажа он в городе отродясь не видел.
Возможно и дама бы тоже привлекла на некоторое время его внимание. И тоже, потому что она - иностранка, а городских он всех знает. А то, что молча она стоит, пока все разговаривают, счёл бы за проявление горя, для кладбища характерное. Или за дамский испуг, что тоже вполне обычно на кладбище.
И уж точно бы не пришло ему в голову то, что видит он Смерть. А молчит она лишь оттого, что если заговорит - умрёт он. А по её, ей самой, установленному плану - умереть такой горожанин обычный должен не здесь, а лишь когда добежал бы до городской площади, чтоб сообщить, что на кладбище все умирать вдруг внезапно начали. Но так и не смог бы сказать этого, потому что упал бы, вымолвив лишь несколько слов, услышав которое никто ничего бы не понял. А поняли лишь потому, что покрылся он в ока мгновение трупными пятнами и пена пошла изо рта бы, как будто он бешеный пёс, покусанный неизвестным животным.
И, скорей бы всего, такой горожанин обыкновенный спокойно ушел бы с этого кладбища, чтоб не мешать богатым и знатным. И даже если и были бы там у него какие-то срочные вдруг дела, то решил бы прийти попозже, потому что ему самому так удобнее.
А если бы вдруг это был какой-нибудь нищий, то обрадовался он, увидев богатых и знатных. И встал бы у входа и стал дожидаться там терпеливо, пока закончат дела и обратно пойдут, и его одарят монетой. И если пришлось бы, то ждал бы до самого вечера. И остался доволен бы, если они бы остались живы. А так вместо монеты получил бы подарок от Смерти - скончаться суметь в самом начале за все свои в жизни страдания.
Немного совсем остаётся до того момента, когда собравшиеся начнут обсуждать - что же за артефакт неизвестный оказался у них на городском кладбище. И каким бы торжественным и важным не был бы этот момент - выглядит он обычно. А всё потому, что никто кроме Смерти не понимает всей важности этого момента и его торжественности. Лишь только алхимик может понять, что новая встреча его со Смертью здесь не случайна. И лишь Франческо может почувствовать, что то о чём думал так долго он - сегодня и здесь и начнётся. В книгах, которые он читал, подобное именуют бессмертием.